"Призрак времени" - читать интересную книгу автора (Савченко Владимир)

6. День разрушения (Время есть — времени нет)

Музыка звучала в звездолете — в отсеках, каютах, коридоре. Но теперь всюду к звукам скрипок, флейт, фортепиано, контрабасов, арф примешивался стук, скрежет и лязг металла, шипение электрорезаков.

Летье и Аскер в скафандрах с магнитными присосками на массивных башмаках двигались по корпусу, отделяли газовыми резаками второй маневровый двигатель, его сопла, многотонную камеру сгорания из черного монолита.

— На совесть делали, не отдерешь… — бормотал пилот в микрофон в шлеме.

Наконец камера помалу отделилась от обшивки. "Буревестник" тряхнуло. Бруно не устоял, сел. Камера мягко зацепиласьза выступ ближнего люка — и корабль снова дрогнул. Летье подбежал, противоестественно стоя под прямым углом к поднявшемуся Аскеру, отталкивал черный цилиндр руками. Физик помог; отпихнули: уфф!.. Камера пошла за корму, растворилась во тьме среди звезд. Избавившись от лишней массы, звездолет сразу наддал; двое на его обшивке легли, держались руками за скобы.

— Иван, сбавь тягу, а то нас унесет! — крикнул пилот.

Стефан, который уклонился от демонтажа, разорял библфильмофоноиотеку. Он разложил в две кучи книги, микрофильмы, касеты, диски с записями текстов и музыки, рукописи, отчеты. В одну то, что ему нравилось, в другую прочее. Кучи вышли равные. "Много…" — вздохнул он, берясь за ревизию первой. Взял в руки одну книгу, другую, несколько папок — и внезапно озлился, принялся кидать в люк переходной камеры все подряд. Уцелели только необходимые справочники да несколько музыкальных записей. Через четверть часа вслед за библиотекой в космос полетели и дюралюминиевые стеллажи.

Марина со слезами на глазах уничтожала оранжерею. Непросто было вырастить в условиях звездного полета эти желтые, алые и синие розы, гордые пионы, кусты помидоров, даже огурцы и морковку, яблоки и апельсины. В этом уголке земной природы астронавты отдыхали, отходили душой. Сколько труда и изобретательности вложили они во всякие приспособления, от складных подпорок до гироскопических гнезд для саженцев, чтоб спасти их при ускорениях!

Сейчас через переходную камеру в пустоту летела и флора, и почвы, и механика. Марина видела в иллюминатор, как беззвучно лопались в холодном пространстве налитые красным соком помидоры, свертывались мгновенно в черные стручки листья пионов…

Наконец Корень отладил астронавигатор так, что он автоматически менял тягу двигателей от уменьшения массы. Уточнил курс на Солнце. Опускался по коридорной шахте — и не узнавал корабля. Вокруг был разгром. За пустыми гнездами кают виднелись ребристые бока с пятнами сварки. Мимо пополз вверх на нейлоновом канате какой-то куб с обрыками кабеля. Капитан не сразу узнал в нем электроэрозионный станок, на котором еще недавно работал.

"Больше всего кают жаль, — подумал он. — Это выбросили за борт личную жизнь. А какая теперь будет?"

А музыка все звучала в шахте. Вот нежно, величественно и печально повела мелодию скрипка, к ней присоединился фагот, потом рожок и флейта, гобой — и весь оркестр. Увертюра "Ромео и Джульетта" Чайковского, узнал Иван.

Они встретились посредине шахты. Марина устало поднималась от оранжереи: комбинезон испачкан, волосы растрепались. На площадке молча постояли, прижавшись друг к другу. Иван поцеловал ее в глаза, почувствовал привкус соли. "Плакала." Поцеловал и руки, маленькие, в ссадинах и земле. Так, не сказав ни слова, оба двинулись дальше: он вниз, она вверх.

Опустился в ассенизационный отсек. Здесь кончалась жилая часть звездолета. В углу Стефан наращивал винипластовую трубку на торчащий из стены отросток.

— Для чего это? — спросил Корень.

— Для дерьма, — коротко и зло пояснил конструктор. — Оранжереи теперь нет, пусть идет в топливные камеры. Аннигилирует.

— Дельно. Помочь?

— Справлюсь, не надо. Странное существо человек, а, Иван?

— Почему? Человек просто человек, вот и все… Но знаешь, это приспособление может почти и не понадобится.

Сидящий на корточках Март уставился на него:

— Как это? Не понял.

"Сказать ему сейчас? — заколебался капитан. — Нет, не созрело."

— Позже поговорим. У Солнца.

