"Смена командования" - читать интересную книгу автора (Мун Элизабет)

Глава 7

Доброта, Нуова Веница, Сайта Люсия

Хостайт Фиедди, маэстро фехтования и руководитель труппы, поклонился сначала Председателю, сидящему в ложе, потом обеим сторонам Большого зала, в котором собрались почетные гости государства и известные промышленники, и наконец повернулся спиной к самому опасному человеку своей Вселенной (по спине, как всегда, пробежал холодок), чтобы приветствовать смертного представителя Единого, которому подчинялись все вселенные и который был еще более опасен.

Сам дьявол придумал эти правила, чтобы устрашать невинные сердца. Правда, Хостайт был не таким уж и невинным. Его уже допрашивал Главный Мастер Ордена, впереди еще исповедь. Но пока…

Раздался звук труб, старинных труб, сделанных из изогнутых бараньих рогов, и краем глаза Хостайт увидел, как, словно темные пасти, распахнулись двери во всех четырех углах зала. В дверных проемах появились светящиеся фигуры, каждая в своей позиции. Зазвучала тихая барабанная дробь… и фигуры сделали шаг вперед, из-за их спин показались следующие.

Теперь фигур было восемь, вместе они составляли правильный квадрат. Барабаны стали отбивать более сложный ритм, там-там-там, танцоры — четверо мужчин и четыре женщины — двинулись вперед и вышли на открытое пространство, где стоял Хостайт. Одни фигуры символизировали металлы солнечных оттенков, их тела покрывали золотая, медно-красная, бронзовая и латунного цвета краски. Другие олицетворяли Луну. Здесь были серебро, сталь, свинец и платина. Он же, Тень танца, светился обсидиановым светом.

Танец со шпагами восходил своими корнями к древности, он возник задолго до того, как первые люди покинули Землю. Танцы со шпагами или ножами существовали у многих народов как часть искусства владения оружием. Проводились специальные представления, на которых богатые и власть имущие развлекались, глядя на то, как танцуют и умирают их слуги. Для многих людей с давних времен существовала связь между опасностью и страстью.

Но только Доброте удалось вплести эти старинные нити в неповторимый узор танца жизни и смерти. Хостайт улыбнулся под маской. Вот настоящий имперский цирк, вот священные воины, вот танцоры… а управляет всем этим действом он.

Светящиеся фигуры образовали круг, в центре которого стоял он… Хостайт где-то читал, что такой круг называется испанским. Хостайт медленно повернулся, зная, что получает такое же наслаждение от движений натренированных тел, покрытых светящейся в темноте краской, как и сам Председатель. Маски танцоров были прозрачными, кроме знатоков никто бы и не сказал, что они вообще существуют. Все видели только лица, прошедшие такой же процесс биомоделирования, как и тела, такие же красивые, но при этом абсолютно бесстрастные.

Сегодня играла музыка, выбранная Председателем. «Кадриль для вечера у моря» Иметзины. Председатель подал знак. Хостайт махнул четвертой и седьмой фигурам, Латуни и Свинцу. Начало танца было традиционным и могло показаться немного скучным.

Грациозно, с уверенностью вооруженных людей, фигуры четыре и семь вступили в круг. На тренировках они танцевали обнаженными, за исключением защитных щитков на запястьях, локтях и коленях, но во время официального представления, когда все знали, что из-за занавеса за ними наблюдает Он, на фигуре четыре были надеты небольшие металлические нагрудные медальоны и такая же маленькая юбочка из металлических пластин. Юбка не стесняла движений, при поворотах она разлеталась в стороны. На фигуре семь была набедренная повязка, маленький кусок ткани, закрепленный с помощью завязок.

Стальные клинки были покрыты краской того же цвета, что и сами танцоры. Только клинок Хостайта был сделан не из стали, а из настоящего обсидиана, он был не таким крепким, как остальные, но куда более острым.

