"Космическая станция "Василиск"" - читать интересную книгу автора (Дэвид Вебер)

Глава 1

Как только мерный пульс маневровых двигателей шаттла начал угасать, пушистый меховой шар на коленях у Хонор Харрингтон зашевелился, в нем обозначилась круглая голова с настороженными ушами. Изящная пасть раскрылась в зевке, продемонстрировав великолепные клыки, и древесный кот, изогнувшись, поглядел на хозяйку огромными изумрудно-зелеными глазами.

— М-мя-я-а-ав, — сказал он, и Хонор тихо хохотнула.

— Мяв, — согласилась она, запуская пальцы в кошачий мех.

Зрачки зеленых глаз сузились, и четыре из шести конечностей мягко, но плотно обхватили хозяйкино запястье. Харрингтон, снова хихикнув, подпихнула зверя, затевая шутливую возню. Древесный кот развернулся во все свои шестьдесят пять сантиметров, не считая хвоста, и с глубоким, гудящим урчанием уперся задними лапами ей в живот. Передние лапы еще плотнее обхватили руку, но смертоносные когти — изогнутые сантиметровые кинжалы цвета слоновой кости — оставались втянутыми. Хонор видела, как такие когти без труда располосовали лицо человека, имевшего глупость угрожать спутнику древесного кота, но о себе ничуть не тревожилась. За исключением самообороны (или защиты хозяйки), Нимиц[2] скорее превратился бы в вегетарианца, чем причинил вред человеку. В этом отношении древесные коты никогда не совершали ошибок. Харрингтон высвободила руку и закинула длинное гибкое животное себе на плечо — одобрительное урчание заметно усилилось. Старый космический путешественник давно усвоил, что при перелете на маленьких судах плечи объявляются запретной зоной. Но он также не сомневался, что место древесного кота — на плече у спутника. Так сложилось с того самого момента, когда первый кот завел себе своего первого человека пять земных столетий назад. Нимиц придерживался традиций.

Зверь запустил четыре задних комплекта когтей в специальную подушечку на плече форменного кителя и пристроил плоскую мохнатую голову хозяйке на макушку. Даже при нормальной силе тяжести, поддерживаемой на шаттле, весил кот изрядно — почти десять килограммов, — но Хонор привыкла к этому, а Нимиц, словно опытный всадник, научился крепко сидеть в седле. Так что он даже не шелохнулся, пока Харрингтон укладывала портфель. На полупустом шаттле она оказалась старшим по званию пассажиром, поэтому занимала кресло у самого люка. Данный обычай сочетал в себе элементы вежливости и практичности, поскольку старший офицер последним поднимался на борт и первым покидал его.

Шаттл чуть вздрогнул, когда его кранцы коснулись семидесятикилометрового причального выступа Космической станции Ее Величества «Гефест», главной верфи Королевского Флота Мантикоры, и Нимиц облегченно запыхтел в коротко стриженные пушистые темно-каштановые волосы хозяйки. Поднявшись со своего сиденья, похожего на корзину, женщина одернула мундир и разгладила складки. На плече мундир под тяжестью Нимица слегка перекосился, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы поправить красный с золотом флотский шеврон с изображенной на нем оскаленной мантикорой. Прекрасное чудовище — львиная голова, перепончатые крылья и занесенный для удара остроконечный хвост. Из-под правого погона Харрингтон вытащила форменный берет и, аккуратно отодвинув кошачью голову, водрузила его на свою. Это был особенный берет, белый, купленный в связи с назначением Хонор на «Ястребиное Крыло». Древесный кот терпеливо дождался, пока хозяйка закончит должные манипуляции, и снова опустил подбородок на законное место. Поворачиваясь к люку, Хонор почувствовала, как ее суровое, «профессиональное» выражение лица помимо воли вытесняется широкой, жизнерадостной улыбкой.

Вообще-то, ухитрившись ограничиться столь скромным проявлением эмоций, она чувствовала себя примерной благовоспитанной девочкой. Ей хотелось подпрыгнуть и закружиться, раскинув руки и вопя от восторга, — что, несомненно, потрясло бы попутчиков. Но в свои почти двадцать четыре — больше сорока стандартных земных лет — коммандер[3] Королевского Флота Мантикоры ни при каких обстоятельствах не имеет права на подобные вольности — даже если она вот-вот примет командование своим первым крейсером!