Музыка Чайковского торжественно и страстно звучала в корабле — и оборвалась. Это Галина рывком перебросила выключатель. Повыдергивала разъемы, бросила их и дисковую систему в общую кучу, взяла инструмент, двинулась по кораблю снимать динамики.

Площадка у переходной камеры была завалена предметами. Летье разбирал каюты. Увидев девушку, протянул к ней руки, чтобы помочь перебраться через хаос.

— Слушай, Галинка, вот удивятся где-то в центре Галактики, когда выловят это кресло! "Космический летательный аппарат небывалой конструкции!" Восторгаться будут: вот техника, куда нам с нашими спиралодисками!

Та смотрела на него с улыбкой: "Старше меня — а какой он еще мальчишка. Это я и люблю в нем больше всего."

— Погоди, — пилот пошарил по карманах, достал кусочек мела, написал на спинке кресла: "Тони + Галя = любовь навсегда! Привет, жукоглазые! Дышите носом, если он у вас есть." Затолкнул кресло в люк камеры, нажал кнопку. Пусть ломают головы.

Бруно Аскер, раскрасневшийся и потный, сердито зыркал по сторонам, выискивая, где еще содрать электропроводку, гибкие трубы для воды и газа; сматывал то и другое в бунты. Снимал и распределительные щиты.

Все работали споро, понимая: чем раньше они повыбрасывают в космос ставшие теперь балластом вещи, тем больше сэкономят драгоценного антигелия.

Впрочем, разрушать — не строить. Управились за два дня. Отдыхали вповалку в отсеке управления, единственном нетронутом. Кроме него уцелела Установка Засыпания — Пробуждения, электромагнитная катапульта, обсерватория, малая часть запасов и инструментов; и лежала в стартовом гнезде одноместная разведывательная ракета "Ласточка".

Напоследок астронавты, как смогли, сгладили следы разрушения.

Потом все собрались в отсеке УЗП.

— Делаем цикл сверхускоренного торможения и вместе — обратный разгон до 0,3 от световой, — объявил Корень. — Через час, время, за которое надо успеть погрузиться в свои контейнеры, астронавигатор автоматически переведет двигатели в форсированный режим. Тяга будет 80 g. Когда выйдем в район Солнечной системы, тяга веренется на 0,8 g и произойдет наше пробуждение. Что ж, — он взглянул на товарищей, на Марину, коротко усмехнулся. — Начинайте. Я последний…

Астронавты раздевались (одежда при мгновенном замораживании могла повредить тело), погружались в контейнеры. Корень подводил очередной бак под лучи молекулярных генераторов, командовал:

— Товсь!

— и погрузившийся с головой человек от нажатия кнопки превращался в ледяной монолит в глыбе льда. Капитан откатывал сразу покрывшиеся инеем контейнеры в магнитные гнезда, закреплял их там. Он управился за 45 минут.

Поставил под лучи генераторов свой контейнер, включил ток электромагнитов. Теперь его контейнер, как и колонны генераторов, наглухо прикипели стальными основаниями к полу; 80-кратная перегрузка не пошевельнет их.

Разделся. Перевел управление на ту автоматическую схему, которую собрали и надежно, ударом об пол, проверили Аскер и Галина. Набрал там выдержку на пультике "120 часов", включил 60-секундную задержку перед срабатыванием.

Вдохнул полную грудь воздуха, прыгнул в бак, погрузился с головой и стал ждать. Наверно, он проделал все излишне быстро. Или секунды теперь текли медленнее. Как бы там ни было, Корень почувствовал дискомфорт; воздух распирал легкие. "Перемудрили Аскер и Крон, — раздраженно подумал он. Переавтоматизировали! Конечно! Нужно было провести кнопку включения ко мне в бак, не ставить выдержку. Жди теперь! — Он выпустил воздух, тот пошел перед лицом крупными пузырями. — Да что такое!?.. Неужто их автомат испортился! Как быть?.."

Вскоре он уже изнемогал от удушья, судоржно сжал челюсти и губы, чтобы не втянуть в легкие воду. "Выскочить из контейнера?"

… Перед глазами вдруг возникла картина, запомнившаяся со времени отработки метода: подопытный кролик, перепуганный погружением, дергался, пока не освободился от тянувшего на дно груза, выскочил из воды… и прямо в воздухе его приняли и обработали лучи генератора. Белый стеклопоподобный комок грянулся об пол и разлетелся на мелкие осколки.

В глазах Кореня возникла красная мгла. Он понял, что сейчас потеряет сознание. Заскрежетал зубами от натуги. В полную силу оттолкнулся ногами, вылетел из бака, покатился по полу. Поднялся. Плечи и грудь в ссадинах. "В чем же дело?"