По правилам традиционной кадрили танцевали сначала попарно, потом четыре на четыре. Хостайт немного переживал за четвертую фигуру, которая впервые выступала в Большом зале. На репетициях она делала все уверенно и безупречно, но, выходя первый раз в этот зал, каждый волновался и мог допустить ошибку. «Пелинн должна была еще полгода оставаться во втором составе, — подумал Хостайт, — но она так талантлива и так преданна делу, что превосходит всех остальных учеников. Остается только надеяться, что сегодня она получит высокие баллы».

Танцоры сошлись под музыку, скрестили клинки и снова разошлись в разные стороны. Фигура четыре двигалась четко в такт музыке, танцующие сделали несколько одинаковых движений, перекинули клинки из одной руки в другую в сложном пируэте, и Хостайт даже вздохнул с облегчением. Конечно, это всего лишь танец, но если бы Латунь и Свинец допустили хотя бы малейшую ошибку, они могли бы серьезно поранить друг друга, как в настоящем поединке.

Вслед за фигурами четыре и семь в круг вступили фигуры восемь и два, Платина и Медь, максимальный контраст цветов при минимальном различии формы: танцующие женщины были генетическими близнецами. Хостайт улыбнулся с явным удовлетворением. Обе женщины были в прекрасной форме, после стольких лет совместных тренировок они выступали просто потрясающе. Платина и Медь кружились, прыгали, делали выпады, наносили удары, рассекали клинками воздух. Казалось, они должны были изрубить друг друга на мелкие кусочки, но все прошло без сучка без задоринки.

Дальше шла очередь Бронзы и Стали, фигур три и шесть. На этот раз это были мужчины и не близнецы, они отличались и по росту и телосложению. Сталь, фигура номер шесть, был на четыре сантиметpa выше Бронзы, фигуры номер три, выпады у него тоже были мощнее, но номер три, родом из семьи потомственных акробатов, старался ни в чем не уступать номеру шесть. Под кожей у обоих перекатывались натренированные мышцы, клинки ударялись друг о друга в такт музыке.

Хостайт подал знак следующим парам. Фигуры один и пять будут танцевать вдвоем в самом конце, а сейчас они вошли в круг вместе с фигурами четыре и семь. Золото и Латунь, Свинец и Серебро… имитация боя в танце. Для настоящих ценителей это было самым интересным, они всегда внимательно следили за символикой танца. Для маэстро эта часть являлась самой сложной. В финале фигуры один и пять представят самые сложные движения, а это значит, что сейчас им надо беречь силы и ни в коем случае не получить никаких травм, но в то же время они должны продемонстрировать истинное боевое искусство и его превосходство над ложным. Хостайт снова волновался за фигуру четыре. Ей нужно показать, что она слабее фигуры пять, но при этом не поранить противника и не получить травмы самой.

Девушка танцевала ровно и уверенно, и он успокоился. У нее талант настоящего драматического актера. Когда противник, олицетворяющий истинное боевое искусство, наступал на нее, у фигуры четыре искажалось лицо, она делала шаг назад и, казалось, теряла равновесие, но не падала.

Танец продолжался, на смену первой четверке пришла вторая: фигуры два и восемь против фигур шесть и три. За этих танцоров Хостайт был спокоен, но фигура шесть оступилась, делая поворот. Возможно, пол стал скользким из-за пота или сам танцор потерял равновесие. Левая нога у него скользнула в сторону, и центр тяжести переместился, а фигура номер два — они выполняли второе движение — вспорола ему ногу от бедра до голени, обнажив кость. Хлынула кровь, зрители застонали. Хостайт не обратил на них никакого внимания, но дал знак танцорам. Фигуры три и восемь, не сбиваясь с ритма, отошли в сторону, фигура два отступила назад и, встав на одно колено, вытянул перед собой оружие.

Хостайт посмотрел на ложу Председателя. Что решит тот?

Председатель сделал знак. Музыка оборвалась. Танцоры замерли в своих позах. В полной тишине было слышно лишь прерывистое дыхание фигуры шесть. Мужчина лежал не двигаясь, и вокруг него разливалась лужа крови. Он изо всех сил старался сдерживать стон. Но Хостайт уже понял, что рана серьезная, шестой танцор останется инвалидом. Возможно, он выживет и даже будет ходить, но танцевать больше не сможет никогда.

