"Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь" - читать интересную книгу автора (Дворецкая Елизавета)

Глава 8

На другой день утром Хельги хёвдиг собрал всех домочадцев в гриднице. За хозяевами Лаберга послали тоже, и в ожидании их домочадцы не сводили глаз с Хельги. Она сидела возле отца, закутанная в большой бабушкин платок, и тихо улыбалась в ответ на умиленные взгляды. Ее вчерашняя мнимая смерть всем казалась страшным сном. Да и ей самой почти не верилось в произошедшее. Но все же что-то в ней изменилось. Она чувствовала себя хорошо, но в груди застыла странная пустота, как будто уголек сердца подернулся золой. Ей было легко и спокойно, как не бывало очень давно. И эта легкость настораживала – уж очень она напоминала серый покой мира Хель.

Гудмод Горячий с женой и домочадцами не заставил себя ждать. С ними явилась Далла и еще кое-кто из соседей, прослышавших о чудесном происшествии и жаждавших узнать подробности. Все видели обломки «Морской Лисицы», многие наблюдали с берегов сумеречную морскую битву, многие слышали, что дочь хёвдинга утонула. А теперь говорят, что она дома, живая и здоровая, что ее спас сам дух побережья, Ворон! Впрочем, про нее давно говорили, что она с ним знается.

– Я думаю, что боги не хотят продолжения нашей вражды! – сказал хёвдинг гостям. – Они намекнули нам на это более чем ясно. Я знаю, что Брендольв понял свою ошибку, и не моя будет вина, если и дальше наши отношения не будут дружескими.

– Я рад, что ты так думаешь! – бодро отозвался Гудмод хёльд. Он был убежден, что его сын вел себя наилучшим образом: и когда пытался увезти дочь неприятеля, и когда отважно явился в Тингваль навстречу своей судьбе. – И не моя будет вина, если мы все же не станем родичами!

Он посмотрел на Хельгу и подмигнул. После того как Брендольв на весь фьорд кричал о том, что Хельга станет его женой, не сыграть свадьбы будет как-то нелепо.

– Мою дочь ведет судьба! – ответил хёвдинг. – Я и раньше старался считаться с ее желаниями, а теперь принуждать ее к чему-то было бы и вовсе неразумно. Пусть она выбирает сама. Ее хотят взять в жены два человека, и каждый из них имеет несомненные достоинства. Только ей самой решать, в ком из них ее судьба. А я приму того зятя, которого она укажет.

Теперь все посмотрели на Хельгу. Даг рядом с ней чуть слышно вздохнул: он был уверен, что она выберет Брендольва, а ему этого не слишком хотелось. За последнее время он подружился с Хеймиром ярлом и видел в нем одного из самых достойных людей на земле. Пусть его советы не привели к добру, но он действовал как должно, и начнись все сначала, Даг опять признал бы его правоту. Но вслух он не произнес ни звука. Пусть она сама решает.

Хельга услышала его вздох и повернула голову. Вчера в темноте она ничего не разглядела, утром решила, что это блик света так странно упал на голову брата… Но сейчас она видела, что никакой это не блик света. Широкая прядь в светло-русых волосах Дага, справа ото лба, стала совсем белой. Он сам не заметил, как поседел за прошедшую ночь. И вид этой седой пряди снова вызвал в душе Хельги пронзительную нежность. Она вернулась не к кому-то из тех двоих, а к нему. К тому, кто узами крови вернее всех прочих привязывал ее к жизни и вызвал из серых долин смерти.

– Я… хотела бы сохранить тот сговор, который был провозглашен на тинге, – сказала она и посмотрела на Хеймира ярла. – Весь Хравнефьорд, все восточное побережье хотело, чтобы мы заключили союз с Хильмиром конунгом. И если Хеймир ярл не хочет взять свое слово назад, я выйду за него.

Хеймир молча смотрел на нее, и Хельга улыбнулась ему. На самом деле ей было все равно. Она не видела почти никакой разницы между Хеймиром и Брендольвом, только помнила, что Хеймир зачем-то нужен ее родичам больше Брендольва. Пусть все будет так, как они хотят. Ведь ради них она ушла оттуда, из той серой мягкой мглы. Ради них она простилась с Вороном. У нее будет простая человеческая жизнь, дом и дети, а кто будет их отцом, не так уж важно. Ворону все равно, в чей дом прийти за ней в миг смерти.

Брендольв опустил голову. После того, что он сделал, он считал себя не вправе уговаривать ее и даже на что-то надеяться. Правда, этот Хеймир ничем не лучше…

– Это очень мудрое решение! – важно сказала Далла. Скрывая разочарование, она улыбнулась хёвдингу и даже Хельге, которая своим ответом разрушила ее вспыхнувшую на мгновение надежду. Если бы эта дурочка выбрала Брендольва, то дорога к цели самой Даллы очистилась бы даже без ее участия. – Союз со слэттами так важен для квиттов! Ведь не следует забывать о фьяллях! Боги помогли нам избежать одной беды, но рано садиться к очагу и приниматься за саги!

Через несколько дней сумерки застали Даллу неподалеку от горы в вершине фьорда. Ее сопровождали Брендольв и Фрегна. Потерпев неудачу из-за решения Хельги, Далла не отказалась от надежд и еще немало времени провела в разговорах с хозяевами Лаберга. Брендольв с таким откровенным мучением переживал свою неудачу, что это внушало Далле надежду еще сделать его своим союзником. Желание вернуть Хельгу, ставшее отныне совершенно несбыточным, мучило его так, что он почти не мог думать ни о чем другом. Закрыв глаза, он воображал, что ничего не случилось – ни ссоры на тинге, ни его первой поездки на юг, а был только их сговор, и эти мечты давали ему хотя бы несколько мгновений сладкого отдыха.

Гудмод хёльд громко рассуждал, что род Птичьих Носов не так уж хорош и дочка Хельги не стоит того, чтобы о ней беспокоиться. Но фру Оддхильд правильнее оценивала положение и всей душой жаждала возобновления сговора, хотя почти не верила, что это возможно.

– Этот Хеймир ярл ее как приворожил! – говорила фру Оддхильд. – Это все началось, когда Даг вернулся из Эльвенэса и привез ей те застежки. Наверное, они заколдованы. Она стала их носить, а потом, когда Брендольв вернулся, она едва глядела на него, хотя самого Хеймира тогда еще в глаза не видела.

– Есть такие вещи! – подхватила Альфрида, лекарка, которая занимала в челяди Лаберга очень видное место. – Такие вещи, которые приносят любовь. Еще у Вёлунда* было кольцо, которое он предназначал для своей жены, чтобы она всегда любила его. А потом кольцо попало, как добыча, к конунгу Нидуду, и он отдал его своей дочери… Ну и кончилось тем, что она забеременела от Вёлунда. Заклятые вещи свое дело знают! Наверное, эти застежки с воронами тоже вроде того кольца. Пока Хельга их носит, она любит Хеймира.

Домочадцы Лаберга кивали. Им требовалось какое-то объяснение вроде этого, иначе они не смогли бы понять, каким образом маленькая Хельга предпочла какого-то чужого человека Брендольву – их Брендольву, которого она знает с детства и лучше которого не сыскать в целом свете.