Чувствуя себя так, словно купается в искристом вине, Харрингтон подавила очередной смешок и прижала руку к мундиру. Сложенный вчетверо лист архаичной бумаги хрустнул при этом прикосновении — удивительно чувственный, восхитительный звук. Женщина прикрыла глаза, чтобы прочувствовать и запомнить его. Точно так же смаковала она мгновение, ради которого пришлось изрядно потрудиться.

Пятнадцать лет — двадцать пять земных — прошло с того первого восхитительного и одновременно ужасающего дня в кампусе Саганами. Два с половиной года занятий и тренировок в Академии перед выпуском. Четыре года мытарств, когда она безо всякого покровительства пробивалась из энсинов в лейтенанты. Одиннадцать месяцев парусным мастером на фрегате «Скопа», а затем первое командование, маленький внутрисистемный ЛАК.[4] Всего каких-то жалких десять тысяч тонн и только бортовой номер — его даже имени не удостоили, — но, боже, как она любила этот крошечный кораблик! Затем служба в качестве старшего помощника, смененная на пост тактика огромного супердредноута. И вот — наконец-то! — после одиннадцати изматывающих лет она прошла капитанские курсы. Когда ей сообщили, что она будет командовать «Ястребиным Крылом», Хонор показалось, что она летит прямиком в рай. Старенький эсминец стал самым первым гиперпространственным судном, которым она командовала. Тридцать три месяца чистой, ничем не замутненной радости, проведенные на нем в качестве капитана, — и пятое место на прошлогодних военных играх по разделу «тактика». Но теперь!..

Палуба дрогнула у нее под ногами, и огонек над люком мигнул янтарным светом. Шаттл утвердился на стыковочных амортизаторах «Гефеста». Давление в причальном туннеле уравнялось, загорелся спокойный зеленый сигнал. Панель скользнула в сторону, и Хонор торопливо шагнула наружу.

Портовый техник, обслуживавший шлюз на другом конце туннеля, заметил белый капитанский берет и три золотые полосы полного коммандера на черном, как сам космос, рукаве, и вытянулся по стойке «смирно», — но его бравый вид несколько подпортили вытаращенные при виде Нимица глаза. Мужчина покраснел и отвел взгляд. Хонор привыкла к подобной реакции. Уроженцы ее родной планеты, Сфинкса, древесные коты отличались изрядной привередливостью в выборе спутников. Они отказывались разлучаться со своими людьми, даже если те избирали карьеру в космосе, и лорды Адмиралтейства сдались перед этим фактом почти сто пятьдесят мантикорских лет назад. По шкале интеллекта коты имели уровень 0.83, чуть выше гремлинов с Беовульфа или дельфинов со Старой Земли, и отличались удивительной чуткостью. Даже теперь никто не знал, каким образом работают их эмпатические связи, но малейшая попытка разлучить животное с выбранным им компаньоном причиняла коту сильнейшие страдания. На самых ранних этапах исследований удалось установить, что те, к кому звери благоволят, отличаются от остальных людей заметно большей устойчивостью психики. Кроме того, выбор одного из котов пал на саму кронпринцессу Адриенну во время ее официального визита на Сфинкс. Двенадцатью годами позже королева Адриенна Мантикорская выразила неудовольствие по поводу попыток разлучить офицеров ее Флота с их спутниками. Адмиралтейство обнаружило, что у него нет иного выхода, кроме как сделать особое исключение из драконовского флотского правила «никаких зверей».

Хонор хоть и радовалась этому, но опасалась, что в Академии ей будет некогда заниматься Нимицем. Сорок пять бесконечных месяцев на острове Саганами были специально распланированы так, чтобы даже у не обремененных котами курсантов практически не оставалось личного времени.

