Светослав Славчев ЗАГАДКА БЕЛОЙ ДОЛИНЫ

— Слышишь? Вот опять…

Антоний Зеелинген, еще раз затянувшись, вынимает трубку изо рта и нехотя поворачивает голову в ту сторону, откуда доносится шепот. Там, возле брезентовой палатки, лежит на походном матраце больной Карлсон — крупный, светловолосый мужчина. Его трясет, лицо залито потом, давно не стриженные волосы прилипли к вискам. Вот он снова приподнимается на локте, и его большие, полные страха глаза лихорадочно блестят.

— Слышишь, слышишь?… — повторяет он

Да, Зеелинген слышит. Но он спокойно выбивает трубку о грубый, залепленный подсохшей грязью сапог и только потом, подняв голову, прислушивается — слух опытного охотника ловит малейшие шорохи, доносящиеся из лесных дебрей. Огромная, темно-красная луна выплывает из-за горизонта. В ее свете, мутном от испарений джунгли кажутся еще более мрачными и зловещими. Среди тысяч лесных звуков Зеелинген улавливает. тот, единственный, о котором с таким страхом шепчет светловолосый Карлсон. Это глухие короткие удары Сначала они раздаются редко, потом все чаще и чаще. Зеелинген знает: это язык джунглей. Где-то далеко пылает костер вокруг него собрались полуголые, смуглые мужчины, один из них ударяет ладонью по коже, туго натянутой на полый обрубок де рева ударит и прислушается, снова ударит и снова прислушается… все быстрее и быстрее. Джунгли говорят, и каждый понимает их. Удары означают:

— Кто видел двух мужчин? Они хотят скрыться. Они не должны скрыться. Поймайте их. Убейте!

Зеелинген смотрит на больного и, притворившись спокойным кивает.

— Не бойся, — говорит он, — им нас не найти.

Он снова принимается набивать трубку. Его слова — ложь. Он сам провел жизнь в джунглях Ориноко и хорошо знает, что спасения нет. Но как признаться в этом Карлсону? Да и зачем? Вот уже целую неделю они стараются уйти от преследователей. Были дни, когда зловещий стук барабана слышался едва-едва, и он верил, что им удастся спастись. Но вчера, к полдню, Карлсон слег, и это решило все. Только чудо могло их спасти. До ближайшей базы на берегу Ориноко, где их ожидает вертолет, не менее ста миль. Нет, им не спастись.

— Послушай, Антоний, — шепчет светловолосый, — со мной все кончено. Брось и уходи… Им тебя не догнать. Передашь лиану… и скажешь…

— Глупости! Лежи и молчи. Пить хочешь?

— Уходи… они скоро явятся и… я боюсь… Уходи! Зачем умирать обоим? Передашь лиану и скажешь…

Боится! Великан Карлсон боится смерти! И не столько смерти, сколько своего одиночества — ведь каждый умирает в одиночестве, наедине с самим собой. Только один раз. Но в замутненном рассудке всегда остается уголок, где прячется все человеческое, там нет места для страха, особенно когда понимаешь, что все кончено и бояться больше нечего. Зеелинген тоже понимает, что все кончено… Карлсон умрет. Может, действительно, бессмысленно погибать обоим? Нет, жизнь его научила, что, если он убежит, скроется, потом ему не скрыться от самого себя. Нет, к черту, лучше остаться здесь до конца.

Зеелинген прислушивается к доносящимся издали глухим ударам и вспоминает, с чего началась эта странная история…

Все началось в тот вечер, на террасе харчевни «Два пезо». Зеелинген только что вернулся в Сан Фернандо, чуть ли не полгода проскитавшись в джунглях. Он сидел на террасе и тянул аранхо, подсчитывая в уме, на сколько ему хватит денег, оставшихся от продажи двух живых анаконд, когда кто-то подошел к его столику и произнес неуверенно, с иностранным акцентом:

— Простите, я кажется, говорю с сеньором Зеелингеном?

Антоний поднял голову. Перед ним стоял господин небольшого роста, с черной бородой и старомодными бакенбардами. В открытом взгляде его умных глаз было что-то располагающее Может быть, из-за этого взгляда, а может, по другой какой причине, но незнакомец ему сразу понравился.