Подошел к автомату Бруно-Крон. Алюминиевая панель лоснилась в свете ламп. Посмотрел на счетчик: вместо числа "120", которое он только что установил, там стояло "000".

Он глубоко дышал, не мог надышаться. Что такое? Минуло 120 часов — или… Если нет, то вот-вот заработает программа разгона в астронавигаторе, ускорение в 80 g размажет его по стенкам. И некому будет пробудить остальных.

"Прошло 120 часов, пять суток форсажа?!.."

Иван огляделся. Ничего не изменилось в отсеке. В прозрачных контейнерах застыли синеватые тела пятерых астронавтов. Зеркальные антенны генераторов были направлены на бак, из которого он выскочил. На полу лужа — это он расплескал, выскакивая.

Подошел к баку, опустил руку: вода вроде теплей той, в какую он погружался. Но, может, подогрелась от его тела?

По всем ощущениям, по памяти мозга и тела — прошли минуты от того, как он погрузился в бак. Неужто же пять суток!

… Прежде всегда кто-то дежурил, он и будил. "А, привет! Ну, как тут?.." — и тому подобное. Э т о было ощущением и первым переживанием пробуждения — и оно маскировало идеально отлаженную биофизику процесса: что генераторы входили в резонанс с колебаниями молекул тела сразу — за тысячные доли секунды останавливали их. Выход почти на абсолютный нуль; в этом была гарантия, что ни одна клетка плоти их не повредится. А при пробуждении точно так сразу все колебания возбуждались. "Выкл" и "вкл" быстрее, чем это делают с компьютеором; там еще операционную систему надо загружать.

Юношей Корень служил во флоте; его не раз будили заступать на вахту. Тоже можно было не сомневаться, что предшественник отдежурил положенные часы. А теперь… Он тщательно обтерся полотенцем, достал одежду, начал одеваться — а тело все еще ждало удара в 80 g. Дикое противоречие между ощущениями и сознанием. "Ты лишь несколько минут назад залез в контейнер, — доказывали чувства. — Ты вдохнул полной грудью, окунулся и ждал, пока сработают генераторы. Ты подумал даже, что лучше бы их включать кнопкой из бака… Выходит, ты начал думать это 120 часов назад, а закончил сейчас, после размораживания! Ты же едва не задохнулся…"

Он растерянно пригладил мокрые волосы. Вроде все так… но между ощущениями "до" и "после" не было разрыва. За это время должно произойти много событий: астронавигатор запустил двигатели на форсаж, из дюз вырвалось многокилометровые столбы белого огня. Огромная тяга погасила скорость в 0,8 от световой да еще придала кораблю противоположную, в сторону Солнца. (По Бруно это одно и то же, но по расходу топлива, наверно, нет.) "Буревестник" пролетел в обратном направлении почти все расстояние, на которое они до этого убили многие годы. Потом астронавигатор переключил двигатели в режим малой тяги, цикл форсажа кончился.

"Кончился? А если он еще не начался? Ведь чувствам тоже надо верить, иначе зачем они… Самодеятельный автомат мог не сработать, или пробудил меня сразу же. Импульсы счетной схемы те же шестеренки: где-то "зацепилось" не так — и выскочило сразу заданное конечное число. Тогда…"

Его будто по голове ударило. Цикл форсажа в самом деле может начаться вот-вот. Тогда у него оставалось на все про все минут 15. Истратил до погружения пять да сейчас на эту пси-маету столько же. Еще через пять минут его тело станет весить тонн пятьдесят — и недолго проживет. За дело!

Капитан действовал быстро и четко: заморозил воду в своем контейнера, выключил электромагнит, откатил, вкатил под антенны генераторов контейнер Летье, снова включил электромагнит и снова установил на том автомате выдержку "120" часов.

Все. Теперь в случае чего Тони разбудит остальных.

Отошел к стене. Тело ждало удара. На всякий случай попрощался с жизнью.

"Эх, как все не так получилось!.." Было не страшно — досадно.

Прошло не менее пяти минут. Отсек и весь корабль попрежнему обнимала тишина; в ней чуть слышно пикал счетчик автомата. Значит?..

Он с опаской, все еще ожидая форсажа, поднялся в отсек управления. Световые цифры астрокалендаря показывали "3657" — три тысячи шестьсот пятьдесят седьмой день полета. А было "3652". Синяя риска на шкале индикатора скоростей стояла влево от нуля (влево, в другую сторону!) против отметки "0,31с". Включил на большом экране маршрутную карту: там две линии накладывались, общая была явно толще, чем прежде. "Значит?.." — Корень начал чувствовать себя дураком.

