"ПСС, т.1" - читать интересную книгу автора (Ленин Владимир Ильич)

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

ЛЕНИН

ПОЛНОЕ

СОБРАНИЕ

СОЧИНЕНИЙ


ПЕЧАТАЕТСЯ

ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ

ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА

КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

СОВЕТСКОГО СОЮЗА

ИНСТИТУТ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА ПРИ ЦК КПСС

В. И. ЛЕНИН

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ПЯТОЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО

ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

МОСКВА· 1967

ИНСТИТУТ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА ПРИ ЦК КПСС

В. И. ЛЕНИН

ТОМ

1

1893-1894

ИЗДАТЕЛЬСТВО

ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

МОСКВА· 1967

3K2

1-1-2 67

VII

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ

По постановлению Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС выпускает полное собрание Со­чинений В. И. Ленина в 55 томах.

Первое издание Сочинений В. И. Ленина было выпущено по постановлению IX съезда партии в период с 1920 по 1926 год в количестве 20 томов. Всего вышло 26 книг (6 томов состояли из 2 частей), в которых напечатано свыше 1500 произведений В. И. Ленина. Первое издание Сочинений В. И. Ленина было далеко не полным; в него не были включены многие ленинские статьи из газет «Искра», «Пролетарий», «Правда», опубликованные без подписей или под псевдонимами, так как принадлежность их Ле­нину тогда еще не была установлена; не вошли также и другие работы и письма Лени­на.

Второе и одинаковое с ним по содержанию третье издания Сочинений были выпу­щены по постановлению II съезда Советов СССР и XIII съезда партии в период с 1925 по 1932 год. Каждое из этих изданий состоит из 30 томов. В них вошло свыше 2700 произведений В. И. Ленина. Но второе и третье издания Сочинений также были не пол­ными.

Четвертое издание Сочинений В. И. Ленина вышло по постановлению ЦК партии в 1941, 1946—1950 годах. Оно состоит из 35 томов (в том числе два тома писем). В его состав вошло 2927 произведений. По сравнению

VIII ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ

с третьим изданием в него включено много новых документов (из них 62 опубликованы впервые). При подготовке четвертого издания текст всех произведений В. И. Ленина был заново сверен с первоисточниками, благодаря чему устранены отдельные ошибки и неточности в расшифровке рукописей В. И. Ленина и опечатки, имевшиеся в преды­дущих изданиях. Многие произведения напечатаны в четвертом издании по новым, бо­лее точным и полным источникам, например, по рукописям вместо печатного текста, по стенограммам вместо кратких газетных отчетов. Ко всему изданию выпущен спра­вочный том в двух частях, включающий предметный, алфавитный и ряд других указа­телей.

Однако в четвертое издание не вошел ряд документов и многие подготовительные материалы, как опубликованные в свое время, так и неопубликованные. Выполняя по­желания подписчиков четвертого издания, Институт марксизма-ленинизма выпускает к этому изданию 10 дополнительных томов.

В полное собрание Сочинений В. И. Ленина, являющееся пятым изданием ленин­ских трудов, входят все материалы, напечатанные в третьем и четвертом изданиях, что составляет более 3000 документов. В собрание Сочинений в хронологической последо­вательности включаются гениальные ленинские труды: «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», «Развитие капитализма в России», «Что делать?», «Шаг вперед, два шага назад», «Две тактики социал-демократии в демократи­ческой революции», «Материализм и эмпириокритицизм», «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Государство и революция», «Очередные задачи Советской вла­сти», «Пролетарская революция и ренегат Каутский», «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», «О продовольственном налоге», «О кооперации» и другие. В это издание входят статьи В. И. Ленина, печатавшиеся в газетах «Искра», «Вперед», «Пролетарий», «Социал-Демократ», «Правда», в большевистских журналах и сборниках, а также ста­тьи и интервью, опубликованные в разных

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ IX

органах русской и иностранной печати; войдут также доклады и речи В. И. Ленина на партийных съездах, конференциях, съездах Советов, конгрессах Коминтерна, выступ­ления на заседаниях руководящих центров партии, на массовых собраниях и митингах; листовки, заявления, обращения, программные документы, проекты резолюций, декре­ты, приветствия, автором которых был В. И. Ленин, письма, телеграммы, записки, за­писи разговоров по прямому проводу, анкеты и другие материалы.

Наряду с законченными произведениями в полное собрание Сочинений включаются подготовительные материалы: планы, конспекты, наброски, заметки поправки к доку­ментам, написанным другими авторами а также замечания и пометки В. И. Ленина на книгах, брошюрах и статьях других авторов, выписки из книг, журналов и газет.

В полное собрание Сочинений входят «Философские тетради», «Тетради по импе­риализму» с подготовительными материалами к книге «Империализм, как высшая ста­дия капитализма» и тетрадь «Марксизм о государстве», содержащая подготовительные материалы к книге «Государство и революция».

В виде дополнительных книг к настоящему изданию будут выпущены подготови­тельные материалы к книге В. И. Ленина «Развитие капитализма в России», «Материа­лы по аграрному вопросу», конспект В. И. Ленина, сделанный им при изучении четы­рех томов переписки К. Маркса с Ф. Энгельсом, изданной в 1913 году на немецком языке.

По сравнению с предыдущими изданиями тома пятого издания дополняются новыми материалами, относящимися к периоду «Искры» — письмами В. И. Ленина Г. В. Пле­ханову, Г. М. Кржижановскому, С. И. и И. И. Радченко, В. Д. Бонч-Бруевичу, значи­тельным числом новых ленинских документов, относящихся к кануну и периоду пер­вой русской революции, в том числе некоторыми материалами III съезда партии.

Ряд документов, впервые включенных в Сочинения, характеризует деятельность В. И. Ленина в годы реакции

Χ ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ

и в период нового революционного подъема рабочего движения. Это главным образом письма Г. В. Плеханову, В. А. Карпинскому, Ф. А. Ротштейну, Л. Тышке и другим. В них отражается борьба В. И. Ленина против ликвидаторов за сохранение и укрепление партии, борьба против идейных шатаний и отступлений от марксизма.

В полное собрание Сочинений В. И. Ленина входят многочисленные новые материа­лы по аграрному и национальному вопросам: письма, планы, пометки на прочитанных книгах, выписки из книг с замечаниями, статистические сводки и т. п.; многие из них публикуются впервые.

В настоящее издание включен ряд новых документов, относящихся к первой миро­вой войне: план ненаписанной брошюры «Европейская война и европейский социа­лизм», материалы Циммервальдской конференции, значительное число писем. Все эти документы отражают борьбу В. И. Ленина против империалистической войны, против социал-шовинизма и центризма, за интернациональное сплочение рабочих.

В Сочинения впервые включено много документов о Февральской буржуазно-демократической и Октябрьской социалистической революциях: материалы к выступ­лению на собрании большевиков во дворце Кшесинской в ночь с 3 на 4 апреля 1917 го­да, незаконченная автобиография, конспект резолюции об экономических мерах борь­бы с разрухой, письма и др.

Огромное значение представляют новые документы, впервые включаемые в Сочи­нения, относящиеся к советскому периоду. Значительное количество этих документов отражает деятельность В. И. Ленина по руководству народным хозяйством страны, раз­работку им основных положений управления хозяйственным строительством. В полное собрание Сочинений включены, например, планы известной работы «Очередные зада­чи Советской власти», в которой В. И. Ленин разработал программу социалистического строительства, разъяснил значение производительности труда, социалистического со­ревнования. В этих и других произведениях

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ XI

В. И. Ленин всесторонне разработал принцип демократического централизма в руково­дстве хозяйственным строительством. В ряде документов В. И. Ленин дает указания о необходимости изучения местного опыта, его популяризации и распространения, на­глядно показывает, какими приемами достигается улучшение работы.

Много новых документов посвящено работе советского государственного аппарата. Они отражают борьбу В. И. Ленина против бюрократизма, за удешевление и упроще­ние аппарата, усиление его связи с народом и привлечение самых широких слоев тру­дящихся к управлению государством, за строгое соблюдение советских законов. В Со­чинения входит «Проект третьего пункта общеполитической части программы (для программной комиссии VIII съезда партии)», в котором В. И. Ленин ярко показал сущ­ность пролетарской, подлинно народной советской демократии, ее коренное отличие от демократии буржуазной.

Новые документы периода иностранной военной интервенции и гражданской войны характеризуют гигантскую деятельность В. И. Ленина, как председателя Совета Рабо­чей и Крестьянской Обороны, его неустанную заботу об укреплении Красной Армии, о мобилизации сил для разгрома интервентов и внутренней контрреволюции, его руково­дство разработкой военно-стратегических планов и директив.

Ряд впервые включенных в Сочинения документов содержит обоснование В. И. Ле­ниным принципов мирного сосуществования государств с различным общественно-политическим строем, его руководство внешней политикой Советского государства, последовательную борьбу за мир, за укрепление деловых связей со всеми странами.

Большое место в полном собрании Сочинений занимают материалы о международ­ном рабочем движении. В настоящее издание впервые включаются: план статьи «О за­дачах III Интернационала», план доклада на II конгрессе Коминтерна о международном положении и основных задачах Коммунистического Интернационала,

XII ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ

документы, связанные с работой III конгресса Коминтерна, «Замечания к тезисам о едином фронте» и другие.

В полное собрание Сочинений В. И. Ленина входят важнейшие документы, продик­тованные Лениным в декабре 1922 — январе 1923 года: «Письмо к съезду», известное под названием «Завещания», письма «О придании законодательных функций Госпла­ну» и «К вопросу о национальностях или об «автономизации»». Эти документы при­мыкают к последним работам В. И. Ленина, имеющим программное значение: «Стра­нички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Раб крин», «Лучше меньше, да лучше».

Документы, впервые включаемые в полное собрание Сочинений В. И. Ленина, по объему составляют около 20 томов. Напечатанные в Ленинских сборниках, в журналах и газетах они сравнительно мало были известны читателям. Включение этих докумен­тов в Сочинения делает их более доступными для изучения широкими массами.

Все ленинские документы в новом издании располагаются в хронологическом по­рядке.

Исключения допускаются лишь в тех случаях, когда это вызывается необходимо­стью сохранить цельность и органическую связь между произведениями, написанными в разное время. Внутри томов все материалы располагаются по датам их написания (речи и доклады — по датам выступления); документы, даты написания которых не ус­тановлены, — по датам их опубликования. Планы и конспекты ленинских работ, на­пример, планы статьи «О праве наций на самоопределение», планы работы «Империа­лизм и раскол социализма», даются в томах, где помещены эти работы, в особом разде­ле тома под общим названием «Подготовительные материалы».

Переписка (письма, телеграммы, предписания, распоряжения, записки и т. п.) собра­на в особые тома и публикуется в конце всего издания. Отдельный том составят письма В. И. Ленина к родным.

В некоторых томах полного собрания Сочинений В. И. Ленина даются приложения, в которые вклю-

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ ХШ

чаются: заявления, прошения и другие материалы биографического характера.

Для полного собрания Сочинений текст произведений В. И. Ленина заново сверяется с первоисточниками: ленинскими рукописями, изданиями работ Ленина, лично им под­готовленными к печати, статьями в газетах и журналах, опубликованными при его жизни, отредактированными им стенограммами и т. п. Работы, написанные В. И. Лени­ным на иностранных языках, печатаются на языке оригинала и в переводах на русский язык.

Полное собрание Сочинений сопровождается научно-справочным аппаратом, кото­рый должен помочь читателям в изучении трудов В. И. Ленина: общим предисловием ко всему изданию; предисловием к каждому тому с краткой характеристикой историче­ской обстановки, в которой были написаны произведения, вошедшие в том, а также с изложением содержащихся в этих произведениях основных идей В. И. Ленина в их раз­витии. В справочный материал входят также даты жизни и деятельности В. И. Ленина, относящиеся к периоду, охватываемому томом; примечания к историческим событиям, отдельным фактам, органам печати и т. п.; именной указатель с краткими биографиче­скими справками об упоминаемых лицах и указатель литературы, цитируемой и упо­минаемой В. И. Лениным.

Подстрочные примечания содержат переводы иностранного текста, библиографиче­ские ссылки к произведениям В. И. Ленина, которые упоминаются или цитируются в тексте, и варианты наиболее важных разночтений.

Редакционные, заголовки работ В. И. Ленина отмечены в содержании томов звез­дочкой.

Произведения В. И. Ленина содержат неоценимое идейное богатство, представляют поистине неисчерпаемый источник знаний о законах общественного развития, о путях строительства коммунизма. В трудах

XIV ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ

В. И. Ленина — организатора и вождя Коммунистической партии Советского Союза, основателя Советского социалистического государства — получило дальнейшее разви­тие великое учение марксизма в новых исторических условиях — в эпоху империализ­ма и пролетарских революций, в эпоху перехода от капитализма к коммунизму. В рабо­тах В. И. Ленина нашли дальнейшее развитие все три составные части марксизма — философия, политическая экономия, теория научного коммунизма. В. И. Ленин обога­тил марксизм новыми выводами и положениями, творчески развил его применительно к новой исторической эпохе, в соответствии с новыми задачами, вставшими перед ра­бочим классом и его партией в этот период. В своих бессмертных трудах В. И. Ленин дал ответы на все коренные вопросы, которые поставила перед международным проле­тариатом новая историческая эпоха.

В. И. Ленин создал цельное учение о партии, ее руководящей роли, ее организаци­онных, политических и идеологических основах, стратегии и тактике, ее политике; обосновал интернациональный принцип построения пролетарской партии. Он постоян­но подчеркивал, что без руководства марксистской партии нового типа, вооруженной передовой революционной теорией, рабочий класс не сможет выполнить свою истори­ческую миссию строителя нового, коммунистического общества.

Произведения В. И. Ленина показывают его неустанную борьбу за единство, моно­литность и чистоту рядов партии, за неразрывную связь партии с массами, за строжай­шую партийную дисциплину, последовательное осуществление норм партийной жизни и принципов партийного руководства, главным из которых является коллективность.

В. И. Ленин первый дал глубокий марксистский анализ империализма, как послед­ней стадии капитализма, раскрыл его неразрешимые противоречия. Он показал, что развитие капитализма на этой стадии приобретает в высшей степени неравномерный, скачкообразный характер, и сделал всемирно-исторического значения вывод о том, что в эпоху империализма возможна победа

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ XV

социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, стране. Этот гениальный вывод нашел наглядное подтверждение в Великой Октябрьской социали­стической революции и в построении социализма в СССР, в строительстве социализма в странах народной демократии.

Обобщая опыт Великой Октябрьской социалистической революции и раскрывая ее международное значение, В. И. Ленин показал, что ее коренные закономерности и чер­ты являются общими для социалистической революции во всех странах. Большевизм, писал Ленин, дал теорию, программу и тактику для мирового коммунистического дви­жения. «Большевизм годится как образец тактики для всех» (Сочинения, 4 изд., том 28, стр. 270).

В. И. Ленин развил марксистскую теорию государства, теорию диктатуры пролета­риата. Он обосновал, что вопрос о диктатуре пролетариата является главным в учении Маркса. Марксист лишь тот, — разъяснял Ленин, — кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В. И. Ленин подчеркивал, что диктатура пролетариата является высшим типом демократии, подлинной народной де­мократией. В. И. Ленин открыл в Советах, рожденных революционным творчеством рабочего класса России, государственную форму диктатуры пролетариата; при этом он предвидел неизбежность разнообразия политических форм пролетарской диктатуры в зависимости от конкретных исторических условий разных стран, что нашло блестящее подтверждение в режиме народной демократии.

В. И. Ленин разработал программу социалистического строительства в СССР, дал основные указания о путях построения коммунистического общества. Ленинская про­грамма предусматривала социалистическую индустриализацию страны, всемерное раз­витие тяжелой промышленности, электрификацию всего народного хозяйства, преобра­зование сельского хозяйства на социалистических началах, проведение культурной ре­волюции. Осуществление ленинской программы привело к

XVI ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ

построению социализма в нашей стране, к превращению СССР в могучую социалисти­ческую индустриальную и колхозную державу.

В своих трудах В. И. Ленин разработал вопрос о руководящей роли пролетариата, о союзе пролетариата с крестьянством как решающей силе общественного развития. Со­юз рабочего класса и крестьянства при руководящей роли рабочего класса он называл самой чудесной силой в мире, которая способна под руководством Коммунистической партии перестроить общество на новых, социалистических началах.

Великий вклад В. И. Ленин внес в разработку национального вопроса. В своих рабо­тах он отстаивал право наций на самоопределение, вплоть до отделения и самостоя­тельного государственного существования. Он постоянно подчеркивал необходимость последовательного проведения принципов пролетарского интернационализма, тесней­шего союза рабочих и крестьян всех национальностей в борьбе за свое освобождение от социального и национального гнета, необходимость непримиримой борьбы против буржуазного национализма и шовинизма.

В. И. Ленин вел и учил вести непримиримую борьбу против буржуазной идеологии, против ревизионистов, оппортунистов — агентов буржуазии в рабочем движении. В. И. Ленин считал оппортунизм главным врагом внутри рабочего движения. Произведения В. И. Ленина отражают его борьбу против «легальных марксистов», «экономистов», меньшевиков, троцкистов, буржуазных националистов, анархистов. Эта борьба имеет громадное международное значение. Через все труды В. И. Ленина проходит также красной нитью его борьба против догматизма, против превращения марксизма в собра­ние застывших положений и формул, оторванных от жизни, от практики.

* * *

Выход в свет полного собрания Сочинений В. И. Ленина — большое событие в идейной жизни

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛНОМУ СОБРАНИЮ СОЧИНЕНИЙ XVII

Коммунистической партии Советского Союза. Это издание поможет миллионам совет­ских людей еще глубже овладеть бессмертными творениями ленинского гения и ус­пешнее бороться за их осуществление.

Во всей своей деятельности по строительству коммунистического общества наша партия, ее Центральный Комитет руководствуются великими идеями ленинизма, неус­танно борются за претворение их в жизнь и творчески развивают марксистско-ленинское учение. Всеми своими успехами партия обязана верности ленинизму.

Марксизм-ленинизм творчески развивается коммунистическими и рабочими пар­тиями всех стран. Он обогащается опытом строительства коммунизма в СССР, строи­тельства социализма в странах социалистического содружества, опытом борьбы трудя­щихся в странах, где еще господствует капитализм, опытом национально-освободительного движения.

Марксизм-ленинизм есть интернациональное учение. Его благородные идеи, указы­вающие путь всему человечеству к светлому будущему, все шире распространяются среди трудящихся масс всего мира, оказывают все большее влияние на ход мировой истории. Победное шествие марксизма-ленинизма не могут остановить никакие силы. Полное торжество великих марксистско-ленинских идей неотвратимо.

Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

χνπΐ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ

В первый том входят произведения, написанные В. И. Лениным в 1893—1894 годах, — в начальный период его революционной деятельности.

90-е годы ознаменовались для России быстрым развитием промышленности и рос­том рабочего класса, общим подъемом рабочего движения. Высокая концентрация крупной промышленности способствовала сплочению и организованности рабочих. Значительно усиливается стачечная борьба. В среду рабочих стали проникать идеи марксизма.

С именем Ленина связано начало нового этапа в рабочем движении России. В своих произведениях 1893— 1894 годов В. И. Ленин дал глубокий марксистский анализ об­щественно-экономического строя страны конца XIX века, определил основные задачи революционной борьбы рабочего класса и социал-демократии России. Ленин поставил перед российскими социал-демократами задачу создания марксистской партии. Твор­чески подходя к революционной теории марксизма, Ленин первым среди марксистов разрабатывает вопрос об особенностях предстоящей в России буржуазно-демократической революции, ее движущих силах и перерастании в революцию социа­листическую.

В произведениях, вошедших в том, основной удар В. И. Ленин направляет против философских и экономических взглядов народников, их политической платформы и тактики, являвшихся в тот период главным

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ XIX

идейным препятствием на пути распространения марксизма и социал-демократического движения в России. В этих работах Ленин выступает также против извращения марксизма в буржуазном духе представителями «легального марксизма».

Первый том содержит четыре произведения В. И. Ленина: «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни (По поводу книги В. Е. Постникова — «Южно-русское крестьянское хозяйство»)», «По поводу так называемого вопроса о рынках», «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? (Ответ на статьи «Рус­ского Богатства» против марксистов)», «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе)».

Статья «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни», которой открыва­ется том, — первая из сохранившихся литературных работ В. И. Ленина, написанная им еще в самарский период его деятельности, весной 1893 года. Эта статья показывает, с каким умением, самостоятельностью, глубиной и последовательностью молодой Ле­нин применял марксистскую теорию к изучению крестьянской жизни. Используя зем­ские статистические данные, приводимые в книге Постникова «Южно-русское кресть­янское хозяйство», и критикуя автора книги за непоследовательность и методологиче­ские ошибки, Ленин дает марксистскую характеристику положения деревни, вскрывает процессы и формы развития капитализма в сельском хозяйстве, разбивает народниче­ский миф о якобы нетронутом капитализмом «общинном» крестьянстве. Он доказыва­ет, что, вопреки народническим теориям, капитализм в России развивается с неудер­жимой силой, что крестьянство в действительности раскололось на непримиримые классы: сельскую буржуазию и сельский пролетариат, растущие за счет размываемого при капитализме среднего крестьянства. На основе богатейшего материала Ленин вскрывает мелкобуржуазный характер крестьянской общины, нелепость и вредность народнических представлений о крестьянской общине как

XX ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ

основе социализма. Он доказывает, что в крестьянстве прочно укоренились буржуаз­ные экономические отношения.

Статья «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» была написана для легальной печати. В одном из писем того периода В. И. Ленин подчеркивает, что изло­женные в ней положения служат для него основанием гораздо более важных и гораздо дальше идущих выводов, чем это сделано в самой статье.

К статье «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» примыкают по своему содержанию пометки, вычисления и подчеркивания В. И. Ленина в книге В. Е. Постникова, которые печатаются в настоящем томе в разделе: «Подготовительные ма­териалы». Некоторые из этих ленинских вычислений печатаются впервые.

В работе «По поводу так называемого вопроса о рынках», написанной осенью 1893 года, В. И. Ленин дал образец творческого применения экономической теории К. Мар­кса к изучению хозяйственных порядков в России. На основе глубокого знания «Капи­тала» Маркса, применяя диалектический метод, Ленин показал, как в результате роста общественного разделения труда натуральное хозяйство мелких производителей посте­пенно превращается в товарное, а товарное, в свою очередь, в капиталистическое, как это разделение труда неизбежно приводит к классовому расслоению производителей и росту внутреннего рынка. Таким образом, Ленин опроверг ходячие народнические тео­рии о том, что развитие капитализма в России якобы не имеет под собой почвы, и дока­зал, что капитализм уже стал «основным фоном хозяйственной жизни России» (см. на­стоящий том, стр. 105). Одновременно он подверг критике утверждения Г. Б. Красина, которые впоследствии отстаивались «легальными марксистами», что капиталистиче­ское производство необходимо требует внешних рынков для реализации прибавочной стоимости и что производство средств производства не связано с производством пред­метов потребления. Ленин показал, что подобные воззрения ничем по существу не от­личаются

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ XXI

от народнических взглядов по вопросу о рынках, и подчеркнул ту мысль, что марксис­ты должны заботиться не о рынках для буржуазии, а о развитии классовой борьбы про­летариата против буржуазии.

В работе «По поводу так называемого вопроса о рынках» Ленин развил положение Маркса о соотношении двух подразделений общественного производства, определив преимущественный рост первого подразделения, как экономический закон расширен­ного воспроизводства. На основе марксовой схемы воспроизводства он показал те из­менения в расширенном воспроизводстве, которые происходят в результате техниче­ского прогресса.

Центральное место в первом томе занимает выдающийся труд В. И. Ленина «Что та­кое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», написанный весной — летом 1894 года.

В конце 1893 года журнал «Русское Богатство», вокруг которого группировались либеральные народники, и другие народнические журналы объявили поход против марксизма. В них печатались статьи, сознательно искажавшие марксистское учение об обществе, о революции, о социализме; народники грубо искажали взгляды русских марксистов. Не имея своих печатных органов в России, марксисты не могли дать дос­тойную отповедь народникам в открытой печати. Большую роль в разгроме народниче­ства сыграла книга Ленина, которая издавалась нелегально. В этом подлинном манифе­сте революционного марксизма, его программном документе, дана глубокая характери­стика научного мировоззрения, диалектического и исторического материализма, эко­номического учения Маркса и всесторонняя критика философских, экономических и политических взглядов либеральных народников, их программы и тактики. В. И. Ленин показал, что политическая программа этих фальшивых «друзей народа» выражает ин­тересы кулачества; он разоблачил либеральных народников как типичных реформато­ров, которые, выступая против революционной борьбы с царским самодержавием, изо­бражали его стоящим над классами и способным улучшить положение народа.

XXII ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ

В. И. Ленин вскрыл несостоятельность и ошибочность народнических теорий об осо­бом, внекапиталистическом пути развития России и показал, как либеральные народ­ники умышленно затушевывали факты капиталистической эксплуатации в деревне.

В своем произведении В. И. Ленин разоблачил теоретиков народничества как пред­ставителей антинаучного, субъективного метода в социологии, как идеалистов, отри­цающих объективный характер законов общественного развития и решающую роль на­родных масс в истории. Народники полагали, что можно произвольно направлять ход истории согласно желаниям отдельных «выдающихся» личностей. Ленин разбил эти субъективистские взгляды и противопоставил им материалистическое понимание об­щественной жизни; он раскрыл содержание марксистского учения об обществе и пока­зал, что ход истории обусловливается объективными законами развития, что главной движущей силой общественного развития является народ, классы, борьба которых оп­ределяет развитие общества.

В труде «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» В. И. Ленин впервые поставил перед российскими социал-демократами задачу создания марксистской рабочей партии и выдвинул идею революционного союза рабочего клас­са и крестьянства как главного средства свержения царизма, помещиков и буржуазии и создания коммунистического общества.

Подчеркивая великую историческую роль рабочего класса России, В. И. Ленин пи­сал: «На класс рабочих и обращают социал-демократы все свое внимание и всю свою деятельность. Когда передовые представители его усвоят идеи научного социализма, идею об исторической роли русского рабочего, когда эти идеи получат широкое рас­пространение и среди рабочих создадутся прочные организации, преобразующие тепе­решнюю разрозненную экономическую войну рабочих в сознательную классовую борьбу, — тогда русский РАБОЧИЙ, поднявшись во главе всех демократических эле­ментов, свалит абсолютизм и поведет

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ XXIII

РУССКИЙ ПРОЛЕТАРИАТ (рядом с пролетариатом ВСЕХ СТРАН) прямой дорогой открытой политической борьбы к ПОБЕДОНОСНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ» (стр 311—312).

Первый том заканчивается работой «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе)», кото­рая была написана Лениным в конце 1894— начале 1895 года. По словам Ленина, она во многих отношениях является конспектом его позднейших экономических работ, особенно «Развития капитализма в России». В этом произведении В. И. Ленин показал, что народники являются представителями интересов мелкого производителя, что ис­точник народничества — преобладание класса мелких производителей в пореформен­ной капиталистической России. Продолжая критику народнических воззрений, данную в предшествующих произведениях, Ленин в работе «Экономическое содержание на­родничества и критика его в книге г. Струве» показал чисто буржуазный характер эко­номических требований либеральных народников, утопичность и реакционность их по­литической программы, идеалистическую сущность их социологических взглядов.

Резко критикуя народническую систему взглядов, Ленин в то же время обращает внимание читателей на положительные, в глазах марксиста, черты и стороны народни­чества 60—70-х годов, как революционно-демократического течения в стране, пережи­вавшей канун буржуазной революции.

Вместе с тем в этом произведении В. И. Ленин подверг критике извращения мар­ксизма в буржуазном духе представителем «легального марксизма» П. Струве. Ленин разоблачил попытки «легальных марксистов» выхолостить революционное содержание марксизма и показал, что в основе взглядов «легальных марксистов» лежит буржуаз­ный объективизм, означающий оправдание капитализма и затушевывание классовых противоречий. В струвизме, «легальном марксизме», Ленин увидел зародыш междуна­родного ревизионизма. В связи

XXIV ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ

с критикой буржуазного объективизма В. И. Ленин обосновал принцип партийности общественной науки, философии. «... Материализм, — указывал Ленин, — включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы...» (стр. 419).

В. И. Ленин показал, что так называемый объективизм в науке в условиях буржуаз­ного общества является прикрытием классовых корыстных интересов господствующих эксплуататорских классов. Марксистская наука, открыто и неразрывно связанная с ра­бочим классом, служит делу революционного преобразования общества, заинтересова­на в раскрытии законов общественного развития. Поэтому ее партийность совпадает с научностью.

Уже в ранний период своей революционной деятельности Ленин дал образец прин­ципиальной критики различных лжесоциалистических и ревизионистских теорий, обра­зец беззаветной борьбы за интересы рабочего класса. Произведения В. И. Ленина про­никнуты творческим пониманием марксизма и мастерским применением его к анализу экономического и политического положения России, к определению задач, вставших перед российским рабочим движением.

Они учат международный пролетариат, коммунистические и рабочие партии всех стран уменью разоблачать многочисленных современных «друзей народа» и ревизио­нистов, пытающихся использовать рабочее движение в интересах буржуазии.

В приложениях к первому тому впервые в Сочинениях В. И. Ленина даются «Про­шения В. И. Ульянова (Ленина) 1887—1893 гг.». Эти документы являются дополни­тельным материалом к биографии В. И. Ленина. Два прошения: в Самарский окружной суд от 5 января 1893 года и председателю Самарского окружного суда от 16 августа 1893 года — печатаются впервые.

Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

В. И. Ленин 1890—1891

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

ПО ПОВОДУ КНИГИ В. Е. ПОСТНИКОВА — «ЮЖНО-РУССКОЕ КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО»

Написано весной 1893 г. Печатается по рукописи

Впервые напечатано в 1923 г.

в сборнике «К двадцатипятилетию

первого съезда партии (18981923)»

Первая страница рукописи В. И. Ленина «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» — 1893 г.

Уменьшено

Вышедшая в третьем году книга В. Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хо­зяйство» (Москва, 1891 г. Стр. XXXII + 391) представляет из себя чрезвычайно под­робное и обстоятельное описание крестьянского хозяйства в губерниях Таврической, Херсонской и Екатеринославской, преимущественно же в материковых (северных) уез­дах Таврической губернии. Описание это основано, во-первых, — и главным образом — на земско-статистических исследованиях трех указанных губерний; во-вторых, на личных наблюдениях автора, произведенных им отчасти по долгу службы , отчасти с специальной целью изучения крестьянского хозяйства в 1887—1890 гг.

Попытка свести земско-статистические исследования по целому району в одно целое и изложить результаты их в систематической форме сама по себе представляет громад-ныи интерес, так как земская статистика дает громадный и детальнейший материал об экономическом положении крестьянства, но дает в такой форме, что для публики эти исследования пропадают почти бесследно: земско-статистические сборники представ­ляют из себя целые томы таблиц (обыкновенно каждому уезду посвящен отдельный том), одна сводка которых в достаточно крупные и ясные рубрики требует

Автор служил чиновником по устройству казенных земель в Таврической губернии.

В. И. ЛЕНИН

специальных занятий. Необходимость сводки данных земской статистики и обработки их чувствуется уже давно. В последнее время с этой целью предпринято издание «Ито­гов земской статистики». План этого издания таков: берется известный частный вопрос, характеризующий крестьянское хозяйство, и особое исследование посвящается сводке всех данных по этому вопросу, имеющихся в земской статистике; соединяются вместе данные, относящиеся и к черноземному югу России и к нечерноземному северу, к гу­берниям исключительно земледельческим и к губерниям промысловым. По этому пла­ну составлены два вышедшие тома «Итогов»; первый посвящен «крестьянской общи­не» (В. В.), второй — «крестьянским вненадельным арендам» (Н. Карышев) . Позволи­тельно усомниться в правильности такого приема сводки: приходится, во-первых, сво­дить вместе данные, относящиеся к различным хозяйственным районам с различными экономическими условиями (при этом отдельная характеристика каждого района пред­ставляет громадные трудности вследствие неоконченности земских исследований и пропусков многих уездов: трудности эти сказались уже во 2-ом томе «Итогов»; попыт­ка Карышева распределить имеющиеся в земской статистике данные к различным оп­ределенным районам — не удалась); во-вторых, описывать отдельно известную сторо­ну крестьянского хозяйства, не касаясь других сторон, — совершенно невозможно; от­рывать известный вопрос приходится искусственно, и цельность представления теряет­ся. Крестьянские вненадельные аренды отрываются от аренды надельных земель, от общих данных об экономической группировке крестьян, о величине посевной площади; они рассматриваются только как часть крестьянского хозяйства, тогда как они пред­ставляют собой часто особый способ ведения частновладельческого хозяйства. Поэто­му свод данных земской статистики по известному району с однородными хозяйствен­ными условиями был бы, мне кажется, предпочтительнее.

Излагая мимоходом свои мысли о более правильном приеме сводки земско-статистических исследований,

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 5

мысли, на которые наводит сравнение «Итогов» с книгой Постникова, я должен, одна­ко, оговориться, что Постников, собственно, не задавался целями сводки: он отодвигает на задний план цифирный материал и все внимание обращает на полноту и выпуклость описания.

В своем описании автор почти с равным вниманием останавливается на вопросах характера экономического, административно-юридического (формы землевладения) и технического (межевой вопрос; система хозяйства; урожаи), но вопросы первого рода он намеревался выдвинуть на первый план.

«Должен признаться, — говорит г. Постников в Предисловии, — что я меньше оста­навливаю внимания на технике крестьянского хозяйства, чем это можно было сделать, но поступаю так потому, что условия экономического характера, на мой взгляд, играют более важную роль в крестьянском хозяйстве, чем техника. В нашей печати... обыкно­венно игнорируют экономическую сторону... Очень мало внимания посвящается иссле­дованию коренных экономических вопросов, какими являются для нашего крестьян­ского хозяйства вопросы аграрный и межевой. Настоящая книга более отводит места выяснению именно этих вопросов и в особенности вопроса аграрного» (Предисловие, с. IX).

Вполне разделяя взгляд автора на сравнительную важность экономических и техни­ческих вопросов, я и намерен посвятить свою статью изложению лишь той части труда г. Постникова, в которой крестьянское хозяйство подвергается политико-экономическому исследованию .

Главные пункты этого исследования автор характеризует в предисловии следующим образом:

Такое изложение мне представляется нелишним, потому что книга г. Постникова, представляющая из себя одно из наиболее выдающихся явлений в нашей экономической литературе последних лет, оста­лась почти незамеченной. Отчасти, может быть, объясняется это тем, что автор, хотя и признает боль­шую важность экономических вопросов, но излагает их слишком отрывочно и загромождает изложение подробностями других вопросов.

В. И. ЛЕНИН

«Являющееся в последнее время большое употребление машин в крестьянском зем­леделии и заметное расширение размеров хозяйства у зажиточной части крестьянства дают нашей аграрной жизни новую фазу, развитию которой, без сомнения, дадут новый толчок тяжелые хозяйственные условия настоящего года. Производительность кресть­янского труда и рабочая способность семьи значительно повышаются с увеличением размеров хозяйства и употреблением машин, что до сих пор упускалось из виду при определении площади, какую может обработать крестьянская семья...

Употребление машин в крестьянском хозяйстве вызывает существенные бытовые изменения: сокращая в земледелии запрос на рабочие руки и делая еще более чувстви­тельной для крестьян существующую у нас перенаселенность земледелия, оно способ­ствует увеличению числа семей, которые, становясь лишними для села, должны искать заработка на стороне и фактически становиться безземельными. Введение крупных машин в крестьянское хозяйство вместе с тем поднимает, крестьянское благосостояние, при наличных приемах земледелия и его экстенсивности, на такую высоту, о которой до сих пор нельзя было и думать. В этом обстоятельстве лежит залог силы новых хо­зяйственных движений в крестьянской жизни. Отметить и выяснить эти движения в южно-русском крестьянстве составляет ближайшую задачу настоящей книги» (Преди­словие, с. X).

Прежде чем перейти к изложению того, в чем состоят, по мнению автора, эти новые хозяйственные движения, я должен сделать еще две оговорки.

Во-первых, выше было замечено, что Постников сообщает данные о губерниях Хер­сонской, Екатеринославской и Таврической, но достаточной подробностью отличаются только данные, относящиеся к последней губернии и притом не ко всей: автор не дает данных о Крыме, поставленном в несколько отличные хозяйственные условия, и огра­ничивается исключительно тремя северными материковыми уездами Таврической

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 7

губернии — Бердянским, Мелитопольским и Днепровским. Я ограничусь данными только по этим трем уездам.

Во-вторых, Таврическая губерния населена кроме русских также немцами и болга­рами, число которых, впрочем, невелико сравнительно с русским населением: в Днеп­ровском уезде 113 дворов немецких колонистов из 19586 дворов уезда, т. е. всего 0,6%. В Мелитопольском уезде немцев и болгар (1874 + 285 = ) 2159 дворов из 34978, т. е. 6,1%. Наконец, в Бердянском уезде 7224 двора из 28794, т. е. 25%. Всего по трем уез­дам колонистов 9496 дворов из 83358, т. е. около /9. След., в общем число колонистов очень незначительно, а в уезде Днепровском и совсем ничтожно. Автор описывает ко­лонистское хозяйство подробно, отделяя всегда его от русского. Все эти описания я опускаю, ограничиваясь исключительно хозяйством русских крестьян. Правда, цифир­ные данные соединяют вместе русских и немцев, но присоединение последних, по не­значительности их, не может изменить общих соотношений, так что вполне можно на основании этих данных характеризовать русское крестьянское хозяйство. Русское насе­ление Таврической губернии, заселившее этот край в последние 30 лет, отличается от крестьянства других русских губерний только своей большей зажиточностью. Общин­ное землевладение является в этой местности, по словам автора, «типичным и устойчи­вым» ; одним словом, за выделением колонистов, крестьянское хозяйство в Тавриче­ской губернии не представляет никаких коренных отличий от общего типа русского крестьянского хозяйства.

II

«В настоящее время, — говорит Постников, — всякое сколько-нибудь значительное южно-русское село (и то же, вероятно, можно сказать о большинстве местностей Рос­сии) представляет столько разнообразия

Только 5 селений имеют подворное землевладение.

В. И. ЛЕНИН

в экономическом положении отдельных групп своего населения, что крайне трудно го­ворить о благосостоянии отдельных селений, как целых единиц, и рисовать это благо­состояние средними цифрами. Такие средние цифры указывают некоторые общие оп­ределяющие условия экономического быта крестьянства, но они не дают никакого по­нятия о всем разнообразии экономических явлений в действительности» (с. 106). Несколько ниже Постников выражается с еще большей определенностью: «Разнообразие экономического благосостояния, — говорит он, — весьма сильно за­трудняет вопрос об общей зажиточности населения. Лица, бегло проезжающие чрез большие селения Таврической губернии, обыкновенно выносят заключения о большой зажиточности местных крестьян; но можно ли назвать село зажиточным, если в нем по­ловина крестьян состоит из богатеев, а другая постоянно бедствует? И какими призна­ками следует определять относительно большую или меньшую зажиточность того и другого селения? Очевидно, что средние цифры, характеризующие обстановку населе­ния всего села или района, недостаточны для заключения о крестьянском достатке. О последнем можно судить лишь по совокупности многих данных, расчленяя население на группы» (с. 154).

Может показаться, что в этом констатировании дифференциации в среде крестьян­ства нет ничего нового: о ней упоминается почти в каждом сочинении, посвященном крестьянскому хозяйству вообще. Но дело в том, что обыкновенно, упоминая об этом факте, не придают ему значения, считают его несущественным или даже случайным, находят возможным говорить о типе крестьянского хозяйства, характеризуя этот тип средними цифрами, обсуждают значение разных практических мероприятий по отно­шению ко всему крестьянству. В книге Постникова виден протест против таких взгля­дов. Он указывает (и не раз) на «огромное разнообразие экономического положения отдельных дворов внутри общины» (с. 323) и вооружается против «стремле-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

ния рассматривать крестьянский мир как нечто цельное и однородное, каким он и до сих пор еще представляется нашей городской интеллигенции» (с. 351). «Земско-статистические исследования последнего десятилетия, — говорит он, — выяснили, что наша сельская община вовсе не представляет такой однородной единицы, какою она казалась нашим публицистам в 70-х годах, и что в последние десятилетия в ней проис­ходила дифференциация населения на группы с весьма различной степенью экономи­ческого достатка» (с. 323).

Свое мнение Постников подтверждает массой данных, разбросанных по всей книге, и мы должны теперь заняться систематической сводкой всех этих данных, чтобы про­верить правильность этого мнения, чтобы решить вопрос, кто прав — «городская ли интеллигенция», рассматривающая крестьянство как нечто однородное, или Постников, утверждающий, что разнородность огромная? и затем насколько глубока эта разнород­ность? препятствует ли она общей характеристике крестьянского хозяйства со стороны политико-экономической, на основании одних только средних данных? способна ли она изменить действие и влияние практических мероприятий по отношению к различ­ным разрядам крестьянства?

Прежде чем приводить цифры, дающие материал для разрешения этих вопросов, следует заметить, что все данные этого рода взяты Постниковым из земско-статистических сборников по Таврической губ. Первоначально земская статистика ог­раничивалась при переписях данными пообщинными, не собирая данных о каждом крестьянском дворе. Скоро, однако, заметили различия в имущественном положении этих дворов и предприняли подворные переписи — это было первым шагом на пути к более глубокому изучению экономического положения крестьян. Следующим шагом было введение комбинационных таблиц: исходя из убеждения, что имущественные различия крестьян внутри общины глубже различий разных юридических разрядов крестьян, статистики стали группировать все

10 В. И. ЛЕНИН

показатели экономического положения крестьян до известным имущественным разли­чиям, напр., разбивая крестьян на группы по числу десятин посева, по числу рабочего скота, по количеству надельной пашни на двор и т. д.

Таврическая земская статистика группирует крестьян по числу десятин посева. По­стников полагает, что такая группировка «представляется удачной» (с. XII), так как «в условиях хозяйства Таврических уездов размер посева является наиболее существен­ным признаком крестьянского благосостояния» (с. XII). «В южном степном крае, — говорит Постников, — развитие всякого рода неземледельческих промыслов у крестьян пока относительно ничтожно, и главным занятием огромного большинства сельского населения является в настоящее время земледелие, основанное на посеве хлебов». «По показанию земской статистики, в северных уездах Таврической губернии исключи­тельно занимаются промыслами 7,6% коренного сельского населения и кроме того 16,3% населения имеет при собственном земледелии подсобные промыслы» (с. 108). В самом деле, группировка по размерам посева даже и для других местностей России представляется гораздо более правильной, чем другие принятые земскими статистика­ми основания группировки, напр., по числу десятин надельной земли или надельной пашни на двор: с одной стороны, количество надельной земли не указывает прямо на состоятельность двора, потому что размер надела определяется числом ревизских5 или наличных душ мужского пола в семье и находится только в косвенной зависимости от состоятельности хозяина, потому, наконец, что крестьянин, может быть, не пользуется надельной землей, сдает ее, и при отсутствии инвентаря и не может ею пользоваться. С другой стороны, если главное занятие населения — земледелие, то определение посев­ной площади необходимо для учета производства, для определения количества хлеба, потребляемого крестьянином, покупаемого им и поступающего в продажу, ибо без вы­яснения этих вопросов весьма важная сторона крестьянского хозяйства оста-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

11

нется неосвещенной, будет неясен характер его земледельческого хозяйства, значение его сравнительно с заработками и т. д. Наконец, необходимо положить в основание группировки именно посевную площадь, чтобы иметь возможность сравнивать хозяй­ство двора с так называемыми нормами крестьянского землевладения и земледелия, с нормой продовольственной (Nahrungsfläche) и рабочей (Arbeitsfläche). Одним словом, группировка по посеву представляется не только удачной, но наилучшей и безусловно необходимой.

По размерам посева таврические статистики разделяют крестьян на 6 групп: 1) не сеющих; 2) засевающих до 5 дес; 3) — от 5 до 10 дес; 4) от 10 до 25 д.; 5) от 25 до 50 д. и 6) — более 50 дес. на двор. По трем уездам соотношение этих групп по числу дворов следующее:

Уезды

Проценты дворов

Бердянский Мелитопольский Днепровский

Приходится на

1 двор в среднем

десятин посева по

всем 3 уездам

0 % %
6 7,5 9
12 11,5 11 3,5
22 21 20 8
38 39 41,8 16,4
19 16,6 15,1 34,5
3 4.4 3.1 75

Не сеющих Сеющих до 5 д.

» 5—10 »

» 10—25 »

» 25—50 »

» более 50 »

Общие соотношения (эти %% даны о всем населении, включая и немцев) мало изме­няются с выключением немцев: так, всего автор считает в Таврических уездах 40% ма-лосеющих (до 10 д.), 40% среднесеющих (от 10 до 25 д.) и 20% многосеющих. Исклю­чение же немцев понижает последнюю цифру до 1(16,7%, т. е. всего на 3,3% ниже), повышая соответственно число малосеющих.

Определяя степень разнородности этих групп, начнем с землевладения и землеполь­зования.

12

В. И. ЛЕНИН

Постников дает такую таблицу (суммы трех указанных в ней разрядов земли автор не исчислял (с. 145)):


Группы кре­стьян Приходится на двор в среднем десятин пашни Уезд Бердянский Уезд Мелитополь­ский Уезд Днепров­ский надельной купчей арендованной всего надельной купчей арендованной всего надельной купчей арендованной всего
Не сеющие 6,8 3,1 0,09 10 8,7 0,7 9,4 6,4 0,9 0,1 7,4
Засев, до 5 д. 6,9 0,7 0,4 8,0 7,1 0,2 0,4 7,7 5,5 0,04 0,6 6,1
» 5—10 » 9 1,1 10,1 9 0,2 1,4 10,6 8,7 0,05 1,6 10,3
» 10—25 » 14,1 0,6 4 18,7 12,8 0,3 4,5 17,6 12,5 0,6 5,8 18,9
» 25—50 » 27,6 2,1 9,8 48,4 39,5 23,5 1,5 13,4 38,4 16,6 2,3 17,4 36,3
» более 50 » 36,7 31,3 116,4 36,2 21,3 42,5 100 17,4 30 44 91,4
По уезду 14,8 1,6 5 21,4 14,1 1,4 6,7 22,2 11,2 1,7 7,0 19,9

«Эти цифры показывают, — говорит Постников, — как более зажиточная группа крестьян в Таврических уездах не только пользуется большим наделом, что может про­исходить вследствие большого состава семей, но в то же время она является и наиболее покупающей землю и наиболее ее арендующей» (с. 146).

По поводу этого следует только заметить, мне кажется, что возрастание надела от низшей группы к высшей не может быть вполне объяснено увеличением состава семей. Постников дает следующую

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

13

таблицу о составе семей по группам для трех уездов:

Приходится на 1 семью в среднем


Бердянски й уезд Me лито по л ьский Днепровский
уезд уезд
душ об. пола работников душ. работн. душ работн.
У не сеющих 4,5 0,9 4,1 0,9 4,6 1
» засев, до 5 д. 4,9 4,6 1 4,9 1,1
» » 5—10 » 5,6 1,2 5,3 1,2 5,4 1,2
» » 10—25 » 7,1 1,6 6,8 1,5 6,3 1,4
» » 25—50 » 8,2 1,8 8,6 1,9 8,2 1,9
» » более 50 » 10,6 2,3 10,8 2,3 10,1 2,3

По уездам

6,6

1,5

6,5

1,5

6,2

1,4

Из таблицы видно, что количество надельной земли на двор повышается от низшей группы к высшей гораздо быстрее, чем число душ обоего пола и работников. Иллюст­рируем это, принимая цифры для низшей группы по Днепровскому уезду за 100:


надельн. земли работн. душ об. пола
У не сеющих 100 100 100
» засев, до 5 д. 86 ПО 106
» » 5—10 » 136 120 117
» » 10—25 » 195 140 137
» » 25—50 » 259 190 178
» » более 50 » 272 230 219

Ясно, что определителем величины надела является, кроме состава семьи, и состоя­тельность двора.

Рассматривая данные о количестве купчей земли в различных группах, мы видим, что покупают землю почти исключительно высшие группы, с посевом выше 25 дес, и — главным образом — совершенно крупные посевщики, с посевом в 75 дес. на двор. Следовательно, данные о купчей земле вполне подтверждают мнение Постникова о разнородности групп крестьянства. Такое, например, сведение, которое дает автор на с. 147, говоря, что «крестьянами Таврических уездов куплено

14

В. И. ЛЕНИН

96146 дес. земли», — совершенно не характеризует явления: почти вся эта земля нахо­дится в руках незначительного меньшинства, наиболее обеспеченного уже надельной землей, крестьян «зажиточных», как говорит Постников, а таких не более хнаселения.

То же самое приходится сказать и об аренде. Вышеприведенная таблица содержит общую цифру арендованной земли, надельной и вненадельной. Оказывается, что раз­мер аренды с полной правильностью возрастает по мере большего обеспечения кресть­ян, что, следовательно, чем обеспеченнее крестьянин своей землей, тем более арендует он земли, лишая таким образом беднейшие группы необходимой для них земельной площади.

Следует заметить, что это явление — общее для всей России. Проф. Карышев, под­водя итоги крестьянским вненадельным арендам по всей России, где только имеются земско-статистические исследования, формулирует прямую зависимость между разме­ром аренды и обеспеченностью арендатора как общий закон .

Впрочем, Постников дает еще более детальные цифры о распределении аренды (вненадельных и надельных земель вместе), которые я и привожу :

Уезд Берлинский

Уезд Мелитопольский Уезд Днепровский


У сеющих до 5 д. 18,7 2,1 11 14,4 3 5,50 25 2,4 15,25
» » 5—10 » 33,6 3,2 9,20 34,8 4,1 5,52 42 3,9 12
» » 10—25 » 57 7 7,65 59,3 7,5 5,74 69 8,5 4,75
» » 25—50 » 60,6 16,1 6,80 80,5 16,9 6,33 88 20 3,75
» » более 50 » 78,5 62 4,20 83,8 47,6 3,93 91 48,6 3,55
По уездам 44,8 11,1 5,80 50 12,4 4,86 56,2 12,4 4,23

Мы видим и здесь, что средние цифры совершенно не в состоянии характеризовать явления: говоря, на-

«Итоги экономического исследования России по данным земской статистики». Т. П. Н. Карышев. Крестьянские вненадельные аренды. Дерпт. 1892. Стр. 122, 133 и др.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 15

пример, что в Днепровском уезде к аренде прибегает 56% крестьян, мы сообщаем очень неполное представление об этой аренде, потому что в тех группах, которые имеют (как ниже будет показано) недостаточно своей земли, % арендаторов гораздо ниже — толь­ко 25% в 1-ой группе, между тем как высшая группа, вполне обеспеченная своей зем­лей, почти вся прибегает к аренде (91%). Разница в количестве арендованных десятин на 1 арендующий двор еще значительнее: высший разряд арендует в 30—15—24 раза более низшего. Очевидно, что это изменяет и самый характер аренды, потому что в высшем разряде это уже коммерческое предприятие, а в низшем — может быть, опера­ция, вызванная горькой нуждой. Последнее предположение подтверждается данными об арендной плате: оказывается, что низшие группы дороже платят за землю, иногда даже вчетверо дороже сравнительно с высшим разрядом (в Днепровском уезде). На­помнить следует по этому поводу, что и возрастание арендной платы по мере пониже­ния размеров аренды не составляет особенности нашего юга: труд Карышева доказыва­ет общую применимость этого закона.

«Арендой земель в Таврических уездах, — говорит Постников по поводу этих дан­ных, — по преимуществу занимаются крестьяне зажиточные, имеющие достаточное количество надельной и собственной пашни; в особенности это следует сказать об аренде вненадельных земель, т. е. земель владельческих и казны, находящихся на более дальних расстояниях от селений. В сущности это и весьма естественно: для аренды бо­лее дальних земель нужно иметь достаточное количество рабочего скота, а крестьяне менее зажиточные не имеют его здесь в нужном размере и для обработки своих надель­ных земель» (с. 148).

Не следует думать, что подобное распределение аренды зависит от съема земли в одиночку. Дело нисколько не изменяется при съеме земли обществом, не изменяется по той простой причине, что распределение земли делается по тем же основаниям, т. е. «по деньгам».

16 В. И. ЛЕНИН

«По окладным книгам Управления государственными имуществами, — говорит По­стников, — в 1890 г. из 133852 дес. казенных земель трех уездов, сдававшихся в аренду по контрактам, в пользовании крестьянских обществ состояло 84756 дес. удобной зем­ли, т. е. около 63% всей площади. Но земля, арендуемая крестьянскими обществами, находилась в пользовании сравнительно небольшого числа домохозяев и притом пре­имущественно зажиточных. Подворная перепись земства указывает этот факт довольно рельефно» (с. 150)*: [см. таблицу на стр. 17. Ред.]

«Таким образом, — заключает Постников, — в Днепровском уезде у зажиточной группы крестьян находилось в пользовании более l^ всей арендованной пашни, в Бер­дянском уезде — более 21% а в Мелитопольском, где всего более арендуется казенной земли, даже более 4А арендованной площади. У беднейшей же группы крестьян (засе­вающих до 10 дес.) находилось во всех уездах всего 1938 дес, или около 4% арендован­ных земель» (с. 150). Автор дает затем целый ряд примеров неравномерного распреде­ления снятой обществами земли, но приводить их излишне.

По поводу выводов Постникова о зависимости аренды от достатка арендаторов крайне интересно отметить противоположное мнение земских статистиков.

В начале книги Постников поместил свою статью: «О земско-статистических рабо­тах в губерниях Таврической, Херсонской и Екатеринославской» (с. XI— XXXII). Здесь он рассматривает, между прочим, изданную Таврическим земством в 1889 году «Па­мятную книжку Таврической губернии», в которой были подведены краткие итоги все­му исследованию. Разбирая тот отдел этой книги, который посвящен аренде, Постников говорит:

«В наших многоземельных южных и восточных губерниях земская статистика обна­ружила довольно видный процент зажиточного крестьянства, которое, сверх

Последнего столбца этой таблицы (итоги по 3-м уездам) Постников не дает. К таблице6 он замечает, что «по условиям аренды крестьяне имеют право распахивать только 1часть арендованной земли».

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

17


Группы крестьян Уезд Бердянский Уезд Мелитополь­ский Уезд Днепров­ский По трем уездам Число На аренд, двор Число На аренд, двор Число На аренд, двор Число в% На аренд, дворов аренд, дес. аренд, дворов аренд, дес. аренд, дворов аренд, дес. аренд, дворов аренд, дес. аренд, двор
Сеющие до 5 д. 39 66 1,7 24 383 16 20 62 3,1 83 511 1 6,1
» 5—10 » 227 400 1,8 159 776 4,8 58 251 4,3 444 1427 3 3,2
» 10—25 » 687 2 642 3,8 707 4 569 6,4 338 1500 4,4 1732 8711 20 5,0
» 25—50 » 387 3 755 9,7 672 8 564 12,7 186 1056 5,7 1245 13 375 30 10,7
» более 50 » 113 3194 28,3 440 15 365 34,9 79 1724 21,8 632 20 283 46 32,1
Сумма 1453 10 057 7 2 002 29 657 14,8 681 4 593 6,7 4 136 44 307 100 10,7

18 В. И. ЛЕНИН

собственного значительного надела, довольно много еще арендует земли на стороне. Хозяйство здесь преследует не только удовлетворение собственных потребностей се­мьи, но еще и получение некоторого излишка, дохода, благодаря которому крестьяне улучшают свои постройки, заводят машины, прикупают землю. Желание довольно ес­тественное и ничего греховного в себе не заключающее, так как никаких кулацких эле­ментов в нем еще не выражается». [Кулацких элементов здесь действительно нет, но элементы эксплуатации, без сомнения, есть: арендуя землю в размере, далеко превы­шающем потребность, зажиточные крестьяне отбивают у бедных землю, нужную тем на продовольствие; расширяя размеры хозяйства, они нуждаются в добавочных рабо­чих силах и прибегают к найму.] «Но некоторые из земских статистиков, видимо счи­тая такие проявления в крестьянской жизни чем-то незаконным, стараются умалить их и доказать, что крестьянская аренда главным образом руководится нуждою в продо­вольствии и что если крестьяне достаточные и арендуют много земли, то % этих арен­даторов все-таки постоянно уменьшается с увеличением размеров надела» (с. XVII) — составитель «Памятной книжки» г. Вернер, чтобы доказать такую мысль, группировал по величине надела крестьян всей Таврической губернии, имеющих 1—2 работников и 2—3 штуки рабочего скота. Оказалось, что «с размером надела правильно понижается процент арендующих дворов и менее правильно размер арендуемой на двор земли» (с. XVIII). Постников совершенно справедливо говорит, что подобный прием совсем не доказателен, так как часть крестьян (только те, кто имеет 2—3 штуки рабочего скота) выделена произвольно, причем устранено именно зажиточное крестьянство, и кроме того — соединять вместе материковые уезды Таврической губернии и Крым — невоз­можно, ибо условия аренды в них не одинаковы: в Крыму /г— Ц населения — беззе­мельные (так наз. десятинщики), в северных уездах — только 3—4%. В Крыму почти всегда легко найти землю для аренды; в северных уездах — иногда невозможно. Инте­ресно отметить,

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 19

что у земских статистиков других губерний замечались такие же попытки (конечно, одинаково неудачные) затушевать такие «незаконные» проявления крестьянской жиз­ни, как аренда с целью получения дохода. (См. Карышева, назв. соч.)

Если, таким образом, распределение вненадельной аренды у крестьян констатирует существование между отдельными крестьянскими хозяйствами различий не только ко­личественных (много арендует, мало арендует), но и качественных (арендует из нужды в продовольствии; арендует с коммерческой целью), — то еще более приходится ска­зать это об аренде надельной земли.

«Всей надельной земли, — говорит Постников, — снимаемой крестьянами в аренду у крестьян же, зарегистрировано в 3-х Таврических уездах подворною переписью 1884—1886 гг. — 256716 дес, что составляет здесь 1Ц всей крестьянской надельной пашни, и сюда еще не вошла та площадь, которую крестьяне сдают внаймы разночин­цам, проживающим в селениях, а также писарям, учителям, духовным и др. лицам, не входящим в состав крестьянства и не подлежавшим опросу при подворной переписи. Вся эта масса земель арендуется почти всецело крестьянами зажиточных групп, что по­казывают следующие цифры. Переписью зарегистрировано число десятин надельной пашни, снимаемой у соседей домохозяевами:

Засевающими до 10 дес. на двор 16 594 дес. т.е. 6%

»от 10 до 25 » » » 89 526 » » 35

»свыше 25 » » » 150 596 » » 59

Всего 256 716 дес. 100%

Наибольшее же количество этой сдаваемой земли, как и самое число сдатчиков зе­мель, принадлежит к группе несеющих, бесхозяйных и малосеющих крестьян. Таким образом, значительная часть крестьян Таврических уездов (приблизительно около 1всего населения) частью по нежеланию, но в большинстве случаев по неимению нуж­ного для ведения хозяйства скота и инвентаря,

20

В. И. ЛЕНИН

не эксплуатирует всей своей надельной земли, сдает ее в аренду и тем увеличивает зем­лепользование другой более зажиточной половины крестьян. Большинство сдатчиков земель принадлежит, несомненно, к числу расстроенных, падающих домохозяев» (с. 136—137).

Подтверждением сказанного служит следующая табличка «по 2-м уездам Тавр. губ. (по Мелитопольскому уезду земская статистика не дает сведений), показывающая от­носительное число домохозяев, сдающих наделы, и процент сдаваемой ими надельной пашни» (с. 135):

Уезд Бердянский

Уезд Днепровский


д. » » » »

Не сеющие Засев. до 5 » 5—10 » 10—25 » 25—50 » более 50

По уездам


домохозяев, сдающих надельную землю сдаваемой надельной земли домохозяев, сдающих надельную землю сдаваемой надельной земли
73 97 80 97,1
65 54 30 38,4
46 23,6 23 17,2
21,5 8,3 16 8,1
9 2,7 7 2,9
12,7 6,3 7 13,8
32,7
11,2
14,9

25,7

От землевладения и землепользования крестьян перейдем к распределению инвента­ря. О количестве рабочего скота по группам Постников дает такие данные — по всем трем уездам вместе:

У не сеющих

» засев, до 5 д.

» » 5—10 »

» » 10—25 »

» » 25—50 »

» » более 50 »

Всего


Приходится на 1 dgt; зор % дворов, не
в среонем имеющих
В сего рабоч. прочего всего рабоч.
лошадей волов скота скота
0,3 0,8 1,1 80,5
6 467 3 082 1,0 1,4 2,4 48,3
25 152 8 924 1,9 2,3 4,2 12,5
80 517 24 943 3,2 4,1 7,3 1,4
62 823 19 030 5,8 8,1 13,9 0,1
21003 11648 10.5 19.5 30 0.03
67 627
3,1
7,6
4,5

195 962

В переводе на крупный.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

21

Сами по себе эти цифры не характеризуют разрядов — это будет сделано ниже, при описании техники земледелия и при группировке экономических разрядов крестьян. Здесь отметим только, что различие групп крестьян по количеству имеющегося у них рабочего скота так глубоко, что у высших групп мы видим гораздо больше скота, чем может потребоваться на нужды семьи, а у низших — так мало (особенно рабочего ско­та), что самостоятельное ведение хозяйства становится невозможным.

Совершенно однородны данные о распределении мертвого инвентаря. «Подворная перепись, зарегистрировавшая крестьянский инвентарь в плугах и буккерах, дает сле­дующие цифры для всего населения уездов» (с. 214):

% дворов


не имеющих пахотных орудий имеющих только буккер имеющих плуг и др.
Уезд Берлинский 33 10 57
» Мелитопольский 37,8 28,2 34
» Днепровский 39,3 7 53,7

Эта таблица показывает, какая громадная группа крестьян лишена возможности вес­ти самостоятельное хозяйство. Как обстоит дело в высших группах, это видно из сле­дующих данных о количестве инвентаря, приходящегося на двор в различных группах по посеву:

У засев. 5—10 д. » » 10—25 » » » 25—50 » » » более 50 »


Приходится инвентаря на двор
Уезд Бердянский Уезд Me лито -польский Уезд Днепров­ский
Перевозоч­ного (бри­чек и пр.) Пахотного (плугов и буккеров) Перевозоч- „ Пахотного ного Перево­зочного Пахотного
0,8 0,5 0,8 0,4 0,8 0,5
1,2 1,3 1,2 1 1 1
2,1 2 2 1,6 1,7 1,5
3,4 3,3 3,2 2,8 2,7 2,4

По количеству инвентаря высшая группа превосходит низшую (группу с посевом до 5 дес. автор совсем

22 В. И. ЛЕНИН

отбросил) в 4—6 раз; по числу же работников она превышает ту же группу в 23/п раза, т. е. менее чем вдвое. Уже отсюда следует, что высшая группа должна прибегать к най­му рабочих, между тем как в низшей половина дворов лишена пахотного инвентаря (N. В. Эта «низшая» группа — третья снизу) и, следовательно, возможности самостоя­тельного хозяйничанья.

Естественно, что вышеуказанные различия в количестве земли и инвентаря обуслов­ливают собой и различия в размере посевной площади. Количество десятин посева, приходящееся на каждый двор 6-ти групп, было приведено выше. Общее количество посевной площади крестьянства Таврической губернии распределяется между группа­ми следующим образом:

Десятин

В /О

посева У сеющих до 5 д. 34 070 2,4 ^

Ll2% посева у 40% населения » » 5—10 » 140 426 9,7 J

» » 10—25 » 540 093 37,6 38% » » 40% »

» » 25—50 » 494 095 34,3 """ι

Г50% » » 20% » » » более 50 » 230 583 16 -J

Всего 1 439 267 100 %

Цифры эти говорят сами за себя. Следует только добавить, что средней посевной площадью, при которой семья может жить только земледелием, Постников считает (с. 272) — 16—18 дес. посева на двор.

III

В предыдущей главе были сведены данные, характеризующие степень имуществен­ного обеспечения крестьян и размеры их хозяйства в разных группах. Теперь следует свести данные, определяющие характер хозяйства крестьян различных групп, способ и систему ведения хозяйства.

См. выше — таблицу о составе семей по группам. " — Nota bene — заметьте. Ред.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

23

Остановимся прежде всего на том положении Постникова, что «производительность крестьянского труда и рабочая способность семьи значительно повышаются с увеличе­нием размеров хозяйства и употреблением машин» (с. X). Автор доказывает это поло­жение, исчисляя, сколько приходится работников и рабочего скота на данную посевную площадь в разных экономических группах. При этом пользоваться данными о составе семей невозможно, так как «низшие экономические группы часть своих работников от­пускают на сторону в батраки, а высшие группы принанимают к себе батраков» (с. 114). Таврическая земская статистика не дает числа нанимаемых и отпускаемых ра­бочих, и Постников вычисляет приблизительно это количество, исходя из данных зем­ской статистики о количестве дворов, нанимавших работников, и из расчета, сколько необходимо работников на данный размер пахотной площади. Постников признает, что эти вычисленные данные не могут претендовать на полную точность, но он думает, что его расчет может значительно изменить состав семьи только в 2-х высших группах, по­тому что в остальных число наймитов небольшое. Сравнивая вышеприведенные дан­ные о составе семей с нижеследующей таблицей, читатель может проверить правиль­ность этого взгляда:

По трем уездам Таврической губернии

Приходится на 1 двор


У не сеющих нанималось 239 Работников отпускалось Разность — 838 душ в ce- , работников мье
1077 (с наймитами) 4,3 0,9
» засев. до 5 д. 247 1484 — 1237 4,8 1,0
» » 5—10 » 465 4 292 — 3 827 5,2 1,0
» » 10—25 » 2 846 3 389 — 543 6,8 1,6
» » 25—50 » 6 041 + 6 041 8,9 2,4
» » более 50 » 8 241 + 8 241 13,3 5

Всего

18 079

10 242

+ 7 837

24 В. И. ЛЕНИН

Сравнивая этот последний столбец с данными о составе семей, мы видим, что Пост­ников несколько уменьшил число рабочих в низших группах и увеличил — в высших. Так как цель его — доказать, что с увеличением размеров хозяйства уменьшается число рабочих на данную посевную площадь, то, следовательно, приблизительные выкладки автора могли скорее ослабить, чем усилить это уменьшение.

После этого предварительного расчета, Постников дает такую таблицу соотношений посевной площади с количеством работников, рабочего скота, затем населения вообще в разных группах крестьян (с. 117):

У сеющих до 5 д. » » 5—10 » » » 10—25 » » » 25—50 » » » более 50 »


Приходимся на 100 дес. посева
Посева на пару душ работников голов
рабоч. скота дворов (с наймитами) рабоч. скота
7,1 дес. 28,7 136 28,5 28,2
8,2 » 12,9 67 12,6 25
10,2 » 6,1 41,2 9,3 20
12,5 » 2,9 25,5 7 16,6
14,5 » 1.3 18 6,8 14

Всего 10,9 дес. 5,4 36,6 9 18,3

«Таким образом, с увеличением размера хозяйства и запашки у крестьян расход по содержанию рабочих сил, людей и скота, этот главнейший расход в сельском хозяйст­ве, прогрессивно уменьшается и у многосеющих крестьян делается почти в 2 раза ме­нее на десятину посева, чем у групп с малой распашкой» (с. 117).

То положение, что расход на работников и рабочий скот является преобладающим в сельском хозяйстве, автор подтверждает ниже на примере подробного бюджета одного меннонитского7 хозяйства: из всего расхода 24,3% составляет расход для хозяйства; 23,6% — расход на рабочий скот и 52,1% — на работников (с. 284).

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

25

Своему заключению о повышении производительности труда по мере повышения размеров хозяйства Постников придает большое значение (что видно и из приведенной выше цитаты, помещенной им в предисловии), и нельзя не признать его действитель­ную важность — во-первых, по изучению экономического быта нашего крестьянства и характера хозяйства в различных группах; во-вторых, по общему вопросу о соотноше­нии мелкой и крупной культуры. Этот последний вопрос сильно запутан многими авто­рами, и главной причиной путаницы было то, что сравнивались хозяйства неоднород­ные, поставленные в различные общественные условия, отличающиеся по самому типу ведения хозяйства; сравнивались, напр., хозяйства, в которых доход извлекается по­средством производства сельскохозяйственных продуктов, с хозяйствами, в которых доход извлекается эксплуатацией нужды других хозяйств в земле (напр., хозяйства кре­стьянское и помещичье в эпоху, непосредственно следующую за реформой 1861 г.8). Постников совершенно свободен от этой ошибки и не забывает основного правила сравнения: чтобы сравниваемые явления были однородны.

Подробнее доказывая свое положение относительно Таврических уездов, автор при­водит данные, во-первых, по каждому уезду отдельно; во-вторых, отдельно для русско­го населения, именно самой многочисленной его группы — бывш, государственных крестьян (с. 273—274):

Приходится десятин посева на пару рабочего скота


по уездам вообще в группе бывш, крестьян госуд.
Берд. Мелит. Днепр. Берд Мелит. Днепр.
У сеющих до 5 д. 8,9 8,7 4,3
» » 5—10 » 8,9 8,7 6,8 8,9 9,1 6,8
» » 10—25 » 10,2 10,6 9,7 10,3 10,9 9,6
» » 25—50 » 11,6 12,4 12,3 12,3 12,8 11,9
» » более 50 » 13,5 13,8 15,7 13,7 14,3 15

В среднем

10,7

11,3

10,1 — —

26 В. И. ЛЕНИН

Вывод тот же: «в хозяйстве малого размера относительное число рабочего скота на данную площадь посева превышает в 1 l^—2 раза это же число в «полном» крестьян­ском хозяйстве. Тот же закон подворная перепись обнаруживает и для всех других, бо­лее мелких групп: бывш, помещ. крестьян, арендаторов и пр., и во всех, даже самых не­больших районах местности, ограниченных размером одной волости и даже одного се­ления» (с. 274).

Соотношение между размерами посева и расходами хозяйства оказывается не в пользу мелких хозяйств также и по отношению к другого рода расходу: содержанию мертвого инвентаря и продуктивного скота.

Мы выше видели, с какой быстротой возрастает число и того и другого на 1 двор от низшей группы к высшей. Если расчислить этот инвентарь на данную площадь посева, то получим уменьшение его от низшей группы к высшей (с. 318):

Приходится на 100 dec. посева


Продукт, скота плугов и буккеров бричек
У сеющих до 5 д. 42 головы 4,7 10
» » 5—10 » 28,8 » 5,9 9
» » 10—25 » 24,9 » 6,5 7
» » 25—50 » 23,7 » 4,8 5,7
» » более 50 » 25,8 » 3,8 4,3
По трем уездам: 25,5 головы 5,4 6,5

«Эта таблица показывает, что с возрастанием посева на двор наиболее крупный ин­вентарь (орудия обработки и перевозки) прогрессивно уменьшается в числе на данную площадь посева, а потому в хозяйстве высших групп расход по содержанию орудий об­работки почвы и перевозки должен быть на десятину отно-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 27

сительно менее. Группа с посевом до 10 дес. на двор представляет некоторое исключе­ние: она имеет сравнительно менее орудий обработки, чем следующая группа с посе­вом 16 дес. на двор, но лишь потому, что в ней многие работают не собственным ин­вентарем, а наемным, что отнюдь не сокращает расходов на инвентарь» (с. 318).

«Земская статистика, — говорит Постников, — с неоспоримою ясностью показыва­ет, что чем более размер крестьянского хозяйства, тем менее на данную площадь па­хотной земли содержится инвентаря, рабочих людей и рабочего скота» (с. 162).

«В предыдущих главах было уже показано, — замечает Постников ниже, — что в Таврических уездах это явление имеет место по всем группам крестьян и всем районам местности. Это явление обнаруживается в крестьянском хозяйстве, по данным земской статистики, и в других губерниях, где земледелие также является главной отраслью крестьянского хозяйства. Таким образом, явление это имеет широкое распространение и принимает вид закона, получающего большое экономическое значение, так как этим законом в значительной мере уничтожается экономический смысл мелкого земледель­ческого хозяйства» (с. 313).

Последнее замечание Постникова несколько преждевременно: чтобы доказать неиз­бежность вытеснения мелких хозяйств крупными, недостаточно установить большую выгодность последних (большую дешевизну продукта); необходимо еще установить преобладание денежного (точнее: товарного) хозяйства над натуральным, потому что при натуральном хозяйстве, когда продукт идет на собственное потребление произво­дителя, а не на рынок, дешевый продукт не встретится с дорогим на рынке, а потому и не в состоянии будет его вытеснить. Об этом, впрочем, подробнее будет речь ниже.

Чтобы доказать применимость вышеустановленного закона ко всей России, Постни­ков берет те уезды, по которым земская статистика детально провела

28 В. И. ЛЕНИН

экономическую группировку населения, и вычисляет размер пахотной площади, при­ходящейся на пару рабочего скота и на работника в различных группах. Вывод получа­ется прежний: «что при малом размере крестьянского хозяйства пахотная площадь должна оплачивать содержание рабочих сил в 1V2—2 раза более, чем при хозяйстве бо­лее достаточного размера» (с. 316). Это верно как для Пермской губернии (с. 314), так и для Воронежской, как для Саратовской, так и для Черниговской (с. 315), так что Пост­ников, несомненно, доказал распространимость этого закона на всю Россию.

Перейдем теперь к вопросу о «доходах и расходах» (гл. IX) разных групп крестьян­ских хозяйств и об отношении их к рынку :

«В каждом хозяйстве, — говорит Постников, — представляющем собою самостоя­тельную единицу, площадь территории состоит из следующих 4-х частей: одна часть производит пищу для прокормления рабочей семьи и работников, живущих в хозяйст­ве; это — в узком смысле — пищевая площадь хозяйства; другая часть доставляет корм скоту, работающему в хозяйстве, и может быть названа кормовою площадью. Третья часть состоит из усадебной земли, дорог, прудов и пр. и той части посевной площади, которая дает семена для посева; ее можно назвать хозяйственной площадью, так как она служит без различия всему хозяйству. Наконец, четвертая часть производит зерно и растения, подлежащие, в сыром или переработанном виде, сбыту из хозяйства на ры­нок. Это — торговая или рыночная площадь хозяйства. Разделение территории на че­тыре указанные части определяется в каждом частном хозяйстве не родом культиви­руемых растений, а ближайшей целью их возделывания.

Денежный доход хозяйства определяется торговой частью его территории, и чем бо­лее эта последняя площадь и выше относительная ценность получаемых с нее продук­тов, тем более запрос, предъявляемый рынку сельскими хозяевами, и то количество труда, которое страна может держать вне земледелия в районе своего

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 29

рынка, тем выше является государственное (податное) и культурное значение для стра­ны ее сельского хозяйства, а также выше и чистый доход самого хозяина и его ресурсы для производства сельскохозяйственных затрат и улучшений» (с. 257).

Это рассуждение Постникова было бы совершенно верно, если бы сделать к нему одну, довольно существенную поправку: автор говорит о значении торговой площади хозяйства для страны вообще, тогда как, очевидно, речь может идти только о такой стране, в которой денежное хозяйство является преобладающим, в которой большая часть продуктов принимает форму товаров. Забывать это условие, считать его подра­зумевающимся само собою, опускать точное исследование, насколько оно приложимо к данной стране, — значило бы впадать в ошибку вульгарной политической экономии.

Выделение из всего хозяйства его рыночной площади — очень важно. Для внутрен­него рынка имеет значение совсем не доход производителя вообще (которым, т. е. до­ходом, определяется благосостояние этого производителя), а исключительно денежный его доход. Обладание денежными средствами совсем не определяется благосостоянием производителя: крестьянин, получающий с своего участка вполне достаточное на соб­ственное потребление количество продуктов, но ведущий натуральное хозяйство, — пользуется благосостоянием, но не обладает денежными средствами; крестьянин полу­разоренный, получающий с участка только небольшую часть нужного ему хлеба и до­бывающий остальное количество хлеба (хотя бы в меньшем количестве и худшего ка­чества) случайными «заработками», — не пользуется благосостоянием, но обладает де­нежными средствами. Ясно отсюда, что всякое рассуждение о значении крестьянских хозяйств и их доходности для рынка, не основанное на учете денежной части дохода, не может иметь никакой цены.

Для определения того, как велики четыре указанные части посевной площади в хо­зяйстве крестьян разных

30

В. И. ЛЕНИН

групп, Постников исчисляет предварительно годовое потребление хлеба, принимая круглым счетом 2 четверти хлебного зерна на душу (с. 259), что составит /з дес. на ду­шу в составе посевной площади. Затем определяет кормовую площадь в 1V2 дес. на ка­ждую лошадь, а посевную площадь — в 6% пахотной территории и получает следую­щие данные (с. 319):

хозяйствен­ную

Приходится 100 dec. посева на площадь

пищевую кормовую торговую

Получается денежного дохода

на 1 дес. на посева 1 двор

(рубли)


У сеющих до 5 д. 6 90,7 42,3 — 39
» » 5—10 » 6 44,7 37,5 + 11,8 3,77 30
» » 10—25 » 6 27,5 30 36,5 11,68 191
» » 25—50 » 6 17 25 52 16,64 574
» » более 50 » 6 12 21 61 19,52 1500

«Показанная разница в денежных доходах хозяйства у отдельных групп, — говорит Постников, — достаточно иллюстрирует значение величины хозяйства, но в действи­тельности эта разница между доходностью посевов в группах должна быть еще больше, так как у высших групп следует предполагать большие урожаи на десятине и высшую ценность сбываемого хлеба.

В этом учете доходности мы ввели в вычисление не всю площадь хозяйства, а только пахотную, потому что не имеем у себя точных данных потребления отдельными вида­ми скота прочих угодий в крестьянских хозяйствах Таврических уездов; но так как де­нежный доход южно-русского крестьянина, исключительно занимающегося земледели­ем, определяется почти всецело посевной площадью, то приведенные цифры довольно точно

Для определения денежного дохода Постников поступал так: принимал, что вся торговая площадь находится под самым дорогим хлебом — пшеницей и, зная средний урожай ее и цены, вычислял полу­чаемое с этой площади количество ценностей.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 31

обрисовывают различие в денежном доходе от хозяйства у различных групп крестьян. Эти цифры показывают, как сильно изменяется этот доход с размерами посева. Семья, имеющая 75 дес. посева, получает в год денежной выручки до 1500 рублей, семья с по­севом 34V2 dec. имеет в год 574 руб., а с посевом в 1б7з дес. только 191 руб. Семья, за­севающая 8 дес, получает только 30 руб., т. е. такую сумму, которая недостаточна для покрытия денежных расходов по хозяйству без сторонних промыслов. Конечно, приве­денные цифры еще не показывают ренты от хозяйства, и для получения последней нужно вычесть из них все денежные расходы по хозяйству в налогах, инвентаре, по­стройках, на покупку одежды, обуви и т. д. Но расходы эти возрастают не пропорцио­нально увеличению размеров хозяйства. Расходы по содержанию семьи возрастают пропорционально численности семьи, а увеличение состава последней, как видно из таблицы, идет гораздо медленнее, чем увеличение площади посева в группах. Что каса­ется всех хозяйственных расходов (уплаты земельного налога и арендной платы, ре­монта построек и инвентаря), то они возрастают в хозяйстве во всяком случае не более чем пропорционально размерам хозяйства, между тем как валовой денежный доход от хозяйства, как показывает предыдущая таблица, возрастает более чем пропорционально размерам посева. Притом же все эти хозяйственные расходы весьма невелики сравни­тельно с главным расходом хозяйства по содержанию рабочих сил. Таким образом, мы можем формулировать то явление, что рента от земледелия в крестьянском хозяйстве прогрессивно уменьшается на десятину по мере уменьшения его размеров» (с. 320).

Из данных Постникова мы видим таким образом, что по отношению к рынку земле­дельческое хозяйство крестьян в различных группах является существенно различным: высшие группы (с посевом более 25 дес. на двор) ведут уже коммерческое хозяйство; целью производства хлеба является получение дохода. Наоборот, в низших группах земледелие не покрывает

32 В. И. ЛЕНИН

необходимых нужд семьи (это относится к посевщикам, обрабатывающим до 10 дес. на двор); если подсчитать с точностью все расходы по хозяйству, то наверное окажется, что хозяйство в таких группах ведется в убыток.

Крайне интересно также воспользоваться теми данными, которые приводит Постни­ков, для разрешения вопроса о том, в каком отношении стоит раскол крестьянства на разнородные группы к размеру предъявляемого рынку спроса? Мы знаем, что размер этого спроса зависит от величины торговой площади, а эта последняя возрастает с уве­личением размеров хозяйства; но ведь параллельно с этим увеличением размеров хо­зяйства в высших группах идет уменьшение этих размеров в низших группах. По коли­честву дворов низшие группы вдвое многочисленнее высших групп: первых 40% в Таврических уездах, вторых — только 20%. Не получается ли в общем и целом, что вышеуказанный хозяйственный раскол уменьшает размер предъявляемого рынку спро­са? Собственно говоря, мы вправе ответить на этот вопрос отрицательно уже на осно­вании априорных соображений: дело в том, что в низших группах размер хозяйства так мал, что все нужды семьи не могут быть покрыты земледелием; чтобы не умереть с го­лоду, представителям этих низших групп придется нести на рынок свою рабочую силу, продажа которой даст им известные денежные средства и уравновесит таким образом (до известной степени) то уменьшение спроса, которое произойдет от уменьшения раз­меров хозяйства. Но данные Постникова позволяют дать на поставленный вопрос более точный ответ.

Возьмем какое-нибудь количество посевной площади, например, 1600 дес. и пред­ставим себе двоякое распределение ее: во-первых, между однородным экономически крестьянством и, во-вторых, между крестьянами, расколовшимися на разнородные группы, какие мы видим в Таврических уездах, в настоящее время. В 1-ом случае, по­лагая на среднее крестьянское хозяйство 16 дес. посева (как это и обстоит на деле

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 33

в Таврических уездах), получим 100 хозяйств, вполне покрывающих свои нужды зем­леделием. Предъявляемый рынку спрос будет равняться 191 χ 100= 19 100 руб.— Вто­рой случай: 1600 дес. посева распределены между прежними 100 дворами иначе, имен­но так, как распределяется в действительности посевная площадь между крестьянами Таврических уездов: 8 дворов совсем не имеют посева; 12 засевают по 4 дес; 20 по 8; 40 по 16; 17 по 34 и 3 по 75 (всего посева получается 1583 дес, т. е. немного даже менее 1600 дес). При таком распределении весьма значительная часть крестьян (40%) не бу­дет в состоянии получить с своей земли достаточно дохода на покрытие всех нужд. Размер предъявляемого рынку денежного спроса, считая только хозяйства с посевом более 5 дес на двор, будет следующий: 20 · 30 + 40 · 191 + 17 · 574 + 3 · 1500 = 21 350 руб. Мы видим таким образом, что несмотря на опущение целых 20 дворов [несомнен­но, получающих тоже денежный доход, только не от продажи своих продуктов], не­смотря на сокращение посевной площади до 1535 дес. — общий размер предъявляемо­го рынку денежного спроса повысился9.

Было уже сказано, что крестьяне низших экономических групп вынуждены прода­вать свою рабочую силу; наоборот, представители высших групп должны покупать ее, так как собственных рабочих уже недостаточно для обработки их крупной посевной площади. Мы должны теперь поподробнее остановиться на этом важном явлении. По­стников как будто не причисляет это явление к «новым хозяйственным движениям в крестьянской жизни» (по крайней мере, не упоминает о нем в предисловии, где резю­мирует результаты труда), но оно заслуживает гораздо большего внимания, чем введе­ние машин или расширение запашки у зажиточных крестьян.

«Более зажиточное крестьянство в Таврических уездах, — говорит автор, — вообще пользуется в значительной мере наемными работниками и ведет свое хозяйство на та­кой площади, которая далеко превышает рабочую способность самих семейств. Так, в 3-х уездах

34 В. И. ЛЕНИН

на 100 семей держат наемных работников, по всем разрядам крестьян:

Не имеющие посева 3,8%

Засевающие до 5 дес 2,5

» 5—10 » 2,6

» 10—25 » 8,7

» 25—50 » 34,7

» более 50 » 64,1

Всего 12,9%

Эти цифры показывают, что наемных работников держат преимущественно хозяева зажиточные, с более значительными посевами» (с. 144).

Сравнивая вышеприведенные данные о составе семей по группам без наймитов (по трем уездам отдельно) и с наймитами (по трем уездам вместе), мы видим, что хозяева, засевающие от 25 до 50 дес. на двор, увеличивают число рабочих сил в своем хозяйстве посредством найма — приблизительно на 1(с 1,8—1,9 работника на семью до 2,4), а хозяева с посевом более 50 дес. на двор увеличивают число рабочих почти вдвое (с 2,3 до 5); даже более чем вдвое по расчету автора, который считает, что они должны нани­мать до 8241 работника (с. 115), имея своих 7129 человек. Что низшие группы должны отпускать рабочих на сторону в весьма значительном количестве — это явствует уже из того, что земледельческое хозяйство не в состоянии дать им необходимое на собствен­ное содержание количество продуктов. К сожалению, точных данных о количестве от­пускаемых на сторону работников мы не имеем. Косвенным показателем этого количе­ства может служить число домохозяев, сдающих свои наделы: выше было приведено заявление Постникова, что в Таврических уездах около 1населения не эксплуатирует вполне своей надельной земли.

IV

Из приведенных выше данных видно, что Постников вполне доказал свое положение об «огромном разнообразии» в экономическом положении отдельных дворов.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 35

Это разнообразие простирается не только на степень имущественного обеспечения кре­стьян и размеры их посевов, но даже на характер хозяйства в разных группах. Мало этого. Оказывается, что термины: «разнообразие», «дифференциация» недостаточны для полной характеристики явления. Если один крестьянин имеет 1 штуку рабочего скота, а другой — 10, мы называем это дифференциацией, но если один арендует де­сятки десятин земли сверх обеспечивающего его надела с единственной целью извлечь доход из ее эксплуатации и тем лишает другого крестьянина возможности арендовать землю, в которой он нуждается для прокормления своей семьи, — то мы имеем пред собой, очевидно, нечто гораздо большее; мы должны назвать такое явление «рознью» (с. 323), «борьбой экономических интересов» (с. XXXII). Употребляя эти термины, По­стников недостаточно оценивает всю их важность; он не замечает также, что и эти по­следние термины оказываются недостаточными. Аренда надельной земли у обеднев­шей группы населения, наем в батраки крестьянина, переставшего вести свое хозяйст­во, — это уже не только рознь, это — прямая эксплуатация.

Признавая глубокую экономическую рознь в современном крестьянстве, мы не мо­жем уже ограничиться одним разделением крестьян на несколько слоев по степени имущественного обеспечения. Такое разделение было бы достаточно, если бы все вы­шеуказанное разнообразие сводилось к различиям количественным. Но это не так. Если у одной части крестьян целью земледелия является коммерческая выгода и результатом — крупный денежный доход, а у другой — земледелие не покрывает даже необходи­мых потребностей семьи, если высшие группы крестьян основывают свое улучшенное хозяйство на разорении низших, если зажиточное крестьянство в значительной степени пользуется наемным трудом, а бедное вынуждается прибегать к продаже своей рабочей силы, — то это уже, несомненно, качественные различия, и нашей задачей теперь должно быть группировать крестьянство по различиям в самом характере их хозяйства (разумея под

36 В. И. ЛЕНИН

характером хозяйства особенности не техники, а экономики).

Постников слишком мало обратил внимания на эти последние различия; поэтому хо­тя он и признает необходимость «более общего расчленения населения на группы» (с. ПО) и пытается сделать такое расчленение, но попытка его, как мы сейчас увидим, не может быть признана вполне удачной.

«Для более общего расчленения населения на экономические группы, — говорит Постников, — мы воспользуемся другим признаком, который хотя по местностям и не представляет однородного экономического значения, но более согласуется с делением на группы, какое делают у себя сами крестьяне и которое также отмечено по всем уез­дам и земскими статистиками. Деление это делается по степени самостоятельности до­мохозяев в способах ведения хозяйства, в зависимости от количества рабочего скота во дворе» (с. ПО).

«В настоящее время крестьянство южно-русского района можно разбить, по степени хозяйственной самостоятельности домохозяев и в то же время по способам их хозяйст­вования, на три следующие главные группы:

1) Домохозяев тягловых или имеющих тягло, т. е. полный плуг или заменяющее его орудие для пахоты, и обходящихся в полевых работах собственным скотом, без найма скота и без супряги10. При плужном или буккерном тягле эти домохозяева имеют у себя 3—2 пары или более рабочего скота и, соответственно тому, во дворе 3-х взрос­ лых работников или, по крайней мере, 2-х взрослых работников и одного полурабочего.

2) Полутягловых или супряжников, т. е. домохозяев, спрягающихся между собою для полевых работ, по неимению достаточного числа скота для самостоятельной за­ пряжки. У таких хозяев во дворе держится одна или 1 /г пары и даже в некоторых слу­ чаях 2 пары рабочего скота и, соответственно тому, один или два взрослых работника. При тяжелой почве и при необходимости работать на плуге (или заменяющем его бук­ кере) с 3 парами скота такие домохозяева обязательно спрягаются, если имеют и 2 пары рабочего скота.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 37

3) Домохозяев бестяглых или «пеших», вовсе не имеющих скота, или имеющих одну рабочую скотину (большею частью лошадь, так как волы обыкновенно держатся парами и ходят лишь в парной упряжи). Они работают наймом чужого скота или сдают свои земли внаймы из части урожая и вовсе не имеют посева.

Такая группировка по коренному в крестьянской жизни хозяйственному признаку, каким в данном случае является количество рабочего скота и способ запряжки, делает­ся обыкновенно самими крестьянами. Но в ней есть большие вариации как в пределах каждой отдельной поименованной выше группы, так и в расчленении между собой са­мых групп» (с. 121).

Численный состав этих групп в % к общему числу дворов следующий (с. 125):

I II III

Работавших _ г _ г ,,

, Работавших суп- Работавших Не имевших по-

собств. „

рягои наймом скота сева

скотом

Уезд Берлинский 37 44,6 11,7 6,7

» Мелитопольский 32,7 46,8 13 7,5

» Днепровский 43 34,8 13,2 9

Рядом с этой таблицей автор дает группировку дворов по количеству содержимого в них рабочего скота, чтобы определить состав тягла в описываемых уездах:

Число дворов в % общего их числа


4 и более шт. Имеющих во дворе рабочего скота 1 штуку Не имеющих рабоч.скота
2—3 шт.
Уезд Бердянский 36,2 41,6 7,2 15
» Мелитопольский 34,4 44,7 5,3 15,6
» Днепровский 44,3 36,6 14

38 В. И. ЛЕНИН

Следовательно, в Таврических уездах полное тягло требует наличности не менее 4-х штук рабочего скота во дворе.

Такая группировка Постникова не может быть признана вполне удачной прежде все­го потому, что в пределах каждой из этих 3-х групп замечаются сильные различия:

«В группе тягловых домохозяев, — говорит автор, — мы встречаем в южной России большое разнообразие: наряду с большим тяглом у зажиточных крестьян существует и тягло малое у более бедных. Первое в свою очередь делится на тягло полное (6—8 штук рабочего скота) и неполное (4—6 штук)... Категория «пеших» домохозяев пред­ставляет также много разнообразия в степени достатка» (с. 124).

Другое неудобство принимаемого Постниковым расчленения состоит в том, что в земской статистике группировка населения произведена, как уже было указано выше, не по количеству рабочего скота, а по размерам посева. Чтобы иметь возможность вы­ражать точно имущественное положение разных групп, приходится поэтому взять группировку по размерам посева.

По этому признаку Постников делит население точно так же на три группы: на до­мохозяев малосеющих — с посевом до 10 дес. и без посева; среднесеющих — с посе­вом 10—25 дес, и многосеющих — с посевом выше 25 дес. на двор. Первую группу ав­тор называет «бедной», вторую — средней, третью — зажиточной.

О численном составе этих групп Постников говорит:

«В общем у таврических крестьян (без колонистов) многосеющие составляют около 7б части всего числа дворов, имеющие средние посевы — около 40% и несколько более 40% дают дворы малосеющие с несеющими. В целом же населении Таврических уездов (с колонистами) к многосеющим принадлежит /s часть населения, или около 20%, к среднесеющим — 40% и к малосеющим с несеющими — около 40%» (с. 112).

Следовательно, присоединение немцев крайне незначительно изменяет состав групп, так что пользование

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 39

общими данными о всем уезде не составит неправильности.

Наша задача теперь должна состоять в том, чтобы охарактеризовать по возможности точнее экономическое положение каждой из этих групп в отдельности и постараться выяснить таким образом размеры и причины экономической розни в крестьянстве.

Постников не поставил себе такой задачи; поэтому приводимые им данные отлича­ются большой разбросанностью, а общие отзывы о группах — недостаточной опреде­ленностью.

Начнем с низшей группы — бедной, к которой относится в Таврических уездах /5 населения.

Насколько эта группа в действительности бедна, об этом лучше всего судить по ко­личеству рабочего скота (главное орудие производства в сельском хозяйстве). По трем уездам Таврической губернии из всего количества рабочего скота — 263589 штук — у низшей группы находится (с. 117) — 43625 штук, т. е. всего 17%, в 2V3 раза менее среднего. Данные о % дворов, не имеющих рабочего скота, были приведены выше (80% — 48% — 12% по 3-м подразделениям низшей группы). Постников на основании этих данных сделал вывод, что «% домохозяев, не имеющих у себя собственного скота, зна­чителен только в группах без посева и с посевом до 10 дес. на двор» (с. 135). Количест­во посева у этой группы находится в соответствии с количеством скота: на собственной земле засевается 146114 дес. из всего количества 962933 дес. (по 3-м уездам), т. е. 15%. Прибавление арендованной земли увеличивает посев до 174496 дес, но так как при этом увеличивается посев и в других группах и увеличивается в большем размере, чем в низшей группе, то в результате получается, что посев низшей группы составляет лишь 12% всего посева, т. е. 1% посева приходится на более чем 1% населения. Если припомнить, что нормальным (т. е. покрывающим все нужды семьи) посевом автор считает именно средний посев тавричанина, то легко видеть, насколько обделена эта группа с посевом в 31раза менее среднего.

40 В. И. ЛЕНИН

Очень естественно, что при таких условиях земледельческое хозяйство этой группы находится в крайне печальном положении: мы видели выше, что 33—39% населения в Таврических уездах — следовательно, подавляющее большинство низшей группы — совсем не имеют пахотных орудий. Неимение инвентаря заставляет крестьян бросать землю, сдавать наделы в аренду: Постников считает, что число таких сдатчиков (с хо­зяйством, несомненно, уже совершенно расстроенным) составляет около 1населения, т. е. опять-таки значительное большинство бедной группы. Заметим мимоходом, что это явление «продажи» наделов (употребляя обычное крестьянское выражение) конста­тировано земской статистикой повсюду и в весьма значительных размерах. Пресса, от­метившая этот факт, успела уже изобрести и средство против него — неотчуждаемость наделов. Постников совершенно справедливо возражает против действительности по­добных мер, обличающих в авторах чисто чиновничью веру в могущество предписаний начальства. «Несомненно, — говорит он, — что одно запрещение сдачи земель в арен­ду не уничтожит этого явления, корни которого лежат слишком глубоко в настоящем экономическом строе крестьянского быта. Крестьянин, у которого нет инвентаря и средств для собственного хозяйства, фактически не может пользоваться своим наделом и должен отдавать его в наем другим крестьянам со средствами для ведения хозяйства. Прямое запрещение сдачи земель заставит производить эту сдачу тайно, без контроля и, вероятно, на худших условиях для сдающего землю, чем теперь, потому что сдаю­щий землю вынужден ее сдавать. Затем, для оплаты казенных недоимок на крестьянах, наделы их чаще станут сдаваться чрез сельскую расправу11, а такая сдача для бедных крестьян менее всего будет выгодна» (с. 140).

Полный упадок хозяйства замечается у всей бедной группы:

«В сущности, — говорит Постников, — несеющие домохозяева и малосеющие, об­рабатывающие свою землю наймом чужого скота, не представляют большой раз-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 41

ницы в своем хозяйственном положении. Первые сдают в аренду односельцам всю свою землю, вторые — только часть ее, но как те, так и другие либо служат батрака­ми у своих односельчан, либо промышляют сторонними и большею частью земледель­ческими лее заработками, проживая в собственной усадьбе. Поэтому обе категории крестьян несеющих и малосеющих молено рассматривать вместе; и те и другие принадлежат к домохозяевам, теряющим свое хозяйство, в большинстве случаев разо­рившимся или разоряющимся, не имеющим нужного для ведения хозяйства скота и ин­вентаря» (с. 135).

«Если дворы бесхозяйные и не сеющие в большинстве случаев представляют собою разорившиеся хозяйства, — говорит Постников несколько ниже, — то малосеющие, сдающие внаймы свою землю, представляют собой кандидатов в первые. Всякий зна­чительный неурожай или случайное несчастье, как пожар, пропажа лошадей и т. п., ка­ждый раз выбивают из этой группы часть домохозяев в разряд бесхозяйных и батраков. Домохозяин, лишившийся почему-либо рабочего скота, делает первый шаг к упадку. Обработка земли наймом чужого скота представляет много случайного, беспорядочно­го и обыкновенно вынуждает к уменьшению запашки. Такому мужику отказывают в кредите местные сельские ссудосберегательные кассы и односельчане [в примечании: «в Таврических уездах очень многочисленны ссудосберегательные товарищества в больших селениях, действующие с помощью ссуд из государственного банка, но поль­зуются займами из них лишь зажиточные и достаточные домохозяева»]; заем он полу­чает обыкновенно на более тяжелых условиях, чем крестьяне «заможние». «Как ему дать, — говорят крестьяне, — когда с него нечего взять». Раз запутавшись в долгах, он при первом несчастье теряет и землю, в особенности если за ним числится еще и казен­ная недоимка» (с. 139).

До какой степени глубок упадок земледельческого хозяйства у крестьян бедной группы, это лучше всего видно из того, что автор отказывается даже ответить

42 В. И. ЛЕНИН

на вопрос, как именно ведется у них это хозяйство. У хозяйств, засевающих менее 10 дес. на двор, говорит он, — «земледелие стоит в условиях слишком случайных, что­бы оно могло быть охарактеризовано определенными приемами» (с. 278).

Приведенные характеристики хозяйства крестьян низшей группы, несмотря на свою многочисленность, совершенно недостаточны: они — исключительно отрицательные, тогда как должна же быть и положительная характеристика. Мы слышали до сих пор только о том, что относить крестьян этой группы к самостоятельным хозяевам-земледельцам не доводится, потому что земледелие у них в полном упадке, потому что посевная площадь крайне недостаточна, потому, наконец, что земледелие ведется у них случайно: «Придерживаться какого-либо порядка в посевах, — замечают статистики в описании Бахмутского уезда, — могут лишь состоятельные и зажиточные хозяева, не нуждающиеся в семенах, а бедняки сеют, что у них окажется налицо, где и как попало» (с. 278). Однако существование всей той массы крестьянства, которую включает низ­шая группа (в 3-х Таврических уездах свыше 30 тыс. дворов и более 200 тысяч душ обоего пола), не может быть случайным. Если они кормятся не от своего собственного хозяйства, то чем же живут они? Главным образом продажей своей рабочей силы. Мы видели выше, что Постников говорил про крестьян этой группы, что существуют они батрачеством и сторонними заработками. При почти полном отсутствии промыслов на юге, эти заработки — большею частью земледельческие и сводятся, следовательно, к найму на сельскохозяйственные работы. Чтобы подробнее доказать, что именно прода­жа труда является главной чертой хозяйства крестьян низшей группы, обратимся к рас­смотрению этой группы по тем разрядам, на которые делит ее земская статистика. О домохозяевах не сеющих нечего и говорить: это полные батраки. Во 2-ом разряде мы имеем уже посевщиков с посевом до 5 дес. на двор (в среднем 3,5 дес). Из приведенно­го выше разделения посевной площади на хозяйственную, кормовую, пище-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 43

вую и торговую видно, что такой посев совершенно недостаточен. «Первая группа с посевом до 5 дес. на двор, — говорит Постников, — не имеет в своих посевах рыноч­ной, торговой площади; ее существование возможно лишь при сторонних заработках, добываемых батрачеством и др. способами» (с. 319). Остается последний разряд — хо­зяев с посевом 5—10 дес. на двор. Спрашивается, в каком отношении у крестьян этой группы стоит самостоятельное земледельческое хозяйство к так называемым «заработ­кам»? Для точного ответа на этот вопрос необходимо было бы иметь несколько типич­ных крестьянских бюджетов, относящихся к хозяевам этой группы. Постников вполне признает необходимость и важность данных о бюджетах, но указывает, что «собирание таких данных весьма затруднительно, а во многих случаях для статистиков и просто невозможно» (с. 107). С последним замечанием согласиться очень трудно: московские статистики собрали несколько чрезвычайно интересных и подробных бюджетов (см. «Сборник стат. свед. по Моск. губ.». Отдел хозяйственной статистики. Тт. VI и VII); по некоторым уездам Воронежской губернии, как указывает сам же автор, данные о бюд­жетах собраны даже подворно.

Очень жаль, что собственные данные Постникова о бюджетах крайне недостаточны: он приводит 7 бюджетов немецких колонистов и только один бюджет русского кресть­янина, причем все бюджеты относятся к крупным посевщикам (minimum — у русского — 39V2 дес. посева), т. е. к такой группе, хозяйство которой можно достаточно ясно представить себе на основании имеющихся в земской статистике данных. Выражая со­жаление, что ему «не удалось собрать при поездке большее количество крестьянских бюджетов», Постников говорит, что «точное определение этих бюджетов — дело во­обще нелегкое. Тавричане дают свои хозяйственные показания довольно открыто, но точных цифр своего дохода и расхода они большею частью и сами не знают. Еще более верно припоминают крестьяне общую цифру своего расхода, или крупнейшие

44 В. И. ЛЕНИН

приходы и расходы, но мелочные цифры почти всегда ускользают из их памяти» (с. 288). Лучше бы, однако, собрать несколько бюджетов, хотя и без мелочных подроб­ностей, чем собирать, как это сделал автор, «до 90 описаний с оценкой» хозяйственной обстановки, которая достаточно выясняется земскими подворными переписями.

За отсутствием бюджетов в нашем распоряжении оказываются только двоякие дан­ные для определения характера хозяйства рассматриваемой группы: во-первых, расче­ты Постникова о количестве посева на двор, необходимом на прокормление средней семьи; во-вторых, данные о разделении посевной площади на 4 части, и о среднем ко­личестве денежных расходов (на семью в год) у местных крестьян.

На основании подробных расчетов о количестве десятин посева, необходимом на продовольствие семьи, на посев и на корм скоту, Постников делает такой окончатель­ный вывод:

«Крестьянская семья среднего состава и достатка, живущая исключительно земледе­лием и сводящая свой баланс без дефицита, при средних урожаях должна иметь в своей посевной площади — 4 дес. на продовольствие 6V2 душ семьи, 4!/г дес. для корма 3-х рабочих лошадей, 1V2 дес. для сбора посевных семян и 6—8 дес. для продажи зерна на рынок, всего 16—18 десятин посева. ... Средний тавричанин имеет около 18 дес. посева на двор, но 40% населения 3-х Таврических уездов имеет посева у себя ниже 10 дес. на двор, и если оно все-таки занимается земледелием, то лишь потому, что часть своего дохода добывает сторонними заработками и отдачей внаймы своей земли. Хозяйствен­ное положение этой части населения — ненормальное, шаткое, потому что в большин­стве случаев она не может иметь у себя запасов на черный год» (с. 272).

Так как средний размер посева на двор в рассматриваемой группе — 8 дес. т. е. ме­нее половины необходимого (17 дес), то мы вправе заключить, что крестьяне этой группы большую часть дохода получают от «заработков», т. е. от продажи своего тру­да.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 45

Другой расчет: по вышеприведенным данным Постникова о распределении посевной площади, из 8 дес. посева — 0,48 дес. пойдет на семена; 3 дес. на корм скоту (в этой группе на двор приходится 2, а не 3 штуки рабочего скота); 3,576 дес. — на продоволь­ствие семьи (состав ее тоже ниже среднего — около 5½ душ, а не 6½), так что на тор­говую площадь останется менее 1 дес. (0,944), доход с которой автор исчисляет в 30 руб. Но сумма необходимых денежных расходов для тавричанина гораздо выше. Со­брать данные о количестве денежных расходов гораздо легче, чем о бюджетах, говорит автор, потому что крестьяне нередко сами производят расчеты на эту тему. По этим расчетам оказывается, что:

«Для семьи среднего состава, т. е. состоящей из мужа-работника, жены и 4-х детей и подростков, если она ведет хозяйство на собственной земле, примерно 20 десятинах, не прибегая к аренде, сумма необходимых денежных расходов в году тавричанами опре­деляется в 200—250 руб. Сумма в 150—180 руб. считается минимумом того денежного расхода, который должна иметь малая семья, если она при этом будет во всем ограни­чивать себя. Годовой доход ниже этой цифры считается уже невозможным, ибо работ­ник с женою добывает в этой местности батрачеством, при готовом продовольствии и помещении, 120 руб. в год, причем не несет никаких расходов по содержанию скота, инвентаря и пр. и может еще получать «верхи» от земли, сдаваемой им внаймы своим односельцам» (с. 289). Так как рассматриваемая группа ниже средней, то мы возьмем минимальный, а не средний денежный расход и даже низшую цифру minimum'a, — 150 руб., которые должны быть добыты «заработками». При этом расчете, собственное хо­зяйство дает крестьянину рассматриваемой группы (30 + 87,5 =) 117,5 руб., а продажа своего труда — 120 руб. Следовательно, опять-таки мы получаем, что самостоятельным земледельческим хозяйством крестьяне этой группы могут покрыть

* 3V2 дес. пищевой площади дадут по 25 руб. ценностей на 1 дес. (25 х 3,5 = 87,5) — расчет Постнико­ва, с. 272.

46 В. И. ЛЕНИН

*

только меньшую половину своих минимальных расходов .

Таким образом, рассмотрение характера хозяйства во всех подразделениях низшей группы приводит к тому несомненному выводу, что хотя большинство крестьян и име­ет небольшие посевы, тем не менее преобладающим источником средств к жизни явля­ется у них продажа своей рабочей силы. Все крестьяне этой группы — более наемные рабочие, чем хозяева-земледельцы.

Постников не поставил этого вопроса о характере хозяйства крестьян низшей груп­пы и не выяснил отношения заработков к своему хозяйству — это составляет крупный недостаток его труда. В силу этого осталось у него недостаточно выясненным то стран­ное на первый взгляд явление, что крестьяне низшей группы, имея слишком мало своей земли, забрасывают ее, сдают внаймы; в силу этого остался несвязанным с общим ха­рактером хозяйства тот крупный факт, что количество средств производства (т. е. земли и инвентаря) у крестьян низшей группы значительно ниже среднего. Так как среднее количество средств производства, как мы видели, обеспечивает как раз только удовле­творение необходимых потребностей семьи, то из указанной обделенности бедных кре­стьян с безусловной необходимостью следует для них — обязательность искать чужих средств производства для приложения своего труда, т. е. продаваться.

* Расчеты г. Южакова в «Русской Мысли»12 за 1885 г. № 9 («Нормы народного землевладения») впол­не подтверждают такой вывод. Продовольственной, т. е. низшей, нормой надела на двор он считает для Таврич. губ. — 9 дес. посева. Но г. Южаков относит на счет надела только продовольствие зерновыми продуктами и налоги, полагая, что остальные расходы покрываются заработками. Бюджеты земской ста­тистики доказывают, что расходы второго рода составляют большую половину всех расходов. Так, в Во­ронежской губернии средний расход крестьянской семьи — 495,39 руб., считая и натуральный и денеж­ный расход. Из этой суммы — 109,10 идет на содержание скота [N. В. Южаков относит содержание ско­та на счет сенокосов и вспомогательных угодий, а не на счет пашни], 135,80 — на продовольствие расти­тельной пищей и налоги и 250,49 — на остальные расходы — одежду, инвентарь, аренду, разные хоз. нужды и проч. [24 бюджета в «Сборнике стат. свед. по Острог, уезду»]. — В Московской губернии сред­ний годовой расход семьи — 348,83 руб., из них 156,03 — продовольствие зерновыми продуктами и на­логи и 192,80 — на остальные расходы. [Среднее из 8 бюджетов, собранных московскими статистиками, — 1. с. (loco citato — в цитированном месте. Ред.)]

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 47

Переходим ко второй группе — средней, обнимающей тоже 40% населения. Сюда принадлежат хозяева с посевом от 10 до 25 дес. на двор. Термин «средней» является вполне применимым к этой группе, с тою, впрочем, оговоркой, что ее средства произ­водства несколько (немногим) ниже средних: посев на двор — 16,4 дес. при среднем для всех крестьян — 17 дес. Скота — 7,3 штуки на двор при среднем — 7,6 штуки (ра­бочего скота — 3,2 при среднем — 3,1). Всей пашни на двор 17—18 дес. (надельной, купчей и арендованной), при среднем — 20—21 дес. по уездам. Сравнение количества десятин посева на 1 двор с той нормой, которую дал Постников, показывает, что хозяй­ство на собственной земле дает этой группе в обрез столько, сколько необходимо на прокормление.

По всем этим данным можно бы, казалось, думать, что хозяйство крестьян этой группы окажется наиболее прочным: крестьянин покрывает им все свои расходы; он работает не ради получения дохода, а только для удовлетворения первых потребностей. На самом деле, однако, мы видим как раз обратное: хозяйство крестьян этой группы отличается весьма значительной непрочностью.

Прежде всего достаточным оказывается в этой группе средний размер посева — 16 дес. Следовательно, хозяева, имеющие от 10 до 16 дес. посева, не покрывают земле­делием всех расходов и вынуждены тоже прибегать к заработкам. Из приведенного выше приблизительного расчета Постникова мы видим, что в этой группе нанимается 2846 рабочих, а отпускается 3389, т. е. больше на 543. Около половины хозяйств этой группы, следовательно, обеспечены не вполне.

Далее, в этой группе приходится рабочего скота на двор — 3,2 штуки, между тем как на тягло требуется, как мы видели выше, 4 штуки. Следовательно, значительная часть хозяев этой группы не может обойтись своим скотом при обработке земли и должна прибегать к супряге. Число супряжников в этой группе также не менее ^: так можно думать потому,

48 В. И. ЛЕНИН

что общее число тягловых хозяйств — около 40%, из которых 20% пополнят зажиточ­ную высшую группу, а остальные 20% придутся на среднюю, так что не менее /г сред­ней группы окажется не име-

Из всего числа засеянных


Всего с посевом в группе 10—25 дес. своим скотом
дворов десят. посева дворов десят.
УездМелитоп 13 789 226 389,21 4 218 79 726,55
» Днепр 8 234 137 343,75 4 029 71 125,2

Таким образом, по обоим уездам в средней группе меньшинство дворов обрабатыва­ет землю своим скотом: в Мелитопольском уезде — менее 1дворов; в Днепровском уезде — менее V2. Следовательно, число супряжников, взятое выше для всех 3-х уездов (V2), скорее слишком низко и никак не преувеличено. Конечно, невозможность обрабо­тать землю своим скотом уже достаточно характеризует непрочность хозяйства, но для иллюстрации приведем описание супряги, даваемое Постниковым, который уделяет, к сожалению, слишком мало внимания этому интересному и в экономическом и в быто­вом отношениях явлению.

«У домохозяев, работающих супрягой, — говорит Постников, — норма рабочей площади ниже [чем у крестьян, работающих своим скотом] в силу того же правила ме­ханики, по которому 3 лошади, запряженные вместе, не оказывают тяги в 3 раза боль­шей противу одной лошади. Спрягающиеся между собою могут жить в разных концах села (спрягаются преимущественно родственники), затем число полевых участков у двух домохозяев (спрягаются также и 3 хозяина) вдвое более, чем у одного. Все это увеличивает расходы на переезды. [В примечании: «При разделе земель каждый двор получает в известном клину на свои души сплошной участок, и потому у малодушных участки меньше. Условия супряги в Таврической губернии очень раз-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 49

ющей тягла. Точного числа супряжников в этой группе Постников не сообщает. Обра­щаясь к сборникам земской статистики, находим следующие данные (по двум уездам) .

десятин обрабатывают:


супрягою наймом другим способом
дворов десят. дворов десят. дворов десят.
9 201 141 483,26 321 4 405, 8 49 773,3
3 835 61 159,05 320 4 352, 5 50 707,25

личны. Кто из супряжников имеет буккер, тому выорывается лишняя десятина, напри­мер, одному 10, а другому — 11 дес, или на не имеющего буккера падают все расходы по починке его во время работ. Тоже при неравенстве в количестве спрягаемого скота: одному пашут лишний день и т. д. В с. Каменке владелец буккера получает деньгами от 3-х до 6 руб. за весну. Несогласия между супряжниками вообще очень часты».] Для то­го, чтобы наладить согласие, тратится также известное время, и случается, что до окон­чания работы согласие это расстраивается. В иных случаях у супряжников недостает лошадей для бороньбы, тогда их выпрягают из буккера: одни лошади едут за водой, другие боронят. В селе Юзкуях мне передавали, что супряжники часто буккеруют в день не более 1 дес, т. е. вдвое меньше против нормы» (с. 233).

К недостаточности живого инвентаря присоединяется малочисленность мертвого. Из приведенной выше таблицы о количестве инвентаря, приходящегося на 1 двор в разных группах, видно, что в средней группе во всех уездах приходится не менее 1 штуки па­хотного инвентаря на 1 двор. Но на самом деле распределение

* «Сборник стат. свед. по Мелит, уезду» (Прил. к I т. Сборника по Тавр. губ.). Симф. 1885. Стр. Б 195. «Сборн. стат. свед. по Днепр, уезду» (т. II Сборника по Тавр. губ.). Симф. 1886. Стр. Б 123.

50 В. И. ЛЕНИН

инвентаря даже в пределах группы не отличается равномерностью. Постников не дает, к сожалению, об этом данных, и нам приходится обратиться к сборникам земской ста­тистики. В Днепровском уезде 1808 дворов из 8227 совсем не имеют пахотных орудий; в Мелитопольском — 2954 из 13789; в 1-ом уезде % обделенных дворов = 21,9%; во 2-ом — 21,4%. Несомненно, что домохозяева, лишенные пахотных орудий, приближают­ся по своему экономическому положению к низшей группе, тогда как домохозяева, имеющие их более 1 штуки на двор, — к высшей. Число домохозяев, не имеющих плу­гов, еще больше: 32,5% в Днепровском уезде и 65,5% в Мелитопольском. Наконец, ма­шинами для уборки хлеба (имеющими очень важное значение в хозяйстве южно­русского крестьянина вследствие недостатка рабочих для ручной уборки и длиннозе-мелья13, растягивающего возовицу хлеба на целые месяцы) — хозяева этой группы об­ладают совершенно уже в ничтожном количестве: в Днепровском уезде на всю группу приходится 20 косилок и жаток (1 штука на 400 дворов); в Мелитопольском — 178х/2 (1 шт. на 700 дворов).

Общую систему хозяйства крестьян этой группы Постников рисует так: «Домохозяева, имеющие у себя менее 4-х голов рабочего скота, обязательно спряга­ются для обработки полей и посева. Домохозяева этого разряда имеют во дворе либо 2-х работников, либо одного. Уменьшение относительной рабочей способности таких хо­зяев следует уже в силу меньшего размера хозяйства, супряги и более скудного инвен­таря. Пахота производится супряжниками часто малым, трехлемешным буккером, ко­торый работает медленнее. Если такие хозяева убирают хлеб машиною, нанимаемой у соседей, то они получают ее тогда, когда сосед успел уже скосить свой хлеб. При руч­ной уборке хлеба она долее тянется, в некоторых случаях требует найма поденных ра­бочих и дороже обходится. У хозяев одиноких всякое экстренное домашнее дело или исполнение общественных обязанностей прерывает работу. Если домохозяин-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

51

одиночка едет на полевые работы в дальнее поле, где крестьяне часто проводят целую неделю, зараз оканчивая посев и оранку, то он должен чаще возвращаться домой в село, чтобы навестить оставшуюся семью» (с. 278). Таких одиноких домохозяев (имеющих одного работника) в рассматриваемой группе большинство, как видно из следующей таблицы, приводимой Постниковым и показывающей рабочий состав семей в разных посевных группах по всем 3-м уездам Таврической губернии (с. 143).

На 100 дворов приходится


без работника муж. пола с 1 работником с 2 работниками с 3 и более работниками
Не сеющие 19 67 11 3
Засев, до 5 дес. 9 77,6 11,7 1,7
» 5—10 » 4,2 74,8 17,7 3,3
» 10—25 » 1,7 59 29 10,3
» 25—50 » 1,2 40 35,7 23,1
» более 50 » 0,9 25 34,3 39,8

Всего

4,3

60,6

24,6

10,5

Из этой таблицы видно, что в средней группе /5 семей имеют по 1 работнику или вовсе без работника .

Чтобы иллюстрировать отношение средней группы к высшей и вообще прочность ее хозяйства, приведем из Сборника статистических сведений по Днепровскому уезду данные о распределении между группами всей находящейся в распоряжении крестьян земельной площади и в частности площади под посевом . Получаем следующую таб­лицу:

В подтверждение своего положения о значительных преимуществах в хозяйстве, которыми пользу­ются домохозяева семьяные (т. е. со многими работниками) над одиночками, — Постников ссылается на известную книгу Трирогова: «Община и подать».

Данные относятся ко всему Днепровскому уезду, включая селения, не причисленные к волостям. — Данные графы: «все землепользование» вычислены мною — сложено количество земли надельной, арендованной и купчей и вычтена земля, сданная в аренду. — Днепровский уезд взят потому, что он поч­ти сплошь русский.

52

В. И. ЛЕНИН


Группы крестьян Состав группы % дворов Надельной пашни Купчей земли десятин % дес. %
Бедная группа 39,9 56 444,95 25,5 2 003,25 6
Средняя 41,7 102 793,7 46,5 5 376 16
Зажиточная 18,4 61 844,25 28 26 530,75 78
Всего 100 221 082,9 100 33 910 100

Из этой таблицы видно, что по количеству надельной пашни средняя группа стояла впереди всех: в ее руках было 46,5% земли. Недостаточность надельной земли вынуди­ла крестьян прибегнуть к аренде, благодаря которой площадь крестьянского землеполь­зования возросла в общем более чем в полтора раза. Количество земли у средней груп­пы абсолютно тоже возросло, но относительно уменьшилось: у нее стало только 41,2% всей земельной площади и 43% посева; первое место заняла высшая группа. Следовательно, не только низшая группа, но и средняя испытывает прямое давление со стороны высшей, отбивающей у них землю.

Все вышеизложенное дает нам право следующим образом характеризовать экономи­ческое положение средней группы. Сюда относятся хозяева-земледельцы, живущие ис­ключительно доходом от своего собственного посева; размер последнего почти равен среднему посеву местного крестьянства (или несколько ниже) и покрывает в обрез не­обходимые потребности семьи. Но недостаток живого и мертвого инвентаря и нерав­номерное его распределение делают хозяйство крестьян этой группы непрочным, шат­ким, особенно ввиду угро-

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ

53


Арендованной земли Сданной в аренду земли Все землепользование группы Посевная площадь дес. % дес. % дес. %
7 838,75 6 21551,25 44 735,7 12,4 38 439,25 11
48 397,75 35 8311 148 256,45 41,2 137 343,75 43
81 645,95 59 3 039,25 166 981,7 46,4 150 614,45 46
137 882,45 100 32 901,5 359 973,85 100 326 397,45 100

жающеи тенденции высшей группы к вытеснению низшей и средней.

Обращаемся к последней — высшей группе, обнимающей зажиточное крестьянство. Сюда относится в Таврических уездах — А населения с посевом свыше 25 дес. на двор. Насколько действительно богаче других эта группа и рабочим скотом, и инвента­рем, и надельной и др. землею — об этом приведено было достаточно данных выше. Чтобы показать, насколько именно состоятельнее крестьяне этой группы, чем средние крестьяне, приведем еще только данные о посеве: в Днепровском уезде в зажиточной группе приходится 41,3 дес. посева на двор, а в среднем по уезду — 17,8 дес, т. е. менее в два с лишним раза. Вообще эта сторона дела, большая зажиточность многосеющих крестьян, выяснена Постниковым с достаточной полнотою, но он почти совсем не об­ратил внимания на другой, гораздо более важный вопрос: какое значение имеет хозяй­ство этой группы в общем сельскохозяйственном производстве района и какою ценою (для других групп) покупается успех высшей.

Дело в том, что численно группа эта очень мала: в самой зажиточной области юга, в губернии Таври-

54 В. И. ЛЕНИН

ческой, всего только 20% населения. Можно бы думать поэтому, что значение ее в хо­зяйстве всей местности не велико . Но на деле мы видим как раз обратное: в общем производстве сельскохозяйственных продуктов это зажиточное меньшинство играет преобладающую роль. В 3-х Таврических уездах — из всей посевной площади — 1439267 дес. — в руках зажиточного крестьянства находится 724678 дес, т. е. более по­ловины. Разумеется, цифры эти далеко не точно выражают преобладание высшей груп­пы, так как урожаи у зажиточных крестьян гораздо выше, чем у бедных и средних, не ведущих, по вышеприведенной характеристике Постникова, никакого правильного хо­зяйства.

Таким образом производят хлеб главным образом крестьяне высшей группы, и по­тому (что особенно важно и что особенно часто игнорируется) всевозможные характе­ристики сельского хозяйства, отзывы об агрикультурных улучшениях и т. п. относятся преимущественно и более всего (иногда даже исключительно) к состоятельному мень­шинству. Возьмем, например, данные о распространении улучшенных орудий. Постников сообщает об инвентаре таврического крестьянина следующее: «Крестьянский инвентарь за небольшим исключением тот же, что и у немцев-колонистов, но менее разнообразен, отчасти хуже качеством и потому дешевле. Ис­ключением является юго-западная, редко и малонаселенная часть Днепровского уезда, сохраняющая пока первобытный малороссийский инвентарь с тяжелым деревянным плугом и деревянным ралом при железных зубьях. В остальном районе Таврических уездов у крестьян плуги употребляются повсеместно улучшенные, железные. Наряду с плугом занимает первостепенное место в обработке почвы и буккер, который во мно­гих случаях является даже единственным пахотным орудием у крестьян. Но чаще бук­кер употребляется

В такую ошибку впадает, например, г. Слонимский, который в статье о книге Постникова говорит: «Зажиточная группа крестьян теряется в массе бедноты и в иных местах как будто совершенно отсутст­вует» («Вестник Европы»14, 1893 г., № 3, стр. 307).

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 55

наряду с плугом... Боронами служат повсеместно деревянные бороны с железными зубьями, которые бывают 2-х родов: двуконные бороны, захватывающие полосу в 10 фут. ширины, и одноконные, имеющие в ширину около сажня... Буккер является в виде трех-, четырех- и пятилемешного орудия... К буккеру очень часто прикрепляют впереди небольшую сеялку, действующую в связи с ходовым колесом буккера. Она производит посев одновременно с заделкой его буккером. Из прочих орудий по обработке почвы у крестьян встречается еще, хотя и не часто, деревянный каток, служащий для укатыва­ния полей после посева. Жатвенные машины в особенности распространились у кре­стьян в последнее 10-летие. В зажиточных селах, по словам крестьян, их имеет у себя почти V2 дворов... Косилки у крестьян встречаются гораздо реже, чем жнейки... Точно так же мало распространены у крестьян конные грабли и молотилки. Употребление веялок повсеместное... Для перевозки служат исключительно немецкие брички и мажа­ры, приготовляемые теперь во многих русских селениях... Для молотьбы повсеместно служат каменные зубчатые катки большей или меньшей длины» (с. 213—215).

Чтобы узнать, как распределяется этот инвентарь, приходится обратиться к земским статистическим сборникам, хотя и в них данные не полны: таврические статистики ре­гистрировали только плуги и буккеры, жнейки и косилки и делижаны (т. е. брички или мажары). Сводя вместе данные по Мелитопольскому и Днепровскому уездам, получа­ем, что из всего числа плугов и скоропашек (46522) в руках высшей группы находится

— 19987, т. е. 42,9%; бричек — 23747 из 59478, т. е. 39,9%; наконец, жнеек и косилок

— 2841 из 3061, т. е. 92,8%.

Выше были приведены данные, показывающие, что производительность труда в высших группах крестьянства значительно выше, чем в низших и средних. Посмотрим теперь, какими особенностями техники обусловлена такая особенность хозяйства у крупных посевщиков.

56 В. И. ЛЕНИН

«Размер землевладения и землепользования у крестьян, — говорит Постников, — определяет собой в значительной мере также систему и характер земледелия. Эта зави­симость между тем и другим, к сожалению, до сих пор мало изучалась у нас исследова­телями крестьянского хозяйства, для которых последнее еще нередко представляется однородным во всех слоях сельского населения. Оставляя в стороне систему земледе­лия, постараюсь вкратце резюмировать эти особенности в технике хозяйства отдельных групп крестьян, насколько они выяснились для меня из поездок в Таврических уездах.

Домохозяева, работающие собственным скотом, обходящиеся без супряги, держат в хозяйстве 4—5—6 и более голов рабочего скота , и хозяйственное положение их при этом представляет много различия. Четырехлемешный буккер требует запряжки 4-х голов скота, при пятилемешном нужно уже 5 голов. За вспашкой следует боронование, и если хозяин не имеет лишней лошади, то он должен бороновать поле не следом, а по окончании вспашки, т. е. закрывать семена уже несколько просохшей землей, что для прорастания их является условием неблагоприятным. Если пахота идет на дальнем рас­стоянии от села и требует подвоза воды и корма, отсутствие лишней лошади также прерывает работу. Во всех этих случаях, при отсутствии полного комплекта рабочего скота, происходит потеря времени, запаздывание посевов. При большем количестве ра­бочего скота и работе многолемешным буккером крестьяне производят свои посевы скорее, лучше пользуются благоприятной погодой, заделывают семена более влажной землей. Преимущества техники весеннего посева остаются таким образом за хозяином «полным», имеющим во дворе 6, а еще лучше 7 штук рабочего скота. При 7 лошадях одновременно могут работать пятилемешный буккер и 2 бороны. У такого хозяина — говорят крестьяне — «нет остановки в работах».

Крестьяне зажиточной группы имеют 6—10 штук рабочего скота на двор (см. выше).

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 57

Еще важнее является различие в положении этих хозяев в период, следующий за жатвой хлеба, когда в местном хозяйстве, в случае хорошего урожая, требуется наи­большее напряжение рабочих сил. У хозяина с 6 головами рабочего скота одновремен­но с возкой хлеба производится и молотьба его, хлеб в скирды не складывается, чем, конечно, сберегается время и рабочая сила» (с. 277).

Для окончательной обрисовки характера хозяйства у этих крупных посевщиков сле­дует еще заметить, что посев является в этой группе земледельцев — «коммерческим» предприятием, по замечанию Постникова. Вышеприведенные данные о размере торго­вой площади вполне подтверждают характеристику автора, так как большая часть по­севной площади дает продукт, идущий на рынок, именно 52% всей площади в хозяйст­вах с посевом от 25 до 50 дес. и 61% — в хозяйствах с посевом выше 50 дес. О том же свидетельствует количество получаемого денежного дохода: даже minimum этого до­хода для зажиточной группы — 574 руб. на двор — более чем вдвое превышает сумму необходимого денежного расхода (200—250 р.), составляя таким образом излишек, ко­торый накопляется и служит к расширению хозяйства и улучшению его. «У наиболее зажиточных крестьян, с посевом более 50 дес. на двор», даже «одна из отраслей ското­водства — выращивание грубошерстных овец — принимает уже рыночный характер», как сообщает Постников (с. 188).

Перейдем теперь к другому вопросу, тоже недостаточно разработанному (даже поч­ти не затронутому) Постниковым: как отражаются хозяйственные успехи меньшинства крестьян на массе? Несомненно, совершенно отрицательно: вышеприведенные данные (особенно об аренде) дают достаточные доказательства этого, так что здесь можно ог­раничиться только подведением итогов. По всем 3-м уездам Таврической губернии арендуется крестьянами всего 476334 дес. земли (вненадельной и надельной), из кото­рых зажиточная группа берет 298727 дес, т. е. более 3/5 (63%). На

58 В. И. ЛЕНИН

долю бедной группы достается только 6%, и средней — 31%. Если принять во внима­ние, что в аренде нуждаются более всего — если не исключительно — 2 низшие груп­пы (вышеприведенные данные о распределении между группами крестьян земельной площади Днепровского уезда показывают, что в высшей группе одной надельной паш­ни почти достаточно для «нормальных» размеров посева), то будет понятно, какое гро­мадное стеснение в земле должны они испытывать благодаря коммерческому расшире-

* нию запашек зажиточных крестьян .

Совершенно такие же выводы дает и распределение аренды надельных земель, дан­ные о котором приведены выше. Чтобы показать, какое значение имеет для крестьян разных групп аренда наделов, приведем описание этого явления из IV главы сочинения Постникова.

«Надельная земля, — говорит он, — служит в настоящее время предметом обшир­ных спекуляций в южнорусском крестьянском быту. Под землю получаются займы с выдачею векселей, весьма распространенных здесь между таврическими крестьянами, причем доход от земли остается в пользу ссудившего деньги впредь до уплаты долга, земля сдается или продается на год, два и более долгие сроки, 8, 9 и 11 лет, и такие сда­чи наделов формально свидетельствуются в волостных и сельских правлениях. По вос­кресным и праздничным дням мне случалось видеть в больших селах перед зданием сельских правлений целые толпы оживленного народа. На вопрос о причинах сбора мне отвечали, что это идет угощение и продажа наделов, свидетельствуемая в книгах сельскими властями... Запродажа наделов в чужое пользование практикуется как в тех селениях, где существует раскладка земли по ревизским душам и никаких коренных переделов земли не происходит, так и в селах с раскладкой земли по

«Немец давит местного крестьянина... тем, что лишает его соседней земли, которую он мог бы арен­довать или купить» (с. 292), — говорит Постников. Очевидно, что в этом отношении русский зажиточ­ный крестьянин ближе к немцу-колонисту, чем к своему бедному соотечественнику.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 59

наличным душам и коренными переделами, только в последних срок запродажи обык­новенно короче и рассчитан на срок передела земли, который в последнее время здесь большею частью заранее определяется в мирском приговоре о переделе. В настоящее время эта запродажа надельной земли в южно-русских селениях сосредоточивает в себе самые жизненные интересы местного зажиточного крестьянства, столь многочисленно­го здесь, особенно в Таврических уездах. Она составляет, между прочим, одно из глав­ных условий для широкой распашки земель, практикуемой здесь зажиточными таври-чанами и доставляющей им большие экономические выгоды. Поэтому-то зажиточные крестьяне в настоящее время и относятся чувствительно ко всяким изменениям в их быте, которые могли бы лишить их этой, в большинстве случаев дешевой, аренды зе­мель, и притом земель, находящихся вблизи» (с. 140). Далее рассказывается, как Мели­топольское уездное по крестьянским делам присутствие15 потребовало, чтобы каждый отдельный случай сдачи наделов происходил с согласия сельского схода, как стеснены были крестьяне этим распоряжением и как «последствием его явилось пока лишь то, что договорные книги о землях исчезли из расправ, хотя в качестве неофициальных книг они, вероятно, ведутся еще» (с. 140).

Несмотря на арендование громадных количеств земли, зажиточные крестьяне явля­ются и почти единственными покупщиками земель: в Днепровском уезде — в их руках 78% всей купчей земли, в Мелитопольском — 42737 дес. из всего числа 48099 дес, т. е. 88%.

Наконец, этот же разряд крестьян исключительно пользуется и кредитом: в добавле­ние к вышеприведенной заметке автора о сельских кассах на юге приведем следующую характеристику их:

«Те сельские кассы и ссудосберегательные товарищества, которые теперь распро­странены у нас местами — напр., они очень многочисленны в Таврических уездах, — оказывают свою помощь главным образом зажиточным крестьянам. Помощь их, можно думать, существенная. Мне не раз приходилось слышать от

60 В. И. ЛЕНИН

таврических крестьян, где действуют эти кассы, такие речи: «слава богу, теперь мы ос­вободились от жидов», но говорят это крестьяне с достатком. Крестьяне маломощные поручителей за себя не находят и ссудами не пользуются» (с. 368). Такая монополиза­ция кредита не представляет из себя ничего неожиданного: кредитная сделка есть не что иное, как купля-продажа с отсроченным платежом. Очень естественно, что произ­вести платеж может только тот, кто имеет средства, а таковыми среди южно-русских крестьян обладает только зажиточное меньшинство.

Для полной обрисовки характера хозяйства этой группы, превосходящей по резуль­татам своей производительной деятельности все другие группы, вместо взятые, остает­ся только напомнить, что она «в значительной мере» пользуется наемным трудом, по­ставщиком которого вынуждены являться представители низшей группы. Необходимо заметить по этому поводу, что точный учет наемного труда в сельскохозяйственном производстве представляет из себя громадные трудности, которых, кажется, еще не по­борола наша земская статистика. Так как земледелие требует не постоянного и равно­мерного труда в течение целого года, а лишь усиленного труда в известный период времени, то регистрирование одних только постоянных наемных рабочих далеко не выразит степени эксплуатации наемного труда, а подсчет рабочих временных (часто издельных) крайне труден. Рассчитывая приблизительно число наемных рабочих в ка­ждой группе, Постников принимал за рабочую норму в зажиточной группе — 15 дес. посева на 1 работника . Из главы VII его сочинения, где автор подробно рассматривает, каков в действительности размер рабочей площади, видно, что подобная норма дости­гается лишь при машинной уборке хлеба. Между тем даже в зажиточной группе коли­чество жаток не велико: напр., в Днепровском уезде около

* На 1,8—2,3 работника это составит 27—34,5 дес, а крестьяне зажиточной группы сеют 34,5—75 дес. Следовательно, общая характеристика этой группы — та, что размеры ее хозяйства много выше рабочей нормы семьи.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 61

1 штуки на 10 дворов, так что даже принимая во внимание заявление автора, что хозяе­ва машин по окончании своей уборки отдают их внаймы, все-таки окажется, что боль­шая часть крестьян должна обходиться без машин и, следовательно, нанимать поден­ных рабочих. Пользование наемным трудом в высшей группе должно быть поэтому в больших размерах, чем исчисляет автор, так что высокий денежный доход, получаемый крестьянами этой группы, представляет из себя в значительной степени (если не цели­ком) доход от капитала в том специфическом значении этого термина, которое придает ему научная политическая экономия.

Резюмируя сказанное о 3-ей группе, получаем следующую характеристику ее: зажи­точное крестьянство, у которого средства производства значительно выше среднего и труд в силу этого отличается большей продуктивностью, является главным, преобла­дающим над остальными группами, производителем сельскохозяйственных продуктов во всем районе; по характеру своему хозяйство этой группы — коммерческое, основан­ное в весьма значительной степени на эксплуатации наемного труда.

Произведенный краткий обзор политико-экономических различий в хозяйстве 3-х групп местного населения был основан на систематизации имеющегося в книге Пост­никова материала о южно-русском крестьянском хозяйстве. Обзор этот доказывает, мне кажется, что изучение крестьянского хозяйства (с политико-экономической стороны) совершенно невозможно без разделения крестьян на группы. Постников, как выше уже было отмечено, признает это и даже бросает земской статистике упрек, что она не дела­ет этого, что ее комбинации при всем обилии цифр «неясны», что «за деревьями она не видит леса» (с. XII). Делать подобный упрек земской статистике Постников едва ли вправе, потому что он сам не провел систематически разделения крестьян на «ясные» группы, но правильность его требования не подлежит сомнению. Раз признано, что ме­жду отдельными хозяйствами замечаются различия

62 В. И. ЛЕНИН

не только количественные, а и качественные , является уже безусловно необходимым разделять крестьян на группы, отличающиеся не «достатком», а общественно-экономическим характером хозяйства. Позволительно надеяться, что земская статисти­ка не замедлит сделать это.

Не ограничиваясь констатированием экономической розни в крестьянстве, Постни­ков указывает на усиление этого явления:

«Разнообразие в крестьянском достатке по группам существует у нас повсеместно, — говорит он, — и существовало исстари, но в последние десятилетия эта дифферен­циация крестьянского населения стала проявляться очень резко и, по-видимому, про­грессивно возрастает» (с. 130). Тяжелые хозяйственные условия 1891 года16 должны были дать, по мнению автора, новый толчок этому процессу.

Спрашивается, какие же причины этого явления, имеющего такое громадное влия­ние на все крестьянское население?

«Таврическая губерния, — говорит Постников, — представляется одною из наибо­лее многоземельных в Европейской России, с наибольшим наделением крестьян зем­лею, в ней повсеместно существует общинное землевладение, с более или менее рав­номерным распределением земли по душам, и земледелие составляет почти исключи­тельное занятие сельского населения, и однако же здесь подворная перепись показыва­ет 15% сельского населения, которое не имеет у себя никакого рабочего скота, и около 7з населения, не имеющего достаточного инвентаря для обработки своей надельной земли» (с. 106). «От чего зависит, — спрашивает автор, — такое широкое разнообразие в группах и, в частности, чем определяется при исключительно

Характер хозяйства — самопотребительский, коммерческий; характер эксплуатации труда — про­дажа своей рабочей силы, как главный источник средств к жизни, и покупка рабочей силы, как необхо­димое следствие расширения посевов за пределы рабочей способности семьи.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 63

земледельческом хозяйстве такой высокий процент домохозяев без посева и без рабо­чего скота, какой существует теперь в описываемом районе?» (с. 130).

Отправляясь на розыски причин этого явления, Постников (к счастью, ненадолго) совершенно сбивается с пути и принимается рассуждать о «шалтайстве», «пьянстве», даже пожарах и конокрадстве. Вывод все-таки получается тот, что не в таких причинах «заключается наиболее существенная сторона дела». Сиротство семей, т. е. неимение взрослых работников, точно так же ничего не объясняет: из всего числа бесхозяйных дворов в Таврических уездах (т. е. не имеющих посева) сиротские семьи составляют только 18%.

«Главные причины бесхозяйности, — заключает автор, — должны быть отыскивае­мы в других факторах экономического быта крестьян» (с. 134). Именно, Постников по­лагает, что «В числе указанных причин, служащих к упадку крестьянского хозяйства у отдельных домохозяев, та, которую можно считать наиболее коренной и которая, к со­жалению, до сих пор мало выяснена нашей земской статистикой, заключается в измель­чании наделов и в ограниченности размеров крестьянского землепользования, в умень­шении среднего размера крестьянского хозяйства» (с. 141). «Коренная причина эконо­мической бедности России, — говорит автор, — есть малый размер крестьянского зем­левладения и хозяйства, не позволяющий утилизировать всю рабочую способность кре­стьянской семьи» (с. 341).

Чтобы пояснить это положение Постникова, — выраженное до крайности неточно, ибо автор сам установил, что средний размер крестьянского хозяйства (17—18 дес. по­сева) достаточен для безбедного существования семьи и что общая, огульная характе­ристика всего крестьянства в отношении размеров хозяйства невозможна, — надо на­помнить, что выше он установил общий закон о повышении производительности кре­стьянского труда по мере увеличения размеров хозяйства. Полная утилизация рабочих сил семьи (и рабочего скота) достигается, по его расчету, только в высших группах: напр., в Таврических уездах только

64 В. И. ЛЕНИН

у зажиточных крестьян; громадное большинство населения «ковыряет землю непроиз­водительно» (с. 340), растрачивая даром массу сил.

Несмотря на то, что автором вполне доказана зависимость продуктивности труда от размеров хозяйства и крайне низкая производительность в низших группах крестьян, — видеть в этом законе (Постников называет его перенаселенностью земледелия в России, пресыщенностью земледелия трудом) причину разложения крестьянства не доводится: вопрос ведь в том именно, почему распалось крестьянство на столь различные группы, а перенаселенность земледелия уже предполагает такое распадение; самое понятие о ней автор составил, сличая хозяйства мелкие и крупные и их доходность. Поэтому от­вечать на вопрос: «от чего зависит широкое разнообразие в группах?» указанием на пе­ренаселенность земледелия нельзя. Это сознает, по-видимому, и Постников, но только он не поставил себе определенно задачи — исследовать причины явления, так что его замечания грешат некоторой отрывочностью: рядом с недоговоренными, неточными положениями стоят и верные мысли. Так, например, он говорит:

«Нельзя ожидать, чтобы ожесточенная борьба, происходящая теперь в сельской жизни на почве землевладения, способствовала в будущем развитию в населении начал общинности и согласия. И борьба эта не есть временная, вызываемая случайными ус­ловиями... Она представляется нам не борьбою общинных традиций и развивающегося в сельской жизни индивидуализма, а простою борьбой экономических интересов, кото­рая должна окончиться роковым исходом для одной части населения, в силу сущест­вующего малоземелья» (с. XXXII).

«Истина довольно ясная, — говорит Постников в другом месте, — что при малозе­мелье и малом размере хозяйства, при отсутствии достаточных промыслов не может быть достатка в крестьянстве, и все слабое в хозяйственном смысле так или иначе, рано или поздно, должно быть выброшено из крестьянского земледелия» (с. 368).

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 65

Эти замечания содержат в себе гораздо более верный ответ на вопрос, притом такой ответ, который гармонирует вполне с вышеустановленным явлением дифференциации населения. Ответ таков: появление массы бесхозяйных дворов и увеличение числа их определяется борьбою экономических интересов в крестьянстве. На какой почве ведет­ся эта борьба и какими средствами? Что касается до средств, то таковыми является не только и даже не столько перебой земли (как можно бы подумать из приведенных сей­час замечаний Постникова), сколько уменьшение издержек производства, идущее вслед за увеличением размера хозяйства, — о чем было достаточно говорено выше. Что же касается почвы, на которой возникает борьба, то на нее указывает достаточно ясно сле­дующее замечание Постникова:

«Есть известный minimum хозяйственной площади, ниже которого крестьянское хо­зяйство не может опускаться, потому что оно становится тогда невыгодным или даже невозможным. Для прокормления семьи и скота (?) в хозяйстве нужна известная пище­вая площадь; в хозяйстве, у которого нет сторонних промыслов или они малые, нужна еще и некоторая рыночная площадь для сбыта ее продуктов, чтобы дать крестьянской семье денежные средства на уплату податей, обзаведение одеждой и обувью, на необ­ходимые для хозяйства расходы в орудиях, постройке и проч. Если размер крестьянско­го хозяйства опускается ниже этого минимума, оно становится невозможным. В таком случае крестьянин найдет более выгод бросить хозяйство и стать в положение батрака, расходы которого ограниченнее, а потребности могут быть удовлетворены полнее и при меньшем валовом доходе» (с. 141).

Если, с одной стороны, крестьянин находит выгодным расширять свои посевы дале­ко за пределы собственной потребности в хлебе, то это происходит потому, что он мо­жет продать свой продукт. Если, с другой стороны, крестьянин находит выгодным бро­сить хозяйство и идти в батраки, то это происходит потому, что удовлетворение боль­шей части его потребностей требует

66 В. И. ЛЕНИН

денежных расходов, т. е. продаж ; а так как, продавая продукты своего хозяйства, он встречает на рынке соперника, борьба с которым ему непосильна, то ему только уже и остается — продавать свою рабочую силу. Одним словом, почвой, на которой вырас­тают вышеописанные явления, является производство продукта на продажу. Основная причина возникновения в крестьянстве борьбы экономических интересов — существо­вание таких порядков, при которых регулятором общественного производства является рынок.

Покончив с описанием «новых хозяйственных движений в крестьянской жизни» и с попыткой их объяснения, Постников переходит к изложению практических мероприя­тий, долженствующих разрешить «аграрный вопрос». Мы не последуем за автором в эту область, во-первых, потому, что это не входит в план предлагаемой статьи; во-вторых, потому, что эта часть сочинения Постникова — самая слабая. Последнее будет вполне понятно, если припомнить, что более всего противоречий и недомолвок встре­чалось у автора именно тогда, когда он пытался объяснить хозяйственные процессы, а без полного и точного объяснения их не может быть и речи об указании каких-нибудь практических мероприятий.

Ср. вышеприведенные данные о пищевой и торговой площади посева (только с этих площадей до­ход идет на покрытие нужд земледельца, а не земледелия, т. е. представляет доход в собственном смыс­ле, а не издержки производства), а также данные о среднем денежном расходе таври-чанина в связи с количеством идущего на продовольствие хлеба (2 четв. на душу обоего пола).

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ17

Написано осенью 1893 г. Печатается по рукописи

Впервые напечатано 7 ноября 1937г. в журнале «Большевик» № 21

67

Первая страница рукописи В. И. Ленина «По поводу так называемого вопроса о рынках». — 1893 г.

Уменьшено

71

Может ли у нас в России развиваться и вполне развиться капитализм, когда масса народа бедна и беднеет все больше? Ведь для развития капитализма необходим широ­кий внутренний рынок, а разорение крестьянства подрывает этот рынок, грозит совер­шенно закрыть его и сделать невозможной организацию капиталистических порядков. Говорят, правда, что, превращая натуральное хозяйство наших непосредственных про­изводителей в товарное, капитализм тем самым создает себе рынок, но мыслимо ли до­пустить, чтобы на счет жалких остатков натурального хозяйства у полунищих крестьян могло развиться у нас то могучее капиталистическое производство, какое мы видим на Западе? Не ясно ли, что, вследствие одного уже обеднения массы, наш капитализм представляет из себя нечто бессильное и беспочвенное, неспособное охватить все про­изводство страны и сделаться основой нашего общественного хозяйства?

Таковы вопросы, выдвигаемые сплошь да рядом нашей литературой против русских марксистов; соображение об отсутствии рынка является одним из главнейших доводов против применимости теории Маркса к России. Опровержению этого довода посвящен, между прочим, реферат «Вопрос о рынках», разбором которого нам предстоит заняться.

72 В. И. ЛЕНИН

II

Основной посылкой для референта служит предположение об «общем и исключи­тельном господстве капиталистического производства». Исходя из этой посылки, рефе­рент излагает содержание XXI главы II тома «Капитала» (Отдел 3-й — «Воспроизвод­ство и обращение всего общественного капитала»).

Маркс ставит здесь себе задачей исследовать, каким образом общественное произ­водство возмещает ту часть продукта, которая служит на удовлетворение личных нужд рабочих и капиталистов, и ту, которая служит для образования элементов производи­тельного капитала. Поэтому, если в I томе, при исследовании производства и воспроиз­водства индивидуального капитала, можно было ограничиться анализом составных час­тей капитала и продукта по их стоимости — [стоимость продукта, как показано в I томе «Капитала», состоит из с (постоянного капитала) + ν (переменного капитала) + m (при­бавочной стоимости)], — то здесь уже необходимо принять во внимание разделение продукта по его материальному составу, потому что та часть продукта, которая состоит из элементов капитала, не может служить для личного потребления, и наоборот. Ввиду этого Маркс делит все общественное производство — а, следовательно, и весь общест­венный продукт, — на два подразделения: I) производство средств производства, т. е. элементов производительного капитала, — товаров, которые могут идти только на про­изводительное потребление, и II) производство средств потребления, т. е. товаров, идущих на личное потребление класса рабочих и класса капиталистов.

В основу исследования берется следующая схема [арабские цифры означают едини­цы ценности — миллионы рублей, например, а римские — указанные подразделения общественного производства. Норма прибавочной стоимости берется в 100%] :

14000 с +1000 ν +1000 m = 6000 (Капитал = 7500 Ί II 2000 с+500 ν+500 m =3000 \Продукт = 9000 J

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 73

Предположим сначала, что имеем дело с простым воспроизводством, т. е. допустим, что производство не расширяется, оставаясь постоянно в прежних размерах; это озна­чает, что вся сверхстоимость18 потребляется капиталистами непроизводительно, расхо­дуется на личные нужды, а не на накопление. При этом условии очевидно, во-первых, что II 500 ν и II 500 m должны быть потреблены капиталистами и рабочими II-го же подразделения, потому что этот продукт существует в форме средств потребления, предназначенных на удовлетворение личных нужд. Далее, I 4000 с в своей натуральной форме должны быть потреблены капиталистами 1-го же подразделения, так как условие неизменности размеров производства требует сохранения к следующему году того же капитала для производства средств производства; следовательно, возмещение этой час­ти капитала тоже не представляет никакой трудности: соответственная часть продукта, существующая в натуральной форме угля, железа, машин и т. п., будет обменена между капиталистами, занимающимися производством средств производства, и послужит для них по-прежнему постоянным капиталом. Остаются, таким образом, Ι (ν + m) и II с. I 1000 ν + I 1000 m — продукт, существующий в форме средств производства, а II 2000 с — в форме средств потребления. Рабочие и капиталисты 1-го подразделения (при усло­вии простого воспроизводства, т. е. потребления всей сверхстоимости) должны потре­бить средств потребления стоимостью в 2000 [1000 (ν) + 1000 (m)]. Капиталисты П-го подразделения, чтобы иметь возможность продолжать производство в прежних разме­рах, должны приобрести средств производства на 2000, чтобы возместить свой посто­янный капитал (2000 II с). Ясно отсюда, что Ι ν + I m должны быть обменены на II с, потому что без этого невозможно производство в прежних размерах. Условием просто­го воспроизводства является равенство суммы переменного капитала и сверхстоимости 1-го подразделения с постоянным капиталом П-го подразделения: I (v + m) = II с. Другими словами, можно формулировать этот закон так: сумма

74 В. И. ЛЕНИН

всей вновь произведенной в течение года стоимости (в обоих подразделениях) должна равняться валовой стоимости продукта, существующего в форме средств потребления: Ι (ν + m) + II (ν + m) = II (с + ν + m). В действительности, разумеется, простого воспро­изводства быть не может как потому, что производство всего общества не может оста­ваться каждый год в прежних размерах, так и потому, что накопление является законом капиталистических порядков. Рассмотрим поэтому, каким образом происходит общест­венное производство в расширяющихся размерах или накопление. При накоплении только часть сверхстоимости потребляется капиталистами на личные нужды, другая же часть потребляется производительно, т. е. обращается в элементы производительного капитала для расширения производства. Поэтому при накоплении равенство между Ι (ν + m) и II с невозможно: необходимо, чтобы I (v + m) было больше II с, для того чтобы часть сверхстоимости в I подразделении (I m) не была обменена на средства потребле­ния, а послужила для расширения производства. Итак, получаем

А. Схема простого воспроизводства:

I 4000 с + 1000 ν + 1000 m = 6000.

