"Васек Трубачев и его товарищи" - читать интересную книгу автора (Осеева Валентина Александровна)Глава 3 Семья ТрубачёваОтец Васька, Павел Васильевич, работал мастером в паровозном депо. Павел Васильевич любил своё дело. К паровозу у него было особое отношение. Большое ворчливое чудовище, выдувающее пар из своих ноздрей, казалось ему живым. В разговорах с Васьком он любил употреблять выражения: «здоровый паровоз», «больной паровоз». Васёк запомнил рассказы отца: «Стоит пыхтит, хрипит, тяжело ворочается. Ну, думаю, захворал дружище. Надеваю свой докторский халат, беру инструмент и давай его выстукивать со всех сторон…» Васёк слушал, и в нём росло дружелюбное отношение к этой железной голове поезда. Павел Васильевич мечтал, что из Васька выйдет инженер-строитель или архитектор. Он будет строить лёгкие и прочные железнодорожные мосты или дома с особыми, тщательно обдуманными удобствами для людей. Сам Павел Васильевич – выдумщик и мастер на все руки. Квартира Трубачёвых была обставлена красивой и замысловатой мебелью его работы. Круглый шкафчик вертелся вокруг своей оси. Посреди комнаты стоял обеденный стол с откидными стульями. «Всякое дело любит, чтобы человек в него душу вкладывал», – говорил Павел Васильевич. Жена его была женщина слабая, болезненная, но о болезнях своих говорить не любила. Она сама справлялась со своим маленьким хозяйством и всегда знала, что кому нужно. Отец и сын обожали мать; тихая просьба её была законом и исполнялась обоими беспрекословно. Павел Васильевич сам занимался с сыном. Васёк учился на «отлично». Всякая другая отметка была неприятной новостью. В таких случаях Павел Васильевич, собрав на своём лбу целую лесенку морщин, останавливался перед сыном и спрашивал: «Как же это ты? Язык заплелся или голова не варила? Ведь ты же этот предмет как свои пять пальцев знаешь!» В прошлом году мать Васька слегла и больше уже не вставала. У Павла Васильевича стало много домашних забот, но к занятиям сына он по-прежнему относился внимательно. Каждый вечер оба подсаживались к кровати матери, и она, опираясь локтем на подушку, слушала, как Васёк отвечает отцу заданный урок. Смерть жены была тяжёлым ударом для Павла Васильевича. Он не находил себе места в осиротевшем доме, растерянно бродил из комнаты в кухню и молча сидел за столом, опустив на ладонь свою большую рыжеватую голову. И только при виде сына вскакивал, суетился, перекладывал что-то с места на место, приговаривая: – Сейчас, сейчас! Умойся, сынок! Или, может, покушаешь сначала, а? И потом погулять пойдём, а? Васёк молча смотрел на него, потом утыкался лицом в подушку и плакал. Отец присаживался рядом, гладил его по спине и повторял: – Что ж поделаешь, сынок… Пережить надо… Или, крепко прижимая к себе мальчика, шептал ему, смахивая с усов слёзы: – Папка с тобой, Рыжик. Папка от тебя никуда… И действительно, всё своё время Павел Васильевич отдавал сыну. Кроме Трубачёвых, в квартире жила ещё шестнадцатилетняя соседка Таня. Ещё при жизни матери Васька Таня приехала из деревни со своей бабушкой, потом бабушка умерла, и Таня привязалась к семье Трубачёвых. Павел Васильевич устроил девушку на работу в изолятор при детском доме. Вечерами Таня училась в школе для взрослых. Павла Васильевича она побаивалась и слушалась его, а Васька жалела и после смерти матери утешала как могла. Васёк любил забегать в маленькую светлую комнатку Тани с широкой бабушкиной кроватью и горой подушек. Пёстро раскрашенный глиняный петух с иголками и нитками напоминал ему раннее детство, когда, бывало, услышав его капризы, бабушка Тани сердито говорила: – Это что ещё такое? Пойду за петухом… Он у меня этого страсть не любит! Васёк затихал, а когда вырос, часто смеялся над собой и просил: – Расскажи, мама, как я Таниного петуха боялся… Павел Васильевич, оставшись без жены, думал про Васька: «Я теперь ему отец и мать». Он недосыпал ночей, стараясь поддерживать тот порядок, который был при жене, боялся в чем-нибудь отказать сыну и, когда кто-нибудь замечал ему, что он похудел и осунулся, озабоченно отвечал: – Это пустяки. Вот с хозяйством я путаюсь – это верно… Надо бы сестру выписать, да не знаю, приедет ли. А Васёк, не понимая трудной жизни отца, говорил: – Не надо… Нам и вдвоём хорошо? |
||
|