Кюна Далла имела свое мнение о причине такой крепкой привязанности Хельги к новому жениху. Чему тут удивляться, если девчонка хочет выйти за сына конунга? Да какая же дочь хёвдинга не мечтает о таком муже? Хельга достаточно взрослая, чтобы понять свою выгоду, а нет, так отец и бабка вправят ей мозги!

Действовать вдова конунга начала немедленно. Отправившись в Тингваль, она предложила Хельге продать застежки. Но Хельга оказалась так решительно, так поспешно прижала ладони к своему сокровищу, точно его отнимали силой, что Далла уверилась: мать Брендольва права. В застежках что-то кроется.

За время жизни в Лаберге она услышала от женщин немало из того, что здесь совершилось в последние месяцы. Особенно ей запомнился рассказ о старой Трюмпе и разбуженных духах. Такую могущественную колдунью стоит иметь в виду. А участь Ауднира ей не грозит. Что бы там ни вышло, Хельга не станет вызывать ее на поединок.

Когда Далла предложила Брендольву проводить ее к Трюмпе, он сначала вздрогнул и отказался.

– Хельге мешает колдовство! – втолковывала ему Далла. – Эти застежки – заклятые, пока она их носит, они привораживают ее к Хеймиру и она не видит никого другого. Даже если Сигурд Убийца Дракона вернется из Валхаллы и посватается к ней, она ему откажет. Но колдовство до добра не доводит. Ты сам помнишь, что стало с твоим родичем Аудниром. Ее нужно спасти от колдовства. Она сама не хочет расставаться с этими застежками, но ее нужно от них избавить.

И они отправились к Вершине. Брендольв ни с кем не делился их замыслами, даже с матерью. Колдовство – не слишком достойное дело, а для мужчины и вовсе позорное. Но затея Даллы давала ему хотя бы тень надежды, необходимой, как воздух. Чтобы иметь возможность дышать, Брендольв готов был согласиться с вдовой конунга: ради достойной цели даже недостойные средства хороши.

– Вон ее дом! – Брендольв показал вверх по склону горы.

Далла уже и сама разглядела под старыми елями низкую избушку, придавленную тяжелой дерновой крышей. Толстенные бревна подошли бы скорее для жилища великана. Из оконца над дверью тянулся дымок.

– Она должна быть дома, – сказал Брендольв, невольно хмурясь. Ему было так противно и неуютно, точно предстояло взять в руки живую змею. – Она после того… ну, когда болела, теперь из дому не выходит. Ни один человек ее не видел. Если она вообще не подохла.

Далла нахмурилась. Смерть Трюмпы ее не устраивала.

– Я дальше не пойду, – твердо сказал Брендольв на опушке. – Мужчинам там нечего делать.

– Подожди меня здесь, – велела Далла и пошла к избушке.

Фрегна следовала за ней молча и неотступно, как тень. Брендольв так привык видеть эту женщину рядом с Даллой, то идущую следом, то выполняющую самые тайные поручения, что вдруг показалось – у вдовы конунга два тела.

Далле тоже не слишком хотелось приближаться к жилищу колдуньи, но твердости этой маленькой женщины мог бы позавидовать иной мужчина. Доблесть не только в том, чтобы одолевать врагов. Одолевать собственные желания и нежелания тоже трудно, и для этого тоже нужна немалая доблесть. А Даллу из рода Лейрингов никто не назвал бы слабой. Ей было противно глядеть на низкую серую дверь с зеленоватым налетом лишайника, но она упрямо делала шаг за шагом, все ближе и ближе. Ее мальчик должен остаться конунгом квиттов и воспитываться так, как ему подобает. И никто не скажет, что мать плохо позаботилась о нем!

Когда до избушки оставалось пять шагов, дверь заскрипела, выдвинулась вперед, и из-за нее показалась щуплая женская фигура. Далла остановилась. Нет, это не Трюмпа: женщина была совсем молодой… если у этой троллиной породы вообще бывает возраст.

– Кто ты? – робко, встревоженно спросила хозяйка, бросив на Даллу взгляд исподлобья. – Мы тебя не знаем.

– Вам и не надо меня знать, – сурово ответила Далла. – Старая Трюмпа еще жива? У меня есть дело для нее.

Женщина помедлила, держась за дверь, потом отошла внутрь избы:

– Войди.

Переступив порог, Далла оставила дверь открытой: очутиться в избушке колдунов без света было слишком даже для нее.

– Ой, закрой, закрой! – пронзительно запищал чей-то тоненький старческий голос с узкой лежанки возле очага. – Закрой!

Далла дернула скрипучую дверь, только чтобы этот голос умолк.

– Это ты – Трюмпа? – спросила она, стараясь в полутьме разглядеть существо на лежанке. – Говорят, ты колдунья?

– А ты пришла издалека ради моего колдовства? – Хозяйка, похожая больше на трухлявый, морщинистый гриб, чем на человеческое существо, захихикала, суетливыми движениями собирая складки дырявого и засаленного одеяла вокруг себя. – Видно, когда кончились мужчины, в ход пошли и старухи?

– Мне нужно от тебя одно! – сурово сказала Далла. В этой вонючей избе ей было так тошно, что она не хотела тянуть время. – Мне нужно, чтобы ты добыла у Хельги дочери Хельги серебряные застежки в виде воронов, которые она носит каждый день. И отдала их мне. Сможешь ты это сделать?

Старуха завозилась под своим одеялом. Ее нездоровая суетливость выглядела отвратительно, как возня крысы или извивы змеи, но Далла не отводила глаз, боясь оставить старую ведьму без присмотра.

– Да или нет? – спросила Далла. – Если да, я хорошо тебе заплачу. Золото, серебро, корову, лошадь, рабыню? Выбери сама. Если нет, говори быстрее. Я поищу другую колдунью, посильнее.

– Посильнее меня бывают, да не всякий возьмется за такое дело! – ответила хозяйка. Перестав возиться, она села на лежанке, подняв колени к подбородку, и ее глаза в полутьме поблескивали колким темным блеском, как у мыши. – Украсть застежки могла бы любая рабыня, что же ты не попросила их? Тингваль – «мирная земля». Это сильное место. Оно отталкивает зло и чужое колдовство. Знала бы ты, каких сильных духов я на него натравила зимой, а они только и смогли, что сбросить посуду с полки! Зато сама я…

Старуха замолчала, и ее цепкий взгляд ощупывал Даллу. Гостья содрогнулась и невольно прижала руки к груди: казалось, этот взгляд проникает прямо внутрь и шарит там, как чужая, жесткая, холодная и жадная рука. Показалось, что Трюмпа сейчас украдет ее душу, и Далла в мгновенном ужасе подалась к двери.

– Я сделаю, что ты хочешь! – вдруг лихорадочно зашипела колдунья.

Далла обернулась. Мерзкая развалина, высунув одну руку из-под одеяла, махала ей, стараясь вернуть, и ерзала, точно сидела на горячем.

– И возьму за это плату! – продолжала колдунья. – Я возьму то, что ты можешь добыть, а я нет! В Тингвале есть мой враг – проклятый берсерк, что едва не убил меня! У него сильный щит. Забери его щит и отдай мне! А в обмен получишь застежки. Он ведь не носит щит всегда с собой!

– Какой берсерк? – Далла нахмурилась.

– Тот, что послал обратно духов! Тот, что уезжал и вернулся! Тот, кого ненавидел и искал мертвец! Я сделаю мертвецом его самого! Достань мне его щит, и ты получишь те застежки!

