"Сошествие ангелов" - читать интересную книгу автора (Сканлон Майкл)

Глава 3

Кошмар всегда начинался одинаково. Это было два года назад, и ему было семь лет, один из почти двухсот потенциальных кандидатов, которые прибыли в крепость-монастырь Альдурук, и стремящийся быть принятыми как рыцари-оруженосцы Ордена. После любого приятного сна, витавшего внутри его черепа, всегда приходил мрак, который возвращал его к первому дню в Ордене.

Была середина зимы, единственное время года, во время которого Орден принимал рекрутов, и сотни детей, достигнув крепости, отчаянно надеясь, что они будут среди горстки, избранной, чтобы стать на тропу становления рыцарем.

Обряд избрания был единым для всех.

Стражи, стоявшие у ворот, говорили ожидающим кандидатам, что существует только один путь, чтобы быть принятым в Орден. Они должны пережить одну ночь вне ворот крепости до рассвета. В течение этого времени они должны были стоять на одном месте. Они не могли есть, спать, сидеть, или отдыхать иными способами. К тому же, им сказали, что каждый из них должен был сдать свои куртки и ботинки.

В день, когда Захариил проходил испытание, шел снег, и он лежал на широких просторах у стен крепости, на ветвях деревьев у опушки леса, делая сцену удивительно похожей на праздничное представление.

Немиил стоял возле него: они оба решили, что станут рыцарями, считая, что сумеют пройти испытание и будут признаны достойными.

Снег уже лежал толстым слоем к тому времени, когда началось испытание, он шел в течении всего дня, пока не достиг высоты коленей. Хотя лес находился в нескольких сотнях метров от стен крепости, темнота за линией деревьев, казалось, выползала из глубоких дебрей, будто живое существо, окутывая их своим шелковым объятием, как нелюбимый человек.

Хотя он и спал, Захариил чувствовал во сне призрачный холод, заставляющий его дрожать в своей кровати. Он знал, что это всего лишь сон, но даже это знание не позволяло ему прервать свой путь. Его конечности настолько оцепенели, что он был уверен, что его пальцы рук и ног уже отморожены, а также знал, что утром, после темноты, он проснется и проверит, не воплотился ли его кошмар в реальности.

В течение испытания охранники делали все возможное, чтобы сделать его еще более тяжелым. Они ходили среди рядов несчастных, босых детей, и чередовали жестокость с добротой, чтобы сломить их.

Один охранник обозвал Немиила слишком тупым даже для того, чтобы думать о присоединении к Ордену. Другой попытался соблазнить Захариила, предлагая одеяло и горячую еду, но только если он сначала разочаруется в своих амбициях и завершит испытание.

В следующий раз Захариил увидел лицо охранника, который склонился над ним, и говорил,

– Проходи внутрь, мальчик. Нечего тебе стоять здесь и мерзнуть. Ты ведь знаешь, что не попадешь в Орден. Все знают, что ты не имеешь того, что нужно. Ты это также знаешь. Я вижу тебя насквозь. Проходи внутрь. Ты ведь не хочешь оказаться снаружи, когда наступит ночь. Хищники, медведи и львы, есть много различных тварей, которые приходят к стенам крепости с наступлением тьмы. И нет ничего, что им понравилось бы больше, чем увидеть мальчиков, стоящих на открытом пространстве. Вы стали бы неплохим лакомством для них.

Кошмар следовал знакомым курсом, идя путем памяти, но в некий момент, который никогда не бывал одинаковым, он превращался в безумие и те вещи, о которых он ничего не помнил, вещи, о которых он жалел, что не мог стереть их из памяти, так же легко, как всегда забывались приятные сны.

В этом отклонении Захариил стоял около светловолосого мальчика, которого он никогда прежде не видел, ни в своих кошмарах, ни в реальности. Он был парнем поразительного совершенства и красоты, который имел прямые плечи и вид человека, который станет самым могущественным воином.

Охранник со сморщенным лицом и жестокими оранжевыми глазами наклонился к мальчику.