Первокурсницу, появившуюся в компании редкого существа, инструкторы Академии встретили ворчанием и зубовным скрежетом, но, изучив природные особенности зверя, вынужденно согласились пойти на некоторые уступки. Кроме того, даже самые изнеженные «одомашненные» коты сохраняли здоровье и живучесть своих диких собратьев, а сам Нимиц, похоже, прекрасно понимал, с какими нагрузками придется справляться его спутнице. Все, что ему требовалось для счастья, — это сон на ее подушке, немного заботы, и если уж не поиграть время от времени, то хотя бы устроиться на плече или коленях у хозяйки, пока та сидит, уткнувшись в учебники. А еще кот не считал зазорным, напустив на себя печальный и жалобный вид, выманить лакомый кусочек или приласкаться к любому несчастному, попавшемуся ему на пути. Сам начальник Академии МакДугал, гроза первокурсников, пал жертвой этого беззастенчивого вымогательства. Грозный начальник таскал с собой пучки сельдерея, излюбленного лакомства маленьких хищников Сфинкса, и тайком скармливал Нимицу. А в качестве компенсации за свою слабость гонял мисс гардемарин Харрингтон до седьмого пота.

Погруженная в свои мысли, Хонор проследовала через ворота для прибывающих в главный вестибюль, отыскала нужный указатель и налегке двинулась к туннелям для персонала. Все ее скудные пожитки доставили грузовым рейсом еще утром, причем пока она собиралась, ее только-только уложенный чемодан уволокли стюарды Ускоренных Тактических Курсов.

Вызвав туннельную капсулу, женщина нахмурилась. Вся эта спешка, связанная с ее прибытием к месту службы, не в характере флотских. Те предпочитают следовать установленному порядку. О своем назначении на «Ястребиное Крыло» она знала за два месяца до отправления. На сей раз Хонор буквально выдернули с выпускной церемонии УТК[5] и, ни о чем не предупредив, отволокли в кабинет адмирала Курвуазье. Прибыла капсула, и Харрингтон шагнула внутрь, все еще хмурясь и слегка потирая кончик носа. Нимиц приподнял подбородок с верхушки берета и куснул хозяйкино ухо, укоризненно его при этом дернув. Таким образом кот поступал в тех — увы, нередких — случаях, когда его спутница нервничала. Хонор в ответ щелкнула зубами и принялась чесать зверю грудку, однако ничуть не успокоилась, и Нимиц огорченно вздохнул.

Ей до зарезу хотелось узнать, почему Курвуазье так быстро спровадил ее из кабинета и отправил к месту нового назначения. Вне всякого сомнения, это было сделано не без умысла. Адмирал напоминал не то херувима, не то гномика, с ласковым личиком и склонностью к постановке дьявольски сложных тактических задач. Харрингтон знала его чуть не всю жизнь. Будучи ее инструктором по тактике на четвертом курсе, он распознал в ней врожденный талант и сумел отшлифовать его, добившись умения действовать по своей воле, а не дожидаться, пока страх или отчаяние случайно натолкнут на правильное решение. Пока прочие преподаватели беспокоились по поводу ее низких оценок по математике, Курвуазье тратил на индивидуальные занятия с Хонор десятки часов и, если уж говорить правду, спас ее карьеру еще до того, как та началась. Но на сей раз адмирал вел себя весьма уклончиво. Харрингтон не сомневалась в искренности поздравлений и удовлетворенной гордости своего учителя, но никак не могла отделаться от ощущения странной недосказанности. Спешка объяснялась якобы исключительно необходимостью ее присутствия на «Гефесте», дабы неотлучно наблюдать за новым кораблем в процессе переоборудования для предстоящих флотских учений. Странно, ведь на самом деле боевой корабль Флота Ее Величества «Бесстрашный» — всего-навсего один из многочисленных легких крейсеров. Как-то не укладывается в голове, что отсутствие капитана Харрингтон серьезно повлияет на баланс сил в военных играх, планируемых для всего Флота Метрополии!

Нет, определенно что-то затевалось. Хонор отчаянно жалела, что перед посадкой на шаттл не успела получить полную информацию. Но, по крайней мере, у нее не осталось и времени сходить с ума от беспокойства, как перед отправкой на «Ястребиное Крыло», — ну а ее будущий старпом, лейтенант-коммандер МакКеон, прослуживший на «Бесстрашном» почти два года, наверняка сможет ввести своего нового командира в курс дела относительно таинственного переоборудования.