– Как его зовут? – Далла не могла сообразить, о ком идет речь, и злилась на бестолковую старуху. – Как будто я знаю всех берсерков!

– Тот, кто ушел от Повелителя! Кто принес его сюда на плечах! Кто не боится огня! Кто сплетает защитные чары! Он, он! – шипела Трюмпа, взвизгивала, дергалась, будто ее кусали невидимые тролли.

Она казалась совсем безумной. Ее дрожащее безумие вдруг зацепило Даллу, коснулось разума, дохнуло в кровь; ужаснувшись, гостья бросилась вон из избушки.

За дверью в глаза ударил яркий свет, и Далла спрятала лицо в ладонях. Теперь она поняла, почему старая крыса так судорожно требовала закрыть дверь.

Когда она открыла глаза, перед ней стояла молодая хозяйка.

– Его зовут Вальгард, – тихо, безразлично сказала она, не глядя на вдову конунга. – Вальгард Певец. Трюмпа не может произнести его имени.

– Я достану щит, – сказала Далла и пошла вниз по склону к опушке, где ее ждал Брендольв.

Через несколько дней, во время вечернего пира в усадьбе Тингваль, когда все ее обитатели сидели за едой в гриднице и в кухне, Брендольв тайком вынес из дружинного дома красный щит Вальгарда, завернув его в мешок. Двое рабов Даллы приняли добычу за воротами, и Брендольв вернулся за стол. На его недолгое отсутствие никто не обратил внимания: мало ли зачем человеку случится выйти во время обильного пира?

Брендольв не боялся, что его заподозрят, когда пропажа обнаружится. Его смущало странное чувство: между ним и ближайшими соседями по столу, которые то и дело задевали его плечами и локтями, пролегла глубокая пропасть. Человеческие голоса долетали до него как из тумана, и Брендольв опасался, уж не подхватил ли какой-нибудь недуг. Впрочем, даже после примирения на него посматривали в Тингвале косо, и глупо этому удивляться. Да уж, его подвиги забудутся не скоро! И лицо Хельги за женским столом кажется каким-то расплывчатым, чужим и незнакомым… И она совсем не смотрит в его сторону… Она не сводит глаз с Хеймира ярла, который с непривычным увлечением повествует о чем-то и даже помогает рассказу руками. С тех пор как Хельга подтвердила их обручение, Хеймир ярл имел вид пристыженный, смущенный и обрадованный одновременно – пожалуй, Брендольв на его месте выглядел бы точно так же.

Тем временем Далла с двумя рабами, тащившими тяжеленный щит, уже приближалась к Вершине. Отважная женщина хорошо запомнила дорогу и больше не нуждалась в провожатых. С моря дул мягкий влажный ветер, ярко светила луна, бросая под копыта коня широкую желтовато-серебряную дорожку, и никогда еще Далла из рода Лейрингов не дышала так легко и свободно.

На верхней опушке перелеска навстречу им метнулась легкая невысокая фигура, облитая лунным светом.

– Лунный альв! – в ужасе крикнул один из рабов.

– Молчи, дурень! – оборвал его другой. – Никаких лунных альвов не бывает.

Молодая невестка Трюмпы подошла к самой морде коня, и конь попятился.

– Трюмпа ждет тебя, госпожа, – тихо, как всегда, сказала женщина. – Ведь ты принесла…

– Я принесла. – Далла кивнула на мешок в руках рабов. – Когда я получу застежки?

– К утру. У Трюмпы все готово. Только нужно перенести щит на вершину.

Пока две женщины и двое рабов с ношей поднимались по лысому, каменистому склону горы, на ее вершине затлел маленький огонек. По мере их приближения он разгорался, и Даллу удивлял его цвет – багровый, какими иногда бывают уже чуть остывшие угли. В нем полыхали маленькие синеватые молнии. Это был огонь троллей – огонь колдовства, который не греет, а только жжет.

Багровый огонь освещал фигуру старухи, хлопотавшей возле костра. Трюмпа, воодушевленная желанным делом и сбросившая с плеч все хвори, с крысиной суетливостью бегала вокруг костра – только против солнца – то подкидывала хворост, то потирала руки, то покачивалась, будто хотела прыгнуть, но не могла оторваться от земли. Огненные блики дрожали на ее морщинистом лице, рассеченном лихорадочной ухмылкой. Старуху переполняла радость, но в этой радости чувствовалось что-то такое нехорошее, нечистое, что Далла не могла справиться с дрожью. Где-то рядом мерещилось мерзкое чудовище, готовое сожрать… только кого? Сама темнота казалась разинутой пастью, и Даллу ужаснуло холодное чувство: она стоит на краю пропасти, куда в непонятном ослеплении уже готова шагнуть…

– Пусть щит отнесут туда. – Невестка Трюмпы показала тонкой рукой на костер.

Далла вздрогнула от ее голоса и очнулась, стала торопливо кутаться в плащ. Это влажный ветер виноват – как бы лихорадку не подхватить.

– Трюмпа хочет, чтобы ты была рядом и смотрела на нее, – почти шепотом продолжала женщина. – Но я бы тебе посоветовала: лучше возвращайся домой. Тот человек, Ауднир, тоже хотел посмотреть, но ты знаешь, что с ним потом стало…

Далла заколебалась. Она хотела, чтобы колдовство прошло как можно успешнее, поэтому согласилась бы выполнить требование старухи. Но в тихом голосе Трюмпиной невестки звучала такая печаль, такое сожаление, что Далла не сомневалась: оставаться здесь опасно. Повернув коня, она медленно отъехала к опушке и остановилась. Здесь была как бы середина между двумя решениями: она видела старуху, а значит, присутствовала при колдовстве, но старуха едва ли сумеет разглядеть ее в сумраке леса. Разве что у нее глаза настоящего тролля… Подумав об этом, Далла содрогнулась. Хватило бы одного взгляда на лихорадочно метавшуюся старуху, чтобы понять: Трюмпой владеют тролли. Но это обнадежило: призываемые духи откликнулись и дадут старой ведьме сил для ворожбы.

Завидев щит, Трюмпа восхищенно захихикала, бешено потирая руки, потом тяжело подпрыгнула на своих негнущихся ногах.

– Ты пришел ко мне, мерзавец, ты пришел! – заверещала она, приплясывая вокруг лежащего на земле щита. Железный умбон* мрачно сверкал в отблесках багрового пламени троллей, как враждебный глаз, но Трюмпа, видя своего противника бессильно распростертым у ног, ликовала. – Ты пришел! Ты никуда от меня не делся! Куда же ты денешься? Я сплела хорошую сеть! Теперь тебе не выпутаться! Теперь ты сам пойдешь к троллям и расплатишься с ними за все, что ты наделал!

Топая ногами по камню, Трюмпа двинулась вокруг щита и запела заклинание. Визгливый рой духов носился вокруг нее, трепал седые волосы старой колдуньи, рвал и бросал в небо пряди багрового пламени. С неожиданной силой подхватив щит, Трюмпа втолкнула его в огонь. Придавленное пламя опало, и старуха отважно вскочила прямо в костер, встала на щит и запрыгала на нем.

– Теперь ты сгорел, мерзавец, ты сгорел! – визжала и выла она. – Больше у тебя не будет сил противиться мне! Скоро ты сам приползешь и подставишь мне шею, чтобы я могла на ней ездить!