— Позвольте представиться, — продолжал незнакомец, — доктор Эрихсен.

— Прошу, — сказал Зеелинген и указал на пустой стул.

Доктор сел и заговорил, старательно выговаривая слова, — он явно плохо справлялся с испанским.

— Видите ли… — начал доктор Эрихсен, — не знаю, как вы отнесетесь к моему предложению… но я о вас много слышал и давно вас разыскиваю… Я сотрудник Международного института физиологии и занимаюсь нейробиохимией… Знаю, знаю, вам это ничего не говорит. М-м… конкретней, я изучаю различные вещества, которые могут так или иначе влиять на органы чувств человека — ну, скажем, усиливать память словом, влиять на те стороны нервной деятельности, которые еще слабо изучены.

Антоний слушал, молча потягивая аранхо.

— Простите, я немного отвлекся, — продолжал доктор. — Вы, сеньор, насколько я понял, хорошо знакомы с джунглями, охотитесь за анакондами. Вам встречалось когда-нибудь такое название местности — Белая долина?

Это был вопрос, заданный в упор. Зеелинген поставил стакан и внимательно поглядел на собеседника. Эрихсен молчал.

— Ну, допустим, — произнес Зеелинген с расстановкой, — встречалось. Что из этого? К чему вы клоните?

— Итак, — подхватил Эрихсен, — существует легенда, будто в джунглях живет племя, которое владеет тайной телепатии. Вы ведь знаете, так называют способность передавать мысли на расстоянии — непосредственно от человека человеку. Каждый год, когда наступает первое полнолуние сухого сезона, старейшины племени избирают одного из туземцев и посылают его в джунгли за особым видом лианы. Лиану эту варят и отвар дают выпить выбранному. Потом все вместе отправляются в Белую долину. Там ночью и происходит сеанс телепатии с остальным миром. Он продолжается до утра. К утру избранник сходит с ума, его бросают одного в Белой долине, где он и погибает. Вы ведь слышали эту легенду? Мы, ученые, знаем, что такое явление, как телепатия, имеет свою чисто материальную основу, и потому, если будет открыто химическое соединение, которое вызывает…

— Понимаю, — сказал Зеелинген. — Хотя еще не все, но что-то понимаю. Что же дальше?

— Мы подозреваем, что это не просто легенда. По нашим данным, такое племя действительно существует. И Белая долина — тоже. Я предлагаю вам быть нашим проводником, моим и Карлсона. Вам хорошо заплатят…

Зеелинген криво усмехнулся.

— Вы мне предлагаете… деньги взамен жизни. Из Белой долины еще никто никогда не возвращался живым.

Эрихсен встал.

— Простите, сеньор, я думал… — начал он.

— Постойте, — прервал его Зеелинген. — Ваши деньги меня не интересуют. Но я пойду с вами. Еще не родился человек, который смог бы меня обвинить в трусости. Я отведу вас.

С этого все началось Через неделю они втроем — он, Эрихсен и Карлсон — вылетели на вертолете института в верховья Ориноко, к притоку ее Арауко. Здесь находилась последняя база. Выгрузили провиант и договорились с пилотом — молодым, веселым итальянцем, — каким будет их маршрут через джунгли. Связь с вертолетом должна была осуществляться с помощью маленькой рации, вверенной Карлсону. Предполагалось, что вертолет будет постоянно следовать за ними на некотором расстоянии, на них же ложились основные трудности экспедиции.

В джунгли они вступили утром. Зеелинген шел впереди, выбирая тропы, ведущие к водопою. Добравшись до реки, попытались идти вдоль русла, но ноги вязли в песке, дорогу преграждали поваленные деревья, и приходилось снова углубляться в чащу. Ветки над их головами так густо переплетались, что ни один луч света не проникал в обступивший мрак. От теплой, влажной земли исходили густые, тяжелые испарения. Было трудно дышать. Трава кишела змеями одни, заслышав человеческий голос, расползались с шипением, другие, глядя безучастно, лениво разматывали кольца сплетенных тел.