II 2000 с + 500 ν + 500 m = 3000.

Ι (ν + m) = II с.

Б. Исходная схема для накопления:

I 4000 с + 1000 ν + 1000 m = 6000.

II 1500 с + 750 ν + 750 m = 3000.

Ι (ν + m) gt; II с.

Посмотрим теперь, каким образом должно идти общественное производство при ус­ловии накопления. Первый год.

I 4000 с + 1000 ν + 1000 m = 6000. Капитал = 7250

II 1500 с + 750 ν + 750 m = 3000. Продукт = 9000

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 75

I (1000 ν + 500 m) обмениваются на II 1500 с (как и при простом воспроизводстве). I 500 m накопляются, т. е. идут на расширение производства, превращаются в капи­тал. Если принять прежнее деление на постоянный и переменный капитал, то получим

I 500 m = 400 с + 100 ν.

Добавочный постоянный капитал (400 с) имеется в самом продукте I (его натураль­ная форма — средства производства); добавочный же переменный капитал (100 ν) дол­жен быть получен от капиталистов II подразделения, которые, следовательно, тоже должны накоплять: они обменяют часть своей сверхстоимости (II 100 т) на средства производства (I 100 ν) и обратят эти средства производства в добавочный постоянный капитал. Следовательно, их постоянный капитал возрастет с 1500 с до 1600 с; для обра­ботки его необходима добавочная рабочая сила — 50 ν, — которые берутся опять-таки из сверхстоимости капиталистов II подразделения.

Присоединяя добавочный капитал в I и во II подразделениях к первоначальному, по­лучаем такое распределение продукта:

I 4400 с + 1100 ν + (500 т) = 6000.

II 1600 с + 800 ν + (600 т) = 3000.

Поставленная в скобки сверхстоимость означает потребительный фонд капитали­стов, т. е. ту часть сверхстоимости, которая идет не на накопление, а на личные нужды капиталистов.

Если производство будет идти по-прежнему, то в конце года получим:

Капитал = 7900 Продукт = 9800

I 4400 с + 1100 ν + 1100 m = 6600

II 1600 с + 800 ν + 800 m = 3200

76 В. И. ЛЕНИН

I (1100 ν + 550 m) обмениваются на II 1650 с, причем добавочные 50 с берутся из 800 II m [причем увеличение с на 50 вызывает увеличение ν на 25]. Далее 550 I m накопляются по-прежнему:

550 Im = 440 с + ПО ν

165 II m= 110c + 55v.

Присоединяя теперь к первоначальному капиталу добавочный [к I 4400 с — 440 с; к I 1100 ν — 110 ν. Ко II 1600 с — 50 с и 110 с; а ко II 800 ν — 25 ν — и 55 ν], получаем:

I 4840 с + 1210 ν + (550 m) = 6600.

II 1760 с + 880 ν + (560 m) = 3200. При дальнейшем движении производства получим

I 4840 с + 1210 ν + 1210 m = 7260 ГКапитал = 8 690 Ί

II 1760 с + 880 ν + 880 m = 3520 ^Продукт = 10 78о[ и так далее.

Вот — в существеннейших чертах — результаты исследований Маркса по вопросу о воспроизводстве всего общественного капитала. Исследования эти (необходимо огово­риться) переданы здесь в самом сжатом виде; опущено очень многое, подробно анали­зируемое Марксом, — например, денежное обращение, возмещение основного капита­ла, снашиваемого постепенно и т. п., — потому что все это не имеет прямого отноше­ния к рассматриваемому вопросу.

III

Какие же выводы делает референт из этих исследований Маркса? К сожалению, он не дает вполне точной и определенной формулировки своих выводов, так что прихо­дится самому заключать о них по некоторым

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 77

замечаниям, не вполне гармонирующим друг с другом. Так, например, мы читаем:

«Мы видели здесь, — говорит референт, — каким образом совершается накопление в I подразделении, в производстве средств производства для средств производства: ... это накопление совершается независимо как от движения производства предметов по­требления, так и от самого личного потребления, чье бы оно ни было» (лист 15/з).

Конечно, говорить о «независимости» накопления от производства предметов по­требления нельзя уже потому, что для расширения производства требуется новый пе­ременный капитал, а, следовательно, и предметы потребления; автор, вероятно, хотел этим выражением просто оттенить ту особенность схемы, что воспроизводство 1с — постоянного капитала в I подразделении — происходит без обменов с П-м подразделе­нием, т. е. каждогодно в обществе известная часть, скажем, угля производится для до­бычи угля же. Разумеется, это производство (угля для добычи угля) рядом последую­щих обменов свяжется с производством предметов потребления: — иначе бы не могли существовать ни углепромышленники, ни их рабочие.

В другом месте референт выражается уже значительно слабее: «Главное движение капиталистического накопления, — говорит он, — совершается и совершалось (за ис­ключением весьма ранних периодов) независимо от каких-либо непосредственных производителей, независимо от личного потребления какого-либо слоя населения» (л. 8). Здесь уже указывается только на преобладание производства средств производ­ства над производством предметов потребления в историческом развитии капитализма. Указание такое повторяется еще раз: «Если для капиталистического общества типично, с одной стороны, накопление для накопления, производительное потребление, но не личное, то, с другой стороны, для него типично именно производство средств произ­водства для средств производства» (л. /г). Если автор этими указаниями хотел сказать то, что капиталистическое общество отличается

78 В. И. ЛЕНИН

от других, предшествующих ему экономических организаций, именно развитием ма­шин и необходимых для них предметов (угля, железа и т. п.), то это совершенно верно. По высоте техники капиталистическое общество стоит выше всех других, а прогресс техники в том и выражается, что человеческий труд все более и более отступает на зад­ний план перед трудом машин.

Вместо того, чтобы заниматься критикой недостаточно ясных заявлений референта, лучше поэтому обратиться прямо к Марксу и посмотреть, можно ли из его теории сде­лать вывод о «преобладании» 1-го подразделения над П-ым, и в каком смысле надо по­нимать это преобладание.

Из вышеприведенной схемы Маркса никакого вывода о преобладании 1-го подразде­ления над П-ым сделать нельзя: оба развиваются там параллельно. Но эта схема не принимает во внимание именно технического прогресса. Как это доказано Марксом в I томе «Капитала», технический прогресс выражается в том, что отношение переменного

ν с

капитала к постоянному

постепенно уменьшается, между тем как в схеме это от-

ношение принято за неизменное.

Понятно уже само собою, что если внести это изменение в схему, то получится бо­лее быстрое возрастание средств производства сравнительно с предметами потребле­ния. Тем не менее, мне кажется, не лишним будет привести этот расчет, во-первых, для наглядности, а, во-вторых, для предупреждения возможных неправильных выводов из этой посылки.

[В нижеследующей таблице норма накопления принята неизменной: половина сверхстоимости накопляется и половина потребляется лично.]

[Нижеследующую схему можно опустить и перейти прямо к выводам из нее на сле­дующей странице. Буква д. означает добавочный капитал, идущий на расширение про­изводства, т. е. накопляемую часть сверхстоимости.]

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 79

1-ый I 4000 с + 1000 v+1000 m = 6000 ν : (с + ν) = 20,0%

год) II 1500 с + 750 ν +750 m = 3000 » » » 33,3%

I (1000 v +500 m) = 11 1500 с

д. 1500 m = 450 с+ 50 ν » » » Vio

д. II60m = 50c+ 10 ν » » » /6

Ι 4450 с + 1050 ν + (500 m) = 6000 II 1550 с+ 760 ν+ (690 m) = 3000

2-ой I 4450 с + 1050 ν + 1050 m = 6550 » » » 19,2%

год) II 1550 с+ 760 ν+ 760 m = 3070 » » » 32,9%

I(1050v + 525m)=II 1575 c

II (1550 с+ 25 m)

д. II 28 m = 25c+3v » » » ок. /9

д. 1525 m = 500 с+ 25 ν » » » ок. V2i

д. II 28 m = 25 с + 3v » » » ок. 79

I 4950 с + 1075 ν + (525 m) = 6550 II 1602 с + 766 v +(702 m) = 3070

3-ий I 4950 с + 1075 v+1075 m = 7100 » » » 17,8%

год) II 1602 с + 766 v +766 m = 3134 » » » 32,3%

I (1075 ν + 537V2 m)= II 1612V2 с

II (1602c + ЮТгт)


д. II llV2 m = 10V2 с + 1 ν » » » ок. Vi2

д. I5371/2m = 5171/2c+20v » » » ок. V26

д. II22m = 20c + 2v » » » ln

I 546772 с + 1095 v +(53772 m) = 7100 II 163472 с + 769 v +(73072 m) = 3134

4-ый I 546772 с + 1095 ν+1095 m = 765772 ...» » » 16,7%

год) II 163472 с+ 769 ν+ 769 m = 317272 » » » 32,0%

и так далее19.

80

В. И. ЛЕНИН

Сопоставим теперь выводы из этой схемы относительно возрастания различных час­тей общественного продукта :


Средства производст­ва для средств Средства производст­ва для средств Средства потребле­ния Весь обществен­ный продукт производ­ства в% потребле­ния в% в% в%
1-ый год 4 000 100 2 000 100 3 000 100 9 000 100
2-ой год 4 450 111,25 2 100 105 3 070 102 9 620 107
3-ий год 4 950 123,75 2 150 107,5 3 134 104 10 234 114
4-ый год 5 467V2 136,7 2 190 109,5 3 172 106 10 828V2 120

Мы видим таким образом, что всего быстрее возрастает производство средств про­изводства для средств производства, затем производство средств производства для средств потребления и всего медленнее производство средств потребления. К этому выводу можно бы было прийти и без исследований Маркса во II томе «Капитала» на основании того закона, что постоянный капитал имеет тенденцию возрастать быстрее переменного: положение о быстрейшем возрастании средств производства есть простая перефразировка этого закона применительно ко всему общественному производству.

Но, может быть, следует сделать еще шаг дальше? Если мы принимали, что отноше­ние ν к с + ν постоянно уменьшается, то почему не принять, что ν становится равным нулю, что то же количество рабочих остается достаточным для большего количества средств производства? Тогда накопляемая часть сверхстоимости будет прямо присое­диняться к постоянному капиталу в I подразделении, и рост общественного производ­ства пойдет исключительно на счет средств про-

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 81

изводства для средств производства при полном застое П-го подразделения .

Разумеется, это было бы уже злоупотребление схемами, потому что такой вывод ос­нован на невероятных предположениях и потому неправилен. Допустимо ли, что про­гресс техники, уменьшающий отношение ν к с, выразится только в I подразделении, оставив П-ое в полном застое? Сообразно ли с законами капиталистического общества, требующего от каждого капиталиста расширения предприятия под угрозой гибели, чтобы во П-ом подразделении совершенно не происходило накопления?

Итак, единственно правильным выводом, который можно сделать из вышеизложен­ных исследований Маркса, будет тот, что в капиталистическом обществе производст­во средств производства возрастает быстрее, чем производство средств потребле­ния. Как уже сказано, вывод этот — прямое следствие того общеизвестного положения, что капиталистическое производство создает неизмеримо более высоко развитую тех­нику сравнительно с прежними временами . Маркс — специально по этому вопросу — только в одном месте высказывается с полной определенностью, и это место вполне подтверждает правильность сделанной формулировки:

Я не хочу сказать, чтобы подобное явление было абсолютно невозможно, как отдельный случай. Но ведь здесь речь идет не о казусах, а об общем законе развития капиталистического общества. В пояснение покажу на схеме, о чем идет речь:

I 4000 с + 1000 ν + 1000 m = 6000

II 1500 с + 750 ν + 750 m = 3000

I (1000 ν + 500 m) = II 1500 с

I 500 m накопляются, присоединяясь к 14000 с:

I 4500 с + 1000 ν + (500 m) = 6000

II 1500 с + 750 ν + 750 m = 3000

I 4500 с + 1000 ν + 1000 m = 6500

II 1500 с + 750 ν + 750 m = 3000

I (1000 ν + 500 m) = II 1500 с

I 500 m накопляются по-прежнему и т. д.

Поэтому изложенный вывод можно формулировать еще несколько иначе: в капиталистическом об­ществе рост производства (а следовательно, и «рынка») может идти либо на счет возрастания предметов потребления, либо — и это — главным образом — на счет прогресса техники, т. е. вытеснения ручного труда машинным, — так как изменение отношения ν к с и выражает собой именно уменьшение роли ручного труда.

82 В. И. ЛЕНИН

«Отличие капиталистического общества от дикарей состоит не в том, в чем его ви­дит Сениор, — будто привилегией и особенностью именно дикаря является такое рас­ходование своего труда, которое не дает ему никаких продуктов, могущих превратить­ся в доход, т. е. в средства потребления, — а отличие состоит в том, что

а) капиталистическое общество расходует больше [Nota bene ] находящегося в его распоряжении годового рабочего времени на производство средств производства (ergo — постоянного капитала), которые не могут сделаться доходом ни в форме за­работной платы, ни в форме сверхстоимости, но могут функционировать только в каче­стве капитала» («Das Kapital», II Bd., Seite 436*").

IV

Спрашивается теперь, какое же отношение имеет изложенная теория к «пресловуто­му вопросу о рынках»? Ведь она исходит из предположения об «общем и исключи­тельном господстве капиталистического способа производства», а «вопрос» в том и со­стоит, «возможно ли» в России полное развитие капитализма. Правда, эта теория вно­сит поправку в обычное представление о развитии капитализма, но очевидно, что уяс­нение того, как развивается капитализм вообще, нимало еще не подвигает вперед во­проса о «возможности» (и необходимости) развития капитализма в России.

Референт, однако, не ограничивается изложением теории Маркса о ходе всего обще­ственного производства, организованного капиталистически. Он указывает на необхо­димость отличать «два существенно различных момента в накоплении капитала: 1) раз­витие капиталистического производства вширь, когда оно захватывает уже готовые сферы труда, вытесняя собой нату-

— Заметьте. Ред. — следовательно. Ред. *** — «Капитал», т. II, стр. 436.21 Ред.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ

83

ральное хозяйство, и расширяется на счет последнего; и 2) развитие капиталистическо­го производства, если можно так выразиться, вглубь, когда расширение его происходит независимо от натурального хозяйства, т. е. при общем и исключительном господстве капиталистического способа производства». Не вдаваясь пока в критику этого разделе­ния, перейдем прямо к рассмотрению того, что разумеет автор под развитием капита­лизма вширь: выяснение этого процесса, состоящего в замене натурального хозяйства капиталистическим, должно показать нам, каким образом русский капитализм «охватит всю страну».

Референт иллюстрирует развитие капитализма вширь следующей схемой:

А — капиталисты; W— непосредственные производители.

a, ai ац — капиталистические предприятия. Стрелки указывают на движение обмениваемых товаров.

с, ν, m — составные части стоимости товаров.

I, II — натуральная форма товаров: I — средства производства;

II — средства потребления.

«Существенное отличие мест А и W, — говорит референт, — состоит в том, что в А — производители — капиталисты, которые потребляют свою сверхстоимость произво­дительно, а в W — непосредственные

84 В. И. ЛЕНИН

производители, которые свою сверхстоимость (я разумею здесь излишек ценности про­дукта над стоимостью средств производства и необходимых средств пропитания) по­требляют непроизводительно.

Последуем по схеме за стрелками и легко увидим, как развивается капиталистиче­ское производство в А на счет потребления в W, захватывая его постепенно». Продукт капиталистического предприятия а отправляется «непосредственным производителям» в форме предметов потребления; в обмен на него «непосредственные производители» возвращают постоянный капитал (с) в форме средств производства и переменный капи­тал (ν) в форме средств потребления, а сверхстоимость (m) в форме элементов допол­нительного производительного капитала: с ι + vi. Этот капитал служит для основания нового капиталистического предприятия ai которое точно так же посылает свой про­дукт в форме предметов потребления «непосредственным производителям» и так далее. «Из приведенной схемы развития капитализма вширь следует, что все производство находится в теснейшей зависимости от потребления на «внешних» рынках, потребле­ния масс (причем с общей точки зрения решительно все равно, где находятся эти мас­сы, — под боком ли у капиталистов или где-нибудь за океаном). Очевидно, что расши­рение производства в А, т. е. развитие капитализма в этом направлении, окончится, как только все непосредственные производители в W обратятся в товаропроизводителей, ибо, как мы видели выше, каждое новое предприятие (или расширение старого) рассчи­тано на новый круг потребителей W. Ходячее представление, — говорит в заключение референт, — о капиталистическом накоплении, т. е. о капиталистическом воспроизвод­стве в расширенных размерах, только подобным взглядом на вещи и ограничивается, не подозревая о развитии капиталистического производства вглубь, независимо от каких бы то ни было стран с непосредственными производителями, т. е. независимо от так называемых внешних рынков».

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 85

Из всего изложенного можно согласиться только с тем, что представление это о раз­витии капитализма вширь и иллюстрирующая его схема находится в полнейшем соот­ветствии с ходячими, народническими воззрениями на предмет.

В самом деле, трудно рельефнее и нагляднее изобразить всю нелепость и бессодер­жательность ходячих воззрений, чем это сделано в приведенной схеме.

«Ходячее представление» всегда смотрело на наш капитализм как на нечто оторван­ное от «народного строя», стоящее в стороне от него, — точь-в-точь так, как это изо­бражено в схеме: из нее совершенно не видно, в чем состоит связь двух «мест», капита­листического и народного. Почему товары, отправляемые из А, находят себе сбыт в W? чем вызывается превращение натурального хозяйства в W в товарное? Ходячее воззре­ние никогда не давало ответа на эти вопросы, смотря на обмен как на какую-то случай­ность, а не как на известную систему хозяйства.

Далее, ходячее воззрение никогда не давало объяснения тому, откуда и каким обра­зом возник наш капитализм — точно так же, как не объясняет этого и схема: дело пред­ставляется так, как будто капиталисты извне откуда-то пришли, а не из среды тех же «непосредственных производителей». Остается непонятным, откуда добывают себе ка­питалисты «свободных рабочих», необходимых для предприятий a, ai и т. д. Всякий знает, что в действительности рабочие эти берутся именно из «непосредственных про­изводителей», но из схемы нимало не видно, чтобы товарное производство, охватывая «место» W, создавало там контингент свободных рабочих.

Одним словом, схема эта — точь-в-точь как и ходячее воззрение — ровно ничего не объясняет в явлениях наших капиталистических порядков и потому никуда не годится. Та цель, ради которой она составлена, — пояснение того, как капитализм развивается на счет натурального хозяйства, охватывая всю страну, — совершенно ею не достига­ется, потому что, как это видит и сам референт, — «если последовательно

86 В. И. ЛЕНИН

держаться разбираемого воззрения, то необходимо заключить, что до повсеместного развития капиталистического способа производства дело дойти никак не может».

Остается только удивляться после этого, что автор, хотя бы и отчасти, примыкает сам к этому воззрению, говоря, что «капитализм действительно (?) развивался в перио­ды своего младенчества таким легчайшим (sic!? ) способом (легчайшим потому, что здесь захватываются готовые отрасли труда), отчасти он развивается в этом направле­нии и теперь (??), поскольку на земном шаре еще имеются остатки натурального хозяй­ства и поскольку увеличивается население».

На самом деле, это — не «легчайший» способ развития капитализма, а просто-напросто — «легчайший способ понимания» процесса, настолько «легчайший», что вернее назвать его полным непониманием. Российские народники всяческих оттенков и по сю пору пробавляются этими «легчайшими» приемами: не помышляя никогда о том, чтобы объяснить, каким образом возник наш капитализм и каким образом он функ­ционирует, они ограничиваются сопоставлением «больного места» наших порядков, капитализма, с «здоровым» — непосредственными производителями, «народом»; пер­вое ставится ошую, второе — одесную, и все глубокомыслие завершается сентимен­тальными фразами о том, что «вредно» и что «полезно» для «человеческого общежи­тия».

Чтобы исправить вышеприведенную схему, необходимо начать с выяснения содер­жания тех понятий, о которых идет речь. Под товарным производством разумеется та­кая организация общественного хозяйства, когда продукты производятся отдельными, обособлен-

*— так!? Ред.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 87

ными производителями, причем каждый специализируется на выработке одного како­го-либо продукта, так что для удовлетворения общественных потребностей необходима купля-продажа продуктов (становящихся в силу этого товарами) на рынке. Под капита­лизмом разумеется та стадия развития товарного производства, когда товаром стано­вятся уже не только продукты человеческого труда, но и самая рабочая сила человека. Таким образом, в историческом развитии капитализма важны два момента: 1) превра­щение натурального хозяйства непосредственных производителей в товарное и 2) пре­вращение товарного хозяйства в капиталистическое. Первое превращение совершается в силу того, что появляется общественное разделение труда — специализация обособ­ленных [NB: это — непременное условие товарного хозяйства], отдельных производи­телей по занятию одной только отраслью промышленности. Второе превращение со­вершается в силу того, что отдельные производители, производя каждый особняком товары на рынок, становятся в отношение конкуренции: каждый стремится дороже продать, дешевле купить, и необходимым результатом является усиление сильного и падение слабого, обогащение меньшинства и разорение массы, ведущее к превращению самостоятельных производителей в наемных рабочих и многих мелких заведений в не­многие крупные. Таким образом, схема должна быть составлена так, чтобы показать оба эти момента в развитии капитализма и те изменения, которые производит это раз­витие в величине рынка, т. е. в количестве продуктов, превращающихся в товары.

Нижеследующая схема и составлена по этому плану: абстрагированы все посторон­ние обстоятельства, т. е. приняты за неизменные (например, количество населения, производительность труда и многое другое), чтобы проанализировать влияние на ры­нок одних только указанных моментов развития капитализма.

В. И. ЛЕНИН

Пояснения к схеме:

I — П... — VI — производители.

а, 6, с — отрасли промышленности (напри­мер, земледелие, промышленность добывающая и обрабатывающая).

а = b = с = 3. Величина стоимости продуктов a = b = с равна 3 (трем единицам стоимости), из которых 1 приходится на сверхстоимость*.

В графе «рынок» означается величина стои­мости продаваемых (и покупаемых) продуктов; в скобках поставлена величина стоимости про­даваемой (и покупаемой) рабочей силы (= р. с).

Стрелки, идущие от одного производителя к другому, означают, что 1-ый состоит наемным рабочим у второго.

Предполагается простое воспроизводство: вся сверхстоимость потребляется капиталистами непроизводительно.


I a b с 9 9
1. II a b с 9 9
III a b с 9 9
IV a b с 9 9
V a b с 9 9
VI a b с 9 9
Итог 6a 6b 54 54
I a 9 6
3. II a 2b 9 6
III a 9 6
IV a 2b 9 6
V a 9 6
VI a 2b 9 6
Итог 6a 6b 54 36
I 2a 24 11
5. II iV2 iV2 \
III \ iV2 iV2
IV 2a 6b 24 11
V \ iV2 iV2
VI iV2 iV2
У '
Итог 6a 6b 54 28

Та часть стоимости, которая возмещает по­стоянный капитал, принята за неизменную и по­этому откинута.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ

89


Рынок Произво- 1 д и τ е л и 1 Производство Натуральное I потребление || Рынок Продает Покупает отрасли промыш­ленности всего Продает Покупает а Ь с
I а 2c 9 6 3 3 II а %c 9 82/5 % % III а %c 9 82/5 % 3/5 IV а %c 9 82/5 % % V а %c 9 82/5 % % VI а %c 9 «2/ % % Итог 6c 54 48 6 6 3 Э I а 6c 21 10 11 3 (+8 р. с.) 3 3 II 3 3 (4 p. с.) 4 a^ Л 3 э III а"" I 3 о (4 р. с.) 4 3 3 IV а 21 10 11 3 (+8 р. с.) 3 э V i*~ 3 3 (4 р. с.) 4 3 3 VI agt;^ 3 3 (4 р. с.) 4 18 18 Итог 6b 6c 54 32 22 (+16 р. с.) 22 (+16 р. с.) 13 3 (+10 р. с.) I 18 6 12 6 (+6 р. с.) (5 р. с.) 5 II (6 р. с.) 6 (5 р. с.) 5 III - 6b 18 6 12 6 (+6 р. с.) 13 о Э IV J (6 р. с.) 6 (5 р. с.) 5 V 6c 18 6 12 6 (+6 р. с.) (5 р. с.) 5 VI W I (6 р. с.) 6 26 (+20 р. с.) 26 (+20 р. с.) Итог 6b 6c 54 18 36 (+18 р. с.) 36 (+18 р. с.)
A A J /К А (+10 р. с.) A

4.

6.

90 В. И. ЛЕНИН

Разберем теперь эту схему, показывающую последовательные изменения в системе хозяйства общины, состоящей из 6-ти производителей. В схеме приведены 6 периодов, выражающих стадии превращения натурального хозяйства в капиталистическое.

1-ый период. Имеем 6 производителей, из которых каждый расходует свой труд во всех 3-х отраслях промышленности (в а, в Ъ и в с). Получаемый продукт (9 у каждого производителя: а + b + с = 9) тратится на себя в своем же хозяйстве. Поэтому мы имеем чистый вид натурального хозяйства; на рынок продукты не поступают совершенно.

Период 2-ой. Производитель 1-ый изменяет производительность своего труда: он ос­тавляет промышленность b и тратит время, прежде употреблявшееся на эту отрасль промышленности, на промышленность с. В силу такой специализации одного произво­дителя, остальные сокращают производство с, так как 1-ым хозяином произведен изли­шек против собственного потребления, и усиливают производство Ъ, чтобы произвести продукт для 1-го производителя. Появившееся разделение труда неизбежно ведет к то­варному производству: 1-ый производитель продает 1 с и покупает 1 Ь, остальные про­изводители продают 1 b (каждый из 5 по /5 Ь) и покупают 1 с (каждый по /5 с); на ры­нок поступает количество продукта стоимостью в 6. Величина рынка в точности соот­ветствует степени специализации общественного труда: специализировалось производ­ство одного с (1 с = 3), и одного Ъ (1 b = 3), т. е. одной девятой части всего обществен­ного производства [18 с (= а = Ь)], и на рынок поступила 1всего общественного про­дукта.

Период 3-ий. Разделение труда подвигается дальше, вполне охватывая отрасли про­мышленности b и с: трое производителей занимаются только промышленностью 6, трое — только промышленностью с. Каждый продает 1 с (или 1 Ь), т. е. 3 единицы стоимо­сти, и покупает тоже 3—1 b (или 1 с). Это усиление разделения труда ведет к возраста­нию рынка, на который поступает теперь уже 18 единиц стоимости. Величина рынка опять-таки в

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 91

точности соответствует степени специализации (= разделения) общественного труда: специализировалось производство 3 Ъ и 3 с, т. е. /з общественного производства, и на рынок поступает 1общественного продукта.

Период 4-ый изображает уже капиталистическое производство: процесс преобразо­вания товарного производства в капиталистическое не вошел в схему и потому должен быть отдельно описан.

В предыдущем периоде каждый производитель являлся уже товаропроизводителем (в областях промышленности Ъ не, о которых только и идет речь): каждый производил отдельно, особняком, независимо от других производителей, производил на рынок, ве­личина которого не была, разумеется, известна ни одному из них. Это отношение обо­собленных производителей, работающих на общий рынок, называется конкуренцией. Понятно само собою, что равновесие между производством и потреблением (предло­жением и спросом), при этих условиях, достигается только рядом колебаний. Более ис­кусный, предприимчивый, сильный производитель усилится еще более вследствие этих колебаний, — слабый и неискусный будет раздавлен ими. Обогащение немногих лич­ностей и обнищание массы — таковы неизбежные следствия закона конкуренции. Дело кончается тем, что разорившиеся производители теряют хозяйственную самостоятель­ность и поступают наемными рабочими в расширенное заведение своего счастливого соперника. Именно это положение и изображено в схеме. Отрасли промышленности Ъ и с, распределенные раньше между всеми 6 производителями, теперь концентрировались в руках 2-х производителей (1-го и IV-ro). Остальные производители работают у них по найму, получая уже не весь продукт своего труда, а без сверхстоимости, присваиваемой хозяином [напомню, что сверхстоимость, по предположению, равна /з продукта, так что производящий 2 Ъ (= 6) получит от хозяина /з — т. е. 4]. В результате получаем усиление разделения труда — и возрастание

92 В. И. ЛЕНИН

рынка, на который поступает уже 22, несмотря на то, что «масса» «обеднела»: — про­изводители, сделавшиеся (отчасти) наемными рабочими, получают всего продукта уже не по 9, а только по 7, — 3 получает он от самостоятельного хозяйства (земледельче­ского — промышленность а) и 4 от наемного труда (от производства 2 Ъ или 2 с). Эти производители, являющиеся уже более наемными рабочими, чем самостоятельными хозяевами, потеряли возможность нести на рынок какой бы то ни было продукт своего труда, потому что разорение отняло у них средства производства, необходимые для выработки продукта. Им пришлось прибегать к «заработкам», т. е. нести на рынок свою рабочую силу и на полученные от продажи этого нового товара деньги покупать необ­ходимый для себя продукт.

Из схемы видно, что производители II и III, V и VI продают каждый рабочей силы на 4 единицы стоимости и покупают на ту же сумму предметов потребления. Что касается до производителей — капиталистов, 1-го и IV-ro, то каждый из них производит продук­та на 21 ; из этого он сам потребляет 10 [3 (= а) + 3 (= с или tgt;) + 4 (сверхстоимость от 2 с или 2 Ь)] и продает 11; покупает же он товаров на 3 или Ъ) + 8 (рабочая сила).

В этом случае, необходимо заметить, мы не получаем абсолютного соответствия между степенью специализации общественного труда (специализировалось производ­ство 5 Ъ и 5 с, т. е. на сумму 30) и величиной рынка (22), — но эта неправильность схе­мы зависит от принятия простого воспроизводства , т. е. отсутствия накопления, поче­му и оказалось, что сверхстоимость, отбираемая у рабочих (по 4 — каждым капитали­стом), потребляется вся натурой. Так как отсутствие накопления невозможно в капита­листическом обществе, то ниже будет сделана соответствующая поправка.

Это относится равным образом и к 5-му и к 6-му периодам.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 93

Период 5-ый. Разложение товаропроизводителей распространилось и на земледель­ческую промышленность (а): наемные рабочие не могли продолжать хозяйства, работая главным образом в чужих промышленных заведениях, и разорились: у них остались только жалкие остатки земледельческого хозяйства, в размере 112 прежнего количества (которое, по нашему предположению, было как раз достаточно на покрытие нужд се­мьи) — точно так же, как теперешние посевы громадной массы наших крестьян — «земледельцев» представляют из себя только жалкие крохи самостоятельного земле­дельческого хозяйства. Промышленность а начала точно так же концентрироваться в незначительное число крупных заведений. Так как наемные рабочие теперь не в со­стоянии уже обойтись своим хлебом, то заработная плата, понижавшаяся самостоя­тельным земледельческим хозяйством рабочих, повышается, давая рабочему денежные средства на покупку хлеба (хотя и в меньшем количестве, чем потреблял он, будучи сам хозяином): теперь рабочий сам производит \112 (= ll2 а) и прикупает 1, получая все­го 2 /г, вместо прежних 3 (=а). Хозяева — капиталисты, присоединившие к своим про­мышленным заведениям расширенное земледельческое хозяйство, производят теперь по 2 а (=6), из которых 2 переходит рабочим в виде заработной платы, а 1 (7г а) — сверхстоимость — достается им. Развитие капитализма, изображаемое этой схемой, со­провождается «обеднением» «народа» (рабочие потребляют всего уже только по 6l/2, a не по 7, как в 4 периоде) и возрастанием рынка, на который поступает уже 26. «Упадок земледельческого хозяйства» у большинства производителей вызвал не сокращение, а увеличение рынка земледельческих продуктов.

Период 6-ой. Завершение специализации занятий, т. е. разделения общественного труда. Все отрасли промышленности отделились и стали специальностью отдельных производителей. Наемные рабочие совершенно потеряли самостоятельное хозяйство и существуют уже исключительно наемным трудом. Результат опять тот же: развитие ка­питализма [самостоятельное

94 В. И. ЛЕНИН

хозяйство на себя вытеснено окончательно], «обеднение массы» [хотя заработная плата и возросла, но потребление понизилось у рабочих с б7г до 6: они производят по 9 (За, ЗЬ, Зс) и отдают 1хозяину, как сверхстоимость] и дальнейший рост рынка, на который поступает теперь уже 2/з общественного продукта (36).

VI

Подведем теперь выводы, вытекающие из приведенной схемы.

Первый вывод состоит в том, что понятие «рынка» совершенно неотделимо от поня­тия общественного разделения труда, — этого, как Маркс говорит, «общего основания всякого товарного [а следовательно, — добавим от себя — и капиталистического] про­изводства». «Рынок» является там и постольку, где и поскольку появляется обществен­ное разделение труда и товарное производство. Величина рынка неразрывно связана с степенью специализации общественного труда.

«Товар приобретает всеобщую, общественно-признанную эквивалентную форму только в качестве денег, а деньги находятся в чужом кармане. Чтобы извлечь их оттуда, товар должен быть прежде всего потребительной стоимостью для владельца денег, и, следовательно, труд, потраченный на производство этого товара, должен быть израсхо­дован в общественно-полезной форме, другими словами, должен явиться членом об­щественного разделения труда. Но разделение труда представляет из себя естественно выросший производственный организм, ткани которого сплетались и продолжают сплетаться за спиной товаропроизводителей. Возможно, что товар является продуктом нового вида труда, предназначенного удовлетворять вновь возникшую потребность или своим появлением впервые создать новую потребность. Какое-нибудь особое действие в процессе труда, вчера еще бывшее одной из многих функций одного и того же то­варопроизводителя, сегодня, может быть, отрывается от этого процесса, стано­вится самостоя-

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 95

тельным и, именно в силу этого, посылает свой частичный продукт в качестве само­стоятельного товара на рынок» («Das Kapital», I Bd., S. 85 . Курсив мой).

Таким образом, пределы развитию рынка, при существовании капиталистического общества, ставятся пределами специализации общественного труда. А специализация эта, по самому существу своему, бесконечна — точно так же, как и развитие техники. Для того, чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой-нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имею­щим дело с массовым продуктом и потому допускающим (и вызывающим) применение машин и т. п. Это с одной стороны. А с другой стороны, прогресс техники в капитали­стическом обществе состоит в обобществлении труда, а это обобществление необходи­мо требует специализации различных функций процесса производства, превращения их из раздробленных, единичных, повторяющихся особо в каждом заведении, занятом этим производством, — в обобществленные, сосредоточившиеся в одном, новом заве­дении и рассчитанные на удовлетворение потребностей всего общества. Приведу при­мер.

«За последнее время в Северо-Американских Штатах деревообрабатывающие заво­ды все более и более специализируются, «возникают заводы для выделки, например, исключительно топорищ, или метельных ручек, или раздвижных столов... Машинное дело безостановочно подвигается вперед, постоянно изобретаются новые машины, уп­рощающие и удешевляющие известную сторону производства... Каждая отрасль, на­пример, мебельного дела обратилась в специальность, требует особых машин и особых рабочих... В экипажном деле колесные ободья производятся на особых заводах (Мис­сури, Арканзас, Тенесси), колесные спицы в Индиане и Огайо, ступицы опять-таки на специальных заводах Кентукки и Иллинойса. Все эти отдельные

* — «Капитал», т. I, стр. 85.22 Ред.

96 В. И. ЛЕНИН

части покупаются особыми заводами, которых специальность — целые колеса. Таким образом целый десяток заводов участвует в изготовлении какого-нибудь дешевого эки­пажа» (г. Тверской: «Десять лет в Америке». «Вестник Европы», 1893, 1. — Цитирую по Ник. — ону, стр. 91, прим. 1).

Отсюда видно, до какой степени неправильным является утверждение, будто рост рынка в капиталистическом обществе, вызываемый специализацией общественного труда, должен окончиться, как только все натуральные производители превратятся в товаропроизводителей. Русское экипажное производство давно уже превратилось в то­варное, но какие-нибудь колесные ободья производятся все еще в каждом экипажном (или колесном) заведении отдельно; техника низка, производство раздроблено между массой производителей. Прогресс техники должен повести за собой специализацию различных частей производства, обобществление их и, следовательно, увеличение рын­ка.

Здесь следует оговориться. Все изложенное нимало не ведет к отрицанию того по­ложения, что капиталистическая нация не может существовать без внешних рынков. При капиталистическом производстве равновесие производства с потреблением дости­гается только рядом колебаний; чем крупнее производство, чем более широк круг по­требителей, на которых оно рассчитано, тем сильнее эти колебания. Понятно поэтому, что когда буржуазное производство достигло высокой степени развития, ему уже не­возможно удержаться в рамках национального государства: конкуренция вынуждает капиталистов все расширять производство и отыскивать себе внешних рынков для мас­сового сбыта продукта. Очевидно, что необходимость внешних рынков для капитали­стической нации так же мало нарушает тот закон, что рынок есть простое выражение общественного разделения труда при товарном хозяйстве и что, следовательно, он мо­жет расти так же бесконечно, как и разделение труда, — как мало кризисы нарушают закон стоимости. Печалования о рынках появились

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 97

в русской литературе только тогда, когда капиталистическое производство наше в из­вестных своих отраслях (например, хлопчатобумажная промышленность) достигло полного развития, охватило почти весь внутренний рынок, сложилось в немногие гро­мадные предприятия. Что материальным основанием толков и «вопросов» о рынках яв­ляются именно интересы нашей крупной капиталистической промышленности, — лучшим доказательством этому служит тот факт, что никто еще в нашей литературе не пророчил гибели нашей кустарной промышленности вследствие исчезновения «рын­ков», хотя кустарная промышленность производит ценностей более чем на миллиард рублей и работает на тот же самый обнищавший «народ». Вопли о гибели нашей про­мышленности по недостатку рынков — не что иное, как сшитый белыми нитками ма­невр наших капиталистов, которые таким образом производят давление на политику, отождествляют (в скромном сознании своего «бессилия») интересы своего кармана с интересами «страны» и оказываются способными толкнуть правительство на путь за­воевательной колониальной политики, вовлечь даже его в войну, ради охранения таких «государственных» интересов. Нужна именно вся бездонная пропасть народнического утопизма и народнической наивности, чтобы принимать вопли о рынках — эти кроко­диловы слезы вполне окрепшей и успевшей уже зазнаться буржуазии — за доказатель­ство «бессилия» нашего капитализма!

Второй вывод состоит в том, что «обеднение массы народа» (этот непременный член всех народнических рассуждений о рынке) не только не препятствует развитию капи­тализма, а напротив, именно выражает собой его развитие, является условием капита­лизма и усиливает его. Для капитализма нужен «свободный рабочий», и обеднение в том и состоит, что мелкие производители превращаются в наемных рабочих. Это обед­нение массы сопровождается обогащением немногих эксплуататоров, разорение и упа­док мелких заведений сопровождается усилением и развитием более

98

В. И. ЛЕНИН

крупных; оба процесса содействуют возрастанию рынка: «обедневший» крестьянин, существовавший прежде своим хозяйством, теперь живет «заработками», т. е. прода­жей своей рабочей силы; ему приходится теперь покупать себе необходимые предметы потребления (хотя бы и в меньшем количестве и худшего качества); с другой стороны, те средства производства, от которых освобождается этот крестьянин, концентрируют­ся в руках меньшинства, превращаются в капитал, и произведенный продукт поступает уже на рынок. Только этим и объясняется то явление, что массовая экспроприация на­шего крестьянства в пореформенную эпоху сопровождалась не уменьшением, а увели-чением валовой производительности страны и возрастанием внутреннего рынка: об­щеизвестен факт, что громадно увеличилось производство крупных фабрик и заводов, что значительно распространились кустарные промыслы — и те и другие работают главным образом на внутренний рынок, — равным образом увеличилось и количество хлеба, обращавшегося на внутренних рынках (развитие хлебной торговли внутри стра­ны).

Спорным может показаться это только разве по отношению к земледельческой промышленности. «Хлебное производство находится в абсолютном застое», — говорит, например, г. Н. —он. Он делает этот вывод, основываясь на данных только за 8 лет (1871—1878 гг.). Посмотрим на данные о более про­должительном периоде: 8-летний, разумеется, слишком мал. Сравним данные за 60-е годы. [«Военно-стат. сборник», 1871], 70-е [данные Н. —она] и 80-е [«Сборник сведений о России», 1890]. Данные отно­сятся к 50 губерниям Европейской России и обнимают все хлеба, включая картофель.


Средние годовые за Посеяно Собрано Урожай сам Население (тысячи) тысяч ч етвертей (за выч. семян)
1864—1866 гг. 71696 100 151 840 100 3,12 61421 100 (1867 г.)
(3)
1871—1878 гг. (8) 71 378 99,5 195 024 128,4 3,73 76 594 124,7 (1876 г.)
1883—1887 гг. 80 293 111,9 254 914 167,8 4,17 85 395 139,0 (1886 г.)
(5)

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 99

Третий вывод — о значении производства средств производства — требует внесения поправки в схему. Как уже было замечено, схема эта отнюдь не претендует на изобра­жение всего процесса развития капитализма, но только на изображение того, как отра­жается на рынке смена натурального хозяйства товарным и этого последнего капитали­стическим. Поэтому там и было абстрагировано накопление. Между тем в действи­тельности капиталистическое общество не может существовать, не накопляя, так как конкуренция вынуждает каждого капиталиста, под угрозой разорения, расширять про­изводство. Такое расширение производства было изображено и в схеме: 1-й производи­тель, например, в течение промежутка между 3-им и 4-ым периодами расширил свое производство с втрое: с 2 с до 6 с; прежде он один работал в заведении, — теперь с двумя наемными рабочими. Ясно, что это расширение производства не могло произой­ти без накопления: требовалась постройка особой мастерской на нескольких человек, приобретение орудий производства в большем размере, закупка сырья в большем коли­честве и мн. др. То же самое применимо и к IV-му производителю, расширившему про­изводство Ъ. Это расширение отдельных заведений, концентрация производства необ­ходимо должна была вызвать (или усилить — это все равно) производство средств про­изводства для капиталистов: машин, железа, угля и т. п. Концентрация производства повысила производительность труда, заменила ручной труд машинным и выбросила вон известное число рабочих. С другой стороны, развивалось и производство этих ма­шин и других средств производства, обращаемых капиталистами в постоянный капи­тал, начинающий теперь возрастать быстрее переменного. Если бы сравнить, например, период 4-ый с 6-ым, то получилось бы возрастание производства средств производства в 1 /г раза (так как в 1-ом случае — 2 капиталистических предприятия, требующих уве­личения постоянного капитала, а в последнем — 3): сравнивая это возрастание с ростом производства предметов потребления, мы получили бы то самое быстрейшее возраста­ние

100 В. И. ЛЕНИН

производства средств производства, о котором говорено было выше.

Весь смысл и все значение этого закона о быстрейшем возрастании средств произ­водства в том только и состоит, что замена ручного труда машинным, — вообще про­гресс техники при машинной индустрии, — требует усиленного развития производств по добыче угля и железа, этих настоящих «средств производства для средств производ­ства». Что референт не понял смысла этого закона и за схемами, изображающими про­цесс, просмотрел действительное содержание процесса, это ясно видно из такого его заявления: «На сторонний взгляд такое производство средств производства для средств производства кажется совершенно нелепым, но ведь и [sic!] плюшкинское собирание денег для денег было процессом тоже (?! !) совершенно нелепым. Ни те, ни тот не веда­ют бо, что творят». Народники именно и усиливаются доказать это самое — нелепость русского капитализма, разоряющего, дескать, народ, но не дающего высшей организа­ции производства. Разумеется, это сказки. В замене ручного труда машинным нет ниче­го «нелепого»: напротив, в этом и состоит вся прогрессивная работа человеческой тех­ники. Чем выше развивается техника, тем более вытесняется ручной труд человека, за­меняясь рядом все более и более сложных машин: в общем производстве страны все большее место занимают машины и необходимые для их выделки предметы .

Эти три вывода необходимо дополнить еще двумя замечаниями.

Во-первых, изложенное нимало не отрицает того «противоречия в капиталистиче­ском способе производства», о котором Маркс говорит в следующих словах:

Понятно поэтому, что разделять развитие капитализма на развитие вширь и — вглубь неправильно: все развитие идет одинаково на счет разделения труда; «существенной» разницы между этими момента­ми нет. Действительно же существующее между ними различие сводится к разным стадиям прогресса техники. Низшие стадии развития капиталистической техники — простая кооперация и мануфактура — не знают еще производства средств производства для средств производства: оно возникает и достигает громадного развития только при высшей стадии — крупной машинной индустрии.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 101

«Рабочие в качестве покупщиков товара важны для рынка. Но капиталистическое об­щество имеет тенденцию ограничивать плату им, как продавцам своего товара — рабо­чей силы — минимумом цены» («Kapital», Bd. II, S. 303, № 32 ). Выше было уже указа­но, что в капиталистическом обществе не может не возрастать и та часть общественно­го производства, которая производит предметы потребления. Развитие производства средств производства только отодвигает указанное противоречие, но не уничтожает его. Оно может быть устранено только с устранением самого капиталистического спо­соба производства. Само собою разумеется, однако, что видеть в этом противоречии препятствие к полному развитию капитализма в России (как это любят делать народни­ки) — совсем уже нелепо; — впрочем, это достаточно уже разъяснено схемой.

Во-вторых, при обсуждении соотношения между ростом капитализма и «рынка» не­возможно опускать из виду той несомненной истины, что развитие капитализма неиз­бежно влечет за собой возрастание уровня потребностей всего населения и рабочего пролетариата. Это возрастание создается вообще учащением обменов продуктами, при­водящим к более частым столкновениям между жителями города и деревни, различных географических местностей и т. п. К этому же приводит и сплоченность, скученность рабочего пролетариата, повышающая его сознательность и чувство человеческого дос­тоинства и дающая ему возможность успешной борьбы против хищнических тенденций капиталистических порядков. Этот закон возвышения потребностей с полной силой сказался в истории Европы — сравнить, например, французского пролетария конца XVIII и конца XIX в. или английского рабочего 1840-х годов и современного. Этот же закон проявляет

* — «Капитал», т. II, стр. 303, прим. 32.23 Ред.

" Ср. Fr. Engels (Фр. Энгельс. Ред.). «Положение рабочего класса в Англии в 1844 г.». Это — состоя­ние самой ужасной и грязной нищеты (в буквальном значении слова) и полного упадка чувства челове­ческого достоинства.

102 В. И. ЛЕНИН

свое действие и в России: быстрое развитие товарного хозяйства и капитализма в поре­форменную эпоху вызвало и повышение уровня потребностей «крестьянства»: крестья­не стали жить «чище» (в отношении одежды, жилища и т. п.). Что это, несомненно про­грессивное, явление должно быть поставлено в кредит именно русскому капитализму и ничему иному, — это доказывается хотя бы уже тем общеизвестным фактом (отмечае­мым всеми исследователями наших кустарных промыслов и крестьянского хозяйства вообще), что крестьяне промышленных местностей живут гораздо «чище» крестьян, занимающихся одним земледелием и незатронутых почти капитализмом. Разумеется, это явление сказывается прежде всего и легче всего в перенимании чисто внешней, по­казной стороны «цивилизации», но только отъявленные реакционеры, вроде г. В. В., способны оплакивать это явление и не видеть в нем ничего, кроме «упадка».

VII

Чтобы понять, в чем собственно состоит «вопрос о рынках», лучше всего сравнить народническое и марксистское представление о процессе, иллюстрируемое схемами Ι­ου (об обмене между капиталистами места А и непосредственными производителями места W) и 2-ой (о превращении натурального хозяйства 6-ти производителей в капита­листическое).

Примем 1-ую схему — и мы ничего не сумеем объяснить себе. Почему развивается капитализм? откуда берется он? Он представляется какой-то «случайностью», возник­новение его приписывается либо тому, что «мы шли не по тому пути».., либо «насаж­дению» начальства.. Почему «беднеет масса»? на это опять не дает ответа схема, и на­родники, вместо ответа, отделываются сентиментальными фразами об «освященном веками строе», об уклонении с правильного пути и т. п. пустяками, на которые так изо­бретателен знаменитый «субъективный метод в социологии».

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 103

Неумение объяснить капитализм и предпочтение утопий изучению и выяснению действительности ведет к тому, что отрицается значение и сила капитализма. Это — точно какой-то безнадежно больной, которому неоткуда почерпнуть сил для развития. И мы внесем в положение этого больного ничтожное, почти неощутимое улучшение, если скажем, что он может развиваться на счет производства «средств производства для средств производства». Ведь для этого нужно развитие техники капитализма , а «мы видим», что именно этого-то развития и нет. Для этого нужно, чтобы капитализм охватил всю страну, а мы видим, что «до повсеместного развития капитализма дело дойти никак не может».

Наоборот, если мы примем 2-ую схему, нам уже ни развитие капитализма, ни обед­нение народа не покажется случайностью. Это — необходимые спутники роста товар­ного хозяйства, основанного на разделении общественного труда. Вопрос о рынке уст­раняется совершенно, потому что рынок есть не что иное, как выражение этого разде­ления труда и товарного производства. Развитие капитализма представляется уже не только возможным [что в лучшем случае мог бы доказать референт], но и необходи­мым, потому что прогресс техники, раз уже общественное хозяйство основано на раз­делении труда и товарной форме продукта, не может не вести к усилению и углубле­нию капитализма.

Спрашивается теперь, почему же следует принять именно второе воззрение? в чем критерий его правильности?

В фактах современной русской экономической действительности.

Центром тяжести в 2-ой схеме является переход от товарного хозяйства к капитали­стическому, разложение

То есть смена мелких промышленных единиц крупными, вытеснение ручного труда машинным. То есть в том случае, если бы он правильно оценил и верно понял значение производства средств производства.

104 В. И. ЛЕНИН

товаропроизводителей на капиталистов и пролетариат. И если мы обратимся к явлени­ям современного общественного хозяйства России, то увидим, что главное место зани­мает именно разложение наших мелких производителей. Возьмем ли мы крестьян-земледельцев — окажется, что, с одной стороны, крестьяне массами забрасывают зем­лю, теряют хозяйственную самостоятельность, обращаются в пролетариев, с другой стороны, крестьяне расширяют постоянно запашки и переходят к улучшенной культу­ре. С одной стороны, крестьяне теряют земледельческий инвентарь (живой и мертвый), — с другой стороны, крестьяне заводят улучшенный инвентарь, начинают приобретать машины и т. п. [Ср. В. В. «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве».] С одной стороны, крестьяне бросают землю, продают наделы, сдают их в аренду, — с другой стороны, крестьяне же арендуют наделы и с жадностью покупают частновладельческие земли. Все это — общеизвестные, давным-давно установленные факты , единственное объяснение которых заключается в законах товарного хозяйства, разлагающего и наше «общинное» крестьянство на буржуазию и пролетариат. Возьмем мы кустарей, — ока­жется, что в пореформенную эпоху не только возникали новые промыслы и развива­лись быстрее старые [это явление — результат только что указанного разложения зем­ледельческого крестьянства, результат прогрессирующего общественного разделения труда ], но кроме того, масса кустарей все более и более беднела, впадала в нищету и теряла хозяйственную самостоятельность, тогда как незначительное меньшинство обо­гащалось на счет этой массы, скапливало огромные капиталы, превращалось в скупщи­ков, забиравших в свои руки сбыт и организовавших в конце концов, в громадном большинстве наших кустарных

Сами крестьяне очень метко назвали этот процесс «раскрестьяниванием». [См. «Сельскохозяйст­венный обзор Нижегородской губ. за 1892 год». Н.-Н., 1893. Вып. III, стр. 186—187.]

В игнорировании этого явления состоит одна из крупнейших теоретических ошибок г. Николая — она.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 105

промыслов, совершенно уже капиталистическую домашнюю систему крупного произ­водства.

Наличность этих двух полярных течений в среде наших мелких производителей на­глядно показывает, что капитализм и обеднение массы не только не исключают, а, на­против, взаимно обусловливают друг друга,— и неопровержимо доказывает, что капи­тализм уже в настоящее время является основным фоном хозяйственной жизни России.

Вот почему не будет парадоксом сказать, что разрешение «вопроса о рынках» лежит именно в факте разложения крестьянства.

Нельзя не заметить также, что в самой уже (ходячей) постановке пресловутого «во­проса о рынках» скрывается ряд нелепостей. Обычная формулировка (см. § I) прямо уже построена на невероятнейших предположениях, — будто хозяйственные порядки общества могут созидаться или уничтожаться по воле какой-нибудь группы лиц, — «интеллигенции» или «правительства» (потому что иначе нельзя бы и спрашивать так: «может» ли развиться капитализм? «должна» ли Россия пройти через капитализм? «следует» ли сохранить общину? и т. п.), — будто капитализм исключает обеднение народа, — будто рынок есть нечто отдельное и независимое от капитализма, какое-то особое условие его развития.

Не исправив этих нелепостей, невозможно разрешить вопроса.

Представим себе, в самом деле, что кто-нибудь вздумал бы на вопрос: «может ли в России развиваться капитализм, когда масса народа бедна и беднеет все больше?» от­вечать таким образом: «Да, может, потому что капитализм будет развиваться не на счет предметов потребления, а на счет средств производства». Очевидно, что в основании такого ответа лежит совершенно верная мысль, что рост валовой производительности капиталистической нации идет главным образом на счет средств производства (т. е. бо­лее на счет средств производства, чем предметов потребления), но еще более очевидно, что такой ответ не может ни на йоту подвинуть вперед решения вопроса, как не может получиться

106 В. И. ЛЕНИН

правильного вывода из силлогизма, если верна малая посылка, но нелепа большая. Та­кой ответ (повторяю еще раз) уже предполагает, что капитализм развивается, охватыва­ет всю страну, переходит в высшую техническую стадию (крупную машинную индуст­рию), тогда как вопрос именно и построен на отрицании возможности развития капита­лизма и замены мелкой формы производства крупною.

«Вопрос о рынках» необходимо свести из сферы бесплодных спекуляций о «воз­можном» и «должном» на почву действительности, на почву изучения и объяснения то­го, как складываются русские хозяйственные порядки и почему они складываются именно так, а не иначе.

Я ограничусь приведением кое-каких примеров из имеющегося у меня материала, чтобы показать конкретно, какого именно рода данные лежат в основании предыдуще­го изложения.

Чтобы показать разложение мелких производителей и наличность в их среде не только процесса обеднения, но и процесса созидания крупного (сравнительно), буржу­азного хозяйства, приведу данные о трех чисто земледельческих уездах Европейской России, принадлежащих к разным губерниям: о Днепровском уезде Таврической гу­бернии, Новоузенском уезде Самарской губернии и Камышинском уезде Саратовской губернии. Данные взяты из земско-статистических сборников. В предупреждение воз­можных указаний на нетипичность избранных уездов (на наших окраинах, почти не знавших крепостного права и в значительной степени заселенных уже при порефор­менных, «свободных» порядках, разложение действительно сделало более быстрые ша­ги, чем в центре) скажу следующее:

Из трех материковых уездов Таврической губернии Днепровский выбран потому, что он — сплошь русский [0,6% колонистских дворов], населен крестьянами-общинниками.

По Новоузенскому уезду взяты данные только о русском (общинном) населении [см. «Сборник

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 107

статистических сведений по Новоузенскому уезду», с. 432—439. Рубрика а], причем не включены так называемые «хуторяне», т. е. те из крестьян-общинников, которые ушли из общины и поселились отдельно на купчей или арендованной земле. Присоеди­нение этих прямых представителей фермерского хозяйства значительно бы усилило разложение.

3) По Камышинскому уезду взяты данные только о великорусском (общинном) на­селении.

[См. таблицу на стр. 108. Ред.]

Группировка произведена в сборниках — по Днепровскому уезду — по количеству десятин посева на двор, а в остальных по количеству рабочего скота.

К бедной группе отнесены дворы — в Днепровском уезде — не сеющие и с посевом до 10 дес. на двор; в Новоузенском и Камышинском уездах — дворы без рабочего скота и с 1 штукой рабочего скота. К средней — дворы с посевом 10—25 дес. на двор в Днеп­ровском уезде; в Новоузенском уезде дворы с 2—4 штуками рабочего скота; в Камы­шинском уезде — дворы с 2— 3 штуками рабочего скота. К зажиточной группе — дворы с посевом свыше 25 дес. (Днепровский уезд) или имеющие рабочего скота более 4-х штук на двор (Новоузенский уезд) и более 3-х (Камышинский уезд).

Из этих данных ясно видно, что в нашем земледельческом и общинном крестьянстве идет процесс не обеднения и разорения вообще, а процесс разложения на буржуазию и пролетариат. Громадная масса крестьян (бедная группа) — около V2 в среднем — теря­ет хозяйственную самостоятельность. В ее руках находится уже только ничтожная час­тичка всего земледельческого хозяйства местных крестьян — каких-нибудь 13% (в среднем) посевной площади; на двор приходится 3—4 десятины посева. Чтобы судить о том,

В самом деле у 2294 хуторян 123252 дес. посева (т. е. по 53 дес. в среднем на 1 хозяина). У них 2662 наемных работника (и 234 работницы). Лошадей и быков у них gt; 40000. Очень много усовершенство­ванных орудий; см. стр. 453 «Сборника статистических сведений по Новоузенскому уезду».

108

В. И. ЛЕНИН

10 504 37 36 007 8 3,4
10 ,9
10 757 38 128 986 29 12
9313 54 29194 20 зд
7,75
4 980 29 52 735 35 10,6
5,7

Группы крестьян Уезд Днепровский Уезд Новоузенский Уезд Камышине кий
по состоя­тельности Число дворов в Число десятин посева в На 1 двор десятин посева Число дворов в Число десятин посева в На 1 двор десятин посева Число дворов в Число десятин посева в На 1 двор десятин посева
% % % % % %
Бедная группа 7 880 40 38 439 11 4,8
Средняя группа 8 234 42 137 344 43 16,
Зажиточная группа 3 643 18 150 614 46 41,3 7 01524 25 284 069 63 40,5 2 881 17 67 844 45 23,5
Итого 19 757 100 326 397 100 17,8 28 276 100 449 062 100 15,9 17 174 100 149 77325 100 8,7

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 109

что означает такой посев, скажем, что в Таврической губернии крестьянскому двору для того, чтобы существовать исключительно самостоятельным земледельческим хо­зяйством, не прибегая к так называемым «заработкам», необходимо 17—18 дес. посе­ва. Ясно, что представители низшей группы существуют уже гораздо более не от своего хозяйства, а от заработков, т. е. от продажи своей рабочей силы. И если мы обратимся к более подробным данным, характеризующим положение крестьян этой группы, то уви­дим, что именно она поставляет наибольший контингент забросивших хозяйство, сдающих наделы, лишенных рабочего инвентаря и уходящих на заработки. Крестьянст­во этой группы — представители нашего сельского пролетариата.

Но, с другой стороны, из тех же самых крестьян-общинников выделяется совсем другая группа с диаметрально противоположным характером. Крестьяне высшей груп­пы имеют посевы, в 7—10 раз превышающие посевы низшей группы. Если сравнить эти посевы (23—40 дес. на двор) с тем «нормальным» количеством десятин посева, при котором семья может безбедно существовать одним своим земледельческим хозяйст­вом, то увидим, что они превышают эти последние в 2—3 раза. Ясно, что это крестьян­ство занимается земледелием уже для получения дохода, для торговли хлебом. Оно скапливает изрядные сбережения и употребляет их на улучшение хозяйства и повыше­ние культуры, заводит, например, сельскохозяйственные машины и улучшенные ору­дия: например, в Новоузенском уезде вообще у 14% домохозяев есть улучшенные зем­ледельческие орудия; у крестьян же высшей группы — 42% домохозяев имеет улуч­шенные орудия (так что на долю крестьян высшей группы приходится 75% всего по-уездного количества дворов с улучшенными земледельческими орудиями) и в их руках сосредоточено 82% всех имеющихся у «крестьянства» улучшенных орудий .

В Самарской и Саратовской губ. норма эта будет ниже раза в полтора — ввиду меньшей зажиточно­сти местного населения.

Всего по уезду крестьянство имеет 5724 улучшенных орудия.

110 В. И. ЛЕНИН

Собственными своими рабочими силами крестьяне высшей группы не могут уже спра­виться с своими посевами и потому прибегают к найму рабочих: например, в Ново-узенском уезде 35% домохозяев высшей группы держат постоянных наемных рабочих (не считая тех, которые нанимаются, например, на жнитво и т. п.); то же и в Днепров­ском уезде. Одним словом, крестьяне высшей группы представляют уже из себя, несо­мненно, буржуазию. Сила их основывается уже не на грабеже других производителей (как сила ростовщиков и «кулаков»), а на самостоятельной организации производства: в руках этой группы, составляющей всего /5 часть крестьянства, сосредоточено более 7г посевной площади [я беру общую среднюю величину по всем 3-м уездам]. Если принять во внимание, что производительность труда (т. е. урожаи) у этих крестьян не­измеримо выше, чем у ковыряющих землю пролетариев низшей группы, — то нельзя не сделать того вывода, что главным двигателем хлебного производства является сель­ская буржуазия.

Какое же влияние должен был оказать этот раскол крестьянства на буржуазию и пролетариат [народники не видят в этом процессе ничего, кроме «обеднения массы»] на величину «рынка», т. е. на величину той доли хлеба, которая превращается в товар? Ясно, что эта доля должна была значительно возрасти, потому что масса хлеба у кре­стьян высшей группы далеко превышала их собственные нужды и шла на рынок; с дру­гой стороны, представители низшей группы должны были прикупать хлеба на те де­нежные средства, которые давали им заработки.

Чтобы привести точные данные по этому вопросу, нам придется уже обратиться не к земско-статистическим сборникам, а к сочинению В. Е. Постникова: «Южно-русское крестьянское хозяйство». Постников описывает, по данным земской статистики, кре­стьянское хозяйство 3-х материковых уездов Таврической губер-

Основанной, конечно, тоже на грабеже, но только уже не самостоятельных производителей, а рабо­чих.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ Ш

нии (Бердянского, Мелитопольского и Днепровского) и анализирует это хозяйство по различным группам крестьян [разделенных на 6 категорий по величине посевной пло­щади: 1) не сеющие; 2) сеющие до 5 дес; 3) — от 5 до 10 д.; 4) 10—25 д.; 5) 25—50 д. и 6) свыше 50 дес]. Исследуя отношение различных групп к рынку, автор делит посев­ную площадь каждого земледельческого хозяйства на следующие 4 части: 1) хозяйст­венная площадь — так называет Постников ту часть посевной площади, которая дает семена, необходимые для посева; 2) пищевая площадь — дает хлеб для прокормления рабочей семьи и работников; 3) кормовая площадь — дает корм рабочему скоту и, на­конец, 4) торговая или рыночная площадь, дает продукт, превращаемый в товар, отчу­ждаемый на рынке. Понятно, что только последняя площадь дает денежный доход, а остальные — натуральный, т. е. дают продукт, потребляемый в самом хозяйстве.

Произведя учет величины каждой из этих площадей в разных посевных группах кре­стьянства, Постников дает следующую таблицу: [см. таблицу на стр. 112. Ред.]

Мы видим из этих данных, что чем крупнее становится хозяйство, тем более приоб­ретает оно товарный характер, тем большую часть хлеба производит для продажи [12— 36—52—61% по группам]. Главные посевщики, крестьяне 2-х высших групп (у них бо­лее /г всего посева), отчуждают более половины всего своего земледельческого про­дукта [52 и 61%].

Если бы не было раскола крестьянства на буржуазию и пролетариат, если бы, други­ми словами, посевная площадь была распределена между всеми «крестьянами» «урав­нительно», тогда бы все крестьяне принадлежали к средней группе (сеющей 10—25 дес), и на рынок поступало бы только 36% всего хлеба, т. е. продукт 518136 посевных десятин (36% от 1439267 = 518136). Теперь же, как видно из таблицы, на рынок идет 42% всего хлеба, продукт 608 869 десятин. Таким образом, «обеднение массы», полный упадок хозяйства у 40% крестьян (бедная группа, т. е. сеющая до 10 дес),

112

В. И. ЛЕНИН


Приходится из 100 дес. посева на площадь Получается денежного дохода В 3-х уездах Таврич. губ. Средняя, ве- хозяйствен­ную пищевую кормовую торговую на 1 дес. посева на 1 двор количество десятин посева из них под торговой площадью личина посе­ва в каждой группе (рубли)
У сеющих до 5 д. » » 5—10 » » » 10—25 » » » 25—50 » » » более 50 » 6 6 6 6 6 90,7 44,7 27,5 17,0 12,0 42,3 37,5 30 25 21 —39 +11,8 36,5 52 61 3,77 11,68 16,64 19,52 30 191 34 070 140 426 540 093 494 095 230 583 16 851 194 433 256 929 140 656 3,5 д. 8 » 16,4 » 34,5 » 75 »
574 1500
Итого 6 42 1 439 267 608 869 17—18 дес.

Примечание к таблице:

1) Постников не дает предпоследнего столбца; он вычислен мною.

2) Величину денежного дохода Постников определяет, предполагая, что вся торговая площадь засеяна пшеницей и высчитывая среднюю урожайность и сред­ нюю ценность хлеба.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 113

образование сельского пролетариата, — повело к тому, что на рынок был брошен про­дукт 90 тыс. десятин посева.

Я совсем не хочу сказать, чтобы увеличение «рынка» вследствие разложения кресть­янства ограничивалось этим. Далеко нет. Мы видели, например, что крестьяне заводят улучшенные орудия, т. о. обращают свои сбережения на «производство средств произ­водства». Мы видели, что на рынок, кроме хлеба, поступил еще другой товар — рабо­чая сила человека. Я не упоминаю обо всем этом только потому, что привел этот при­мер с узкой и специальной целью: показать, что у нас в России действительно обнища­ние массы ведет к усилению товарного и капиталистического хозяйства. Нарочно вы­брал такой продукт, как хлеб, который везде и всегда всего позже и всего медленнее втягивается в товарное обращение. Поэтому и местность взята была исключительно земледельческая.

Возьму теперь другой пример, относящийся к области чисто промышленной, к Мос­ковской губернии. Крестьянское хозяйство описано земскими статистиками в VI и VII томах «Сборника статистических сведений по Московской губернии», содержащих ряд превосходных очерков кустарных промыслов. Я ограничусь приведением одного места из очерка «Кружевной промысел» , объясняющего, каким образом и почему в поре­форменную эпоху особенно быстро развивались крестьянские промыслы.

Кружевной промысел возник в 20-х годах текущего столетия в 2-х соседних дерев­нях Вороновской волости Подольского уезда. «В 1840-х годах он медленно начинает распространяться по другим близлежащим деревням, хотя все еще не захватывает большого района. Зато начиная с 60-х годов, особенно за

90 733 дес. = 6,3% всей посевной площади.

«Сборник стат. свед. по Моск. губ.». Отдел хозяйственной статистики. Т. VI, вып. П. Промыслы Московской губернии, вып. П. Москва, 1880.

114 В. И. ЛЕНИН

последние 3—4 года, быстро распространяется по окрестности».

Из 32-х селений, в которых в настоящее время существует промысел, он возник

в 2-х селениях — в 1820 г.

» 4 » — » 1840 г.

» 5 » — » 1860-х гг.

» 7 » — » 1870—1875.

» 14 » — » 1876—1879.

«Если вникнуть в причины, порождающие такое явление, — говорит автор очерка, — т. е. явление чрезвычайно быстрого распространения промысла именно в последние годы, то мы увидим, что, с одной стороны, за это время условия крестьянского быта значительно ухудшились, а, с другой стороны, потребности населения — той части его, которая находится в более благоприятных условиях — значительно возросли».

В подтверждение этого автор заимствует из Московской земской статистики сле­дующие данные, которые я привожу в форме таблицы : [см. таблицу на стр. 115. Ред.]

«Эти цифры, — продолжает автор, — красноречиво говорят, что общее количество лошадей, коров и мелкого скота в этой волости увеличилось, но это увеличение благо­состояния пало на долю отдельных личностей, именно на категорию домохозяев, имеющих по 2—3 и более лошадей...

... Мы, следовательно, видим, что рядом с увеличением числа крестьян, не имеющих ни коровы ни лошади, увеличивается число и тех, которые перестают обрабатывать землю: нет скотины, нет и достаточного количества удобрения; земля истощается, ее не стоит засевать; для того, чтобы прокормить себя, семью,

Я опустил данные о распределении коров (вывод — тот же) и добавил процентные исчисления.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ

115

Вороновская волость Подольского уезда:


В Во-роно в-ской волос­ти Число домохозяев 1 Количество На 100 душ об. п. приходилось Число домохозяев Число лошадей у хозяев Число надельных домохозяев лошадей коров лошадей коров мелк. скота безлошадных с 1 лошадью с 2 лошад. с 3 лошад. более 3 лошад. с 1 лошад. с 2 лошад. с 3 лошад. более 3-х лошад. Всего обрабатыв. надел не заним. хлеб лично наймом
В 1869 г. было 1233 1473 1472 22 22 30 276 22% 567 46% 298 70 6% 22 2% 567 39% 596 210 14% 100 1067 900 84% 92 9% 75 7%
24% 40% 7%
В 1877 г. было 1244 1607 1726 25 27 38 319 465 313 95 52 4% 465 626 285 18% 231 14% 1 166 965 5 0,5% 196
26% 37% 25% 8% 29% 39% 82,5% 17%

116 В. И. ЛЕНИН

не умереть с голода, недостаточно одним мужчинам заниматься промыслом, — ведь они занимались им и прежде в свободное от земледельческих работ время — нужно, чтобы и другие члены семьи искали постороннего заработка...

... Приведенные нами цифровые данные в таблицах указали нам и на другое явление; в этих селах, деревнях увеличилось также число людей, имеющих 2—3 лошади, коровы. Следовательно, благосостояние этих крестьян увеличилось, а между тем одновременно с этим мы заявили, что «все женщины, дети такого-то села поголовно занимаются про­мыслом». Чем же объяснить себе такое явление?.. Чтобы уяснить себе это явление, нам придется посмотреть, какою жизнью живут эти села, познакомиться поближе с их до­машней обстановкой и тогда, может быть, уяснить себе, чем вызывается это сильное стремление к производству товара на сбыт?

Мы здесь, конечно, не станем подробно исследовать, при каких счастливых обстоя­тельствах из среды крестьянского населения выделяются мало-помалу более сильные личности, семьи, вследствие каких условий создается их благосостояние и вследствие каких общественных условий благосостояние это, раз появившись, может быстро воз­расти и возрастает настолько, что значительно выделяет одну часть жителей села от другой. Достаточно проследить этот процесс, указывая на одно из самых заурядных яв­лений крестьянского села. В деревне такой-то крестьянин слывет между своими одно­сельчанами за здорового, сильного, трезвого, работящего человека; у него большая се­мья, все больше сыновья, отличающиеся таким же крепким сложением и хорошим на­правлением; живут они все вместе, не делятся; получают надел на 4—5 душ. Понятно, что для обработки его все-таки не требуется всего наличного числа рук. Вот 2—3 сына занимаются отхожим или местным промыслом постоянно, и только во время сенокоса на короткое время бросают промысел и помогают семье в полевых работах. Заработок отдельных членов семьи не дробится, а составляет общее достоя-

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 117

ние; при прочих благоприятных условиях он значительно превышает расход на удовле­творение потребностей семьи. Является сбережение, вследствие которого семья в со­стоянии заниматься промыслом при лучших условиях: может покупать сырой материал на чистые деньги из первых рук, произведенный товар продавать тогда, когда он в це­не, может обойтись без посредства разных «датчиков», торговцев и торговок и т. п.

Является возможность принанять одного рабочего, другого, или раздавать работу по домам бедным крестьянам, потерявшим возможность совершенно самостоятельно вес­ти какое-либо дело. В силу этих и других подобных условий, приведенная нами силь­ная семья имеет возможность получать прибыль не только от своего собственного тру­да. Здесь мы, конечно, не касаемся тех случаев, когда из среды таких семей развивают­ся личности, известные под именем кулаков, мироедов, а рассматриваем лишь самые обыкновенные явления в среде крестьянского населения. Таблицы, помещенные во II томе Сборника и в вып. 1 тома VI, ясно показывают, как по мере ухудшения положения одной части крестьянства является в большинстве случаев увеличение благосостояния другой, малой части его или отдельных членов.

По мере того, как занятие промыслом распространяется, сношения с внешним ми­ром, с городом, в данном случае с Москвой, становятся чаще, и некоторые московские порядки понемногу проникают в село и проявляются вначале именно в этих более за­житочных семьях. Заводится самовар, необходимая стеклянная и фаянсовая посуда, одежда «почище». Если эта чистота одежды у мужика вначале проявляется в том, что он вместо лаптей наденет сапоги, то у женщин башмаки и сапожки довершают, так ска­зать, более чистую одежду; они прежде всего увлекаются яркими, пестрыми ситцами, платками, шерстяными узорчатыми шалями и т. п. прелестями...

... В крестьянской семье «испокон веку» водится, что жена одевает мужа, себя и де­тей... Пока лен сеяли свой,

118 В. И. ЛЕНИН

приходилось менее тратить денег на покупку материала и предметов, необходимых для одежды, и эти деньги добывались продажей курицы, яиц, грибов, ягод, оставшегося мотка ниток или лишнего конца холстины. Остальное все производилось дома. Именно такими условиями, т. е. домашним производством всех тех произведений, которые тре­бовались от крестьянок, и тем, что на это уходило все их свободное от полевых работ время, объясняется в данном случае чрезвычайно медленное развитие кружевного про­мысла в селениях Вороновской волости. Кружева плелись преимущественно девушка­ми из более обеспеченных или более многочисленных семей, где не было необходимо­сти, чтобы все наличные женские руки занимались прядением льна, тканьем холста. Но дешевые ситцы, миткаль, понемногу стали вытеснять холстину; к этому прибавились и другие условия: то лен не уродится, то захочется мужу сшить рубашку кумачную и се­бе «шубку» (сарафан) понаряднее, и вот мало-помалу вытесняется или очень сильно ограничивается обычай ткать дома различные холсты, платки для крестьянской одеж­ды. И одежда сама изменяется, отчасти под влиянием вытеснения тканей домашнего производства и замены их тканями, произведенными на фабриках...

... Этим объясняется необходимость для большинства населения стремиться к произ­водству товара на сбыт и привлечение даже детских рук к такому производству».

Этот бесхитростный рассказ внимательного наблюдателя наглядно показывает, ка­ким образом идет в нашей крестьянской массе процесс разделения общественного тру­да, как это ведет к усилению товарного производства [а следовательно, и рынка] и как это товарное производство, само собою, т. е. силою тех самых отношений, в которые оно ставит производителя к рынку, приводит к тому, что «самым обыкновенным явле­нием» становится купля-продажа человеческой рабочей силы.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 119

VIII

В заключение не лишним, может быть, будет иллюстрировать спорный вопрос, — слишком уже, кажется, загроможденный абстракциями, схемами и формулами, — раз­бором рассуждений одного из новейших и виднейших представителей «ходячих воз­зрений».

Я говорю о г. Николае —оне .

Крупнейшее «препятствие» развитию капитализма в России он видит в «сокраще­нии» внутреннего рынка, в «уменьшении» покупательной способности крестьян. Капи­тализация промыслов — говорит он — вытеснила домашнее производство изделий; крестьянину пришлось покупать себе одежду. Чтобы добыть для этого денег, крестья­нин обратился к усиленной распашке земель и вследствие недостаточности наделов расширил эту запашку далеко за пределы, полагаемые разумным хозяйством; он поднял до безобразных размеров плату за арендные земли — ив конце концов разорился. Ка­питализм сам вырыл себе могилу, привел «народное хозяйство» к страшному кризису 1891 года и... остановился, не имея под собой почвы, не будучи в силах продолжать «идти тем же путем». Сознавши, что «мы уклонились от освященного веками народно­го строя», Россия и ждет теперь... распоряжений начальства о «прививке крупного про­изводства к общине».

В чем состоит нелепость этой «вечно новой» (для российских народников) теории?

В том ли, что автор ее не понимает значения «производства средств производства для средств производства»? Конечно, нет. Г-н Ник. —он хорошо знает этот закон и упоминает даже о том, что он проявил себя и у нас (стр. 186, 203—204). Правда, в силу своей способности самому побивать себя противоречиями, он иногда (ср. с. 123) забы­вает об этом законе, но ясно, что

Разумеется, не может быть и речи здесь о разборе всего его сочинения — для этого нужен особый труд, — а только о разборе одного из его любимых аргументов.

120 В. И. ЛЕНИН

исправление подобных противоречий нимало не исправило бы основного (вышеприве­денного) рассуждения автора.

Нелепость его теории состоит в том, что он не умеет объяснить нашего капитализма и свои рассуждения о нем строит на чистейших фикциях.

«Крестьянство», которое разорилось от вытеснения домашних продуктов фабрич­ными, г. Ник. —он рассматривает как нечто однородное, солидарное внутри себя, реа­гирующее на всякие жизненные явления как один человек.

Ничего подобного нет в действительности. Товарное производство не могло бы и возникнуть в России, если бы не существовало обособленности производительных еди­ниц (крестьянских дворов), и всякий знает, что наш крестьянин на самом деле хозяйни­чает каждый отдельно и независимо от других; ведет производство продуктов, посту­пающих в его частную собственность, на свой лично риск и страх; вступает в сношение с «рынком» поодиночке.

Посмотрим, как обстоит дело в «крестьянстве».

«Нуждаясь в деньгах, крестьянин непомерно расширяет запашку и разоряется».

Но расширять запашку в состоянии только крестьянин состоятельный, имеющий се­мена для посева, достаточное количество живого и мертвого инвентаря. Такие крестья­не (а их, как известно, меньшинство) действительно увеличивают посевы и расширяют свое хозяйство до таких пределов, что даже не могут с ним справиться без помощи ра­ботничков. Большинство же крестьян совершенно не в состоянии удовлетворить нужду в деньгах расширением хозяйства, не имея никаких запасов, ни достаточных средств производства. Такой крестьянин, чтобы добыть денег, идет на «заработки», т. е. несет на рынок уже не свой продукт, а свою рабочую силу. Уход на заработки, естественно, ведет за собой дальнейший упадок земледельческого хозяйства, и этот крестьянин кон­чает тем, что сдает свой надел богатому однообщиннику, который округляет свое хо­зяйство и, понятно, не сам потребляет продукт

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 121

с снятого надела, а отправляет его на рынок. Получается «обеднение народа», рост ка­питализма и увеличение рынка. Но этого мало. Наш богатый крестьянин, занятый вполне своим расширенным земледельческим хозяйством, не может уже по-прежнему производить сам на себя — ну, скажем, обувь: ему выгоднее купить ее. Что касается до обедневшего крестьянина, то ему тоже приходится прибегать к покупной обуви: он не может производить ее в своем хозяйстве по той простой причине, что не имеет уже своего хозяйства. Возникает спрос на обувь и предложение хлеба, в избытке произве­денного хозяйственным мужиком, умиляющим г-на В. В. прогрессивным течением сво­его хозяйства. Соседи — кустари, производящие обувь, оказываются в таком же поло­жении, в каком были сейчас земледельцы: чтобы купить хлеба, которого слишком мало дает падающее хозяйство, надо расширить производство. И опять-таки, разумеется, расширяет производство только такой кустарь, у которого появились сбережения, т. е. представитель меньшинства; он получает возможность принанять рабочих или разда­вать работу на дом бедным крестьянам. Представителям же большинства кустарей не­чего и думать о расширении заведения: они рады будут, если им «даст работу» раз­жившийся скупщик, т. е. если они смогут найти покупателя своего единственного това­ра — рабочей силы. Получается снова обеднение народа, рост капитализма и увеличе­ние рынка; дается новый толчок дальнейшему развитию и углублению общественного разделения труда. Где окончится это движение? Этого никто не сумеет сказать, точно так же, как и того, где оно началось; да это и не важно. Важно то, что мы имеем пред собой один живой органический процесс, процесс развития товарного хозяйства и рос­та капитализма. «Раскрестьянивание» в деревне показывает нам начало этого процесса, зарождение его, его ранние стадии; крупный капитализм в городах показывает нам ко­нец этого процесса, его тенденции. Попробуйте разорвать эти явления, попробуйте рас­сматривать их отдельно и независимо друг от друга, — и вы

122 В. И. ЛЕНИН

не сможете в своем рассуждении свести концов с концами, не сможете объяснить ни того, ни другого явления, ни обеднения народа, ни роста капитализма.

При этом, однако, бывает большею частью так, что авторы подобных рассуждений без начала и без конца, не умея объяснить процесса, обрывают исследование заявлени­ем, что одно из двух, одинаково непонятых ими явлений [и притом, конечно, уже именно то, которое противоречит «нравственно развитому чувству критически мысля­щей личности»] — «нелепо», «случайно», «висит в воздухе».

На самом деле, разумеется, «висят в воздухе» одни только их собственные рассуж­дения.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ

123

Последняя страница рукописи В. И. Ленина «По поводу так называемого вопроса о рынках». — 1893 г.

Уменьшено

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»

И КАК ОНИ ВОЮЮТ ПРОТИВ

СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ?

(ОТВЕТ НА СТАТЬИ «РУССКОГО БОГАТСТВА» ПРОТИВ МАРКСИСТОВ)26

Написано весной летом 1894 г. Печатается по тексту

Напечатано в 1894 г. на гектографе гектографированного издания 1894 ί

125

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 127

ВЫПУСК I

129

97

«Русское Богатство» открыло поход против социал-демократов. Еще в № 10 за прошлый год один из главарей этого журнала, г-н Н. Михайловский, объявил о пред­стоящей «полемике» против «наших так называемых марксистов или социал-демократов»28. Затем появились статьи г-на С. Кривенко: «По поводу культурных оди­ночек» (№ 12) и г. Н. Михайловского: «Литература и жизнь» (№№ 1 и 2 «Р. Б.» за 1894 г.). Что касается до собственных воззрений журнала на нашу экономическую дей­ствительность, то они всего полнее изложены были г. С. Южаковым в статье: «Вопросы экономического развития России» (в №№ 11 и 12). Претендуя вообще в своем журнале представлять идеи и тактику истинных «друзей народа», эти господа являются отъяв­ленными врагами социал-демократии. Попробуем же присмотреться к этим «друзьям народа», к их критике марксизма, к их идеям, к их тактике.

Г-н Н. Михайловский обращает более всего внимания на теоретические основания марксизма и потому специально останавливается на разборе материалистического по­нимания истории. Изложивши, в общих чертах, содержание обширной марксистской литературы, излагающей эту доктрину, г-н Михайловский открывает свою критику та­кой тирадой:

«Прежде всего, — говорит он, — является сам собою вопрос: в каком сочинении Маркс изложил свое

130 В. И. ЛЕНИН

материалистическое понимание истории? В «Капитале» он дал нам образчик соедине­ния логической силы с эрудицией, с кропотливым исследованием как всей экономиче­ской литературы, так и соответствующих фактов. Он вывел на белый свет давно забы­тых или никому ныне неизвестных теоретиков экономической науки и не оставил без внимания мельчайших подробностей в каких-нибудь отчетах фабричных инспекторов или показаниях экспертов в разных специальных комиссиях; словом, перерыл подав­ляющую массу фактического материала частью для обоснования, частью для иллюст­рации своих экономических теорий. Если он создал «совершенно новое» понимание исторического процесса, объяснил все прошедшее человечества с новой точки зрения и подвел итог всем доселе существовавшим философско-историческим теориям, то сде­лал это, конечно, с таким же тщанием: действительно пересмотрел и подверг критиче­скому анализу все известные теории исторического процесса, поработал над массою фактов всемирной истории. Сравнение с Дарвином, столь обычное в марксистской ли­тературе, еще более утверждает в этой мысли. Что такое вся работа Дарвина? Несколь­ко обобщающих, теснейшим образом между собой связанных идей, венчающих целый Монблан фактического материала. Где же соответственная работа Маркса? Ее нет. И не только нет такой работы Маркса, но ее нет и во всей марксистской литературе, несмот­ря на всю ее количественную обширность и распространенность».

Вся эта тирада в высшей степени характерна для уразумения того, как мало понима­ют «Капитал» и Маркса в публике. Подавленные громадной доказательностью изложе­ния, они расшаркиваются перед Марксом, хвалят его и в то же время совершенно упус­кают из виду основное содержание доктрины и, как ни в чем не бывало, продолжают старые песенки «субъективной социологии». Нельзя не вспомнить по этому поводу очень верного эпиграфа, выбранного Каутским в его книге об экономическом учении Маркса:

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 131

Wer wird nicht einen Klopstock loben? Doch wird ihn jeder lesen? Nein. Wir wollen weniger erhoben Und fleissiger gelesen sein!*

Именно так! Г-ну Михайловскому следовало бы поменьше хвалить Маркса да по­прилежнее читать его, или, лучше, посерьезнее вдумываться в то, что он читает.

«В «Капитале» Маркс дал нам образчик соединения логической силы с эрудицией», — говорит г-н Михайловский. Г. Михайловский в этой фразе дал нам образчик соеди­нения блестящей фразы с пустотой содержания, — заметил один марксист. И замеча­ние это совершенно справедливо. В самом деле, в чем же проявилась эта логическая сила Маркса? Какие дала она результаты? Читая приводимую тираду г-на Михайлов­ского, можно подумать, что вся эта сила направлена была на «экономические теории» в самом тесном значении слова, — и только. И — чтобы оттенить сильнее узкие пределы поля, на котором проявлял Маркс свою логическую силу, г. Михайловский напирает на «мельчайшие подробности», на «кропотливость», на «никому неизвестных теоретиков» и т. п. Выходит так, как будто ничего существенно нового, достойного упоминания, Маркс не внес в приемы построения этих теорий, как будто он оставил пределы эконо­мической науки такими же, какими они были у прежних экономистов, не расширив их, не внеся «совершенно нового» понимания самой этой науки. А между тем всякий чи­тавший «Капитал» знает, что это — сплошная неправда. Нельзя не вспомнить по этому поводу того, что писал о Марксе г-н Михайловский 16 лет тому назад, полемизируя с пошло-буржуазным г. Ю. Жуковским29. Времена, что ли, тогда были другие, чувства, что ли, посвежее, но только и тон и содержание статьи г-на Михайловского были со­всем не те.

— Кто не хвалит Клопштока? Но станет ли его каждый читать? Нет. Мы хотим, чтобы нас меньше почитали, но зато прилежнее читали! (Лессинг). Ред.

132 В. И. ЛЕНИН

— ««Конечная цель этого сочинения — показать закон развития (в подлиннике: Das ökonomische Bewegungsgesetz — экономический закон движения) современного обще­ства», — говорит К. Маркс о своем «Капитале» и строго выдерживает свою програм­му», — так отзывался г. Михайловский в 1877 г. Посмотрим же поближе на эту, строго

— по признанию критика — выдержанную программу. Она состоит в том, чтобы «по­ казать экономический закон развития современного общества».

Самая уже эта формулировка ставит нас лицом к лицу с несколькими вопросами, требующими разъяснения. Почему это говорит Маркс о «современном (modern)» обще­стве, когда все экономисты до него толковали об обществе вообще? В каком смысле употребляет он слово «современный», по каким признакам выделяет особо это совре­менное общество? И далее — что это значит: экономический закон движения общест­ва? Мы привыкли слышать от экономистов — и это, между прочим, одна из любимых идей у публицистов и экономистов той среды, к которой принадлежит «Русское Богат­ство», — что только производство ценностей подчинено одним лишь экономическим законам, тогда как распределение, дескать, зависит от политики, от того, в чем будет состоять воздействие на общество со стороны власти, интеллигенции и т. п. В каком же это смысле говорит Маркс об экономическом законе движения общества и еще рядом называет этот закон Naturgesetz — законом природы? Как понимать это, когда столь многие отечественные социологи исписали груды бумаги о том, что область общест­венных явлений выделяется особо из области естественно-исторических явлений, что поэтому и для исследования первых следует прилагать совсем особый «субъективный метод в социологии»?

Все эти недоумения возникают естественно и необходимо, и, конечно, только полное невежество может обходить их, говоря о «Капитале». Чтобы разобраться в этих вопро­сах, приведем предварительно еще одно место из того же предисловия к «Капиталу»,

— всего несколькими строками ниже;

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 133

«Моя точка зрения состоит в том, — говорит Маркс, — что я смотрю на развитие

г " 1 « 30

экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс» .

Достаточно простого сопоставления хотя бы приведенных только двух мест из пре­дисловия, чтобы видеть, что именно тут заключается основная идея «Капитала», прове­денная, как мы слышали, строго выдержанно и с редкой логической силой. Отметим прежде всего два обстоятельства по поводу всего этого: Маркс говорит только об одной «общественно-экономической формации», о капиталистической, т. е. говорит, что ис­следовал закон развития только этой формации и никакой другой. Это во-первых. А во-вторых, отметим приемы выработки Марксом его выводов: эти приемы состояли, как мы сейчас слышали от г. Михайловского, в «кропотливом исследовании соответст­вующих фактов».

Теперь перейдем к разбору этой основной идеи «Капитала», которую так ловко по­пытался обойти наш субъективный философ. В чем собственно состоит понятие эконо­мической общественной формации? и каким образом развитие такой формации можно и должно считать естественно-историческим процессом? — вот вопросы, стоящие те­перь перед нами. Я уже указывал, что с точки зрения старых (не для России) экономи­стов и социологов понятие общественно-экономической формации совершенно лиш­нее: они толкуют об обществе вообще, спорят с Спенсерами о том, что такое общество вообще, какова цель и сущность общества вообще и т. п. В таких рассуждениях эти субъективные социологи опираются на аргументы вроде тех, что цель общества — вы­годы всех его членов, что поэтому справедливость требует такой-то организации, и что несоответствующие этой идеальной («Социология должна начать с некоторой утопии» — эти слова одного из авторов субъективного метода, г. Михайловского, прекрасно ха­рактеризуют сущность их приемов) организации порядки являются ненормальными и подлежащими устранению. «Существенная задача социологии, — рассуждает,

134 В. И. ЛЕНИН

например, г. Михайловский, — состоит в выяснении общественных условий, при кото­рых та или другая потребность человеческой природы получает удовлетворение». Вы видите, этого социолога интересует только такое общество, которое удовлетворяет че­ловеческой природе, а совсем не какие-то там общественные формации, которые при­том могут быть основаны на таком не соответствующем «человеческой природе» явле­нии, как порабощение большинства меньшинством. Вы видите также, что с точки зре­ния этого социолога не может быть и речи о том, чтобы смотреть на развитие общества как на естественно-исторический процесс. («Признав нечто желательным или нежела­тельным, социолог должен найти условия осуществления этого желательного или уст­ранения нежелательного» — «осуществления таких-то и таких-то идеалов», — рассуж­дает тот же г. Михайловский.) Мало того, не может быть речи даже и о развитии, а только о разных уклонениях от «желательного», о «дефектах», случавшихся в истории вследствие... вследствие того, что люди были не умны, не умели хорошенько понять того, что требует человеческая природа, не умели найти условий осуществления таких разумных порядков. Ясное дело, что основная идея Маркса о естественно-историческом процессе развития общественно-экономических формаций в корень под­рывает эту ребячью мораль, претендующую на наименование социологии. Каким же образом выработал Маркс эту основную идею? Он сделал это посредством выделения из разных областей общественной жизни области экономической, посредством выделе­ния из всех общественных отношений — отношений производственных, как основных, первоначальных, определяющих все остальные отношения. Сам Маркс так описал ход своих рассуждений по этому вопросу: «Первая работа, которую я предпринял для раз­решения обуревавших меня сомнений, был критический разбор гегелевской философии права . Работа привела меня к тому результату, что правовые отношения так же точно, как и политические формы, не могут быть выводимы и объясняемы из одних только юридических

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 135

и политических оснований; еще менее возможно их объяснять и выводить из так назы­ваемого общего развития человеческого духа. Корень их заключается в одних только материальных, жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру анг­лийских и французских писателей 18 века, называет «гражданским обществом». Ана­томию же гражданского общества следует искать в политической экономии. Результа­ты, к которым привело меня изучение последней, могут быть кратко формулированы следующим образом. При материальном производстве людям приходится стать в из­вестные отношения друг к другу, в производственные отношения. Последние всегда соответствуют той ступени развития производительности, которою в данное время об­ладают их экономические силы. Совокупность этих производственных отношений об­разует экономическую структуру общества, реальное основание, над которым возвы­шается политическая и юридическая надстройка и которому соответствуют определен­ные формы общественного сознания. Таким образом, производственный порядок обу­словливает социальные, политические и чисто духовные процессы жизни. Их сущест­вование не только не зависит от сознания человека, но, напротив, последнее само от них зависит. Но на известной ступени развития своей производительности силы прихо­дят в столкновение с производственными отношениями людей друг к другу. Вследст­вие этого они начинают противоречить и тому, что служит юридическим выражением производственных отношений, т. е. имущественным порядкам. Тогда производствен­ные отношения перестают соответствовать производительности и начинают ее стес­нять. Отсюда — возникает эпоха общественного переворота. С изменением экономиче­ского основания более или менее медленно или скоро изменяется вся громадная над­стройка, над ним возвышающаяся. При рассмотрении этих переворотов всегда необхо­димо строго различать материальную перемену в условиях производства, которая должна быть естественно-научно констатирована, и перемену в юридических, полити­ческих, религиозных, художественных и

136 В. И. ЛЕНИН

философских, словом — идеологических формах, в которых мысль о столкновении проникает в человеческое сознание и в которых скрытым образом из-за него происхо­дит борьба. Об отдельном человеке мы не судим по тому, что он сам о себе думает; но нельзя также судить и об эпохе переворотов по ее собственному самосознанию. Напро­тив, это самосознание должно быть объяснено из противоречий материальной жизни, из столкновения между условиями производства и условиями производительности... Рассматриваемые в общих чертах азиатские, античные, феодальные и новейшие, бур­жуазные, производственные порядки могут быть рассматриваемы как прогрессивные эпохи в истории экономических формаций общества» .

Уже сама по себе эта идея материализма в социологии была гениальная идея. Разу­меется, пока это была еще только гипотеза, но такая гипотеза, которая впервые созда­вала возможность строго научного отношения к историческим и общественным вопро­сам. До сих пор, не умея спуститься до простейших и таких первоначальных отноше­ний, как производственные, социологи брались прямо за исследование и изучение по­литико-юридических форм, натыкались на факт возникновения этих форм из тех или иных идей человечества в данное время — и останавливались на этом; выходило так, что будто общественные отношения строятся людьми сознательно. Но этот вывод, на­шедший себе полное выражение в идее о Contrat Social33 (следы которой очень заметны во всех системах утопического социализма), совершенно противоречил всем историче­ским наблюдениям. Никогда этого не было, да и теперь этого нет, чтобы члены обще­ства представляли себе совокупность тех общественных отношений, при которых они живут, как нечто определенное, целостное, проникнутое таким-то началом; напротив, масса прилаживается бессознательно к этим отношениям и до такой степени не имеет представления о них, как об особых исторических общественных отношениях, что, на­пример, объяснение отношений обмена, при которых люди жили многие столетия, бы­ло дано лишь в самое послед-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 137

нее время. Материализм устранил это противоречие, продолжив анализ глубже, на про­исхождение самих этих общественных идей человека; и его вывод о зависимости хода идей от хода вещей единственно совместим с научной психологией. Далее, еще и с дру­гой стороны, эта гипотеза впервые возвела социологию на степень науки. До сих пор социологи затруднялись отличить в сложной сети общественных явлений важные и не­важные явления (это — корень субъективизма в социологии) и не умели найти объек­тивного критерия для такого разграничения. Материализм дал вполне объективный критерий, выделив производственные отношения, как структуру общества, и дав воз­можность применить к этим отношениям тот общенаучный критерий повторяемости, применимость которого к социологии отрицали субъективисты. Пока они ограничива­лись идеологическими общественными отношениями (т. е. такими, которые, прежде чем им сложиться, проходят через сознание людей), они не могли заметить повторяе­мости и правильности в общественных явлениях разных стран, и их наука в лучшем случае была лишь описанием этих явлений, подбором сырого материала. Анализ мате­риальных общественных отношений (т. е. таких, которые складываются, не проходя через сознание людей: обмениваясь продуктами, люди вступают в производственные отношения, даже и не сознавая, что тут имеется общественное производственное отно­шение) — анализ материальных общественных отношений сразу дал возможность под­метить повторяемость и правильность и обобщить порядки разных стран в одно основ­ное понятие общественной формации. Только такое обобщение и дало возможность перейти от описания (и оценки с точки зрения идеала) общественных явлений к строго научному анализу их, выделяющему, скажем для примера, то, что отличает одну капи­талистическую страну от другой, и исследующему то, что обще всем им.

То есть, разумеется, речь все время идет о сознании общественных отношений и никаких иных.

138 В. И. ЛЕНИН

Наконец, в-третьих, потому еще эта гипотеза впервые создала возможность научной социологии, что только сведение общественных отношений к производственным и этих последних к высоте производительных сил дало твердое основание для представления развития общественных формаций естественно-историческим процессом. А понятно само собой, что без такого воззрения не может быть и общественной науки. (Субъекти­висты, например, признавая законосообразность исторических явлений, не в состоянии, однако, были взглянуть на их эволюцию как на естественно-исторический процесс, — и именно потому, что останавливались на общественных идеях и целях человека, не умея свести этих идей и целей к материальным общественным отношениям.)

Но вот Маркс, высказавший эту гипотезу в 40-х годах, берется за фактическое (это nota bene ) изучение материала. Он берет одну из общественно-экономических форма­ций — систему товарного хозяйства — и на основании гигантской массы данных (ко­торые он изучал не менее 25 лет) дает подробнейший анализ законов функционирова­ния этой формации и развития ее. Этот анализ ограничен одними производственными отношениями между членами общества: не прибегая ни разу для объяснения дела к ка­ким-нибудь моментам, стоящим вне этих производственных отношений, Маркс дает возможность видеть, как развивается товарная организация общественного хозяйства, как превращается она в капиталистическую, создавая антагонистические (в пределах уже производственных отношений) классы буржуазии и пролетариата, как развивает она производительность общественного труда и тем самым вносит такой элемент, ко­торый становится в непримиримое противоречие с основами самой этой капиталисти­ческой организации.

Таков скелет «Капитала». Все дело, однако, в том, что Маркс этим скелетом не удовлетворился, что он одной «экономической теорией» в обычном смысле не ограни­чился, что — объясняя строение и развитие

заметьте.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 139

данной общественной формации исключительно производственными отношениями — он тем не менее везде и постоянно прослеживал соответствующие этим производствен­ным отношениям надстройки, облекал скелет плотью и кровью. Потому-то «Капитал» и имел такой гигантский успех, что эта книга «немецкого экономиста» показала читате­лю всю капиталистическую общественную формацию как живую — с ее бытовыми сторонами, с фактическим социальным проявлением присущего производственным от­ношениям антагонизма классов, с буржуазной политической надстройкой, охраняющей господство класса капиталистов, с буржуазными идеями свободы, равенства и т. п., с буржуазными семейными отношениями. Понятно теперь, что сравнение с Дарвином вполне точно: «Капитал» — это не что иное, как «несколько обобщающих, теснейшим образом между собою связанных идей, венчающих целый Монблан фактического мате­риала». И если кто, читая «Капитал», сумел не заметить этих обобщающих идей, то это уже вина не Маркса, который даже в предисловии, как мы видели, указал на эти идеи. Мало того, такое сравнение правильно не только с внешней стороны (неизвестно поче­му особенно заинтересовавшей г. Михайловского), но и с внутренней. Как Дарвин по­ложил конец воззрению на виды животных и растений, как на ничем не связанные, слу­чайные, «богом созданные» и неизменяемые, и впервые поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость видов и преемственность между ними, — так и Маркс положил конец воззрению на общество, как на механический агрегат индиви­дов, допускающий всякие изменения по воле начальства (или, все равно, по воле обще­ства и правительства), возникающий и изменяющийся случайно, и впервые поставил социологию на научную почву, установив понятие общественно-экономической фор­мации, как совокупности данных производственных отношений, установив, что разви­тие таких формаций есть естественно-исторический процесс.

Теперь — со времени появления «Капитала» — материалистическое понимание ис­тории уже не гипотеза,

140 В. И. ЛЕНИН

а научно доказанное положение, и пока мы не будем иметь другой попытки научно объяснить функционирование и развитие какой-нибудь общественной формации — именно общественной формации, а не быта какой-нибудь страны или народа, или даже класса и т. п. — другой попытки, которая бы точно так же сумела внести порядок в «соответствующие факты», как это сумел сделать материализм, точно так же сумела дать живую картину известной формации при строго научном объяснении ее, — до тех пор материалистическое понимание истории будет синонимом общественной науки. Материализм представляет из себя не «по преимуществу научное понимание истории», как думает г. Михайловский, а единственное научное понимание ее.

И теперь — можете ли себе представить более забавный курьез, как тот, что нашлись люди, которые сумели, прочитав «Капитал», не найти там материализма! Где он? — спрашивает с искренним недоумением г. Михайловский.

Он читал «Коммунистический манифест» и не заметил, что объяснение современных порядков — и юридических, и политических, и семейных, и религиозных, и философ­ских — дается там материалистическое, что даже критика социалистических и комму­нистических теорий ищет и находит корни их в таких-то и таких-то производственных отношениях.

Он читал «Нищету философии» и не заметил, что разбор социологии Прудона ведет­ся там с материалистической точки зрения, что критика того решения различнейших исторических вопросов, которое предлагал Прудон, исходит из принципов материализ­ма, что собственные указания автора на то, где нужно искать данных для разрешения этих вопросов, все сводятся к ссылкам на производственные отношения.

Он читал «Капитал» и не заметил, что имеет перед собой образец научного анализа одной — и самой сложной — общественной формации по материалистическому мето­ду, образец всеми признанный и никем не превзойденный. И вот он сидит и думает свою крепкую думу

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» Ш

над глубокомысленным вопросом: «в каком сочинении Маркс изложил свое материа­листическое понимание истории?»

Всякий, знакомый с Марксом, ответил бы ему на это другим вопросом: в каком со­чинении Маркс не излагал своего материалистического понимания истории? Но г. Михайловский, вероятно, узнает о материалистических исследованиях Маркса толь­ко тогда, когда они под соответствующими номерами будут указаны в какой-нибудь историософической работе какого-нибудь Кареева под рубрикой: «экономический ма­териализм».

Но что курьезнее всего, так это то, что г. Михайловский обвиняет Маркса в том, что он не «пересмотрел (sic! ) всех известных теорий исторического процесса». Это уж со­всем забавно. Да в чем состояли, на 9/ю, эти теории? В чисто априорных, догматиче­ских, абстрактных построениях того, что такое общество, что такое прогресс? и т. п. (Беру нарочно примеры, близкие уму и сердцу г. Михайловского.) Да ведь такие теории негодны уже тем, что они существуют, негодны по своим основным приемам, по своей сплошной и беспросветной метафизичности. Ведь начинать с вопросов, что такое об­щество, что такое прогресс? — значит начинать с конца. Откуда возьмете вы понятие об обществе и прогрессе вообще, когда вы не изучили еще ни одной общественной формации в частности, не сумели даже установить этого понятия, не сумели даже по­дойти к серьезному фактическому изучению, к объективному анализу каких бы то ни было общественных отношений? Это самый наглядный признак метафизики, с которой начинала всякая наука: пока не умели приняться за изучение фактов, всегда сочиняли а priori общие теории, всегда остававшиеся бесплодными. Метафизик-химик, не умея еще исследовать фактически химических процессов, сочинял теорию о том, что такое за сила химическое сродство? Метафизик-биолог толковал о том, что такое жизнь и жизненная сила? Метафизик-психолог

* — так! Ред. — заранее, независимо от опыта. Ред.

142 В. И. ЛЕНИН

рассуждал о том, что такое душа? Нелеп тут был уже прием. Нельзя рассуждать о душе, не объяснив в частности психических процессов: прогресс тут должен состоять именно в том, чтобы бросить общие теории и философские построения о том, что такое душа, и суметь поставить на научную почву изучение фактов, характеризующих те или другие психические процессы. Поэтому обвинение г. Михайловского совершенно таково же, как если бы метафизик-психолог, всю свою жизнь писавший «исследования» по вопро­су, что такое душа? (не зная в точности объяснения ни одного, хотя бы простейшего, психического явления) — принялся обвинять научного психолога в том, что он не пе­ресмотрел всех известных теорий о душе. Он, этот научный психолог, отбросил фило­софские теории о душе и прямо взялся за изучение материального субстрата психиче­ских явлений — нервных процессов, и дал, скажем, анализ и объяснение такого-то или таких-то психических процессов. И вот наш метафизик-психолог читает эту работу, хвалит — хорошо-де описаны процессы и изучены факты, — но не удовлетворяется. Позвольте, волнуется он, слыша, как кругом толкуют о совершенно новом понимании психологии этим ученым, об особом методе научной психологии, — позвольте, кипя­тится философ, — да в каком же сочинении изложен этот метод? Ведь в этой работе «одни только факты»? В ней и помину нет о пересмотре «всех известных философских теорий о душе»? Это совсем не соответственная работа! Точно так же «Капитал», разу­меется, не соответственная работа для социолога-метафизика, не замечающего бес­плодности априорных рассуждений о том, что такое общество, не понимающего, что вместо изучения и объяснения такие приемы дают только подсовывание под понятие общества либо буржуазных идей английского торгаша, либо мещанско-социалистических идеалов российского демократа, — и ничего больше. Поэтому-то все эти философско-исторические теории и возникали и лопались, как мыльные пузыри, являясь в лучшем случае симптомом общественных идей и отношений своего времени и не подвигая ни на волос вперед пони-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 143

мания человеком хотя бы каких-нибудь единичных, но зато действительных (а не тех, которые «соответствуют человеческой природе») общественных отношений. Гигант­ский шаг вперед, сделанный в этом отношении Марксом, в том и состоял, что он бро­сил все эти рассуждения об обществе и прогрессе вообще и зато дал научный анализ одного общества и одного прогресса — капиталистического. И г. Михайловский обви­няет его за то, что он начал с начала, а не с конца, с анализа фактов, а не с конечных выводов, с изучения частных, исторически определенных общественных отношений, а не с общих теорий о том, в чем состоят эти общественные отношения вообще! И он спрашивает: «где же соответственная работа?» О, премудрый субъективный социолог! ! Если бы наш субъективный философ ограничился одним недоумением по вопросу о том, в каком сочинении обоснован материализм, — это бы еще полбеды. Но он, — не­смотря на то, что не нашел нигде не только обоснования, но даже изложения материа­листического понимания истории (а, может быть, именно потому, что не нашел) — на­чинает приписывать этой доктрине притязания, никогда ею не заявленные. Приведя ци­тату из Блоса о том, что Маркс провозгласил совершенно новое понимание истории, он, нисколько не церемонясь, трактует дальше о том, будто эта теория претендует на то, что она «разъяснила человечеству его прошедшее», объяснила «все (sic!!?) прошедшее человечества» и т. п. Ведь это же все сплошная фальшь! Теория претендует только на объяснение одной капиталистической общественной организации и никакой другой. Если применение материализма к анализу и объяснению одной общественной форма­ции дало такие блестящие результаты, то совершенно естественно, что материализм в истории становится не гипотезой уже, а научно проверенной теорией; совершенно ес­тественно, что необходимость такого метода распространяется и на остальные общест­венные формации, хотя бы и не подвергшиеся специальному фактическому изучению и детальному анализу, — точно так же, как идея трансформизма,

144 В. И. ЛЕНИН

доказанная по отношению к достаточному количеству фактов, распространяется на всю область биологии, хотя бы по отношению к отдельным видам животных и растений и нельзя было еще установить в точности факт их трансформации. И как трансформизм претендует совсем не на то, чтобы объяснить «всю» историю образования видов, а только на то, чтобы поставить приемы этого объяснения на научную высоту, точно так же и материализм в истории никогда не претендовал на то, чтобы все объяснить, а только на то, чтобы указать «единственно научный», по выражению Маркса («Капи­тал»), прием объяснения истории . Можно судить по этому, какие остроумные, серьез­ные и приличные приемы полемики употребляет г. Михайловский, когда он сначала перевирает Маркса, приписывая материализму в истории вздорные претензии «все объ­яснить», найти «ключ ко всем историческим замкам» (претензии, сразу же, конечно, и в очень ядовитой форме отвергнутые Марксом в его «письме»35 по поводу статей Ми­хайловского), затем ломается над этими, им же самим сочиненными претензиями и, на­конец, приводя точные мысли Энгельса, — точные потому, что на этот раз дается цита­та, а не пересказ, — что политическая экономия, как ее понимают материалисты, «под­лежит еще созданию», что «все, что мы от нее получили, ограничивается» историей ка-

-36

питалистического общества , — делает такой вывод, что «словами этими весьма сужи­вается поле действия экономического материализма» ! Какой безграничной наивностью или каким безграничным самомнением должен обладать человек, чтобы рассчитывать на то, что такие фокусы пройдут незамеченными! Сначала переврал Маркса, затем по­ломался над своим враньем, потом привел точные мысли — и теперь имеет нахальство объявлять, что ими суживается поле действия экономического материализма!

Какого сорта и качества это ломанье г. Михайловского, можно видеть из следующе­го примера: «Маркс нигде не обосновывает их» — т. е. оснований теории экономиче­ского материализма, — говорит г. Михайловский. «Правда, Маркс вместе с Энгельсом задумал

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 145

написать сочинение философско-исторического и историко-философского характера и даже написал (в 1845 — 1846 гг.), но оно никогда не было напечатано. Энгельс говорит: «Первую часть этого сочинения37 составляет изложение материалистического понима­ния истории, которое показывает только, как недостаточны были наши познания в об­ласти экономической истории». Таким образом — заключает г. Михайловский — ос­новные пункты «научного социализма» и теории экономического материализма были открыты, а вслед за тем и изложены в «Манифесте» в такое время, когда, по собствен­ному признанию одного из авторов, нужные для такого дела познания были у них сла­бы».

Не правда ли, как мила такая критика! Энгельс говорит, что у них были слабы по­знания по экономической «истории» и что поэтому они и не печатали своего сочинения «общего» историко-философского характера. Г-н Михайловский перетолковывает это так, что у них слабы были познания «для такого дела», как выработка «основных пунк­тов научного социализма», т. е. научной критики буржуазного строя, данной уже в «Манифесте». Одно из двух: или г. Михайловский не умеет понять разницы между по­пыткой охватить всю философию истории и попыткой научно объяснить буржуазный режим, или же он полагает, что у Маркса и Энгельса были недостаточны познания для критики политической экономии. И в таком случае он очень жесток, что не знакомит нас со своими соображениями об этой недостаточности, своими поправками и попол­нениями. Решение Маркса и Энгельса не публиковать работы историко-философской и сосредоточить все силы на научном анализе одной общественной организации характе­ризует только высшую степень научной добросовестности. Решение г. Михайловского поломаться над этим добавленьицем, что, дескать, Маркс и Энгельс излагали свои воз­зрения, сами сознаваясь в недостаточности своих познаний для выработки их, характе­ризует только приемы полемики, не свидетельствующие ни об уме, ни о чувстве при­личия.

146 В. И. ЛЕНИН

Другой образец: «Для обоснования экономического материализма, как исторической теории, больше сделал alter ego Маркса — Энгельс, — говорит г. Михайловский. — У него есть специально исторический труд: «Происхождение семьи, частной собственно­сти и государства в связи (im Anschluss) с воззрениями Моргана». Этот «Anschluss» чрезвычайно замечателен. Книга американца Моргана появилась много лет спустя по­сле того, как были провозглашены Марксом и Энгельсом основы экономического мате­риализма и совершенно независимо от него». И вот, дескать, «экономические материа­листы примкнули» к этой книге и притом, так как в доисторические времена не было борьбы классов, то они внесли такую «поправку» к формуле материалистического по­нимания истории, что определяющим моментом наряду с производством материальных ценностей является производство самого человека, т. е. детопроизводство, играющее первенствующую роль в первобытную эпоху, когда труд по своей производительности был слишком еще не развит.

«Великая заслуга Моргана состоит в том, — говорит Энгельс, — что он в родовых связях северо-американских индейцев нашел ключ к важнейшим, доселе неразреши-

« 38

мым загадкам древней греческой, римской и германской истории» .

«Итак, — изрекает по этому поводу г. Михайловский, — в конце 40-х годов было открыто и провозглашено совершенно новое, материалистическое и истинно научное понимание истории, которое сделало для исторической науки то же самое, что сделала теория Дарвина для современного естествознания». Но это понимание — повторяет за­тем еще раз г. Михайловский — никогда не было научно обосновано. «Оно не только не было проверено на большом и разнообразном поле фактического материала («Капи­тал» — «не соответственная» работа: там одни только факты да кропотливые исследо­вания!), но не было даже достаточно мотивировано хотя бы путем критики и исключе­ния других

— другой я, двойник. Ред.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 147

философско-исторических систем». Книга Энгельса — «Herrn E. Dührings Umwälzung der Wissenschaft» — «только остроумные попытки, высказанные мимоходом», и г. Михайловский считает поэтому возможным совершенно обойти массу существенных вопросов, которые затронуты в этом сочинении, несмотря на то, что эти «остроумные попытки» очень остроумно показывают бессодержательность социологии, «начинаю­щих с утопий»; несмотря на то, что в этом сочинении дана подробная критика той «теории насилия», по которой политико-юридические порядки определяют экономиче­ские и которую так усердно проводят гг. публицисты «Русского Богатства». В самом деле, гораздо легче ведь бросить о сочинении несколько ничего не выражающих фраз, чем серьезно разобрать хоть один вопрос, материалистически разрешенный в нем; это притом и безопасно, потому что цензура никогда, вероятно, не пропустит перевода этой книги, и г. Михайловский, без опасения за свою субъективную философию, может на­зывать ее остроумной.

Еще характернее и поучительнее (к иллюстрации того, что язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли — или придавать пустоте форму мысли) отзыв о «Капитале» Маркса. «В «Капитале» есть блестящие страницы исторического содержания, н о (это замечательное «но» ! Это даже не «но», а то знаменитое «mais», которое в переводе на русский язык значит: «уши выше лба не растут») они уже по самой задаче книги при­урочены к одному определенному историческому периоду и не то что утверждают ос­новные положения экономического материализма, а просто касаются экономической стороны известной группы исторических явлений». Другими словами: «Капитал» — только и посвященный изучению именно капиталистического общества — дает мате­риалистический анализ этого общества и его надстроек, «н о» г. Михайловский пред­почитает обойти этот анализ: дело тут идет, видите ли, об «одном» только периоде, а он, г. Михайловский,

— «Переворот в науке, произведенный г-ном Е. Дюрингом». Ред.

148 В. И. ЛЕНИН

хочет обнять все периоды и притом так обнять, чтобы не говорить в частности ни об одном. Понятно, что для достижения этой цели — т. е. для того, чтобы обнять все пе­риоды, не касаясь по существу ни одного,— есть только один путь: путь общих мест и фраз, «блестящих» и пустых. И с г. Михайловским никто не сравнится в искусстве от­делываться фразами. Оказывается, что не стоит (отдельно) касаться исследований Мар­кса по существу на том основании, что он, Маркс, «не то что утверждает основные по­ложения экономического материализма, а просто касается экономической стороны из­вестной группы исторических явлений». Какое глубокомыслие! — «Не утверждает», а «просто касается»! — Как просто, в самом деле, можно замазать всякий вопрос фразой! Например, если Маркс многократно показывает, каким образом в основании граждан­ской равноправности, свободного договора и тому подобных основ правового государ­ства лежат отношения товаропроизводителей, — что это такое? утверждает ли он этим материализм или «просто» касается? Со свойственной ему скромностью наш философ воздерживается от ответа по существу и прямо делает выводы из своих «остроумных попыток» блестяще поговорить и ничего не сказать.

«Не мудрено, — гласит этот вывод, — что для теории, претендовавшей осветить всемирную историю, спустя 40 лет после ее провозглашения древняя греческая, рим­ская и германская история оставались неразрешенными загадками; и ключ к этим за­гадкам дан был, во-первых, человеком, совершенно посторонним теории экономиче­ского материализма, ничего об ней не знавшим, а во-вторых — при помощи фактора не экономического. Несколько забавное впечатление производит термин «производство самого человека», т. е. детопроизводство, за который Энгельс хватается для сохранения хотя бы словесной связи с основною формулою экономического материализма. Он вы­нужден, однако, признать, что жизнь человечества многие века складывалась не по этой формуле». И в самом деле, очень «немудрено» полемизируете Вы, г. Михайловский! Теория состояла

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 149

в том, что для «освещения» истории надо искать основы не в идеологических, а в мате­риальных общественных отношениях. Недостаток фактического материала не давал возможности применить этот прием к анализу некоторых важнейших явлений древ-

t^ « 39

неишеи истории Европы, например, гентильнои организации , которая в силу этого и оставалась загадкой . Но вот в Америке богатый материал, собранный Морганом, дает ему возможность проанализировать сущность гентильнои организации, и он сделал тот вывод, что объяснения ее надо искать не в идеологических отношениях (например, правовых или религиозных), а в материальных. Ясное дело, что этот факт дает блиста­тельное подтверждение материалистического метода — и ничего больше. И когда г. Михайловский в упрек этой доктрине ставит то, что, во-первых, ключ к труднейшим историческим загадкам нашел человек «совершенно посторонний» теории экономиче­ского материализма — то можно только подивиться, до какой степени люди могут не отличать того, что говорит в их пользу, от того, что их жестоко побивает. Во-вторых — рассуждает наш философ — детопроизводство — фактор не экономический. Но где чи­тали Вы у Маркса или Энгельса, чтобы они говорили непременно об экономическом материализме? Характеризуя свое миросозерцание, они называли его просто материа­лизмом. Их основная идея (совершенно определенно выраженная хотя бы в вышепри­веденной цитате из Маркса) состояла в том, что общественные отношения делятся на материальные и идеологические. Последние представляют собой лишь надстройку над первыми, складывающимися помимо воли и сознания человека, как (результат) форма деятельности человека, направленной на поддержание его существования. Объяснения политико-юридических форм — говорит Маркс в вышеприведенной цитате —

Г. Михайловский и тут не упускает случая поломаться: как это, дескать, так: научное понимание ис­тории — и древняя история — загадка! Вы можете из всякого учебника узнать, г. Михайловский, что вопрос о гентильной организации принадлежит к числу труднейших, вызывавших массу теорий для сво­его объяснения.

150 В. И. ЛЕНИН

надо искать в «материальных жизненных отношениях». Что же, уж не думает ли г. Михайловский, что отношения по детопроизводству принадлежат к отношениям идеологическим? Объяснения г. Михайловского по этому поводу так характерны, что на них стоит остановиться. «Как бы мы ни ухищрялись над детопроизводством, — го­ворит он, — стараясь установить хоть словесную связь между ним и экономическим материализмом, как бы оно ни перекрещивалось в сложной сети явлений общественной жизни с другими явлениями, в том числе и экономическими, оно имеет свои собствен­ные, физиологические и психические корни. (Для грудных детей, что ли, рассказываете это Вы, г. Михайловский, что детопроизводство имеет физиологические корни!? Ну, что Вы зубы-то заговариваете?) И это напоминает нам, что теоретики экономического материализма не свели своих счетов не только с историей, а и с психологией. Нет ника­кого сомнения, что родовые связи утратили свое значение в истории цивилизованных стран, но едва ли можно сказать это с такою уверенностью о связях непосредственно половых и семейных. Они подверглись, разумеется, сильным изменениям под напором усложняющейся жизни вообще, но при известной диалектической ловкости можно бы было доказывать, что не только юридические, но и сами экономические отношения со­ставляют надстройку над отношениями половыми и семейными. Мы не станем этим заниматься, но укажем все-таки хоть на институт наследства».

Наконец-то посчастливилось нашему философу из области пустых фраз подойти к фактам, определенным, допускающим проверку и не позволяющим так легко «загова­ривать» суть дела. Посмотрим же, каким образом доказывает наш критик Маркса, что институт наследства

Как назвать иначе, в самом деле, такой прием, когда упрекают материалистов в том, что они не све­ли счетов с историей, не попытавшись, однако, разобрать буквально ни одного из многочисленных мате­риалистических объяснений различных исторических вопросов, которые даны были материалистами? или когда говорят, что можно бы доказывать, но мы этим заниматься не будем?

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 151

есть надстройка над половыми и семейными отношениями. «В наследство передаются, — рассуждает г. Михайловский, — продукты экономического производства («Продук­ты экономического производства»!! Как это грамотно! как звучно! и какой изящный язык!), и самый институт наследства обусловлен до известной степени фактом эконо­мической конкуренции. Но, во-первых, в наследство передаются и не материальные ценности, — что выражается в заботах о воспитании детей в духе отцов». Итак, воспи­тание детей входит в институт наследства! Например, в российских гражданских зако­нах есть такая статья, что «родители должны стараться домашним воспитанием приго­товить нравы их (детей) и содействовать видам правительства». Уж не это ли называет наш философ институтом наследства? — «а во-вторых, — оставаясь даже исключи­тельно в экономической области, — если институт наследства немыслим без продуктов производства, передаваемых по наследству, то он точно так же немыслим и без продук­тов «детопроизводства», — без них и без той сложной и напряженной психики, которая к ним непосредственно примыкает». (Нет, вы обратите внимание на язык: сложная пси­хика «примыкает» к продуктам детопроизводства! Ведь это же прелесть!) Итак, инсти­тут наследства есть надстройка над семейными и половыми отношениями потому, что наследство немыслимо без детопроизводства! Да, ведь, это настоящее открытие Аме­рики! До сих пор все полагали, что детопроизводство так же мало может объяснять ин­ститут наследства, как необходимость принятия пищи — институт собственности. До сих пор все думали, что если, например, в России в эпоху процветания поместной сис­темы40 земля не могла переходить по наследству (так как она считалась только услов­ной собственностью), то объяснения этому нужно искать в особенностях тогдашней общественной организации. Г-н Михайловский полагает, должно быть, что дело объяс­няется просто тем, что психика, которая примыкала к продуктам детопроизводства то­гдашнего помещика, отличалась недостаточной сложностью.

152 В. И. ЛЕНИН

Поскребите «народного друга» — можем сказать мы, перефразировывая известное изречение, — и вы найдете буржуа. В самом деле, какой иной смысл могут иметь эти рассуждения г. Михайловского о связи института наследства с воспитанием детей, с психикой детопроизводства и т. п. — как не тот, что институт наследства так же вечен, необходим и священен, как и воспитание детей! Правда, г. Михайловский постарался оставить себе лазейку, заявивши, что «до известной степени институт наследства обу­словлен фактом экономической конкуренции» — но ведь это же не что иное, как поку­шение увильнуть от определенного ответа на вопрос и притом покушение с негодными средствами. Как можем мы принять к сведению это замечание, когда нам ни слова не сказано насчет того, до какой именно «известной степени» зависит наследство от кон­куренции? когда не разъяснено совершенно, чем собственно объясняется эта связь ме­жду конкуренцией и институтом наследства? На самом деле, институт наследства предполагает уже частную собственность, а эта последняя возникает только с появле­нием обмена. В основании ее лежит зарождающаяся уже специализация общественного труда и отчуждение продуктов на рынке. Пока, например, все члены первобытной ин­дейской общины вырабатывали сообща все необходимые для них продукты, — невоз­можна была и частная собственность. Когда же в общину проникло разделение труда и члены ее стали каждый в одиночку заниматься производством одного какого-нибудь продукта и продавать его на рынке, тогда выражением этой материальной обособлен­ности товаропроизводителей явился институт частной собственности. И частная собст­венность, и наследство — категории таких общественных порядков, когда сложились уже обособленные, мелкие семьи (моногамные) и стал развиваться обмен. Пример г. Михайловского доказывает как раз обратное тому, что он хотел доказать.

Есть у г. Михайловского и еще одно фактическое указание — и опять-таки это в сво­ем роде перл! «Что касается родовых связей, — продолжает он исправлять

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 153

материализм, — то они побледнели в истории цивилизованных народов отчасти дейст­вительно в лучах влияния форм производства (опять увертка, еще только более явная. Каких же именно форм производства? Пустая фраза!), но отчасти распустились в своем собственном продолжении и обобщении — в связях национальных». Итак, националь­ные связи, это — продолжение и обобщение связей родовых! Г. Михайловский заимст­вует, очевидно, свои представления об истории общества из той детской побасенки, ко­торой учат гимназистов. История общественности — гласит эта доктрина прописей — состоит в том, что сначала была семья, эта ячейка всякого общества , затем —дескать — семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство. Если г. Михайловский с важным видом повторяет этот ребяческий вздор, так это показывает только — помимо всего другого, — что он не имеет ни малейшего представления о ходе хотя бы даже русской истории. Если можно было говорить о родовом быте в древней Руси, то несо­мненно, что уже в средние века, в эпоху московского царства, этих родовых связей уже не существовало, т. е. государство основывалось на союзах совсем не родовых, а мест­ных: помещики и монастыри принимали к себе крестьян из различных мест, и общины, составлявшиеся таким образом, были чисто территориальными союзами. Однако о на­циональных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные «земли», частью даже княжества, сохра­нявшие живые следы прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои осо­бые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д. Только новый период русской истории (примерно с 17 века) характери­зуется действительно фактическим слиянием всех таких

Это — чисто буржуазная идея: раздробленные, мелкие семьи сделались господствующими только при буржуазном режиме; они совершенно отсутствовали в доисторические времена. Нет ничего харак­тернее для буржуа, как перенесение черт современных порядков на все времена и народы.

154 В. И. ЛЕНИН

областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было не родовыми свя­зями, почтеннейший г. Михайловский, и даже не их продолжением и обобщением: оно вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товар­ным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссий­ский рынок. Так как руководителями и хозяевами этого процесса были капиталисты-купцы, то создание этих национальных связей было не чем иным, как созданием связей буржуазных. Обоими своими фактическими указаниями г. Михайловский только побил самого себя и не дал нам ничего, кроме образцов буржуазных пошлостей — пошлостей потому, что объяснял институт наследства детопроизводством и его психикой, а на­циональность — родовыми связями; буржуазных — потому, что принимал категории и надстройки одной исторически определенной общественной формации (основанной на обмене) за категории настолько же общие и вечные, как воспитание детей и «непосред­ственно» половые связи.

Характерно тут в высшей степени то, что как только наш субъективный философ попробовал перейти от фраз к конкретным фактическим указаниям, — так и сел в лужу. И он прекрасно, по-видимому, чувствует себя в этой, не особенно чистой, позиции: си­дит себе, охорашивается и брызжет кругом грязью. Хочет он, например, опровергнуть то положение, что история есть ряд эпизодов классовой борьбы, и вот, заявивши с глу­бокомысленным видом, что это — «крайность», он говорит: «Основанное Марксом международное общество рабочих, организованное в целях классовой борьбы, не по­мешало французским и немецким рабочим резать и разорять друг друга», чем, дескать, и доказывается, что материализм не свел счетов «с демоном национального самолюбия и национальной ненависти». Такое утверждение показывает со стороны критика гру­бейшее непонимание того, что очень реальные интересы торговой и промышленной буржуазии составляют главное основание этой ненависти и что толковать о националь­ном чувстве, как самостоятельном факторе, значит только замазы-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 155

вать сущность дела. Впрочем, мы уже видели, какое глубокомысленное представление о национальности имеет наш философ. Г. Михайловский не умеет отнестись иначе к Интернационалу41, как с чисто буренинской42 иронией: «Маркс — глава международ­ного общества рабочих, правда, распавшегося, но имеющего возродиться». Конечно, если видеть пес plus ultra международной солидарности в системе «справедливого» обмена, как это с мещанской пошлостью размазывает хроникер внутренней жизни в № 2 «Русского Богатства», и не понимать того, что обмен, и справедливый и неспра­ведливый, всегда предполагает и включает господство буржуазии и что без уничтоже­ния хозяйственной организации, основанной на обмене, невозможно прекращение ме­ждународных столкновений, — тогда понятно одно зубоскальство по поводу Интерна­ционала. Тогда понятно, что г. Михайловский никак не может вместить той простой истины, что нет иного средства борьбы с национальной ненавистью, как организация и сплочение класса угнетенных для борьбы против класса угнетателей в каждой отдель­ной стране, как соединение таких национальных рабочих организаций в одну междуна­родную рабочую армию для борьбы против международного капитала. Что же касается того, что Интернационал не помешал рабочим резать друг друга, то достаточно напом­нить г. Михайловскому события Коммуны, показавшие действительное отношение ор­ганизованного пролетариата к правящим классам, ведшим войну.

Что особенно возмутительно во всей этой полемике г. Михайловского, так это имен­но его приемы. Если он не доволен тактикой Интернационала, если он не разделяет тех идей, во имя которых организуются европейские рабочие, — пусть бы, по крайней ме­ре, прямо и открыто критиковал их, излагая свои представления о более целесообраз­ной тактике, о более правильных воззрениях. А то ведь никаких определенных, ясных возражений не делается, и только рассыпаются там

— крайний предел. Ред.

156 В. И. ЛЕНИН

и сям, среди разливанного моря фраз, бессмысленные издевки. Как же не назвать этого грязью? особенно если принять во внимание, что защита идей и тактики Интернацио­нала легально в России не допускается? Таковы же приемы г. Михайловского, когда он полемизирует с русскими марксистами: не давая себе труда формулировать добросове­стно и точно те или другие положения их, чтобы подвергнуть их прямой и определен­ной критике, он предпочитает уцепляться за слышанные им обрывки марксистской ар­гументации и перевирать ее. Судите сами: «Маркс был слишком умен и слишком учен, чтобы думать, что именно он открыл идею исторической необходимости и законосооб­разности общественных явлений... На низших ступенях (марксистской лестницы) это­го не знают (что «идея исторической необходимости есть не изобретенная или откры­тая Марксом новость, а давно установившаяся истина») или, по крайней мере, имеют смутное понятие о той вековой затрате умственных сил и энергии, которая пошла на установление этой истины».

Понятно, что подобные заявления могут действительно произвести впечатление на такую публику, которая в первый раз слышит о марксизме, и по отношению к ней легко может быть достигнута цель критика: исказить, поломаться и «победить» (как, говорят, отзываются о статьях г. Михайловского сотрудники «Р. Б—ва»). Всякий, хоть немного знакомый с Марксом, сразу увидит всю фальшь и дутость подобных приемов. Можно не соглашаться с Марксом, но нельзя оспаривать, что он с полнейшей определенностью формулировал те свои воззрения, которые составляли новость по отношению к преж­ним социалистам. Новость состояла в том, что прежние социалисты для обосно-

По поводу этого бессмысленного термина надо заметить, что г. Михайловский выделяет особо Мар­кса (слишком умного и слишком ученого — чтобы наш критик мог прямо и открыто критиковать то или другое его положение"), затем ставит Энгельса («не столь творческий ум»), потом более или менее само­стоятельных людей, как Каутский, — и остальных марксистов. Ну, какое серьезное значение может иметь эта классификация? Если критик недоволен популяризаторами Маркса, — кто мешает ему попра­вить их по Марксу? Ничего подобного он не делает. Очевидно, он покушался сострить, но вышло только плоско.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 157

вания своих воззрений считали достаточным показать угнетение масс при современном режиме, показать превосходство такого строя, при котором каждый получал бы то, что он сам выработал, показать соответствие этого идеального строя с «человеческой при­родой», с понятием разумно-нравственной жизни и т. д. Маркс считал невозможным удовлетвориться таким социализмом. Не ограничиваясь характеристикой современного строя, оценкой и осуждением его, он дал научное объяснение ему, сведя этот совре­менный строй, различный в разных европейских и неевропейских государствах, к об­щей основе — к капиталистической общественной формации, законы функционирова­ния и развития которой он подверг объективному анализу (он показал необходимость эксплуатации при этом строе). Точно так же не считал он возможным удовлетвориться утверждением, что социалистический строй один соответствует человеческой природе,

— как говорили великие утопические социалисты и их мизерные эпигоны, субъектив­ ные социологи. Тем же объективным анализом капиталистического строя доказывал он необходимость его превращения в социалистический. (К вопросу о том, как именно он это доказывал и как г. Михайловский на это возражал — нам еще придется вернуться.)

— Вот источник той ссылки на необходимость, которую часто можно встретить у мар­ ксистов. Извращение, которое г. Михайловский внес в вопрос, — очевидно: он опустил все фактическое содержание теории, всю ее суть и выставил дело в таком свете, как будто бы вся теория сводится к одному слову «необходимость» («на нее одну нельзя ссылаться в сложных практических делах»), как будто доказательство этой теории со­ стоит в том, что так требует историческая необходимость. Другими словами, умолчав­ ши о содержании доктрины, он уцепился за одну ее кличку и теперь начинает опять ломаться над тем «просто плоским кружком», в который сам же потрудился превратить учение Маркса. Мы не станем, конечно, следить за этим ломаньем, потому что доста­ точно уже познакомились с этою вещью. Пускай себе кувыркается на потеху и удо­ вольствие г. Буренина

158 В. И. ЛЕНИН

(который недаром погладил по головке г. Михайловского в «Новом Времени» ), пус­кай себе, раскланявшись с Марксом, тявкает на него исподтишка: «полемика-де его с утопистами и идеалистами и без того одностороння», т. е. и без повторения ее доводов марксистами. Мы никак не можем иначе назвать этих выходок, как тявканьем, потому что ни одного буквально фактического, определенного, проверимого возражения им не приведено против этой полемики, так что, — как ни охотно бы вступили мы в разговор на эту тему, считая эту полемику крайне важной для разрешения русских социалисти­ческих вопросов, — мы прямо-таки не в состоянии отвечать на тявканье и можем толь­ко пожать плечами:

Аи, моська, знать она сильна, коль лает на слона!

Небезынтересно следующее за сим рассуждение г. Михайловского об исторической необходимости, так как оно вскрывает перед нами хотя отчасти действительный идей­ный багаж «нашего известного социолога» (звание, которым пользуется г. Михайловский наравне с г. В. В. у либеральных представителей нашего «культурного общества»). Он говорит о «конфликте между идеей исторической необходимости и значением личной деятельности»: общественные деятели заблуждаются, считая себя деятелями, тогда как они «деемые», «марионетки, подергиваемые из таинственного подполья имманентными законами исторической необходимости» — такой вывод сле­дует, дескать, из этой идеи, которая посему и именуется «бесплодной» и «расплываю­щейся». Не всякому читателю, пожалуй, понятно, откуда взял всю эту чепуху — ма­рионеток и т. п. — г. Михайловский. Дело в том, что это один из любимых коньков субъективного философа — идея о конфликте между детерминизмом и нравственно­стью, между исторической необходимостью и значением личности. Он исписал об этом груду бумаги и наговорил бездну сентиментально-мещанского вздора, чтобы разре­шить этот конфликт в пользу нравственности и роли личности. На самом деле, никако­го тут конфликта нет: он выдуман г. Ми-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 159

хайловским, опасавшимся (и не без основания), что детерминизм отнимет почву у столь любимой им мещанской морали. Идея детерминизма, устанавливая необходи­мость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напро­тив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю. Равным образом и идея исторической необходимости ничуть не подрывает роли личности в истории: история вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несомненно деятелей. Дейст­вительный вопрос, возникающий при оценке общественной деятельности личности, состоит в том, при каких условиях этой деятельности обеспечен успех? в чем состоят гарантии того, что деятельность эта не останется одиночным актом, тонущим в море актов противоположных? В этом же состоит и тот вопрос, который различно решают социал-демократы и остальные русские социалисты: каким образом деятельность, на­правленная к осуществлению социалистического строя, должна втянуть массы, чтобы принести серьезные плоды? Очевидно, что разрешение этого вопроса прямо и непо­средственно зависит от представления о группировке общественных сил в России, о борьбе классов, из которой складывается русская действительность — и опять-таки г. Михайловский только походил кругом да около вопроса, не сделав даже попытки точно поставить его и попробовать дать то или иное решение. Социал-демократическое решение вопроса основывается, как известно, на том взгляде, что русские экономиче­ские порядки представляются буржуазным обществом, из которого может быть только один выход, необходимо вытекающий из самой сущности буржуазного строя, — имен­но классовая борьба пролетариата против буржуазии. Очевидно, что серьезная критика и должна бы направиться либо против того взгляда, что наши порядки — буржуазные, либо против представления о сущности этих порядков и законов развития их, — но

160 В. И. ЛЕНИН

г. Михайловский и не помышляет о том, чтобы затрагивать серьезные вопросы. Он предпочитает отделываться бессодержательным фразерством насчет того, что необхо­димость — слишком общая скобка и т. п. Да, ведь, всякая идея будет слишком общей скобкой, г. Михайловский, если Вы наподобие вяленой воблы сначала выкинете из нее все содержание, а потом станете возиться с оставшейся шелухой! Эта область шелухи, покрывающей действительно серьезные, жгучие вопросы современности, — любимая область г. Михайловского, и он, например, с особенной гордостью подчеркивает, что «экономический материализм игнорирует или неверно освещает вопрос о героях и тол­пе». Изволите ли видеть — вопрос о том, из борьбы каких именно классов и на какой почве складывается современная русская действительность — для г. Михайловского, вероятно, слишком общий — и он его обходит. Зато вопрос о том, какие отношения существуют между героем и толпой, безразлично — есть ли это толпа рабочих, кресть­ян, фабрикантов, помещиков, — такой вопрос его крайне интересует. Может быть, это и «интересные» вопросы, но упрекать материалистов в том, что они направляют все усилия на решение таких вопросов, которые имеют прямое отношение к освобождению трудящегося класса, — значит быть любителем филистерской науки, и ничего больше. В заключение своей «критики» (?) материализма г. Михайловский дает нам еще одну попытку неверно представить факты и еще одну подтасовку. Выразивши сомнение в правильности мнения Энгельса, что «Капитал» был замалчиваем присяжными эконо­мистами44 (причем в обоснование приведено такое курьезное соображение, что в Гер­мании многочисленные университеты!), г. Михайловский говорит: «Маркс отнюдь не имел в виду именно этот круг читателей (рабочих) и ожидал кое-чего и от людей нау­ки». Совершенно неверно: Маркс прекрасно понимал, как мало можно рассчитывать на беспристрастие и на научную критику со стороны буржуазных представителей науки, и в послесловии ко 2-му изданию «Капитала» высказался на этот счет совершенно опре­деленно.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 161

Он говорит там: «Понимание, которое быстро встретил «Капитал» в широких кругах немецкого рабочего класса, — есть лучшая награда за мой труд. Г-н Мейер, человек, стоящий в экономических вопросах на буржуазной точке зрения, в одной брошюре, вышедшей во время франко-прусской войны, изложил совершенно верную мысль, что выдающиеся способности к теоретическому мышлению (der grosse theoretische Sinn), считавшиеся наследственным достоянием немцев, совершенно исчезли у так называе­мых образованных классов, но зато снова оживают у них в рабочем классе» .

Подтасовка касается снова материализма и построена совершенно по первому шаб­лону. «Теория (материализма) никогда не была научно обоснована и проверена». Таков тезис. — Доказательство: «Отдельные хорошие страницы исторического содержания у Энгельса, Каутского и некоторых других тоже (как и в почтенной работе Блоса) могли бы обойтись без этикетки экономического материализма, так как (заметьте: «так как»!) на деле (sic!) в них принимается в соображение вся совокупность общественной жизни, хотя бы и с преобладанием экономической струны в этом аккорде». Вывод...: «в науке экономический материализм не оправдал себя».

Знакомая штука! Чтобы доказать необоснованность теории, г. Михайловский снача­ла извращает ее, приписав ей нелепое намерение не принимать в соображение всей со­вокупности общественной жизни, — тогда как, совсем напротив, материалисты (мар­ксисты) были первыми социалистами, выдвинувшими вопрос о необходимости анализа не одной экономической, а всех сторон общественной жизни , — затем констатирует, что «на

Это вполне ясно выразилось в «Капитале» и в тактике социал-демократов, сравнительно с прежними социалистами. Маркс прямо заявлял требование не ограничиваться экономической стороной. В 1843 г., намечая программу предполагавшегося журнала46, Маркс писал к Руге: «Социалистический принцип в целом представляет собой опять-таки только одну сторону... Мы же должны обратить такое же внимание и на другую сторону, на теоретическое существование человека, следовательно, сделать предметом сво­ей критики религию, науку и пр. ... Подобно тому, как религия представляет оглавление теоретических битв человечества, политическое государство представляет оглавление практических битв человечест­ва.. Таким образом, политическое государство выражает в пределах своей формы sub specie rei publicae (под политическим углом зрения) все социальные битвы, потребности, интересы. Поэтому сделать пред­метом критики самый специальный политический вопрос — например, различие между сословной и представительной системой — нисколько не значит спуститься с hauteur des principes (с высоты принци­пов. Ред.), так как этот вопрос выражает политическим языком различие между господством человека и господством частной собственности. Значит, критик не только может, но и должен касаться этих полити­ческих вопросов (которые завзятому социалисту кажутся не стоящими никакого внимания)»47.

162 В. И. ЛЕНИН

деле» материалисты «хорошо» объясняли всю совокупность общественной жизни эко­номикой (факт, очевидно, побивающий автора) — и, наконец, делает вывод о том, что материализм «не оправдал себя». Но зато подтасовки ваши, г. Михайловский, прекрас­но оправдали себя!

Вот все, что приводит г. Михайловский в «опровержение» материализма. Повторяю, тут нет никакой критики, а есть пустая претенциозная болтовня. Если спросить кого угодно — какие же возражения привел г. Михайловский против того взгляда, что про­изводственные отношения лежат в основе остальных? чем опровергал он правильность выработанного Марксом посредством материалистического метода понятия общест­венной формации и естественно-исторического процесса развития этих формаций? как доказывал неверность приведенных хотя бы теми писателями, которых он называл, ма­териалистических объяснений различных исторических вопросов? — всякий должен будет ответить: никак не возражал, ничем не опровергал, никаких неверностей не ука­зывал. Он только ходил кругом да около, стараясь замазать суть дела фразами, и сочи­нял попутно разные пустяковинные увертки.

Трудно ждать чего-нибудь серьезного от такого критика, когда он продолжает в № 2 «Р. Б—ва» опровергать марксизм. Разница вся в том, что его изобретательность на под­тасовки уже истощилась и он начинает пользоваться чужими.

Для начала он разглагольствует о «сложности» общественной жизни: вот, дескать, хотя бы гальванизм связывается и с экономическим материализмом, так как опыты Гальвани «произвели впечатление» и на

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 163

Гегеля. Удивительное остроумие! С таким же успехом можно бы связать и г. Михайловского с китайским императором! Что отсюда следует, кроме того, что есть люди, которым доставляет удовольствие говорить вздор? !

«Сущность исторического хода вещей, — продолжает г. Михайловский, — неуло­вимая вообще, не уловлена и доктриной экономического материализма, хотя она опи­рается, по-видимому, на 2 устоя: на открытие всеопределяющего значения форм произ­водства и обмена и на непререкаемость диалектического процесса».

Итак, материалисты опираются на «непререкаемость» диалектического процесса! т. е. основывают свои социологические теории на триадах Гегеля. Мы имеем перед собой то шаблонное обвинение марксизма в гегелевской диалектике, которое уже, ка­залось, достаточно истрепано буржуазными критиками Маркса. Не будучи в состоянии возразить что-нибудь по существу против доктрины, эти господа уцеплялись за способ выражения Маркса, нападали на происхождение теории, думая тем подорвать ее сущ­ность. И г. Михайловский не церемонится прибегать к подобным приемам. Поводом для него послужила одна глава в сочинении Энгельса против Дюринга . Возражая Дю­рингу, нападавшему на диалектику Маркса, Энгельс говорит, что Маркс никогда и не помышлял о том, чтобы «доказывать» что бы то ни было гегелевскими триадами, что Маркс только изучал и исследовал действительный процесс, что он единственным кри­терием теории признавал верность ее с действительностью. Если же, дескать, при этом иногда оказывалось, что развитие какого-нибудь общественного явления подпадало под гегелевскую схему: положение — отрицание — отрицание отрицания, то ничего тут нет удивительного, потому что в природе это вообще не редкость. И Энгельс начи­нает приводить примеры из области естественно-исторической (развитие зерна) и об­щественной — вроде того, что-де сначала был первобытный коммунизм, затем — част­ная собственность и потом — капиталистическое обобществление труда; или сначала примитивный материализм,

164 В. И. ЛЕНИН

потом — идеализм и, наконец, — научный материализм и т. п. Для всякого очевидно, что центр тяжести аргументации Энгельса лежит в том, что задача материалистов — правильно и точно изобразить действительный исторический процесс, что настаивание на диалектике, подбор примеров, доказывающих верность триады, — не что иное, как остатки того гегельянства, из которого вырос научный социализм, остатки его способа выражений. В самом деле, раз заявлено категорически, что «доказывать» триадами что-нибудь — нелепо, что об этом никто и не помышлял, — какое значение могут иметь примеры «диалектических» процессов? Не ясно ли, что это — указание на происхож­дение доктрины и ничего больше. Г-н Михайловский сам чувствует это, говоря, что происхождение теории не доводится ставить ей в вину. Но чтобы видеть в рассуждени­ях Энгельса нечто большее, чем происхождение теории, надо было бы, очевидно, дока­зать, что хоть один исторический вопрос разрешен материалистами не на основании соответствующих фактов, а посредством триад. Попытался ли доказать это г. Михайловский? Ничуть не бывало. Напротив, он сам вынужден был признать, что «Маркс до такой степени наполнил пустую диалектическую схему фактическим содер­жанием, что ее можно снять с этого содержания, как крышку с чашки, ничего не изме­нив» (об исключении, которое делает тут г. Михайловский, — насчет будущего — мы еще ниже скажем). Если так, то к чему же возится г. Михайловский с таким усердием с этой ничего не изменяющей крышкой? К чему толкует, что материалисты «опираются» на непререкаемость диалектического процесса? К чему заявляет он, воюя с этой крыш­кой, что он воюет против одного из «устоев» научного социализма, тогда как это пря­мая неправда?

Само собой разумеется, что я не стану следить за тем, как разбирает г. Михайловский примеры триад, потому что, повторяю, никакого отношения ни к на­учному материализму, ни к русскому марксизму это не имеет. Но интересен вопрос: какие же все-таки были основания у г. Михайловского, чтобы так исказить отношение

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 165

марксистов к диалектике? Оснований было два: во-первых, г. Михайловский слышал звон, да не понял, откуда он; во-вторых, г. Михайловский совершил (или, вернее, при­своил от Дюринга) еще одну передержку.

Ad 1) . Читая марксистскую литературу, г. Михайловский постоянно натыкался на «диалектический метод» в общественной науке, на «диалектическое мышление» опять-таки в сфере общественных вопросов (о которой только и идет речь) и т. п. В простоте душевной (хорошо еще если только в простоте) он принял, что этот метод состоит в разрешении всех социологических вопросов по законам гегелевской триады. Отнесись он к делу хоть чуточку повнимательнее, он не мог бы не убедиться в нелепости этого представления. Диалектическим методом — в противоположность метафизическому — Маркс и Энгельс называли не что иное, как научный метод в социологии, состоящий в том, что общество рассматривается как живой, находящийся в постоянном развитии организм (а не как нечто механически сцепленное и допускающее поэтому всякие про­извольные комбинации отдельных общественных элементов), для изучения которого необходим объективный анализ производственных отношений, образующих данную общественную формацию, исследование законов ее функционирования и развития. От­ношение диалектического метода к метафизическому (под каковое понятие подходит, без сомнения, и субъективный метод в социологии) мы ниже постараемся иллюстриро­вать на примере собственных рассуждений г. Михайловского. Теперь же отметим толь­ко, что всякий, прочитавший определение и описание диалектического метода у Эн­гельса ли (в полемике против Дюринга. По-русски: «Развитие социализма из утопии в науку») или у Маркса (различные примечания в «Капитале» и «Послесловие» ко 2-му изданию; «Нищета философии»)50, — увидит, что о триадах Гегеля и речи нет, а все де­ло сводится к тому, чтобы рассматривать социальную эволюцию

— К 1-му пункту. Ред.

