"Война за Биософт" - читать интересную книгу автора (Курпатова-Ким Лилия)

Евгений Климов

24 августа 2054 года, 10:32:12

Квадролет/RRZ «Эллада»

Поскольку делать Громову было нечего, а Тайни понравилось в Элладе, друзья решили не ограничиваться экскурсией по пустующим домам Эллады. Поместье Спарклов находилось неподалеку, и Чарли любезно пригласил всех в гости.

Правительство предоставило Громову сверхскоростной квадролет.

Внутри салона находились четыре мягких кресла, между ними столик. Панорамные пуленепробиваемые стекла по бортам.

Евгений Климов разливал чай.

К полной неожиданности для Громова, поверенный оказался молодым человеком лет двадцати пяти, высоким блондином со спортивной фигурой и веселыми голубыми глазами. Во время первого разговора по биофону Макс почему-то решил, что Климов — старик.

Поверенного можно было принять за медиазвезду или профессионального спортсмена. Однако жесты Климова, манера себя держать и одеваться сильно диссонировали с внешностью и возрастом. Солнце поблескивало на старинных золотых запонках, украшавших жесткие манжеты голубой рубашки поверенного, очевидно, довоенного производства, как и темно-синий костюм.

Вероятно, заметив, что друзья с удивлением его рассматривают, Климов сказал:

— Отец оставил внушительный гардероб. Нет нужды покупать по бешеной цене довоенное старье. Моя семья и так скопила его предостаточно. Хорошо, что в молодости мои предки были неравнодушны к модной одежде. Наш дворецкий все время ворчал, что такого количества барахла хватит потомкам до седьмого колена. Знаете, когда он это сказал, я сразу почувствовал в его словах пророчество. Они как-то очень по-особому прозвучали. Когда я приехал в Норфолк, у меня даже была форма, которую носил там мой отец когда-то.

— Вы закончили Норфолк? — оживился Чарли, наливая себе сливок в чай. — Я тоже туда поступил! Только пока не решил, поеду ли… Сначала я был твердо уверен, что не хочу возвращаться в Эден, но сейчас думаю… Если бы был способ выходить из его виртуальной среды по своему желанию, то, возможно, я бы туда вернулся. Мне нравилось быть в группе Айи Хико… А что было вашей специализацией в Норфолке?

— Поначалу лингвистика, а потом личностный анализ. Меня всегда завораживала разница между формальным и реальным смыслом сказанных слов, — мягко ответил ему Климов. — Правда, с последнего года обучения я перевелся в школу «Биогеника» и учился еще два года на отделении нейролингвистики — изучал биологические основы речи. Все ту же специфику — разница между «знаком» и его «значением».

— Как это? — не понял Чарли.

— Ну, скажем, смысл слова «свобода» в лотек- и хайтек-пространствах сильно отличается. Слово одно, а смыслы совсем разные, понимаете? — пояснил Климов. — Формальный язык как система знаков никак не связан с их смысловой составляющей. Звуки живут отдельно, их смысл — отдельно, — он запнулся, нервно рассмеялся и махнул рукой. — Извините, это, наверное, слишком скучно для вас.

Громов смотрел на поверенного и не мог понять, что в нем не так. Перед отлетом, когда Климов уже сел в квадролет, Чарли весело сказал Максу: «Поздравляю, Бюро приставило к тебе агента». Макс это запомнил и никак не мог выбросить из головы.

Евгений Климов предложил рассказать о пустующих домах в Элладе, их историю. Этот рассказ занял все время полета. Иногда Макс и его друзья перебивали поверенного вопросами.

Оказалось, что в Элладе не так уж много пустующих домов. Всего четыре. По традиции, все поместья Эллады имели собственные имена.

Первое, «Дольче Вита», принадлежало Хелене Наварро, владелице корпорации Drinks, которая раньше была Председателем TF. Она жила в «Дольче Вита» очень давно, в молодости.

— Это совсем небольшой дом, — говорил Евгений Климов. — Очень женственный. В прямом смысле слова. Похож на ажурный торт. Белый, легкий. Целиком из искусственного сверхлегкого мрамора. Первый этаж поддерживают ажурные колонны. Резные потолки в арабском стиле. Орнаменты на мраморе — это очень красиво. Дом стоит на скалах, прямо у моря. Есть помост, выдающийся далеко в воду, с которого можно нырять, не боясь разбиться. Этот дом Хелене подарил отец, когда она закончила школу. Он предназначен для проживания одного человека. Там даже внутренних стен нет.

— Как это? — удивился Макс.

— Совсем нет стен? — вторил ему Тайни, деловито расправляясь с зефиром, коробку которого Евгений Климов предусмотрительно захватил в гастрономическом бутике отеля. За эту предусмотрительность Бэнкс почти мгновенно полюбил поверенного и расположился к нему всецело.

— Комнаты, вернее сказать, зоны отделены друг от друга шелковыми занавесями. Это красиво и способствует хорошей циркуляции морского воздуха, но крайне непрактично, — говорил Климов, разливая чай. — К тому же в этом доме кухонная мебель розового цвета, — он повернулся к Громову: — Вам положить сахар?

— Фу! — сморщился Макс. — То есть сахар — да.

— Два кусочка, три? — поинтересовался поверенный.

— Э-э… — Громов не понял. — А сколько это в каплях?

— О! Я не про химический подсластитель, — улыбнулся Климов. — Настоящий тростниковый сахар, коричневый, куски!

Он открыл серебряную сахарницу и продемонстрировал ее содержимое.

— Ладно, сколько вы обычно капаете подсластителя? — спросил Климов.

— Три капли, — ответил Макс.

— Значит, два кусочка, — улыбнулся поверенный, взял щипцы и аккуратно положил в чашку Громова два кусочка сахара. — Ой, нет. Три. Два куска — это для белого сахара.

Климов подцепил еще кусок, немного более темного цвета, и кинул в чашку Макса.