Днем в джунглях ничего нельзя было расслышать от обезьяньего крика — обезьяны в бесчисленном множестве скакали по деревьям Маленькие пестрые колибри, похожие на бабочек, порхали вокруг диковинных орхидей, таких же загадочных, как и весь окрестный лес. Приходилось буквально продираться сквозь заросли папоротника и густую сеть лиан, опутавших пространство между стволами гигантских деревьев Вперед продвигались медленно, осторожно. Один неосмотрительный шаг, одно движение — и гибель неминуема. Смерть подстерегала за каждой веткой, небрежно отодвинутой рукой, за каждым камнем, на который ступала нога. Она могла явиться в образе косматого паука-тарантула, величиной с кулак, или скорпиона с угрожающе поднятым жалом.

По вечерам в джунглях воцарялась тишина. Но она была обманчива. Наступал час, когда самые свирепые хищники покидали свое логово. Бесшумно крадучись, как кошка, выходил на охоту ягуар. В зарослях кустарника желтыми огнями светились глаза пумы. Однако звук человеческого голоса обращал зверей в бегство — так непривычно звучал он в этой зеленой глухомани. Затем появлялись новые враги — москиты. Они налетали тучами, лезли в глаза и уши, облепляли лицо, немилосердно жалили. Идти дальше становилось невозможно. Тогда Зеелинген подавал знак, они останавливались и разводили костер из сырого валежника и веток, который дымил и прогонял насекомых. Приходилось терпеливо натирать лицо и руки специальной мазью. Карлсон при этом приходил в ярость, утверждая, что худшей гадости ему никогда не встречалось. Эрихсен, посмеиваясь над своим другом, рассказывал какой-нибудь анекдот. Они разбивали брезентовые палатки, варили ужин.

Наступала ночь, таинственная ночь в глухих дебрях. Высоко над головой загорались звезды. Южного Креста. Доктор Эрихсен зажигал фонарь, и они вдвоем с Зеелингеном наносили на карту пройденный за день путь. Карлсон налаживал радиопередатчик, надевал наушники и коротко сообщал на базу координаты экспедиции. После ужина беседа как-то не клеилась, все молчали, погрузившись в собственные мысли. Карлсон вынимал из рюкзака фотографии близких и долго сосредоточенно их рассматривал. Это были снимки его жены и трех сыновей. Эрихсен вытягивался на походном резиновом матраце и время от времени подавал реплики.

Однажды вечером — Карлсон как раз собирался достать фотографии — Эрихсен повернулся к Зеелингену, примостившемуся на пустой жестяной банке, и, кивнув в сторону друга, насмешливо сказал:

— Сеанс начался. Что касается меня, он мне чертовски надоел. Не пора ли и нам заняться своими фамильными реликвиями?

— У меня их нет, — глухо проворчал Зеелинген. — Я не храню фотографий мертвых.

Эрихсен метнул взгляд на Карлсона.

— Прости, я не знал…

— Да и знать нечего. У меня тоже была жена, в Сан Фернандо. Только она сбежала… Нашла себе кого-то…

— Случается, — произнес осторожно Карлсон. — Страсть… Таковы женщины, от них всего можно ожидать… Но ведь она жива. Кто знает…

— Это не имеет значения. Бросила, значит, умерл. а Давайте о чем-нибудь другом. Если хотите, о ловле анаконд…

Все трое помолчали.

Как было предварительно решено, вертолет сопровождал их лишь несколько дней и затем вернулся на базу. От него было мало пользы. Теперь они продвигались еще медленнее, вырубая тропу в чащобе. Вечерами, смертельно уставшие, сидели у костра и молча курили. Кто-то оставался дежурить, другие ложились и тотчас засыпали.

В один из душных полдней они неожиданно вышли на берег реки. Река не была обозначена на карте, и Эрихсен долго удивлялся.

— Не может быть! — твердил он. — Меня уверяли, что это самая точная карта данного района.

— Случается, и карты, как люди, врут! — смеялся Карлсон. — Придется форсировать.

Они надули две резиновые лодки и погрузили багаж, завернутый в брезент. В первой лодке поплыл Зеелинген, во второй — Эрихсен и Карлсон. Речка была узкой, но зато глубокой, со стремительным течением. Зеелинген спокойно работал гребными лопатками, выбирая место, куда можно было бы причалить.