– Тебе нет нужды оканчивать испытание – сказал охранник. – Твоя гордость и сила духа в стрессовой ситуации привлекли внимание Командора Ордена. Твоя судьба уже решена. Любой дурак может видеть, что ты владеешь всем необходимым, чтобы быть избранным.

Захариил хотел крикнуть, сказать мальчику, чтобы он не верил той лжи, которую слышал, но это было именно тем, что мальчик хотел слышать. Это обещало ему все, чего он когда-либо желал.

Лицо мальчика просветлело от новости о своем избрании, его глаза сияли с обещанием достижения всего, что он когда-либо хотел.

Считая испытание оконченным, мальчик стал, истощенный, на колени и наклонился вперед, чтобы поцеловать снег, устилающий землю.

Жестокий смех охранников заставил мальчика поднять голову, и Захариил смог видеть все возрастающее понимание собственной глупости на его лице, будто на пленке.

– Глупец! – кричал охранник. – Ты считал, что если кто-то скажет тебе, будто ты особенный, значит, это должно быть правдой? Ты – всего лишь пешка для нашего развлечения!

Мальчик освободил душераздирающие вопли муки, и Захариил боролся, чтобы не смотреть на него, глядя прямо перед собой, поскольку мальчика тянули к опушке леса, с красными глазами и плачущего, с лицом, бледным от шока и неверия.

Крики мальчика были приглушены, поскольку его швырнули в темный лес, запутанные сети корней и лианы затягивали его глубже и глубже в задыхающуюся растительность. Хотя крики боли становились все слабее и слабее, Захариил все еще мог слышать их, они отзывались эхом невообразимого мучения даже после того, как он был забран темнотой.

Захариил попытался забыть про боль мальчика, поскольку становилось холоднее, и число кандидатов, стоящих снаружи Альдурука истощалось, поскольку другие мальчики решили, что было лучше иметь клеймо отказа, чем проходить испытание хоть на мгновение дольше.

Некоторые пошли, умоляя охранников, прося об убежище в крепости и возвращении их курток и ботинок. Другие просто падали в обморок от холода и голода, чтобы быть унесенными к своим неизвестным судьбам.

С приходом заката оставалось только две трети мальчиков. Тогда, когда упала тьма, охранники отступили к своим сторожевым пунктам в крепости, оставляя мальчиков, которые должны были выдержать долгую ночь наедине.

Ночь была наихудшим временем. Захарииловы мысли скрывались в мрачной темноте, его зубы стучали так сильно, что он думал, что они раскрошатся. Тишина была абсолютной, крики мальчика в лесу стихли, и не было слышно насмешек и колкостей охранников.

С приходом ночи, тишина и сила воображения проделали такую работу по запугиванию мальчиков, какую охранники не могли себе представить. Семена страха были посеяны разговором о хищниках, бродящих у стен крепости, и поскольку было темно, семена пускали корни и разрастались в уме каждого мальчика.

Ночь имела одно неоспоримое, вечное преимущество, думал Захариил.

Она всегда существовала, и будет существовать всегда. Ничтожные попытки людей принести свет во вселенную были бесполезными и обречены на поражение. Он смутно осознавал странность понятия, которое формировалось в его уме, выражая идеи и слова, о которых он не имел никакого понятия, но которые, он знал, были истинно верными.

После чего были звуки, которых Захариил боялся наиболее.

Обычные звуки ночного леса, шумы, которые он слышал тысячи раз в прошлом, становились громче и более угрожающе, чем все, что он прежде слыхал. Время от времени он слышал звуки, которые, он мог поклясться, принадлежали хищникам, медведям или даже ужаснейшому Калибанскому льву.

Треск каждой ветки, шелест листьев, каждый звук и крик в ночи, все эти вещи казались наполненными угрозой. Смерть скрывалась позади него или где-то сбоку, и он хотел бежать, бросить испытание. Он хотел вернутся в поселок, где он родился, к своим друзьям и семье, к успокаивающим словам его матери, к теплому месту у очага. Он хотел бросить Орден. Он хотел забыть о своих рыцарских претензиях.

Ему было семь лет, и он хотел домой.