Громов стал помешивать чай ложечкой, с удивлением наблюдая, как растворяется сахар.

— Согласен с вами, розовая мебель — это на любителя, — спокойно продолжил поверенный, наливая чай остальным. — Следующий пустующий дом — «Камелот». Для одного человека он, мягко говоря, великоват.

— Это настоящий замок! Я там был! — оживился Чарли. — Высокие стены, внутри восемь этажей! Сложен из массивного камня!

— С другой стороны, — продолжил Евгений Климов, — вы ведь не всегда будете жить один, — поверенный многозначительно улыбнулся, — рано или поздно вы осчастливите своим вниманием какую-нибудь юную леди. Или, может быть, уже кого-то осчастливили? У вас есть девушка?

Макс подавился чаем и закашлялся. Чарли как-то странно, с подозрением посмотрел на него и протянул салфетку.

— Вы можете устроить штаб-квартиру своей будущей корпорации прямо в «Камелоте». Его размеры вполне позволяют, — спокойно закончил свою мысль Евгений Климов. — Третий пустующий дом — это «Эго».

— Он раньше принадлежал доктору Синклеру, — неожиданно сказал Тайни. — Я прочитал в Сети.

— К сожалению, «Эго» находится в совершеннейшем запустении, — вздохнул Евгений Климов. — С тех пор как доктор Синклер переселился в Эден, дом пустовал. Это прекрасный особняк, выстроенный на развалинах собора.

— Церкви? — удивился Макс.

— Собора Cвятого Стефана. От древнего здания сохранились кирпичные стены, подвал и дубовые арочные перекрытия. Очень красиво. Доктор Синклер восстановил витражи и винный погреб. Однако с тех пор прошла четверть века. Все это время в доме никто не жил. Я даже представить не могу, во что он превратился… Хотя некогда архитектор, построивший этот дом, даже получил специальную премию. Впрочем, для вас это скорее всего не имеет никакого значения, — Климов вздохнул. — Четвертый пустующий особняк в Элладе — Рободом.

— Рободом продается?! — Макс подскочил и удержал себя на месте, вцепившись в подлокотники.

— Помнишь, ты когда-то пошутил, что купил бы только дом Аткинса?! — завопил Чарли.

— Там же музей, — с тихим недоумением пробормотал себе под нос Тайни.

— Да, но закрытый для посещения, — Евгений Климов многозначительно посмотрел на друзей. — В нем не бывал ни один журналист, сценарист или режиссер из числа снимавших фильмы об Аткинсе. Вам это не кажется странным?

— Всегда казалось, — кивнул Чарли. — По дому Аткинса можно совершить виртуальную прогулку на мемориальном портале, и не более того…

— Там нет мебели! — тут же радостно заявил Макс.

— Там все выдвигается из стен! — вторил ему Тайни.

— Он весь покрыт порошковым сплавом из четырех металлов — вольфрама, титана, хрома и стали, — устойчивое к любым повреждениям покрытие! — добавил Громов. — И еще он не боится воды! И сам по себе является мощнейшим компьютером! Там есть целая комната для симуляции любых ситуаций. Можно смоделировать все что угодно на манер Сетевой арены с полным эффектом присутствия!

Евгений Климов только кивал головой, слегка морщась, будто эмоции, бившие из Макса и Чарли ключом, были чем-то материальным и угрожали испортить безупречный костюм поверенного.

— Да-да, это все, бесспорно, так, — сказал он. — Однако есть кое-какие особенности…

Тут поверенный встретился с горящими глазами Макса и махнул рукой.

— Объяснять вам это бесполезно, — сказал он со вздохом. — Сами увидите. Что до меня — если бы вы спросили моего совета, — я бы рекомендовал вам взять «Камелот». Он самый большой, самый комфортабельный, в полной сохранности и готов принять вас хоть завтра…

— Недалеко от нас еще один пустующий дом, — вспомнил Чарли. — «Шоколадная плитка».

— Совершенно верно, — спокойно ответил Климов. — Но он не свободен. У него есть законный владелец, который, — поверенный шумно вздохнул, — когда-нибудь туда вернется… Но я могу устроить вам экскурсию туда. Если хотите. Там хранится замечательная коллекция живописи. Импрессионизм, супрематизм, фэнтези-графика, киберкубизм…

Но Макс уже не слушал. Он только нетерпеливо дернул ногой, всем своим видом показывая, что решение принято.

— Я хочу Рободом!

— Сначала взгляните, — примирительно сказал Евгений Климов. — Кстати, вот и ваши будущие владения, — он показал вниз.

Макс прижался к окну. Под ним расстилалась лазурная морская гладь. Громов никогда в жизни не видел таких ярких красок. Изумрудная зелень на белых скалах, ажурный край берега, изрезанный множеством мелких бухточек, роскошные яхты, покачивающиеся на волнах.

Спаркл прижался к стеклу и показал пальцем на огромный белый дворец, мелькнувший внизу:

— Смотрите! Мой дом!

— Я никогда не был в зонах комфортного проживания, — тихо отозвался Макс, восторженно глядя на проносящиеся мимо рощи, острова, скалы, реки.

Евгений Климов спросил у Чарли:

— Ваш отец, мистер Спаркл, наверное, тратит целое состояние на атомные батареи для квадролета, если летает отсюда в Нью-Йорк?

— Он летает не так уж часто, — ответил тот. — Здесь живет моя семья — точнее сказать, родители. С восточной стороны дом дяди, но сейчас там бабушка с дедушкой. С западной стороны поместья — дом дяди по материнской линии.

— Это правда, что в комфортных зонах живут в основном женщины и дети? — спросил Тайни, с интересом рассматривая редкие крыши громадных особняков, утопающих в зелени.

Евгений Климов кивнул и добавил:

— Еще пенсионеры. Все, кто работают, вынуждены гробить свое здоровье в хайтек-мегаполисах, черт бы их побрал, изредка выбираясь в RRZ на отдых.