— Сталь, — произнес Председатель. — Благодарим вас. Все кончено.

Никто не успел даже пошевелиться, а Хостайт уже стоял рядом с распростертым шестым. Он занес свой обсидиановый клинок над горлом лежащего на полу танцора, а через секунду поклонился Председателю.

— Продолжайте, — скомандовал тот.

Хостайт вернулся на свое место. Музыка заиграла с того такта, на котором оборвалась. Фигура два осталась без партнера и продолжала стоять на одном колене. Фигуры три и восемь танцевали в такт музыке, стараясь не смотреть на фигуру два и на страшное кровавое пятно. Так они отдавали последнюю дань и честь тому, кто достойно ушел из этой жизни.

В конце этой части Председатель снова поднял руку, и танец опять был прерван. Хостайт закрыл глаза мертвому шестому и произнес необходимые слова, чтобы душа его освободилась от тела и отправилась в свой путь. В зал вошли слуги, они завернули тело в полотно и под тихий барабанный бой унесли его, другие слуги вымыли пол.

Последние движения танца были необычайно красивы. Финальный танец Серебра и Золота, олицетворяющих Солнце и Луну, выходит за пределы материальной жизни, открывая дверь в мир духовного. Выше жизни и смерти был вечный огонь, который представляли танцоры.

По окончании танца они преклонили колени перед распростертым телом, кончиком клинка каждый сделал надрез на руке, и капли их крови смешались с кровью шестого. Дебютантка Пелинн побледнела.

Хостайт обнял ее за плечи и не отпускал, пока девушка не перестала дрожать.

— Ты молодец, — прошептал он. — Просто молодчина.

Каскадар, родовое имение семейства Теракян

Гунар Теракян и Бейзил Теракян-младший были выдающимися журналистами, они умели с должной осмотрительностью разнюхать практически любые подробности. Доходы им, однако, приносил не столько талант находить необходимую информацию, сколько умение скрывать ее от других. Они достаточно быстро установили, что пьяный парень, с которым они столкнулись в баре на станции Зенебра, был членом Богопослушной Милиции Нового Техаса и что ново-техасцы начали террористические действия против Правящих Династий. Жители Нового Техаса коренным образом отличались от техасцев Конфедерации Одинокой Звезды — вполне респектабельных, хотя .и не очень честных, когда дело доходило до «бизнеса».

Гунар и Бейзил рассказали обо всем своим отцам, как только добрались до кораблей, и семейство Теракян узнало новости одновременно с руководством Флота. Стараясь не привлекать особого внимания, они следили за операцией по спасению Брюн Ми-гер… и, конечно, заметили, насколько эмоционально нестабилен был в этот период ее отец.

Теперь Гунар снова встретился с Бейзилом, на этот раз в родовом поместье на Каскадаре. Их дальний родственник Каим, единственный из Теракянов, кто служил во Флоте, взял краткосрочный отпуск и лежал сейчас на кушетке на широкой веранде, созерцая льющий как из ведра дождь.

— Первый отпуск за четыре года, и вот пожалуйста, дождь! — Каим никогда не отличался терпением.

— Сейчас осень, — ответил Гунар. — Обычная осенняя погода…

— Терпеть не могу эти планеты, — сказал Каим. Гунар посмотрел на Бейзила, тот пожал плечами.

Вид у него был ничуть не радостнее, чем у Кайма.

— Ты сам выбрал время для отпуска, — достаточно резко заметил Гунар. — Ты же знал, какой здесь климат…

— Я много чего знаю. — вздохнул Каим и поманил их к, себе, — Вы слышали о том, что замечены неблагоприятные последствия омоложения?

— Ну… давно уже говорят, что препараты, которые производились на Пэтчкоке, были не совсем доброкачественными. Говорили, что это все заговор Доброты, что прямо на заводе был задержан их шпион. Так ведь?