Женщина набрала код пункта назначения на маршрутном пульте, поставила портфель и расслабилась, когда аппарат рванулся вперед по антигравитационному туннелю. Несмотря на предельную скорость (порядка семисот километров в час), поездка занимала более пятнадцати минут — при условии, если пассажиру повезет и в пути не случится остановок.

Время от времени один сектор гравигенераторов перебрасывал капсулу другому, и тогда слабая вибрация палубы под ногами изменяла ритм. Немногие сумели бы это заметить, но для Хонор мелкая дрожь давно стала частью мира, едва ли не более реального, чем бездонная синева небес и прохладные ветры ее детства или биение сердца. Дрожь эта была одним из бесчисленных мельчайших раздражителей, мгновенно и исчерпывающе сообщавших обо всем, происходящем вокруг.

Отогнав прочь мысли об уклончивых адмиралах и прочих загадках, Харрингтон уставилась было на электронную карту, где курсор обозначал перемещение аппарата по туннелям, но замерла, в удивлении заметив краем глаза свое отражение в полированной стене капсулы.

Лицу, смотревшему на нее из темного стекла, следовало бы выглядеть иначе, отражая происшедшие в судьбе хозяйки монументальные изменения, а оно не отражало. Оно по-прежнему представляло собой набор остро очерченных плоскостей и углов (над всеми главенствовал прямой патрицианский нос, который, по ее мнению, был единственной относительно патрицианской чертой в ее внешности) и не носило ни малейшего следа косметики. Некогда Хонор сказали, что ее лицу присуща «суровая элегантность». Она не была в этом уверена, но данная концепция показалась ей куда лучше ужасного «Надо же, какой у нее здоровый вид!». Не то чтобы определение «здоровый» не соответствовало истине, но Хонор оно вгоняло в тоску. Благодаря почти полуторной гравитации ее родной планеты и суровому режиму тренировок она выглядела в черно-золотом мундире Королевского Флота Мантикоры нарядно и солидно, и это, критически подумала Хонор, было лучшее, что она могла сказать о своей внешности.

Большинство флотских дам-офицеров предпочитали следовать последнему крику планетарной моды: длинные волосы, обычно замысловато подстриженные и уложенные, — но Харрингтон давным-давно решила, что не имеет смысла изображать нечто, чем ты не являешься. Практичная прическа без претензий на модные изыски — в самый раз. Коротко подстриженные волосы не мешали под шлемом скафандра и в состоянии невесомости. Правда, эти двухсантиметровые прядки упрямо старались завиться, но ни блондинкой, ни рыжей, ни даже брюнеткой назвать ее было нельзя. Всего лишь весьма практичный, неброский темно-каштановый цвет. Глаза были еще темнее, и Хонор всегда казалось, что намек на миндалевидный разрез, унаследованный ею от матери, заставляет их выглядеть неуместно на ее костистом лице — как если бы их добавили задним числом. Темный блеск глаз делал бледное лицо еще более бледным, а подбородок казался слишком массивным на фоне твердой линии рта. Нет, в который раз решила она, с ее лицом вполне можно примириться, терпимое такое лицо, но бессмысленно воображать, что кто-то когда-то заподозрит его в лучезарной красоте… ну и черт с ним.

Хонор улыбнулась, и отражение улыбнулось в ответ. Чувство восторга нахлынуло снова, вытеснив все заботы, и она почувствовала, как опять, помимо воли, становится похожа на ребенка, завладевшего мешком с новогодними подарками. Харрингтон твердо решила настроиться на серьезный лад и заставить себя весь остаток пути думать о задании. Командир обязан выглядеть спокойным и собранным.