166 В. И. ЛЕНИН

как естественно-исторический процесс развития общественно-экономических форма­ций. В доказательство приведу, in extenso , описание диалектического метода, сделан­ное в «Вестнике Европы» за 1872 г., № 5 (заметка: «Точка зрения политико-экономической критики у К. Маркса»)51, которое Маркс цитирует в «Послесловии» ко 2-му изданию «Капитала». Маркс говорит там, что метод, который он употребил в «Ка­питале», был плохо понят. «Немецкие рецензенты кричали, понятно, о гегелевской со­фистике». И вот, чтобы яснее изложить свой метод, Маркс приводит описание его в указанной заметке. Для Маркса одно важно — говорится там: именно — найти закон тех явлений, которые он исследует, и притом особенно важен для него закон измене­ния, развития этих явлений, перехода их из одной формы в другую, из одного порядка общественных отношений в другой. Поэтому Маркс заботится об одном: показать точ­ным научным исследованием необходимость данных порядков общественных отноше­ний, констатируя со всей возможной полнотой те факты, которые служат для него ис­ходными и опорными пунктами. Для этой цели совершенно достаточно, если он, дока­зывая необходимость настоящего строя, доказывает вместе с тем и необходимость дру­гого строя, который неизбежно должен вырасти из предыдущего, — все равно, верят ли люди в это или не верят, сознают ли они это или не сознают. Маркс рассматривает об­щественное движение как естественно-исторический процесс, подчиняющийся зако­нам, не только не зависящим от воли, сознания и намерений людей, а, напротив, опре­деляющим их волю, сознание и намерения. (К сведению для гг. субъективистов, выде­ляющих социальную эволюцию из естественно-исторической именно потому, что че­ловек ставит себе сознательные «цели», руководствуется определенными идеалами.) Если сознательный элемент играет столь подчиненную роль в истории культуры, то понятно само собой, что критика, имеющая своим предметом самое эту культуру, ме­нее всего другого

— полностью, целиком. Ред.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 167

может опираться на какую-либо форму или какой-либо результат сознания. Другими словами, исходным пунктом для нее может служить никак не идея, но только внешнее, объективное явление. Критика должна состоять в том, чтобы сравнить и сопоставить данный факт не с идеей, а с другим фактом; для нее важно только, чтобы оба факта бы­ли по возможности точно исследованы и чтобы они представляли из себя, один по от­ношению к другому, различные моменты развития, причем особенно необходимо, что­бы с такой же точностью был исследован весь ряд известных состояний, последова­тельность их и связь между различными ступенями развития. Маркс отрицает именно ту идею, что законы экономической жизни одинаковы и для прошедшего и для настоя­щего. Напротив, каждый исторический период имеет свои собственные законы. Эконо­мическая жизнь представляет из себя явление, аналогичное с историей развития в дру­гих областях биологии. Прежние экономисты не понимали природы экономических за­конов, когда сравнивали их с законами физики и химии. Более глубокий анализ пока­зывает, что социальные организмы так же глубоко разнятся друг от друга, как и орга­низмы животных и растений. Ставя своей задачей с этой точки зрения исследовать ка­питалистическую экономическую организацию, Маркс этим самым строго научно формулирует ту цель, которую должно преследовать всякое точное исследование эко­номической жизни. Научное значение такого исследования состоит в выяснении тех особых (исторических) законов, которые регулируют возникновение, существование, развитие и смерть данного общественного организма и замену его другим, высшим ор­ганизмом.

Вот — описание диалектического метода, которое Маркс выудил из бездны жур­нальных и газетных заметок о «Капитале» и перевел на немецкий язык потому, что эта характеристика метода, как он сам говорит, совершенно точна. Спрашивается, упоми­нается ли тут хоть бы словом о триадах, трихотомиях, непререкаемости диалектическо­го процесса и т. п. чепухе, против

168 В. И. ЛЕНИН

которой так рыцарски воюет г. Михайловский? И Маркс вслед за этим описанием пря­мо говорит, что его метод — «прямо противоположен» методу Гегеля. По Гегелю, раз­витие идеи, по диалектическим законам триады, определяет собой развитие действи­тельности. Только в этом случае, разумеется, и можно толковать о значении триад, о непререкаемости диалектического процесса. По-моему — наоборот — говорит Маркс: «идеальное есть только отражение материального». И все дело сводится таким образом к «позитивному пониманию настоящего и его необходимого развития»: для триад не остается и другого места, как роль крышки и шелухи («я кокетничал гегелевским язы­ком», — говорит Маркс в этом же послесловии), которой способны интересоваться од­ни филистеры. Как же, спрашивается теперь, должны мы судить о человеке, который пожелал критиковать один из «устоев» научного материализма, т. е. диалектику, и стал говорить обо всем, что вам угодно, даже о лягушках и Наполеоне, но только не о том, в чем состоит эта диалектика, не о том, действительно ли развитие общества есть естест­венно-исторический процесс? правильно ли материалистическое понятие об общест­венно-экономических формациях, как особых социальных организмах? верны ли прие­мы объективного анализа этих формаций? действительно ли общественные идеи не оп­ределяют собой общественного развития, а сами определяются им? и т. д. Можно ли допустить в этом случае одно только непонимание?

Ad 2) . После такой «критики» диалектики г. Михайловский подсовывает Марксу эти приемы доказывания «посредством» гегелевской триады и, конечно, победоносно воюет против них. «Относительно будущего, — говорит он, — имманентные законы общества поставлены исключительно диалектически». (В этом и состоит упомянутое выше исключение.) Рассуждение Маркса о неизбежности экспроприации экспроприа­торов в силу законов развития капитализма носит «исключительно

— Ко 2-му пункту. Ред.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 169

диалектический характер». «Идеал» Маркса об общинности земли и капитала — «в смысле неизбежности и несомненности держится исключительно на конце гегелевской трехчленной цепи».

Этот довод целиком взят у Дюринга, проводившего его в своей «Kritische Geschichte der Nationalökonomie und des Sozialismus» (3-te Aufl., 1879. S. 486—487) . При этом г. Михайловский ни словом не упоминает о Дюринге. Может быть, впрочем, он само­стоятельно додумался до этого перевирания Маркса?

Дюрингу прекрасный ответ дал Энгельс, и так как он цитирует и критику Дюринга, то мы и ограничимся этим ответом Энгельса . Читатель увидит, что он целиком отно­сится и к г. Михайловскому.

««Этот исторический очерк (генезис так называемого первоначального накопления капитала в Англии), — говорит Дюринг, — представляет из себя еще сравнительно лучшее место в книге Маркса и был бы еще лучше, если бы не опирался, помимо науч­ных, еще и на диалектические костыли. Гегелевское отрицание отрицания играет здесь — за неимением лучших и более ясных доводов — роль повивальной бабки, благодаря услугам которой будущее высвобождается из недр прошедшего. Уничтожение индиви­дуальной собственности, совершившееся указанным образом с 16 века, представляет из себя первое отрицание. За ним последует другое, которое характеризуется как отрица­ние отрицания и вместе с тем как восстановление «индивидуальной собственности», но в высшей форме, основанной на общем владении землей и орудиями труда. Если эта новая «индивидуальная собственность» в то же время называется г-ном Марксом и «общинной собственностью», то в этом именно и сказывается гегелевское высшее единство, в котором противоречие устраняется (aufgehoben — специально гегелевский термин), т. е., по гегелевской игре слов, столько же превосходится, сколько и сохраня­ется.

— «Критическая история национальной экономии и социализма» (3-е изд., 1879. Стр. 486—487). Ред.

170 В. И. ЛЕНИН

... Экспроприация экспроприаторов является, таким образом, как бы автоматическим продуктом исторической действительности в ее материальных внешних условиях... Ед­ва ли хоть один разумный человек убедится в необходимости общинного владения зем­лей и капиталом на основании веры в гегелевские фокусы, вроде отрицания отрицания. Туманная уродливость представлений Маркса не может, впрочем, удивить того, кто знаком с тем, что можно сделать из такого научного материала, как гегелевская диалек­тика, или — лучше — какие нелепицы должны получиться из него. Для незнакомых с этими штуками скажу прямо, что первое отрицание играет у Гегеля роль заимствован­ного из катехизиса понятия грехопадения, а второе — роль высшего единства, ведуще­го к искуплению. На подобных фокусах аналогии, заимствованных из области религии, — конечно, уж нельзя основать логику фактов... Г. Маркс успокаивается на своей пута­ной идее об индивидуальной и в то же время общинной собственности и предоставляет своим адептам самим разрешить эту глубокомысленную диалектическую загадку». Так говорит г. Дюринг.

Итак — заключает Энгельс — Маркс не в состоянии доказать необходимость соци­альной революции, необходимость введения общинной собственности на землю и на произведенные трудом средства производства, не прибегая к гегелевскому отрицанию отрицания; основывая свою социалистическую теорию на таких, заимствованных у ре­лигии, фокусах аналогии, он приходит к тому выводу, что в будущем обществе будет существовать собственность в одно и то же время и индивидуальная и общинная, в ка­честве гегелевского высшего единства устраненного противоречия .

Что такая формулировка воззрений Дюринга целиком приложима и к г. Михайловскому, доказа­тельством этому служит еще следующее место из его статьи: «К. Маркс перед судом г. Ю. Жуковского». Возражая г. Жуковскому, утверждавшему, что Маркс — защитник частной собственности, г. Михайловский указывает на эту схему Маркса и поясняет ее следующим образом: «В свою схему Маркс ввернул два общеизвестных фокуса гегелевской диалектики: во-первых, схема построена по зако­ну гегелевской триады; во-вторых, синтезис основывается на тождестве противоположностей; индивиду­альной и общинной собственности. Значит, тут слово: «индивидуальный» имеет особенный, чисто ус­ловный смысл члена диалектического процесса, и ничего ровно на нем основывать нельзя». Это говорил человек с самыми благими намерениями, защищая перед русской публикой «сангвиника» Маркса от буржуа г. Жуковского. И вот с этими-то благими намерениями он поясняет Маркса таким образом, что

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 171

Оставим пока в стороне отрицание отрицания и посмотрим на эту «собственность, в одно и то же время и индивидуальную и общинную». Г-н Дюринг называет это «тума­ном», и он, — как это ни удивительно, — действительно прав в этом отношении. К не­счастью только, находится в этом «тумане» совсем не Маркс, а опять-таки сам г. Дюринг... Поправляя Маркса по Гегелю, он подсовывает ему какое-то высшее един­ство собственности, о котором Маркс не сказал ни слова.

У Маркса значится: «Это — отрицание отрицания. Оно снова создает индивидуаль­ную собственность, но на основании приобретений капиталистической эры — коопера­ции свободных работников и их общинного владения землей и произведенными ими средствами производства. Превращение основанной на собственном труде раздроблен­ной частной собственности отдельных личностей в капиталистическую, конечно, явля­ется процессом гораздо более долгим, трудным и тяжелым, чем превращение капитали­стической частной собственности, фактически уже основывающейся на общественном процессе производства, в общественную собственность». Вот и все. Таким образом, по­рядки, созданные экспроприацией экспроприаторов, характеризуются как восстановле­ние индивидуальной собственности на основании общинного владения землей и соз­данными самими работниками средствами производства. Для всякого, кто понимает немецкий язык (и русский тоже, г. Михайловский, потому что перевод совершенно то­чен), это означает, что общинная собственность простирается на землю и другие сред­ства производства, а индивидуальная собственность на остальные продукты, т. е. на предметы потребления. А чтобы дело было понятно

тот свое представление о процессе основывает на «фокусах»! Г. Михайловский может извлечь отсюда небесполезную для него мораль, что одних благих намерений для какого бы то ни было дела немножко мало.

172 В. И. ЛЕНИН

даже 6-летним ребятам, Маркс на стр. 56 (русс. изд. стр. ЗО)53 предполагает «союз сво­бодных людей, работающих общими средствами производства и планомерно расхо­дующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общественную рабочую силу», т. е. социалистически организованную общину, и говорит: «Весь продукт труда пред­ставляет из себя общественный продукт. Часть этого продукта служит снова в качестве средств производства. Она остается общественной. Но другая часть потребляется в качестве жизненных средств членами союза. Поэтому она должна быть распределена между ними». Должно же это быть достаточно ясно даже и для г. Дюринга.

Собственность и индивидуальная и общинная в то же время, — эта туманная урод­ливость, эта нелепица, получающаяся из гегелевской диалектики, эта путаница, эта глубокомысленная диалектическая загадка, которую Маркс предоставляет решить сво­им адептам, — опять-таки является вольным сочинением и выдумкой г. Дюринга...

Теперь — продолжает Энгельс — какую же роль играет у Маркса отрицание отри­цания? На стр. 791 и следующих (русс. изд. стр. 648 и ел.) сопоставляет он оконча­тельные результаты изложенного на предыдущих 50 (русс. изд. — 35-ти) страницах экономического и исторического исследования о так называемом первоначальном на­коплении капитала. До капиталистической эры существовало, по крайней мере в Анг­лии, мелкое производство на основании частной собственности работника на его сред­ства производства. Так называемое первоначальное накопление состояло здесь в экс­проприации этих непосредственных производителей, т. е. в уничтожении частной соб­ственности, основанной на собственном труде. Это уничтожение сделалось возможным потому, что упомянутое мелкое производство совместимо только с узкими, примитив­ными рамками производства и общества, и на известной ступени развития оно само создает материальные основания для своего уничтожения. Это уничтожение, превра­щение индивидуальных и раздробленных орудий

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 173

производства в общественно-концентрированные — образует собой первоначальную историю капитала. Как скоро работники были превращены в пролетариев, а их средства производства в капитал, как скоро капиталистический способ производства стал на собственные ноги, — дальнейшее обобществление труда и дальнейшее превращение земли и других средств производства (в капитал), а следовательно, и дальнейшая экс­проприация частных собственников приобретает новую форму. «Теперь подлежит экс­проприированию уже не работник, ведущий свое хозяйство, а капиталист, эксплуати­рующий многих рабочих. Эта экспроприация совершается игрой имманентных законов самого капиталистического производства, вследствие концентрации капиталов. Один капиталист побивает насмерть многих. Рука об руку с этой концентрацией, или экспро­приацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно расширяющихся размерах, развивается сознательное технологиче­ское применение науки, планомерная общественная эксплуатация земли, превращение орудий труда в такие, которые могут быть употреблены только общинно, и экономизи-рование всех средств производства вследствие употребления их в качестве общинных средств производства комбинированного общественного труда. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, узурпирующих и монополизирующих все выгоды этого превращения, растет масса нищеты, угнетения, рабства, деградации, экс­плуатации, но также и возмущения постоянно растущего рабочего класса, обучаемого, объединяемого и организуемого самим механизмом капиталистического процесса про­изводства. Капитал становится оковами того способа производства, который расцвел вместе с ним и под его покровом. Концентрация средств производства и обобществле­ние труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимы с их капитали­стической оболочкой. Она разрывается. Бьет час капиталистической частной собствен­ности. Экспроприаторов экспроприируют».

174 В. И. ЛЕНИН

И теперь спрашиваю я читателя, где диалектические хитрые завитки и арабески, где смешение понятий, сводящее все различия к нулю, где диалектические чудеса для пра­воверных и фокусы по масштабу гегелевского учения о логосе, без которых Маркс, по словам Дюринга, не мог довести до конца своего изложения? Маркс доказывает исто­рически и здесь вкратце резюмирует, что точно так же, как некогда мелкое производст­во своим собственным развитием породило условия своего уничтожения, так точно те­перь капиталистическое производство породило само материальные условия, от кото­рых оно должно погибнуть. Таков исторический процесс, и если он в то же время ока­зывается диалектическим, то это уже не вина Маркса, как бы фатально это ни казалось г. Дюрингу.

Только теперь, покончивши с своим историко-экономическим доказательством, Маркс продолжает: «Капиталистический способ производства и присвоения, а следова­тельно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивиду­альной собственности, основанной на собственном труде. Отрицание капиталистиче­ского производства производится им самим, с необходимостью естественно-исторического процесса. Это — отрицание отрицания» и т. д. (как выше цитировано).

Таким образом, называя этот процесс отрицанием отрицания, Маркс и не помышля­ет о том, чтобы в этом видеть доказательство его исторической необходимости. Напро­тив того: после того как он доказал исторически, что процесс этот отчасти уже дейст­вительно совершился, отчасти еще должен совершиться, только после этого характери­зует он его как такой процесс, который притом происходит по известному диалектиче­скому закону. Вот и все. Таким образом, это — опять-таки чистейшая передержка г. Дюринга, когда он утверждает, что отрицание отрицания оказывает здесь услуги по­вивальной, бабки, при помощи которых будущее высвобождается из недр прошедшего, или будто бы Маркс требует, чтобы кто-нибудь убеждался в необходимости общинного владения землей и капиталом на основании веры в закон отрицания отрицания» (стр. 125).

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 175

Читатель видит, что вся эта прекрасная отповедь Энгельса Дюрингу целиком отно­сится и к г. Михайловскому, утверждающему точно так же, что будущее у Маркса дер­жится исключительно на конце гегелевской цепи и что убеждение в его неизбежности может основываться только на вере .

Все различие между Дюрингом и г. Михайловским сводится к 2-м следующим не­большим пунктам: во-первых, Дюринг — несмотря на то, что он без пены у рта не мо­жет говорить о Марксе, тем не менее счел необходимым в следующем параграфе своей «Истории» упомянуть о том, что Маркс в послесловии категорически отвергает обви­нение в гегельянстве. Г-н же Михайловский об этом (вышеприведенном) совершенно определенном и ясном изложении Марксом того, что он понимает под диалектическим методом, умолчал.

Во-вторых. Вторая оригинальность г. Михайловского состоит в том, что он сосредо­точил все внимание на употреблении времен глаголов. Почему, говоря о будущем, Маркс употребляет настоящее время? — с победоносным видом спрашивает наш фило­соф. Об этом вы можете справиться в каждой грамматике, достопочтенный критик: вам скажут, что настоящее употребляется вместо будущего, когда это будущее представля­ется неизбежным и несомненным. Но почему же это, почему оно несомненно? — тре­вожится г. Михайловский, желая изобразить такое сильное волнение, чтобы оно могло оправдать даже передержку. — И на этот счет Маркс дал совершенно определенный ответ. Можно считать его недостаточным или неверным, но тогда надо показать, в чем именно и почему именно он неверен, а не говорить вздора о гегельянстве.

Не лишнее, кажется, отметить по этому поводу, что все это разъяснение Энгельса помещено в той же главе, где он рассуждает о зерне, об учении Руссо и др. примерах диалектического процесса. Казалось бы, одного сопоставления этих примеров с такими ясными и категорическими заявлениями Энгельса (и Маркса, которому читана была предварительно рукопись этого сочинения), что не может быть и речи о том, чтобы доказывать что-нибудь триадами, или о том, чтобы подсовывать в изображение действи­тельного процесса «условные члены» этих триад, — совершенно достаточно, чтобы понять нелепость обвинения марксизма в гегелевской диалектике.

176 В. И. ЛЕНИН

Было время, когда г. Михайловский не только сам знал, в чем состоит этот ответ, но и других поучал. Г-н Жуковский — писал он в 1877 г. — мог основательно считать га­дательным построение Маркса насчет будущего, но он «не имел нравственного права» обходить вопрос об обобществлении труда, «которому Маркс придает огромное значе­ние». Ну, конечно! Жуковский в 1877 г. не имел нравственного права обходить вопрос, а г. Михайловский в 1894 г. имеет такое нравственное право! Может быть, — quod licet Jovi, non licet bovi ?!

Не могу не вспомнить здесь одного курьеза насчет понимания этого обобществле­ния, высказанного некогда «Отечественными Записками» . В № 7 за 1883 г. помещено было там «Письмо в редакцию» некоего г. Постороннего, который точно так же, как и г. Михайловский, считал «построение» Маркса насчет будущего гадательным. «В сущ­ности, — рассуждает этот господин, — общественная форма труда, при господстве ка­питализма, сводится к тому, что несколько сот или тысяч рабочих точат, бьют, вертят, накладывают, подкладывают, тянут и совершают еще множество других операций в одном помещении. Общий же характер этого режима прекрасно выражается поговор­кой: «каждый за себя, а уж бог за всех». При чем тут общественная форма труда?»

Вот это сразу уже видно, что понял человек, в чем дело! «Общественная форма тру­да» «сводится» к «работе в одном помещении»!! И после таких диких мыслей в одном из лучших еще русских журналов — нас хотят уверить, что теоретическая часть «Капи­тала» общепризнана наукой. Да, не будучи в силах ничего мало-мальски серьезного возразить против «Капитала», «общепризнанная наука» стала расшаркиваться перед ним, продолжая в то же время выказывать самое элементарное невежество и повторять старые пошлости школьной экономии. Приходится остановиться несколько на этом во­просе, чтобы показать г. Михайловскому, в чем состоит сущность дела, кото-

— что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Ред.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 177

рую он, по своей постоянной привычке, совершенно обошел.

Обобществление труда капиталистическим производством состоит совсем не в том, что люди работают в одном помещении (это только — частичка процесса), а в том, что концентрация капиталов сопровождается специализацией общественного труда, уменьшением числа капиталистов в каждой данной отрасли промышленности и увели­чением числа особых отраслей промышленности; — в том, что многие раздробленные процессы производства сливаются в один общественный процесс производства. Если, например, в эпоху кустарного ткачества мелкие производители сами пряли пряжу и выделывали из нее ткани, то мы имели немного отраслей промышленности (пряденье и ткачество сливались вместе). Если же производство обобществляется капитализмом, то число особых отраслей промышленности увеличивается: отдельно производится бума-гопряденье, отдельно ткачество; самое это обособление и концентрация производства вызывают новые отрасли — производство машин, добывание каменного угля и т. д. В каждой отрасли промышленности, сделавшейся теперь более специализированной, число капиталистов становится все меньше. Это значит, что общественная связь между производителями все более и более укрепляется, производители сплачиваются в одно целое. Разрозненные мелкие производители производили каждый по нескольку опера­ций зараз и потому были сравнительно независимы от других: если, например, кустарь сам сеял лен, сам прял и ткал, — он был почти независим от других. На таком-то режи­ме мелких, раздробленных товаропроизводителей (и только на нем) оправдывалась по­говорка: «каждый за себя, а за всех бог», т. е. анархия рыночных колебаний. Совсем иначе обстоит дело при достигнутом благодаря капитализму обобществлении труда. Фабрикант, производящий ткани, зависит от бумагопрядильного фабриканта; этот по­следний — от капиталиста-плантатора, посеявшего хлопок, от владельца машинострои­тельного завода, каменноугольной копи и т. д., и т. д. В результате получается то, что

178 В. И. ЛЕНИН

ни один капиталист не может обойтись без других. Ясное дело, что поговорка «каждый за себя» — к такому режиму совсем уже неприложима: здесь уже каждый работает на всех и все на каждого (и богу не остается места — ни в качестве заоблачной фантазии, ни в качестве земного «златого тельца»). Характер режима совершенно меняется. Если во время режима существования мелких раздробленных предприятий в каком-нибудь из них останавливалась работа, —это отражалось лишь на небольшом числе членов общества, не производило общего замешательства и потому не вызывало общего вни­мания, не побуждало к общественному вмешательству в дело. Но если такая остановка произошла в крупном предприятии, посвященном очень уж сильно специализирован­ной отрасли промышленности и потому работающем чуть ли не на все общество и в свою очередь зависящем от всего общества (я беру для простоты случай, когда обобще­ствление достигло своей кульминационной точки) — тогда уже должно остановиться дело во всех остальных предприятиях общества, потому что они могут получить необ­ходимые продукты только из этого предприятия — могут реализовать все свои товары только при наличности его товаров. Все производства сливаются, таким образом, в один общественный производительный процесс, а между тем каждое производство ве­дется отдельным капиталистом, завися от его произвола, отдавая общественные про­дукты в его частную собственность. Неужели же не ясно, что форма производства ста­новится в непримиримое противоречие с формой присвоения? Неужели не очевидно, что последняя не может не приспособиться к первой, не может не сделаться тоже об­щественной, т. е. социалистической? А остроумный филистер из «Отеч. Записок» сво­дит все к работе в одном помещении. Вот уж поистине попал пальцем в небо! (Я опи­сал один только материальный процесс, одно изменение производственных отношений, не коснувшись социальной стороны процесса, объединения, сплачивания и организа­ции рабочих, — так как это производное, второстепенное явление.)

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 179

Если российским «демократам» приходится разъяснять такие азбучные вещи, — то причина этого лежит в том, что они до такой степени погрязли по уши в мещанских идеях, что решительно не в состоянии представить себе иных порядков, кроме мещан­ских.

Возвратимся, однако, к г. Михайловскому. Что возразил он против тех фактов и со­ображений, на которых Маркс основал вывод о неизбежности социалистического строя в силу самих законов развития капитализма? Показал ли он, что в действительности — при товарной организации общественного хозяйства — не происходит роста специали­зации общественного процесса труда, концентрации капиталов и предприятий, обобще­ствления всего процесса труда? Нет, он не привел ни одного указания в опровержение этих фактов. Поколебал ли он то положение, что капиталистическому обществу при­суща анархия, не мирящаяся с обобществлением труда? Он ничего не сказал об этом. Доказывал ли он, что объединение процесса труда всех капиталистов в один общест­венный процесс труда может ужиться с частной собственностью? что возможен и мыс­лим иной выход из противоречия, кроме указанного Марксом? Нет, он ни слова не ска­зал об этом.

На чем же держится его критика? На подтасовках, передержках и на потоке фраз, представляющих собой не что иное, как погремушки.

Как назвать иначе, в самом деле, такие приемы, когда критик, — наговоривши пред­варительно много чепухи насчет тройственно-последовательных шагов истории, — за­дает Марксу с серьезным видом такой вопрос: «а дальше что?», т. е. как пойдет история за той конечной стадией процесса, которую он обрисовал. Извольте видеть, Маркс с самого начала своей литературной и революционной деятельности с полнейшей опре­деленностью заявил свои требования от социологической теории: она должна точно изображать действительный процесс — и ничего более (ср., напр., «Коммунистический манифест» о критерии теории коммунистов57). В своем «Капитале» он строжайше со­блюл

180 В. И. ЛЕНИН

это требование: поставив своей задачей научный анализ капиталистической общест­венной формации, — он поставил точку, доказавши, что действительно происходящее перед нашими глазами развитие этой организации имеет такую-то тенденцию, что она неизбежно должна погибнуть и превратиться в другую, высшую организацию. А г. Михайловский, обойдя всю сущность доктрины Маркса, задает свой глупейший во­прос: «а дальше что?» И глубокомысленно добавляет: «Я должен откровенно признать­ся, что не совсем ясно представляю себе ответ Энгельса». Но зато мы должны откро­венно признаться, г. Михайловский, что совсем ясно представляем себе дух и приемы такой «критики»!

Или еще такое рассуждение: «В средние века марксова индивидуальная собствен­ность, основывающаяся на собственном труде, не была ни единым, ни преобладающим фактором, даже в области экономических отношений. Рядом с ней существовало мно­гое другое, к чему, однако, диалектический метод в толковании Маркса (а не в переви­рании г. Михайловского?) не предлагает возвращаться... Очевидно, что все эти схемы не представляют картины исторической действительности, или даже только ее пропор­ций, а только удовлетворяют склонности человеческого ума мыслить всякий предмет в состояниях прошедшего, настоящего и будущего». Даже приемы Ваших передержек, г. Михайловский, однообразны до тошноты! Сначала подсунул в схему Маркса, пре­тендующую на формулирование действительного процесса развития капитализма — и ни на что другое, намерение доказывать что бы то ни было триадами, затем констати­рует, что схема Маркса не соответствует этому, навязанному ей г. Михайловским плану (3-ья стадия восстановляет только одну сторону первой стадии, опуская все остальные), и развязнейшим образом делает вывод, что «схема,

Поэтому-то и опущены другие черты экономических порядков средних веков, что они принадлежа­ли к феодальной общественной формации, тогда как Маркс изучает одну капиталистическую. В чистом своем виде процесс развития капитализма действительно начался (например, в Англии) с режима мел­ких, раздробленных товаропроизводителей и их индивидуальной трудовой собственности.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 181

очевидно, не представляет картины исторической действительности» !

Мыслима ли серьезная полемика с таким человеком, неспособным (употребляя вы­ражение Энгельса о Дюринге) даже по исключению цитировать точно? Можно ли тут возражать, когда публику уверяют, что схема «очевидно» не соответствует действи­тельности, не сделавши даже попытки показать в чем-нибудь ее неверность?

Вместо того, чтобы критиковать действительное содержание марксистских воззре­ний, г. Михайловский упражняет свое остроумие насчет категорий прошедшего, на­стоящего и будущего. Энгельс, например, возражая против «вечных истин» г. Дюринга, говорит, что «нам в настоящее время проповедуют» троякую мораль: христианско-феодальную, буржуазную и пролетарскую, так что прошедшее, настоящее и будущее

со

имеют свои теории морали . Г. Михайловский по поводу этого рассуждает: «я думаю, что в основании всех тройственных делений истории на периоды лежат именно катего­рии прошедшего, настоящего и будущего». Какое глубокомыслие! Да кто же не знает, что если рассматривать какое угодно общественное явление в процессе его развития, то в нем всегда окажутся остатки прошлого, основы настоящего и зачатки будущего? Но разве, например, Энгельс думал утверждать, чтобы история морали (он ведь говорил только о «настоящем») ограничивалась тремя указанными моментами? чтобы феодаль­ной морали не предшествовала бы, например, рабская, а этой последней — мораль пер­вобытной коммунистической общины? Вместо того, чтобы серьезно критиковать по­пытку Энгельса разобраться в современных течениях моральных идей посредством ма­териалистического их объяснения, — г. Михайловский угощает нас пустейшим фразер­ством!

По поводу таких приемов «критики» г. Михайловского, открывшейся заявлением, что он не знает, в каком сочинении изложено материалистическое понимание истории, — небесполезно, может быть, напомнить, что было время, когда автор знал одно из этих сочинений

182 В. И. ЛЕНИН

и умел правильнее оценить его. В 1877 г. г-н Михайловский так отзывался о «Капита­ле»: «Если снять с «Капитала» тяжелую, неуклюжую и ненужную крышку гегельян­ской диалектики (Что за странность такая? Отчего это в 1877 г. «гегельянская диалек­тика» была «ненужной», а в 1894 г. вышло так, что материализм опирается на «непре­рекаемость диалектического процесса»?), то, независимо от других достоинств этого сочинения, мы увидим в нем превосходно разработанный материал для решения обще­го вопроса об отношении форм к материальным условиям их существования и превос­ходную постановку этого вопроса для известной области». — «Отношение форм к ма­териальным условиям их существования» — это, ведь, и есть тот вопрос о соотноше­нии разных сторон общественной жизни, о надстройке идеологических общественных отношений над материальными, в известном решении которого и состоит доктрина ма­териализма. Пойдем дальше.

«Собственно говоря весь «Капитал» (курсив мой) посвящен исследованию того, как раз возникшая общественная форма все развивается, усиливает свои типические черты, подчиняя себе, ассимилируя открытия, изобретения, улучшения способов производст­ва, новые рынки, самое науку, заставляя их работать на себя, и как, наконец, дальней­ших изменений материальных условий данная форма выдержать не может».

Удивительное происшествие! В 1877 г. «весь «Капитал»» был посвящен материали­стическому исследованию данной общественной формы (в чем же ином состоит мате­риализм, как не в объяснении общественных форм материальными условиями?), — а в 1894 г. стало так, что неизвестно даже, где, в каком сочинении искать изложения этого материализма!

В 1877 г. в «Капитале» было «исследование» того, как «дальнейших изменений ма­териальных условий данная форма (т. е. капиталистическая? не правда ли?) выдержать не может» (это заметьте), — а в 1894 г. оказалось так, что никакого исследования со­всем нет, а убеждение в том, что капиталистическая форма не может

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 183

выдержать дальнейшего развития производительных сил — держится «исключительно на конце гегелевской триады»! В 1877 г. г. Михайловский писал, что «анализ отноше­ний данной общественной формы к материальным условиям ее существования навсе­гда (курсив мой) останется памятником логической силы и громадной эрудиции авто­ра», — а в 1894 г. он объявляет, что доктрина материализма никогда и нигде не была проверена и обоснована научно!

Удивительное происшествие! Что же это такое в самом деле означает? Что такое случилось?

Случилось два обстоятельства: во-первых, русский, крестьянский социализм 70-х го­дов, «фыркавший» на свободу ради ее буржуазности, боровшийся с «яснолобыми либе­ралами», усиленно замазывавшими антагонистичность русской жизни, и мечтавший о крестьянской революции, — совершенно разложился и породил тот пошлый мещан­ский либерализм, который усматривает «бодрящие впечатления» в прогрессивных те­чениях крестьянского хозяйства, забывая, что они сопровождаются (и обусловливают­ся) массовой экспроприацией крестьянства. — Во-вторых, в 1877 г. г-н Михайловский так увлекался своей задачей — защитить «сангвиника» (т. е. социалиста революционе­ра) Маркса от либеральных критиков, что не заметил несовместимости метода Маркса с его собственным методом. Но вот разъяснили ему это непримиримое противоречие между диалектическим материализмом и субъективной социологией — разъяснили статьи и книги Энгельса, разъяснили русские социал-демократы (у Плеханова не раз встречаются очень меткие замечания по адресу г. Михайловского), — иг. Михайлов­ский вместо того, чтобы серьезно приняться за пересмотр вопроса, просто-напросто за­кусил удила. Вместо приветствия Маркса (выраженного им в 1872 и 1877 гг.) он лает теперь на него из-за подворотни сомнительного качества похвал и шумит и брызжет против русских марксистов, не желающих удовлетворяться «охраной экономически слабейшего», товарными складами и улучшениями в деревне, музеями и артелями для кустарей и т. п.

184 В. И. ЛЕНИН

благонамеренными мещанскими прогрессами — и желающих оставаться «сангвиника­ми», сторонниками социальной революции и обучать, руководить и организовать дей­ствительно революционные общественные элементы.

После этого небольшого отступления в область давнопрошедшего, можно, кажется, и закончить разбор «критики» г. Михайловского теории Маркса. Попробуем же подвес­ти итоги и резюмировать «доводы» критика.

Доктрина, которую он вознамерился разрушить, опирается, во-первых, на материа­листическое понимание истории и, во-вторых, на диалектический метод.

Что касается до первого, то критик заявил прежде всего, что он не знает, в каком со­чинении изложен материализм. Не найдя нигде этого изложения, он принялся сам со­чинять, что такое материализм. Чтобы дать понятие о чрезмерных претензиях этого ма­териализма, он сочинил, будто материалисты претендуют на то, что объяснили все прошедшее, настоящее и будущее человечества, — а когда потом, по справке с под­линным заявлением марксистов, оказалось, что объясненной считают одну только об­щественную формацию, — тогда критик решил, что материалисты суживают поле дей­ствия материализма, чем, мол, и побивают себя. Чтобы дать понятие о приемах выра­ботки этого материализма, он сочинил, будто материалисты сами признавались в сла­бости познаний для такого дела, как выработка научного социализма, несмотря на то, что в слабости познаний Маркс и Энгельс сознавались (в 1845—1846 гг.) по отноше­нию к экономической истории вообще, и несмотря на то, что это сочинение, доказы­вавшее слабость их познаний, они никогда не печатали. После таких прелюдий подари­ли нас и критикой: «Капитал» был уничтожен тем, что касается одного только периода, тогда как критику нужны все периоды, и еще тем, что «Капитал» не утверждает эконо­мический материализм, а просто касается его — аргументы, настолько, очевидно, вес­кие и серьезные, что пришлось признать, что материализм никогда не был научно обоснован. Затем против материализма приведен был

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 185

тот факт, что человек, совершенно посторонний этой доктрине, изучавший доисториче­ские времена совсем в другой стране, — пришел к материалистическим же выводам. Чтобы показать далее, что детопроизводство совсем неправильно притянуто к материа­лизму, что это — одно словесное ухищрение, — критик стал доказывать, что экономи­ческие отношения представляют надстройку над половыми и семейными. Указания, которые даны были при этом серьезным критиком в поучение материалистам, обогати­ли нас глубокой истиной, что наследство невозможно без детопроизводства, что к про­дуктам этого детопроизводства «примыкает» сложная психика и что дети воспитыва­ются в духе отцов. Попутно узнали мы также, что национальные связи — продолжение и обобщение родовых. Продолжая свои теоретические изыскания о материализме, кри­тик заметил, что содержание многих аргументов марксистов состоит в том, что угнете­ние и эксплуатация масс «необходимы» при буржуазном режиме и что этот режим «не­обходимо» должен превратиться в социалистический, — и вот он не замедлил объя­вить, что необходимость — слишком общая скобка (если не сказать о том, что именно люди считают необходимым) и что поэтому марксисты — мистики и метафизики. Кри­тик заявил также, что полемика Маркса с идеалистами «одностороння», не сказавши ни слова о том, как относятся воззрения этих идеалистов к субъективному методу и как относится к ним диалектический материализм Маркса.

Что касается до второго устоя марксизма — диалектического метода, — то доста­точно было одного толчка смелого критика, чтобы свалить этот устой. И толчок был очень меткий: критик возился и трудился с неимоверными усилиями над опровержени­ем того, будто триадами можно что-либо доказывать, — умолчавши о том, что диалек­тический метод состоит совсем не в триадах, что он состоит именно в отрицании прие­мов идеализма и субъективизма в социологии. Другой толчок специально направлен был против Маркса: при помощи доблестного г. Дюринга, критик подсунул

186 В. И. ЛЕНИН

Марксу невероятный вздор, будто он доказывал необходимость гибели капитализма триадами, — и победоносно воевал против этого вздора.

Вот — эпопея блестящих «побед» «нашего известного социолога»! Не правда ли, как «поучительно» (Буренин) созерцание этих побед?

Нельзя не коснуться здесь еще одного обстоятельства, не имеющего прямого отно­шения к критике доктрины Маркса, но крайне характерного для уяснения идеалов и понимания действительности критиком. Это — отношение его к рабочему движению на Западе.

Выше было приведено заявление г. Михайловского, что материализм не оправдал себя в «науке» (может быть, в науке германских «друзей народа»?), но этот материа­лизм, — рассуждает г. Михайловский, — «действительно очень быстро распространя­ется в рабочем классе». Как же объясняет этот факт г. Михайловский? «Что касается успеха, которым экономический материализм пользуется, так сказать, в ширину, — го­ворит он, — его распространенности в критически непроверенном виде, то центр тяже­сти этого успеха лежит не в науке, а в житейской практике, устанавливаемой перспек­тивами в сторону будущего». Какой иной смысл может иметь эта неуклюжая фраза о практике, «устанавливаемой» перспективами в сторону будущего, кроме того, что ма­териализм распространяется не потому, чтобы он правильно объяснил действитель­ность, а потому, что он отвернулся от этой действительности в сторону перспективы? И дальше говорится: «Перспективы эти не требуют от усвояющего их немецкого рабоче­го класса и принимающих горячее участие в его судьбе ни знаний, ни работы критиче­ской мысли. Они требуют только веры». Другими словами, распространение материа­лизма и научного социализма вширь зависит от того, что эта доктрина обещает рабо­чим лучшее будущее! Да ведь достаточно самого элементарного знакомства с историей социализма и рабочего движения на Западе, чтобы видеть всю вздорность и фальшь этого объяснения. Всякий знает, что никаких собственно перспектив будущего никогда научный со-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 187

циализм не рисовал: он ограничивался тем, что давал анализ современного буржуазно­го режима, изучал тенденции развития капиталистической общественной организации

— и только. «Мы не говорим миру, — писал Маркс еще в 1843 г., и он в точности вы­ полнил эту программу, — мы не говорим миру: «перестань бороться; вся твоя борьба

— пустяки», мы даем ему истинный лозунг борьбы. Мы только показываем миру, за что собственно он борется, а сознание — такая вещь, которую мир должен приобрести себе, хочет он этого или нет» . Всякий знает, что, например, «Капитал» — это главное и основное сочинение, излагающее научный социализм — ограничивается самыми об­ щими намеками насчет будущего, прослеживая только те, теперь уже имеющиеся на­ лицо, элементы, из которых вырастает будущий строй. Всякий знает, что по части пер­ спектив будущего неизмеримо больше давали прежние социалисты, которые со всеми подробностями разрисовывали будущее общество, желая увлечь человечество карти­ ной таких порядков, когда люди обходятся без борьбы, когда их общественные отно­ шения основываются не на эксплуатации, а на истинных началах прогресса, соответст­ вующих условиям человеческой природы. Однако — несмотря на целую фалангу та­ лантливейших людей, излагавших эти идеи, и убежденнейших социалистов, — их тео­ рии оставались в стороне от жизни, их программы — в стороне от народных политиче­ ских движений, пока крупная машинная индустрия не вовлекла в водоворот политиче­ ской жизни массы рабочего пролетариата и пока не был найден истинный лозунг его борьбы. Этот лозунг найден был Марксом, — «не утопистом, а строгим, местами даже сухим ученым», как отзывался о нем г. Михайловский в давнопрошедшие времена — 1872 г., — найден совсем не посредством каких-нибудь перспектив, а посредством на­ учного анализа современного буржуазного режима, посредством выяснения необходи­ мости эксплуатации при наличности этого режима, посредством исследования законов его развития. Г. Михайловский может, конечно, уверять читателей «Русского Богатст­ ва»,

188 В. И. ЛЕНИН

что усвоение этого анализа не требует ни знаний, ни работы мысли, но мы видели уже у него самого (и увидим еще больше у его сотрудника экономиста ) такое грубое не­понимание азбучных истин, установленных этим анализом, что подобное заявление в состоянии вызвать, разумеется, только улыбку. Остается неоспоримым фактом распро­странение и развитие рабочего движения именно там и постольку, где и поскольку раз­вивается крупная капиталистическая машинная индустрия; — успех социалистической доктрины именно в том случае, когда она оставляет рассуждения об общественных ус­ловиях, соответствующих человеческой природе, и берется за материалистический ана­лиз современных общественных отношений, за выяснение необходимости теперешнего режима эксплуатации.

Попытавшись обойти действительные причины успеха материализма в рабочей сре­де посредством прямо уж противоположной истине характеристики отношения этой доктрины к «перспективам», г. Михайловский начинает теперь самым пошлым, мещан­ским образом глумиться над идеями и тактикой западноевропейского рабочего движе­ния. Как мы видели, он не сумел буквально ни одного довода привести против доказа­тельств Маркса о неизбежности превращения капиталистического строя в социалисти­ческий вследствие обобществления труда, — и тем не менее он развязнейшим образом иронизирует над тем, будто «армия пролетариев» подготовляет экспроприацию капи­талистов, «вслед за чем прекратится уже всякая классовая борьба и наступит на земле мир и в человецех благоволение». Он, г. Михайловский, знает гораздо более простые и верные пути к осуществлению социализма, чем этот: нужно только, чтобы «друзья на­рода» поподробнее указали «ясные и непреложные» пути «желанной экономической эволюции» — и тогда этих «друзей народа» наверное «призовут» для решения «прак­тических экономических проблем» (см. статью г. Южакова: «Вопросы экономического развития России», № 11 «Р. Б.»), а пока... пока рабочие должны подождать, положиться

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 189

на «друзей народа» и не начинать с «неосновательной самоуверенностью» самостоя­тельной борьбы против эксплуататоров. Желая окончательно поразить насмерть эту «неосновательную самоуверенность», наш автор с пафосом негодует против «этой нау­ки, умещающейся чуть ли не в карманном словаре». Какой ужас, в самом деле: наука — и социал-демократические брошюры, стоящие гроши и умещающиеся в кармане!! Не ясно ли, до какой степени неосновательно самоуверены те люди, которые лишь по­стольку и ценят науку, поскольку она учит эксплуатируемых самостоятельной борьбе за свое освобождение, учит сторониться от всяких «друзей народа», замазывающих ан­тагонизм классов и желающих на себя взять все дело, и которые поэтому излагают эту науку в грошовых изданиях, так шокирующих филистеров. То ли бы дело, если бы ра­бочие предоставили свою судьбу «друзьям народа», они показали бы им настоящую, многотомную, университетскую и филистерскую науку, подробно ознакомили бы их с общественной организацией, соответствующей человеческой природе, если бы только... рабочие согласились подождать и не начинали сами борьбы с такой неосновательной самоуверенностью !

Прежде чем переходить ко второй части «критики» г. Михайловского, направленной уже не против теории Маркса вообще, а против русских социал-демократов в частно­сти, нам приходится сделать некоторое отступление. Дело в том, что г. Михайловский, — точно так же, как он, критикуя Маркса, не только не попытался точно изложить его теорию, но прямо-таки извратил ее, — точно так же совсем уже безбожно перевирает идеи русских социал-демократов. Необходимо восстановить правду. Сделать это всего удобнее посредством сопоставления идей прежних русских социалистов — с идеями социал-демократов. Изложение первых заимствую из статьи г. Михайловского в «Рус­ской Мысли» за 1892 г., № 6, в которой он говорил тоже о марксизме (и говорил — в укор ему будь сказано — в приличном

190 В. И. ЛЕНИН

тоне, не касаясь вопросов, о которых трактовать в подцензурной прессе можно только по-буренински, — не смешивая марксистов со всякою грязью) и в противовес ему — или, по крайней мере, если не в противовес, то в параллель — излагал свои взгляды. Я ничуть не желаю, конечно, обижать ни г. Михайловского, т. е. причислять его к социа­листам, ни русских социалистов, приравнивая к ним г. Михайловского: я думаю только, что ход аргументации у тех и другого в сущности один и тот же, разница же заключа­ется в степени твердости, прямоты и последовательности убеждений.

Излагая идеи «Отечественных Записок», г. Михайловский писал: «В состав нравст­венно-политических идеалов мы вводили принадлежность земли земледельцу и орудий труда производителю». Исходная точка, как видите, самая благонамеренная, полная самых добрых пожеланий... «Существующие еще у нас средневековые формы труда сильно расшатаны, но мы не видели резона совсем кончать с ними, в угоду каких бы то ни было доктрин, либеральных или нелиберальных».

Странное рассуждение! Ведь какие бы то ни было «формы труда» могут быть рас­шатаны только вследствие замены их другими какими-нибудь формами; а между тем мы не находим у нашего автора (да не нашли бы ни у кого из его единомышленников) даже попытки анализа этих новых форм и объяснения их, а также выяснения причин вытеснения этими новыми формами старых. Еще более странная вторая часть тирады: «мы не видели резона кончать с этими формами в, угоду доктрин». Какими же это средствами обладаем «мы» (т. е. социалисты — см. вышесделанную оговорку) для того, чтобы «кончать» с формами труда, т. е. чтобы перестраивать данные производственные отношения между членами общества? Неужели не нелепа мысль о переделке этих от­ношений по доктрине? Послушаем

«Под средневековыми формами труда, — пояснял автор в другом месте, — следует разуметь не только общинное землевладение, кустарную промышленность и артельную организацию. Все это, несо­мненно, средневековые формы, но к ним должны быть причислены все виды принадлежности земли или орудий производства работнику».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 191

дальше: «задача наша не в том, чтобы вырастить непременно «самобытную» цивилиза­цию из собственных национальных недр, но и не в том, чтобы перенести на себя запад­ную цивилизацию целиком со всеми раздирающими ее противоречиями: надо брать хо­рошее отовсюду, откуда можно, а свое оно будет или чужое, это уже вопрос не прин­ципа, а практического удобства. По-видимому, это столь просто, ясно и понятно, что и разговаривать не о чем». И в самом деле, как это просто! Хорошее «брать» отовсюду — и дело в шляпе! От средневековых форм «взять» принадлежность средств производства работнику, а от новых (т. е. капиталистических) форм «взять» свободу, равенство, про­свещение, культуру. И разговаривать не о чем! Субъективный метод в социологии тут весь как на ладони: социология начинает с утопии — принадлежность земли работнику — и указывает условия осуществления желательного: «взять» хорошее оттуда-то да еще оттуда. Философ этот чисто метафизически смотрит на общественные отношения, как на простой механический агрегат тех или других институтов, простое механическое сцепление тех или других явлений. Он вырывает одно из таких явлений — принадлеж­ность земли земледельцу в средневековых формах — и думает, что его можно точно так же пересадить во всякие другие формы, как кирпич переложить из одного здания в другое. Но ведь это же значит не изучать общественные отношения, а уродовать под­лежащий изучению материал: ведь действительность не знает этой принадлежности земли земледельцу, отдельно и самостоятельно существующей, как вы ее взяли: это — только одно из звеньев тогдашних производственных отношений, которые состояли в том, что земля разделена была между крупными землевладельцами, помещиками, что помещики наделяли крестьян этой землей для того, чтобы эксплуатировать их, так что земля была как бы натуральной заработной платой: она давала крестьянину необходи­мые продукты, чтобы он мог производить прибавочный продукт на помещика; она яв­лялась фондом для несения крестьянами повинностей в пользу помещика.

192 В. И. ЛЕНИН

Почему автор не проследил этой системы производственных отношений, а ограничился тем, что вырвал одно явление, представив его, таким образом, в совершенно ложном свете? Потому что автор не умеет обращаться с общественными вопросами: он (повто­ряю, что пользуюсь рассуждениями г. Михайловского только как примером для крити­ки всего русского социализма) совсем и не задается целью объяснить тогдашние «фор­мы труда», представить их, как известную систему производственных отношений, как известную общественную формацию. Ему чужд, говоря языком Маркса, диалектиче­ский метод, обязывающий смотреть на общество, как на живой организм в его функ­ционировании и развитии.

Вовсе и не задаваясь вопросом о причинах вытеснения старых форм труда новыми, он повторяет в рассуждении об этих новых формах совершенно такую же ошибку. Для него достаточно констатировать, что эти формы «расшатывают» принадлежность земли земледельцу, т. е., общее говоря, выражаются в отделении производителя от средств производства, — и осудить это, как не соответствующее идеалу. И опять-таки рассуж­дение его совершенно нелепо: он вырывает одно явление (обезземеление) и не пробуя представить его как член другой уже системы производственных отношений, основан­ной на товарном хозяйстве, необходимо порождающем конкуренцию между товаро­производителями, неравенство, разорение одних и обогащение других. Он отметил од­но явление — разорение массы, отодвинув другое — обогащение меньшинства, — и тем поставил себя в невозможность понять ни то, ни другое.

И такие приемы называет еще — «искать ответы на вопросы жизни в их плотью и кровью одетой форме» («Р. Б.» № 1 за 1894 г.), тогда как он, как раз наоборот, не умея и не желая объяснить действительность, взглянуть ей прямо в лицо, — убежал позорно от этих вопросов жизни с ее борьбой имущего против неимущего, в область невинных утопий; это он называет — «искать ответы на вопросы жизни в идеальной постановке их жгучей и сложной реальной действительности»

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 193

(«Р. Б.» № 1), тогда как он на самом деле не сделал и попытки анализа и объяснения этой реальной действительности.

Вместо этого он дал нам утопию, сочиненную из бессмысленнейшего выдергивания отдельных элементов из разных общественных формаций — из средневековой взял то-то, из «новой» — то-то и т. д. Понятно, что теория, основанная на этом, не могла не ос­таться в стороне от действительной общественной эволюции по той простой причине, что жить-то и действовать приходилось нашим утопистам не в тех общественных от­ношениях, которые составлены из взятых оттуда-то да оттуда элементов, а в тех, кото­рые определяют отношения крестьянина к кулаку (хозяйственному мужику), кустаря к скупщику, рабочего к фабриканту и которые были совершенно не поняты ими. Их по­пытки и усилия переделать эти непонятые отношения по своему идеалу не могли не по­терпеть неудачи.

Вот в самых общих чертах — очерк того положения вопроса о социализме в России, когда «народились русские марксисты».

Они начали именно с критики субъективных приемов прежних социалистов; не удовлетворяясь констатированием эксплуатации и осуждением ее, они пожелали объ­яснить ее. Видя, что вся пореформенная история России состоит в разорении массы и в обогащении меньшинства, наблюдая гигантскую экспроприацию мелких производите­лей наряду с повсеместным техническим прогрессом, замечая, что эти полярные тече­ния возникают и усиливаются там и постольку, где и поскольку развивается и упрочи­вается товарное хозяйство, — они не могли не заключить, что имеют дело с буржуаз­ной (капиталистической) организацией общественного хозяйства, необходимо порож­дающей экспроприацию и угнетение масс. Их практическая программа прямо уже оп­ределялась этим убеждением: она сводилась к тому, чтобы примкнуть к этой борьбе пролетариата с буржуазией, борьбе неимущих классов против имущих, которая состав­ляет главное содержание экономической действительности России, начиная

194 В. И. ЛЕНИН

от глухой деревушки и кончая новейшей усовершенствованной фабрикой. Как примк­нуть? — ответ подсказала им опять-таки сама действительность. Капитализм довел главные отрасли промышленности до стадии крупной машинной индустрии; обобщест­вив таким образом производство, он создал материальные условия новых порядков и в то же время создал новую социальную силу: класс фабрично-заводских рабочих, город­ского пролетариата. Подвергаясь такой же буржуазной эксплуатации, каковою является по своей экономической сущности эксплуатация всего трудящегося населения России, — этот класс поставлен, однако, в особо выгодные условия по отношению к своему ос­вобождению: он ничем не связан уже со старым, целиком построенным на эксплуата­ции, обществом; самые условия его труда и обстановка жизни организуют его, застав­ляют мыслить, дают возможность выступить на арену политической борьбы. Естест­венно, что социал-демократы обратили все свое внимание и все надежды на этот класс, что они свели свою программу к развитию его классового самосознания, направили всю свою деятельность к тому, чтобы помочь ему подняться на прямую политическую борьбу против современного режима и втянуть в эту борьбу весь русский пролетариат.

Посмотрим теперь, как воюет г. Михайловский против социал-демократов. Что при­водит он в возражение против их теоретических воззрений? против их политической социалистической деятельности?

Теоретические воззрения марксистов излагаются критиком следующим образом: «Истина — по словам, будто бы, марксистов — состоит в том, что по имманентным законам исторической необходимости Россия разовьет свое капиталистическое произ­водство, со всеми его внутренними противоречиями, с поеданием малых капиталов крупными, а тем временем оторванный от земли мужик обратится в пролетария, объе­динится, обобществится, и дело будет

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 195

в шляпе, которую и останется только надеть на голову осчастливленному человечест­ву».

Извольте видеть, — марксисты, значит, ничем не отличаются от «друзей народа» в понимании действительности, но только в представлении будущего: они совсем, долж­но быть, не занимаются настоящим, а только «перспективами». Что именно такова мысль г. Михайловского, в этом не может быть сомнения: марксисты, — говорит он, — «вполне уверены, что в их провидениях будущего нет ничего утопического, а все взве­шено и смерено по предписаниям строгой науки», и, наконец, еще яснее: марксисты — «веруют и исповедуют непреложность абстрактной исторической схемы».

Одним словом, мы имеем перед собой то банальнейшее и пошлейшее обвинение марксистов, на котором с давних пор выезжают все те, кто не может возразить что-либо по существу против их воззрений. «Марксисты исповедуют непреложность абстракт­ной исторической схемы» ! !

Да ведь это же сплошная ложь и выдумка!

Ни один из марксистов нигде и никогда не аргументировал таким образом, что в России «должен быть» капитализм, «потому что» он был на Западе и т. д. Ни один из марксистов никогда не видел в теории Маркса какой-нибудь общеобязательной фило­софско-исторической схемы, чего-нибудь большего, чем объяснение такой-то общест­венно-экономической формации. Один только субъективный философ, г. Михайловский, ухитрился обнаружить такое непонимание Маркса, что усмотрел у него общефилософскую теорию, в ответ на что и получил совершенно определенное разъяснение Маркса, что он ошибся в адресе. Никогда ни один марксист не основывал своих социал-демократических воззрений на чем-нибудь ином, как на соответствии ее с действительностью и историей данных, т. е. русских, общественно-экономических от­ношений, да и не мог основывать, потому что это требование от теории совершенно яс­но и определенно заявлено и положено во главу угла всего учения самим основателем «марксизма» Марксом.

196 В. И. ЛЕНИН

Конечно, г. Михайловский может, сколько угодно, опровергать эти заявления тем, что он «собственными ушами» слышал именно исповедание абстрактной исторической схемы. Но какое же нам, социал-демократам, или кому бы то ни было, дело до того, что г. Михайловскому приходилось выслушивать от его собеседников всякий абсурдный вздор? Не доказывает ли это только того, что он очень счастливо выбирает своих собе­седников, и ничего больше? Очень возможно, конечно, что эти остроумные собеседни­ки остроумного философа именовали себя марксистами, социал-демократами и т. п. — но кто же не знает, что в настоящее время (как это давно уже замечено) всякий про­хвост любит рядиться в «красные» платья? И если г. Михайловский настолько прозор­лив, что не может отличить таких «ряженых» от марксистов, или если он настолько глубоко понял Маркса, что не заметил этого усиленнейше выдвигаемого им критерия всей его доктрины (формулирование «того, что совершается перед нашими глазами»),

— то это доказывает опять-таки только, что г. Михайловский не умен, и ничего боль­ ше.

Во всяком случае, если он брался за полемику в печати против социал-демократов,

— он должен был иметь в виду ту группу социалистов, которая уже давно носит такое имя и носит его одна, так что других нельзя смешать с нею, и которая имеет своих ли­ тературных представителей — Плеханова и его кружок62. И если бы он сделал так, — а так, очевидно, должен был бы поступить всякий мало-мальски порядочный человек, — и обратился хотя бы к первому социал-демократическому сочинению, к книге Плеха­ нова: «Наши разногласия», — он увидал бы там на первых же страницах категориче­ ское заявление автора от лица всех членов кружка:

«Мы ни в каком случае не хотим прикрывать свою программу авторитетом великого имени» (т. е. автори-

Все это писано в предположении, что г. Михайловский действительно слышал исповедания абст­рактных исторических схем и что он ничего не переврал. Считаю, однако, безусловно необходимым по этому поводу оговориться: за что купил, за то и продаю.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 197

тетом Маркса). Понимаете вы русский язык, г. Михайловский? Понимаете вы разницу между исповеданием абстрактных схем и отрицанием всякого авторитета Маркса в су­ждении о русских делах?

Понимаете ли вы, что, выдавая первое суждение, которое вам посчастливилось слы­шать от ваших собеседников, за марксистское и оставляя без внимания печатное заяв­ление одного из выдающихся членов социал-демократии от имени всей группы, — вы поступили нечестно?

И дальше заявление делается еще более определенное:

«Повторяю, — говорит Плеханов, — между самыми последовательными марксиста­ми возможно разногласие по вопросу об оценке современной русской действительно­сти»; наша доктрина — «первый опыт применения данной научной теории к анализу весьма сложных и запутанных общественных отношений».

Кажется, трудно говорить яснее: марксисты заимствуют безусловно из теории Мар­кса только драгоценные приемы, без которых невозможно уяснение общественных от­ношений, и, следовательно, критерий своей оценки этих отношений видят совсем не в абстрактных, схемах и т. п. вздоре, а в верности и соответствии ее с действительно­стью.

Или, может быть, вы думаете, что, делая такие заявления, автор на самом деле рас­суждал иначе? По это неправда. Вопрос, которым он занимался, состоял в том, — «должна ли Россия пройти через капиталистическую фазу развития?» Вопрос этот был, следовательно, формулирован совсем не по-марксистски, а по субъективным методам разных отечественных философов, видящих критерии этого долженствования не то в политике начальства, не то в деятельности «общества», не то в идеале общества, «соот­ветствующего человеческой природе», и тому подобной белиберде. Спрашивается те­перь: как должен был отвечать на подобный вопрос человек, исповедующий абстракт­ные схемы? Очевидно, он стал бы говорить о непререкаемости диалектического про­цесса, об общефилософском значении

198 В. И. ЛЕНИН

теории Маркса, о неизбежности для каждой страны пройти через фазу... и т. д., и т. д.

И как отвечал Плеханов?

Так, как только и мог отвечать марксист:

Он оставил совершенно в стороне вопрос о долженствовании, как праздный и могу­щий интересовать лишь субъективистов, и все время говорил лишь о действительных общественно-экономических отношениях, о действительной их эволюции. Поэтому не дал он и прямого ответа на такой неправильно поставленный вопрос, а ответил вместо того так: «Россия вступила на капиталистический путь».

А г. Михайловский с видом знатока толкует об исповедании абстрактной историче­ской схемы, об имманентных законах необходимости и т. п. невероятной ерунде! И на­зывает это «полемикой против социал-демократов»! !

Решительно отказываюсь понимать — если это полемист, то кто же после этого на­зывается пустолайкой? !

Нельзя не отметить еще по поводу вышецитированного рассуждения г. Михайловского, что он излагает взгляды социал-демократов так, будто «Россия разо­вьет свое собственное капиталистическое производство». Очевидно, по мнению этого философа, в России нет «своего собственного» капиталистического производства. Ав­тор, должно быть, примыкает к тому мнению, что русский капитализм ограничивается 1,5 миллионами рабочих, — мы ниже еще встретимся с этой ребячьей идеей наших «друзей народа», которые уж неизвестно куда причисляют всю остальную эксплуата­цию свободного труда. «Россия разовьет свое собственное капиталистическое произ­водство со всеми его внутренними противоречиями, а тем временем оторванный от земли мужик обратится в пролетария». Что дальше в лес, то больше дров! Итак, в Рос­сии нет «внутренних противоречий»? т. е., говоря прямо, нет эксплуатации массы на­рода кучкой капиталистов? нет разорения громадного большинства населения и обога­щения кучки лиц? Мужику только еще предстоит быть оторванным от земли? А в чем состоит вся пореформенная история России, как не в массовой, невиданной

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 199

нигде в такой интенсивности, экспроприации крестьянства? Надо иметь большое муже­ство, чтобы заявлять во всеуслышание такие вещи. И г. Михайловский обладает этим мужеством: «Маркс оперировал над готовым пролетариатом и готовым капитализмом, а нам надо еще создавать их». России надо еще создавать пролетариат?! В России, в ко­торой одной только можно найти такую безысходную нищету масс, такую наглую экс­плуатацию трудящегося, — которую сравнивали (и законно) с Англией по положению ее бедноты, в которой голодание миллионов народа является постоянным явлением ря­дом, например, с все возрастающим вывозом хлеба, — в России нет пролетариата! !

Я думаю, что г. Михайловскому следовало бы живому поставить памятник за эти классические слова!

Мы, впрочем, еще ниже увидим, что это — постоянная и последовательнейшая так­тика «друзей народа» — фарисейски закрывать глаза на невозможное положение тру­дящихся в России, изображать его только «пошатнувшимся», так что достаточно уси­лий «культурного общества» и правительства, чтобы направить все на истинный путь. Эти рыцари думают, что если они закроют глаза на тот факт, что положение трудящей­ся массы плохо не потому, что оно «пошатнулось», а потому, что она подвергается бес­стыднейшему грабежу со стороны кучки эксплуататоров, что если они наподобие страусов спрячут головы, чтобы не видеть этих эксплуататоров, — то эти эксплуатато­ры исчезнут. И когда социал-демократы говорят им, что это — позорная трусость — бояться смотреть в лицо действительности, когда они берут за свою отправную точку этот факт эксплуатации и говорят, что единственно возможное

Может быть, впрочем, г. Михайловский и тут попробовал бы увильнуть: я, дескать, вовсе не хотел сказать, что в России нет вообще пролетариата, а только — что в ней нет капиталистического пролета­риата? — Да? Так почему же Вы тогда не сказали этого? Ведь весь вопрос-то в том и состоит: представ­ляет ли из себя русский пролетариат такой, который свойственен буржуазной организации общественно­го хозяйства, или иной какой? Кто же виноват, что Вы на протяжении целых двух статей не проронили ни слова об этом, единственно серьезном и важном, вопросе, а предпочли болтать всякий вздор, и притом заговариваетесь до чертиков?

200 В. И. ЛЕНИН

объяснение его лежит в буржуазной организации русского общества, раскалывающей массу народа на пролетариат и буржуазию, и в классовом характере русского государ­ства, представляющего из себя не что иное, как орган господства этой буржуазии, что поэтому единственный выход заключается в классовой борьбе пролетариата против буржуазии, — тогда эти «друзья народа» поднимают вопли, что социал-демократы хо­тят обезземелить народ ! ! хотят разрушить нашу народную экономическую организа­цию! !

Мы подходим теперь к самому возмутительному месту всей этой, по меньшей мере, неприличной «полемики» — именно к «критике» (?) г. Михайловским политической деятельности социал-демократов. Всякий понимает, что деятельность социалистов и агитаторов среди рабочих не может подвергаться честному обсуждению в нашей ле­гальной прессе и что единственное, что может сделать в этом отношении порядочная подцензурная печать, — это «с тактом молчать». Г. Михайловский забыл это весьма элементарное правило и не посовестился воспользоваться своей монополией обраще­ния к читающей публике для того, чтобы обливать социалистов грязью.

Найдутся, однако, средства борьбы против этого бесцеремонного критика и помимо легальной журналистики!

«Сколько я понимаю, — наивничает г. Михайловский, — русские марксисты могут быть разделены на три разряда: марксистов-зрителей (безучастные наблюдатели про­цесса), марксистов пассивных (только «облегчают муки родов». Они «не интересуются народом, на земле сидящим, и обращают свое внимание и надежды на тех, которые уже отлучены от средств производства») и марксистов активных (прямо настаивающих на дальнейшем разорении деревни)».

Что это такое? ! Ведь не может же г. критик не знать, что русские марксисты — это социалисты, исходящие из того воззрения на действительность, что это — капитали­стическое общество и что выход из него один — классовая борьба пролетариата против буржуазии? Каким же образом и с какой стати смешивает он их

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 201

под одно с какой-то бессмысленной пошлостью? Какое право (нравственное, конечно) имеет он распространять термин марксистов на людей, не принимающих, очевидно, элементарнейших и основных положений марксизма, людей, которые никогда и нигде не выступали в качестве особой группы, никогда и нигде не заявляли какой-нибудь своей особой программы?

Г-н Михайловский оставил себе целый ряд лазеек, чтобы оправдать такие безобраз­ные приемы.

«Может быть, — острит он с легкостью светского пшюта, — это и не настоящие марксисты, но они считают и объявляют себя таковыми». Где объявляли и когда? В пе­тербургских либеральных и радикальных салонах? В частных письмах? Пусть так. Так и разговаривайте с ними в своих салонах и в своей корреспонденции! По ведь вы вы­ступаете печатно и публично против людей, которые (под знаменем марксизма) нико­гда и нигде не выступали публично. И вы смеете еще при этом объявлять, что полеми­зируете против социал-демократов, зная, что это имя носит только одна группа социа­листов революционеров и никого другого с нею смешать нельзя!

Г. Михайловский виляет и вертится, как уличенный гимназист: Я тут совершенно ни при чем — силится доказать он читателю — я «собственными ушами слышал и собст­венными глазами видел». Да, прекрасно! Мы охотно верим, что у вас под глазами нет никого, кроме пошляков и негодяев, но при чем же тут мы-то, социал-демократы? Кто же не знает, что «в настоящее

Остановлюсь на одном хоть фактическом указании, которое попадается у г. Михайловского. Вся­кий, прочитавший его статью, должен будет согласиться, что он и г. Скворцова (автора «Экономических причин голодовок») причисляет к «марксистам». А между тем этот г-н сам себя так не называет, и доста­точно самого элементарного знакомства с сочинениями социал-демократов, чтобы видеть, что с их точки зрения это — пошлейший буржуй и ничего больше. Какой это марксист, когда он не понимает, что та общественная среда, для которой он прожектирует свои прогрессы, — есть буржуазная среда, что поэто­му все «улучшения культуры», действительно замечаемые даже в крестьянском хозяйстве, означают про­гресс буржуазный, улучшающий положение меньшинства и пролетаризирующий массы! Какой это мар­ксист, когда он не понимает, что государство, к которому он обращается с прожектами, есть классовое государство, способное только поддерживать буржуазию и давить пролетариат!

202 В. И. ЛЕНИН

время, когда» не только социалистическая, но и всякая мало-мальски самостоятельная и честная общественная деятельность вызывает политическое преследование, — на од­ного, действительно работающего под тем или другим знаменем — народовольчества, марксизма или, хоть скажем, конституционализма — приходится несколько десятков фразеров, прикрывающих этим именем свою либеральную трусость, и еще, может быть, несколько прямых уже подлецов, обстраивающих свои собственные делишки? Не ясно ли, что только самая низменная пошлость способна бы была ставить в упрек како­му бы то ни было из этих направлений тот факт, что его знамя пачкает (и притом не­публично и негласно) всякая шваль? Все изложение г. Михайловского — сплошная цепь искажений, извращений и подтасовок. Выше мы видели, что те «истины», из ко­торых исходят социал-демократы, он совершенно переврал, изложил так, как никто из марксистов нигде и никогда их не излагал и не мог излагать. И если бы он изложил действительное понимание русской действительности социал-демократами, он не мог бы не видеть, что «сообразоваться» с этими воззрениями можно только на один манер — содействуя развитию классового самосознания пролетариата, организуя и сплачивая его для политической борьбы против современного режима. У него, впрочем, осталась еще одна уловка. С видом оскорбленной невинности, он фарисейски возводит очи горе и слащаво изрекает: «Я очень рад это слышать, но я не понимаю, против чего вы про­тестуете» (он так и говорит во 2 № «Р. Б.»). «Прочитайте внимательнее мой отзыв о пассивных марксистах, и вы увидите, что я говорю: с этической точки зрения возразить ничего нельзя».

И это, конечно, не что иное, как пережевывание прежних, жалких уверток.

Скажите, пожалуйста, как назвали бы поступок человека, который объявил бы, что критикует социально-революционное народничество (а другое еще и не выступало — беру такой период), и который стал бы излагать примерно такие вещи:

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 203

«Народники, сколько я понимаю, разделяются на три разряда: народники последова­тельные, которые вполне принимают идеи мужика и в точном соответствии с его жела­ниями обобщают розги, женобойство и вообще проводят ту гнуснейшую политику пра­вительства кнута и палки, которая ведь называлась же народной политикой; затем, дес­кать, народники-трусы, которые не интересуются мнениями мужика и только пытаются перенести в Россию чуждое ей революционное движение, посредством ассоциаций и т. п. — против чего, впрочем, с этической точки зрения ничего возразить нельзя, если бы не скользкость пути, которая легко может свести трусливого народника к последо­вательному или смелому; и наконец — народники-смелые, которые во всей полноте осуществляют народные идеалы хозяйственного мужика и потому садятся на землю, чтобы кулачествовать вплотную», — все порядочные люди назвали бы, конечно, это подлым и пошлым глумлением. А если бы притом излагавший такие вещи человек не мог получить опровержения от народников в той же печати; если бы при этом идеи этих народников излагались до сих пор только нелегально и потому многие не имели о них точного понятия и могли легко поверить всему, что бы им ни сказали о народни­ках, — тогда все согласились бы, что такой человек...

Может быть, впрочем, г. Михайловский и сам не совсем еще забыл то слово, которое следовало бы здесь поставить.

Довольно, однако! Много еще осталось подобных же инсинуаций у г. Михайловского, но я не знаю работы более утомительной, более неблагодарной, бо­лее черной, чем возня в этой грязи, собирание разбросанных там и сям намеков, сопос­тавление их, поиски хоть одного какого-нибудь серьезного возражения.

Довольно!

Апрель 1894.

204 В. И. ЛЕНИН

ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ 63

В тексте статьи читатель найдет сноски с указанием на дальнейший разбор некото­рых вопросов, тогда как на самом деле этого разбора нет.

Причина этого лежит в том, что предлагаемая статья составляет только первую часть ответа на статьи «Русского Богатства» о марксизме. Крайний недостаток времени по­мешал своевременному выходу этой статьи, между тем как медлить долее мы не счита­ем возможным: мы и так опоздали на 2 месяца. Вот почему мы решаемся выпустить пока разбор «критики» г. Н. Михайловского, не дожидаясь окончания печатания всей статьи.

В готовящихся 2-м и 3-ем изданиях читатель найдет, помимо предлагаемого разбора, также и разбор общественно-экономических воззрений других главарей «Русского Бо­гатства», гг. С. Южакова и С. Кривенко, в связи с очерком экономической действитель­ности России и вытекающими отсюда «идеями и тактикой социал-демократов».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 205

К ПРЕДЛАГАЕМОМУ ИЗДАНИЮ64

Предлагаемое издание представляет точное воспроизведение первого. Непричастные совершенно к делу составления текста, мы не считали себя вправе подвергнуть его ка­ким-нибудь изменениям и ограничились только издательской работой. Мотивом, побу­дившим нас предпринять эту работу, была уверенность в том, что предлагаемое сочи­нение послужит к некоторому оживлению нашей социал-демократической пропаганды.

Полагая, что готовность служить делу этой пропаганды должна быть непременным следствием социал-демократических убеждений, мы обращаемся ко всем единомыш­ленникам автора предлагаемой брошюры с предложением содействовать всеми средст­вами (особенно, конечно, переизданием) возможно более широкому распространению как предлагаемого сочинения, так и всех вообще органов марксистской пропаганды. Настоящий момент особенно удобен для такого содействия. Деятельность «Русского Богатства» принимает по отношению к нам все более и более вызывающий характер. В своем стремлении парализовать распространение в обществе социал-демократических идей журнал дошел до прямого обвинения нас в равнодушии к интересам пролетариата и в настаивании на разорении масс. Смеем думать, что такими приемами журнал толь­ко вредит себе и подготовляет нашу победу. Однако не следует забывать, что клеветни­ки располагают всеми материальными средствами для самой широкой

206 В. И. ЛЕНИН

пропаганды своих клевет. В их распоряжении несколько тысяч экземпляров журнала, к их услугам читальни и библиотеки. Поэтому, чтобы доказать нашим врагам, что и вы­годы привилегированного положения не всегда обеспечивают успех инсинуаций, мы должны приложить все наши усилия. Выражаем полную уверенность, что эти усилия найдутся.

Июль 1894.

ВЫПУСК III

207

Обложка III выпуска гектографированного издания

книги В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют

против социал-демократов?» — 1894 г.

Уменьшено

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 209

В заключение познакомимся еще с одним «другом народа», г. Кривенко, выступаю­щим тоже на прямую войну с социал-демократами.

Впрочем, мы не будем разбирать его статьи («По поводу культурных одиночек» — в № 12 за 1893 г. и «Письма с дороги» в № 1 за 1894 г.) так, как делали это по отношению к гг. Михайловскому и Южакову. Там разбор их статей целиком был необходим, чтобы ясно представить себе в первом случае — содержание их возражений против материа­лизма и марксизма вообще; во втором — их политико-экономические теории. Теперь нам предстоит ознакомиться, чтобы составить себе полное представление о «друзьях народа», с их тактикой, с их практическими предложениями, с их политической про­граммой. Эта программа нигде не изложена у них прямо, с такой же последовательно­стью и полнотой, как воззрения теоретические. Поэтому я вынужден брать эту про­грамму из разных статей журнала, отличающегося достаточной солидарностью своих сотрудников, чтобы не встречать противоречий. Вышеупомянутых статей г. Кривенко я буду держаться лишь предпочтительно перед другими как потому, что они больше да­ют материала, так и потому, что автор их является таким же типичным для журнала практиком, политиком, как г. Михайловский — социологом и г. Южаков — экономи­стом.

210 В. И. ЛЕНИН

Однако, прежде чем переходить к их программе, безусловно необходимым пред­ставляется остановиться еще на одном теоретическом пункте. Выше мы видели, как г. Южаков отделывался ничего не говорящими фразами о народной аренде, поддержи­вающей народное хозяйство, и т. п., прикрывая ими свое непонимание экономики на­ших земледельцев. Промыслов он не коснулся, ограничившись данными о росте круп­ной фабрично-заводской промышленности. Теперь г. Кривенко повторяет совершенно подобные фразы о кустарных промыслах. Он прямо противополагает «нашу народную промышленность», т. е. кустарную — промышленности капиталистической (№ 12, с. 180—181). «Народное производство (sic!), — говорит он, — в большинстве случаев возникает естественно», а капиталистическая промышленность «создается сплошь и рядом искусственно». В другом месте он противополагает «мелкую народную про­мышленность» — «крупной, капиталистической». Если вы спросите, в чем же состоит особенность первой, — то узнаете только, что она «мелкая» и что орудия труда соеди­нены с производителем (заимствую это последнее определение из вышеупомянутой статьи г. Михайловского). Но ведь это далеко еще не определяет ее экономической ор­ганизации, да и потом — это совершенно неверно. Г. Кривенко говорит, например, что «мелкая народная промышленность и до сих пор еще дает гораздо большую сумму ва­лового производства и занимает больше рук, чем промышленность крупная капитали­стическая». Автор имеет в виду, очевидно, данные о числе кустарей, доходящем до 4 млн., а по другому счету до 7 млн. Но кто же не знает, что преобладающей формой эко­номики наших кустарных промыслов является домашняя система крупного производ­ства? что масса кустарей занимает никак не самостоятельное, а совершенно зависимое, подчиненное положение в производстве, работает

Еще можно узнать только вот что: «из нее может развиться настоящая (sic!) народная промышлен­ность», — говорит г. Кривенко. Обычный прием «друзей народа» — говорить праздные и бессмыслен­ные фразы, вместо того чтобы точно и прямо охарактеризовать действительность.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 2Ц

не из своего материала, а из материала купца, который платит кустарю только заработ­ную плату? Данные о преобладании этой формы приводились ведь и в легальной даже литературе. Сошлюсь, например, на превосходную работу известного статистика С. Харизоменова в «Юридическом Вестнике»65 (1883 г., №№ 11 и 12). Сводя имеющиеся в литературе данные о наших кустарных промыслах в центральных губерниях, где они наиболее развиты, С. Харизоменов пришел к выводу о безусловном преобладании до­машней системы крупного производства, т. е. несомненно капиталистической формы промышленности. «Определяя экономическую роль мелкой самостоятельной промыш­ленности, — говорит он, — мы приходим к таким выводам: в Московской губ. 86,5% годовых оборотов кустарной промышленности дает домашняя система крупного про­изводства и только 13,5% принадлежит мелкой самостоятельной промышленности. В Александровском и Покровском уездах Владимирской губернии 96% годовых оборотов кустарной промышленности падает на долю домашней системы крупного производства и мануфактуры, и только 4% дает мелкая самостоятельная промышленность».

Данных этих никто, насколько известно, не пробовал опровергнуть, да и нельзя их опровергнуть. Как же можно обходить и замалчивать эти факты, называть такую про­мышленность в противоположность капиталистической — «народной» и толковать о возможности развития из нее настоящей?

Объяснение этому прямому игнорированию фактов только и может быть одно: об­щая тенденция «друзей народа», как и всех российских либералов, замазывать антаго­низм классов и эксплуатацию трудящегося в России, представляя все это в виде про­стых только «дефектов». А может быть, впрочем, причина лежит вдобавок и в таких глубоких познаниях о предмете, которые выказывает, например, г. Кривенко, называя «павловское ножевое производство» — «производством полуремесленного характера». Это феноменально, до какой степени доходит искажение дела у «друзей народа» !

212 В. И. ЛЕНИН

Как можно тут толковать о ремесленном характере, когда павловские ножевщики рабо­тают на рынок, а не на заказ? Разве не относит ли г. Кривенко к ремеслу такие порядки, когда купец заказывает кустарю изделия, чтобы отправить их на Нижегородскую яр­марку? Это уж слишком забавно, но должно быть, что это так.

На самом деле производство ножа всего менее (сравнительно с другими павловски­ми производствами) сохранило мелкую кустарную форму с (кажущейся) самостоятель­ностью производителей: «Производство столового и ремесленного ножа , — говорит Η. Φ. Анненский, — уже в значительной степени приближается к фабричному или, правильнее, мануфактурному». Из занятых столовым ножом кустарей в Нижегородской губернии 396-ти человек — на базар работают только 62 (16%), на хозяина — 273 (69%) и в наемных рабочих — 61 (15%). Следовательно, только 1кустарей не порабо­щена прямо предпринимателю. Что касается до другого подразделения ножевого про­изводства — производства складного (перочинного) ножа, — то оно, по словам того же автора, — «занимает промежуточное место между столовым ножом и замком: большая часть мастеров здесь работает уже на хозяина, но наряду с ними есть еще довольно много самостоятельных кустарей, имеющих дело с рынком».

Всего этот сорт ножа работают 2552 кустаря в Нижегородской губернии, из которых на базар работают 48% (1236), на хозяина — 42% (1058) и в наемных рабочих 10% (258). И здесь, следовательно, самостоятельные (?) кустари в меньшинстве. Да и само­стоятельны, конечно, работающие на базар только по виду, а на деле они не менее по­рабощены капиталу скупщиков. Если мы возьмем данные о промыслах всего Горба-товского уезда Нижегородской губернии, в котором промыслами занято 21983 работ­ника, т. е. 84,5% всех

Наиболее крупное из всех остальных, дающее изделий на 900 тыс. руб., при общей сумме павлов­ских изделий в 2750 тыс.

То есть на купца, который дает кустарям материал и платит им за работу обыкновенную заработ­ную плату.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 213

наличных работников , то получим следующие данные (точные данные об экономике промысла имеются лишь о 10 808 рабочих — в промыслах: металлическом, кожевен­ном, шорном, валяльном, пенькопрядильном): 35,6% кустарей работают на базар; 46,7% — на хозяина и 17,7% — состоят в наемниках. Таким образом, мы видим и здесь преобладание домашней системы крупного производства, преобладание таких отно­шений, когда труд порабощен капиталу.

Если «друзья народа» так свободно обходят подобного рода факты, то это происхо­дит еще потому, что в своем понимании капитализма они не ушли дальше обыденных вульгарных представлений — капиталист = богатый и образованный предприниматель, ведущий крупное машинное хозяйство, — и не хотят знать научного содержания этого понятия. Мы в предыдущей главе видели, как г. Южаков прямо начинал капитализм с машинной индустрии, минуя простую кооперацию и мануфактуру. Это — общераспро­страненная ошибка, ведущая, между прочим, и к тому, что игнорируют капиталистиче­скую организацию наших кустарных промыслов.

Разумеется, домашняя система крупного производства — капиталистическая форма промышленности: мы имеем здесь налицо все ее признаки — товарное хозяйство на высокой уже ступени развития, концентрация средств производства в руках отдельных личностей, экспроприация массы рабочих, которые не имеют своих средств производ­ства и потому прилагают труд к чужим, работают не на себя, а на капиталиста. Очевид­но, по организации промысла это — чистый капитализм; особенность его сравнительно с крупной машинной индустрией — техническая неразвитость (объясняется главным образом безобразно низкой заработной платой) и сохранение рабочими крохотного зе­мельного

Самобытные российские экономисты, измеряя русский капитализм числом фабричных рабочих (sic!), без церемоний относят этих работников и бездну подобных им к населению, занятому сельским хозяйством и страдающему не от гнета капитала, а от искусственных давлений на «народный строй»

214 В. И. ЛЕНИН

хозяйства. Это последнее обстоятельство особенно смущает «друзей народа», привык­ших мыслить, как и подобает истым метафизикам, голыми непосредственными проти­воречиями: «да, да — нет, нет, а что сверх того, то от лукавого».

Безземельные рабочие — капитализм; владеют землей — нет капитализма; и они ог­раничиваются этой успокоительной философией, опуская из виду всю общественную организацию хозяйства, забывая тот общеизвестный факт, что владение землей нимало не устраняет скотской нищеты этих землевладельцев, подвергающихся самому бес­стыдному грабежу со стороны других таких же землевладельцев — «крестьян».

Они и не знают, кажется, что капитализм нигде не в состоянии был — находясь на низких сравнительно ступенях развития — оторвать совершенно рабочего от земли. По отношению к Западной Европе Маркс установил тот закон, что только крупная машин­ная индустрия окончательно экспроприирует рабочего. Понятно поэтому, что ходячие рассуждения об отсутствии у нас капитализма, аргументирующие тем, что «народ вла­деет землей», — лишены всякого смысла, потому что капитализм простой кооперации и мануфактуры нигде и никогда не был связан с полным отлучением работника от зем­ли, нисколько не переставая, разумеется, от этого быть капитализмом.

Что же касается до крупной машинной индустрии в России — а эту форму быстро принимают наиболее крупные и важные отрасли нашей промышленности — то и у нас, при всей нашей самобытности, она обладает таким же свойством, как и на всем осталь­ном капиталистическом Западе, она абсолютно уже не мирится с сохранением связи рабочего с землей. Факт этот доказал, между прочим, Дементьев точными статистиче­скими данными, из которых он (совершенно независимо от Маркса) сделал тот вывод, что механическое производство неразрывно связано с полным отлучением работника от земли. Исследование это еще раз доказало, что Россия — страна капиталистическая, что

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 215

в ней связь трудящегося с землей так слаба и призрачна, могущество имущего (вла­дельца денег, скупщика, крестьянского богатея, мануфактуриста и пр.) так уже прочно, что достаточно еще одного шага техники — и «крестьянин» (?? живущий давным-давно продажей рабочей силы) превращается в чистого рабочего . Непонимание «друзьями народа» экономической организации наших кустарных промыслов далеко не ограничивается, однако, этим. Представление их даже и о тех промыслах, где нет рабо­ты «на хозяина», так же поверхностно, как и представление о земледельце (что уже мы видели выше). Это, впрочем, и вполне естественно, когда берутся судить и рядить о по­литико-экономических вопросах господа, только, кажется, и знающие, что есть на свете средства производства, которые «могут» быть соединены с трудящимся, — и это очень хорошо; а «могут» быть и отделены от него — и это очень плохо. На этом не далеко уедешь.

Рассуждая о промыслах, которые капитализуются и которые не капитализуются (где «свободно может существовать мелкое производство»), г. Кривенко указывает, между прочим, на то, что в некоторых производствах «основные затраты на производство» очень незначительны и где потому возможно мелкое производство. В пример приводит он кирпичное производство, стоимость затрат на которое может-де быть в 15 раз мень­ше годового оборота заводов.

Так как это чуть ли не единственное фактическое указание автора (это, повторяю, самая характерная черта субъективной социологии, что она боится прямо и точно ха­рактеризовать и анализировать действительность, воспаряя предпочтительно в сферу «идеалов»... мещанства), — то мы его и возьмем, чтобы показать, насколько неверны представления «друзей народа» о действительности.

Домашняя система крупного производства не только капиталистическая система, но еще и наихуд­шая капиталистическая система, соединяющая с наисильнейшей эксплуатацией трудящегося наимень­шую возможность для рабочих вести борьбу за свое освобождение.

216 В. И. ЛЕНИН

Описание кирпичного промысла (выделка кирпича из белой глины) имеем в хозяй­ственной статистике московского земства («Сборник», т. VII, вып. I, часть 2 и т. д.). Промысел сосредоточен главным образом в 3-х волостях Богородского уезда, где нахо­дится 233 заведения с 1402 рабочими (567 семейных = 41 % и 835 наемных — 59%) и с суммой годового производства в 357000 рублей. Промысел возник давно, но особенно развился в последние 15 лет, благодаря проведению железной дороги, значительно об­легчившей сбыт. До проведения железной дороги главную роль играла семейная форма производства, уступающая теперь эксплуатации наемного труда. Этот промысел тоже не свободен от зависимости мелких промышленников от крупных по сбыту : вследствие «недостатка денежных средств» первые продают последним кирпич на месте (иногда «сырцом» — не обожженный) по страшно пониженным ценам.

Однако мы имеем возможность познакомиться и с организацией промысла помимо этой зависимости благодаря приложенной к очерку подворной переписи кустарей, — где указано число рабочих и сумма годового производства для каждого заведения.

Чтобы проследить, применим ли к этому промыслу тот закон, что товарное хозяйст­во есть капиталистическое хозяйство, т. е. неизбежно перерождается в него на извест­ной ступени развития, мы должны сравнить заведения по величине их: вопрос состоит именно в взаимоотношении мелких и крупных заведений по роли в производстве, по эксплуатации наемного труда. Взяв за основание число рабочих, делим заведения кус­тарей на три группы: I) заведения, имеющие от 1—5 рабочих (и семейных и наемных вместе); II) имеющие от 6—10 рабочих и III) имеющие свыше 10 рабочих.

Прослеживая величину заведений, состав рабочих и сумму производства в каждой группе, получаем такие данные:

Под «семейными» рабочими, в противоположность наемным, разумеются работающие члены хозяй­ских семей.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»

217


Группы кустарей по числу рабочих

I. Им. 1—5 рабоч. П. » 6—10 » III. » бол. 10 »

2,8

7,3

26,4

25

90

100

19 58 91

251 249 260

72 18 10

34 23 43

34 22 44

167/43 43/39

23/23

476/92 317/186 609/557

119 500

79 000

158 500


Итого 6 45 59 254 100 100 100 233/105 1 402/835 357 000

Всмотритесь в эту табличку и вы увидите буржуазную или, что то же, капиталисти­ческую организацию промысла: по мере того, как заведения становятся крупнее, повы­шается производительность труда (средняя группа представляет исключение), усили­вается эксплуатация наемного труда , увеличивается концентрация производства

Третья группа, которая почти всецело основывает свое хозяйство на наемном труде, держит в своих руках — при 10% всего числа заведений — 44% общей суммы произ­водства.

Эта концентрация средств производства в руках меньшинства, связанная с экспро­приацией большинства (наемные рабочие), и объясняет нам как зависимость мелких производителей от скупщиков (крупные промышленники и являются скупщиками), так и угнетение

Знаменатель означает число заведений с наемными рабочими и число наемных рабочих. — То же и в следующей таблице.

Один рабочий производит в год в 1-ой группе на 251 руб.; во П-ой — на 249; в Ш-ей — на 260. Процент заведений с наемниками в 1-ой группе — 25%; во П-ой — 90% и в Ш-ей — 100%; процент наемных рабочих — 19% — 58% — 91%.

*"* В 1-ой группе на 72% заведений — 34% производства; во П-ой на 18%—22%; в Ш-ей на 10%— 44%.

218 В. И. ЛЕНИН

труда в этом промысле. Мы видим, следовательно, что причина экспроприации трудя­щегося и эксплуатации его лежит в самих производственных отношениях.

Русские социалисты-народники, как известно, держались противного мнения, усмат­ривая причину угнетения труда в кустарных промыслах не в производственных отно­шениях (которые объявлялись построенными на таком начале, которое исключает экс­плуатацию), а вне их — в политике, именно в политике аграрной, платежной и т. д. Спрашивается, на чем держалось и держится это мнение, которое приобрело теперь почти уже прочность предрассудка? Не на том ли, что господствовало иное представ­ление о производственных отношениях в кустарных промыслах? Совсем нет. Оно дер­жится только благодаря отсутствию какой бы то ни было попытки точно и определенно охарактеризовать данные, действительные формы экономической организации; оно держится лишь благодаря тому, что не выделяют особо производственные отношения и не подвергают их самостоятельному анализу. Одним словом, оно держится лишь по непониманию единственно научного метода общественной науки, именно — материа­листического метода. Понятен теперь и ход рассуждений старых наших социалистов. По отношению к кустарным промыслам они относят причину эксплуатации к явлени­ям, лежащим вне производственных отношений; по отношению к капитализму крупно­му, фабрично-заводскому они не могли не видеть, что там — причина эксплуатации лежит именно в производственных отношениях. Получалась непримиримая противопо­ложность, несоответствие, оказывалось непонятным, откуда мог вырасти этот крупный капитализм, — когда в производственных отношениях (которые и не рассматривались!) кустарных промыслов нет ничего капиталистического. Вывод естественный: не пони­мая связи кустарной и капиталистической промышленности, противополагают первую последней, как «народную» — «искусственной». Появляется идея о противоречии ка­питализма нашему «народному строю», — идея, имеющая такое широкое распростра­нение и недавно еще

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 219

в подновленном и улучшенном издании преподнесенная русской публике г. Николаем —оном. Держится такая идея лишь по рутине, — несмотря на всю ее феноменальную нелогичность: о фабрично-заводском капитализме составляют представление по тому, что он действительно есть, а о кустарной промышленности по тому, чем она «может быть», о первом — по анализу производственных отношений, — о вторых — и не пы­таясь рассмотреть отдельно производственные отношения и прямо перенося дело в об­ласть политики. Стоит обратиться к анализу этих производственных отношений, и мы увидим, что «народный строй» представляет из себя те же капиталистические произ­водственные отношения, хотя бы и в неразвитом, зародышевом состоянии, — что если отказаться от наивного предрассудка считать всех кустарей равными друг другу и вы­разить точно различия в среде их, — то разница между «капиталистом» фабрики и за­вода и «кустарем» окажется подчас меньше разницы между одним и другим «куста­рем», — что капитализм представляет из себя не противоречие «народному строю», а прямое, ближайшее и непосредственное продолжение и развитие его.

Может быть, впрочем, найдут неподходящим взятый пример? скажут, что в данном случае вообще слишком велик процент наемных рабочих? Но дело в том, что важны тут совсем не абсолютные цифры, а отношения, вскрываемые ими, отношения, по сущности своей буржуазные и не перестающие быть таковыми ни при сильно выра­женной буржуазности, ни при выраженной слабо.

Если угодно, возьму другой пример — нарочно с слабой буржуазностью — возьму (из книги г. Исаева о промыслах Московской губернии) промысел горшечный, «чисто домашний промысел», по словам г-на профессора. Этот промысел, конечно, может служить представителем мелких крестьянских промыслов: техника самая простая, при­способления самые незначительные, производство дает предметы повсеместного

Это едва ли верно по отношению к промыслам Московской губернии, но по отношению к менее развитым промыслам остальной России, может быть, и справедливо.

220

В. И. ЛЕНИН

и необходимого обихода. И вот, благодаря подворной переписи кустарей с теми же данными, как и в предыдущем случае, мы имеем возможность изучить экономическую организацию и этого промысла, несомненно уже вполне типичного для всей громадной массы русских мелких, «народных» промыслов. Делим кустарей на группы — I) имеющие от 1—3 рабочих (и семейных и наемных вместе); II) имеющие 4—5 рабочих; III) имеющие более 5 рабочих — и приводим те же расчеты:

Группы кустарей по числу рабочих

I. Им. 1—3 рабоч. 2,4 39 19 468 60 38 36 72/28 174/33 81500
П. » 4—5 » 4,3 48 20 498 27 32 32 33/16 144/29 71800
III. » бол. 5 » 8,4 100 65 533 13 30 32 16/16 134/87 71500
Итого 3,7 49 33 497 100 100 100 121/60 452/149 224 800

Очевидно, отношения и в этом промысле — а таких примеров можно бы привести сколько угодно — оказываются буржуазными: мы видим то же разложение на почве товарного хозяйства и притом разложение специфически капиталистическое, приводя­щее к эксплуатации наемного труда, играющей уже главную роль в высшей группе, со­средоточившей при 1/8 части всех заведений и при 30% рабочих — почти 1/3 всего про­изводства при значительно высшей сравнительно с средней производительностью тру­да. Одни уже эти производственные отношения объясняют нам появление и силу скупщиков. Мы видим, как у меньшинства, владеющего более крупными и более до­ходными заведениями и получающего «чистый» доход от чужого труда

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 221

(в высшей группе горшечников на 1 заведение приходится 5,5 наемных рабочих), — скапливаются «сбережения», тогда как большинство разоряется, и даже мелкие хозяева (не говоря уже о наемных рабочих) не в состоянии свести концов с концами. Понятно и неизбежно, что последние будут в порабощении у первых, — неизбежно именно вслед­ствие капиталистического характера данных производственных отношений. Эти отно­шения состоят в том, что продукт общественного труда, организованного товарным хо­зяйством, достается в руки частных лиц и в их руках служит орудием угнетения и по­рабощения трудящегося, средством к личному обогащению на счет эксплуатации мас­сы. И не думайте, что эта эксплуатация, это угнетение выражаются слабее оттого, что такой характер отношений развит еще слабо, что накопление капитала, идущее рядом с разорением производителей, ничтожно. Совсем напротив. Это ведет только к более грубым, крепостническим формам эксплуатации, ведет к тому, что капитал, не будучи еще в состоянии прямо подчинить себе рабочего простой покупкой его рабочей силы по ее стоимости, опутывает трудящегося целой сетью ростовщических прижимок, при­вязывает его к себе кулаческими приемами и в результате грабит у него не только сверхстоимость, а и громадные части заработной платы, да притом еще забивает его, отнимая возможность переменить «хозяина», издевается над ним, обязывая считать благодеянием то, что он «дает» (sic!) ему работу. — Понятно, что ни один рабочий ни­когда не согласился бы переменить свое положение на положение русского «самостоя­тельного» кустаря в «настоящей», «народной» промышленности. Понятно также, что все мероприятия, излюбленные российскими радикалами, либо нимало не затронут эксплуатации трудящегося и порабощения его капиталу, оставаясь единичными экспе­риментами (артели), либо ухудшат положение трудящихся (неотчуждаемость наделов), либо, наконец, только очистят, разовьют и упрочат данные капиталистические отноше­ния (улучшение техники, кредиты и т. п.).

222 В. И. ЛЕНИН

«Друзья народа», впрочем, никогда не смогут вместить того, чтобы в крестьянском промысле, при общей его мизерности, при ничтожной сравнительно величине заведе­ний и крайне низкой производительности труда, при первобытной технике и неболь­шом числе наемных рабочих был капитализм. Они никак не в состоянии вместить, что капитал — это известное отношение между людьми, отношение, остающееся таковым же и при большей и при меньшей степени развития сравниваемых категорий. Буржуаз­ные экономисты никогда не могли понять этого: они всегда возражали против такого определения капитала. Помнится, в «Русской Мысли» один из них, говоря о книге Зи­бера (о теории Маркса), приводил это определение (капитал — отношение), ставил вос­клицательные знаки и негодовал.

Это — самая характерная черта буржуазных философов — принимать категории буржуазного режима за вечные и естественные; поэтому они и для капитала берут та­кие определения, как, например, накопленный труд, служащий для дальнейшего произ­водства, — т. е. определяют его как вечную для человеческого общества категорию, замазывая таким образом ту особую, исторически определенную экономическую фор­мацию, когда этот накопленный труд, организованный товарным хозяйством, попадает в руки того, кто не трудился, и служит для эксплуатации чужого труда. Поэтому и по­лучается у них, вместо анализа и изучения определенной системы производственных отношений, — ряд банальностей, приложимых ко всяким порядкам, вперемежку с сен­тиментальной водицей мещанской морали.

Вот теперь и смотрите, — почему называют «друзья народа» эту промышленность «народной», почему противополагают ее капиталистической? Только потому, что эти господа — идеологи мещанства и не в состоянии себе даже представить того, что эти мелкие производители живут и хозяйничают при системе товарного хозяйства (почему я их и называю мещанами) и что их отношения к рынку необходимо и неизбежно рас-калы-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 223

вают их на буржуазию и пролетариат. Попробовали бы вы изучить действительную ор­ганизацию наших «народных» промыслов, вместо того, чтобы фразерствовать о том, что «может» из них выйти, — и мы посмотрели бы, сумели ли бы вы найти в России такую мало-мальски развитую отрасль кустарной промышленности, которая бы не была организована капиталистически.

А если вы не согласны с тем, что признаками, необходимыми и достаточными для этого понятия, являются монополизация средств производства в руках меньшинства, освобождение от них большинства и эксплуатация наемного труда (говоря общее, — присвоение частными лицами продукта общественного труда, организованного товар­ным хозяйством, — вот в чем суть капитализма), — тогда потрудитесь дать «свое» оп­ределение капитализма и «свою» историю его.

На деле организация наших кустарных «народных» промыслов дает превосходную иллюстрацию к общей истории развития капитализма. Она показывает нам наглядно возникновение, зародыш его, например, в форме простой кооперации (высшая группа в горшечном промысле), показывает далее, как скапливающиеся в руках отдельных лич­ностей — благодаря товарному хозяйству — «сбережения» становятся капиталом, мо­нополизируя сначала сбыт («скупщики» и торговцы) вследствие того, что только у вла­дельцев этих «сбережений» есть необходимые для оптовой продажи средства, позво­ляющие выждать реализации товаров на далеких рынках; как далее этот торговый ка­питал порабощает себе массу производителей и организует капиталистическую ману­фактуру, капиталистическую домашнюю систему крупного производства; как, наконец, расширение рынка, усиление конкуренции приводит к повышению техники, как этот торговый капитал становится индустриальным и организует крупное машинное произ­водство. И когда этот капитал, окрепши и поработивши себе миллионы трудящихся, целые районы, — начинает прямо уже и без стеснения давить на правительство, обра­щая его в своего лакея, — тогда наши остроумные «друзья народа» поднимают вопли

224 В. И. ЛЕНИН

о «насаждении капитализма», об «искусственном создании» его!

Нечего сказать, вовремя спохватились!

Таким образом, г. Кривенко своими фразами о народной, настоящей, правильной и т. п. промышленности просто-напросто попытался замазать тот факт, что наши кустар­ные промыслы представляют из себя то же самое капитализм на разных ступенях его развития. С приемами этими мы достаточно познакомились уже у г. Южакова, который вместо изучения крестьянской реформы — говорил фразы об основной цели знамена­тельного манифеста и т. п., вместо изучения аренды — называл ее народной, вместо изучения того, как складывается внутренний рынок капитализма, — философствовал о неминуемой гибели его по неимению рынков, и т. д.

Чтобы показать, до какой степени извращают факты гг. «друзья народа», останов­люсь еще на одном примере . Наши субъективные философы так редко дарят нас точ­ными указаниями на факты, что было бы несправедливо обойти одно из этих, наиболее точных у них, указаний, — именно ссылку г-на Кривенко (№ 1 за 1894 г.) на воронеж­ские крестьянские бюджеты. Мы можем тут, на примере ими же выбранных данных, наглядно убедиться, чье представление о действительности более правильно, русских ли радикалов и «друзей народа» или русских социал-демократов.

Статистик воронежского земства, г. Щербина, дает в приложении к своему описа­нию крестьянского хозяйства в Острогожском уезде 24 бюджета типичных крестьян­ских хозяйств и в тексте разрабатывает их .

Хотя этот пример касается разложения крестьянства, о котором уже много говорено, но я считаю необходимым разобрать их собственные данные, чтобы показать наглядно, какая это наглая ложь, будто социал-демократы интересуются не действительностью, а «провидениями будущего», и как шарлатански поступают «друзья народа», обходя в полемике с нами сущность наших воззрений и отделываясь вздор­ными фразами.

«Сборник статистических сведений по Воронежской губернии». Т. II, вып. П. Крестьянское хозяй­ство по Острогожскому уезду. Воронеж. 1887. — Самые бюджеты в приложениях, стр. 42—49. Разработ­ка в XVIII главе: «Состав и бюджеты крестьянских хозяйств».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 225

Г-н Кривенко воспроизводит эту разработку, не видя, или, вернее, не желая видеть, что приемы ее совершенно не пригодны для того, чтобы составить представление об экономике наших земледельцев-крестьян. Дело в том, что эти 24 бюджета описывают совершенно различные хозяйства — и зажиточные, и средние, и бедные, на что указы­вает и сам г. Кривенко (стр. 159), причем, однако, он, подобно г. Щербине, оперирует просто над средними цифрами, соединяющими вместе различнейшие типы хозяев, и таким образом прикрывает совершенно их разложение. А разложение нашего мелкого производителя — такой всеобщий, такой крупный факт (на который давно уже обра­щают внимание русских социалистов социал-демократы. См. произведения Плеханова), что он совершенно ясно обрисовывается даже на таком небольшом числе данных, какое выбрал г. Кривенко. Вместо того, чтобы, говоря о хозяйстве крестьян, разделить их на разряды по величине их хозяйства, по типу ведения хозяйства, — он делит их так же, как и г. Щербина, на юридические разряды крестьян бывших государственных и быв­ших помещичьих, обращая все внимание на большую зажиточность первых сравни­тельно с последними, и упускает из виду, что различия между крестьянами внутри этих разрядов гораздо больше, чем различия по разрядам . Чтобы доказать это, разделяю эти 24 бюджета на три группы: а) особо выделяю 6 зажиточных крестьян, затем б) 11 сред-несостоятельных (№№ 7—10, 16—22 у Щербины) и в) 7 бедных (№№ 11 —15, 23—24 бюджетов в таблице Щербины). Г-н Кривенко говорит, например, что расход на 1 хо­зяйство у бывших государственных крестьян составляет 541,3 руб., а у бывших поме­щичьих — 417,7 руб. При этом он упускает из виду, что расход этот далеко не одина­ков у разных крестьян:

Несомненно, хозяйство крестьянина, живущего исключительно своим земледельческим хозяйством и держащего батрака, — по типу отличается от хозяйства такого крестьянина, который живет в батраках и от батрачества получает 3/5 заработка. А среди этих 24 хозяев есть и те и другие. Судите сами, какая это выйдет «наука», если мы будем складывать батраков с хозяевами, которые держат батраков, и опериро­вать над общей средней!

226 В. И. ЛЕНИН

у бывших государственных есть, например, крестьянин с расходом в 84,7 руб. и с рас­ходом вдесятеро большим — 887,4 рубля (если даже опустить немца-колониста с рас­ходом в 1456,2 руб.). Какой смысл может иметь средняя, выведенная из сложения таких величин? Если мы возьмем приведенное мною деление по разрядам, то получим, что у зажиточного расход на 1 хозяйство в среднем дает 855,86 руб., у среднего — 471,61 руб., а у бедного — 223,78 руб.*

Различие оказывается в отношении примерно 4:2:1.

Пойдем дальше. Г. Кривенко, следуя Щербине, приводит величину расхода на лич­ные потребности в разных юридических разрядах крестьянства: у бывших государст­венных, например, расход на растительную пищу составляет в год на 1 едока — 13,4 руб., а у бывших помещичьих — 12,2 руб. Между тем по экономическим разрядам цифры дают: а) 17,7; б) 14,5 и в) 13,1. Расход на мясную и молочную пищу на 1 едока — у бывших помещичьих — 5,2 руб.; у бывших государственных — 7,7 руб. По разря­дам: 11,7—5,8—3,6. Очевидно, что счет по юридическим разрядам только прикрывает громадные различия и ничего больше. Очевидно, поэтому, что он никуда не годится. Доход у бывших государственных крестьян больше, чем у бывших помещичьих, на 53,7% — говорит г. Кривенко: в общем среднем — 539 руб. (из 24 бюджетов), а по этим разрядам — 600 руб. с лишним и около 400 руб. Между тем по состоятельности доход таков: а) 1053,2 руб.; б) 473,8 руб.; в) 202,4 руб., — т. е. колебания не от 3 : 2, а от 10 : 2.

«Капитальная стоимость крестьянских хозяйств у бывших государственных кресть­ян — 1060 руб., а у бывших помещичьих — 635 руб.», — говорит г. Кривенко. А по разрядам": а) 1737,91 руб.; б) 786,42 руб. и в) 363,38 руб. — колебания опять не от 3 : 2, а от

Колебания в величине средней семьи гораздо меньше; а) 7,83, б) 8,36, в) 5,28 человек на 1 семью. Особенно велики различия в обеспечении инвентарем; в среднем стоимость инвентаря на 1 хозяй­ство — 54,83 р. Но у зажиточных вдвое больше — 111,80 р., а у бедных втрое меньше — 16,04 р. У сред­них — 48, 44 рубля.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 227

10 : 2. Своим разделением крестьянства на юридические разряды автор отнял у себя возможность составить правильное представление об экономике этого крестьянства.

Если мы посмотрим на хозяйства разных типов крестьян по состоятельности, то увидим, что зажиточные семьи имеют в среднем 1053,2 руб. дохода и 855,86 руб. рас­хода, т. е. имеют чистого дохода 197,34 руб. Средняя семья имеет дохода — 473,8 руб., расхода — 471,61 руб. — т. е. чистый доход 2,19 руб. на хозяйство (это еще не считая кредита и недоимки) — очевидно, она едва сводит концы с концами: из 11 хозяйств 5 имеют дефицит. Низшая, бедная группа ведет хозяйство прямо в убыток: при доходе — 202,4 руб. расход — 223,78 руб., т. е. дефицит 21,38 руб.* Очевидно, что если мы со­единим эти хозяйства вместе и возьмем общую среднюю (чистый доход — 44,11 руб.), мы совершенно исказим действительность. Мы обойдем тогда (как обошел г. Кривенко) тот факт, что получающие чистый доход зажиточные крестьяне все шес­теро держат батраков (8 человек) — факт, поясняющий нам характер их земледельче­ского хозяйства (переходит в фермера), дающего им чистый доход и избавляющего почти совершенно от необходимости прибегать к «промыслам». Эти хозяева (все вме­сте) покрывают промыслами только 6,5% своего бюджета (412 руб. из 6319,5), причем промыслы эти — по одному указанию г. Щербины — таковы, как «извоз» или даже «скупка овец», т. е. не только не свидетельствующие о зависимости, а, напротив, пред­полагающие эксплуатацию других (именно в последнем случае: скопленные «сбереже­ния» превращаются в торговый капитал). У этих хозяев 4 промышленных заведения, дающие им 320 руб. (5%) дохода .

Иной тип хозяйства у средних крестьян: они, как мы видели, едва ли могут свести концы с концами.

Интересно отметить, что у батраков — двое из 7 бедных хозяев — бюджет сводится без дефицита: 99 р. дохода и 93,45 р. расхода на семью. Один батрак живет на хозяйских харчах, одежде и обуви. " См. Приложение I. (Настоящий том, стр. 313. Ред.)

228 В. И. ЛЕНИН

Земледелие не покрывает их нужд, и 19% дохода дают так называемые промыслы. Ка­кого сорта эти промыслы, — мы узнаем из статьи г. Щербины. Они указаны для 7 хозя­ев: только у двоих — самостоятельный промысловый труд (портняжничество и выжи­гание угольев), у остальных 5 — продажа рабочей силы («ходил косарем на низы», «ходит рабочим на винокуренный завод», «работает поденно в страду», «ходит овча­ром», «работал в местной экономии»). Это уже полукрестьяне, полурабочие. Сторонние занятия отрывают их от хозяйства и тем окончательно подрывают его.

Что касается до бедных крестьян, то у них уже земледелие прямо ведется в убыток; значение «промыслов» в бюджете еще более возрастает (они дают 24% дохода), и про­мыслы эти почти всецело (за исключением одного хозяина) сводятся к продаже рабо­чей силы. У двоих из числа их «промыслы» (батрачество) преобладают, давая 2/з дохо­да.

Ясно отсюда, что мы имеем дело с совершенно разлагающимся мелким производи­телем, верхние группы которого переходят в буржуазию, низшие — в пролетариат. По­нятно, что, если мы возьмем общие средние, мы ничего этого не увидим и не получим никакого представления об экономике деревни.

Только оперирование над этими фиктивными средними позволило автору такой прием. Для определения места этих типичных хозяйств в общем типе поуездного кре­стьянского хозяйства г. Щербина берет группировку крестьян по надельной земле, и оказывается, что взятые 24 хозяйства (в общем среднем) выше среднего хозяйства по уезду по своему благосостоянию примерно на V3. Расчет этот нельзя признать удовле­творительным как потому, что среди этих 24 хозяев замечаются громадные различия, так и потому, что группировка по надельной земле прикрывает разложение крестьянст­ва: положение автора, что «надельная земля представляет коренную причину благосос­тояния» крестьянина, — совершенно неправильно. Всякий знает, что «уравнительное» распределение земли внутри общины нимало не мешает безлошадным членам ее забра­сывать

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 229

землю, сдавать ее, идти на сторону и превращаться в пролетариев, а многолошадным — приарендовывать большие количества земли и вести крупное, доходное хозяйство. Ес­ли мы возьмем, например, наши 24 бюджета, то увидим, что один богатый крестьянин, имея 6 дес. надельной земли, доходу получает всего 758,5 руб., средний — при 7,1 дес. надела — 391,5 руб. и бедный — при 6,9 дес. надела — 109,5 руб. Вообще мы видели, что отношение дохода в разных группах равняется отношению 4:2:1, тогда как отноше­ние надельной земли будет таково: 22,1 : 9,2 : 8,5 = 2,6 : 1,08 : 1. Это совершенно по­нятно, потому что мы видим, например, что зажиточные крестьяне, имея по 22,1 дес. надела на двор, арендуют еще по 8,8 дес, тогда как средние, имея меньше надела (9,2 дес), арендуют меньше — 7,7 дес, а бедные, при еще меньшем наделе (8,5 дес), арен­дуют всего 2,8 дес. Поэтому, когда г. Кривенко говорит: «К сожалению, данные, при­водимые г. Щербиною, не могут служить точным мерилом общего положения вещей не только в губернии, но даже в уезде», — то на это можно только сказать, что они не мо­гут служить мерилом лишь в том случае, если прибегать к неправильному приему вы­числения общих средних (к этому приему и не следовало г. Кривенко прибегать), а во­обще говоря, данные у г. Щербины так обширны и ценны, что дают возможность сде­лать правильные выводы — и если г. Кривенко их не сделал, то нечего винить г. Щербину. Этот последний дает, например, на стр. 197 группировку крестьян не по надельной земле, а по рабочему скоту, т. е. группировку по признаку хозяйственному, а не юридическому, — и эта группировка дает полное право сказать, что отношения ме­жду разными разрядами 24-х взятых типических хозяйств совершенно однородны с от­ношениями разных экономических групп по всему уезду.

Конечно, я не хочу сказать, чтобы данные о 24 хозяйствах одни могли опровергнуть положение о коренном значении надельной земли. Но выше были приведены данные по нескольким уездам, совер­шенно опровергающие его67.

230

В. И. ЛЕНИН

Группировка эта такова

Острогожский уезд Воронежской губ.


Число Приходится на 1 двор Процент дворов
Группы домо- Земли В s
хозяев по количеству Домохозяев %их Голов крупногс скота (дес. ) Средняя семья С батраками С торгово-промышлен. заведениями Бездомных Без работника Не обрабат. зем Без инвентаря
рабочего скота надель­ной ванной
I. Без рабочего скота 8 728 26,0 0,7 6,2 0,2 4,6 0,6 4,0 9,5 16,6 41,6 98,5
П. С 1 шт. раб. скота 10 510 31,3 3,0 9,4 1,3 5,7 1,4 5,4 1,4 4,9 2,9 2,5
III. С 2—3 шт. раб. скота 11 191 33,3 6,8 13,8 3,6 7,7 8,3 12,3 0,4 1,3 0,4
IV. С 4 и бол.
шт. раб. 3 152 9,4 14,3 21,3 12,3 11,2 25,3 34,2 0,1 0,4 0,3
скота
Всего 33 581 1 100,0 4,4 11,2 2,5 6,7 5,7 10,0 3,0 6,3 11,9 23,4
Из 24 типи­ческих хо­зяйств батраки бедные средние зажиточные 0,5 2,8 8,1 13,5 7,2 8,7 9,2 22,1 0 3,9 4,5 5,6
7,7 8,8 8,3 7,8
Всего 7,2 12,2 6,6 7,3*"

Сравнение 24-х типических хозяйств с разрядами хозяйств во всем уезде произведено по тем же приемам, по которым г. Щербина сравнивал среднее из 24-х хозяйств с группами по надельной земле.

Здесь из бедных выделены два батрака (№№ 14 и 15 бюджетов у Щербины), так что бедных остает­ся только 5.

По поводу этой таблицы нельзя также не отметить, что мы видим здесь точно так же увеличение количества арендуемой земли по мере возрастания состоятельности, несмотря на увеличение количества надельной земли. Таким образом, на данных еще об одном уезде подтверждается неверность мысли о коренном значении надельной земли. Напротив, мы видим, что доля надельной земли во всем землевла­дении данной группы понижается по мере увеличения состоятельности группы. Складывая надельную и арендованную землю и вычисляя % надельной земли к этой сумме, получаем такие данные по группам: I) 96,8%; II) 85,0%; III) 79,3%; IV) 63,3%. И такое явление совершенно понятно. Мы знаем, что со време­ни освободительной реформы земля стала в России товаром. Кто имеет деньги, всегда может купить зем­лю: покупать надо и надельную землю. Понятно, что зажиточные крестьяне концентрируют в своих ру­ках землю и что концентрация эта сильнее выражается в аренде вследствие средневековых стеснений обращения надельной земли. «Друзья народа», стоящие за эти стеснения, не понимают, что это бессмыс­ленно реакционное мероприятие только ухудшает положение бедноты: разоренные, лишенные инвентаря крестьяне во всяком случае должны сдать землю, и запрещение производить эту сдачу (или продажу) поведет либо к тому, что будут сдавать тайком и, следовательно, на худших условиях для сдающего, ли­бо к тому, что беднота будет даром отдавать землю «обществу», т. е. тому же кулаку.

Не могу не привести здесь глубоко верного рассуждения Гурвича об этой пресловутой «неотчуждае­мости»:

«Чтобы разобраться в этом вопросе, мы должны посмотреть, кто является покупателем крестьянской земли. Мы видели, что только меньшая часть участков четвертной земли была куплена купцами. Вообще говоря, мелкие участки, продаваемые дворянами, покупаются одними крестьянами. Следовательно, этот вопрос затрагивает отношения одних только крестьян и не задевает интересов ни дворянства, ни класса капиталистов. Очень возможно, что в подобных случаях благоугодно будет русскому правительству ки-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 231

Не подлежит никакому сомнению, что в общем и среднем 24 типические хозяйства выше поуездного типа крестьянского хозяйства. Но если мы вместо этих

нуть подачку народникам. Это странное соединение (mésalliance) восточной патриархальной опеки (ori­ental paternalism) с каким-то уродливым государственно-социалистическим прогибиционизмом едва ли не вызовет оппозиции именно тех, кого хотят облагодетельствовать. Так как процесс разложения дерев­ни идет, очевидно, изнутри ее, а не извне, — то неотчуждаемость крестьянской земли будет равносильна просто-напросто безвозмездной экспроприации бедноты в пользу богатых членов общины.

Мы замечаем, что % переселенцев среди четвертных68 крестьян, которые имели право отчуждать свою землю, был значительно выше, чем среди бывших государственных крестьян с общинным земле­владением: именно, в Раненбургском уезде (Рязанской губ.) процент переселенцев среди первых — 17%, среди вторых — 9%. В Данковском уезде среди первых — 12%, среди вторых — 5%. Отчего происходит эта разница? Один конкретный пример пояснит это:

«В 1881 г. маленькая община из 5 домохозяев, бывших крепостных Григорова, переселилась из де­ревни Бигильдино, Данковского уезда. Свою землю, 30 дес, она продала богатому крестьянину за 1500 руб. Дома переселенцам нечем было существовать, и большинство из них были годовыми рабочими» («Сборник стат. свед.», ч. II, с. 115, 247). По данным г. Григорьева («Переселения крестьян Рязанской губ.»), 300 рублей — такова цена среднего крестьянского участка в 6 дес. — достаточно для того, чтобы крестьянская семья могла завести земледельческое хозяйство в южной Сибири. Таким образом, совер­шенно разорившийся крестьянин имел бы возможность, продав свой участок общинной земли, сделаться земледельцем в новой стране. Благоговение перед священными обычаями предков едва ли бы могло ус­тоять перед таким искушением, не будь противодействующего вмешательства всемилостивейшей бюро­кратии.

Меня, конечно, обвинят в пессимизме, как обвиняли недавно за мои взгляды на переселение крестьян («Северный Вестник», 1892, № 5, ст. Богдановского). Рассуждают обыкновенно приблизительно таким образом: допустим, что дело представлено в точном соответствии с жизнью, какова она есть в действи­тельности, но вредные последствия (переселений) обязаны своим появлением ненормальным условиям крестьянства, а при нормальных условиях возражения (против переселений) «не имели бы силы». К не­счастью, однако, эти действительно «ненормальные» условия развиваются самопроизвольно, а создание «нормальных» условий не во власти благожелателей крестьянства» (назв. соч., стр. 137)69.

232 В. И. ЛЕНИН

фиктивных средних возьмем экономические разряды, то получим возможность сравне­ния.

Мы видим, что батраки в типичных хозяйствах несколько ниже хозяев без рабочего скота, но очень близко подходят к ним. Бедные хозяева очень близко подходят к вла­дельцам 1 штуки рабочего скота (если скота меньше на 0,2: — у бедных 2,8, у одноло­шадных 3, — то зато земли всей и надельной и арендованной несколько больше — 12,6 дес. против 10,7). Средние хозяева очень немногим выше хозяев с 2—3 штуками рабочего скота (у них скота немногим больше; земли несколько меньше), а зажиточные хозяева подходят к имеющим 4 и больше штуки рабочего скота, будучи немногим ни­же их. Мы вправе, следовательно, сделать тот вывод, что всего по уезду имеется не менее 0,1 хозяев, ведущих правильное, доходное земледельческое хозяйство и не нуж­дающихся в сторонних заработках. (Доход этот — важно заметить — выражается в деньгах и, следовательно, предполагает торговый характер земледелия.) Ведут они хо-

г 1 /

зяиство в значительной мере при помощи наемных рабочих: не менее Ц части дворов держат постоянных батраков, а сколько еще берут временных поденщиков — неиз­вестно. Затем в уезде более половины хозяев бедных (до 0,6: безлошадные и одноло­шадные, 26% + 31,3% = 57,3%), ведущих прямо-таки убыточное хозяйство, следова­тельно, разоряющихся, подвергающихся постоянной и неуклонной экспроприации. Они вынуждены продавать свою рабочую силу, причем около 1Ц части крестьян живет уже гораздо более наемным трудом, чем земледелием. Остальные крестьяне — средние, кое-как ведущие земельное хозяйство с постоянными дефицитами, с добавлением сто­ронних заработков, лишенные, следовательно, мало-мальской хозяйственной устойчи­вости.

Я нарочно с такой подробностью остановился на этих данных, чтобы показать, в ка­ком извращенном виде представлена действительность г-ном Кривенко. Недолго ду­мая, берет он общие средние и оперирует с ними: понятно, получается не только фик­ция, а пря-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 233

мая фальшь. Мы видели, например, что один зажиточный крестьянин (из типических бюджетов) своим чистым доходом (+ 197,34) покрывает дефициты девяти бедных дво­ров (— 21,38x9 = — 192,42), так что 10% богатых крестьян в уезде не только покроют дефициты 57% бедноты, но и дадут некоторый избыток. И г. Кривенко, получая из среднего бюджета по 24 хозяйствам такой избыток в 44,14 руб. — а без кредита и не­доимок 15,97 руб. — говорит поэтому просто об «упадке» хозяев средних и стоящих ниже среднего. На деле же об упадке можно говорить только разве применительно к среднему крестьянству , а по отношению к массе бедноты мы видим уже прямую экс­проприацию, сопровождающуюся притом концентрацией средств производства в руках меньшинства, владеющего сравнительно крупными и прочно стоящими хозяйствами.

Игнорирование этого последнего обстоятельства помешало автору подметить еще следующую, очень интересную черту этих бюджетов: они равным образом доказывают, что разложение крестьянства создает внутренний рынок. С одной стороны, от выс­шей группы к низшей растет значение дохода от промыслов (6,5% — 18,8% — 23,6% всего бюджета у зажиточных, средних и бедных) — т. е. главным образом от продажи рабочей силы. С другой стороны, от низших групп к высшим растет товарный (даже более: буржуазный, как мы видели) характер земледелия, растет процент отчуждаемого хлеба: доход от земледелия по разрядам у всех хозяев: а) Знаменатель показывает де­нежную часть дохода , составляющую

* Да и то едва ли это будет верно, потому что упадок предполагает временную и случайную потерю устойчивости, а среднее крестьянство, как мы видели, всегда находится в неустойчивом положении, на краю разорения.

" Для вычисления денежного дохода от земледелия (Щербина его не дает) пришлось прибегнуть к довольно сложным расчетам. Надо было из всего дохода от хлебов исключить доход от соломы и поло­вы, идущих, по словам автора, на корм скоту. Автор сам исключает их в гл. XVIII, но только для итого­вых цифр по уезду, а не для данных 24-х хозяйств. Из его итоговых данных я определил процент дохода от зерна (сравнительно со всем доходом от хлеба, т. е. и от зерна и от соломы с половой) и по нему ис­ключил в данном случае солому и полову. Процент этот для ржи — 78,98%, для пшеницы — 72,67%, для

234 В. И. ЛЕНИН

45,9%—28,3%—25,4% от высшего разряда к низшему.

Мы опять-таки наглядно видим тут, как средства производства, от которых отделя­ются экспроприируемые крестьяне, превращаются в капитал.

Понятно, что г. Кривенко из использованного — или, вернее, изуродованного — та­ким образом материала не мог сделать правильных выводов. Описавши со слов одного новгородского крестьянина, его соседа по железнодорожному вагону, денежный харак­тер крестьянского хозяйства тех мест, он вынужден сделать тот справедливый вывод, что именно эта обстановка, обстановка товарного хозяйства «вырабатывает» «особые способности», порождает одну заботу: «дешевле снять (сенокос)», «дороже продать» (стр. 156) . Эта обстановка служит «школой», «пробуждающей (верно!) и изощряющей коммерческие дарования». «Открываются таланты, из которых выходят Колупаевы, Деруновы и прочих наименований живоглоты , а простодушные и простоватые отста­ют, опускаются, разоряются и переходят в батраки» (156 стр.).

Данные по губернии, поставленной совсем в иные условия, — земледельческой (Во­ронежской) — приводят к таким же выводам. Казалось бы, дело довольно ясное: отчет­ливо обрисовывается система товарного хозяйства, как основной фон экономики стра­ны вообще и «общинного» «крестьянства» в частности, обрисовывается и тот факт, что это товарное хозяйство и именно оно раскалывает «народ» и «крестьянство» на пролетариат (разоряются, переходят в батраки) и буржуазию (живоглоты), т. е. превра­щается в капиталистическое

овса и ячменя — 73,32%, для проса и гречихи — 77,78%. — Затем уже количество продаваемого зерна определялось вычитанием того количества, которое расходуется в своем хозяйстве.

«Нужно работника подешевле нанять, да пользу из него извлечь», — совершенно справедливо гово­рит там же г. Кривенко.

Г-н Южаков! Как же это так: ваш товарищ говорит, что в «живоглоты» выходят «таланты», а Вы уверяли, что таковыми делаются люди лишь потому, что обладают «некритическим умом»? Это уже, господа, нехорошо: в одном журнале побивать друг дружку!

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 235

хозяйство. Но «друзья народа» никогда не решаются прямо смотреть на действитель­ность и называть вещи своими именами (это слишком «сурово»)! И г. Кривенко рассу­ждает:

«Некоторые находят такой порядок вполне естественным (надо было добавить: вполне естественным следствием капиталистического характера производственных от­ношений. Тогда была бы это точная передача мнений «некоторых», и тогда нельзя бы уже было отделываться от этих мнений пустыми фразами, а пришлось бы по существу разобрать дело. Когда автор не задавался специальной целью борьбы с «некоторыми», он и сам должен был признать, что денежное хозяйство есть именно та «школа», из ко­торой выходят «талантливые» живоглоты и «простодушные» батраки) и усматривают в нем непреоборимую миссию капитализма. (Ну, конечно! Находить, что борьбу нужно вести именно против «школы» и хозяйничающих в ней «живоглотов» с их администра­тивными и интеллигентными лакеями — это значит считать капитализм непреобори­мым. Зато вот оставлять в полной неприкосновенности капиталистическую «школу» с живоглотами и хотеть устранить либеральными полумерами ее капиталистические продукты — это значит быть истинным «другом народа»!) Мы смотрим на это не­сколько иначе. Капитализм несомненно играет тут значительную роль, на что мы выше и указывали (это именно вышеприведенное указание на школу живоглотов и батраков), однако нельзя сказать, чтобы роль его была такой уж всеобъемлющей и решающей, чтобы в происходящих переменах в народном хозяйстве не было других факторов, а в будущем никакого другого выхода» (стр. 160).

Вот извольте видеть! Вместо точной и прямой характеристики современного строя, вместо определенного ответа на вопрос, почему крестьянство раскалывается на живо­глотов и батраков, — г. Кривенко отделывается ничего не говорящими фразами. «Нель­зя сказать, чтобы роль капитализма была решающая». — В этом-то ведь весь и вопрос, можно это сказать или нельзя.

236 В. И. ЛЕНИН

Чтобы защитить свое мнение, Вы должны были бы указать, какие другие причины решают дело, какой другой выход может быть, кроме того, который указывают социал-демократы, — классовой борьбы пролетариата против живоглотов . Никаких указаний, однако, не делается. Впрочем, может быть, автор именно нижеследующее принимает за указание? Как это ни забавно бы было, но от «друзей народа» всего надо ждать.

«Приходят в упадок, как мы видели, прежде всего хозяйства слабые, у которых мало земли» — именно менее 5 дес. надела. «Типичные же хозяйства государственных кре­стьян при 15,7 дес. надела отличаются устойчивостью... Правда, для получения такого дохода (чистого в 80 руб.) они приарендовывают еще по 5 дес, но это указывает только, что им нужно».

К чему же сводится эта «поправка», присоединяющая к капитализму пресловутое «малоземелье»? К тому, что те, кто мало имеет, и этого лишаются, а имущие (по 15,7 дес.) еще более приобретают . Да ведь это же — пустая перефразировка того положе­ния, что одни разоряются, другие обогащаются!! Пора бы оставить эти бессодержа­тельные фразы о малоземелье, которые ничего не объясняют (так как надельную землю крестьянам не даром дают, а продают), а только описывают процесс, да притом и опи­сывают неточно, так как надо говорить не об одной земле, а о средствах производства вообще, и не о том, что их у крестьян «мало», а о том, что крестьяне от них освобож­даются, что они экспроприируются растущим капитализмом. «Мы вовсе не хотим ска­зать, — заключает свою философию г. Кривенко, — что сельское хозяйство должно и может,

* Если к восприятию идеи о классовой борьбе пролетариата с буржуазией оказываются пока способны только городские фабрично-заводские рабочие, а не деревенские «простодушные и простоватые» батра­ки, т. е. именно люди, утратившие эти милые качества, столь тесно связанные с «вековыми устоями» и с «общинным духом», — то это только доказывает правильность теории социал-демократов о прогрессив­ной, революционной работе русского капитализма.

Я уже не говорю о нелепости того представления, будто владеющие одинаковым наделом крестьяне равны между собой, а не делятся также на «живоглотов» и «батраков».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 237

при всех условиях, остаться «натуральным» и обособленным от обрабатывающей про­мышленности (опять фразы! да не Вы ли сейчас только вынуждены были признать на­личность уже в настоящем школы денежного хозяйства, предполагающего обмен, а следовательно, обособление земледелия от обрабатывающей промышленности? К чему же опять эта размазня о возможном и должном?), а говорим только, что создавать ис­кусственно обособленную промышленность нерационально (интересно знать, «обособ­лена» ли промышленность кимряков и павловцев? и кто, как и когда «искусственно создавал» ее?), что отделение работника от земли и орудий производства происходит под влиянием не одного только капитализма, а и других факторов, ему предшествую­щих и содействующих».

Тут, должно быть, опять предполагалось глубокомыслие насчет того, что если ра­ботник отделяется от земли, которая переходит к живоглоту, то это происходит оттого, что у первого земли «мало», а у второго — «много».

И подобная философия обвиняет социал-демократов в «узости», когда они решаю­щую причину видят в капитализме!.. Я остановился еще раз с такой подробностью на разложении крестьян и кустарей именно потому, что необходимо было наглядно пояс­нить, каким образом представляют себе дело социал-демократы и как они объясняют его. Необходимо было показать, что те самые факты, которые для субъективного со­циолога представляются так, что крестьяне «обеднели», а «охотники» да «живоглоты» «учли прибыли в свою пользу», — с точки зрения материалиста представляются бур­жуазным разложением товаропроизводителей, разложением, необходимо вызываемым силою самого товарного хозяйства. Необходимо было показать, на каких фактах осно­вано то положение (которое приведено было выше, в I выпуске ), что борьба имущих с неимущими идет в России везде, не только на фабриках и заводах, айв самой глухой деревушке, и везде эта борьба есть

* См. настоящий том, стр. 193—194. Ред.

238 В. И. ЛЕНИН

борьба буржуазии и пролетариата, складывающихся на почве товарного хозяйства. Раз­ложение, раскрестьянивание наших крестьян и кустарей, которое можно изобразить в точности благодаря такому превосходному материалу, как земская статистика, — дает фактическое доказательство верности именно социал-демократического понимания русской действительности, по которому крестьянин и кустарь представляют из себя мелкого производителя в «категорическом» значении этого слова, т. е. мелкого буржуа. Это положение можно назвать центральным пунктом теории РАБОЧЕГО СОЦИА­ЛИЗМА по отношению к старому крестьянскому социализму, который не понимал ни той обстановки товарного хозяйства, в которой живет этот мелкий производитель, ни капиталистического разложения его на этой почве. И потому, кто хотел бы серьезно критиковать социал-демократизм, — тот должен бы был сосредоточить свою аргумен­тацию именно на этом, показать, что Россия в политико-экономическом отношении не представляет из себя системы товарного хозяйства, что не на этой почве идет разложе­ние крестьянства, что экспроприация массы населения и эксплуатация трудящегося может быть объяснена чем-нибудь другим, а не буржуазной, капиталистической орга­низацией нашего общественного (и крестьянского в том числе) хозяйства.

Попробуйте-ка, господа!

Затем, есть еще одно основание, по которому я предпочел для иллюстрации социал-демократической теории данные именно о крестьянском и кустарном хозяйстве. Было бы отступлением от материалистического метода, если бы я, критикуя воззрения «дру­зей народа», ограничился сопоставлением их идей с марксистскими идеями. Необхо­димо еще объяснить «народнические» идеи, показать их МАТЕРИАЛЬНОЕ основание в современных наших общественно-экономических отношениях. Картинки и примеры экономики наших крестьян и кустарей показывают, что такое этот «крестьянин», идео­логами которого хотят быть «друзья народа». Они доказывают буржуазность экономи­ки нашей деревни

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 239

и тем подтверждают правильность отнесения «друзей народа» к идеологам мещанства. Мало того: они показывают, что между идеями и программами наших радикалов и ин­тересами мелкой буржуазии существует самая тесная связь. Эта связь, которая будет еще яснее после разбора программы их в деталях, и объясняет нам такое широкое рас­пространение в нашем «обществе» этих радикальных идей; она же прекрасно объясняет и политическое лакейство «друзей народа» и их готовность идти на компромиссы.

Было, наконец, еще одно основание останавливаться так подробно на экономике именно тех сторон нашей общественной жизни, где капитализм наименее развит и от­куда обыкновенно черпали народники материал для своих теорий. Изучением и изо­бражением этой экономики легче всего было ответить по существу на одно из распро-страненнейших возражений против социал-демократии, циркулирующих в нашей пуб­лике. Исходя из обычной идеи о противоречии капитализма «народному строю» и видя, что социал-демократы считают крупный капитализм прогрессивным явлением, что они хотят именно на него опираться для борьбы против современного грабительского ре­жима, — наши радикалы, без дальних рассуждений, обвиняют социал-демократов в иг­норировании интересов массы крестьянского населения, в желании «выварить каждого мужика в фабричном котле» и т. д.

Основываются все эти рассуждения на том именно поразительно нелогичном и странном приеме, что о капитализме судят по тому, что он в действительности есть, а о деревне — по тому, чем она «может быть». Понятно, что нельзя лучше ответить на это, как показавши им действительную деревню, действительную ее экономику.

Всякий, кто беспристрастно, научно взглянет на эту экономику, должен будет при­знать, что деревенская Россия представляет из себя систему мелких, раздробленных рынков (или маленьких отделений центрального рынка), заправляющих общественно-экономическою жизнью отдельных небольших районов. И в каждом

240 В. И. ЛЕНИН

таком районе мы видим все те явления, которые свойственны вообще общественно-экономической организации, регулятором которой является рынок: мы видим разложе­ние некогда равных, патриархальных непосредственных производителей на богатеев и бедноту, мы видим возникновение капитала, особенно торгового, который плетет свои сети над трудящимся, высасывая из него все соки. Когда вы сравниваете описания эко­номики крестьянства у наших радикалов с точными данными первоисточников о хо­зяйственной жизни деревни, вас поражает отсутствие в критикуемой системе воззрений места для той массы мелких торгашей, которые кишмя кишат на каждом таком рынке, всех этих шибаев, ивашей и как там прозвали их еще местные крестьяне, всей той мас­сы мелких эксплуататоров, которые хозяйничают на рынках и беспощадно гнетут тру­дящегося. Их обыкновенно просто отодвигают — «это-де уже не крестьяне, а торга­ши». — Да, вы совершенно правы: это — «уже не крестьяне». Но попробуйте выделить в особую группу всех этих «торгашей», т. е., говоря точным политико-экономическим языком, тех, кто ведет коммерческое хозяйство и кто хотя бы отчасти присваивает себе чужой труд, попробуйте выразить в точных данных экономическую силу этой группы и ее роль во всем хозяйстве района; попробуйте затем выделить в противоположную группу всех тех, кто тоже «уже не крестьянин», потому что несет на рынок свою рабо­чую силу, потому что работает не на себя, а на другого, — попробуйте выполнить эти элементарные требования беспристрастного и серьезного исследования, и вы увидите такую яркую картину буржуазного разложения, что от мифа о «народном строе» оста­нется одно воспоминание. Эта масса мелких деревенских эксплуататоров представляет страшную силу, страшную особенно тем, что они давят на трудящегося враздробь, по­одиночке, что они приковывают его к себе и отнимают всякую надежду на избавление, страшную тем, что эта эксплуатация при дикости деревни, порождаемой свойственны­ми описываемой системе низкою производительностью труда и отсутствием сношений,

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 241

представляет из себя не один грабеж труда, а еще и азиатское надругательство над лич­ностью, которое постоянно встречается в деревне. Вот если вы станете сравнивать эту действительную деревню с нашим капитализмом, — вы поймете тогда, почему социал-демократы считают прогрессивной работу нашего капитализма, когда он стягивает эти мелкие раздробленные рынки в один всероссийский рынок, когда он создает на место бездны мелких благонамеренных живоглотов кучку крупных «столпов отечества», ко­гда он обобществляет труд и повышает его производительность, когда он разрывает это подчинение трудящегося местным кровопийцам и создает подчинение крупному капи­талу. Это подчинение является прогрессивным по сравнению с тем — несмотря на все ужасы угнетения труда, вымирания, одичания, калечения женских и детских организ­мов и т. д., — потому, что оно БУДИТ МЫСЛЬ РАБОЧЕГО, превращает глухое и неясное недовольство в сознательный протест, превращает раздробленный, мелкий, бессмысленный бунт в организованную классовую борьбу за освобождение всего тру­дящегося люда, борьбу, которая черпает свою силу из самых условий существования этого крупного капитализма и потому может безусловно рассчитывать на ВЕРНЫЙ УСПЕХ

В ответ на обвинение в игнорировании массы крестьянства, социал-демократы с полным правом могут привести слова Карла Маркса:

«Критика сорвала с цепей украшавшие их воображаемые цветы не для того, чтобы человечество продолжало нести эти оковы в их форме, лишенной всякой фантазии и всякой радости, а для того, чтобы оно сбросило цепи и протянуло руку за живым цветком»70'.

Русские социал-демократы срывают с нашей деревни украшающие ее воображаемые цветы, воюют против идеализации и фантазий, производят ту разрушительную работу, за которую их так смертельно ненавидят «друзья народа», — не для того, чтобы масса

242 В. И. ЛЕНИН

крестьянства оставалась в положении теперешнего угнетения, вымирания и порабоще­ния, а для того, чтобы пролетариат понял, каковы те цепи, которые сковывают повсюду трудящегося, понял, как куются эти цепи, и сумел подняться против них, чтобы сбро­сить их и протянуть руку за настоящим цветком.

Когда они несут эту идею тем представителям трудящегося класса, которые по сво­ему положению одни только способны усвоить классовое самосознание и начать клас­совую борьбу, — тогда их обвиняют в желании выварить мужика в котле.

И кто обвиняет? —

Люди, которые сами возлагают свои упования относительно освобождения трудяще­гося на «правительство» и «общество», т. е. органы той самой буржуазии, которая по­всюду и сковала трудящихся!

Топырщатся же подобные слизняки толковать о безыдеальности социал-демократов!

Перейдем к политической программе «друзей народа», теоретическими воззрениями которых мы занимались, кажется, уже чересчур много. Какими мерами хотят они «по­тушить пожар»? В чем видят они выход, неправильно, дескать, указываемый социал-демократами?

«Реорганизация крестьянского банка, — говорит г. Южаков в статье: «Министерство земледелия» (№ 10 «Р. Б—ва»), — учреждение колонизационного управления, упоря­дочение в интересах народного хозяйства аренды казенных земель,., разработка и регу­лирование арендного вопроса, — такова программа восстановления народного хозяйст­ва и ограждения его от экономического насилия (sic!) со стороны нарождающейся плу­тократии». А в статье: «Вопросы экономического развития» эта программа «восстанов­ления народного хозяйства» пополняется следующими «первыми, но необходимыми шагами»: — «устранение всяких препятствий, ныне опутывающих сельскую общину; освобождение ее от опеки, переход к общественным

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 243

запашкам (обобществление земледельческого промысла) и развитие общинной обра­ботки сырья, добытого из земли». А гг. Кривенко и Карышев прибавляют: «дешевый кредит, артельная форма хозяйства, обеспеченность сбыта, возможность обходиться без предпринимательской выгоды (об этом особо ниже), изобретение более дешевых дви­гателей и других технических улучшений», наконец, — «музеи, склады, комиссионер­ские конторы».

Всмотритесь в эту программу и вы увидите, что эти господа вполне и целиком ста­новятся на почву современного общества (т. е. на почву капиталистических порядков, чего они не сознают) и хотят отделаться штопаньем и починкой его, не понимая, что все их прогрессы — дешевый кредит, улучшения техники, банки и т. п. — в состоянии только усилить и развить буржуазию.

Ник. —он совершенно прав, конечно, — и это одно из наиболее ценных его положе­ний, против которого не могли не протестовать «друзья народа», — что никакими ре­формами на почве современных порядков помочь делу нельзя, что и кредит, и пересе­ления, и податные реформы, и переход в руки крестьян всей земли, — ничего сущест­венно не изменят, а напротив — должны усилить и развить капиталистическое хозяйст­во, ныне сдерживаемое излишней «опекой», остатками крепостнических платежей, прикреплением крестьян к земле и т. д. Экономисты, желающие экстенсивного разви­тия кредита — говорит он — вроде кн. Васильчикова (по своим идеям несомненный «друг народа»), хотят того же, что и «либеральные», т. е. буржуазные экономисты, «стремятся к развитию и упрочению капиталистических отношений». Они не понима­ют антагонистичности наших производственных отношений (в крестьянстве так же, как и в других сословиях) и вместо того, чтобы стараться вывести этот антагонизм на открытую дорогу, вместо того, чтобы прямо примкнуть к тем, кто порабощается в силу этого антагонизма, и стараться помочь ему подняться на борьбу, — они мечтают пре­кратить борьбу мерами, рассчитанными

244 В. И. ЛЕНИН

на всех, на примирение и объединение. Понятно, какой результат может выйти из всех этих мер: достаточно вспомнить вышеприведенные примеры разложения, чтобы убе­диться, что всеми этими кредитами , улучшениями, банками и т. п. «прогрессами» в состоянии будет воспользоваться только тот, кто имеет при правильном, прочном хо­зяйстве известные «сбережения», т. е. представитель ничтожного меньшинства, мелкой буржуазии. И как вы ни реорганизуйте крестьянский банк и тому подобные учрежде­ния, вы этим нимало не затронете того основного и коренного факта, что масса населе­ния экспроприирована и продолжает экспроприироваться, не имея средств даже для того, чтобы прокормить себя, а не то что для заведения правильного хозяйства.

То же самое надо сказать и про «артели», «общественные запашки». Г-н Южаков на­зывает последние «обобществлением земледельческого промысла». Конечно, это — только курьезно, потому что для обобществления нужна организация производства не в пределах одной какой-нибудь деревушки, потому что для этого необходима экспро­приация «живоглотов», монополизировавших средства производства и заправляющих теперешним русским общественным хозяйством. А для этого нужна борьба, борьба и борьба, а не пустяковинная мещанская мораль.

И потому подобные мероприятия обращаются у них в кроткие либеральные полуме­ры, прозябающие от щедрот филантропических буржуа и приносящие гораздо больше вреда отвлечением эксплуатируемых от борьбы, чем пользы от того возможного улуч­шения положения отдельных личностей, которое не может не быть мизерным и шатким на общей основе капиталистических отношений. До какой безобразной

Эта идея — о поддержке при помощи кредита «народного хозяйства», т. е. хозяйства мелких произ­водителей, при наличности капиталистических отношений (а наличность их уже не могут, как мы виде­ли, отрицать «друзья народа»), — эта бессмысленная идея, показывающая непонимание азбучных истин теоретической политической экономии, с полной наглядностью показывает пошлость теории этих гос­под, пытающихся сидеть между двумя стульями.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 245

степени доходит у этих господ замазывание антагонизма в русской жизни, — произво­димое, конечно, с самыми благими намерениями, чтобы прекратить настоящую борьбу, т. е. именно с такими намерениями, которыми вымощен ад, — это показывает следую­щее рассуждение г. Кривенко:

«интеллигенция руководит предприятиями фабрикантов и может руководить народ­ной промышленностью».

Вся их философия сводится к нытью на ту тему, что есть борьба и эксплуатация, но «могло бы» ее и не быть, если бы... если бы не было эксплуатирующих. В самом деле, что хотел сказать автор своей бессмысленной фразой? Неужели можно отрицать, что российские университеты и иные учебные заведения производят каждогодно такую «интеллигенцию» (??), которая ищет только того, кто ее прокормит? Неужели можно отрицать, что средства, необходимые для содержания этой «интеллигенции», имеются в настоящее время в России только у буржуазного меньшинства? Неужели буржуазная интеллигенция в России исчезнет оттого, что «друзья народа» скажут, что она «могла бы» служить не буржуазии? Да, «могла бы», если бы не была буржуазной. «Могла бы» не быть буржуазной, «если бы» не было в России буржуазии и капитализма! И пробав­ляются люди весь свой век одними этими «если бы» да «кабы»! Да впрочем, эти госпо­да не только отказываются придавать решающее значение капитализму, но и вообще не хотят видеть ничего дурного в капитализме. Если устранить некоторые «дефекты», — тогда они, может быть, очень недурно при нем устроятся. Не угодно ли такое заявление г-на Кривенко:

«Капиталистическое производство и капитализация промыслов вовсе не представ­ляют таких ворот, через которые обрабатывающая промышленность может только ухо­дить от народа. Разумеется, она может уйти, но может также и войти в народную жизнь и стать ближе к сельскому хозяйству и добывающей промышленности. Для этого воз­можно несколько комбинаций и этому могут служить как другие, так и эти

246 В. И. ЛЕНИН

же самые ворота» (161). У г. Кривенко есть некоторые очень хорошие качества, — сравнительно с г. Михайловским. Например, откровенность и прямолинейность. Где г. Михайловский исписал бы целые страницы гладкими и бойкими фразами, увиваясь около предмета и не касаясь его самого, там деловитый и практичный г. Кривенко ру­бит с плеча и без зазрения совести выкладывает перед читателем все абсурды своих воззрений целиком. Извольте видеть: «капитализм может войти в народную жизнь». То есть капитализм возможен без отделения трудящегося от средств производства! Право, это прелестно; мы теперь, по крайней мере, с полной ясностью представляем себе, чего хотят «друзья народа». Они хотят товарного хозяйства без капитализма, — капитализ­ма без экспроприации и без эксплуатации, с одним только мещанством, мирно прозя­бающим под покровом гуманных помещиков и либеральных администраторов. И они с серьезным видом департаментского чиновника, намеревающегося облагодетельство­вать Россию, принимаются сочинять комбинации такого устройства, когда бы и волки были сыты и овцы целы. Чтобы составить себе представление о характере этих комби­наций, мы должны обратиться к статье того же автора в № 12 («По поводу культурных одиночек»): «Артельная и государственная форма промышленности, — рассуждает г. Кривенко, вообразив, видимо, что его уже «призвали» «решать практические эконо­мические проблемы», — вовсе не представляет собою всего, что в данном случае мож­но представить. Возможна, например, такая комбинация». И дальше повествуется, как в редакцию «Р. Богатства» пришел техник с проектом технической эксплуатации Дон­ской области в форме акционерного предприятия с мелкими акциями (не более 100 руб.). Автору проекта было предложено видоизменить его таким, примерно, образом: «чтобы акции принадлежали не частным лицам, а сельским обществам, причем часть их населения, которая станет работать в предприятиях, получала бы обыкновенную за­работную плату, а сельские общества гарантировали бы ей связь с землей».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 247

Не правда ли, какая административная гениальность! С какой умилительной просто­той и легкостью вводится капитализм в народную жизнь и устраняются его зловредные качества! Нужно только устроить так, чтобы через посредство общества сельские бога­теи купили акции и получали доход от предприятия, на котором трудилась бы «часть населения», обеспеченная в связи с землей, — такой «связи», которая не дает возмож­ности жить с этой земли (иначе кто бы пошел работать за «обыкновенную заработную плату»?), но достаточна, чтобы привязать человека к месту, поработить его именно ме­стному капиталистическому предприятию и отнять возможность переменить одного хозяина на другого. Я говорю о хозяине, капиталисте — с полным правом, потому что тот, кто платит трудящемуся заработную плату, не может быть назван иначе.

Читатель, может быть, уже в претензии на меня за то, что я так долго останавлива­юсь на таком вздоре, не заслуживающем, по-видимому, никакого внимания. Но по­звольте. Хотя это и вздор, но вздор такой, который полезно и нужно изучать, потому что он отражает действительные общественно-экономические отношения России и в силу этого принадлежит к распространеннейшим у нас общественным идеям, с кото­рыми социал-демократам долго еще придется считаться. Дело в том, что переход от крепостнического, феодального способа производства к капиталистическому в России

Я говорю о покупке акций богатеями — несмотря на оговорку автора о принадлежности акций об­ществам — потому, что он все-таки говорит о покупке акций на деньги, каковые имеются только у бога­теев. Поэтому через посредство обществ вестись будет дело или нет, — все равно заплатить смогут толь­ко богатеи, точно так же, как покупка или аренда земли обществом нимало не устраняет монополизации этой земли богатеями. Затем, доход (дивиденд) должен получать тоже тот, кто платил, — иначе акция не будет акцией. И я понимаю предложение автора в том смысле, что известная часть прибыли будет отчис­ляться на «обеспечение рабочим связи с землей». — Если же автор разумеет не это (хотя это неизбежно вытекает из сказанного им), а то, чтобы богатеи платили деньги за акции, не получая дивиденда, — тогда его проект просто сводится к тому, чтобы имущие поделились с неимущими. Это вроде того анекдотиче­ского, снадобья для истребления мух, которое требует, чтобы муху изловили и посадили в посудину, — и муха тотчас умрет.

248 В. И. ЛЕНИН

порождал, а отчасти и теперь порождает, такое положение трудящегося, при котором крестьянин, не будучи в состоянии прокармливать себя землей и нести с нее повинно­сти в пользу помещика он их и посейчас несет), вынужден был прибегать к «сторон­ним заработкам», носившим сначала, в доброе старое время, форму либо самостоятель­ного промыслового труда (например, извоз), либо несамостоятельного, но оплачивае­мого сравнительно сносно вследствие крайне слабого развития промыслов. Это состоя­ние обеспечивало некоторое, сравнительно с теперешним, благосостояние крестьянст­ва, благосостояние крепостного люда, мирно прозябавшего под сенью ста тысяч благо­родных полицеймейстеров и нарождающихся собирателей земли русской, — буржуа.