— Ну, это просто недоброкачественные препараты, — Каим махнул рукой, словно двадцать семь процентов акций, а также позор и финансовый крах династии, имевшей дюжину представителей в Большом Совете, ровным счетом ничего не значили. — У меня есть доказательства, что ошибка, возможно, кроется в самом первичном процессе. Пока, правда, нельзя сказать наверняка. Официально сообщают, что все дело в недоброкачественных препаратах. Но, по моим данным, отмечены случаи нарушений умственной деятельности у первых омоложенных, прошедших повторный процесс. Например, у лорда Торнбакла.

— Не понимаю, — ответил Бейзил. — Ведь Брюн его дочь, он вел себя как нормальный отец.

Гунар заметил, что на груди у Бейзила след от джема. Его оставила трехлетняя дочка Бейзила. Бедный тот парень, который будет за ней ухаживать.

— Я знаю, у меня нет своих детей, — сказал Каим. — И все же… подвергать риску Династии из-за дочери…

Гунар что-то проворчал и похлопал Бейзила по плечу. Каим чуть ли не хвастает тем, что у него нет детей, словно специально хочет, чтобы его об этом расспрашивали. У Бейзила свои взгляды на этот счет, а мирить их приходится ему, Гунару. Как всегда.

— Значит, — начал Гунар, — если дело только в недоброкачественных препаратах, то все более-менее просто. Гораздо хуже, если ошибка в самом процессе. Каим, а разве никто, из старших офицеров Флота не прошел процесс омоложения?

— Прошли, но без повтора. Повторных процессов не проходил никто, разве что частным образом, а не через медицинское управление Флота. Первичное омоложение проходили добровольно, примерно лет сорок назад, когда уже был накоплен достаточный опыт в этой области. Только двадцать лет спустя омоложение стало обязательным для определенных чинов в определенном возрасте. А потом, лет десять назад, начали омоложение старшинско-сержантского состава.

— И что… ты не замечал никаких придурковатых адмиралов?

— Ну разве что Лепеску, — ответил Каим. Он уже рассказывал им об адмирале Лепеску.

— Он такой от рождения, — сказал Гунар. — Такие всегда были и будут.

— Знаю. — Каим неловко заерзал на кушетке. — И все же жутковато.

— Конечно, — ответил Бейзил, перекрестился и сплюнул через левое плечо.

— Придурковатых адмиралов я не видел, хотя я их и вообще вижу не много, но вот что касается сержантско-старшинского состава… вышла директива, чтобы все, кто омолаживался в течение последних десяти лет, срочно прошли медицинскую проверку. А я точно знаю, что только в нашем секторе как минимум восемь главных мастеров оказались непригодными к службе, и все за последние полгода.

— Похоже на недоброкачественные препараты, — констатировал Гунар.

— Да… адмиралы ведь прошли омоложение намного раньше, и с ними ничего такого не происходит. В чем же еще может быть дело? — спросил Бейзил.

— Дело в лорде Торнбакле, — ответил Каим. — Я не могу себе представить, чтобы человек его ума и положения втянул нас в настоящую войну из-за капризной, взбалмошной дочери.

Гунар снова тронул Бейзила за руку. Как он и ожидал, Бейзил уже весь напрягся.

— Отцы всегда так себя ведут, — сказал он. — Поверь мне, и твой тоже.

— Но все это может быть сделано преднамеренно, — запротестовал Каим. — Если кто-нибудь поставил перед собой задачу покончить с Флотом, то самый надежный способ начать как раз со старших мастеров.

— И кто же такой умный, по-твоему? Кто мог бы это сделать?

— Чтобы совершить саботаж такого масштаба, нужно было пробраться в самые верхи. Опять предательство…

Гунар пожал плечами. Отец Кайма тоже, всегда боялся предателей и заговорщиков. Даже во Флот Кайму пришлось пойти, потому что отец из политических соображений так долго не занимался бизнесом, что не смог обеспечить и будущее сына.

— Предатели есть в любой организации, — заметил Гунар.