Она неплохо потрудилась, чтобы так быстро сделаться командиром корабля. Увеличение продолжительности жизни почти автоматически привело к удлинению срока службы. Флот, несмотря на постоянное расширение, причиной которого была угроза со стороны Хевена, не испытывал недостатка в старших офицерах, а Хонор пробивалась из низших чинов. К тому же она не располагала ни высокопоставленными родственниками, ни друзьями, способными подтолкнуть ее флотскую карьеру. Харрингтон с самого начала знала и принимала тот факт, что люди менее компетентные, но более родовитые обойдут ее. Ну, обошли…

Командование легким крейсером — предел мечтаний многих офицеров! И пусть «Бесстрашный» вдвое старше ее и не намного крупнее современного эсминца — что с того? Он все равно остается крейсером, а крейсеры — это уши и глаза Королевского Флота Мантикоры, сопровождающие и разведчики. Сфера независимого командования и огромных возможностей.

И ответственности. Мысль об ответственности позволила, наконец, удалить остатки улыбки. Конечно, любой способный офицер жаждет независимого командования, но получив его, капитан остается один на один со всеми своими проблемами. Ему не к кому обратиться, никто не взвалит на себя его ответственность и не разделит с ним вину. Командир крейсера становится прямым персональным представителем Короны и Королевы, вершителем судьбы вверенного ему корабля. И если он не оправдает оказанного ему доверия, никакая сила в галактике не сможет его спасти.

Капсула остановилась, и Хонор, выйдя в просторную галерею, окинула жадным взглядом свой новый крейсер. Корабль Ее Величества «Бесстрашный» висел в своем доке за прозрачной стеной толстого бронепластика, строгий и изящный даже за нагромождением рабочих платформ и подъездных туннелей. Сразу за передними импеллерами на белом корпусе выделялся бортовой номер: «CL-56».[6] В вакууме дока плавали ремонтные механизмы, управляемые людьми в скафандрах. Основные работы, похоже, проводились в бортовых орудийных отсеках. Задремавший было Нимиц открыл один глаз и стал наблюдать за тем, что заинтересовало его спутницу, замершую перед прозрачной бронепластиковой стеной.

Отправляясь сюда, Харрингтон знала, что «Бесстрашного» должны переоборудовать капитально, но, изучая происходящее в доке, усомнилась в адекватности своего представления о «капитальном». Вкупе с умышленным сокрытием деталей и недомолвками адмирала, зрелище лишний раз наводило на мысль о том, что на «Гефесте» затевается нечто совершенно особенное. Хотя какое все это имело значение сейчас — Хонор буквально пожирала глазами новый корабль, ее корабль!

Трудно сказать, как долго она простояла в полной неподвижности, пока наконец не нашла в себе силы оторваться от созерцания и направиться к туннелю для экипажа. Двое морпехов, часовых у входа, вытянувшись по стойке «смирно», наблюдали за ее приближением.

Женщина, протянув им свои документы, с одобрением наблюдала, как старший, в звании капрала, внимательно их изучает. Разумеется, дежурные и без всяких бумаг догадались, кто перед ними, иначе и быть не могло, разве что систему тайного флотского оповещения постигла внезапная и необъяснимая смерть, да и вожделенный белый берет имел право носить лишь один член экипажа любого корабля. Как бы то ни было, ни один из солдат не выказал ни малейшей осведомленности о прибытии их второго после Господа Бога начальника. Капрал протянул ей папку обратно и отдал честь, Хонор, отсалютовав в ответ, прошла мимо дежурных в туннель.

В обзорном зеркале на первом повороте туннеля Харрингтон заметила, как капрал включил наручное переговорное устройство: видимо, сообщил, что новый капитан на подходе.

Пол пересекла алая линия, предупреждающая о зоне невесомости. Когти Нимица погрузились глубже в подушечку на плече. Возникло ощущение свободного падения, и Хонор, покинув область искусственной гравитации «Гефеста», отправилась в грациозное плавание. Пульс ускорился до неприличия. Женщина ужом скользила вниз по переходу. Еще две минуты, сказала она себе. Всего две минуты.