Столь же ужасным и неземным, как и шорохи, были голоса, которые были наихудшей частью испытания, самым отвратительным порождением его кошмара.

Между шумом и треском ветвей, вкрадчивый шепот появлялся из леса, будто кабал шепчущих голосов. Мог ли кто-либо еще услышать их, Захариил не знал, поскольку никто больше не реагировал на звуки, которые вторгались в его голову с обещаниями власти, плоти, бессмертия.

Все может принадлежать ему, если он сойдет с заснеженной площадки перед крепостью и пойдет в лес. Без присутствия охранников Захариил мог оглянуться и взглянуть на опутанную виноградными лозами опушку леса.

Хотя леса устилали большую часть поверхности Калибана, и все его существование было проведено среди высоких деревьев и колебания зеленых навесов, этот лес не был похож на все, что он видел прежде. Стволы деревьев были прокажены и заплесневевшие, их кора была гнилой и больной. Тьма, которая была чернее самой темной ночи, скрывалась между ними, и хотя голоса обещали ему, что с ним все будет хорошо, если он ступит в лес, он знал, что недремлющий ужас и бессчетные кошмары обитали внутри, снуя между сплетенных ветвей.

Для Захариила было смешно знать, что тот воображаемый лес не был настоящим, земля, настолько неестественная, не могла существовать в мире смертных. Все это было сформировано его мечтами и кошмарами, и разбавленное его желаниями и страхами.

Но то, что скрывалось в чаще, было за гранью страха и причины, безумия и элементальной власти, оно кипело и ревело совместно с поднимающимися потоками людей и их ужасных жизней.

И все же…

Вся эта темная, запутанная, ужасная власть была, бесспорно, привлекательна. Властью, независимо от ее источника, всегда можно было овладеть, не так ли? Элементальные энергии могли быть покорены, и использоваться, чтобы служить воле одного, дабы постигнуть все.

Вещи, которые могли быть достигнуты с такой властью, были безграничны. На Великих Зверей можно было охотиться до их полного исчезновения, а другие благородные братства были бы обращены в бегство. Весь Калибан стал бы землей Ордена, и все повиновались бы своим хозяевам или погибли под клинками его ужасных черных ангелов смерти.

Мысль заставила его улыбнуться, поскольку он думал о славе, которая будет выиграна на полях сражений. Он рисовал картины резни и разнузданности, которые последуют за этим, отвратительных птиц и пирующих червей, и пляшущих сумасшедших, которые сделают крушение мира веселее.

Захариил вскрикнул, видение исчезло из его ума, и он услышал голоса такими, какими они были: шепотом во мраке, полунамеком, преследующем смехе и гадюками ревности, которые вскрывали надгробья могил и сочиняли банальности для его эпитафии.

Даже будучи разоблаченными, искусители темного царства леса не оставили его, и их нашептывания продолжали изводить его в течение ночи, пока ноги не были готовы нести его к проклятию во тьме.

В конце, и так было всегда, Немиил останавливал его, не словом или поступком, но тем, что он просто был там.

Немиил стоял у его плеча во время всех кошмаров, которые он имел той холодной, полной страха, ночи. Непреклонный и несокрушимый, его лучший друг был рядом с ним, никогда не колеблющийся и ничего не боявшийся. Набираясь храбрости от своего кузена, Захариил нашел, что новая сила наполняет его, и знал о том, что без силы его братства с Немиилом, он будет колебаться в своей внутренней борьбе. С мощью, почерпнутой из его присутствия, он отказался дать свободу своим страхам. Он отказался сдаться.

Он пережил ночь рядом с Немиилом.

Как только нескончаемый кошмар уступил место памяти, солнце поднялось по верхушкам деревьев, и темное нашептывание ушло. Только дюжина мальчиков продолжала стояла перед воротами Альдурука, и Захариил смог расслабиться в кровати, поскольку знакомый образ реальности был опять перед ним.