— Да, но… мастера волнуются. Они считают, что все это заговор, цель которого отказать им в проведении омоложения за счет Флота. Сам-то я так не думаю, всем известно, что старшие мастера намного ценнее адмиралов. Но есть такие мнения. А это на руку нашим врагам. Например, Доброте. Очень легко представить, что они могли все это подстроить. Начальство Флота беспокоится, что появятся новые предатели типа Гэрривея и Хирн, но Доброта могла придумать что-нибудь похитрее.

— Возможно, — Гунара больше интересовал вопрос, какую выгоду можно получить из всего этого. — Значит… или обнаружится, что препараты были недоброкачественными, и тогда акции концерна Мор-релайн-Конселлайн окончательно упадут в цене, и они обанкротятся. Или выяснится, что были допущены ошибки в самом процессе омоложения, и тогда упадут в цене все омолаживающие препараты.

— Ну и ну! — Каим с гневом смотрел на Гунара. — Неужели тебя интересует только финансовая выгода? Неужели тебя не волнует, что, если все старшие мастера Флота станут невменяемыми, мы не сможем противостоять нашествию Доброты или Нового Техаса?

— Новотехасцы не опасны, — задумчиво произнес Гунар. — Этот пьяный…

— Но он не один. Как ты сам сказал, предатели есть в любой организации, то же самое можно сказать о дураках и пьяницах.

— И все же, — вставил Бейзил. Гунар сразу насторожился. — Не понимаю, почему мы должны искать этих предателей, если они вообще существуют. Мы несем определенную ответственность перед своим семейством, мы обязаны платить налоги, из которых, между прочим, тебе потом выплачивают жалованье, Каим. Так что не надо кичиться своими нравственными качествами.

Гунар раскинул руки в стороны.

— Хватит. Никто не хочет падения Династии, никто не хочет, чтобы семейство Теракян обанкротилось. Мы родственники. Но, кажется, об этом помнят далеко не все.

— Папочка! — Из столовой прибежала дочка Бейзила, за ней вошла ее мать. — Вот ты где! — Бейзил схватил ее на руки, и девочка улыбнулась остальным, потом объявила: — Пора обедать!

— Я не против, — ответил Гунар, вставая на ноги. — Иди сюда, малышка, а то твой папа не может встать. — Девочка соскочила с колен отца и бросилась на руки к Гунару, тот посадил ее на плечи, и она радостно заворковала. — Не забудь…

— …наклониться, — закончила она сама. Мать девочки покачала головой.

— Извини, Гунар. Ион, сын Лидии, сунул что-то в унитаз в детской ванной комнате, вода не проходила, и мы были заняты там. Вот Джесси и сбежала.

— Очень вовремя, — шепотом сказал ей Гунар. Бериш была такой же красивой, как и маленькая Джесси. Он иногда даже завидовал Бейзилу, вспоминая первые годы женитьбы, когда дети были еще хорошенькими маленькими пампушками, а жена сплошным очарованием. Гунар даже подумывал, не жениться ли ему во второй раз, но до сих пор не мог справиться с болью утраты Стеллы и детей. Он опустил Джесси на пол и вместе с остальными прошел к большому обеденному столу.

После обеда дождь ненадолго прекратился, и Гунар уговорил мужчин отправиться на прогулку вдоль берега, мимо оранжевых квадратных садков для разведения рыбы. Здесь Бейзил и Каим были слишком заняты тем, чтобы внимательно смотреть под ноги и кутаться от сильных порывов ветра, им уже было не до споров. Каим и так выдал им столько информации, что теперь на досуге будет что обсудить. К ужину тучи рассеялись, и Каим забыл о том, как еще недавно ругал климат планеты.

Сам Гунар больше всего хотел снова оказаться на одном из кораблей семейства Теракян, желательно с новыми декодирующими алгоритмами, способными перехватывать коммерческие анзибльные сообщения. Он постарался сосредоточиться на игре в слова, которой все занялись после ужина, но никак не мог сконцентрироваться. Каим уже в третий раз поймал его на повторении одного и того же слова, и он решил, что хватит.

— У меня голова гудит. Пойду лучше спать.

— Спать? — переспросил Бейзил. — Еще рано.

— Но я очень устал. — Гунар зевнул и поднялся по лестнице в свою башенку.