И вот «друзья народа» идеализируют этот строй, отбрасывая просто-напросто его темные стороны, мечтают о нем, — «мечтают» потому, что его давным-давно нет уже в действительности, он давным-давно разрушен капитализмом, породившим массовую экспроприацию земледельческого крестьянства и превратившим прежние «заработки» в самую разнузданную эксплуатацию в избытке предлагающихся рабочих «рук».

Наши рыцари мещанства хотят именно сохранения «связи» крестьянина с землей, но не хотят крепостного права, которое одно только обеспечивало эту связь и которое бы­ло сломлено только товарным хозяйством и капитализмом, сделавшим эту связь невоз­можной. Они хотят заработков на стороне, которые бы не отрывали крестьянина от земли, которые бы — при работе на рынок — не порождали конкуренции, не создавали капитала и не порабощали ему массы населения. Верные субъективному методу в со­циологии, они хотят «взять» хорошее и оттуда и отсюда, — но на деле, разумеется, это ребячье желание ведет только к реакционной мечтательности, игнорирующей действи­тельность, ведет к неумению понять и утилизировать действительно прогрессивные, революционные стороны новых порядков и к сочувствию мероприятиям, увекове-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 249

чивающим добрые старые порядки полукрепостного полусвободного труда, — поряд­ки, обладавшие всеми ужасами эксплуатации и угнетения и не дававшие никакой воз­можности выхода.

Чтобы доказать правильность этого объяснения, относящего «друзей народа» к ре­акционерам, сошлюсь на два примера.

В московской земской статистике мы можем прочитать описание хозяйства некоей г-жи К. (в Подольском уезде), которое (хозяйство, а не описание) восхищало и москов­ских статистиков и г. В. В., если память мне не изменяет (он писал об этом, помнится, в какой-то журнальной статье).

Это пресловутое хозяйство г-жи К. служит для г. В. Орлова «фактом, убедительно подтверждающим на практике» его любимое положение, будто «где крестьянское зем­леделие находится в исправном состоянии, там и хозяйство частных землевладельцев ведется лучше». Из рассказа г. Орлова об имении этой г-жи видно, что она ведет хозяй­ство посредством труда местных крестьян, обрабатывающих ее землю за получаемую в ссуду зимой муку и т. п., причем владелица относится к крестьянам замечательно за­ботливо, помогает им, так что теперь это — самые исправные крестьяне в волости, у которых хлеба «достает почти до нови (прежде и до зимнего Николы не хватало)».

Спрашивается, исключает ли «такая постановка дела противоположность интересов крестьянина и землевладельца», как думают гг. Н. Каблуков (т. V, с. 175) и В. Орлов (т. II, с. 55—59 и др.)? Очевидно, что нет, ибо г-жа К. живет трудом своих крестьян. Сле­довательно, эксплуатация совсем не устранена. Не видеть эксплуатации за добрыми от­ношениями к эксплуатируемым — простительно для г-жи К., но никак не для экономи­ста-статистика, который, восхищаясь данным случаем, вполне приравнивается к тем Menschenfreunde на Западе, которые восхищаются добрыми отношениями капиталиста к рабочему, с упоением передают

— «человеколюбцам», филантропам. Ред.

250 В. И. ЛЕНИН

случаи, когда фабрикант печется о рабочих, устраивает для них потребительные лавки, квартиры и т. п. Заключать от существования (и, следовательно, «возможности») по­добных «фактов» к отсутствию противоположности интересов — значит за деревьями не видеть леса. Это во-первых.

А во-вторых, из рассказа г. Орлова мы видим, что крестьяне г-жи К. «благодаря пре­красным урожаям (помещица дала им хороших семян) завели скот» и ведут «исправ­ное» хозяйство. Представьте себе, что эти «исправные хозяева» сделались не «почти», а вполне исправными: хлеба хватает у них не «почти» до нови и не «у большинства», а всем и вполне хватает хлеба. Представим себе, что земли у этих крестьян стало доста­точно, что у них есть и «пастбище и прогон», которых у них теперь нет (хороша ис­правность!) и которые они арендуют у г-жи К. под работу. Неужели г. Орлов думает, что тогда — т. е. если бы крестьянское хозяйство было бы действительно исправно — эти крестьяне стали бы «исполнять все работы по имению г-жи К. тщательно, своевре­менно и быстро», как это они делают теперь? Или, может быть, признательность к доб­рой барыне, так матерински выжимающей соки из исправных крестьян, будет импуль­сом не менее сильным, чем безысходность настоящего положения крестьян, которые не могут же обойтись без пастбища и прогона?

Очевидно, что таковы же в сущности идеи «друзей народа»: как настоящие идеологи мещанства, они хотят не уничтожения эксплуатации, а смягчения ее, хотят не борьбы, а примирения. Их широкие идеалы, с точки зрения которых они так усердно громят уз­ких социал-демократов, не идут далее «исправного» крестьянства, отбывающего «по­винности» перед помещиками и капиталистами, лишь бы только помещики и капитали­сты справедливо к ним относились.

Другой пример. Г-н Южаков в своей довольно известной статье: «Нормы народного землевладения в России» («Русская Мысль», 1885, № 9) излагал свои воззрения на то, каких размеров должно быть «народное» земле-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 251

владение, т. е., по терминологии наших либералов, такое, которое исключает капита­лизм и эксплуатацию. Теперь — после этого превосходного разъяснения дела г-ном Кривенко — мы знаем, что он смотрел тоже с точки зрения «введения капитализма в народную жизнь». ММтшп'ом «народного» землевладения он брал такие наделы, ко­торые бы покрывали «зерновое довольствие и платежи» , а остальное, дескать, можно добыть «заработками»... Другими словами, он прямо-таки мирился с таким порядком, когда крестьянин, сохраняя связь с землей, подвергался двойной эксплуатации, отчасти со стороны помещика — по «наделу», отчасти со стороны капиталиста — по «заработ­кам». Это состояние мелких производителей, подвергающихся двойной эксплуатации и притом поставленных в такие житейские условия, которые необходимо порождают за­битость и придавленность, отнимая всякие надежды не только на победу, но и на борь­бу класса угнетенных, — это полусредневековое положение — пес plus ultra кругозора и идеалов «друзей народа». И вот, когда капитализм, развиваясь с громадной быстро­той в течение всей пореформенной истории России, стал с корнем вырывать этот устой старой России, — патриархальное, полукрепостное крестьянство, — вырывать его из средневековой, полуфеодальной обстановки и ставить в новейшую, чисто капиталисти­ческую, заставляя его бросать насиженные места и бродить по всей России в поисках за работой, разрывая порабощение местному «работодателю» и показывая, в чем лежат основания эксплуатации вообще, эксплуатации классовой, а не грабежа данного аспида, — когда капитализм стал массами втягивать остальное, забитое и задавленное до скот­ского положения

Чтобы показать соотношение между этим расходом и остальной частью крестьянского бюджета, сошлюсь на те же 24 бюджета по Острогожскому уезду. Средний расход семьи — 495 р. 39 к. (и нату­ральный и денежный). Из них 109 р. 10 к. идет на содержание скота, 135 р. 80 к. — на продовольствие растительной пищей и налоги, а остальные 250 р. 49 к. — на прочие расходы — пищу нерастительную, одежду, инвентарь, аренду и проч. Содержание скота г. Южаков относит на счет сенокосов и вспомога­тельных угодий.

252 В. И. ЛЕНИН

крестьянское население в водоворот все усложняющейся общественно-политической жизни, — тогда наши рыцари подняли вопли и стенания о падении и ломке устоев. И они продолжают и сейчас вопить и стенать об этом добром старом времени, хотя те­перь, кажется, надо уже быть слепым, чтобы не видеть революционной стороны этого нового уклада жизни, чтобы не видеть, как капитализм создает новую общественную силу, ничем не связанную с старым режимом эксплуатации и поставленную в возмож­ность борьбы против него.

У «друзей народа», однако, и следа не заметно пожеланий какого бы то ни было ко­ренного изменения современных порядков. Они вполне удовлетворяются либеральны­ми мероприятиями на данной почве, и г. Кривенко проявляет на поприще изобретения таких мероприятий настоящие административные способности отечественного помпа-дура71.

«Вообще этот вопрос, — рассуждает он о необходимости «подробного изучения и коренного преобразования» «нашей народной промышленности», — требует специаль­ного рассмотрения и разделения производств на группы производств, применимых к народной жизни (sic!!), и таких, применение которых встречает какие-нибудь серьез­ные затруднения».

Образец одного такого деления на группы дает нам тот же г. Кривенко, разделяю­щий промыслы на такие, которые не капитализуются, такие, где произошла уже капи­тализация, и такие, которые могут «спорить с крупной промышленностью за существо­вание».

«В первом случае, — решает администратор, — мелкое производство может свобод­но существовать» — и быть свободным от рынка, колебания которого разлагают мел­ких производителей на буржуазию и пролетариат? быть свободным от расширения ме­стных рынков и стягивания их в крупный рынок? быть свободным от прогресса техни­ки? Или, может быть, этот прогресс техники — при товарном хозяйстве — может и не быть капиталистическим? — В последнем случае автор требует «организации произ­водства также в круп-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 253

ной форме»: «Ясное дело, — говорит он, — что тут нужна уже организация производ­ства также в крупной форме, нужен основной и оборотный капитал, машины и т. д. или уравновешение этих условий чем-нибудь другим: дешевым кредитом, устранением из­лишнего посредничества, артельною формой хозяйства и возможностью обходиться без предпринимательской выгоды, обеспеченностью сбыта, изобретением более дешевых двигателей и других технических улучшений или, наконец, некоторым понижением за­работной платы, если оно будет возмещаться другими выгодами».

Прехарактерное рассуждение для характеристики «друзей народа» с их широкими идеалами на словах, с их шаблонным либерализмом на деле. Начинает наш философ, как видите, ни больше, ни меньше как с возможности обходиться без предпринима­тельской выгоды и с организации крупного хозяйства. Прекрасно: это именно то, ЧЕ­ГО хотят и социал-демократы. Но как же хотят достигнуть этого «друзья народа»? Ведь для организации крупного производства без предпринимателей нужно, во-первых, уничтожение товарной организации общественного хозяйства и замена ее организацией общинной, коммунистической, когда бы регулятором производства был не рынок, как теперь, а сами производители, само общество рабочих, когда бы средства производства принадлежали не частным лицам, а всему обществу. Такая замена частной формы при­своения — общинного требует, очевидно, предварительного преобразования формы производства, требует слияния разрозненных, мелких, обособленных процессов произ­водства мелких производителей в один общественный производительный процесс, тре­бует, одним словом, тех именно материальных условий, которые и создаются капита­лизмом. Но ведь «друзья народа» вовсе не намерены опираться на капитализм. Как же они намерены действовать? Неизвестно. Они даже и не упоминают об уничтожении товарного хозяйства: очевидно, их широкие идеалы не могут никак выйти из рамок этой системы общественного производства. Затем, ведь для уничтожения предприни­мательской

254 В. И. ЛЕНИН

выгоды придется экспроприировать предпринимателей, «выгоды» которых проистека­ют именно из того, что они монополизировали средства производства. Для этой экс­проприации столпов нашего отечества нужно ведь народное революционное движение против буржуазного режима, движение, на которое способен только рабочий пролета­риат, ничем не связанный с этим режимом. Но «друзья народа» и в мыслях не имеют никакой борьбы, и не подозревают о возможности и необходимости каких-нибудь дру­гих общественных деятелей, помимо административных органов самих этих предпри­нимателей. Ясное дело, что они нисколько не намерены серьезно выступать против «предпринимательской выгоды»: г. Кривенко просто сболтнул. И он немедленно по­правляется: можно ведь и «уравновесить» такую вещь, как «возможность обходиться без предпринимательской прибыли», — «чем-нибудь другим», именно кредитом, орга­низацией сбыта, улучшениями техники. Все устроилось, значит, вполне благополучно: вместо такой обидной для гг. предпринимателей вещи, как уничтожение их священных прав на «выгоду», — появились такие кроткие либеральные мероприятия, которые только дадут в руки капитализму лучшие орудия для борьбы, которые только усилят, укрепят и разовьют нашу мелкую «народную» буржуазию. А чтобы не оставить ника­кого сомнения в том, что «друзья народа» интересы только этой мелкой буржуазии и отстаивают, г. Кривенко дает еще следующее замечательное разъяснение. Оказывается, что уничтожение предпринимательской выгоды можно «уравновесить»... «понижением заработной платы» ! ! ! С первого взгляда может показаться, что это просто сапоги всмятку. Но нет. Это последовательное проведение идей мещанства. Автор наблюдает такой факт, как борьбу крупного капитала с мелким, и в качестве истинного «друга на­рода» становится, конечно, на сторону мелкого... капитала. Он слыхал при этом, что одним из могущественнейших средств борьбы для мелких капиталистов является по­нижение заработной платы — факт, совершенно верно подмеченный, констатирован­ный в массе

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 255

производств и в России, наряду с удлинением рабочего дня. И вот он, желая во что бы то ни стало спасти мелких... капиталистов, предлагает «некоторое понижение заработ­ной платы, если оно будет возмещаться иными выгодами»! Господа предприниматели, о «выгоде» которых говорились сначала как будто бы странные вещи, могут быть со­вершенно спокойны. Они, я думаю, охотно бы даже посадили в министры финансов этого гениального администратора, проектирующего против предпринимателей — по­нижение заработной платы.

Можно привести и еще пример того, как из гуманно-либеральных администраторов «Р. Богатства» проглядывает чистокровный буржуа, как только дело коснется каких-либо практических вопросов. В «Хронике внутренней жизни» в № 12 «Р. Богатства» идет речь о монополии.

«Монополия и синдикат, — говорит автор, — таковы идеалы развитой промышлен­ности». И он удивляется далее, что эти учреждения появляются и у нас, хотя «сильной конкуренции капиталов» у нас нет. «Ни сахарная, ни нефтяная промышленность вовсе еще не достигли особого развития. Потребление как сахара, так и керосина у нас почти в зародыше, если обратить внимание на то ничтожное количество этих продуктов, ка­кое приходится у нас на одного потребителя сравнительно с другими странами. Каза­лось бы, поле для развития этих отраслей промышленности очень еще велико и может поглотить массу еще капиталов».

Характерно, что тут как раз — на практическом вопросе — автор забыл любимую идею «Р. Богатства» о сокращении внутреннего рынка. Он вынужден признать, что ры­нок этот имеет перед собой еще громадное развитие, а не сокращение. Он приходит к этому выводу, сравнивая с Западом, где потребление больше. Почему? — Потому, что культура выше. — Но в чем же состоят материальные основания этой культуры, как не в развитии капиталистической техники, в росте товарного хозяйства и обмена, приво­дящих людей в более частые столкновения друг с другом,

256 В. И. ЛЕНИН

разрушающих средневековую обособленность отдельных местностей? Не была ли во Франции, например, культура не выше нашей перед великой революцией, когда еще не завершился раскол ее полусредневекового крестьянства на деревенскую буржуазию и пролетариат? И если бы автор повнимательнее присмотрелся к русской жизни, он не мог бы не заметить того, например, факта, что в местностях с развитым капитализмом потребности крестьянского населения стоят значительно выше, чем в чисто земледель­ческих местностях. Это отмечается единогласно всеми исследователями наших кустар­ных промыслов во всех случаях, когда эти промыслы достигают такого развития, что

* кладут промысловый отпечаток на всю жизнь населения .

«Друзья народа» не обращают никакого внимания на подобные «мелочи», потому что для них дело тут объясняется «просто» культурой или усложняющейся жизнью во­обще, причем они даже и не задаются вопросом о материальных основаниях этой куль­туры и этого усложнения. — А если бы они обратились хотя бы к экономике нашей де­ревни, то должны бы были признать, что именно разложение крестьянства на буржуа­зию и пролетариат создает внутренний рынок.

Они думают, должно быть, что рост рынка вовсе еще не означает роста буржуазии. «Монополия, — продолжает свое рассуждение вышецитированный хроникер внутрен­ней жизни, — у нас при слабом развитии производства вообще, при отсутствии пред­приимчивости и инициативы явится новым тормозом для развития сил страны». Гово­ря о табачной монополии, автор рассчитывает, что «она из народного обращения возь­мет 154 млн. руб.». Здесь уже прямо упускается из виду, что основой-то наших хозяй­ственных порядков является товарное хозяйство, руководителем которого и у нас, как и везде, является буржуазия. И вместо

Для примера сошлюсь хотя бы на павловских кустарей сравнительно с крестьянами окрестных дере­вень. См. сочинения Григорьева и Анненского. — Нарочно беру для примера опять-таки деревню, в ко­торой имеется, будто бы, особый «народный строй».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 257

того, чтобы говорить о стеснении буржуазии монополией, автор говорит о «стране», вместо того, чтобы говорить о товарном, буржуазном обращении, — о «народном» об­ращении . Буржуа никогда не в состоянии уловить разницы между этими понятиями, как она ни громадна. Чтобы показать, до какой степени, действительно, очевидна эта разница, я сошлюсь на журнал, имеющий авторитет в глазах «друзей народа», — на «Отечественные Записки». В № 2 за 1872 г., в статье «Плутократия и ее основы» мы читаем:

«По характеристике Марло, самый существенный признак плутократии — это лю­бовь к либеральной форме государства, или по крайней мере к принципу свободы при­обретения. Если мы возьмем этот признак и сообразим, что было назад тому каких-нибудь 8—10 лет, то увидим, что по части либерализма мы сделали успехи громад­ные... Какую бы газету или журнал вы ни взяли, — Все они, по-видимому, более или менее представляют собою демократический принцип, все бьются за интересы народа. Но рядом с демократическими воззрениями и даже под покровом их (это заметьте) то и дело намеренно или ненамеренно проводятся плутократические стремления».

Автор приводит в пример адрес с.-петербургского и московского купечества мини­стру финансов с благодарностью сего почтеннейшего сословия российской буржуазии за то, что «он основал финансовое положение России на возможно большем расшире­нии единственно плодотворной частной деятельности». И автор статьи заключает: «Плутократические элементы и поползновения несомненно есть в нашем обществе и в достаточном количестве».

Видите — ваши предшественники в давнопрошедшее время, когда еще были живы и свежи впечатления великой освободительной реформы (долженствовавшей, по откры­тию г. Южакова, освободить спокойные и правильные пути развития «народного» про­изводства, а на

Словоупотребление, которое тем более следует поставить в вину автору, что «Р. Богатство» любит употреблять слово «народный» в противоположность буржуазному.

258 В. И. ЛЕНИН

деле освободившей только пути развития плутократии), сами не могли не признать плутократического, т. е. буржуазного, характера частной предприимчивости в России.

Зачем же Вы забыли это? Почему, толкуя о «народном» обращении и развитии «сил страны» благодаря развитию «предприимчивости и инициативы», не упоминаете Вы об антагонистичности этого развития? об эксплуататорском характере этой предприимчи­вости и этой инициативы? Можно и должно, разумеется, высказываться против моно­полий и т. п. учреждений, так как они, несомненно, ухудшают положение трудящегося, — но не надо забывать, что помимо всех этих средневековых пут трудящийся скован еще более сильными, новейшими, буржуазными путами. Несомненно, отмена монопо­лий будет полезна всему «народу», потому что, когда буржуазное хозяйство стало ос­новой экономики страны — эти остатки средневековых порядков только прибавляют к капиталистическим бедствиям еще горшие бедствия — средневековые. Несомненно, их необходимо нужно уничтожить — и чем скорее, чем радикальнее, тем лучше, — чтобы очищением буржуазного общества от унаследованных им полукрепостнических пут развязать руки рабочему классу, облегчить ему борьбу против буржуазии.

Вот так и надо говорить, называя вещи своим именем, — что отмена монополий и всяких других стеснений средневековых (им же имя в России — легион) необходимо нужна для рабочего класса для облегчения ему борьбы против буржуазных порядков. Вот и все. Забывать за солидарностью интересов всего «народа» против средневековых, крепостнических учреждений — о глубоком и непримиримом антагонизме буржуазии и пролетариата внутри этого «народа» могут только буржуа.

Да, впрочем, нелепо было бы думать устыдить этим «друзей народа», когда они на­счет того, что нужно деревне, говорят, например, такие вещи:

«Когда несколько лет тому назад, — повествует г. Кривенко, — некоторые газеты рассматривали, ка-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 259

кие профессии и какого рода интеллигентные люди нужны деревне, то перечень выхо­дил очень большим и разнообразным и охватывал почти всю жизнь: за докторами и женщинами-врачами шли фельдшера, за ними адвокаты, за адвокатами учителя, уст­роители библиотек и книжной торговли, агрономы, лесоводы и вообще люди, зани­мающиеся сельским хозяйством, техники самых разнообразных специальностей (об­ласть очень обширная и еще почти не тронутая), устроители и руководители кредитных учреждений, товарных складов и т. д.».

Остановимся хотя бы на тех «интеллигентах» (??), деятельность которых прямо от­носится к экономической области, на этих лесоводах, агрономах, техниках и т. д. Как в самом деле нужны эти люди деревне! Но только КАКОЙ деревне? — разумеется, де­ревне землевладельцев, деревне хозяйственных мужичков, имеющих «сбережения» и могущих платить за услуги всем этим ремесленникам, которых г. Кривенко изволит ве­личать «интеллигентами». Эта деревня и в самом деле давно жаждет и техников, и кредита, и товарных складов — об этом свидетельствует вся экономическая литература. Но есть и другая деревня, гораздо более многочисленная, о которой не мешало бы по­чаще вспоминать «друзьям народа», — деревня разоренного и оголенного, обобранного до нитки крестьянства, не имеющего не только «сбережений» для оплаты труда «ин­теллигентов», но даже и хлеба в таком количестве, чтобы не умереть с голоду. И этой деревне хотите помочь вы товарными складами!! Что они туда положат, наши одно­лошадные и безлошадные крестьяне, в эти товарные склады? Свою одежду? — они уже заложили ее в 1891 г. сельским и городским кулакам, устраивавшим тогда, во исполне­ние вашего гуманно-либерального рецепта, настоящие «товарные склады» в своих до­мах, кабаках и лавках. Остаются еще разве только рабочие «руки». Но для этого товара даже российские чиновники не выдумали до сих пор еще «товарных складов»...

Трудно представить себе более наглядное доказательство крайнего опошления этих «демократов», —

260 В. И. ЛЕНИН

как это умиление техническими прогрессами в «крестьянстве» и закрывание глаз на массовую экспроприацию того же «крестьянства». Г-н Карышев, например, в № 2 «Р. Богатства» («Наброски», § XII) с упоением либерального кретина рассказывает случаи «усовершенствований и улучшений» в крестьянском хозяйстве — «распространения в крестьянском хозяйстве улучшенных сортов семян» — американского овса, ржи-вазы, клейдесдальского овса и т. п. «В иных местах крестьяне отводят для семян особые не­большие участки земли, на которых после тщательной обработки садятся руками от­борные экземпляры зерен». «Многие и весьма разнообразные нововведения» отмеча­ются «в области улучшенных орудий и машин» — окучники, легкие плужки, молотил­ки, веялки, сортировки. Констатируется «увеличение разнообразия видов удобритель­ных средств» — фосфориты, клейный навоз, голубиный помет и пр. «Корреспонденты настаивают на необходимости устраивать по деревням местные земские склады для продажи фосфоритов», — и г. Карышев, цитируя сочинение г. В. В.: «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве» (на него ссылается и г. Кривенко), впадает по пово­ду всех этих трогательных прогрессов совсем уже в пафос:

«Бодрящее и вместе грустное впечатление производят эти сообщения, которые мы могли изложить только вкратце... Бодрящее — потому, что этот народ, обедневший, задолжавший, в значительной части обезлошадевший, не покладает рук, не предается отчаянию, не меняет занятия, а остается верен земле, понимая, что в ней, в надлежащем обращении с ней его будущее, его сила, его богатство. (Ну, конечно! Само собой разу­меется, что ведь это именно обедневший и обезлошадевший мужик покупает фосфори­ты, сортировки, молотилки, семена клейдесдальского овса! О, sancta

Напомню читателю распределение этих улучшенных орудий в Новоузенском уезде: у 37% (бедных) крестьян, у 10 тыс. дворов из 28 тыс. — 7 орудий из 5724, т. е. ⅛ %! 415 орудий монополизированы бога­теями, составляющими лишь ¼ часть дворов.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 261

simplicitas! Но ведь пишет это не институтка, а профессор, доктор политической эко­номии! ! Нет, как хотите, а одной святой простотой тут дела не объяснишь.) Лихорадоч­но ищет он способов этого надлежащего обращения, ищет новых путей, приемов обра­ботки, семян, орудий, удобрения, всего, что помогло бы оплодотворить его кормилицу-землю, которая воздаст ему рано или поздно за это сторицею ... Грустное впечатление производят приведенные сообщения потому (вы, может быть, думаете, что «друг наро­да» хоть здесь-то упомянет о той массовой экспроприации крестьянства, которая со­провождает и вызывает концентрацию земли в руках хозяйственных мужичков, пре­вращение ее в капитал, в основание улучшенного хозяйства, — той экспроприации, ко­торая именно и выбрасывает на рынок «свободные» и «дешевые» «руки», создающие успехи отечественной «предприимчивости» на поприще всех этих молотилок, сортиро­вок, веялок? — ничуть не бывало), потому, что... будить нужно именно нас самих. Где наша помощь этому стремлению мужика поднять свое хозяйство? Для нас есть наука, литература, музеи, склады, комиссионерские конторы. (Право, господа, так рядом и по­ставлено: «наука» и «комиссионерские конторы»... «Друзей народа» надо изучать не тогда, когда они воюют с социал-демократами, потому что они для такого случая наде­вают мундир, сшитый из лохмотьев «отцовских идеалов», а в их будничной одежде, когда они обсуждают детально вопросы повседневной жизни. И тогда вы можете на­блюдать этих идеологов мещанства со всем их цветом и запахом.) Есть ли что-нибудь подобное для мужика?

* — О, святая простота! Ред.

Вы глубоко правы, почтенный г. профессор, что улучшенное хозяйство воздаст сторицею этому «народу», который не «предается отчаянию» и «остается верен земле». Но не замечаете ли вы, о великий доктор политической экономии, что для приобретения всех этих фосфоритов и т. д. «мужик» должен вы­деляться из массы голодающих нищих наличностью свободных денег, а деньги — ведь это продукт об­щественного труда, достающийся в руки частных лиц; — что присвоение «воздаяния» за это улучшенное хозяйство будет присвоением чужого труда; — что видеть источник этого обильного воздаяния в личном усердии хозяина, который, «не покладая рук», «оплодотворяет кормилицу-землю», могут только самые жалкие прихвостни буржуазии?

262 В. И. ЛЕНИН

Есть, конечно, эмбрионы, да что-то они туго развиваются. Мужик хочет примера, — где наши опытные поля, образцовые хозяйства? Мужик ищет печатного слова, — где наша популярная агрономическая литература?.. Мужик ищет удобрения, орудий, се­мян, — где у нас земские склады всего этого, оптовая заготовка, удобства покупки, распространения?.. Где же вы, деятели частные и земские? Идите и работайте, время давно приспело, и

Спасибо вам скажет сердечное Русский народ!»

Н. Карышев («Р. Б—во», № 2, с. 19).

Вот они, эти друзья мелких «народных» буржуев, во всем самоуслаждении своими мещанскими прогрессами!

Казалось бы, даже помимо анализа экономики нашей деревни, достаточно наблю­дать этот бросающийся в глаза факт нашей новой экономической истории — констати­руемые всеми прогрессы в крестьянском хозяйстве одновременно с гигантской экспро­приацией крестьянства, — чтобы убедиться в нелепости представления о крестьянст­ве, как каком-то солидарном внутри себя и однородном целом, чтобы убедиться в бур­жуазности всех этих прогрессов! Но «друзья народа» остаются глухи ко всему этому. Утратив хорошие стороны старого русского социально-революционного народничест­ва, они крепко ухватились за одну из крупных его ошибок — непонимание классового антагонизма внутри крестьянства.

«Народник 70-х годов, — очень метко говорит Гурвич, — не имел никакого пред­ставления о классовом антагонизме внутри самого крестьянства, ограничивая этот ан­тагонизм исключительно отношениями между «эксплуататором» — кулаком или миро­едом — и его жертвой, крестьянином, пропитанным коммунистическим духом . Глеб Успенский одиноко стоял со своим скептицизмом, отвечая иронической улыбкой на об-

«Внутри деревенской общины возникли антагонистические социальные классы», — говорит Гурвич в другом месте (с. 104). Я цитирую Гурвича только в добавление к вышеприведенным фактическим дан­ным.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 263

щую иллюзию. Со своим превосходным знанием крестьянства и со своим громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений, он не мог не видеть, что индивидуализм сделался основой экономических отношений не только между ростов­щиком и должником, но между крестьянами вообще. См. его статью «Равнение под од­но»72 в «Русской Мысли» 1882 г., № 1» (назв. соч., стр. 106).

Но если позволительно и даже естественно было впадать в эту иллюзию в 60-х и 70-х годах, — когда еще так мало было сравнительно точных сведений об экономике де­ревни, когда еще не обнаруживалось так ярко разложение деревни, — то теперь ведь надо нарочно закрывать глаза, чтобы не видеть этого разложения. Чрезвычайно харак­терно, что именно в последнее время, когда разорение крестьянства достигло, кажется, своего апогея, отовсюду слышно о прогрессивных течениях в крестьянском хозяйстве. Г-н В. В. (тоже несомненнейший «друг народа») написал об этом предмете целую кни­гу. И вы не сможете упрекнуть его в фактической неверности. Напротив, факт не может подлежать сомнению, — факт технического, агрикультурного прогресса в крестьянст­ве, но точно так же несомненен и факт массовой экспроприации крестьянства. И вот, «друзья народа» сосредоточивают все свое внимание на том, как «мужик» лихорадочно ищет новых приемов обработки, которые помогли бы ему оплодотворить кормилицу-землю, — опуская из виду обратную сторону медали, лихорадочное отделение «мужи­ка» же от земли. Они как страусы прячут голову, чтобы не смотреть прямо на действи­тельность, чтобы не видеть, что они присутствуют именно при процессе обращения в капитал той земли, от которой отрывается крестьянство, при процессе создания внут­реннего рынка . Попробуйте опровергнуть наличность

Поиски «новых приемов обработки» потому именно и становятся «лихорадочными», что хозяйст­венному мужику приходится вести более крупное хозяйство, с которым при помощи старых приемов не справиться; — именно потому, что к поискам новых приемов вынуждает конкуренция, так как земледе­лие приобретает все более и более товарный, буржуазный характер.

264 В. И. ЛЕНИН

в нашем общинном крестьянстве двух этих полярных процессов, попробуйте объяс­нить их иначе, как буржуазностью нашего общества! — Куда тут! Петь аллилуйя и разливаться в гуманно-доброжелательных фразах — вот альфа и омега всей их «нау­ки», всей их политической «деятельности».

И это кротко-либеральное штопанье современных порядков возводят они даже в це­лую философию. «Маленькое живое дело, — глубокомысленно рассуждает г. Кривенко, — гораздо лучше большого безделья». — И ново и умно. И потом, про­должает он, — «маленькое дело вовсе не синоним маленькой цели». В пример такого «расширения деятельности», когда дело из маленького становится «правильным и хо­рошим», — приводится деятельность одной госпожи по устройству школ, — затем ад­вокатская деятельность в крестьянстве, вытесняющая кляузников, — предположение адвокатов ездить в провинцию с выездными сессиями окружных судов для защиты подсудимых, — наконец, уже знакомое нам устройство кустарных складов: расшире­ние деятельности (до размеров большой цели) должно состоять здесь в устройстве складов «соединенными силами земств в наиболее бойких пунктах».

Все это, конечно, очень возвышенные, гуманные и либеральные дела — «либераль­ные» потому, что они очистят буржуазную систему хозяйства от всех ее средневековых стеснений и тем облегчат рабочему борьбу против самой этой системы, которой, разу­меется, подобные меры не только не затронут, а, напротив, усилят — и все это мы дав­но уже читаем во всех русских либеральных изданиях. Против этого не стоило бы и вы­ступать, если бы не принуждали к этому господа из «Р. Б—ва», которые принялись вы­двигать эти «кроткие начатки либерализма» ПРОТИВ социал-демократов и в пример им, упрекая их притом в отречении от «идеалов отцов». И тогда мы не можем не ска­зать, что это, по меньшей мере, забавно — возражать против социал-демократов пред­ложением и указанием такой умеренной и аккуратной либеральной (сиречь служащей

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 265

буржуазии) деятельности. А по поводу отцов и их идеалов надо заметить, что как ни ошибочны, ни утопичны были старые теории русских народников, но уж во всяком случае они относились БЕЗУСЛОВНО отрицательно к подобным «кротким начаткам либерализма». Заимствую это последнее выражение из заметки г. Н. К. Михайловского: «По поводу русского издания книги К. Маркса» («Отечественные Записки», 1872 г., № 4) — заметки, очень живо, бодро и свеженаписанной (сравнительно с теперешними его писаниями) и бурно протестовавшей против предложения не обижать наших моло­дых либералов.

Но это было давно, так давно, что «друзья народа» успели основательно перезабыть все это и своей тактикой наглядно показали, что при отсутствии материалистической критики политических учреждений, при непонимании классового характера современ­ного государства, — от политического радикализма до политического оппортунизма один только шаг.

Несколько образчиков этого оппортунизма:

«Преобразование министерства государственных имуществ в министерство земле­делия, — объявляет г. Южаков, — может иметь глубокое влияние на ход нашего эко­номического развития, но может остаться и некоторой лишь перетасовкой чиновников» (№ 10 «Р. Б.»).

Все зависит, значит, от того, кого «призовут» — друзей ли парода или представите­лей интересов помещиков и капиталистов. Самые интересы можно и не трогать.

«Охранение экономически слабейшего от экономически сильного составляет первую естественную задачу государственного вмешательства», продолжает там же тот же г. Южаков, и ему вторит в тех же выражениях хроникер внутренней жизни во 2 № «Р. Б—ва». И чтобы не оставить никакого сомнения в том, что он понимает эту филантро­пическую бессмыслицу так же, как и его достойные сотоварищи, западноевропейские

Потому бессмыслицу — что сила «экономически сильного» в том, между прочим, и состоит, что он держит в своих руках политическую власть. Без нее он не мог бы удержать своего экономического гос­подства.

266 В. И. ЛЕНИН

либеральные и радикальные идеологи мещанства, он добавляет вслед за вышесказан­ным:

«Гладстоновские ландбилли73, бисмарковское страхование рабочих, фабричная ин­спекция, идея нашего крестьянского банка, организация переселений, меры против ку­лачества, все это — попытки применения именно этого принципа государственного вмешательства с целью защиты экономически слабейшего».

Это уже тем хорошо, что откровенно. Автор прямо говорит здесь, что точно так же хочет стоять на почве данных общественных отношений, как и гг. Гладстоны и Бис­марки, — точно так же хочет чинить и штопать современное общество (буржуазное — чего он не понимает, как не понимают этого и западноевропейские сторонники Глад-стонов и Бисмарков), а не бороться против него. В полнейшей гармонии с этим основ­ным их теоретическим воззрением стоит и то обстоятельство, что они орудие реформ видят в органе, выросшем на почве этого современного общества и охраняющем инте­ресы господствующих в нем классов, — в государстве. Они прямо считают его всемо­гущим и стоящим над всякими классами, ожидая от него не только «поддержки» тру­дящегося, но и создания настоящих, правильных порядков (как мы слышали от г. Кривенко). Понятно, впрочем, что от них, как чистейших идеологов мещанства, и ждать нельзя ничего иного. Это ведь одна из основных и характерных черт мещанства, которая, между прочим, и делает его классом реакционным, — что мелкий производи­тель, разобщенный и изолированный самими условиями производства, привязанный к определенному месту и к определенному эксплуататору, не в состоянии понять классо­вого характера той эксплуатации и того угнетения, от которых он страдает иногда не меньше пролетария, не в состоянии понять, что и государство в буржуазном обществе не может не быть классовым государством .

* Потому и «друзья народа» являются злейшими реакционерами, когда говорят, что естественная за­дача государства — охранять экономически слабого (так должно быть дело по их пошлой старушечьей морали), тогда как вся русская история и внутренняя политика свидетельствуют о том, что задача нашего государства — охранять только помещиков-крепостников и крупную буржуазию и самым зверским спо­собом расправляться со всякой попыткой «экономически слабых» постоять за себя. И это, конечно, его естественная задача, потому что абсолютизм и бюрократия насквозь пропитаны крепостнически-буржуазным духом и потому, что в экономической области буржуазия царят и правит безраздельно, дер­жа рабочего «тише воды, ниже травы».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 267

Почему же это, однако, почтеннейшие гг. «друзья народа», до сих пор, — а со вре­мени самой этой освободительной реформы с особенной энергией, — правительство наше «поддерживало, охраняло и создавало» только буржуазию и капитализм? Почему этакая нехорошая деятельность этого абсолютного, якобы над классами стоящего пра­вительства совпала именно с историческим периодом, характеризующимся во внутрен­ней жизни развитием товарного хозяйства, торговли и промышленности? Почему ду­маете вы, что эти последние изменения во внутренней жизни являются последующим, а политика правительства — предыдущим, несмотря на то, что первые изменения проис­ходили так глубоко, что правительство даже не замечало их и ставило им бездну пре­пятствий, несмотря на то, что то же «абсолютное» правительство, при других условиях внутренней жизни, «поддерживало», «охраняло» и «создавало» другой класс?

О, подобными вопросами «друзья народа» никогда не задаются! Это ведь все — ма­териализм и диалектика, «гегелевщина», «мистика и метафизика». Они просто думают, что если попросить хорошенько да поласковее у этого правительства, то оно может все хорошо устроить. И уж по части ласковости надо отдать справедливость «Р. Богатст­ву»: право, даже среди русской либеральной печати оно выдается неуменьем держать себя с мало-мальской независимостью. Судите сами:

«Отмена соляного налога, отмена подушной подати и понижение выкупных плате­жей» именуются г. Южаковым «серьезным облегчением народного хозяйства». Ну, ко­нечно! — А не сопровождалась ли отмена соляного налога учреждением кучи новых косвенных налогов и повышением старых? не сопровождалась ли

268 В. И. ЛЕНИН

отмена подушной подати увеличением платежей бывших государственных крестьян под видом перевода их на выкуп? не осталось ли и теперь, после пресловутого пониже­ния выкупных платежей (которым государство не отдало крестьянам даже и того ба­рыша, который оно нажило на выкупной операции) — несоответствие платежей с до­ходностью земли, т. е. прямое переживание крепостнических оброков? — Ничего! Ва­жен тут ведь только «первый шаг», «принцип», а там... там еще попросить можно бу­дет!

Но это все только цветочки. А вот и ягодки:

«80-е годы облегчили народное бремя (это вот указанными-то мерами) и тем спасли народ от окончательного разорения».

Тоже классическая по своему лакейскому бесстыдству фраза, которую можно поста­вить рядом только разве с вышеприведенным заявлением г. Михайловского, что нам надо еще создавать пролетариат. Нельзя не вспомнить по этому поводу так метко опи­санную Щедриным историю эволюции российского либерала. Начинает этот либерал с того, что просит у начальства реформ «по возможности»; продолжает тем, что клянчит «ну, хоть что-нибудь» и кончает вечной и незыблемой позицией «применительно к подлости». Ну, как не сказать, в самом деле, про «друзей народа», что они заняли эту вечную и незыблемую позицию, когда они под свежим впечатлением голодовки мил­лионов народа, к которой правительство отнеслось сначала с торгашеской прижими­стостью, а потом с торгашескою же трусостью, — говорят печатно, что правительство спасло народ от окончательного разорения!! Пройдет еще несколько лет с еще более быстрой экспроприацией крестьянства, правительство к учреждению министерства земледелия добавит отмену одного-двух прямых налогов и учреждение нескольких но­вых косвенных; затем голодовка охватит 40 миллионов народа, — и эти господа будут точно так же писать: вот видите, голодает 40, а не 50 миллионов; это потому, что пра­вительство облегчило народное бремя и спасло народ от окончательного разорения, это потому, что оно послу-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 269

шалось «друзей народа» и учредило министерство земледелия!

Другой пример:

Хроникер внутренней жизни в № 2 «Р. Б—ва», толкуя о том, что Россия «к счастью» (sic!) отсталая страна, «сохраняющая элементы для обоснования своего экономического строя на принципе солидарности» , — говорит, что поэтому она в состоянии выступить «в международных отношениях проводником экономической солидарности» и что шансы на это увеличивает для России ее неоспоримое «политическое могущество»! !

Это европейский-то жандарм, постоянный и вернейший оплот всякой реакции, до­ведший русский народ до такого позора, что, будучи забит у себя дома, он служил ору­дием для забивания народов на Западе, — этот жандарм определяется в проводники экономической солидарности!

Это уже выше всякой меры! Гг. «друзья народа» за пояс заткнут всех либералов. Они не только просят правительство, не только славословят, они прямо-таки молятся на это правительство, молятся с земными поклонами, молятся с таким усердием, что вчуже жутко становится, когда слышишь, как трещат их верноподданнические лбы.

Помните ли вы немецкое определение филистера?

Was ist der Philister? Ein hohler Darm, Voll Furcht und Hoffnung, Daß Gott erbarm .

К нашим делам это определение немножко не подходит. Бог... бог у нас совсем на втором месте. Зато вот

Между кем? помещиком и крестьянином? хозяйственным мужичком и босяком? фабрикантом и ра­бочим? Чтобы уразуметь этот классический «принцип солидарности», надо припомнить, что солидар­ность между предпринимателем и рабочим достигается «понижением заработной платы».

— Что такое филистер? Пустая кишка, полная трусости и надежды, что бог сжалится (Гете). Ред.

270 В. И. ЛЕНИН

начальство — это другое дело. И если мы подставим в это определение вместо слова «бог» слово «начальство», — мы получим точнейшее выражение идейного багажа, нравственного уровня и гражданского мужества российских гуманно-либеральных «друзей народа».

К такому нелепейшему воззрению на правительство «друзья народа» присоединяют и соответствующее отношение к так называемой «интеллигенции». Г-н Кривенко пи­шет: «Литература»... должна «оценивать явления по их общественному смыслу и обод­рять каждую активную попытку к добру. Она твердила и продолжает твердить о недос­татке учителей, докторов, техников, о том, что народ болеет, беднеет (техников мало!), не знает грамоты и т. д., и когда являются люди, которым надоело сидеть за зелеными столами, участвовать в любительских спектаклях и есть предводительские пироги с вя-зигой, люди, которые выходят на работу с редким самоотвержением (подумайте-ка: от­вергли, ведь, зеленые столы, спектакли и пироги!) и, несмотря на множество препятст­вий, она должна приветствовать их».

Двумя страницами ниже он с деловитой серьезностью умудренного опытом служаки журит людей, которые «колебались перед вопросом, идти ли им в земские начальники, в городские головы, в председатели и члены земских управ по новому положению, или не ходить. В обществе с развитым сознанием гражданских потребностей и обязанно­стей (слушайте, господа: право, это стоит речей знаменитых российских помпадуров, каких-нибудь Барановых или Косичей!) ни подобные колебания, ни такое отношение к делу были бы немыслимы, потому что оно всякую реформу, если только в ней есть жизненные стороны, ассимилировало бы по-своему, т. е. воспользовалось и дало бы развитие тем ее сторонам, которые целесообразны; стороны же ненужные обратило бы в мертвую букву; и если в реформе совсем нет жизненности, то она и совсем осталась бы инородным телом».

Черт знает, что такое! Какой-то грошовый оппортунизм и выступает с таким само­восхищением! Задача

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 2Ц

литературы — собирать салонные сплетни про злых марксистов, раскланиваться перед правительством за спасание народа от окончательного разорения, приветствовать лю­дей, которым надоело сидеть за зелеными столами, учить «публику» не сторониться даже от таких должностей, как должность земского начальника... Да что я читаю? «Не­делю»74 или «Новое Время»? — Нет, это — «Русское Богатство», орган передовых рос­сийских демократов...

И подобные господа толкуют об «идеалах отцов», претендуют на то, что они, имен­но они хранят традиции тех времен, когда Франция разливала по всей Европе идеи со­циализма — и когда восприятие этих идей давало в России теории и учения Герцена, Чернышевского. Это уже совсем безобразие, которое было бы глубоко возмутительно и обидно, если бы «Русское Богатство» не было слишком забавно, если бы подобные за­явления на страницах такого журнала не вызывали только гомерического смеха. Да, вы пачкаете эти идеалы! В самом деле, в чем состояли эти идеалы у первых русских со­циалистов, социалистов той эпохи, которую так метко охарактеризовал Каутский сло­вами:

— «когда каждый социалист был поэтом и каждый поэт — социалистом».

Вера в особый уклад, в общинный строй русской жизни; отсюда — вера в воз­ можность крестьянской социалистической революции, — вот что одушевляло их, поднимало десятки и сотни людей на геройскую борьбу с правительством. И вы не сможете упрекнуть социал-демократов в том, чтобы они не умели ценить громад ной исторической заслуги этих лучших людей своего времени, не умели глубоко уважать их памяти. Но я спрашиваю вас: где же она теперь, эта вера? — Ее нет, до такой степе­ ни нет, что когда г. В. В. в прошлом году попробовал было толковать о том, что общи­ на воспитывает народ к солидарной деятельности, служит очагом альтруистических чувств и т. п. , — то даже г. Михайловский усовестился и стыдливо стал выговаривать г-ну В. В., что «нет такого исследования, которое

272 В. И. ЛЕНИН

бы доказывало связь нашей общины с альтруизмом» . И действительно, такого иссле­дования нет. А вот подите же: — было время — и без всякого исследования люди вери­ли и верили беззаветно.

Как? почему? на каком основании?..

— «каждый социалист был поэтом и каждый поэт — социалистом».

И потом — добавляет тот же г. Михайловский — все добросовестные исследователи согласны в том, что деревня раскалывается, выделяя, с одной стороны, массу пролета­риата, с другой — кучку «кулаков», держащих под своей пятой остальное население. И опять-таки он прав: деревня действительно раскалывается. Мало того, деревня давно уже совершенно раскололась. Вместе с ней раскололся и старый русский крестьянский социализм, уступив место, с одной стороны, рабочему социализму; с другой — выро­дившись в пошлый мещанский радикализм. Иначе как вырождением нельзя назвать этого превращения. Из доктрины об особом укладе крестьянской жизни, о совершенно самобытных путях нашего развития — вырос какой-то жиденький эклектизм, который не может уже отрицать, что товарное хозяйство стало основой экономического разви­тия, что оно переросло в капитализм, и который не хочет только видеть буржуазного характера всех производственных отношений, не хочет видеть необходимости классо­вой борьбы при этом строе. Из политической программы, рассчитанной на то, чтобы поднять крестьянство на социалистическую революцию против основ современного общества — выросла программа, рассчитанная на то, чтобы заштопать, «улучшить» положение крестьянства при сохранении основ современного общества.

Собственно говоря, все предыдущее могло уже дать представление о том, какой «критики» можно ждать

К этому сводились, в сущности, все наши старые революционные программы, — начиная хотя бы бакунистами и бунтарями78, продолжая народниками и кончая народовольцами79, у которых, ведь, тоже уверенность в том, что крестьянство пошлет подавляющее количество социалистов в будущий Земский собор80, занимала далеко не последнее место.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 273

от этих господ из «Русского Богатства», когда они берутся «громить» социал-демократов. Нет и попытки прямо и добросовестно изложить их понимание русской действительности (в отношении цензурном это вполне возможно бы было, если бы на­пирать особенно на экономическую сторону, если бы держаться таких же общих, от­части эзоповских, выражений, в которых и велась вся их «полемика») и возражать про­тив него по существу, возражать против правильности практических выводов из него. Вместо этого они предпочитают отделываться бессодержательнейшими фразами об аб­страктных схемах и вере в них, об убеждении в необходимости пройти для каждой страны через фазу... и т. п. ерунде, с которой мы достаточно познакомились уже у г-на Михайловского. При этом попадаются прямые искажения. Г-н Кривенко, например, за­являет, что Маркс «признавал для нас возможным при желании (? ! ! Итак, по Марксу, эволюция общественно-экономических отношений зависит от воли и сознания людей?? Что это такое — невежество ли безмерное, нахальство ли беспримерное?!) и соответст­венной деятельности избежать капиталистических перипетий и идти по другому, более целесообразному пути (sic! ! !)».

Этот вздор наш рыцарь получил возможность говорить при посредстве прямой пере­держки. Цитируя известное «Письмо К. Маркса» («Юрид. Вест.», 1888 г., № 10) — то место, где Маркс говорит о своем высоком уважении к Чернышевскому, который счи­тал возможным для России «не претерпевать мучений капиталистического строя», г. Кривенко, закрыв кавычки, т. е. покончив точное воспроизведение слов Маркса (кон­чающееся так: «он (Чернышевский) высказывается в смысле последнего решения»), — добавляет: «И я, говорит Маркс, разделяю (курсив г-на Кривенко) эти взгляды» (стр. 186, № 12).

А у Маркса на самом деле сказано: «И мой почтенный критик имел, по меньшей ме­ре, столько же основания из моего уважения к этому «великому русскому ученому и критику» вывести заключение, что я разделяю

274 В. И. ЛЕНИН

взгляды последнего на этот вопрос, как и наоборот, из моей полемической выходки против русского «беллетриста» и панслависта сделать вывод, что я их отвергаю» («Ю. В.», 1888 г., № 10, стр. 271).

Итак, Маркс говорит, что г. Михайловский не имел права видеть в нем противника идеи об особом развитии России, потому что он с уважением относится и к тем, кто стоит за эту идею, — а г. Кривенко перетолковывает так, будто Маркс «признавал» это особое развитие. Прямое перевирание. Цитированное заявление Маркса совершенно ясно показывает, что он уклоняется от ответа по существу: «г. Михайловский мог бы взять за основание какое угодно из двух противоречивых замечаний, т. е. не имел осно­вания ни на том, ни на другом строить свои заключения о моем взгляде на русские дела вообще». И чтобы эти замечания не давали повода к перетолкованиям, Маркс в этом же «письме» прямо дал ответ на вопрос, какое приложение может иметь его теория к Рос­сии. Ответ этот с особенной наглядностью показывает, что Маркс уклоняется от ответа по существу, от разбора русских данных, которые одни только и могут решить вопрос: «Если Россия, — отвечал он, — стремится стать нацией капиталистической по образцу западноевропейских наций, — а в течение последних лет она наделала себе в этом смысле много вреда, — она не достигнет этого, не преобразовав предварительно доб­рой доли своих крестьян в пролетариев»82.

Кажется, это уже совсем ясно: вопрос состоял именно в том, стремится ли Россия быть капиталистической нацией, есть ли разорение ее крестьянства — процесс созда­ния капиталистических порядков, капиталистического пролетариата; а Маркс говорит, что «если» она стремится, то для этого необходимо обратить добрую долю крестьян в пролетариев. Другими словами, теория Маркса состоит в исследовании и объяснении эволюции хозяйственных порядков известных стран, и «приложение» ее к России мо­жет состоять только в том, чтобы, ПОЛЬЗУЯСЬ выработанными приемами МАТЕ­РИАЛИСТИЧЕСКОГО метода и ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ поли-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 275

тической экономии, ИССЛЕДОВАТЬ русские производственные отношения и их эво­люцию .

Выработка новой методологической и политико-экономической теории означала та­кой гигантский прогресс общественной науки, такой колоссальный шаг вперед социа­лизма, что для русских социалистов почти тотчас же после появления «Капитала» главным теоретическим вопросом сделался вопрос о «судьбах капитализма в России»; около этого вопроса сосредоточивались самые жгучие прения, в зависимости от него решались самые важные программные положения. И замечательно, что когда появи­лась (лет 10 тому назад) особая группа социалистов, решавшая вопрос о капиталисти­ческой эволюции России в утвердительном смысле и основывающая это решение на данных русской экономической действительности, — она не встретила прямой и опре­деленной критики по существу, критики, которая бы принимала те же общие методоло­гические и теоретические основоположения и иначе объясняла соответствующие дан­ные.

«Друзья народа», предприняв целый поход против марксистов, равным образом ар­гументируют не разбором фактических данных. Они отделываются, как мы видели в 1-ой статье, фразами. При этом г. Михайловский не упускает случая изощрить свое ост­роумие по поводу того, что среди марксистов нет единогласия, что они не сговорились между собой. И «наш известный» Н. К. Михайловский превесело смеется по поводу своей остроты насчет «настоящих» и «не настоящих» марксистов. Что среди марксис­тов нет полного единогласия, это правда. Но факт этот представлен г. Михайловским, во-первых, неверно, а во-вторых, он доказывает не слабость, а именно силу и жизнен­ность русской социал-демократии. Дело в том, что последнее время характеризуется особенно тем, что к социал-демократическим воззрениям приходят социалисты разны­ми

Вывод этот, повторяю, не мог не быть ясным для каждого, кто читал «Коммунистический мани­фест», «Нищету философии» и «Капитал», и только для одного г-на Михайловского потребовалось осо­бое разъяснение.

276 В. И. ЛЕНИН

путями и потому, соглашаясь безусловно в основном и главном положении, что Россия представляет из себя буржуазное общество, выросшее из крепостного уклада, что поли­тическая его форма есть классовое государство и что единственный путь к прекраще­нию эксплуатации трудящегося состоит в классовой борьбе пролетариата, — они по многим частным вопросам расходятся и в приемах аргументации и в детальных объяс­нениях тех или иных явлений русской жизни. Я могу поэтому наперед порадовать г. Михайловского таким заявлением, что и по тем, например, вопросам, которые были затронуты в этих беглых заметках, — о крестьянской реформе, об экономике крестьян­ского земледелия и кустарных промыслов, об аренде и т. п. — существуют, в пределах приведенного сейчас основного и общего всем социал-демократам положения, разные мнения. Единогласие людей, успокаивающихся на единодушном признании «высоких истин» вроде того, что крестьянская реформа могла бы открыть России спокойные пути правильного развития, — государство могло бы призывать не представителей интере­сов капитализма, а «друзей народа», — община могла бы обобществить земледелие купно с обрабатывающей промышленностью, которую мог бы возвести к крупному производству кустарь, — народная аренда поддерживала народное хозяйство, — это умилительное и трогательное единогласие сменилось разногласием людей, ищущих объяснения действительной, данной экономической организации России, как системы известных производственных отношений, объяснения ее действительной экономиче­ской эволюции, ее политических и иных всяких надстроек.

И если такая работа, приводя с разных точек зрения к признанию того общего поло­жения, которое безусловно определяет и солидарную политическую деятельность и по­тому дает право и обязывает всех его принимающих считать и именовать себя «СО­ЦИАЛ-ДЕМОКРАТАМИ», — оставляет еще обширное поле разногласий по массе частных вопросов, решаемых в разном смысле, то это, конечно, доказывает

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 277

* только силу и жизненность русской социал-демократии .

При этом условия этой работы так плохи, что хуже трудно себе что-нибудь предста­вить: нет и быть не может органа, который объединял бы отдельные работы; частные сношения при наших полицейских условиях крайне затруднены. Понятно, что социал-демократы не могут как следует сговориться и столковаться о деталях, что они проти­воречат друг другу...

Не правда ли, как это в самом деле смешно?

В «полемике» г-на Кривенко с социал-демократами может породить недоумение то обстоятельство, что он толкует о каких-то «неомарксистах». Иной читатель подумает, что среди социал-демократов произошло нечто вроде раскола, что от старых социал-демократов отделились «неомарксисты». — Ничего подобного. Никто, нигде и никогда не выступал публично во имя марксизма с критикой теорий и программы русских со­циал-демократов, с защитой иного марксизма. Дело в том, что гг. Кривенко и Михай­ловский наслушались разных салонных сплетен про марксистов, насмотрелись на раз­ных либералов, прикрывающих марксизмом свое либеральное пустоутробие, и с свой­ственным им остроумием и тактом принялись с таким багажом за «критику» марксис­тов. Неудивительно, что эта «критика» представляет из себя сплошную цепь курьезов и грязных выходок.

«Чтобы быть последовательным, — рассуждает г. Кривенко, — нужно дать на это утвердительный ответ» (на вопрос: «не следует ли стараться о развитии капиталистиче­ской промышленности») и «не стесняться ни скупкой крестьянской земли, ни открыти­ем лавок

По той простой причине, что до сих пор эти вопросы никак не решались. Нельзя же, в самом деле, назвать решением вопроса об аренде утверждение, что «народная аренда поддерживает народное хозяй­ство», или такое изображение системы обработки помещичьих земель крестьянским инвентарем: «кре­стьянин оказался сильнее помещика», который «пожертвовал своей независимостью в пользу самостоя­тельного крестьянина»; «крестьянин вырвал из рук помещика крупное производство»; «народ остается победителем в борьбе за форму земледельческой культуры». Это либеральное пустоболтунство в «Судь­бах капитализма» «нашего известного» г-на В. В.

278 В. И. ЛЕНИН

и кабаков», нужно «радоваться успеху многочисленных трактирщиков в думе, помогать еще более многочисленным скупщикам крестьянского хлеба».

Право, это совсем забавно. Попробуйте сказать такому «другу народа», что эксплуа­тация трудящегося в России повсюду является по своей сущности капиталистической, что деревенские хозяйственные мужики и скупщики должны быть причислены к пред­ставителям капитализма по таким-то и таким-то политико-экономическим признакам, доказывающим буржуазный характер крестьянского разложения, — он поднимет во­пли, назовет это невероятной ересью, станет кричать о слепом заимствовании западно­европейских формул и абстрактных схем (обходя притом самым заботливым образом фактическое содержание «еретической» аргументации). А когда нужно разрисовать те «ужасы», которые несут с собой злые марксисты, — тогда можно оставить и в стороне возвышенную науку и чистые идеалы, тогда можно и признать, что скупщики кресть­янского хлеба и крестьянской земли действительно представители капитализма, а не только «охотники» попользоваться чужим.

Попробуйте доказывать этому «другу народа», что русская буржуазия не только уже теперь повсюду держит в руках народный труд, вследствие концентрации у нее одной средств производства, но и давит на правительство, порождая, вынуждая и определяя буржуазный характер его политики, — он впадет совсем в неистовство, станет кричать о всемогуществе нашего правительства, о том, что оно только по роковому недоразу­мению и несчастной случайности «призывает» всё представителей интересов капита­лизма, а не «друзей народа», что оно искусственно насаждает капитализм... А под шу­мок сами должны признать именно за представителей капитализма трактирщиков в ду­ме, т. е. один из элементов этого самого правительства, стоящего якобы над классами. Неужели, однако, господа, интересы капитализма представлены у нас в России в одной только «думе» и одними только «трактирщиками»?..

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 279

Что касается до грязных выходок, то мы видели их слишком достаточно у г. Михайловского и встречаем опять у г. Кривенко, который, например, желая уничто­жить ненавистный социал-демократизм, повествует о том, как «некоторые идут на за­воды (когда, впрочем, представляются хорошие технические и конторские места), мо­тивируя свое поступление исключительно идеей ускорения капиталистического про­цесса». Конечно, нет нужды и отвечать на такие, совсем уже неприличные, вещи. Тут можно только поставить точку.

Продолжайте, господа, в том же духе, продолжайте смело! Императорское прави­тельство — то самое, которое, как мы сейчас от вас слышали, приняло уже меры (хотя и с дефектами) для спасения народа от окончательного разорения, — примет для спасе­ния вас от уличения в пошлости и невежестве меры, свободные уже от всяких дефек­тов. «Культурное общество» по-прежнему с охотой будет, в промежутке между пиро­гом с вязигой и зеленым столом, толковать о меньшем брате и сочинять гуманные про­екты «улучшения» его положения; представители его с удовольствием узнают от вас, что, занимая места земских начальников или каких-нибудь там других смотрителей за крестьянским карманом, они проявляют развитое сознание гражданских потребностей и обязанностей. Продолжайте! Вам обеспечено не только спокойствие, но и одобрение и похвалы... устами господ Бурениных.

В заключение не лишним будет, кажется, ответить на вопрос, который, вероятно, приходил в голову не одному уже читателю. Стоило ли так долго разговаривать с по­добными господами? стоило ли по существу отвечать на этот поток либеральной и за­щищенной цензурой грязи, который они изволили именовать полемикой?

Мне кажется — стоило, не ради них, конечно, и не ради «культурной» публики, а ради того полезного урока, который могут и должны извлечь для себя из

280 В. И. ЛЕНИН

этого похода русские социалисты. Этот поход дает самое наглядное, самое убедитель­ное доказательство того, что та пора общественного развития России, когда демокра­тизм и социализм сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое (как это было, например, в эпоху Чернышевского), безвозвратно канула в вечность. Теперь нет уже решительно никакой почвы для той идеи, — которая и до сих пор продолжает еще кое-где держаться среди русских социалистов, крайне вредно отзываясь и на их теориях и на их практике, — будто в России нет глубокого, качественного различия между идея­ми демократов и социалистов.

Совсем напротив: между этими идеями лежит целая пропасть, и русским социали­стам давно бы пора понять это, понять НЕИЗБЕЖНОСТЬ и НАСТОЯТЕЛЬНУЮ НЕОБХОДИМОСТЬ ПОЛНОГО И ОКОНЧАТЕЛЬНОГО РАЗРЫВА с идеями де­мократов.

Посмотрим, в самом деле, чем он был, этот русский демократ, в те времена, которые породили указанную идею, и что он стал. «Друзья народа» дают нам достаточно мате­риала для такой параллели.

Чрезвычайно интересна в этом отношении выходка г. Кривенко против г. Струве, который выступил в одном немецком издании против утопизма г. Ник. —она (его за­метка — «К вопросу о капиталистическом развитии России», Zur Beurtheilung der kapitalistischen Entwicklung Rußlands — появилась в «Sozialpolitisches Centralblatt»83, III, № 1, от 2 октября 1893 г.). Г. Кривенко обрушивается на г. Струве за то, что тот отно­сит будто бы к «национальному социализму» (который, по его словам, «чисто утопиче­ской природы») идеи тех, кто «стоит за общину и земельный надел». Это ужасное об­винение якобы в социализме приводит почтеннейшего автора совсем в ярость:

«Неужели, — восклицает он, — никого другого и не было (кроме Герцена, Черны­шевского и народников), кто стоял за общину и земельный надел. А составители поло­жения о крестьянах, положившие общину и хозяйственную самостоятельность кресть­ян в основу реформы, а исследователи нашей истории и современного

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 281

быта, говорящие в пользу этих начал, а почти вся наша серьезная и порядочная печать, также стоящая за эти начала, — неужто все это жертвы заблуждения, называемого «на­циональным социализмом»?»

Успокойтесь, почтеннейший г. «друг народа»! Вы так испугались этого ужасного обвинения в социализме, что не дали себе даже труда внимательно прочесть «малень­кую статейку» г. Струве. И в самом деле, какая бы это была вопиющая несправедли­вость обвинять в социализме тех, кто стоит «за общину и земельный надел» ! Помилуй­те, чего же здесь социалистического? Ведь социализмом называется протест и борьба против эксплуатации трудящегося, борьба, направленная на совершенное уничтожение этой эксплуатации, — а «стоять за надел» значит быть сторонником выкупа крестьяна­ми всей земли, бывшей в их распоряжении. Даже если и не за выкуп стоять, а за без­мездное оставление за крестьянами всей земли, находившейся до реформы в их владе­нии, — и тогда еще ровно ничего тут нет социалистического, потому что именно эта крестьянская собственность на землю (вырабатывавшаяся в течение феодального пе­риода) и была повсюду на Западе, как и у нас в России , — основой буржуазного обще­ства. «Стоять за общину» — т. е. протестовать против полицейского вмешательства в обычные приемы распределения земли, — чего тут социалистического, когда всякий знает, что эксплуатация трудящегося прекрасно уживается и зарождается внутри этой общины? Ведь это значит уж невозможно растягивать слово «социализм»: придется, пожалуй, и г. Победоносцева отнести к социалистам!

Г-н Струве вовсе не совершает такой ужасной несправедливости. Он говорит об «утопичности национального социализма» народников, а кого он относит к народни­кам, — видно из того, что он называет «Наши разногласия» Плеханова полемикой с на­родниками. Плеханов, несомненно, полемизировал с социалистами, с людьми, не имеющими ничего общего с «серьезной

Доказательство — разложение крестьянства.

282 В. И. ЛЕНИН

и порядочной» русской печатью. И потому г. Кривенко не имел никакого права отнести на свой счет то, что относится к народникам. Если же он желал непременно узнать мнение г. Струве о том направлении, которого он сам придерживается, — тогда я удив­ляюсь, почему он не обратил внимания и не перевел для «Р. Богатства» следующее место из статьи г. Струве:

«По мере того, как идет вперед капиталистическое развитие, — говорит автор, — только что описанное миросозерцание (народническое) должно терять почву. Оно либо

выродится (wird herabsinken) в довольно бледное направление реформ, способное на

* компромиссы и ищущее компромиссов , к чему имеются уже давно подающие надежду

задатки, либо оно признает действительное развитие неизбежным и сделает те теорети­ческие и практические выводы, которые необходимо отсюда проистекают, — другими словами, перестанет быть утопическим».

Если г. Кривенко не догадывается, где это имеются у нас задатки такого направле­ния, которое только и способно на компромиссы, то я посоветовал бы ему оглянуться на «Русское Богатство», на теоретические воззрения этого журнала, представляющие из себя жалкую попытку склеить обрывки народнического учения с признанием капита­листического развития России, на политическую программу его, рассчитанную на улучшения и восстановления хозяйства мелких производителей на почве данных капи­талистических порядков .

* Ziemlich blasse kompromißfähige und kompromißsüchtige Reformrichtung — по-русски это можно, ка­жется, и так передать: культурнический оппортунизм.

* Жалкое впечатление производит вообще попытка г. Кривенко воевать против г. Струве. Это — ка­кое-то детское бессилие возразить что-нибудь по существу и детское же раздражение. Например, г. Струве говорит, что г. Ник. —он «утопист». Он совершенно ясно указывает при этом, почему он его так называет: 1) потому, что он игнорирует «действительное развитие России»; 2) потому, что он обра­щается к «обществу» и «государству», не понимая классового характера нашего государства. Что же мо­жет возразить против этого г. Кривенко? Отрицает ли он, что развитие наше действительно капиталисти­ческое? говорит ли он, что оно какое-либо другое? — что наше государство — не классовое? Нет, он предпочитает совершенно обходить эти вопросы и со смешным гневом воевать против каких-то, им же сочиненных, «шаблонов». Еще пример. Г. Струве, кроме непонимания классовой борьбы, ставит г. Ник. —о ну в упрек крупные ошибки в его теории, относящиеся к области «чисто экономических фактов». Он указывает, между прочим, что, говоря о незначительности нашего неземледельческого населения, г. Ник. —он «не замечает, что капиталистическое развитие России будет именно сглаживать эту разницу 80% (сельское население России) и 44% (сельск. насел, в Америке): в этом, можно сказать, состоит его исто­рическая миссия». Г. Кривенко, во-первых, перевирает это место, говоря о «нашей» (?) миссии обезземе­лить крестьян, тогда как речь идет просто о тенденции капитализма сокращать сельское население, и, во-вторых, не сказав ни слова по существу (возможен ли такой капитализм, который бы не вел к уменыпе-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 283

Это вообще одно из наиболее характерных и знаменательных явлений нашей обще­ственной жизни в последнее время — вырождение народничества в мещанский оппор­тунизм.

В самом деле, если мы возьмем содержание программы «Р. Б—ва», — все эти регу­лирования переселений и аренды, все эти дешевые кредиты, музеи, склады, улучшения техники, артели и общественные запашки, — то увидим, что она действительно пользу­ется громадным распространением во всей «серьезной и порядочной печати», т. е. во всей либеральной печати, не принадлежащей к крепостническим органам или к репти­лиям . Идея о необходимости, полезности, настоятельности, «безвредности» всех этих мероприятий пустила глубокие корни во всей интеллигенции и получила чрезвычайно широкое распространение: вы встретите ее и в провинциальных листках и газетах, и во всех земских исследованиях, сборниках, описаниях и т. д., и т. д. Несомненно, что, ежели бы это принять за народничество, — успех громадный и неоспоримый.

Но только ведь это совсем не народничество (в старом, привычном значении слова), и успех этот и это громадное распространение вширь достигнуты ценой опошления на­родничества, ценой превращения социально-революционного народничества, резко оп­позиционного нашему либерализму, в культурнический оппортунизм, сливающийся с этим либерализмом, выражающий только интересы мелкой буржуазии.

нию сельского населения?), принимается болтать вздор о «начетчиках» и т. п. См. Приложение П. (На­стоящий том, стр. 320. Ред.)

284 В. И. ЛЕНИН

Чтобы убедиться в последнем, стоит обратиться к вышеприведенным картинкам разложения крестьян и кустарей, — а картинки эти вовсе не рисуют каких-нибудь еди­ничных или новых фактов, а просто представляют попытку выразить политико-экономически ту «школу» «живоглотов» и «батраков», существование которой в нашей деревне не отрицается и противниками. Понятно, что «народнические» мероприятия в состоянии только усилить мелкую буржуазию; или же (артели и общественные запаш­ки) должны представить из себя мизерные паллиативы, остаться жалкими эксперимен­тами, которые с такой нежностью культивирует либеральная буржуазия везде в Европе по той простой причине, что самой «школы» они нисколько не затрагивают. По этой же причине против таких прогрессов не могут ничего иметь даже гг. Ермоловы и Витте. Совсем напротив. Сделайте ваше одолжение, господа! Они вам даже денег дадут «на опыты» — лишь бы отвлечь «интеллигенцию» от революционной работы (подчеркива­ние антагонизма, выяснение его пролетариату, попытки вывести этот антагонизм на дорогу прямой политической борьбы) на подобное заштопывание антагонизма, прими­рение и объединение. Сделайте одолжение!

Остановимся несколько на том процессе, который вел к такому перерождению на­родничества. При самом своем возникновении, в своем первоначальном виде, теория эта обладала достаточной стройностью — исходя из представления об особом укладе народной жизни, она верила в коммунистические инстинкты «общинного» крестьянина и потому видела в крестьянстве прямого борца за социализм, — но ей недоставало тео­ретической разработки, подтверждения на фактах русской жизни, с одной стороны, и опыта в применении такой политической программы, которая бы основывалась на этих предполагаемых качествах крестьянина, — с другой.

Развитие теории и пошло в этих двух направлениях, в теоретическом и практиче­ском. Теоретическая работа была направлена главным образом на изучение той

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 285

формы землевладения, в которой хотели видеть задатки коммунизма; и эта работа дала разностороннейший и богатейший фактический материал. Но этот материал, касаю­щийся преимущественно формы землевладения, совершенно загромоздил от исследова­телей экономику деревни. Произошло это тем естественнее, что, во-первых, у исследо­вателей не было твердой теории о методе в общественной науке, теории, выясняющей необходимость выделения и особого изучения производственных отношений; а во-вторых, — собранный фактический материал давал прямые и непосредственные указа­ния на ближайшие нужды крестьянства, на ближайшие бедствия, угнетающим образом действующие на крестьянское хозяйство. И все внимание исследователей сосредоточи­лось на изучении этих бедствий, малоземелья, высоких платежей, бесправия, забитости и загнанности крестьян. Все это было описано, изучено и разъяснено с таким богатст­вом материала, с такими мельчайшими деталями, что, конечно, если бы наше государ­ство было не классовым государством, если бы политика его направлялась не интере­сами правящих классов, а беспристрастным обсуждением «народных нужд», — оно ты­сячу раз должно бы убедиться в необходимости устранения этих бедствий. Наивные исследователи, верившие в возможность «переубедить» общество и государство, со­вершенно потонули в деталях собранных ими фактов и упустили из виду одно — поли­тико-экономическую структуру деревни, упустили из виду основной фон того хозяйст­ва, которое действительно угнеталось этими непосредственными ближайшими бедст­виями. Результат получился, естественно, тот, что защита интересов хозяйства, угне­тенного малоземельем и т. д., оказалась защитой интересов того класса, который дер­жал в руках это хозяйство, который один только и мог держаться и развиваться при данных общественно-экономических отношениях внутри общины, при данной системе хозяйства страны.

Теоретическая работа, направленная на изучение того института, который должен бы послужить осно-

286 В. И. ЛЕНИН

ванием и оплотом для устранения эксплуатации, привела к выработке такой програм­мы, которая выражает собой интересы мелкой буржуазии, т. е. того именно класса, на котором и покоятся эти эксплуататорские порядки!

В то же время практическая революционная работа развивалась тоже совсем в не­ожиданном направлении. Вера в коммунистические инстинкты мужика, естественно, требовала от социалистов, чтобы они отодвинули политику и «шли в народ». За осуще­ствление этой программы взялась масса энергичнейших и талантливых работников, ко­торым на практике пришлось убедиться в наивности представления о коммунистиче­ских инстинктах мужика. Решено было, впрочем, что дело не в мужике, а в правитель­стве, — и вся работа была направлена на борьбу с правительством, борьбу, которую вели одни уже только интеллигенты и примыкавшие иногда к ним рабочие. Сначала эта борьба велась во имя социализма, опираясь на теорию, что народ готов для социализма и что простым захватом власти можно будет совершить не политическую только, а и социальную революцию. В последнее время эта теория, видимо, утрачивает уже всякий кредит, и борьба с правительством народовольцев становится борьбой радикалов за по­литическую свободу.

И с другой стороны, следовательно, работа привела к результатам, прямо противо­положным ее исходному пункту; и с другой стороны получилась программа, выра­жающая только интересы радикальной буржуазной демократии. Собственно говоря, процесс этот еще не завершился, но он определился, кажется, уже вполне. Такое разви­тие народничества было совершенно естественно и неизбежно, так как в основе док­трины лежало чисто мифическое представление об особом укладе (общинном) кресть­янского хозяйства: от прикосновения с действительностью миф рассеялся, и из кресть­янского социализма получилось радикально-демократическое представительство мел­кобуржуазного крестьянства.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 287

Обращаюсь к примерам эволюции демократа:

«Надо заботиться о том, — рассуждает г. Кривенко, — чтобы вместо всечеловека не сделаться всероссийской размазней, переполненной только смутным брожением хоро­ших чувств, но неспособною ни на истинное самоотвержение, ни на то, чтобы сделать что-нибудь прочное в жизни». Мораль превосходная; посмотрим, к чему она прилага­ется. «В этом последнем отношении, — продолжает г. Кривенко, — я знаю такой обид­ный факт»: жила на юге России молодежь, «одушевленная самыми лучшими намере­ниями и любовью к меньшему брату; мужику оказывалось всяческое внимание и поч­тение; его сажали чуть ли не на первое место, ели с ним одной ложкой, угощали ва­реньями и печеньями; за все ему платили дороже, чем другие, давали денег — и взай­мы, и «на чай», и просто так себе — рассказывали об европейском устройстве и рабо­чих ассоциациях и т. д. В той же местности жил и один молодой немец — Шмидт, управляющий или, вернее, просто садовник, человек без всяких гуманитарных идей, настоящая узкая формальная немецкая душа (sic??! !)» и т. д. И вот, дескать, прожив 3— 4 года в этой местности, они разъехались. Прошло еще около 20 лет, и автор, посетив край, узнал, что «г. Шмидт» (за полезную деятельность переименованный из садовника Шмидта в г. Шмидта) научил крестьян виноградарству, которое им дает теперь «неко­торый доход» рублей по 75—100 в год, вследствие чего о нем сохранилась «добрая па­мять», а «о господах, только питавших хорошие чувства к мужику и ничего существен­ного (!) для него не сделавших, даже памяти не сохранилось».

Если мы подведем расчет, то окажется, что описанные события относятся к 1869— 1870 гг., т. е. как раз к тому приблизительно времени, к которому относятся попытки русских социалистов-народников перенести в Россию самую передовую и самую круп­ную особенность «европейского устройства» — Интернационал .

Ясное дело, что впечатление от рассказа г. Кривенко получается слишком уже рез­кое, и вот он спешит оговориться:

288 В. И. ЛЕНИН

«Я не говорю этим, конечно, — разъясняет он, — что Шмидт лучше этих господ, а говорю, благодаря чему он при всех прочих дефектах оставил все-таки более прочный след в данной местности и в населении. (Не говорю, что лучше, а говорю, что оставил более прочный след, — что это за ерунда?!) Не говорю я также, что он сделал нечто важное, а, напротив, привожу сделанное им, как образчик самого крошечного, попут­ного и ничего ему не стоившего дела, но дела несомненно жизненного».

Оговорка, как видите, очень двусмысленная, но суть дела не в ее двусмысленности, а в том, что автор, противополагая безрезультатность одной деятельности успешности другой, и не подозревает, очевидно, коренного различия в направлении этих двух родов деятельности. В этом вся соль, делающая данный рассказ столь характерным для опре­деления физиономии современного демократа.

Ведь эта молодежь, рассказывая мужику о «европейском устройстве и рабочих ассо­циациях», хотела, очевидно, поднять этого мужика на переустройство форм общест­венной жизни (может быть, это заключение мое в данном случае и ошибочно, но вся­кий согласится, я думаю, что оно законно, так как неизбежно следует из вышеприве­денного рассказа г. Кривенко), хотела поднять его на социальную революцию против современного общества, порождающего такую безобразную эксплуатацию и угнетение трудящегося — наряду с всеобщим ликованием по поводу всевозможных либеральных прогрессов. А «г. Шмидт», как истый хозяин, хотел только помочь другим хозяевам устроить свои хозяйские дела — и ничего больше. Ну, как же можно сравнивать, со­поставлять эти две деятельности, направленные в диаметрально противоположные сто­роны? Ведь это же все равно, как если бы кто-нибудь стал сравнивать неуспех деятель­ности лица, старавшегося разрушить данную постройку, с успехом деятельности того, кто хотел ее укрепить! Чтобы провести сравнение, имеющее некоторый смысл, надо было посмотреть, почему так неудачна была попытка этой молодежи,

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 289

которая шла в народ, поднять крестьян на революцию, — не потому ли, что она исхо­дила из ошибочного представления, будто именно «крестьянство» является представи­телем трудящегося и эксплуатируемого населения, тогда как на самом деле крестьянст­во не представляет из себя особого класса (— иллюзия, объяснимая разве только отра­женным влиянием эпохи падения крепостного права, когда крестьянство действительно выступало как класс, но только как класс крепостнического общества), так как внутри его самого складываются классы буржуазии и пролетариата, — одним словом, нужно было разобрать старые социалистические теории и критику их социал-демократами. А г. Кривенко из кожи лезет, вместо этого, доказывая, что дело «господина Шмидта» — «дело несомненно жизненное». Да помилуйте, почтеннейший г. «друг народа», к чему вы ломитесь в отворенную дверь? кто же сомневается в этом? Устроить виноградник и получать с него 75—100 руб. дохода — что может быть в самом деле жизненнее?

И автор принимается разъяснять, что если один хозяин устроит у себя виноградник, — то это будет разрозненная деятельность, а если несколько хозяев — то обобщенная и распространенная деятельность, превращающая маленькое дело в настоящее, правиль­ное, как, например, А. Н. Энгельгардт не только у себя применял фосфориты, а и у других ввел фосфоритное производство.

Не правда ли, как этот демократ великолепен!

Еще пример возьмем из области суждений о крестьянской реформе. Как относился к ней демократ вышеуказанной эпохи нераздельности демократизма и социализма, Чер­нышевский? Не будучи в состоянии открыто заявлять свои мнения, он молчал, а обиня­ками характеризовал подготовлявшуюся реформу таким образом:

Попробовали бы с предложением этого «жизненного» дела сунуться к той молодежи, которая рас­сказывала мужику о европейских ассоциациях! Как бы они вас встретили, какую бы дали вам прекрас­ную отповедь! Вы бы так же стали смертельно бояться их идей, как теперь боитесь материализма и диа­лектики!

290 В. И. ЛЕНИН

«Предположим, что я был заинтересован принятием средств для сохранения прови­зии, из запаса которой составляется ваш обед. Само собой разумеется, что если я это делал собственно из расположения к вам, то моя ревность основывалась на пред­положении, что провизия принадлежит вам и что приготовляемый из нее обед здоров и выгоден для вас. Представьте же себе мои чувства, когда я узнаю, что провизия во­все не принадлежит вам и что за каждый обед, приготовленный из нее, берутся с вас деньги, которых не только не стоит самый обед (это писано до рефор­мы. А гг. Южаковы теперь уверяют, что основной принцип ее обеспечить крестьян!!), но которых вы вообще не можете платить без крайнего стес­нения. Какие мысли приходят мне в голову при этих столь странных открытиях?.. Как я был глуп, что хлопотал о деле, для полезности которого не обеспечены условия! Кто кроме глупца может хлопотать о сохранении собственности в известных руках, не удостоверившись предварительно, что собственность достанется в эти руки и достанется на выгодных условиях? ... Лучше пропадай вся эта провизия, которая приносит только вред любимому мною человеку! Лучше пропадай все дело, которое приносит вам только разорение !»

Я подчеркиваю те места, которые рельефнее показывают глубокое и превосходное понимание Чернышевским современной ему действительности, понимание того, что такое крестьянские платежи, понимание антагонистичности русских общественных классов. Важно отметить также, что подобные чисто революционные идеи он умел из­лагать в подцензурной печати. В нелегальных своих произведениях он писал то же са­мое, но только без обиняков. В «Прологе к прологу» Волгин (в уста которого Черны­шевский вкладывает свои мысли) говорит:

{{Пусть дело освобождения крестьян будет передано в руки помещичьей партии. Разница не велика» , и

Цитирую по статье Плеханова: «Н. Г. Чернышевский» в «Социаль-Демократе»87.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 291

на замечание собеседника, что, напротив, разница колоссальная, так как помещичья партия против наделения крестьян землей, он решительно отвечает:

«Нет, не колоссальная, а ничтожная. Была бы колоссальная, если бы крестьяне по­лучили землю без выкупа. Взять у человека вещь или оставить ее человеку разница, но взять с него плату за нее все равно. План помещичьей партии разнится от плана прогрессистов только тем, что проще, короче. Поэтому он даже лучше. Меньше про­волочек, вероятно, меньше и обременения для крестьян. У кого из крестьян есть деньги, тот купит себе землю. У кого их нет так нече­го и обязывать покупать ее. Это будет только разорять их. Выкуп та же покупка».

Нужна была именно гениальность Чернышевского, чтобы тогда, в эпоху самого со­вершения крестьянской реформы (когда еще не была достаточно освещена она даже на Западе), понимать с такой ясностью ее основной буржуазный характер, — чтобы пони­мать, что уже тогда в русском «обществе» и «государстве» царили и правили общест­венные классы, бесповоротно враждебные трудящемуся и безусловно предопределяв­шие разорение и экспроприацию крестьянства. И при этом Чернышевский понимал, что существование правительства, прикрывающего наши антагонистические общественные отношения, является страшным злом, особенно ухудшающим положение трудящихся.

«Если сказать правду, — продолжает Волгин, — пусть лучше будут освобождены без земли». (То есть если так сильны у нас крепостники-помещики, пусть лучше высту­пают они открыто, прямо и договаривают до конца, чем прятать эти же крепостниче­ские интересы под компромиссами лицемерного абсолютного правительства.)

«Вопрос поставлен так, что я не нахожу причин горячиться даже из-за того, бу­дут или не будут освобождены крестьяне; тем меньше из-за того, кто станет осво­бождать их, либералы или помещики. По-моему, все равно. Помещики даже лучше».

292 В. И. ЛЕНИН

Из «Писем без адреса»: «Толкуют: освободить крестьян... Где силы на такое дело? Еще нет сил. Нельзя приниматься за дело, когда нет сил на него. А видите, к чему идет: станут освобождать. Что выйдет судите сами, что выходит, когда бе­решься за дело, которого не можешь сделать. Испортишь дело выйдет мер-зостъуgt;ш.

Чернышевский понимал, что русское крепостническо-бюрократическое государство не в силах освободить крестьян, т. е. ниспровергнуть крепостников, что оно только и в состоянии произвести «мерзость», жалкий компромисс интересов либералов (выкуп — та же покупка) и помещиков, компромисс, надувающий крестьян призраком обеспече­ния и свободы, а на деле разоряющий их и выдающий с головой помещикам. И он про­тестовал, проклинал реформу, желая ей неуспеха, желая, чтобы правительство запута­лось в своей эквилибристике между либералами и помещиками и получился крах, ко­торый бы вывел Россию на дорогу открытой борьбы классов.

А наши современные «демократы» теперь — когда гениальные провидения Черны­шевского стали фактом, когда 30-летняя история беспощадно опровергла всяческие экономические и политические иллюзии — славословят по поводу реформы, усматри­вают в ней санкцию «народного» производства, ухитряются почерпать из нее доказа­тельство возможности какого-то такого пути, который бы обошел враждебные трудя­щемуся общественные классы. Повторяю, отношение к крестьянской реформе — самое наглядное доказательство того, как наши демократы глубоко обуржуазились. Эти гос­пода ничему не научились, а забыли они очень и очень многое.

Для параллели возьму «Отечественные Записки» за 1872 г. Я приводил уже выше выписки из статьи «Плутократия и ее основы» насчет тех успехов по части либерализ­ма (прикрывавшего собой плутократические интересы), которые сделало русское об­щество в первое же десятилетие после «великой освободительной» реформы.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 293

Если раньше часто попадались люди, — писал тот же автор в той же статье, — хны­кавшие по поводу реформ и оплакивавшие старину, то теперь уж таких нет. «Всем по­нравились новые порядки, все смотрят весело и спокойно», и автор показывает далее, как и литература «сама делается органом плутократии», проводя плутократические ин­тересы и вожделения «под покровом демократизма». Всмотритесь повнимательнее в это рассуждение. Автор недоволен тем, что «все» довольны новыми порядками, соз­данными реформой, что «все» (представители «общества» и «интеллигенции», конечно, а не трудящиеся) веселы и спокойны, несмотря на очевидные, антагонистические, бур­жуазные свойства этих новых порядков: публика не замечает, что либерализм прикры­вает только «свободу приобретения», и, разумеется, приобретения на счет массы тру­дящихся и в ущерб ей. И он протестует. Именно этот протест, характерный для социа­листа, и ценен в его рассуждении. Заметьте, что этот протест против прикрытого демо­кратизмом плутократизма противоречит общей теории журнала: они ведь отрицают ка­кие бы то ни было буржуазные моменты, элементы и интересы в крестьянской рефор­ме, отрицают классовый характер русской интеллигенции и русского государства, от­рицают существование почвы для капитализма в России — и тем не менее не могут не чувствовать, не осязать капитализма и буржуазности. И поскольку «Отечественные За­писки», чувствуя антагонистичность русского общества, воевали с буржуазными либе­рализмом и демократизмом, — постольку они делали дело, общее всем нашим первым социалистам, которые хотя и не умели понять этой антагонистичности, но сознавали ее и хотели бороться против самой организации общества, порождавшей антагонистич­ность; — постольку «Отечественные Записки» были прогрессивны (разумеется, с точки зрения пролетариата). «Друзья народа» забыли об этой антагонистичности, утратили всякое чутье того, как «под покровом демократизма» и у нас, на святой Руси, прячутся чистокровные буржуа; и потому теперь они реакционны (по отношению к пролетариа­ту), так

294 В. И. ЛЕНИН

как замазывают антагонизм, толкуют не о борьбе, а о примирительной культурниче­ской деятельности.

Неужели, однако, господа, российский яснолобый либерал, демократический пред­ставитель плутократии в 60-х годах, перестал быть идеологом буржуазии в 90-х годах только оттого, что его чело подернулось дымкой гражданской скорби?

Неужели «свобода приобретения» в крупных размерах, свобода приобретения круп­ного кредита, крупных капиталов, крупных технических улучшений перестает быть ли­беральной, т. е. буржуазной, при неизменности данных общественно-экономических отношений, только оттого, что она заменяется свободой приобретения мелкого кредита, мелких капиталов, мелких технических улучшений?

Повторяю, они не то чтобы перешли к другому мнению под влиянием радикальной перемены взглядов или радикального переворота наших порядков. Нет, они просто за­были.

Утратив эту единственную черту, которая делала некогда их предшественников про­грессивными, несмотря на всю несостоятельность их теорий, несмотря на наивно-утопическое воззрение на действительность, «друзья народа» за весь этот промежуток времени ровно ничему не научились. А между тем, даже независимо от политико-экономического анализа русской действительности, одна уже политическая история России за эти 30 лет должна бы научить их многому.

Тогда, в эпоху 60-х годов, сила крепостников была надломлена: они потерпели, правда, не окончательное, но все же такое решительное поражение, что должны были стушеваться со сцены. Либералы, напротив, подняли голову. Полились либеральные фразы о прогрессе, науке, добре, борьбе с неправдой, о народных интересах, народной совести, народных силах и т. д., и т. д. — те самые фразы, которыми и теперь, в минуты особого уныния, тошнит наших радикальных нытиков в их салонах, наших либераль­ных фразеров на их юбилейных обедах, на страницах их журналов и газет.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 295

Либералы оказались настолько сильны, что переделали «новые порядки» по-своему, — далеко не совсем, конечно, но в изрядной мере. Хотя и тогда не было на Руси «ясного света открытой классовой борьбы», но все-таки было посветлее теперешнего, так что даже те идеологи трудящегося класса, которые понятия не имели об этой классовой борьбе, которые предпочитали мечтать о лучшем будущем, чем объяснять мерзкое на­стоящее, даже они не могли не видеть, что за либерализмом прячется плутократия, что эти новые порядки — порядки буржуазные. Именно устранение со сцены крепостни­ков, не отвлекавших внимание на еще более вопиющие злобы дня, не мешавших рас­сматривать новые порядки в чистом (сравнительно) виде, и позволяло рассмотреть это. Но тогдашние наши демократы, умея осуждать плутократический либерализм, не уме­ли, однако, понять и научно объяснить его, не умели понять его необходимости при ка­питалистической организации нашего общественного хозяйства, не умели понять про­грессивности этого нового уклада жизни сравнительно со старым, крепостническим, не умели понять революционной роли порождаемого им пролетариата — и ограничива­лись «фырканьем» на эти порядки «свободы» и «гуманности», считали буржуазность какой-то случайностью, ждали, что должны еще в «народном строе» открыться другие какие-то общественные отношения.

И вот, история показала им эти другие общественные отношения. Крепостники, не совсем добитые реформой, так безобразно изуродованной их интересами, ожили (на час) и показали наглядно, каковы эти другие наши общественные отношения, помимо буржуазных, показали в форме такой разнузданной, невероятно бессмысленной и звер­ской реакции, что наши демократы струсили, присели, вместо того, чтобы идти вперед, перерабатывая свой наивный демократизм, умевший чувствовать буржуазность, но не умевший понять ее, в социал-демократизм, — пошли назад, к либералам, и гордятся теперь тем, что их нытье.., т. е., я хотел сказать, их теории и программы разделяет «вся серьезная

296 В. И. ЛЕНИН

и порядочная печать». Казалось бы, урок был очень внушительный: становилась слиш­ком очевидной иллюзия старых социалистов об особом укладе народной жизни, о со­циалистических инстинктах народа, о случайности капитализма и буржуазии, казалось бы, можно уже прямо взглянуть на действительность и открыто признать, что никаких других общественно-экономических отношений кроме буржуазных и отживающих крепостнических в России не было и нет, что поэтому не может быть и иного пути к социализму, как через рабочее движение. Но эти демократы ничему не научились, и наивные иллюзии мещанского социализма уступили место практичной трезвенности мещанских прогрессов.

Теперь теории этих идеологов мещанства, когда они выступают в качестве предста­вителей интересов трудящихся, прямо реакционны. Они замазывают антагонизм со­временных русских общественно-экономических отношений, рассуждая так, как будто бы делу можно помочь общими, на всех рассчитанными мероприятиями по «подъему», «улучшению» и т. д., как будто бы можно было примирить и объединить. Они — реак­ционны, изображая наше государство чем-то над классами стоящим и потому годным и способным оказать какую-нибудь серьезную и честную помощь эксплуатируемому на­селению.

Они реакционны потому, наконец, что абсолютно не понимают необходимости борьбы и борьбы отчаянной самих трудящихся для их освобождения. У «друзей наро­да», например, так выходит, что они и сами всё, пожалуй, устроить могут. Рабочие мо­гут быть спокойны. Вон в редакцию «Р. Б—ва» уж и техник пришел, и они чуть было совсем не разработали одну из «комбинаций» по «введению капитализма в народную жизнь». Социалисты должны РЕШИТЕЛЬНО и ОКОНЧАТЕЛЬНО разорвать со всеми мещанскими идеями И теориями — ВОТ ГЛАВНЫЙ ПОЛЕЗНЫЙ УРОК, ко­торый должен быть извлечен из этого похода.

Прошу заметить, что я говорю о разрыве с мещанскими идеями, а не с «друзьями на­рода» и не с их иде-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 297

ями — потому что не может быть разрыва с тем, с чем не было никогда связи. «Друзья народа» — только одни из представителей одного из направлений этого сорта мещан-ско-социалистических идей. И если я по поводу данного случая делаю вывод о необхо­димости разрыва с мещанско-социалистическими идеями, с идеями старого русского крестьянского социализма вообще, то это потому, что настоящий поход против мар­ксистов представителей старых идей, напуганных ростом марксизма, побудил их осо­бенно полно и рельефно обрисовать мещанские идеи. Сопоставляя эти идеи с совре­менным социализмом, с современными данными о русской действительности, мы с по­разительной наглядностью видим, до какой степени выдохлись эти идеи, как потеряли они всякую цельную теоретическую основу, спустившись до жалкого эклектизма, до самой дюжинной культурническо-оппортунистской программы. Могут сказать, что это — вина не старых идей социализма вообще, а только данных господ, которых никто ведь и не причисляет к социалистам; но подобное возражение кажется мне совершенно несостоятельным. Я везде старался показать необходимость такого вырождения старых теорий, везде старался уделять возможно меньше места критике этих господ в частно­сти и возможно больше — общим и основным положениям старого русского социализ­ма. И если социалисты нашли бы, что эти положения изложены мною неверно или не­точно или недоговорены, то я могу ответить только покорнейшей просьбой: пожалуй­ста, господа, изложите их сами, договорите их как следует!

Право, никто более социал-демократов не был бы рад возможности вести полемику с социалистами.

Неужели вы думаете, что нам приятно отвечать на «полемику» подобных господ и что мы взялись бы за это, не будь с их стороны прямого, настоятельного и резкого вы­зова?

Неужели вы думаете, что нам не приходится делать над собой усилий, чтобы читать, перечитывать и вчитываться в это отвратительное соединение казенно-либеральных фраз с мещанской моралью?

298 В. И. ЛЕНИН

Но ведь не мы же виноваты в том, что за обоснование и изложение таких идей бе­рутся теперь лишь подобные господа. Прошу заметить также, что я говорю о необхо­димости разрыва с мещанскими идеями социализма. Разобранные мелкобуржуазные теории являются БЕЗУСЛОВНО реакционными, ПОСКОЛЬКУ они выступают в ка­честве социалистических теорий.

Но если мы поймем, что на самом деле ровно ничего социалистического тут нет, т. е. все эти теории безусловно не объясняют эксплуатации трудящегося и потому абсолют­но не способны послужить для его освобождения, что на самом деле все эти теории от­ражают и проводят интересы мелкой буржуазии, — тогда мы должны будем иначе от­нестись к ним, должны будем поставить вопрос: как следует отнестись рабочему классу к мелкой буржуазии и ее программам? И на этот вопрос нельзя ответить, не приняв во внимание двойственный характер этого класса (у нас в России эта двойст­венность особенно сильна вследствие меньшей развитости антагонизма мелкой и круп­ной буржуазии). Он является прогрессивным, поскольку выставляет общедемократиче­ские требования, т. е. борется против каких бы то ни было остатков средневековой эпо­хи и крепостничества; он является реакционным, поскольку борется за сохранение сво­его положения, как мелкой буржуазии, стараясь задержать, повернуть назад общее раз­витие страны в буржуазном направлении. Подобные реакционные требования, вроде, например, пресловутой неотчуждаемости наделов, как и многие другие прожекты опе­ки над крестьянством, прячутся обыкновенно под благовидный предлог защиты трудя­щихся; но на деле они, разумеется, только ухудшают их положение, затрудняя в то же время борьбу их за свое освобождение. Эти две стороны мелкобуржуазной программы следует строго различать и, отрицая какой бы то ни было социалистический характер этих теорий, борясь против их реакционных сторон, не следует забывать об их демо­кратической части. Поясню на примере, каким образом полное отрицание мещанских теорий марксистами

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 299

не только не исключает демократизма в их программе, а, напротив, требует еще более настоятельного настаивания на нем. Выше указаны были три основные положения, на которых выезжали всегда представители мещанского социализма в своих теориях, — малоземелье, высокие платежи, гнет администрации.

Социалистического ровно ничего нет в требовании устранения этих зол, ибо они ни­мало не объясняют экспроприации и эксплуатации, и устранение их нимало не затронет гнета капитала над трудом. Но устранение их очистит этот гнет от усиливающих его средневековых ветошек, облегчит рабочему прямую борьбу против капитала и потому в качестве демократического требования встретит самую энергическую поддержку ра­бочих. Платежи и налоги — это, говоря вообще, такой вопрос, которому в состоянии придавать особую важность только мелкие буржуа, но у нас платежи с крестьян пред­ставляют из себя во многих отношениях простое переживание крепостничества: тако­вы, например, выкупные платежи, которые должны быть немедленно и безусловно от­менены; таковы те налоги, которые падают только на крестьян и мещан и от которых свободны «благородные». Социал-демократы всегда поддержат требование устранения этих остатков средневековых отношений, обусловливающих экономический и полити­ческий застой. То же самое следует сказать о малоземелье. Я уже много останавливался выше на доказательстве буржуазного характера воплей о нем. Несомненно, однако, что, например, крестьянская реформа отрезками земель прямо ограбила крестьян в пользу помещиков, сослужив службу этой громадной реакционной силе и непосредственно (отхватыванием крестьянской земли) и косвенно (искусным отмежеванием наделов). И социал-демократы будут самым энергичным образом настаивать на немедленном воз­вращении крестьянам отнятой от них земли, на полной экспроприации помещичьего землевладения — этого оплота крепостнических учреждений и традиций. Этот послед­ний пункт, совпадающий с национализацией земли, не заключает в себе ничего социа­листического,

300 В. И. ЛЕНИН

потому что складывающиеся уже у нас фермерские отношения только быстрее и пыш­нее расцвели бы при этом, но он крайне важен в демократическом смысле, как единст­венная мера, которая могла бы окончательно сломить благородных помещиков. Нако­нец, говорить о бесправии крестьян, как причине экспроприации и эксплуатации кре­стьян, могут, конечно, только гг. Южаковы и В. В., но гнет администрации над кресть­янством не только несомненен, а представляет из себя не простой гнет, а прямое трети-рование крестьян, как «подлой черни», которой свойственно быть в подчинении у бла­городных помещиков, для которой пользование общими гражданскими правами дается только в виде особой милости (переселения , например), которой всякий помпадур мо­жет распоряжаться как людьми, запертыми в рабочий дом. И социал-демократы безус­ловно примыкают к требованию полного восстановления крестьянства в гражданских правах, полной отмены всяких привилегий дворянства, уничтожения бюрократической опеки над крестьянством и предоставления ему самоуправления.

Вообще, русским коммунистам, последователям марксизма, более чем каким-нибудь другим, следует именовать себя СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТАМИ и никогда не забывать в своей деятельности громадной важности ДЕМОКРАТИЗМА".

В России остатки средневековых, полукрепостнических учреждений так бесконечно еще сильны (сравнительно с Западной Европой), они таким гнетущим ярмом лежат на пролетариате и на народе вообще, задерживая

Нельзя не вспомнить тут о чисто российской наглости крепостника, с которой г. Ермолов, теперь министр земледелия, в своей книге: «Неурожай и народное бедствие» возражает против переселений. Нельзя, дескать, с государственной точки зрения считать их рациональными, когда в Европейской Рос­сии помещики еще нуждаются в свободных руках. — Для чего же, в самом деле, существуют крестьяне, как не для того, чтобы своим трудом кормить тунеядцев-помещиков с их «высокопоставленными» при­хвостнями?

Это очень важный пункт. Плеханов глубоко прав, говоря, что у наших революционеров «два врага: не совсем еще искорененные старые предрассудки, с одной стороны, и узкое понимание новой програм­мы, с другой». См. Приложение III. (Настоящий том, стр. 339. Ред.)

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 301

рост политической мысли во всех сословиях и классах, — что нельзя не настаивать на громадной важности для рабочих борьбы против всяких крепостнических учреждений, против абсолютизма, сословности, бюрократии. Рабочим необходимо со всей подроб­ностью показать, какую страшную реакционную силу представляют из себя эти учреж­дения, как усиливают они гнет капитала над трудом, как унижающе давят на трудя­щихся, как задерживают капитал в его средневековых формах, не уступающих новей­шим, индустриальным, по эксплуатации труда, но прибавляющих к этой эксплуатации страшные трудности борьбы за освобождение. Рабочие должны знать, что без ниспро-вержения этих столпов реакции им не будет никакой возможности вести успешную борьбу с буржуазией, так как при существовании их русскому сельскому пролетариату, поддержка которого — необходимое условие для победы рабочего класса, никогда не выйти из положения забитого, загнанного люда, способного только на тупое отчаяние, а не на разумный и стойкий протест и борьбу. И потому борьба рядом с радикальной демократией против абсолютизма и реакционных сословий и учреждений — прямая обязанность рабочего класса, которую и должны внушать ему социал-демократы, не опуская ни на минуту в то же время внушать ему, что борьба против всех этих учреж­дений

Особенно внушительным реакционным учреждением, которое сравнительно мало обращало на себя внимание наших революционеров, является отечественная бюрократия, которая de facto (фактически, на деле. Ред.) и правит государством российским. Пополняемая, главным образом, из разночинцев, эта бю­рократия является и по источнику своего происхождения, и по назначению и характеру деятельности глубоко буржуазной, но абсолютизм и громадные политические привилегии благородных помещиков придали ей особенно вредные качества. Это — постоянный флюгер, полагающий высшую свою задачу в сочетании интересов помещика и буржуа. Это — иудушка, который пользуется своими крепостнически­ми симпатиями и связями для надувания рабочих и крестьян, проводя под видом «охраны экономически слабого» и «опеки» над ним в защиту от кулака и ростовщика такие мероприятия, которые низводят тру­дящихся в положение «подлой черни», отдавая их головой крепостнику-помещику и делая тем более беззащитными против буржуазии. Это — опаснейший лицемер, который умудрен опытом западноевро­пейских мастеров реакция и искусно прячет свои аракчеевские89 вожделения под фиговые листочки на­родолюбивых фраз.

302 В. И. ЛЕНИН

необходима лишь как средство для облегчения борьбы против буржуазии, что осущест­вление общедемократических требований необходимо рабочему лишь как расчистка дороги, ведущей к победе над главным врагом трудящихся — чисто демократическим по своей природе учреждениям, капиталом, который у нас в России особенно склонен жертвовать своим демократизмом, вступать в союз с реакционерами для того, чтобы придавить рабочих, чтобы сильнее затормозить появление рабочего движения.

Изложенное достаточно определяет, кажется, отношение социал-демократов к абсо­лютизму и политической свободе, а также отношение их к особенно усиливающемуся в последнее время течению, направленному к «объединению» и «союзу» всех фракций революционеров для завоевания политической свободы90.

Это — довольно оригинальное и характерное течение.

Оригинально оно тем, что предложения «союза» исходят не от определенной группы или определенных групп с определенными программами, сходящимися в том-то и том-то. Будь это так, вопрос о союзе был бы вопросом каждого отдельного случая, вопро­сом конкретным, решаемым представителями объединяемых групп. Тогда не могло бы и быть особого «объединительного» течения. Но таковое имеется и исходит просто от людей, которые от старого отстали, а к новому ни к чему не пристали: та теория, на ко­торую опирались до сих пор борцы с абсолютизмом, видимо, рушится, разрушая и те условия солидарности и организованности, которые необходимы для борьбы. И вот господа «объединители» и «союзники» думают, должно быть, что такую теорию легче всего создать, сведя всю ее к протесту против абсолютизма и требованию политической свободы, обходя все остальные социалистические и несоциалистические вопросы. По­нятно, что это наивное заблуждение неминуемо опровергнет себя при первых же по­пытках подобного объединения.

Но характерно это «объединительное» течение потому, что выражает собой одну из последних стадий того процесса превращения боевого, революционного

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 303

народничества в политически-радикальный демократизм, который (процесс) я старался наметить выше. Прочное объединение всех не социал-демократических революцион­ных групп под указанным знаменем возможно будет только тогда, когда выработается прочная программа демократических требований, покончившая с предрассудками ста­рого русского самобытничества. Создание подобной демократической партии социал-демократы считают, конечно, полезным шагом вперед, и их работа, направленная про­тив народничества, должна содействовать этому, содействовать искоренению всяких предрассудков и мифов, группировке социалистов под знамя марксизма и образованию остальными группами демократической партии.

И с этой партией, конечно, не могло бы быть «объединения» у социал-демократов, считающих необходимой самостоятельную организацию рабочих в особую рабочую партию, — но рабочие оказали бы самую энергическую поддержку всякой борьбе де­мократов против реакционных учреждений.

Вырождение народничества в самую дюжинную теорию мелкобуржуазного радика­лизма, — о котором (вырождении) с такой наглядностью свидетельствуют «друзья на­рода», — показывает нам, какую громадную ошибку делают те, кто несет рабочим идею борьбы с абсолютизмом, не выясняя им в то же время антагонистического харак­тера наших общественных отношений, в силу которого за политическую свободу стоят и идеологи буржуазии, — не выясняя им исторической роли русского рабочего, как борца за освобождение всего трудящегося населения.

Социал-демократов любят упрекать в том, что они хотят будто бы взять в свое ис­ключительное пользование теорию Маркса, тогда как, дескать, экономическая теория его принимается всеми социалистами. Но спрашивается, какой же смысл разъяснять рабочим форму стоимости, сущность буржуазных порядков и революционную роль пролетариата, если у нас в России эксплуатация трудящегося объясняется вообще и по­всюду совсем не буржуазной организацией общественного

304 В. И. ЛЕНИН

хозяйства, — а, хотя бы, малоземельем, платежами, гнетом администрации?

Какой смысл разъяснять рабочим теорию классовой борьбы, если эта теория не мо­жет объяснить даже его отношений к фабриканту (наш капитализм искусственно наса­жден правительством), не говоря уже о массе «народа», не принадлежащего к сложив­шемуся, классу фабричных рабочих?

Каким образом можно принять экономическую теорию Маркса с ее выводом — о революционной роли пролетариата, как организатора коммунизма при посредстве ка­питализма, когда у нас хотят искать путей к коммунизму помимо капитализма и созда­ваемого им пролетариата?

Очевидно, что при подобных условиях призыв рабочего к борьбе за политическую свободу будет равносилен призыву его таскать из огня каштаны для передовой буржуа­зии, потому что нельзя отрицать (характерно, что даже народники и народовольцы не отрицали этого), что политическая свобода послужит прежде всего интересам буржуа­зии, давая рабочим не облегчение их положения, а только... только облегчение условий борьбы... с этой самой буржуазией. Я говорю это против тех социалистов, которые, не принимая теории социал-демократов, обращают, однако, свою агитацию на рабочую среду, убедившись эмпирически, что только в ней можно найти революционные эле­менты. Эти социалисты ставят свою теорию в противоречие с практикой и делают крайне серьезную ошибку, отвлекая рабочих от их прямой задачи — ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ*

К выводу о необходимости поднять рабочего на борьбу с абсолютизмом можно прийти двумя путя­ми: либо смотреть на рабочего, как на единственного борца за социалистический строй, и тогда видеть в политической свободе одно из условий, облегчающих ему борьбу. Так смотрят социал-демократы. Либо обращаться к нему просто как к человеку, наиболее страдающему от современных порядков, которому уже нечего терять и который всего решительнее может выступить против абсолютизма. Но это и будет значить — заставлять его тащиться в хвосте буржуазных радикалов, не желающих видеть антагонизма буржуазии и пролетариата за солидарностью всего «народа» против абсолютизма.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 305

Ошибка эта естественно возникла тогда, когда классовые антагонизмы буржуазного общества были совершенно еще не развиты, подавленные крепостничеством, когда это последнее порождало солидарный протест и борьбу всей интеллигенции, создавая ил­люзию об особом демократизме нашей интеллигенции, об отсутствии глубокой розни между идеями либералов и социалистов. Теперь, — когда экономическое развитие на­столько ушло вперед, что даже люди, отрицавшие прежде почву для капитализма в России, признают, что мы вступили именно на капиталистический путь развития, — теперь никакие иллюзии на этот счет уже невозможны. Состав «интеллигенции» обри­совывается так же ясно, как и состав общества, занятого производством материальных ценностей: если в последнем царит и правит капиталист, то в первой задает тон все бы­стрее и быстрее растущая орава карьеристов и наемников буржуазии, — «интеллиген­ция» довольная и спокойная, чуждая каких бы то ни было бредней и хорошо знающая, чего она хочет. Наши радикалы и либералы не только не отрицают этого факта, а, на­против, усиленно подчеркивают его, надсаживаясь над доказательствами безнравствен­ности этого, над осуждением, усилиями разгромить, пристыдить... и уничтожить. Эти наивные претензии устыдить буржуазную интеллигенцию за ее буржуазность так же смешны, как стремления мещанских экономистов напугать нашу буржуазию (ссылаясь на опыт «старших братьев») тем, что она идет к разорению народа, к нищете, безрабо­тице и голоданию масс; этот суд над буржуазией и ее идеологами напоминает тот суд над щукой, который порешил бросить ее в реку. За этими пределами начинается либе­ральная и радикальная «интеллигенция», которая изливает бесчисленное количество фраз о прогрессе, науке, правде, народе и т. п., которая любит плакать о 60-х годах, ко­гда не было раздоров, упадка, уныния и апатии, и все сердца горели демократизмом.

Со свойственной им наивностью, эти господа никак не хотят понять, что тогдашняя солидарность

306 В. И. ЛЕНИН

вызывалась тогдашними материальными условиями, которые не могут вернуться: кре­постное право стесняло одинаково всех — и крепостного бурмистра, накопившего деньжонок и желавшего пожить в свое удовольствие, и хозяйственного мужика, нена­видевшего барина за поборы, вмешательство и отрывание от хозяйства, и пролетария-дворового и обедневшего мужика, которого продавали в кабалу купцу; от него страда­ли и купец-фабрикант и рабочий, и кустарь и мастерок. Между всеми этими людьми только та связь и была, что все они были враждебны крепостничеству: за пределами этой солидарности начинался самый резкий хозяйственный антагонизм. До какой же степени надо убаюкивать себя сладкими мечтами, чтобы и по сю пору не видеть этого антагонизма, который получил такое громадное развитие; чтобы плакаться о возвраще­нии времен солидарности, когда действительность требует борьбы, требует, чтобы вся­кий, кто не хочет быть ВОЛЬНЫМ или НЕВОЛЬНЫМ приспешником буржуазии, становился на сторону пролетариата.

Если вы не поверите на слово пышным фразам о «народных интересах» и попробуе­те копнуть поглубже, — то увидите, что имеете перед собой чистейших идеологов мел­кой буржуазии, мечтающей об улучшении, поддержке и восстановлении своего («на­родного» на их языке) хозяйства посредством разных невинных прогрессов и не спо­собной абсолютно понять того, что на почве данных производственных отношений все эти прогрессы только глубже и глубже будут пролетаризировать массы. «Друзьям на­рода» нельзя не быть благодарным за то, что они много посодействовали уяснению классового характера нашей интеллигенции и тем подкрепили теорию марксистов о мелкобуржуазности наших мелких производителей; они неизбежно должны ускорить вымирание старых иллюзий и мифов, так долго смущавших русских социалистов. «Друзья народа» так захватали, истаскали и испачкали эти теории, что русским социа­листам, державшимся этих теорий, неминуемо предстоит дилемма — либо пересмот­реть

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 307

заново эти теории, либо откинуть их совершенно, предоставив их в исключительное пользование господ, которые с самодовольным торжеством оповещают urbi et orbi о покупке улучшенных орудий крестьянскими богатеями, — которые с серьезным видом уверяют вас, что необходимо приветствовать людей, которым надоело сидеть за зеле­ными столами. И в подобном смысле толкуют они о «народном строе» и «интеллиген­ции» не только серьезно, а и с претенциозными колоссальными фразами о широких идеалах, об идеальной постановке вопросов жизни!..

Социалистическая интеллигенция только тогда может рассчитывать на плодотвор­ную работу, когда покончит с иллюзиями и станет искать опоры в действительном, а не желательном развитии России, в действительных, а не возможных общественно-экономических отношениях. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ работа ее должна будет при этом на­правиться на конкретное изучение всех форм экономического антагонизма в России, изучение их связи и последовательного развития; она должна вскрыть этот антаго­низм везде, где он прикрыт политической историей, особенностями правовых поряд­ков, установившимися теоретическими предрассудками. Она должна дать цельную картину нашей действительности, кап определенной системы производственных от­ношений, показать необходимость эксплуатации и экспроприации трудящихся при этой системе, показать тот выход из этих порядков, на который указывает эконо­мическое развитие.

Эта теория, основанная на детальном и подробном изучении русской истории и дей­ствительности, должна дать ответ на запросы пролетариата, — и если она будет удов­летворять научным требованиям, то всякое пробуждение протестующей мысли проле­тариата неизбежно будет приводить эту мысль в русло социал-демократизма. Чем дальше будет подвигаться вперед выработка этой теории, тем быстрее будет расти со­циал-демократизм, так как самые хитроумные оберегатели

— всему миру. Ред.

308 В. И. ЛЕНИН

современных порядков не в силах помешать пробуждению мысли пролетариата, не в силах потому, что самые эти порядки необходимо и неизбежно влекут за собой все сильнейшую экспроприацию производителей, все больший рост пролетариата и ре­зервной его армии — и это наряду с прогрессом общественного богатства, с громадным ростом производительных сил и обобществлением труда капитализмом. Как ни много осталось еще сделать для выработки такой теории, но порукой за то, что социалисты исполнят эту работу, служит распространение среди них материализма, единственно научного метода, требующего, чтобы всякая программа была точной формулировкой действительного процесса, порукой служит успех социал-демократии, принимающей эти идеи, — успех, до того взбудораживший наших либералов и демократов, что их толстые журналы, по замечанию одного марксиста, перестали быть скучными.

Этим подчеркиванием необходимости, важности и громадности теоретической рабо­ты социал-демократов я вовсе не хочу сказать, чтобы эта работа ставилась на первое место перед ПРАКТИЧЕСКОЙ , — тем менее, чтобы вторая откладывалась до окон­чания первой. Так могли бы заключить только поклонники «субъективного метода в социологии» или последователи утопического социализма. Конечно, если задача со­циалистов полагается в том, чтобы искать «иных (помимо действительных) путей раз­вития» страны, тогда естественно, что практическая работа становится возможной лишь тогда, когда гениальные философы откроют и покажут эти «иные пути»; и наобо­рот, открыты и показаны эти пути — кончается теоретическая работа и начинается ра­бота тех, кто должен направить «отечество»

Напротив. На 1-ое место непременно становится всегда практическая работа пропаганды и агитации по той причине, во-первых, что теоретическая работа дает только ответы на те запросы, которые предъ­являет вторая. А во-вторых, социал-демократы слишком часто, по обстоятельствам от них не зависящим, вынуждены ограничиваться одной теоретической работой, чтобы не ценить дорого каждого момента, когда возможна работа практическая.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 309

по «вновь открытому» «иному пути». Совсем иначе обстоит дело, когда задача социа­листов сводится к тому, чтобы быть идейными руководителями пролетариата в его действительной борьбе против действительных настоящих врагов, стоящих на дейст­вительном пути данного общественно-экономического развития. При этом условии теоретическая и практическая работа сливаются вместе, в одну работу, которую так метко охарактеризовал ветеран германской социал-демократии Либкнехт словами:

Studieren, Propagandieren, Organisieren*.

Нельзя быть идейным руководителем без вышеуказанной теоретической работы, как нельзя быть им без того, чтобы направлять эту работу по запросам дела, без того, чтобы пропагандировать результаты этой теории среди рабочих и помогать их организации.

Эта постановка задачи гарантирует социал-демократию от тех недостатков, от кото­рых так часто страдают группы социалистов, — от догматизма и сектаторства.

Не может быть догматизма там, где верховным и единственным критерием доктри­ны ставится — соответствие ее с действительным процессом общественно-экономического развития; не может быть сектаторства, когда задача сводится к содей­ствию организации пролетариата, когда, следовательно, роль «интеллигенции» сводит­ся к тому, чтобы сделать ненужными особых, интеллигентных руководителей.

Поэтому, несмотря на наличность разногласий среди марксистов по разным теоре­тическим вопросам, приемы их политической деятельности оставались с самого воз­никновения группы и остаются до сих пор прежними.

Политическая деятельность социал-демократов состоит в том, чтобы содействовать развитию и организации рабочего движения в России, преобразованию его

— Изучать, пропагандировать, организовать. Ред.

310 В. И. ЛЕНИН

из теперешнего состояния разрозненных, лишенных руководящей идеи попыток про­теста, «бунтов» и стачек в организованную борьбу ВСЕГО русского рабочего КЛАС­СА, направленную против буржуазного режима и стремящуюся к экспроприации экс­проприаторов, к уничтожению тех общественных порядков, которые основаны на угне­тении трудящегося. Основой этой деятельности служит общее убеждение марксистов в

том, что русский рабочий — единственный и естественный представитель всего тру-

* дящегося и эксплуатируемого населения России .

Естественный — потому, что эксплуатация трудящегося в России повсюду является по сущности своей капиталистической, если опустить вымирающие остатки крепост­нического хозяйства; но только эксплуатация массы производителей мелка, раздробле­на, неразвита, тогда как эксплуатация фабрично-заводского пролетариата крупна, обобществлена и концентрирована. В первом случае — эксплуатация эта еще опутана средневековыми формами, разными политическими, юридическими и бытовыми при­весками, уловками и ухищрениями, которые мешают трудящемуся и его идеологу ви­деть сущность тех порядков, которые давят на трудящегося, видеть, где и как возможен выход из них. Напротив, в последнем случае эксплуатация уже совершенно развита и выступает в своем чистом виде без всяких запутывающих дело частностей. Рабочий не может не видеть уже, что гнетет его капитал, что вести борьбу приходится с классом буржуазии. И эта борьба его, направленная на достижение ближайших экономических нужд, на улучшение своего материального положения, — неизбежно требует от рабо­чих организации, неизбежно становится войной не против личности, а против класса, того самого класса, который не на одних фабриках и заводах, а везде и повсюду гнетет и давит трудящегося. Вот почему фабрично-

Человек будущего в России — мужик, думали представители крестьянского социализма, народники в самом широком значении этого слова. Человек будущего в России — рабочий, думают социал-демократы. Так формулирована была в одной рукописи точка зрения марксистов.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» ЗЦ

заводский рабочий является не более как передовым представителем всего эксплуати­руемого населения, и для того, чтобы он осуществил свое представительство в органи­зованной, выдержанной борьбе, — требуется совсем не увлечение его какими-нибудь «перспективами»; для этого требуется только простое выяснение ему его положения, выяснение политико-экономического строя той системы, которая гнетет его, выяснение необходимости и неизбежности классового антагонизма при этой системе. Это положе­ние фабрично-заводского рабочего в общей системе капиталистических отношений де­лает его единственным борцом за освобождение рабочего класса, потому что только высшая стадия развития капитализма, крупная машинная индустрия, создает матери­альные условия и социальные силы, необходимые для этой борьбы. Во всех остальных местах, при низших формах развития капитализма, нет этих материальных условий: производство раздроблено на тысячи мельчайших хозяйств (не перестающих быть раз­дробленными хозяйствами при самых уравнительных формах общинного землевладе­ния), эксплуатируемый большею частью владеет еще крошечным хозяйством и таким образом привязывается к той самой буржуазной системе, против которой должен вести борьбу: это задерживает и затрудняет развитие тех социальных сил, которые способны ниспровергнуть капитализм. Раздробленная, единичная, мелкая эксплуатация привязы­вает трудящихся к месту, разобщает их, не дает им возможности уразуметь своей клас­совой солидарности, не дает возможности объединиться, поняв, что причина угнетения — не та или другая личность, — а вся хозяйственная система. Напротив, крупный ка­питализм неизбежно разрывает всякую связь рабочего со старым обществом, с опреде­ленным местом и определенным эксплуататором, объединяет его, заставляет мыслить и ставит в условия, дающие возможность начать организованную борьбу. На класс рабо­чих и обращают социал-демократы все свое внимание и всю свою деятельность. Когда передовые представители его усвоят идеи научного социализма, идею об исторической

312 В. И. ЛЕНИН

роли русского рабочего, когда эти идеи получат широкое распространение и среди ра­бочих создадутся прочные организации, преобразующие теперешнюю разрозненную экономическую войну рабочих в сознательную классовую борьбу, — тогда русский РАБОЧИЙ, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведет РУССКИЙ ПРОЛЕТАРИАТ (рядом с пролетариатом ВСЕХ СТРАН) пря­мой дорогой открытой политической борьбы к ПОБЕДОНОСНОЙ КОММУНИ­СТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Конец.

1894.

Последняя страница III выпуска гектографированного издания

книги В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют

против социал-демократов?» — 1894 г.

Уменьшено

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 313

Приложение I

Привожу здесь в таблице данные о тех 24 бюджетах, о которых говорится в тексте. Свод данных о составе и бюджетах 24-х типичных крестьянских хозяйств по Ост­рогожскому уезду.

Объяснение к таблице.

1) Первые 21 графа целиком взяты из сборника. Графа 22-ая соединяет графы сборника: от ржи, пше­ ницы, овса и ячменя, проса и гречи, остальных хлебов, картофеля, овощей и сена (8 граф). О том, как вычислялся доход от хлебов (23-ья графа) за исключением половы и соломы, говорено в тексте. Затем графа 24-ая соединяет графы сборника: от лошадей, рогатого скота, овец, свиней, птицы, кош и шерсти, сала и мяса, молочных продуктов, масла (9 граф). Графы 25—29 целиком взяты из сборника. Графы 30— 34 соединяют графы сборника: издержки на рожь, пшеницу, пшено и гречу, картофель, овощи, соль, масло, сало и мясо, рыбу, молочные продукты, водку, чай (12 граф). Графа 35-ая соединяет графы сбор­ ника: на мыло, керосин, свечи, одежу и посуду (4 графы). Остальные графы ясны.

2) Графа 8-ая определена сложением числа десятин арендованной земли с числом десятин пахотной земли в составе надела (в сборнике есть такая графа).

3) Нижние цифры в графах: «Распределение дохода и расхода» означают денежную часть расходов и доходов. В графах 25—28 и 37—42 весь доход (расход) денежный. Определялась денежная часть (автор ее не выделяет) вычитанием из валового дохода того, что потреблено в своем хозяйстве.

314

В. И. ЛЕНИН


Разряды домохозяев и число их Число душ об. пола Число работников муж. пола Батраки Дворов с батраками Число их об. пола 1 2 3 4
6 зажиточ­ных хозяев Сумма 47 11 6 8 Среднее на 1 хоз. ... 7,83 1,8
Сумма 92 26 2 2
11 средне-состоятель-
ных домохозяев Среднее на 1 хоз. ... 8,36 2,4
7 бедных Сумма 37 10 2 2
домохозяев Среднее на 1 хоз. ... 5,28 1,4
Всего 24 домохо­зяина Сумма 176 47 10 12 Среднее на 1 хоз. ... 7,33 1,9
Сумма 9 2
2 батрака (вошедш. в
число бед­ных) Среднее на 1 хоз. ... 4,5 1

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»

315


Надельной земли деся­тин Аренда Всего пахотной земли Число строе­ний Число промыш­ленных заведе­ний Число Скот (голов) Дворов Десятин Рабоче­го скота Всего в перево­де на крупный 5 6 7 8 9 10 11 12 13
землед. орудий
132,6 6 52,8 123,4 52 4 224 35 81 22,1 8,8 20,6 8,6 37,3 5,8 13,5 101,2 10 85,5 140,2 70 338 40 89,1 9,2 7,7 12,7 6,4 30,7 3,6 8,1 57,8 4 19,8 49,8 31 108 7 15,3 8,5 2,8 7,1 4,4 15,4 1 2,2 291,6 20 158,1 313,4 153 4 670 82 185,4 12,1 6,6 13 6,4 27,9 3,4 7,7 14,4 6,8 6 11 1,1 7,2 3,4 J 5,5 0,5

316

В. И. ЛЕНИН

Стоимость в рублях

Разряды домохозяев и число их

Строений

Осталь­ной не­движимо­сти

Инвентаря

Утвари

Одежды

Скота и пчел

Всего


14

15

16

17

18

19

20


6 зажи­точных домохо­зяев

Сумма

Среднее на 1 хоз.

2 696

449,33

2 237

372,83

670,8

111,80

453

75,5

1 294,2

215,7

3 076,5

512,75

10 427,5

1 737,91


11 сред-

не-

состоя-тельных домохо­зяев

Сумма

Среднее на 1

хоз

2 362

214,73

318

28,91

532,9

48,44

435,9

39,63

2 094,2

190,38

2 907,7

264,33

8 650,7

786,42


Сумма

835

90

112,3

254

647,1

605,3

2 543,7


7 бед­ных хо­зяев

Среднее на 1

хоз

119,28

12,85

16,04

36,29

92,45

86,47

363,38


Всего 24 до­мохо­зяина

Сумма...

Среднее на 1 хоз..

5 893

245,55

2 645

110,21

1316

54,83

1 142,9

47,62

4 035,5

168,14

6 589,5

274,56

21621,9

900,91


2 батра­ка (во-

шедш. в число

бедных)

Сумма

Среднее на 1 хоз.

155

77,5

25

12,5

6,4

3,2

76,8

38,4

129,3

64,65

4,55

401,6

200,8

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»

317


Сумма кредит­ных не­доимок. Рублей Распределение дохода От земледелия От скотовод­ства От пчело-и садовод­ства От промы­слов От Разных доходов Всего Всего В том числе от хлебов 21 22 23 24 25 23 27 28 29
заведе­ний руб.
80 61,2% 3 861,7 2 598,2 15,4% 972,6 396,5 4,3% 6,5% 412 5% 320 7,6% 482,2 100% 6 319,5 3 656,1 13,3 643,6 162,1 45,2 68,6 53,3 80,4 1 053,2 609,3 357 60,7% 3 163,8 899,9 2 203,8 899,9 16,1% 0,7% 36,1 18.8% 979,3 3,7% 195,5 100% 5 212,2 2 534 32,4 287,7 76,1 3,2 89 17,8 473,8 230 233,6 48,7% 689,9 502,08 175,24 22,9% 324,2 216,6 1,9% 23,8% 336,8 2,7% 39 100% 1 416,9 794,64 33,4 98,5 46,3 3,9 48,1 5,5 202,4 113,5 670,6 59,6% 5 304,8 2 849,54 16,5% 2 134,3 1 036,3 2,6% 334,1 13,3% 1 728,1 2,5% 320 5,5% 716,7 100% 12 948,6 6 984,74 27,9 321,5 88,9 13,9 72 13,3 29,9 539,5 291,03 50 59,5 5,7 4,8 128,8 4 198 140,6 25 29,75 2,85 64,4 2 99
1 774,4 1 774,4 271 837,5 423,2 175,25 27 7 715,4 2 849,54 3 70,3

318

В. И. ЛЕНИН


Разряды домохозяев и число их Распределение Пища Одежа и домашн. нужды Всего Расти­тельная Остальная В том числе Молоко, мясо и пр. Соль, водка, чай 33 31 32 33 34 35
6 зажи­точных домохозя­ев Сумма 29,2% 1 500,6 218,7 823,8 676,8 561,3 103,2 115,5 8.2% 423,8 58,6 Среднее 250,1 70,63
на 1 хоз
11 средне-состоя­тельных Сумма 37,6% 1951,9 1 337,3 33,4 614,6 534,3 144 80,3 10,6% 548,1 49,5
257,7
домохозя­ев Среднее 177,45 49,83
на 1 хоз
7 бедных хозяев Сумма 42,1% 660,8 253,46 487,7 160,96 173,1 134,4 38,7 14,6% 229,6 26,8 Среднее 94,4 32,8
53,8 на 1 хоз
Всего 24 домо- Сумма 34,6% 4 113,3 729,86 2 648,8 1 464,5 1230 234,5 10,1% 1 201,5 134,9
хозяина Среднее 171,39 110,37 61,02 51,25 9,77 50,06
на 1 хоз
2 работн. (вошедш. Сумма 81,7 72,1 42,5 9,6 6,1 3,5 14,9 4,6
50,7 4,7
в число бедных) Среднее 40,85 7,45
на 1 хоз

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»

319


расхода
Содержа­ние скота Инвентарь живой и мертвый На работни­ков и пасту- Аренда Подати Попам Разные расходы Всего рублей Чистый
ДОХОД
+ дефицит
хов
36 37 38 39 40 41 42 43 44
24,9% 1 276,6 9,4% 484,5 13,5% 691,7 6,5% 332 4,9% 1,1% 56 2,3% 116,5 100% 5 135,2 2 211,5 +1184,3 212,76 80,75 115,29 55,33 42,25 9,33 19,42 855,86 368,6 +197,34 21,2% 1 098,2 5% 256 0,9% 47,6 6,8% 4,9% 254,9 1,3% 69,9 11,7% 609,4 100% 5 187,7 1 896,7 +24,5 99,84 23,27 4,33 31,97 23,17 6,35 55,4 471,6 +2,19 15,6% 7,1% 110,6 1,6% 6% 94,5 6,5% 101,8 1,8% 28 4,7% 100% 1 566,5 712,66 —149,6 34,81 15,8 3,47 13,5 14,54 4 10,46 223,78 101,8 —21,38 22,2% 2 618,5 7,1% 851,1 6,4% 763,6 6,5% 5,1% 610,2 1,3% 153,9 6,7% 799,1 100% 11 889,4 4 820,86 +1 059,2 109,1 35,46 31,82 32,43 25,43 6,41 33,29 495,39 +44,11 8 53,2 0,4 22,6 2,8 3,3 186,9 137,6 +11,1 4 26,6 0,2 11,3 1,4 1,65 93,45 68,8 +5,55
253,5 351,7 172,5 243,7 24,3 73,2 778,2 200,87

320 В. И. ЛЕНИН

Приложение II

Г-н Струве совершенно справедливо ставит во главу угла критики Ник. —она то по­ложение, что «учение Маркса о классовой борьбе и государстве совершенно чуждо русскому политико-эконому». Я не обладаю смелостью г-на Кривенко, чтобы на осно­вании одной этой небольшой заметки (в 4 столбца) г. Струве судить о системе его воз­зрений (другие его статьи мне неизвестны); я не могу также не сказать, что солидарен не со всеми, высказанными им, положениями, и потому могу защищать не его статью целиком, а только известные основные положения, которые он приводит. Но, во всяком случае, указанное обстоятельство оценено глубоко верно: действительно, непонимание классовой борьбы, присущей капиталистическому обществу, — коренная ошибка г. Ник. —она. Исправления одной этой ошибки достаточно было бы для того, чтобы даже из его теоретических положений и исследований необходимо следовали социал-демократические выводы. Действительно, упущение из виду классовой борьбы свиде­тельствует о грубейшем непонимании марксизма, — непонимании, которое тем более следует поставить в вину г. Ник. —ону, что он вообще желает выдавать себя за строго­го поклонника принципов Маркса. Может ли кто-нибудь, хоть немного знакомый с Марксом, отрицать, что учение о классовой борьбе — центр тяжести всей системы его воззрений?

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 321

Г-н Ник. —он мог, конечно, принять теорию Маркса за исключением этого пункта, хотя бы, например, по несоответствию его, положим, с данными русской истории и действительности, — но ведь тогда, во-первых, невозможно было бы говорить, что тео­рия Маркса объясняет наши порядки, невозможно бы говорить даже об этой теории и о капитализме, так как пришлось бы переделать теорию и выработать понятие о другом капитализме, которому не присущи антагонистические отношения и борьба классов. Во всяком случае, следовало бы со всей подробностью оговорить это, разъяснить, почему автор, говоря А марксизма, не хочет говорить Б. Ничего подобного г. Ник. —он и не пытался сделать.

И г. Струве совершенно справедливо заключил, что непонимание классовой борьбы делает г. Ник. —она утопистом, ибо игнорирующий классовую борьбу в капиталисти­ческом обществе ео ipso игнорирует все действительное содержание общественно-политической жизни этого общества и для осуществления своих дезидерат неизбежно обрекается на витание в сфере невинных мечтаний. Это непонимание делает его реак­ционером, ибо воззвания к «обществу» и «государству», т. е. к идеологам и политикам буржуазии, в состоянии только сбить с толку социалистов, принять за союзников злей­ших врагов пролетариата, в состоянии только затормозить борьбу рабочих за освобож­дение вместо того, чтобы способствовать усилению, выяснению и большей организа­ции этой борьбы.

Раз уже зашла речь о статье г. Струве, нельзя не коснуться здесь и ответа г. Ник. она в № 6 «Р. Богатства» .

— тем самым. Ред.

Вообще своими статьями в «Р. Богатстве» г. Ник. —он усиленно старается, кажется, доказать, что он вовсе не так далек от мещанского радикализма, как можно было думать; что и он способен в росте крестьянской буржуазии (№ 6, с. 118 — распространение среди «крестьян» улучшенных орудий, фосфо­ритов etc. (et cetera — и так далее. Ред.)) видеть признаки того, что «само крестьянство» (то, которое массами экспроприируется?) «понимает необходимость выбраться из того положения, в каком оно нахо­дится».

322 В. И. ЛЕНИН

«Оказывается, — рассуждает г. Ник. —он, приводя данные о медленном нарастании числа фабрично-заводских рабочих, нарастании, отстающем от роста населения, — оказывается, что у нас капитализм не только не выполняет своей «исторической мис­сии», но сам же ставит пределы своему собственному развитию. Вот почему, между прочим, тысячу раз правы те, которые ищут «для своего отечества путь развития, от­личный от того, которым шла и идет Западная Европа»». (И это пишет человек, при­знающий, что Россия идет тем же капиталистическим путем!) Невыполнение этой «ис­торической миссии» усматривает г. Ник. —он в том, что «хозяйственное течение, вра­ждебное общине (т. е. капитализм), разрушает самые основы ее существования, не при­нося той доли объединяющего значения, которое так характерно для Западной Европы и с особенной силой начинает проявляться в Северной Америке».

Другими словами, мы имеем перед собой тот казенный довод против социал-демократов, который изобретен знаменитым г. В. В., смотревшим на капитализм с точ­ки зрения департаментского чиновника, решающего государственный вопрос о «введе­нии капитализма в народную жизнь»: если исполняет «миссию» — можно пустить, ес­ли не исполняет — «не пущай». Помимо всех других качеств этого остроумного рассу­ждения, самая «миссия» капитализма понималась при этом г-ном В. В. — и понимает­ся, видимо, г. Ник. —оном — до невозможности, до безобразия неправильно и узко; и опять-таки, разумеется, узость собственного понимания эти господа сваливают без це­ремоний на социал-демократов: на них можно клепать, как на мертвых, благо их в ле­гальную прессу не пускают!

Маркс видел прогрессивную, революционную работу капитализма в том, что он, обобществляя труд, в то же самое время, механизмом самого процесса «обучает, объе­диняет и организует рабочий класс», обучает борьбе, организует его «возмущение», объединяет для «экспроприации экспроприаторов», для захвата политической власти и отнятия средств производства из

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 323

рук «немногих узурпаторов» для передачи их в руки всего общества («Капитал», 650) .

Вот — формулировка Маркса.

О «числе фабр.-заводских рабочих» и речи, конечно, нет: говорится о сосредоточе­нии средств производства и обобществлении труда. Ясное дело, что эти критерии не имеют ничего общего с «числом фабр.-заводских рабочих».

Но наши самобытные истолкователи Маркса перетолковали это именно так, что обобществление труда при капитализме сводится к работе в одном помещении фабрич­ных и заводских рабочих и потому-де степень прогрессивной работы капитализма из­меряется... числом фабрично-заводских рабочих!!! Увеличивается число фабрично-заводских рабочих — значит, капитализм хорошо работает прогрессивную работу; уменьшается — значит, он «плохо выполняет свое историческое призвание» (с. 103 статьи г. Ник. —она), и «интеллигенции» следует «искать иных путей для своего отече­ства».

И вот российская интеллигенция принимается за поиски «иных путей». Ищет и на-

* ходит она их уже не первое десятилетие, доказывая изо всех сил, что капитализм —

«неправильное» развитие, ибо ведет к безработице и кризисам. Вот в 1880 году стояли мы перед кризисом; тоже и в 1893 г.: пора сойти с пути, ибо очевидно, что нам прихо­дится плохо.

А русская буржуазия «слушает да ест»92: действительно, приходится «плохо», когда уж нельзя получать баснословные прибыли; и она хором подпевает либералам и ради­калам и усиленно принимается благодаря освободившимся и более дешевым капиталам за постройку новых железных дорог. «Нам» плохо, потому что на старых местах «мы» уже дочиста обобрали народ

* Пропадают эти доказательства даром не потому, чтобы неверны были: разорение, обнищание и го­лодание народа — несомненные и неизбежные спутники капитализма, а потому, что адресуются эти до­казательства в воздух. «Общество» — оно даже под покровом демократизма проводит плутократические интересы, и конечно уже не плутократия выступит против капитализма. «Правительство»... — приведу один отзыв противника, г. Н. К. Михайловского: — как ни мало знаем мы программы нашего правитель­ства, — писал он однажды, — но настолько-то мы их знаем, чтобы быть уверенными, что «обобществле­ние труда» в их программу не входит.

324 В. И. ЛЕНИН

и приходится переходить к индустриальному капиталу, не способному так обогащать, как торговый: так «мы» пойдем на восточные и северные окраины Европейской России, где еще возможно «первоначальное накопление», дающее сотни процентов прибыли, где еще буржуазное разложение крестьянства далеко не завершилось. Интеллигенция видит все это и неустанно грозит, что «мы» опять придем к краху. И действительно на­ступает новый крах. Масса мелких капиталистов побивается крупными, масса крестьян выталкивается из земледелия, все более и более достающегося в руки буржуазии; уве­личивается в необъятных размерах море нищеты, безработицы, голодного вымирания — и «интеллигенция» с спокойною совестью ссылается на свои пророчества и паки се­тует о неправильном пути, доказывая непрочность нашего капитализма отсутствием внешних рынков.

А русская буржуазия «слушает да ест». Пока «интеллигенция» ищет новых путей, она предпринимает гигантские постройки железных дорог в свои колонии, создавая се­бе там рынок, неся в молодую страну прелести буржуазных порядков, выращивая с особенной быстротой и там промышленную и земледельческую буржуазию и бросая массу производителей в ряды вечно голодного безработного люда.

Неужели же социалисты все еще будут ограничиваться сетованиями о неправильных путях и доказывать непрочность капитализма... медленным нарастанием числа фабрич­но-заводских рабочих! !?

Прежде чем перейти к этой ребячьей идее , нельзя не упомянуть о том, что г. Ник. — он крайне неточно передал критикуемое место статьи г-на Струве. В статье его сказано буквально следующее:

* Как же в самом деле не назвать этой идеи ребячьей, когда для определения прогрессивной работы капитализма берется не степень обобществления труда, а такой колеблющийся показатель развития од­ной только отрасли народного труда! Всякий знает, что число рабочих не может не быть чрезвычайно непостоянным при капиталистическом способе производства, что оно зависит от массы второстепенных факторов, вроде кризисов, величины резервной армии, степени эксплуатации труда, степени напряжен­ности его и т. д., и т. д.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 325

«Если автор (т. е. г. Ник. —он) указывает на различие в составе русского и амери­канского населения по роду занятий — для России принимается, что 80% всего занято­го хозяйственной деятельностью (erwerbsthätigen) населения занято сельским хозяйст­вом, а в Соединенных Штатах только 44% — то он при этом не замечает, что капитали­стическое развитие России именно и будет работать над уменьшением этой разницы 80—44: в этом, можно сказать, состоит его историческая миссия».

Можно находить, что слово «миссия» поставлено здесь очень неудачно, но мысль г-на Струве ясна: г. Ник. —он не заметил, что капиталистическое развитие России (он сам признает, что развитие это действительно капиталистическое) будет уменьшать сельское население, тогда как это — общий закон капитализма. Следовательно, г. Ник. —ону, чтобы опровергнуть это возражение, следовало показать или 1) что он не упус­тил из виду этой тенденции капитализма, или 2) что капитализм не имеет этой тенден­ции.

Вместо этого г. Ник. —он принимается за разбор данных о числе наших фабричных рабочих (1% населения по его счету). Да разве у г. Струве говорится о фабричных ра­бочих? разве 20% населения в России, 56% в Америке, это — фабричные рабочие? раз­ве понятия: «фабричные рабочие» и «население, занятое не сельским хозяйством» — тождественны? Можно ли оспаривать, что и в России уменьшается доля населения, за­нятого сельским хозяйством?

После этой поправки, которую я считаю тем более необходимой, что г. Кривенко уже раз в этом же журнале переврал это место, перейдем к самой идее г. Ник. —она о «плохом исполнении миссии нашим капитализмом».

Во-первых, нелепо отождествлять число фабрично-заводских рабочих с числом ра­бочих, занятых в капиталистическом производстве, как это делает автор «Очерков». Это значит повторять (и даже утрировать) ошибку мещанских российских экономи­стов, начинающих капитализм прямо с крупной машинной индустрии.

326 В. И. ЛЕНИН

Разве миллионы русских кустарей, работающих на купцов из их материала за обыкно­венную заработную плату, — заняты не в капиталистическом производстве? Разве бат­раки и поденщики в земледелии получают от хозяев не заработную плату и отдают им не сверхстоимость? Разве рабочие, занятые строительной промышленностью (быстро развившейся у нас после реформы), — не подвергаются капиталистической эксплуата­ции? и т. д.

Во-вторых, нелепо сравнивать число фабричных рабочих (1400000) со всем населе­нием и выражать это отношение процентом. Это значит прямо-таки сравнивать вели­чины несоизмеримые: население трудоспо-

Я ограничиваюсь здесь критикой приема г-на Ник. —она — судить об «объединяющем значении ка­питализма» по числу фабричных рабочих. Не могу войти в разбор цифр, так как у меня нет под руками тех источников, которыми г. Ник. —он пользуется. Нельзя, однако, не заметить, что эти источники вы­браны г. Ник. —оном едва ли удачно. Сначала он берет данные из «Военно-статистического сборника» для 1865 г. и из «Указателя фабрик и заводов» 1894 г. — для 1890 г. Получается число рабочих (кроме горнорабочих) 829573 и 875764. Увеличение на 5,5% — гораздо меньше увеличения народонаселения (91 и 61,42 млн. — на 48,1%). На следующей странице берутся уже другие данные: и для 1865 и для 1890 гг. — из «Указателя» за 1893 г. По этим данным число рабочих — 392718 и 716792; увеличение на 82%. Но это без промышленности, обложенной акцизом, в которой число рабочих (с. 104) было 1865: 186053 и 1890: 144332. Складывая эти последние цифры с предыдущими, получаем общее число рабочих (кроме горнозаводских) 1865: 578 771 и 1890: 861 124. Увеличение на 48,7% — при увеличении населения на 48,1%. Итак, на протяжении пяти страниц автор приводит данные, из которых одни показывают увели­чение на 5%, а другие — на 48%! И на основании таких данных противоречивых он судит о непрочности нашего капитализма! !

И потом, почему автор не взял данных о числе рабочих, которые приведены им в «Очерках» (таблицы XI и XII) и по которым мы видим возрастание числа рабочих на 12—13% за три года (1886—1889), т. е. возрастание, быстро опережающее рост населения? Автор скажет, может быть, что промежуток времени крайне мал. Но зато ведь данные эти однородны, сравнимы и отличаются большей достоверностью; это во-первых. А во-вторых, разве сам автор не пользовался этими же данными, несмотря на малый проме­жуток времени, для суждения о росте фабрично-заводской промышленности?

Понятно, что данные об одной только отрасли народного труда не могут не быть шаткими, когда бе­рут такой колеблющийся показатель состояния этой отрасли, как число рабочих. Подумайте же, каким бесконечно наивным мечтателем надо быть, чтобы на основании подобных данных надеяться на то, что наш капитализм развалится, обратится в прах сам собой, без упорной, отчаянной борьбы! — чтобы про­тивопоставлять такие данные несомненному господству и развитию капитализма во всех отраслях на­родного труда!

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 327

собное с нетрудоспособным, занятое производством материальных ценностей с «идео­логическими состояниями» и т. д. Разве фабрично-заводские рабочие не кормят каждый известное число нерабочих членов семьи? Разве фабричные рабочие не кормят — по­мимо их хозяев и целой стаи торговцев — кучу солдат, чиновников и т. п. господ, кото­рых вы прикладываете к земледельческому населению и противополагаете всю эту ка­шу фабрично-заводскому? Разве, затем, нет на Руси таких промыслов, как рыболовство и т. п., которые опять-таки нелепо противополагать фабрично-заводской промышлен­ности, соединяя их с земледелием? Если бы вы хотели получить представление о соста­ве населения России по его занятиям, следовало бы, во-первых, выделить особо то на­селение, которое занято производством материальных ценностей (исключив, следова­тельно, нерабочее население, с одной стороны, а с другой — солдат, чиновников, попов и т. п.), и, во-вторых, попытаться распределить его по разным отраслям народного тру­да. Если бы не оказалось для этого данных, следовало бы и не браться за подобные рас­четы , а не толковать пустяков об 1% (??!!) населения, занятом фабрично-заводской промышленностью.

В-третьих, — и это самое главное и самое безобразное искажение теории Маркса о прогрессивной,

Г-н Ник. —он попытался привести такой расчет в «Очерках», но крайне неудачно. На стр. 302 чита­ем:

«В последнее время сделана была попытка определить число всех свободных рабочих в 60 губ. Евро­пейской России (С. А. Короленко. «Вольнонаемный труд». СПБ. 1892). Исследование сельскохозяйствен­ного департамента определяет все число сельского населения, способного к труду, в 50 губ. Европейской России в 35712 тыс. человек, между тем как общее число рабочих, потребных на сельскохозяйственные нужды, на обрабатывающую, добывающую, перевозочную и пр. промышленность, определяется всего-навсего в 30124 тыс. чел. Таким образом, избыток рабочих совершенно излишних выразится громадным числом в 5588 тыс. чел., что с семействами по принятой норме составит никак не менее 15 млн. человек». (Повторено еще раз на 341 стр.)

328 В. И. ЛЕНИН

революционной работе капитализма, — откуда взяли вы, что «объединяющее значе­ние» капитализма выражается в объединении только фабричных рабочих? Уж не заим­ствуете ли вы представление о марксизме из статей «Отечественных Записок» насчет обобществления труда? Уж не сводите ли и вы его к работе в одном помещении? Но нет. Ник. —она нельзя бы, казалось, упрекнуть в этом, потому что он точно характери­зует обобществление труда капитализмом на второй странице своей статьи в № 6 «Р. Богатства», правильно отмечая оба признака этого обобществления: 1) работу на все общество и 2) объединение отдельных работников для получения продукта общего труда. Однако, если это так, то к чему же было судить о «миссии» капитализма по чис­лу фабричных рабочих, тогда как эта «миссия» выполняется развитием капитализма и обобществления труда вообще, созданием пролетариата вообще, — по отношению к которому фабрично-заводские рабочие играют роль только передовых рядов, авангар­да. Бесспорно, конечно, что революционное движение проле-

Если мы обратимся к этому «исследованию», то увидим, что «исследовано» там только употребление помещиками вольнонаемного труда, и к этому исследованию г. С. Короленко приложил «обзор» Евро­пейской России «в сельскохозяйственном и промышленном отношениях». В этом обзоре делается по­пытка (не на основании какого-нибудь «исследования», а по старым имеющимся данным) распределить по занятиям рабочее население Европейской России. Результаты у г-на С. А. Короленко получились сле­дующие: всего в 50 губерниях Европейской России рабочих 35 712 000. Из этого числа заняты:


в земледелии 27 435,4 тыс.
культурой специальных растений 1466,4 » У 30 124 тыс
фаб.-зав. и горной промышл. 1222,7 » gt; 1
евреи 1 400,4 »
лесными промыслами ок. 2 000 »
скотоводством » 1000 »
жел.-дор. движением » 200 »
рыболовством » 200 »
местными и сторонними промыслами,
охотой, звероловством и т. п.
остальные 787,2 »

Итого 35 712,1 тысячи.

Таким образом, г. Короленко распределил (худо ли, хорошо) по занятиям всех рабочих, а г. Ник. —он произвольно взял первые три рубрики и толкует о 5588 тыс. «совершенно излишних» (??) рабочих!

Помимо этой неудачи, нельзя не заметить, что расчет г-на Короленко крайне груб и неточен: количе­ство земледельческих рабочих определено по одной общей норме на всю Россию, не выделено непроиз­водительное население (г. Короленко, подчиняясь юдофобству начальства, отнес туда... евреев! Непроиз­водительных рабочих должно быть больше 1,4 млн.: торговцы, нищие, бродяги, преступники и т. д.), безобразно мало число кустарей (последняя рубрика — отхожие и местные) и т. д. Подобных расчетов лучше бы вовсе не приводить.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 329

тариата зависит и от числа этих рабочих, и от концентрации их, и от степени их разви­тия и т. д., но все это не дает ни малейшего права сводить «объединяющее значение» капитализма к числу фабрично-заводских рабочих. Это значит до невозможности су­живать идею Маркса.