Макс заметил:

— Тех, кто может выбраться в RRZ, тоже не слишком много.

— К сожалению, — вздохнул Евгений Климов.

Поверенный посмотрел вниз, на проносящиеся мимо белые острова и яркое лазурное море. Его лицо стало мечтательно-грустным, будто он вспомнил что-то такое, о чем уже давно забыл, и вообще стал считать это сном или фантазией.

— Мой отец говорил, — тихо произнес он, — что до войны здесь все было совсем не так. Здесь были маленькие отели, пляжи, множество маленьких кабачков на берегу, где можно было съесть свежей, только что выловленной рыбы, сбрызнутой оливковым маслом и пожаренной на углях, запить ее стаканчиком холодного белого вина, и это стоило сущую мелочь. Вечерами на набережных играла музыка, пары бродили вдоль моря, танцевали, целовались. Здесь был рай, куда хотя бы раз в жизни мог попасть каждый человек.

Чарли Спаркл опустил голову, будто услышал в этих словах упрек. Евгений Климов заметил это и мгновенно вернулся к своему обычному ровному доброжелательному тону и располагающей улыбке.

— Потом хайтек-коалиция заново перекроила мир и решила, что в этих местах будут жить только самые достойные, — закончил он.

29 июля 2054 года, 06:45:34

Тюремный комплекс Джа-Джа Блэк

О. Исландия

Северный блок,

секция интенсивной терапии

Мой резервуар с «жидким воздухом» с величайшей осторожностью погрузили в реанимационный электромобиль.

Доктор Жилинский отключил меня от всего оборудования, сказав:

— Транспортировка займет минут двадцать-тридцать. Уровень кислорода в жидкой смеси будет в норме. Но на всякий случай в реанимобиле имеется запасной баллон. Так что не волнуйтесь. Кислородного голодания мы ни в коем случае не допустим. Вас приказано привести в форму как можно скорее, так что мы стараемся.

Я не мог задать ему ни одного вопроса из тех, что меня мучили.

Мой срок истек? Уже прошло пятьдесят лет? Кто приказал «привести меня в форму как можно скорее»? И зачем?

Память возвращалась ко мне стремительно. Иногда даже становилось больно глазам от напряжения внутри черепной коробки. Огромные пласты информации всплывали один за другим. Я знаю все о человеческом мозге, поведении, инстинктах, влиянии ДНК-фактора, балансе нейрогормонов, воспитательном детерминировании, феномене «внутреннего зеркала» и прочих вещах, которые позволяют прогнозировать поступки человека в мельчайших подробностях. Я исследую креативные способности подростков. Я личностный аналитик величайшего гения в истории — Роберта Аткинса. Я…

Внезапно все мое тело свела судорога. Аткинс!

Мне надо видеть его немедленно! Я должен встретиться с ним, потому что не успел сказать ему одну очень важную вещь! Я должен был сделать это до того, как меня заморозили! Я надеялся, что мне позволят с ним попрощаться, но меня отправили в Джа-Джа Блэк на день раньше, а Роберт так и не прилетел на последнюю встречу… Может быть, он узнал правду и не захотел меня видеть.

Я кричал и умолял перенести процедуру, но Буллиган мне отказал. В такой малости! Я просил у него всего один день! Я должен был увидеть Роберта! Я должен был сказать ему, что не стоит расставаться с Хеленой… Не надо бояться чувства, что возникло в его сердце вопреки генетике. Его собственные гормоны — фенилэтиламин, тестостерон, адреналин и допамин — вот ключ к тому, чтобы мой церотерозин начал действовать так, как должен. Чтобы стать нормальным навсегда, Роберт должен научиться любить, заботиться, чувствовать привязанность… Привязанность! Окситоцин закрепит действие нейроактиватора. Роберт перестанет чувствовать себя чужим на этом свете. Монстр в его голове уснет…

У меня зашумело в ушах. Сердце забилось с такой силой, что я почувствовал тесноту в грудной клетке.

Собственная жизнь проносилась перед глазами с бешеной скоростью. Теперь я точно знал, почему оказался в тюрьме. Я помню, за что. Но ни о чем не жалею. Я спас Роберта. Интересно, какой он сейчас? Может, меня разморозили потому, что ему снова требуется моя помощь? Может, он и Хелена до сих пор вместе? Я бы хотел увидеть их детей. Если они не унаследовали странной болезни Роберта — это было бы настоящим чудом. Чудом, которое я, наверное, не смогу объяснить, но объяснение меня сейчас не интересует. Я хочу увидеть их. Просто увидеть…

Подробности моей работы, научной деятельности, лекций, планов и стремлений не вызывали отклика в душе. Память фиксировалась на каких-то мелочах, ничего не значащих подробностях. К примеру, желтый цветок на моем окне. В моем кабинете был цветочный горшок с каким-то растением. Я поливал его, когда вспоминал об этом. В тот самый день, когда я ввел Роберту модулятор частот нейронных соединений — церотерозин, это растение вдруг зацвело. Оно все покрылось огромными ярко-желтыми цветами. Роберт заметил это и сказал: «Это не просто так. Я говорил тебе о законе квантовых случайностей? Ничего не бывает просто так. То, что мы называем случайностями, — все звенья одного великого замысла, который, как мне кажется, я могу понять. Ты, наверное, решишь, что у меня опять приближается приступ, — он улыбнулся, — но это не так. Это не похоже на мои приступы. Это что-то другое. Я чувствую что-то, присутствие чего-то большего, чем мое сознание, чего-то исходного, первопричины. Понимаешь? Эта штука у меня в голове — не одна. Она… Она следует чьей-то воле. Я пока не понял, как именно осуществляется связь…» Я был недоволен. Я не любил, когда Роберт говорил о своем мозге как об отдельном существе, которое его якобы поработило и мучает. Подобные рассуждения ясно давали мне понять, что до полного здоровья Аткинсу еще очень далеко и радоваться успехам рановато.

