ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Аннушка не сразу уехала в город. Рейсовый автобус опаздывал, и она зашла в контору, к председателю колхоза. Говорили о Матвее Степановиче, Андрее. Литовченко с болью сказал:

- Он считает, будто это я специально для него придумал показательный суд, чтоб выставить на позор людской! Зверем на меня смотрит. Зашел к нему как-то в кормокухню, хотел с ним по-человечески поговорить, а он на меня с криком: «Пришел душу потешить, хо-зя-ин?! Ну, радуйся, радуйся, ты своего добился!» Слыхала?… Я-то понимаю, каково ему работать коровьим кашеваром на той самой ферме, где был заведующим. Конечно, я вину с себя не снимаю. Попустил вожжи…

- Да не казнитесь, Сергей Иванович, - сказала Аннушка. - Андрей сам виноват. Пусть кашеварит!… Плохо, что другим из-за него горе… Родька сам не свой. Он же гордый парнишка. Дразнят его в школе, а он не спускает обидчикам, дерется… Марию жалко - совсем извелась. Любит она Андрея… на части разрывается. И мать как потерянная… Ох, не доучусь я, видно, Сергей Иванович!

- Ну что ты говоришь, Аннушка! Ты эти мысли выкинь. Место ветврача я оставил за тобой на животноводческом комплексе.

- Я хотела сказать, очно не доучусь, на заочное отделение перейду. Всего-то один год остался.

- Доучивайся очно, Аннушка. Оправдай колхозную стипендию до конца. Ничего, обойдемся без тебя. Андрею я прикручу гайки…

У крыльца конторы раздались гудки автомашин, Литовченко выглянул в окно.

- Ага, приехали заводские шефы! - обрадованно сказал он. - Бригада монтажников. Наконец-то дождались!… Я выйду, на квартиры их надо распределить - хозяюшек я вызвал, а ты посиди тут, чего тебе под дождем мокнуть.

Аннушка, услышав оживленный разговор у крыльца, поднялась, вышла из правления. Молодые хозяйки отбирали себе квартирантов из группы парней, бравых, крепких, еще не потерявших солдатской выправки. Помогая друг другу, монтажники и колхозницы со смехом и шутками усаживались в крытые грузовики. На крыльце в одиночестве стоял с трубкой в зубах парень лет двадцати пяти. Усатый, бородатый и длинноволосый. В грубом свитере, брезентовых брюках и сапогах. Мокрые волосы его обвисали сосульками. Когда Аннушка с зонтиком и сумкой появилась на крыльце, он вынул трубку изо рта и, шагнув к ней, воскликнул:

- Здравствуйте, Аннушка!

Вот так встреча! Она удивленно посмотрела на парня. Глаза у него были добры и усмешливы. Зеленые, с золотыми искорками, под темными бровями, покрытыми дождевыми росинками. Она помнила эти глаза, в которые ей нравилось смотреть, но не узнавала самого парня.

- Аннушка, ваша институтская группа была на практике… А наша бригада монтировала доильный цех, - взволнованно заговорил парень. - Помните? Это было на животноводческом комплексе в Азовском районе…

- Григорий?… А я сразу и не узнала. Вы так изменились…

- Я вас искал, заезжал в институт, но вас там не было… Что случилось, Аннушка?

Она собралась ответить, но, в это время один из монтажников крикнул Григорию:

- Григорий Александрович, вижу, вы тоже без приюта не останетесь!

Монтажники засмеялись, девушки закричали наперебой:

- Постриги его, Аннушка! И побрей!… Нет, лучше осмали!

Председатель весело наказывал:

- Девчата, ласково ухаживайте за шефами, вкусно кормите, чтоб быстрее они смонтировали нам доильный цех! Насчет продуктов не беспокойтесь: дадим и меду, и мяса, и яиц… А вам, товарищи шефы, как договаривались, быть завтра на комплексе ровно в семь ноль-ноль!

- Будем точно, товарищ председатель! Мы люди дисциплинированные. Еще не забыли армейский порядок! - отвечали парни.

- Мы их обласкаем - довольны останутся! - со смехом говорили девушки. - Не беспокойтесь, Сергей Иванович. Они у нас быстро поправятся.

Автомашины отъехали. Председатель взошел на крыльцо к Григорию и Аннушке.

- Куда же тебя определить, товарищ мастер? - огорченно сказал Литовченко, - Не очень-то понравился ты нашим девчатам.