Приведу пример. В своей брошюре: «Zur Wohnungsfrage» Фридрих Энгельс говорит о германской промышленности и указывает, что ни в одной другой стране, кроме Гер­мании, — он говорит только о Западной Европе — нет такого количества наемных ра­бочих, владеющих садом или кусочком полевой земли. «Деревенская кустарная про­мышленность, соединенная с садоводством или сельским хозяйством, — говорит он, — составляет широкое основание молодой крупной промышленности Германии»93'. Эта кустарная промышленность, по мере возрастания нужды немецкого мелкого крестьян­ства, все сильнее и сильнее растет (как и в России — добавим от себя), но при этом СОЕДИНЕНИЕ промышленности с земледелием является условием не БЛАГОСОС­ТОЯНИЯ кустаря, а напротив — еще большего УГНЕТЕНИЯ. Будучи привязан к месту, он вынужден брать какую угодно цену и потому отдает капиталисту не только сверхстоимость, а и крупную часть заработной платы (как и в России с ее громадным развитием домашней системы крупного производства). «Это одна сторона дела, — продолжает Энгельс, — но оно имеет и обратную сторону... С распространением кустарной промышленности крестьянство одной местности за другой втягивается в промышленное движение современной эпохи. Это революционизирование земледельче­ских местностей при посредстве кустарной промышленности распространяет про­мышленную революцию в Германии на гораздо большее пространство, чем это было в Англии и Франции... Это объясняет, почему в Германии, в противоположность Англии и Франции, революционное рабочее движение нашло такое сильное распространение по широкому пространству страны,

— «К жилищному вопросу». Ред.

330 В. И. ЛЕНИН

вместо того, чтобы ограничиваться исключительно городскими центрами. И это же объясняет спокойный, твердый, неудержимый рост этого движения. В Германии ясно само собой, что победоносное восстание в столице и других больших городах только тогда будет возможно, когда и большинство мелких городов и большая часть деревен­ских областей созреет для переворота»94.

Вот и смотрите: не только «объединяющее значение капитализма», но и успех рабо­чего движения зависит, оказывается, не только от числа фабричных рабочих, а и от числа... кустарей! А наши самобытники, игнорируя чисто капиталистическую органи­зацию громадного большинства русских кустарных промыслов, противополагают их капитализму, как какую-то «народную» промышленность, и судят о «проценте населе­ния, находящегося в непосредственном распоряжении капитализма», по числу фабрич­ных рабочих! Это уже напоминает такое рассуждение г-на Кривенко: марксисты хотят все внимание обратить на фабричных рабочих, но так как их всего только 1 млн. на 100, то это — лишь маленький уголок жизни, и посвящать себя ему — все равно, что огра­ничиваться работой в сословных или благотворительных учреждениях (№ 12 «Р. Б— ва»). Фабрики и заводы — такой же маленький уголок жизни, как сословные и благотво­рительные учреждения!! О, гениальный г. Кривенко! Вероятно, именно сословные уч­реждения производят продукты на все общество? вероятно, именно порядки сословных учреждений объясняют эксплуатацию и экспроприацию трудящихся? вероятно, именно в сословных учреждениях надо искать передовых представителей пролетариата, спо­собных поднять знамя освобождения рабочих?

Не удивительны подобные вещи в устах маленьких буржуазных философов, но ко­гда встречаешь нечто подобное у г. Ник. —она, то становится как-то обидно.

На стр. 393-ей «Капитала» Маркс приводит данные о составе английского населе­ния. Всего в Англии и Уэльсе было в 1861 г. — 20 млн. человек. Рабочих, занятых в главных отраслях фабрично-заводской про-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 331

мышленности, оказывается 1 605 440 человек . При этом прислуги оказывается 1208648 человек, и в примечании ко 2-му изданию Маркс указывает на особенно быстрый рост этого последнего класса. Представьте себе теперь, что в Англии нашлись бы такие «марксисты», которые для суждения об «объединяющем значении капитализма» стали делить 1,6 млн. на 20!! Получается 8% — менее одной двенадцатой части!!! Как же можно говорить о «миссии» капитализма, когда он не объединил и двенадцатой части населения! и притом быстрее растет класс «домашних рабов» — мертвая потеря «на­родного труда», свидетельствующая, что «мы», англичане, идем по «неверному пути»! не ясно ли, что «нам» следует «искать для своего отечества иных», некапиталистиче­ских «путей развития»? !

В аргументации г. Ник. —она остался еще один пункт: говоря, что наш капитализм не приносит того объединяющего значения, которое «так характерно для Зап. Европы и с особенной силой начинает проявляться в Сев. Америке», он имеет в виду, очевидно, рабочее движение. Итак, мы должны искать иных путей, так как наш капитализм не приносит рабочего движения. Этот довод, кажется, уже предвосхищен г. Михайловским. Маркс оперировал над готовым пролетариатом — поучал он мар­ксистов. И в ответ на сделанное ему одним марксистом замечание, что он видит в ни­щете только нищету, он отозвался таким образом: это замечание, по обыкновению, взя­то целиком у Маркса. Но если-де мы обратимся к этому месту «Нищеты философии», то увидим, что к нашим делам оно неприложимо, что наша нищета — только нищета. — На деле, однако, из «Нищеты философии» мы еще ничего не увидим. Маркс говорит там о коммунистах старой школы, что

642607 человек занято в текстильной промышленности, в чулочном и кружевном производстве (у нас десятки тысяч женщин, занятых чулочным и кружевным промыслом, подвергаются самой невероят­ной эксплуатации «торговок», на которых они работают. Заработная плата доходит иногда до 3-х (sic!) копеек в день! Неужели они, г. Ник. —он, не «находятся в непосредственном распоряжении капитализ­ма»?), затем 565835 человек занято в угольных и металлических копях и 396998 — во всех металличе­ских производствах и мануфактурах.

332 В. И. ЛЕНИН

они видят в нищете только нищету, не замечая ее революционной, разрушительной стороны, которая и ниспровергнет старое общество . Очевидно, что основанием для утверждения о неприменимости этого к нашим делам служит для г. Михайловского от­сутствие «проявления» рабочего движения. По поводу этого рассуждения заметим, во-первых, что только самое поверхностное знакомство с фактами может внушить идею, что Маркс оперировал над готовым пролетариатом. Коммунистическая программа Маркса выработана была им еще до 1848 г. Какое же было тогда рабочее движение в Германии? Не было тогда даже политической свободы, и работа коммунистов ограни­чивалась тайными кружками (как и у нас теперь). Социал-демократическое рабочее движение, показавшее всем наглядно революционную и объединяющую роль капита­лизма, началось двумя десятилетиями позже, когда доктрина научного социализма окончательно сложилась, когда шире распространилась крупная индустрия и нашлись ряды талантливых и энергичных распространителей этой доктрины в рабочей среде. Представляя в неверном освещении исторические факты, забывая о массе труда, вло­женного социалистами на придание сознательности и организованности рабочему дви­жению, наши философы сверх того подсовывают Марксу бессмысленнейшие фатали­стические воззрения. По его взгляду, будто бы организация и обобществление рабочих происходят сами собой и, следовательно, дескать, если мы, видя капитализм, не видим рабочего движения, так это потому, что капитализм не выполняет миссии, а не потому, что мы слабо еще работаем над этой организацией и пропагандой среди рабочих. Эту мещански трусливую увертку наших самобытных философов не стоит и опровергать: ее опровергает вся деятельность социал-демократов всех стран, ее опровергает каждая публичная речь какого угодно марксиста.

Насколько мала была тогда численность рабочего класса, можно судить по тому, что 27 лет спустя, в 1875 г., Маркс писал: «трудящийся народ в Германии состоит в большинстве из крестьян, а не из про­летариев»97. Вот что значит — «оперировать (??) над готовым пролетариатом»!

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 333

Социал-демократия — совершенно справедливо говорит Каутский — это соединение рабочего движения с социализмом. И для того, чтобы прогрессивная работа капитализ­ма «проявилась» и у нас, наши социалисты должны взяться со всей энергией за свою работу; они должны разработать подробнее марксистское понимание русской истории и действительности, прослеживая конкретнее все формы классовой борьбы и эксплуа­тации, которые особенно запутаны и прикрыты в России. Они должны далее популяри­зовать эту теорию, принести ее рабочему, должны помочь рабочему усвоить ее и выра­ботать наиболее ПОДХОДЯЩУЮ для наших условий форму организации для распро­странения социал-демократизма и сплочения рабочих в политическую силу. И русские социал-демократы не только не говорили никогда, чтобы они закончили уже, выполни­ли эту работу идеологов рабочего класса (работе тут и конца не видно), а, напротив, всегда подчеркивали, что они только начинают ее, что нужны еще многие усилия мно­гих и многих лиц, чтобы создать хотя что-нибудь прочное.

Кроме неудовлетворительного и безобразно узкого понимания теории Маркса, это ходячее возражение об отсутствии прогрессивной работы нашего капитализма основы­вается еще, кажется, на нелепой идее о мифическом «народном строе».

Когда «крестьянин» в пресловутой «общине» раскалывается на голяка и богатея, на представителей пролетариата и капитала (особенно торгового), — тогда тут не хотят видеть зачаточного, средневекового капитализма и, обходя политико-экономическую структуру деревни, разглагольствуют в поисках «иных путей для отечества» о видоиз­менениях формы землевладения крестьян, с которой непростительно смешивают форму экономической организации, как будто бы внутри самой «уравнительной общины» не процветало у нас чисто буржуазное разложение крестьянства. А когда этот капитализм, развиваясь, перерастает узкие формы средневекового, деревенского капитализма, раз­рывает крепостническую власть земли и заставляет давно уже

334 В. И. ЛЕНИН

дочиста обобранного и голодного крестьянина, бросив землю в общество для уравни­тельного распределения между торжествующими кулаками, уходить на сторону, бро­дить по всей России, проводя массу времени без работы, наниматься сегодня к поме­щику, завтра — к подрядчику по постройке жел. дор., потом — в чернорабочие в горо­де или в батраки к богатому крестьянину и т. д.; когда этот «крестьянин», меняя хозяев по всей России, видит, что везде, куда бы он ни пришел, он подвергается самому бес­стыдному грабежу, видит, что рядом с ним грабят таких же, как он, голяков, видит, что грабит не непременно «барин», а и «свой брат-мужик», раз только есть у него деньги на покупку рабочей силы, видит, как правительство повсюду служит его хозяевам, стесняя права рабочих и подавляя под видом бунта всякую попытку защитить свои элементар­нейшие права, видит, как все напряженнее и напряженнее становится труд русского ра­бочего, все быстрее рост богатства и роскоши, — тогда как положение рабочего все ухудшается, экспроприация усиливается и безработица становится нормой, — в это время наши критики марксизма ищут иных путей для отечества, в это время они реша­ют глубокомысленный вопрос: можно ли признать тут прогрессивную работу капита­лизма, когда мы видим медленное нарастание числа фабричных рабочих, и не следует ли отвергнуть и признать неверным путем наш капитализм за то, что он так «плохо, очень, очень плохо выполняет свою историческую миссию».

Не правда ли, какое возвышенное, широко-гуманное занятие?

И какие узкие доктринеры эти злые марксисты, когда они говорят, что отыскивать иные пути для отечества при наличности повсюду в России капиталистической экс­плуатации трудящегося — значит прятаться от действительности в сферу утопий, когда они находят, что плохо исполняют свою миссию не наш капитализм, а русские социа­листы, которые не хотят понять, что мечтать о замирении вековой экономической борьбы антагонистических классов русского общества — значит

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 335

впадать в маниловщину , не хотят понять, что следует стараться о придании организо­ванности и сознательности этой борьбе и для этого взяться за социал-демократическую работу.

В заключение нельзя не отметить еще одной выходки г-на Ник. —она против г. Струве, в том же № 6 «Р. Б—ва».

«Нельзя не обратить внимания, — говорит г. Ник. —он, — на некоторую особен­ность полемики г. Струве. Он писал для немецкой публики, в немецком серьезном журнале, а употреблял приемы, как будто совсем неподходящие. Надо думать, что не только немецкая, но даже русская публика выросла — «в меру взрослого человека», чтобы могла попасться на разные «жупелы», которыми уснащена его статья. «Утопия», «реакционная программа» и подобные выражения попадаются в каждом ее столбце. Но, увы, эти «страшные слова» решительно не производят уже того действия, на которое, по-видимому, рассчитывает г. Струве» (с. 128).

Попробуем разобраться, есть ли в этой полемике гг. Ник. —она и Струве «неподхо­дящие приемы» и если есть, — кто их употребляет.

Г. Струве обвиняется в употреблении «неподходящих приемов» на том основании, что в серьезной статье ловит публику на «жупелы» и «страшные слова».

Употреблять «жупелы» и «страшные слова» — это значит давать такую характери­стику противника, которая является резко неодобрительной, не будучи в то же время ясно и отчетливо мотивирована, не вытекая с неизбежностью из точки зрения пишуще­го (точки зрения, определенно изложенной), а выражая просто желание выругать, раз­нести.

Очевидно, что только этот последний признак и обращает резко неодобрительные эпитеты в «жупелы». Ведь г. Слонимский резко отозвался о г. Ник. —оне, но так как он при этом ясно и точно формулировал свою точку зрения обыкновенного либерала, аб­солютно неспособного понять буржуазность современных порядков,

336 В. И. ЛЕНИН

совершенно отчетливо формулировал свои феноменальные доводы, — то его можно обвинять в чем угодно, но не в «неподходящих приемах». Г-н Ник. —он тоже резко отозвался о г. Слонимском, приведя ему, между прочим, в назидание и поучение слова Маркса, «оправдавшиеся и у нас» (признание г-на Ник. —она), о реакционности ж уто­пичности той защиты мелкого кустарного производства и мелкого крестьянского зем­левладения, которой хочет г. Слонимский, обвиняя его в «узости», «наивности» и т. п. Смотрите, статья г. Ник. —она «уснащена» такими же эпитетами (подчеркнутые), как и статья г. Струве, но мы не можем говорить о «неподходящих приемах», ибо все это — мотивировано, все это вытекает из определенной точки зрения и системы воззрений автора, которые могут быть неверны, но принимая которые нельзя иначе отнестись к противнику, как к наивному, узкому, реакционному утописту.

Посмотрим, как обстоит дело в статье г. Струве. Обвиняя г. Ник. —она в утопизме, из которого должна произойти реакционная программа, и в наивности, он совершенно ясно указывает те основания, по которым он пришел к такому мнению. Первое: желая «обобществления производства», г. Ник. —он «апеллирует к обществу (sic!) и государ­ству». Это «доказывает, что учение Маркса о классовой борьбе и о государстве совер­шенно чуждо русскому политико-эконому». Наше государство — «представитель пра­вящих классов». — Второе: «Если противополагать действительному капитализму во­ображаемый хозяйственный строй, который должен появиться просто потому, что мы его хотим, другими словами, если хотеть обобществления производства помимо капи­тализма, то это свидетельствует только о наивном, не соответствующем истории, по­нимании». С развитием капитализма, вытеснением натурального хозяйства, уменьше­нием сельского населения, «современное государство выступит из тех сумерек, в кото­рых оно еще находится в наше патриархальное время (мы говорим о России), выступит на ясный свет открытой классовой борьбы, и для обоб-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 337

ществления производства придется поискать других сил и факторов».

Что же, разве это не достаточно ясная и отчетливая мотивировка? Можно ли оспари­вать верность фактических указаний г. Струве на мысли автора? Разве г. Ник. —он в самом деле принял во внимание классовую борьбу, свойственную капиталистическому обществу? Нет. Он говорит об обществе и государстве, забывая эту борьбу, исключая ее. Он говорит, например, что государство поддерживало капитализм, вместо того, что­бы обобществлять труд через общину и т. д. Очевидно, что он считает, что государство могло н так и этак поступить, что оно, следовательно, стоит вне классов. Не ясно ли, что обвинение г-на Струве в употреблении «жупелов» — вопиюще несправедливо? Не ясно ли, что человек, который думает, что наше государство — классовое, не может не считать наивным и реакционным утопистом того, кто обращается к этому государству для обобществления труда, т. е. для устранения правящих классов? Мало этого. Когда обвиняют противника в употреблении «жупелов», умалчивая о том воззрении его, из которого вытек его отзыв, несмотря на ясное формулирование им этого воззрения, ко­гда притом обвиняют его в подцензурном журнале, куда не может проникнуть это воз­зрение, — не следует ли думать, что это — «вовсе неподходящий прием»?

Пойдем дальше. Второй довод г. Струве формулирован не менее ясно. Что обобще­ствление труда помимо капитализма, через общину, — есть воображаемый строй, это несомненно, ибо его нет в действительности. Эту действительность сам г. Ник. —он рисует так: до 1861 года производительными единицами были «семья» и «община» («Очерки», с. 106—107). Это «мелкое, раздробленное, самодовлеющее производство не могло развиваться значительно, поэтому оно и характерно, как крайне рутинное, мало производительное». Дальнейшее изменение состояло в том, что «общественное разде­ление труда шло постоянно все глубже и глубже». Следовательно, капитализм разорвал узкие границы

338 В. И. ЛЕНИН

прежних производительных единиц и обобществил труд во всем обществе. Это обоб­ществление труда нашим капитализмом признает и г. Ник. он. Поэтому, желая опи­раться для обобществления труда не на капитализм, который уже обобществил труд, а на общину, разрушение которой и принесло впервые обобществление труда во всем обществе, он является реакционным утопистом. Вот — мысль г-на Струве. Можно считать ее верной или неверной, но нельзя отрицать, что из этого мнения с логической неизбежностью вытек резкий отзыв о г. Ник. —оне, и что поэтому о «жупелах» гово­рить не приходится.

Мало этого. Когда г. Ник. —он заканчивает свою полемику с г. Струве тем, что при­писывает противнику желание обезземелить крестьянство («если под прогрессивной программой разуметь обезземеление крестьянства,., то автор «Очерков» консерватор») — вопреки прямому заявлению г-на Струве, что он хочет обобществления труда, хочет его через капитализм, хочет для этого опираться на те силы, которые видны будут при «ясном свете открытой классовой борьбы», — то это ведь нельзя не назвать передачей, диаметрально противоположной истине. А если принять во внимание, что в подцензур­ной печати г. Струве не мог бы говорить о силах, выступающих при ясном свете клас­совой борьбы, что, следовательно, противнику г. Ник. —она зажали рот, — то тогда едва ли можно оспаривать, что прием г. Ник. —она совершенно уже — «неподходящий прием».

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 339

Приложение III

Говоря об узком понимании марксизма, я разумею самих марксистов. Нельзя не за­метить по этому поводу, что самому безобразному сужению и искажению подвергается марксизм, когда наши либералы и радикалы берутся за изложение его на страницах ле­гальной печати. Что это за изложение! Подумайте только, как изуродовать нужно эту революционную доктрину, чтобы уложить ее на прокрустово ложе российской цензу­ры! И наши публицисты с легким сердцем проделывают подобную операцию: мар­ксизм в их изложении сводится, почитай что, к учению о том, как при капиталистиче­ском строе проделывает свое диалектическое развитие индивидуальная собственность, основанная на труде собственника, как она превращается в свое отрицание и затем обобществляется. И в этой «схеме» с серьезным видом полагают все содержание мар­ксизма, минуя все особенности его социологического метода, минуя учение о классо­вой борьбе, минуя прямую цель исследования — вскрыть все формы антагонизма и эксплуатации, чтобы помочь пролетариату сбросить их. Не удивительно, что получает­ся нечто до такой степени бледное и узкое, что наши радикалы принимаются оплаки­вать бедных русских марксистов. Еще бы! Русский абсолютизм и русская реакция не были бы абсолютизмом и реакцией, если бы при существовании их можно было цели­ком,

340 В. И. ЛЕНИН

точно и полно излагать марксизм, договаривая до конца его выводы! И если бы наши либералы и радикалы как следует знали марксизм (хотя бы по немецкой литературе), они бы посовестились так уродовать его на страницах подцензурной печати. Нельзя из­ложить теории — молчите или оговаривайтесь, что излагаете далеко не все, что опус­каете самое существенное, но зачем же, излагая обрывки, кричать об узости?

Ведь этак только и можно дойти до таких курьезов, возможных лишь в России, когда к марксистам относят людей, понятия не имеющих о борьбе классов, о необходимом антагонизме, присущем капиталистическому обществу, и о развитии этого антагониз­ма, людей, не имеющих представления о революционной роли пролетариата; даже лю­дей, выступающих прямо с буржуазными проектами, лишь бы у них попадались сло­вечки «денежное хозяйство», его «необходимость» и т. п. выражения, для признания которых специально марксистскими нужна вся глубина остроумия г. Михайловского.

А Маркс всю цену своей теории полагал в том, что она «по самому существу своему — теория критическая и революционная» . И это последнее качество действительно присуще марксизму всецело и безусловно, потому что эта теория прямо ставит своей задачей вскрыть все формы антагонизма и эксплуатации в современном обществе, проследить их эволюцию, доказать их преходящий характер, неизбежность превраще­ния их в другую форму и послужить таким образом пролетариату для того, чтобы он как можно скорее и как можно легче покончил со

Заметьте, что Маркс говорит здесь о материалистической критике, которую только и считает науч­ной, т. е. критике, сопоставляющей политико-юридические, социальные, бытовые и др. факты с эконо­микой, с системой производственных отношений, с интересами тех классов, которые неизбежно склады­ваются на почве всех антагонистических общественных отношений. Что русские общественные отноше­ния — антагонистические, в этом едва ли кто мог сомневаться. Но основанием для такой критики их еще никто не пробовал брать.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 341

всякой эксплуатацией. Непреодолимая привлекательная сила, которая влечет к этой теории социалистов всех стран, в том и состоит, что она соединяет строгую и высшую научность (являясь последним словом общественной науки) с революционностью, и соединяет не случайно, не потому только, что основатель доктрины лично соединял в себе качества ученого и революционера, а соединяет в самой теории внутренне и не­разрывно. В самом деле, задачей теории, целью науки — прямо ставится тут содейст­вие классу угнетенных в его действительно происходящей экономической борьбе.

«Мы не говорим миру: перестань бороться вся твоя борьба пустяки. Мы только даем ему истинный лозунг борьбы»101.

Следовательно, прямая задача науки, по Марксу, это — дать истинный лозунг борь­бы, т. е. суметь объективно представить эту борьбу, как продукт определенной системы производственных отношений, суметь понять необходимость этой борьбы, ее содер­жание, ход и условия развития. «Лозунг борьбы» нельзя дать, не изучая со всей под­робностью каждую отдельную форму этой борьбы, не следя за каждым шагом ее, при ее переходе из одной формы в другую, чтобы уметь в каждый данный момент опреде­лить положение, не упуская из виду общего характера борьбы, общей цели ее — полно­го и окончательного уничтожения всякой эксплуатации и всякого угнетения.

Попробуйте сравнить с «критической и революционной» теорией Маркса ту бес­цветную дребедень, которую излагал в своей «критике» и против которой воевал «наш известный» Н. К. Михайловский, — и вы поражены будете, как это могут быть в самом деле люди, считающие себя «идеологами трудящегося класса» и ограничивающиеся... тем «плоским кружком», в который превращают теорию Маркса наши публицисты, стирая с нее все жизненное.

342 В. И. ЛЕНИН

Попробуйте сравнить с требованиями этой теории нашу народническую литературу, исходящую тоже ведь из желания быть идеологом трудящегося, литературу, посвящен­ную истории и современному состоянию наших экономических порядков вообще и крестьянства в частности, — и вы поражены будете, как могли социалисты удовлетво­ряться подобной теорией, которая ограничивалась изучением и описанием бедствий и моралью по поводу этих бедствий. Крепостное право изображается не как определен­ная форма хозяйственной организации, порождавшей такую-то эксплуатацию, такие-то антагонистические классы, такие-то политические, юридические и др. порядки, — а просто как злоупотребления помещиков и несправедливость по отношению к крестья­нам. Крестьянская реформа изображается не как столкновение определенных хозяйст­венных форм и определенных экономических классов, а как мероприятие начальства, «выбравшего» по ошибке «неверный путь», несмотря на самые благие намерения. По­реформенная Россия изображается как уклонение от истинного пути, сопровождаю­щееся бедствиями трудящегося, а не как известная система антагонистических произ­водственных отношений, имеющая такое-то развитие.

Теперь, впрочем, потеря кредита этой теорией несомненна, и чем скорее русские со­циалисты поймут, что не может быть, при настоящем уровне знаний, революционной теории вне марксизма, чем скорее направят они все свои силы на приложение этой тео­рии к России, в теоретическом и практическом отношениях, — тем вернее и быстрее будет успех революционной работы.

Для наглядной иллюстрации того, какое растление вносят гг. «друзья народа» в со­временную «бедную русскую мысль» своим призывом интеллигенции к культурному воздействию на «народ» для «создания» пра-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 343

вильной, настоящей промышленности и т. п., — приведем отзыв людей, держащихся резко отличного от нашего образа мыслей — «народоправцев», этих прямых, непосред­ственных потомков народовольцев. См. брошюру: «Насущный вопрос», 1894. Изд. пар­тии «Народного права».

Дав прекрасную отповедь тому сорту народников, которые говорят, «что ни под ка­ким видом, даже под условием широкой свободы, не должна Россия расставаться со своей экономической организацией, обеспечивающей (!) трудящемуся самостоятельное положение в производстве», которые говорят: «нам нужны не политические, а система­тические, планомерно проведенные экономические реформы», народоправцы продол­жают:

«Мы не защитники буржуазии и еще менее поклонники ее идеалов, но если бы злая судьба дала народу на выбор — «планомерные экономические реформы» под защитой земских начальников, ревниво оберегающих их от посягательств буржуазии, или же эту последнюю на почве политической свободы, т. е. при условиях, обеспечивающих наро­ду организованную защиту своих интересов, — мы думаем, что народ, избрав послед­нее, оказался бы в чистом выигрыше. У нас нет теперь «политических реформ», грозя­щих отнять у народа его мнимо-самостоятельную экономическую организацию, — и есть то, что всеми и везде принято считать буржуазной политикой, выражающейся в грубейшей эксплуатации народного труда. Теперь у нас нет ни широкой, ни узкой сво­боды, а есть покровительство сословным интересам, о котором мечтать перестали агра­рии и капиталисты конституционных стран. Теперь у нас нет «буржуазного парламен­таризма», общество на выстрел не допускается к управлению, — и есть гг. Найденовы, Морозовы, Кази и Беловы, выступающие с требованием китайской стены для огражде­ния своих интересов, наряду с представителями «нашего верного дворянства», доходя­щими до требования себе дарового кредита в размере 100 руб.

344 В. И. ЛЕНИН

на десятину. Их приглашают в комиссии, их выслушивают с почтением, их голос имеет решающее значение в важнейших вопросах экономической жизни страны. И в то же время кто и где выступает на защиту народа? не они ли, земские начальники? Не для него ли проектируются сельскохозяйственные рабочие роты? Не теперь ли с откровен­ностью, близкой к цинизму, было заявлено, что народу дан надел единственно для уп­латы податей и отбывания повинностей, как выразился в своем циркуляре вологодский губернатор? Он лишь формулировал и громко высказал то, что в своей политике фа­тально проводит самодержавие или, правильнее сказать, бюрократический абсолю­тизм».

Как ни туманны все еще представления народоправцев о том «народе», интересы ко­торого они хотят защищать, о том «обществе», в котором они продолжают видеть за­служивающий доверия орган охраны интересов труда, — но во всяком случае нельзя не признать, что образование партии «Народного права» есть шаг вперед, шаг к тому, что­бы окончательно сбросить иллюзии и мечтания об «иных путях для отечества», чтобы признать безбоязненно действительные пути и на их почве искать элементов для рево­люционной борьбы. Тут ясно обнаруживается стремление к образованию демократиче­ской партии. Говорю о «стремлении» только, потому что народоправцы, к сожалению, не проводят последовательно своей основной точки зрения. Они все еще толкуют об объединении и союзе с социалистами, не желая понять, что втягивать рабочих в про­стой политический радикализм значит отрывать только рабочих интеллигентов от ра­бочей массы, значит осуждать на бессилие рабочее движение, потому что оно может быть сильно лишь на почве полного и всестороннего проведения интересов рабочего класса, на почве экономической борьбы с капиталом, нераздельно сливающейся с по­литической борьбой против слуг капитала. Они не хотят понять, что «объединение» всех революционных элементов гораздо лучше

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 345

достигнется путем особой организации представителей отдельных интересов и совме­стного действия в известных случаях той и другой партии. Они все еще называют свою партию «социально-революционной» (см. Манифест партии «Народного права», поме­ченный 19 февраля 1894 г.), хотя в то же время ограничиваются исключительно поли­тическими реформами, обходя заботливейшим образом наши «проклятые» социалисти­ческие вопросы. Партии, так горячо призывающей к борьбе с иллюзиями, не следовало бы других вводить в иллюзии первыми же словами своего «манифеста»; не следовало бы говорить о социализме там, где нет ничего кроме конституционализма. Повторяю, однако, нельзя оценивать народоправцев, не приняв во внимание их происхождение от народовольцев. Нельзя не признать поэтому, что они делают шаг вперед, обосновывая политическую исключительно борьбу, не имеющую отношения к социализму, полити­ческой же исключительно программой. Социал-демократы от всей души желают успеха народоправцам, желают роста и развития их партии, желают более тесного их сближе­ния с теми общественными элементами, которые стоят на почве данных экономических

** „ г

порядков и житейские интересы которых действительно теснейшим образом связаны

с демократизмом.

Недолго сможет продержаться примирительное, трусливое, сентиментально-мечтательное народничество «друзей народа», когда на него нападут с обеих сторон: политические радикалы за то, что они способны выражать доверие к бюрократии, что они не понимают

Сами же они протестуют против веры в чудотворство интеллигенции, сами говорят о необходимо­сти вовлечения в борьбу самого народа. Для этого необходимо ведь связать эту борьбу с определенными житейскими интересами, необходимо, следовательно, различать отдельные интересы и отдельно их втя­гивать в борьбу... А если заслонять эти отдельные интересы голыми политическими требованиями, по­нятными лишь интеллигенции, не значит ли это опять поворачивать назад, опять ограничиваться борьбой одной лишь интеллигенции, бессилие которой было сейчас только признано?

(То есть капиталистических) — а не на почве необходимого отрицания этих порядков и беспощад­ной борьбы против них.

346 В. И. ЛЕНИН

безусловной необходимости политической борьбы; — социал-демократы — за то, что они пытаются выступать чуть не социалистами, не имея никакого отношения к социа­лизму, не имея никакого понятия о причинах угнетения трудящегося и характере про­исходящей классовой борьбы.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»

347

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА

И КРИТИКА ЕГО В КНИГЕ г. СТРУВЕ

(ОТРАЖЕНИЕ МАРКСИЗМА В БУРЖУАЗНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ)

По поводу книги П. Струве: «Критические заметки

к вопросу об экономическом развитии России».

СПБ. 1894 г.102

Написано в конце 1894начале 1895 ί

Напечатано в 1895 г. в сборнике

«Материалы к характеристике

нашего хозяйственного развития».

СПБ. Подпись: К. Тулин

Печатается по тексту сборника

«Материалы к характеристике

нашего хозяйственного развития»,

сверенному с текстом сборника:

Вл. Ильин. «За 12 лет», 1907

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 349

Титульный лист сборника, в котором была напечатана

работа В. И. Ленина «Экономическое содержание народничества

и критика его в книге г. Струве». — 1895 г.

351

Названная книга г. Струве представляет из себя систематическую критику народни­чества, понимая это слово в широком смысле — как теоретическую доктрину, опреде­ленно решающую важнейшие социологические и экономические вопросы, и как «сис­тему догматов экономической политики» (VII с). Одна уже постановка подобной зада­чи могла бы сообщить книге выдающийся интерес; но еще важнее в этом отношении та точка зрения, с которой ведется критика. Об ней автор говорит в предисловии следую­щее:

«Примыкая по некоторым основным вопросам к совершенно определившимся в ли­тературе взглядам, он (автор) нисколько не считал себя связанным буквой и кодексом какой-нибудь доктрины. Ортодоксией он не заражен» (IX).

Из всего содержания книги явствует, что под этими «совершенно определившимися в литературе взглядами» разумеются взгляды марксистские. Спрашивается, какие же именно «некоторые основные» положения марксизма автор принимает и какие отверга­ет? — почему и насколько? Автор не дает прямого ответа на этот вопрос. Поэтому, для выяснения того, что именно в этой книге может быть отнесено на счет марксизма, — какие положения доктрины автор принимает и насколько последовательно их выдер­живает, — какие отвергает и что в этих случаях получается, — для выяснения всего этого необходим подробный разбор книги.

352 В. И. ЛЕНИН

Содержание ее чрезвычайно разнообразно: автор дает, во-первых, изложение «субъ­ективного метода в социологии», принимаемого нашими народниками, критикует его и противопоставляет ему метод «историко-экономического материализма». Затем он дает экономическую критику народничества, во-первых, на основании «общечеловеческого опыта» (с. IX) и, во-вторых, на основании данных русской экономической истории и действительности. Попутно дается и критика догматов народнической экономической политики. Это разнообразие содержания (совершенно неизбежное при критике круп­нейшего течения нашей общественной мысли) определяет и форму разбора: приходит­ся следить шаг за шагом за изложением автора, останавливаясь на каждом ряде его ар­гументов.

Но прежде чем приступать к разбору книги, мне кажется необходимым остановиться поподробнее на некотором предварительном объяснении. Задача настоящей статьи — критика книги г. Струве с точки зрения человека, «примыкающего» по всем (а не по «некоторым» только) «основным вопросам к совершенно определившимся в литерату­ре взглядам».

Взгляды эти не раз уже излагались с целью критики на страницах либерально-народнической печати, и это изложение до безобразия затемнило их, — даже более то­го: исказило, припутав не имеющие никакого отношения к ним гегельянство, «веру в обязательность для каждой страны пройти через фазу капитализма» и много другого чисто уже нововременского вздора.

Особенно практическая сторона доктрины, применение ее к русским делам, подвер­галась искажениям. Не желая понять, что исходным пунктом доктрины русского мар­ксизма является совершенно иное представление о русской действительности, наши либералы и народники сличали доктрину со своим старым взглядом на эту действи­тельность и получали выводы не только ни с чем несообразные, но еще вдобавок воз­водящие на марксистов самые дикие обвинения.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 353

Не определив с точностью своего отношения к народничеству, — мне представляет­ся, поэтому, невозможным приступать к разбору книги г. Струве. Кроме того, предва­рительное сличение народнической и марксистской точек зрения необходимо для разъ­яснения многих мест разбираемой книги, которая ограничивается объективной сторо­ной доктрины и оставляет почти вовсе в стороне практические выводы.

Сличение это покажет нам, какие есть общие исходные пункты у народничества и марксизма и в чем их коренное отличие. При этом удобнее взять старое русское народ­ничество, так как оно, во-первых, неизмеримо выше современного (представляемого органами вроде «Русского Богатства») в отношении последовательности и договорен­ности, а, во-вторых, цельнее показывает лучшие стороны народничества, к которым в некоторых отношениях примыкает и марксизм.

Возьмем одну из таких professions de foi старого русского народничества и будем следить шаг за шагом за автором.

— исповеданий веры. Ред.

354 В. И. ЛЕНИН

ГЛАВА I

ПОДСТРОЧНЫЙ КОММЕНТАРИЙ К НАРОДНИЧЕСКОЙ PROFESSION DE FOI

В CCXLII томе «Отечественных Записок» помещена, без имени автора, статья: «Новые всходы на народной ниве», которая рельефно выдвигает прогрессивные сторо­ны народничества в противовес русскому либерализму.

Автор начинает с того, что «теперь» протестовать против «людей, выделяющихся из народной среды и становящихся на высшую общественную ступень», считается «чуть не изменой».

«Еще недавно один литературный осел лягнул «Отечественные Записки» за пессимизм к народу, как он выразился по поводу небольшой рецензии о книжке Златовратского, в которой, кроме пессимизма к ростовщичеству и развращающему влиянию полтины вообще, ничего пессимистического не было; а ко­гда, затем, Гл. Успенский написал комментарий к своим последним очеркам («Отеч. Записки», № 11, 1878 г.), то либеральное болото, совсем как в сказке, всколыхалось... и, нежданно-негаданно, явилось такое множество защитников народа, что мы, поистине, удивились тому, что народ наш имеет столько друзей... Я не могу не сочувствовать... постановке вопроса о красавице-деревне и об отношении к ней литературных парней или, лучше сказать, не парней, а старых волокит из гг. дворян и лакеев, и молодого купечества... Петь деревне серенады и «строить ей глазки» вовсе еще не значит любить и уважать ее, точно так же, как и указывать ее недостатки вовсе еще не значит — относиться к ней враждебно. Если вы спросите того же самого Успенского,., к чему больше лежит его душа, в чем он видит больше залогов будущего — в деревне или в стародворянском и ново-

* Год 1879-ый, № 2, «Современное обозрение», стр. 125—152.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 355

мещанском наслоениях? то разве может быть какое-нибудь сомнение в том, что он скажет: «в деревне»».

Это место весьма характерно. Во-первых, оно показывает наглядно, в чем сущность народничества: в протесте против крепостничества (стародворянское наслоение) и буржуазности (новомещанское) в России с точки зрения крестьянина, мелкого произ­водителя. Во-вторых, оно показывает в то же время и мечтательность этого протеста, его отворачивание от фактов.

Разве «деревня» существует где-нибудь вне «стародворянских» или «новомещан­ских» порядков? Разве не «деревню» именно строили и строят по-своему представите­ли тех и других? Деревня — это и есть «наслоение» отчасти «стародворянское», отчас­ти «новомещанское». Как ни вертите деревню, — но если вы будете ограничиваться констатированием действительности (об этом только и идет речь), а не возможностями, вы не сумеете найти в ней ничего иного, никакого третьего «наслоения». И если народ­ники находят, то только потому, что за деревьями не видят леса, за формой землевла­дения отдельных крестьянских общин не видят экономической организации всего рус­ского общественного хозяйства. Эта организация, превращая крестьянина в товаропро­изводителя, делает его мелким буржуа, — мелким обособленным хозяином на рынок; в силу этого она исключает возможность искать «залогов будущего» позади и заставляет искать их впереди — не в «деревне», в которой сочетание «стародворянского» и «ново­мещанского» наслоений страшно ухудшает положение труда и отнимает у него воз­можность борьбы против владык «новомещанских» порядков, так как самая противо­положность их интересов интересам труда недостаточно развита, — а в вполне разви­том, до самого конца «новомещанском» наслоении, вполне очистившемся от «старо­дворянских» прелестей, обобществившем труд, довершившем и выяснившем ту соци­альную противоположность, которая в деревне находится еще в зачаточном, придав­ленном состоянии.

Теперь следует наметить те теоретические различия, которые есть между доктрина­ми, приводящими

356 В. И. ЛЕНИН

к народничеству и марксизму, между пониманиями русской действительности и исто­рии.

Пойдем дальше за автором.

Он уверяет «гг. возмутившихся духом», что соотношение между народной бедно­стью и народной нравственностью Успенский понимает

«лучше многих поклонников деревни, для которых... деревня есть... нечто вроде либерального пас­порта, которым в эпохи, подобные переживаемой, запасаются обыкновенно все неглупые и практические буржуа».

Почему бы это, думаете вы, г. народник, происходит такая прискорбная и обидная для человека, желающего представлять интересы труда, вещь, как обращение в «либе­ральный паспорт» того, в чем он видит «залоги будущего»? Это будущее должно ис­ключать буржуазию, — а то, через что хотите вы идти к этому будущему, не только не встречается враждебно «практическими и неглупыми буржуа», а напротив, охотно бе­рется и берется за «паспорт».

Как вы думаете, мыслима ли была бы такая скандальная вещь, если бы «залоги бу­дущего» стали указывать вы не там, где социальные противоположности, свойственные тому строю, в котором хозяйничают «практические и неглупые буржуа», находятся еще в неразвитом, зачаточном состоянии, а там, где они развиты до конца, до пес plus ultra , где нельзя, следовательно, ограничиваться паллиативами и полумерами, где нельзя утилизировать desiderata трудящихся в свою пользу, где вопрос поставлен ребром.

Не говорите ли вы сами ниже такой вещи:

«Не хотят понять пассивные друзья народа той простой вещи, что в обществе все действующие силы слагаются, обыкновенно, в две равнодействующие, взаимно-противоположные, и что пассивные силы, не принимающие, по-видимому, участия в борьбе, служат только той силе, которая в данную минуту имеет перевес» (с. 132).

Разве деревня не подпадает под эту характеристику, разве она — какой-нибудь осо­бый мир, в котором

— до крайних пределов. Ред. — пожелания, требования. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 357

нет этих «взаимно-противоположных сил» и борьбы, чтобы о ней можно было говорить огулом, не боясь сыграть на руку «имеющей перевес силе»? Разве, раз уже речь пошла о борьбе, основательно начинать с того, где содержание этой борьбы загромождено ку­чей посторонних обстоятельств, мешающих твердо и окончательно отделить друг от друга эти взаимно-противоположные силы, мешающих видеть ясно главного врага? Не очевидно ли, что та программа, которую выставляет автор в конце статьи, — образова­ние, расширение крестьянского землевладения, уменьшение податей — не в состоянии затронуть ни на йоту того, кто имеет перевес, а последний пункт программы — «орга­низация народной промышленности» — уже предполагает, ведь, что борьба не только была, но, сверх того, что она уже кончилась победой? Ваша программа сторонится от того антагонизма, наличность которого вы сами не могли не признать. Поэтому она и не страшна хозяевам «новомещанского наслоения». Ваша программа — мелкобуржуаз­ная мечта. Вот почему только и годна она на то, чтобы быть «либеральным паспортом».

«Люди, для которых деревня есть отвлеченное понятие, а мужик — отвлеченный Нарцис, даже дума­ют плохо, когда говорят, что деревню нужно только хвалить и утверждать, что она отлично противостоит всем разрушающим ее влияниям. Если деревня поставлена в такие условия, что каждый день должна биться из-за копейки, если ее обирают ростовщики, обманывают кулаки, притесняют помещики, если ее иногда секут в волостном правлении, то разве это может оставаться без влияния на ее нравственную сто­рону?.. Если рубль, эта капиталистическая луна, выплывает на первый план деревенского ландшафта, если на него обращаются все взоры, все помыслы и душевные силы, если он становится целью жизни и мерилом способностей личности, то разве можно скрывать этот факт и говорить, что мужик есть такой Косьма-бессребреник, которому вовсе не нужны деньги? Если в деревне заметны стремления к розни, расцветает пышным цветом кулачество и стремится к закабалению слабейшего крестьянства в батраки, к разрушению общины и т. д., то разве можно, спрашиваю я, скрывать все эти факты?! Мы можем желать более обстоятельного и всестороннего их исследования, можем объяснять их себе гнетущими условиями бедности (с голоду люди воруют, убивают, а в крайних случаях даже едят друг друга), но скрывать их совсем невозможно.

358 В. И. ЛЕНИН

Скрывать их значит защищать statum quo , значит защищать пресловутое laissez faire, laissez aller , пока грустные явления не примут ужасающих размеров. Подрумянивать истину вообще всегда излишне».

Опять-таки, как хороша эта характеристика деревни и как мелки выводы из нее! как верно подмечены факты и как мизерно объяснение, понимание их! Снова видим мы тут гигантскую пропасть между desiderat'aMH насчет защиты труда и средствами их осуще­ствления. Капитализм в деревне — это для автора не более как «грустное явление». Не­смотря на то, что он видит такой же капитализм и в городе в крупных размерах, видит, как капитализм подчинил себе не только все области народного труда, но даже и «про­грессивную» литературу, преподносящую буржуазные меры от имени народа и во имя народа, — несмотря на это, он не хочет признать, что дело в особой организации наше­го общественного хозяйства, и утешает себя мечтами, что это только грустное явление, вызванное «гнетущими условиями». А если-де не держаться теории невмешательства, тогда можно устранить эти условия. Да, если бы да кабы! Но никогда еще не бывало на Руси политики невмешательства; всегда было вмешательство... в пользу буржуазии, и только сладкие грезы «послеобеденного спокойствия» могут породить надежду на из­менение этого без «перераспределения социальной силы между классами», как говорит г. Струве.

«Мы забываем, что обществу нашему нужны идеалы — политические, гражданские и иные — глав­ным образом для того, чтобы, запасшись ими, можно было уже ни о чем не думать, что ищет оно их не с юношеской тревогой, а с послеобеденным спокойствием, что разочаровывается оно в них не с душевны­ми муками, а с легкостью аркадского принца. Таково, по крайней мере, громадное большинство нашего общества. Ему, собственно говоря, и не нужно никаких идеалов, потому что оно сыто и вполне удовле­творяется утробными процессами».

Превосходная характеристика нашего либерально-народнического общества.

— существующее положение. Ред. — предоставьте событиям идти своим чередом. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 359

Спрашивается, кто же теперь последовательнее: «народники» ли, продолжающие во­зиться и нянчиться с этим «обществом», угощающие его изображением ужасов «гря­дущего» капитализма, «грозящего зла» , как выразился автор статьи, призывающие его представителей сойти с неправильного пути, на который «мы» уклонились и т. д., — или марксисты, которые так «узки», что резко отграничивают себя от общества и счи­тают необходимым обратиться исключительно к тем, кто не «удовлетворяется» и не может удовлетвориться «утробными процессами», для кого идеалы — нужны, для кого они являются вопросом повседневной жизни.

Это — отношение институтки, — продолжает автор. Это

«свидетельствует о глубоком развращении мысли и чувства... никогда еще не было такого прилично­го, лакированного, такого невинного и вместе с тем глубокого разврата. Разврат этот есть целиком дос­тояние нашей новейшей истории, достояние мещанской культуры [т. е. буржуазных, капиталистических порядков, точнее сказать. К. Т.], развившейся на почве барства, дворянского сентиментализма, невежест­ва и лени. Мещанство принесло в жизнь свою науку, свой нравственный кодекс и свои софизмы».

Казалось бы, автор настолько верно оценил действительность, чтобы понять и един­ственно возможный выход. Ежели все дело в нашей буржуазной культуре, — значит, не может быть иных «залогов будущего», кроме как в «антиподе» этой буржуазии, потому что он один окончательно «дифференцирован» от этой «мещанской культуры», оконча­тельно и бесповоротно враждебен ей и неспособен ни на какие компромиссы, из кото­рых так удобно выкраивать «либеральные паспорта».

Но нет. Можно еще помечтать. «Культура» — действительно одно «мещанство», один разврат. Но ведь это только результат старого барства (сам же сейчас признал, что она создана новейшей историей, той историей, которая именно и уничтожила старое барство)

Грозящего чему? утробным процессам? Капитализм не только не «грозит» им, а, напротив, обещает тончайшие и изысканнейшие яства.

360 В. И. ЛЕНИН

и лени — нечто, значит, случайное и не имеющее прочных корней и т. д., и т. д. Начи­наются фразы, не имеющие никакого смысла, кроме отворачивания от фактов и сенти­ментального мечтания, закрывающего глаза на наличность «взаимно-противоположных сил». Слушайте:

«Ему (мещанству) нужно водворить их (науку, нравственный кодекс) на кафедре, в литературе, в суде и в других пунктах жизни. [Выше мы видели, что оно уже водворило их в таком глубоком «пункте жиз­ни», как деревня. К. Т.] Оно прежде всего не находит для этого достаточно годных людей и, по необхо­димости, обращается к людям других традиций. [Это русская-то буржуазия «не находит людей»?! Не стоит и опровергать этого, тем более, что автор сам себя ниже опровергнет. К. Т.] Люди эти не знают дела [русские капиталисты?! К. Т.], шаги их неопытны, движения неуклюжи [достаточно «знают дело», чтобы получать десятки и сотни процентов прибыли; достаточно «опытны», чтобы практиковать повсе­местно track-system103; достаточно ловки, чтобы получать покровительственные пошлины. Только тому, кто непосредственно и прямо не чувствует на себе гнета этих людей, только мелкому буржуа и могла померещиться такая фантазия. К. Т.]; они стараются подражать западноевропейской буржуазии, выписы­вают книжки, учатся [вот уже автор сам должен признать фантастичность сочиненного им сейчас мечта­ния: будто у нас «мещанская культура» развилась на почве невежества. Неправда. Именно она принесла пореформенной России ее культурность, «образованность». «Подрумянивать истину», изображать врага бессильным и беспочвенным «вообще всегда излишне». К. Т.]; порой их берет сожаление о прошлом, а порой раздумье о будущем, так как слышны откуда-то голоса, что мещанство есть только наглый вре­менщик, что наука его не выдерживает критики, а нравственный кодекс и совсем никуда не годится».

Это русская-то буржуазия грешит «сожалением о прошлом», «раздумьем о буду­щем»?! Подите вы! И охота же людям самих себя морочить, клеветать так необъятно на бедную русскую буржуазию, будто она смущалась голосами о «негодности мещанст­ва»! Не наоборот ли: не «смутились» ли эти «голоса», когда на них хорошенько при­крикнули, не они ли это проявляют «раздумье о будущем»?..

И подобные господа удивляются еще и прикидываются непонимающими, за что их называют романтиками!

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 361

«Между тем, надо спасаться. Мещанство не просит, а приказывает, под страхом погибели, идти на работу . Не пойдешь — останешься без хлеба и будешь стоять среди улицы — выкрикивать: «отставному штабс-капитану!», а то и совсем околеешь с голоду. И вот начинается работа, слышится визг, скрип, ляз­ганье, идет суматоха. Работа спешная, не терпящая отлагательств. Наконец, механизм пущен. Визга и острых звуков как будто бы меньше, части как будто бы обходятся, слышен только грохот чего-то неук­люжего. Но тем страшнее: доски гнутся все больше и больше, винты хлябают и, того и гляди, все разле­тится вдребезги».

Это место потому особенно характерно, что в рельефной, лаконической, красивой форме содержит схему тех рассуждений, которые любят облачать в научную форму российские народники. Исходя из бесспорных, не подлежащих никакому сомнению фактов, доказывающих наличность противоречий при капиталистическом строе, на­личность угнетения, вымирания, безработицы и т. д., они усиливаются доказать, что капитализм — крайне нехорошая вещь, «неуклюжая» [ср. В. В., Каблукова («Вопрос о рабочих в сельском хозяйстве»), отчасти г. Николая —она], которая «того и гляди» разлетится вдребезги.

Глядим, вот уже много-много лет, как глядим, и видим, что эта сила, приказываю­щая русскому народу идти на работу, все крепнет и растет, хвастает перед всей Евро­пой мощью создаваемой ею России и радуется, конечно, тому, что «слышатся голоса» только о необходимости уповать на то, что «винты расхлябаются».

«У людей слабых замирает сердце от страха. «Тем лучше», — говорят люди отчаянные. «Тем лучше», — говорит и буржуазия: — «скорее выпишем из-за границы новый механизм, скорее приготовим плат­формы, доски и другие грубые части из домашнего материала, скорее заведем искусных машинистов». Между тем, нравственная сторона общества во все это время находится в самом скверном состоянии. Некоторые входят во вкус новой деятельности и стараются через силу, некоторые отстают и разочаровы­ваются в жизни».

Заметьте это, читатель. Когда народник говорит, что у нас в России «на работу приказывает идти мещанство», — тогда это правда. А когда марксист скажет, что у нас господствует капиталистический способ производства, — тогда г. В. В. закричит, что он стремится к «замене демократического (sic!! (так! ! Ред.)) строя капиталистическим».

362 В. И. ЛЕНИН

Бедная русская буржуазия! «Через силу» старается присваивать сверхстоимость! и чувствует себя скверно с нравственной стороны! (Не забудьте, что страницей назад вся эта нравственность сводилась к утробным процессам и разврату.) Понятно, что тут уже нет никакой надобности в борьбе с ней — да еще какой-то классовой борьбе, — а про­сто пожурить хорошенько — и она перестанет себя насиловать.

«О народе в это время почти никто не думает; между тем, делается, по правилам буржуазии, все для народа, за его счет; между тем, каждый общественный деятель и литература считают долгом распростра­няться об его благе... Это либерально-кокетливое направление подавило все остальные и сделалось пре­обладающим. В наш демократический век не только г. Суворин публично признается в любви к народу и говорит: «одно я всегда любил и умру с этой любовью — народ, я сам вышел из народа» (что еще ровно ничего не доказывает); но даже «Московские Ведомости» как-то совсем иначе относятся к нему... и как-то, по-своему, конечно, заботятся об его благоустройстве. В настоящее время не осталось ни одного ор­гана печати, подобного покойной «Вести», т. е. явно недружелюбного к народу. Но явно недружелюбное отношение было лучше, потому что тогда враг был на чистоту, как на ладони: видно было, с какой сто­роны он дурак, с какой плут. Теперь все — друзья и в то же время все — враги; все перемешалось в об­щем хаосе. Народ, как говорит Успенский, именно опутан каким-то туманом, сбивающим неопытного человека с толку и пути. Прежде он видел перед собою одну искреннюю беззаконность. Теперь же ему говорят, что он так же свободен, как и помещик, говорят, что он сам управляет своими делами, говорят, что его поднимают из ничтожества и ставят на ноги, тогда как во всех этих заботах тянется, перевивая их тонкою, но цепкою нитью, одна нескончаемая фальшь и лицемерие».

Что верно, то верно!

«Тогда далеко не все занимались устройством ссудосберегательных товариществ, поощряющих кула­чество и оставляющих настоящих бедняков без кредита».

Сначала можно бы подумать, что автор, понимая буржуазность кредита, должен со­вершенно сторониться от всяких таких буржуазных мер. Но отличительная и основная черта мелкого буржуа — воевать против буржуазности средствами буржуазного же общества. Поэтому и автор, как и народники вообще, исправляет

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 363

буржуазную деятельность, требуя более широкого кредита, кредита для настоящих бедняков !

«... не толковали о необходимости интенсивного хозяйства, которому мешает передел полей и община (?); не распространялись о тяжести подушных податей, умалчивая о налогах косвенных и о том, что по­доходный налог превращается обыкновенно на практике в налог на тех же бедняков; не говорили о необ­ходимости земельного кредита для покупки крестьянами земель у помещиков по ненормально высоким ценам и т. д... То же самое и в обществе: там тоже такое множество друзей у народа, что только даешься диву... Вероятно, скоро о любви к народу станут говорить закладчики и целовальники».

Протест против буржуазности превосходен; но выводы мизерные: буржуазия царит и в жизни, и в обществе. Казалось бы, следует отвернуться от общества и идти к анти­поду буржуазии.

Нет, следует пропагандировать кредит для «настоящих бедняков»!

«Кто больше виноват в подобном смутном положении вещей — литература или общество, — опреде­лить трудно, да и определять совершенно бесполезно. Говорят, что рыба разлагается с головы, но я не придаю этому чисто кулинарному наблюдению никакого значения».

Разлагается буржуазное общество — вот, значит, мысль автора. Стоит подчеркнуть, что именно таков исходный пункт марксистов.

«А между тем, когда мы кокетничаем с деревней и делаем ей глазки, колесо истории вертится, дейст­вуют стихийные силы, или, говоря понятнее и проще, к жизни пристегиваются всевозможные пройдохи и перестраивают ее по-своему. Пока литература будет спорить о деревне, о прекраснодушии мужика и об отсутствии у него знаний, пока публицистика будет исписывать целые ведра чернил по вопросам об об­щине и формах землевладения, пока податная комиссия будет продолжать обсуждать податную реформу, — деревня окажется вконец обездоленной».

Вот что! «Пока мы говорим — колесо истории вертится, действуют стихийные си­лы» !

Какой бы шум вы подняли, друзья, когда бы это сказал я!104

Когда марксисты говорят о «колесе истории и стихийных силах», поясняя притом с точностью, что эти

364 В. И. ЛЕНИН

«стихийные силы» есть силы развивающейся буржуазии, — гг. народники предпочи­тают замалчивать вопрос о том, верен ли и верно ли оценен факт роста этих «стихий­ных сил», и болтать непроходимую белиберду о том, какие это «мистики и метафизи­ки» люди, способные говорить о «колесе истории» и «стихийных силах».

Разница между выписанным признанием народника и обычным положением мар­ксистов только та — и весьма существенная разница, — что, между тем как для народ­ника эти «стихийные силы» сводятся к «пройдохам», которые «пристегиваются к жиз­ни», для марксиста стихийные силы воплощаются в классе буржуазии, который являет­ся продуктом и выражением общественной «жизни», представляющей из себя капита­листическую общественную формацию, а не случайно или извне откуда-то «пристеги­ваются к жизни». Оставаясь на поверхности различных кредитов, податей, форм земле­владения, переделов, улучшений и т. п., народник не может видеть у буржуазии глубо­ких корней в русских производственных отношениях и потому утешает себя детскими иллюзиями, что это не более как «пройдохи». И естественно, что с такой точки зрения, действительно, будет абсолютно непонятно, при чем тут классовая борьба, когда все дело только в устранении «пройдох». Естественно, что гг. народники на усиленные и многократные указания марксистов на эту борьбу отвечают ничего не понимающим молчанием человека, который не видит класса, а видит только «пройдох».

С классом может бороться только другой класс, и притом непременно такой, кото­рый вполне уже «дифференцирован» от своего врага, вполне противоположен ему, но с «пройдохами», разумеется, достаточно бороться одной полиции, в крайнем случае, — «обществу» и «государству».

Скоро мы увидим, однако, каковы эти «пройдохи» по характеристике самого народ­ника, как глубоки их корни, как всеобъемлющи их общественные функции.

Далее, после вышевыписанных слов о «пассивных друзьях народа» автор непосред­ственно продолжает:

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 365

«Это — нечто худшее, чем вооруженный нейтралитет в политике, худшее потому, что тут всегда ока­зывается активная помощь сильнейшему. Как бы пассивный друг ни был искренен в своих чувствах, ка­кое бы скромное и тихое положение он ни старался принять на житейском поприще, он все равно будет вредить друзьям...»

«... Для людей, более или менее цельных и искренне любящих народ , подобное положение вещей становится, наконец, невыносимо омерзительным. Им становится стыдно и противно слушать это сплошное и приторное изъяснение в любви, которое повторяется из года в год каждый день, повторяется и в канцеляриях, и в великосветских салонах, и в трактирах, за бутылкою клико, и никогда не переходит в дело. Вот поэтому-то, в конце концов, они и приходят к огульному отрицанию всей этой мешанины».

Эта характеристика отношения прежних русских народников к либералам почти це­ликом подошла бы к отношению марксистов к теперешним народникам. Марксистам тоже «невыносимо» уже слушать о помощи «народу» кредитами, покупками земель, техническими улучшениями, артелями, общественными запашками и т. п. Они тоже требуют от людей, желающих стоять на стороне... не «народа», нет, — а того, кому буржуазия приказывает идти на работу, — «огульного отрицания» всей этой либераль­но-народнической мешанины. Они находят, что это «невыносимое» лицемерие — тол­ковать о выборе путей для России, о бедствиях «грозящего» капитализма, о «нуждах народной промышленности», когда во всех областях этой народной промышленности царит капитал, идет глухая борьба интересов, и надо не замазывать, а раскрывать ее, — не мечтать: «лучше бы без борьбы» , amp; развивать ее в отношении прочности, преем­ственности, последовательности и, главное, идейности.

Как неопределенны тут отличительные признаки от «пассивных друзей»! Те, ведь, тоже бывают «цельными» людьми и, несомненно, «искренне» «любят народ». Из предыдущего противопоставления с очевидностью следует, что пассивному надо противопоставить того, кто участвует в борьбе «взаимно-противоположных» общественных сил. Hier liegt der Hund begraben (Вот где собака зарыта. Ред.).

" Г-н Южаков в № 7 «Р. Б—ва» за 1894 г.

*** Выражение г-на Кривенко («Р. Б.», 1894, № 10) в ответ на слова г-на Струве о «суровой борьбе общественных классов».

366 В. И. ЛЕНИН

«Вот поэтому-то, в конце концов, и являются известные гражданские заповеди, известные категори­ческие требования порядочности, требования строгие и подчас даже узкие, за что их в особенности недо­любливают ширококрылые либералы, любящие простор в потемках и забывающие их логическое проис­хождение».

Превосходное пожелание! Безусловно необходимы именно «строгие» и «узкие» тре­бования.

Но беда в том, что все превосходные намерения народников оставались в области «невинных пожеланий». Несмотря на то, что они сознавали необходимость таких тре­бований, несмотря на то, что они имели весьма достаточно времени для их осуществ­ления, — они до сих пор не выработали их, они постоянно сливались с российским ли­беральным обществом целым рядом постепенных переходов, они продолжают сливать­ся с ним и до сих пор .

Поэтому — пускай уже они пеняют на себя, если теперь марксисты против них вы­двигают требования действительно очень «строгие» и очень «узкие», — требования ис­ключительного служения исключительно одному классу (именно тому, который «диф­ференцирован от жизни»), его самостоятельному развитию и мышлению, требования полного разрыва с «гражданской» «порядочностью» российских «порядочных» буржу­ев.

«Как бы ни были, на самом деле, узки эти заповеди в частностях, во всяком случае ничего не скажешь против общего требования: «одно из двух: или будьте действительными друзьями, или же обратитесь в открытых врагов!»

Мы переживаем в настоящее время чрезвычайно важный исторический процесс — процесс формиро­вания третьего сословия. Перед нашими глазами совершается подбор представителей и происходит ор­ганизация новой общественной силы, которая готовится управлять жизнью».

Некоторые наивные народники, в простоте своей не понимающие, что пишут против себя, даже хва­лятся этим:

«Наша интеллигенция вообще, литература в частности, — пишет г. В. В. против г. Струве, — даже представители наиболее буржуазных течений, носят на себе, так сказать, народнический характер» («Не­деля», 1894 г., № 47, стр. 1506).

Как в жизни мелкий производитель рядом незаметных переходов сливается с буржуазией, — так в литературе народнические невинные пожелания становятся «либеральным паспортом» для вместителей

г- «105

утробных процессов, пенкоснимателей и т. д.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 367

Только еще «готовится»? А кто же «управляет»? Какая другая «общественная сила»?

Уж не та ли, которая выражалась в органах à la «Весть» ? — Невозможно. Мы не в 1894 г., а в 1879 г., накануне «диктатуры сердца»107, — когда, по выражению автора статьи, «крайних консерваторов показывают на улице пальцем», над ними «хохочут во всю глотку».

Уж не «народ» ли, трудящиеся? — Отрицательный ответ дает вся статья автора.

И при этом говорить все еще: «готовится управлять»?! Нет, сила эта давным-давно «приготовилась», давным-давно «управляет»; «готовятся» же только одни народники — выбирать лучшие пути для России, да так, должно быть, и просбираются до тех пор, пока последовательное развитие классовых противоречий не оттеснит, не вытолкнет за борт всех, кто от них сторонится.

«Процесс этот, начавшийся в Европе гораздо раньше нашего, во многих государствах пришел уже к концу"; в других он еще задерживается обломками феодализма и противодействием рабочих классов, но историческое колесо и здесь с каждым годом все больше и больше дробит эти обломки и укатывает жизнь для новых порядков».

Вот до какой степени не понимают наши народники западноевропейского рабочего движения! Оно «задерживает», видите ли, капитализм, — и его, как «обломок», ставят рядом с феодализмом!

Наглядное доказательство того, что не только для России, но и для Запада наши на­родники не в состоянии понять того, как можно бороться с капитализмом не «задержи­ванием» его развития, а ускорением его, не сзади, а спереди, не реакционно, а прогрес­сивно.

«В общих чертах процесс этот состоит в следующем: между дворянством и народом образуется но­вый общественный слой из элементов, опускающихся сверху, и элементов, поднимающихся снизу, кото­рые как бы имеют одинаковый удельный вес, если

* — вроде. Ред.

То есть что это значит: «пришел к концу»? То ли, что уже виден его конец, что уже собирается «но­вая сила»? — тогда он и у нас приходит к концу. Или то, что там уже более не нарождается 3-го сосло­вия? — это неверно, потому что и там есть еще мелкие производители, выделяющие горстки буржуазии и массы пролетариата.

368 В. И. ЛЕНИН

можно так выразиться; элементы эти тесно сплачиваются, соединяются, претерпевают глубокое внут­реннее изменение и начинают изменять и верхний и нижний слои, приспособляя их к своим потребно­стям. Процесс этот чрезвычайно интересен сам по себе, а для нас он имеет особенно важное значение. Для нас тут представляется целый ряд вопросов: составляет ли господство третьего сословия роковую и неизбежную ступень цивилизации каждого народа?..»

Что за гиль?! Откуда и при чем тут «роковая неизбежность»? Не сам ли автор опи­сывал и еще подробнее будет ниже описывать господство 3-го сословия у нас, на свя­той Руси, в 70-е годы?

Автор берет, очевидно, те теоретические доводы, за которые прятались представите­ли нашей буржуазии.

Ну, как же это не мечтательная поверхностность — принимать такие выдумки за чистую монету? не понимать, что за этими «теоретическими» рассуждениями стоят интересы, интересы того общества, которое сейчас так верно было оценено, интересы буржуазии?

Только романтик и может думать, что можно силлогизмами бороться с интересами.

«... нельзя ли государству прямо с одной ступени перейти на другую, не делая при этом никаких саль-то-морталей, которые чудятся на каждом шагу чересчур предусмотрительным филистерам, и не слушая фаталистов, видящих в истории один роковой порядок, вследствие которого господство третьего сосло­вия так же неизбежно для государства, как неизбежна для человека старость или юность?..»

Вот какое глубокое понимание у народников нашей действительности! Если госу­дарство содействует развитию капитализма, — то это вовсе не потому, что буржуазия владеет такой материальной силой, что «посылает на работу» народ и гнет в свою сто­рону политику. Вовсе нет. Дело просто в том, что профессора Вернадские, Чичерины, Менделеевы и пр. держатся неправильных теорий о «роковом» порядке, а государство их «слушает».

«... нельзя ли, наконец, смягчить отрицательные стороны наступающего порядка, как-нибудь видоиз­менить его или сократить время его господства? Неужели, и в самом деле, государство есть нечто такое инертное, непроизвольное и бессильное, что не может влиять на свои судьбы и изменять их; неужели,

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 369

и в самом деле, оно есть нечто вроде волчка, пускаемого провидением, который двигается по определен­ному только пути, только известное время и совершает известное число оборотов, или вроде организма с весьма ограниченною волею; неужели, и в самом деле, им управляет нечто вроде гигантского чугунного колеса, которое давит всякого дерзновенного, осмеливающегося попытать ближайших путей к человече­скому счастью?!»

Это чрезвычайно характерное место, с особенной наглядностью показывающее ре­акционность, мелкобуржуазность того представительства интересов непосредствен­ных производителей, которое давалось и дается российскими народниками. Будучи враждебно настроены против капитализма, мелкие производители представляют из се­бя переходный класс, смыкающийся с буржуазией, и потому не в состоянии понять, что неприятный им крупный капитализм — не случайность, а прямой продукт всего совре­менного экономического (и социального, и политического, и юридического) строя, складывающегося из борьбы взаимно-противоположных общественных сил. Только непонимание этого и в состоянии вести к такой абсолютной нелепости, как обращение к «государству», как будто бы политические порядки не коренились в экономических, не выражали их, не служили им.

Неужели государство есть нечто инертное? — вопрошает с отчаянием мелкий про­изводитель, видя, что по отношению к его интересам оно, действительно, замечательно инертно.

Нет, — могли бы мы ответить ему, — государство ни в каком случае не есть нечто инертное, оно всегда действует и действует очень энергично, всегда активно и никогда пассивно, — и автор сам страничкой раньше характеризовал эту активную деятель­ность, ее буржуазный характер, ее естественные плоды. Плохо только то, что он не хо­чет видеть связи между таким ее характером и капиталистической организацией рус­ского общественного хозяйства, и поэтому так поверхностен.

Неужели государство — волчок, неужели это — чугунное колесо? спрашивает Kleinbürger , видя,

— мелкий бур5куа. Ред.

370 В. И. ЛЕНИН

что «колесо» вертится вовсе не так, как он того желал бы.

О нет, — могли бы мы ответить ему, — это не волчок, не колесо, не закон фатума, не воля провидения: его двигают «живые личности» «сквозь строй препятствий» (вроде, например, сопротивления непосредственных производителей, или представителей ста­родворянского наслоения), именно те «живые личности», которые принадлежат к имеющей перевес общественной силе. И поэтому, чтобы заставить колесо вертеться в другую сторону, надо против «живых личностей» (т. е. общественных элементов, при­надлежащих не к идеологическим состояниям, а прямо выражающих насущные эконо­мические интересы) обратиться тоже к «живым личностям», против класса — обра­титься тоже к классу. Для этого весьма недостаточно добрых и невинных пожеланий насчет «ближайших путей», — для этого нужно «перераспределение социальной силы между классами», для этого нужно стать идеологом не того непосредственного произ­водителя, который стоит в стороне от борьбы, а того, который стоит в самой горячей борьбе, который уже окончательно «дифференцирован от жизни» буржуазного общест­ва. Это единственный, а потому ближайший «путь к человеческому счастью», путь, на котором можно добиться не только смягчения отрицательных сторон положения ве­щей, не только сократить его существование ускорением его развития, но и совсем по­ложить конец ему, заставив «колесо» (не государственных уже, а социальных сил) вер­теться совсем в иную сторону.

«... Нас занимает только процесс организации третьего сословия, даже только люди, выходящие из народной среды и становящиеся в его ряды. Люди эти очень важны: они исполняют чрезвычайно важные общественные функции, от них прямо зависит степень интенсивности буржуазного порядка. Без них не обходилась ни одна страна, где только этот порядок водво-

Г-н Н. Михайловский, у г. Струве, с. 8: «Живая личность со всеми своими помыслами и чувствами становится деятелем истории на свой собственный страх. Она, а не какая-нибудь мистическая сила, ста­вит цели в истории и движет к ним события сквозь строй препятствий, поставляемых ей стихийными силами природы и исторических условий».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 371

рялся. Если их нет или недостаточно в стране, то их необходимо вызвать из народа, необходимо создать в народной жизни такие условия, которые способствовали бы их образованию и выделению, необходимо, наконец, охранять их и помогать их росту, пока они не окрепнут. Здесь мы встречаемся с прямым вме­шательством в исторические судьбы со стороны людей наиболее энергичных, которые пользуются об­стоятельствами и минутой для своих интересов. Обстоятельства эти состоят, главным образом, в необхо­димости промышленного прогресса (в замене кустарного производства мануфактурным и мануфактур­ного фабричным, в замене одной системы полеводства другою, более рациональною), без чего государ­ство, действительно, обойтись не может, при известной густоте населения и международных сношениях, и в разладе политическом и нравственном, что обусловливается как экономическими факторами, так и ростом идей. Эти-то настоятельные в государственной жизни изменения и связывают обыкновенно люди ловкие с собою и с известными порядками, которые, без всякого сомнения, могли бы быть заменены и всегда могут быть заменены другими, если другие люди будут умнее и энергичнее, чем они были до сих пор».

Итак, автор не может не признать, что буржуазия исполняет «важные общественные функции», — функции, которые обще можно выразить так: подчинение себе народного труда, руководство им и повышение его производительности. Автор не может не ви­деть того, что экономический «прогресс» действительно «связывается» с этими элемен­тами, т. е. что наша буржуазия действительно несет с собой экономический, точнее ска­зать, технический прогресс.

Но тут-то и начинается коренное различие между идеологом мелкого производителя и марксистом. Народник объясняет этот факт (связи между буржуазией и прогрессом) тем, что «ловкие люди» «пользуются обстоятельствами и минутой для своих интере­сов», — другими словами, считает это явление случайным и потому с наивной смело­стью заключает: «без всякого сомнения, эти люди всегда (!) могут быть заменены дру­гими», которые тоже дадут прогресс, но прогресс не буржуазный.

Марксист объясняет этот факт теми общественными отношениями людей по произ­водству материальных ценностей, которые складываются в товарном хозяйстве, делают товаром труд, подчиняют его капиталу

372 В. И. ЛЕНИН

и поднимают его производительность. Он видит тут не случайность, а необходимый продукт капиталистического устройства нашего общественного хозяйства. Он видит поэтому выход не в россказнях о том, что «могут, без сомнения», сделать люди, заме­няющие буржуа (сначала, ведь, надо еще «заменить», — а для этого одних слов или об­ращения к обществу и государству недостаточно), а в развитии классовых противоре­чий данного экономического порядка.

Всякий понимает, что эти два объяснения диаметрально противоположны, что из них вытекают две исключающие друг друга системы действия. Народник, считая бур­жуазию случайностью, не видит связей ее с государством и с доверчивостью «просто­душного мужичка» обращается за помощью к тому, кто именно и охраняет ее интере­сы. Его деятельность сводится к той умеренной и аккуратной, казенно-либеральной деятельности, которая совершенно равносильна с филантропией, ибо «интересов» серь­езно не трогает и нимало им не страшна. Марксист отворачивается от этой мешанины и говорит, что не может быть иных «залогов будущего», кроме «суровой борьбы эконо­мических классов».

Понятно также, что если эти различия в системах действия непосредственно и неиз­бежно вытекают из различий объяснения факта господства нашей буржуазии, — то марксист, ведя теоретический спор, ограничивается доказательством необходимости и неизбежности (при данной организации общественного хозяйства) этой буржуазии (это и вышло с книгой г. Струве), и если народник, обходя вопрос об этих различных прие­мах объяснения, занимается разговорами о гегельянстве и о «жестокости к личности» , — то это наглядно показывает лишь его бессилие.

«История третьего сословия в Западной Европе чрезвычайно длинная... Мы, конечно, всю эту исто­рию не повторим, вопреки учению фаталистов; просвещенные представители нашего третьего сословия не станут, конечно, также употреблять всех тех средств для достижения своих целей, к каким прибегали

* Г-н Михайловский в № 10 «Р. Б.» за 1894 г.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 373

прежде, и возьмут из них только наиболее подходящие и соответствующие условиям места и времени. Для обезземеления крестьянства и создания фабричного пролетариата они не станут, конечно, прибегать к грубой военной силе или не менее грубой прочистке поместий...»

«Не станут прибегать...»?!! Только у теоретиков слащавого оптимизма и можно встретить такое умышленное забывание фактов прошлого и настоящего, которые уже сказали свое «да», — и розовое упованье, что в будущем, конечно, будет «нет». Конеч­но, это ложь.

«... а обратятся к уничтожению общинного землевладения, созданию фермерства, немногочисленного класса зажиточных крестьян и вообще к средствам, при которых экономически слабый погибает сам собою. Они не станут теперь создавать цехов, но будут устраивать кредитные, сырьевые, потребитель­ные и производительные ассоциации, которые, суля общее счастье, будут только помогать сильному сделаться еще сильнее, а слабому еще слабее. Они не будут хлопотать о патримониальном суде, но будут хлопотать о законодательстве для поощрения трудолюбия, трезвости и образования, в которых будет подвизаться только молодая буржуазия, так как масса будет по-прежнему пьянствовать, будет невежест­венна и будет трудиться за чужой счет».

Как хорошо характеризованы тут все эти кредитные, сырьевые и всякие другие ассо­циации, все эти меры содействия трудолюбию, трезвости и образованию, к которым так трогательно относится наша теперешняя либерально-народническая печать, «Р. Б—во» в том числе. Марксисту остается только подчеркнуть сказанное, согласиться вполне, что действительно все это не более как представительство третьего сословия, и, следовательно, люди, пекущиеся об этом, не более как маленькие буржуа.

Эта цитата — достаточный ответ современным народникам, которые из презритель­ного отношения марксистов к подобным мерам заключают, что они хотят быть «зрите­лями», что они хотят сидеть сложа руки. Да, конечно, в буржуазную деятельность они никогда

Это превосходно осуществляется и без уничтожения общины, которая нисколько не устраняет рас­кола крестьянства, — как это установлено земской статистикой.

374 В. И. ЛЕНИН

не вложат своих рук, они всегда останутся по отношению к ней «зрителями».

«Роль этого класса (выходцев из народа, мелкой буржуазии), образующего сторожевые пикеты, стрелковую цепь и авангард буржуазной армии, к сожалению, очень мало интересовала историков и эко­номистов, тогда как роль его, повторяем, чрезвычайно важна. Когда совершалось разрушение общины и обезземеление крестьянства, то совершалось это вовсе не одними лордами и рыцарями, а и своим же братом, т. е. опять-таки — выходцами из народа, выходцами, наделенными практической сметкой и гиб­кой спиной, пожалованными барской милостью, выудившими в мутной воде или приобревшими грабе­жом некоторый капиталец, выходцами, которым протягивали руку высшие сословия и законодательство. Их называли наиболее трудолюбивыми, способными и трезвыми элементами народа...»

Это наблюдение с фактической стороны очень верно. Действительно, обезземеление производилось главным образом «своим же братом», мелким буржуа. Но понимание этого факта у народника неудовлетворительно. Он не отличает двух антагонистических классов, феодалов и буржуазии, представителей «стародворянских» и «новомещан­ских» порядков, не отличает различных систем хозяйственной организации, не видит прогрессивного значения второго класса по сравнению с первым. Это во-первых. Во-вторых, он приписывает рост буржуазии грабежу, сметке, лакейству и т. д., тогда как мелкое хозяйство на почве товарного производства превращает в мелкого буржуа само­го трезвого, работящего хозяина: у него получаются «сбережения», и силою окружаю­щих отношений эти «сбережения» превращаются в капитал. Прочитайте об этом в описаниях кустарных промыслов и крестьянского хозяйства, у наших беллетристов-народников.

«... Это даже не стрелковая цепь и авангард, а главная буржуазная армия, строевые нижние чины, со­единенные в отряды, которыми распоряжаются штаб- и обер-офицеры, начальники отдельных частей и генеральный штаб, состоящий из публицистов, ораторов и ученых . Без этой армии буржуазия ничего не могла бы поделать. Разве английские лендлорды, которых не насчитывается 30 тысяч, могли бы управ­лять голодной массой

Следовало добавить: администраторов, бюрократии. Иначе указание состава «генерального штаба» грешит невозможной неполнотой, — невозможной по русским особенно условиям.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 375

в несколько десятков миллионов без фермеров?! Фермер, это — настоящий боевой солдат в смысле по­литическом и маленькая экспроприирующая ячейка в смысле экономическом... На фабриках роль ферме­ров исполняют мастера и подмастерья, получающие очень хорошее жалованье не за одну только более искусную работу, но и за то, чтобы наблюдать за рабочими, чтобы отходить последними от станка, что­бы не допускать со стороны рабочих требований о прибавке заработной платы или уменьшении часов труда и чтобы давать хозяевам возможность говорить, указывая на них: «смотрите, сколько мы платим тем, кто работает и приносит нам пользу»; лавочники, находящиеся в самых близких отношениях к хо­зяевам и заводской администрации; конторщики, всевозможных видов надсмотрщики и тому подобная мелкая тля, в жилах которой течет еще рабочая кровь, но в душе которой засел уже полновластно капи­тал. [Совершенно верно! К. Т.] Конечно, то же самое, что мы видим в Англии, можно видеть и во Фран­ции, и в Германии, и в других странах. [Совершенно верно! И в России тоже. К. Т.] Изменяются в неко­торых случаях только разве частности, да и те по большей части остаются неизменными. Французская буржуазия, восторжествовавшая в конце прошлого столетия над дворянством или, лучше сказать, вос­пользовавшаяся народной победой, выделила из народа мелкую буржуазию, которая помогла обобрать и сама обобрала народ и отдала его в руки авантюристов... В то время, как в литературе пелись гимны французскому народу, когда превозносилось его величие, великодушие и любовь к свободе, когда все эти воскуривания стояли над Францией туманом, буржуазный кот уплетал себе курчонка и уплел его почти всего, оставив народу одни косточки. Прославленное народное землевладение оказалось микро­скопическим, измеряющимся метрами и часто даже не выдерживающим расходов по взиманию нало­гов...»

Остановимся на этом.

Во-первых, нам интересно бы спросить народника, кто у нас «воспользовался побе­дой над крепостным правом», над «стародворянским наслоением»? Вероятно, не бур­жуазия. Что делалось у нас в «народе» в то время, когда «в литературе пелись гимны», которые приводил сейчас автор, о народе, о любви к народу, о великодушии, об об­щинных свойствах и качествах, о «социальном взаимоприспособлении и солидарной деятельности» внутри общины, о том, что Россия — вся артель, что община — это «все, что есть в мыслях и действиях сельского люда», etc. , etc, etc, что поется

* — et cetera — и так далее. Ред.

376 В. И. ЛЕНИН

и посейчас (хотя и в минорном тоне) на страницах либерально-народнической печати? Земли, конечно, не отбирались у крестьянства; буржуазный кот не уплетал курчонка, не уплел почти всего; «прославленное народное землевладение» не «оказалось микроско­пическим», в нем не было превышения платежей над доходами? — Нет, только «мис­тики и метафизики» способны утверждать это, считать это фактом, брать этот факт за исходную отправную точку своих суждений о наших делах, своей деятельности, на­правленной не на поиски «иных путей для отечества», а на работу на данном, совер­шенно уже определившемся, капиталистическом пути.

Во-вторых. Интересно сравнить метод автора с методом марксистов. На конкрет­ных рассуждениях гораздо лучше можно уяснить их различие, чем посредством отвле­ченных соображений. Почему это автор говорит о французской «буржуазии», что она восторжествовала в конце прошлого века над дворянством? почему деятельность, со­стоявшая преимущественно и почти исключительно из деятельности интеллигенции, именуется буржуазной? и потом, действовало ведь правительство, отбирая земли у кре­стьянства, налагая высокие платежи и т. д.? Наконец, ведь эти деятели говорили о люб­ви к народу, о равенстве и всеобщем счастье, как говорили и говорят российские либе­ралы и народники? можно ли при этих условиях видеть во всем этом одну «буржуа­зию»? не «узок» ли этот взгляд, сводящий политические и идейные движения к Plus-macherei ? — Смотрите, это — всё те же вопросы, которыми заваливают русских мар­ксистов, когда они однородные вещи говорят про нашу крестьянскую реформу (видя ее отличие лишь в «частностях»), про пореформенную Россию вообще. Я говорю здесь, повторяю, не о фактической правильности нашего взгляда, а о методе, который в дан­ном случае употребляет

И не только «часто», как во Франции, а в виде общего правила, причем превышение исчисляется не только десятками, а даже сотнями процентов. — погоне за прибылью, за наживой. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 377

народник. Он берет критерием — результаты («оказалось», что народное землевладе­ние микроскопично, кот «уплетал» и «уплел» курчонка) и притом исключительно эко­номические результаты.

Спрашивается, почему же применяет он этот метод только по отношению к Фран­ции, не желая употреблять его и для России? Ведь метод должен быть везде один. Если во Франции за деятельностью правительства и интеллигенции вы ищете интересов, то почему вы не ищете их на святой Руси? если там критерий ваш ставит вопрос о том, каково «оказалось» народное землевладение, почему здесь критерий ставится о том, каково оно «может» оказаться? Если там фразы о народе и его великодушии при на­личности «уплетания курчонка» внушают вам справедливое отвращение, — почему здесь не отворачиваетесь вы, как от буржуазных философов, от тех, кто при несомнен­ной, вами же признаваемой наличности «уплетания» способен говорить о «социальном взаимоприспособлении», о «народной общинности», о «нуждах народной промышлен­ности» и тому подобные вещи?

Ответ один: потому, что вы — идеолог мелкой буржуазии, потому что ваши идеи,

т. е. идеи народнические вообще, а не идеи Ивана, Петра, Сидора, — результат отраже-

* ния интересов и точки зрения мелкого производителя, а вовсе не результат «чистой»

мысли.

«Но для нас в особенности поучительна в этом отношении Германия, опоздавшая так же, как и мы, с буржуазной реформой и потому воспользовавшаяся опытом других народов не в положительном, а в отрицательном, конечно, смысле». Состав крестьянства в Германии — пересказывает автор Васильчико-ва — был неоднороден: крестьяне разделялись и по правам и по владению, по размерам наделов. Весь процесс привел к образованию «крестьянской аристократии», «сословия мелкопоместных землевладель­цев недворянского происхождения», к превращению массы «из домохозяев в чернорабочих». «Наконец, довершила дело и отрезала всякие легальные пути к поправлению положения рабочих полуаристократи­ческая, полумещанская конституция 1849 г., давшая право голоса только дворянству и имущему мещан­ству».

Выражение г-на В. В. См. «Наши направления», а также «Неделю» за 1894 г., №№ 47—49.

378 В. И. ЛЕНИН

Оригинальное рассуждение. Конституция «отрезала» легальные пути?! Это — еще отражение той доброй старой теории российских народников, по которой «интеллиген­ция» приглашалась пожертвовать «свободой», ибо таковая, дескать, служила бы лишь ей, а народ отдала бы в руки «имущего мещанства». Мы не станем спорить против этой нелепой и реакционной теории, потому что от нее отказались современные народники вообще и наши ближайшие противники, гг. публицисты «Русского Богатства» в част­ности. Но мы не можем не отметить, что, отказываясь от этой идеи, делая шаг вперед к открытому признанию данных путей России, вместо разглагольствования о возможно­сти иных путей, — эти народники тем самым окончательно установили свою мелко­буржуазность, так как настаивание на мелких, мещанских реформах в связи с абсолют­ным непониманием классовой борьбы ставит их на сторону либералов против тех, кто становится на сторону «антипода», видя в нем единственного, так сказать, дестинатэра тех благ, о которых идет речь.

«И в Германии в это время было много людей, которые предавались только восторгам от эмансипа­ции, предавались десять лет, двадцать лет, тридцать лет и более; люди, которые всякий скептицизм, вся­кое недовольство реформой считали на руку реакции и предавали их проклятию. Простодушные из них представляли себе народ в виде коня, выпущенного на волю, которого опять можно поставить в конюш­ню и начать на нем почтовую гоньбу (что вовсе не всегда возможно). Но были тут и плуты, льстившие народу, а под шумок ведшие другую линию, плуты, пристраивавшиеся к таким искренно любившим на­род разиням, которых можно было проводить и эксплуатировать. Ах, эти искренние разини! Когда начи­нается гражданская борьба, то вовсе не всякий готов к ней и вовсе не всякий к ней способен».

Прекрасные слова, которые хорошо резюмируют лучшие традиции старого русского народничества и которыми мы можем воспользоваться для характеристики отношения русских марксистов к современному русскому народничеству. Для такого употребления — не приходится много изменять в них: настолько одно-

— созидателя. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 379

роден процесс капиталистического развития обеих стран; настолько однородны обще­ственно-политические идеи, отражавшие этот процесс.

У нас тоже царят и правят в «передовой» литературе люди, которые толкуют о «су­щественных отличиях нашей крестьянской реформы от западной», о «санкции народ­ного (sic!) производства», о великом «наделении землей» (это выкуп-то! !) и т. п. и ждут поэтому от начальства ниспослания чуда, именуемого «обобществлением труда», ждут «десять лет, двадцать лет, тридцать лет и более», а кот — о котором мы сейчас говори­ли — уплетает курчонка, смотря с ласковостью сытого и спокойного зверя на «искрен­них разинь», толкующих о необходимости избрать другой путь для отечества, о вреде «грозящего» капитализма, о мерах помощи народу кредитами, артелями, обществен­ными запашками и тому подобным невинным штопаньем. «Ах, эти искренние разини!»

«Вот этот-то процесс образования третьего сословия переживаем теперь и мы, и, главным образом, наше крестьянство. Россия отстала с этим делом от всей Европы, даже от своей институтской подруги или, вернее, пепиньерки — Германии. Главным рассадником и бродилом третьего сословия были везде в Европе города. У нас, наоборот», — несравненно меньше городских жителей... «Главная причина этой разницы заключается в нашем народном землевладении, удерживающем население в деревне. Увеличе­ние городского населения в Европе тесно связано с обезземелением народа и фабричной промышленно­стью, которая, при капиталистических условиях производства, нуждается в дешевом труде и в избытке его предложения. В то время, как изгоняемое из деревень европейское крестьянство шло на заработки в города; наше крестьянство, докуда хватает сил, держится за землю. Народное землевладение есть глав­ный стратегический пункт, главный ключ крестьянской позиции, значение которого отлично понимают вожаки мещанства и потому направляют на него все свое искусство и все свои силы. Отсюда-то и проис­ходят все нападки на общину, отсюда-то и выходят в великом множестве разные проекты об отрешении земледельца от земли, во имя рациональной агрономии, во имя процветания промышленности, во имя национального прогресса и славы!»

Тут уже наглядно сказывается поверхностность народнической теории, которая, из-за мечтаний об «иных

380 В. И. ЛЕНИН

путях», совершенно неправильно оценивает действительность: усматривает «главный пункт» — в таких не играющих коренной роли юридических институтах, как формы крестьянского землевладения (общинное или подворное); видит нечто особенное в на­шем мелком крестьянском хозяйстве, как будто бы это не было обыкновенное хозяйст­во мелких производителей, совершенно однородное — по типу своей политико-экономической организации — с хозяйством западноевропейских ремесленников и крестьян, а какое-то «народное» (!?) землевладение. По установившейся в нашей либе­рально-народнической печати терминологии, слово «народный» означает такой, кото­рый исключает эксплуатацию трудящегося, — так что автор своей характеристикой прямо затушевывает несомненный факт наличности в нашем крестьянском хозяйстве того же присвоения сверхстоимости, того же труда за чужой счет, какой царит и вне «общины», и настежь отворяет двери сентиментальному и слащавому фарисейству.

«Настоящая наша община, малоземельная и обремененная податями, еще не бог весть какая гарантия. Земель у крестьянства было и без того не много, а теперь, вследствие возрастания населения и ухудше­ния плодородия, стало еще меньше; податная тягость не уменьшается, а увеличивается; промыслов мало; местных заработков еще меньше; жизнь в деревне становится настолько тяжелою, что крестьянство це­лыми деревнями уходит далеко на заработки, оставляя дома только жен и детей. Таким образом пустеют целые уезды... Под влиянием этих-то тяжелых условий жизни, с одной стороны, из крестьянства и выде­ляется особый класс людей — молодая буржуазия, которая стремится покупать землю на стороне, в оди­ночку, стремится к другим занятиям — торговле, ростовщичеству, составлению рабочих артелей, с со­бою во главе, получению разных подрядов и тому подобным мелким аферам».

Стоит со всей подробностью остановиться на этом месте.

Мы видим тут, во-первых, констатирование известных фактов, которые можно выра­зить двумя словами: крестьяне бегут; во-вторых, оценку их (отрицательную) и, в-третьих, объяснение их, из которого вытекает непосредственно и целая программа, здесь не изложенная, но слишком хорошо известная (земли прибавить, подати умень­шить; промыслы «поднять» и «развить»).

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 381

Необходимо подчеркнуть, что с точки зрения марксиста вполне и безусловно спра­ведливо (и только выражено, как сейчас увидим, крайне неудовлетворительно) и первое и второе. Но никуда уже ровно не годится третье .

Поясню это. Справедливо первое. Справедлив факт, что община наша — не гаран­тия, что крестьянство бросает деревню, уходит с земли; надо было сказать: экспро­приируется, — потому что оно владело (на правах частной собственности) известными средствами производства (из них землею на особом праве, дававшем, однако, тоже в частное эксплуатирование и землю, выкупаемую общинами) и теряет их. Справедливо, что кустарные промыслы «падают» — т. е. и тут крестьяне экспроприируются, теряют средства и орудия производства, бросают домашнее ткачество и идут в рабочие по по­стройке железных дорог, в каменщики, в чернорабочие и т. д. по найму. Те средства производства, от которых освобождаются крестьяне, идут в руки ничтожного мень­шинства, служа источником эксплуатации рабочей силы, — капиталом. Поэтому прав автор, что владельцы этих средств производства становятся «буржуазией», т. е. клас­сом, держащим в своих руках «народный» труд при капиталистической организации общественного хозяйства. Все эти факты констатированы правильно, оценены верно за их эксплуататорское значение.

Но уже из сделанного описания читатель увидел, конечно, что марксист совсем ина­че объясняет эти факты. Народник видит причины этих явлений в том, что «мало зем­ли», обременительны подати, падают «заработки» — т. е. в особенностях политики — поземельной, податной, промышленной, а не в особенностях общественной организа­ции производства, из которой уже неизбежно вытекает данная политика.

Земли мало — рассуждает народник — и становится все меньше. (Я беру даже не это непременно заявление

Вот почему теоретики марксизма, воюя с народничеством, напирают так на объяснение, понимание, на объективную сторону.

382 В. И. ЛЕНИН

автора статьи, а общее положение народнической доктрины.) — Совершенно справед­ливо, но почему же это вы говорите только, что земли мало, а не добавляете: мало про­дают. Ведь вы знаете, что наши крестьяне выкупают свои наделы у помещиков. Поче­му же вы обращаете главное внимание на то, что мало, а не на то, что продают?

Самый уже этот факт продажи, выкупа — указывает на господство таких принципов (приобретение средств производства за деньги), при которых трудящиеся все равно ос­танутся без средств производства, мало ли, много ли их продавать станут. Замалчивая этот факт, вы замалчиваете тот капиталистический способ производства, на почве ко­торого только и могла появиться такая продажа. Замалчивая его, вы тем самым стано­витесь уже на почву этого буржуазного общества и превращаетесь в простого полити­кана, рассуждающего о том, много или мало продавать земли. Вы не видите, что самый уже этот факт выкупа доказывает, что «в душе» тех, чьи интересы осуществили «вели­кую» реформу, кто провел ее, «засел уже полновластно капитал», что для всего этого либерально-народнического «общества», которое опирается на созданные реформой порядки, политиканствуя о различных улучшениях их, — только и света, что от «капи­талистической луны». Поэтому-то народник и ополчается с такой ненавистью на тех, кто последовательно стоит на принципиально иной почве. Он поднимает крик, что они не заботятся о народе, что они хотят обезземеливать крестьян! !

Он, народник, заботится о народе, он не хочет обезземелить крестьянство, он хочет, чтобы ему земли было больше (продано). Он — честный лавочник. Правда, он умалчи­вает о том, что земли не даром даются, а продаются, — но разве в лавках говорят о том, что за товары надо платить деньги? Это всякий и так знает.

Понятно, что он ненавидит марксистов, которые говорят, что надо обращаться ис­ключительно к тем, кто уже «дифференцирован» от этого лавочнического общества, «отлучен» от него, — если позволительно употребить

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 383

эти характернейшие мелкобуржуазные выражения господ Михайловских и Южако-

* вых .

Пойдем дальше. «Промыслов мало» — вот точка зрения народника на кустарные промыслы. И опять-таки о том, какова организация этих промыслов, он умалчивает. Он благодушно закрывает глаза на то, что и те промыслы, которые «падают», и те, которые «развиваются», — одинаково организованы капиталистически, с полным порабощени­ем труда капиталу скупщиков, купцов и т. д., и ограничивается мещанскими требова­ниями прогрессов, улучшений, артелей и т. п., как будто бы подобные меры могут хоть сколько-нибудь затронуть факт господства капитала. Как в области земледелия, так и в области промышленности обрабатывающей он становится на почву данной их органи­зации и воюет не против самой этой организации, а против различных несовершенств ее. — Что касается податей, то тут уж народник сам опроверг себя, выставив рельефно основную характеристическую черту народничества — способность на компромиссы. Выше он сам утверждал, что всякий налог (даже подоходный) ляжет на рабочие руки при наличности системы присвоения сверхстоимости, — но тем не менее он вовсе не отказывается потолковать с либеральным обществом о том, велики ли подати или ма­лы, и преподать с «гражданской порядочностью» надлежащие советы департаменту податей и сборов.

Одним словом, причина, по мнению марксиста, не в политике, не в государстве и не в «обществе», — а в данной системе экономической организации России; дело не в том, что «ловкие люди» или «пройдохи» ловят рыбу в мутной воде, а в том, что «народ» представляет из себя два, друг другу противоположные, друг друга исключающие, класса: «в обществе все действующие силы слагаются в две равнодействующие, взаим­но-противоположные» .

Кроме замалчивания и непонимания капиталистического характера выкупа, гг. народники скромно обходят и тот факт, что «малоземелье» крестьян дополняется наличностью весьма хороших кусочков земли у представителей «стародворянского» наслоения.

384 В. И. ЛЕНИН

«Люди, заинтересованные в водворении буржуазного порядка, видя крушение своих проектов , не ос­танавливаются на этом: они ежечасно твердят крестьянству, что виновата во всем община и круговая порука, переделы полей и мирские порядки, потворствующие лентяям и пьяницам; они устраивают для достаточных крестьян ссудосберегательные товарищества и хлопочут о мелком земельном кредите для участкового землевладения; они устраивают в городах технические, ремесленные и разного рода другие училища, в которые опять-таки попадают только дети достаточных людей, тогда как масса остается без школ; они помогают богатым крестьянам улучшать скот выставками, премиями, племенными произво­дителями, отпускаемыми из депо за плату, и т. д. Все эти мелкие усилия складываются в одну значитель­ную силу, которая действует на деревенский мир разлагающим образом и все больше и больше раскалы­вает крестьянство надвое».

Характеристика «мелких усилий» хороша. Мысль автора, что все эти мелкие усилия (на которых так усердно стоит теперь «Русское Богатство» и вся наша либерально-народническая пресса) означают, выражают и проводят «новомещанское» наслоение, капиталистические порядки, — совершенно справедлива.

Это обстоятельство именно и является причиной отрицательного отношения мар­ксистов к подобным усилиям. А тот факт, что эти «усилия» несомненно представляют собой ближайшие desiderata мелких производителей, — доказывает, по их мнению, правильность основного их положения: что нельзя видеть представителя идеи труда в крестьянине, так как он, являясь при капиталистической организации хозяйства мелким буржуа, в силу этого становится на почву данных порядков,

* Итак, крушение проекта об уничтожении общины — означает победу над интересами «водворения буржуазного порядка»! !

Сочинивши себе мещанскую утопию из «общины», народник доходит до такого мечтательного игно­рирования действительности, что в проекте против общины видит целое водворение буржуазного поряд­ка, тогда как это — простое политиканство на почве вполне уже «водворенного» буржуазного строя.

Самым решительным доводом против марксиста является для него вопрос, который и задается с ви­дом окончательного торжества: нет, вы скажите, вы хотите уничтожить общину или нет? да или нет? — Дли него тут весь вопрос, все «водворение». Он абсолютно не хочет понять, что с точки зрения марксис­та «водворение» — давний уже и бесповоротный факт, которого ни уничтожение общины, ни укрепле­ние ее не затронет, — как и теперь господство капитала одинаково и в общинной, и в подворной деревне.

Более глубокий протест против «водворения» народник старается выставить апологией водворения. Утопающий за соломинку хватается.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 385

в силу этого примыкает некоторыми сторонами своей жизни (и своих идей) к буржуа­зии.

Этим местом небесполезно также воспользоваться, чтобы подчеркнуть следующее. Отрицательное отношение марксистов к «мелким усилиям» — особенно вызывает на­рекания господ народников. Напоминая им об их предках, мы тем самым показываем, что было время, когда народники иначе смотрели на это, когда они не так охотно и усердно шли на компромиссы [хотя и тогда все-таки шли, как доказывает эта же ста­тья], когда они — не скажу: понимали, — но по крайней мере чувствовали буржуаз­ность всех таких усилий, когда отрицание их осуждалось как «пессимизм к народу» только самыми наивными из либералов.

Приятное общение господ народников с этими последними, в качестве представите­лей «общества», принесло, видимо, полезные плоды.

Неспособность удовлетворяться «мелкими усилиями» буржуазного прогресса вовсе не означает абсолютного отрицания частных реформ. Марксисты вовсе не отрицают некоторой (хотя и мизерной) пользы этих мероприятий: они могут принести трудяще­муся некоторое (хотя и мизерное) улучшение его положения; они ускорят вымирание особенно отсталых форм капитала, ростовщичества, кабалы и т. п., ускорят превраще­ние их в более современные и человечные формы европейского капитализма. Поэтому марксисты, если бы их спросили, следует ли принимать такие меры, ответили бы, ко­нечно: следует, но при этом пояснили бы свое отношение вообще к тому капиталисти­ческому строю, который этими мерами улучшается, — при этом мотивировали бы свое согласие желанием ускорить развитие этого строя и, следовательно, финал его .

«Если мы обратим внимание, что у нас крестьянство разделено, как в Германки, по правам и владе­нию, на различные категории (государственные крестьяне, удельные, бывшие помещичьи, и из них по­лучившие полные наделы, средние и

Это относится не только к «техническим и другим училищам», к улучшениям техники крестьян и кустарей, но и к «расширению крестьянского землевладения», к «кредиту» и т. п.

386 В. И. ЛЕНИН

четвертные, дворовые); что общинный быт не представляется у нас общим бытом; что в юго-западном крае, встречаясь с личным землевладением, мы встречаемся опять с крестьянами тяглыми, пешими , ого­родными, батрачными и чиншевиками, из которых одни имеют по 100 десятин и более, а другие не име­ют и вершка земли; что в балтийских губерниях аграрный строй представляется совершенным сколком с германского аграрного строя и т. д., — то увидим, что и у нас есть почва для буржуазии».

Нельзя не отметить тут того мечтательного преувеличения значения общины, кото­рым всегда грешили народники. Автор выражается так, как будто бы «общинный быт» исключал буржуазию, исключал раздробление крестьян! Да ведь это же прямая неправ­да!

Всякий знает, что и общинные крестьяне тоже раздроблены по правам и наделам; что во всякой наиобщинной деревне крестьяне опять-таки раздроблены и «но правам» (безземельные, надельные, бывшие дворовые, выкупившие наделы особыми взносами, приписные etc, etc), и «по владению»: крестьяне, которые сдали наделы, у которых их отобрали за недоимки, за то, что они не обрабатывают и запускают, — и которые сни­мают чужие наделы; крестьяне, имеющие «вечную» землю или «покупающие на года» по нескольку десятин; наконец, крестьяне бездомовые, без всякого скота, безлошадные и многолошадные. Всякий знает, что в каждой наиобщинной деревне на этой почве хо­зяйственной раздробленности и товарного хозяйства растут пышные цветы ростовщи­ческого капитала, кабалы во всех ее формах. А народники все еще рассказывают свои приторные сказки о каком-то «общинном быте»!

«И молодая буржуазия у нас, действительно, растет не по дням, а по часам, растет не по одним только еврейским окраинам, но и внутри России. Выразить цифрами ее численность пока очень трудно, но, смотря на возрастающее число землевладельцев, на увеличивающееся число торговых свидетельств, на увеличивающееся число жалоб из деревень на мироедство и кулачество и т. п. признаки , можно думать, что численность ее уже значительна».

См. настоящий том, стр. 36—37. Ред.

К которым следует добавить — покупки с помощью крестьянского банка, «прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве» — улучшения техники и культуры, введение улучшенных орудий, травосея­ние и т. п., развитие мелкого кредита и организацию сбыта для кустарей и т. д.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 387

Совершенно верно! Именно этот факт, верный для 1879 г. и бесспорный, в неизме­римо большем развитии, для 1895 г., и служит одним из устоев марксистского понима­ния русской действительности.

Отношение к этому факту у нас одинаково отрицательное; мы оба согласны в том, что он выражает явления, противоположные интересам непосредственных производи­телей, — но мы совершенно различно понимаем эти факты. Теоретическую сторону этого различия я уже охарактеризовал выше, а теперь обращусь к практической.

Буржуазия — особенно деревенская — еще слаба у нас; она только еще зарождается, говорит народник. Поэтому с ней и можно еще бороться. Буржуазное направление очень еще несильно — поэтому можно еще повернуть назад. Время не ушло.

Только метафизик-социолог (превращающийся на практике в трусливого реакцион­ного романтика) в состоянии рассуждать таким образом. Я уже не буду говорить о том, что «слабость» буржуазии деревенской объясняется отливом сильных ее элементов, ее вершин, в города, — что в деревнях это только — «солдаты», а в городах уже сидит «генеральный штаб», — я не буду говорить о всех этих, донельзя очевидных извраще­ниях факта народниками. Есть еще ошибка в этом рассуждении, которая и делает его метафизическим.

Мы имеем перед собой известное общественное отношение, отношение между дере­венским мелким буржуа (богатым крестьянином, торгашом, кулаком, мироедом и т. п.) и «трудовым» крестьянином, трудовым «за чужой счет», разумеется.

Отношение это существует — народник не сможет отрицать его всеобщей распро­страненности. Но оно слабо — говорит он — и потому его можно еще исправить.

Историю делают «живые личности», скажем мы этому народнику, угощая его его же добром. Исправление, изменение общественных отношений, разумеется, возможно, но возможно лишь тогда, когда исходит от самих членов этих исправляемых или изменяе­мых

388 В. И. ЛЕНИН

общественных отношений. Это ясно, как ясен ясный божий день. Спрашивается, мо­жет ли «трудовой» крестьянин изменить это отношение? В чем оно состоит? — В том, что два мелкие производителя хозяйничают при системе товарного производства, что это товарное хозяйство раскалывает их «надвое», что оно дает одному капитал, друго­го заставляет работать «за чужой счет».

Каким же образом наш трудовой крестьянин изменит это отношение, когда он сам одной ногой стоит на той именно почве, которую и нужно изменять? как может он по­нять негодность обособленности и товарного хозяйства, когда он сам обособлен и хо­зяйничает на свой риск и страх, хозяйничает на рынок? когда эти условия жизни поро­ждают в нем «помыслы и чувства», свойственные тому, кто поодиночке работает на рынок? когда он раздроблен самыми материальными условиями, величиной и характе­ром своего хозяйства, и в силу этого его противоположность капиталу настолько еще не развита, что он не может понять, что это именно — капитал, а не только «пройдо­хи» да ловкие люди?

Не очевидно ли, что следует обратиться туда, где это же (nota bene ) общественное отношение развито до конца, где члены этого общественного отношения, являющиеся непосредственными производителями, сами уже окончательно «дифференцированы» и «отлучены» от буржуазных порядков, где противоположность уже развита так, что ясна сама собой, где невозможна уже никакая мечтательная, половинчатая постановка во­проса? И когда непосредственные производители, стоящие в этих передовых условиях, будут «дифференцированы от жизни» буржуазного общества не только в факте, но и β своем сознании, — тогда и трудовое крестьянство, поставленное в отсталые, худшие условия, увидит, «как это делается», и примкнет к своим товарищам по работе «за чу­жой счет».

«Когда у нас говорят о фактах покупки крестьянами земель и объясняют, что крестьянство покупает землю и в личную соб-

* — заметьте. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 389

ственность и миром, то никогда почти не добавляют к этому, что мирские покупки составляют только редкое и ничтожное исключение из общего правила личных покупок».

Приведя далее данные о том, что число частных землевладельцев, достигавшее 103158 в 1861 г., оказалось 313529, по данным 60-х годов, и сказав, что это объясняется тем, что второй раз сосчитаны мелкие собственники из крестьян, которые не считались при крепостном праве, автор продолжает:

«это и есть наша молодая сельская буржуазия, непосредственно примыкающая и соединяющаяся с мелкопоместным дворянством».

Правда, — скажем мы на это, — совершенная правда, — особенно насчет того, что она «примыкает» и «соединяется»! И поэтому к идеологам мелкой буржуазии относим мы тех, кто придает серьезное значение (в смысле интересов непосредственных произ­водителей) «расширению крестьянского землевладения», т. е. и автора, говорящего это на стр. 152-ой.

Поэтому-то и считаем мы не более как политиканами людей, разбирающих вопрос о личных и мирских покупках так, как будто бы от него зависело хоть на йоту «водворе­ние» буржуазных порядков. Мы и тот и другой случай относим к буржуазности, ибо покупка есть покупка, деньги суть деньги в обоих случаях, т. е. такой товар, который попадает лишь в руки мелкого буржуа , все равно, объединенного ли миром «для соци­ального взаимоприспособления и солидарной деятельности» или разъединенного уча­стковым землевладением.

«Впрочем, она (молодая сельская буржуазия) тут далеко еще не вся. «Мироед» — слово, конечно, не новое на Руси, но оно никогда не имело такого значения, какое получило теперь, никогда не оказывало такого давления на односельцев, какое оказывает теперь. Мироед был лицом каким-то патриархальным,

Речь идет, разумеется, не о таких деньгах, которые служат только для приобретения необходимых предметов потребления, а о свободных деньгах, которые могут быть сбережены для покупки средств производства.

390 В. И. ЛЕНИН

сравнительно с настоящим, лицом, всегда подчинявшимся миру, а иногда просто лентяем, особенно и не гнавшимся за наживой. — В настоящее время слово мироед имеет другое значение, а в большинстве гу­берний оно сделалось уже только родовым понятием, сравнительно мало употребляется и заменяется словами: кулак, коштан, купец, кабатчик, кошатник, подрядчик, закладчик и т. д. Это раздробление одно­го слова на несколько слов, слов, отчасти тоже не новых, а отчасти совершенно новых или доселе не встречавшихся в крестьянском обиходе, показывает прежде всего на то, что в эксплуатации народа про­изошло разделение труда, а затем на широкое разрастание хищничества и на специализацию его. Почти в каждом селе и в каждой деревне есть один или несколько таких эксплуататоров».

Бесспорно, что этот факт разрастания хищничества подмечен верно. Напрасно толь­ко автор, как и все народники, несмотря на все эти факты, не хочет понять, что это сис­тематическое, всеобщее, правильное (даже с разделением труда) кулачество есть про­явление капитализма в земледелии, есть господство капитала в его первичных формах, который, с одной стороны, постоянно высачивает тот городской, банковский, вообще европейский капитализм, который народники считают чем-то наносным, а с другой стороны, — поддерживается и питается этим капитализмом, одним словом, что это — одна из сторон капиталистической организации русского народного хозяйства.

Кроме того, характеристика «эволюции» мироеда даст нам возможность еще ули­чить народника.

В реформе 1861 г. народник видит санкцию народного производства, усматривает в ней существенные отличия от западной.

Те мероприятия, которых он теперь жаждет, равным образом сводятся к подобной же «санкции» — общины и т. п., к подобным же «обеспечениям наделом» и средствами производства вообще.

Отчего же это, г. народник, реформа, «санкционировавшая народное (а не капитали­стическое) производство», привела только к тому, что из «патриархального лентяя» по­лучился сравнительно энергичный, бойкий, подернутый цивилизацией хищник? только к перемене формы хищничества, как и соответствующие великие реформы на Западе?

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 391

Отчего думаете вы, что следующие шаги «санкции» (вполне возможные в виде рас­ширения крестьянского землевладения, переселений, регулирований аренды и прочих несомненных прогрессов, но только прогрессов буржуазных), — почему думаете вы, что они поведут к чему-нибудь иному, кроме дальнейшего видоизменения формы, дальнейшей европеизации капитала, перерождению его из торгового в производитель­ный, из средневекового — в новейший?

Иначе не может быть — по той простой причине, что подобные меры нисколько не задевают капитала, т. е. того отношения между людьми, при котором в руках одних скоплены деньги — продукт общественного труда, организованного товарным хозяй­ством, — а у других нет ничего кроме свободных «рук» , свободных именно от того продукта, который сосредоточен у предыдущего разряда.

«... Из них (из этих кулаков и т. д.) не имеющая капитала мелюзга примыкает обыкновенно к крупным торговцам, снабжающим их кредитом или поручающим им покупку за свой счет; более состоятельные ведут дело самостоятельно, сами сносятся с большими торговыми и портовыми городами, отправляют туда от своего имени вагоны и сами отправляются за товарами, потребными на месте. Садитесь вы на любую железную дорогу и вы непременно встретите в III классе (редко во II) десятки этого люда, от­правляющегося куда-нибудь по своим делам. Вы узнаете этих людей и по особому костюму, и по край­ней бесцеремонности обращения, и по резкому гоготанью над какой-нибудь барыней, которая просит не курить, или над мужичком [так и стоит: «мужичком». К. Т.], отправляющимся куда-нибудь на заработки, который оказывается «необразованным», потому что ничего не понимает в коммерции и ходит в лаптях. Вы узнаете этих людей и по разговору. Разговаривают они обыкновенно: о «курпеях», о «постных мас­лах», о коже, о «снетке», о просах и т. п. Вы услышите при этом и цинические рассказы об употребляе­мых ими мошенничествах и фальсификациях товаров: о том, как солонину, давшую «сильный дух, сбыли на фабрику», о том, что «подкрасить чай всякий сумеет, ежели раз ему показать», что «в сахар можно вогнать водою три фунта лишнего веса на голову, так что покупатель ничего не заметит» и т. д. Расска­зывается все это с такой откровенностью и

«Масса будет по-прежнему... трудиться за чужой счет» (разбираемая статья, стр. 135): если бы она не была «свободна» (de facto, — de jure же (фактически, — юридически же. Ред.), может быть, и «обес­печена наделом») — этого не могло бы, разумеется, быть.

392 В. И. ЛЕНИН

бесцеремонностью, что вы ясно видите, что люди эти не воруют в буфетах ложек и не отвертывают в вокзалах газовых рожков только потому, что боятся попасть в тюрьму. Нравственная сторона этих людей ниже самых элементарных требований, вся она основана на рубле и исчерпывается афоризмами: купец — ловец; на то и щука в море, чтобы карась не дремал; не плошай; присматривайся к тому, что плохо лежит; пользуйся минутой, когда никто не смотрит; не жалей слабого; кланяйся и пресмыкайся, когда нужно». И дальше приводится из газетной корреспонденции пример, как один кабатчик и ростовщик, Волков, поджег свой дом, застрахованный в большую сумму. Этого субъекта «учитель и местный свя­щенник считают самым уважаемым своим знакомым», один «учитель пишет ему за вино все кляузные бумаги». «Волостной писарь обещает ему опутать мордву». «Один земский агент и в то же время член земской управы страхует ему старый дом в 1000 р.» и т. д. «Волков — явление вовсе не единичное, а тип. Нет местности, где бы не было своих Волковых, где бы не рассказывали вам не только о подобном же обирании и закабалении крестьян, по и о случаях подобных же поджогов...»

«... Но как же относится, однако, к подобным людям крестьянство? Если они глупы, грубо-бессердечны и мелочны, как Волков, то крестьянство не любит их и боится, боится потому, что они мо­гут сделать ему всякую мерзость, тогда как оно им ничего сделать не может; у них дома застрахованы, у них борзые кони, крепкие запоры, злые собаки и связи с местными властями. Но если эти люди поумнее и похитрее Волкова, если они обирание и закабаление крестьянства облекают в благовидную форму, ес­ли, утаивая рубль, они в то же время во всеуслышание скидывают грош, не жалеют лишнего полштофа водки или какой-нибудь меры пшена на погорелую деревню, то они пользуются со стороны крестьян почетом, авторитетом и уважением, как кормильцы, как благодетели бедняков, без которых те, пожалуй, пропали бы. Крестьянство смотрит на них, как на людей умных, и отдает им даже детей в науку, считая за честь, что мальчик сидит в лавке, и будучи уверено, что из него выйдет человек».

Я нарочно выписал поподробнее рассуждения автора, чтобы привести характеристи­ку нашей молодой буржуазии, сделанную противником положения о буржуазной орга­низации русского общественного хозяйства. Разбор ее может много уяснить в теории русского марксизма, в характере ходячих нападок на него со стороны современного на­родничества.

По началу этой характеристики видно, что автор понимает, как будто, глубокие кор­ни этой буржуазии, понимает связь ее с крупной буржуазией, к которой

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 393

«примыкает» мелкая, связь ее с крестьянством, которое отдает ей «детей в науку», — но по примерам автора видно, что он далеко не достаточно оценивает силу и прочность этого явления.

Его примеры говорят об уголовных преступлениях, мошенничествах, поджогах и т. д. Получается впечатление, что «обирание и закабаление» крестьянства — какая-то случайность, результат (как выше выразился автор) тяжелых условий жизни, «грубости нравственных идей», стеснений «доступа литературы к народу» (с. 152) и т. п. — одним словом, что все это не вытекает вовсе с неизбежностью из современной организации нашего общественного хозяйства.

Марксист держится именно этого последнего мнения; он утверждает, что это вовсе не случайность, а необходимость, необходимость, обусловленная капиталистическим способом производства, господствующим в России. Раз крестьянин становится товар­ным производителем (а таковыми стали уже все крестьяне), — то «нравственность» его неизбежно уже будет «основана на рубле», и винить его за это не приходится, так как самые условия жизни заставляют ловить этот рубль всяческими торговыми ухищре­ниями . При этих условиях без всякой уголовщины, без всякого лакейства, без всяких фальсификаций, — из «крестьянства» выделяются богатые и бедные. Старое равенство не может устоять перед рыночными колебаниями. Это — не рассуждение; это — факт. И факт — то, что «богатство» немногих становится при этих условиях капиталом, а «бедность» массы заставляет ее продавать свои руки, работать за чужой счет. Таким образом, с точки зрения марксиста, капитализм засел уже прочно, сложился и опреде­лился вполне не только в фабрично-заводской промышленности, айв деревне и вооб­ще везде на Руси.

Можете себе представить теперь, какое остроумие проявляют гг. народники, когда в ответ на аргументацию марксиста, что причина этих «печальных явлений»

Ср. Успенского.

394 В. И. ЛЕНИН

в деревнях — не политика, не малоземелье, не платежи, не худые «личности», а капи­тализм, что все это необходимо и неизбежно при существовании капиталистического способа производства, при господстве класса буржуазии, — когда в ответ на это народ­ник начинает кричать, что марксисты хотят обезземелить крестьянство, что они «пред­почитают» пролетария «самостоятельному» крестьянину, что они проявляют, — как говорят провинциальные барышни и г. Михайловский в ответе г. Струве, — «презрение и жестокость» к «личности» !

На этой картинке деревни, которая интересна тем, что приведена противником, мы можем видеть наглядно вздорность ходячих возражений против марксистов, выдуман-ность их — в обход фактов, в забвение прежних своих заявлений — все ради того, что­бы спасти, coûte que coûte , те теории мечтаний и компромиссов, которые, к счастью, не спасет уже теперь никакая сила.

Толкуя о капитализме в России, марксисты перенимают готовые схемы, повторяют как догмы положения, являющиеся слепком с других совсем условий. Ничтожное по развитию и значению капиталистическое производство России (на наших фабриках и заводах занято всего 1400 тыс. человек) они распространяют на массу крестьянства, ко­торое еще владеет землей. Таково одно из любимых в либерально-народническом лаге­ре возражений.

И вот на этой же картинке деревни видим мы, что народник, описывая порядки «об­щинных» и «самостоятельных» крестьян, не может обойтись без той же, заимствован­ной из абстрактных схем и чужих догм, категории буржуазии, не может не констатиро­вать, что она — деревенский тип, а не единичный случай, что она связана с крупной буржуазией в городах крепчайшими нитями, что она связана и с крестьянством, кото­рое «отдает ей детей в науку», из которого, другими словами, и выходит эта молодая буржуазия.

— во что бы то ни стало. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 395

Мы видим, стало быть, что растет эта молодая буржуазия изнутри нашей «общины», а не извне ее, что порождается она самими общественными отношениями в среде став­шего товаропроизводителем крестьянства; мы видим, что не только «1400 тыс. человек», а и вся масса сельского русского люда работает на капитал, находится в его «заведовании». — Кто же делает правильнее выводы из этих фактов, констатируе­мых не каким-нибудь «мистиком и метафизиком» марксистом, верующим в «триады», а самобытным народником, умеющим ценить особенности русского быта? Народник ли, когда он толкует о выборе лучшего пути, как будто бы капитал не сделал уже сво­его выбора, — когда он толкует о повороте к другому строю, ожидаемом от «общества» и «государства», т. е. от таких элементов, которые только на почве этого выбора и для него выросли? или марксист, говорящий, что мечтать об иных путях значит быть наив­ным романтиком, так как действительность показывает самым очевидным образом, что «путь» уже выбран, что господство капитала факт, от которого нельзя отговориться по­преками и осуждениями, — факт, с которым могут считаться только непосредственные производители?

Другой ходячий упрек. Марксисты признают крупный капитализм в России прогрес­сивным явлением. Они предпочитают, таким образом, пролетария — «самостоятельно­му» крестьянину, сочувствуют обезземелению народа и, с точки зрения теории, вы­ставляющей идеалом принадлежность рабочим средств производства, сочувствуют от­делению рабочего от средств производства, т. е. впадают в непримиримое противоре­чие.

Да, марксисты считают крупный капитализм явлением прогрессивным, — не пото­му, конечно, что он «самостоятельность» заменяет несамостоятельностью, а потому, что он создает условия для уничтожения несамостоятельности. Что касается до «само­стоятельности» русского крестьянина, — то это слащавая народническая сказка, ничего более; в действительности ее нет. И приведенная картина (да и все сочинения

396 В. И. ЛЕНИН

и исследования экономического положения крестьянства) тоже содержит признание этого факта (что в действительности нет самостоятельности): крестьянство тоже, как и рабочие, работает «за чужой счет». Это признавали старые русские народники. Но они не понимали причин и характера этой несамостоятельности, не понимали, что это — тоже капиталистическая несамостоятельность, отличающаяся от городской меньшей развитостью, большими остатками средневековых, полукрепостнических форм капита­ла, и только. Сравним хотя бы ту деревню, которую нарисовал нам народник, с фабри­кой. Отличие (по отношению к самостоятельности) только в том, что там — видим мы «мелкую тлю», здесь — крупную, там — эксплуатацию поодиночке, приемами полу­крепостническими; здесь — эксплуатацию масс, и уже чисто капиталистическую. По­нятно, что вторая прогрессивна: тот же капитализм, который не развит и потому усна­щен ростовщичеством etc. в деревне, здесь — развит; та же противоположность, кото­рая есть в деревне, здесь выражена вполне; здесь раскол уже полный, и нет возможно­сти такой половинчатой постановки вопроса, которой удовлетворяется мелкий произ­водитель (и его идеолог), способный распекать, журить и проклинать капитализм, но не способный отказаться от самой почвы этого капитализма, от доверия к его слугам, от розовых мечтаний насчет того, что «лучше бы без борьбы», как сказал великолепный г. Кривенко. Здесь уже мечты невозможны, — и это одно гигантский шаг вперед; здесь уже ясно видно, на чьей стороне сила, и нельзя

Во избежание недоразумений поясню, что под «почвой» капитализма я разумею то общественное отношение, которое, в разных формах, царит в капиталистическом обществе и которое Маркс выразил формулой: деньги — товар — деньги с плюсом.

Народнические меры не затрагивают этого отношения, не колебля ни товарного производства, даю­щего в руки частных лиц деньги = продукт общественного труда, ни раскола «народа» на владельцев этих денег и голь.

Марксист обращается к этому отношению в его наиболее развитой форме, являющейся квинтэссен­цией всех остальных форм, и указывает производителю задачу и цель: уничтожить это отношение, заме­нить его другим.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 397

болтать о выборе пути, ибо ясно, что сначала надо «перераспределить» эту силу.

«Слащавый оптимизм» — так охарактеризовал г. Струве народничество, и это — глубоко верно. Как же не оптимизм, когда полнейшее господство капитала в деревне игнорируется, замалчивается, изображается случайностью? когда предлагаются разные кредиты, артели, общественные запашки, как будто бы все эти «кулаки, коштаны, куп­цы, кабатчики, подрядчики, закладчики» и т. д., как будто бы вся эта «молодая буржуа­зия» не держала уже «в руках» «каждую деревню»? — Как же не слащавость, когда люди продолжают говорить «10 лет, 20 лет, 30 лет и более»: «лучше бы без борьбы» — в то время как борьба уже идет, но только глухая, бессознательная, не освещенная иде­ей.

«Перейдите теперь, читатель, в города. Здесь вы встретите еще большее число и еще большее разно­образие молодой буржуазии. Все, что становится грамотным и считает себя пригодным к более благо­родной деятельности, все, что считает себя достойным лучшей участи, чем жалкая участь рядового кре­стьянина, все, наконец, что на этих условиях не помещается в деревне, стремится теперь в город...»

И тем не менее гг. народники слащаво толкуют об «искусственности» городского капитализма, о том, что это — «тепличное растение», которое если не оберегать, так оно само сгинет и т. д. Стоит только посмотреть попроще на факты, и ясно будет, что эта «искусственная» буржуазия просто — переселившиеся в города деревенские миро­еды, которые растут совершенно самопроизвольно на почве, освещенной «капитали­стической луной» и вынуждающей каждого рядового крестьянина — дешевле купить, дороже продать.

«... Здесь вы встречаете: приказчиков, конторщиков, мелочных торговцев, разносчиков, разнообраз­ных подрядчиков (штукатуров, плотников, каменщиков и т. д.), кондукторов, старших дворников, горо­довых, биржевых артельщиков, содержателей перевозов, съестных и постоялых дворов, хозяев различ­ных мастерских, фабричных мастеров и т. д., и т. д. Все это — настоящая молодая буржуазия, со всеми ее характерными признаками. Кодекс ее морали и здесь также весьма не широк: вся

398 В. И. ЛЕНИН

деятельность основана на эксплуатации труда , а жизненная задача заключается в приобретении капита­ла или капитальца для тупоумного времяпрепровождения...» «... Я знаю, что многие радуются, смотря на этих людей, видят в них ум, энергию и предприимчивость, считают их элементами наиболее прогрессив­ными из народа, видят в них прямой и естественный шаг отечественной цивилизации, неровности кото­рой сгладятся со временем. О, я давно уже знаю, что у нас создалась высшая буржуазия из людей образо­ванных, купечества и дворянства, либо не выдержавшего кризиса 1861 г. и опустившегося, либо охва­ченного духом времени, что буржуазия эта образовала уже кадры третьего сословия и что ей недостает только именно таких элементов из народа, без которых она ничего поделать не может и которые потому ей и нравятся...»

И тут оставлена лазейка «слащавому оптимизму»: крупной буржуазии «недостает только» буржуазных элементов в народе!! Да откуда же крупная-то буржуазия вышла, как не из народа? Уж не станет ли автор отрицать связи нашего «купечества» с кресть­янством?

Здесь проглядывает стремление выставить этот рост молодой буржуазии делом слу­чайным, результатом политики и т. д. Эта поверхностность понимания, неспособная видеть корни явления в самой экономической структуре общества, — способная пере­числить со всей подробностью отдельных представителей мелкой буржуазии, но неспо­собная понять, что самое уже мелкое самостоятельное хозяйство крестьянина и кустаря является, при данных экономических порядках, вовсе не каким-то «народным» хозяй­ством, а хозяйством мелкобуржуазным, — крайне типична для народника.

«... Я знаю, что многие потомки древних родов занялись уже винокурением и кабаками, железнодо­рожными концессиями и

Неточно. Мелкий буржуа тем и отличается от крупного, что трудится и сам, — как трудятся и пере­численные автором разряды. Эксплуатация труда, конечно, есть, но не исключительно одна эксплуата­ция.

Еще одно замечаньице: жизненная задача тех, кто не удовлетворяется участью рядового крестьянина, — приобретение капитала. Так говорит (в трезвые минуты) народник. — Тенденция русского крестьян­ства — не общинный, а мелкобуржуазный строй. Так говорит марксист.

Какая разница между этими положениями? Не та ли только, что один дает эмпирическое бытовое на­блюдение, а другой — обобщает наблюдаемые факты (выражающие реальные «помыслы и чувства» ре­альных «живых личностей») в политико-экономический закон?

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 399

изысканиями, засели в правления акционерных банков, пристроились даже в литературе и поют теперь новые песни. Я знаю, что многие из этих литературных песен чрезвычайно нежны и чувствительны, что говорится в них о народных нуждах и желаниях; но я знаю также и то, что обязанность порядочной лите­ратуры состоит в обнаружении намерений преподнести народу, вместо хлеба, камень».

Какая аркадская идиллия109! Только еще «намерение» преподнести?!

И как это гармонирует: «знает», что «уже давно» образовалась буржуазия, — и все еще видит свою задачу в «обнаружении намерений» создать буржуазию!

Вот это-то и называется «прекраснодушием», когда в виду мобилизованной уже ар­мии, в виду выстроенных «солдат», объединенных «давно уже» образовавшимся «гене­ральным штабом», — люди все еще толкуют об «обнаружении намерений», а не о вполне уже обнаружившейся борьбе интересов.

«... Французская буржуазия тоже отождествляла себя с народом и всегда предъявляла свои требова­ния от имени народа, но всегда обманывала его. Мы считаем буржуазное направление, принятое нашим обществом за последние годы, вредным и опасным для народной нравственности и благосостояния».

В этой фразе всего нагляднее, пожалуй, сказалась мелкобуржуазность автора. Бур­жуазное направление объявляет он «вредным и опасным» для нравственности и благо­состояния народа! Какого же это «народа», почтенный г. моралист? — того, который работал на помещиков при крепостном праве, укреплявшем «семейный очаг», «осед­лость» и «святую обязанность труда»? , или того, который после шел доставать выкуп­ной рубль? Вы хорошо знаете, что уплата этого рубля была основным и главным усло­вием «освобождения» и что достать этот рубль крестьянину негде, кроме как у госпо­дина Купона110. Вы сами же описали, как хозяйничал этот господин, как «мещанство принесло в жизнь свою пауку, свой нравственный кодекс и свои софизмы», как образо­валась уже литература, поющая

Слова г-на Южакова.

400 В. И. ЛЕНИН

об «уме, предприимчивости и энергии» буржуазии. Ясно, что все дело сводится к смене двух форм общественной организации: система присвоения прибавочного труда при­крепленных к земле крепостных крестьян создала нравственность крепостническую; система «свободного труда», работающего «за чужой счет», на владельца денег, — соз­дала взамен ее нравственность буржуазную.

Но мелкий буржуа боится прямо взглянуть на вещи и назвать их своим именем: он отворачивается от этих бесспорных фактов и начинает мечтать. «Нравственным» счи­тает он только мелкое самостоятельное хозяйство (на рынок — об этом скромно умал­чивается), а наемный труд — «безнравственным». Связи одного с другим — и связи неразрывной — он не понимает и считает, что буржуазная нравственность — какая-то случайная болезнь, а не прямой продукт буржуазных порядков, вырастающих из товар­ного хозяйства (против которого он, собственно, ничего не имеет).

И вот он начинает свою старушечью проповедь: «вредно и опасно».

Он не сличает новейшей формы эксплуатации с предыдущей, крепостной, он не смотрит на те изменения, которые внесла она в отношения производителя к собствен­нику средств производства, — он сравнивает ее с бессмысленной, мещанской утопией: с таким «мелким самостоятельным хозяйством», которое, будучи товарным хозяйст­вом, не вело бы к тому, к чему оно ведет (ср. выше: «расцветает пышным цветом кула­чество, стремится к закабалению слабейшего в батраки» и т. д.). Поэтому его протест против капитализма (как таковой, как протест — совершенно законный и справедли­вый) становится реакционной ламентацией.

Он не понимает, что, заменяя ту форму эксплуатации, которая прикрепляла трудя­щегося к месту, такой, которая бросает его с места на место по всей стране, «буржуаз­ное направление» делало полезную работу; что, заменяя такую форму эксплуатации, при которой присвоение прибавочного продукта опутывалось личными отношениями эксплуататора к произ-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 401

водителю, взаимными гражданскими политическими обязательствами, «обеспечением наделом» и т. п., — такой, которая ставит на место всего этого «бессердечный чисто­ган», сравнивает рабочую силу со всяким другим товаром, с вещью, что «буржуазное направление» тем самым оголяет эксплуатацию от всех ее затемнений и иллюзий, а оголить ее — уже большая заслуга.

Потом еще обратите внимание на заявление, что буржуазное направление принято нашим обществом «за последние годы». — Неужели только «за последние годы»? Не выразилось ли оно вполне ясно и в 60-е годы? Не господствовало ли оно и в течение всех 70-х годов?

Мелкий буржуа и тут старается смягчить дело, представить буржуазность, характе­ризующую наше «общество» в течение всей пореформенной эпохи, каким-то времен­ным увлечением, модой. За деревьями не видеть леса — это основная черта мелкобур­жуазной доктрины. За протестом против крепостного права и ярыми нападками на него — он (идеолог мелкой буржуазии) не видит буржуазности, потому что боится прямо взглянуть на экономические основы тех порядков, которые при этих яростных криках строились. За толками всей передовой («либерально-кокетливой», с. 129) литературы о кредитах, ссудосберегательных товариществах, о тяжести податей, о расширении зем­левладения и тому подобных мерах помощи «народу» — он видит лишь буржуазность «последних годов». Наконец, за сетованиями насчет «реакции», за плачем по «60-м го­дам» — он уже не видит вовсе лежащей в основе всего этого буржуазности и потому все больше и больше сливается с этим «обществом».

На самом деле — в течение всех этих трех периодов пореформенной истории наш идеолог крестьянства всегда стоял рядом с «обществом» и вместе с ним, не понимая, что буржуазность этого «общества» отнимает всякую силу у его протеста против бур­жуазности и неизбежно осуждает его либо на мечтания, либо на жалкие мелкобуржуаз­ные компромиссы.

Эта близость нашего народничества («в принципе» враждебного либерализму) к ли­беральному обществу

402 В. И. ЛЕНИН

умиляла многих и даже по сю пору продолжает умилять г-на В. В. (ср. его статью в «Неделе» за 1894 г., №№ 47—49). Из этого выводят слабость или даже отсутствие у нас буржуазной интеллигенции, что и ставится в связь с беспочвенностью русского капита­лизма. На самом же деле как раз наоборот: эта близость является сильнейшим доводом против народничества, прямым подтверждением его мелкобуржуазности. Как в жизни мелкий производитель сливается с буржуазией наличностью обособленного производ­ства товаров на рынок, своими шансами выбиться на дорогу, пробиться в крупные хо­зяева, — так идеолог мелкого производителя сливается с либералом, обсуждая совме­стно вопросы о разных кредитах, артелях etc; как мелкий производитель неспособен бороться с буржуазией и уповает на такие меры помощи, как уменьшение податей, уве­личение землицы и т. п., — так народник доверяет либеральному «обществу» и его по­дернутой «нескончаемой фальшью и лицемерием» болтовне о «народе». Если он ино­гда и обругает «общество», то тут же прибавит, что это только «за последние годы» оно испортилось, а вообще и само по себе недурно.

«Рассматривая недавно новый экономический класс, сложившийся у нас после реформы, «Современ­ные Известия» так хорошо характеризуют его: «Скромный и бородатый, в смазных сапогах, миллионер старого времени, смирявшийся перед малым полицейским чином, быстро преобразился в европейски развязного, даже бесцеремонного и надменного антрепренера, иногда украшенного очень заметным ор­деном и высоким чином. Присмотревшись к этому нежданно выросшему люду, с удивлением замечаешь, что большинство этих светил дня — вчерашние кабатчики, подрядчики, приказчики и т. п. Новые при­шельцы оживили городскую жизнь, но не улучшили ее. Они внесли в нее суетливое движение и чрезвы­чайную путаницу понятий. Усиление оборотов, спрос на капитал развили лихорадку предприятий, кото­рая превратилась в горячку игры. Множество состояний, создавшихся нежданно-негаданно, довели до высшей степени нетерпения аппетит наживы» и т. д. ...

Несомненно, что подобные люди оказывают самое гибельное влияние на народную нравственность [вот в чем беда-то: в порче нравов, а вовсе не в капиталистических производственных отношениях! К. Т.], и если не сомневаться в том факте, что городские рабочие развращены больше деревенских, то, ко­нечно, нельзя сомневаться и в том, что это зависит от того, что они здесь

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 403

гораздо больше окружены подобными людьми, дышат их воздухом и живут созданной ими жизнью».

Наглядное подтверждение мнения г-на Струве о реакционности народничества. «Разврат» городских рабочих пугает мелкого буржуа, который предпочитает «семей­ный очаг» (с снохачеством и палкой), «оседлость» (с забитостью и дикостью) и не по­нимает, что пробуждение человека в «коняге» — пробуждение, которое имеет такое гигантское, всемирно-историческое значение, что для него законны все жертвы, — не может не принять буйных форм при капиталистических условиях вообще, русских в особенности.

«Если русский помещик отличался дикостью, и стоило его только немного поскоблить, чтобы уви­деть в нем татарина, то русского буржуа не нужно даже и скоблить. Если старое русское купечество соз­дало темное царство, то теперь оно с новой буржуазией создадут такую тьму, в которой будет гибнуть всякая мысль, всякое человеческое чувство».

Автор жестоко ошибается. Тут должно стоять прошедшее, а не будущее время, должно было стоять и тогда, в 70-х годах.

«Ватаги новых завоевателей расходятся во все стороны и нигде и ни в ком не встречают противодей­ствия. Помещики им покровительствуют и встречают их с радостью, земские люди выдают им громад­ные страховые премии, народные учителя пишут им кляузы, духовенство делает визиты, а волостные писаря помогают опутывать мордву».

Совершенно верная характеристика! «не только не встречают ни в ком противодей­ствия», но во всех представителях «общества» и «государства», — которых сейчас примерно исчислял автор, — встречают содействие. Поэтому — самобытная логика! — чтобы переменить дело, следует посоветовать избрать другой путь, посоветовать имен­но «обществу» и «государству».

«Что же, однако, делать против подобных людей?»

«... Ожидать умственного развития эксплуатирующих и улучшения общественного мнения невоз­можно ни с точки зрения справедливости, ни с точки зрения нравственной и политической, на которые должно становиться государство».

Изволите видеть: государство должно становиться на «нравственную и политиче­скую точку зрения» ! Это

404 В. И. ЛЕНИН

уже просто одно фразерство. Разве описанные сейчас представители и агенты «госу­дарства» (начиная от волостных писарей и выше) не стоят уже на точке зрения «поли­тической» [ср. выше: «многие радуются... считают их элементами наиболее прогрес­сивными из народа, видят в них прямой и естественный шаг отечественной цивилиза­ции»] и «нравственной» [ср. там же: «ум, энергия, предприимчивость»]? К чему же вы замазываете факт раскола нравственных и политических идей, столь же враждебных, как в жизни безусловно враждебны «новые всходы» — тем, «кому буржуазия приказы­вает идти на работу»? К чему затушевываете вы борьбу этих идей, которая является лишь надстройкой над борьбой общественных классов?

Это — все естественный и неизбежный результат мелкобуржуазной точки зрения. Мелкий производитель сильно страдает от современных порядков, но он стоит в сторо­не от прямых, обнажившихся вполне противоречий, боится их и утешает себя наивно-реакционными мечтами, будто «государство должно становиться на нравственную точ­ку зрения» и именно на точку зрения той нравственности, которая мила мелкому про­изводителю.

Нет, вы не правы. Государство, к которому вы обращаетесь, современное, данное го­сударство должно становиться на точку зрения той нравственности, которая мила высшей буржуазии, должно потому, что таково распределение социальной силы между наличными классами общества.

Вы возмущены. Вы начинаете кричать о том, что, признавая это «долженствование», эту необходимость, марксист защищает буржуазию.

Неправда. Вы чувствуете, что факт — против вас, и потому прибегаете уже к фокус­ничанью: приписываете желание защищать буржуев тому, кто опровергает ваши ме­щанские мечты о выборе пути без буржуазии ссылкой на факт господства буржуазии; — кто опровергает пригодность ваших мелких, мизерных мер против буржуазии — ссылкой на глубокие корни ее в экономической структуре общества, на экономиче-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 405

скую борьбу классов, лежащую в фундаменте «общества» и «государства»; — кто тре­бует от идеологов трудящегося класса полного разрыва с этими элементами и исклю­чительного служения тому, кто «дифференцирован от жизни» буржуазного общества.

«Мы не считаем, конечно, влияния литературы совсем бессильным, но для этого она должка: во-первых, лучше понимать свое назначение и не ограничиваться одним только (sic! ! !) воспитанием кулаче­ства, но и будить общественное мнение».

Вот уже вам petit bourgeois в чистом виде! Если литература воспитывает кулачество, так это потому, что она плохо понимает свое назначение!! И эти господа еще удивля­ются, когда их называют наивными, когда про них говорят, что они — романтики!

Наоборот, почтенный г. народник: «кулачество» воспитывает литературу — оно дает ей идеи (об уме, энергии, предприимчивости, о естественном шаге отечественной цивилизации), оно дает ей средства. Ваше обращение к литературе так же смехотворно, как если бы кто в виду двух стоящих друг перед другом неприятельских армий обра­тился к адъютанту неприятельского фельдмаршала с покорной просьбой: «действовать дружнее». Совершенно то же самое.

Таково же пожелание — «будить общественное мнение». — Мнение того общества, которое «ищет идеалов с послеобеденным спокойствием»? Привычное для гг. народни­ков занятие, которому они предаются с таким блестящим успехом «10 лет, 20 лет, 30 лет и более».

Постарайтесь еще, господа! Наслаждающееся послеобеденным сном общество ино­гда мычит — наверное, это значит, что оно приготовилось дружно действовать против кулачества. Поговорите еще с ним. Allez toujours!

«... а, во-вторых, она должна пользоваться большей свободой слова и большим доступом к народу».

— мелкий буржуа. Ред.

Это — слишком узкое слово. Надо было сказать точнее и определеннее: буржуазия. — Продолжайте! продолжайте! Ред.

406 В. И. ЛЕНИН

Хорошее желание. «Общество» сочувствует этому «идеалу». Но так как оно и его «ищет» с послеобеденным спокойствием и так как оно пуще всего на свете боится на­рушения этого спокойствия, то... то оно и спешит очень медленно, прогрессирует так мудро, что с каждым годом оказывается все дальше и дальше позади. Гг. народники думают, что это — случайность, что сейчас послеобеденный сон кончится и начнется настоящий прогресс. Дожидайтесь!

«Мы не считаем точно так же бессильным совсем и влияние воспитания и образования, но полагаем, прежде всего: 1) что образование должно даваться всем и каждому, а не исключительным только лично­стям, выделяя их из среды и превращая в кулаков...»

«Всем и каждому»... — именно этого хотят марксисты. Но они думают, что это не­достижимо на почве данных общественно-экономических отношений, потому что даже и при даровом и обязательном обучении для «образования» нужны будут деньги, како­вые имеются только у «выходцев». Они думают, что и тут, следовательно, выхода нет вне «суровой борьбы общественных классов».

«... 2) что в народные школы должен быть открыт доступ не одним только отставным дьячкам, чи­новникам и разным забулдыгам, а людям действительно порядочным и искренне любящим народ».

Трогательно! Но ведь те, кто видит «ум, предприимчивость и энергию» в «выходцах из народа», — также уверяют (и не всегда неискренне), что «любят народ», из них мно­гие, несомненно, «действительно порядочные» люди. Кто же тут судить будет? Крити­чески мыслящие и нравственно развитые личности? Но не сказал ли сам автор, что пре­зрением нельзя действовать на этих выходцев?

Мы опять, в заключение, стоим у той же основной черты народничества, которую пришлось констатировать в самом начале — отворачиванье от фактов.

Стр. 151: «... не презирают ли они уже раньше (заметьте хорошенько это «уже раньше») тех, кто мог бы их презирать?»

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 407

Когда народник дает описание фактов, — он сам всегда вынужден признать, что действительность принадлежит капиталу, что действительная наша эволюция — капи­талистическая, что сила находится в руках буржуазии. Это признал сейчас, например, и автор комментируемой статьи, констатировавший, что у нас создалась «мещанская культура», что идти на работу приказывает народу буржуазия, что буржуазное общест­во занято только утробными процессами и послеобеденным сном, что «мещанство» создало даже буржуазную науку, буржуазную нравственность, буржуазные софизмы политики, буржуазную литературу.

И тем не менее все народнические рассуждения всегда основаны на обратном пред­положении: что сила не на стороне буржуазии, а на стороне «народа». Народник толку­ет о выборе пути (рядом с признанием капиталистического характера действительного пути), об обобществлении труда (находящегося в «заведовании» буржуазии), о том, что государство должно стать на нравственную и политическую точку зрения, что учить народ должны именно народники и т. д., как будто бы сила была уже на стороне тру­дящихся или их идеологов, и оставалось уже только указать «ближайшие», «целесооб­разные» и т. п. приемы употребить эту силу.

Все это — сплошная приторная ложь. Можно еще себе представить raison d'être для

г " 112

подобных иллюзии полвека тому назад, в те времена, когда прусский регирунгсрат открывал в России «общину», — но теперь, после свыше чем 30-летней истории «сво­бодного» труда, это — не то насмешка, не то фарисейство и слащавое лицемерие.

В разрушении этой благонамеренной и прекраснодушной лжи заключается основная теоретическая задача марксизма. Первая обязанность тех, кто хочет искать «путей к че­ловеческому счастью» — не морочить самих себя, иметь смелость признать откровенно то, что есть.

И когда идеологи трудящегося класса поймут это и прочувствуют, — тогда они при­знают, что «идеалы»

— основание. Ред.

408 В. И. ЛЕНИН

должны заключаться не в построении лучших и ближайших путей, а в формулировке задачи и целей той «суровой борьбы общественных классов», которая идет перед на­шими глазами в нашем капиталистическом обществе; что мерой успеха своих стремле­ний является не разработка советов «обществу» и «государству», а степень распростра­нения этих идеалов в определенном классе общества; что самым высоким идеалам цена — медный грош, покуда вы не сумели слить их неразрывно с интересами самих участ­вующих в экономической борьбе, слить с теми «узкими» и мелкими житейскими во­просами данного класса, вроде вопроса о «справедливом вознаграждении за труд», на которые с таким величественным пренебрежением смотрит широковещательный на­родник.

«... Но этого мало, умственное развитие, как это мы видим, к сожалению, на каждом шагу, не гаран­тирует еще человека от хищных поползновений и инстинктов. А потому должны быть приняты немед­ленно меры к ограждению деревни от хищничества, должны быть, прежде всего, приняты меры к ограж­дению нашей общины, как формы общежития, помогающей нравственному несовершенству человече­ской природы. Община раз навсегда должна быть обеспечена. Но и этого еще мало: община, при настоя­щих ее экономических условиях и податных тягостях, существовать не может, а потому нужны меры к расширению крестьянского землевладения, уменьшению податей, организации народной промышленно­сти.

Вот те средства против кулачества, на которых должна сойтись вся порядочная литература и стоять за них. Средства эти, конечно, не новы; но дело в том, что это единственные в своем роде средства, а в этом далеко еще не все убеждены». (Конец.)

Вот вам и программа этого широковещательного народника! Из описания фактов видели мы, что повсюду обнаруживается полное противоречие экономических интере­сов, — «повсюду» не только в том смысле, что и в городе и в деревне, и внутри общи­ны и вне ее, и в фабрично-заводской и в «народной» промышленности, но и за преде­лами хозяйственных явлений — ив литературе и в «обществе», в сфере идей нравст­венных, политических, юридических и т. д. А наш рыцарь-Kleinbürger проливает горь­кие слезы и взывает: «немедленно

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 409

принять меры к ограждению деревни». Мещанская поверхностность понимания и го­товность идти на компромиссы выступает с полной очевидностью. Самая эта деревня, как мы видели, представляет из себя раскол и борьбу, представляет строй противопо­ложных интересов, — но народник видит корень зла не в самом этом строе, а в частных недостатках его, строит свою программу не на том, чтобы придать идейность идущей борьбе, а на том, чтобы «оградить» деревню от случайных, незаконных, извне являю­щихся «хищников»! И кому же, достопочтенный г. романтик, следует принять меры к ограждению? Тому «обществу», которое удовлетворяется утробными процессами на счет именно тех, кого ограждать следует? Земским, волостным и всяким другим аген­там, которые живут долями прибавочной стоимости и поэтому, как мы сейчас видели, оказывают не противодействие, а содействие?

Народник находит, что это — грустная случайность, не более, — результат дурного «понимания своего назначения»; что достаточно призыва «сойтись и действовать дружно», чтобы все подобные элементы «сошли с неверного пути». Он не хочет видеть, что если в отношениях экономических сложилась система Plusmacherei, сложились та­кие порядки, что иметь средства и досуг для образования может только «выходец из народа», а «масса» должна «оставаться невежественной и трудиться за чужой счет», — то прямым уже и непосредственным следствием их является то, что в «общество» по­падают только представители первых, что из этого же «общества» да из «выходцев» только и могут рекрутироваться волостные писаря, земские агенты и так далее, кото­рых народник имеет наивность считать чем-то стоящим выше экономических отноше­ний и классов, над ними.

Поэтому и воззвание его: «оградите» обращается совсем не по адресу.

Он успокаивается либо на мещанских паллиативах (борьба с кулачеством — см. вы­ше о ссудосберегательных товариществах, кредите, о законодательстве для поощрения трезвости, трудолюбия и образования;

410 В. И. ЛЕНИН

расширение крестьянского землевладения — см. выше о земельном кредите и покупке земли; уменьшение податей — см. выше о подоходном налоге), либо на розовых инсти­тутских мечтаниях «организовать народную промышленность».

Да разве она уже не организована? Разве вся эта вышеописанная молодая буржуазия не организовала уже по-своему, по-буржуазному эту «народную промышленность»? Иначе как бы могла она «держать каждую деревню в своих руках»? как бы могла она «приказывать народу идти на работу» и присваивать сверхстоимость?

Народник доходит до высшей степени высоконравственного возмущения. Безнрав­ственно — кричит он — признавать капитализм «организацией», когда он построен на анархии производства, на кризисах, на постоянной, нормальной и все углубляющейся безработице масс, на безмерном ухудшении положения трудящихся.

Напротив. Безнравственно подрумянивать истину, изображать чем-то случайным, нечаянным порядки, характеризующие всю пореформенную Россию. Что всякая капи­талистическая нация несет технический прогресс и обобществление труда ценой кале­чения и уродования производителя, — это установлено уже давным-давно. Но обра­щать этот факт в материал моральных собеседований с «обществом» и, закрывая глаза на идущую борьбу, лепетать с послеобеденным спокойствием: «оградите», «обеспечь­те», «организуйте» — значит быть романтиком, наивным, реакционным романтиком.

Читателю покажется, вероятно, что этот комментарий не имеет никакой связи с раз­бором книги г. Струве. По-моему, это — отсутствие лишь внешней связи.

Книга г. Струве совсем не открывает русский марксизм. Она только впервые выно­сит в нашу печать теории, сложившиеся и изложенные уже раньше .

* Ср. В. В. «Очерки теоретической экономии». СПБ. 1895, стр. 257—258.пз

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 4Ц

Этому вынесению предшествовала, как было уже замечено, ожесточенная критика мар­ксизма в либерально-народнической печати, критика, запутавшая и исказившая дело.

Не ответив на эту критику, нельзя было, во-первых, подойти к современному поло­жению вопроса; во-вторых, нельзя было понять книги г-на Струве, ее характера и на­значения.

Старая народническая статья взята была для ответа потому, что нужна была принци­пиальная статья и, сверх того, статья, сохраняющая хотя бы некоторые заветы старого русского народничества, ценные для марксизма.