Я вдруг почувствовал боль. Будто внутри лопнула струна, в глазах защипало. Неожиданно навалилось чувство потери.

— Роберт… — пробормотал я.

Нет! Нет, это мне только кажется. С ним все в порядке. Я же вылечил его. Я нашел лекарство. Я вылечил Роберта. Он, наверное, уже закончил создавать свою науку — квантонику. Он расскажет мне о ней. Уверен, он нашел способ доказать свой закон квантовых случайностей и теорию всеобщей относительности тоже.

Реанимобиль остановился. Я очнулся от своих воспоминаний и увидел, что нахожусь в просторном помещении. Большую его часть занимал прямоугольный бассейн с «жидким воздухом», он был открытым. Вдоль одной из стен были выставлены столики на колесах с медицинским оборудованием. У другой стены — кровать и ширма. За ней санузел. Я знаю. Кажется, я уже бывал здесь.

Медбратья начали аккуратно перемещать мой резервуар на специальный подъемник, который должен был погрузить меня в бассейн. Доктор Жилинский начал объяснять, что будет происходить.

— Алексей Романович, сейчас мы погрузим вас в бассейн с жидким воздухом. Концентрация кислорода там чуть меньше, но свойства жидкости те же, что и в вашем резервуаре. Мы откроем крышку, и вы осторожно покинете свой контейнер, но не будете всплывать на поверхность. На дне бассейна, возле того места, куда подъемник опустит вас, лежат специальные грузы для рук и ног. Наденьте их, чтобы не всплыть на поверхность раньше времени. Три часа вы должны двигаться не останавливаясь — плавать, ходить по дну бассейна. Делайте что угодно, но не покидайте «жидкий воздух» и не стойте на месте. Три часа постоянного, размеренного движения. Вроде пешей прогулки по горам. После этого, по моей команде, вы снимете грузы и ляжете на подъемник, но будете держаться за специальный поручень, чтобы не всплыть. Мы опустим в бассейн трубки легочного экстрактора. Это аппарат, который быстро очистит ваши легкие от «жидкого воздуха». Вы почувствуете сильное удушье, вам захочется немедленно вынырнуть, подъемник быстро извлечет вас из бассейна на край. Вот здесь, видите? Учтите, первый глоток воздуха будет очень болезненным. Вам покажется, что это не воздух, а битое стекло. Будет очень сильная резь в легких, носоглотке и трахее, темнота в глазах, головокружение. Самый лучший способ побыстрее насытить легкие кислородом из атмосферного воздуха — это как можно громче закричать. Орите что будет сил до тех пор, пока не восстановится нормальное дыхание. Договорились?

Я кивнул.

24 августа 2054 года, 15:23:11

RRZ «Эллада»

Поместье Спарклов

— Я должен договориться с исполнительным секретарем кондоминиума о просмотре домов. Надо отключить охранные системы, получить гостевой ДНК-доступ, сведения о техническом состоянии… Хорошо бы найти инженера по безопасности, который на месте осмотрит основные агрегаты… — Евгений Климов разговаривал в большей степени сам с собой, но заодно информировал и Макса о предстоящих планах.

— Мне достаточно Рободома, — упрямо заявил Громов.

— Я вас слышу, — безупречно вежливо и доброжелательно ответил поверенный и добавил непреклонным тоном, — разумеется, сначала мы посмотрим Рободом, а потом все остальное. Предварительные согласования займут некоторое время…

— Мы побудем у меня, — перебил его Чарли Спаркл. — Доставьте нас ко мне домой, а потом заберете оттуда. Идет? Вы ведь у нас бывали? Помните, где это?

— Отличная мысль, — улыбнулся Евгений Климов. — Разумеется, помню. Ваше поместье на острове Крит.

— Точно, — Чарли вздохнул и посмотрел на друзей. — Я так волнуюсь. Честно говоря, даже предположить не мог, что когда-нибудь буду показывать вам свой дом!

Тайни шмыгнул носом и отправил в рот последнюю зефирину.

Макс подумал, что тоже никак не предполагал полететь в самую закрытую из всех RRZ, в гости к Чарли. Он впервые подумал о том, что никогда не воспринимал Чарли как настоящего друга. Скорее просто проводил с ним время, потому что Чарли был не против, он сам сел рядом с Громовым на самом первом уроке в Накатоми — к смеху сказать, это была эргономика. Громов был абсолютно убежден, что после окончания школы каждый будет жить своей жизнью. Спаркл унаследует корпорацию, а Макс начнет искать, кому нужен начинающий софт-инженер, который подает надежды и согласен первое время работать почти бесплатно. К тому же Громов никак не мог забыть слова Дэз о том, что на втором году обучения, когда Макс уже заканчивал работу над «Моцартом» в первый раз, между ним и Чарли вспыхнула ссора. Обрывочные воспоминания о том, что Спаркл почти не разговаривал с ним и вел себя очень отчужденно, не давали Максу почувствовать дружеской теплоты по отношению к Чарли. Возможно, они просто оказались заложниками ситуации. Но Макс не мог забыть надменного, холодного выражения лица Спаркла, когда «видел» того в среде Эдена в последний раз.

Почему Чарли вернулся? Интуитивно Громов не верил в его искренность. Ему постоянно казалось, что за этим странным проявлением дружеских чувств стоит что-то другое. Чарли как будто чего-то ждет, как будто хочет что-то спросить, но в последний момент — не решается.

Насчет Тайни вообще все сложно и запутанно. Вроде как Макс испытывал к нему какую-то теплоту в связи с тем, что они пережили на Кубке Эдена. Но ведь это был не Тайлер Бэнкс! Лучшим другом Громова все это время был Хьюго Хрейдмар в облике Тайни! Настоящий Тайни — молчаливый паренек, который все время ест. Вроде бы он неплохой геймер, раз прошел «Вторжение», вроде бы интересуется бионикой… Но в его глазах нет холодного, ироничного огонька, который репликация Тайни неведомым образом получила от Хьюго Хрейдмара.