Языки багрового пламени, как змеи, выползали из-под щита и лизали его края. Железные заклепки побагровели, красная кожа быстро темнела и с жестким треском лопалась, шел дым. Трюмпа кашляла, хрипела, задыхалась, но не желала выскочить из костра, а продолжала топтать ногами щит.

– Гори, мерзавец, гори! – истошно заклинала она. – Вся твоя сила сгорает, сгорает!

Но щит не сгорал. Уже языки пламени, как лучи вокруг солнца, вырвались на волю вокруг него, но сам круглый щит оставался свободен; пламя обожгло Трюмпу, и она, не выдержав, выскочила из огненного круга и завертелась, сбивая пламя с одежды.

– Гори, мерзавец, гори! – со злобой уже не торжествовала, а требовала она, потрясая сжатыми кулаками. На ее закопченном лице дико сверкали глаза, в них отражалось багровое пламя, серые волосы разметались и вились на ветру.

Но щит не сдавался. Багровый огонь опадал, сожрав всю свою пищу, а щит лежал в его середине, все такой же несокрушимый. Все злобные духи, призванные Трюмпой, ничего не могли поделать с защитой Отца Колдовства.

– Ах так, мерзавец! – зашипела старуха, когда огонь почти угас. – Погоди же! Я тебе еще покажу! Я тебе найду место!

Сообразив, она кинулась на щит, схватила за край и взвыла, потрясая обожженной рукой. Но боль не охладила ее пыла, и вот уже старуха, обернув край щита плащом, волокла его по земле к обрыву.

– Ты у меня узнаешь! – задыхаясь от непомерного усилия, шипела она на ходу. – Ты очень разогрелся, мерзавец, тебе надо остудиться! Ступай к морским великаншам! Ты для них достойный муж! Ступай к ним! Твоя сила утонет, и больше ты не будешь мне вредить!

Подтащив щит к самому краю обрыва, Трюмпа с трудом столкнула его в море. Стукнув краем по камню, щит сорвался в темную бездну. Трюмпа слушала, вытянув тонкую шею. Спустя долгое время снизу донесся глухой всплеск.

– Теперь ты пропал, мерзавец! – тихо, словно истощила в борьбе со щитом все силы, просипела старуха. – Теперь ты мне не помешаешь.

Медленно, согнувшись и уронив голову, она вернулась на вершину горы и села прямо на землю возле угасающего костра. Пламени уже не было, только багровый круг тихо мерцал на черном камне. Старуха бросила на угли пучок трав, наклонилась, жадно вдыхая беловатый дымок. Ее голова клонилась все ниже, ниже, потом старуха сильно вздрогнула и мягко опустилась на камень возле самых углей. Она казалась спящей. А дух ее, вырвавшись из тела, невидимо взмыл в темное небо.

Во сне Хельге вдруг показалось, что ее ударили. Резко открыв глаза, она сразу услышала рядом с изголовьем шорох. Какое-то брезгливое, отвратительное чувство толкнуло ее вскочить и повернуться: казалось, что рядом возится крыса.

Но это была не крыса. Возле изголовья на полу прыгало странное существо, похожее на птицу, на маленькую, меньше обычной, ворону. Но красные глаза птицы смотрели осмысленно и оттого особенно жутко, серые жесткие перья торчали во все стороны. В клюве кошмарное создание сжимало серебряную цепочку, второй конец которой уходил под подушку Хельги.

Вскрикнув, Хельга отшатнулась, толкнула спиной спящую Сольвёр; птица сильно дернула клювом цепочку, и из-под подушки со звоном выпала на пол серебряная застежка. Хельга с криком подалась вперед и схватила застежку. Жуткая ворона дернула, Хельга вскрикнула от боли – края застежки царапали ей ладонь, но не выпустила свое сокровище. Чудовищная тварь тянула цепочку к себе с такой невиданной силой, что Хельга поползла с лежанки на пол, голова ее свесилась вниз, волосы упали на земляной пол. Казалось, сами тролли тащат ее в темное подземелье! Почти вися вниз головой, Хельга ничего не видела и кричала от ужаса и боли, но не выпускала застежки, а ворона тянула на себя, невнятно повизгивая. Это не могла быть простая ворона, никак не могла! Хельга знала, что это существо – не в себе, не на своих путях, его сотворило колдовство и связываться с ним – смертельно опасно! Но выпустить подарок Хеймира! Это то же самое, что отдать троллям свою душу!

За ее спиной раздался крик, потом другой, ее схватили за плечи, потащили назад; разрываемая на части, Хельга вопила не своим голосом, вопила Сольвёр, едва проснувшаяся и напуганная, кричали женщины, разом вспомнившие, как однажды, такой же темной ночью, к ним явился мертвец. Сольвёр изо всех сил тянула Хельгу назад на лежанку, ворона тянула к себе.

И вдруг цепочки лопнули, сила разрыва отбросила Хельгу назад, она повалилась спиной на Сольвёр, а над ней взмыл стремительный черный вихрь.

– Ворона, ворона! – задыхаясь, невнятно кричала девушка. – Ворона! Моя застежка! Она унесла! Ворона!

Вся девичья поднялась, в доме заскрипели двери, застучали шаги. Мертвой хваткой сжимая в руке спасенную застежку, Хельга рыдала в объятиях Сольвёр, а фру Мальгерд напрасно пыталась разжать ее окровавленные пальцы. Домочадцы с факелами ползали по полу, собирая рассыпанные звенья серебряных цепей. Наконец Рэвунг принес последнее.

– Под дымовиком в кухне! – гордо доложил он, взбудораженный ночным приключением. – Туда, значит, улетела.

– Это была ведьма, ведьма! – твердили женщины. – Ведьма в обличье птицы! Мы о таком слышали! Да кто же не слышал! Она хотела нас погубить!

– Она украла… унесла одну застежку, – рыдала Хельга и никак не могла остановиться.

– Ну и что? – утешали ее родичи, предлагая воды в ковшике и наперебой гладя по голове. – Подумаешь, застежка? Тебе что, нечем заколоть платье?

– Было бы хуже, если бы она взяла прядь волос или рубашку! – говорила фру Мальгерд. – Через это можно колдовством погубить человека. А через серебро – нельзя. Серебро само защищает и себя, и того, кто его носил. Не бойся ничего.

– У тебя же вторая осталась! – говорил Хельги хёвдинг, косясь на застежку в руках Дага, с которой тот подолом рубахи стирал кровь. – Мы закажем вторую, точно такую же. И камушек вставим. Хочешь, зеленый, как был, а хочешь, красный, чтобы все было одинаково.

– Оставь эту для плаща, а на платье я подарю тебе другие, – обещал Хеймир.

Это был не первый ночной переполох, который ему пришлось пережить за последние месяцы, но сейчас сын конунга по-настоящему взволновался. Ужас потери, который он пережил вместе со всеми в ту памятную ночь, все никак не проходил и заново вспыхивал при малейшем беспокойстве. Полуодетый, взлохмаченный, с нервно блестящими глазами, он казался непохожим на себя, но именно сейчас, видя его волнение, обитатели Тингваля впервые по-настоящему признали его за своего и толкали локтями, не замечая и не прося прощения. Впрочем, Хеймир тоже ничего не замечал, думая только о том, как бы пробиться к невесте через толпу женщин.