- Мне девушки ни к чему. Я верен одной-единственной.

- Это ведь бригадир монтажников, - обратился председатель к Аннушке. - А зарос-то как, руководитель, а?

- Я не руководитель, а рукодеятель, рукопаш! - шутливо-наставительно сказал Григорий. - Видите ли, я студент-заочник, госэкзамены на носу. Как получу диплом, так и побреюсь. Такую клятву дал. Не ломайте себе голову, Сергей Иванович, куда меня приткнуть. Пристройте к какой-нибудь старушке. К такой, чтоб мягко стелила, вкусно кормила…

- И давала сто пятьдесят к обеду? - подхватил Литовченко.

- Нет-нет, что вы, Сергей Иванович! - засмеялся парень. - Вишневого варенья к чаю.

- Да ну? - удивился председатель.

Аннушка улыбнулась:

- Отвезите его к нам, Сергей Иванович. Скажите матери, пусть поселит в моей комнате.

Рейсовый автобус прошумел по лужам к остановке у Дома культуры, Аннушка спохватилась:

- Ой, бегу! До свидания, Гриша. - Она взглянула ему в глаза и побежала к автобусу.

- До свидания, Аннушка. Спасибо на добром слове! - крикнул он ей вслед и помахал рукой.

Приостановившись на мгновение, девушка махнула ему.

- Ну, ты шустряк, однако! - рассмеялся председатель. - Двух минут не поговорил, а уже… А говорил, верен одной-единственной.

- Так это она и есть. Я с ней давно знаком, да вот только встретил.

- Как в сказке! - Литовченко недоверчиво смотрел на парня.

- В жизни всякое бывает. - Григорий не отводил взгляда от уходившего автобуса. - А почему она такая грустная? Может, дома что стряслось?

- Слишком много вопросов сразу, Григорий Александрович. Длинный разговор. Поехали!

- Ну что ж, поехали. Хочу поскорей вселиться в ту комнату, которую отдала мне Аннушка.

- Отдала… - проворчал председатель. - Если тебя туда пустят!… Не хотелось бы мне к ним заходить сейчас, ну да чем раньше, тем лучше.

- Не понял, Сергей Иванович. Но чувствую, что-то неладное у девушки произошло. В чем дело?

Литовченко с досадой отмахнулся.

- Поживешь у них, сам разберешься. - Он хотел взять чемодан, но едва оторвал его от земли. - Ни черта себе! Что у тебя тут?

- Книжечки, книжечки, Сергей Иванович. - Григорий легко одной рукой подхватил чемодан, другой - туго набитый огромный рюкзак.

- Силен, бродяга! - удивился Литовченко и открыл заднюю дверцу газика.

- Ну, так вы ответите мне на мои вопросы? - спросил Григорий, забираясь в машину.

- Ладно, Гриша. Кое-что расскажу, в первую очередь о Матвее Степановиче - отце Аннушки, которого недавно не стало.

Андрей и Мария собирались на работу, бабка Акулина занималась уборкой, когда во дворе неуверенно залаял Кудлай и за окном мелькнули тени.

- Черт несет председателя и еще кого-то! - сказал Андрей.

- Типун тебе на язык! - возмутилась Акулина Кондратьевна. - Гость на порог - бог в дом. - Она поспешно открыла дверь. - Заходите, заходите, гостечки!

Литовченко и Григорий вошли, поздоровались.

- Господи! - ахнула Акулина Кондратьевна, увидев кудлатого гостя.

- Нет, это не господи, - со смешком, избегая смотреть в сторону Андрея, заговорил председатель. - Это Григорий Александрович Матюхин, шеф с завода… Принимай его, Акулина Кондратьевна, на постой с кормежкой.

- Да куда же я его возьму?

- В Аннушкину комнату. Я говорил с ней. Она разрешила.

- Разрешила… А я не разрешаю! - заявил Андрей. - У нас не дом приезжих!… Устраивай его, где хочешь. Нам-то какое дело до него!

- А ты со мной так не разговаривай!… - оборвал его Литовченко. - Я не с тобой разговор веду. Акулина Кондратьевна тут хозяйка. Ее хата!… Дожился - ни до чего ему дела нет!… Это нужный для колхоза человек. Он не в гости приехал.

- А чего ж он такой? - сказала Акулина Кондратьевна, поводив в воздухе руками.