Громов шумно вздохнул, будто содержание кислорода в кабине квадролета разом уменьшилось вдвое, и расстегнул жесткий воротничок своей рубашки.

«Ничего настоящего вокруг! Ни-че-го!» — подумалось вдруг. Эта мысль пришла сама, ниоткуда.

Макс вспомнил кусок из интервью Аткинса, которое тот давал медиакомпании «Стелс».

«В нашем восприятии между виртуальной реальностью и фактической не стало никакой разницы. Мы настолько погружены в себя, что другие люди — не более чем функции в нашей собственной проекции мира. Мы раздражаемся на них, когда они ведут себя не так, как нам хотелось бы, точно так же как раздражаемся на сбои в программах».

— Поместье Спарклов занимает примерно треть острова Крит, — с улыбкой сказал Евгений Климов, показывая вниз. — Для озеленения своей резиденции ваш дедушка, Чарли, морем доставил из лотек-пространства сто двадцать миллионов тонн плодородной земли. Орошение территорий потребовало строительства опреснительной установки, способной удовлетворить потребности небольшого города. Кроме того, он построил насосную станцию, которая гонит вглубь острова морскую воду. Миллионы кубических метров.

— Я знаю, — Чарли смутился.

— Зачем вам столько морской воды? — удивился Тайни.

Вместо покрасневшего Спаркла ответил Евгений Климов, мягким, уверенным голосом экскурсовода:

— Часть ее, добытая далеко от берега, с большой глубины, идет для наполнения громадных проточных плавательных бассейнов на территории резиденции. Всего их было десять. Одиннадцатый бассейн находился в личном SPA-комплексе резиденции. Воду для него подогревают и насыщают кислородом. Кроме того, там постоянно дежурят врачи, составляюшие для каждого члена семьи курсы необходимых процедур — целебных ванн, грязевых обертываний, масляных массажей, ароматерапии, массажа, иглоукалывания…

Чарли закашлялся и пробормотал:

— Моя мать проводит там большую часть дня…

— Семья Спарклов, состоящая из двадцати человек включая дедушек, бабушек и кузенов с обеих сторон — отца и матери, занимает территорию, по размерам равную целому кварталу хайтек-мегаполиса, где проживает около двадцати тысяч человек, — со странной радостной улыбкой и блеском в глазах продолжил Евгений Климов.

— Странно, — пробурчал Тайни, — мне всю жизнь говорили, что места для жизни на земле катастрофически не хватает, что планета перенаселена… А оказывается, в RRZ живет так мало людей… Двадцать человек? Всего? На треть острова?

— Если быть точным — сто пятьдесят с обслуживающим персоналом, — поднял вверх палец поверенный. — Только садовников в поместье Спарклов официально числится двадцать человек. Прислуга живет в двух довоенных отелях на берегу, в самой неудобной с точки зрения морских прогулок и купаний части острова. Каждый день слуги семьи Спарклов пешком преодолевают расстояние от пяти до десяти километров, чтобы добраться до хозяйских домов или тех установок, за которыми они обязаны следить. Так? — ласково спросил Евгений Климов у Чарли.

Тот покраснел еще больше, бросив отчаянный взгляд на Громова. Макс пристально уставился на Евгения Климова. Зачем тот говорит Чарли все это?!

Спаркл справился со своим волнением и произнес тихим, очень злым голосом:

— Не я выдумал правила, по которым живет хайтек-пространство.

В ответ поверенный рассмеялся:

— Ну что вы, Спаркл! Я всего лишь простой гражданин хайтек-пространства, который уже несколько лет покупает и продает здесь дома. Поэтому все о них знает. К примеру, в ваш дом водопроводная вода для приготовления пищи и мытья поступает из артезианских скважин.

Чарли отвернулся и замолчал. В кабине повисло напряженное молчание. Только Евгений Климов был весел. Даже, пожалуй, чересчур.

Квадролет приземлился на лужайке перед домом.

Дверь открылась, пассажиры стали спускаться. Магнитные винты по инерции еще вращались, но не создавали шума. Только легкий гул и ветер.

— Палаццо в старом итальянском стиле, — сказал Климов Громову, показывая на огромный дом, стоявший на холме.

Дом был двухэтажным, выстроенным в форме полукруга. Его фасад украшали ажурные колонны. К входу вела лестница из белого мрамора. Она казалась невесомой, струящейся.

На ступенях стояла женщина в легком шелковом платье и солнцезащитных очках. Рукой она придерживала соломенную шляпу с большими полями, украшенную цветами и лентами.

— Мама! — Чарли помахал ей рукой.

Она не ответила.

Макс огляделся по сторонам. Кругом все зеленело и цвело. Пели птицы. Над головой сверкало ослепительно голубое небо и яркое солнце. Даже виртуальная среда Эдена не была столь прекрасной. Контраст с хайтек-мегаполисами был такой, словно они прилетели на другую планету.

— Что здесь было раньше? — спросил он Чарли.

— То же, что и сейчас, — ответил тот. — Я изучал историю этого места и пришел к выводу, что каждый новый завоеватель, от античности и до наших дней, кем бы он ни был — вождем дорийских племен или владельцем хайтек-корпорации, мечтал тут поселиться. Здесь всегда живут те, кто покорил мир. Это место сберегли от огня всех мировых войн, потому что каждый, кто видел себя новым хозяином жизни, втайне мечтал взять его себе. Вот и весь секрет.

— Почему же в медиа ничего не рассказывают о жизни в зонах комфортного проживания? — недоуменно спросил Макс. — Все знают, что они есть, но почти никто и никогда их не видел. Только в сериалах телетеатра, но там и близко не показывают такой роскоши, — он показал рукой на дворец, утопающий в зелени лавра, апельсиновых и лимонных деревьев.