Многие из других претендентов провалили испытание в течении ночи, и вошли в ворота, прося охранников впустить их. Слышал ли кто-то из них те же голоса, и пошел в лес, он не знал, и когда первые лучи солнечного света достигли их окоченевших тел, Захариил увидел грубую, хорошо сложенную фигуру, которая появилась из крепости и сейчас направлялась к ним.

Фигура была одета в закрытый белый балахон поверх отполированной черной брони, и сбоку несла скрюченный деревянный посох.

– Я – магистр Рамиил, – сказал человек, стоя перед кандидатами. Он приподнял капюшон своего балахона, открывая сморщенное лицо человека, которому было далеко за пятьдесят. – Я имею честь быть одним из магистров Ордена по обучению.

Он поднял посох и провел им широкую дугу, обозначая дюжину дрожащих мальчиков перед ним.

– Вы будете моими учениками. Вы прошли свое испытание, и это хорошо. Но вы должны знать, что это была больше, чем просто проверка. Это был также ваш первый урок. Через минуту мы войдем в Альдурук, где вам дадут горячую еду и теплую, сухую одежду. Прежде, чем мы это сделаем, я хочу, чтобы вы подумали о кое-чем. Вы стояли в снегу вне крепости больше двадцати часов. Вы вынесли холод, голод и трудности, не говоря уже о других лишениях. Все же, вы все еще здесь. Вы прошли испытание, и перенесли то, в чем другие потерпели неудачу. Вопрос, который я вас спрошу, прост. Почему? Здесь было почти двести мальчиков. Почему именно вы, двенадцать, прошли испытание, а не остальные?

Магистр Рамиил переводил взгляд от одного мальчика к другому, ожидая, ответит кто-либо из них на вопрос. Наконец, когда он понял, что ни один из мальчиков не скажет, он ответил вместо них.

– Это все потому, что ваш разум был сильнее, – сказал им магистр Рамиил. – Человек может обучиться навыкам убийства, он может научиться использовать нож или иное оружие, но все это – ничто, если его разум слаб. Сила разума человеку дана для того, чтобы охотиться на Великих Зверей. Он дает силу человеку, чтобы он познал холод и голод, чувствовал страх, и все же отказывался сломаться перед его лицом. Всегда помните, что разум и воля рыцаря являются таким же оружием в его арсенале, как меч и пистолет. Я буду учить вас, как развивать эти навыки, но только от вас зависит, дадут ли эти уроки результат. В конечном счете, вопрос, преуспеете вы или потерпите неудачу, будет решен в ваших сердцах. Нужен несгибаемый дух, большая отвага и сила воли, чтобы стать рыцарем. Теперь вы услышали свой первый урок, – мрачно сказал наставник Рамиил, его глаза серьезно пробежались по его новым ученикам, будто он был способен заглянуть им в души. – Теперь, идите и ешьте.

Приказ был отдан, разум Захариила начал выплывать из глубин его подсознания к пробуждению, поскольку он услышал отдаленный звон колокола и чувствовал, как чьи-то руки пытались его разбудить.

Его глаза моргали, прогоняя сон, взгляд был затуманен.

Лицо над ним расплывалось, и прошло некоторое время, пока он не узнал своего кузена среди толпы молодежи, которую он видел во сне.

– Немиил? – спросил он сонным голосом.

– А кто же еще?

– Что ты делаешь? Который час?

– Ранний, – сказал Немиил. – А теперь быстро вставай!

– Почему? – буркнул Захариил. – Что происходит?

Немиил вздохнул, и Захариил оглядел их аскетические казармы, поспешно одевавшихся оруженосцев, с улыбками радости и небольшого страха на лицах.

– Что происходит? – передразнил Немиил. – Мы идем на охоту, вот что происходит!

– Охота?

– Да! – крикнул Немиил. – Брат Амадис ведет нашу группу на охоту!

Захариил чувствовал знакомую смесь волнения и страха, едучи на черном коне среди деревьев в темных глубинах леса. Он дрожал, вспоминая осколки своего сна, и внимательно вслушивался, чтобы уловить любой намек на крик или шепот, которые преследовали его перед пробуждением, но сквозь взволнованное бормотание его товарищей пробивались только скрипучие звуки леса.