Этим комментарием мы старались показать выдуманность и вздорность ходячих приемов либерально-народнической полемики. Рассуждения на тему, что марксизм связывается с гегельянством , с верой в триады, в абстрактные, не требующие проверки фактами, догмы и схемы, в обязательность для каждой страны пройти через фазу капи­тализма и т. п., оказываются пустой болтовней.

Марксизм видит свой критерий в формулировке и в теоретическом объяснении иду­щей перед нашими глазами борьбы общественных классов и экономических интересов.

Марксизм не основывается ни на чем другом, кроме как на фактах русской истории и действительности; он представляет из себя тоже идеологию трудящегося класса, но только он совершенно иначе объясняет общеизвестные факты роста и побед русского капитализма, совсем иначе понимает задачи, которые ставит наша действительность идеологам непосредственных производителей. Поэтому, когда марксист говорит о не­обходимости, неизбежности, прогрессивности русского капитализма, — он исходит из общеустановленных фактов, которые именно в силу их общеустановленности, в силу их не-новизны и не всегда приводятся; он дает иное

Я говорю, разумеется, не об историческом происхождении марксизма, а о его современном содер­жании.

412 В. И. ЛЕНИН

объяснение тому, что рассказано и пересказано народнической литературой, — и если народник в ответ на это кричит, что марксист не хочет знать фактов, тогда для уличе­ния его достаточно даже простой ссылки на любую принципиальную народническую статью 70-х годов.

Перейдем теперь к разбору книги г. Струве.

ГЛАВА II КРИТИКА НАРОДНИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ

«Сущность» народничества, его «основную идею» автор видит в «теории самобыт­ного экономического развития России». Теория эта, по его словам, имеет «два основ­ных источника: 1) определенное учение о роли личности в историческом процессе и 2) непосредственное убеждение в специфическом национальном характере и духе русско­го народа и в особенных его исторических судьбах» (2). В примечании к этому месту автор указывает, что «для народничества характерны вполне определенные социальные идеалы» , и говорит, что экономическое мировоззрение народников он излагает ниже.

Такая характеристика сущности народничества требует, мне кажется, некоторого исправления. Она слишком абстрактна, идеалистична, указывая господствующие тео­ретические идеи народничества, но не указывая ни его «сущности», ни его «источни­ка». Остается совершенно неясным, почему указанные идеалы соединялись с верой в самобытное развитие, с особым учением о роли личности, почему эти теории стали «самым влиятельным» течением нашей общественной мысли. Если автор, говоря о «социологических идеях народничества» (заглавие 1-й главы), не мог,

Конечно, этого выражения: «вполне определенные идеалы» нельзя понимать буквально, т. е. в том смысле, чтобы народники «вполне определенно» знали, чего они хотят. Это было бы совершенно невер­но. Под «вполне определенными идеалами» следует разуметь не более как идеологию непосредственных производителей, хотя бы эта идеология и была самая расплывчатая.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 413

однако, ограничиться чисто социологическими вопросами (метод в социологии), а кос­нулся и воззрений народников на русскую экономическую действительность, то он должен был указать сущность этих воззрений. Между тем в указанном примечании это сделано лишь наполовину. Сущность народничества — представительство интересов производителей с точки зрения мелкого производителя, мелкого буржуа. Г-н Струве в своей немецкой статье о книге г. Н. —она («Sozialpolitisches Centralblatt» , 1893, № 1) назвал народничество «национальным социализмом» («Р. Богатство», 1893, № 12, стр. 185). Вместо «национальный» следовало бы сказать «крестьянский» — по отноше­нию к старому русскому народничеству и «мещанский» — по отношению к современ­ному. «Источник» народничества — преобладание класса мелких производителей в по­реформенной капиталистической России.

Необходимо пояснить эту характеристику. Выражение «мещанский» употребляю я не в обыденном, а в политико-экономическом значении слова. Мелкий производитель, хозяйничающий при системе товарного хозяйства, — вот два признака, составляющие понятие «мелкого буржуа», Kleinbürger'a или, что то же, мещанина. Сюда подходят, та­ким образом, и крестьянин, и кустарь, которых народники ставили всегда на одну доску — и вполне справедливо, так как оба представляют из себя таких производителей, ра­ботающих на рынок, и отличаются лишь степенью развития товарного хозяйства. Да­лее, я отличаю старое и современное народничество на том основании, что это была до некоторой степени стройная доктрина, сложившаяся в эпоху, когда капитализм в России был еще весьма слабо развит, когда мелкобуржуазный характер крестьянского хозяйства совершенно еще не обнаружился, когда практическая сторона доктрины бы­ла чистая утопия, когда народники резко сторонились от либерального «общества» и «шли в народ». Теперь не то:

— «Центральный Социально-политический Листок». Ред.

Под старыми народниками я разумею не тех, кто двигал, например, «Отечественные Записки», а тех именно, кто «шел в народ».

414 В. И. ЛЕНИН

капиталистический путь развития России никем уже не отрицается, разложение дерев­ни — бесспорный факт. От стройной доктрины народничества с детской верой в «об­щину» остались одни лохмотья. В отношении практическом — на место утопии высту­пила вовсе не утопическая программа мелкобуржуазных «прогрессов», и только пыш­ные фразы напоминают об исторической связи этих убогих компромиссов с мечтами о лучших и самобытных путях для отечества. Вместо отделения от либерального общест­ва мы видим самое трогательное сближение с ним. Вот эта-то перемена и заставляет отличать идеологию крестьянства от идеологии мелкой буржуазии.

Эта поправка насчет действительного содержания народничества казалась тем более необходимой, что указанная абстрактность изложения у г-на Струве — основной его недостаток; это во-первых. А во-вторых, «некоторые основные» положения той док­трины, которою г. Струве не связан, требуют именно сведения общественных идей к общественно-экономическим отношениям.

И мы постараемся теперь показать, что без такого сведения нельзя уяснить себе даже чисто теоретических идей народничества, вроде вопроса о методе в социологии.

Указавши, что народническое учение об особом методе в социологии всего лучше изложено гг. Миртовым и Михайловским, г. Струве характеризует это учение как «субъективный идеализм» и в подтверждение этого приводит из сочинений названных лиц ряд мест, на которых стоит остановиться.

Оба автора ставят во главу угла положение, что историю делали «одинокие борю­щиеся личности». «Личности создают историю» (Миртов). Еще яснее у г. Михайловского: «Живая личность со всеми своими помыслами и чувствами стано­вится деятелем истории на свой собственный страх. Она, а не какая-нибудь мистиче­ская сила, ставит цели в истории и движет к ним события сквозь строй препятствий, поставляемых ей стихийными силами природы и исторических условий» (8).

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 415

Это положение — что историю делают личности — теоретически совершенно бессо­держательно. История вся и состоит из действий личностей, и задача общественной науки состоит в том, чтобы объяснить эти действия, так что указание на «право вмеша­тельства в ход событий» (слова г. Михайловского, цитированные у г. Струве, с. 8) — сводится к пустой тавтологии. Особенно ясно обнаруживается это на последней тираде у г. Михайловского. Живая личность — рассуждает он — движет события сквозь строй препятствий, поставляемых стихийными силами исторических условий. А в чем состо­ят эти «исторические условия»? По логике автора, опять-таки в действиях других «жи­вых личностей». Не правда ли, какая глубокая философия истории: живая личность движет события сквозь строй препятствий, поставляемых другими живыми личностя­ми! И почему это действия одних живых личностей именуются стихийными, а о других говорится, что они «двигают события» к поставленным заранее целям? Ясно, что ис­кать тут хоть какого-нибудь теоретического содержания было бы предприятием едва ли не безнадежным. Дело все в том, что те исторические условия, которые давали для на­ших субъективистов материал для «теории», представляли из себя (как представляют и теперь) отношения антагонистические, порождали экспроприацию производителя. Не умея понять этих антагонистических отношений, не умея найти в них же такие общест­венные элементы, к которым бы могли примкнуть «одинокие личности», субъективи­сты ограничивались сочинением теорий, которые утешали «одиноких» личностей тем, что историю делали «живые личности». Решительно ничего кроме хорошего желания и плохого понимания знаменитый «субъективный метод в социологии» не выражает. Дальнейшее рассуждение г. Михайловского, приводимое у автора, наглядно подтвер­ждает это.

Европейская жизнь, говорит г. Михайловский, «складывалась так же бессмысленно и безнравственно, как в природе течет река или растет дерево. Река течет по направле­нию наименьшего сопротивления, смывает то,

416 В. И. ЛЕНИН

что может смыть, будь это алмазная копь, огибает то, чего смыть не может, будь это навозная куча. Шлюзы, плотины, обводные и отводные каналы устраиваются по ини­циативе человеческого разума и чувства. Этот разум и это чувство, можно сказать, не присутствовали (? П. С.) при возникновении современного экономического порядка в Европе. Они были в зачаточном состоянии, и воздействие их на естественный, стихий­ный ход вещей было ничтожно» (9).

Г-н Струве ставит вопросительный знак, и мы недоумеваем, почему он поставил его при одном только слове, а не при всех словах: до того бессодержательна вся эта тирада! Что это за чепуха, будто разум и чувство не присутствовали при возникновении капи­тализма? Да в чем же состоит капитализм, как не в известных отношениях между людьми, а таких людей, у которых не было бы разума и чувства, мы еще не знаем. И что это за фальшь, будто воздействие разума и чувства тогдашних «живых личностей» на «ход вещей» было «ничтожно»? Совсем напротив. Люди устраивали тогда, в здра­вом уме и твердой памяти, чрезвычайно искусные шлюзы и плотины, загонявшие непо­корного крестьянина в русло капиталистической эксплуатации; они создавали чрезвы­чайно хитрые обводные каналы политических и финансовых мероприятий, по которым (каналам) устремлялись капиталистическое накопление и капиталистическая экспро­приация, не удовлетворявшиеся действием одних экономических законов. Одним сло­вом, все эти заявления г. Михайловского так чудовищно неверны, что одними теорети­ческими ошибками их не объяснишь. Они объясняются вполне той мещанской точкой зрения, на которой стоит этот писатель. Капитализм обнаружил уже совершенно ясно свои тенденции, он развил присущий ему антагонизм до конца, противоречие интере­сов начинает уже принимать определенные формы, отражаясь даже в русском законо­дательстве, — но мелкий производитель стоит в стороне от этой борьбы. Он еще привя­зан к старому буржуазному обществу своим крохотным хозяйством и потому, будучи угнетаем капиталистическим строем, он не в со-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 417

стоянии понять истинных причин своего угнетения и продолжает утешать себя иллю­зиями, что все беды оттого, что разум и чувство людей находятся еще «в зачаточном состоянии».

«Конечно, — продолжает идеолог этого мелкого буржуа, — люди всегда старались так или иначе повлиять на ход вещей».

«Ход вещей» и состоит в действиях и «влияниях» людей и ни в чем больше, так что это опять пустая фраза.

«Но они руководствовались при этом указаниями самого скудного опыта и самыми грубыми интересами; и понятно, что только в высшей степени редко эти руководители могли случайно натолкнуть на путь, указываемый современной наукой и современны­ми нравственными идеями» (9).

Мещанская мораль, осуждающая «грубость интересов» вследствие неумения сбли­зить свои «идеалы» с какими-нибудь насущными интересами; мещанское закрывание глаз на происшедший уже раскол, ярко отражающийся и на современной науке и на со­временных нравственных идеях.

Понятно, что все эти свойства рассуждений г. Михайловского остаются неизменны­ми и тогда, когда он переходит к России. Он «приветствует от всей души» столь же странные россказни некоего г. Яковлева, что Россия — tabula rasa , что она может на­чать с начала, избегать ошибок других стран и т. д., и т. д. И все это говорится в полном сознании того, что на этой tabula rasa очень еще прочно держатся представители «ста­родворянского» уклада, с крупной поземельной собственностью и с громадными поли­тическими привилегиями, что на ней быстро растет капитализм, с его всевозможными «прогрессами». Мелкий буржуа трусливо закрывает глаза на эти факты и уносится в сферу невинных мечтаний о том, что «мы начинаем жить теперь, когда наука уже обла­дает и некоторыми истинами и некоторым авторитетом».

— чистое место. Ред.

418 В. И. ЛЕНИН

Итак, уже из тех рассуждений г. Михайловского, которые приведены у г. Струве, яв­ствует классовое происхождение социологических идей народничества.

Не можем оставить без возражения одно замечание г. Струве против г. Михайловского. «По его взгляду, — говорит автор, — не существует непреодолимых исторических тенденций, которые, как таковые, должны служить, с одной стороны, ис­ходным пунктом, с другой — обязательными границами для целесообразной деятель­ности личности и общественных групп» (11).

Это — язык объективиста, а не марксиста (материалиста). Между этими понятиями (системами воззрений) есть разница, на которой следует остановиться, так как непол­ное уяснение этой разницы принадлежит к основному недостатку книги г. Струве, про­являясь в большинстве его рассуждений.

Объективист говорит о необходимости данного исторического процесса; материа­лист констатирует с точностью данную общественно-экономическую формацию и по­рождаемые ею антагонистические отношения. Объективист, доказывая необходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на точку зрения апологета этих фактов; материалист вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения. Объективист говорит о «непреодолимых исторических тенденциях»; материа­лист говорит о том классе, который «заведует» данным экономическим порядком, соз­давая такие-то формы противодействия других классов. Таким образом, материалист, с одной стороны, последовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объек­тивизм. Он не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость. В данном случае, например, материалист не удовлетворился бы констатированием «непреодолимых исторических тенденций», а указал бы на существование известных классов, определяющих содержа-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 419

ние данных порядков и исключающих возможность выхода вне выступления самих производителей. С другой стороны, материализм включает в себя, так сказать, партий­ность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зре­ния определенной общественной группы .

От г. Михайловского автор переходит к г. Южакову, который не представляет из се­бя ничего самостоятельного и интересного. Г-н Струве совершенно справедливо отзы­вается о его социологических рассуждениях, что это — «пышные слова», «лишенные всякого содержания». Стоит остановиться на чрезвычайно характерном (для народни­чества вообще) различии между г. Южаковым и г. Михайловским. Г. Струве отмечает это различие, называя г-на Южакова «националистом», тогда как-де г. Михайловскому «всякий национализм всегда был совершенно чужд», и для него, по его собственным словам, «вопрос о народной правде обнимает не только русский народ, а весь трудя­щийся люд всего цивилизованного мира». Мне кажется, что за этим различием прогля­дывает еще отражение двойственного положения мелкого производителя, который яв­ляется элементом прогрессивным, поскольку он начинает, по бессознательно удачному выражению г. Южакова, «дифференцироваться от общества», — и элементом реакци­онным, поскольку борется за сохранение своего положения, как мелкого хозяина, и старается задержать экономическое развитие. Поэтому и русское народничество умеет сочетать прогрессивные, демократические черты доктрины — с реакционными, вызы­вающими сочувствие «Московских Ведомостей»114. Что касается до этих последних, то трудно было бы, думается, рельефнее выставить их, чем сделал это г. Южаков в сле­дующей тираде, приводимой у г. Струве.

«Только крестьянство всегда и всюду являлось носителем чистой идеи труда. По-видимому, эта же идея

Конкретные примеры неполного проведения материализма у г. Струве и невыдержанности у него теории классовой борьбы будут указываться ниже в каждом отдельном случае.

420 В. И. ЛЕНИН

вынесена на арену современной истории так называемым четвертым сословием, город­ским пролетариатом, но видоизменения, претерпенные ее сущностью, при этом так значительны, что крестьянин едва ли бы узнал в ней обычную основу своего быта. Право на труд, а не святая обязанность труда, обязанность в поте лица добывать хлеб свой [так вот что скрывалось за «чистой идеей труда» ! Чисто крепостническая идея об «обязанности» крестьянина добывать хлеб... для исполнения своих повинностей? Об этой «святой» обязанности говорится забитому и задавленному ею коняге!! ]; затем, выделение труда и вознаграждение за него, вся эта агитация о справедливом вознагра­ждении за труд, как будто не сам труд в плодах своих создает это вознаграждение [«Что это?», — спрашивает г. Струве, — «sancta simplicitas или нечто иное?» Хуже. Это — апофеоз послушливости прикрепленного к земле батрака, привыкшего работать на других чуть не даром]; дифференцирование труда от жизни в какую-то отвлеченную (?! П. С.) категорию, изображаемую столькими-то часами пребывания на фабрике, не имеющую никакого иного (?! П. С.) отношения, никакой связи с повседневными инте­ресами работника [чисто мещанская трусость мелкого производителя, которому порой очень и очень плохо приходится от современной капиталистической организации, но который пуще всего на свете боится серьезного движения против этой организации со стороны элементов, окончательно «дифференцировавшихся» от всякой связи с ней]; наконец, отсутствие оседлости, домашнего, созданного трудом очага, изменчивость по­прища труда, — все это совершенно чуждо идее крестьянского труда. Трудовой, от от­цов и дедов завещанный очаг, труд, проникающий своими интересами всю жизнь и строящий ее мораль — любовь к политой потом многих поколений ниве, — все это,

Автор не знает, должно быть, — как и подобает маленькому буржуа, — что западноевропейский трудящийся люд давно перерос ту стадию развития, когда он требовал «права на труд», и требует теперь «права на леность», права на отдых от чрезмерной работы, которая калечит и давит его.

— святая простота. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 4Ц

составляющее неотъемлемую отличительную черту крестьянского быта, совершенно незнакомо рабочему пролетариату, а потому, в то время, как жизнь последнего, хотя и трудовая, строится на морали буржуазной (индивидуалистической и опирающейся на принцип приобретенного права), а в лучшем случае отвлеченно-философской, в основе крестьянской морали лежит именно труд, его логика, его требования» (18). Тут высту­пают уже в чистом виде реакционные черты мелкого производителя, его забитость, за­ставляющая его верить в то, что ему навеки суждена «святая обязанность» быть коня­гой; его «завещанный от отцов и дедов» сервилизм; его привязанность к отдельному крохотному хозяйству, боязнь потерять которое вынуждает его отказаться даже от вся­кой мысли о «справедливом вознаграждении» и выступать врагом всякой «агитации», — которое, вследствие низкой производительности труда и прикрепления трудящегося к одному месту, делает его дикарем и, силою одних уже хозяйственных условий, необ­ходимо порождает его забитость и сервилизм. Разрушение этих реакционных черт должно быть безусловно поставлено в заслугу нашей буржуазии; прогрессивная работа ее состоит именно в том, что она порвала все связи трудящегося с крепостническими порядками, с крепостническими традициями. Средневековые формы эксплуатации, ко­торые были прикрыты личными отношениями господина к его подданному, местного кулака и скупщика к местным крестьянам и кустарям, патриархального «скромного и бородатого миллионера» к его «ребятам», и которые в силу этого порождали ультраре­акционные идеи, — эти средневековые формы она заменила и продолжает заменять эксплуатацией «европейски развязного антрепренера», эксплуатацией безличной, го­лой, ничем не прикрытой и уже тем самым разрушающей нелепые иллюзии и мечтания. Она разрушила прежнюю обособленность крестьянина («оседлость»), который не хо­тел, да и не мог знать ничего, кроме своего клочка земли, и — обобществляя труд и чрезвычайно повышая его производительность, стала силой

422 В. И. ЛЕНИН

выталкивать производителя на арену общественной жизни.

Г-н Струве говорит по поводу этого рассуждения г-на Южакова: «Таким образом г. Южаков с полной ясностью документирует славянофильские корни народничества» (18) и ниже, подводя итоги своему изложению социологических идей народничества, он добавляет, что вера в «самобытное развитие России» составляет «историческую связь между славянофильством и народничеством» и что поэтому спор марксистов с народниками есть «естественное продолжение разногласия между славянофильством и западничеством» (29). Это последнее положение, мне кажется, требует ограничения. Бесспорно, что народники очень и очень повинны в квасном патриотизме самого низ­кого разбора (г. Южаков, например). Бесспорно и то, что игнорирование социологиче­ского метода Маркса и его постановки вопросов, касающихся непосредственных про­изводителей, равносильно для тех русских людей, кто хочет представлять интересы этих непосредственных производителей, с полным отчуждением от западной «цивили­зации». Но сущность народничества лежит глубже: не в учении о самобытности и не в славянофильстве, а в представительстве интересов и идей русского мелкого производи­теля. Поэтому среди народников и были писатели (и это были лучшие из народников), которые, как это признал и г. Струве, не имели ничего общего с славянофильством, ко­торые даже признавали, что Россия вступила на тот же путь, что и Западная Европа. С такими категориями, как славянофильство и западничество, в вопросах русского на­родничества никак не разобраться. Народничество отразило такой факт русской жизни, который почти еще отсутствовал в ту эпоху, когда складывалось славянофильство и западничество, именно: противоположность интересов труда и капитала. Оно отразило этот факт через призму жизненных условий и интересов мелкого производителя, отра­зило поэтому уродливо, трусливо, создав теорию, выдвигающую не противоречия об­щественных интересов, а бесплодные упования на иной путь раз-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 423

вития, и наша задача исправить эту ошибку народничества, показать, какая обществен­ная группа может явиться действительным представителем интересов непосредствен­ных производителей.

Переходим теперь ко второй главе книги г. Струве.

План изложения у автора следующий: сначала он указывает те общие соображения, которые заставляют считать материализм единственно правильным методом общест­венной науки; затем излагает воззрения Маркса и Энгельса и, наконец, применяет по­лученные выводы к некоторым явлениям русской жизни. Вследствие особенной важно­сти предмета этой главы мы попытаемся подробнее разобрать ее содержание, отмечая все те пункты, которые вызывают возражение.

Автор начинает с совершенно справедливого указания на то, что теория, сводящая общественный процесс к действиям «живых личностей», которые «ставят себе цели» и «двигают события», — есть результат недоразумения. Никто, разумеется, и не думал никогда о том, чтобы приписывать «социальной группе самостоятельное, независимое от составляющих ее личностей, существование» (31), но дело в том, что «личность, как конкретная индивидуальность, есть производная всех раньше живших и современных ей личностей, т. е. социальной группы» (31). Поясним мысль автора. Историю делает — рассуждает г. Михайловский — «живая личность со всеми своими помыслами и чувствами». Совершенно верно. Но чем определяются эти «помыслы и чувства»? Мож­но ли серьезно защищать то мнение, что они появляются случайно, а не вытекают не­обходимо из данной общественной среды, которая служит материалом, объектом ду­ховной жизни личности и которая отражается в ее «помыслах и чувствах» с положи­тельной или отрицательной стороны, в представительстве интересов того или другого общественного класса? И далее: по каким признакам судить нам о реальных «помыслах и чувствах» реальных личностей? Понятно, что такой признак может быть лишь

424 В. И. ЛЕНИН

один: действия этих личностей, — а так как речь идет только об общественных «по­мыслах и чувствах», то следует добавить еще: общественные действия личностей, т. о. социальные факты. «Обособляя социальную группу от личности, — говорит г. Струве, — мы подразумеваем под первой все те многообразные взаимодействия между лично­стями, которые возникают на почве социальной жизни и объективируются в обычаях и праве, в нравах и нравственности, в религиозных представлениях» (32). Другими сло­вами: социолог-материалист, делающий предметом своего изучения определенные об­щественные отношения людей, тем самым уже изучает и реальных личностей, из дей­ствий которых и слагаются эти отношения. Социолог-субъективист, начиная свое рас­суждение якобы с «живых личностей», на самом деле начинает с того, что вкладывает в эти личности такие «помыслы и чувства», которые он считает рациональными (потому что, изолируя своих «личностей» от конкретной общественной обстановки, он тем са­мым отнял у себя возможность изучить действительные их помыслы и чувства), т. е. «начинает с утопии», как это и пришлось признать г-ну Михайловскому . А так как, да­лее, собственные представления этого социолога о рациональном сами отражают (бес­сознательно для него самого) данную социальную среду, то окончательные выводы его из рассуждения, которые представляются ему «чистейшим» продуктом «современной науки и современных нравственных идей», на самом деле выражают только точку зре­ния и интересы... мещанства.

Этот последний пункт, — т. е., что особая социологическая теория о роли личности или о субъективном методе ставит утопию на место критического материалистического исследования, — особенно важен, и так как он опущен г. Струве, то на нем стоит не­сколько остановиться.

Возьмем для иллюстрации ходячее народническое рассуждение о кустаре. Народник описывает жалкое

Сочинения, т. Ill, с. 155: «Социология должна начать с некоторой утопии».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 425

положение этого кустаря, мизерность его производства, безобразнейшую эксплуатацию его скупщиком, который кладет в карман львиную долю продукта, оставляя производи­телю гроши за 16—18-часовой рабочий день, — и заключает: жалкий уровень произ­водства и эксплуатация труда кустаря — это дурные стороны данных порядков. Но кустарь не наемный рабочий; это — хорошая сторона. Следует сохранить хорошую сторону и уничтожить дурную и для этого устроить кустарную артель. Вот — закон­ченное народническое рассуждение.

Марксист рассуждает иначе. Знакомство с положением промысла возбуждает в нем кроме вопроса о том, хорошо это или дурно, еще вопрос о том, какова организация это­го промысла, т. е. как и почему именно так, а не иначе, складываются отношения меж­ду кустарями по производству данного продукта. И он видит, что эта организация есть товарное производство, т. е. производство обособленных производителей, связанных между собою рынком. Продукт отдельного производителя, предназначенный на чужое потребление, может дойти до потребителя и дать право производителю на получение другого общественного продукта только принявши форму денег, т. е. подвергшись предварительно общественному учету как в качественном, так и в количественном от­ношениях. А учет этот производится за спиной производителя, посредством рыночных колебаний. Эти неведомые производителю, независимые от него рыночные колебания не могут не порождать неравенства между производителями, не могут не усиливать этого неравенства, разоряя одних и давая другим в руки деньги = продукт обществен­ного труда. Отсюда ясна и причина могущества владельца денег, скупщика: она состо­ит в том, что среди кустарей, живущих со дня на день, самое большое с недели на неде­лю, он один владеет деньгами, т. е. продуктом прежнего общественного труда, который в его руках и становится капиталом, орудием присвоения прибавочного продукта дру­гих кустарей. Поэтому, заключает марксист, при таком устройстве

426 В. И. ЛЕНИН

общественного хозяйства экспроприация производителя и эксплуатация его совершен­но неизбежны, совершенно неизбежно подчинение неимущих имущим и та противопо­ложность их интересов, которая дает содержание научному понятию борьбы классов. И, следовательно, интерес производителя состоит совсем не в примирении этих противо­положных элементов, а, напротив, в развитии противоположности, в развитии сознания этой противоположности. Мы видим, что рост товарного хозяйства приводит и у нас, на Руси, к такому развитию противоположности: по мере увеличения рынка и расши­рения производства капитал торговый становится индустриальным. Машинная индуст­рия, разрушая мелкое обособленное производство окончательно (оно уже в корень по­дорвано скупщиком), обобществляет труд. Система Plusmacherei, которая в кустарном производстве прикрыта кажущейся самостоятельностью кустаря и кажущейся случай­ностью власти скупщика, — теперь становится ясной и ничем не прикрытой. «Труд», который и в кустарном промысле принимал участие в «жизни» только тем, что дарил прибавочный продукт скупщикам, теперь окончательно «дифференцируется от жизни» буржуазного общества. Это общество выталкивает его с полной откровенностью прочь, договаривая до конца лежащий в его основании принцип, что производитель может по­лучить средства к жизни лишь тогда, когда найдет владельца денег, соблаговоляющего присвоить прибавочный продукт его труда, — и то, чего не мог понять кустарь [и его идеолог — народник] — именно: глубокий, классовый характер вышеуказанной проти­воположности, — становится само собой ясным для производителя. Вот почему инте­ресы кустаря могут быть представлены только этим передовым производителем.

Сравним теперь эти рассуждения со стороны их социологического метода.

Народник уверяет, что он — реалист. «Историю делают живые личности», и я, мол, и начинаю с «чувств» кустаря, отрицательно настроенного к современному порядку, и с помыслов его об устройстве порядков

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 427

лучших, а марксист рассуждает о какой-то необходимости и неизбежности; он мистик и метафизик.

Действительно, отвечает этот мистик, историю делают «живые личности», — и я, разбирая вопрос о том, почему общественные отношения в кустарном промысле сло­жились так, а не иначе (вы этого вопроса даже и не поставили!), разбирал именно то, как «живые личности» свою историю сделали и продолжают делать. И у меня был в руках надежный критерий того, что я имею дело с «живыми», действительными лично­стями, с действительными помыслами и чувствами: критерий этот состоял в том, что у них уже «помыслы и чувства» выразились в действиях, создали определенные общест­венные отношения. Я, правда, не говорю никогда о том, что «историю делают живые личности» (потому что мне кажется, что это — пустая фраза), но, исследуя действи­тельные общественные отношения и их действительное развитие, я исследую именно продукт деятельности живых личностей. А вы говорить-то о «живых личностях» гово­рите, а на самом деле берете за исходный пункт не «живую личность» с теми «помыс­лами и чувствами», которые действительно создаются условиями их жизни, данной системой производственных отношений, а куклу, и начиняете ей голову своими собст­венными «помыслами и чувствами». Понятно, что от такого занятия получаются одни только невинные мечтания; жизнь оказывается в стороне от вас, а вы — в стороне от жизни . Да мало еще этого: вы посмотрите-ка, чем вы начиняете голову этой куклы и какие меры вы проповедуете. Рекомендуя трудящимся артель, как «путь, указываемый современной наукой и современными нравственными идеями», вы не приняли во вни­мание одного маленького обстоятельства: всей организации нашего общественного хо­зяйства. Не понимая, что это — капиталистическое хозяйство, вы не заметили,

«Практика урезывает ее («возможность нового исторического пути») беспощадно»; «она убывает, можно сказать, с каждым днем» (слова г. Михайловского, у П. Струве, с. 16). Убывает, конечно, не «воз­можность», которой никогда не было, а убывают иллюзии. И хорошо делают, что убывают.

428 В. И. ЛЕНИН

что на этой почве все возможные артели останутся крохотными паллиативами, нимало не устраняющими ни концентрации средств производства, и денег в том числе, в руках меньшинства (эта концентрация — неоспоримый факт), ни полной обездоленности громадной массы населения, — паллиативами, которые в лучшем случае поднимут только кучку отдельных кустарей в ряды мелкой буржуазии. Из идеолога трудящегося вы становитесь идеологом мелкой буржуазии.

Возвратимся, однако, к г. Струве. Указавши на бессодержательность рассуждений народников о «личности», он продолжает: «Что социология в самом деле стремится всегда свести элементы индивидуальности к социальным источникам, в этом убеждает любая попытка объяснить тот или другой крупный момент исторической эволюции. Когда дело доходит до «исторической личности», «великого человека», всегда является стремление выставить его, как «носителя» духа известной эпохи, представителя своего времени, — его действия, его успехи и неудачи представить как необходимые резуль­таты всего предшествующего хода вещей» (32). Эта общая тенденция всякой попытки — объяснить социальные явления, т. е. создать общественную науку, «нашла себе яр­кое выражение в учении о классовой борьбе, как основном процессе общественной эволюции. Раз личность была сброшена со счетов, нужно было найти другой элемент. Таким элементом оказалась социальная группа» (33). Г. Струве совершенно прав, ука­зывая, что теория классовой борьбы довершает, так сказать, общее стремление социо­логии сводить «элементы индивидуальности к социальным источникам». Мало этого: теория классовой борьбы впервые проводит это стремление с такой полнотой и после­довательностью, что возводит социологию на степень науки. Достигнуто было это ма­териалистическим определением понятия «группы». Само по себе это понятие слишком еще неопределенно и произвольно: критерий различения «групп» можно видеть и в яв­лениях религиозных, и этнографических, и политических, и юридических и т. п. Нет твердого признака,

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 429

до которому бы в каждой из этих областей можно было различать те или иные «груп­пы». Теория же классовой борьбы потому именно и составляет громадное приобрете­ние общественной науки, что установляет приемы этого сведения индивидуального к социальному с полнейшей точностью и определенностью. Во-первых, эта теория выра­ботала понятие общественно-экономической формации. Взявши за исходный пункт ос­новной для всякого человеческого общежития факт — способ добывания средств к жизни, она поставила в связь с ним те отношения между людьми, которые складывают­ся под влиянием данных способов добывания средств к жизни, и в системе этих отно­шений («производственных отношений» по терминологии Маркса) указала ту основу общества, которая облекается политико-юридическими формами и известными тече­ниями общественной мысли. Каждая такая система производственных отношений яв­ляется, по теории Маркса, особым социальным организмом, имеющим особые законы своего зарождения, функционирования и перехода в высшую форму, превращения в другой социальный организм. Этой теорией был применен к социальной науке тот объ­ективный, общенаучный критерий повторяемости, возможность применения которого к социологии отрицали субъективисты. Они рассуждали именно так, что вследствие гро­мадной сложности социальных явлений и разнообразия их нельзя изучать эти явления, не отделив важные от неважных, и для такого выделения необходима точка зрения «критически мыслящей» и «нравственно развитой» личности, — и они приходили та­ким образом благополучно к превращению общественной науки в ряд назиданий ме­щанской морали, образцы которой мы видели у г. Михайловского, философствовавше­го о нецелесообразности истории и о пути, руководимом «светом науки». Вот этим-то рассуждениям и был подрезан корень теорией Маркса. На место различия важного и неважного было поставлено различие между экономической структурой общества, как содержанием, и политической и идейной формой: самое понятие экономической структуры было точно разъяснено опровержением

430 В. И. ЛЕНИН

взгляда прежних экономистов, видевших законы природы там, где есть место только законам особой, исторически определенной системы производственных отношений. На место рассуждений субъективистов об «обществе» вообще, рассуждений бессодержа­тельных и не шедших далее мещанских утопий (ибо не выяснена была даже возмож­ность обобщения самых различных социальных порядков в особые виды социальных организмов) — было поставлено исследование определенных форм устройства общест­ва. Во-вторых, действия «живых личностей» в пределах каждой такой общественно-экономической формации, действия, бесконечно разнообразные и, казалось, не под­дающиеся никакой систематизации, были обобщены и сведены к действиям групп лич­ностей, различавшихся между собою по роли, которую они играли в системе производ­ственных отношений, по условиям производства и, следовательно, по условиям их жизненной обстановки, по тем интересам, которые определялись этой обстановкой, — одним словом, к действиям классов, борьба которых определяла развитие общества. Этим был опровергнут детски-наивный, чисто механический взгляд на историю субъ­ективистов, удовлетворявшихся ничего не говорящим положением, что историю дела­ют живые личности, и не хотевших разобрать, какой социальной обстановкой и как именно обусловливаются их действия. На место субъективизма было поставлено воз­зрение на социальный процесс, как на естественно-исторический процесс, — воззрение, без которого, конечно, и не могло бы быть общественной науки. Г-н Струве очень справедливо указывает, что «игнорирование личности в социологии или, вернее, ее устранение из социологии есть в сущности частный случай стремления к научному по­знанию» (33), что «индивидуальности» существуют не только в духовном, но и в физи­ческом мире. Все дело в том, что подведение «индивидуальностей» под известные об­щие законы давным-давно завершено для мира физического, а для области социальной оно твердо установлено лишь теорией Маркса.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 431

Дальнейшее возражение г. Струве против социологической теории российских субъ­ективистов состоит в том, что помимо всех вышеприведенных аргументов — «социо­логия ни в каком случае не может признавать то, что мы называем индивидуальностью, за первичный факт, так как самое понятие индивидуальности (не подлежащей даль­нейшему объяснению) и соответствующий ему факт есть результат долгого социально­го процесса» (36). Это — очень верная мысль, на которой следует остановиться тем бо­лее, что аргументация автора представляет некоторые неправильности. Он приводит взгляды Зиммеля, который-де в сочинении своем: «О социальной дифференциации» доказал прямую зависимость между развитием индивидуальности и дифференциацией той группы, в которую входит эта личность. Г. Струве противополагает это положение теории г. Михайловского об обратной зависимости между развитием индивидуально­сти и дифференциацией («разнородностью») общества. «В недифференцированной среде, — возражает ему г. Струве, — индивидуум будет «гармонически целостен»... в своем однообразии и безличности». «Реальная личность не может быть «совокупно­стью всех черт, свойственных человеческому организму вообще», просто потому, что такая полнота содержания превышает силы реальной личности» (38—39). «Для того, чтобы личность могла быть дифференцированной, она должна находиться в дифферен­цированной среде» (39).

Не ясно из этого изложения, каким именно образом ставит вопрос Зиммель и как он аргументирует. Но в передаче г. Струве постановка вопроса грешит тем же недостат­ком, что и у г. Михайловского. Абстрактное рассуждение о том, в какой зависимости стоит развитие (и благосостояние) индивидуальности от дифференциации общества, — совершенно ненаучно, потому что нельзя установить никакого соотношения, годного для всякой формы устройства общества. Самое понятие «дифференциации», «разно­родности» и т. п. получает совершенно различное значение, смотря по тому, к какой именно социальной обстановке применить его.

432 В. И. ЛЕНИН

Основная ошибка г. Михайловского именно и состоит в абстрактном догматизме его рассуждений, пытающихся обнять «прогресс» вообще вместо изучения конкретного «прогресса» какой-нибудь конкретной общественной формации. Когда г. Струве вы­ставляет против г. Михайловского свои общие положения (вышевыписанные), он по­вторяет его ошибку, уходя от изображения и выяснения конкретного прогресса в об­ласть туманных и голословных догм. Возьмем пример: «Гармоническая целостность индивидуума в своем содержании определяется степенью развития, т. е. дифференциа­ции группы», — говорит г. Струве и пишет эту фразу курсивом. Однако, что следует понимать тут под «дифференциацией» группы? Уничтожение крепостного права уси­лило эту «дифференциацию» или ослабило ее? Г. Михайловский решает вопрос в по­следнем смысле («Что такое прогресс?»); г. Струве решил бы его, вероятно, в первом

— ссылаясь на усиление общественного разделения труда. Один имел в виду уничто­ жение сословных различий; другой — создание экономических различий. Термин так неопределенен, как видите, что его можно натягивать на противоположные вещи. Еще пример. Переход от капиталистической мануфактуры к крупной машинной индустрии можно бы признать уменьшением «дифференциации», ибо детальное разделение труда между специализировавшимися рабочими прекращается. А между тем не может под­ лежать сомнению, что условия развития индивидуальности гораздо благоприятнее (для рабочего) именно в последнем случае. Вывод отсюда — тот, что неправильна уже са­ мая постановка вопроса. Автор сам признает, что существует также антагонизм между личностью и группой (о чем и говорит Михайловский). «Но жизнь, — прибавляет он,

— никогда не слагается из абсолютных противоречий: в ней все текуче и относитель­ но, и в то же время все отдельные стороны находятся в постоянном взаимодействии» (39). Если так, — то к чему же было и выставлять абсолютные соотношения между группой и личностью? — соотношения, не относящиеся к строго определенному мо­ менту развития определенной

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 433

общественной формации? почему было и не отнести всю аргументацию к вопросу о конкретном процессе эволюции России? У автора есть попытка поставить вопрос таким образом, и если бы он выдержал ее последовательно, его аргументация много выиграла бы. «Только разделение труда, — это грехопадение человечества, по учению г. Михайловского, — создало условия для развития той «личности», во имя которой г. Михайловский справедливо протестует против современных форм разделения труда» (38). Это превосходно сказано; только бы вместо «разделения труда» следовало сказать «капитализм» и даже еще уже: русский капитализм. Прогрессивное значение капита­лизма состоит именно в том, что он разрушил прежние узкие условия жизни человека, порождавшие умственную тупость и не дававшие возможности производителям самим взять в руки свою судьбу. Громадное развитие торговых сношений и мирового обмена, постоянные передвижения громадных масс населения разорвали исконные узы рода, семьи, территориальной общины и создали то разнообразие развития, «разнообразие талантов, богатство общественных отношений» , которое играет такую крупную роль в новейшей истории Запада. В России этот процесс сказался с полной силой в порефор­менную эпоху, когда старинные формы труда рушились с громадной быстротой и пер­вое место заняла купля-продажа рабочей силы, отрывавшая крестьянина от патриар­хальной полукрепостнической семьи, от отупляющей обстановки деревни и заменяв­шая полукрепостнические формы присвоения сверхстоимости — формами чисто капи­талистическими. Этот экономический процесс отразился в социальной области «общим подъемом чувства личности», вытеснением из «общества» помещичьего класса разно­чинцами, горячей войной литературы против бессмысленных средневековых стеснений личности и т. п. Что именно пореформенная Россия принесла этот подъем чувства лич­ности, чувства собственного достоинства, — этого народники не станут, вероятно,

* К. Marx. «Der achtzehnte Brumaire», S. 98 u. s. w. (К. Маркс. «Восемнадцатое брюмера», стр. 98 и ел.

Ред.)115.

434 В. И. ЛЕНИН

оспаривать. Но они не задаются вопросом, какие материальные условия повели к это­му. При крепостном праве, разумеется, ничего подобного быть не могло, — и вот на­родник приветствует «освободительную» реформу, не замечая, что он впадает в такой же близорукий оптимизм, как буржуазные историки, про которых Маркс сказал, что они смотрят на крестьянскую реформу сквозь clair obscur «эмансипации», не замечая, что эта «эмансипация» состояла только в замене одной формы другою, в замене фео­дального прибавочного продукта буржуазною прибавочного стоимостью. Совершенно то же самое было и у нас. Именно система «стародворянского» хозяйства, привязывав­шая население к месту, раздроблявшая его на кучки подданных отдельных вотчинни­ков, и создавала придавленность личности. И далее, — именно капитализм, оторвав­ший личность от всех крепостных уз, поставил ее в самостоятельные отношения к рын­ку, сделав ее товаровладельцем (и в качестве такового — равной всякому другому то­варовладельцу), и создал подъем чувства личности. Если гг. народники фарисейски ужасаются, когда им говорят о прогрессивности русского капитализма, то это только потому, что они не задумываются над вопросом о материальных условиях тех «благ прогресса», которые знаменуют пореформенную Россию. Если г. Михайловский начи­нает свою «социологию» с «личности», протестующей против русского капитализма, как случайного и временного уклонения России с правильного пути, то он уже тут по­бивает сам себя, не понимая, что только капитализм и создал условия, сделавшие воз­можным этот протест личности. — На этом примере мы видим еще раз, в каком изме­нении нуждается аргументация г. Струве. Вопрос следовало свести целиком на почву русской действительности, на почву выяснения того, что есть, и почему есть именно так, а не иначе: народники недаром всю свою социологию строили на том, что вместо анализа действительности рассуждали о том, что «мо-

— завуалированность. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 435

жет быть»; они не могли не видеть, что действительность беспощадно разбивает их ил­люзии.

Свой разбор теории «личностей» автор заключает такой формулировкой: «личность для социологии есть функция среды», «личность является тут формальным понятием, содержание которого дается исследованием социальной группы» (40). Последнее про­тивоположение особенно хорошо подчеркивает противоположность субъективизма и материализма: рассуждая о «личности», субъективисты определяли содержание этого понятия (т. е. «помыслы и чувства» этой личности, ее социальные действия) a priori, т. е. подсовывали свои утопии вместо «исследования социальной группы».

Другая «важная сторона» материализма, — продолжает г. Струве, — «заключается в том, что экономический материализм подчиняет идею факту, сознание и долженство­вание — бытию» (40). «Подчиняет» — это значит, конечно, в данном случае: отводит подчиненное место в объяснении общественных явлений. Субъективисты-народники поступают как раз наоборот: они исходят в своих рассуждениях из «идеалов», нисколь­ко не задумываясь о том, что эти идеалы могли явиться только известным отражением действительности, что их, следовательно, необходимо проверить фактами, свести к фактам. — Народнику, впрочем, без пояснений будет непонятно это последнее поло­жение. Как это так? — думает он, — идеалы должны осуждать факты, указывать, как изменить их, проверять факты, а не проверяться фактами. Это последнее кажется на­роднику, привыкшему витать в заоблачных сферах, примирением с фактом. Объясним­ся.

Наличность «хозяйничанья за чужой счет», наличность эксплуатации всегда будет порождать как в самих эксплуатируемых, так и в отдельных представителях «интелли­генции» идеалы, противоположные этой системе.

Эти идеалы чрезвычайно ценны для марксиста; он только на их почве и полемизиру­ет с народничеством, он полемизирует исключительно по вопросу о построении этих идеалов и осуществлении их.

436 В. И. ЛЕНИН

Для народника достаточно констатировать факт, порождающий такие идеалы, затем привести указания на законность идеала с точки зрения «современной науки и совре­менных нравственных идей» [причем он не понимает, что эти «современные идеи» оз­начают только уступки западноевропейского «общественного мнения» новой нарож­дающейся силе] и взывать далее к «обществу» и «государству»: обеспечьте, оградите, организуйте!

Марксист исходит из того же идеала, но сличает его не с «современной наукой и со-

*

временными нравственными идеями» , а с существующими классовыми противоре­чиями, и формулирует его поэтому не как требование «науки», а как требование такого-то класса, порождаемое такими-то общественными отношениями (которые подлежат объективному исследованию) и достижимое лишь так-то вследствие таких-то свойств этих отношений. Если не свести таким образом идеалы к фактам, то эти идеалы оста­нутся невинными пожеланиями, без всяких шансов на принятие их массой и, следова­тельно, на их осуществление.

Указав, таким образом, общие теоретические положения, заставляющие признать материализм единственно правильным методом общественной науки, г. Струве пере­ходит к изложению взглядов Маркса и Энгельса, цитируя преимущественно сочинения последнего. Это — чрезвычайно интересная и поучительная часть книги.

Чрезвычайно справедливо указание автора, что «нигде не приходится натыкаться на такое непонимание Маркса, как у русских публицистов» (44). В пример приводится прежде всего г. Михайловский, усматривающий в «историко-философской теории» Маркса только выяснение «генезиса капиталистического строя». Г. Струве с полным правом протестует против этого.

* Энгельс в своей книге «Herrn Ε. Dührings Umwälzung der Wissenschaft» («Переворот в науке, произ­веденный г-ном Ε. Дюрингом». Ред.) превосходно заметил, что это — старый психологический метод: сличать свое понятие не с фактом, который оно отражает, а с другим понятием, с слепком с другого фак-

та116.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 437

Действительно, это в высшей степени характерный факт. Г-н Михайловский писал о Марксе много раз, но никогда и не заикался о том отношении, в котором находится метод Маркса к «субъективному методу в социологии». Г. Михайловский писал о «Капитале», заявлял свою «солидарность» (?) с экономической доктриной Маркса, но обходил строгим молчанием вопрос — к примеру скажем — о том, не подходят ли рос­сийские субъективисты под метод Прудона, желающего переделать товарное хозяйство по своему идеалу справедливости? Чем отличается этот критерий (справедливости — justice éternelle) от критерия г-на Михайловского: «современная наука и современные нравственные идеи»? И почему г. Михайловский, так энергично протестовавший всегда против отождествления метода общественных наук с методом наук естественных, не спорил против заявления Маркса, что подобный метод Прудона совершенно так же не­леп, как если бы химик пожелал вместо «изучения действительных законов обмена ве­ществ» преобразовать этот обмен по законам «сродства»? не спорил против того взгля­да Маркса, что социальный процесс есть «естественно-исторический процесс»? Незна­комством с литературой этого не объяснишь: дело, очевидно, в полнейшем непонима­нии или нежелании понять. Г-н Струве первый, кажется, в нашей литературе заявил это, — ив этом его большая заслуга.

Перейдем теперь к тем заявлениям автора по поводу марксизма, которые вызывают критику. «Мы не можем не признать, — говорит г. Струве, — что чисто философское обоснование этого учения еще не дано, и что оно еще не справилось с тем огромным конкретным материалом, который представляет всемирная история. Нужен, очевидно, пересмотр фактов с точки зрения новой теории; нужна критика теории на фактах. Быть может, многие односторонности и слишком поспешные обобщения будут оставлены» (46). Не совсем ясно, что

* «Das Kapital», I. В., 2-te Aufl., S. 62, Anm. 38 («Капитал», т. I, 2-е изд., стр. 62, прим. 38. Ред.)111'.

438 В. И. ЛЕНИН

разумеет автор под «чисто философским обоснованием»? С точки зрения Маркса и Эн­гельса, философия не имеет никакого права на отдельное самостоятельное существова­ние, и ее материал распадается между разными отраслями положительной науки. Таким образом, под философским обоснованием можно разуметь или сопоставление посылок ее с твердо установленными законами других наук [и г. Струве сам признал, что уже психология дает положения, заставляющие отказаться от субъективизма и принять ма­териализм], или опыт применения этой теории. А в этом отношении мы имеем заявле­ние самого г. Струве, что «за материализмом всегда останется та заслуга, что он дал глубоко научное, поистине философское (курсив автора) истолкование целому ряду (это NB) исторических фактов огромной важности» (50). Последнее заявление автора содержит признание, что материализм — единственно научный метод социологии, и поэтому, конечно, нужен «пересмотр фактов» с этой точки зрения, особенно пересмотр фактов русской истории и действительности, так усердно искажавшихся российскими субъективистами. Что касается последнего замечания насчет возможных «односторон­ностей» и «слишком поспешных обобщений», то мы, не останавливаясь на этом общем и потому неясном замечании, обратимся прямо к одной из тех поправок, которую вно­сит «не зараженный ортодоксией» автор в «слишком поспешные обобщения» Маркса.

Дело идет о государстве. Отрицая государство, «Маркс и его последователи» «ув­леклись» «слишком далеко в критике современного государства» и впали в «односто­ронность». «Государство, — исправляет это увлечение г. Струве, — есть прежде всего организация порядка; организацией же господства (классового) оно является в общест­ве, в котором подчинение одних групп другим обусловливается его экономической структурой» (53). Родовой быт, по мнению автора, знал государство, которое останется и при уничтожении классов, ибо признак государства — принудительная власть.

Можно только подивиться тому, что автор с таким поразительным отсутствием ар­гументов критикует

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 439

Маркса с своей профессорской точки зрения. Прежде всего, он совершенно неправиль­но видит отличительный признак государства в принудительной власти: принудитель­ная власть есть во всяком человеческом общежитии, и в родовом устройстве, и в семье, но государства тут не было. «Существенный признак государства, — говорит Энгельс в том самом сочинении, из которого г. Струве взял цитату о государстве, — состоит в публичной власти, отдельной от массы народа» [«Ursprung der Familie u. s. w.», 2-te Aufl., S. 84 ; русск. пер., с. 109 ], и несколько выше он говорит об учреждении нав-

„119 г

крарии , что оно «подрывало двояким образом родовое устройство: во-первых, оно создавало публичную власть (öffentliche Gewalt — в русск. пер. неверно передано: об­щественная сила), которая уже не совпадала просто-напросто с совокупностью воору­женного народа» (ib.**, S. 79; русск. пер., с. 105120). Итак, признак государства — на­личность особого класса лиц, в руках которого сосредоточивается власть. Общину, в которой «организацией порядка» заведовали бы поочередно все члены ее, никто, разу­меется, не мог бы назвать государством. Далее, по отношению к современному госу­дарству рассуждение г-на Струве еще более несостоятельно. Говорить о нем, что оно «прежде всего (sic!?!) организация порядка» — значит не понимать одного из очень важных пунктов теории Маркса. Тот особый слой, в руках которого находится власть в современном обществе, это — бюрократия. Непосредственная и теснейшая связь этого органа с господствующим в современном обществе классом буржуазии явствует и из истории (бюрократия была первым политическим орудием буржуазии против феода­лов, вообще против представителей «стародворянского» уклада, первым выступлением на арену политического господства не породистых землевладельцев, а разночинцев, «мещанства») и из самых условий образования и комплектования этого класса, в кото­рый доступ открыт только

— «Происхождение семьи и т. д.», 2-е изд., стр. 84. Ред. " — ibidem — там же. Ред.

440 В. И. ЛЕНИН

буржуазным «выходцам из народа» и который связан с этой буржуазией тысячами крепчайших нитей . Ошибка автора тем более досадна, что именно российские народ­ники, против которых он возымел такую хорошую мысль ополчиться, понятия не име­ют о том, что всякая бюрократия и по своему историческому происхождению, и по сво­ему современному источнику, и по своему назначению представляет из себя чисто и исключительно буржуазное учреждение, обращаться к которому с точки зрения инте­ресов производителя только и в состоянии идеологи мелкой буржуазии.

Стоит остановиться еще несколько на отношении марксизма к этике. Автор приво­дит на с. 64—65 прекрасное разъяснение Энгельсом отношения свободы к необходимо­сти: «Свобода есть понимание необходимости»122. Детерминизм не только не предпо­лагает фатализма, а, напротив, именно и дает почву для разумного действования. Нель­зя не добавить к этому, что российские субъективисты не сумели разобраться даже в столь элементарном вопросе, как вопрос о свободе воли. Г-н Михайловский беспомощ­но путался в смешении детерминизма с фатализмом и находил выход.., усаживаясь ме­жду двумя стульями: не желая отрицать законосообразности, он утверждал, что свобо­да воли — факт нашего сознания (собственно, идея Миртова, перенятая г. Михайловским) и потому может служить основой этики. Понятно, что в применении к социологии эти идеи не могли дать ничего, кроме утопии или пустой морали, игнори­рующей борьбу классов, происходящую в обществе. Нельзя не признать поэтому спра­ведливости утверждения Зомбарта, что «в самом марксизме от начала до конца нет ни грана этики»: в отношении теоретическом — «этическую точку

Ср. К. Marx. «Bürgerkrieg in Frankreich», S. 23 (Lpz. 1876) (К. Маркс. «Гражданская война во Фран­ции», стр. 23, Лейпциг, 1876. Ред.) и «Der achtzehnte Brumaire», S. 45—46 (Hmb. 1885) («Восемнадцатое брюмера», стр. 45—46, Гамбург, 1885. Ред.)121: «Материальный интерес французской буржуазии тесней­шим образом сплетается с сохранением этого широкого и широко разветвляющегося механизма [речь идет о бюрократии]. Сюда сбывает она свое излишнее население и пополняет в форме казенного жалова­нья то, чего она не смогла заполучить в форме прибыли, процентов, ренты и гонораров».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 441

зрения» он подчиняет «принципу причинности»; в отношении практическом — он сво­дит ее к классовой борьбе. Изложение материализма г. Струве дополняет оценкой с ма­териалистической точки зрения «двух факторов, играющих весьма важную роль во всех народнических построениях» — «интеллигенции» и «государства» (70). На этой оценке опять-таки отразилась та же «неортодоксальность» автора, которая была отмечена вы­ше по поводу его объективизма. «Если... все вообще общественные группы представ­ляют из себя реальную силу только поскольку... они совпадают с общественными клас­сами или к ним примыкают, то очевидно, что «бессословная интеллигенция» не есть реальная общественная сила» (70). В абстрактном теоретическом смысле автор, конеч­но, прав. Он ловит, так сказать, народников на слове. Вы говорите, что на «иные пути» должна направить Россию интеллигенция — вы не понимаете, что, не примыкая к клас­су, она есть нуль. Вы хвастаетесь, что русская бессословная интеллигенция отличалась всегда «чистотой» идей — поэтому-то и была она всегда бессильна. Критика автора ог­раничивается сопоставлением нелепой народнической идеи о всемогуществе интелли­генции с своей совершенно справедливой идеей о «бессилии интеллигенции в экономи­ческом процессе» (71). Но такого сопоставления мало. Чтобы судить о русской «бессо­словной интеллигенции», как об особой группе русского общества, которая так харак­теризует всю пореформенную эпоху — эпоху окончательного вытеснения дворянина разночинцем, — которая, несомненно, играла и продолжает играть известную истори­ческую роль, для этого нужно сопоставить идеи и еще более программы нашей «бессо­словной интеллигенции» с положением и интересами данных классов русского обще­ства. Чтобы устранить возможность заподозрить нас в пристрастности, мы не будем делать этого сопоставления сами, а ограничимся ссылкой на того народника, статья ко­торого была комментирована в I главе. Вывод из всех его отзывов вытекает совершенно определенный: русская передовая, либеральная, «демократическая» интеллигенция

442 В. И. ЛЕНИН

была интеллигенцией буржуазной. «Бессословность» нимало не исключает классового происхождения идей интеллигенции. Всегда и везде буржуазия восставала против фео­дализма во имя бессословности — и у нас против стародворянского, сословного строя выступила бессословная интеллигенция. Всегда и везде буржуазия выступала против отживших сословных рамок и других средневековых учреждений во имя всего «наро­да», классовые противоречия внутри которого были еще не развиты, и она была, как на Западе, так и в России, права, так как критикуемые учреждения стесняли действительно всех. Как только сословности в России нанесен был решительный удар (1861), — тот­час же стал обнаруживаться антагонизм внутри «народа», а наряду с этим и в силу это­го антагонизм внутри бессословной интеллигенции между либералами и народниками, идеологам! ! крестьянства (внутри которого первые русские идеологи непосредствен­ных производителей не видели, да и не могли еще видеть, образования противополож­ных классов). Дальнейшее экономическое развитие повело к более полному обнаруже­нию социальных противоположностей в русском обществе, заставило признать факт разложения крестьянства на деревенскую буржуазию и пролетариат. Народничество совсем уже почти превратилось в идеологию мелкой буржуазии, отделив от себя мар­ксизм. Поэтому русская «бессословная интеллигенция» представляет из себя «реаль­ную общественную силу», поскольку она заступает общебуржуазные интересы . Если тем не менее эта сила не смогла создать подходящих для защищаемых ею интересов учреждений, не сумела переделать «атмосферы современной российской культуры» (г. В. В.), если «активный демократизм в эпоху полити-

Мелкобуржуазный характер громадной массы народнических пожеланий отмечен был в I главе. Пожелания, не подходящие под эту характеристику (вроде «обобществления труда»), занимают в совре­менном народничестве совсем уже миниатюрное место. И «Русское Богатство» (1893, № 11—12, ст. Южакоеа «Вопросы экономического развития России») и г. В. В. («Очерки теоретической экономии». СПБ. 1895) протестуют против г. Н. —она, отзывающегося «сурово» (выражение г. Южакова) об истас­канной панацее кредитов, расширения землевладения, переселений и т. д.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 443

ческой борьбы» сменился «общественным индифферентизмом» (г. В. В. в «Неделе» 1894 г., № 47), — то причина этого лежит не только в мечтательном характере отечест­венной «бессословной интеллигенции», но и главным образом в положении тех клас­сов, из которых она выходила, и от которых черпала силу, в их двуличности. Неоспо­римо, что российская «атмосфера» представляла для них много минусов, но она давала им и некоторые плюсы.

В России особенно велика историческая роль того класса, который, по мнению на­родников, не является носителем «чистой идеи труда»; его «активность» нельзя усып­лять «севрюжиной с хреном». Поэтому указания на него со стороны марксистов не только не «обрывают демократической нити», как уверяет г. В. В., специализирующий­ся на выдумывании самых невероятных нелепостей про марксистов, а, напротив, под­хватывают эту «нить», которую выпускает из рук индифферентное «общество», требу­ют ее развития, укрепления, приближения к жизни.

В связи с неполнотой в оценке интеллигенции стоит у г. Струве не вполне удачная формулировка следующего положения. «Надо доказать, — говорит он, — что разложе­ние старого экономического строя неизбежно» (71). Во-первых, что разумеет автор под «старым экономическим строем»? Крепостничество? — но разложение его нечего и до­казывать. — «Народное производство»? — но он сам же говорит ниже и говорит со­вершенно справедливо, что это словосочетание «не отвечает никакому реальному исто­рическому порядку» (177), что это, другими словами, — миф, так как после отмены «крепостного права» у нас ускоренно стало развиваться товарное хозяйство. Вероятно, автор имел в виду ту стадию развития капитализма, когда он не вполне еще выпутался из средневековых учреждений, когда силен еще торговый капитал и мелкое производ­ство еще держится для большой части производителей. Во-вторых, в чем видит автор критерий этой неизбежности? В господстве таких-то классов? в свойствах данной сис­темы производственных отношений?

444 В. И. ЛЕНИН

В обоих случаях вопрос сводится к констатированию наличности тех или других (ка­питалистических) порядков; вопрос сводится к констатированию факта, и его ни в каком случае не следовало переносить в область рассуждений о будущем. Подобные рассуждения следовало бы оставить в монопольном владении гг. народников, ищущих «иных путей для отечества». Автор сам говорит на следующей же странице, что всякое государство есть «выражение господства известных общественных классов», что «нужно перераспределение социальной силы между отдельными классами для того, чтобы государство коренным образом изменило свой курс» (72). Все это — глубоко верно и очень метко направлено против народников, и сообразно с этим вопрос следо­вало поставить иначе: надо доказать (не «неизбежность разложения» и т. д.) налич­ность в России капиталистических производственных отношений; надо доказать, что и на русских данных оправдывается тот закон, что «товарное хозяйство есть хозяйство капиталистическое», т. е. что и у нас товарное хозяйство повсюду перерастает в капи­талистическое; надо доказать, что повсюду господствуют порядки в существе своем буржуазные, что именно господство этого класса, а не пресловутые народнические «случайности» или «политика» и т. п., вызывают освобождение производителя от средств производства и повсеместное хозяйничанье его за чужой счет.

Этим закончим разбор первой части книги г. Струве, носящей общий характер.

ГЛАВА III

ПОСТАНОВКА ЭКОНОМИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ У НАРОДНИКОВ И У г. СТРУВЕ

Покончив с социологией, автор переходит к более «конкретным экономическим во­просам» (73). Он считает при этом «естественным и законным» начать с «общих поло­жений и исторических справок», с «бесспорных, общечеловеческим опытом установ­ленных, посылок», — как он говорит в предисловии.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 445

Нельзя не заметить, что этот прием грешит той же абстрактностью, которая была отмечена с самого начала как основной недостаток разбираемой книги. В тех главах, к которым мы теперь переходим (третья, четвертая и пятая), этот недостаток привел к двоякого рода нежелательным последствиям. С одной стороны, он ослабил те опреде­ленные теоретические положения, которые автор выставил против народников. Г-н Струве рассуждает вообще, обрисовывает переход от натурального к товарному хозяй­ству, указывает, что бывало на свете дело по большей части вот так-то и так-то, и при этом отдельными, беглыми указаниями переходит и к России, распространяя и на нее общий процесс «исторического развития хозяйственного быта». Бесспорно, что такое распространение совершенно законно и что «исторические справки» автора совершен­но необходимы для критики народничества, неправильно представляющего историю не одной только России. Но следовало бы конкретнее высказать эти положения, опреде­леннее противопоставить их доводам народников, которые отрицают правильность распространения общего процесса на Россию; следовало бы сопоставить такое-то по­нимание русской действительности народниками с другим пониманием той же дейст­вительности марксистами. С другой стороны, абстрактный характер рассуждений авто­ра ведет к недоговоренности его положений, к тому, что он, правильно указывая на на­личность такого-то процесса, не разбирает, какие классы складывались при этом, какие классы являлись носителями процесса, заслоняя собой другие, подчиненные им слои населения; одним словом, объективизм автора не доходит тут до материализма — в вышеупомянутом значении этих терминов .

Такое соотношение объективизма и материализма указано, между прочим, Марксом в предисловии к его сочинению: «Der achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte» («Восемнадцатое брюмера Луи Бонапар­та». Ред.). Маркс говорит, что об этом же историческом событии писал Прудон (Coup d'état (Переворот. Ред.)), и отзывается о его точке зрения в противоположность своей следующим образом:

«Прудон, с своей стороны, стремится представить государственный переворот [2-го дек.] результатом предшествующего исторического развития. Но историческая конструкция государственного переворота превращается у него под рукой в историческую апологию героя этого переворота. Он впадает, таким об­разом, в ошибку наших так называемых объективных историков. Я, напротив, показываю, каким образом классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность дюжинной и смешной личности сыграть роль героя» (Vorwort)123.

446 В. И. ЛЕНИН

Доказательства такой оценки указанных глав сочинения г. Струве мы приведем сей­час, разбирая отдельные, наиболее важные положения.

Чрезвычайно верно замечание автора, что «в русской истории зависимость (юриди­ческая и экономическая) непосредственных производителей от господ встречается нам чуть не с первых страниц, как исторический спутник идиллии «народного производст­ва»» (81). В эпоху натурального хозяйства крестьянин был порабощен землевладельцу, он работал не на себя, а на боярина, на монастырь, на помещика, — иг. Струве с пол­ным правом противопоставляет этот исторический факт россказням наших самобыт­ных социологов о том, как «средства производства принадлежали производителю» (81). Эти россказни представляют из себя одно из тех искажений русской истории в угоду мещанской утопии, на которые так щедры были всегда народники. Боясь прямо взгля­нуть на действительность, боясь назвать это угнетение его настоящим именем, они об­ращались к истории, изображая дело таким образом, что принадлежность средств про­изводства производителю была «исконным» началом, «вековым устоем» крестьянского труда и что современная экспроприация крестьянства объясняется поэтому не сменой феодального прибавочного продукта буржуазною сверхстоимостью, не капиталистиче­скою организацией нашего общественного хозяйства, а случайностью неудачной поли­тики, временным «отклонением от пути, предписываемого всею историческою жизнью нации» (г. Южаков, цитировано у П. Струве, с. 15). И эти вздорные побасенки не сты­дились рассказывать про страну, в которой только очень недавно прекратилась крепо­стническая эксплуа-

Даже еще нельзя сказать, чтобы окончательно прекратилась. С одной стороны, мы имеем выкупные платежи (а известно, что в них вошла не только цена земли, но и выкуп крепостного права); с другой стороны, например, отработки крестьян за «отрезные земли» — прямое переживание феодального спо­соба производства.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 447

тация крестьянства в самых грубых, азиатских формах, когда не только средства произ­водства не принадлежали производителю, но и сами производители очень мало отлича­лись от какого-нибудь «средства производства». Г-н Струве очень метко противопола­гает этому «слащавому оптимизму» резкий отзыв Салтыкова о связи «народного про­изводства» и крепостного права, о том, как «изобилие» эпохи «вековых устоев» «выпа­дало только [это заметьте] на долю потомков лейбкампанцев124 и прочих дружинников» (83).

Далее, отметим следующее замечание г. Струве, определенно касающееся опреде­ленных фактов русской действительности и содержащее чрезвычайно верную мысль. «Когда производители начинают работать не на местный, точно отграниченный, а на отдаленный и неопределенный рынок, и развивается конкуренция, борьба за рынок, то эти условия приводят к техническому прогрессу... Раз возможно разделение труда, оно должно быть проведено как можно шире, но, прежде чем производство реорганизуется в техническом отношении, влияние новых условий обмена (сбыта) скажется в том, что производитель попадет в экономическую зависимость от торговца (скупщика), и в со­циальном отношении этот момент имеет решающее значение. Это упускают из виду наши «истинные марксисты» вроде г. В. В., ослепленные значением чисто техническо­го прогресса» (98). Это указание на решающее значение появления скупщика — глубо­ко верно. Решающим является оно в том отношении, что безусловно доказывает уже наличность капиталистической организации производства, доказывает применимость и к России положения, что «товарное хозяйство — денежное хозяйство — есть хозяйство капиталистическое», создает то подчинение производителя — капиталу, из которого не может быть иного выхода, кроме самодеятельности производителя. «С того момента, что между потребителем и производителем становится капиталист-предприниматель, — а это неизбежно при производстве на широкий и неопределенный рынок, — мы име­ем перед собой одну из форм капиталистического

448 В. И. ЛЕНИН

производства». И автор справедливо добавляет, что, «если под кустарным производст­вом разуметь такое, при котором производитель, работая на неопределенный и отда­ленный рынок, пользуется полной экономической самостоятельностью, то окажется, пожалуй, что этого настоящего кустарного производства в русской действительности почти не имеется». Напрасно только употреблено тут выражение «пожалуй» и будущее время: преобладание домашней системы крупного производства и полнейшего пора­бощения кустарей скупщикам — общераспространенный и преобладающий факт дей­ствительной организации наших кустарных промыслов. Эта организация — не только капиталистическая, но, по верному замечанию автора, это еще организация «чрезвы­чайно выгодная для капиталистов», обеспечивающая им гигантские барыши, безобраз­но низкую заработную плату и в высшей степени затрудняющая организацию и разви­тие рабочих (с. 99—101). Нельзя не отметить, что факт преобладания капиталистиче­ской эксплуатации в наших кустарных промыслах известен давным-давно, но народни­ки игнорируют его самым беззастенчивым образом. В каждом почти номере их журна­лов и газет, где идет речь об этом предмете, встретите вы сетования на то, что прави­тельство поддерживает «искусственно» крупный капитализм [вся «искусственность» которого состоит в том, что он крупный, а не мелкий, фабричный, а не кустарный, ме­ханический, а не ручной] и ничего не делает для «нужд народной промышленности». С полной наглядностью выказывается тут ограниченность мелкого буржуа, борющегося за мелкий капитал против крупного и упорно закрывающего глаза на бесспорно уста­новленный факт, что и в этой «народной» промышленности существует такая же про­тивоположность интересов и что, следовательно, не в жалких кредитах и т. п. заключа­ется выход. Так как для мелкого хозяина, привязанного к своему хозяйству и боящегося постоянно потерять его, все это представляется чем-то ужасным, какой-то «агитацией» «о справедливом вознаграждении за труд, как будто не сам труд в плодах своих создает это воз-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 449

награждение», — то понятно, что единственным представителем трудящейся массы кустарей может быть только производитель, стоящий в «искусственных», «тепличных» условиях фабрично-заводской промышленности .

Остановимся еще на рассуждении г. Струве о земледелии. Паровой транспорт выну­ждает переход к меновому хозяйству, он делает сельскохозяйственное производство товарным. Товарный же характер производства безусловно требует «его экономической и технической рациональности» (ПО). Положение это автор считает особенно важным аргументом против народников, которые с торжеством указывают на недоказанность (будто бы) преимуществ крупного производства в земледелии. «Тем, кто опирается на учение Маркса, — отвечает им автор, — не пристало отрицать значение экономических и технических особенностей сельскохозяйственного производства, благодаря которым в известных случаях мелкие предприятия имеют экономические преимущества над крупными, — хотя бы сам Маркс и отрицал значение этих особенностей» (111). Очень неясное место. О каких это особенностях говорит автор? Почему не указывает их точ­но? Почему не указывает, где и как выражал об этом свое мнение Маркс и на каких ос­нованиях признается нужным исправить это мнение?

«Мелкое земледельческое производство, — продолжает автор, — все больше и больше должно принимать товарный характер, и для того, чтобы быть жизнеспособны­ми предприятиями, мелкие земледельческие хозяйства должны удовлетворять общим требованиям экономической и технической рациональности» (111). «Дело вовсе не в том, будут ли мелкие земледельческие предприятия поглощены крупными — такого исхода экономической эволюции вряд ли можно ждать, — а в той метаморфозе, кото­рой подвергается все народное хозяйство под влиянием обмена. Народники упускают

«Весь процесс выражается в том, что мелкое производство (ремесло) одними своими элементами сближается с «капитализмом», другими — с наемным трудом, свободным от средств производства» (с. 104).

450 В. И. ЛЕНИН

из виду, что вытеснение натурального хозяйства меновым в связи с констатированным выше «рассеянием промышленности» совершенно изменяет всю структуру общества. Прежнее отношение между земледельческим (сельским) и неземледельческим (город­ским) населением нарушается в пользу последнего. Самый экономический тип и пси­хический склад сельскохозяйственных производителей коренным образом изменяется под влиянием новых условий хозяйственной жизни» (114).

Приведенное место поясняет нам, что хотел сказать автор своей тирадой о Марксе, и вместе с тем наглядно иллюстрирует вышесделанное замечание, что догматичный спо­соб изложения, не опирающийся на изображение конкретного процесса, затемняет мысли автора и оставляет их недоговоренными. Положение его о неверности народни­ческих взглядов совершенно правильно, но неполно, потому что не сопровождается указанием на те новые формы классового антагонизма, которые развиваются при этой замене нерационального производства рациональным. Автор, например, ограничивает­ся беглым упоминанием, что «экономическая рациональность» означает «наивысшую ренту» (ПО), но забывает добавить, что рента предполагает буржуазную организацию земледелия, т. е., во-первых, полное подчинение его рынку, и, во-вторых, образование в земледелии таких же классов буржуазии и пролетариата, которые свойственны и капи­талистической индустрии.

Народники, рассуждая о некапиталистической, будто бы, организации нашего зем­леделия, ставят вопрос безобразно узко и неправильно, сводя все к вытеснению мелких хозяйств крупными, и только. Г-н Струве совершенно справедливо говорит им, что при таком рассуждении они упускают из виду общий характер земледельческого производ­ства, который может быть (и действительно является у нас) буржуазным и при мелком производстве, как является буржуазным хозяйство западноевропейских крестьян. Ус­ловия, при которых мелкое самостоятельное хозяйство («народное» — по терминоло­гии российской интеллигенции) становится

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 4M

буржуазным, известны: это, во-первых, господство товарного хозяйства, которое при изолированности производителей порождает среди них конкуренцию и, разоряя массу, обогащает немногих; это, во-вторых, превращение рабочей силы в товар и средств про­изводства в капитал, т. е. освобождение производителя от средств производства и капи­талистическая организация важнейших отраслей промышленности. При этих условиях мелкий самостоятельный производитель становится в исключительное положение по отношению к массе производителей, — как и у нас сейчас действительно самостоя­тельные хозяева представляют исключение среди массы, работающей за чужой счет, не имеющей не только «самостоятельного» хозяйства, но даже и жизненных средств на неделю. Положение и интересы самостоятельного хозяина обособляют его от массы производителей, живущих главным образом заработной платой. Между тем как по­следние выдвигают вопрос о «справедливом вознаграждении», являющийся по необхо­димости преддверием коренного вопроса об ином устройстве общественного хозяйства, — первого интересует гораздо живее совсем другое: кредит, и особенно мелкий «на­родный» кредит, улучшенные удешевленные орудия, «организация сбыта», «расшире­ние землевладения» и т. п.

Самый закон о преимуществе крупных хозяйств над мелкими есть закон только то­варного производства и, следовательно, не может быть прилагаем к хозяйствам, не втя­нутым еще окончательно в товарное производство, не подчиненным рынку. Поэтому такая аргументация (в которой, между прочим, упражнялся и г. В. В.), что упадок дво­рянских хозяйств после реформы и аренда крестьянами частновладельческих земель опровергает мнение о капиталистической эволюции нашего земледелия, — эта аргу­ментация доказывает только полное непонимание дела у прибегавших к ней. Понятно, что

Понятно, что речь идет о хозяйственной изолированности. Общинное землевладение нимало ее не устраняет. При самых «уравнительных» переделах крестьянин в одиночку хозяйничает на своей полосе, следовательно, является изолированным, обособленным производителем.

452 В. И. ЛЕНИН

разрушение крепостных отношений, при которых культура была в руках крестьян, вы­звало кризис помещиков. Но не говоря уже о том, что этот кризис повел только к при­менению все в больших и больших размерах труда батраков и поденщиков, сменявшего отживающие формы полуфеодального труда (за отработки), — не говоря уже об этом, самое крестьянское хозяйство стало существенно изменять свой характер: оно вынуж­дено было работать на рынок, что и не замедлило повести к расколу крестьянства на деревенскую мелкую буржуазию и сельский пролетариат. Этот раскол окончательно решает вопрос о капитализме в России. Г-н Струве поясняет указанный процесс в V главе, где он замечает: «Мелкий земледелец дифференцируется: развивается, с одной стороны, «экономически крепкое» крестьянство [надо было сказать: буржуазное], с другой — крестьянство пролетарского типа. Черты народного производства соединя­ются с капиталистическими в одну картину, над которой явственно значится надпись: чумазый идет» (стр. 177).

Вот на эту сторону дела, на буржуазную организацию нового, «рационального» зем­леделия и следовало обратить внимание. Следовало показать народникам, что, игнори­руя указанный процесс, они превращаются из идеологов крестьянства в идеологов мел­кой буржуазии. «Поднятие народного производства», которого они жаждут, может оз­начать, при такой организации крестьянского хозяйства, только «поднятие» мелкой буржуазии. Напротив, те, кто указывает на производителя, живущего в наиболее разви­тых капиталистических отношениях, выражают правильно интересы не одного только этого производителя, а и всей гигантской массы «пролетарского» крестьянства.

Неудовлетворительность изложения у г. Струве, его неполнота и недоговоренность привела к тому, что, говоря о рациональном земледелии, он не характеризовал его об­щественно-экономической организации, — что, показывая, как паровой транспорт за­меняет нерациональное производство рациональным, натуральное товарным, он не ха­рактеризовал той новой формы

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 453

классового антагонизма, которая складывается при этом.

Этот же недостаток в постановке вопросов сказывается на большей части рассужде­ний в разбираемых главах. Для иллюстрации приведу еще несколько примеров. Товар­ное хозяйство — говорит автор — и широкое общественное разделение труда «разви­ваются, опираясь на институт частной собственности, принципы экономической свобо­ды и чувство индивидуализма» (91). Прогресс национального производства связан с «мерой господства института частной собственности над обществом». «Быть может, это печально, но так происходит дело в действительности, это — эмпирически, истори­чески установленное сосуществование. В настоящее время, когда с таким легкомысли­ем третируются идеи и принципы XVIII века, причем в сущности повторяется его же ошибка, — слишком часто забывается эта культурно-историческая связь экономиче­ского прогресса с институтом частной собственности, принципами экономической сво­боды и чувством индивидуализма. Только игнорируя эту связь, можно рассчитывать на то, что без осуществления названных начал возможен для экономически и культурно неразвитого общества хозяйственный прогресс. Мы не чувствуем никакой особенной симпатии к этим началам и прекрасно понимаем их исторически-преходящий характер, но в то же время мы не можем не видеть в них огромной культурной силы, не только отрицательной, но и положительной. Не видеть ее может только идеализм, мнящий се­бя в своих построениях не связанным никакой исторической преемственностью» (91).

Автор совершенно прав в своем «объективном» констатировании «исторических со­существований», но тем более досады возбуждает недоговоренность его аргументации. Так и хочется сказать ему: договаривайте же! сводите эти общие положения и истори­ческие справки к определенному периоду нашей русской истории, формулируйте их так, чтобы показать, почему и в чем именно отличается ваше понимание от народниче­ского, сопоставляйте их с той действительностью,

454 В. И. ЛЕНИН

которая должна служить критерием для русского марксиста, показывайте классовые

* противоречия, скрадываемые всеми этими прогрессами и культурами .

Тот «прогресс» и та «культура», которые принесла с собой пореформенная Россия, несомненно, связаны с «институтом частной собственности» — он не только был про­веден впервые со всей полнотой созданием нового «состязательного» гражданского процесса, обеспечившего такое же «равенство» на суде, которое воплощалось в жизни «свободным трудом» и его продажей капиталу; он был распространен на землевладе­ние как помещиков, избавленных от всех государственных повинностей и обязанно­стей, так и крестьян, превратившихся в крестьян-собственников; он был положен даже в основание политических прав «граждан» на участие в местном самоуправлении (ценз) и т. д. Еще более несомненна «связь» нашего «прогресса» с «принципами экономиче­ской свободы»: мы уже слышали в I главе от нашего народника, как эта «свобода» со­стояла в освобождении «скромных и бородатых» собирателей земли русской от необ­ходимости «смиряться пред малым полицейским чином». Мы уже говорили о том, как «чувство индивидуализма» создавалось развитием товарного хозяйства. Сводя вместе все эти черты отечественного прогресса, нельзя не придти к выводу (сделанному и на­родником 70-х годов), что этот прогресс и культура были сплошь буржуазными. Со­временная Россия гораздо лучше дореформенной, но так как все это улучшение цели­ком и исключительно обязано буржуазии, ее агентам и идеологам, то производители им и не воспользовались. Для них эти улучшения означали только перемену формы приба­вочного продукта, означали только улучшенные и усовершенствованные приемы осво­бождения производителя от средств производства. Поэтому гг. народники проявляют

* Contra principia negantem disputari non potest (против отрицающего основные положения спорить не­возможно. Ред.) — говорит автор о споре с народниками. Это зависит от того, как формулировать эти principia, — как общие ли положения и справки, или как иное понимание таких-то и таких-то фактов русской истории и действительности.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 455

самое невероятное «легкомыслие» и забывчивость, когда с протестом против русского капитализма и буржуазности обращаются к тем, кто именно и был их носителем и про­водником. Про них только и можно сказать: «своя своих не познаша».

Согласиться с такой квалификацией пореформенной России и «общества» совре­менному народнику будет не под силу. А чтобы оспаривать это, ему пришлось бы от­рицать буржуазный характер пореформенной России, отрицать то самое, во имя чего поднимался его отдаленный предок, народник 70-х годов, и «шел в народ» искать «за­логов будущего» у самих непосредственных производителей. Конечно, современный народник не только решится, чего доброго, отрицать это, но и станет, пожалуй, доказы­вать, что в рассматриваемом отношении произошла перемена к лучшему; но этим он только показал бы всем, кто еще этого не видит, что он не представляет из себя реши­тельно ничего более, как самого обыкновенного маленького буржуа.

Как видит читатель, мне приходится только договаривать положения г. Струве, да­вать им иную формулировку, — «то же слово да иначе молвить». Спрашивается, есть ли нужда в этом? Стоит ли останавливаться с такой подробностью на этих дополнениях и выводах? Не разумеются ли они сами собой?

Мне кажется, — стоит, по двум причинам. Во-первых, узкий объективизм автора крайне опасен, так как доходит до забвения граней между старыми, так вкоренившими­ся в нашей литературе, профессорскими рассуждениями о путях и судьбах отечества, — и точной характеристикой действительного процесса, двигаемого такими-то класса­ми. Этот узкий объективизм, эта невыдержанность марксизма — основной недостаток книги г. Струве, и на нем необходимо особенно подробно остановиться, чтобы пока­зать, что он вытекает именно не из марксизма, а из недостаточного проведения его; не из того, чтобы автор видел иные критерии своей теории, кроме действительности, что­бы он делал другие практические выводы из доктрины (они невозможны,

456 В. И. ЛЕНИН

повторяю, немыслимы без искалечения всех главнейших ее положений), а потому, что автор ограничился одной, наиболее общей, стороной теории и не провел ее с полной последовательностью. Во-вторых, нельзя не согласиться с той мыслью, которая выска­зана автором в предисловии, что, прежде чем критиковать народничество на частных вопросах, необходимо было «раскрыть самые основы разногласия» (VII) посредством «принципиальной полемики». Но именно для того, чтобы эта цель автора не осталась недостигнутой, и необходимо придать более конкретный смысл почти всем его поло­жениям, необходимо свести его слишком общие указания на конкретные вопросы рус­ской истории и действительности. По всем этим вопросам предстоит еще русским мар­ксистам большая работа «пересмотра фактов» с материалистической точки зрения, — раскрытия классовых противоречий в деятельности «общества» и «государства», за теориями «интеллигенции», — наконец, работа по установлению связи между всеми отдельными, бесконечно разнообразными, формами присвоения прибавочного продук­та в российских «народных» производствах и той передовой, наиболее развитой капи­талистической формой этого присвоения, которая содержит в себе «залоги будущего» и выдвигает в настоящее время на первый план идею и историческую задачу «произво­дителя». Поэтому, как бы ни казалась смелой попытка указать решение этих вопросов, сколько изменений, исправлений ни принесло бы дальнейшее, детальное изучение, — все-таки стоит труда наметить конкретные вопросы, чтобы вызвать возможно более общее и широкое обсуждение их.

Кульминационной точкой того узкого объективизма г. Струве, который порождает у него неправильность постановки вопросов, является рассуждение его о Листе, о его «замечательном учении» насчет «конфедерации национальных производительных сил», о важности для сельского хозяйства развития фабричной промышленности, о превос­ходстве мануфактурно-земледельческого государства над земледельческим и т. п. Ав­тор находит, что это «учение» чрезвычайно «убедительно говорит об

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 457

исторической неизбежности и законности капитализма в широком смысле слова» (123), о «культурно-исторической мощи торжествующего товарного производства» (124).

Профессорский характер рассуждений автора, как бы поднимающегося выше всяких определенных стран, определенных исторических периодов, определенных классов, сказывается тут особенно наглядно. Как ни смотреть на это рассуждение, — с теорети­ческой ли чисто или с практической стороны, — одинаково правильна будет такая оценка. Начнем с первой. Не странно ли думать, что можно «убедить» кого бы то ни было в «исторической неизбежности и законности капитализма» для известной страны абстрактными, догматичными положениями о значении фабричной промышленности? Не ошибка ли ставить вопрос на эту почву, столь любезную либеральным профессорам из «Русского Богатства»? Не обязательно ли для марксиста свести все дело к выясне­нию того, что есть и почему есть именно так, а не иначе?

Народники считают наш капитализм искусственным, тепличным растением, потому что не понимают связи его со всей товарной организацией нашего общественного хо­зяйства, не видят корней его в нашем «народном производстве». Покажите им эти связи и корни, покажите, что капитализм господствует в наименее развитой и потому в наи­худшей форме и в народном производстве, — и вы докажете «неизбежность» русского капитализма. Покажите, что этот капитализм, повышая производительность труда и обобществляя его, развивает и выясняет ту классовую, социальную противополож­ность, которая повсюду сложилась в «народном производстве», — и вы докажете «за­конность» русского крупного капитализма. Что касается до практической стороны это­го рассуждения, соприкасающегося с вопросом о торговой политике, то можно заме­тить следующее. Русские марксисты, подчеркивая прежде всего и сильнее всего, что вопрос о свободе торговли и протекционизме есть вопрос капиталистический, вопрос буржуазной политики, должны стоять за свободу торговли, так как

458 В. И. ЛЕНИН

в России с особенной силой сказывается реакционность протекционизма, задерживаю­щего экономическое развитие страны, служащего интересам не всего класса буржуа­зии, а лишь кучке олигархов-тузов, — так как свобода торговли означает ускорение то­го процесса, который несет средства избавления от капитализма.

Последний § (XI) III главы посвящен разбору понятия «капитализм». Автор очень справедливо указывает, что это слово употребляется «весьма вольно», приводит при­меры «очень узкого» и «очень широкого» его понимания, но никаких точно определен­ных признаков не устанавливает; понятие — «капитализм», несмотря на разбор автора, осталось неразобранным. А между тем, казалось бы, это не должно представить осо­бенного труда, потому что понятие это введено в науку Марксом и им же обосновано фактически. Но г. Струве и тут не желал бы заражаться «ортодоксией». «Маркс сам, — говорит он, — представлял себе процесс превращения товарного производства в то­варно-капиталистическое, быть может, более стремительным и прямолинейным, чем он есть на самом деле» (стр. 127, прим.). Быть может. Но так как это единственное представление, обоснованное научно и подкрепленное историей капитала, так как с другими представлениями, «быть может» менее «стремительными» и менее «прямоли­нейными», мы не знакомы, то мы и обратимся к Марксу. Существенными признаками капитализма, по его учению, являются (1) товарное производство, как общая форма производства. Продукт принимает форму товара в самых различных общественных производственных организмах, но только в капиталистическом производстве такая форма продукта труда является общей, а не исключительной, не единичной, не случай­ной. Второй признак капитализма (2) — принятие товарной формы не только продук­том труда, но и самим трудом, т. е. рабочей силой человека. Степень развития товарной формы рабочей силы характеризует степень разви-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 459

тия капитализма . — При помощи этого определения мы легко разберемся в приводи­мых г. Струве примерах неправильного понимания этого термина. Несомненно, что противопоставление русских порядков капитализму, основанное на технической отста­лости нашего народного хозяйства, на преобладании ручного производства и т. п., и так часто приводимое народниками, — совершенно нелепо, ибо капитализм существует и при низкой и при высоко развитой технике, и Маркс много раз подчеркивает в «Капи­тале», что капитал сначала подчиняет себе производство таким, каким он его находит, и лишь впоследствии преобразует его технически. Несомненно, что немецкая Hausindustrie, русская «домашняя система крупного производства» представляют из себя капиталистическую организацию промышленности, ибо тут не только господству­ет товарное производство, но и владелец денег господствует над производителем и присваивает себе сверхстоимость. Несомненно, что любимое народническое противо­поставление западноевропейскому капитализму русского «владеющего землей» кресть­янства показывает тоже только непонимание того, что такое капитализм. И на Западе, как совершенно справедливо замечает автор, сохраняется кое-где «полунатуральное хозяйство крестьян» (124), но этот факт ни на Западе, ни в России не устраняет ни пре­обладания товарного производства, ни подчинения преобладающего большинства про­изводителей капиталу, — подчинения, которое до своего высшего, предельного разви­тия проходит много ступеней, обыкновенно народниками игнорируемых, несмотря на совершенно точное разъяснение дела Марксом. Начинается это подчинение торговым и ростовщическим капиталом, затем переходит в индустриальный капитализм, кото­рый в свою очередь сначала является технически совершенно примитивным и ничем не отличается

* «Das Kapital», II. Band (1885), S. 93 («Капитал», т. II (1885), стр. 93. Ред.). — Необходимо оговорить­ся, что Маркс в указанном месте вовсе не дает дефиниции (формального определения. Ред.) капитализма. Он вообще дефинициями не занимался. Здесь указывается лишь на отношение товарного производства к капиталистическому, о чем в тексте и идет речь125.

460 В. И. ЛЕНИН

от старых систем производства, затем организует мануфактуру, — которая все еще ос­новывается на ручном труде, покоится на преобладающих кустарных промыслах, не нарушая связи наемного рабочего с землей, — и завершает развитие крупной машин­ной индустрией. Только последняя, высшая стадия представляет кульминационную точку развития капитализма, только она создает совершенно экспроприированного, свободного, как птица, рабочего , только она порождает (и в материальном и в соци­альном отношении) то «объединяющее значение» капитализма, которое народники привыкли связывать с капитализмом вообще, только она противополагает капитализму его «кровное детище».

Четвертая глава книги: «Прогресс экономический и прогресс социальный» составля­ет прямое продолжение третьей главы, относясь к той части книги, которая выдвигает против народников данные «общечеловеческого опыта». Нам придется тут подробно остановиться, во-первых, на одном неправильном взгляде автора [или неудачном вы­ражении?] насчет последователей Маркса и, во-вторых, на формулировке задач эконо­мической критики народничества.

Г-н Струве говорит, что Маркс представлял себе переход от капитализма к новому общественному строю в виде резкого падения, крушения капитализма. (Он находит, что это дают основание думать «некоторые места» у Маркса, тогда как на самом деле этот взгляд содержится во всех сочинениях Маркса.) Последователи его борются за ре­формы. В точку зрения Маркса 40-х годов «внесен был важный корректив»: вместо «пропасти», отделяющей капитализм от нового строя, был признан «целый ряд перехо­дов».

Мы никак не можем признать это правильным. Никакого «корректива» (исправления по-русски) ни важного ни неважного не вносили «последователи Маркса» в его точку зрения. Борьба за реформы нисколько

Народники всегда изображают дело так, что обезземеленный рабочий — необходимое условие ка­питализма вообще, а не только машинной индустрии.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 461

не свидетельствует о «коррективе», нимало не исправляет учения о пропасти и резком падении, так как эта борьба ведется с открыто и определенно признанной целью — дойти именно до «падения»; а что для этого необходим «целый ряд переходов» — од­ного фазиса борьбы, одной ступени ее в следующие, — это признавал и Маркс в 1840-х годах, говоря в «Манифесте», что нельзя отделять движение к новому строю от рабо­чего движения (и, следовательно, от борьбы за реформы), выставляя сам в заключение

1 0(~\

ряд практических мероприятий

Если г. Струве хотел указать на развитие точки зрения Маркса, то он, конечно, прав. Но тогда мы видим тут не «корректив» к его взглядам, а как раз наоборот: проведение, осуществление их.

Мы не можем также согласиться с отношением автора к народничеству.

«Наша народническая литература, — говорит он, — подхватила противопоставление национального богатства и народного благосостояния, прогресса социального, прогрес­са распределения» (131).

Народничество не «подхватило» этого противопоставления, а только констатирова­ло наличность в пореформенной России той же противоположности между прогрессом, культурой, богатством и — освобождением производителя от средств производства, уменьшением доли производителя в продукте народного труда, ростом нищеты и без­работицы, которая создала это противопоставление и на Западе.

«... В силу своего гуманного, народолюбивого характера, эта литература сразу реши­ла вопрос в пользу народного благосостояния, и так как некоторые народно-экономические формы (община, артель), по-видимому, воплощали в себе идеал эконо­мического равенства и таким образом обеспечивали народное благосостояние, а про­гресс производства под влиянием усиленного обмена отнюдь не обещал благоприятст­вовать этим формам, устраняя их экономические и психические основы, то народники, указывая на печальный опыт Запада с производственным прогрессом, опирающимся

462 В. И. ЛЕНИН

на частную собственность и экономическую свободу, противопоставили товарному хо­зяйству — капитализму так называемое «народное производство», гарантирующее на­родное благосостояние, как общественно-экономический идеал, за сохранение и даль­нейшее развитие которого надлежит бороться русской интеллигенции и русскому на­роду».

В этом рассуждении с полной наглядностью выступают недостатки изложения у г. Струве. Народничество изображается как «гуманная» теория, которая «подхватила» противопоставление национального богатства и народной бедности, «решила вопрос» в пользу распределения, ибо «опыт Запада» «не обещал» народного благосостояния. И автор начинает спорить против такого «решения» вопроса, упуская из виду, что он воюет только против идеалистического и притом наивно-мечтательного облачения на­родничества, а не против его содержания, упуская из виду, что он самым уже допуще­нием обычной у гг. народников профессорской постановки вопроса делает крупную ошибку. — Как уже было замечено, содержание народничеству дает отражение точки зрения и интересов русского мелкого производителя. «Гуманность и народолюбивость» теории была следствием придавленного положения нашего мелкого производителя, терпевшего жестокие невзгоды и от «стародворянских» порядков и традиций и от гнета крупного капитала. Отношение народничества к «Западу» и его влиянию на Россию определилось, конечно, уже не тем, что оно «подхватило» у него ту или иную идею, а условиями жизни мелкого производителя: он видел против себя крупный капитализм, заимствующий западноевропейскую технику , и, будучи угнетаем им, строил наивные теории, объяснявшие не капиталистическую политику капиталистическим хозяйством, а капитализм — политикой, объявлявшие крупный капитализм чем-то чуждым русской жизни, наносным. Прикрепление к своему отдельному маленькому хозяйству отнимало у него возможность понять истинный

Ср. вышеприведенную статью из «Отечественных Записок».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 463

характер государства, — и он обращался к нему с просьбой о поддержке и развитии мелкого («народного») производства. Неразвитость классовой противоположности, присущей русскому капиталистическому обществу, породила то, что теория этих идео­логов мещанства выступила как представительница интересов труда вообще.

Вместо того, чтобы показать нелепость самой уже постановки вопроса у народников и объяснить их «решение» этого вопроса материальными условиями жизни мелкого производителя, автор сам в своей постановке вопроса проявляет догматизм, напоми­нающий о народническом «выборе» между экономическим и социальным прогрессом.

«Задачей критики экономических основ народничества... является... доказать сле­дующее:

1) Прогресс экономический есть необходимое условие прогресса социального; по­следний исторически вытекает из первого, и на известной ступени развития между обоими процессами должно явиться и на самом деле является органическое взаимодей­ствие, взаимная обусловленность» (133).

Вообще говоря, положение это, разумеется, совершенно справедливо. Но оно наме­чает скорее задачи критики социологических, а не экономических основ народничест­ва: в сущности, это — иная формулировка того учения, по которому развитие общества определяется развитием производительных сил и о котором шла речь в I и II главах. Для критики «экономических основ народничества» этого недостаточно. Надо конкрет­нее формулировать вопрос, свести его от прогресса вообще к «прогрессу» капитали­стического русского общества, к тем неправильностям в понимании этого прогресса, которые породили смешные народнические сказки о tabula rasa, о «народном производ­стве», о беспочвенности русского капитализма и т. д. Вместо того, чтобы говорить: ме­жду экономическим и социальным прогрессом должно явиться взаимодействие, — на­до указать (или хотя бы наметить) определенные явления социального прогресса в Рос­сии,

464 В. И. ЛЕНИН

у которых народники не видят таких-то экономических корней .

«2) Поэтому вопрос об организации производства и степени производительности труда есть вопрос, первенствующий над вопросом о распределении; при известных ис­торических условиях, когда производительность народного труда и абсолютно и отно­сительно очень низка, первостепенное значение производственного момента сказыва­ется особенно резко».

Автор опирается тут на учение Маркса о подчиненном значении распределения. Эпиграфом к IV главе взяты слова его из замечаний на Готскую программу , где Маркс противопоставляет вульгарный социализм — научному, который не придает существенного значения распределению, объясняя общественный строй организацией производственных отношений и считая, что данная организация их уже включает в се­бе определенную систему распределения. Эта идея, по совершенно справедливому за­мечанию автора, проникает собой все учение Маркса, и она имеет крайне важное зна­чение для уяснения мещанского содержания народничества. Но вторая половина фразы г. Струве сильно затуманивает ее, особенно благодаря неясному термину «производст­венный момент». Может, пожалуй, возникнуть недоумение, в каком смысле понимать этот термин. Народник стоит на точке зрения мелкого производителя, объясняющего свои невзгоды крайне поверхностно: тем, что он «беден», а сосед скупщик «богат», тем, что «начальство» помогает только крупному капиталу и т. д., одним словом, особенно­стями распределения, ошибками политики и т. п. Какую же точку зрения противопола­гает ему автор: точку ли зрения крупного капитала, с презрением смотрящего на ми­зерное хозяйствование крестьянина-кустаря и гордящегося высокой степенью развития своего производства, своей «заслугой»,

Могут возразить, что я просто забегаю вперед: автор, ведь, сказал, что от общих вопросов намерен постепенно переходить к конкретным, которые он и разбирает в VI главе. Но дело в том, что указанная абстрактность критики г. Струве составляет отличительное свойство всей его книги, и VI главы и даже заключительной части. Нуждается в исправлении у него больше всего именно постановка вопросов.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 465

состоящей в повышении и абсолютно и относительно низкой производительности на­родного труда? или точку зрения его антипода, который живет уже в отношениях на­столько развитых, что не может удовлетвориться ссылками на политику да на распре­деление, который начинает понимать, что причина лежит глубже — в самой организа­ции (общественной) производства, в самом устройстве общественного хозяйства на на­чалах индивидуальной собственности под контролем и руководством рынка? Такой во­прос, естественно, мог бы возникнуть у читателя, тем более, что автор иногда употреб­ляет выражение «производственный момент» наряду с выражением «хозяйственность» (см. с. 171: «игнорирование производственного момента» у народников, «доходящее до отрицания всякой хозяйственности»), тем более, что автор иногда соотношением «не­рационального» и «рационального» производства заслоняет отношение мелкого произ­водителя и производителя, окончательно уже потерявшего средства производства. Спо­ру нет, что верность изложения автора с объективной стороны от этого не уменьшает­ся; что представить себе дело с точки зрения последнего отношения легко для всякого понимающего антагонистичность капиталистического строя. Но так как общеизвестно, что именно господа российские народники этого не понимают, то в спорах с ними и желательно видеть больше определенности и договоренности и как можно меньше слишком общих абстрактных положений.

Как мы старались показать на конкретном примере в I главе, все отличие народниче­ства от марксизма состоит в характере критики русского капитализма. Народник для критики капитализма считает достаточным констатировать наличность эксплуатации, взаимодействие между ней и политикой и т. п. Марксист считает необходимым объяс­нить и связать вместе эти явления эксплуатации как систему известных производствен­ных отношений, как особую общественно-экономическую формацию, законы функ­ционирования и развития которой подлежат объективному изучению.

466 В. И. ЛЕНИН

Народник считает достаточным для критики капитализма — осудить его с точки зрения своих идеалов, с точки зрения «современной науки и современных нравственных идей». Марксист считает необходимым проследить со всей подробностью те классы, которые образуются в капиталистическом обществе, считает основательной только критику с точки зрения определенного класса, — критику, основывающуюся не на мо­ральных суждениях «личности», а на точной формулировке действительно происходя­щего общественного процесса.

Если попытаться, исходя из этого, формулировать задачи критики экономических основ народничества, то они выразились бы примерно таким образом:

Надо доказать, что крупный капитализм в России относится к «народному производ­ству», как вполне развитое явление к неразвитому, как высшая стадия развития капита­листической общественной формации к низшей ее стадии ; — что освобождение про­изводителя от средств производства и присвоение продукта его труда владельцем денег должно быть объяснено как на фабрике, так и в самой хотя бы общинной деревне не политикой, не распределением, а теми отношениями производства, которые необходи­мо складываются в товарном хозяйстве, тем образованием противоположных по своим интересам классов, которое характеризует капиталистическое общество ; — что та действитель-

Анализ экономической стороны должен быть, разумеется, дополнен анализом социальных, юриди-ко-политических и идейных надстроек. Непонимание связи капитализма с «народным производством» порождало у народников идеи о неклассовом характере крестьянской реформы, государственной власти, интеллигенции и т. д. Материалистический анализ, сводя все эти явления к классовой борьбе, должен показать конкретно, что наш русский пореформенный «социальный прогресс» был только следствием капиталистического «экономического прогресса».

«Пересмотр фактов» русской экономической действительности, особенно той, из которой народни­ки почерпают материал для своих институтских мечтаний, т. е. крестьянского и кустарного хозяйства, — должен показать, что причина угнетенного положения производителя лежит не в распределении («мужик беден, скупщик богат»), а в самых уже отношениях производства, в самой общественной организации современного крестьянского и кустарного хозяйства. Отсюда выяснится, что и в «народном» производ­стве «вопрос об организации производства первенствует над вопросом о распределении».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 467

ность (мелкое производство), которую народники хотят поднять на высшую ступень, минуя капитализм, уже включает в себя капитализм и присущую ему противополож­ность классов и столкновения их, — но только в наихудшей ее форме, затрудняющей самостоятельную деятельность производителя, и что поэтому народники, игнорируя сложившиеся уже социальные противоположности и мечтая об «иных путях для отече­ства», являются утопистами-реакционерами, так как крупный капитализм только раз­вивает, очищает и выясняет содержание этих противоположностей, существующих в России везде и повсюду.

В непосредственной связи с слишком абстрактной формулировкой задач экономиче­ской критики народничества стоит и дальнейшее изложение автора, доказывающего «необходимость» и «прогрессивность» не русского капитализма, а западноевропейско­го. Не затрагивая непосредственно экономического содержания народнической док­трины, это изложение дает, однако, много интересного и поучительного. В нашей на­роднической литературе не раз раздавались голоса недоверия к западноевропейскому рабочему движению. Особенно ярко выразилось это во время последней полемики про-

о

тив марксистов гг. Михайловского и К («Русское Богатство», 1893—1894). Мы еще ничего хорошего не видали от капитализма — писал тогда г. Михайловский . Неле­пость этих мещанских взглядов прекрасно опровергается данными г. Струве, тем более, что данные эти заимствованы из новейшей буржуазной литературы, которую никак нельзя заподозрить в преувеличении.

Нельзя не отметить, что в ответе г. Струве г. Михайловский усматривает «влюбленность в себя» у Энгельса, который говорит, что доминирующим, гигантским фактом современности, делающим эту со­временность лучше всякой другой эпохи, оправдывающим историю ее происхождения, является рабочее движение на Западе.

Этот, просто возмутительный, упрек Энгельсу крайне характерен для оценки современного русского народничества.

Эти господа умеют болтать о «народной правде», умеют разговаривать с нашим «обществом», журя его за неправильный выбор пути для отечества, умеют сладко петь о том, что «либо сейчас, либо нико­гда», и петь это «10 лет, 20 лет, 30 лет и более», — но абсолютно неспособны понять, какое всеобъем­лющее значение имеет самостоятельное выступление тех, во имя кого и пелись эти сладкие песни.

468 В. И. ЛЕНИН

Цитаты, приводимые автором, показывают, что на Западе все, даже буржуа, видят, что переход капитализма в новую общественно-экономическую формацию неизбежен.

Обобществление труда капитализмом подвинулось так далеко, что даже и в буржу­азной литературе громко говорят о необходимости «планомерной организации народ­ного хозяйства». Автор совершенно прав, говоря, что это — «признак времени», при­знак полного разложения капиталистических порядков. Крайне интересны приводимые им заявления не только буржуазных профессоров, но и консерваторов, вынужденных признать то, что и по сю пору хотят отрицать российские радикалы, — именно, что ра­бочее движение создано теми материальными условиями, которые порождены капита­лизмом, а не «просто» культурой или иными политическими условиями.

После всего вышеизложенного, нам едва ли уже есть надобность останавливаться на рассуждении автора, что распределение может прогрессировать, только опираясь на рациональное производство. Ясно, что смысл этого положения — тот, что только круп­ный капитализм, основанный на рациональном производстве, ставит производителя в условия, позволяющие ему поднять голову, подумать и позаботиться и о себе и о тех, кто благодаря отсталому производству не находится в этих условиях.

Мы заметим только два слова по поводу такой фразы г. Струве: «Крайне неравно­мерное распределение, задерживающее экономический прогресс, не создано капита­лизмом: оно перешло к нему по наследству» от той эпохи, в которой романтики видят молочные реки и кисельные берега (с. 159). Это верно, если при этом автор хочет ска­зать только, что и до капитализма было неравномерное распределение, о котором склонны забывать гг. народники. Но это неверно, если отрицать усиление неравномер­ности капитализмом. При крепостном праве не было и быть не могло такого резкого неравенства между совершенно обнищавшим крестьянином или босяком, — и банков-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 469

ским, железнодорожным, промышленным тузом, которое создано пореформенной ка­питалистической Россией.

Перейдем к V главе. Автор дает тут общую характеристику «народничества, как экономического мировоззрения». «Народники», по мнению г. Струве, «идеологи нату­рального хозяйства и первобытного равенства» (167).

С такой характеристикой невозможно согласиться. Мы не станем здесь повторять доводов, приведенных в I главе, в пользу того, что народники — идеологи мелкого производителя. Там было уже показано, как именно материальные условия жизни мел­кого производителя, его переходное, срединное положение между «хозяевами» и «ра­бочими», — порождают и непонимание классовых противоречий народниками и странную смесь прогрессивных и реакционных пунктов их программы.

Здесь добавим только, что первой, т. е. прогрессивной, своей стороной русское на­родничество сближается с западноевропейским демократизмом, и потому к нему цели­ком приложима гениальная характеристика демократизма, данная свыше 40 лет тому назад по поводу событий французской истории:

«Демократ, представляя мелкую буржуазию, т. е. переходный класс, в котором вза­имно притупляются интересы двух классов, — воображает поэтому, что он вообще стоит выше классового антагонизма. Демократы допускают, что против них стоит при­вилегированный класс, но вместе со всем остальным населением нации они составляют народ. Они стоят за народное право; они представляют народные интересы. Поэтому им нет надобности исследовать интересы и положение различных классов. Им нет на­добности слишком строго взвешивать свои собственные средства ... Если

Точь-в-точь российские народники. Они не отрицают, что есть на Руси классы, антагонистичные производителю, но они убаюкивают себя рассуждениями о ничтожности этих «хищников» перед «наро­дом» и не хотят заняться точным исследованием положения и интересов каждого отдельного класса, не хотят разобрать, не переплетаются ли интересы некоторого разряда производителей с интересами «хищ­ников», ослабляя силу сопротивления первых против последних.

470 В. И. ЛЕНИН

оказывается, что их интересы не заинтересовывают, что их сила есть бессилие, то вино­ваты тут либо вредные софисты, раскалывающие единый народ на различные враждеб­ные лагери ,.. либо все рухнуло из-за какой-нибудь детали исполнения, либо, наконец, непредусмотренная случайность повела на этот раз к неудаче. Во всяком случае демо­крат выходит из самого позорного поражения настолько же незапятнанным, насколько невинным он туда вошел, выходит с укрепившимся убеждением, что он должен побе­дить, что не он сам и его партия должна оставить старую точку зрения, а, напротив, об­стоятельства должны дорасти до него» (ihm entgegenzureifen haben. «Der achtzehnte Brumaire u. s. w.», S. 39)128.

О неправильности той характеристики народников, которая видит в них идеологов натурального хозяйства и первобытного равенства, говорят приведенные самим авто­ром примеры. «Как курьез следует отметить, — говорит г. Струве, — что г. —он до сих пор называет Васильчикова либеральным экономистом» (169). Если брать это наимено­вание по существу, то оно вовсе не курьезно. Васильчиков ставит в свою программу дешевый и широко распространенный кредит. Г-н Николай —он не может не видеть, что на почве капиталистического общества, каково русское, кредит только усилит бур­жуазию, поведет к «развитию и упрочению капиталистических отношений» («Очерки», с. 77). Васильчиков, как и все народники, своими практическими мероприятиями пред­ставляет интересы одной лишь мелкой буржуазии. Курьезно тут разве только то, что г. —он, восседая рядом с публицистами «Русского Богатства», «до сих пор» не видит, что они представляют из себя совершенно таких же маленьких «либераль-

Для российских народников — виноваты зловредные марксисты, искусственно прививающие капи­тализм и его классовые антагонизмы к почве, на которой так пышно растут цветы «социального взаимо­приспособления» и «солидарной деятельности» (г. В. В. у Струве, с. 161).

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 4Ц

ных экономистов», как и кн. Васильчиков. Теория утопизма легко мирится на практике с мещанскими прогрессами. Еще более подтверждает такую квалификацию народниче­ства Головачев, сознающий бессмысленность поголовного надела и предлагающий «дешевый кредит для рабочего люда». Критикуя эту «изумительную» теорию, г. Струве обращает внимание только на ее теоретическую вздорность, но не замечает как будто бы ее мелкобуржуазного содержания.

Нельзя не остановиться еще, по поводу V главы, на «законе средних потребностей» г. Щербины. Это важно для оценки мальтузианства г. Струве, которое рельефно высту­пает в VI главе. «Закон» состоит в том, что при группировке крестьян по наделу полу­чается очень мало колеблющаяся (по группам) средняя величина потребностей кресть­янской семьи (т. е. расходов на разные нужды), причем расходы г. Щербина расчисляет на 1 душу населения.

Г. Струве с удовольствием подчеркивает, что этот «закон» «имеет огромное значе­ние», так как, дескать, подтверждает «общеизвестный» закон Мальтуса, что «благосос­тояние и размножение населения определяется доступными ему средствами существо­вания».

Непонятно, почему обрадовался этому закону г. Струве. Непонятно, каким образом можно усматривать «закон» да еще с «огромным значением» в расчетах г. Щербины. Очень естественно, что при не особенно больших различиях в образе жизни отдельных крестьянских семей мы получаем мало колеблющиеся средние, если разобьем крестьян по группам, особенно если за основание при делении на группы возьмем размер надела, не определяющий непосредственно благосостояния семьи (так как надел может быть сдан, а может быть и еще арендована земля) и достающийся одинаково и богатому и бедному крестьянину, владеющим одинаковым числом окладных душ. Расчеты г. Щербины только и доказывают, что он избрал неудачный прием группировки. Если г. Щербина видит тут какой-то открытый им закон, — то это совсем странно. Не менее

472 В. И. ЛЕНИН

странно усматривать тут подтверждение закона Мальтуса, как будто бы по величине надела можно было судить о «доступных крестьянину средствах существования», не принимая во внимание ни аренды, ни «заработков», ни экономической зависимости крестьянина от помещика и скупщика. — По поводу этого «закона» г. Щербины (изло­жение его у г. Щербины показывает, что сам автор «закона» придает невероятно боль­шое значение своим ровно ничего не доказывающим средним цифрам) г. Струве гово­рит: ««Народное производство» в данном случае означает просто хозяйство без прило­жения наемного труда. Что при такой организации хозяйства «прибавочная стоимость» остается в руках производителя — это бесспорно» (176). И автор указывает, что при низкой производительности труда это не мешает представителю такого «народного производства» жить хуже рабочего. Увлечение мальтузианством привело автора к не­точной формулировке выписанного положения. Торговый и ростовщический капитал подчиняет себе труд в каждой русской деревне и — не обращая производителя в наем­ного рабочего — отнимает у него не меньше прибавочной стоимости, чем капитал ин­дустриальный берет у работника. Г. Струве справедливо указал выше, что капитали­стическое производство наступает с того момента, когда между производителем и по­требителем становится капиталист, хотя бы он только покупал у самостоятельного (по виду) производителя готовый товар (стр. 99 и прим. 2), и из русских «самостоятель­ных» производителей было бы не легко найти таких, которые не работают на капитали­ста (купца, скупщика, кулака и пр.). Одна из самых крупных ошибок народников со­стоит в том, что они не видят теснейшей и неразрывной связи между капиталистиче­ской организацией русского общественного хозяйства и полновластным господством в деревне торгового капитала. Поэтому замечательно верно говорит автор, что «самое словосочетание «народное производство» в том смысле, как его употребляют гг. на­родники, не отвечает никакому реальному историческому порядку. У нас в России до 1861 г. «народное производство» было тесно

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 473

связано с крепостным правом, а затем после 1861 г. ускоренным темпом происходило развитие товарного хозяйства, которое не могло не искажать чистоты народного произ­водства» (177). Когда народник говорит, что принадлежность производителю средств производства — исконное начало русского быта, он просто-напросто извращает исто­рию в угоду своей утопии, извращает посредством словесного ухищрения: при крепо­стном праве средства производства давались производителю помещиком для того, чтобы производитель мог отрабатывать на него барщину; надел был как бы натураль­ной заработной платой, — «исконным» средством присвоения прибавочного продукта. Разрушение крепостного права вовсе не было «освобождением» производителя; оно означало только перемену формы прибавочного продукта. Если где-нибудь в Англии падение крепостного права создало действительно самостоятельных и свободных кре­стьян, то наша реформа сразу совершила переход от «позорного» крепостного приба­вочного продукта к «свободной» буржуазной сверхстоимости.

ГЛАВА IV

ОБЪЯСНЕНИЕ НЕКОТОРЫХ ЧЕРТ ПОРЕФОРМЕННОЙ ЭКОНОМИКИ РОССИИ У г. СТРУВЕ

Последняя (шестая) глава книги г. Струве посвящена самому важному вопросу — экономическому развитию России. Теоретическое содержание ее распадается на сле­дующие отделы: 1) перенаселение в земледельческой России, его характер и причины; 2) разложение крестьянства, его значение и причины; 3) роль промышленного капита­лизма в разорении крестьянства; 4) частновладельческое хозяйство; характер его разви­тия и 5) вопрос о рынках для русского капитализма. Прежде чем перейти к разбору ар­гументации г. Струве по каждому из этих вопросов, остановимся на замечаниях его о крестьянской реформе.

Автор заявляет протест против «идеалистического» ее понимания и указывает на по­требности государства,

474 В. И. ЛЕНИН

которые требовали подъема производительности труда, на выкуп, на давление «снизу». Жаль, что автор не договорил своего законного протеста до конца. Народники объяс­няют реформу развитием в «обществе» «гуманных» и «освободительных» идей. Факт этот несомненен, но объяснять им реформу значит впадать в бессодержательную тав­тологию, сводя «освобождение» к «освободительным» идеям. Для материалиста необ­ходимо особое рассмотрение содержания тех мероприятий, которые во имя идей были осуществлены. Не было в истории ни одной важной «реформы», хотя бы и носившей классовый характер, в пользу которой не приводились бы высокие слова и высокие идеи. Точно так же и в крестьянской реформе. Если обратить внимание на действи­тельное содержание произведенных ею перемен, то окажется, что характер их таков: часть крестьян была обезземелена, и — главное — остальным крестьянам, которым была оставлена часть их земли, пришлось выкупать ее как совершенно чужую вещь у помещиков и притом еще выкупать по цене, искусственно поднятой. Такие реформы не только у нас в России, но и на Западе облекались теориями «свободы» и «равенства», и было уже показано в «Капитале», что почвой, взрастившей идеи свободы и равенства, было именно товарное производство. Во всяком случае, как ни сложен был тот бюро­кратический механизм, который проводил реформу в России, как ни далек он был, по-видимому , от самой буржуазии, — остается неоспоримым, что на почве такой рефор­мы только и могли вырасти порядки буржуазные. Г-н Струве совершенно справедливо указывает, что ходячее противоположение русской крестьянской реформы — западно­европейским неправильно: «совершенно неверно (в столь общей форме) утверждение, что в Западной Европе крестьяне были освобождены без земли или, другими словами, обезземелены законодательным путем» (196). Я подчеркиваю слова: «в столь общей форме», так как обезземеление крестьян законо-

На самом деле, как было указано выше, этот механизм только и мог служить буржуазии и по своему составу и по своему историческому происхождению.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 475

дательным путем — несомненный исторический факт всюду, где была произведена крестьянская реформа, но это факт не всеобщий, ибо часть крестьян, при освобожде­нии от крепостной зависимости, выкупила землю у помещиков на Западе, выкупает и у нас. Только буржуа способны затушевывать этот факт выкупа и толковать о том, будто «освобождение крестьян с землей сделало из России tabula rasa» (слова некоего г. Яковлева, «от души приветствуемые» г-ном Михайловским, — см. стр. 10 у П. Стру­ве).

Перейдем к теории г. Струве о «характере перенаселения в земледельческой Рос­сии». Это — один из самых важных пунктов, в которых г. Струве отступает от «док­трины» марксизма к доктрине мальтузианства. Сущность его взглядов, развиваемых им в полемике против г. Н. —она, состоит в том, что перенаселение в земледельческой

России — «не капиталистическое, а, так сказать, простое, соответствующее натураль-

** ному хозяйству» .

Так как г. Струве говорит, что его возражение г. —ону «вполне совпадает с общим возражением Ф.-А. Ланге против теории относительного перенаселения Маркса» (183, прим.), то мы и обратимся сначала к этому «общему возражению» Ланге для его про­верки.

Ланге рассуждает о законе народонаселения Маркса в своем «Рабочем вопросе» в главе V (русск. пер., с. 142—178). Он начинает с основного положения Маркса, что «вообще каждому исторически особенному способу производства соответствует свой собственный закон возрастания народонаселения, имеющий только историческое зна­чение. Абстрактный закон размножения

Ежели бы говорить правду, то следовало бы сказать: предоставление части крестьян выкупать у помещиков часть их надельной земли за двойную цену. И даже еще не годится слово «предоставление», потому что за отказ крестьянина от такого «обеспечения наделом» ему грозила порка в волостном прав­лении.

" Так формулирует г. Струве в своей статье в «Sozialpolitisches Centralblatt» (1893, № 1, от 2 окт.). Он прибавляет, что не считает этого взгляда «мальтузианским».

476 В. И. ЛЕНИН

129

существует только для растении и животных» . Ланге говорит на это:

«Да будет нам позволено заметить, что и для растений и животных, строго говоря, не существует никакого «абстрактного» закона размножения, так как вообще абстракция есть только выделение общего в целом ряде однородных явлений» (143), и Ланге с под­робностью разъясняет Марксу, что такое абстракция. Очевидно, что он просто не понял смысла заявления Маркса. Маркс противополагает в этом отношении человека — рас­тениям и животным на том основании, что первый живет в различных, исторически сменяющихся, социальных организмах, определяемых системой общественного произ­водства, а следовательно, и распределения. Условия размножения человека непосред­ственно зависят от устройства различных социальных организмов, и потому закон на­родонаселения надо изучать для каждого такого организма отдельно, а не «абстракт­но», без отношения к исторически различным формам общественного устройства. Разъяснение Ланге, что абстракция есть выделение общего из однородных явлений, об­ращается целиком против него самого: мы можем считать однородными условия суще­ствования только животных и растений, но никак не человека, раз мы знаем, что он жил в различных по типу своей организации социальных союзах.

Изложивши затем теорию Маркса об относительном перенаселении в капиталисти­ческой стране, Ланге говорит: «с первого взгляда может показаться, что эта теория по­рывает длинную лить, проходящую через всю органическую природу вплоть до чело­века, что она объясняет основания рабочего вопроса так, как будто бы общие изыска­ния о существовании, размножении и совершенствовании человеческого рода для на­шей цели, т. е. для понимания рабочего вопроса, вполне излишни» (154) .

И в чем могут состоять эти «общие изыскания»? Если они будут игнорировать особенные экономи­ческие формации человеческого общества, — они сведутся к банальностям. А если они должны обнять несколько формаций, тогда очевидно, что им должны предшествовать особенные изыскания о каждой формации отдельно.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 477

Нити, проходящей через всю органическую природу вплоть до человека, теория Маркса нимало не прерывает: она требует только, чтобы «рабочий вопрос» — так как таковой существует лишь в капиталистическом обществе — решался не на основании «общих изысканий» о размножении человека, а на основании особенных изысканий о законах капиталистических отношений. Но Ланге другого мнения: «в действительности же, — говорит он, — это не так. Прежде всего ясно, что фабричный труд уже в первых своих зачатках предполагает нищету» (154). И Ланге посвящает полторы страницы до­казательствам этого положения, которое очевидно само собой и которое ни на волос не двигает нас вперед: во-первых, мы знаем, что капитализм сам создает нищету еще ра­нее той стадии его развития, когда производство принимает фабричную форму, ранее того, как машины создают избыточное население; во-вторых, и предшествующая капи­тализму форма общественного устройства — феодальная, крепостническая — сама создавала свою особую нищету, которую она и передала по наследству капитализму.

«Но даже с таким могучим помощником [т. е. с нуждой] первому предпринимателю лишь в редких случаях удается переманить значительное количество рабочих сил к но­вому роду деятельности. Обыкновенно дело происходит следующим образом. Из мест­ности, где фабричная промышленность отвоевала уже себе права гражданства, пред­приниматель привозит с собою контингент рабочих; к нему он присоединяет несколько бобылей , не имеющих в данный момент работы, а дальнейшее пополнение наличного фабричного контингента производится уже среди подрастающего юношества» (156). Два последние слова Ланге пишет курсивом. Очевидно, «общие изыскания о существо­вании, размножении и совершенствовании человеческого рода» выразились именно в том положении, что фабрикант

Между прочим: откуда взялись эти «бобыли»? Вероятно, по мнению Ланге, это — не остаток крепо­стных порядков и не продукт господства капитала, а результат того, что «в народных нравах не укрепи­лась тенденция добровольного ограничения рождений» (стр. 157)?

478 В. И. ЛЕНИН

набирает новых рабочих из «подрастающего юношества», а не из увядающей старости. Добрый Ланге на целой странице еще (157) продолжает эти «общие изыскания», рас­сказывая читателю, что родители стремятся обеспечить своих детей, — что досужие моралисты напрасно осуждают стремление выбиться из того состояния, в котором ро­дился, что стремиться пристроить детей к собственному заработку — вполне естест­венно. Только преодолев все эти рассуждения, уместные разве в прописях, доходим мы до дела:

«В земледельческой стране, почва которой принадлежит мелким и крупным вла­дельцам, неизбежно возникает, если только в народных нравах не укрепилась тенден­ция добровольного ограничения рождений, постоянный избыток рабочих рук и потре­бителей, желающих существовать на произведения данной территории» (157—158). Это чисто мальтузианское положение Ланге просто выставляет, без всяких доказа­тельств. Он повторяет его еще и еще раз, говоря, что «во всяком случае народонаселе­ние такой страны, хотя бы оно абсолютно и было очень редко, представляет обыкно­венно признаки относительного перенаселения», что «на рынке постоянно преоблада­ет предложение труда, между тем как спрос остается незначительным» (158), — но все это остается совершенно голословным. Откуда это следует, чтобы «избыток рабочих» получался действительно «неизбежно»? Откуда явствует связь этого избытка с отсутст­вием в народных нравах тенденции добровольного ограничения рождений? Не следо­вало ли, прежде чем рассуждать о «народных нравах», посмотреть на те производст­венные отношения, в которых живет этот народ? Представим себе, например, что те мелкие и крупные владельцы, о которых говорит Ланге, были соединены по производ­ству материальных ценностей таким образом: мелкие владельцы получали от крупных земельные наделы на свое содержание и за это работали на крупных барщину, обраба­тывая их поля. Представим далее, что эти отношения разрушены, что гуманные идеи до того закружили голову крупным владельцам, что они «освободили своих крестьян с зем-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 479

лей», т. е. отрезали у них, примерно, 20% наделов, а за остальные 80% заставили пла­тить покупную цену земли, повышенную вдвое. Понятно, что эти крестьяне, обеспе­ченные таким образом от «язвы пролетариата», по-прежнему должны работать на крупных владельцев, чтобы существовать, но работают они теперь уже не по наряду крепостного бурмистра, как прежде, а по свободному договору, — следовательно, пе­ребивают друг у друга работу, так как теперь они уже вместе не связаны и каждый хо­зяйничает за свой счет. Этот порядок перебивания работы неизбежно вытолкнет неко­торых крестьян: так как они вследствие уменьшения наделов и увеличения платежей стали слабее по отношению к помещику, то конкуренция их увеличит норму прибавоч­ного продукта, и помещик обойдется меньшим числом крестьян. Сколько бы ни укреп­лялась в народных нравах тенденция добровольного ограничения рождений, — образо­вание «избытка» все равно неизбежно. Рассуждение Ланге, игнорирующее обществен­но-экономические отношения, служит только наглядным доказательством негодности его приемов. А Ланге ничего не дает еще кроме таких же рассуждений. Он говорит, что фабриканты охотно переносят производство в деревенскую глушь по той причине, что там «всегда имеется наготове потребное количество детского труда для любого де­ла» (161), не исследуя, какая история, какой способ общественного производства соз­дал эту «готовность» родителей отдавать своих детей в кабалу. Его приемы всего рель­ефнее выясняются на таком его рассуждении: он цитирует Маркса, который говорит, что машинная индустрия, давая возможность капиталу покупать труд женщин и детей, делает рабочего «работорговцем».

«Так вот к чему клонилась речь!» — победоносно восклицает Ланге. — «Но разве можно думать, что рабочий, который из нужды продает свою собственную рабочую силу, так легко перешел бы еще и к торговле женою и детьми, если бы его и к этому шагу не побуждали, с одной стороны, нужда, а с другой — соблазн?» (163).

480 В. И. ЛЕНИН

Добрый Ланге довел свое усердие до того, что защищает рабочего от Маркса, дока­зывая Марксу, что рабочего «толкает нужда».

«... Да и что иное в сущности представляет собою эта все дальше развивающаяся нужда, как не метаморфозу борьбы за существование?» (163).

Вот к каким открытиям приводят «общие изыскания о существовании, размножении и совершенствовании человеческого рода»! Узнаем ли мы хоть что-нибудь о причинах «нужды», об ее политико-экономическом содержании и ходе развития, если нам гово­рят, что это — метаморфоза борьбы за существование? Ведь это можно сказать про все, что угодно, и про отношения рабочего к капиталисту, и землевладельца к фабриканту и к крепостному крестьянину и т. д., и т. д. Ничего, кроме подобных бессодержательных банальностей или наивностей, не дает нам попытка Ланге исправить Маркса. Посмот­рим теперь, что дает в подкрепление этой поправки последователь Ланге, г. Струве — на рассуждении о конкретном вопросе, именно перенаселении в земледельческой Рос­сии.

Товарное производство — начинает г. Струве — увеличивает емкость страны. «Об­мен проявляет такое действие не только путем полной, технической и экономической, реорганизации производства, но и в тех случаях, когда и техника производства остается на прежней ступени, и натуральное хозяйство удерживает, в общей экономии населе­ния, прежнюю доминирующую роль. Но в этом случае после короткого оживления со­вершенно неизбежно наступает «перенаселение»; в нем, однако, товарное производство если и виновато, то только: 1) как возбудитель, 2) как усложняющий момент» (182). Перенаселение наступило бы и без товарного хозяйства: оно носит некапиталистиче­ский характер.

Вот те положения, которые выставляет автор. С самого начала они поражают той же голословностью, какую мы видели у Ланге: утверждается, что натурально-хозяйственное перенаселение неизбежно, но не поясняется, каким именно процессом оно создается.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 481

Обратимся к тем фактам, в которых автор находит подтверждение своих взглядов.

Данные за 1762—1846 гг. показывают, что население в общем размножалось вовсе не быстро: ежегодный прирост — 1,07—1,5%. При этом быстрее размножилось оно, по словам Арсеньева, в губерниях «хлебопашественных». «Факт» этот, — заключает г. Струве, — «чрезвычайно характерен для примитивных форм народного хозяйства, где размножение стоит в непосредственной зависимости от естественного плодородия, зависимости, которую можно, так сказать, осязать руками». Это — действие «закона соответствия между размножением населения и средствами существования» (185). «Чем шире земельный простор и чем выше естественное плодородие земли, тем больше естественный прирост населения» (186). Вывод совершенно бездоказательный: на ос­новании одного того факта, что в губерниях центральной области Европейской России население всего менее возросло с 1790 по 1846 год во Владимирской и Калужской гу­берниях, строится целый закон о соответствии между размножением населения и сред­ствами существования. Да разве по «земельному простору» можно судить о средствах существования населения? (Если бы даже и признать, что столь немногочисленные данные позволяют делать общие выводы.) Ведь «население» это не прямо обращало на себя добытые им продукты «естественного плодородия»: оно делилось ими с помещи­ками, с государством. Не ясно ли, что та или другая система помещичьего хозяйства — оброк или барщина, размер повинностей и способы их взимания и т. д. — неизмеримо более влияли на величину достающихся населению «средств существования», чем зе­мельный простор, находившийся не в исключительном и свободном владении произво­дителей? Да мало этого. Независимо от тех общественных отношений, которые выра­жались в крепостном праве, население связано было и тогда обменом: «отделение об­рабатывающей промышленности от земледелия, — справедливо говорит автор, — т. е. общественное, национальное разделение труда существовало и в дореформенную

482 В. И. ЛЕНИН

эпоху» (189). Спрашивается, почему же в таком случае должны мы думать, что «сред­ства существования» были менее обильны у владимирского кустаря или прасола, жив­ших на болоте, чем у тамбовского серого земледельца со всем его «естественным пло­дородием земли»?

Затем г. Струве приводит данные об уменьшении крепостного населения перед ос­вобождением. Экономисты, мнение которых он сообщает, приписывают это явление «упадку благосостояния» (189). Автор заключает:

«Мы остановились на факте уменьшения числа крепостного населения перед осво­бождением, потому что он — по нашему мнению — бросает яркий свет на экономиче­ское положение России в ту эпоху. Значительная часть страны была... насыщена насе­лением при данных технико-экономических и социально-юридических условиях: по­следние были прямо неблагоприятны для сколько-нибудь быстрого размножения почти 40% всего населения» (189). При чем же тут «закон» Мальтуса о соответствии размно­жения со средствами существования, когда крепостнические общественные порядки направляли эти средства существования в руки кучки крупных землевладельцев, минуя массу населения, размножение которой подвергается изучению? Можно ли признать какую-нибудь цену за таким, например, соображением автора, что наименьший при­рост оказался или в малоплодородных губерниях со слабым развитием промышленно­сти, или в густо населенных чисто земледельческих губерниях? Г. Струве хочет видеть в этом проявление «некапиталистического перенаселения», которое должно было бы наступить и без товарного хозяйства, которое «соответствует натуральному хозяйству». Но с таким же, если не с большим правом можно было бы сказать, что это перенаселе­ние соответствует крепостному хозяйству, что медленный рост населения всего более зависел от того усиления эксплуатации крестьянского труда, которое произошло вслед­ствие роста товарного производства в помещичьих хозяйствах вследствие того, что они стали употреблять барщинный труд на производство

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 483

хлеба для продажи, а не на свои только потребности. Примеры автора говорят против него: они говорят о невозможности построить абстрактный закон народонаселения, по формуле о соответствии размножения со средствами существования, игнорируя исто­рически особые системы общественных отношений и стадии их развития.

Переходя к пореформенной эпохе, г. Струве говорит; «в истории населения после падения крепостного права мы видим ту же основную черту, что и до освобождения. Энергия размножения в общем стоит в прямой зависимости от земельного простора и земельного надела» (198). Это доказывается табличкой, группирующей крестьян по размеру надела и показывающей, что прирост населения тем больше, чем больше раз­мер надела. «Да оно и не может быть иначе при условии натурального, «самопотреби­тельского»... хозяйства, служащего прежде всего для непосредственного удовлетворе­ния нужд самого производителя» (199).

Действительно, если бы это было так, если бы наделы служили прежде всего для непосредственного удовлетворения нужд производителя, если бы они представляли единственный источник удовлетворения этих нужд, — тогда и только тогда можно бы­ло бы выводить из подобных данных общий закон размножения. Но мы знаем, что это не так. Наделы служат «прежде всего» для удовлетворения нужд помещиков и государ­ства: они отбираются от владельцев, если эти «нужды» не удовлетворяются в срок; они облагаются платежами, превышающими их доходность. Далее, это — не единственный ресурс крестьянина. Дефицит в хозяйстве, говорит автор, должен превентивно и ре­прессивно отражаться на населении. Отхожие промыслы, отвлекая взрослое мужское население, сверх того задерживают размножение (199). Но если дефицит надельного хозяйства покрыт арендой или промысловым заработком, то средства существования крестьянина могут оказаться вполне достаточными для «энергичного размножения». Бесспорно, что так благоприятно обстоятельства могут сложиться лишь для меньшин­ства

484 В. И. ЛЕНИН

крестьян, но — при отсутствии специального разбора производственных отношений внутри крестьянства — ниоткуда не видно, чтобы этот прирост шел равномерно, чтобы он не вызывался преимущественно благосостоянием меньшинства. Наконец, автор сам ставит условием доказательности своего положения — натуральное хозяйство, а после реформы, по его собственному признанию, широкой волной проникло в прежнюю жизнь товарное производство. Очевидно, что для установления общего закона раз­множения данные автора абсолютно недостаточны. Мало того — абстрактная «просто­та» этого закона, предполагающего, что средства производства в рассматриваемом об­ществе «служат прежде всего для непосредственного удовлетворения нужд самого производителя», дает совершенно неправильное, ничем не доказанное освещение в высшей степени сложным фактам. Например: после освобождения — говорит г. Струве — помещикам выгодно было сдавать крестьянам земли в аренду. «Таким образом, пи­щевая площадь, доступная крестьянству, т. е. его средства существования, увеличи­лась» (200). Это прямолинейное отнесение всей аренды на счет «пищевой площади» совершенно голословно и неверно. Автор сам указывает, что помещики брали себе львиную долю продукта, производимого на их земле (200), так что еще «опрос, не ухудшала ли такая аренда (за отработки, например) положения арендаторов, не возла­гала ли она на них обязательств, приводивших в конце концов к уменьшению пищевой площади. Далее, автор сам указывает, что аренда под силу лишь зажиточным (216) кре­стьянам, в руках которых она должна являться скорее средством расширения товарного хозяйства, чем укрепления «самопотребительского». Если бы даже было доказано, что в общем аренда улучшила положение «крестьянства», — то какое значение могло бы иметь это обстоятельство, когда, по словам самого автора, бедняки разорялись аренда­ми (216) — т. е. это улучшение для одних означало ухудшение для других? В крестьян­ской аренде, очевидно, переплетаются старые, крепостнические отношения и новые, капитали-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 485

стические; абстрактное рассуждение автора, не принимающего во внимание ни тех, ни других, не только не помогает разобраться в этих отношениях, а напротив, запутывает дело.

Остается еще одно указание автора на данные, подтверждающие, якобы, его взгля­ды. Это именно ссылка на то, что «старое слово малоземелье есть только общежитей­ский термин для того явления, которое наука называет перенаселением» (186). Автор как бы опирается, таким образом, на всю нашу народническую литературу, которая бесспорно установила тот факт, что крестьянские наделы «недостаточны», которая ты­сячи раз «подкрепляла» свои пожелания о «расширении крестьянского землевладения» таким «простым» соображением: население увеличилось — наделы измельчали — ес­тественно, что крестьяне разоряются. Едва ли, однако, это избитое народническое рас­суждение о «малоземелье» имеет какое-нибудь научное значение, едва ли оно может годиться на что-нибудь иное, кроме как на «благонамеренные речи» в комиссии по во­просу о безболезненном шествовании отечества по правильному пути. В этом рассуж­дении за деревьями не видно леса, за внешними контурами явления не видно основного общественно-экономического фона картины. Принадлежность огромного земельного фонда представителям «стародворянского» уклада — с одной стороны, приобретение земли покупкой, с другой — вот тот основной фон, при котором всякое «расширение землевладения» останется жалким паллиативом. И народнические рассуждения о мало­земелье, и мальтусовы «законы» о соответствии размножения со средствами существо­вания грешат именно своей абстрактной «простотой», игнорирующей данные, конкрет­ные общественно-экономические отношения.

Этот обзор аргументов г. Струве приводит нас к тому выводу, что положение его, будто перенаселение

То есть это рассуждение совершенно непригодно для объяснения разорения крестьянства и перена­селения, хотя самый факт «недостаточности» стоит вне спора, равно как и обострение его вследствие роста населения. Требуется не констатировать факт, а объяснить, откуда он вышел.

486 В. И. ЛЕНИН

в земледельческой России объясняется несоответствием размножения со средствами существования, решительно ничем не доказано. Свои аргументы он заключает таким образом: «и вот — перед нами картина натурально-хозяйственного перенаселения, ос­ложненного товарно-хозяйственными моментами и другими важными чертами, унасле­дованными от социального строя крепостной эпохи» (200). Конечно, про всякий эконо­мический факт, происходящий в стране, которая переживает переход от «натурально­го» хозяйства к «товарному», можно сказать, что это — явление «натурально-хозяйственное, осложненное товарно-хозяйственными моментами». Можно и наоборот сказать: «товарно-хозяйственное явление, осложненное натурально-хозяйственными моментами» — но все это не в состоянии дать не только «картины», но даже и малей­шего представления о том, как именно создается перенаселение на почве данных обще­ственно-экономических отношений. Окончательный вывод автора против г. Н. —она и его теории капиталистического перенаселения в России гласит: «наши крестьяне про­изводят недостаточно пищи» (237).

Земледельческое производство крестьян до сих пор дает продукты, идущие помещи­кам, получающим чрез посредство государства выкупные платежи, — оно служит по­стоянным объектом операций торгового и ростовщического капитала, отбирающего громадные доли продукта у преобладающей массы крестьянства, — наконец, среди са­мого «крестьянства» это производство распределено так сложно, что общий и средний плюс (аренда) оказывается для массы минусом, и всю эту сеть общественных отноше­ний г. Струве разрубает как гордиев узел130 абстрактным и голословнейшим решением: «недостаточно производство». Нет, эта теория не выдерживает никакой критики: она только загромождает то, что подлежит исследованию, — производственные отношения в земледельческом хозяйстве крестьян. Мальтузианская формула изображает дело так, как будто перед нами tabula rasa, а не крепостнические и буржуазные отношения, пере­плетающиеся

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 487

в современной организации русского крестьянского хозяйства.

Разумеется, мы никак не можем удовлетвориться одной критикой взглядов г. Струве. Мы должны еще задаться вопросом: в чем основания его ошибки? и кто из противни­ков (г. Н. —он и г. Струве) прав в своих объяснениях перенаселения?

Г. Н. —он основывает свое объяснение перенаселения на факте «освобождения» массы рабочих вследствие капитализации промыслов. При этом он приводит только данные о росте крупной фабрично-заводской промышленности и оставляет без внима­ния параллельный факт роста кустарных промыслов, выражающий углубление общест­венного разделения труда . Он переносит свое объяснение на земледелие, даже и не пытаясь обрисовать точно его общественно-экономическую организацию и степень ее развития.

Г. Струве указывает в ответ на это, что «капиталистическое перенаселение в смысле Маркса тесно связано с прогрессом техники» (183), и так как он, вместе с г. —оном, на­ходит, что «техника» крестьянского «хозяйства почти не прогрессировала» (200), — то он и отказывается признать перенаселение в земледельческой России капиталистиче­ским и ищет других объяснений.

Указание г. Струве в ответ г. Н. —ону правильно. Капиталистическое перенаселение создается тем, что капитал овладевает производством и, уменьшая число необходимых (для производства данного количества продуктов) рабочих, создает излишнее населе­ние. Маркс говорит о капиталистическом перенаселении в земледелии следующее:

«Как скоро капиталистическое производство овладевает сельским хозяйством, или, по мере того как оно овладевает им, спрос на сельских рабочих абсолютно

Известен факт роста наших кустарных промыслов и появления массы новых после реформы. Из­вестно также теоретическое объяснение этого факта наряду с капитализацией других промыслов, данное Марксом при объяснении «создания внутреннего рынка для промышленного капитала» [«Das Kapital», 2. Aufl., S. 776 u. ff. («Капитал», 2-е изд., стр. 776 и ел. Ред.)]ш.

488 В. И. ЛЕНИН

уменьшается вместе с накоплением функционирующего в этой области капитала, при­чем выталкивание рабочих не сопровождается, как в промышленности неземледельче­ской, большим привлечением их. Поэтому часть сельского населения постоянно готова перейти в городское или мануфактурное население . (Мануфактура — здесь в смысле всякой неземледельческой промышленности.) Этот источник относительного перенасе­ления течет, таким образом, постоянно. Но его постоянное течение предполагает уже в деревне постоянное скрытое перенаселение, размер которого становится виден только тогда, когда отводные каналы открываются необыкновенно широко. В силу этого сель­ский рабочий вынужден ограничиваться минимумом заработной платы и постоянно стоит одной ногой в болоте пауперизма» («Das Kapital», 2. Aufl., S. 668)132.

Г-н H. —он не доказал капиталистического характера перенаселения в земледельче­ской России потому, что не поставил его в связь с капитализмом в земледелии: ограни­чившись беглым и неполным указанием на капиталистическую эволюцию частновла­дельческого хозяйства, он совершенно упустил из виду буржуазные черты организации крестьянского хозяйства. Г-ну Струве следовало исправить эту неудовлетворитель­ность изложения г. Н. —она, имеющую очень важное значение, ибо игнорирование ка­питализма в земледелии, его господства и в то же время его слабого еще развития, ес­тественно, повело к теории об отсутствии или сокращении внутреннего рынка. Вместо того, чтобы свести теорию г. Н. —она к конкретным данным нашего земледельческого капитализма, г. Струве впал в другую ошибку, отрицая совершенно капиталистический характер перенаселения.

Вторжением капитала в земледельческое хозяйство характеризуется вся порефор­менная история. Помещики

Между прочим. Наблюдение этого факта и подало, вероятно, повод Ланге сочинять поправку к тео­рии Маркса, которую он недостаточно понял. Вместо того, чтобы, анализируя этот факт, взять исходным пунктом данный (капиталистический) способ общественного производства и следить за его проявлением в земледелии, он вздумал сочинять из головы разные особенности «народных нравов».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 489

переходили (медленно или быстро, это — другой вопрос) к вольнонаемному труду, ко­торый получил весьма широкое распространение и определил собой даже характер преобладающей части крестьянских заработков; они повышали технику и вводили в употребление машины. Даже вымирающая крепостническая система хозяйства — от­дача крестьянам земли за отработки — подвергалась буржуазному превращению вслед­ствие конкуренции крестьян, поведшей к ухудшению положения съемщиков, к более тяжелым условиям и, следовательно, к уменьшению числа рабочих. В крестьянском хозяйстве обнаружилось совершенно ясно разложение крестьянства на деревенскую буржуазию и пролетариат. «Богатеи» расширяли запашку, улучшали хозяйство [ср. В. В. «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве»] и вынуждены были прибегать к наемному труду. Все это — давно установленные, общепризнанные факты, которые указывает (как сейчас увидим) и сам г. Струве. Возьмем еще для иллюстрации самый обыкновенный в русской деревне случай: «кулак» оттягал у «общины», вернее, у сооб-щинников пролетарского типа, лучший кусок надельной земли и ведет на нем хозяйст­во трудом и инвентарем тех же «обеспеченных наделом» крестьян, которые опутаны долгами и обязательствами и привязаны к своему благодетелю — для социального взаимоприспособления и солидарной деятельности — силою излюбленных народника­ми общинных начал. Его хозяйство ведется, конечно, лучше хозяйства разоренных кре­стьян и требует гораздо меньше рабочих сравнительно с тем временем, когда этот ку­сок был в руках нескольких мелких хозяев. Что подобные факты не единичны, а все­общи, — этого ни один народник отрицать не может. Самобытность их теорий состоит только в том, что они не хотят назвать эти факты их настоящим именем, не хотят ви­деть, что они означают господство капитала в земледелии.

См., например, Карышева («Итоги земской статистики», т. II, с. 266) — указание сборника по Рос­товскому н/Д. уезду на постепенное уменьшение доли крестьян в скопщине133. Там же, гл. V, § 9 — о доплатах крестьян трудом при издольной аренде.

490 В. И. ЛЕНИН

Они забывают, что первичной формой капитала всегда и везде был капитал торговый, денежный, что капитал всегда берет технический процесс производства таким, каким он его застает, и лишь впоследствии подвергает его техническому преобразованию. Они не видят поэтому, что, «отстаивая» (словами, разумеется, — не более того) совре­менные земледельческие порядки от «грядущего» (?!) капитализма, они отстаивают только средневековые формы капитала от натиска его новейших, чисто буржуазных форм.

Таким образом, нельзя отрицать капиталистического характера перенаселения в Рос­сии, как нельзя отрицать господства капитала в земледелии. Но совершенно нелепо, ра­зумеется, игнорировать степень развития капитала, как это делает г. Н. —он, который в своем увлечении представляет его почти завершившимся и потому сочиняет теорию о сокращении или отсутствии внутреннего рынка, тогда как на самом деле капитал, хотя уже и господствует, но в очень неразвитой сравнительно форме; до полного развития, до полного отделения производителя от средств производства еще много промежуточ­ных ступеней, и каждый шаг вперед земледельческого капитализма означает рост внутреннего рынка, который, по теории Маркса, именно земледельческим капитализ­мом и создается, — который в России не сокращается, а, напротив, складывается и раз­вивается.

Далее, мы видим из этой, хотя бы и самой общей характеристики нашего земледель­ческого капитализма , что он не покрывает собой всех общественно-экономических от­ношений в деревне. Рядом с ним мы видим все еще и крепостнические отношения — и в хозяйственной области (например, сдача отрезных земель за отработки и взносы на­турой — тут налицо все признаки крепостнического хозяйства: и натуральный «обмен услуг» между производителем и владельцем средств производства, и эксплуатация производителя посред-

О нем будет подробнее говориться ниже, по отношению к крестьянам и помещикам отдельно.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 491

ством прикрепления его к земле, а не отделения от средств производства), и еще более в социальной и юридико-политической (обязательное «обеспечение наделом», прикреп­ление к земле, т. е. отсутствие свободы передвижения, платеж выкупных, т. е. того же оброка помещику, подчинение привилегированным землевладельцам в области суда и управления и т. д.); эти отношения тоже ведут, несомненно, к разорению крестьян и к безработице, «перенаселению» прикрепленных к земле батраков. Капиталистическая основа современных отношений не должна скрывать этих все еще могущественных ос­татков «стародворянского» наслоения, которые еще не разрушены капитализмом имен­но вследствие его неразвитости. Неразвитость капитализма, «отсталость России», кото­рую народники считают «счастьем» , является «счастьем» только для эксплуататоров благородного звания. В современном «перенаселении» кроме основных капиталистиче­ских черт есть, следовательно, еще крепостнические.

Если мы сравним это последнее положение с положением г-на Струве о том, что в «перенаселении» есть натурально-хозяйственные и товарно-хозяйственные черты, то увидим, что первое не исключает второго, а, напротив, включается в него: крепостное право относится к явлениям «натурально-хозяйственным», капитализм — к «товарно-хозяйственным». Положение г-на Струве, с одной стороны, точно не указывает, какие именно отношения натурально-хозяйственные и какие товарно-хозяйственные, а, с другой стороны, ведет нас назад к голословным и бессодержательным «законам» Маль­туса.

Из этих недостатков, естественно, вытекла неудовлетворительность последующего изложения. «Каким же образом, — спрашивает автор, — на каких началах может быть реорганизовано наше народное хозяйство?» (202). Странный вопрос, формулированный опять-таки совершенно по-профессорски, совершенно так, как привыкли ставить во­просы гг. народники,

Г-н Южаков в «Русском Богатстве».

492 В. И. ЛЕНИН

констатирующие неудовлетворительность настоящего и выбирающие лучшие пути для отечества. «Наше народное хозяйство» есть капиталистическое хозяйство, организация и «реорганизация» которого определяется буржуазией, «заведующей» этим хозяйством. Вместо вопроса о возможной реорганизации и следовало поставить вопрос о последо­вательных ступенях развития этого буржуазного хозяйства, — следовало с точки зре­ния той именно теории, во имя которой автор так прекрасно отвечает г-ну В. В., атте­стующему г. Н.—она «несомненным марксистом», что этот «несомненный марксист» понятия не имеет о классовой борьбе и о классовом происхождении государства. Изме­нение постановки вопроса в указанном смысле гарантировало бы автора от таких сбив­чивых рассуждений о «крестьянстве», которые мы читаем на стр. 202—204.

Автор начинает с того, что крестьянству недостаточно надельной земли, что если оно и покрывает этот недостаток арендой, то «у значительной части его» тем не менее всегда бывает дефицит; говорить о крестьянстве, как о целом, нельзя, ибо это значит говорить о фикции (с. 203). И непосредственно из этого выводится:

«Во всяком случае, недостаточное производство — основной, доминирующий факт нашего народного хозяйства» (с. 204). Совершенно голословно и ни в какой связи не стоит с предыдущим: почему «основным, доминирующим фактом» не является тот, что крестьянство как целое есть фикция, ибо внутри его складываются враждебные классы? Автор делает свой вывод без всяких данных, без всякого анализа фактов, относящихся к «недостаточному производству» [которое, однако, не мешает меньшинству обзаво­диться достатком на счет большинства] или к расчленению крестьянства, — просто в силу какого-то предубеждения в пользу мальтузианства. — «Поэтому, — продолжает он, — увеличение производительности земледельческого труда прямо выгодно и бла­годетельно для русского крестьян-

«Главный недостаток рассуждений г. Голубева в его замечательных статьях состоит именно в том, что он никак не может отделаться от этой фикции» (203).