– Но ведь говорят… – услышав его голос, Хельга поспешно вытерла лицо и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но голос ее все равно оставался ломким и густым от плача. – Ведь говорят, что эти застежки заколдованные… И ты любишь ту, кто их носит. А вдруг теперь ведьма заворожит тебя? Это так страшно!

– Ох! – Хеймир перевел дух и усмехнулся. – Надеюсь, не настолько, что я стану любить эту ворону. Хороша же невеста для меня! Всю жизнь о такой мечтал!

Даг фыркнул первым, потом захихикал кто-то из женщин, и вскоре уже смеялась вся девичья. Видя спокойствие Хеймира, остальные тоже успокоились, и даже Хельге ее страх показался глупым. Отблески факелов освещали десятки хохочущих лиц, одно подле другого, поскольку в покой набилось чуть ли не все население усадьбы и он сразу стал очень тесным. Смеялись женщины и хирдманы, фру Мальгерд и Рэвунг, Сторвальд и Атла, Хельги хёвдинг и маленькая Векке. Вальгард хохотал гулко и громко, как настоящий великан. На таком уж счастливом месте стояла усадьба Тингваль, что все самое страшное для нее в конце концов оборачивалось смехом.

Через несколько дней две служанки и пастух, рано утром вышедшие выгонять коров, увидели на юге два дымовых столба. Держась за дверь хлева, Гейсла застыла, приоткрыв рот и не сводя глаз с двух серых, туманных деревьев, растущих от земли до бледного рассветного неба. Два дымовых столба! Сколько о них твердили в Хравнефьорде за последние месяцы, как все ждали и боялись увидеть их, так ждали и так боялись, что под конец уже не верилось, что когда-нибудь знак действительно будет подан.

– Альдис! Грьот! – крикнула Гейсла, все еще не в силах оторвать глаз от неба. – Люди! Смотрите! Дым! Дым! – завопила она, сообразив наконец, что надо поднимать шум. – Дым на юге! Два столба! Как говорили! Хёвдинг! Скорее скажите хёвдингу!

Усадьба Тингваль мигом поднялась и наполнилась суетой. Два дымовых столба днем или два костра рядом ночью означали, что на восточном побережье появились фьялли. То, что они явились с юга, а не с севера, как ждали осенью и зимой, подтвердило предположения Хеймира ярла, который еще после Битвы Конунгов предрек, что теперь фьялли пойдут через захваченное западное побережье к югу Квиттинга, а уже оттуда переберутся на восточный берег. И вот они почти здесь, враги, которых так долго ждали!

Не дожидаясь приказа, несколько хирдманов верхом помчались на Вершину и разложили там два таких же костра, набросав в них влажных веток и прошлогодней травы. Дымовые столбы понесли тревожную весть дальше, а усадьба хёвдинга уже готовилась действовать.

– Сначала пойдет вперед мой сын с нашей дружиной! – раз за разом объяснял Хельги хёвдинг соседям, которые сходились в усадьбу со всех сторон, с оружием в руках и с мешками за спиной. – Он разузнает, много ли врагов и как они себя ведут. Он сдержит их первый натиск, а тем временем сюда подойдут отряды с северных рубежей. И мы встретим Торбранда Тролля хорошим сильным войском! Я рад видеть, что в вас столько боевого духа!

– Хорошо бы еще до тех пор подошли слэтты! – говорили соседи и вопросительно посматривали на Хеймира.

Он стоял рядом с хёвдингом, и на его чеканном лице не отражалось никакого беспокойства.

– Слэтты должны быть здесь уже скоро, – отвечал он, и никто не догадывался, как трудно ему было сейчас сохранять невозмутимость. – Теперь их можно ждать каждый день. В любом случае у нас есть какое-то время до битвы.

Он говорил «у нас», и само его присутствие казалось достаточным залогом, что обещанная помощь действительно подойдет. Если не ради квиттов, то ради собственного сына конунг слэттов ведь пришлет войско! В глубине души люди верили, что с сыновьями конунгов не случается ничего плохого. Ну, и с теми, кто рядом, заодно.

Дружина хёвдинга собиралась в дорогу быстро и четко, поскольку все было приготовлено и обговорено заранее. Только Вальгард вышел из оружейной мрачный, как инеистый великан весной.

– Мой щит пропал! – глухо бросил он. – Я было думал, что сам отнес в оружейную. Его нигде нет.

Те, у кого оставалось время над этим задуматься, качали головами.

– Но как же без щита? – испуганно ахнула Хельга. Она и так не находила себе места от беспокойства, а тут еще такая пропажа! Более дурного знамения и не придумаешь – разве что упасть с лошади в самых воротах! – Как же без щита? Ведь твой – особенный…

Она отлично помнила и Седловую гору, и пожар Волчьих Столбов, о котором рассказывал Даг, – когда именно щит и заклинание Вальгарда спасли квиттов и позволили им выдержать жестокий бой без раненых и убитых. И сейчас, когда Даг шел навстречу вражеским мечам… Уж его-то Ворон не выведет обратно!

– Ничего! – бодро ответил сам Даг. – Я думаю, что Вальгард и без щита стоит нескольких человек. Ведь твои заклинания остались при тебе?

– Да. – Вальгард мрачно кивнул. Его лицо потемнело и стало страшным, как у великана. – Но сейчас я не пойду с тобой. Я должен знать, кто вредит мне. Если я буду с тобой, то плохо будет всему войску. Я останусь и сам найду своего врага.

Никто не стал спорить с его решением. Заподозрить берсерка в трусости не смог бы даже глупый мальчишка, а не тащить свою неудачу вслед за всеми, как заметила Троа, было очень даже мудро.

Дружина Дага из сорока собственных хирдманов и двадцати человек из округи ушла еще до полудня. Даг надеялся, что по пути им удастся лучше разузнать, что произошло, и обещал присылать гонцов при каждой возможности.

Брендольв узнал новости, только когда Даг с дружиной уже ушел. За ним не присылали, но Блекнир рыбак, возвращаясь домой, зашел в Лаберг. Выслушав его, Брендольв закусил губу. Его самолюбие понемногу оправлялось, и уже показалось обидным, что к ним не послали сразу же. Все-таки хёвдинг ему не доверяет! Конечно, есть причины… Но раз уж они при всех объявили о прекращении вражды, то не позвать его в битву значит обидеть заново!

Впрочем, Брендольв еще не достаточно оправдался в собственных глазах, чтобы дать обиде волю. К тому же его смутила весть о том, что из-за пропажи щита Вальгард не пошел с дружиной. Ведь он тоже знал, как много значил и какую силу имел красный щит берсерка в руках хозяина. И Седловая гора, и Волчьи Столбы… и равнина Битвы Конунгов, с которой Вальгард тоже ушел невредимым… А теперь Даг, его дружина, все будущее войско восточного побережья лишено защиты, которую могло бы иметь. Заклинание Вальгарда могло бы сделать их неуязвимыми! Тогда Торбранду Троллю пришлось бы убраться восвояси, поджав хвост! Выходило, что в этом деле сам Брендольв распорядился не лучше Стюрмира конунга, когда тот убил Фрейвида Огниво, то есть сам выбил опору у себя из-под ног. Брендольва мучил стыд, что он не сообразил всего этого раньше. Тролли его околдовали! Мрачный, он сидел в гриднице и думал, не отдаст ли Трюмпа щит обратно. Но надежды на это было маловато. Если даже он, воин, не понял, как это важно, то уж конечно безумная колдунья не слишком обеспокоится тем, что войско осталось без защиты. Что ей войско, что ей весь Квиттинг?