Захариил ехал рядом с Немиилом, открытое лицо его кузена и темные волосы, частично скрытые шлемом, выдавали его заразительное волнение.

Захариил был избран, чтобы вести эту группу, и девять послушников ехали позади него, каждый из них также восседал на одной из черных лошадей Калибана. Любые другие масти ездового животного давно исчезли, и только лошади темного оттенка могли быть разведены мастерами-конюхами Ордена.

Как и их наездники, каждая лошадь была молода и должна была еще многому научиться, на пути к становлению, как часть знаменитой конницы Крыла Ворона. Рыцари Крыла Ворона ездили подобно великим героям древности, молниеносно нападая и используя тактику «ударь-и-беги», они были хозяевами дикой местности.

Они в одиночку могли выживать в течение многих месяцев в смертельных лесах Калибана, героические фигуры в матово-черной броне и крылатых шлемах, скрывающих лицо воина.

Быть одним из Крыла Ворона означало быть одиночкой, но быть одним из тех, кто совершает подвиги, заставляющие замирать сердце и прославляющие воина.

Пять других групп по десять наездников составляли охоту, продвигавшейся по лесу в ступенчатом V-построении, с братом Амадисом, бродящим между ними как наблюдатель и наставник. Они были во многих километрах от монастыря-крепости Ордена, и острые ощущения от поездки через лес так далеко от дома почти перевешивали холодную глыбу страха, которая обосновалась в животе у Захариила.

– Ты думаешь, что мы действительно найдем Зверя? – спросил Аттий, едущий справа от Захариила. – Я имею ввиду, что эта часть леса, как предполагается, очищена, не так ли?

– Мы ничего не найдем, если ты и дальше будешь болтать! – отрезал Немиил. – Могу поклясться, тебя, небось, в Альдуруке слышно было.

Аттий вздрогнул от резкого тона Немиила, и Захариил бросил на кузена краткий взгляд. Немиил пожал плечами, и, не извинившись, поехал вперед.

– Не обращай на него внимания, Аттий, – сказал Захариил. – Он сегодня не выспался, вот и все.

Аттий кивнул и улыбнулся, его естественный оптимизм уже изящно замял инцидент. Мальчик был моложе Захариила, и он знал его с тех пор, как Аттию исполнилось семь лет, и он присоединился к Ордену.

Захариил не знал, почему он взял младшего мальчика под свою опеку, но он помог Аттию приспособиться к дисциплинированной и требовательной жизни оруженосца, возможно потому, что он видел в мальчике нечто от себя самого.

Его первые годы в Ордене были трудны и если бы не шефство Захариила, Аттий несомненно потерпел бы неудачу еще в первые недели и был бы с позором отослан домой. Как бы там ни было, мальчик продолжал упорно заниматься и стал более чем хорошим оруженосцем.

Немиил никогда не жаловал мальчишку и делал его частым предметом для своих жестоких подколок и презрительных насмешек. Это стало невысказанным источником противостояния между братьями, поскольку Немиил считал, что чувство собственного достоинства каждого оруженосца должно выстоять или упасть без посторонней помощи; и, как утверждал Захариил, обязанностью каждого оруженосца было помочь своему брату.

– Это большая честь для нас, что брат Амадис возглавляет нас на этой охоте, не так ли?

– Действительно так, Аттий, – сказал Захариил. – Не часто бывает, что мы учимся у такого старого рыцаря. Если он что-то говорит, то мы должны его слушать.

– Я буду, – пообещал Аттий.

Другой из их группы поравнялся с Захариилом, и приподнял щиток своего шлема, чтобы что-то сказать. Шлемы, которые носили оруженосцы, были стандартной частью экипировки Ордена, но только руководители групп имели встроенную систему коммуникации. Шлем Захариила позволял ему общаться с лидерами других групп наездников и братом Амадисом, но его друзья-оруженосцы должны были открывать свои шлемы, чтобы быть услышанными.