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 493

ства» (204). Мы в недоумении: сейчас только автор выставил против народников серь­езное (и в высшей степени справедливое) обвинение за рассуждения о «фикции» — «крестьянстве» вообще, а теперь сам вводит в свой анализ эту фикцию! Если отноше­ния внутри этого «крестьянства» таковы, что меньшинство становится «экономически крепким», а большинство пролетаризуется, если меньшинство расширяет землевладе­ние и богатеет, а большинство имеет всегда дефицит и разоряется, то каким образом можно говорить о «выгодности и благодетельности» процесса вообще? Вероятно, автор хотел сказать, что процесс выгоден и для той и для другой части крестьянства. Но то­гда, во-первых, он должен был разобрать положение каждой отдельной группы и ис­следовать его особо, а во-вторых, при наличности антагонизма между группами, необ­ходимо было определенно установить, с точки зрения какой группы говорится о «вы­годности и благодетельности». Неудовлетворительность, недоговоренность объекти­визма г-на Струве еще и еще раз подтверждается на этом примере.

Так как г. Н. —он по данному вопросу держится противного мнения, утверждая, что «увеличение производительности земледельческого труда , если продукты будут про­изводиться в виде товара, не может служить к поднятию народного благосостояния» («Очерки», с. 266), — то г. Струве и переходит теперь к опровержению этого мнения.

Во-первых, говорит он, тот крестьянин, на которого современный кризис обрушился всей своей тяжестью, производит хлеб для собственного потребления; он не продает хлеб, а прикупает его. Для такого крестьянина — а их до 50% (однолошадные и безло­шадные) и уже никак не менее 25% (безлошадные) — увеличение производительности труда во всяком случае выгодно, несмотря на понижение цены хлеба.

Да, конечно, увеличение производительности было бы для такого крестьянина вы­годно, если бы он мог

«Как бы ни было» оно «желательно и необходимо», — добавляет г. Н. —он.

494 В. И. ЛЕНИН

удержать свое хозяйство и поднять его на высшую ступень. Но ведь этих-то условий и нет у однолошадных и безлошадных крестьян. Им не под силу удержать теперешнее свое хозяйство, с его примитивными орудиями, с небрежной обработкой почвы и т. д., а не то чтобы повышать технику. Это повышение техники является результатом роста товарного хозяйства. И если уже на данной ступени развития товарного производства продажа хлеба является необходимостью даже для тех крестьян, которым приходится прикупать хлеб, то последующая ступень сделает эту продажу еще более обязательной (автор сам признает необходимость перехода от натурального хозяйства к товарному), и конкуренция повысивших культуру хозяев неминуемо и немедленно экспроприирует его до конца, обратит из пролетария, прикрепленного к земле, в пролетария, свободно­го как птица. Я вовсе не хочу сказать, чтобы такая перемена была для него невыгодна. Напротив, раз производитель уже попал в лапы капитала — а это бесспорно совершив­шийся факт по отношению к рассматриваемой группе крестьянства — ему весьма «вы­годна и благодетельна» полная свобода, позволяющая менять хозяев, развязывающая ему руки. Но полемика гг. Струве и Н. —она ведется совсем не в области таких сооб­ражений.

Во-вторых, продолжает г. Струве, г. Н. —он «забывает, что повышение производи­тельности земледельческого труда возможно только путем изменений в технике и в системе хозяйства или полеводства» (206). Действительно, г. Н. —он забывает это, но это соображение только усилит положение о неизбежности окончательной экспроприа­ции несостоятельных крестьян, крестьян «пролетарского типа». Для изменения техники к лучшему нужны свободные денежные средства, а у этих крестьян нет даже продо­вольственных средств.

В-третьих — заключает автор — не прав г. Н. —он, утверждая, что повышение про­изводительности земледельческого труда заставит конкурентов понизить цену. Для та­кого понижения — справедливо говорит г. Струве — необходимо, чтобы производи­тельность на-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 495

шего земледельческого труда не только догнала западноевропейскую [в этом случае мы будем продавать продукт по уровню общественно-необходимого труда], но и перегнала ее. — Это возражение вполне основательно, но оно ничего еще не говорит о том, для какой именно части «крестьянства» и в силу чего будет выгодно это повышение техни­ки.

«Вообще г. Н. —он напрасно так боится увеличения производительности земледель­ческого труда» (207). Происходит это у него, по мнению г. Струве, оттого, что он не может себе иначе представить прогресс сельского хозяйства, как в виде прогресса экс­тенсивного земледелия, сопровождающегося все большим и большим выталкиванием рабочих машинами.

Автор очень метко характеризует отношение г. Н. —она к росту земледельческой техники словом: «боязнь»; он совершенно прав, что эта боязнь — нелепа. Но его аргу­ментация затрагивает, кажется нам, не основную ошибку г. Н. —она.

Г. Н. —он, придерживаясь будто бы со всей строгостью доктрины марксизма, резко отличает тем не менее капиталистическую эволюцию земледелия в капиталистическом обществе от эволюции обрабатывающей промышленности, — различает в том отноше­нии, что для последней он признает прогрессивную работу капитализма, обобществле­ние труда, а для первой не признает. Поэтому для обрабатывающей промышленности он «не боится» увеличения производительности труда, а для земледелия — «боится», хотя общественно-экономическая сторона дела и отражение этого процесса на раз­ных классах общества совершенно одинаково в обоих случаях... Маркс выразил это по­ложение особенно рельефно в следующем замечании: «Филантропические английские экономисты, как Милль, Роджерс, Гольдвин Смит, Фаусетт и т. д., и либеральные фаб­риканты, как Джон Брайт и К0, спрашивают английских поземельных аристократов, как бог спрашивал Каина о его брате Авеле, — куда девались тысячи наших крестьян? — Да откуда же вы-то произошли? Из уничтожения этих крестьян. И почему вы не спра­шиваете,

496 В. И. ЛЕНИН

куда девались самостоятельные ткачи, прядильщики, ремесленники?» («Das Kapital», I, S. 780, Anm. 237 ). Последняя фраза наглядно отождествляет судьбу мелких произво­дителей в земледелии с судьбой их в обрабатывающей промышленности, подчеркивает образование классов буржуазного общества в обоих случаях . Основная ошибка г. Н. —она состоит именно в том, что он игнорирует эти классы, их образование в нашем крестьянстве, не задается целью проследить со всей точностью каждую последователь­ную ступень развития противоположности этих классов.

Но г. Струве совсем не так ставит вопрос. Он не только не исправляет указанной ошибки г. Н. —она, а, напротив, сам повторяет ее, рассуждая с точки зрения профес­сора, стоящего над классами, о «выгодности» прогресса для «крестьянства». Это поку­шение подняться выше классов приводит к крайней туманности положений автора, ту­манности, доходящей до того, что из них могут быть сделаны буржуазные выводы: против неоспоримо верного положения, что капитализм в земледелии (как и капита­лизм в индустрии) ухудшает положение производителя — он выдвигает положение о «выгодности» этих изменений вообще. Это все равно, как если бы кто-нибудь, рассуж­дая о машинах в буржуазном обществе, стал опровергать теорию экономиста-романтика, что они ухудшают положение трудящихся, доказательствами «выгодности и благодетельности» прогресса вообще.

На соображение г-на Струве народник, вероятно, ответит: г. Н.—он боится не увели­чения производительности труда, а буржуазности.

Что прогресс техники в земледелии при наших капиталистических порядках связан с буржуазностью, — это несомненно, но «боязнь», проявляемая народниками, разумеет­ся, совершенно нелепа. Буржуазность — уже факт действительной жизни, труд подчи­нен капиталу уже и в земледелии, — и «бояться» надо не бур-

* — «Капитал», т. I, стр. 780, прим. 237.134 Ред.

" См. особенно § 4 главы XXIV: «Генезис капиталистических арендаторов». Стр. 773—776.135

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 497

жуазности, а отсутствия сознания этой буржуазности у производителя, отсутствия у него способности отстаивать свои интересы против нее. Поэтому надо желать не за­держки развития капитализма, а, напротив, полного его развития, развития до конца.

Чтобы подробнее и точнее указать основания той ошибки, которую допустил г. Струве, трактуя о земледелии в капиталистическом обществе, попробуем обрисовать (в самых общих чертах) процесс образования классов рядом с теми изменениями в тех­нике, которые подали повод к рассуждению. Г. Струве различает при этом строго экс­тенсивное земледелие и интенсивное, усматривая корень заблуждений г. Н. —она в том, что он кроме экстенсивного земледелия не хочет ничего знать. Мы постараемся доказать, что основная ошибка г. Н. —она не в этом, что, при переходе земледелия в интенсивное, образование классов буржуазного общества в сущности однородно с тем, которое происходит при развитии экстенсивного земледелия.

Об экстенсивном земледелии говорить много не приходится, потому что и г. Струве признает, что тут получается выталкивание буржуазией «крестьянства». Отметим толь­ко два пункта. Во-первых. Прогресс техники вызывается товарным хозяйством; для осуществления его необходима наличность у хозяина свободных, избыточных [по от­ношению к его потреблению и воспроизведению его средств производства] денежных средств. Откуда могут взяться эти средства? Очевидно, они не могут взяться ниоткуда, кроме как из того, что обращение: товар — деньги — товар превратится в обращение: деньги — товар — деньги с плюсом. Другими словами, средства эти могут взяться ис­ключительно от капитала, от торгового и ростовщического капитала, от тех самых «коштанов, кулаков, купцов» и т. д., которых наивные российские народники относят не к капитализму, а к «хищничеству» (как будто капитализм не есть хищничество! как будто русская действительность не показывает нам взаимной связи всевозможных форм этого «хищничества» — от самого примитивного и первобытного кулачества до самого новейшего,

498 В. И. ЛЕНИН

рационального предпринимательства!) . Во-вторых, отметим странное отношение г. Н. —она к этому вопросу. В примечании 2-м на стр. 233-й он опровергает автора «Южно­русского крестьянского хозяйства» В. Е. Постникова, который указывает, что машины повысили рабочую площадь крестьянского двора ровно вдвое, с 10 дес. до 20 дес. на рабочего, и что поэтому причина «бедности России» — «малый размер крестьянского хозяйства». Другими словами: рост техники в буржуазном обществе ведет к экспро­приации мелких и отсталых хозяйств. Г. Н. —он возражает: завтра техника может еще втрое повысить рабочую площадь. Тогда 60-десятинные хозяйства надо будет превра­тить в 200 или 300-десятинные. — Такой аргумент против положения о буржуазности нашего земледелия так же смешон, как если бы кто-нибудь стал доказывать слабость и бессилие фабричного капитализма на том основании, что сегодняшнюю паровую ма­шину придется «завтра» заменить электрической. «Также остается неизвестным, куда деваются миллионы освободившихся рабочих сил», — добавляет г. Н. —он, призывая на суд перед собой буржуазию и забывая, что судить-то ее некому, кроме самого про­изводителя. Образование резервной армии безработных — такой же необходимый ре­зультат применения машин в буржуазном земледелии, как и в буржуазной индустрии.

Итак, по отношению к развитию экстенсивного земледелия нет сомнения, что про­гресс техники при товарном хозяйстве ведет к превращению «крестьянина» в фермера, с одной стороны (понимая под фермером пред-

Есть у гг. народников еще один, весьма глубокий, прием затушевывать корни нашего промышлен­ного капитализма в «народном производстве», т. е. в «народном» ростовщичестве и кулачестве. Кулак несет свои «сбережения» в государственный банк; вклады его позволяют банку, опираясь на рост народ­ного богатства, народных сбережений, народной предприимчивости, народной кредитоспособности, за­нять денег у англичанина. Занятые деньги «государство» обращает на помощь... — какая недальновидная политика! какое печальное игнорирование «современной науки» и «современных нравственных идей»! — ... капиталистам. Спрашивается теперь, неужели не ясно, что ежели бы государство обращало эти деньги (капиталистов) не на капитализм, а на «народное производство», — то у нас на Руси был бы не капитализм, а «народное производство»?

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 499

принимателя, капиталиста в земледелии), — в батрака и поденщика, с другой. Посмот­рим теперь на тот случай, когда экстенсивное земледелие переходит в интенсивное. Г-н Струве именно от этого процесса ждет «выгод» для «крестьянина». Чтобы устранить спор о пригодности того материала, по которому мы описываем этот переход, восполь­зуемся сочинением: «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство» г-на А. И. Скворцова , которого так безмерно восхваляет г. Струве.

В главе 3-ей отдела IV своей книги г. А. Скворцов рассматривает «изменение техни­ки земледелия под влиянием парового транспорта» в странах экстенсивных и интен­сивных. Возьмем описание этого изменения в густонаселенных экстенсивных странах. Можно думать, что центральная Европейская Россия подойдет под такую характери­стику. Г-н Скворцов предсказывает для такой страны те же изменения, которые неми­нуемо должны произойти, по мнению г-на Струве, и в России, именно: превращение в страну интенсивного земледелия с развитым фабричным производством.

Последуем за г. А. Скворцовым (§§ 4—7, с. 440—451).

** Страна экстенсивная . Весьма значительная часть населения занята земледелием.

Однообразие занятий вызывает отсутствие рынка. Население бедно, во-первых, вслед­ствие малого размера хозяйств и, во-вторых, вследствие отсутствия обмена: «удовле­творение остальных потребностей, кроме пищи, производимой самим земледельцем, совершается, можно сказать, исключительно

В нашей литературе принято относить его к марксистам. На это есть так же мало оснований, как и на зачисление в марксисты г-на Н. —она. Г-н А. Скворцов тоже не знаком с учением о классовой борьбе и классовом характере государства. Его практические предложения в «Экономических этюдах» ничем не отличаются от обыкновенных буржуазных предложений. Если он гораздо трезвее смотрит на русскую действительность, чем гг. народники, то на этом одном основании следовало бы зачислить в марксисты и г. Б. Чичерина и многих других.

Г-н А. Скворцов указывает, что обыкновенно под экстенсивной страной разумеют малонаселенную (с. 439, прим.). Он считает это определение неправильным, указывая следующие признаки экстенсивно­сти: 1) сильные колебания урожаев; 2) однообразие культур и 3) отсутствие внутренних рынков, т. е. больших городов, концентрирующих в себе обрабатывающую промышленность.

500 В. И. ЛЕНИН

на счет произведений первобытного ремесла, так называемого у нас кустарного про­мысла».

Проведение железной дороги повышает цену земледельческих продуктов и, следова­тельно, увеличивает покупательную силу населения. «Вместе с железною дорогою страна наводняется дешевыми произведениями мануфактур и фабрик», которые разо­ряют местных кустарей. Это — первая причина «крушения многих хозяйств».

Вторая причина того же явления — неурожаи. «Земледелие также велось до сих пор первобытным способом, т. е. всегда нерационально, и, следовательно, неурожаи со­ставляют нередкое явление, а с проведением железной дороги вздорожание продукта, бывшее прежде последствием неурожая, или совсем не имеет места, или, во всяком случае, значительно уменьшается. Поэтому естественным последствием первого же не­урожая здесь является обыкновенно крушение многих хозяйств. Такой результат явля­ется тем скорее, чем вообще меньше были избытки нормальных урожаев и чем более население должно было полагаться на заработок от кустарных промыслов».

Для того, чтобы обойтись без кустарных промыслов и обеспечить себя от неурожаев переходом к интенсивному (рациональному) земледелию, — необходимы, во-первых, большие избытки денежных средств (от продажи по более высоким ценам земледель­ческих продуктов) и, во-вторых, интеллигентная сила населения, без которой невоз­можно повышение рациональности и интенсивности. У массы населения, конечно, этих условий нет: им удовлетворяет лишь меньшинство .

«Избыточное население, образовавшееся таким образом [т. е. вследствие «ликвида­ции» многих хозяйств, разоренных падением кустарных промыслов и более высокими требованиями от земледелия], частью будет

«Для такой страны (насыщенной населением при данной степени хозяйственной культурности) мы должны допустить, что, с одной стороны, малые избытки, с другой — низкая образовательная ступень населения заставляет, при изменившихся условиях, многие хозяйства прийти к ликвидации» (442).

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 501

поглощено теми хозяйствами, которые выйдут из этого положения более счастливо и будут иметь возможность увеличить интенсивность производства» (т. е., конечно, бу­дут «поглощены» в качестве наемных рабочих, батраков и поденщиков. Г-н А. Сквор­цов не говорит этого, считая, может быть, что это слишком ясно). Потребуется большая затрата живой силы, ибо близость рынка, достигаемая улучшенными путями сообще­ния, дает возможность производить трудно транспортируемые продукты, «производст­во которых по большей части требует значительной затраты живой рабочей силы». «Обыкновенно, однако, — продолжает г. Скворцов, — процесс разрушения идет гораз­до быстрее процесса улучшения сохранившихся хозяйств, и часть разоренных хозяев должна выселиться если не вон из страны, то по крайней мере в города. Эта-то часть составила главный контингент прироста населения европейских городов со времени проведения железных дорог».

Далее. «Избыток населения означает дешевые рабочие руки». «При плодородной почве (и благоприятном климате...) здесь даны все условия для культуры растений и вообще производства земледельческих продуктов, требующих большого расхода рабо­чей силы на единицу пространства» (443), тем более, что мелкие размеры хозяйств («хотя они, быть может, и увеличатся против прежнего») затрудняют введение машин. «Рядом с этим не останется без изменения и основной капитал, и прежде всего должен изменить свой характер мертвый инвентарь». И помимо машин «необходимость луч­шей обработки почвы поведет к замене прежних первобытных орудий более совершен­ными, к замене дерева железом и сталью. Это преобразование необходимо вызовет об­разование здесь фабрик, занятых приготовлением таких орудий, ибо они не могут быть изготовляемы сколько-нибудь сносно кустарным путем». Развитию этой отрасли про­мышленности благоприятствуют следующие условия: 1) необходимость получить ма­шину или часть ее в скором времени; 2) «рабочих рук здесь изобилие, и они дешевы»; 3) топливо, постройки и земля дешевы; 4) «мелкость

502 В. И. ЛЕНИН

хозяйственных единиц ведет к тому, что потребление орудий увеличивается, ибо из­вестно, что мелкие хозяйства требуют относительно больше инвентаря». Развиваются и производства иного рода. «Вообще развивается городская жизнь». Развиваются в силу необходимости горные промыслы, «так как, с одной стороны, является масса свобод­ных рук, а с другой — благодаря железным дорогам и развитию перерабатывающей машинной и другой промышленности усиливается запрос на продукты горного про­мысла.

Таким образом, такой район, бывший до проведения железной дороги густонаселен­ным районом экстенсивного земледелия, более или менее быстро обращается в район очень интенсивного земледелия с более или менее развитым фабричным производст­вом». Увеличение интенсивности проявляется изменением системы полеводства. Трех­полье невозможно вследствие колебания урожаев. Необходим переход к «плодосмен­ной системе полеводства», устраняющей колебания урожаев. Конечно, полная плодос­менная система , требующая очень высокой интенсивности, не может войти в упот­ребление сразу. Сначала поэтому введется зерновой плодосменный севооборот [пра­вильное чередование растений], разовьется скотоводство, посев кормовых трав.

«В конце концов, следовательно, наш густонаселенный экстенсивный район более или менее быстро, по мере развития путей сообщения, превратится в район высокоин­тенсивного хозяйства, причем интенсивность его, как сказано, будет расти прежде все­го на счет увеличения переменного капитала».

Это подробное описание процесса развития интенсивного хозяйства показывает на­глядно, что и в этом случае прогресс техники при товарном производстве ведет к бур­жуазному хозяйству, раскалывает непосредственного производителя на фермера, поль­зующегося всеми выгодами от интенсивности, улучшения орудий

Признаки ее: 1) вся земля обращается в пашню; 2) пар, по возможности, исключается; 3) в севообо­роте правильно чередуются растения; 4) возможно тщательная обработка; 5) стойловое содержание ско­та.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 503

и т. д., — и рабочего, доставляющего своей «свободой» и своей «дешевизной» самые «благоприятные условия» для «прогрессивного развития всего народного хозяйства».

Основная ошибка г. Н. —она не в том, что он игнорирует интенсивное земледелие, ограничиваясь одним экстенсивным, а в том, что он вместо анализа классовых проти­воречий в области русского земледельческого производства угощает читателя бессо­держательными ламентациями, что «мы» идем неверным путем. Г-н Струве повторяет эту ошибку, заслоняя классовые противоречия «объективными» рассуждениями, и ис­правляет лишь второстепенные ошибки г. Н. —она. Это тем более странно, что сам же он совершенно справедливо упрекает этого «несомненного марксиста» в непонимании теории классовой борьбы. Это тем более досадно, что такой ошибкой г. Струве ослаб­ляет доказательное значение своей совершенно верной мысли, что «боязнь» техниче­ского прогресса в земледелии нелепа.

Чтобы покончить с этим вопросом о капитализме в земледелии, резюмируем выше­изложенное. Как ставит вопрос г. Струве? Он исходит из априорного, голословного объяснения перенаселения несоответствием размножения со средствами существова­ния, указывает далее, что производство пищи у нашего крестьянина «недостаточно», и решает вопрос тем, что прогресс техники выгоден для «крестьянства», что «земледель­ческая производительность должна быть повышена» (211). Как должен он был поста­вить вопрос, если бы был «связан доктриной» марксизма? Он должен был начать с анализа данных производственных отношений в русском земледелии и — показавши, что угнетение производителя объясняется не случайностью и не политикой, а господ­ством капитала, необходимо складывающегося на почве товарного хозяйства, — сле­дить далее за тем, как этот капитал разрушает мелкое производство и какие формы при этом принимают классовые противоречия. Он должен был затем показать, как даль­нейшее развитие ведет к тому, что капитал перерастает из торгового в индустриальный (принимая такие-то формы

504 В. И. ЛЕНИН

при экстенсивном, такие-то при интенсивном хозяйстве), развивая и обостряя ту клас­совую противоположность, основа которой была вполне уже положена при старой ее форме, окончательно противополагая «свободный» труд «рациональному» производст­ву. Тогда достаточно уже было бы простого сопоставления этих двух последователь­ных форм буржуазного производства и буржуазной эксплуатации, чтобы «прогрессив­ный» характер изменения, его «выгодность» для производителя выступила с полной очевидностью: в первом случае подчинение труда капиталу прикрыто тысячами облом­ков средневековых отношений, которые мешают производителю видеть сущность дела и порождают у его идеолога нелепые и реакционные идеи о возможности ждать помо­щи от «общества» и т. п.; во втором случае подчинение это совершенно свободно от средневековых пут, и производитель получает возможность и понимает необходимость самостоятельной, сознательной деятельности против своего «антипода». На место рас­суждений о «трудном, болезненном переходе» к капитализму выступила бы теория, не только говорящая о классовых противоречиях, но и действительно вскрывающая их в каждой форме «нерационального» и «рационального» производства, «экстенсивного» и «интенсивного» хозяйства.

Результаты, к которым привел нас разбор первой части VI главы книги г. Струве, посвященной «характеру перенаселения в земледельческой России», можно формули­ровать следующим образом: 1) Мальтузианство г-на Струве не подкреплено никакими фактическими данными и основано на методологически неправильных догматических посылках. — 2) Перенаселение в земледельческой России объясняется господством ка­питала, а не отсутствием соответствия между размножением и средствами существова­ния населения. — 3) Положение г-на Струве о натурально-хозяйственном характере перенаселения верно только в том смысле, что земледельческий капитал задерживается в неразвитых и потому особенно тяжелых для производителя формах переживанием крепостнических отношений. — 4) Г-н Н. —он

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 505

не доказал капиталистического характера перенаселения в России потому, что не ис­следовал господства капитала в земледелии. — 5) Основная ошибка г. Н. —она, повто­ряемая и г. Струве, состоит в отсутствии анализа тех классов, которые складываются при развитии буржуазного земледелия. — 6) Это игнорирование классовых противоре­чий у г. Струве естественно привело к тому, что совершенно верное положение о про­грессивности и желательности технических улучшений выражено было в крайне не­удачной и туманной форме.

II

Перейдем теперь ко второй части главы VI, посвященной вопросу о разложении кре­стьянства. Эта часть стоит в прямой и непосредственной связи с предыдущей частью, служа дополнением к вопросу о капитализме в земледелии.

Указавши на повышение цен на сельскохозяйственные продукты в течение первых 20 лет после реформы, на расширение товарного производства в земледелии, г. Струве совершенно справедливо говорит, что от этого «выиграли по преимуществу землевла­дельцы и зажиточные крестьяне» (214). «Дифференциация в среде крестьянского насе­ления должна была увеличиться, и к этой эпохе относятся первые ее успехи». Автор цитирует указания местных исследователей, что проведение железных дорог подняло только благосостояние зажиточной части крестьянства, что аренда порождает среди крестьян «чистый бой», приводящий всегда к победе экономически сильных элементов (216—217). Он цитирует исследование В. Постникова, по которому хозяйство крестьян зажиточных настолько уже подчиняется рынку, что 40% посевной площади дают про­дукт, идущий на продажу, и — добавляя, что на противоположном полюсе крестьяне «теряют свою экономическую самостоятельность и, продавая свою рабочую силу, на­ходятся на границе батрачества», — справедливо заключает: «Только проникновением менового хозяйства объясняется тот факт, что экономически

506 В. И. ЛЕНИН

сильные крестьянские хозяйства могут извлекать выгоду из разорения слабых дворов» (223). «Развитие денежного хозяйства и рост населения, — говорит автор, — приводит к тому, что крестьянство распадается на две части: одну экономически крепкую, со­стоящую из представителей новой силы, капитала во всех его формах и степенях, и другую, состоящую из полусамостоятельных земледельцев и настоящих батраков» (239).

Как ни кратки замечания автора об этой «дифференциации», тем не менее они дают нам возможность отметить следующие важные черты рассматриваемого процесса: 1) Дело не ограничивается созданием одного только имущественного неравенства: созда­ется «новая сила» — капитал. 2) Создание этой новой силы сопровождается созданием новых типов крестьянских хозяйств: во-первых, зажиточного, экономически крепкого, ведущего развитое товарное хозяйство, отбивающего аренду у бедноты, прибегающего к эксплуатации чужого труда ; — во-вторых, «пролетарского» крестьянства, продаю­щего свою рабочую силу капиталу. 3) Все эти явления прямо и непосредственно вы­росли на почве товарного хозяйства. Г-н Струве сам указал, что без товарного произ­водства они были невозможны, а с его проникновением стали необходимы. 4) Явления эти («новая сила», новые типы крестьянства) относятся к области производства, а не ограничиваются областью обмена, товарного обращения: капитал проявляется в земле­дельческом производстве; тоже и продажа рабочей силы.

Казалось бы, эти черты процесса прямо определяют, что мы имеем дело с чисто ка­питалистическим явлением, что в крестьянстве складываются классы, свойственные капиталистическому обществу, — буржуазия и пролетариат. Мало этого: эти факты свидетельствуют

Г. Струве не упоминает об этой черте. Она выражается и в употреблении наемного труда, играюще­го не малую роль в хозяйстве зажиточных крестьян, и в операциях ростовщического и торгового капита­ла в их руках, равным образом отнимающего сверхстоимость у производителя. Без этого признака нельзя и говорить о «капитале».

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 507

не только о господстве капитала в земледелии, но и о том, что капитал сделал уже, если можно так выразиться, второй шаг. Из торгового капитала он превращается в индуст­риальный, из господствующего на рынке в господствующий в производстве; классовая противоположность богача-скупщика и бедняка-крестьянина превращается в противо­положность рационального буржуазного хозяина и свободного продавца свободных рук.

Но г. Струве и тут не мог обойтись без своего мальтузианства; в указанном процессе, по его мнению, выражается лишь одна сторона дела («только прогрессивная сторона»), рядом с которой есть и другая: «техническая нерациональность всего крестьянского хозяйства»: «в ней выражается, так сказать, регрессивная сторона всего процесса», она «нивелирует» крестьянство, сглаживает неравенство, действуя «в связи с ростом насе­ления» (223—224).

В этом довольно туманном рассуждении только и видно, что автор предпочитает крайне абстрактные положения конкретным указаниям, что он ко всему припутывает «закон» о соответствии размножения со средствами существования. Говорю: припуты­вает, — потому что, если даже строго ограничиться фактами, приводимыми самим ав­тором, невозможно найти указания на такие конкретные черты процесса, которые бы не подходили под «доктрину» марксизма и требовали признания мальтузианства. Наметим еще раз этот процесс: сначала мы имеем натуральных производителей, крестьян, срав­нительно однородных . Проникновение товарного производства ставит богатство от­дельного двора в зависимость от рынка, создавая, таким образом, путем рыночных ко­лебаний неравенство и обостряя его, сосредоточивая у одних в руках свободные деньги и разоряя других. Эти деньги служат,

Работающих на помещика. Эта сторона отодвигается, чтобы яснее представить переход от нату­рального хозяйства к товарному. — Что остатки «стародворянских» отношений ухудшают положение производителя и придают разорению особенно тяжелые формы, — об этом было уже говорено.

508 В. И. ЛЕНИН

естественно, для эксплуатации неимущих, превращаются в капитал. Покуда еще разо­ряющиеся крестьяне держатся за свое хозяйство, капитал может эксплуатировать их, оставляя их хозяйничать по-прежнему, на старых, технически нерациональных основа­ниях, может основывать эксплуатацию на покупке продукта их труда. Но разорение достигает, наконец, такой степени развития, что крестьянин вынужден совсем бросить хозяйство: он не может уже продавать продукта своего труда, ему остается только про­давать труд. Капитал берет тогда хозяйство в свои руки, причем он вынужден уже — силою конкуренции — организовать его рационально; он получает возможность к тому благодаря «сбереженным» ранее свободным денежным средствам, он эксплуатирует уже не хозяина, а батрака, поденщика. Спрашивается, какие же это две стороны отли­чает автор в этом процессе? Каким образом находит он возможным делать такой чудо­вищный мальтузианский вывод: «Техническая нерациональность хозяйства, а не капи­тализм [заметьте это «а не»] — вот тот враг, который отнимает хлеб насущный у наше­го крестьянства» (224). Как будто бы этот насущный хлеб доставался когда-нибудь це­ликом производителю, а не делился на необходимый продукт и прибавочный, получае­мый помещиком, кулаком, «крепким» крестьянином, капиталистом!

Нельзя не добавить, однако, что по вопросу о «нивелировке» у автора есть некоторое дальнейшее разъяснение. Он говорит, что «результатом указанной выше нивелировки» является «констатируемое во многих местах уменьшение или далее исчезновение сред­него слоя крестьянского населения» (225). Приведя цитату из земского издания, кон­статирующего «еще большее увеличение расстояния, отделяющего сельских богатеев от безземельного и безлошадного пролетариата», он заключает: «Нивелировка в данном случае, конечно, в то же время и дифференциация, но на почве такой дифференциации развивается только одна кабала, могущая быть лишь тормозом экономического про­гресса» (226). — Итак, оказывается уже теперь, что дифферен-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 509

циацию, создаваемую товарным хозяйством, следует противополагать не «нивелиров­ке», а тоже дифференциации, но только дифференциации иного рода, а именно кабале. А так как кабала «тормозит» «экономический прогресс», то автор и называет эту «сто­рону» — «регрессивной».

Рассуждение построено по крайне странным, никак уже не марксистским приемам. Сравниваются «кабала» и «дифференциация», как какие-то две самостоятельные, осо­бые «системы»; одна восхваляется за то, что содействует «прогрессу»; другая осужда­ется за то, что тормозит прогресс. Куда делось у г. Струве то требование анализа клас­совых противоположностей, за неисполнение которого он так справедливо нападал на г. Н. —она, то учение о «стихийном процессе», о котором он так хорошо говорил? Ведь эта кабала, которую он сейчас уничтожил за ее регрессивность, представляет из себя не что иное, как первоначальное проявление капитализма в земледелии, того самого капи­тализма, который ведет далее к прогрессивному подъему техники. В самом деле, что такое кабала? Это — зависимость владеющего своими средствами производства хозяи­на, вынужденного работать на рынок, от владельца денег, — зависимость, которая, как бы она различно ни выражалась (в форме ли ростовщического капитала или капитала скупщика, который монополизировал сбыт), — всегда ведет к тому, что громадная часть продукта труда достается не производителю, а владельцу денег. Следовательно, сущность ее — чисто капиталистическая , и вся особенность заключается в том, что эта первичная, зародышевая форма

* Тут налицо все признаки: товарное производство, как почва, — монополизация продукта общест­венного труда в форме денег, как результат, — и обращение этих денег в капитал. — Я нисколько не за­бываю, что эти первичные формы капитала встречались в отдельных случаях и до капиталистических порядков. Но дело именно в том, что они являются в современном русском крестьянском хозяйстве не как единичные случаи, а как правило, как господствующая система отношений. Они связались уже (тор­говыми оборотами, банками) с крупным фабрично-заводским машинным капитализмом и тем показали свою тенденцию; — показали, что представители этой «кабалы» только боевые солдаты единой и нераз­дельной армии буржуазии.

510 В. И. ЛЕНИН

капиталистических отношений целиком опутана прежними, крепостническими отно­шениями: тут нет свободного договора, а есть сделка вынужденная (иногда приказом «начальства», иногда желанием сохранить хозяйство, иногда старыми долгами и т. д.); производитель тут привязан к определенному месту и к определенному эксплуататору: в противоположность безличному характеру товарной сделки, свойственному чисто ка­питалистическим отношениям, здесь сделка носит непременно личный характер «по­мощи», «благодеяния», — и этот характер сделки неизбежно ставит производителя в зависимость личную, полу крепостническую. Такие выражения автора, как «нивелиров­ка», «тормоз прогресса», «регрессивность», — не означают ничего иного, кроме того, что капитал овладевает сначала производством на старом основании, подчиняет произ­водителя, технически отсталого. Указание автора, что наличность капитализма не дает еще права считать его «виновным во всех бедствиях», верно в том смысле, что наш ра­ботающий на других крестьянин страдает не только от капитализма, но и от недоста­точного развития капитализма. Другими словами: в громадной массе крестьянства нет почти уже вовсе самостоятельного производства на себя; наряду с работой на «рацио­нальных» буржуазных хозяев мы видим только работу на владельцев денежного капи­тала, т. е. тоже капиталистическую эксплуатацию, но только неразвитую, примитив­ную, которая в силу этого, во-первых, вдесятеро ухудшает положение трудящегося, опутывая его сетью особых, добавочных прижимок, а, во-вторых, отнимает у него (и его идеолога — народника) возможность понять классовый характер совершаемых по отношению к нему «неприятностей» и сообразовать свою деятельность с таковым их характером. Следовательно, «прогрессивная сторона» «дифференциации» (говоря язы­ком г. Струве) состоит в том, что она выводит на свет ту противоположность, которая прячется в форме кабалы, и отнимает у нее ее «стародворянские» черты. «Регрессив­ность» народничества, отстаивающего крестьянское равнение (пред... кулаком), состоит в том, что оно

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 5_Ц

желает задержать капитал в его средневековых формах, соединяющих эксплуатацию с раздробленным, технически отсталым производством, с личным давлением на произво­дителя. В обоих случаях (и в случае «кабалы», и в случае «дифференциации») причи­ной угнетения является капитализм, и противоположные заявления автора, что дело «не в капитализме», а в «технической нерациональности», что «не капитализм — ви­новник крестьянской бедности» и т. п., — показывают только, что г. Струве слишком увлекся, защищая правильную мысль о предпочтительности развитого капитализма пе­ред неразвитым, и благодаря абстрактности своих положений противопоставил первое второму не как две последовательные стадии развития данного явления, а как особые случаи .

III

Увлечение автора сказывается и на следующем рассуждении о том, что причину ра­зорения крестьянства нельзя видеть собственно в крупном промышленном капитализ­ме. Он вступает тут в полемику с г. Н. —оном.

Дешевое производство фабричных продуктов — говорит г. Н. —он о фабричной одежде — вызвало сокращение домашней их выработки (с. 227 у г. Струве).

«Дело представлено тут как раз навыворот, — восклицает г. Струве, — и это не трудно показать. Уменьшение крестьянского производства прядильных материалов по­вело к увеличению производства и потребления продуктов капиталистической хлопча­тобумажной промышленности, а не наоборот» (227).

На каком основании — спросит, пожалуй, читатель — относится это лишь к увлечению г-на Струве? — На том основании, что автор вполне определенно признает капитализм, как основной фон, на котором совершаются все описываемые явления. Он совершенно ясно указал на быстрый рост товарного хозяйст­ва, на разложение крестьянства, на «распространение улучшенных орудий» (245) и т. п., с одной сторо­ны, — на «освобождение крестьян от земли, создание сельского пролетариата» (238), с другой. Он сам, наконец, характеризовал это, как создание новой силы — капитала, и отметил решающее значение по­явления капиталиста между производителем и потребителем.

512 В. И. ЛЕНИН

Автор едва ли удачно ставит вопрос, загромождая суть дела второстепенными част­ностями. Если исходить из наблюдения над фактом развития фабричной промышлен­ности (а г. Н. —он именно из наблюдения этого факта и исходит), то невозможно отри­цать, что и дешевизна фабричных продуктов ускоряет рост товарного хозяйства, уско­ряет вытеснение домашних продуктов. Возражая против такого заявления г-на Н. — она, г. Струве только ослабляет этим свою аргументацию против этого автора, основная ошибка которого состоит в том, что он пытается представить «фабрику» чем-то оторванным от «крестьянства», случайно, извне нагрянувшим на него, тогда как на самом деле «фабрика» является (и по той теории, которой г. Н. —он хочет верно следовать, и по данным русской истории) только завершением развития товарной организации всего общественного, следовательно, и крестьянского хозяйства. Крупнобуржуазное производство на «фабрике» — прямое и непосредственное продолжение мелкобуржуазного производства в деревне, в пресловутой «общине» или в кустарном промысле. «Для того, чтобы «фабричная форма» стала «более дешевой», — совершенно справедливо говорит г. Струве, — крестьянин должен стать на точку зрения экономической рациональности при условии денежного хозяйства». «Если бы крестьянство держалось... за натуральное хозяйство, никакие ситцы... его не соблазнили быДругими словами: «фабричная форма» — это не более как развитое товарное произ­водство, а развилось оно из того неразвитого товарного производства, которое мы име­ем в крестьянском и кустарном хозяйстве. Автор желает доказать г. Н. —ону, что «фаб­рика» и «крестьянство» взаимно связаны, что хозяйственные «начала» их порядков не

*

антагонистичны , а тождественны. Для этого ему и следовало свести вопрос к экономи­ческой организации крестьянского хозяйства, выставить

Народники это говорили открыто и прямо, а «несомненный марксист» г. Н. —он преподносит эту же бессмыслицу в туманных фразах о «народном строе» и «народном производстве», уснащенных цитатами из Маркса.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 513

против г. Н. —она положение, что наш мелкий производитель (крестьянин-земледелец и кустарь) есть мелкий буржуа. Такой постановкой вопроса он свел бы его из области рассуждений о том, что «должно» быть, что «может» быть и т. д., в область выяснения того, что есть, и объяснения, почему оно есть именно так, а не иначе. Чтобы опро­вергнуть это положение, народникам пришлось бы либо отрицать общеизвестные и бесспорные факты о росте товарного хозяйства и разложении крестьянства [а эти факты доказывают мелкобуржуазность крестьянства], либо отрицать азбучные исти­ны политической экономии. Принять это положение — значит признать нелепость про­тивопоставления «капитализма» — «народному строю», признать реакционность про­жектов «искать иных путей для отечества» и обращаться с своими пожеланиями об «обобществлении» к буржуазному «обществу» или наполовину еще «стародворянско­му» «государству».

А г. Струве вместо того, чтобы начать с начала , начинает с конца: «мы отвергаем, — говорит он, — одно из самых краеугольных положений народнической теории эко­номического развития России, — положение, что развитие крупной обрабатывающей промышленности разоряет крестьянина-земледельца» (246). Это уж значит, как говорят немцы, выплескивать из ванны вместе с водой и ребенка! «Развитие крупной обрабаты­вающей промышленности» означает и выражает развитие капитализма. А что разоряет крестьянина именно капитализм, это — краеугольное положение совсем не народниче­ства, а марксизма. Народники видели и видят причины освобождения производителя от средств производства не в той специфической организации русского общественного хозяйства, которая носит название капитализма, а в политике правительства, которая-де была неудачна («мы» шли неверным путем и т. д.), в косности общества, недостаточно сплотившегося против хищников и пройдох и т. п. Поэтому

То есть начать с мелкобуржуазности «крестьянина-земледельца» для доказательства «неизбежности и законности» крупного капитализма.

514 В. И. ЛЕНИН

и «мероприятия» их сводились к деятельности «общества» и «государства». Напротив, указание причин экспроприации в наличности капиталистической организации обще­ственного хозяйства приводит неминуемо к учению о борьбе классов (ср. у Струве, стр. 101, 288 и мн. др.). Неточность выражения автора состоит в том, что он говорит о «земледельце» вообще, а не о противоположных классах буржуазного земледелия. На­родники говорят, что капитализм губит земледелие и потому неспособен обнять все производство страны и ведет это производство неправильным путем, марксисты гово­рят, что капитализм как в обрабатывающей промышленности, так и в земледелии давит производителя, но, поднимая производство на высшую ступень, создает условия и си­лы для «обобществления» .

Заключение г-на Струве по этому вопросу таково: «одна из самых коренных ошибок г. Н. —она заключается в том, что он на современное, до сих пор более натуральное, чем денежное, крестьянское хозяйство целиком перенес представление и категории сложившегося капиталистического строя» (237).

Мы видели выше, что только полное игнорирование конкретных данных русского земледельческого капитализма повело к смешной ошибке г. Н. —она, толкующего о «сокращении» внутреннего рынка. Но произошла эта ошибка не оттого, что он перенес на крестьянство все категории капитализма, а оттого, что он никаких категорий капи­тализма не приложил к данным о земледелии. Важнейшей «категорией» капитализма являются, конечно, классы буржуазии и пролетариата. Г. Н. —он не только не «пере­нес» их на «крестьянство» (т. е. не проанализировал, к каким именно группам

«Великая заслуга капиталистического способа производства состоит, с одной стороны, в рационали-зировании земледелия, возможность общественного ведения которого создает только этот способ произ­водства, — ас другой стороны, в доведении поземельной собственности до абсурда. Как и все его другие исторические прогрессы, так и этот был куплен капитализмом ценой полного обнищания непосредствен­ного производителя» («Das Kapital», III. В., 2. Th., S. 157 («Капитал», т. III, ч. 2-я, стр. 157. Ред.))136.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 515

или разрядам крестьянства приложимы эти категории и насколько они развиты), а, на­против, рассуждал чисто по-народнически, игнорируя противоположные элементы внутри «общины», рассуждая о «крестьянстве» вообще. Это и повело к тому, что поло­жение его о капиталистическом характере перенаселения, о капитализме, как причине экспроприации земледельца, осталось не доказанным и послужило лишь для реакцион­ной утопии.

IV

В § VIII шестой главы г. Струве излагает свои мысли о частновладельческом хозяй­стве. Он совершенно справедливо указывает на тесную и непосредственную зависи­мость тех форм, которые принимает это хозяйство, от крестьянского разорения. Разо­ренный крестьянин не «соблазняет» уже помещика «баснословными арендными цена­ми», и помещик переходит к батрацкому труду. В доказательство приводятся выписки из статьи Распопина, обработавшего данные земской статистики помещичьего хозяйст­ва, и из земского издания по текущей статистике, отмечающего «вынужденный» харак­тер увеличения экономических запашек. В ответ гг. народникам, столь охотно загро­мождающим рассуждениями о «будущности» капитализма в земледелии и его «воз­можности» факт господства его в настоящем, автор дает точное указание на действи­тельность.

Мы должны остановиться тут лишь на оценке этого явления автором, который гово­рит, что это — «прогрессивные течения в частновладельческом хозяйстве» (244), что эти течения создаются «неумолимой логикой экономической эволюции» (240). Мы бо­имся, что эти совершенно верные положения, по своей абстрактности, останутся невра­зумительны для читателя, незнакомого с марксизмом; что читатель не поймет — без определенного указания на смену таких-то систем хозяйства, таких-то форм классовой противоположности, — почему это данное течение «прогрессивно» (с той точки зре­ния, разумеется, с которой только и может ставить вопрос

516 В. И. ЛЕНИН

марксист, с точки зрения определенного класса), в чем именно «неумолимость» проис­ходящей эволюции. Попробуем поэтому обрисовать эту смену (хотя бы в самых общих чертах) в параллель с народническим изображением дела.

Народник изображает процесс развития батрацкого хозяйства как переход от «само­стоятельного» крестьянского хозяйства к подневольному, и — естественно — считает это регрессом, упадком и т. д. Такое изображение процесса прямо фактически неверно, совершенно не соответствует действительности, а потому нелепы и выводы из него. Изображая дело таким оптимистическим (по отношению к прошлому и настоящему) образом, народник просто отворачивается от фактов, установленных народнической же литературой, в сторону утопий и возможностей.

Возьмем за исходный пункт дореформенное крепостническое хозяйство.

Основное содержание производственных отношений при этом было таково: поме­щик давал крестьянину землю, лес для постройки, вообще средства производства (ино­гда и прямо жизненные средства) для каждого отдельного двора, и, предоставляя кре­стьянину самому добывать себе пропитание, заставлял все прибавочное время работать на себя, на барщине. Подчеркиваю: «все прибавочное время», чтобы отметить, что о «самостоятельности» крестьянина при этой системе не может быть и речи . «Надел», которым «обеспечивал» крестьянина помещик, служил не более как натуральной зара­ботной платой, служил всецело и исключительно для эксплуатации крестьянина по­мещиком, для «обеспечения» помещику рабочих рук, никогда для действительного обеспечения самого крестьянина .

Но вот вторгается товарное хозяйство. Помещик начинает производить хлеб на про­дажу, а не на себя. Это вызывает усиление эксплуатации труда крестьян, —

Я ограничиваюсь исключительно хозяйственной стороной дела.

Поэтому ссылаться на крепостническое «наделение землей» для доказательства «исконности» при­надлежности средств производства производителю — сплошная фальшь.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 517

затем, затруднительность системы наделов, так как помещику уже невыгодно наделять подрастающие поколения крестьян новыми наделами, и появляется возможность рас­плачиваться деньгами. Становится удобнее отграничить раз навсегда крестьянскую землю от помещичьей (особенно ежели отрезать при этом часть наделов и получить «справедливый» выкуп) и пользоваться трудом тех лее крестьян, поставленных мате­риально в худшие условия и вынужденных конкурировать и с бывшими дворовыми, и с «дарственниками» , и с более обеспеченными бывшими государственными и удель­ными крестьянами и т. д.

Крепостное право падает.

Система хозяйства, — рассчитанного уже на рынок (это особенно важно), — меняет­ся, но меняется не сразу. К старым чертам и «началам» присоединяются новые. Эти но­вые черты состоят в том, что основой Plusmacherei делается уже не снабжение крестья­нина средствами производства, а, напротив, «свобода» его от средств производства, его нужда в деньгах; основой становится уже не натуральное хозяйство, не натуральный обмен «услуг» (помещик дает крестьянину землю, а крестьянин — продукты прибавоч­ного труда, хлеб, холст и т. п.), а товарный, денежный «свободный» договор. Эта имен­но форма хозяйства, совмещающая старые и новые черты, и воцарилась в России после реформы. К старинным приемам ссуды земли за работу (хозяйство за отрезные земли, напр.) присоединилась «зимняя наемка» — ссуда денег под работу в такой момент, ко­гда крестьянин особенно нуждается в деньгах и втридешева продает свой труд, ссуда хлеба под отработки и т. п. Общественно-экономические отношения в бывшей «вотчи­не» свелись, как видите, к самой обыкновенной ростовщической сделке: это операции — совершенно аналогичные с операциями скупщика над кустарями..

Неоспоримо, что именно такое хозяйство стало типом после реформы, и наша на­родническая литература дала превосходные описания этой особенно непривлекатель­ной формы Plusmacherei, соединенной с

518 В. И. ЛЕНИН

крепостническими традициями и отношениями, с полной беспомощностью связанного своим «наделом» крестьянина.

Но народники не хотели и не хотят видеть, в чем же экономическая основа этих от­ношений?

Основой господства здесь является уже не только владение землей, как в старину, а еще владение деньгами, в которых нуждается крестьянин (а деньги, это — продукт об­щественного труда, организованного товарным хозяйством), — и «свобода» крестьяни­на от средств к жизни. Очевидно, что это — отношение капиталистическое, буржуаз­ное. «Новые» черты — не что иное, как первичная форма господства капитала в зем­леделии, форма, не высвободившаяся еще от «стародворянских» пут, форма, создавшая классовую противоположность, присущую капиталистическому обществу, но еще не фиксировавшая ее.

Но вот с развитием товарного хозяйства ускользает почва из-под этой первичной формы господства капитала: разорение крестьянства, дошедшее теперь уже до полного краха, означает потерю крестьянами своего инвентаря, — на основании которого дер­жалась и крепостная и кабальная форма труда — и тем вынуждает помещика перехо­дить к своему инвентарю, крестьянина — делаться батраком.

Что этот переход и начал совершаться в пореформенной России, — это опять-таки бесспорный факт. Факт этот показывает тенденцию той кабальной формы, которую на­родники рассматривают чисто метафизически — вне связи с прошлым, вне стремления к развитию; факт этот показывает дальнейшее развитие капитализма, дальнейшее раз­витие той классовой противоположности, которая присуща нашему капиталистическо­му обществу и которая в предыдущую эпоху выражалась в отношении «кулака» к кре­стьянину, а теперь начинает выражаться в отношении рационального хозяина к батраку и поденщику.

И вот эта-то последняя перемена и вызывает отчаяние и ужас народника, который начинает кричать об

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 519

«обезземелении», о «потере самостоятельности», о «водворении капитализма» и «гро­зящих» от него бедствиях и т. д., и т. д.

Посмотрите на эти рассуждения беспристрастно, — и вы увидите в них, во-первых, ложь, хотя бы и благонамеренную, так как предшествует этому батрацкому хозяйству не «самостоятельность» крестьянина, а другие формы отдавания прибавочного продук­та тому, кто не участвовал в его создании. Во-вторых, вы увидите поверхностность, мелкость народнического протеста, обращающую его, по меткому выражению г. Струве, в вульгарный социализм. Почему это «водворение» усматривается лишь во второй форме, а не в обеих? почему протест направляется не против того основного ис­торического факта, который сосредоточил в руках «частных землевладельцев» средства производства, а лишь против одного из приемов утилизации этой монополии? почему корень зла усматривается не в тех производственных отношениях, которые везде и по­всюду подчиняют труд владельцу денег, а лишь в той неравномерности распределения, которая так рельефно выступает в последней форме этих отношений? Именно это ос­новное обстоятельство — протест против капитализма, остающийся на почве капитали­стических же отношений, — и делает из народников идеологов мелкой буржуазии, боящейся не буржуазности, а лишь обострения ее, которое одно только и ведет к ко­ренному изменению.

Переходим к последнему пункту теоретических рассуждений г-на Струве, к «вопро­су о рынках для русского капитализма» (245).

Разбор построенной народниками теории об отсутствии у нас рынков автор начинает вопросом: «что понимает г. В. В. под капитализмом?» Такой вопрос поставлен очень уместно, так как г. В. В. (да и все народники вообще) всегда сличали русские порядки с какою-нибудь «английской формой» (247) капитализма,

520 В. И. ЛЕНИН

а не с основными его чертами, изменяющими свою физиономию в каждой стране. Жаль только, что г. Струве не дает полного определения капитализма, указывая вообще на «господство менового хозяйства» [это — один признак; второй — присвоение приба­вочной стоимости владельцем денег, господство этого последнего над трудом], на «тот строй, который мы видим на западе Европы» (247), «со всеми его последствиями», с «концентрацией промышленного производства, капитализмом в узком смысле слова» (247).

«Г-н В. В., — говорит автор, — в анализ понятия: «капитализм» не вдался, а заимст­вовал его у Маркса, который имел в виду, по преимуществу, капитализм в узком смыс­ле, как уже вполне сложившийся продукт отношений, развивающихся на почве подчи­нения производства обмену» (247). С этим невозможно согласиться. Во-первых, если бы г. В. В. действительно заимствовал свое представление о капитализме у Маркса, то он имел бы правильное представление о нем и не мог бы смешивать «английскую фор­му» с капитализмом. Во-вторых, совершенно несправедливо, что Маркс по преимуще­ству имел в виду «централизацию или концентрацию промышленного производства» [это разумеет г. Струве под капитализмом в узком смысле]. Напротив, он проследил развитие товарного хозяйства с первых его шагов, он анализировал капитализм в его примитивных формах простой кооперации и мануфактуры, — формах, на целые века отстоящих от концентрации производства машинами, — он показал связь промышлен­ного капитализма с земледельческим. Г. Струве сам суживает понятие капитализма, го­воря: «... объектом изучения г-на В. В. являлись первые шаги народного хозяйства на пути от натуральной организации к товарной». Надо было сказать: последние шаги. Г-н В. В., насколько известно, изучал только пореформенное хозяйство России. Начало то­варного производства относится к дореформенной эпохе, как указывает сам г. Струве (189—190), и даже капиталистическая организация хлопчатобумажной промышленно­сти сложилась до освобождения крестьян. Реформа дала тол-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 5Ц

чок окончательному развитию в этом смысле; она выдвинула на первое место не то­варную форму продукта труда, а товарную форму рабочей силы; она санкционировала господство не товарного, а уже капиталистического производства. Неясное различие капитализма в широком и узком смысле приводит г. Струве к тому, что он смотрит, по-видимому, на русский капитализм, как на нечто будущее, а не настоящее, вполне уже и окончательно сложившееся. Он говорит, например:

«Прежде чем ставить вопрос: неизбежен ли для России капитализм в английской форме, г. В. В. должен был поставить и разрешить другой, более общий и потому более важный вопрос: неизбежен ли для России переход от натурального хозяйства к денеж­ному и каково отношение капиталистического производства sensu stricto к товарному производству вообще?» (247). Едва ли удобно так ставить вопрос. Если данная, сущест­вующая теперь в России, система производственных отношений будет выяснена, тогда вопрос о «неизбежности» того или другого развития будет уже решен ео ipso . Если же она не будет выяснена, тогда он не разрешим. Вместо рассуждений о будущем (из­любленных гг. народниками) следует объяснять настоящее. В пореформенной России крупнейшим фактом выступило внешнее, если можно так выразиться, проявление ка­питализма, т. е. проявление его «вершин» (фабричного производства, железных дорог, банков и т. п.), и для теоретической мысли тотчас же встал вопрос о капитализме в Рос­сии. Народники старались доказать, что эти вершины — случайны, не связаны со всем экономическим строем, беспочвенны и потому бессильны; при этом они оперировали с слишком узким понятием «капитализма», забывая, что порабощение труда

Не видно, по какому признаку отличает автор эти понятия? Если под капитализмом в узком смысле разуметь машинную индустрию только, тогда непонятно, почему не выделить особо и мануфактуру? Если под капитализмом в широком смысле разуметь товарное только хозяйство, тогда тут нет капита­лизма.

— в узком смысле. Ред. — тем самым. Ред.

522 В. И. ЛЕНИН

капиталу проходит очень длинные и различные стадии от торгового капитала до «анг­лийской формы». Марксисты и должны доказать, что эти вершины — не более как по­следний шаг развития товарного хозяйства, давно сложившегося в России и повсюду, во всех отраслях производства, порождающего подчинение капиталу труда.

С особенной наглядностью воззрение г-на Струве на русский капитализм как на не­что будущее, а не настоящее, — сказалось в следующем рассуждении: «пока будет су­ществовать современная община, закрепленная и укрепленная законом, на ее почве ра­зовьются такие отношения, которые с «народным благосостоянием» не имеют ничего общего. [Неужели только еще «разовьются», а не развились уже так давно, что вся на­родническая литература, с самого своего возникновения, более четверти века тому на­зад, описывала эти явления и протестовала против них?] На Западе мы имеем несколь­ко примеров существования парцеллярного хозяйства рядом с крупным капиталистиче­ским. Наша Польша и наш юго-западный край представляют явления того же порядка. Можно сказать, что и подворная и общинная Россия, поскольку разоренное крестьянст­во остается на земле и в его среде нивелирующие влияния оказываются сильнее диф­ференцирующих, приближается к этому типу» (280). Неужели только еще приближает­ся, а не представляет уже сейчас именно этот тип? Для определения «типа» надо брать, конечно, основные экономические черты порядка, а не юридические формы. Если мы посмотрим на эти основные черты экономики русской деревни, то увидим изолирован­ное хозяйство крестьянских дворов на мелких участках земли, увидим растущее товар­ное хозяйство, играющее доминирующую роль уже сейчас. Это именно те черты, кото­рые дают содержание понятию: «парцеллярное хозяйство». Мы видим далее ту же за­долженность крестьян ростовщикам, ту же экспроприацию, о которой свидетельствуют данные Запада. Вся разница — в особенности наших юридических порядков (граждан­ская неравноправность крестьян; формы землевладения),

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 523

которые сохраняют цельнее следы «старого режима» вследствие более слабого разви­тия у нас капитализма. Но однородности типа наших крестьянских порядков с запад­ными эти особенности нимало не нарушают.

Переходя к самой теории рынков, г. Струве замечает, что гг. В. В. и Н. —он путают­ся в порочном круге: для развития капитализма нужен рост рынка, а капитализм разо­ряет население. Автор исправляет этот порочный круг своим мальтузианством крайне неудачно, относя причину разорения крестьянства не к капитализму, а к «росту населе­ния»!! Ошибка указанных авторов совсем иная: капитализм не разоряет только, amp; раз­лагает крестьянство на буржуазию и пролетариат. Процесс этот не сокращает внутрен­ний рынок, а создает его: товарное хозяйство растет у обоих полюсов разлагающегося крестьянства, и у «пролетарского», вынужденного продавать «свободный труд», и у буржуазного, поднимающего технику своего хозяйства (машины, инвентарь, удобрения и т. д. Ср. «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве» г. В. В.) и развивающего потребности. Несмотря на то, что такое понимание процесса непосредственно основано на теории Маркса о соотношении индустриального и земледельческого капитализма, г. Струве игнорирует его, — может быть, оттого, что введен в заблуждение «теорией рынков» г-на В. В. Этот последний, опираясь якобы на Маркса, преподнес российской публике «теорию», будто бы в капиталистическом развитом обществе неизбежен «из­лишек товаров»; внутренний рынок не может быть достаточным, необходим внешний. «Эта теория верна (?!), — заявляет г. Струве, — поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная стоимость не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагает потребление 3-х лиц» (251). С заявлением этим нет никакой возможности согласиться. «Теория» г-на В. В. (если можно тут говорить о теории) со­стоит просто в игнорировании того различия личного и производительного потребле­ния, различия средств производства и предметов потребления,

524 В. И. ЛЕНИН

без которого (различия) невозможно уяснение воспроизводства всего общественного капитала в капиталистическом обществе. Маркс показал это со всею подробностью во II томе «Капитала» (третий отдел: «Воспроизводство и обращение всего общественного капитала») и отметил рельефно и в I, критикуя то положение классической политиче­ской экономии, по которому накопление капитала состоит в превращении сверхстои­мости в заработную плату только, а не в постоянный капитал (средства производства) плюс заработная плата. Для подтверждения такой характеристики теории г. В. В. огра­ничимся двумя цитатами из указанных г-ном Струве статей.

«Каждый рабочий, — говорит г. В. В. в статье «Излишек снабжения рынка товара­ми», — производит больше, чем он потребляет, и все эти излишки скопляются в немно­гих руках; владельцы этих излишков потребляют их сами, для чего обменивают их внутри страны и за границей на разнообразные продукты необходимости и комфорта; но сколько бы они ни пили, ни ели и ни плясали (sic! !) — всей прибавочной стоимости им не извести» («Отечественные Записки», 1883 г., № 5, стр. 14), и «для большей на­глядности» автор «рассматривает главнейшие траты» капиталиста, вроде обедов, поез­док и т. д. Еще рельефнее в статье «Милитаризм и капитализм»: «Ахиллесова пята ка­питалистической организации промышленности заключается в невозможности для предпринимателей потребить весь свой доход» («Русская Мысль», 1889 г., №9, стр. 80). «Ротшильд не сумеет потребить всего приращения своего дохода... просто по­тому, что это приращение... представляет такую значительную массу предметов по­требления, что Ротшильд, все прихоти которого и без того исполняются, решительно затруднился бы» и т. д.

Все эти рассуждения, как видите, основаны на том наивном мнении, будто капита­лист имеет целью личное потребление, а не накопление сверхстоимости, — на той ошибке, будто общественный продукт распадается на ν + да (переменный капитал плюс сверхстоимость),

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 525

как учил А. Смит и вся политическая экономия до Маркса, а не на с + ν + m (постоян­ный капитал, средства производства, и затем уже заработная плата и сверхстоимость), как показал Маркс. Раз исправлены эти ошибки и принято во внимание то обстоятель­ство, что в капиталистическом обществе громадную и все растущую роль играют сред­ства производства (та часть общественных продуктов, которая идет не на личное, а на производительное потребление, на потребление не людей, а капитала), рушится совер­шенно и вся пресловутая «теория». Маркс доказал во II томе, что вполне мыслимо ка­питалистическое производство без внешних рынков, с растущим накоплением богатст­ва и без всяких «третьих лиц», привлечение которых г-ном Струве в высшей степени неудачно. Рассуждение г. Струве об этом предмете тем более вызывает недоумение, что сам же он указывает на преобладающее значение для России внутреннего рынка и ловит г. В. В. на «программе развития русского капитализма», опирающегося на «креп­кое крестьянство». Процесс образования этого «крепкого» (сиречь буржуазного) кре­стьянства, идущий в настоящее время в нашей деревне, прямо показывает нам зарож­дение капитала, пролетаризирование производителя и рост внутреннего рынка: «рас­пространение улучшенных орудий», например, означает именно накопление капитала на счет средств производства. По этому вопросу особенно необходимо было бы вместо изложения «возможностей» дать изложение и объяснение того действительного про­цесса, который выражается в создании внутреннего рынка для русского капитализма .

Заканчивая этим разбор теоретической части книги г. Струве, мы можем теперь по­пытаться дать общую, сводную, так сказать, характеристику основных приемов его рассуждений и подойти, таким образом, к

Так как это очень важный и сложный вопрос, то мы намерены посвятить ему особую статью138.

526 В. И. ЛЕНИН

разрешению вопросов, выставленных в начале: «что именно в этой книге может быть отнесено на счет марксизма?», «какие положения доктрины (марксизма) автор отверга­ет, пополняет или поправляет, и что в этих случаях получается?»

Основная черта рассуждений автора, отмеченная с самого начала, это его узкий объ­ективизм, ограничивающийся доказательством неизбежности и необходимости процес­са и не стремящийся вскрывать в каждой конкретной стадии этого процесса присущую ему форму классового антагонизма, — объективизм, характеризующий процесс вооб­ще, а не те антагонистические классы в отдельности, из борьбы которых складывается процесс.

Мы вполне понимаем, что для такого ограничения своих «заметок» одной «объек­тивной» и притом наиболее общей частью у автора были свои основания: во-первых, желая противопоставить народникам основы враждебных воззрений, он излагал одни principia , предоставляя развитие и более конкретное их выяснение дальнейшему разви­тию полемики, во-вторых, мы в I главе старались показать, что все отличие народниче­ства от марксизма состоит в характере критики русского капитализма, в ином объяс­нении его, — откуда, естественно, и проистекает то, что марксисты ограничиваются иногда одними общими «объективными» положениями, напирают исключительно на то, что отличает наше понимание (общеизвестных фактов) от понимания народниче­ского.

Но у г. Струве, кажется нам, дело зашло уже слишком далеко в этом отношении. Аб­страктность изложения давала часто положения, не могущие не вызвать недоразуме­ний; постановка вопроса не отличалась от ходячих, царящих в нашей литературе прие­мов рассуждать по-профессорски, сверху — о путях и судьбах отечества, а не об от­дельных классах, идущих таким-то и таким-то путем; чем конкретнее становились рас­суждения автора, тем более становилось невозможным

— принципы. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 527

разъяснить principia марксизма, оставаясь на высоте общих абстрактных положений, тем необходимее было давать определенные указания на такое-то положение таких-то классов русского общества, на такое-то соотношение разных форм Plusmacherei к инте­ресам производителей.

Поэтому и казалась нам не совсем неуместной попытка дополнить и пояснить поло­жение автора, проследить шаг за шагом его изложение, чтобы отметить необходимость иной постановки вопросов, необходимость более последовательного проведения теории классовых противоречий.

Что касается до прямых отступлений г. Струве от марксизма — по вопросам о госу­дарстве, о перенаселении, о внутреннем рынке, — то об них достаточно было уже гово-рено.

VI

В книге г. Струве кроме критики теоретического содержания народничества поме­щены, между прочим, еще некоторые замечания, касающиеся народнической экономи­ческой политики. Хотя замечания эти брошены бегло и не развиты автором, но мы не можем тем не менее не коснуться их, чтобы не оставлять места никаким недоразумени­ям.

В этих замечаниях содержатся указания на «рациональность», прогрессивность, «ра­зумность» и т. п. либеральной, т. е. буржуазной, политики по сравнению с политикой народнической .

* Укажем образчики этих замечаний: «Если государство... желает укрепить не крупное, а мелкое зем­левладение, то при данных экономических условиях оно может достигнуть этой цели не тем, что будет гоняться за неосуществимым экономическим равенством в среде крестьянства, а только — путем под­держания его жизнеспособных элементов, путем создания из них экономически крепкого крестьянства» (240). «Я не могу не видеть, что политика, которая направится на создание такого крестьянства (именно: «экономически крепкого, приспособленного к товарному производству»), будет единственной разумной и прогрессивной политикой» (281). «Россия из бедной капиталистической страны должна стать богатой капиталистической же страной» (250) и т. д. вплоть до заключительной фразы: «пойдем на выучку к ка­питализму».

528 В. И. ЛЕНИН

Очевидно, автор хотел сопоставить две политики, остающиеся на почве существую­щих отношений, — ив этом смысле он совершенно справедливо указал, что «разумна» политика, развивающая, а не задерживающая капитализм, — «разумна», конечно, не потому, что, служа буржуазии, все сильнее подчиняет ей производителя [как пытаются истолковать разные «простяки» или «акробаты»], а потому, что, обостряя и очищая ка­питалистические отношения, она просветляет разум того, от кого только и зависит пе­ремена, и развязывает ему руки.

Мы не можем не заметить, однако, что это совершенно верное положение выражено г-ном Струве неудачно, высказано им благодаря свойственной ему абстрактности так, что иногда хочется сказать ему: предоставьте мертвым погребать своих мертвецов. Ни­когда не было в России недостатка в людях, всю душу полагавших на создание теорий и программ, выражающих интересы нашей буржуазии, выражающих все эти «должен­ствования» сильного и крупного капитала раздавить маленький капитал и разрушить его примитивные и патриархальные приемы эксплуатации.

Если бы автор и тут строго выдержал требования «доктрины» марксизма, обязы­вающей сводить изложение к формулировке действительного процесса, обязывающей вскрывать классовые противоречия за каждой формой «разумной», «рациональной» и прогрессивной политики, — он высказал бы ту же мысль иначе, дал другую постановку вопроса. Он привел бы те теории и программы либерализма, т. е. буржуазии, которые как грибы после дождя росли после великой реформы, в параллель с фактическими данными о развитии капитализма в России. Он бы показал таким образом на русском примере ту связь общественных идей с экономическим развитием, которую он доказы­вал в первых главах и которая может быть окончательно установлена только материа­листическим анализом русских данных. Он бы показал таким образом, во-вторых, как наивны народники, воюющие в своей литературе против бур-

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 529

жуазных теорий так, как будто бы эти теории представляли только ошибочные рассуж­дения, а не интересы могущественного класса, который глупо усовещевать, который может быть «убежден» только внушительной силой другого класса. Он показал бы та­ким образом, в-третьих, какой класс на самом деле определяет у нас «долженствова­ние» и «прогресс», и как смешны народники, рассуждающие о том, какой «путь» «вы­брать».

Гг. народники с особенным удовольствием подхватили эти выражения г-на Струве, злорадствуя по поводу того, что неудачная формулировка их позволила разным буржу­азным экономистам (вроде г. Янжула) и крепостникам (вроде г. Головина) цепляться за отдельные, вырванные из общей связи, фразы. Мы видели, в чем состоит неудовлетво­рительность г. Струве, давшая противникам такое оружие в руки.

Попытки критиковать народничество просто как теорию, неправильно указываю­щую пути для отечества , привели автора к неясной формулировке своего отношения к «экономической политике» народничества. Тут могут увидеть, пожалуй, огульное от­рицание этой политики, а не одной только ее половины. Необходимо поэтому остано­виться на этом пункте.

Философствование о возможности «иных путей для отечества», это — только внеш­нее облачение народничества. Содержание же его — представительство интересов и точки зрения русского мелкого производителя, мелкого буржуа. Поэтому народник в

139 "

теории точно так же является Янусом , который смотрит одним ликом в прошлое, другим — в будущее, как в жизни является Янусом мелкий производитель, который смотрит одним ликом в прошлое, желая укрепить свое мелкое хозяйство, не зная и знать ничего не желая об общем экономическом строе и о необходимости считаться с заведующим им классом, — а другим

Автор «Критических заметок» указывает на экономическую почву народничества (стр. 166—167), но его указание представляется нам недостаточным.

530 В. И. ЛЕНИН

ликом в будущее, настраиваясь враждебно против разоряющего его капитализма.

Понятно отсюда, что отвергать всю народническую программу целиком, без разбора, было бы абсолютно неправильно. В ней надо строго отличать ее реакционную и про­грессивную стороны. Народничество реакционно, поскольку оно предлагает мероприя­тия, привязывающие крестьянина к земле и к старым способам производства, вроде не­отчуждаемости наделов и т. п. , поскольку они хотят задержать развитие денежного хо­зяйства, поскольку они ждут не частичных улучшений, а перемены пути от «общества» и от воздействия представителей бюрократии (пример: г. Южаков, рассуждавший в «Русском Богатстве» 1894, №7, об общественных запашках, проектируемых одним земским начальником, и занимавшийся внесением поправок в эти проекты). Против подобных пунктов народнической программы необходима, конечно, безусловная вой­на. Но есть у них и другие пункты, относящиеся к самоуправлению, свободному и ши­рокому доступу знаний к «народу», к «подъему» «народного» (сиречь мелкого) хозяй­ства посредством дешевых кредитов, улучшений техники, упорядочений сбыта и т. д., и т. д., и т. д. Что подобные, общедемократические, мероприятия прогрессивны, — это признает, конечно, вполне и г. Струве. Они не задержат, а ускорят экономическое раз­витие России по капиталистическому пути, ускорят создание внутреннего рынка, уско­рят рост техники и машинной индустрии улучшением положения трудящегося и повы­шением его уровня потребностей, ускорят и облегчат его самостоятельное мышление и действие.

Тут может только разве возникнуть вопрос: кто вернее и лучше указывает подобные, безусловно желательные, меры, — народники ли или публицисты а 1а г. А. Скворцов, который тоже распинается за

Чрезвычайно верно говорит г. Струве, что эти меры могли бы лишь «осуществить пламенные меч­тания некоторых западноевропейских и российских землевладельцев о крепких земле батраках» (279).

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 531

технический прогресс и к которому так чрезвычайно расположен г. Струве? Мне ка­жется, что с марксистской точки зрения нельзя сомневаться в абсолютной предпочти­тельности народничества в этом отношении. Мероприятия гг. Скворцовых так же от­носятся к интересам всего класса мелких производителей, мелкой буржуазии, как про­грамма «Московских Ведомостей» к интересам крупной. Они рассчитаны не на всех , а только на отдельных избранников, удостоивающихся внимания начальства. Они без­образно грубы, наконец, потому что предполагают полицейское вмешательство в хо­зяйство крестьян. Взятые в совокупности, эти меры не дают никаких серьезных гаран­тий и шансов на «производственный прогресс крестьянского хозяйства».

Народники неизмеримо правильнее понимают и представляют в этом отношении интересы мелких производителей, и марксисты должны, отвергнув все реакционные черты их программы, не только принять общедемократические пункты, но и провести их точнее, глубже и дальше. Чем решительнее будут такие реформы в России, чем вы­ше поднимут жизненный уровень трудящихся масс, — тем резче и чище выступит важ­нейшая и основная (уже сейчас) социальная противоположность русской жизни. Мар­ксисты не только не «обрывают демократической нити» или течения, как клеплет на них г. В. В., — напротив, они хотят развития и усиления этого течения, хотят прибли­жения его к жизни, хотят поднять ту «нить», которую выпускает из рук «общество» и «интеллигенция» .

Это требование — не бросать «нити», а, напротив, укреплять ее — вовсе не случайно вытекает из личного

То есть, конечно, на всех, кому доступен технический прогресс.

«Неделя», 1894 г., № 47, г. В. В.: «В пореформенный период нашей истории социальные отношения в некоторых чертах приблизились к западноевропейским, с активным демократизмом в эпоху политиче­ской борьбы и общественным индифферентизмом в последующее время». Мы старались показать в I главе, что этот «индифферентизм» — не случайность, а неизбежный результат положения и интересов того класса, из которого выходят представители «общества» и который рядом с минусами от современ­ных отношений получает от них весьма немаловажные плюсы.

532 В. И. ЛЕНИН

настроения тех или других «марксистов», а необходимо определяется положением и интересами того класса, которому они хотят служить, необходимо и безусловно пред­писывается коренными требованиями их «доктрины». Я не могу, по легко понятным причинам, останавливаться здесь на разборе первой части этого положения, на харак­теристике «положения» и «интересов»; да тут, кажется, дело само говорит за себя. Кос­нусь только второй части, именно отношения марксистской доктрины к вопросам, вы­ражающим «обрывающуюся нить».

Марксисты должны иначе ставить эти вопросы, чем это делали и делают гг. народ­ники. У последних вопрос ставится с точки зрения «современной науки, современных нравственных идей»; дело изображается так, будто нет каких-нибудь глубоких, в самых производственных отношениях лежащих причин неосуществления подобных реформ, а есть препятствия только в грубости чувств: в слабом «свете разума» и т. п., будто Рос­сия — tabula rasa, на которой остается только правильно начертать правильные пути. При такой постановке вопроса ему обеспечивалась, понятно, «чистота», которой хва­стается г. В. В. и которая на самом деле означает лишь «чистоту» институтских мечта­ний, которая делает народнические рассуждения столь пригодными для бесед в кабине­тах.

Постановка этих же вопросов у марксистов необходимо должна быть совершенно иная . Обязанные отыскивать корни общественных явлений в производственных отно­шениях, обязанные сводить их к интересам определенных классов, они должны фор­мулировать те же desiderata, как «пожелания» таких-то общественных элементов, встречающие противодействие таких-то других элементов и классов. Такая постановка будет уже абсолютно устранять возможность утилизации их «теорий» для профессор­ских, поднимающихся

Если они будут последовательно проводить свою теорию. Мы много уже говорили о том, что не­удовлетворительность изложения у г. Струве произошла именно оттого, что он не выдержал со всей строгостью этой теории.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 533

выше классов, рассуждений, для каких-нибудь обещающих «блестящий успех» проек­тов и докладов. Это, конечно, только еще косвенное достоинство указываемой переме­ны точки зрения, но и оно очень велико, если принять во внимание, по какой крутой наклонной плоскости катится современное народничество в болото оппортунизма. Но одним косвенным достоинством дело не ограничивается. Если ставить те же вопросы применительно к теории классового антагонизма [для чего нужен, конечно, «пересмотр фактов» русской истории и действительности], — тогда ответы на них будут давать

формулировку насущных интересов таких-то классов, — эти ответы будут предназна-

** чаться на практическую утилизацию их именно этими заинтересованными классами и

исключительно одними ими, — они будут рваться, говоря прекрасным выражением од­ного марксиста, из «тесного кабинета интеллигенции» к самим участникам производст­венных отношений в наиболее развитом и чистом их виде, к тем, на ком всего сильнее сказывается «обрыв нити», для кого «идеалы» «нужны», потому что без них им прихо­дится плохо. Такая постановка вдохнет новую живую струю во все эти старые вопросы — о податях, паспортах, переселениях, волостных правлениях и т. п., — вопросы, кото­рые наше «общество» обсуждало и трактовало, жевало и пережевывало, решало и пере­решало, и к которым оно стало теперь терять всякий вкус.

Итак, как бы ни подходили мы к вопросу, — разбирая ли содержание царящей в Рос­сии системы экономических отношений и разные формы этой системы в их историче­ской связи и в их отношении к интересам трудящихся, — или же разбирая вопрос об

Выражение г. Южакова.

Конечно, для этой «утилизации» требуется громадная подготовительная работа, притом работа, но самому существу своему, невидная. До этой утилизации может пройти более или менее значительный период времени, в течение которого мы будем прямо говорить, что нет еще никакой силы, способной дать лучшие пути для отечества, — в противоположность «слащавому оптимизму» гг. народников, уве­ряющих, что силы есть и остается лишь посоветовать им «сойти с неправильного пути».

534 В. И. ЛЕНИН

«обрыве нити» и о причинах этого «обрыва», — в обоих случаях мы приходим к одно­му выводу, к выводу о великом значении той исторической задачи «дифференцирован­ного от жизни труда», которая выдвигается переживаемой нами эпохой, к выводу о всеобъемлющем значении идеи этого класса.

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

535

537

ПОМЕТКИ, ВЫЧИСЛЕНИЯ И ПОДЧЕРКИВАНИЯ В. И. ЛЕНИНА

140

В КНИГЕ В. Е. ПОСТНИКОВА «ЮЖНО-РУССКОЕ КРЕСТЬЯНСКОЕ

хозяйство»

[9]

По данным подворной переписи земства, наличное число дворов в отдельных группах крестьян и средний размер наделения землею выражаются такими цифрами:

У. Днепровский У. Мелитопольский У. Бердянский


РАЗРЯД КРЕСТЬЯН Число дворов На 1 нал. двор дес. Число дворов На 1 двор удобн. Число дворов На 1 двор земли
Б. Колонисты-немцы 113 84 1874 46 3 075 37.9
Б. Колонисты-болгары 285 75.7 4 149 38.!
Б. Госуд. кре­стьяне 16 708 20.4 28 758 19.8 21057 18.3
Б. Помещ. кр.-собственники 2 351 11.6 2 764 11.5 187 8.9
Б. Помещ. дар­ственники 414 3.1 1297 5.2 326 2.3
По уездам 19 586 19.3 34 978 20.5 28 794 23

Итого из 83358 дворов в 3-х уездах — колонистов 9496 дворов, т. е. gt; /9

Здесь и далее в квадратных скобках обозначены страницы книги В. Е. Постникова. Ред.

538

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ


?? почему?

[107]

... В настоящее время наша земско-статистическая литература обладает небольшим числом данных о крестьянских бюджетах, а по нескольким уез­дам Воронежской губернии они были даже собраны подворным опросом... Нужно сказать, однако, что эти данные воронежской статистики, относящие­ся к одному году переписи, не представляют собой средних данных по кре­стьянскому хозяйству, потому что бюджет крестьянской семьи заключает немало таких хозяйственных расходов (напр., на праздничную одежду, при­даное, расход на обстановку хозяйства при выделе сыновей, расход на по­стройки и крупный инвентарь), которые весьма сильно колеблются по годам и, главным образом, в зависимости от урожая, дающего крестьянам средства на все такие экстренные расходы.

[117]

У крестьян 3-х Таврических уездов

% волов:

ок.

»74

lt;V4

lt;V4 lt;V3

У сеющих до 5 дес.

У сеющих до 5—10 дес.

У сеющих до 10—25 дес.

У сеющих до 25—50 дес.

У сеющих более 50 дес.

Посева

34 070 дес.

140 426 »

540 093 »

494 095 »

230 583 »

Лошадей

6 467

25 152

80 517

62 823

21003

Волов

3 082

8 924

24 943

19 030

11648

Посева

на пару

раб. скота

7.1 дес.

8.2» 10.2 »

12.5 » 14.5 »


Всего

1 439 267 »

195 962

67 627

10.П »

ПОМЕТКИ НА КНИГЕ В. Е. ПОСТНИКОВА

539

Если же перевести отношения рабочих сил на посевную площадь, то получим, что на 100 дес. посева приходится у различных групп:


Дворов Населения с наймитами Работников Голов рабочего скота
Душ
Сеющих до 5 дес. 28.7 136 28.5 28.2
» 5—10 » 12.9 67 12.6 25
» 10—25 » 6.1 41.2 9.3 20
» 25—50 » 2.9 25.5 7 16.6
» более 50 » 1.3 18 6.8 14

Среднее

5.4

36.6

18.

Таким образом, с увеличением размера хозяйства и запашки у крестьян расход по со­держанию рабочих сил, людей и скота, этот главнейший расход в сельском хозяйстве, про­грессивно уменьшается и у многосеющих групп делается почти в два раза менее на десяти­ну посева, чем у групп с малой распашкой.

[134]

Таврическая земская перепись дает следующие цифры по всем 3-м уездам вместе:

Общее число дворов Число дворов без рабоч. скота » » » » посева


Колонии Прочие селения
9 496 74 539*
972 11555
865 5 477

84 035

В состав этих дворов включены и селения, бывшие в момент переписи не причисленными к волос­тям.

540

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ


Приходится на двор в среднем

10141

8.0 lO.i 18.7 39.5

116.4

[145]

У. Бердянский

Не сеющие

Засев, до 5 дес. » 5—10 » » 10—25 » » 25—50 » » более 50 »

Надельной

6.8 6.9

9 14.1

27.6

36.7

Собствен, купчей

Пашни в десятинах

3.1

0.7

0.6 2.1 31.3

Арендованной

0.09 0.4

1.1

4

9.8 48.4


21.4 По уезду 14.8 1.6 5
У. Мелитопольский
9.4 Не сеющие 8.7 0.7
7.7 Засев, до 5 дес. 7.1 0.2 0.4
10.6 » 5—10 » 9 0.2 1.4
17.6 » 10—25 » 12.8 0.3 4.5
38.4 » 25—50 » 23.5 1.5 13.4
100 » более 50 » 36.2 21.3 42.5
22.2 По уезду 14.1 1.4 6.7
У. Днепровский
7.4 Не сеющие 6.4 0.9 0.1
6.1 Засев, до 5 дес. 5.5 0.04 0.6
Ю.з » 5—10 » 8.7 0.05 1.6
18.9 » 10—25 » 12.5 0.6 5.8
36.3 » 25—50 » 16.6 2.3 17.4
91.4 » более 50 » 17.4 30 44

19.Ç

По уезду

11.7.

1.7

7.0

* В цифру показанных арендованных земель по трем уездам входят как вненадельные, так и надель­ные земли.

ПОМЕТКИ НА КНИГЕ В. Е. ПОСТНИКОВА

541

[150]

... По данным статистики, распределение аренды казенных пахотных земель в 1884—1886 годах между кре­стьянами происходило следующим образом*


РАЗРЯДЫ КРЕСТЬЯН У. Берлинский У. Мелитопольский ЛГ π „ Итого У. Днепровский . ц2 по 3-м уездам число аренд, дворов число десятин на аренд, двор число аренд, дворов число десятин на аренд, двор число аренд, дворов число десятин на . Арендую- _ аренд. r J Десятин щих дворов двор щ А v
Сеющие до 5 дес. » 5—10 » » 10—25 » » 25—50 » » более 50 » 39 66 400 2 642 1.7 1.8 24 159 383 776 4 569 8 564 15 365 16 20 58 338 186 79 62 251 1500 1056 1724 3.! 83 511 4.3 444 1 427 4.4 1732 8 711 5.7 1 245 13 375 21.8 632 20 283
227 687 387 113 3 755 3 194 3-8 9.7 707 672 440 4.8
28.3 6.4
12.7
34.9
Сумма 1476 1 453 10 107 10 057 7 2 002 29 657 14.8 681 4 595 4 593 6.7 4 136 44 307

* По условиям аренды крестьяне имеют право распахивать только V3 часть арендованной земли. Остальная может находиться, по их усмотрению, под сенокосом или выпасом скота.

542 ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

[279]

1. Бюджет за три года (1886—1888) меннонита Якова Нейфельда из колонии Орлов, Берлинского уезда.

[280—281]

Средний за три года доход и расход был следующий:

Доход

894 р. 03 к.
151 » 33 »
198 » 35 »
52 » 25 »
24 » 63 »
35 » 92 »
8 » 83 »
63 » 33 »
30 » 80 »

От продажи пшеницы » » др. хлебов и овощей

» » лошадей, рог. скота и овец

» » шерсти

» » яиц и масла

» » соломы

» » кизяка

» » инвентаря За разное

Всего 1459 р. 47 к.

Расход


Мирские и казенные платежи 168 р. 32 к.
На аренду земли 70 » — »
» работников 146 » 66 »
» пастухов 25 » 14 »
» покупку скота 54 » 75 »
» картофель и семена пшеницы 15 » 08 »
» ремонт построек 32 » 18 »
» ремонт и покупку машин 77 » 13 »
» мясо и рыбу 6 » 43 »
» кофе и сахар 25 » 20 »
» вино и водку 5 » 98 »
» одежду 363 » 92 »
» обувь 38 » 72 »
» разное 99 » 92 »

Всего 1 129 р. 43 к.

Средний годовой остаток 330 р. 4 к.

ПОМЕТКИ НА КНИГЕ В. Е. ПОСТНИКОВА 543

[282—283]

Остановимся несколько на анализе этого характерного колонистского бюджета.

Годовая денежная выручка от хозяйства на 72 дес. равнялась 1 459 р. 47 к. Из них получалось:

От продуктов полеводства 1 081 р. 28 к.

» » скотоводства 284 » 06 »

в разных доходах 94 » 13 »

На десятину хозяйственной площади приходилось дохода 20 р. 27 к. Но это лишь денежный доход. Для получения цифры полного валового дохода к нему нужно при­соединить всю стоимость продуктов, потребленных внутри хозяйства. По показанию этого хозяина, годовое потребление продуктов собственного хозяйства происходит у него в следующем количестве:

1) На продовольствие семьи на сумму

и работника:

10 четверт. пшеницы, по 8 р. 25 к. 82 р. 50 к.

6 четверт. ржи, по 5 р. 30 » — »

картофеля, овощей и от баштанов 36 » — »

Всего на 148 р. 50 к.

2) На продуктивный скот:

а) на коров: 250 пуд. сена, по 30 к. 75 р.

30 пуд. ржаной муки, по 70 к. 21 »

100 пуд. пшеничн. и ячмен. соломы 08 »

10 дес. выгона, по 5 р. 50 »

в) на свиней 18 четв. ячменя, по 4 р. 72 »

Всего на 226 р.

544 ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Содержание продуктивного скота в хозяйстве служит потреблению животной пищи, и потому два предыдущие итога можно соединить вместе. Таким образом, все продовольст­вие пищей из продуктов собственного хозяйства обходилось в 374 р. 50 к., что дает расхода на душу в 46 р. 81 к., из которых 18 р. 56 к. приходится на растительную пищу и 28 р. 25 к. на животную .

3) На 8 рабочих лошадей:

109 четв. ячменя и овса, по 4 р. на 436 р.

100 пуд. сена, по 30 к. 30 »

400 пуд. соломенной сечки, по 10 к. 40 »

4 дес. выгона по съемной цене 20 »

Всего 526 р.

Продовольствие одной лошади обходилось хозяйству в 65 р. 75 к.

4) На посев:

12 четв. пшеницы, по 8 р. 25 к. 99 р.

6 четв. ячменя, по 4 р. 24 »

1 четв. ржи, по 5 р. 5 »

3 четв. овса, по 4 р. 12 »

Всего 140 р.

На отопление:

2 куб. саж. навозн. кирпича, по 10 р. 20 р.

V4 куб. саж. дров 7 »

500 пуд. соломы, по 8 к. 40 »

Всего 67 р.

Не показанной остается еще домашняя птица, потребленная в хозяйстве. Стоимость ее может балан­сировать не учитываемый здесь корм, переработанный в проданное из хозяйства масло.

ПОМЕТКИ НА КНИГЕ В. Е. ПОСТНИКОВА 545

Стоимость всех продуктов, расходуемых в хозяйстве, простирается на сумму

1 107 р. 50 к., что дает на десятину хозяйства — 15 р. 38 к.

1 459.47 Весь валовой доход хозяйства, продуктивный и денежный, составляет сумму +

2 666 р. 97 к., что дает на десятину 35 р. 65 к. ^

2 566.97

Соединяя вместе продуктивный и денежный расход, мы получаем следующие из­держки по отдельным статьям:

Всего На 1 десятину 1. Платежи за землю 238 р. 32 к. 3 р. 31 к.

109.31

2. Посевные семена 140 » » 1 » 95 »
3. На постройки 32 » 18 » » 45 »
4. На инвентарь 77 » 13 » 1 » 07 »
5. На ремонт скота 54 » 75 » » 76 »
6. На рабочий скот 526 » » 7 » 31 »
7. Жалованье работникам 171 » 80 » 2 » 40 »
8. Пища семьи и работников 412 » 11 » 5 » 72 »
9. Одежда и обувь 402 » 64 » 5 » 60 »
10. Отопление 67 » » » 91 »
11. Разное 115 » » 1 » 60 »

Всего 2 236 р. 93 к. 31 р. 07 к.

[286]

3. Бюджет крестьянина Степана Маслова с. Веселого, Мелитопольского уез­да...

[287]

Расход

Арендн. плата за 26 дес. пахотн. земли, по 6 р. 156 р.

Подати и мирские сборы за 3 души 34 »

Сроковому работнику за 2 месяца 45 »

Пастуху по 50 к. за корову и 40 к. за овцу 8 »

546

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ


333 р.

Кузнецу за подковы лошадей и ремонт орудий

На одежду и обувь для 6 душ

Чаю на 3 р. и 1 пуд сахару

3 ведра олеи в пост, по 5 р., и сушеная рыба

Водка

32 p.

284 »

9 »

25 »

15 »


Всего

608 р.


Пометки и вычисления сделаны не ранее марта 1893 г.

Впервые неполностью напечатано

в 1940 г. в Ленинском сборнике ХХХШ

Печатается по подлиннику

ПРИЛОЖЕНИЯ

547

549

ПРОШЕНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 1887—1893 гг.

1

Его Превосходительству господину Директору Симбирской Классической гимназии

Ученика VIII класса Симбирской

Классической гимназии

Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Желая подвергнуться испытанию зрелости, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство, о допущении меня к оному. Симбирск. Апреля 18 дня 1887 года.

Ученик VIII класса Симбирской гимназии

Владимир Ульянов

Аттестат зрелости за № 468 и все прочие документы с копиями получил Владимир Ульянов.

Впервые полностью напечатано Печатается по рукописи

в январе 1924 г. в журнале «Молодая Гвардия» № 1

550 ПРИЛОЖЕНИЯ

2

Его Превосходительству господину Ректору Императорского Казанского Университета

Окончившего курс в Симбирской

гимназии, сына чиновника, Владимира Ильина Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Желая для продолжения образования поступить в Казанский Университет, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать зависящее распоряжение о принятии меня на первый курс юридического факультета, на основании прилагаемых при сем документов, вместе с копиями с оных, а именно: а) аттестата зрелости, б) мет­рического свидетельства о времени рождения и крещения, в) формулярного списка о службе отца, г) свидетельства о приписке к призывному участку по отбыванию воин­ской повинности и д) двух фотографических карточек.

При сем на основании § 100 Высочайше утвержденного устава Императорских Рос­сийских Университетов обязуюсь во все время пребывания моего в Университете под­чиняться правилам и постановлениям университетским.

Окончивший курс в Симбирской гимназии

Владимир Ульянов Город Казань. Июля 29 дня 1887 года144.

Впервые напечатано в 1929 г. Печатается по рукописи

в журнале «Красное Студенчество» № 1

ПРОТТТКНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 5Ц

з

Его Превосходительству господину Ректору Императорского Казанского Университета

Студента 1-го семестра

юридического факультета

Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Не признавая возможным продолжать мое образование в Университете при настоя­щих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превос­ходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов Императорского Казанского Университета.

Студент 1-го семестра юридического факультета

Владимир Ульянов

Казань. 5 декабря 1887 года145.

Впервые напечатано Печатается по рукописи

24 сентября 1946 г. в газете «Известия» № 225

552 ПРИЛОЖЕНИЯ

4

Его Высокопревосходительству господину Министру Народного Просвещения

Бывшего студента Императорского

Казанского Университета

Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Желая получить возможность продолжать свое образование, имею честь покорней­ше просить Ваше Высокопревосходительство разрешить мне поступление в Импера­торский Казанский Университет.

Бывший студент Императорского Казанского Университета

Владимир Ульянов Казань. 1888 года, мая 9 дня.

Адрес мой: Профессорский переулок, дом Завьяловой, кварт. Веретенниковой146.

Впервые напечатано 17 октября Печатается по рукописи

1929 г. в журнале «Красное Студенчество» № 4

ПРОТТТКНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 553

5

Его Сиятельству господину Министру Внутренних Дел

Бывшего студента Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Для добывания средств к существованию и для поддержки своей семьи я имею на­стоятельнейшую надобность в получении высшего образования, а потому, не имея воз­можности получить его в России, имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство разрешить мне отъезд за границу для поступления в заграничный университет.

Бывший студент

Владимир Ульянов

Казань, сентября 6 дня 1888 года.

Адрес мой: Казань, Профессорский переулок, дом Завьяловой, квартира Веретенниковой

Впервые напечатано в 1957 г. Печатается по рукописи

в книге «Молодые годы В. И. Ленина. По воспоминаниям современников и документам». Изд. «Молодая гвардия»

554 ПРИЛОЖЕНИЯ

6

Его Сиятельству господину Министру Народного Просвещения

Бывшего студента Императорского

Казанского Университета

Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

В течение двух лет, прошедших по окончании мною курса гимназии, я имел полную возможность убедиться в громадной трудности, если не в невозможности, найти заня­тие человеку, не получившему специального образования.

Ввиду этого я, крайне нуждаясь в каком-либо занятии, которое дало бы мне возмож­ность поддерживать своим трудом семью, состоящую из престарелой матери и мало­летних брата и сестры, имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство разрешить мне держать экзамен на кандидата юридических наук экстерном при каком-либо выс­шем учебном заведении.

Бывший студент Императорского Казанского Университета

Владимир Ульянов

Г. Самара, октября 28 дня 1889 года. Воскресенская улица, дом Каткова148.

Впервые напечатано в 1925 г. Печатается по рукописи

в журнале «Красная Летопись» № 1

ПРОТТТКНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 555

7

Его Сиятельству господину Министру Народного Просвещения

Дворянина149 Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Так как Вашему Сиятельству благоугодно было разрешить мне держать в качестве экстерна окончательные по предметам юридического факультета экзамены в испыта­тельной комиссии при одном из университетов, управляемых уставом 1884 года, то имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство разрешить мне сдавать этот экза­мен в испытательной комиссии при Императорском С.-Петербургском Университете.

Дворянин Владимир Ульянов Самара, июня 12 дня 1890 года.

Угол Почтовой и Сокольничьей улиц, дом Рытикова

Впервые напечатано в 1924 г. Печатается по рукописи

в журнале «Красная Летопись» № 2

556 ПРИЛОЖЕНИЯ

8

Его Превосходительству господину Председателю

Испытательной Юридической Комиссии

при Императорском Санкт-Петербургском

Университете

Дворянина Владимира Ильина Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Представляя при сем фотографическую карточку, свидетельство, выданное мне из Императорского Казанского Университета, свидетельство из Департамента министер­ства Народного Просвещения о разрешении мне Его Сиятельством господином Мини­стром Народного Просвещения держать, в качестве экстерна, окончательные по пред­метам юридического факультета экзамены в испытательной комиссии, квитанцию уни­верситетского казначейства во взносе 20 рублей в пользу испытательной комиссии и требуемое правилами сочинение по уголовному праву, имею честь покорнейше про­сить Ваше Превосходительство о допущении меня к испытанию в Юридической Ко­миссии.

С.-Петербург, марта 26 дня 1891 года.

Дворянин Владимир Ильин Ульянов

151

Впервые напечатано в 1924 г. Печатается по рукописи

в журнале «Красная Летопись» № 2

ПРОТТТКНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 557

9 В Самарский Окружной Суд

Помощника присяжного поверенного при Самарском Окружном Суде Влади­мира Ильича Ульянова, живущего в г. Самаре по Сокольничьей улице в доме Рытикова

ПРОШЕНИЕ

Имею честь просить Самарский Окружной Суд выдать мне свидетельство на право быть поверенным. При сем, согласно требованию статьи 4065 учреждения судебных установлений (изд. 1883 года), удостоверяю, что для получения мною права быть пове­ренным нет ни одного из препятствий, означенных в статье 246 устава гражданского судопроизводства.

Помощник присяжного поверенного

Владимир Ульянов Самара, февраля 28 дня 1892 года152.

Впервые напечатано в 1957 г. Печатается по рукописи

в книге «Молодые годы В. И. Ленина. По воспоминаниям современников и документам». Изд. «Молодая гвардия»

558 ПРИЛОЖЕНИЯ

10

Его Превосходительству господину Директору Департамента Полиции

Помощника присяжного поверенного

при Самарском Окружном Суде

Владимира Ильича Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Будучи зачислен определением Общего Собрания Самарского Окружного Суда, со­стоявшимся 30 января 1892 года, в число помощников присяжного поверенного, я по­дал затем в Суд прошение о выдаче мне свидетельства на право быть поверенным. Так как Самарский Окружной Суд затрудняется дать определенный ответ на мое прошение по отсутствию у него сведений о моей личности, то я имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство поставить в известность господина председателя Самарско­го Окружного Суда о неимении со стороны Департамента Полиции препятствий к вы­даче мне свидетельства на право быть поверенным.

Помощник присяжного поверенного

Владимир Ульянов Самара, июня 1 дня 1892 года.

Угол Почтовой и Сокольничьей улиц, дом Рытикова

Впервые напечатано в 1924 г. Печатается по рукописи

в журнале «Красная Летопись» № 1

ПРОТТТКНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 559

11

Его Превосходительству господину Председателю Самарского Окружного Суда

Помощника присяжного поверенного В. И. Ульянова

ПРОШЕНИЕ

В дополнение к поданному мною в марте месяце сего года в Самарский Окружной Суд прошению о выдаче мне свидетельства на право быть поверенным имею честь до­ложить Вашему Превосходительству, что свидетельство о благонадежности мною не может быть представлено по следующим причинам: начальство Императорского С.-Петербургского Университета, от коего я имею аттестат об окончании курса, не может выдать мне удостоверения о благонадежности потому, что я не состоял студентом этого университета и держал экзамен в Испытательной Юридической Комиссии при этом университете в качестве экстерна с разрешения Его Сиятельства господина Министра Народного Просвещения, состоявшегося в мае месяце 1890 года. Что же касается до удостоверения моей благонадежности со стороны полиции, то Департамент Полиции не выдает такого рода удостоверений по просьбам частных лиц, но только по запросам присутственных мест. На основании вышеизложенного я имею честь покорнейше про­сить

См. настоящий том, стр. 557. Ред.

560 ПРИЛОЖЕНИЯ

Ваше Превосходительство запросить г. Директора Департамента Полиции о неимении с его стороны препятствий к выдаче мне свидетельства на право быть поверенным.

Самара, июня 11 дня 1892 года.

Помощник присяжного поверенного

Влад. Ульянов154

Впервые напечатано в 1957 г.

в книге «Молодые годы В. И. Ленина. Печатается по рукописи

По воспоминаниям современников и документам». Изд. «Молодая гвардия»

ПРОТТТКНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА)

561

12 В Самарский Окружной Суд

Помощника присяжного поверенного Владимира Ильича Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Прилагая при сем квитанцию Самарского губернского казначейства от сего января 1893 г. за № 75 об уплате мною 75 рублей в оплату свидетельства на право ведения чу­жих дел, а равно и свидетельство на ведение дел в течение 1892 года, имею честь по­корнейше просить выдать мне свидетельство на право ведения чужих дел в течение 1893 года. При сем удостоверяю, что препятствий к выдаче мне свидетельства, озна­ченных в статье 246 устава гражданского судопроизводства, не имеется.

Самара, января 5 дня 1893 года.

Помощник присяжного поверенного

155

Владимир Ульянов

Печатается впервые, по рукописи

562 ПРИЛОЖЕНИЯ

13

Его Превосходительству господину Председателю Самарского Окружного Суда

Помощника присяжного поверенного Владимира Ильича Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Намереваясь перечислиться в помощника присяжного поверенного в округ Санкт-Петербургской Судебной Палаты, я имею честь покорнейше просить Ваше Превосхо­дительство выдать мне удостоверение о том, что я состою помощником присяжного поверенного при Самарском Окружном Суде и что я получал в 1892 и в 1893 гг. свиде­тельство на право ведения чужих дел.

Помощник присяжного поверенного

В. Ульянов

Самара, августа 16 дня 1893 года156.

Печатается впервые, по рукописи

СПИСОК НЕРАЗЫСКАННЫХ РАБОТ В. И. ЛЕНИНА

ПРИМЕЧАНИЯ

УКАЗАТЕЛИ

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

563

565

СПИСОК РАБОТ В. И. ЛЕНИНА,

ОТНОСЯЩИХСЯ К 1891 — 1894 гг.,

ДО НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ

НЕ РАЗЫСКАННЫХ

1891 г.

КУРСОВОЕ СОЧИНЕНИЕ ПО УГОЛОВНОМУ ПРАВУ

Сочинение подано Владимиром Ильичем при прошении от 26 марта 1891 года на имя председателя испытательной юридической комиссии при Петербургском университете (см. настоящий том, стр. 556).

1893 г.

РАБОТА ПО ПОВОДУ КНИГИ

ВВ. «СУДЬБЫ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ»,

НАПИСАННАЯ В. И. ЛЕНИНЫМ В САМАРЕ

A. А. Ганшин в своих воспоминаниях пишет, что работа Владимира Ильича, кажется, называлась «Обоснование народничества в трудах В. В.» и была привезена в Петербург из Самары в 1893 году (см. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Ч. 1. М., 1956, стр. 138).

О работе В. И. Ленина, в которой критиковалась книга В. В. «Судьбы капитализма в России», сооб­щают в своих воспоминаниях М. Г. Григорьев (см. «Пролетарская Революция», 1923, № 8, стр. 61), С. И. Мицкевич (см. Н. Ленин. «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», изд. «Московский рабочий» и «Новая Москва», 1923, стр. XV, XVIII), И. X. Лалаянц (см. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Ч. 1. М., 1956, стр. 105).

ПЕРЕПИСКА с Η. Ε. ФЕДОСЕЕВЫМ

Переписка В. И. Ленина с Η. Ε. Федосеевым началась с 1893 или с 1894 года.

B. И. Ленин в статье «Несколько слов о Η. Ε. Федосееве» писал: «Насколько я помню, моя переписка с Федосеевым касалась возникших тогда вопросов марксистского или с.-д.

566 СПИСОК НЕРАЗЫСКАННЫХ РАБОТ В. И. ЛЕНИНА

мировоззрения... Возможно, что у меня где-либо остались некоторые обрывки писем или рукописей Фе­досеева, но сохранились ли они, и можно ли их разыскать — на этот счет я не в состоянии сказать ничего определенного» (Сочинения, 4 изд., том 33, стр. 415).

1894 г.

«ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» И КАК ОНИ ВОЮЮТ ПРОТИВ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ?»

Выпуск П. Написан летом 1894 года.

РЕФЕРАТ «ОТРАЖЕНИЕ МАРКСИЗМА В БУРЖУАЗНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ» (ОСЕНЬ 1894 г.)

В предисловии к сборнику «За 12 лет» В. И. Ленин писал, что он читал реферат, озаглавленный «От­ражение марксизма в буржуазной литературе», в кружке петербургских марксистов. «Как видно из за­главия, — подчеркивал В. И. Ленин, — полемика со Струве была здесь несравненно более резка и опре­деленна (по социал-демократическим выводам), чем в напечатанной весной 1895 года статье. Смягчения были сделаны частью по цензурным соображениям, частью ради «союза» с легальным марксизмом для совместной борьбы против народничества» (Сочинения, 4 изд:, том 13, стр. 82). От группы социал-демократов в кружке были В. И. Ленин, В. В. Старков и С. И. Радченко; из легальных литераторов-марксистов — П. Б. Струве, А. Н. Потресов и Р. Э. Классон.

1894 —1895 гг. ЛИСТОК К РАБОЧИМ СЕМЯННИКОВСКОГО ЗАВОДА

Листок написан позднее 24 декабря 1894 года (5 января 1895 года) по поводу волнений, возникших 23 декабря на Невском механическом заводе (б. Семянникова) в Петербурге.

Н. К. Крупская в своих воспоминаниях указывала, что этот первый агитационный листок русских марксистов написан В. И. Лениным (см. Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. М., 1957, стр. 19; жур­нал «Творчество», 1920, № 7—10, стр. 5).

В. И. Ленин в статье-некрологе «Иван Васильевич Бабушкин» (1910) писал, что в составлении листка к семянниковским рабочим деятельное участие принимал И. В. Бабушкин, который этот листок само­лично распространял.

567

СПИСОК РАБОТ, ПЕРЕВЕДЕННЫХ В. И. ЛЕНИНЫМ

Конец 1889 года —1890 год

К. Маркс и Ф. Энгельс. «Манифест Коммунистической партии» (перевод с немецкого). Перевод не сохранился.

М. И. Ульянова в своих воспоминаниях по самарскому (алакаевскому) периоду приводит следующее сообщение А. И. Ерамасова: «В то время Владимир Ильич сделал прекрасный перевод «Коммунистиче­ского манифеста» К. Маркса и Ф. Энгельса, — пишет он. — Перевод этот в рукописи ходил по рукам, завезли мы его и в Сызрань. Здесь я отдал тетрадь знакомому учителю, который считался у начальства неблагонадежным. По какому-то делу этого учителя вызвали в Симбирск к директору народных училищ. Мать учителя испугалась, что нагрянут с обыском, и уничтожила тетрадь. Такова судьба этого перевода Ильича. Мне так совестно вспоминать об этом, так как я был отчасти виновником гибели прекрасного перевода» (см. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Ч. 1. М., 1956, стр. 57). Об этом сообщении А. И. Ерамасова говорит также в своих воспоминаниях М. И. Семенов (М. Блан) (см. «Революционная Самара 80—90-х годов». Куйбышевское издательство, 1940, стр. 55).

568

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Статья «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни. По поводу книги В. Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйством является наиболее ранней из всех дошедших до нас работ В. И. Ленина. Она была написана в Самаре весной 1893 года и читалась в рукописи в кружках самар­ской марксистской молодежи. Ленин предполагал напечатать ее в издававшемся в Москве либераль­ном журнале «Русская Мысль», но статья была отклонена редакцией «как неподходящая к направле­нию журнала». В письме 30 мая 1894 года Ленин по данному вопросу сообщал: «Я даже имел наив­ность посылать ее в «Русскую Мысль», откуда получил, конечно, отказ: вполне понятно мне это стало, когда я прочитал в № 2 «Русской Мысли» статью о Постникове «нашего известного» либерального пошляка, г. В. В. Нужно же ведь иметь такое искусство, чтобы совершенно изуродовать прекрасный материал и замазать все факты фразерством!» (Ленинский сборник XXXIII, 1940, стр. 17).

В Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС имеются две ленинские рукописи статьи «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Первая (черновая) рукопись была получена из лич­ного архива Ленина; вторая рукопись, которая содержит некоторые добавления, сделанные Владими­ром Ильичей при окончательной переписке, была передана им С. И. Мицкевичу, у которого она была отобрана при обыске 3 декабря 1894 года. Рукопись была обнаружена в 1923 году в архиве Москов­ской судебной палаты и тогда же впервые опубликована в сборнике «К двадцатипятилетию первого съезда партии (1898—1923)». В настоящем издании статья «Новые хозяйственные движения в кресть­янской жизни» печатается по второй рукописи, исправленной В. И. Лениным.

В Институте марксизма-ленинизма хранится также книга В Е. Постникова «Южно-русское кресть­янское хозяйство» с замечаниями Ленина, которые печатаются в настоящем томе в разделе «Подгото­вительные материалы».

ПРИМЕЧАНИЯ 569

Основные материалы данной статьи использованы Лениным во второй главе его книги «Развитие капитализма в России», написанной в 1896—1899 гг. и напечатанной в марте 1899 года. — 1.

2 Земская статистика — статистика, организованная земскими учреждениями. Статистические отделе-

ния, бюро, комиссии при губернских и уездных земских управах проводили статистические исследо­вания (подворные переписи крестьянских и промысловых хозяйств, определение доходности земель, переоценка земель и имущества, облагаемых земскими сборами, изучение крестьянских бюджетов и т. д.) и выпускали многочисленные обзоры и статистические сборники по уездам и губерниям, содер­жавшие богатый фактический материал.

Высоко ценя данные земской статистики, В. И. Ленин указывал, что «ближайшее ознакомление ев­ропейцев с нашей земской статистикой, вероятно, дало бы сильный толчок прогрессу социальной ста­тистики вообще» (Сочинения, 4 изд., том 5, стр. 195). Вместе с тем Ленин критиковал методы обра­ботки и группировки статистических данных земских статистиков. «Здесь — самый больной пункт нашей земской статистики, великолепной по тщательности работы и детальности ее», — писал Ленин (Сочинения, 4 изд., том 20, стр. 67). Земские статистики, среди которых многие стояли на народниче­ских позициях, зачастую подходили тенденциозно к статистическим данным. За столбцами цифр у них исчезали существенные отличия и признаки отдельных групп крестьянства, образовавшихся в хо­де развития капитализма.

Ленин изучал, проверял и разрабатывал данные земской статистики. Он производил свои подсче­ты, составлял сводки и таблицы, давал марксистский анализ и научную группировку полученных дан­ных о крестьянских и промысловых хозяйствах. Используя богатый материал земской статистики, Ле­нин разоблачал надуманные схемы народников и показывал действительную картину экономического развития России. Материалы земской статистики Ленин широко использовал в своих работах и осо­бенно в книге «Развитие капитализма в России» (о земской статистике см. работу В. И. Ленина «К во­просу о задачах земской статистики», написанную в 1914 году). — 3.

3 Имеется в виду сборник «Итоги экономического исследования России по данным земской статистики»:

том I — В. В. «Крестьянская община», Москва, 1892 г.; том II — Н. Карышев. «Крестьянские внена-дельные аренды», Дерпт, 1892 г. Обе работы — либерально-народнического направления. — 4.

4 Община (земельная) в России — форма совместного крестьянского землепользования, характеризовав-

шаяся принудитель-

570 ПРИМЕЧАНИЯ

ным севооборотом, нераздельными лесами и пастбищами. Важнейшими признаками русской земель­ной общины были круговая порука (принудительная коллективная ответственность крестьян за свое­временное и полное внесение денежных платежей и выполнение всякого рода повинностей в пользу государства и помещиков), систематический передел земли и отсутствие права отказа от земли, за­прещение купли и продажи земли.

Община в России известна уже с древнейших времен. В ходе исторического развития община по­степенно становилась одним из устоев феодализма в России. Помещики и царское правительство ис­пользовали общину для усиления крепостнического гнета и для выколачивания из народа выкупных платежей и податей. В. И. Ленин указывал, что община, «не оберегая крестьянина от пролетаризации, на деле играет роль средневековой перегородки, разобщающей крестьян, точно прикованных к мелким союзам и к потерявшим всякий «смысл существования» разрядам» (Сочинения, 4 изд., том 15, стр. 61).

Проблема общины вызвала горячие споры и породила обширную экономическую литературу. Осо­бенно много внимания общине уделяли народники, которые видели в ней залог особого пути развития России к социализму. Тенденциозно подбирая и фальсифицируя факты, оперируя так называемыми «средними цифрами», народники пытались доказать, что общинное крестьянство в России обладает особой «устойчивостью» и что община якобы ограждает крестьян от проникновения в их быт капита­листических отношений, «спасает» крестьян от разорения и классового расслоения. Уже в 80-х годах XIX века Г. В. Плеханов показал несостоятельность народнических иллюзий «общинного социализ­ма», а в 90-х годах В. И. Ленин до конца разгромил теории народников. На огромном фактическом и статистическом материале Ленин показал, как развивались капиталистические отношения в русской деревне и как капитал, проникая в патриархальную сельскую общину, разлагал крестьянство внутри нее на антагонистические классы: кулаков и бедняков.

В 1906 году царским правительством был издан в интересах помещиков и кулаков закон, по кото­рому разрешался выход крестьян из общины и продажа надела. За девять лет после издания этого за­кона, положившего начало официальной ликвидации общинного строя в деревне и усилившего рас­слоение крестьянства, из общин вышло свыше двух миллионов домохозяев. — 9.

5 Ревизские души — мужское население крепостной России, подлежавшее обложению подушной пода­тью (главным образом крестьяне и мещане) и с этой целью учитывавшееся особыми переписями (так называемыми «ревизиями»). Такие

ПРИМЕЧАНИЯ 571

«ревизии» проводились в России с 1718 года; в 1857—1859 годах была проведена последняя, десятая, «ревизия». По ревизским душам в ряде районов происходили переделы земли внутри сельских общин. — 10.

6 В. И. Ленин исправил в таблице ошибки В. Е. Постникова в суммарных цифрах: 1 476 на 1 453; 10 107 на 10 057; 4 595 на 4 593 (см. настоящий том, стр. 541). — 16.

7

Меннониты — сектанты, выходцы из Западной Европы, переселившиеся в Россию в конце XVIII века. Они получили свое название по имени основателя секты — голландца Менно Симонса. Меннониты обосновывались главным образом в Екатеринославской и Таврической губерниях. Меннонитские ко­лонистские хозяйства в большинстве своем были зажиточными, кулацкими хозяйствами. — 24.

«Крестьянская реформа» 1861 года — реформа, отменившая крепостное право в России, была прове­дена царским правительством в интересах крепостников-помещиков. Необходимость реформы обу­словливалась всем ходом экономического развития страны и ростом массового крестьянского движе­ния против крепостнической эксплуатации. «Крестьянская реформа» была буржуазной реформой. Си­ла экономического развития, втягивавшего Россию на путь капитализма, обусловила капиталистиче­ское содержание реформы, и «это содержание выступало наружу тем сильнее, чем меньше урезыва­лись крестьянские земли, чем полнее отделялись они от помещичьих, чем ниже был размер дани кре­постникам» (В. И. Ленин. Сочинения, 4 изд., том 17, стр. 95). «Крестьянская реформа» была шагом на пути превращения России в буржуазную монархию. 19 февраля 1861 года Александр II подписал Ма­нифест и «Положения» о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости. Всего было «освобожде­но» 22,5 млн. помещичьих крестьян. Однако помещичье землевладение было сохранено. Крестьянские земли объявлялись собственностью помещика. Крестьянин мог получить надел земли лишь по уста­новленной законом норме (и то с согласия помещика), за выкуп. Последний выплачивался крестьяна­ми царскому правительству, которое выплатило установленную сумму помещикам. По приблизитель­ным подсчетам, земли у дворян после реформы было 71,5 млн. дес, у крестьян — 33,7 млн. дес. Благо­даря реформе помещики отрезали себе свыше Vs в даже 2/s крестьянской земли.

Старая, барщинная система хозяйства была лишь подорвана реформой, но не уничтожена. В руках помещиков оставались лучшие части крестьянских наделов («отрезанные земли», леса, луга, водопои, выгоны и другие), без которых крестьяне не могли вести самостоятельного хозяйства. До заключения сделки о выкупе крестьяне

572 ПРИМЕЧАНИЯ

считались «временнообязанными» и несли повинность в пользу помещика в виде оброков и барщины. Выкуп крестьянами своих наделов в собственность был прямым ограблением их помещиками и цар­ским правительством. Для уплаты крестьянами долга царскому правительству устанавливалась рас­срочка в 49 лет с платежом 6%. Недоимки по выкупной операции росли из года в год. Только бывшие помещичьи крестьяне выплатили царскому правительству по выкупной операции 1,9 млрд. руб., в то время как рыночная цена земли, перешедшей к крестьянам, не превышала 544 млн. руб. Фактически крестьяне были вынуждены за свои земли платить сотни миллионов рублей, что вело к разорению крестьянских хозяйств и массовому обнищанию крестьянства.

Русские революционные демократы во главе с Н. Г. Чернышевским критиковали «крестьянскую реформу» за ее крепостнический характер.

В. И. Ленин назвал «крестьянскую реформу» 1861 года первым массовым насилием над крестьян­ством в интересах рождавшегося капитализма в земледелии, помещичьей «чисткой земель» для капи­тализма.

О реформе 1861 года см. статью Ф. Энгельса «Социализм в Германии» (К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Сочинения, т. XVI, ч. II, 1936, стр. 252—254) и работы В. И. Ленина: «Пятидесятилетие падения крепостного права», «По поводу юбилея», ««Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская ре­волюция» (Сочинения, 4 изд., том 17, стр. 64—67, 84—101). — 25.

9 В рукопись вкрались отдельные неточности в иллюстративном расчете: всего посева получается 1651 десятина; размер предъявляемого рынку денежного спроса, считая только хозяйства с посевом более 5 дес. на двор, составляет 22498 руб. Посевная площадь хозяйств с посевом более 5 десятин на двор составит 1603 десятины. Однако эти неточности не оказывают влияния на общие выводы.

В первом томе четвертого издания Сочинений В. И. Ленина указанные арифметические неточности были устранены путем изменения исходных данных, взятых В. И. Лениным.

В настоящем издании иллюстративный расчет восстанавливается по рукописи В. И. Ленина. — 33.

10

Супряга — старинная элементарная форма совместной работы деревенской бедноты, при которой не­сколько крестьянских дворов объединяли рабочий скот и другие средства производства для выполне­ния сельскохозяйственных работ. В. И. Ленин во второй главе книги «Развитие капитализма в России» называет супрягу «кооперацией падающих хозяйств, вытесняемых крестьянской буржуазией» (Сочи­нения, 4 изд., том 3, стр. 56). — 36.

ПРИМЕЧАНИЯ 573

11 Сельская расправа — специальный суд для государственных крестьян, учрежденный в царской России

по положению 1838 года, в составе сельского старшины (председатель) и двух выбранных крестьян. Сельская расправа, будучи судом первой инстанции, рассматривала незначительные гражданские дела и проступки, присуждала к штрафам, принудительным работам и наказанию розгами. Второй инстан­цией сельского суда являлась волостная расправа. В 1858 году волостные и сельские расправы были упразднены, однако сам термин «расправа» продолжал бытовать для низших сельских судов. — 40.

12 «Русская Мысль» — ежемесячный журнал либерально-народнического направления; выходил в Моск-

ве с 1880 года. В 90-х годах во время полемики марксистов с либеральными народниками редакция журнала, оставаясь на народнических позициях, иногда предоставляла страницы журнала для статей марксистов. В отделе художественной литературы журнала печатались прогрессивные писатели — А. М. Горький, В. Г. Короленко, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Г. И. Успенский, А. П. Чехов и др.

После революции 1905 года журнал стал органом правого крыла кадетской партии и выходил под редакцией П. Б. Струве. Закрыт в середине 1918 года. — 46.

13 Длинноземелье — растянутые на многие километры (иногда на 25—30 километров в каждую сторону)

надельные крестьянские земли. Длинноземелье часто встречалось в южных и восточных степных рай­онах России, где преобладали крупные селения, насчитывавшие по нескольку сот крестьянских дворов (описание длинноземелья см. в книге В Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйство». М., 1891, глава III. Крестьянское длинноземелье, стр. 69—105). — 50.

14 «Вестник Европы» — ежемесячный историко-политический и литературный журнал буржуазно- либерального направления; выходил в Петербурге с 1866 года по 1918 год. В журнале печатались ста­ тьи против революционных марксистов. — 54.

15 Уездные присутствия по крестьянским делам были созданы в царской России в 1874 году для надзора за сельскими и волостными органами «крестьянского общественного управления». Возглавляемые уездными предводителями дворянства присутствия состояли из исправников, мировых судей и пред­ седателей уездных земских управ. Уездные присутствия по крестьянским делам подчинялись губерн­ ским присутствиям, во главе которых стояли губернаторы. — 59.

574 ПРИМЕЧАНИЯ

16 Речь идет о голоде 1891 года, который с особой силой охватил восточные и юго-восточные губернии России. По своим размерам голод 1891 года превышал все предшествовавшие ему аналогичные сти­ хийные бедствия в стране. Голод, принесший трудящемуся населению невероятные бедствия, вызвал массовое разорение крестьян и вместе с тем ускорил процесс создания внутреннего рынка для разви­ тия капитализма в России (о голоде 1891 года в России см. в статье Ф. Энгельса «Социализм в Герма­ нии». К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, ч. II, 1936, стр. 253—254, а также В. И. Ленин. Сочи­ нения, 4 изд., том 3, стр. 135, 488). — 62.

17 Работа В. И. Ленина «По поводу так называемого вопроса о рынках» написана в Петербурге осенью

1893 года.

Важнейшие положения данной работы Ленин первоначально изложил на собрании кружка петер­бургских марксистов (так называемый кружок «стариков») при обсуждении реферата Г. Б. Красина на тему «Вопрос о рынках». По отзывам участников кружка выступление Ленина произвело на присутст­вовавших огромное впечатление. Н. К. Крупская, вспоминая об этом выступлении Ленина, писала: «Вопрос о рынках в трактовке приезжего марксиста ставился архиконкретно, связывался с интересами масс, чувствовался во всем подходе именно живой марксизм, берущий явления в их конкретной об­становке и в их развитии» (Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. М., 1957, стр. 10).

В своем выступлении на заседании кружка, а затем в написанном реферате под названием «По по­воду так называемого вопроса о рынках» Ленин указал на ошибки Г. Б. Красина, который считал на­личие внешних рынков необходимым условием капиталистического производства и отрицал связь между двумя подразделениями общественного производства. Вместе с тем Ленин подверг резкой кри­тике взгляды либеральных народников на судьбы капитализма в России, а также воззрения представи­телей нарождавшегося «легального марксизма».

Работа Ленина «По поводу так называемого вопроса о рынках» распространялась в социал-демократических кружках Петербурга и других городов; она явилась сильным оружием в борьбе с на­родничеством и «легальным марксизмом». Основные выводы этой работы в дальнейшем были разви­ты Лениным в его книге «Развитие капитализма в России».

Рукопись работы Ленина «По поводу так называемого вопроса о рынках», считавшаяся утерянной, поступила в распоряжение Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС лишь в 1937 году.

Впервые работа была напечатана в журнале «Большевик» № 21 за 1937 год; в 1938 году она была выпущена

ПРИМЕЧАНИЯ 575

Институтом отдельным изданием; затем вошла в первый том четвертого издания Сочинений В. И. Ле­нина. — 67.

18 Сверхстоимость — прибавочная стоимость (Mehrwert по Марксу). В работах 90-х годов В. И. Ленин употреблял термин «сверхстоимость» наряду с термином «прибавочная стоимость». Позднее он поль­ зовался только термином «прибавочная стоимость». — 73.

19 Схема расширенного воспроизводства с учетом технического прогресса дается точно по рукописи В. И. Ленина; имеющиеся в ней отдельные цифровые неточности не влияют на ход рассуждений и общие выводы. — 79.

20 В графе «Средства производства для средств потребления» приводится полная сумма Ι (ν + m), которая

включает часть, предназначенную для накопления. Следует иметь в виду, что часть вновь созданной стоимости в 1-ом подразделении воплощается в орудиях и материалах, представляющих собой не средства производства для П-го подразделения, а дополнительные (сверх возмещения) средства про­изводства для 1-го подразделения. Какая часть произведенных средств производства предназначена для П-го подразделения и какая часть остается в 1-ом, — об этом можно судить по величине постоян­ного капитала, фактически функционирующего в обоих подразделениях в следующем году.

В рукопись В. И. Ленина вкрались две описки, а именно: вместо 3172V2 написано 3172, вместо 10830—IO828V2 что очевидно из приведенной в тексте схемы. — SO.

21 См. К. Маркс. «Капитал», т. II, 1955, стр. 439. — 82.

22 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 113. — 95.

23 См. К. Маркс. «Капитал», т. II, 1955, стр. 314 (примечание 32). — 101.

24 Исправлены арифметические неточности. В рукописи было ошибочно написано 7014 и 28275. В. И. Ленин исправил эту описку в книге «Развитие капитализма в России» (см. Сочинения, 4 изд., том 3, стр. 61).— 70S.

25 Исправлена арифметическая неточность. В рукописи было ошибочно написано 149703. — 108.

26 Книга В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? (От­ вет на статьи «Русского Богатства» против марксистов)» написана в 1894 году (первый выпуск был закончен в апреле, второй и третий — летом). Ленин начал работать над книгой в Самаре

576 ПРИМЕЧАНИЯ

в 1892—1893 годах. В самарском кружке марксистов он читал рефераты, в которых подвергал резкой критике противников марксизма — либеральных народников: В. В. (Воронцова), Михайловского, Южакова, Кривенко. Эти рефераты явились подготовительным материалом к книге «Что такое «дру­зья народа» и как они воюют против социал-демократов?».

Осенью 1894 года Ленин читал свою работу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» в петербургском марксистском кружке. «Помню, как всех захватила эта книга, — писала в своих воспоминаниях Н. К. Крупская. — В ней с необыкновенной ясностью была постав­лена цель борьбы. «Друзья народа» в отгектографированном виде потом ходили по рукам под кличкой «желтеньких тетрадок». Они были без подписи. Их читали довольно широко, и нет никакого сомне­ния, что они оказали сильное влияние на тогдашнюю марксистскую молодежь» (Н. К. Крупская. Вос­поминания о Ленине. М., 1957, стр. 12).

Книга Ленина издавалась отдельными выпусками. Первый выпуск был отпечатан на гектографе в июне 1894 года в Петербурге и распространен нелегально в Петербурге и других городах. В июле 1894 года вышло второе издание первого выпуска, напечатанное тем же способом. Около 100 экземпляров первого и второго выпусков были напечатаны А. А. Ганшиным в августе в Горках (Владимирская гу­берния) и в сентябре — в Москве. В сентябре того же года А. А. Ванеев отпечатал в Петербурге на гектографе еще 50 экземпляров первого выпуска (это было четвертое издание) и примерно такое же количество экземпляров третьего выпуска. Это издание книги имело на обложке пометку: «Издание провинциальной группы социал-демократов». Пометка была сделана в целях конспирации. Местные организации размножали работу Ленина различными способами: отдельные выпуски переписывались от руки, печатались на машинке и т. д. Группа социал-демократов в Борзенском уезде Черниговской губернии напечатала в 1894 году книгу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» на гектографе. Экземпляры этого издания были распространены в Чернигове, Киеве и Петербурге. В конце 1894 года книгу читали в Вильно; в 1895 году — в Пензе; примерно тогда же во Владимире. В 1895—1896 гг. книга была распространена среди студентов-марксистов Томска. В это же время она читалась в Ростове-на-Дону; в 1896 году — в Полтаве и других городах.

Книга Ленина была хорошо известна группе «Освобождение труда», а также другим русским соци­ал-демократическим организациям за границей.

Гектографированное издание первого и третьего выпусков книги «Что такое «друзья народа» и как они

ПРИМЕЧАНИЯ 577

воюют против социал-демократов?» было обнаружено в начале 1923 года в берлинском социал-демократическом архиве и почти одновременно в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.

В первом, втором и третьем изданиях Сочинений В. И. Ленина эта работа печаталась по гектогра­фированным изданиям 1894 года, найденным в 1923 году.

В 1936 году в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС поступил новый экземпляр гектогра­фированного издания 1894 года книги Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Этот экземпляр содержит многочисленные редакционные правки, сделанные, очевидно, Лениным при подготовке намечавшегося издания книги за границей.

В первом томе четвертого издания Сочинений В. И. Ленина работа «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» печаталась по экземпляру гектографированного издания, поступившему в Институт в 1936 году, с учетом имеющихся исправлений. Согласно авторизованному экземпляру, кавычки заменены в соответствующих местах курсивом, а ряд вставок, данных в основ­ном тексте в скобках, перенесен в подстрочные сноски. Было напечатано также ленинское объяснение к таблице (приложение I к книге), пропущенное в предыдущих изданиях.

В настоящем издании первый и третий выпуски книги печатаются по тому же источнику, что и в четвертом издании.

Второй выпуск книги до сих пор не найден. — 125.

27 «Русское Богатство» — ежемесячный журнал, выходил в Петербурге с 1876 до середины 1918 года. С начала 90-х годов журнал стал органом либеральных народников и редактировался С. Н. Кривенко и Н. К. Михайловским. Журнал проповедовал примирение с царским правительством и вел ожесточен­ ную борьбу против марксизма и русских марксистов. В литературном отделе журнала печатались про­ грессивные писатели — В. В. Вересаев, В. М. Гаршин, А. М. Горький, В. Г. Короленко, А. И. Куприн, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Г. И. Успенский и др.

С 1906 года — орган полу кадетской партии энесов («народных социалистов»). — 129.

28 Имеется в виду статья Н. К. Михайловского «Литература и жизнь», напечатанная в журнале «Русское Богатство» № 10 за 1893 год. Эта статья вызвала отклики со стороны марксистов в виде писем к авто­ ру статьи. Часть писем напечатана в журнале «Былое» № 23 за 1924 год. — 129.

29 Имеется в виду статья Н. К. Михайловского «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского», которая была напечатана

578 ПРИМЕЧАНИЯ

в журнале «Отечественные Записки» № 10, октябрь 1877 года. — 131.

30 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955. Предисловие к первому немецкому изданию, стр. 8. — 133.

31 Имеется в виду работа К. Маркса «К критике гегелевской философии права», написанная Марксом в Крейцнахе летом 1843 года. В Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС хранится незакончен­ ная рукопись этой работы, в которой дается развернутый критический анализ §§ 261—313 работы Ге­ геля «Основы философии права». Маркс намеревался подготовить к печати и опубликовать свой об­ ширный труд «К критике гегелевской философии права» вслед за появившимся в «Deutsch- Französische Jahrbücher» («Немецко-Франпузском Ежегоднике») в 1844 году «Введением» к этой рабо­ те. Однако осуществить это намерение Марксу не удалось. Впервые на языке оригинала рукопись Маркса была опубликована Институтом марксизма-ленинизма в 1927 году (см. К. Маркс и Ф. Эн­ гельс. Сочинения, 2 изд., т. 1, стр. 219—368, 414—429). — 134.

32 В. И. Ленин цитирует предисловие к «К критике политической экономии». В статье «Карл Маркс» (1914) В. И. Ленин дает новый перевод приведенной цитаты (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. I, 1955, стр. 321—323). — 136.

33 «Contrat social» («Общественный договор») — одна из основных работ Жан-Жака Руссо. Полное на­ звание произведения: «Du Contract social; ou, Principes du droit politique» («Об общественном договоре, или Принципы политического права»); издана в Амстердаме в 1762 году; переведена на русский язык в 1906 году. Основная идея этой работы — утверждение, что всякий общественный строй должен яв­ ляться результатом свободного соглашения, договора между людьми. Будучи идеалистической в своей основе, теория «общественного договора», выдвинутая накануне французской буржуазной революции XVIII века, сыграла тем не менее революционную роль. Она была выражением требований буржуаз­ ного равенства, призывом к уничтожению феодальных сословных привилегий и установлению буржу­ азной республики. —136.

34 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 378. — 144.

35 Письмо Карла Маркса в редакцию «Отечественных Записок» было написано в конце 1877 года в связи со статьей Н. К. Михайловского «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского». Это письмо было пере­писано и отправлено в Россию Ф. Энгельсом после смерти Маркса. По свидетельству Энгельса, оно «долгое время циркулировало в России в ру-

ПРИМЕЧАНИЯ 579

кописных копиях с французского оригинала, а затем было опубликовано в русском переводе в «Вест­нике Народной Воли» (№ 5. — Ред.), в 1886 году, в Женеве, а позднее и в самой России. Письмо это, как и все, что выходило из-под пера Маркса, обратило на себя большое внимание в русских кругах» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, ч. II, 1936, стр. 396). В России письмо Маркса впервые было напечатано в журнале «Юридический Вестник» № 10 за 1888 год (см. К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Избранные письма, 1953, стр. 313—316). — 144.

36 См. Ф. Энгельс. «Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом» (Отдел второй. Политическая экономия. Глава первая. Предмет и метод), 1957, стр. 140. — 144.

37 Упоминаемое здесь сочинение — «Немецкая идеология» — совместное произведение К. Маркса и Ф. Энгельса, над которым они работали в 1845—1846 годах.

Рукопись объемом около 50 печатных листов состояла из двух томов, первый из которых содержал главным образом разработку основных положений исторического материализма и критику философ­ских взглядов Я. Фейербаха, Б. Бауэра и М. Штирнера, а второй — критику взглядов различных пред­ставителей «истинного социализма».

В 1846—1847 гг. Маркс и Энгельс делали неоднократные попытки найти в Германии издателя для своего произведения. Однако из-за препятствий со стороны полиции и вследствие отказа издателей, являвшихся заинтересованными представителями тех направлений, против которых боролись Маркс и Энгельс, эти попытки оказались безрезультатными. При жизни Маркса и Энгельса была опубликована только одна, IV, глава II тома «Немецкой идеологии» в журнале «Das Westphälische Dampfboot» («Вестфальский Пароход») за август и сентябрь 1847 года. Рукопись десятки лет лежала под спудом в архивах германской социал-демократии. «Немецкая идеология» впервые была полностью опублико­вана в 1932 году на немецком языке в издании Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Рус­ский перевод этого произведения вышел в 1933 году (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т.З).

Приводимая Энгельсом характеристика «Немецкой идеологии» взята из предисловия к его работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избран­ные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 340). — 145.

38 См. Ф. Энгельс. Предисловие к первому немецкому изданию работы «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 161). — 146.

580 ПРИМЕЧАНИЯ

39 Гентилъная, родовая организация общества — первобытнообщинный строй, или первая в истории человечества общественно-экономическая формация. Возникновение родового строя хронологически совпало с завершением формирования типа современного человека. Родовая община представляла со­ бой коллектив кровных родственников, объединенных хозяйственными и общественными связями. В своем развитии родовой строй прошел два периода: матриархат и патриархат. Патриархат завершился превращением первобытного общества в классовое и возникновением государства. Основой произ­ водственных отношений первобытнообщинного строя являлись общественная собственность на сред­ ства производства и уравнительное распределение продуктов. Это в основном соответствовало низко­ му уровню развития производительных сил и их характеру в тот период. Каменные орудия, а затем лук и стрелы исключали возможность борьбы с силами природы и хищными животными в одиночку.

О первобытнообщинном строе см. К. Маркс. «Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее обще­ство»» (Архив Маркса и Энгельса, т. IX, 1941) и работу Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». — 149.

40 Поместная система — особая система феодального землевладения, которая возникла и утвердилась в

России в XV и особенно в XVI столетии. Поместная система неразрывно связана с формированием централизованного государства и созданием централизованной армии. Поместная земля, считавшаяся собственностью феодального государя, раздавалась правительством служилым людям за обязанности несения ратной или дворцовой службы. Размеру земельного надела соответствовали и служебные обя­зательства владельца. В отличие от вотчины, являвшейся полной и наследственной собственностью боярина, поместье было условным и временным владением служилого дворянина.

С середины XVI столетия началось постепенное превращение поместья в наследственное владение и поместье все более сближалось с вотчиной. В XVII столетии различие между двумя формами фео­дального землевладения — вотчиной и поместьем — стирается; феодальные права владельцев вотчи­ны и поместья уравниваются. После указа Петра I в 1714 году о единонаследии поместье окончатель­но становится частной собственностью дворян-помещиков. Термин «поместье» продолжал приме­няться в России на протяжении всей феодальной эпохи. — 151.

41 / Интернационал Международное Товарищество Рабочих, первая международная организация про-

летариата, основанная К. Марксом в 1864 году на международном рабочем

ПРИМЕЧАНИЯ 581

собрании в Лондоне, созванном английскими и французскими рабочими. Создание I Интернационала — результат упорной многолетней борьбы К. Маркса и Ф. Энгельса за революционную партию рабо­чего класса. Как отмечал В. И. Ленин, I Интернационал «заложил фундамент международной органи­зации рабочих для подготовки их революционного натиска на капитал», «заложил фундамент проле­тарской, международной борьбы за социализм» (Сочинения, 4 изд., том 29, стр. 280, 281).

Центральным руководящим органом I Интернационала был Генеральный совет Международного Товарищества Рабочих, бессменным членом которого являлся К. Маркс. Преодолевая мелкобуржуаз­ные влияния и сектантские тенденции, господствовавшие тогда в рабочем движении (тред-юнионизм в Англии, прудонизм и анархизм в романских странах), Маркс сплачивал вокруг себя наиболее созна­тельных членов Генерального совета (Ф. Лесснер, Э. Дюпон, Г. Юнг и др.). I Интернационал руково­дил экономической и политической борьбой рабочих различных стран и укреплял их международную солидарность. Огромна роль I Интернационала в деле распространения марксизма, в соединении со­циализма с рабочим движением.

После поражения Парижской Коммуны перед рабочим классом встала задача создания массовых национальных партий на основе принципов, выдвинутых I Интернационалом. «Принимая во внимание положение дел в Европе, — писал в 1873 году К. Маркс, — я считаю безусловно полезным временно отодвинуть на задний план формальную организацию Интернационала» (см. К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Избранные письма, 1953, стр. 288). В 1876 году на Филадельфийской конференции I Интерна­ционал был официально распущен. — 155.

42 В. И. Ленин употребляет имя В. Буренина, сотрудника реакционной газеты «Новое Время», в нарица­ тельном смысле для обозначения нечестных методов полемики. — 155.

43 «Новое Время» — ежедневная газета, выходила в Петербурге с 1868 по 1917 год; принадлежала раз­ ным издателям и неоднократно меняла свое политическое направление. Вначале умеренно либераль­ ная, с 1876 года она превратилась в орган реакционных дворянских и чиновно-бюрократических кру­ гов. С 1905 года — орган черносотенцев. После Февральской буржуазно-демократической революции газета полностью поддерживала контрреволюционную политику буржуазного Временного правитель­ ства и вела бешеную травлю большевиков. Закрыта Военно-революционным комитетом при Петро­ градском Совете 26 октября (8 ноября) 1917 года. В. И. Ленин называл «Новое Время» образцом про­ дажных газет.

582 ПРИМЕЧАНИЯ

В фельетоне «Критические очерки», напечатанном 4 февраля 1894 года, В. Буренин расхваливал Н. К. Михайловского за его борьбу против марксистов. — 158.

44 См. Ф. Энгельс. Предисловие к первому изданию работы «Происхождение семьи, частной собственно­ сти и государства» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 160). —160.

45 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 11. — 161.

46

Имеется в виду журнал «Deutsch-Französische Jahrbücher» («Немецко-Французский Ежегодник»), кото­рый издавался в Париже под редакцией К. Маркса и А. Руге на немецком языке. Вышел только пер­вый, двойной, выпуск журнала в феврале 1844 года. Главной причиной прекращения выхода журнала были принципиальные разногласия Маркса с буржуазным радикалом Руге. — 161.

47 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 1, стр. 379—380. — 162.

48 Триада (греч. trias) в философии — формула трехступенчатого развития. Впервые идея трехступенча­ того развития была высказана древнегреческими философами неоплатониками, в частности Проклом. Она нашла свое выражение в работах немецких философов-идеалистов: Фихте и Шеллинга. Триада получила наиболее всестороннее развитие в идеалистической философии Гегеля, который считал, что всякий процесс развития проходит три ступени: тезис, антитезис, синтез. Вторая ступень означает от­ рицание первой, и переход к ней является превращением в противоположность; третья ступень явля­ ется отрицанием второй, т. е. отрицанием отрицания; она по существу означает возврат к исходной форме, только обогащенной новым содержанием и на новой более высокой основе. Гегелевская триада — это схема, под которую искусственно подгонялась действительность; произвольное конструирова­ ние схемы триады искажало действительное развитие природы и общества. К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин, высоко оценивая рациональные моменты диалектики Гегеля, критически переработали его диалектический метод и создали материалистическую диалектику, которая отражает наиболее общие законы развития объективного мира и человеческого мышления. — 163.

49 См. Ф. Энгельс. «Анти-Дюринг» (Отдел первый. Философия. Глава тринадцатая. Диалектика. Отрица­ ние отрицания). —163.

50 Систематическое изложение и дальнейшее развитие марксистского диалектического метода дано в произведениях

ПРИМЕЧАНИЯ 583

В. И. Ленина: «Материализм и эмпириокритицизм», «Философские тетради», «Карл Маркс» и другие. — 165.

51 Автор заметки (И. К—н) — профессор Петербургского университета И. И. Кауфман. Заметка оценена Марксом как одно из удачных изложений диалектического метода (см. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955. Послесловие ко второму изданию, стр. 17—19). — 166.

52 В. И. Ленин приводит ниже в тексте (на страницах 169—174 настоящего тома) в собственном переводе отрывок из работы Ф. Энгельса «Анти-Дюринг» (Отдел первый. Философия. Глава тринадцатая. Диа­ лектика. Отрицание отрицания). См. в издании Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, 1957, стр. 121—126. —169.

53

54

См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 84—85. — 172. См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 764. — 172.

55 Имеется в виду «Послесловие» ко второму изданию первого тома «Капитала» К. Маркса. — 175.

56 «Отечественные Записки» — литературно-политический журнал, начал издаваться в Петербурге в 1820 году; с 1839 года становится лучшим, прогрессивным журналом того времени. В работе журнала принимали участие В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Т. Н. Грановский, Н. П. Огарев и др. С 1846 года, после ухода из редакции Белинского, значение «Отечественных Записок» стало падать. С 1868 года, когда журнал перешел в руки Н. А. Некрасова и М. Е. Салтыкова-Щедрина, наступил период нового расцвета «Отечественных Записок»; в это время журнал группировал вокруг себя революционно- демократическую интеллигенцию. После смерти Некрасова (1877) преобладающее влияние в журнале приобрели народники.

Журнал подвергался непрерывным цензурным преследованиям и в апреле 1884 года был закрыт царским правительством. — 176.

Имеются в виду следующие положения, сформулированные К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии»:

«Теоретические положения коммунистов ни в какой мере не основываются на идеях, принципах, выдуманных или открытых тем или другим обновителем мира.

Они являются лишь общим выражением действительных отношений происходящей классовой борьбы, выражением совершающегося на наших глазах исторического движения» (К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Сочинения, 2 изд., т. 4, стр. 438). — 179.

584 ПРИМЕЧАНИЯ

58 См. Φ. Энгельс. «Анти-Дюринг» (Отдел первый. Философия. Глава девятая. Мораль и право. Вечные истины), 1957, стр. 88. — 181.

59 Имеются в виду статьи Н. К. Михайловского: «По поводу русского издания книги Карла Маркса» («Отечественные Записки» № 4, апрель 1872 г.) и «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского» («Оте­ чественные Записки» № 10, октябрь 1877 г.). — 183.

60 В. И. Ленин цитирует письмо К. Маркса к А. Руге (сентябрь 1843 года) (см. К. Маркс и Ф. Эн­ гельс. Сочинения, 2 изд., т. 1, стр. 381). — 187.

61 В. И. Ленин имеет в виду С. Н. Южакова, политико-экономические воззрения которого подвергнуты критике особенно во втором выпуске книги «Что такое «друзья народа» и как они воюют против соци­ ал-демократов?». Ни рукопись, ни гектографированное издание второго выпуска этой книги не найде­ ны. —188.

62 Имеется в виду группа «Освобождение труда» — первая русская марксистская группа, основанная Г. В. Плехановым в Женеве (Швейцария) в 1883 году. Кроме Плеханова в группу входили П. Б. Аксель­ род, Л. Г. Дейч, В. И. Засулич, В. Н. Игнатов.

Группа «Освобождение труда» проделала большую работу по распространению марксизма в Рос­сии. Она переводила на русский язык, издавала за границей и распространяла в России работы осно­воположников марксизма: «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, «Наемный труд и капитал» Маркса, «Развитие социализма от утопии к науке» Энгельса и другие. Плеханов и его группа нанесли серьезный удар народничеству. Написанные Плехановым в 1883 и 1885 годах два про­екта программы русских социал-демократов, изданные группой «Освобождение труда», являлись важным шагом для подготовки и создания социал-демократической партии в России. Крупную роль в распространении марксистских взглядов сыграли работы Плеханова «Социализм и политическая борьба» (1883), «Наши разногласия» (1885), «К вопросу о развитии монистического взгляда на исто­рию» (1895). Но у группы «Освобождение труда» были и серьезные ошибки: остатки народнических взглядов, недооценка революционности крестьянства, переоценка роли либеральной буржуазии. Эти ошибки явились зародышем будущих меньшевистских взглядов Плеханова и других членов группы. Группа «Освобождение труда» не была практически связана с рабочим движением. В. И. Ленин ука­зывал, что группа «Освобождение труда» «лишь теоретически основала социал-демократию и сделала

ПРИМЕЧАНИЯ 585

первый шаг навстречу рабочему движению» (Сочинения, 4 изд., том 20, стр. 255).

На втором съезде РСДРП в августе 1903 года группа «Освобождение труда» заявила о прекраще­нии своего существования. —196.

63 «От издателей» — послесловие к первому изданию первого выпуска работы В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». — 204.

64 «К предлагаемому изданию» — послесловие ко второму изданию первого выпуска работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», написанное в июле 1894 года. — 205.

65 «Юридический Вестник» — ежемесячный журнал буржуазно-либерального направления; выходил в Москве с 1867 по 1892 год. — 211.

66 Имеется в виду Манифест об отмене крепостного права в России, подписанный 19 февраля 1861 года

царем Александром П. — 224.

67 Упоминаемые В. И. Лениным данные по нескольким уездам о разложении крестьянства вошли во вто­ рой (ненайденный) выпуск книги «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал- демократов?».

Вопрос о разложении крестьянства подробно разработан Лениным в работе «Развитие капитализма в России», особенно во второй главе: «Разложение крестьянства». — 229.

68 Четвертными крестьянами в царской России назывался разряд бывших государственных крестьян, потомков мелких служилых людей, поселенных в XVI—XVII столетиях на окраинах Московского го­ сударства. За службу по охране границ поселенцы (казаки, стрельцы, солдаты) получали во временное или наследственное пользование небольшие участки земли, измерявшиеся «четвертями». С 1719 года казенные поселенцы стали именоваться однодворцами. Одно дворцы раньше пользовались привиле­ гиями, имели право владеть крестьянами. На протяжении XIX столетия одно дворцы были постепенно приравнены в правах к крестьянам. По положению 1866 года земля однодворцев (четвертная земля) была признана их частной собственностью. — 231.

69 Здесь и в других местах настоящего тома В. И. Ленин цитирует книгу И. А. Гурвича «Экономическое

положение русской деревни», вышедшую на английском языке в Нью-Йорке в 1892 году; на русском языке эта книга была издана в 1896 году. Книга содержит ценный фактический материал; она получи­ла высокую оценку Ленина. — 231.

586 ПРИМЕЧАНИЯ

70 В. И. Ленин цитирует работу К. Маркса «К критике гегелевской философии права. Введение» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 1, стр. 415). — 241.

71 Помпадуры — обобщенный сатирический образ, созданный М. Е. Салтыковым-Щедриным в произве-

дении «Помпадуры и помпадурши», в котором великий русский писатель-сатирик заклеймил высшую царскую администрацию, министров и губернаторов. Меткое определение Салтыкова-Щедрина проч­но вошло в русский язык как обозначение административного произвола, самодурства. — 252.

72 Статья Г. И. Успенского «Равнение под одно» является продолжением и окончанием его рассказа «Ста-

рики», напечатанного в XI книге «Русской Мысли» за 1881 год. — 263.

73 Гладстоновские ландбилли — земельные законы, проведенные английским либеральным министерст-

вом Гладстона в 70-х и 80-х годах XIX столетия. В целях смягчения борьбы между арендаторами и землевладельцами-лендлордами и заполучения голосов арендаторов на свою сторону правительство Гладстона провело некоторые незначительные ограничения произвола лендлордов, которые массами выселяли арендаторов. Правительство обещало также урегулировать вопрос о платежных недоимках арендаторов, создать особые земельные суды для установления «справедливой» арендной платы и т. д. Гладстоновские ландбилли — образец социальной демагогии либеральной буржуазии. — 266.

74 «Неделя» — либерально-народническая политическая и литературная газета; выходила в Петербурге с

1866 по 1901 год. Газета выступала против борьбы с самодержавием, проповедовала так называемую теорию «малых дел», т. е. призывала интеллигенцию отказаться от революционной борьбы и заняться «культурничеством». — 271.

75 Имеется в виду французский утопический социализм, получивший широкое распространение в начале XIX века и представлявший собой одно из главных идейных течений в тот период.

Социально-экономической основой возникновения французского утопического социализма были рост эксплуатации трудящихся масс, проявление непримиримых противоречий между пролетариатом и буржуазией. Виднейшими представителями французского утопического социализма были А.-К. Сен-Симон и III. Фурье, взгляды которых получили широкое распространение не только во Франции, но и в других странах. Однако французские социалисты-утописты не могли последовательно раскрыть сущность

ПРИМЕЧАНИЯ 587

капиталистических отношении и капиталистической эксплуатации, выяснить основное противоречие капиталистического способа производства. Необходимость социалистического переустройства обще­ства они обосновывали, исходя из утопического характера своих социально-политических идеалов, из необходимости победы разума над невежеством, истины над ложью. Незрелость их воззрений объяс­няется социальными условиями эпохи, недостаточным развитием крупной капиталистической про­мышленности и промышленного пролетариата. Подробно о французском социализме см. работы Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» и «Анти-Дюринг». В. И. Ленин характеризовал учения французских социалистов-утопистов в связи с французскими революционными учениями во­обще как один из источников марксизма.

Русские революционные демократы А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, воспринявшие идеи французских просветителей, в отличие от многих направлений за­падноевропейского утопического социализма, отстаивали идею борьбы масс за свержение самодержа­вия, идею крестьянской революции. Однако они ошибочно полагали, что путь к социализму лежит че­рез полуфеодальную крестьянскую общину. Ввиду слабого экономического развития России, русские революционные демократы во главе с Чернышевским не смогли раскрыть решающей роли рабочего класса в построении социалистического общества. — 271.