Раздумья его прервала Далла, внезапно присевшая на скамью рядом.

– Смотри, что ты натворила! – злобно бросил Брендольв, злясь и на эту женщину, которая первой была во всем виновата, и на себя, что ее послушался. – Мы сами себя оставили без щита! А пользы от застежки что-то не видно!

– Тише! – почти свистнула Далла. Вот уж кому не приходилось в чем-то себя обвинять! – Это потому, что застежка одна. На одной и платье не удержится, не то что ворожба! Нужно добыть вторую…

Брендольв поморщился: фьялли уже на пороге, а она все плетет свои козни!

Она же плела их особенно тщательно именно потому, что фьялли были на пороге.

– И получить обратно ваш щит! – быстро добавила Далла.

Брендольв недоверчиво покосился на нее.

– Мы получим и то и другое, – продолжала женщина. – У меня будут две застежки, а у тебя – Хельга. А уж берсерк пусть сам добывает свой щит, ему и не такое под силу. Сейчас ты поедешь в Тингваль и скажешь, что щит брошен в море со скалы, где вершина фьорда. Пусть ныряет. А за это ты возьмешь вторую застежку. Скажешь, что эту весть прислала Трюмпа, и вторую застежку требует она. А принесешь мне. Понял?

Брендольв не ответил, стараясь подавить досаду и осмыслить все сказанное. Его раздражало то, что Далла обращается с ним как с рабом, но без нее он и вовсе не знал, что делать!

А Далла ждала, готовая в любой миг продолжить спор. Проснувшись тем утром и обнаружив возле себя одну застежку с оборванными цепочками, она вознегодовала, как мог бы вознегодовать дракон Фафнир, если бы у него тайком украли все его сокровища. Ведь ей были обещаны две! Хотя Далла расплачивалась не своим, а чужим имуществом и трудом, плоды-то предназначались ей, и половинный «урожай» показался жестоким ударом судьбы, почти грабежом!

– Мерзкая троллиха! – шепотом бранилась она, кусая губы и сжимая в кулаке добычу. – Дрянная крыса! Я же сказала: две! Надо было отрубить половину щита! Я с нее голову сниму!

Но ехать к Трюмпе второй раз она все же не решилась: ее могли увидеть, а в Тингвале у многих хватит ума связать ночное появление ведьмы с поездкой Даллы. Лучше пока подождать.

– Все равно они знают, что застежку украла ведьма, – добавила вдова конунга, видя, что Брендольв колеблется. – Щит им нужен гораздо больше – они отдадут вторую. И наше дело будет сделано!

– А они Трюмпе шею не свернут? – бросил Брендольв.

– Тебе ее очень жалко? – язвительно спросила Далла. – Некому будет насылать бешеных духов? Поезжай. Скажешь сначала, что хочешь отправиться с войском – ты же правда этого хочешь? А потом расскажешь про щит.

Брендольв сидел на скамье, глядя в пол между колен и чувствуя вокруг себя невидимую, но вязкую трясину. Он и сам не мог понять, каким образом эта маленькая женщина затянула его в паутину, так что сам он себе казался не лучше колдуна, обряженного в женское платье.

После того как дружина Дага ушла, служанка вызвала Хеймира из дома.

– Там к тебе пришли… кое-кто из Лаберга, – сказала женщина. На лице ее было написано явное неодобрение.

Хеймир неохотно поднялся и пошел к дверям. Из Лаберга к нему могла прислать только Далла, а выслушивать приветы от нее он совершенно не хотел. Его выбор был сделан.

Увидев гостя, Хеймир поначалу поверил в правильность своей догадки. Это оказалась Мальфрид, сестра бывшей кюны.

– Пойдем, Хеймир ярл, поговорим, – загадочно шепнула девушка. – Так, чтобы нас никто не слышал. Я расскажу тебе кое-что забавное.

Озираясь, она вывела Хеймира из дома и свернула за угол, где их никто не мог увидеть. Убедившись, что поблизости никого нет, Мальфрид повернулась к молча ждущему Хеймиру.

– Ах, Хеймир ярл! – негромко воскликнула гостья. – Я пришла, чтобы предупредить тебя о злых кознях, которые против тебя плетутся!

При этом она бросила на Хеймира взгляд, полный такого пылкого восхищения и безоговорочной преданности, что он улыбнулся. Игра была так откровенна, что Мальфрид и сама не пыталась придать ей вид правдоподобия.

– Я с удовольствием выслушаю такую знатную и учтивую деву! – заверил ее Хеймир. – С чем ты пришла и почему этого нельзя слышать всем?

– Потому что речь идет о моей родственнице. Я полагаюсь на твое благородство, Хеймир ярл. Ты, конечно, понимаешь, что моя родственница Далла хотела бы выйти за тебя замуж?

Хеймир кивнул.

– Для этого она хотела разлучить тебя с твоей невестой и выкрасть заколдованные застежки, – продолжала Мальфрид, многозначительно вытаращив свои и без того большие глаза. – Она хотела, чтобы ты перестал любить йомфру Хельгу, а она тебя, и тогда она досталась бы Брендольву сыну Гудмода. Но я не хочу, чтобы такие благородные люди пострадали из-за ее зависти. Я принесла тебе эту застежку назад. И я отдам ее тебе, если ты пообещаешь помочь мне…

– Что ты хочешь? – тут же спросил Хеймир.

Все сказанное ничуть его не удивило, а только подтвердило собственные догадки. Он еще той ночью подумал, что исчезновение застежек Хельги сыграло бы на руку Далле, но не мог вообразить, что эта маленькая женщина – колдунья, способная превратиться в ворону. Все-таки здесь не «Песнь о Хельги Убийце Хундинга»!

– Я хочу… – Мальфрид с показной скромностью отвела глаза, повертела в пальцах край плаща. – Я хочу, чтобы ты, если так случится, помог мне самой стать женой Брендольва сына Гудмода. Он обещал жениться на мне еще на Остром мысу. Но потом была эта битва и все такое, а теперь Далла отвлекает его, чтобы он слушался ее одну. Она хочет просто использовать его, а я забочусь о его счастье!

Уж конечно, Далла напрасно упустила из виду свою сестру. Мальфрид отлично знала обо всем, что происходит в усадьбах Лаберг и Тингваль, и только выжидала удобного случая вмешаться. Уж ей-то было ни к чему возвращение любви между Брендольвом и Хельгой. Ей требовалось устраивать свою судьбу. На Хеймира ярла или на Дага Мальфрид не покушалась, понимая, что такие люди ей не по зубам, но Брендольва, раз уж он никуда не уехал и помирился с хёвдингом, она не собиралась выпускать из рук. Уставший и несчастный, он станет легкой добычей той, которая вовремя его приласкает. А Далла пускай себе злится. Сестра пренебрегла ее пользой, и Мальфрид с готовностью отплатила ей тем же. «Не щелкай клювом!» – учила всех своих отпрысков старая Йорунн, и Мальфрид прекрасно усвоила мудрость Лейрингов.

– В этом деле я могу тебе пообещать всяческое содействие, – с самой приветливой улыбкой заверил ее Хеймир. – Я уверен, Брендольв сын Гудмода нигде не найдет жены лучше тебя.