"А если и эти приборы врут? — обожгла мысль. — Вспомни, как ты уверен был, что приборы показывают не тот снос. Может, еще какой-то фокус от этой Г-1830."

— Нет, так можно и умом тронуться… — капитан поднялся в носовую обсерваторию. За прозрачным куполом впереди по курсу ярким накалом пылали созвездия Скорпиона, Стрельца, Змееносца — те, что прежде из-за спектрального сдвига удаления были сплошь тусклы и красноваты. Неподалеку от Антареса и затмевая его сияла белая звезда. Солнце.

Для полного успокоения он измерил скорость по эффекту Допплера: 96 тысяч километров в секунду в направлении на свое светило. Все правильно.

Корень вернулся в анабиозный отсек. Пробудив команду, он рассказал о своих переживаниях и панических действиях.

— Надо управлять автоматикой из последнего контейнера, — сердито заключил он. — И крупно показывать счет времени. А то не поймешь: минули секунды или месяцы.

— Да-а… — протянул Летье, натягивая штаны; и вдруг, пораженный мыслью, застыл на одной ноге. — Послушайте! А если бы мы не тормозили от субсветовой, а неподвижно висели в пространстве?

— Неподвижно относительно чего? — уточнил Аскер. — Все тела во Вселенной двигаются.

— Ну… если бы двигались, как и другие тела в Галактике, с малой скоростью, десятки километров в секунду, или там сотни… и не было бы часов и приборов. Смогли бы мы определить, сколько пролежали в анабиозе: пятьдесят минут или пятьдесят лет?

— Боюсь, что нет, — покачал головой физик. — Вот тысячи лет мы заметили бы — по смещению звезд в созвездиях.

— А если бы, — Тони натянул штанину, стал на две ноги, — мы находились в межгалактическом пространстве, в тысячах парсек от галактик. Как тогда?

— Тогда смогли бы различать промежутки времени в миллионы лет, не мельче.

— То есть практически не заметили бы совсем течения времени?

— Вывод: нельзя заметить то, чего нет! — поднял палец Бруно.

— Если бы да кабы… — не без досады сказал Корень. — Хватит перекабыльствовать. Есть ли время, нет ли — у нас его сейчас действительно в обрез. А дел много.

Отсек управления теперь остался единственным более-менее пристойным помещением на корабле. Все собрались там — и чувствовали себя, как на вокзале.

Корень без обиняков изложил дальнейшую программу:

— Март и Бруно займутся подготовкой к выбросу через электромагнитную катапульту трех контейнеров. Проверить, настроить, тяжи для перемещения — все такое. Я и Летье точно ориентируем "Буревестник" на Солнце. Ошибка в доли угловой секунды… сами понимаете. А вы, — он посмотрел на женщин, — приведите себя в порядок. Женское тело штука более деликатная, чем мужское. Вам виднее что и как. Вот и давайте.

Физик и конструктор молча направились в носовую часть, к катапульте. Летье — к гиросистеме. Капитан тоже направился к выходу, но Марина мягко положила свою ладонь на его руку.

— Женское тело начинается с сердца, Вань. И с души. Галинка, оставь нас на часок. Потом будет у тебя такой с Тони.

И не было в этот час ни капитана, ни биолога — Иван да Марья. Последние в уходящей в тьму веков и пространств веренице Иванов да Марий, коим надо расставаться: то из-за войны, нашествия, то ради больших дел и замыслов, то в бега подаваться… а то и на отсидку. Одному сражаться, трудиться, мытариться, другой ждать — и неизвестно, дождется ли. И обстановка расставаний у Иванов да Марий всегда была некомфортная и наспех.

И обстановка свидания была, почти как у многих тех Иванов да Марий. что урывали свое, где придется: кто на полянке, кто под кустом или на стогу, в сарае…Лежали прямо на полу, на своей одежде. Марина ласкала Ивана во всю, как могла и умела. Ласкала и молила: его, Вселенную, судьбу, бога:

— Ребеночка!.. Пусть зачнется. Господи, пусть хоть в этом нам повезет!

Потом Корень мягко сказал:

— Мы ведь не вернемся, Маш. Да ты, похоже, почувствовала это.

И рассказал о замысле — или заговоре? — троих.

Их час кончился.

— Надо рассказать это Стефану и Галине, — молвил Корень, одеваясь. — У вас, если честно, шансы тоже невелики — всем троим долететь. А на Земле должны знать.

— Гале не надо, — покачала головой Марина. — Нельзя ей сейчас это знать. Ничего, долетим. Цельтесь точнее.