Наездник рядом с ним был Илиаф, друг Немиила и неизменный компаньон в его насмешках. Илиаф был выше и шире любого другого послушника, и он еле влазил в доспехи. Хотя его плоть была по-юношески рыхлой, его сила была огромна, а стойкость поистине потрясающая. Но там, где он выигрывал в силе, он проигрывал в скорости.

Илиаф и Захариил никогда не встречались с глазу на глаз, мальчик слишком часто попадал под влияние Немиила, что формировало его поведение по отношению к друзьям оруженосцам.

– Ты прихватил с собой портативный компьютер, Аттий? – спросил Илиаф.

– Да, – сказал Аттий. – Он находиться в моей сумке, а тебе зачем?

– Ну, если мы действительно найдем зверя, ты ведь захочешь сделать несколько заметок про то, как я его буду потрошить. Возможно, они придержали бы для тебя неплохую могилку, окажись ты здесь один, без нас.

Напряжение подбородка было единственным внешним признаком неудовольствия Аттия, но Захариил знал, что насмешка была несколько заслуженной. Младший мальчик всегда носил свои портативные компьютеры с собой и всегда записал каждое слово, которое вылетело из уст старших рыцарей и оруженосцев, было оно умным или нет. Солдатский сундучок в конце кровати Аттия был переполнен дюжинами тетрадей, исписанных его тонким почерком, и каждую ночь прежде, чем сядет солнце, он перечитывал все трактаты, полные комментариев и замечаний, будто они были текстами из "Заветов".

– Возможно, я напишу тебе эпитафию, – сказал Аттий. – Ведь если мы действительно встретим Зверя, я уверен, что он сначала съест самого жирного.

– Я не жирный, – запротестовал Илиаф. – Я просто широк в кости.

– Достаточно, вы, оба! – сказал Захариил, хотя он получал удовольствие в наблюдении за Аттием, который выступил против Илиафа, и сумел победить его. – Мы обучаемся охоте, и я уверен, что брат Амадис, не рассматривает травлю друг друга как часть этого обучения.

– Верно, Захариил, – сказал жизнерадостный голос в его шлеме, – но она не причинит вреда, а только поспособствует небольшой конкуренции внутри группы.

Ни один из других послушников не слышал голос, но Захариил улыбнулся звучанию голоса брата Амадиса, зная, что он, должно быть, услышал обмен репликами между послушниками.

– Здоровая конкуренция заставляет нас выделяться во всех вещах, но нельзя позволять ей выходить из-под контроля, – продолжал Амадис. – Ты хорошо с этим справляешься, Захариил. Позволь конкуренции существовать, но препятствуй тому, чтобы она стала разрушительной.

По закрытому каналу Захарил сказал, – Спасибо, брат.

– Не стоит благодарности, а теперь бери на себя командование и начинай урок разведки.

Он улыбнулся, чувствуя, как согревает его похвала героя. То, что такой великий воин, как Амадис, знает его имя, было честью, и он пришпорил своего коня, поскольку почувствовал, что ответственность командования теперь возлегла на него.

– Сомкнуться, – приказал он, держась впереди группы оруженосцев и заняв свое место во главе их клина. – С этого момента начинаться урок разведки. Считайте, что это вражеская территория.

Под влиянием одобрения командира, его голос стал властным, и его бойцы быстро и беспрекословно заняли свои позиции. Немиил занял позицию позади него и слева, в то время как оруженосец по имени Паллиан занял то же положение с противоположной стороны.

Илиаф и Аттий заняли позиции на флангах строя, и Захариил, обернувшись в седле, удостоверился, что все стоят на своих местах.

Удовлетворенный, что все было, как надо, он вернулся к осмотру местности впереди, к толстым стволам и тяжелой листве, укрывающие лес полотнами теней и наклонными лучами света. Листья толстым слоем покрывали землю, и запах разложения во мгле придавал воздуху аромат плесени, который напоминал об испорченном мясе.

Земля была каменистой, но лошади Крыла Ворона выбирали правильный путь между валунами и упавшими стволами деревьев.

Странные звуки раздавались среди деревьев, но Захариил вырос в лесу, и он вслушивался в него, сортируя различные крики дикой природы Калибана на опасные, и те, которые ими не являлись.