Бейзил, конечно, знал, чем он будет заниматься, но на него можно было положиться, Кайма он наверх ни за что не пустит. Проблема заключалась в том, что было невозможно незаметно для постороннего пересылать документы. Он связался с семейным офисом на Каскадаре и запросил отчеты о состоянии рынка за последние два дня. Потом сказал дежурному оператору, что приедет на следующий день и передаст кое-что для анзибльного сообщения.

— Будьте готовы к полудню по местному времени, — ответил оператор. — Сообщения по анзиблю отправляются в тринадцать ноль-ноль, а мы еще должны успеть все зашифровать.

— Я буду у вас в десять ноль-ноль, — пообещал Гунар.

Когда несколько часов спустя Бейзил поднялся к нему, Гунар все еще просматривал документы.

— По-моему, ты говорил, что у тебя гудит голова, — заметил Бейзил.

— Так оно и есть. — И Гунар снова зевнул, на этот раз вполне искренне. — Но меня кое-что беспокоит. Что-то творится с Конселлайнами. Вот, взгляни-ка…

— Не теперь. Утром. Мне пришлось поить Кайма бренди, иначе его было не удержать внизу. Сейчас я должен отправиться в постель, а то будет хуже.

— Ты обязательно должен взглянуть на это. Я точно тебе говорю, Бейз. Что-то происходит. Посмотрю на флуктуации индекса омоложения.

— Индекс прыгает с тех пор, как разразился скандал на Пэтчкоке, — ответил Бейзил. — Тогда он целых полгода вообще не мог выправиться, а теперь постоянно скачет.

— Так посмотри же, — в третий раз сказал Гунар и потряс перед ним таблицей.

— Ого. — Бейзил выпятил губы, потом снова втянул их. — А как насчет сырья…

— Уровень сырья подскочил вверх, — ответил Гунар и принялся рыться в кипе бумаг. — Вот… не могу точно сказать, пока не увижу документы собственными глазами, а их надо еще перекачать, но, бьюсь об заклад, это с заводов Конселлайнов, только они могут так быстро подтянуть все ресурсы.

— А они как раз теряют свои паи на рынке и… черт побери, дружище, хорошо бы посмотреть их бумаги.

— Надо сказать…

— Отцам, — закончил Гунар, — но не Кайму. Я готовлю анзибльное сообщение на завтра.

— Уже на сегодня. Помощь нужна?

— Постарайся не подпускать ко мне Кайма, остальное я сделаю сам.

Гунар во всем подчинялся отцу Бейзила, а не своему. Так было принято в семействе Теракян. Поэтому он очень удивился, получив сообщение от своего собственного отца.

«Гунар, попроси Бейзила задержать Кайма на планете еще на двое суток. Обязательно. Потом сам садись на шаттл и приезжай».

— Как распорядится Господь, — промычал Гунар. Он был достаточно набожен, но о выгоде не забывал никогда.

Значит, он был прав. Что-то назревает. Значит, надо убедить Бейзила заняться Каимом.

Казалось, что шаттл никогда не доберется до орбитальной станции. Сразу же по прибытии Гунар отправился в офис Корабельной компании Теракян. Там была страшная неразбериха, словно ждали прибытия корабля.

— Мы только что получили сообщение по анзиблю. «Любимчик» будет пролетом на станции, у них что-то срочное. Если нужно, они, конечно же, смогут взять и тебя.

«Любимчик Господа», сокращенно просто «Любимчик», был самым быстроходным кораблем компании Теракян, оснащенным лучшим перехватывающим оборудованием, какое только можно было достать при помощи денег, знакомств и мошенничества.

— Вот и корабль… — Один из работников ткнул пальцем в экран, на котором вспыхнула яркая точка.

Корабль только что на максимальной скорости вышел из скоростного коридора, а изменение цвета точки означало, что он приближается к станции, почти не снижая скорости. Крайне опасный маневр.

Значит, родители не скрывают, что случилось что-то срочное. Обычно корабли компании Теракян приближались к станции по стандартным траекториям. На такой по-настоящему опасный маневр они могли пуститься только в крайнем случае.