— Наверное, чтобы не раздражать те девяносто девять процентов населения хайтек-пространства, которым никогда в жизни сюда не попасть, — криво усмехнулся Чарли, бросив косой взгляд на Евгения Климова. — Я как-то слышал на одном из приемов, как Председатель Торговой Федерации сказал, что вся недвижимость в зонах комфортного проживания принадлежит одному проценту хайтек-граждан, которые успели к послевоенной дележке земли. Всем остальным надеяться уже не на что. Разве что арендовать землю за бешеные деньги у владельцев.

— Эй, герой! Неужели это Макс Громов собственной персоной?! — раздался сбоку бодрый голос.

Макс повернул голову и увидел отца Чарли — Фрэнка Спаркла, председателя совета директоров корпорации «Спарклз Кемикал». Его седые, сверкающие бриллиантовым блеском волосы были тщательно уложены. Мягкая хлопковая рубашка, белая с едва заметным мелким рисунком, и бежевые брюки делали его похожим на героев старых фильмов, снятых век назад.

Не обратив никакого внимания на сына, Фрэнк Спаркл подошел к Громову:

— Добрый день, молодой человек, — и улыбнулся так, что даже его холодные голубые глаза засветились добротой и участием. — Я счастлив и горд принимать в своих владениях лучшего представителя человеческого вида.

Макс и Чарли переглянулись. Напыщенная речь Фрэнка Спаркла звучала искусственно и до невозможности фальшиво.

— Спасибо, сэр… — пробормотал Макс и посмотрел на Чарли.

Тот сунул руки в карманы и отступил назад, склонив голову.

Отец повернулся к нему и произнес с насмешкой:

— Я счастлив, сын, что впервые в жизни могу гордиться хоть чем-то, связанным с тобой. У тебя отличный друг. Думаю, тебе стоит проводить с ним как можно больше времени. Идемте, Громов. Я хочу познакомить вас со своей женой.

Они подошли к ступеням, где их ждала мать Чарли.

Фрэнк положил руку на плечо Макса и сказал ей:

— Познакомься, Камилла, это и есть знаменитый Максим Громов. Друг нашего сына. Я уже говорил Чарли, что это, пожалуй, чуть ли не единственный случай в его жизни, когда я им горжусь. Какого замечательного друга он себе нашел! Да, Макс?

— Чарли сам замечательный друг, — заметил Громов, глядя на Камиллу Спаркл.

Чарли никогда ничего не рассказывал о своей матери. В частности, Макс совсем не ожидал, что она настолько красива. У нее были длинные рыжие волосы, уложенные в тяжелые блестящие локоны. Фарфорово-бледная матовая кожа, большие зеленые глаза, тонкие губы. Макс заметил, что Чарли очень на нее похож, только у него нет такой королевской осанки.

Камилла Спаркл улыбнулась Максу, поприветствовав его едва заметным кивком головы. Потом развернулась и пошла вверх по ступеням, к дому. Муж, сын и Громов со своим адвокатом последовали за ней. Макс попытался сообразить, сколько лет матери Чарли, но так и не смог. Выглядела она лет на семнадцать… Но этого не может быть!

— Мама чересчур увлекается косметологическим охлаждением, — вздохнул Чарли.

— Что это такое? — не понял Макс.

— Это значит, что у нее температура тела тридцать два градуса. Она холодная как лед, говорить почти не может, — раздраженно бросил через плечо Фрэнк Спаркл. — Но выглядит прекрасно! Совершенно не стареет последние двадцать лет.

Чарли в этот момент выглядел таким несчастным, что Максу захотелось его обнять и хоть как-то утешить. Он взял Спаркла за руку и крепко ее сжал. Тот ответил благодарным кивком головы.

Они поднялись в холл.

— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Фрэнк Спаркл, поднимая руки и демонстрируя принадлежащее ему великолепие. — Уверен, что в скором времени вы, молодой человек, сможете стать нашим соседом. Нам всем теперь придется раскошелиться за пользование вашим кодом, — он противно рассмеялся и хлопнул Макса по плечу.

— Спарклы сами построили этот дом? — спросил он, отступая на полшага назад.

— Нет, мой прадед купил его задолго до войны, слава его памяти. Когда я выйду на пенсию, меня ожидает райский уголок. Если это, конечно, когда-нибудь случится, — мистер Спаркл бросил на сына уничтожающий взгляд. — Скажи, Чарли, ты когда-нибудь будешь в состоянии унаследовать корпорацию? Или же мне придется пожизненно тратиться на личностного аналитика, чтобы тот научил тебя справляться со стрессом, мой дорогой невротичный сын?

Тот опустил глаза и густо покраснел. Макс глянул на Фрэнка Спаркла исподлобья и прикусил губы. Он и раньше, заочно, не питал к отцу Чарли никаких добрых чувств, и личное знакомство только усилило убежденность, что сэр Фрэнк Спаркл — напыщенный, убежденный в собственном всемогуществе, раздувающийся от чувства собственной значимости и превосходства над другими людьми «злобный кретин», как сказала бы Дэз.

«Надеюсь, Чарли никогда не станет таким», — подумал Макс, но познания о «воспитательном детерминировании», загруженные в голову Громова через нейролингву, мгновенно всплыли в полном объеме. И они предостерегали, что чем сильнее Чарли ненавидит отца, тем больше будет походить на него.

Тайни, про которого все забыли, неловко мялся в дверях, не решаясь войти. Наконец Фрэнк Спаркл его заметил.

— А это кто? — сердито спросил он у сына.

— Это Тайлер Бэнкс, мы вместе выиграли Кубок Эдена, — ответил тот, не решаясь поднять глаз.

— Бэнкс… Бэнкс… — Фрэнк Спаркл задумчиво поднял глаза вверх. — Не припомню такой фамилии. Какой корпорацией владеет ваш отец, Тайлер? — он сурово уставился на Тайни.

Тот вжал голову в плечи, было видно, что больше всего на свете он в данный момент мечтает раствориться в воздухе.

— Никакой, сэр… — пролепетал он еле слышно.