Большинство Великих Зверей было выловлено и уничтожено великим крестовым походом Льва, но несколько обиталищ смертельно опасных хищников все еще существовали, хотя они были далеки от подобных мест. Менее опасные монстры все еще скрывались, невидимые и неизвестные, почти в каждой части лесов этого мира, такие существа редко нападали на группы воинов, предпочитая хитрую и внезапную атаку на одиноких жертв, выходящих за пределы безопасной зоны городов, окруженных стенами.

На фоне криков и карканья птиц, Захариил мог слышать щелчки, скрипы, шум ветра в кронах деревьев и хруст сломанных веток под копытами.

Тихое передвижение через лес было невозможно для любого, кроме Крыла Ворона, и тем не менее, Захариил жалел, что они не могли двигаться еще тише.

Даже при том, что худшие из хищников Калибана в основном были мертвы, не было такого животного, которое можно было легко одолеть даже с такими численным перевесом.

Похоже, они уже ехали несколько часов, хотя, не видя солнца над головой, было тяжело судить, сколько времени прошло. Только изменение угла падения лучиков света, проникающих сквозь густую листву, давали намек о том, сколько длится путешествие.

Захариил хотел пообщаться с другими группами всадников, но не хотел показаться нервным или неуверенным в правильности своего маршрута. Это, как предполагалось, было их обучением для того, чтобы однажды пойти на собственную охоту, и мысль о том, что он не знал, куда шел, была не самой лучшей.

Пути через лес были исхожены бесчисленными учебными тренировками, но тропинок было так много, что невозможно было знать, которая приведет тебя к цели. Он и Немиил сверились с картой перед отправлением, и их маршрут казался довольно простым в окруженных стенами границах монастыря крепости. В лесу, однако, все было несколько иначе.

Он был уверен насчет того, где он сейчас находился, и куда должна привести их дорога, но было невозможно узнать, правы ли были они, до того, как выйдут к назначенному месту. Захариил надеялся, что брат Амадис рядом и обратит внимание, как он ведет своих товарищей.

Его мысли были прерваны, когда они, проехав под низкими ветками, выехали из тени на свет и звук от листьев, прошуршавших по его шлему, внезапно зазвучал громче в тишине леса.

Как только его обожгла мысль, что лес будто затих, было уже слишком поздно.

Нечто темное и крылатое, спрыгнуло с деревьев, его тело было гибким и ящероподобным. Когти вспыхнули будто мечи, и один из его команды был мертв, его и коня разрезали двумя жестокими ударами.

Кровь била фонтаном и испуганные крики отзывались эхом по лесу. Захариил доставал свой пистолет, когда зверь опять атаковал. Другой оруженосец умер, его броня была вскрыта, и внутренности вываливались из живота. Лошади ржали, аромат крови пугал их, и оруженосцы боролись, чтобы их обуздать.

Раздавались крики ужаса и гнева, но все было бессмысленно. Захариил повернул свою лошадь к зверю. Его большое тело было размером с их лошадь, оно извивалось, будто тысячи змей корчились под блестящим телом. Его колючая голова огрызалась и шипела, подобно змее, челюсти, длинные и узкие, были усеяны бритвенно острыми клыками, как пила лесника. Его крылья были прозрачными и будто покрыты плёнкой, обрамленные в суглобах костяными наростами и оканчиваясь длинными, острыми когтями.

Захариил никогда не видел ничего подобного, и его мимолетный ужас едва не стоил ему жизни.

Крылья животного хлестали, как будто оно собиралось взлететь, и один из его зазубренных когтей прочертил глубокую полосу на его нагруднике, сбросив его со спины кричащей лошади.

Захариил тяжело упал на землю, и услышал другой мучительный крик. Он изо всех сил пытался подняться, в броне его движения стали неуклюжими. Он дополз до своего упавшего пистолета, когда широкая тень нависла над ним, и обернувшись на визг, он увидел, что ящероподобная птица возвышалась над ним, ее челюсти были широко распахнуты и готовы были перекусить его пополам.