Лейтенант-коммандер Алистер МакКеон поправил ремень и согнал с лица выражение неудовольствия. Сообщение застало его в глубинах недр развороченной системы огневого контроля. Принять душ и переодеться в свежую форму он не успел и теперь чувствовал, как пот пропитывает рубашку под торопливо натянутым кителем. Слава богу, благодаря сообщению капрала Левина ему хватило времени построить команду. На верфи не требовалось строгого соблюдения этикета, но МакКеон не собирался лишний раз раздражать нового капитана. Кроме того, у «Бесстрашного» имелась репутация, а репутацию следует поддерживать, да и вообще…

В тот момент, когда из-за поворота показался новый командир корабля, спина лейтенант-коммандера распрямилась и он ощутил мучительный спазм чего-то очень похожего на боль. При виде блестящего, серо-кремового животного, восседающего на капитанском плече, лицо старпома слегка вытянулось. О древесном коте он ничего не знал и, заметив его, едва справился с приступом иррациональной обиды.

Капитан Харрингтон легко преодолела оставшиеся несколько метров туннеля, перевернулась в воздухе, ухватилась за алый поручень, отмечавший границу внутреннего гравитационного поля «Бесстрашного», и, словно гимнаст, спрыгнувший с колец, мягко приземлилась на палубу крейсера. На фотографии, в повседневном форменном кителе, женщина выглядела совсем иначе, и ощущение личной обиды отчего-то всколыхнулось в МакКеоне с новой силой. В документах треугольное лицо капитана казалось суровым и неприветливым, почти ледяным, особенно в обрамлении темного ореола коротко стриженных волос. Картинки лгали. Они не сумели передать естественность и живость, некую угловатую привлекательность. Вряд ли можно назвать капитана Харрингтон красивой, решил Алистер, но дело явно не во внешности. Эти резковатые, выразительные черты и огромные темно-карие глаза — экзотически удлиненные и лучащиеся еле сдерживаемым восторгом вопреки «служебному» выражению лица — выходили далеко за рамки таких эфемерных понятий, как «красивая». Она была собой, единственной и неповторимой, и от этого делалось только хуже.

МакКеон бесстрастно встретил ее испытующий взгляд и постарался задавить растущую обиду. Он резко отсалютовал. Послышались пронзительные свистки боцмана, команда вытянулась в четком парадном строю. Вокруг входного портала прекратилась всякая деятельность, и Хонор вскинула руку в ответном салюте.

— Разрешите подняться на борт?

Ее голос прозвучал прохладным чистым сопрано — МакКеон не ожидал такого от женщины ее роста, вполне сопоставимого с его собственными метр восемьдесят.

— Разрешаю.

Формальность, но весьма существенная. Пока она не примет командование официально, Хонор Харрингтон — не более чем гостья на борту корабля, подчиненного МакКеону.

— Спасибо. — Женщина прошла вперед мимо посторонившегося Алистера.

Старпом следил, как глаза темно-шоколадного цвета изучают обстановку, и гадал, что у капитана на уме. Ее лицо, словно вырезанное из камня (МакКеон надеялся, что о его собственном лице можно сказать то же самое), несмотря на сияющий взгляд, отлично скрывало эмоции.

Вообще-то Алистер не должен был на нее злиться. Это просто нечестно. Лейтенант-коммандеру не полагается командовать легким крейсером… но ведь Харрингтон почти на пять — более восьми стандартных — лет младше! И тем не менее она не только обогнала его в звании — ее китель уже украшает шитая золотом звезда, знак того, что она уже командовала гиперпространственным судном. И при этом выглядит настолько юной, что годится ему в дочери. Ну, не в дочери — но на племянницу вполне потянет. Она, разумеется, пролонг во втором поколении. МакКеон достаточно внимательно проштудировал открытую информацию из ее личного дела. Геронтотерапия, похоже, действует куда эффективнее именно на второе и третье поколение. Другие пункты досье — к примеру, склонность к нетрадиционным тактическим приемам или медаль «За отвагу», а также Монаршья Благодарность, которые Хонор получила за спасение людей во время взрыва в переднем двигательном отсеке КЕВ[7] «Мантикора», — несколько приглушили вспыхнувшую неприязнь, но… Ни эти подробности, ни понимание природы ее юности не могли искупить того простого факта, что должность, к которой он так безнадежно стремился, занята офицером, не только без всяких усилий излучающим обаяние (качество, которому Алистер всегда завидовал в других), но и обладающим внешностью зеленого выпускника Академии, а не бывалого вояки…

Ясный, пристальный взгляд древесного кота ни на йоту не улучшил старпомовского самочувствия.