— Ну, это ничего, — отец Чарли растянул рот в людоедской ухмылке. — Вы, должно быть, профессиональный геймер, раз смогли выиграть Кубок Эдена даже в ситуации, когда мой сын мешается под ногами? — Фрэнк Спаркл рассмеялся, собственная шутка показалась ему удачной.

Мать Чарли в этот момент развернулась к присутствующим спиной и пошла прочь, не сказав ни слова.

— Чарли очень хороший игрок. Он добрался до командного бункера на арене «Завтра будет поздно». Мы только прикрывали его, сэр, — спокойно сказал Громов, — и победили благодаря ему.

Фрэнк Спаркл склонил голову набок. Похоже, ему показалось, что он ослышался.

— Вообще-то мы победили благодаря Дэз… — тихо заметил Чарли.

Фрэнк Спаркл всплеснул руками и недовольно насупился.

— Мы, Дэз… Побеждает всегда кто-то один, остальные просто удачно оказываются рядом. Все эти довоенные нюни про командный дух, эффективность сотрудничества и так далее — полная чушь. Всегда есть один, который четко видит цель и желает ее достичь. Все прочие — или расходный материал, или балласт. Ладно. Мне некогда, — он повернулся к Максу. — Был рад личному знакомству с вами, Громов. Когда встретитесь с Алексом — постарайтесь присесть. Он ненавидит людей, которые выше его. Мне через час уже надо вылетать в Нью-Йорк. Торговая Федерация будет думать, как бы ей получше наградить вас, Максим. Я бы спросил ваше мнение, но все задумано как сюрприз. До свидания.

— До свидания, сэр, — ответил Громов, внутренне испытав громадное облечение от того, что общение с Фрэнком Спарклом закончено.

Тот помахал рукой Тайни и, не удостоив Чарли даже взглядом, удалился.

Как только он скрылся из виду, Бэнкс шумно выдохнул и посмотрел на Чарли с большим сочувствием.

Тот махнул рукой:

— Папа был сама любезность. Ради Макса. Обычно бывает гораздо хуже, — и вздохнул: — Бедная мама! Идемте, мои апартаменты в западном крыле.

29 июля 2054 года, 07:20:09

Тюремный комплекс Джа-Джа Блэк

О. Исландия

Северный блок,

секция интенсивной терапии

Я лежал на краю бассейна, судорожно ловя ртом воздух. Все тело била мелкая дрожь. Я был покрыт потом так, что капельки воды скатывались по коже, словно она намазана маслом. Все слизистые оболочки дыхательных путей горели и надрывались от боли. Но все же это было лучше, чем дикое, жуткое удушье, одолевавшее меня первые минуты, когда казалось, что еще вот-вот — и воздуха не хватит. Кошмар, что я вот-вот умру, был реальным! Я испугался за собственную жизнь так, что начал кричать. Я думал, мои связки лопнут от этого крика.

— Быстрее! Кислородную маску! Переложите его на каталку!

Голос доктор Жилинского с трудом пробивался через чудовищный гул, стоящий у меня в ушах. Их как будто локально заморозили жидким азотом. Хотелось приложить к ним что-нибудь горячее, чтобы избавиться от этого жуткого могильного холода, расползавшегося от ушей к затылку.

Наконец мне на лицо надели силиконовую маску. По трубке пошел кислород. Резь в легких стала заметно меньше.

— Датчики! Быстрее! Крепите датчики! — орал доктор Жилинский.

Меня перекатили на каталку, подняли ее и быстро вкатили в бокс. Внезапно в груди возникла резкая боль, сильное жжение, словно там что-то взорвалось. Отпустившее было удушье вернулось с прежней силой. В глазах потемнело. Крики над моей головой таяли, будто я стремительно взлетал куда-то вверх.

— Дефибриллятор! Подключайте искусственное сердце! На счет «три»! Раз! Два!..

Крики стихли. Я увидел свет и сказал:

— С ума сойти. Никогда в это не верил.

Свет окружал меня со всех сторон. Он был очень плотным. Я чувствовал себя замурованным в этот свет, как яйцо черепахи в песке. Поднес свою руку к носу и спросил:

— Галлюцинация? Я умер? Что, в самом деле? Действительно свет? Не может быть. Должно быть просто сложная проекция. Я без сознания, боюсь умереть, поэтому перед глазами рисуется картинка, о которой все говорят.

Тут боковым зрением я уловил какое-то движение. Обернулся и увидел… свою жену. Рядом с ней стоял Роберт. Только он был маленький, трехлетний.

— Кора? — я сделал им навстречу шаг.

Они смотрели на меня ласково. Улыбались, но отступали назад.

— Кора! — крикнул я и бросился к ним, но свет подо мной вдруг провалился, и я полетел вниз, будто разом ухнул вниз с небоскреба.

Свет исчез. Я физически почувствовал удар и открыл глаза, судорожно вдохнув:

— А-а-ах!

— Порядок, — доктор Жилинский поднял вверх большой палец и подмигнул мне. — Всего одна клиническая смерть после разморозки в вашем возрасте — это несомненный успех.

Я попытался задать вопрос, что со мной случилось, но не смог. Навалилась вязкая, липкая усталость. Очень хотелось спать. Я не мог даже глаза держать открытыми.

Друзья прошли через длинную анфиладу залов, набитых антикварной мебелью, картинами и книжными шкафами. В одной из гостиных Макса, Чарли и Тайни встретила пожилая женщина в черном платье и белом переднике. Чарли, увидев ее, заметно оживился.

— Эмма!

— Здравствуйте, мистер Спаркл-младший, — ответила та, поглядывая на спутников Чарли.

— Это мои друзья, — пояснил ей тот. — Тайлер Бэнкс, Макс Громов. Ты, наверное, слышала?

— О! Я не смотрю медиа, но слышала… Это такая честь. Добрый день, сэр.

Макс почувствовал себя неловко.

Эмма протянула руку и взъерошила рыжие волосы Чарли.

— Я накрыла стол в патио. Проводить твоих друзей в гостевой домик?