76 Имеется в виду книга В. В. (В. П. Воронцова) «Наши направления», вышедшая в 1893 году. — 271.

77 Ответ Н. К. Михайловского В. В. был дан в статье «Литература и жизнь», напечатанной в № 10 «Рус­ ского Богатства» за 1893 год. — 272.

78 Бакунисты и бунтари — сторонники и последователи М. А. Бакунина (1814—1876), идеолога анар­ хизма и ярого врага марксизма и научного социализма. Бакунисты вели упорную борьбу против мар­ ксистской теории и тактики рабочего движения. Основным положением бакунизма является отрица­ ние всякого государства, в том числе и диктатуры пролетариата, непонимание всемирно-исторической роли пролетариата. Бакунин выдвинул идею «уравнения» классов, объединения «свободных ассоциа­ ций» снизу. Тайное революционное общество, составленное из «выдающихся» личностей, должно бы­ ло, по мнению бакунистов, руководить народными бунтами, которые совершаются немедленно. Так, бакунисты полагали, что в России крестьянство готово немедленно подняться на восстание. Их такти­ ка заговорщичества, немедленных бунтов и терроризма

588 ПРИМЕЧАНИЯ

была авантюристична и враждебна марксистскому учению о восстании. Бакунизм близок прудонизму — мелкобуржуазному течению, отражавшему идеологию мелкого разорившегося собственника. Од­ним из представителей бакунистов в России был С. Г. Нечаев, который поддерживал тесную связь с Бакуниным, жившим за границей. Программа заговорщического общества была ими изложена в «Ре­волюционном катехизисе». В 1869 году Нечаев пытался создать в России узкую заговорщическую ор­ганизацию «Народная расправа». Однако ему удалось организовать лишь ряд кружков в Москве. «На­родная расправа» была вскоре обнаружена и в декабре 1869 года разгромлена царским правительст­вом. Теория и тактика бакунистов была резко осуждена К. Марксом и Ф. Энгельсом. В. И. Ленин ха­рактеризовал бакунизм как миросозерцание «отчаявшегося в своем спасении мелкого буржуа» (Сочи­нения, 4 изд., том 18, стр. 11). Бакунизм явился одним из идейных источников народничества.

О Бакунине и бакунистах см. работы К. Маркса и Ф. Энгельса «Альянс социалистической демокра­тии и Международное Товарищество Рабочих» (1873); Ф. Энгельса «Бакунисты за работой» (1873), «Эмигрантская литература» (1875), а также работу В. И. Ленина «О временном революционном пра­вительстве» (1905) и другие. — 272.

' Народовольцы — члены тайной политической организации народников-террористов «Народная воля», возникшей в августе 1879 года в результате раскола тайного общества «Земля и воля». Во главе «На­родной воли» стоял Исполнительный комитет, в состав которого входили А. И. Желябов, А. Д. Ми­хайлов, М. Ф. Фроленко, Н. А. Морозов, В. Н. Фигнер, С. Л. Перовская, А. А. Квятковский и др. Бли­жайшей целью «Народной воли» было свержение царского самодержавия. Программа «Народной во­ли» предусматривала организацию «постоянного народного представительства», избранного на основе всеобщего избирательного права, провозглашение демократических свобод, передачу земли народу и разработку мер по переходу в руки рабочих заводов и фабрик. Однако народовольцы, не сумев найти дорогу к широким массам, стали на путь политического заговора и индивидуального террора. Терро­ристическая борьба народовольцев не была поддержана массовым революционным движением, что дало возможность правительству жестокими преследованиями, казнями и провокацией разгромить ор­ганизацию.

После 1881 года «Народная воля» распалась. Неоднократные попытки возродить «Народную во­лю», предпринимавшиеся на протяжении 80-х годов, были безрезультатны. Так, в 1886 году возникла террористическая группа, возглавляемая А. И. Ульяновым (братом В. И. Ленина)

ПРИМЕЧАНИЯ 589

и П. Я. Шевыревым, разделявшая традиции «Народной воли». После неудачной попытки организовать покушение на Александра III, группа была раскрыта и активные участники ее казнены.

Критикуя ошибочную, утопическую программу народовольцев, В. И. Ленин с большим уважением отзывался о самоотверженной борьбе членов «Народной воли» с царизмом. В 1899 году, в «Протесте российских социал-демократов», он указывал, что «деятели старой «Народной воли» сумели сыграть громадную роль в русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддержи­вали немногих героев, несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная тео­рия» (Сочинения, 4 изд., том 4, стр. 163). — 272.

80Имеется в виду центральное представительное учреждение.

К. Маркс и Ф. Энгельс писали в 1873 году по этому вопросу: «В то время в России требовали созы­ва Земского собора. Одни требовали его для разрешения финансовых затруднений, другие, — чтобы покончить с монархией. Бакунин хотел его для демонстрации единства России и для упрочения власти и величия царя» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XIII, ч. II, 1940, стр. 645).

Для многих русских революционеров созыв Земского собора был равносилен низвержению цар­ской династии.

Созыв Земского собора из представителей всех граждан для выработки конституции был одним из программных требований русской социал-демократической партии. — 272.

81 Имеются в виду Н. Г. Чернышевский и А. И. Герцен. См. письмо К. Маркса в редакцию «Отечествен-

ных Записок» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1953, стр. 314). — 274.

82 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1953, стр. 315. — 274.

83

«Sozialpolitisches Centralblatt» («Центральный Социально-политический Листок») — орган правого крыла германской социал-демократии. Начал выходить с 1892 года. — 280.

84 Имеются в виду продажные органы печати — журналы и газеты, подкупленные царским правительст­вом и пресмыкавшиеся перед ним. — 283.

85

Имеется в виду группа социалистов-народников из русской революционной эмиграции во главе с Н. И. Утиным, А. Д. Трусовым, В. И. Бартеневым. Эта группа издавала

590 ПРИМЕЧАНИЯ

в Женеве журнал «Народное Дело». В начале 1870 года она образовала русскую секцию Международ­ного Товарищества Рабочих (I Интернационал). 22 марта 1870 года Генеральный совет Интернациона­ла принял русскую секцию в состав Интернационала. По просьбе секции представительство ее при Генеральном совете принял на себя К. Маркс. «Я с удовольствием принимаю почетную обязанность, которую вы мне предлагаете, быть вашим представителем при Главном совете», — писал Маркс 24 марта 1870 года членам Комитета русской секции (см. Переписку К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями, 2 изд., 1951, стр. 38). Члены русской секции I Интернационала поддержи­вали Маркса в его борьбе против анархистов-бакунистов, вели революционную пропаганду идей Ин­тернационала, стремились укрепить связь русского революционного движения с западноевропейским, принимали участие в рабочем движении Швейцарии и Франции. Однако во взглядах членов русской секции оставалось еще много народнического утопизма, в частности они идеализировали общину, на­зывая ее «великим достижением русского народа». Секция не смогла установить тесной связи с рево­люционным движением в России, что в конечном счете явилось основной причиной ее распада в 1872 году. —287.

86 Характеристика хозяйства А. Н. Энгельгардта дана В. И. Лениным в книге «Развитие капитализма в России», глава III, § VI. — 289.

87 «Социал-Демократ» — литературно-политическое обозрение, издавалось группой «Освобождение труда» за границей (Лондон — Женева) в 1890—1892 годах, сыграло большую роль в распростране­ нии идей марксизма в России; всего вышло четыре книги. Главное участие в «Социал-Демократе» принимали Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, В. И. Засулич.

В. И. Ленин цитирует статью Плеханова «Н. Г. Чернышевский» (см. «Социал-Демократ» № 1, 1890, стр. 138—139, а также Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. XIII, 1949, стр. 187—188). —290.

88 В. И. Ленин приводит цитату из романа Н. Г. Чернышевского «Пролог» (см. Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. XIII, 1949, стр. 106). — 292.

89

В. И. Ленин употребляет в нарицательном смысле имя Аракчеева — жестокого временщика при царях Павле I и Александре I, — с деятельностью которого связан период реакционного полицейского дес­потизма и грубой

ПРИМЕЧАНИЯ 591

военщины. Характерной чертой аракчеевского режима были жестокие меры против революционного движения угнетенных масс и какого-либо проявления свободы. — 301.

90 Имеется в виду партия «Народного права» — нелегальная организация русской демократической ин­ теллигенции, основанная летом 1893 года при участии бывших народовольцев О. В. Аптекмана, А. И. Богдановича, А. В. Гедеоновского, М. А. Натансона, Н. С. Тютчева и других. Народоправцы постави­ ли своей задачей объединение всех оппозиционных сил для борьбы за политические реформы. Орга­ низация выпустила два программных документа: «Манифест» и «Насущный вопрос». Весной 1894 го­ да она была разгромлена царским правительством. Ленинскую оценку народоправцев как политиче­ ской партии см. на стр. 342—345 настоящего тома, а также в брошюре «Задачи русских социал- демократов» (Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 463—465). Большинство народоправцев впоследствии во­ шло в партию эсеров. — 302.

91 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 766—767. —323.

92

В. И. Ленин приводит слова из басни И. А. Крылова «Кот и Повар». — 323.

93 В. И. Ленин здесь и ниже цитирует в собственном переводе предисловие ко второму изданию работы Ф. Энгельса «К жилищному вопросу» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. I, 1955, стр. 508). — 329.

94 См. К. Маркс иФ. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. I, 1955, стр. 511, 512. — 330.

95 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 451—452. — 330.

96 В. И. Ленин имеет в виду положения, высказанные К. Марксом во второй главе книги «Нищета фило­ софии», направленной против П.-Ж. Прудона (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 4, стр. 146). —332.

97 В. И. Ленин цитирует работу К. Маркса «Критика Готской программы» (см. К. Маркс и Ф. Эн­ гельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 21). — 332.

98

Маниловщина — совокупность черт характера, присущих одному из персонажей произведения Н. В. Гоголя «Мертвые души» Манилову. В образе сентиментального,

592 ПРИМЕЧАНИЯ

«прекраснодушного» помещика Манилова писатель воплотил типичные черты безвольного мечтателя, пустого фантазера, бездеятельного болтуна. В. И. Ленин употребляет имя Манилова в нарицательном смысле для характеристики либеральных народников. — 335.

99 Прокрустово ложе — выражение по имени мифологического великана-разбойника Прокруста, кото­ рый заманивал к себе путников и укладывал их на ложе: тех, кому оно было длинно, Прокруст вытя­ гивал, а тем, кому было коротко, — отрубал ноги. Отсюда выражение: уложить на прокрустово ло­ же, т. е. насильственно и неестественно приспособить что-либо к неподходящей форме. — 339.

100 См. послесловие ко второму изданию первого тома «Капитала» К. Маркса (К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 20). —340.

101 В. И. Ленин цитирует письмо К. Маркса к А. Руге (сентябрь 1843 года). Более полно это письмо Ле­ нин приводит на стр. 187 настоящего тома (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 1, стр. 381). —341.

102 Статья «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе). По поводу книги П. Струве: «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России». Спб. 1894 г.» была написана В. И. Лениным в Петербурге в кон­ це 1894 — начале 1895 года. Это — первая работа Ленина, напечатанная в легальной типографии. В этой работе Ленин продолжил критику народнических воззрений, данную в предшествующих работах, и дал развернутую критику ошибочных взглядов «легальных марксистов». Ленин раньше других рас­ познал либерально-буржуазную природу «легального марксизма». Еще в 1893 году в работе «По по­ воду так называемого вопроса о рынках» Ленин, наряду с разоблачением взглядов либеральных на­ родников, критиковал воззрения представителей нарождавшегося тогда «легального марксизма».

Осенью 1894 года Ленин выступил в петербургском кружке марксистов с рефератом, направлен­ным против взглядов Струве и других «легальных марксистов»; этот реферат послужил затем основа­нием для статьи «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве». Об этой статье и о выступлении в кружке петербургских марксистов Ленин писал в 1907 году: «В этом кружке я читал реферат, озаглавленный: «Отражение марксизма в буржуазной литературе». Как видно из за­главия, полемика со Струве была здесь несравненно более резка и

ПРИМЕЧАНИЯ 593

определенна (по социал-демократическим выводам), чем в напечатанной весной 1895 года статье. Смягчения были сделаны частью по цензурным соображениям, частью ради «союза» с легальным марксизмом для совместной борьбы против народничества. Что «толчок влево», данный тогда г-ну Струве петербургскими социал-демократами, не остался совсем безрезультатен, это ясно доказы­вает статья г-на Струве в сожженном сборнике (1895 г.) и некоторые статьи его в «Новом Слове» (1897 г.)» (Сочинения, 4 изд., том 13, стр. 82).

Статья «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» была напеча­тана (под псевдонимом К. Тулин) в сборнике «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития». Сборник был напечатан в количестве 2000 экземпляров в апреле 1895 года. Царское прави­тельство запретило его распространение и, продержав сборник целый год под запретом, конфисковало и сожгло его. Удалось спасти лишь около 100 экземпляров, которые тайно распространялись среди социал-демократов в Петербурге и других городах.

Наиболее боевой и политически заостренной статьей сборника была работа Ленина. Цензор в сво­ем докладе о сборнике «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития» особенно под­робно останавливался именно на работе Ленина. Отмечая, что авторы сборника проводят доктрину Маркса о неотразимом ходе капиталистического процесса, цензор указывал, что статья К. Тулина представляет наиболее откровенную и полную программу марксистов.

В конце 1907 года статья «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» была помещена Лениным в первом томе сборника «За 12 лет» с подзаголовком «Отражение марксизма в буржуазной литературе». Выпуск первого тома сборника был осуществлен книгоизда­тельством «Зерно» в середине ноября 1907 года (на титульном листе помечен 1908 г.). Из предпола­гавшихся к изданию трех томов удалось выпустить лишь первый том и первую часть второго. В состав первого тома, кроме названной, вошли работы Ленина: «Задачи русских социал-демократов», «Гони­тели земства и Аннибалы либерализма», «Что делать?», «Шаг вперед, два шага назад», «Земская кам­пания и план «Искры»» и «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Первый том был конфискован вскоре по выходе в свет, но значительную часть тиража удалось спасти, и книга продолжала распространяться нелегально. — 347.

3 Trucksystem — система выплаты заработной платы рабочим товарами и продуктами из фабричных лавок,

594 ПРИМЕЧАНИЯ

принадлежащих фабрикантам. Эта система, являющаяся дополнительным средством эксплуатации ра­бочих, в России была особенно распространена в районах кустарных промыслов. — 360.

104 В. И. Ленин приводит слова из басни И. А. Крылова «Волк и Пастухи». — 363.

105

Пенкосниматели, пенкоснимательство — ироническое выражение, которое неоднократно употреблял М. Е. Салтыков-Щедрин в своих произведениях для характеристики буржуазно-либеральной прессы и ее представителей. В V главе «Дневника провинциала в Петербурге» Салтыков-Щедрин, едко высмеи­вая либералов, писал: «За отсутствием настоящего дела и в видах безобидного препровождения вре­мени учреждается учено-литературное общество под названием «Вольного Союза Пенкоснимате­лей»», «Обязанности» этого «Союза» Салтыков-Щедрин охарактеризовал следующими словами: «Не пропуская ни одного современного вопроса, обо всем рассуждать с таким расчетом, чтобы никогда ничего из сего не выходило». — 366.

106 «Весть» — реакционно-крепостническая газета; выходила в Петербурге с 1863 по 1870 год. — 367.

107 «Диктатурой сердца» иронически называлась кратковременная политика заигрывания с либералами царского сановника Лорис-Меликова, назначенного в 1880 году сначала начальником «Верховной распорядительной комиссии» по борьбе с «крамолой», а затем министром внутренних дел. Обещание «уступок» либералам и беспощадные репрессии против революционеров — на этом пытался постро­ ить свою политику Лорис-Меликов. Эта политика лавирования, вызванная революционной ситуацией 1879—1880 годов, имела своей целью ослабление революционного движения и привлечение на сторо­ ну царизма оппозиционно настроенной либеральной буржуазии. После того, как революционная волна 1879—1880 годов была отбита, царское правительство отказалось от политики «диктатуры сердца» и поспешило издать манифест о «незыблемости» самодержавия. В апреле 1881 года Лорис-Меликову пришлось уйти в отставку. — 367.

108 См., например, рассказы и очерки Г. И. Успенского: «Из деревенского дневника», «Книжка чеков», «Письма с дороги», «Непорванные связи», «Живые цифры». — 393.

109

Аркадская идиллия — ироническое выражение, употребляемое в литературе как синоним счастливой, беззаботной жизни, счастливой страны. Аркадия — гористая область

ПРИМЕЧАНИЯ 595

в центре Пелопоннеса (Греция), население которой в древности занималось главным образом ското­водством. В античной и классической литературе Аркадия изображалась местом счастливой идилли­ческой жизни пастухов и земледельцев. — 399.

110 Господин Купон — образное выражение, принятое в литературе 80-х и 90-х годов XIX века для обо­ значения капитала и капиталистов. Выражение «господин Купон» пустил в ход писатель Глеб Успен­ ский в очерках «Грехи тяжкие». — 399.

111 «Коняга» — аллегорический образ задавленного и замученного непосильным трудом крестьянина- бедняка, данный М. Е. Салтыковым-Щедриным в сатирической сказке «Коняга». В этой сказке автор иносказательно говорит о «неподвижной громаде полей», которая будет держать в кабале человека до тех пор, пока он не освободит «силу сказочную» из плена. Одновременно Салтыков-Щедрин высмеи­ вает пошлые рассуждения народников о том, что «настоящий труд», который нашел для себя «коня­ га», является залогом крестьянской неуязвимости, душевного равновесия, ясности и цельности. — 403.

112 Прусский регирунгсрат (статский советник) — речь идет о немецком экономисте бароне А. Гакстгау- зене, который в 40-х годах XIX столетия посетил Россию. В книге «Исследования внутренних отно­ шений народной жизни и в особенности сельских учреждений России» Гакстгаузен подробно описал русскую крестьянскую общину, в которой видел средство укрепления крепостничества. Он расхвали­ вал николаевскую Россию, усматривая ее преимущество по сравнению с Западной Европой в отсутст­ вии в ней «язвы пролетариатства». К. Маркс и Ф. Энгельс указывали на реакционность выводов Гакст- гаузена. Взгляды Гакстгаузена резко критиковали А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. — 407.

113 Из цензурных соображений В. И. Ленин не мог прямо указать на марксистские работы, изданные группой «Освобождение труда». Он отсылает читателя к работе В. В. (Воронцова) «Очерки теоретиче­ ской экономии» (Петербург, 1895), где на страницах 257—258 приводится большая цитата из статьи Плеханова «Внутреннее обозрение», напечатанной в «Социал-Демократе», книга вторая, август 1890 (см. Г. В. Плеханов. Сочинения, т. III, 1923, стр. 258—259). — 410.

114 «Московские Ведомости» — старейшая русская газета, издававшаяся Московским университетом первоначально

596 ПРИМЕЧАНИЯ

(с 1756 года) в виде небольшого листка; с 60-х годов XJX века по своему направлению — монархо-националистический орган, проводивший взгляды наиболее реакционных слоев помещиков и духо­венства; с 1905 года — один из главных органов черносотенцев. Выходила до Октябрьской революции 1917 года. — 419.

115 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 8, стр. 207. — 433.

116 См. Ф. Энгельс. «Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрин­ гом», 1957, стр. 90. — 436.

117

См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 91—92 (примечание 38). — 437.


118

119

12С

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 257. — 439.

Навкрарии — небольшие территориальные округа в древней Афинской республике. Навкрарии объе­динялись в филы. Коллегия навкраров (начальников навкрарии) ведала финансами афинского госу­дарства. Каждая навкрария обязана была соорудить, вооружить и снабдить экипажем одно военное судно и выставить двух всадников для военных нужд государства. — 439.

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 254. — 439.

121 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. I, 1955, стр. 474—475, 247, а также Сочинения, 2 изд., т. 8, стр. 157—158. — 440.

122 См. Ф. Энгельс. «Анти-Дюринг», 1957, стр. 107. — 440.

123

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. I, 1955, стр. 209.

Упоминаемое в тексте сочинение Прудона называется «Социальная революция, демонстрирован­ная государственным переворотом». — 446.

124 Лейбкампанцы — от «лейб-кампания», — почетное звание гренадерской роты Преображенского пол­ка, пожалованное ей в 1741 году Елизаветой Петровной за возведение ее на царский престол. В награ­ду лейбкампанцы получили поместья, всяческие льготы и привилегии, недворяне были

ПРИМЕЧАНИЯ 597

возведены в потомственное дворянство. Кличку «лейбкампанцы» пустил в ход М. Е. Салтыков-Щедрин в своих «Пошехонских рассказах». — 447.

125

См. К. Маркс. «Капитал», т. II, 1955, стр. 113—114. — 459.


126

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 4, стр. 446—447. — 461.

127

Готская программа — программа германской социал-демократической партии, принятая в 1875 году на съезде в Готе при объединении двух, существовавших до того отдельно, немецких социалистиче­ских партий: эйзенахцев (руководимых Бебелем и Либкнехтом и находившихся под идейным влияни­ем Маркса и Энгельса) и лассальянцев. Программа страдала эклектизмом и была оппортунистической, так как эйзенахцы по важнейшим вопросам сделали уступки лассальянцам и приняли лассальянские формулировки. К. Маркс и Ф. Энгельс подвергли проект Готской программы уничтожающей критике, рассматривая его как значительный шаг назад даже по сравнению с эйзенахской программой 1869 го­да (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 5—38). — 464.

128 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 8, стр. 151. — 470.

129 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 637. — 476.

130 Т-Т Ч

Гордиев узел — чрезвычайно сложный и запутанный узел, которым, по древнегреческому преданию, фригийский царь Гордий привязал ярмо к дышлу своей колесницы. Существовало поверье, что развя­завший этот узел будет властителем всей Азии. Александр Македонский не стал распутывать узел, а разрубил его ударом меча: отсюда выражение «разрубить гордиев узел» — быстро, прямолинейно и до конца решить запутанный вопрос, сложное дело. В. И. Ленин употребляет здесь это выражение в ироническом смысле, высмеивая мальтузианские взгляды г. Струве. — 486.

131 В. И. Ленин имеет в виду двадцать четвертую главу первого тома «Капитала» (§5 — «Обратное влия­ ние земледельческой революции на промышленность. Создание внутреннего рынка для промышлен­ ного капитала») (см. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 748). — 487.

132 К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 648. — 488.

598 ПРИМЕЧАНИЯ

133 Скопщиной называлась в южных районах России натуральная, кабальная аренда, когда арендатор уп­ лачивал землевладельцу «с копны» определенную долю урожая (половину, а иногда и более) и сверх того обычно отдавал ему часть своего труда в виде разнообразных «отработков». — 489.
134 См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 752—753 (примечание 237). — 496. См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 746—748. — 496.
См. К. Маркс. «Капитал», т. III, 1955, стр. 630, 631. — 514.
135

136

137 «Дарственники» или дарственные крестьяне — часть бывших помещичьих крестьян, которые во время реформы 1861 года по «соглашению» с помещиком получали даром (без выкупа) нищенский надел, составлявший всего одну четвертую часть так называемого «высшего» или «указного», т. е. ус­ тановленного законом, крестьянского надела данной местности. Всю остальную часть прежних кре­ стьянских наделов захватывал помещик, державший своих «дарственных» насильно обезземеленных крестьян в экономической кабале и после отмены крепостного права. «Дарственный» надел получил в народе название «четвертного», «сиротского», «кошачьего» и «гагаринского» (по имени князя П. П. Гагарина, предложившего проект закона о «дарственных» наделах). — 517.

138 Этот вопрос В. И. Ленин подробно разработал в своей книге «Развитие капитализма в России» (1899).

— 525.

139 Янус — в древнеримской мифологии бог времени, а также всякого начала и конца, входа и выхода, изображался с двумя лицами, обращенными в противоположные стороны: молодым — вперед, в бу­ дущее, старым — назад, в прошлое. Выражение «Янус», «двуликий Янус» употребляется для обозна­ чения двойственной, противоречивой позиции или положения какого-либо человека. — 529.

140 Книга В. Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйство» вышла в 1891 году в Москве. По­ метки В. И. Ленина на ней сделаны не ранее марта 1893 года. Ленин подробно разбирает книгу Пост­ никова в статье «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Материал IX и X глав книги Ленин использовал также в работе «По поводу так называемого вопроса о рынках» (см. настоящий том, стр. 110—113). На книгу Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйство» Ленин много­ кратно ссылается в своем труде «Развитие капитализма в России». Оценку книги

ПРИМЕЧАНИЯ 599

Постникова Ленин дает в письмах П. Маслову, включенных в настоящее издание Сочинений. — 537.

141 В. И. Ленин приводит эти вычисления в таблице своей статьи «Новые хозяйственные движения в кре­ стьянской жизни» (см. настоящий том, стр. 12). — 540.

142 В. И. Ленин приводит эти вычисления в таблице своей статьи «Новые хозяйственные движения в кре­ стьянской жизни» (см. настоящий том, стр. 17). — 541.

143 В названный аттестат зрелости были внесены оценки по одиннадцати дисциплинам, причем по десяти дисциплинам Ленин получил высший балл — 5, а по одной — 4. В аттестате также было запи­ сано: «Во внимание к отличному поведению и прилежанию и к отличным успехам в науках, в особен­ ности в древних языках, Педагогический Совет постановил наградить его, Ульянова, ЗОЛОТОЮ МЕ­ ДАЛЬЮ и выдать ему аттестат, предоставляющий все права, обозначенные в §§ 129—132 Высочайше утвержденного 30 июля 1871 г. устава гимназий и прогимназий...». Аттестат датирован 10 июня 1887 года. Приписка о получении аттестата сделана В. И. Лениным после 10 июня. — 549.

144 На прошении есть резолюция, очевидно, ректора университета: «Отсрочить до получения характери­ стики». И далее строкой ниже: «Принять».

В характеристике, которую направил в Казанский университет директор Симбирской гимназии, было записано:

«Весьма талантливый, постоянно усердный и аккуратный Ульянов во всех классах был первым учеником и при окончании курса награжден золотой медалью, как самый достойнейший по успехам, развитию и поведению...». — 550.

145 Настоящее прошение было подано Лениным в знак протеста против жандармской расправы над уча­ стниками студенческой сходки Казанского университета 4 декабря 1887 года и преследований цариз­ мом революционного студенчества. — 551.

146

На прошении есть резолюция вице-директора департамента высших учебных заведений: «Настоящее прошение препровождается на заключение г. Попечителя Казанского учебного округа».

Попечитель Казанского учебного округа в своем донесении в департамент народного просвещения, датированном 14 июня 1888 года, сообщил об участии Ленина

600 ПРИМЕЧАНИЯ

в студенческой сходке 4 декабря 1887 года и писал «о крайней нежелательности обратного приема Владимира Ульянова в Казанский университет». На полях донесения есть надпись: «К докладу» и ни­же: «Уж этот не брат ли того Ульянова. Ведь тоже из Симбирской гимназии? Да, это видно из конца бумаги. Отнюдь не следует принимать». Сверху донесения резолюция: «По докладу г-ну Министру 22-го июня, Его Высокопревосходительство изволили приказать отклонить ходатайство просителя. Директор Н. Аничков». — 552.

147 На прошении стоят две резолюции. Одна резолюция в верхнем углу прошения: «Г. Евреинову. Состо­ ит ли под надзором полиции». Вторая — ниже: «Отклонить». Фамилия Ульянова подчеркнута каран­ дашом.

В связи с настоящим прошением директор департамента полиции Дурново послал 16 сентября

1888 года на имя казанского губернатора следующее отношение: «Бывший студент Казанского Уни­ верситета Владимир Ульянов обратился к господину Министру Внутренних Дел с ходатайством о раз­ решении ему выезда за границу для поступления в один из иностранных Университетов.

Не находя с своей стороны возможным удовлетворить ходатайство Ульянова, имею честь покор­нейше просить Ваше Превосходительство заграничного паспорта ему не выдавать и приказать объя­вить ему, что Департамент Полиции находит выезд его за границу преждевременным.

Вместе с сим покорнейше прошу Ваше Превосходительство, в случае выезда означенного Ульяно­ва из Казани, уведомить Департамент, куда именно он выехал, и сообщить непосредственно от себя подлежащему Губернатору о невыдаче ему паспорта». — 553.

148 В связи с настоящим прошением министерство народного просвещения в отношении от 11 ноября

1889 года просило департамент полиции сообщить ему «о политической благонадежности Ульянова» и дать заключение на присланное ходатайство. В ответ на этот запрос департамент полиции 4 декабря 1889 года сообщил, что «во время жительства в Казани Ульянов замечался в сношениях с лицами по­ литически неблагонадежными, из коих некоторые привлечены ныне к дознанию по обвинению в госу­ дарственном преступлении». 10 декабря 1889 года департамент народного просвещения ходатайство Ленина отклонил.

Только летом 1890 года, в ответ на прошение матери Ленина, М. А. Ульяновой, министру народно­го просвещения, Владимиру Ильичу было разрешено, наконец, держать экстерном при одном из уни­верситетов экзамены по предметам юридического факультета. — 554.

ПРИМЕЧАНИЯ 601

149 Дворянское звание отец Ленина, Илья Николаевич Ульянов, получил в 1882 году. — 555.

150 На прошении имеются две резолюции: «К докладу. Пусть лучше держит в Казани» и «Доложено 18 июля. Приказано объявить просителю, что с настоящею просьбою должно обратиться к председателю испытательной комиссия. За директора Эзов». — 555.

151 На прошении резолюция: «С разрешения г. Министра Народного Просвещения».

Весной и осенью 1891 года при Петербургском университете Ленин отлично сдал все государст­венные экзамены по юридическому факультету. В январе 1892 года Владимир Ильич получил диплом первой степени, в котором отмечалось: «По представлении сочинения и после письменного ответа, признанных весьма удовлетворительными, оказал на устном испытании следующие успехи: по догме римского права, истории римского права, гражданскому праву и судопроизводству, торговому праву и судопроизводству, уголовному праву и судопроизводству, истории русского права, церковному пра­ву, государственному праву, международному праву, полицейскому праву, политической экономии и статистике, финансовому праву, энциклопедии права и истории философии права — весьма удовле­творительные». — 556.

152 На прошении имеется справка: «Ульянов состоит помощником присяжного поверенного при г. Хардине с 30-го января сего 1892 года. — Сведений о нравственных качествах Ульянова в деле не имеется. И. д. секретаря», далее подпись неразборчива. — 557.

153 На прошении резолюция: «Объявить, что соответствующий отзыв будет дан на запрос надлежащего судебного начальства. 5/VI». — 558.

154 На прошении резолюция: «В Департамент Государственной Полиции Министерства Внутренних Дел. 18 июня№ 1556».

В связи с настоящим прошением председатель Самарского окружного суда направил 18 июня 1892 года в департамент полиции отношение, в котором запрашивал, «не имеется ли препятствий к выдаче Ульянову свидетельства на право хождения, в качестве поверенного, по судебным делам». На отно­шении есть резолюция: «Оставить Ульянова под негласным надзором и уведомить о неимении пре­пятствий к выдаче свидетельства на право хождения по делам. 2 июля».

602 ПРИМЕЧАНИЯ

На общем собрании отделений Самарского окружного суда от 23 июля 1892 года было постанов­лено: «Просимое свидетельство выдать Ульянову, о чем публиковать в Губернских Ведомостях и до­нести г. Министру Юстиции». — 560.

155 На прошении имеется резолюция: «1893 г. Января 7 дня, в Общем Собрании отделений сего Суда по­становлено: Просимое Помощником Присяжного Поверенного Ульяновым свидетельство выдать и донести о сем господину Министру Юстиции». — 561.

156На прошении есть резолюция: «Просимое удостоверение выдать». — 562.

603

УКАЗАТЕЛЬ

ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ,

ЦИТИРУЕМЫХ И УПОМИНАЕМЫХ

В. И. ЛЕНИНЫМ

Анненский, Η. Φ. Доклад по вопросу о положении кустарей Павловского района. — «Нижегородский Вестник Пароходства и Промышленности», 1891, № 1, стр. 10—16; № 2, стр. 40—45; № 3, стр. 58— 62.-212,256.

[Богданович, А. И.] Насущный вопрос. [Смоленск], изд. партии «Народного права», 1894. 41 стр. (Вып. 1). — 342—344.

Буренин, В. П. Критические очерки. — «Новое Время», Спб., 1894, № 6443, 4 (16) февраля, стр. 2. — 157—158.

В. В. — см. [Воронцов, В. П.]

«Вестник Европы». Спб., 1872, № 5, стр. 427—436. — 166.

— 1893, № 1, стр. 55—92. — 95—96.

— 1893, № 3, стр. 296—318. — 54. «Весть». Спб. — 367.

* Военно-статистический сборник. Вып. IV. Россия. Под общ. ред. Η. Η. Обручева. Спб., 1871. XXX, 922, 235 стр. — 98, 326.

Вопрос о рынках см. [Красин, Г. Б.]

[Воронцов, В. П.] В. В. Излишек снабжения рынка товарами. — «Отечественные Записки», Спб., 1883, № 5, стр. 1—39. — 524.

Звездочкой отмечены книги, на которых имеются пометки В. И. Ленина. Эти книги хранятся в Ар­хиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

604 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

[Воронцов, В. П.] В. В. Крестьянская община. Общий обзор земской статистики крестьянского хозяйства А. Фортунатова. М, 1892. XLVI, 600, VI стр. (В изд.: Итоги экономического исследования России по данным земской статистики. Т. I). — 4.

Милитаризм и капитализм. — «Русская Мысль», М., 1889, № 9, стр. 70—90. — 524.

Наши направления. Спб., 1893. VI, 215 стр. —271, 377.

Немецкий социал-демократизм и русский буржуаизм. (П. Струве. Критические заметки к вопросу об

экономическом развитии России). — «Неделя», Спб., 1894, № 47, 20 ноября, стр. 1504—1508; № 48, 27 ноября, стр. 1543—1547; № 49, 4 декабря, стр. 1587—1593. — 366, 377, 402, 442—443, 531.

Очерки теоретической экономии. Спб., 1895. 319 стр. — 410, 442.

Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве. Спб., 1892. VI, 261 стр. — 104, 260, 263, 489. *— Судьбы капитализма в России. Спб., 1882. 312 стр. — 277.

Гакстгаузен, А. Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреж­дений России. Пер. с нем. и изд. Л. И. Рагозин. Т. I. M, 1870. XXII, 490 стр. — 407.

Гоголь, Η В. Мертвые души. — 334—335.

Горбунова, М. К. Кружевной промысел. — В кн.: Боголепов, И. Промыслы Московской губернии. Вып. П. М., 1880, стр. 1— 91 (В изд.: Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Т. VI. Вып. II). — 113—118.

Григорьев, В. Н. Кустарное замочно-ножевое производство Павловского района. (В Горбатовском уезде Нижегородской губ. и в Муромском уезде Владимирской губ.). — В кн.: Рагозин, В. Материалы к изучению кустарной промышленности Волжского бассейна. Прил. к изд. «Волга». М., 1881, стр. XI— XVI, 1—124.—256.

[Даниельсон, П. Ф.] Николай он. Нечто об условиях нашего хозяйственного развития. — «Русское Бо­гатство», Спб., 1894, № 4, стр. 1—34; № 6, стр. 86—130. — 321—322, 323, 325, 326, 328, 331, 334, 335, 336,337,338.

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ 605

Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства. Спб., 1893. XVI, 353, XVI стр. — 95— 96, 98, 119—120, 325, 326, 327, 328, 337—338, 413, 470, 493, 497.

Дементьев, Е. М. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. М., 1893. VIII, 246 стр. — 214—215.

Ермолов, А. С. Неурожай и народное бедствие. Спб., 1892. 270 стр. — 300.

Зибер, Н. И. Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях. Опыт крити-ко-экономического исследования. Спб., 1885. VII, 598 стр. — 222.

Исаев, А. А. Промыслы Московской губернии. Т. П. 1. Металлические прОМЫСЛЫ. 2. Гончарный промысел. М., ИЗД.

Моск. губ. земской управы, 1876. 200, IV стр. —219—220.

Итоги экономического исследования России по данным земской статистики. Т. I — П. М. — Дерпт, 1892. 2 т.—4—5, 14, 489.

К— н, И. — см. [Кауфман, И. И.]

Каблуков, Н. А. Вопрос о рабочих в сельском хозяйстве. М., ред. «Юридического Вестника», 1884. X, XXIV, 299 стр.—361.

Очерк хозяйства частных землевладельцев. М., изд. Моск. губ. земства, 1879. V, 200, 103 стр. (В изд.: Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Т. V. Вып. I). — 249.

Кареев, Н. И. Старые и новые этюды об экономическом материализме. Материалы для истории и кри­тики экономического материализма. Спб., 1896. VI, 162 стр. — 141.

*Карышев, Н. А. Крестьянские вненаделъные аренды. Дерпт, 1892. XIX, 402. LXV стр. (В изд.: Итоги экономического исследования России по данным земской статистики. Т. II). — 4, 14, 15, 18—19, 489.

Народно-хозяйственные наброски. XII. Современные течения в крестьянском хозяйстве Нижегород­ ской губернии. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 2, стр. 1—19. —243, 260—262.

[Кауфман, И. И.] Точка зрения политико-экономической критики у Карла Маркса. — «Вестник Европы», Спб., 1872, № 5, стр. 427—436. — 166.

606 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

Короленко, С. А. Вольнонаемный труд в хозяйствах владельческих и передвижение рабочих, в связи с статистико-экономическим обзором Европейской . России в сельскохозяйственном и промышленном отношениях. Спб., 1892. XX, 844 стр. (Деп. земледелия и сельской пром-сти. С.-х. и стат. сведения по материалам, полученным от хозяев. Вып. V). — 327—328.

[Красин, Г. Б.] Вопрос о рынках. [Реферат]. — 71—72, 76—78, 82—86, 100, 102—103.

Кривенко, С. Н. К вопросу о нуждах народной промышленности. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 7, стр. 154—170; № 9, стр. 35—71; № 10, стр. 94—130. — 365, 396, 397.

Письма с дороги. Письмо 1-е. (Крестьянский бюджет в связи с переходом натурального хозяйства в денежное). — «Русское Богатство». Спб., 1894, № 1, стр. 150—170. — 209, 224, 225—227, 229, 232—234, 235—237, 245—246, 251.

По поводу культурных одиночек. — «Русское Богатство», Спб., 1893, № 12, стр. 160—192. — 129, 209, 210, 211—212, 215, 239, 243, 245, 246—247, 252—253, 254, 255, 258—259, 264, 270, 271, 273, 277—278, 279, 280—281, 282—283, 287—289, 330, 413.

Кружевной промысел см. Горбунова, М. К. Крылов, И. А. Волк и Пастухи. — 363.

Кот и Повар. — 323, 324.

Слон и Моська. — 158.

Щука. — 305.

Ланге, Ф.-А. Рабочий вопрос. Его значение в настоящем и будущем. Пер. с 4 нем. изд. А. Л. Блека. С пре-дисл. Р. И. Сементковского. Спб., Павленков, 1892. II, VI, 323 стр. — 475—480, 488.

Манифест СОЦиаЛЬНО-ревОЛЮЦиОННОй партии «Народного права». [Листовка]. 19 февраля 1894 года. [Смоленск], 1894. 1л.— 345.

Маркс, К. и Энгельс, Ф. Манифест Коммунистической партии. Декабрь 1847 г. — январь 1848 г. — 140, 145, 179, 275, 400—401, 461.

Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ 607

Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. 1845—1846 г. — 144—145, 184.

Маркс, К. К критике гегелевской философии права. Введение. Конец 1843 г. — январь 1844 г. — 134, 241.

Капитал. Критика политической экономии. Т. I—III. 1867—1894 гг. — 130—133, 138—141, 142—143, 146, 147, 160—161, 165—168, 176, 179—180, 181, 183, 184, 187, 275, 437, 459, 474.

Капитал. Критика политической экономии. Т. I. 1867 г. — 72, 78, 132—133, 134, 138—139, 144, 160— 161, 165—168, 175, 181—183, 340, 341, 437, 524.

*— Капитал. Критика политической экономии. Пер. с нем. Т. I. Кн. I. Процесс производства капитала. Спб., Поляков, 1872. XIII, 678 стр. — 171—174, 322—323, 330—331, 475—476, 477, 479.

Капитал. Критика политической экономии. Т. П. 1885 г. — 72—81, 524, 525.

Критика Готской программы. Замечания к программе германской рабочей партии 5 мая 1875 г. — 332, 464.

Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. Первая половина 1847 г. — 140, 165,

275,331 — 332.

Письмо в редакцию «Отечественных Записок». (Письмо Михайловскому). Конец 1877 г. — «Юридиче­ский Вестник», М, 1888, № 10, стр. 270—273. Загл.: Письмо Карла Маркса. — 144, 273—274.

Письмо к Руге. Сентябрь 1843 г. — «Социал-Демократ», Женева, 1892, кн. 4, стр. 25—29. — 161—162, 187,341.

Послесловие ко второму изданию [первого тома «Капитала»]. 24 января 1873 г. — 160—161, 165—168, 175, 340—341.

Предисловие к «К критике политической экономии». Январь 1859 г. — 134—136, 149—150. Предисловие к первому изданию [первого тома «Капитала»]. 25 июля 1867 г. — 132—133, 139. Михайловский, П. К. Записки профана. — Сочинения. Т. 3. Спб., 1881. 493 стр. — 133—134, 143, 424.

Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского. — «Отечественные Записки», Спб., 1877, № 10, стр. 321—356. — 131—132, 170—171, 176, 182, 183—184.

608 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

Михайловский, Н. К. Литература и жизнь. — «Русская Мысль», М., 1892, № 6, стр. 172—204. — 189— 191,210.

Литература и жизнь. — «Русское Богатство», Спб., 1893, № 10, стр. 108—141. — 129, 271—272.

Литература и жизнь. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 1, стр. 88—123. — 129—130, 131, 133, 139—158, 160, 161 — 162, 182—186, 187—188, 189, 192—193, 194—195, 196, 197—201, 275, 341— 342.

Литература и жизнь. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 2, стр. 148—168. — 129, 162—163, 164, 168—169, 175, 180—181, 202, 203.

Литература и жизнь. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 10, стр. 45—77. — 372, 394.

Письмо в редакцию. — «Отечественные Записки», Спб., 1883, № 7, стр. 97—112. Подпись: Посторонний. — 176.

По поводу русского издания книги Карла Маркса. — «Отечественные Записки», Спб., 1872, J4» 4, стр. 176—184. — 183, 187, 265.

Что такое прогресс? — 432. «Московские Ведомости». — 419, 531. Насущный вопрос см. [Богданович, А. И.] «Неделя». Спб. —271.

— 1894, № 47, 20 ноября, стр. 1504—1508; № 48, 27 ноября, стр. 1543—1547; № 49, 4 декабря, стр. 1587—1593. — 366, 377, 402, 442—443, 531.

«Нижегородский Вестник Пароходства и Промышленности». 1891, № 1, стр. 10—16. —212. Николай он — см. [Даниельсон, Η. Φ.] «Новое Время». Спб. — 271.

— 1894, № 6443, 4 (16) февраля, стр. 2. — 158.

Новые всходы на народной ниве. — «Отечественные Записки», Спб., 1879, № 2, стр. 125—152. — 354— 386, 388—394, 397—411, 441, 454, 462.

Общий устав императорских Российских университетов. 23 августа 1884 года. М., 1884. 15 стр. — 550,

555.

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ 609

Орлов, В. И. и Каблуков, Н. А. Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяй­ственной статистики. Т. П. М, изд. Моск. губ. земства, 1878. 616 стр. — 249—250.

Орлов, П. А. и Будагов, С. Г. Указатель фабрик и заводов Европейской России. Материалы для фабрично-заводской статистики. [По сведениям за 1890 г., дополненным сведениями за 1893 и 1894 гг.]. Изд. 3-е, испр. и знач. доп. Спб., 1894. II, XVI, 827 стр. — 326.

«Отечественные Записки». Спб. — 176, 178, 190, 257, 293, 328,413.

— 1872, № 2, стр. 202—236. — 257, 292—293.

— 1872, № 4, стр. 176—184. — 187, 265.

— 1877, № 10, стр. 321—356. — 131—132, 170—171, 176, 182, 183—184.

— 1879, № 2, стр. 125—152. — 354—386, 388—394, 397—411, 441, 454, 462.

— 1883, № 5, стр. 1—39. — 524.

— 1883, № 7, стр. 97—112. — 176.

Памятная книжка Таврической губернии. Сост. стат. бюро Таврического губ. земства. Под ред. К. А. Вернера. Симферополь, 1889. 678 стр. (В изд.: Сборник статистических сведений по Таврической гу­бернии. Т. IX). — 18.

Плеханов, Г. В. П. Г. Чернышевский. — «Социал-Демократ», Лондон, 1890, кн. 1, февраль, стр. 88—175; Женева, 1890, кн. 2, август, стр. 62—142; 1890, кн. 3, декабрь, стр. 71— ПО; 1892, кн. 4, стр. 144— 194.-290,291—292.

Наши разногласия. Женева, тип. группы «Освобождение труда», 1884, на обл.: 1885. XXIV, 322 стр. (Б-ка современного социализма. Вып. III). — 196, 197, 198, 281.

Плутократия и ее основы. — «Отечественные Записки», Спб., 1872, № 2, стр. 202—236. —257, 292— 293.

* Постников, В. Е. Южно-русское крестьянское хозяйство. М., 1891. XXXII, 391 стр. — 1,3, 5—66, 110—112, 498, 505, 537—546.

Посторонний см. Михайловский, Н. К.

Распопин, В. Частновладельческое хозяйство в России. (По земским статистическим данным). — «Юри­дический Вестник», М., 1887, № 11, стр. 460—486; № 12, стр. 629—647. — 515.

610 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

Рецензия на книгу: Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях. Опыт критико-экономического исследования. Н. И. Зибера. Спб., 1885 г. — «Русская Мысль», М, 1885, №11, стр. 13—17.—222.

«Русская Мысль». М, 1885, № 9, стр. 1—40. — 46, 250—251.

— 1885, № 11, стр. 13—17. —222.

— 1889, № 9, стр. 70—90. — 524.

— 1892, № 6, стр. 172—204. — 189—191, 210.

«Русское Богатство». Спб. — 125, 129, 132, 147, 156, 187—188, 204, 205, 246, 255, 257, 264, 267, 271, 272—273, 282, 283, 296, 321, 353, 373, 378, 384, 457, МО—АН, 491.

— 1893—1894.—467.

— 1893, № 10, стр. 29—40, стр. 108—141. — 129, 242, 265—266, 267—268, 271—272.

— 1893, № 11, стр. 202—227. — 129, 188, 242—243, 244, 442.

— 1893, № 12, стр. 145—159, стр. 160—192, стр. 186—209. — 129, 209, 210, 211—212, 215, 239, 242— 243, 244, 245, 246—247, 252—253, 254, 255, 256, 257, 258—259, 264, 270, 271, 273, 277—278, 279, 280—281, 282—283, 287—289, 330, 413, 442.

— 1894, № 1, стр. 88—123, стр. 150—170. — 129—130, 131, 133, 139—158, 160, 161—162, 182—186, 187—188, 189, 192—193, 194—195, 196, 197—201, 209, 224, 225—227, 229, 232—234, 235—237, 245—246, 251, 275, 341—342.

— 1894, № 2, стр. 1—19, стр. 125—147, стр. 148—168. — 129, 155, 162—163, 164, 168—169, 175, 180— 181, 202, 203, 243, 260—262, 265, 269.

— 1894, № 6, стр. 86—130. — 321—322, 323, 325, 326, 328, 331, 334, 335, 336, 337, 388.

— 1894, № 7, стр. 127—153. — 365, 530.

— 1894, № 10, стр. 45—77, стр. 94—130. — 365, 372, 394, 396, 397. Салтыков-Щедрин, М. Е. Благонамеренные речи. — 485.

Дневник провинциала в Петербурге. — 366, 443.

За рубежом. — 147.

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ 6П

Коняга. — 403, 420, 421.

Либерал. — 268.

Помпадуры и помпадурши. — 252, 270, 300.

Пошехонские рассказы. — 447.

Сборник сведений по России. 1890. Спб., изд. центр, стат. ком. м-ва внутр. дел, 1890. VI, 352 стр. (Статистика Российской империи. X). На русск. и франц. яз. — 98.

Сборник статистических сведений по Воронежской губернии. Т. П. Вып. П. Крестьянское хозяйство по Острогожскому уезду. С 8 карт. Сост. Ф. Щербина. Воронеж, изд. Воронежского губ. земства, 1887. XVIII, 454, 51 стр. —46, 224, 225, 227, 228, 229—230, 232, 233, 251, 313—319, 471, 472.

Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Т. П. Сост. В. И. Орлов и Н. А. Каблуков. М, изд. Моск. губ. земства, 1878. 616 стр. — 249—250.

Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Т. V. Вып. I. Очерк хозяйства частных землевладельцев. Сост. Н. Каблуков. М., изд. Моск. губ. земства, 1879. V, 200, 103 стр. —249.

Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Т. VI— VII. Промыслы Московской губернии. М., изд. Моск. губ. земства, 1879— 1883. 5 т.

Т. VI. Промыслы Московской губернии. Вып. I. Сост. В. Орлов и И. Боголепов. 1879. 287 стр. Вып. П. Сост. И. Боголепов. 1880. 264, 91, Петр. —43, 113—118.

Т. VII. Вып. I. Промыслы Московской губернии. Вып. III. Сост. стат. отделением Моск. губ. земской управы. 1882. VIII, 147, 338 стр. Вып. П. Женские промыслы Московской губернии. Вып. IV. Сост. М. К. Горбунова. 1882. XXXII, 299 стр.* Вып. III. Промыслы Московской губернии. Вып. V. Сост. стат. отделением Моск. губ. земской управы. 1883. 218 стр. — 43, ИЗ, 216—217.

Сборник статистических сведений по Самарской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Новоузен-ский уезд. T. VIL Самара, изд. Самарского губ. земства, 1890. II, 64, 453, V стр. — 106—107, 108, 260.

612 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

*Сборник статистических сведений по Саратовской губернии. Т. XI. Камышинский уезд. Саратов, изд. Саратовского губ. земства, 1891. III, II, 974 стр. — 107, 108.

Сборник статистических сведений по Таврической губернии. Т. I—П. Симферополь, изд. Таврического губ. земства, 1885—1886. 2 т. — 48—49, 50, 51—53, 55, 106, 107, 108.

Свод законов гражданских. — В кн.: Свод законов Российской империи. Т. 10. Ч. I. Спб., 1887, стр. 27. — 151.

Сельскохозяйственный обзор Нижегородской губернии за 1892 год. Вып. III. Н.-Новгород, изд. Нижего­родского губ. земства, 1893. 188, 12 стр. (Стат. отд-ние Нижегородской губ. земской управы). — 104.

Скворцов, А. И. Влияние парового транспорта на сельское хозяйство. Исследование в области экономи­ки земледелия. Варшава, 1890. VIII, VI, 703 стр. — 499—503.

Экономические этюды. I. Экономические причины голодовок в России и меры к их устранению. Спб., 1894. VIII, 185, II стр. —201, 499.

Слонимский, Л. 3. Крестьянские нужды и их исследователи. — «Вестник Европы», Спб., 1893, № 3, стр. 296—318.— 54.

«Социал-Демократ». Лондон, 1890, кн. 1, февраль, стр. 88— 175. — 290, 291—292.

— Женева, 1892, кн. 4, стр. 25—29. — 161—162, 187, 341.

Статистические таблицы о хозяйственном положении селений Днепровского уезда. Сост. стат. бюро Таврического земства. Симферополь, изд. Таврического губ. земства, 1886. III, 253 стр. (В изд.: Сбор­ник статистических сведений по Таврической губернии. Т. II). — 48—49, 50, 51—53, 55, 106, 107, 108.

^Статистические таблицы о хозяйственном положении селений Мелитопольского уезда. Вып. I. Сост. стат. бюро Таврического губ. земства. Симферополь, изд. Таврического губ. земства, 1885. VII, 280 стр. (В изд.: Сборник статистических сведений по Таврической губернии. Прил. к 1-му т. сб.). — 48—

49, 50, 55.

Струве, П. Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. Вып. I. Спб., 1894. X, 293 стр. — 347, 351—353, 358, 370, 372, 410—418, 419—424, 427, 428, 430— 433, 435—439, 440, 441, 443—450, 452—465, 468—475,

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ 613

480—487, 491—497, 499, 503—515, 519—523, 524, 525— 530. Судебные уставы. Спб., 1883. 632 стр. — 557, 561.

Тверской, П. А. Десять лет в Америке. Из личных воспоминаний. — «Вестник Европы», Спб., 1893, № 1, стр. 55—92. — 95—96.

Точка зрения политико-экономической критики у Карла Маркса — см. [Кауфман, И. И.]

Трирогов, В. Г. Община и подать. (Собрание исследований). Спб., 1882. 509 стр. — 51.

Указатель фабрик и заводов Европейской России см. Орлов, П. А. и Будагов, С. Г.

Успенский, Г. И. Грехи тяжкие. — 399.

Устав гражданского судопроизводства. — В кн.: Судебные уставы. Спб., 1883, стр. 34. — 557, 561.

Учреждение судебных установлений. — В кн.: Судебные уставы. Спб., 1883, стр. 70. — 557.

Харизоменов, С. А. Значение кустарной промышленности, — «Юридический Вестник», М., 1883, № 11, стр. 414—441; № 12, стр. 543—597. —211.

Хроника внутренней жизни. — «Русское Богатство», Спб., 1893, № 12, стр. 145—159. — 255, 256, 257, 258.

Хроника внутренней жизни. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 2, стр. 125—147. — 155, 265, 269. Чернышевский, Н. Г. Пролог. Роман из начала шестидесятых годов. — 290, 291—292.

Щербина, Ф. А. Крестьянское хозяйство по Острогожскому уезду. С 8 карт. Воронеж, изд. Воронежско­го губ. земства, 1887. XVIII, 454, 51 стр. (В изд.: Сборник статистических сведений по Воронежской губернии. Т. П. Вып. II). —46, 224, 225, 227, 228, 229—230, 232, 233, 251, 313—319, 471, 472.

Энгельс, Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. 1876— 1878 гг. — 144, 147, 163—164, 165, 169—175, 181, 440.

614 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

Энгельс, Ф. Положение рабочего класса в Англии. По собственным наблюдениям и достоверным источ­никам. Сентябрь 1844 г. — март 1845 г. — 101.

Предисловие [к книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»]. 21 февраля 1888 г. — 145, 184.

Предисловие к первому изданию 1884 года [книги «Происхо5кдение семьи, частной собственности и государства»]. Конец мая 1884 г. — 146, 160.

Происхождение семьи, частной собственности и государства. (Пер. с 4-го нем. изд.). Спб., Тиха- нов, 1894. XVII, 175 стр. —439.

Развитие социализма от утопии к науке. Начало 1880 г. — 165.

Южакое, С. Н. Вопросы экономического развития России. — «Русское Богатство», Спб., 1893, № 11, стр. 202—227; № 12, стр. 186—209. — 129, 188, 242—243, 244, 257—258, 442.

Министерство земледелия. (Заметка по поводу слухов о его организации). — «Русское Богатство», Спб., 1893, № 10, стр. 29—40. — 242, 265—266, 267—268.

Нормы народного землевладения в России. (Опыт экономического исследования о нормальной вели­ чине крестьянских наделов в России). — «Русская Мысль», М., 1885, № 9, стр. 1—40. —46, 250— 251.

Хроника внутренней жизни. — «Русское Богатство», Спб., 1894, № 7, стр. 127—153. — 365, 530. «Юридический Вестник». М, 1883, № И, стр. 414—441; № 12, стр. 543—597. —211.

— 1888, № 10, стр. 270—273. — 273—274»

Dühring, Ε. Kritische Geschichte der Nationalökonomie und des Sozialismus. 3-te Aufl. Leipzig, Fues (R. Reisland), 1879. XIV, 574 S. —169—170, 171, 172, 174, 175.

Engels, F. Herrn E. Dührings Umwälzung der Wissenschaft. 1876—1878. — 147, 436.

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ 615

Der Ursprung der Familie, des Privateigentums und des Staats. Im Anschluß an Lewis H. Morgan's Forschungen. 2-te Aufl. Stuttgart, Dietz, 1886. VI, 147 S. — 439.

Vorwort [zur 2-ten Auflage der Arbeit: «Zur Wohnungsfrage»]. 10. Januar 1887. — 329—330.

Zur Wohnungsfrage. Zweite Hälfte 1872 — Januar 1873. — 329—330. Goethe, J.-W. ZahmeXenien. — 269.

Hourwich, I. A. The economics of the russian village. New York, 1892. VI, 182 p. — 231, 262—263. Kautsky, К Karl Marx's ökonomische Lehren. — 130—131.

Marx, К Der achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte. 3-te Aufl. Hamburg, Meißner, 1885. VI, 108 S. — 433, 439^40, 445— 446, 469^70.

Der Bürgerkrieg in Frankreich. Adresse des Generalrats der Internationalen Arbeiter — Assoziation an alle Mitglieder in Europa und den Vereinigten Staaten. Neuer Abdruck. Leipzig, Genossenschaftbuchdruckerei, 1876. 56 S. — 439—440.

*— Das Kapital. Kritik der politischen Ökonomie. Bd. I. Buch I: Der Produktionsprozeß des Kapitals. 2-te Aufl. Hamburg, Meißner, 1872. 830 S. — 94—95, 171—173, 330—331, 437, 487—488, 495—496.

*— Das Kapital. Kritik der politischen Ökonomie. Bd. II. Buch II: Der Zirkulationsprozeß des Kapitals. Hrsg. von F. Engels. Hamburg, Meißner, 1885. XXVII, 526 S. — 81—82, 100—101, 458—459.

*— Das Kapital. Kritik der politischen Ökonomie. Bd. III. T. 2. Buch III. Der Gesamtprozeß der kapitalistischen Produktion. Hrsg. von F. Engels. Hamburg, Meißner, 1894. IV, 422 S. — 514.

Vorwort zur 2-te Auflage [der Arbeit: «Der achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte»]. 23. Juni 1869. — 445—446.

Mayer, S. Die soziale Frage in Wien. Studie eines Arbeitgebers. Wien, Becksche Universitätsbuchhandlung, 1871. XIV, 32 S. — 161.

Proudhon, P.-J. Revolution sociale, démontrée par le coup d'état. — 445.

616 УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ И ИСТОЧНИКОВ

Rousseau, J.-J. Du Contract social; ou, Principes du droit politique. — 136.

Simmel, G. Über soziale Differenzierung. Soziologische und psychologische Untersuchungen. Leipzig, Duncker amp; Humblot, 1890. VII, 147 S. —431.

«Sozialpolitisches Centralblatt». Berlin, 1893, N 1, 2. Oktober, S. 1—3. — 280, 281, 282, 283, 320, 321, 324— 325,335,336—338,413,475.

Struve, P. Zur Beurteilung der kapitalistischen Entwicklung Rußlands. In: «Sozialpolitisches Centralblatt», Berlin, 1893, N 1, 2. Oktober, S. 1—3. —280, 281, 282, 283, 320, 321, 324—325, 335, 336—338, 413, 475.

617

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Анненский, Η. Φ. (1843—1912) — публицист и экономист-статистик, видный деятель либерально-народнического движения. Являясь руководителем статистических работ Казанского и Нижегородского земств в 80—90-х годах, сыграл крупную роль в организации русской земской статистики. Под его руко­водством и редакцией издано много статистических работ. Сотрудничал в журналах: «Дело», «Отечест­венные Записки»; входил в состав редакции либерально-народнического журнала «Русское Богатство». В 1904—1905 годах был одним из руководителей буржуазно-либерального «Союза освобождения». В 1906 году выступил в числе организаторов и руководителей близкой к кадетам мелкобуржуазной партии «на­родных социалистов», выделившихся из правого крыла эсеров. В последние годы жизни отошел от поли­тической работы. — 212, 256.

Арсеньев, К. И. (1789—1865) — географ, историк и статистик, с 1819 года профессор Петербургского университета, с 1836 года член Петербургской академии наук. В 1835—1853 годах возглавлял статисти­ческие работы в России, под его руководством создавались губернские статистические комитеты. Являл­ся одним из основателей Русского географического общества (1845). Арсеньев был автором многих ра­бот в области статистики, географии и истории. В своих работах «Начертание статистики Российского государства» (1818—1819) и «Статистические очерки России» (1848) впервые пытался научно обосно­вать районирование России. Опубликованная в 1818 году «Краткая всеобщая география» выдержала 20 изданий и была одним из самых распространенных учебников по географии в течение 30 лет. Труды Ар-сеньева ценны богатством фактического материала, они сыграли крупную роль в формировании эконо­мической географии в России. — 481.

Баранов, Н. М. (1836—1901) — нижегородский губернатор с 1882 по 1897 год; стал широко известен своим самодурством во время голода 1891—1892 годов. Благодаря разоблачениям

618 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

В. Г. Короленко, его имя сделалось нарицательным для провинциальных сатрапов. — 270.

Бисмарк (Bismarck), Отто-Эдуард-Леополъд (1815—1898) — государственный деятель и дипломат Пруссии и Германии, первый канцлер Германской империи, прозванный «железным канцлером». В 1862 году — министр-президент и министр иностранных дел Пруссии. Основной целью Бисмарка было объе­динение «кровью и железом» мелких разрозненных немецких государств и создание единой германской империи под гегемонией юнкерской Пруссии. В январе 1871 года Бисмарк занял пост рейхсканцлера Германской империи. С 1871 по 1890 год он руководил всей внешней и внутренней политикой Германии, направляя ее в интересах помещиков-юнкеров, стараясь в то же время обеспечить союз юнкерства с крупной буржуазией.

Не добившись удушения рабочего движения с помощью проведенного им в 1878 году исключитель­ного закона против социалистов, Бисмарк выступил с демагогической программой социального законо­дательства, введя законы об обязательном страховании некоторых категорий рабочих. Однако попытка разложить рабочее движение жалкими подачками была безрезультатна. В марте 1890 года ушел в отстав­ку. — 266.

Блос (Bios), Вильгельм (1849—1927) — немецкий мелкобуржуазный историк и публицист, представи­тель правого крыла Германской социал-демократической партии. В 1872—1874 гг. один из редакторов социал-демократической газеты «Der Volksstaat» («Народное Государство»). В 1877—1878 и с 1890 года член социал-демократической фракции рейхстага. Маркс и Энгельс подвергли резкой критике оппорту­нистическую политику Блоса. Известен своими работами по истории французской революции 1789 и истории германской революции 1848 года.

В 1918—1920 годах Блос — министр-президент Вюртембергского правительства, получившего за расправу с коммунистами название кровавого. Позднее сошел с политической арены. — 143.

Брайт (Bright), Джон (1811—1889) — английский буржуазный деятель, фабрикант-мануфактурист, один из вождей фритредерского движения и основатель «Лиги борьбы против хлебных законов» (т. е. против обложения ввозного хлеба высокой пошлиной). Демагогически нападая на аристократию и вы­ставляя себя защитником интересов народных масс, Брайт в то же время поддерживал союз между бур­жуазией и аристократией, выступал против законодательного сокращения рабочего дня и других требо­ваний рабочих. С конца 60-х годов он был одним из лидеров партии либералов, занимал ряд министер­ских постов в либеральных кабинетах. — 495—496.

Буренин, В. П. (1841—1926) — реакционный публицист и литератор. С 1876 года он входил в редак­цию газеты «Новое

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 619

Время», возглавляя продажную литературную клику «нововременцев». В. И. Ленин часто употреблял имя Буренина для обозначения бесчестных методов полемики. — 155, 157—158, 186, 190, 279.

В

В. В. см. Воронцов, В. П.

Василъчиков, А. И. (1818—1881) — крупный помещик, дворянский земский деятель, экономист и публицист. С 1872 года председатель основанного по его инициативе Петербургского комитета кредит­ных и ссудосберегательных товариществ. Опубликовал ряд работ по аграрному вопросу, местному само­управлению, кредиту. В своих произведениях «Землевладение и земледелие в России и других европей­ских государствах» (1876), «Сельский быт и сельское хозяйство в России» (1881) и др. стоял за сохране­ние в России общины, видя в ней средство к устранению классовой борьбы. В. И. Ленин, характеризуя Васильчикова, писал: «Васильчиков, как и все народники, своими практическими мероприятиями пред­ставляет интересы одной лишь мелкой буржуазии» (см. настоящий том, стр. 470). — 243, 377, 470—471.

Веретенникова, А. А. (1833—1897) — сестра матери В. И. Ленина — М. А. Ульяновой. — 552, 553.

Вернадский, И. В. (1821—1884) — буржуазный экономист, профессор политической экономии Киев­ского и Московского университетов. Редактор журналов «Экономический Указатель» (1857—1861) и «Экономист» (1858—1865), критиковал крепостничество, защищал буржуазный строй и принципы эко­номического либерализма. Н. Г. Чернышевский в «Современнике» посвятил не мало места полемике с Вернадским. Эта полемика отражала начало борьбы между буржуазно-либеральной и социалистической идеологиями в России. — 368.

Вернер, К. А. (1850—1902) — земский статистик народнического направления. В 1880—1889 гг. ра­ботал в статистическом отделении Московской и Таврической губернских земских управ. С 1895 года — профессор сельскохозяйственной экономии Московского сельскохозяйственного института. Главные работы Вернера: «Крестьянское хозяйство в Мелитопольском уезде» (1887), «Памятная книжка Тавриче­ской губернии» (1889), «Кустарные промыслы Богородского уезда Московской губернии» (1890) и дру­гие. — 18.

Витте, С. Ю. (1849—1915) — русский государственный деятель конца XIX — начала XX века, вы­ражавший интересы «военно-феодального империализма» царской России, убежденный сторонник са­модержавия, стремившийся сохранить монархию путем незначительных уступок и обещаний либераль­ной буржуазии

620 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

и жестоких репрессий по отношению к народу; один из организаторов подавления революции 1905— 1907 годов. Будучи министром путей сообщения (февраль — август 1892), министром финансов (1892— 1903), председателем Совета министров (конец 1905 — апрель 1906), Витте своими мероприятиями в области финансов, таможенной политики, железнодорожного строительства, фабричного законодательства и пр., проводимыми в интересах крупной буржуазии, способствовал развитию капитализма в России и усилению ее зависимости от империалистических держав. «Министр-маклер» — так охарактеризовал его В. И. Ленин. — 284.

Воронцов, В. П. (В. В.) (1847—1918) — русский экономист и публицист, один из идеологов либераль­ного народничества 80—90-х годов, автор книг: «Судьбы капитализма в России» (1882), «Очерки кус­тарной промышленности в России» (1886), «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве» (1892), «Наши направления» (1893), «Очерки теоретической экономии» (1895) и других, в которых утверждал, что в России нет условий для развития капитализма, выступал в защиту мелкого товарного производите­ля, идеализировал крестьянскую общину. Воронцов проповедовал примирение с царским правительст­вом и решительно выступал против марксизма. Критику взглядов Воронцова дал Г. В. Плеханов в сочи­нении «Обоснование народничества в трудах г-на Воронцова (В. В.)» (1896). В. И. Ленин в своих высту­плениях и работах 90-х годов до конца разоблачил реакционные воззрения Воронцова. — 4, 102, 104, 121, 158, 249, 260, 263, 271, 277, 300, 322, 361, 366, 377, 401 — 402, 410, 442—443, 451, 470, 489, 492, 519—520, 523—524, 525, 531, 532.

Галъеани (Galvani), Луиджи (1737—1798) — итальянский анатом и физиолог, один из основателей учения об электричестве, установивший наличие электрического тока в животном организме. Опыты Гальвани способствовали открытию в физике гальванического тока, оказавшего большое влияние на раз­витие естествознания и техники. Они положили начало электрофизиологии. Основной труд Гальвани — «Трактат о силах электричества при мышечном движении» (1791). — 162—163.

Гегель (Hegel), Георг-Вильгельм-Фридрих (1770—1831) — крупнейший немецкий философ — объек­тивный идеалист. Философия Гегеля явилась завершением и вершиной немецкого идеализма конца XVIII — начала XIX в. Исторической заслугой Гегеля является глубокая и всесторонняя разработка идеалистической диалектики, которая послужила одним из теоретических источников диалектического материализма. Согласно Гегелю, весь естественный, исторический и духовный мир находится в беспре-

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 621

рывном движении, изменении, преобразовании и развитии; однако объективный мир, действительность рассматривается им как порождение абсолютного духа, абсолютной идеи. В. И. Ленин назвал абсолют­ную идею теологической выдумкой идеалиста Гегеля, Для философии Гегеля характерно глубокое про­тиворечие между диалектическим методом и консервативной, метафизической системой, которая по су­ществу требовала прекращения развития. По социально-политическим воззрениям Гегель был реакцио­нером.

К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин, критически переработав диалектический метод Гегеля, создали материалистическую диалектику, которая отражает наиболее общие законы развития объективного мира и человеческого мышления.

Главные произведения Гегеля: «Феноменология духа» (1806), «Наука логики» (1812—181(3), «Эн­циклопедия философских наук» (1817), «Философия нрава» (1821). Посмертные издания: «Лекции по эстетике, или философия искусства» (1836—1838) и «Лекции по истории философии» (1833—1836). — 135, 162— 163, 165, 168, 171.

Герцен, А. И. (1812—1870) — великий русский революционер-демократ, философ-материалист, пуб­лицист и писатель; основоположник «русского» социализма. Герцен вступил в освободительное движе­ние как дворянский революционер, продолживший традиции декабристов. В 1829—1833 гг. во время пребывания в Московском университете стоял во главе кружка передовой, революционно настроенной молодежи, изучавшей политические и теоретические учения революционных мыслителей XVIII в. и со­циалистов-утопистов. В 1834 году вместе с другими членами кружка был арестован и в 1835 году сослан в Пермь, а затем в Вятку, во Владимир и Новгород. После возвращения из ссылки в 1842 году жил в Мо­скве. Написанные им в это время философские работы «Дилетантизм в науке» (1842— 1843) и «Письма об изучении природы» (1844—1846) сыграли важную роль в развитии русской материалистической фи­лософии. В. И. Ленин характеризовал Герцена как выдающегося мыслителя, который вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом. В январе 1847 года в связи с преследованиями царского правительства Герцен эмигрировал за границу. Жил сначала в Па­риже, Ницце, а в 1852 году переехал в Лондон, где основал русскую типографию и создал вольную рус­скую прессу за границей. После выпуска нескольких революционных прокламаций, брошюр и статей в 1855 году начал издавать альманах «Полярная Звезда», а с 1857 года вместе с Н. П. Огаревым — «Коло­кол». Не поняв буржуазно-демократической сущности движения 1848 года и домарксовского социализ­ма, Герцен не мог понять буржуазной природы русской революции, колебался между демократизмом и либерализмом. В 60-х годах Герцен решительно отошел от либерализма и, встав на сторону революци­онной

622 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

демократии, «обратил свои взоры... к Интернационалу, к тому Интернационалу, которым руководил Маркс» (В. И. Ленин. Сочинения, 4 изд., том 18, стр. 11). В письме к Огареву Герцен приветствовал пе­ревод на русский язык работ Маркса.

Оценка роли Герцена в истории русского освободительного движения дана В. И. Лениным в статье «Памяти Герцена» (1912). — 271, 273—274, 280.

Гладстон (Gladstone), Уилъям-Юарт (1809—1898) — английский политический и государственный деятель, лидер либералов. С 1859 года Гладстон — министр финансов в либеральном кабинете Пальмер-стона, в дальнейшем участник всех либеральных правительств; с 1868 года в течение ряда лет возглавлял либеральный кабинет. Ловкий политик, талантливый оратор, он использовал все средства политической демагогии и показных половинчатых реформ для привлечения на свою сторону мелкобуржуазных слоев населения и верхушки рабочего класса. Вел захватническую колониальную политику. В отношении Ир­ландии правительство Гладстона проводило, по выражению К. Маркса, политику насилия и усиленной охраны, свирепо подавляя национально-освободительное движение. В 1894 году Гладстон вышел в от­ставку и отошел от активной политической деятельности. Как политического деятеля Гладстона, «этого, — по выражению Ленина, — героя либеральных буржуа и тупых мещан» (Сочинения, 4 изд., том 20, стр. 131), отличали крайняя беспринципность, ханжество и лицемерие. К. Маркс, применяя к Гладстону эпитет «великий» (в кавычках), называл его «отъявленным лицемером и казуистом» (К. Маркс и Ф. Эн­гельс. Сочинения, т. XXVII, 1935, стр. 129). — 266.

Головачев, А. А. (1819—1903) — общественный деятель и публицист либерального направления; один из деятелей Тверского губернского комитета по освобождению крестьян; участвовал в разработке проек­та отмены крепостного права, значительная часть которого была положена в основу «Положений» 19 февраля 1861 года. С 1858 года выступал как публицист по крестьянскому и другим вопросам в «Русском Вестнике», «Вестнике Европы», «Русской Мысли», «Спб. Ведомостях», «Московских Ведомостях» и других газетах и журналах. — 471.

Головин, К. Ф. (1843—1913) — беллетрист (псевдоним К. Орловский), реакционный критик и публи­цист. Печатался в «Русском Вестнике», «Русском Обозрении», «Вестнике Европы» и др. В № 12 «Рус­ского Вестника» за 1894 год выступил со статьей «Два новых противника общины», где разбирал «Эко­номические этюды» А. Скворцова и «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии Рос­сии» П. Струве. В этой статье Головин заявлял о возможности «идти рука об руку» с марксистами, т. е. «легальными марксистами». Позднее — крайний

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 623

реакционер и крепостник, защитник интересов крупного землевладения и монархии. — 529.

Григорьев, В. Н. (1852—1925) — статистик, экономист и общественный деятель народнического на­правления. За участие в революционной деятельности несколько раз подвергался ссылке. С 1886 по 1917 год работал в статистическом отделении Московской городской управы. Первая работа, написанная в нижегородской ссылке, — «Кустарное замочно-ножевое производство Павловского района» (1881). На основании материалов, собранных на местах, Григорьев в 1885 году написал самую крупную свою рабо­ту «Переселения крестьян Рязанской губернии». В 1897 году участвовал в либерально-народническом сборнике «Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства». Для изучения истории статистики большое значение имеет работа Григорьева «Предметный указатель мате­риалов в земско-статистических трудах с 1860-х годов по 1917 г.» (2 вып., 1926—1927). В. И. Ленин ис­пользовал некоторые материалы из работ Григорьева в книге «Развитие капитализма в России», критикуя его в то же время за идеализацию мелкого производства. — 256.

Гурвич, И. А. (1860—1924) — экономист. В 1880 году был арестован по делу народнической типогра­фии ив 1881 году выслан в Сибирь. В ссылке провел первое местное исследование переселений кресть­ян, результаты которого обобщил в работе «Переселения крестьян в Сибирь» (1888). По возвращении из ссылки вел революционную пропаганду среди рабочих и был одним из организаторов первого еврейско­го рабочего кружка в Минске. В 1889 году эмигрировал в Америку, активно участвовал в американском профессиональном и социал-демократическом движении. В начале 900-х годов стал ревизионистом. Ра­боты Гурвича — «Переселения крестьян в Сибирь» и особенно «Экономическое положение русской де­ревни» (1892, на русском языке издана в 1896 г.)—получили высокую оценку В. И. Ленина и Г. В. Пле­ханова. — 231, 262—263.

д

Даниельсон, Н. Ф. (Н. —он, Ник. —он, Николай —он, —он) (1844—1918) — русский писатель-экономист, один из идеологов либерального народничества 80—90-х годов; в своей политической дея­тельности отразил эволюцию народников от революционных выступлений против царизма в сторону примирения с ним. В 60—70-х годах Даниельсон был связан с кружками революционной разночинной молодежи. В начале 1870 года — арестован. Завершил начатый Г. А. Лопатиным первый перевод «Капи­тала» К. Маркса на русский язык. Работая над переводом «Капитала», вел переписку с К. Марксом и Ф. Энгельсом,

624 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

в которой затрагивал и проблемы экономического развития России. Однако существа марксизма Дани­ельсон не понял и впоследствии выступал против него. В 1893 году издал книгу «Очерки нашего поре­форменного общественного хозяйства», которая вместе с работами В. П. Воронцова служила главным экономическим обоснованием либерального народничества. В. И. Ленин в ряде своих работ резко крити­ковал Даниельсона и полностью разоблачил сущность его реакционных воззрений. — 95—96, 98, 104, 119—120, 218—219, 243, 280, 282, 283, 320—322, 323, 324— 329, 330, 331, 335—338, 361, 413, 442, 470— 471, 475, 486, 487, 488, 490, 492, 493—498, 499, 503, 504—505, 509, 511—513, 514—515, 523.

Дарвин (Darwin), Чарлз-Роберт (1809—1882) — великий английский ученый, основоположник мате­риалистической биологии, эволюционного учения о происхождении видов. Дарвин впервые, на огром­ном естественнонаучном материале, обосновал теорию развития живой природы, доказал, что развитие органического мира совершалось от менее сложных форм к более сложным, что появление новых форм, так же как исчезновение старых, является результатом естественноисторического развития. Ведущей идеей теории Дарвина является его учение о происхождении видов путем естественного и искусственно­го отбора. Дарвин утверждал, что организмам свойственны изменчивость и наследственность и те изме­нения, которые оказываются полезными животному или растению в его борьбе за существование, закре­пляются и, накапливаясь, передаются по наследству и обусловливают появление новых животных и рас­тительных форм. Главные принципы и доказательства этого учения изложены им в книге «Происхожде­ние видов» (1859). Высоко оценивая значение учения Дарвина и его книги, Маркс писал, что в ней «впервые не только нанесен смертельный удар «телеологии» в естественных науках, но и эмпирически выяснен ее рациональный смысл» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1953, стр. 121). — 139.

Дементьев, Е. М. (1850—1918) — врач и статистик, прогрессивный общественный деятель, один из первых русских ученых, разрабатывавших статистику труда и санитарную статистику. По поручению Московского губернского земства провел обследование санитарного состояния ряда фабрик и заводов Московской губернии за 1879—1885 гг. и подробно описал тяжелые условия труда рабочих, выявленные в результате этого обследования. Большое общественно-политическое значение имела работа Дементье­ва «Фабрика, что она дает населению и что она у него берет» (1893). В этой работе он опровергал лживое утверждение народников об отсутствии в России класса фабричных рабочих и доказывал, что крупная машинная индустрия и в России, и в странах капитализма на Западе неизбежно отрывает рабочего от земли. Он показал жестокую эксплуатацию рабочих капиталистами, разрушительное действие тяжелых

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 625

условий труда на фабриках на здоровье рабочих и их семей в условиях капитализма. — 214—215.

Дюринг (Dühring), Евгений (1833—1921) — немецкий философ и экономист. Философские взгляды Дюринга представляли собой эклектическую смесь позитивизма, метафизического материализма и идеа­лизма. Его реакционно-утопическая система «социалитарного» хозяйства идеализировала прусские по­лукрепостнические формы хозяйства. Вредные и путаные взгляды Дюринга по вопросам философии, политической экономии и социализма находили поддержку среди некоторых социал-демократов Герма­нии, что являлось большой опасностью для неокрепшей еще партии. Учитывая это, Энгельс выступил против Дюринга и подверг его взгляды критике в книге «Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведен­ный господином Евгением Дюрингом» (1877—1878). В. И. Ленин в своей книге «Материализм и эмпи­риокритицизм» (1909) и в ряде других произведений неоднократно критиковал эклектические воззрения Дюринга.

Основные работы Дюринга: «Курс философии» (1875), «Критическая история национальной эконо­мии и социализма» (1871), «Курс национальной и социальной экономии» (1873). — 163, 165, 169—171, 172, 174—175, 181, 185.

Ε

Ермолов, А. С. (1846—1917) — министр земледелия и государственных имуществ с 1894 по 1905 гг., затем член Государственного совета, выступал как выразитель интересов помещиков-крепостников. На­писал ряд работ по вопросам сельского хозяйства. В 1892 году издал книгу «Неурожай и народное бедст­вие», в которой пытался оправдать сельскохозяйственную политику правительства. — 284, 300.

Ж

Жуковский, Ю. Г. (1822—1907) — буржуазный экономист и публицист. Писал в «Современнике», «Вестнике Европы», один из редакторов журнала «Космос». В своих работах пытался эклектически со­четать различные экономические теории. Будучи врагом марксистской политической экономии, Жуков­ский в 1877 году в «Вестнике Европы» № 9 опубликовал статью «Карл Маркс и его книга о Капитале», содержащую злобные нападки на марксизм. Статья вызвала оживленную полемику в России вокруг «Ка­питала». Н. Михайловский выступил со статьей «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского» в «Отече­ственных Записках» № 10, октябрь 1877 г. Статья послужила поводом для известного письма К. Маркса в редакцию «Отечественных

626 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Записок» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1953, стр. 313—316). В. И. Ленин называл Жуков­ского «пошло-буржуазным» экономистом. — 131, 170—171, 176.

Зибер, Н. И. (1844—1888) — русский экономист, публицист, профессор кафедры политической эко­номии и статистики Киевского университета; сотрудничал в ряде радикальных и либеральных журналов 80-х годов. Во время пребывания в Лондоне в 1881 году с целью научных занятий лично познакомился с К. Марксом и Ф. Энгельсом. Зибер был одним из первых в России популяризаторов и пропагандистов экономических трудов К. Маркса; он старался не только изложить идеи «Капитала», но и отстаивал эко­номическое учение К. Маркса в борьбе против его «критиков».

Однако марксизм Зибер понимал односторонне, революционно-критическая сторона учения Маркса осталась ему чужда. В 1871 году им была написана диссертация: «Теория ценности и капитала Д. Рикар-до в связи с позднейшими дополнениями и разъяснениями», о которой положительно отозвался К. Маркс в послесловии ко 2-му изданию первого тома «Капитала». В переработанном и дополненном виде эта работа Зибера была издана в 1885 году под названием «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях». Широкой известностью пользовались также его работы «Экономическая теория Маркса» (опубликована в 1876—1878 гг. в журналах «Знание» и «Слово»), «Очерки первобытной экономической культуры» (1883) и др. — 222.

Зиммелъ (Simmel), Георг (1858—1918) — немецкий философ и социолог идеалистического направле­ния, последователь Канта. Профессор Берлинского и Страсбургского университетов. Основные работы Зиммеля: «Социальная дифференциация» (1890), «Проблемы философии истории» (1892), «Социология» (1908) и др. — 431.

Зомбарт (Sombart), Вернер (1863—1941) — немецкий вульгарный буржуазный экономист, один из главных идеологов германского империализма. Профессор Бреславльского, а затем Берлинского универ­ситетов. В начале своей деятельности Зомбарт был одним из типичных идеологов «слегка подкрашенно­го в марксистский цвет социал-либерализма» (В. И. Ленин. Сочинения, 4 изд., том 18, стр. 51). В даль­нейшем превратился в открытого врага марксизма, изображал капитализм, как гармоническую хозяйст­венную систему, пытался опровергнуть теорию трудовой стоимости Маркса, отрицал теорию классовой борьбы, концентрацию капитала, теорию обнищания. В последние годы своей жизни он перешел на по­зиции фашизма и восхвалял

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 627

гитлеровский режим. Главные сочинения Зомбарта: «Социализм и социальное движение в XIX веке» (1896), «Современный капитализм» (1902). — 440—441.

И

Ильин, Вл. — см. Ленин, В. И.

Исаев, А. А. (1851—1924) — буржуазный экономист и статистик. Работая в Московском губернском земстве, занимался изучением кустарных промыслов Московской губернии. Читал лекции по политиче­ской экономии в ряде высших учебных заведений. Сотрудничал в нескольких журналах, автор широко распространенных до 1917 года курса политической экономии и многих книг и брошюр по вопросам по­литической экономии и социологии. Экономическое учение К. Маркса толковал в духе буржуазного ре­формизма, высказывался за земельную общину, промысловые артели и кооперативы как формы, якобы дающие мелкому хозяйству преимущества крупного и облегчающие переход к социализму. Его работы: «Промыслы Московской губернии» (1876—1877), «Начала политической экономии» (1894), «Настоящее и будущее русского общественного хозяйства» (1896) и др. — 219—220.

К

К. Г.—см. Ленин, В. И.

Каблуков, И. А. (1849—1919) — экономист и статистик. Профессор Московского университета. С 1885 по 1907 г. заведовал статистическим отделением Московского губернского земства. Под его руко­водством были составлены «Сборники статистических сведений по Московской губернии» (1877—1879). Сотрудничал в ряде газет и журналов. В экономических и статистических работах проводил идею «ус­тойчивости» мелкого крестьянского хозяйства, защищал земельную общину как форму, способную яко­бы предотвратить дифференциацию крестьянства. Выступал против марксизма также по вопросу о роли и значении классовой борьбы, проповедуя классовый мир. В. И. Ленин в ряде своих работ, особенно в «Развитии капитализма в России», дал резкую критику взглядов Каблукова. В 1917 году Каблуков участ­вовал в работе Главного земельного комитета при буржуазном Временном правительстве. После Вели­кой Октябрьской социалистической революции работал в Центральном статистическом управлении (ЦСУ), вел преподавательскую и литературную работу. Главные сочинения: «Вопрос о рабочих в сель­ском хозяйстве» (1884), «Лекции по экономии сельского хозяйства» (1897), «Об условиях развития кре­стьянского хозяйства в России» (1899), «Политическая экономия» (1918) и др. — 249—250, 361.

628 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Кареев, Н. И. (1850—1931) — либерально-буржуазный историк и публицист; один из представителей субъективной школы социологов, эклектик-идеалист. С 1879 года — профессор Варшавского, а затем Петербургского университетов. С 1905 года — член партии кадетов. С 90-х годов упорно боролся против марксизма. Автор большого количества работ, наиболее ценными из которых являются работы по исто­рии французского крестьянства: «Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века» (1879) — получила положительную оценку Маркса, «Очерк истории французских крестьян» (1881). Выпустил также ряд трудов по истории Польши. Широкой известностью пользовался курс «Ис­тории западной Европы в новое время» (7 тт.) (1892—1917). В 1910 году был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук, в 1929 году — почетным членом Академии паук СССР. — 141.

Карышев, Н. А. (1855—1905) — экономист и статистик, земский деятель. С 1891 года профессор Юрьевского (Тартуского) университета, затем Московского сельскохозяйственного института. Автор многих экономических и статистических книг и журнальных статей. Его докторская диссертация, вы­шедшая в 1892 году, — «Крестьянские вненадельные аренды» составила 2-й том «Итогов экономическо­го исследования России по данным земской статистики». Сотрудничал в газете «Русские Ведомости», в журналах «Земство», «Русское Богатство» и др. Работы Карышева посвящены главным образом вопро­сам экономики крестьянского хозяйства России. В них собран значительный статистический материал. Разделяя взгляды либеральных народников, Карышев отстаивал общинное землевладение, промысловые артели и другие кооперативы. В. И. Ленин в ряде своих трудов и выступлений резко критиковал и разо­блачал буржуазную сущность народнических взглядов Карышева. — 4, 14, 15, 19, 243, 260—261, 262, 489.

Каутский (Kautsky), Карл (1854—1938) — один из лидеров германской социал-демократии и II Ин­тернационала, вначале марксист, позднее ренегат марксизма, идеолог центризма; родоначальник одного из оппортунистических течений в рабочем движении — каутскианства. С 1874 года Каутский начал уча­ствовать в социалистическом движении. Его воззрения в то время представляли смесь лассальянства, неомальтузианства и анархизма. В 1881 году он знакомится с К. Марксом и Ф. Энгельсом и под их влия­нием переходит к марксизму, однако уже в этот, период Каутский проявлял колебания и шатания в сто­рону оппортунизма, за что его неоднократно резко критиковали К. Маркс и Ф. Энгельс. В 80—90-е годы Каутский написал ряд теоретических и исторических работ по отдельным вопросам марксистской тео­рии: «Экономическое учение Карла Маркса», «Аграрный вопрос» и др., которые принесли ему широкую известность. «Мы знаем из многих работ Каутского, —

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 629

писал Ленин, — что он умел быть марксистским историком, что такие работы его останутся прочным достоянием пролетариата, несмотря на позднейшее ренегатство» (Сочинения, 4 изд., том 28, стр. 246). В начале 900-х годов, в период широко развернувшегося революционного движения, Каутский выступал против революционной борьбы пролетариата и социалистической революции. В брошюре «Путь к вла­сти» (1909) Каутский признавал, что эра революции наступает, но и в этой работе, посвященной разбору вопроса о «политической революции», он совершенно обходил вопрос о государстве. «Из суммы этих обходов вопроса, умолчаний, уклончивостей и получился... полный переход к оппортунизму» (В. И. Ле­нин. Сочинения, 4 изд., том 25, стр. 453).

Накануне первой мировой войны Каутский становится центристом, с начала войны — социал-шовинистом. Каутский был автором теории ультраимпериализма, реакционную сущность которой разо­блачил Ленин в работах «Крах II Интернационала» (1915), «Империализм, как высшая стадия капита­лизма» (1916) и в других произведениях. После Октябрьской революции Каутский открыто выступил против пролетарской революции и диктатуры пролетариата, против Советской власти.

В. И. Ленин в своих произведениях «Государство и революция» (1917), «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918) и ряде других подверг уничтожающей критике каутскианские теории. Раскры­вая опасность каутскианства, В. И. Ленин писал: «Рабочий класс не может осуществить своей всемирно-революционной роли, не ведя беспощадной войны с этим ренегатством, бесхарактерностью, прислужни­чеством оппортунизму и беспримерным теоретическим опошлением марксизма» (Сочинения, 4 изд., том 21, стр. 283). — 130—131, 156, 271, 333.

Короленко, С. А. — экономист-статистик, работал при министерстве государственных имуществ, за­тем чиновник особых поручений при государственном контролере. С 1889 года по 1892 год по поруче­нию министерства государственных имуществ вел работу над книгой «Вольнонаемный труд в хозяйствах владельческих и передвижение рабочих, в связи с статистико-экономическим обзором Европейской Рос­сии в сельскохозяйственном и промышленном отношениях» (1892), изданной департаментом земледелия и сельской промышленности. — 327—328.

Косич, А. И. (род. в 1833) — саратовский губернатор в 1887— 1891 гг. — 270.

Кривенко, С. Н. (1847—1906) — публицист, представитель либерального народничества, автор работ: «По поводу культурных одиночек» (1893), «Письма с дороги» (1894), «К вопросу о нуждах народной промышленности» (1894) и др.; сотрудник журнала «Отечественные Записки», один из редакторов либе­рально-народнического журнала «Русское Богатство», а позднее

630 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

либерально-буржуазной газеты «Сын Отечества». В своих работах Кривенко проповедовал примирение с царизмом, затушевывал антагонизм классов и эксплуатацию трудящихся, отрицал капиталистический путь развития России. Взгляды Кривенко были подвергнуты резкой критике В. И. Лениным, а позднее Г. В. Плехановым в его работе «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895). — 129, 204, 209—289, 320, 325, 330, 365, 396.

Л

Лавров, П. Л. (Миртов) (1823—1900) — видный идеолог народничества, представитель субъективной школы в социологии; автор книги «Исторические письма» (1868—1869), оказавшей большое влияние на русскую народническую интеллигенцию, и ряда книг по истории общественной мысли, революционного движения и истории культуры («Народники-пропагандисты 1873—78 годов», «Очерки по истории Ин­тернационала» и др.). Лавров был родоначальником реакционной народнической теории «героев» и «толпы», отрицавшей объективные закономерности развития общества и рассматривавшей прогресс че­ловечества как результат деятельности «критически мыслящих личностей».

Лавров был членом общества «Земля и воля», позднее партии «Народная воля». Находясь с 1870 года в эмиграции, издавал журнал «Вперед» (Цюрих — Лондон, 1873—1876), был редактором «Вестника На­родной Воли» (1883—1886), участвовал в редактировании народовольческих сборников «Материалы для истории русского социально-революционного движения» (1893—1896); состоял членом I Интернациона­ла, был знаком с Марксом и Энгельсом и вел с ними переписку. — 414, 440.

Ланге (Lange), Фридрих-Альберт (1828—1875) — немецкий буржуазный философ-неокантианец, профессор Цюрихского и Марбургского университетов. Один из инициаторов реакционного движения буржуазной профессуры «назад к Канту». Ланге был врагом материализма; он считал, что материализм, будучи приемлем как метод исследования природы, неудовлетворителен как философское учение и дол­жен вести к идеализму. Дуализм кантовской философии Ланге пытался преодолеть путем превращения «вещи в себе» в субъективное понятие. Стоял на позициях социал-дарвинизма, распространяя законы биологии на человеческое общество, был сторонником мальтусовского закона о перенаселении. Автор сочинений: «Рабочий вопрос. Его значение в настоящем и будущем» (1865), «История материализма и критика его значения в настоящее время» (1865) и др. В. И. Ленин в ряде своих работ и особенно в «Ма­териализме и эмпириокритицизме» характеризовал Ланге как путаника, фальсифицировавшего материа­лизм. Антинаучные философские и социологические взгляды Ланге используются современной буржу­азной философией. — 475—480, 488.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 631

Ленин, В. И. (Ульянов, В. И., Вл. Ильин, К. Т., К. Тулин, В. Ульянов, Владимир Ульянов, Владимир Ильин Ульянов, Владимир Ильич Ульянов) (1870—1924) — биографические данные. — 5, 204, 205, 209, 347, 359, 360, 375, 391, 402, 525, 549, 550, 551, 552, 553, 554, 555, 556, 557, 558, 559—560, 561, 562.

Либкнехт (Liebknecht), Вильгельм (1826—1900) — видный деятель немецкого и международного ра­бочего движения, один из основателей и вождей германской социал-демократической партии, отец Карла Либкнехта. Принимал активное участие в революции 1848—1849 гг. в Германии, после поражения кото­рой эмигрировал сначала в Швейцарию, а затем в Лондон, где сблизился с Марксом и Энгельсом. Под влиянием Маркса и Энгельса Либкнехт становится социалистом, а после возвращения в 1862 году в Гер­манию и организации I Интернационала — одним из наиболее ревностных пропагандистов его револю­ционных идей и организатором секций Интернационала в Германии. После создания в 1875 году единой социал-демократической партии Германии Либкнехт был до конца жизни членом Центрального Комите­та и ответственным редактором Центрального Органа — «Vorwärts» («Вперед»). С 1867 до 1870 года — депутат Северогерманского рейхстага, а с 1874 года неоднократно избирался депутатом германского рейхстага; умело использовал парламентскую трибуну для разоблачения реакционной внешней и внут­ренней политики прусского юнкерства. За революционную деятельность неоднократно подвергался тю­ремному заключению. Принимал деятельное участие в организации II Интернационала. Маркс и Энгельс очень ценили Либкнехта, считали его одной из своих главных опор в Германии, направляли его деятель­ность, но в то же время подвергали резкой критике его примиренческую политику по отношению к оп­портунистическим элементам. — 309.

Лист (List), Фридрих (1789—1846) — немецкий вульгарный буржуазный экономист и политический деятель; фабрикант. С 1817 года — профессор в Тюбингенском университете, с 1819 года — глава не­мецкого торгового союза. Взгляды Листа отражали реакционный характер немецкой буржуазии, скло­нявшейся к компромиссу с юнкерством. В 1841 году опубликовал свою работу «Национальная система политической экономии», в которой пытался критиковать теорию буржуазных экономистов — класси­ков. Считая, что основой экономического развития нации является мануфактура, Лист требовал установ­ления для молодой капиталистической промышленности Германии пошлин, ограждающих ее от ино­странных конкурентов. По мнению Листа, установление пошлин должно было ускорить развитие ману­фактуры, привести к экономическому развитию нации и

632 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

способствовать росту могущества государства. В лице Листа молодая промышленная буржуазия Герма­нии нашла пылкого защитника своих интересов. — 456—457.

M

Мальтус (Malthus), Томас-Роберт (1766—1834) — английский реакционный буржуазный экономист, один из основоположников человеконенавистнической теории народонаселения. В работе «Опыт о зако­не народонаселения» (1798) Мальтус пытался доказать, что причину нищеты трудящихся следует искать не в экономических условиях капитализма, а в природе, в абсолютном недостатке средств существования на земле. По «теории» — схеме Мальтуса производство средств существования якобы увеличивается лишь в арифметической прогрессии, тогда как население — в геометрической. Под этим предлогом Мальтус оправдывал войны и эпидемии как средства сокращения численности населения, призывал тру­дящихся воздерживаться от вступления в брак. «Выводы Мальтуса по научным вопросам, — писал Маркс, — сфабрикованы «с оглядкой» на господствующие классы вообще и на реакционные элементы этих господствующих классов в особенности; а это значит: Мальтус фальсифицирует науку в угоду ин­тересам этих классов» (К. Маркс. «Теории прибавочной стоимости», ч. II, 1957, стр. 113). В России точки зрения Мальтуса придерживались Струве, Булгаков и др. Современная империалистическая буржуазия возрождает мальтузианские теории, используя их в качестве орудия борьбы против трудящихся и в инте­ресах оправдания империалистической политики. — 471—472, 482, 491.

Маркс (Marx), Карл (1818—1883) — основоположник научного коммунизма, гениальный мыслитель, корифей революционной науки, вождь и учитель международного пролетариата (см. статью В. И. Лени­на «Карл Маркс (Краткий биографический очерк с изложением марксизма)». — Сочинения, 4 изд., том 21, стр. 27—74). — 71, 72—76, 78—82, 94—95, 100—101, 130—136, 138—141, 143—150, 156—158, 160—176, 179—180, 183—189, 192, 195—198, 214, 222, 241, 273—275, 303—304, 320—321, 322—323, 327—329, 330—333, 336, 340—342, 396, 422, 423, 429—430, 433, 434, 436—440, 445—446, 449^50, 458—461, 464, 475^77, 479^80, 487—488, 490, 495—496, 512, 520, 523—525.

Мейер (Mayer), Зигмунд — автор книги «Социальный вопрос в Вене» (1871), предприниматель. — 161.

Менделеев, Д. И. (1834—1907) — великий русский ученый; открыл периодический закон химических элементов, являющийся естественнонаучной основой современного учения о ве-

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 633

ществе. На основе периодического закона предсказал существование и свойства нескольких химических элементов, открытых впоследствии. В своем классическом труде «Основы химии» (1869—1871) впервые систематически изложил всю неорганическую химию с точки зрения периодического закона. Менделеев известен важными исследованиями в самых различных областях науки и техники. Передовой общест­венный деятель своего времени, Менделеев горячо боролся за распространение просвещения, за развитие производительных сил России, за ее экономическую независимость. В 1876 году был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук, однако выдвинутая в 1880 году его кандидатура в чле­ны Академии наук под давлением реакционных правящих кругов была отвергнута, а в 1890 году Менде­леев был вынужден уйти из Петербургского университета, где был профессором с 1865 года. Творческое наследие Менделеева составляет более 400 опубликованных работ. Его труды получили всемирное при­знание. Менделеев был почетным членом многих иностранных академий и обществ. — 368.

Милль (Mill), Джон-Стюарт (1806—1873) — английский буржуазный философ, логик и экономист, один из видных представителей позитивизма. В 1865—1868 годах был членом нижней палаты англий­ского парламента. Главные философские труды Милля: «Система логики силлогистической и индуктив­ной» (1843) и «Обзор философии сэра Вильяма Гамильтона» (1865). Основная экономическая работа — «Основания политической экономии» (1848). Милль принадлежал к таким представителям буржуазной политической экономии, которые, по определению Маркса, «старались согласовать политическую эко­номию капитала с притязаниями пролетариата, которых уже нельзя было более игнорировать» («Капи­тал», т. I, 1955, стр. 13). Милль сделал шаг назад по сравнению с Д. Рикардо, он отошел от теории трудо­вой стоимости и заменил ее вульгарной теорией издержек производства. Прибыль капиталистов Милль пытался объяснить лженаучной теорией воздержания, которое якобы имеет место у капиталистов в от­ношении потребления. В проблеме народонаселения Милль был сторонником теории Мальтуса. Критику экономических воззрений Милля дал Н. Г. Чернышевский в своих примечаниях к переводу его книги «Основания политической экономии» (1860—1861) и в работе «Очерки из политической экономии (по Миллю)» (1861). — 495—496.

Миртов см. Лавров, П. Л.

Михайловский, Н. К. (Посторонний) (1842—1904) — виднейший теоретик либерального народничест­ва, публицист, литературный критик, философ-позитивист, один из представителей

634 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

субъективной школы в социологии. Литературная деятельность Михайловского началась в 1860 году, в 70-х годах он составлял и редактировал издания народников. Михайловский был одним из руководите­лей журнала «Отечественные Записки», сотрудничал в газете «Русские Ведомости», в журналах «Север­ный Вестник», «Русская Мысль», с 1892 года стал редактором журнала «Русское Богатство», на страни­цах которого вел ожесточенную борьбу с марксистами.

Критика взглядов Михайловского дана в работе В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (1894) и других произведениях. — 129—203, 204, 209—210, 246, 265, 268, 271—274, 275, 276, 277, 279, 323, 331 — 332, 340, 341, 370, 372, 382—383, 394, 414—418, 419, 423—424, 427, 429, 431—433, 434, 436—437, 440, 467, 475.

Морган (Morgan), Льюис-Генри (1818—1881) — выдающийся американский ученый, этнограф, архео­лог и историк. На основании большого этнографического материала, полученного в процессе изучения общественного строя и быта американских индейцев, обосновал учение о развитии рода как основной формы первобытнообщинного строя. Учение Моргана нанесло удар господствовавшей в течение многих веков патриархальной теории, утверждавшей извечность патриархальной семьи, как зародыша и основ­ной ячейки общества. Это открытие Моргана Энгельс приравнивал но его значению для науки к таким открытиям, как теория происхождения видов Дарвина или теория прибавочной стоимости Маркса. Мор­гану принадлежит также попытка создания периодизации истории доклассового общества. Маркс и Эн­гельс высоко ценили труды Моргана. Маркс составил подробный конспект его книги «Древнее общест­во» (1877), а Энгельс, работая над книгой «Происхождение семьи, частной собственности и государст­ва», использовал фактический материал, собранный Морганом. — 146, 149, 184—185.

Η

Η он, Ник. он, Николай он — см. Даниельсон, Η. Φ.

Наполеон I (Бонапарт) (1769—1821) — выдающийся французский полководец, первый консул Фран­цузской республики 1799—1804, французский император 1804—1814 и 1815 гг. — 168.

О

он — см. Даниельсон, Η. Φ.

Орлов, В. И. (1848—1885) — статистик, один из основателей земской статистики в России. Заведую­щий статистическим отде-

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 635

лением Московского губернского земства. Под его руководством велась также статистическая работа в Тамбовской, Курской, Орловской, Воронежской и Самарской губерниях. Орлову в значительной степени принадлежат «Сборники статистических сведений по Московской губернии». Данными работ Орлова пользовался К. Маркс, В. И. Ленин и Г. В. Плеханов. — 249—250.

Π

ПС — см. Струве, П. Б.

Плеханов, Г. В. (1856—1918) — первый пропагандист марксизма в России, непримиримый борец за материалистическое мировоззрение, выдающийся деятель русского и международного рабочего движе­ния. В 1875 году, еще студентом, Плеханов установил связь с народниками, с рабочими Петербурга и включился в революционную деятельность. В 1877 году вступил в народническую организацию «Земля и воля», в 1879 году, после ее раскола, стал во главе вновь созданной организации народников «Черный передел». Эмигрировав в 1880 году за границу, Плеханов порвал с народничеством и в 1883 году в Же­неве создал первую русскую марксистскую организацию — группу «Освобождение труда». Плеханов написал много работ по философии, истории социально-политических учений, по вопросам теории ис­кусства и литературы, представляющих собой ценный вклад в сокровищницу научного социализма. «За 20 лет, 1883— 1903, — писал В. И. Ленин, — он дал массу превосходных сочинений, особенно против оппортунистов, махистов, народников» (Сочинения, 4 изд., том 20, стр. 333). Философские труды Плеха­нова В. И. Ленин называл лучшими в международной марксистской литературе. Однако у Плеханова были серьезные ошибки: он недооценивал революционной роли крестьянства, рассматривал либераль­ную буржуазию как союзника рабочего класса; признавая на словах идею гегемонии пролетариата, на деле выступал против существа этой идеи.

После II съезда РСДРП Плеханов стал на позиции примиренчества к оппортунистам, а затем примк­нул к меньшевикам. В период первой русской революции 1905—1907 годов у Плеханова имелись круп­нейшие разногласия с большевиками по коренным вопросам тактики. Позднее он несколько раз отходил от меньшевиков, обнаруживая колебания между меньшевизмом и большевизмом; в 1908—1912 годах, когда меньшевики стали на путь ликвидации подпольных организаций партии, Плеханов выступил про­тив ликвидаторства и возглавил группу «меньшевиков-партийцев». Во время первой мировой войны 1914—1918 годов стоял на позициях социал-шовинизма. После Февральской буржуазно-демократической революции 1917 года Плеханов вернулся в Россию и занял позицию поддержки Вре­менного правительства;

636 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

к Великой Октябрьской социалистической революции отнесся отрицательно.

Важнейшие теоретические работы Плеханова: «Социализм и политическая борьба» (1883), «Наши разногласия» (1885), «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895), «Очерки по истории материализма» (1896), «Обоснование народничества в трудах г-на Воронцова (В. В.)» (1896), «О материалистическом понимании истории» (1897), «К вопросу о роли личности в истории» (1898) и др. — 183, 196—198, 225, 281—282, 290, 300.

Победоносцев, К. П. (1827—1907) — реакционный государственный деятель царской России, обер-прокурор синода, фактический глава правительства и главный вдохновитель разнузданной крепостниче­ской реакции в царствование Александра III, продолжавший играть крупную роль и при Николае П. В течение всей жизни вел упорную борьбу с революционным движением. Был решительным противником буржуазных реформ 60-х годов, сторонником неограниченного самодержавия, врагом науки и просвеще­ния. Во время подъема буржуазно-демократической революции в октябре 1905 года был вынужден по­дать в отставку и отошел от политической деятельности. — 281.

Постников, В. Е. (1844—1908) — экономист-статистик, служил в министерстве земледелия и госу­дарственных имуществ по устройству казенных земель, член Вольно-экономического общества. Автор книги «Южно-русское крестьянское хозяйство» (1891), собравший и обработавший данные земской ста­тистики по Екатеринославской, Таврической и Херсонской губерниям. В. И. Ленин разбирает книгу По­стникова в своих работах «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни», «По поводу так на­зываемого вопроса о рынках» (см. настоящий том, стр. 1—122), «Развитие капитализма в России». Ха­рактеризуя эту работу Постникова, В. И. Ленин писал: «В литературе о крестьянском разложении это сочинение должно быть поставлено на первое место» (Сочинения, 4 изд., том 3, стр. 48). Вместе с тем В. И. Ленин подчеркивал, что Постников, придавая большое значение экономическим вопросам, излагал их отрывочно и непоследовательно; в объяснении хозяйственных процессов у Постникова имелись проти­воречия и методологические ошибки. — 1—66, ПО—111, 112, 498, 505, 537—546.

Посторонний см. Михайловский, Н. К.

Прудон (Proudhon), Пъер-Жозеф (1809—1865) — французский публицист, экономист и социолог, идеолог мелкой буржуазии, один из основоположников анархизма. В 1840 году опубликовал книгу «Что такое собственность?». Прудон мечтал увековечить мелкую частную собственность и критиковал

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 637

с мелкобуржуазных позиций крупную капиталистическую собственность, предлагал организовать спе­циальный «народный банк», который при помощи «дарового кредита» поможет рабочим обзавестись собственными средствами производства и стать ремесленниками. Такой же реакционный характер носи­ла утопия Прудона о создании особых «обменных банков», при помощи которых трудящиеся якобы обеспечат «справедливый» сбыт продуктов своего труда и в то же время не тронут капиталистической собственности на орудия и средства производства. В 1846 году выпустил книгу «Система экономических противоречий, или Философия нищеты», где изложил свои мелкобуржуазные философско-экономические взгляды. Маркс в работе «Нищета философии» дал уничтожающую критику книги Пру­дона, показав ее научную несостоятельность. Избранный в период революции 1848 года в Учредительное собрание Прудон осуждал революционные выступления рабочего класса; одобрил бонапартистский пе­реворот 2 декабря 1851 года, за которым последовало установление во Франции режима Второй импе­рии. — 140, 437, 445—446.

Распопин, В. — статистик, автор статьи «Частновладельческое хозяйство в России (По земским ста­тистическим данным)», помещенной в №№ 11 и 12 «Юридического Вестника» за 1887 год. — 515.

Роджерс (Rogers), Джемс-Эдеин-Торолд (1823—1890) — английский буржуазный экономист-историк. С 1859 года — профессор политической экономии и статистики в Лондонском университете, с 1862 года — в Оксфорде. В 1880—1886 гг. — член парламента от либеральной партии, выступал как по­следовательный противник протекционизма и сторонник фритредерства. В своей основной работе «Ис­тория земледелия и цен в Англии» (1866) собрал и обработал большой статистический материал. К. Маркс использовал его в I томе «Капитала». — 495—496.

Руге (Rüge), Арнольд (1802—1880) — немецкий публицист, младогегельянец; буржуазный радикал. В 1844 году в Париже вместе с Марксом издавал журнал «Deutsch-Französische Jahrbücher» («Немецко-Франпузский Ежегодник»). Вскоре Маркс разошелся с Руге. В 1848 году был депутатом франкфуртского Национального собрания, принадлежал к левому крылу; в 50-х годах — один из лидеров немецкой мел­кобуржуазной эмиграции в Англии; после 1866 года — национал-либерал, сторонник Бисмарка, высту­пал в печати за воссоединение Германии под главенством Пруссии. — 161.

638 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Руссо (Rousseau), Жан-Жак (1712—1778) — выдающийся французский просветитель, отразивший в своих произведениях идеологию мелкой буржуазии; сыграл важную роль в идеологической подготовке французской буржуазной революции XVIII века; один из основоположников французской буржуазно-демократической литературы; оказал большое влияние на развитие буржуазной педагогики. Руссо остро поставил вопрос об общественном неравенстве. Считая частную собственность источником социального угнетения народных масс, он в то же время не выступал за полное уничтожение частной собственности, выдвинув утопическую, уравнительную теорию распределения частной собственности. Философские взгляды Руссо не были последовательными. Началом всех природных явлений он считал дух и материю, причем материю относил к пассивному началу, приписывая активность богу. Преобладающей тенденци­ей философии Руссо был идеализм, однако в ряде случаев им высказывались материалистические поло­жения. В учении Руссо о происхождении и росте общественного неравенства заключалась догадка о ре­шающей роли экономики в развитии общества. Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» характеризует Руссо как диалектика.

Основные произведения Руссо: «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нра­вов?» (1750), «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755), «Юлия, или Новая Элоиза» (1761), «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (1762), «Эмиль, или О воспитании» (1762) и другие. — 175.

Салтыков-Щедрин, М. Е. (1826—1889) — великий русский писатель-сатирик, революционный демо­крат. В своих произведениях, пользуясь методом сатиры, подверг уничтожающей критике самодержав­но-крепостнический строй России, создал целую галерею образов самодуров-помещиков, представите­лей царской бюрократии, трусливых либералов и впервые в художественной литературе вывел типы буржуазных хищников. За свои первые повести «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848) был сослан в апреле 1848 года в Вятку, где пробыл более 7 лет. Вернувшись в начале 1856 года в Петербург, Салтыков под псевдонимом «Н. Щедрин» выступает с «Губернскими очерками», а позднее, в 60—80-х годах создает ряд крупных произведений: «История одного города» (1869—1870), «Благонамеренные речи» (1872—1876), «Господа Головлевы» (1875—1880) и др. Образ главного персонажа романа «Госпо­да Головлевы» — Иудушки Ленин назвал бессмертным и неоднократно использовал, так же как и другие образы из произведений Салтыкова, в своих работах, разоблачая враждебные народу социальные

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 639

группы и политические партии. Высоко ценил произведения Салтыкова К. Маркс. В 1863—1864 годах Салтыков становится ведущим публицистом революционно-демократического журнала «Современник», а с 1868 года входит в состав редакции журнала «Отечественные Записки». После смерти Некрасова, в 1878 году становится ответственным редактором журнала и подлинным духовным вождем демократиче­ской интеллигенции, продолжающим великие традиции революционной демократии 60-х годов. — 268, 447.

Сениор (Senior), Нассау-Уилъям (1790—1864) — английский вульгарный экономист, защищавший интересы фабрикантов и принимавший деятельное участие в агитации последних против сокращения рабочего дня в Англии (30-е годы XIX века). Его памфлет «Письма о влиянии фабричного законодатель­ства на хлопчатобумажную промышленность» (1837) К. Маркс подверг резкой критике в I томе «Капита­ла». — 82.

Скворцов, А. И. (1848—1914) — буржуазный экономист, агроном, профессор Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесоводства, автор ряда работ по политической экономии и экономике сельского хозяйства. В. И. Ленин неоднократно критиковал буржуазные взгляды Скворцова в своих про­изведениях. Главные труды Скворцова: «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство» (1890), «Экономические этюды» (1894), «Основания политической экономии» (1898) и др. —201, 499—503, 530—531.

Слонимский, Л. 3. (1850—1918) — публицист, постоянный сотрудник журнала «Вестник Европы». В 90-х годах принимал участие в полемике против марксистов, выступал с либерально-буржуазной точки зрения. Его статьи на эти темы собраны в книге «Экономическое учение Карла Маркса» (1898) и др. — 54, 335—336.

Смит (Smith), Адам (1723—1790) — английский экономист, крупнейший представитель классиче­ской буржуазной политической экономии. В своем труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) впервые провозгласил источником стоимости всякий труд, в какой бы отрасли произ­водства он ни был затрачен. Исходя из этого положения, сделал весьма важный вывод, что заработная плата рабочего представляет собой часть его продукта и определяется стоимостью его средств существо­вания, что источником доходов капиталистов и землевладельцев также является труд рабочих. Смит впервые указал, что капиталистическое общество состоит из трех классов: рабочих, капиталистов и зем­левладельцев. Но будучи ограничен буржуазным мировоззрением, он отрицал наличие классовой борьбы в этом обществе. Отмечая заслуги

640 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Смита в развитии политэкономии, Маркс одновременно показал буржуазную ограниченность, противо­речивость и ошибочность его взглядов. Правильное определение стоимости товара заключенным в нем рабочим временем Смит смешивал со стоимостью самого труда. Утверждая, что при капитализме стои­мость образуется только из доходов — заработной платы, прибыли и ренты, ошибочно опускал стои­мость постоянного капитала, потребленного при производстве товара. Ошибочные положения Смита были использованы вульгарными буржуазными экономистами в целях идеологической защиты капита­лизма. В. И. Ленин, характеризуя Смита, как великого идеолога передовой буржуазии, в ряде своих работ критикует отдельные положения его учения. — 524—525.

Смит (Smith), Голъдвин (1823—1910) — английский историк, публицист и экономист; профессор но­вой истории в Оксфордском университете, с 1868 года занимал кафедру английской истории в универси­тете в Итаке (штат Нью-Йорк). В 1871 году переселился в Канаду. Автор ряда работ по вопросам, ка­сающимся Ирландии, Канады и Соединенных Штатов Америки. — 495—496.

Спенсер (Spencer), Герберт (1820—1903) — английский философ, психолог и социолог, видный представитель позитивизма, один из основателей так называемой органической теории общества. Стре­мясь оправдать социальное неравенство, Спенсер уподоблял человеческое общество животному орга­низму и переносил биологическое учение о борьбе за существование на историю человечества. Реакци­онные философские и социологические взгляды Спенсера сделали его одним из самых популярных идеологов английской буржуазии. В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» подверг критике взгляды Спенсера и показал идейную связь между его взглядами и идеалистическими взглядами народника Н. К. Михайловского. Основная работа Спенсера «Система синтетической философии» (1862—1896). — 133.

Струве, П. Б. (П. С.) (1870—1944) — русский буржуазный экономист и публицист, в 90-х годах — виднейший представитель «легального марксизма», сотрудник и редактор журналов «Новое Слово» (1897), «Начало» (1899) и «Жизнь» (1900). «Великий мастер ренегатства», — так назвал В. И. Ленин Струве (Сочинения, 4 изд., том 13, стр. 453). Уже в первой своей работе «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» (1894) Струве, критикуя народничество, выступал с «дополнения­ми» и «критикой» экономического и философского учения К. Маркса, солидаризировался с представите­лями вульгарной буржуазной политической экономии, проповедовал маль-

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 641

тузианство. В начале 900-х годов Струве окончательно порвал с марксизмом и социал-демократией, пе­решел в лагерь либералов, был одним из теоретиков и организаторов буржуазно-либерального «Союза освобождения» (1904—1905) и редактором его нелегального органа «Освобождение» (1902—1905). С образованием в 1905 году партии кадетов он был членом ее ЦК. После поражения революции 1905— 1907 годов Струве — лидер правого крыла либералов; с начала первой мировой войны 1914—1918 годов — один из агрессивных идеологов российского империализма. После Великой Октябрьской социалистической революции Струве — ярый враг Советской власти, член контрреволюционного правительства Врангеля, белоэмигрант. — 280— 283, 320, 321, 324—325, 335—338, 347, 351—353, 358, 365, 366, 370, 372, 394, 397, 403, 410—411, 412—533.

Тверской, П. А. — русский помещик, эмигрировавший в 1881 году в Америку. Сотрудничал в журнале «Вестник Европы». — 95—96.

Трирогов, В. Г. — статистик, помощник председателя Саратовского губернского статистического ко­митета. Автор книги «Община и подать» (1882). — 51.

Тулин, К. см. Ленин, В. И.

У

Ульянов, В. И. — см. Ленин, В. И.

Успенский, Г. И. (1843—1902) — выдающийся русский писатель и публицист, революционный демо­крат. Впервые выступил в печати в 1862 году с рассказом «Идиллия», в 1865 году стал сотрудником журнала «Современник», а после его закрытия — постоянным сотрудником журнала «Отечественные Записки». В своих произведениях — «Нравы Растеряевой улицы» (1866), «Разорение» (1869—1871), «Из деревенского дневника» (1877— 1880), «Крестьянин и крестьянский труд» (1880), «Власть земли» (1882) и др. писатель с большим реалистическим мастерством изобразил угнетение и бесправие городской бед­ноты и крестьянства. Вопреки своим народническим взглядам, правдиво показал развитие капиталисти­ческих отношений, гибель устоев патриархальной жизни деревни, разрушение общины. В. И. Ленин вы­соко ценил Успенского, считал его одним «из лучших писателей, описывавших крестьянскую жизнь», в своих работах часто ссылался на его произведения. — 262— 263, 354—356, 362, 393.

642 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Φ

Фаусетт (Fawcett), Генри (1833—1884) — английский политический деятель, экономист, сторонник Мальтуса. С 1863 года профессор политической экономии в Кембридже. В 1865 году выбран в парла­мент, где примкнул к вигам. С 1880 года входил в министерство Гладстона. Его работы: «Экономическое положение британского рабочего» (1865), «Пауперизм: его причины и средства уничтожения» (1871) и др. — 495—496.

X

Харизоменов, С. А. (1854—1917) — видный русский земский статистик, экономист. В 70-х годах XIX века был членом народнической организации «Земля и воля», после раскола которой примкнул к «Чер­ному переделу»; в 1880 году отошел от революционного движения и начал заниматься статистикой. Ха­ризоменов исследовал кустарные промыслы Владимирской губернии, вел работу по подворному обсле­дованию Таврической губернии, руководил земскими статистическими исследованиями Саратовской, Тульской и Тверской губерний, написал ряд статей по вопросам экономики в журналах «Русская Мысль» и «Юридический Вестник».

Данными Харизоменова часто пользовался В. И. Ленин в работах 90-х годов. — 211.

Чернышевский, Н. Г. (1828—1889) — великий русский революционный демократ, ученый, писатель, литературный критик, один из выдающихся предшественников русской социал-демократии. Чернышев­ский был идейным вдохновителем и вождем революционно-демократического движения 60-х годов в России. Будучи социалистом-утопистом, он считал возможным переход к социализму через крестьян­скую общину, но в то же время, как революционный демократ, «умел влиять на все политические собы­тия его эпохи в революционном духе, проводя — через препоны и рогатки цензуры — идею крестьян­ской революции, идею борьбы масс за свержение всех старых властей» (В. И. Ленин. Сочинения, 4 изд., том 17, стр. 97). Чернышевский выступал с гневным разоблачением крепостнического характера «кре­стьянской реформы» 1861 года, призывал крестьян к восстанию. В 1862 году он был арестован царским правительством и заключен в Петропавловскую крепость, где пробыл около двух лет, а затем был приго­ворен к семи годам каторжных работ и к вечному поселению в Сибирь. Только на склоне лет Чернышев­ский был освобожден из ссылки. До конца своих дней он оставался страстным борцом против социаль­ного неравенства, против всех проявлений политического и экономического гнета.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 643

Огромны заслуги Чернышевского в области развития русской материалистической философии. Его философские взгляды были вершиной всей домарксовской материалистической философии. Материа­лизм Чернышевского носил революционный, действенный характер. Чернышевский резко критиковал различные идеалистические теории и стремился переработать диалектику Гегеля в материалистическом духе. В области политической экономии, эстетики, художественной критики, истории Чернышевский показал образцы диалектического подхода к изучению действительности. К. Маркс, изучавший произве­дения Чернышевского, очень высоко ценил их и называл Чернышевского великим русским ученым. Ле­нин писал о Чернышевском, что он «единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма... Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, — отмечал Ленин, — в силу отсталости русской жизни, под­няться до диалектического материализма Маркса и Энгельса» (Сочинения, 4 изд., том 14, стр. 346).

Перу Чернышевского принадлежит целый ряд блестящих произведений в области философии, поли­тической экономии, истории, этики, эстетики. Его литературно-критические произведения оказали ог­ромное влияние на развитие русской литературы и искусства. На романе Чернышевского «Что делать?» (1863) воспитывалось не одно поколение революционеров в России и за границей. — 271, 273—274, 280, 289—292.

Чичерин, Б. И. (1828—1904) — юрист-государствовед, историк и философ, видный деятель либераль­ного движения. С 1861 до 1868 года — профессор Московского университета. В 1882— 1883 годах — московский городской голова. По политическим взглядам — сторонник конституционной монархии. В философии — убежденный идеалист и метафизик. Основные работы: «Собственность и государство» (1882—1883), «История политических учений» (1869—1902), «Философия права» (1900) и др. — 368, 499.

щ

Щедрин см. Салтыков-Щедрин, Μ. Ε.

Щербина, Ф. А. (1849—1936) — земский статистик, народник; является основоположником русской бюджетной статистики. В 1884—1903 годах заведовал Воронежским земским статистическим отделени­ем. В 1907 году был членом II Государственной думы от партии народных социалистов. Член-корреспондент Российской академии наук. После Великой Октябрьской социалистической революции эмигрировал за

644 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

границу. Составил и издал под своей редакцией около 100 статистических работ, среди них: «Крестьян­ское хозяйство по Острогожскому уезду» (1887), «Воронежское земство. 1865—1889 г. Историко-статистический обзор» (1891), «Крестьянские бюджеты» (1900). В. И. Ленин, используя работы Щерби­ны, резко критиковал его, как народника. — 224—225, 226, 227—230, 233, 471—472.

Энгельгардт, А. Н. (1832—1893) — публицист, народник, известен своей общественно-агрономической деятельностью и опытом организации рационального хозяйства в своем имении Бати-щеве, Смоленской губернии. В. И. Ленин в книге «Развитие капитализма в России» (глава III, § VI) дает характеристику хозяйства Энгельгардта, показывая на его примере всю утопичность народнических тео­рий. Энгельгардт — автор печатавшихся в журнале «Отечественные Записки» писем «Из деревни» (вы­шли отдельным изданием в 1882 году) и ряда других работ по вопросам сельского хозяйства; был редак­тором первого русского «Химического Журнала» (1859—1860). — 289.

Энгельс (Engels), Фридрих (1820—1895) — один из основоположников научного коммунизма, вождь и учитель международного пролетариата, друг и соратник К. Маркса (биографические сведения см. в статье В. И. Ленина «Фридрих Энгельс», — Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 1—14). — 101, 144—149, 156, 160, 163—165, 169—175, 181, 183, 184, 329—330,423,436—440,467.

ю

Южакое, С. Н. (1849—1910) — один из идеологов либерального народничества, социолог и публи­цист. Сотрудничал в журналах «Отечественные Записки», «Вестник Европы» и др. Один из руководите­лей журнала «Русское Богатство». Вел ожесточенную борьбу с марксизмом. В. И. Ленин в своей работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (см. настоящий том, стр. 125—346), особенно во втором (неразысканном) выпуске, а также в статьях «Гимназические хозяй­ства и исправительные гимназии» и «Перлы народнического прожектерства» (Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 61—69, 471—504) подверг резкой критике политико-экономические взгляды Южакова. — 46, 129, 188, 204, 209— 210, 213, 224, 234, 242—243, 244, 250—251, 257—258, 265—266, 267—268, 290, 300, 365, 382—383, 399, 419—422, 442, 446, 491, 530, 533.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 645

Я

Яковлев, А. В. (1835—1888) — автор ряда работ по вопросам мелкого земельного кредита, артелей и пр. Струве в своей работе «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» цитиру­ет отрывки из его статьи «Ассоциация и артель», опубликованной в 1872 году в сборнике «Недели». — 417, 475.

Янжул, И. И. (1846—1914) — буржуазный экономист и статистик. Профессор Московского универ­ситета по кафедре финансового права. С 1882 года — фабричный инспектор московского округа первого призыва, автор ряда публицистических статей, а также работ по фабричному законодательству и фаб­ричному быту. О своей работе в качестве фабричного инспектора написал книгу — «Из воспоминаний и переписки фабричного инспектора первого призыва» (1907). — 529.

646

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

(1870—1894 годы) 1870

Апрель, 10 (22).

В Симбирске (ныне Ульяновск) родился Владимир Ильич Ульянов (Ленин).

1879

Август, 16 (28).

Январь, 12 (24).

Март, 1 (13). Апрель, 18 (30).

Май, 5(17) — июнь, б (18).

Май, 8 (20).

Ленин принят в первый класс Симбирской классической гимназии.

1886

Смерть отца Ленина — Ильи Николаевича Ульянова. 1887

Арест старшего брата Ленина — Александра Ильича Улья­нова за участие в покушении на Александра III.

Ленин пишет прошение директору Симбирской гимназии о допущении его к экзаменам на аттестат зрелости.

Ленин сдает выпускные экзамены в Симбир­ской гимназии.

Казнь А. И. Ульянова и других, осужденных по делу о по­кушении на Александра III.

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

647


Июнь, 10 (22). Середина июня.

Конец июня. Июль, 29 (август, 10).

Август, 13 (25). Сентябрь ноябрь.

Октябрь, 6 (18).

Декабрь, 4 (16).

Декабрь,

в ночь с 4 на 5

(с 16 на 17).

Декабрь, 5 (17).

Декабрь, 7 (19).

Ленин окончил Симбирскую гимназию с золотой медалью. Ленин принимает решение поступить в Казанский универ­ситет на юридический факультет.

Семья Ульяновых переезжает в Казань. Ленин подает прошение ректору Казанского университета о зачислении его на первый курс юридическо­го факультета.

Ленин поступает в Казанский университет. Ленин в Казани участвует в революционном студенческом кружке и в Самарско-Симбир-ском землячестве.

Ленин подает заявление инспектору Казанского универси­тета, в котором просит записать его на слушание лекций в первом полугодии 1887—1888 учебного года. Кроме специ­альных предметов: истории русского права, истории рим­ского права, энциклопедии права, в заявлении указываются богословие и английский язык.

Ленин участвует в студенческой сходке в Казанском уни­верситете.

Арест Ленина за участие в студенческих волнениях.

Ленин подает прошение ректору Казанского университета об отчислении его из числа студентов в связи с невозмож­ностью продолжать образование при существующих усло­виях университетской жизни.

Ленин исключается из университета.

Ленин высылается из Казани в деревню Кокушкино Казан­ской губернии под негласный надзор полиции.

1888


Май, 9 (21).

Ленин подает прошение министру народного просвещения о разрешении вновь поступить в Казанский университет. Просьба отклоняется.

648

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА


Сентябрь, б (18).

Начало октября.

Осень.

Ленин подает прошение министру внутренних дел о разре­шении поездки за границу для продолжения образования. Просьба отклоняется.

Ленин получает разрешение возвратиться из деревни Кокушкино в Казань, куда пересе­ляется вся семья Ульяновых. За Лениным устанавливается негласный надзор полиции.

Ленин изучает «Капитал» К. Маркса, вступает в один из марксистских кружков, организованных Η. Ε. Федосеевым.

1889


Май, 3—4 (15-16).

Май.

Май июнь.

Июль, 13 (25).

Октябрь, 11 (23).

Позднее

11 (23) октября.

Между 11 (23) октября 1889 г. и 17 (29) августа 1893 г.

Ленин переезжает из Казани в Самарскую губернию, на хутор близ деревни Алакаевки.

Ленин просит разрешения на выезд за границу «для лечения». Департамент полиции отказывает ему в вы­даче заграничного паспорта.

В «Самарской Газете» за 1889 г. в №№ 107,109, 111, 113, 115, 117, 119, 121, 123, 125 помещены объявления о жела­нии Ленина (В. Ульянова) давать уроки.

Арест Η. Ε. Федосеева и членов организованных им в Каза­ни марксистских кружков, в том числе и членов кружка, участником которого был Ленин.

Ленин переезжает с хутора близ деревни Алакаевки в Сама-РУ·

Ленин в Самаре дает уроки.

Ленин работает над книгой В. В. (В. П. Во­ронцова) «Судьбы капитализма в России»; делает на ней пометки, вычисления и под­черкивания. Эта книга подвергается им критике в произве­дениях: «Что такое «друзья народа» и как они воюют про­тив социал-демократов?» и «Развитие капитализма в Рос­сии».

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

649


Октябрь, 28 (ноябрь, 9).

Ленин подает прошение министру народного просвещения, в котором просит разрешить ему держать экс­терном экзамен на кандидата юридических наук при каком-либо высшем учебном заведении. Просьба отклоняется.

1890

Конец года год.

Май, 12 (24).

Май, 17 (29).

Июнь, 12 (24).

Между 12 (24) июня 1890 г. и 5 (17) апреля 1891 г.

Лето.

Конец августа.

Ленин в Самаре продолжает изучение произ­ведений Маркса и Энгельса, переводит «Мани­фест Коммунистической партии», который по­том читается в нелегальных кружках Самары (перевод этот не сохранился). Ленин знакомится с А. П. Скляренко, В. А. Поповым и ведет пропаганду марксизма среди самарской молодежи.

Мать Ленина — Мария Александровна Ульянова обращает­ся в департамент полиции с просьбой разрешить сыну по­ступить в один из университетов или держать экстерном го­сударственные экзамены.

М. А. Ульянова подает прошение министру народного про­свещения с просьбой допустить сына к выпускным экзаме­нам при одном из университетов. Просьба удовлетворяется.

Ленин подает прошение министру народного просвещения, в котором просит разрешить держать экзамены экстерном по предметам юридического факультета при Петербургском университете. Просьба удовлетворяется.

В связи с подготовкой к государственным экзаменам Ленин работает над книгами А. Д. Градовского «Начала русского государ­ственного права» (т. I—III); делает в них под­черкивания и выписки на полях.

Ленин живет на хуторе близ деревни Ала-каевки, наездами бывает в Самаре.

Первая поездка Ленина в Петербург для переговоров о сда­че государственных экзаменов при Петербургском универ­ситете за курс юридического факультета.

650

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА


Август, 26сентябрь, 1 (сентябрь, 7-13).

Между 19 (31) октября 1890 г. и 10 (22) апреля 1891 г.

Октябрь, 24 (ноябрь, 5).

По дороге в Петербург Ленин останавли­вается в Казани.

В связи с подготовкой к государственным экзаменам Ленин работает над книгой Ю. Ян-сона «Теория статистики»; делает в ней под­черкивания и выписки на полях.

Ленин выезжает из Петербурга в Самару.

1891

Конец марта. Март, 26 (апрель, 7).

Конец марта апрель.

Апрель, 424 (апрель, 16май, 6).

Апрель.

Конец апреля начало мая.

Май, 10 (22).

Весна и осень.

Ленин приезжает в Петербург для сдачи экзаменов. Ленин подает прошение председателю испы­тательной юридической комиссии при Петер­бургском университете о допущении его к сдаче экзаменов экстерном за курс университета. К прошению прилагает со­чинение по уголовному праву.

Ленин неоднократно посещает сестру — Ольгу Ильиничну Ульянову в общежитии Высших женских (Бестужевских) курсов.

Ленин сдает государственные экзамены при Петербургском университете по курсу юриди­ческого факультета (весенняя сессия).

Ленин отвозит в Александровскую больницу

сестру — О. И. Ульянову, заболевшую брюшным тифом, и

регулярно навещает ее.

Ленин извещает мать — М. А. Ульянову о бо­лезни сестры — О. И. Ульяновой.

Смерть О. И. Ульяновой.

Ленин участвует в похоронах своей сестры — О. И. Улья­новой на Волковом кладбище.

Ленин посещает Л. Ю. Явейна, преподавателя технологиче­ского института, и берет у него марксистскую литературу.

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

651


Весна или осень.

Май, 17 (29). Лето начало сентября

Первая половина сентября.

Между 10 и 15 (22 и 27) сен­тября. Сентябрь, 16 (28) — ноябрь, 9 (21).

Октябрь, 20 (ноябрь, 1).

Ноябрь, 12 (24). Ноябрь, 15 (27).

Ленин посещает приват-доцента Петербургского универси­тета С. Ф. Ольденбурга, чтобы узнать некоторые подробно­сти о жизни и научной работе своего брата А. И. Ульянова и о сестре О. И. Ульяновой.

Ленин выезжает из Петербурга в Самару. Ленин живет в Самаре и на хуторе близ деревни Алакаевки.

Ленин приезжает в Петербург для сдачи оставшейся части экзаменов в Петербургском университете.

Ленин сдает письменный экзамен на тему из области права.

Ленин заканчивает сдачу государственных экзаменов при Петербургском университете (осенняя сессия).

Ленин был на приеме у вице-директора депар­тамента полиции по вопросу о поездке за границу. Просьба отклонена.

Ленин возвращается из Петербурга в Самару.

Испытательная комиссия юридического факультета Петер­бургского университета присуждает Ленину диплом первой степени.

1892

Январь, 14 (26).

Январь, 30 (февраль, 11).

Февраль, 28 (март, 11).

Март апрель.

Ленин получает от управления Петербургского учебного округа университетский диплом первой степени.

Ленин зачисляется помощником присяжного поверенного к А. Н. Хардину в Самаре.

Ленин подает прошение в Самарский окружной суд о выдаче свидетельства на право быть поверенным.

Ленин выступает в Самарском окружном суде в качестве защитника по делам крестьян Муленкова, Опарина, Тишки-на, Зорина и других лиц.

652

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА


Май.

Июнь, 1 (13).

Июнь, 11 (23).

Июнь.

Июль, 23 (август, 4).

Лето.

Лето

1892 года —

зима 1892—1893

Сентябрь декабрь.

Ленин вместе с М. Т. Елизаровым — мужем А. И. Ульяновой — посещает Сызрань и деревню Бестужев­ку.

Ленин подает прошение директору департамента полиции, в котором просит поставить в известность председателя Са­марского окружного суда об отсутствии препятствий со стороны департамента полиции к выдаче ему свидетельства на право быть поверенным.

Ленин подает прошение председателю Самарского окруж­ного суда, в котором просит запросить департамент поли­ции об отсутствии с его стороны препятствий к выдаче сви­детельства на право быть поверенным.

Ленин выступает в Самарском окружном суде

в качестве защитника по делам крестьян Бамбурова, Чинова

и других.

Ленин получает право на ведение судебных дел в течение 1892 года.

Ленин бывает наездом на хуторе близ деревни Алакаевки.

Ленин пишет рефераты с критикой взглядов народников и читает их в нелегальных круж­ках. Эти рефераты явились подготовительным годов. материалом для работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?».

Ленин выступает в Самарском окружном суде в качестве защитника по судебным делам от­дельных лиц.

1893

Январь, 5 (17).

Январь,

12 (24)—13 (25).

Не ранее марта.

Ленин подает прошение в Самарский окружной суд, в кото­ром просит выдать свидетельство на право ведения судеб­ных дел в течение 1893 года.

Ленин выступает в Самарском окружном суде в качестве защитника по одному из судебных дел.

Ленин работает над книгой В. Е. Постникова «Южно­русское крестьянское хозяйство»;

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

653


Март апрель. Весна.

Позднее 20 мая (1 июня) ранее 31 августа (12 сентября).

Лето.

Август, 16 (28).

Позднее

17 (29) августа,

Конец августа.

Август, 26 (сентябрь, 7).

делает в ней пометки, вычисления и подчеркивания. Книга подробно разбирается им в статье «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Ленин ссылается на кни­гу Постникова в статье «По поводу так называемого вопро­са о рынках», а позднее — в книге «Развитие капитализма в России».

Ленин выступает в Самарском окружном суде в качестве защитника по судебным делам отдельных лиц. Вокруг Ленина образуется кружок самарских марксистов (А. П. Скляренко, И. X. Лалаянц). Ленин гото­вит и читает в кружке реферат-статью «Новые хозяйствен­ные движения в крестьянской жизни (По поводу книги В. Е. Постникова)». Кружок оказал большое влияние на передо­вую молодежь Поволжья.

Ленин работает над статьей Н. А. Карышева «Народно-хозяйственные наброски» («Русское Богатство» № 5, 1893); делает в ней подчер­кивания и запись на полях.

Ленин бывает наездами на хуторе близ де­ревни Алакаевки.

Ленин, в связи с намерением перевестись в Петербургский судебный округ, подает прошение председателю Самарско­го окружного суда, в котором просит выдать удостоверение, что он состоит помощником присяжного поверенного и в течение 1892 и 1893 годов получал свидетельства на право ведения судебных дел.

Ленин проездом из Самары в Петербург оста­навливается в Нижнем Новгороде, знакомится с местными марксистами, получает явку в Петербург.

Ленин проездом в Петербург останавливается в Москве, знакомится с местными марксистами.

Ленин работает в читальном зале библиотеки Румянцевского музея (ныне Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина).

654

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА


Август, 31 (сентябрь, 12).

Сентябрь, 3 (15).

Сентябрь, не ранее 21 (3 октября) не позднее 26 (7 октября).

Сентябрь 1893—1895 гг.

Октябрь, 5 (17).

Октябрь.

Ранее осени 1893 г.

Осень.

Ленин приезжает в Петербург.

Ленин зачисляется помощником присяжного поверенного к адвокату Μ. Φ. Волкенштейну.

Ленин приезжает во Владимир для встречи с Η. Ε. Федосеевым. Встреча не состоялась, так как Федосеев в это время не был освобож­ден из тюрьмы.

Ленин посещает конференции помощников присяжных поверенных, а также Совет присяжных пове­ренных при Петербургском окружном суде, проводит здесь юридические консультации и ведет судебные дела. Ленин является постоянным посетителем Государственной публичной библиотеки (ныне Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина), а также библиотеки Вольного экономического общества.

Ленин пишет письмо матери — М. А. Ульяновой, сообщает об условиях своей жизни, о том, что ожидает получения места в юрисконсульстве.

Ленин пишет письмо сестре — М. И. Улья­новой, сообщает о своей работе в Публичной библиотеке, интересуется, как идут занятия у нее и у брата.

Ленин работает над книгой «Сборник стати­стических сведений по Саратовской губер­нии, т. XI, Камышинский уезд»; делает на ней пометки, подсчеты и отчеркивания. Сборник был использован Лени­ным в работах: «По поводу так называемого вопроса о рын­ках» и «Развитие капитализма в России».

Ленин в Петербурге вступает в марксист­ский кружок студентов-технологов (С. И. Радченко, В. В. Старков, П. К. Запорожец, Г. М. Кржижановский, А. А. Ва­неев, М. А. Сильвин и другие). На собрании кружка высту­пает с критикой реферата Г. Б. Красина «Вопрос о рынках».

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

655


Осень и зима 1893—1894 гг.

Вторая поло­вина декабря.

1893 или

1893 год.

Ленин пишет реферат-статью «По поводу так называемого вопроса о рынках» и читает его в марксистском кружке.

Ленин работает над книгой «Военно-статистический сбор­ник». Вып. IV. Россия. Под ред. Η. Η. Обручева; делает по­метки и подчеркивания в этой книге. Сборник был исполь­зован Лениным в работах: «По поводу так называемого во­проса о рынках», «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» и «Развитие капита­лизма в России».

Ленин устанавливает связи с передовыми

рабочими петербургских фабрик и заводов

(В. А. Шелгуновым, И. В. Бабушкиным и другими).

Ленин пишет письмо П. П. Маслову, в кото­ром сообщает о получении его письма, высылке ему статей Η. Ε. Федосеева о крестьянской реформе и об отказе редак­ции журнала «Русская Мысль» опубликовать статью «Но­вые хозяйственные движения в крестьянской жизни»; про­сит дать замечания на эту статью.

Ленин начинает переписку с Η. Ε. Федосее­вым по вопросам марксистского мировоззре­ния.

1894

Начало января. Январь, 9 (21).

Январь.

Ленин приезжает в Москву.

Ленин выступает на нелегальном собрании в Москве против народника В. В. (В. П. Воронцова) с уничтожающей крити­кой его взглядов.

Ленин посещает Нижний Новгород и высту­пает в местном марксистском кружке с рефератом о книге В. В. «Судьбы капитализма в России».

Ленин возвращается в Петербург, где руководит петербург­ской группой марксистов и центральным рабочим кружком, ведет занятия в рабочих кружках за Невской заставой и в других районах.

656

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА


Конец февраля.

Ранее апреля.

Весна лето.

Май, 30 (июнь, 11).

Первая половина года.

Июнь, 14 (26). Июль.

Ленин участвует в совещании питерских марксистов, про­ходившем на квартире инженера Классона (на Охте). На со­вещании кроме Владимира Ильича присутствовали Н. К. Крупская, Р. Э. Классон, Я. П. Коробко, С. И. Радченко, Се-ребровский и другие. Здесь Ленин впервые встретился с Крупской.

Ленин знакомится с представителями «легальных марксис­тов» — А. Н. Потресовым, П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановским и др. Заключает впоследствии с ними времен­ное соглашение для борьбы против народников.

Ленин работает над книгой Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и переводит с немецкого на русский язык отдельные места.

Ленин пишет работу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»; первый выпуск работы был отпечатан на гектографе в июне в Петербурге.

Ленин пишет письмо П. П. Маслову в связи с его замечаниями на статью «Новые хозяй­ственные движения в крестьянской жизни».

Ленин работает над книгой народника

Н. А. Карышева «Крестьянские вненадельные аренды», де­лает пометки и подчеркивания в ней. Книга упоминается Лениным в работах: «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» и «Экономическое содержание народ­ничества и критика его в книге г. Струве»; позднее была подвергнута критике, в «Развитии капитализма в России».

Ленин читает в марксистском кружке в Петербурге реферат с критическим разбором книги народника Н. Карышева «Крестьянские вненадельные аренды».

Ленин выезжает в Москву. Лето проводит на даче в Под­московье у родных в Кузьминках.

В Петербурге выходит отпечатанное на гек­тографе второе издание первого выпуска

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

657


Июль август.

Август, 27 (сентябрь, 8).

Конец августа.

Сентябрь.

Октябрь ноябрь.

Осень.

Осень зима. Декабрь, 13 (25).

работы Ленина «Что такое «друзья народа» и как они вою­ют против социал-демократов?».

Ленин выезжает в Горки (Владимирская губерния) к А. А. Ганшину, в связи с нелегальным изданием работы «Что та­кое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Ленин возвращается из Москвы в Петербург.

Выходит третье издание первого выпуска работы Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против соци­ал-демократов?» (в Горках, Владимирской губернии) и пер­вое издание второго выпуска в Москве.

Выходит в Петербурге нелегально первое издание третьего выпуска и четвертое издание первого выпуска работы Ле­нина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?».

Выходит в Петербурге нелегально второе

издание второго выпуска работы Ленина «Что такое «друзья

народа» и как они воюют против

социал-демократов? ».

Ленин читает в кружке петербургских марксистов свою ра­боту «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?».

Ленин на собрании кружка петербургских марксистов чита­ет реферат «Отражение марксизма в буржуазной литерату­ре», в котором подвергает резкой критике буржуазные из­вращения марксизма в книге Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России».

Ленин ведет занятия в рабочих кружках за Невской заста­вой, на Петербургской и Выборгской стороне.

Ленин пишет письмо М. И. Ульяновой, в котором спраши­вает о здоровье ее и матери; интересуется жизнью Москов­ского университета, жалуется, что трудно достать третий

658 ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. И. ЛЕНИНА

том «Капитала» и просит сообщить об этом М. Т. Елизаро­ву.

Декабрь, 24 Ленин пишет письмо М. И. Ульяновой, в ко-

(5 января тором беспокоится о ее здоровье, рекомендует

1895 г.). не переутомляться; интересуется ее мнением

о работах Н. В. Шелгунова.

Конец декабря. Ленин навещает больную С. П. Невзорову, слушательницу

Высших женских (Бестужевских) курсов, члена петербург­ской социал-демократической группы.

Позднее 24 де- Ленин при деятельном участии рабочего

кабря (5января И. В. Бабушкина составляет листовку к ра-

1895 г.). бочим Семянниковского завода по поводу

происходивших там волнений — первый агитационный

листок русских марксистов.

Конец 1894 го- Ленин пишет работу «Экономическое содержа-

ла — начало ние народничества и критика его в книге

1895 года. г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литерату-

ре)».

659

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие к полному собранию Сочинений VII

Предисловие к первому тому XVIII

1893 г.

НОВЫЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ.

По поводу книги В. Е. Постникова — «Южно-русское крестьянское

хозяйство» 1—66

1 3

II 7

III 22

IV 34

V 62

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ 67—122

1 71

II 72

III 76

IV 82

V 86

660 СОДЕРЖАНИЕ

VI 94

VII 102

VIII 119

1894 г.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» И КАК ОНИ ВОЮЮТ

ПРОТИВ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ? (Ответ на статьи

«Русского Богатства» против марксистов) 125—346

Выпуск!. 127

От издателей 204

К предлагаемому изданию 205

Выпуск!!! 207

Приложение 1 313

Приложение II 320

Приложение III 339

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА И

КРИТИКА ЕГО В КНИГЕ Г. СТРУВЕ (ОТРАЖЕНИЕ МАРКСИЗМА

В БУРЖУАЗНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ). По поводу книги П. Струве:

«Критические заметки к вопросу об экономическом развитии

России». СПБ. 1894 г 347—534

Глава! Подстрочный комментарий к народнической profession de foi 354

Глава I! Критика народнической социологии 412

Глава II! Постановка экономических вопросов у народников

и у г. Струве 444

Глава IV. Объяснение некоторых черт пореформенной экономики

России у г. Струве 473

1 475

II 505

III 511

IV 515

V 519

VI 527

СОДЕРЖАНИЕ 661

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

ПОМЕТКИ, ВЫЧИСЛЕНИЯ И ПОДЧЕРКИВАНИЯ В. И. ЛЕНИНА В КНИГЕ В. Е. ПОСТНИКОВА «ЮЖНОРУССКОЕ КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО» 537—546

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПРОШЕНИЯ В. И. УЛЬЯНОВА (ЛЕНИНА) 1887—1893 гг 549—562

Список работ В. И. Ленина, относящихся к 1891—1894 гг., до настоящего времени не разысканных 565—566

Список работ, переведенных В. И. Лениным 567

Примечания 568—602

Указатель литературных работ и источников, цитируемых

и упоминаемых В. И. Лениным 603—616

Указатель имен 617—645

Даты жизни и деятельности В. И. Ленина 646—658

ИЛЛЮСТРАЦИИ

ПортретВ. И. Ленина. —1918 г II—III

ПортретВ. И. Ленина. — 1890—1891 гг XXIV—1

Первая страница рукописи В. И. Ленина «Новые хозяйственные

движения в крестьянской жизни». — 1893 г 2—3

Первая страница рукописи В. И. Ленина «По поводу так называемого

вопроса о рынках». — 1893 г 69

Последняя страница рукописи В. И. Ленина «По поводу так

называемого вопроса о рынках». — 1893 г 123

Обложка III выпуска гектографированного издания

книги В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как

они воюют против социал-демократов?». — 1894 г 208—209

662 СОДЕРЖАНИЕ

Последняя страница III выпуска гектографированного издания

книги В. И. Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют

против социал-демократов?». — 1894 г 312—313

Титульный лист сборника, в котором была напечатана работа

В. И. Ленина «Экономическое содержание народничества

и критика его в книге г. Струве». — 1895 г 349

Том подготовлен к печати

А. Д. Кощевой (подготовитель), Е. Б. Струковой, В. В. Горбуновым

Даты жизни и деятельности В. И. Ленина и указатель литературы подготовлены

А. П. Щербаковой

Редакторы Г. Д. Обичкин ж К. А. Остроухоеа *

Оформление художника П. П. Симагина Технический редактор П. П. Лебедева

Корректора В. П. Аносова иА. М. Холина *

Сдано в набор б января 1967 г. Подписано

к печати 27 марта 1967 г. Формат 84Х10811Ъ2-

Физ. печ. л. 21112+5 вклеек 5Ιλ6 печ. листа.

Условн. печ. л. 36,64. Учетно-изд. л. 34,95.

Тираж 120 тыс. экз. (245 001—365 000).

Зак. № 419. Бумага № 1.

Цена 65 коп. *

Издательство политической литературы.

Москва, А-47, Миусская пл., 7. *

Ордена Трудового Красного Знамени

Ленинградская типография № 1 «Печатный

Двор» имени А. М. Горького Главполиграфпрома

Комитета по печати при Совете

Министров СССР, г. Ленинград,

Гатчинская ул., 26. *

Цветные вклейки отпечатаны на Ленинградской фабрике офсетной печати № 1, Кронверкская, 7.