Харрингтон без комментариев завершила инспекцию команды и снова повернулась к лейтенант-коммандеру. Тот подавил раздражение и приступил к следующей стадии формальностей, входивших в его обязанности.

— Могу ли я проводить вас в командную рубку, мэм?

— Благодарю, лейтенант-коммандер.

Хонор выбралась из лифта и оглядела свои будущие владения. Признаки лихорадочного переоборудования виднелись повсюду, и, осмотрев хаотичное нагромождение инструментов и деталей, разбросанных по боевой рубке, она снова заподозрила неладное. Черт, что же именно адмирал Курвуазье не рассказал ей о ее корабле?

Ладно, сейчас есть дела поважнее. Харрингтон прошла в центр рубки к капитанскому креслу, помещенному в гнездо из дисплеев и мониторов. Большинство экранов работало в пассивном режиме. По давней традиции капитан не имел права занять свое место прежде, чем объявит о вступлении в должность. Женщина остановилась рядом, сняла Нимица с плеча и пересадила на левый поручень, вне поля зрения интеркома. Затем она отложила свой портфель, нажала на кнопку на правом поручне и прислушалась к чистому, музыкальному перезвону, разнесшемуся по кораблю.

Все работы на борту «Бесстрашного» прекратились. Даже несколько приглашенных гражданских техников, тянувших проводку, выползли из-под консолей или из недр двигательных отсеков и маневровых контуров, когда прозвучал сигнал всеобщего оповещения. Сотни глаз сосредоточились на оживших экранах интеркомов. Люди сосредоточились, готовясь составить первое впечатление о капитане, в чьи руки лорды Адмиралтейства в своей бесконечной мудрости вверили их жизни.

Хонор сунула руку за пазуху, извлекла приказ о назначении, и во всех динамиках раздался хруст сломанного сургуча.

«От адмирала сэра Люсьена Кортеса, Пятого Космос-Лорда, Королевский Флот Мантикоры, — зазвучал ее суховатый, спокойный голос, — коммандеру Королевского Флота Мантикоры Хонор Харрингтон, тридцать пятого дня, четвертого месяца, года двести восьмидесятого после Прибытия. Мадам! Настоящим вам предписывается проследовать на борт Корабля Ее Величества „Бесстрашный“, си-эль-пять-шесть, дабы принять на себя права и обязанности командира на службе Короны. Не посрамите сие звание в минуту опасности. По приказу адмирала сэра Эдварда Яначека, Первого Лорда Адмиралтейства, Королевский Флот Мантикоры, именем Ее Величества Королевы».

Она умолкла и сложила приказ, даже не взглянув на экран. В течение почти пяти сотен земных лет капитаны при вступлении в должность произносили на кораблях Флота Мантикоры нечто подобное. Прочитав вслух эту высокопарную и не слишком длинную формулу, Харрингтон приобрела полную власть над экипажем, обязав его членов повиноваться ей под страхом смерти.

— Мистер старший помощник, — обратилась она к МакКеону официальным тоном, — я принимаю командование.

— Капитан, — ответил МакКеон столь же официально, — вы приняли командование.

— Благодарю. — Хонор посмотрела на квартирмейстера, находившегося в другом углу рубки, и прочитала имя на нагрудном жетоне. — Мистер Браун, сделайте, пожалуйста, пометку в бортжурнале. — Она вновь повернулась к интеркому. — Я не стану отвлекать вас торжественными речами. Нам слишком много надо сделать, а времени у нас в нынешней ситуации слишком мало. Прошу всех вернуться к своим делам.

Харрингтон снова коснулась кнопки. Экраны интеркомов погасли, и она опустилась в удобное, идеально подходящее для человеческого тела кресло — теперь ее собственное кресло. Нимиц, обиженно дернув хвостом, скользнул к ней на плечо. Капитан жестом пригласила МакКеона сесть напротив.

Рабочая суета возобновилась.