— Нет, Эмма, мы ненадолго. Пообедаем и поедем смотреть дом для Макса, — улыбнулся Чарли. — Проводи их в столовую, а я сбегаю к себе, переоденусь, — Чарли помахал Максу рукой и исчез в длинном коридоре справа.

Громов и Тайни пошли следом за Эммой. Вышли на улицу и ступили на узкую дорожку из плотно утрамбованного красного песка.

— Я так рада, что вы приехали, — неожиданно сказала Эмма, обернувшись. — Бедному Чарли несладко тут приходится одному. Чарли как-то сказал, что вы, мистер Громов, из лотеков?

— Да, — кивнул Макс.

Эмма посмотрела на него с любопытством и доверием.

— Почему отец так его ненавидит? — спросил Громов.

Почему-то в данном случае такой вопрос показался ему уместным. Хотя в другое время он не решился бы его задать даже самому Чарли.

Эмма только покачала головой:

— Никто этого не понимает, а леди Камилла после смерти своего отца так зависит от мужа, что боится вступаться за сына. Как-то она сказала мне, что вытерпит все, лишь бы мистер Фрэнк не лишил Чарли наследства. Хотя в последнее время мне кажется, что она совсем не в себе. Мистер Фрэнк очень тяжелый человек. К счастью, он тут редко бывает.

— Но ведь Чарли единственный сын Фрэнка Спаркла, — заметил Макс. — Как же он может лишить его наследства?

— Увы, — вдохнула Эмма, — не единственный.

— Что это значит? — не понял Громов.

— У мистера Спаркла есть еще дети, кажется, двое. Он недавно сообщил об этом леди Камилле. Чарли разве не говорил? Его отец кричал так, что я услышала даже на кухне. Если бы не брачный договор, который когда-то его заставил подписать дед Чарли по матери — Крейг Фергюссон… мистер Спаркл давно бы признал своих детей. Но он не может. Если сделает это — ему придется вернуть леди Камилле ее собственность и все проценты за пользование ею в течение пятнадцати лет. А это очень много. Очень! — Эмма вздохнула и добавила с улыбкой: — Но все же не так много, как корпорация «Спарклз Кемикал». Поэтому леди Камилла пока держится.

— Чарли не рассказывал мне об этом, — нахмурился Макс. — Правда, времени не было… Мы не виделись после Эдена. Чарли остался там один, нас… меня забрал Джокер.

— Он очень скрытный, — вздохнула Эмма. — Все держит в себе. Я очень боюсь за него, сэр. Очень хорошо, что вы оба приехали. Именно сейчас Чарли нужна поддержка друзей. Возможно, как никогда раньше. Я так радовалась, когда он уехал в Эден. А потом… — Женщина всхлипнула. — Когда узнала, что там было на самом деле… Боже мой! В голове не укладывается, как доктор Синклер мог сотворить такое!

— Д-да, да, — эхом отозвался Макс. — Я попытаюсь, правда, не знаю, чем могу помочь Чарли.

Тайни издал какое-то неопределенное, возмущенное ворчание.

— Отвлеките его от всех этих мыслей и скандалов, — посоветовала Эмма. — Гуляйте, разговаривайте, знакомьтесь с девушками.

— Вы знаете Чарли всю жизнь? — спросил Громов.

— С рождения, — кивнула Эмма. — Он мне как сын.

— А свои дети у вас есть? — поинтересовался Макс.

— Есть. Двое. Из-за них я здесь, — сказала Эмма.

— Как это? — не понял Макс.

— Вы разве не знаете? В Элладе никому не платят за работу, — улыбнулась Эмма. — Это слишком хорошее место. Сюда многим очень нужно попасть. Вопрос жизни и смерти. Люди готовы работать бесплатно, только за еду и жилье, лишь бы находиться здесь.

— Почему людям очень нужно сюда? — не понял Макс и тут же поймал недоуменный взгляд Тайни.

— По-моему, это очевидно… — пробормотал тот.

Эмма спокойно ответила Громову:

— Оба моих сына родились в Московском хайтек-мегаполисе. А там такой воздух и вода, что врачи предупредили меня — они не выживут. Легочная недостаточность. Слабый иммунитет. Сказали, что надо переселиться в экологически благоприятную зону. Я подала прошение в благотворительный фонд RRZ, и мне разрешили перебраться в одну из комфортных зон при условии, что кто-нибудь из арендаторов здешней земли даст мне работу. Пожизненно, — Эмма печально улыбнулась. — Я попрощалась с мужем и уехала сюда навсегда.

Макс смотрел на нее и не находил слов, чтобы выразить свое отношение к сказанному.

— Я не знал… — пробормотал он. — Но ведь это… это незаконно!

— Законно все, на что люди соглашаются добровольно, — горько улыбнулась Эмма. — Зато мои дети остались живы. А тем ста двадцати женщинам, что претендовали на мое место, возможно, не повезло.

Макс был шокирован.

— Я никогда не слышал о благотворительном фонде RRZ и методах найма на работу в зоны комфортного проживания! Пожизненно! Бесплатно! Только за право находиться здесь! И ни слова в медиа! Почему та же ICA до сих пор не подняла никакого шума на эту тему? — возмутился он. — Ведь они до хрипоты судилась даже с медиазвездой Анжелиной, что та не имеет права скрывать количество своих пластических операций, чтобы не вызывать комплексов у девушек-подростков!

Эмма пожала плечами.

Тайни хотел что-то сказать, но передумал.

— Ну вот мы и пришли, — Эмма показала друзьям круглый дворик под плетеной крышей, увитой виноградом; вокруг пышно цвел ярко-розовый цикламен. — Это называется «патио», — она обвела рукой пространство. — Садитесь за стол, а я положу отбивные на угли, как раз к приходу Чарли они будут готовы. Я приготовила вам свежий сок — яблочный и апельсиновый, еще сделала настоящий лимонад. Не знала, что вы любите.