— Когда он будет здесь? — спросил Гунар.

— На такой скорости? Часов через двадцать. Двадцать часов. Зачем тогда отец просил его приехать немедленно?

Он улетел до того, как на планете станет известно о прибытии «Любимчика». Значит, Каим не свяжет эти два события между собой и ничем не сможет помешать.

Гунар вздохнул. Конечно, на станции был неплохой отель для транзитных пассажиров, и он вполне мог воспользоваться его услугами, но он прекрасно знал, даже не спрашивая об этом, что отец хочет, чтобы он ждал тут, в офисе, в комнате отдыха для мелких клерков. Кровати здесь были узкими, удобств почти никаких.

— Если меня будут искать, я обедаю в «Пятнистом ягненке», — сказал Гунар.

Он уже почти доел десерт — финики с медом и орехами, когда ему позвонили. В офисе его дожидалось специальное послание с борта «Любимчика».

Адхем, менеджер офиса, посмотрел на него с понятным удивлением. Гунар не принадлежал к воротилам семейного бизнеса. Он был одним из многочисленных Теракянов, пытающихся продвинуться по служебной лестнице. Так почему же именно он оказался в офисе как раз в тот момент, когда «Любимчик» летит сюда со срочным сообщением, и почему именно ему адресовано это послание?

«Потому что я не трачу время на разговоры с такими, как ты», — сердито подумал Гунар.

Капитан «Любимчика» встретила его у самого люка и крепко обняла. Лайса, сестра Бейзила, такая же горячая натура, как и ее брат. В семейном бизнесе Гунар подчинялся своему дяде, а Лайса, соответственно, отцу Гунара.

— Ты полетишь с нами, — шепнула она ему на ухо.

— Да. — Гунар еле высвободился из ее объятий. — Бейзил просил передать тебе пламенный привет.

— Мы только заправимся и летим дальше, — бросила на ходу Лайса.

Гунар кивнул и прошел внутрь корабля.

На протяжении ближайших нескольких часов он вкратце рассказал ей все то, что узнал от Кайма и из других каналов.

— А вот то, чего ты не знаешь, — сказала Лайса, когда он закончил. — На «Элайасе Мадеро» оказалась наша дальняя родственница, девушка по имени Хэйзел Такерис. Ее тоже взяли в плен. Лет семьдесят тому назад юноша из рода Теракян влюбился в девушку из рода Чапапасов…

— Гречанку!

— Да. С Делфи Дуэтти. Конечно, родители с обеих сторон были против, поэтому они изменили фамилию, стали Такерис. Нарожали кучу детей, в том числе шестерых сыновей, которые унаследовали особенность своих родителей не подчиняться воле старших и стали простыми торговцами, поздно женились и имели немного детей. Так вот, эта девушка — потомок того самого Теракяна. Мать ее умерла рано, ни братьев, ни сестер у девушки нет. А отца убили члены Милиции Нового Техаса, которые взяли корабль на абордаж.

Гунар слушал и пытался понять, где же связь с тем, что до этого рассказывал он. Лайса продолжала:

— Когда мы услышали о нападении, мы ничего не знали о девушке. В наших записях о ней не было сказано ни слова. Потом тетушка Хердион увидела выпуск новостей и решила, что они неправильно произнесли нашу фамилию. Ну, ты ее знаешь, она связалась с ними по внутренней связи, готова была всех растерзать. Ей выдали всю известную им информацию, чтобы только отделаться. Вскоре после того, как Хэйзел спасли из плена и в выпуске новостей об этом рассказали во всех подробностях, она связалась с родственниками семейства Такерис, чтобы обсудить будущее девушки. Тетушка Хердион решила удочерить ее. Родственники девушки не очень-то приветствуют эту затею, но сами они небогаты, поэтому приняли предложение тетушки Хердион оплатить образование Хэйзел.

— Да, но какое отношение все это имеет к омолаживающим препаратам и скандалу вокруг омоложения?