Потом был час у Тони и Галины. Пилот, предупрежденный капитаном, ничего ей не рассказал. Только одно:

— На всякий случай запомни: сектор Антареса. Самый четкий ориентир. Искать в случае чего там. Сектор Антареса, помни!

Он не уточнил, что искать, или кого.

— Это ты хорошо придумал, что катапульта рядом с отсеком УЗП, — похвали физик Стефана Марта. — Удобно. Будто знал наперед.

— Это не я придумал, еще до меня. Аварийный выброс экипажа. Но всегда должен кто-то остаться и исполнить его.

— Ага. А теперь мы пожелание Ивана заодно исполним — насчет управления из контейнера.

Исполнили. Системы замораживания и выброса действительно стыковались хорошо — контейнеры по направляющим могли скользнуть в люльку катапульты, потом выстрелиться — один за другим.

Март собирал инструмент. Работа была кончена.

— Вы, главное, наведите точненько. Чтоб в Солнечной засекли и перехватили. А то будем лететь, как сказал поэт, в звезды врезываясь.

— А я сейчас пойду к ним, — сказал Бруно. — Это действительно сейчас самое-самое.

Он ушел. Март остался один на один с установкой, катапультой и своими мыслями.

— … и мне безумно захотелось хоть как-то проявить волю свою, — он открыто смотрел на Искру. — Это ощущение безысходности. Щепка в бурлящем потоке причин и следствий, обстоятельств… и последний пинок судьбы: заморозят — и лети!.. — он вздохнул. — Вот и решил хоть это сделать сам. Пнуть себя.

— А почему Летье говорил о секторе Антареса? — спросил Остап. — Что за сектор такой! И так настойчиво…

— Ну… он, видимо, имел в виду звездную плоскость: Солнце, Антарес, Г-1830 — подлинная, — подумав, ответила Галина. — Участок этот. Дело в том, что они могли перерасходовать горючее. Тогда антитяготение той звезды отклонит "Буревестник" — они смогут выйти не на траекторию к Солнцу, но хотя бы в этот сектор. Так что если корабль-спасатель не встретит их на траектории, ему следует отклониться в этот сектор, искать там.

— А что, грамотно, — склонил голову Стефан.

— Так вы пошлете встречный корабль? — звонко спросила Галина. — С этим нельзя тянуть.

Искра помолчал, покачал головой:

— Нет. Я наперед знаю мнения членов Звездного Комитета. Не убедит их ваш рассказ, выши доводы. Послать навстречу… в противоположную сторону! Самое большее, что можно обещать: будем высматривать и в той стороне. Ждать, пока "Буревестник" приблизится — пусть и на большой скорости, перехватим… В подходящее время можно будет выслать астро-разведчика. А сейчас… нет.

— Что же, вы за сумасшедших нас принимаете! — Крон гневно вскинула голову. — За вралей или дураков?.. Хорошенькое дело, хорошенькая встреча.

Она быстро вышла из комнаты.

Марина поднялась, хотела пойти за ней, передумала, села. Минута прошла в тягостном молчании.

— Они не вернутся, Остап, — печально и уверенно сказала Плашек. — Их нет ни на обратной траектории, ни в секторе Антареса… нигде. Уже шесть лет. И "Буревестника" нет.

И она рассказала все, что велел передать Корень.

Стефан был поражен не менее Искры:

— Вот оно что! Вот что имел в виду Иван в той реплике… что асенизация им может не понадобиться.

— Тебе предназначалась не только та реплика об асенизации, — взглянула в его сторону Марина, — вся эта информация. Ведь я могла не долететь. Но ты смылся.

Март опустил голову.

— А почему Галине не сказали? — спросил Искра. — И сейчас не знает.

— Это я убедила капитана. Не хочу, чтобы она родила мертвого ребенка. Ко всем ее стрессам добавить еще этот… — Она поднялась. — Извините, я все-таки пойду к ней.

Председатель Искра и конструктор Март остались вдвоем. Остап размышлял, как убедить членов Комитета послать в ту сторону хотя бы автоматическую наблюдательную станцию. С обсерваторией и спектрально сдвинутыми приборами. Те, погибшие, именно на такое крепко рассчитывали.

А Стефан был просто раздавлен свалившейся на него новостью. И более всего тем, что "Буревестника" больше нет. Уже шесть лет! Даже "огрызок" его не вернется. Гибель товарищей… ну, они сами это избрали; да и все уходящие в космос к такому готовы, это обыденно. Но ЕГО корабль, сконструированный им и собранный в полете "Буревестничек"!.. Ничего он теперь не докажет.