Восстановить ход мысли Мальфрид ему не составляло труда. Их интересы не пересекаются, так почему бы не пообещать ей содействие, если мешать он уж точно не намерен? А со всем остальным она справится и сама. Эта девушка не ждет, пока устройством ее счастья займется кто-то другой!

– Спасибо тебе, Хеймир ярл! – мягко, с кошачьей ласковостью протянула Мальфрид, игриво блеснув глазами. – Твое слово стоит клятв над жертвенником. Только не говори никому, что это я отдала тебе… эту вещь.

Она вынула из-под плаща руку и вложила в ладонь Хеймира застежку в виде ворона, с тремя оборванными цепочками. Хеймир повернул добычу к свету: под лучами яркого весеннего солнца, которое знать не знало ни о какой войне, искрился густым темно-зеленым светом самоцвет, вставленный в глаз серебряной птицы.

В который раз он держит эту вещь в руках, и каждый раз удивляется прихотливости судьбы. Сколько всего связано с изделием Гисля Серебряного: ссора Стюрмира и Рагневальда – пир в усадьбе Эльвенэс – плачущая Альвборг в белой рубахе – Сторвальд с обгоревшими волосами – хмурое и удивленное лицо Дага на берегу возле «Волка» – отблеск факела на темном дворе, играющий на изумленном лице девушки, которую он узнал сначала по этим застежкам, а уже потом по сходству с Дагом… Нет, пожалуй, он был неправ, когда сказал, что всем движут только человеческие помыслы. Иной раз и вещи имеют судьбу. А впрочем… как знать? Так много истин рождается для одного-единственного случая и тут же умирает, но от этого не теряет своей истинности.

– Так я на тебя надеюсь, – шепнула Мальфрид, придвинувшись ближе к нему.

– Брендольв сын Гудмода приехал! – завопили вдруг голоса мальчишек. Возле ворот слышался топот. – Хёвдинг! Брендольв из Лаберга приехал!

Мальфрид испуганно обернулась, прижалась к Хеймиру плечом, точно в поисках защиты. Хеймир подобрал обрывки цепочек, сжал застежку в ладони, быстро поцеловал Мальфрид в висок. Она заслужила награду. И забота о собственной пользе становится добродетелью, когда идет на благо кому-то еще. Пряча руку под плащ, Хеймир пошел к крыльцу.

– Здравствуй, Брендольв! Я ждал, что ты приедешь! – торопливо и радостно говорил Хельги хёвдинг, устремляясь навстречу воспитаннику. – Я так и знал: когда запахнет настоящим делом, ты не заставишь себя долго ждать! Ты уж слышал? Когда ваша дружина будет готова? Я хотел бы, чтобы ты или твой отец побыстрее отправились вслед за Дагом. Может случиться, что ему уже вскоре понадобится поддержка. Хотя, конечно, по пути к нему присоединятся люди. У нас все условлено. Он приведет к южному рубежу человек двести, но войска никогда не бывает слишком много… Фьялли – грозные противники…

– Я готов отправиться хоть завтра, – ответил Брендольв. В этих словах он усмотрел прощение и воспрянул духом. Приятно, когда тебе верят в таком важном деле и надеются на тебя, как на мужчину. – Но я слышал, что у вас не все благополучно…

– Ты говоришь о щите Вальгарда? Да, эта новость не из приятных! – Хёвдинг нахмурился. – Но все же, ты знаешь, я думаю, что мы и с простыми щитами покажем себя не худшим образом.

– Но этот щит мог бы сберечь людей от ран и смерти. И… может быть, я знаю, как его вернуть.

По гриднице пробежал ропот. Толпа домочадцев, сбежавшихся послушать, что в этот тревожный день скажет Брендольв, сомкнулась вокруг него плотнее. Из сеней пролез Вальгард с воинственно-настороженным лицом, и женщины проворно отскакивали в сторону, давая ему дорогу. У Брендольва задрожало что-то внутри: берсерк показался великаном, способным мгновенно растоптать. Но он продолжал, краснея и с усилием выталкивая из себя ложь, каждое мгновение ожидая, что все вокруг поймут правду:

– К нам пришел один человек из родичей старой Трюмпы… Не знаю, кем ей приходится этот чумазый тролль… Он сказал, что знает, куда старуха задевала щит Вальгарда. Это она его украла, потому что зла на него еще с зимы, когда он послал на нее духов. Этот тролль хочет получить застежку… которая с вороном.

– Ну, где мой щит? – рявкнул Вальгард.

Атла положила руку ему на грудь, не сводя глаз с гостя. Она чувствовала, что Брендольв врет, но хотела дослушать до конца. А Брендольв нашел взглядом Хельгу у двери девичьей, но тут же отвел глаза.

– Значит, правильно мы решили, что Трюмпа украла застежку! – загомонили женщины. – А теперь ей подавай вторую! Не много ли будет старой ведьме?

– Мешок ей на голову, да в море![17] – требовали мужчины. – И всем ее отродьям тоже! Довольно они нам вредили! Хёвдинг! Сколько можно терпеть этих колдунов! Они пакостят уже в нашем доме! Что же будет дальше?

– Они, из Лаберга, напрасно водят дружбу с колдунами! – кричала Троа, не смущаясь присутствием Брендольва. – Понятно, что колдун явился к ним, а не к нам! У нас ему живо надели бы на голову мешок! А им все мало! Мало их Ауднир научил! Они все топчут дорожку к колдунам! Дотопчутся!

Брендольв слушал все это, и ему казалось, что вся брань и возмущение предназначены ему самому. Но отступать было некуда.

– Надо дать ответ! – с усилием выговорил он. – Я обещал, что добуду застежку. Иначе он не хотел сказать, где щит. А если убить колдунов, то мы никогда его не добудем. Они наложили заклятье.

Точно бросаясь грудью на нож, он глянул на Хельгу. Платье на ее плечах было сколото другими застежками, тоже серебряными, но просто круглыми, старинными, с древним узором из ломаных, сложно переплетенных лент. Эти застежки, побледневшие от времени и неоднократных чисток, достались фру Мальгерд в наследство от ее матери, и Хельга давно мечтала поносить их хоть немного. Теперь бабушка отдала ей их, чтобы утешить в потере серебряного ворона.

– Я… – начала Хельга, не зная, что сказать.

Добровольно отдать мерзкой ведьме вторую, последнюю застежку… Так жалко, но щит, способный прикрыть Дага и всех прочих от фьялльских мечей, гораздо важнее!

За спиной Брендольва вдруг появился Хеймир и сделал ей свирепый знак глазами. Все смотрели на Хельгу, и никто, кроме нее, этого не заметил. Она не поняла, что задумал ее жених, но поняла его знак как приказ: «Замри!»

Есть такая игра: свартальвы и солнце. «Свартальвы» бегают и прыгают, но внезапно из укрытия выскакивает «солнце» и кричит: «Замри!» И «свартальвы» замирают кто как был, обращенные в камень солнечными лучами. И должны стоять, пока «солнце» медленно обойдет их всех. А кто пошевелится, сам станет «солнцем»… И Хельга замерла, предоставив Хеймиру говорить и делать все, что он считает нужным. Она не смела даже поднять руку к груди, где к платью с внутренней стороны (для большей сохранности) была приколота оставшаяся ей застежка с красным камешком.

А Хеймир осторожно раздвинул плечом домочадцев и вышел вперед.