- Какой такой?! - с обидой сказал председатель. - Он хороший!… Мастер на все руки: монтажник, электрик, сварщик. Утюг вам починит, телевизор. А кроме того, он студент-заочник. Серьезный человек!

Андрей обошел вокруг Матюхина, приглядываясь, и неожиданно переиграл:

- Это другое дело. Бери его, мать! Он нам водяное отопление в новом доме смонтирует, свет проведет…

- Вот-вот, расходы оправдает парень, - обрадованно подхватил председатель.

- Женатый? - спросила старуха, все еще недоверчиво озирая Матюхина.

- Еще холостой, - ответил Григорий с улыбкой. Его, кажется, забавляла эта сцена.

- Вот и будет вам зять! - сказал Литовченко.

- Зять-то зять, да где невесту взять? - едко усмехнулся Андрей. - Черта с два наша Аннушка вернется в село. Не такая она дура!

- Аннушка вернется, - проговорил Литовченко с многозначительной медлительностью. - Аннушка меня не подведет, как некоторые.

Андрей взглянул на него исподлобья, но сдержался. Хлопнул Матюхина по плечу, засуетился около него:

- Раздевайся, браток, обсыхай, устраивайся. А ты, мать, рюмашку бальзамчика налей ему к борщу.

- Вот и хорошо, вот и ладно! - Литовченко подмигнул Матюхину.

Григорий сидел у печи на скамеечке, шевелил пальцами босых ног. Акулина Кондратьевна, вытащив из запечка пару длинных шерстяных носков, подала ему:

- На вот, надевай и носи на здоровье.

- Да у меня есть носки… там… в рюкзаке, - смущенно сказал Матюхин.

- Ты со мной не спорь, шеф с завода. Знаю я ваши городские носки. От них как раз и простуживаются… А может, налить тебе, а? Для сугреву, а, студент?

- Нет-нет, Акулина Кондратьевна! Мне нужна ясная голова. От спиртного затупится моя книгорубка. - Григорий постучал себя по лбу.

Акулина Кондратьевна улыбнулась:

- Крепкий ты, значит.

Хлопнула дверь - вернулся Родион.

- Глянь, Родь, попа на постой приняла, - сказала ему бабушка, как только он показался на пороге.

Родион от неожиданности выронил фуражку из рук, вытаращился на «попа», затем на бабку Акулину. Недавно с ней из-за иконы поссорился, которую она на чердаке нашла, в угол повесила, а теперь вот - попа на постой взяла!… Совсем бабаня в религию ударилась!

- Это, Григорий, мой внук Родька. Видишь, какой он у нас комиссар, тебя испугался. Подумал, бабка уже совсем того… Икону, материно благословение, достала с чердака, повесила, так он - тюх-тюх, разогрелся наш утюг… Весь в деда Матвея, царство ему небесное! - Акулина Кондратьевна перекрестилась. - Хороший он хлопец, да только без деда раскрутился. Поздоровайся, Родька, чего стоишь, глаза вылупил?… Это шеф с завода. На комплексе работать будет.

Григорий поднялся, поздоровался с ним за руку. Как со взрослым! Рука квартиранта была мозолистая, крепкая и теплая.

- А что, и вправду похож я на попа? - со смехом спросил Григорий.

- Да нет, - Родион сконфуженно отвел глаза.

- Давай, Родя, вселим Григория в Аннушкину комнату, - оказала Акулина Кондратьевна. - А потом вместе пообедаете.

…Аннушкина комната Григорию понравилась. Просторная, с двумя стойками, подпирающими сволока. Одно окно выходило на выгон, другое - на веранду, во двор. В одном углу стоял большой трельяж, в другом, у окна, - старой работы стол с ящиками и высокая этажерка с книгами, в третьем углу - платяной шкаф и телевизор. А напротив печки стоял самодельный деревянный диван с балясинами, как и в большой комнате. Над ним висел портрет Аннушки.

Акулина Кондратьевна достала из шкафа полотенце, положила на диван и сказала:

- Выкладывай, Григорий, вещи. А ты, Родион, принеси дров и затопи печку.

Она вышла. Григорий снял свитер. Под ним оказалась матросская тельняшка. У Родиона тотчас поправилось настроение, весело подумалось: «Ого, да он морячок! Вот тебе и поп!» Он чуть было не рассмеялся. За дровами проворно сбегал. Полную корзину притащил. Выбрал самые крученые: они жарче и дольше горят.

Григорий, показав на портрет Аннушки, спросил:

- Кто она тебе?