Когда высокий, крепко сбитый старпом пересекал рубку по направлению к указанному месту, взгляд его серых глаз на мгновение встретился с карими глазами Хонор — как ей показалось, с легким намеком на неудовольствие… или даже с вызовом. Мысль эта удивила ее, но тем не менее лейтенант-коммандер протянул руку в традиционном приветствии новому капитану и произнес глубоким, ровным голосом:

— Добро пожаловать на борт, мэм. Боюсь, в данный момент здесь царит некоторая неразбериха, но мы почти укладываемся в расписание, а хозяева дока обещали мне еще две ремонтные бригады со следующей вахты.

— Хорошо. — Хонор пожала ему руку, затем прошла вместе с ним к распотрошенной секции огневого контроля. — Я, признаться, пребываю в некотором недоумении, мистер МакКеон. Адмирал Курвуазье предупредил меня о капитальном переоборудовании судна, но ни о чем подобном не упоминал. — Она кивнула на вскрытые пульты и размотанные кабели.

— Боюсь, у нас не было выбора, мэм. В других обстоятельствах при установке энергетических торпед мы могли бы ограничиться изменениями в программном обеспечении, но гравикопье при работе использует всю инженерную систему целиком. Ему требуется прямое соединение с главной системой управления.

— Гравикопье? — Хонор не повысила голоса, но МакКеон уловил нотку удивления и в свою очередь удивленно приподнял брови.

— Да, мэм. — Он помедлил. — Разве вам никто не говорил?

— Нет, не говорил. — Губы Хонор сложились в нечто похожее на улыбку, и она, неторопливо сложив руки за спиной, спросила: — Сколько и какого бортового вооружения нам это стоило?

— Всех четырех гразеров.[8] — МакКеон заметил, что ее плечи слегка напряглись.

— Понимаю. И вы, если не ошибаюсь, упомянули энергетические торпеды?

— Да, мэм. Верфь заменила — вернее, заменяет — ими все бортовые пусковые установки ракет, кроме двух.

— Все, кроме двух?

Этот вопрос прозвучал жестче, и МакКеон испытал приправленное горечью удовлетворение. Неудивительно, что она так расстроена. Ее даже не предупредили! А уж он-то как расстроился, узнав о затее командования.

— Да, мэм.

— Понимаю, — повторила Хонор и вздохнула. — Очень хорошо, старпом, что нам оставили?

— У нас все еще имеются лазеры-тридцатки, по два на каждом борту, плюс две ракетные установки. После переоборудования у нас появится гравикопье и четырнадцать торпедных генераторов. Оружие преследования осталось без изменений: две ракетные установки и лазер-шестидесятка.

«У нее отличный самоконтроль, — заключил старпом, — даже не поморщилась. Совершенно».

Энергетические торпеды представляли собой быстродействующее разрушительное оружие, от которого очень трудно защититься… но совершенно бесполезное против цели, имеющей силовой барьер военного образца. Данный факт, очевидно, и послужил причиной, по которой на «Бесстрашном» установили гравикопье. Правда, хотя гравикопье и выжигало (как правило) у противника генераторы силовых барьеров, срабатывало оно медленно и действовало на очень короткой дистанции.

— Понимаю, — в который раз произнесла капитан Харрингтон и чуть тряхнула головой. — Очень хорошо, мистер МакКеон. Уверена, что отрываю вас от дел куда более важных, чем разговоры со мной. Мой багаж уже доставили?

— Да, мэм. Ваш ординарец проследил за этим.

— В таком случае я буду у себя в каюте, если понадоблюсь. Просмотрю корабельные журналы. Я собираюсь пригласить офицеров поужинать сегодня вечером — не вижу смысла отвлекать их сейчас от обязанностей ради процедуры знакомства. — Она помолчала, как будто ей в голову пришла новая мысль, затем взглянула на старпома. — До того я хотела бы пройтись по кораблю и понаблюдать, как продвигается работа. Удобно ли вам будет сопровождать меня в четырнадцать ноль-ноль?

— Конечно, капитан.

— Спасибо. Увидимся позже. — Хонор кивнула и, не оглядываясь, покинула рубку.