– Я думаю, что ради такого щита стоит не пожалеть и большего сокровища, чем одна серебряная застежка весом в полмарки, – сказал он. – Конечно, она искусной работы, и самоцветный камень отдельно стоит немало, но жизнь Дага и прочих воинов мы ценим гораздо выше. Колдуны получат то, что просят, клянусь Отцом Ратей! – Хеймир поднял руку и показал Брендольву застежку с оборванными цепочками у себя на ладони. – Где щит?

Хельга охнула и невольно прижала руку к груди. Домочадцы могли думать, что вторую застежку она отдала на хранение жениху. Но сама-то она знала, что не расставалась с ней! И она на месте, застежка с красным камешком, приколота к платью, и булавка даже не шелохнется в плотной шерстяной ткани. А Хеймир держит на ладони вторую – с зеленым камешком! Откуда он ее взял? Хельга была так изумлена, что поверила бы любому объяснению. В том числе и такому, будто под видом Хеймира сына Хильмира к ним явился сам Один.

Брендольв посмотрел на застежку, потом в лицо Хеймиру, потом опять на застежку. По пути он не сомневался, что слэтт будет решительно возражать против сделки с колдунами. Ведь это его подарок. Но Хеймир протягивал застежку, вопросительно глядя на него и ожидая ответа. В его спокойном лице, в выражении глаз Брендольву мерещился какой-то подвох. В опасности его чувства обострялись и он делался более проницателен, чем обычно. А любая встреча с Хеймиром ярлом была опасностью сама по себе – так уж между ними сложилось. Но прочитать мысли своего непримиримого соперника Брендольв не мог.

Камешек в глазу ворона поблескивал, как живой. Ворон тоже ждал, чем все кончится.

– Трюмпа сбросила щит в море под обрыв Вершины, – среди общей напряженной тишины сказал Брендольв и одновременно забрал застежку с ладони Хеймира. – Не знаю, можно ли его достать, но он там.

Гридница разом загомонила.

– В море! Да как же его оттуда выловить! Сейчас не лето, чтобы нырять! Да я сроду не слышал, чтобы кто-то нырял под обрыв Вершины! Там живут морские великанши! Там такая глубина! Мировая Змея сожрет – плюхнешься ей прямо на нос! Да и как его найдешь на дне! Его давно уволокло волнами! Занесло песком!

– Пусть-ка Трюмпа сама ныряет! – гневно вопила Троа, красная и потная от досады. Только полена ей и не хватало. – Сумела утопить, пусть сама и достает! Или кто-нибудь из ее отродий! Это же гибель человеку – нырять под обрыв! Проклятые колдуны!

– Я могу и нырнуть! – никого не слушая, заявил Вальгард. – Моему щиту от воды ничего не будет. Я уж его найду!

– Подожди, подожди! – уговаривал его Хельги хёвдинг. – Надо подумать над этим делом! Хотя бы до завтра!

– Хорошо, что она не сожгла щит! – приговаривали домочадцы. – Из воды его легче добыть, чем из пепла!

– А все же награждать ее серебром за такие мерзкие дела ни к чему!

Брендольв уехал, увозя застежку и дав хёвдингу обещание завтра же отправиться с дружиной на помощь Дагу. Правда, помощь эта не могла быть слишком существенной, потому что после Битвы Конунгов дружина Лаберга стала меньше раза в два. Как надеялся Гудмод, кто-то мог выжить и со временем вернуться, но пока в их распоряжении остались только те, кто в сражении не участвовал.

Прижимая руку к застежке под платьем, Хельга подошла к Хеймиру. Отлично зная все вопросы, которые она хочет ему задать, он взял ее за плечо и увел в дальний угол гридницы.

– Твою застежку Трюмпа украла ради Даллы, – сразу сказал он. – Но ворованное плохо приживается. Мне принесла ее сестра Даллы, та, что хочет сама выйти за Брендольва и ни в коем случае не уступить его тебе. Мудрая девушка, правда?

Хеймир улыбнулся, обнял Хельгу за плечи, стараясь ее расшевелить. Он всей душой стремился убедить ее, что она не ошиблась в выборе, вот только не очень твердо знал, как это сделать.

– Так застежка была в Лаберге? – произнесла Хельга. – У Даллы?

– Выходит, что да. Та девушка принесла мне ее только что. Наверное, сама Далла и прислала сюда Брендольва, чтобы получить вторую.

– Но он не знал… – неопределенно начала Хельга.

– Уж я не знаю, что он знал. – Хеймир пожал плечами. – Но едва ли Далла смогла распоряжаться им как рабом, ни во что не посвящая. Он, знаешь ли, показался мне упрямым человеком.

Брови Хеймира дрогнули: он хорошо помнил, как из-за упрямства Брендольва Хельга чуть не попала в сети Ран. И он не собирался прощать это бывшему сопернику, несмотря на внешнее примирение.

– Но если он это знал, то как же не догадался? – недоумевала Хельга. – Он же видел, что они разные! Что ты предлагаешь ему ту самую, которая и так должна быть у них! Не мог же он быть в сговоре еще и с Мальфрид!

– Нет! – Хеймир тихо, с удовольствием засмеялся. Все сложилось так хорошо, что даже Отец Богов наверняка позабавился на досуге. – В сговоре еще и с Мальфрид он быть не мог, потому что Мальфрид и Далла хотят совсем разных вещей. У него, я заметил, очень пылкая душа, но даже самая бурная река не может течь сразу в две стороны.

– Но как он не догадался? Застежки же разные! Им нужна была вторая, с красным камнем, а ты ему дал зеленую! Ту же самую, что у них!

– Ты знаешь его с детства! – Хеймир снова усмехнулся, намекая на какое-то известное обстоятельство. – Ты же знаешь, что… что он не различает красное и зеленое! Для него эти застежки совершенно одинаковые! Ты об этом и сама знала!

Как все просто! В самом деле, она же знает, что Брендольв не различает красный и зеленый! Сколько раз она смеялась над этим, дразнила его! А «Логвальд Неукротимый», в котором она узнала Брендольва именно по разноцветным ремешкам! Как все просто!

Хельга фыркнула, и Хеймир рассмеялся, довольный, что это дело порадовало его невесту.

– Это ты придумал! – Хельга была восхищена его хитроумием, которое казалось ей достойным самого Одина. – Какой ты умный!

Хеймир усмехнулся и отвел глаза: почему-то эта похвала его смутила. Ведь Хельга, не в пример иным гостям на эльвенэсских пирах, говорила то, что действительно думала! И как хорошо, если она и правда так думает!

Хельга видела, что ему приятны ее слова, и обрадовалась, но вдруг вспомнила ссору перед отъездом Брендольва, когда она назвала Хеймира бесчувственным. Нет, она была неправа. Хельга уже открыла рот, чтобы признать это, но не посмела. Лучше об этом не вспоминать. Как серый туман мира Хель, образ Хеймира колебался в ее глазах: он казался то близким и понятным, то далеким и чужим. Но несомненно, что его ум, проницательность, сообразительность, умение владеть собой заслуживают восхищения! И он такой красивый…

Вдруг испугавшись, что он поймет эту последнюю мысль, Хельга отвела глаза и пошла прочь. Хеймир смотрел ей вслед, не зная, рада она его победе над Брендольвом или нет. Все же жаль, что тот не утонул вместе со своей злосчастной «Лисицей»!