- Тетка.

- Красивая у тебя тетка.

- Да? - Родион пожал плечами.

Он никогда не задумывался, красивая Аннушка или некрасивая. Подошел ближе к портрету, пригляделся - ничего особенного, но сказал:

- Да, тетка у меня что надо. Учится на ветврача. На комплексе работать будет.

- Я тоже учусь, Родион, на энергетика. Заочно, правда.

Вошла Акулина Кондратьевна, принесла разноцветные ряднушки, пахнущие чебрецом, стала застилать полы. От ряднушек в комнате стало весело, как на цветущем лугу. И почувствовал себя Григорий в чужой хате легко, беззаботно и просто. Такие чувства, бывало, испытывал он, навещая старенький куренек в родной станице.

- Матвей Степанович, видно, был хорошим мастером, - сказал Григорий хозяйке. - Это ведь его работа? - Он кивнул на диван.

- Его, - ответила Акулина Кондратьевна. - Смолоду любил столярничать, а занимался другим, жизнь так распорядилась. Для старой хаты сделал мебель, а для нового дома не успел… Стоит недоделанная.

- Андрей бы доделал.

- Тямы нету у Андрея. Не те руки, - с грустью ответила она. - Не перенял отцов дар.

- Может быть, мне удастся? Посмотреть надо мебель…

- А чего ее смотреть? - оказал Родион.

Григорий понял: тронул нечаянно больное место у парнишки.

Извиняясь, произнес:

- Дело в том, что я знаю это ремесло. Я ведь столяром работал до службы и думаю… мы с тобой, Родион, сможем закончить дедову работу.

- Своди его, Родион, покажи мебель, а я пока борщ согрею, да на стол соберу, - сказала Акулина Кондратьевна.

- Ну ладно, пошли! - оказал Родион, что-то решив про себя.

Он подметил, как Григорий оглядывал поставец, стол и табуреты на точеных ножках - с уважением к работе деда Матвея, с пониманием его мастерства.

- Добротные вещи, ничего не скажешь, - произнес квартирант. - Нам тут мало дела осталось, Родя.

Так же внимательно отнесся Григорий и к инструменту.

Он понимал в нем толк: все эти рубанки, долота, стамески и пилы привычно, как намагниченные, прилипали к его рукам.

Родион за спиной Матюхина в это время хотел спрятать испорченную им балясину.

- Чего ты там прячешь? Давай-ка ее сюда. - Григорий протянул руку.

- Она негожая. - Родион смущенно подал ему и балясину, и сколок с нее. - Я испортил… Хотел распилить, а пила пошла в сторону. Хотел поправить, а она - хрясь!

- Ну, это ничего. Мы ее склеим, а потом правильно распилим. Надо сохранить последнюю работу Матвея Степановича.

- Дядя Гриша, а вы умеете точить на токарном станке? Я бы очень хотел научиться.

Григорий засмеялся:

- Родя, я тебе пока еще не дядя. Зови меня просто Гришей. Договорились?

- Ладно, Гриша, договорились, - легко согласился Родион.

- Вот и прекрасно! А точить, думаю, я не разучился. - Матюхин надел передник и выбрал именно ту стамеску, которой последний раз работал дед Матвей. - А ну-ка, будущий племяш, погоняй станок!

Родька осторожно разогнал маховик. Боялся, вдруг вырвется стамеска из рук бывшего столяра, как тогда у деда.

- Жми, Родя, смелей!

Григорий упер стамеску в подставку. Шуршащим ручейком потекла стружка из-под острого лезвия. Ловко у морячка получалось! Не хуже, пожалуй, чем у деда Матвея.

- Давай, давай! Жми, подмастерье! - весело покрикивал он.

И Родион жал на педаль что было сил. Его охватывал восторг при виде появляющихся кругов на детали. Когда они стали такими же четкими, как и на первой балясинке, лежавшей на раме станка, Григорий пошлифовал их наждачной бумагой и суконкой.

- Шабаш, Родя, готово!

- Получилось, Гриша! - радовался Родион, останавливая станок. - Научишь меня точить? А то дед Матвей не успел.

- Научу, Родя, ты парнишка крепкий, уже держишь стамеску в руках. И, право слово, мне очень по душе, что ты хочешь перенять дедово мастерство.

Григорий, любуясь, ласково огладил балясинку ладонями, и на ней появился красноватый блеск. Родион восхищенно смотрел на квартиранта: настоящий мастер!