— Не очень-то большое, но для того чтобы понять некоторые последние решения, принятые на семейном совете, тебе нужно все знать. Эти решения влияют на всю нашу политику, начиная от контрактов, которые предстоит подписывать, и кончая подбором экипажа кораблей. Семейный совет не обратил большого внимания на твое сообщение со станции Зенебра об агентах Нового Техаса, но теперь они считают, что Новый Техас представляет собой реальную угрозу для Корабельной компании Теракян, в частности потому, что мы не очень внимательно подбирали экипажи кораблей. И еще потому что вы с Бейзилом поймали их агента на Зенебре. Они также обеспокоены наличием шпионов в корабельных компаниях. Они уверены, что пиратам было известно о том, что «Элайас Мадеро» должен был идти не официально заявленным курсом, а напрямик.

Гунар фыркнул:

— Бьюсь об заклад, об этом прямом пути известно половине торговых судов, курсирующих в этом районе.

— Теперь это запрещено. По крайней мере, нашим капитанам разрешается пользоваться только маршрутами, обозначенными на картах зелеными линиями…

— Что неминуемо скажется на работе курьерской службы…

— Но зато мы не попадем в лапы пиратам.

— Так что там насчет омоложения? Мне кажется, что нам нужно попробовать перекачать кое-какую информацию, идущую по коммерческим анзиблям…

— Мы уже это сделали. Хотя я не совсем поняла, что все это означает. — Лайса протянула ему несколько кубов. — Этот с Бенедиктуса, а этот с Каскадара трехнедельной давности. Мы перекачаем еще кое-что, когда будем выходить из системы.

— Куда летим?

— Куда пошлет нас Бог и отцы семейства. Мне еще никто ничего не сказал.

Гунар устроился поудобнее и принялся изучать кубы. Цены на омолаживающие препараты постоянно прыгали: падали, когда просачивалась информация об их недоброкачественности, и поднимались, когда ходили слухи, что препараты становятся дефицитом. Но цены на сырье с момента скандала на Пэтчкоке постоянно росли… Для производства омолаживающих препаратов использовалось сырье, которое шло и на производство других фармацевтических средств, но кое-какие ингредиенты не участвовали ни в одном другом производстве. Гунар выделил именно эти продукты. Цены на них постоянно повышались. Значит… кто-то их скупает и, судя по всему, использует для производства омолаживающих препаратов, то есть существует какой-то большой рынок сбыта этих препаратов.

Он продолжал рыться в документах, отрываясь только, чтобы поесть и немного поспать. Его разбудила Лайса.

— Кое-что новенькое.

Гунар протер глаза и застонал:

— И куда же мы летим, о красотка?

— На Марфалк.

Марфалк. К черту на рога. Он слышал название, но ничего не знал о самой планете.

— Сколько времени лететь?

— Около восьми дней.

— Я пошел спать.

Но заснуть он не смог. Он все время думал о том, что не посмотрел вновь полученные документы. Наконец вылез из постели, выругался на всех языках, которые знал, и принялся просматривать данные.

— Ты не сказала мне, что перехватила такое ценное послание, — упрекнул он Лайсу по внутренней корабельной связи.

— Ты очень хотел спать, — ответила она.

— Теперь уже не хочу.

Послание было зашифровано, но на «Любимчике» имелись специальные машины для дешифровки стандартных коммерческих шифров. Шифр оказался двойным, второй, как обычно, проще первого. Дешифратор быстро справился со своей задачей. Наконец они добрались до кода. Чей же это код? Что-то очень знакомое… наконец он вспомнил. Семейный код Кон-селлайнов. У него даже дыхание перехватило.

— Лайса, у нас есть дешифратор кода и позывных основной линии семейства Конселлайн?

— Так вот что там такое! На борту нет.

— Скорее всего, я прав. Конечно, можем попробовать и другие, но я почти уверен.

Гунар покачал головой. Послание Конселлайнов казалось вполне понятным и так, но он-то знал, что это впечатление обманчиво. С ними нужно держать ухо востро. И вдруг Гунар все понял, словно кто-то написал ему разгадку красными чернилами.