Тогда-то и произошло несчастье Зеелинген уже выскочил на берег, когда лодка, в которой сидели Эрихсен и Карлсон, вдруг закрутилась на одном месте. Карлсон хотел было встать, но потерял равновесие и всей тяжестью обрушился на борт, протягивая руки к Эрихсену. Эрихсен инстинктивно рванулся вперед, чтобы ему помочь, и лодка, накренившись, зачерпнула воду. Течение еще сильнее закрутило ее и понесло. Эрихсен прыгнул в воду. Карлсон попытался было с помощью весел выправить лодку, но ничего не получилось, и он, поняв, что ему не удастся овладеть положением, тоже прыгнул в реку. В ту же минуту Зеелинген вскинул автомат и, пробежав вдоль берега, дал короткую очередь над самой головой Эрихсена, который уже выбирался на песок. Эрихсен молниеносно пригнулся и из него тоже вылетела очередь, но только — ругательств.

— Ты что, рехнулся? Что за идиотизм!.. — закричал он.

Вместо ответа Зеелинген указал дулом автомата на плывущее по реке дерево. Карлсон, который тоже уже вылезал на берег, хотел сказать что-то ехидное, но вгляделся, и слова застряли у него в горле. Это был гигантский аллигатор. Убедившись, что добыча ускользнула, он медленно развернулся и поплыл вверх по течению.

— Вам повезло. Еще бы немного… — сказал Зеелинген. — Ждите здесь, а я попытаюсь поймать лодку.

Но лодки и след простыл. Им не удалось ее обнаружить ни в этот день, ни потом. Потерю лодки можно было бы пережить, но потерю рации… Прервана была связь с базой.

Надежда была только на то, что вертолет вылетит на их поиски. Вечером Эрихсен долго сидел над картой, с мрачным видом вымеряя остаток пути.

— Возвращаться глупо, — сказал он наконец. — Правда, у нас нет рации, прервана связь но мы так близки к цели…

Утром они продолжили путь. И действительно к полудню джунгли начали редеть, и они вышли на узкую тропу Несколько раз им попадались человеческие следы. Было ясно, что селение где-то совсем близко. Вот за деревьями послышались человеческие голоса, тропа круто повернула и вывела на поляну. Перед ними было с десяток хижин, сплетенных из тростника и обмазанных глиной. Совсем рядом играли голые ребятишки, гонялись друг за дружкой, кувыркались в траве. Увидев пришельцев, они с визгом разбежались. Из ближайших хижин высунулись головы женщин и тотчас скрылись. Вскоре на тропу навстречу пришельцам вышло несколько мужчин. Двое из них держали натянутые луки, у остальных были длинные бамбуковые сарбаканы и колчаны со стрелами.

Один из мужчин выкрикнул что-то по-индейски. Зеелинген выступил вперед, подняв ладони в знак того, что он пришел с мирными намерениями, и что-то ответил. Только тогда туземцы опустили луки.

Следующие два дня члены экспедиции провели в селении. Зеелинген попытался что-нибудь выведать о загадочном растении, но безрезультатно. Единственное, что удалось узнать, это то, что приближается праздник Большой Луны.

— Если мы не уйдем из селения, мы так и останемся в неведении, — уныло заключил Эрихсен. — Индейцы постараются все скрыть. Лучше сделаем вид, что мы уходим, а сами где-нибудь часах в двух ходьбы разобьем лагерь. Потом незаметно вернемся. Другого выхода я не вижу.

Это было единственное возможное решение. Утром они ушли в джунгли, оставили там поклажу, а сами через несколько дней вернулись. Теперь они прятались и следили. Так продолжалось до того самого вечера, когда.

— Снова забарабанили — шепчет Карлсон.

Зеелинген встает, чтобы отереть пот со лба больного, и машинально прислушивается. Да, снова стучат барабаны, и как будто еще ближе глухой одиночный удар, за ним еще два и еще два… Такая же дробь слышалась и в тот вечер, когда исследователям удалось-таки обнаружить индейца, ходившего за лианой. Сначала он шел по тропе, затем свернул в джунгли. Сияла луна, и в ее свете он двигался, словно завороженный. Было просто непостижимо, как он не замечает троих людей, крадущихся за ним по пятам. Все дальше и дальше углублялся он в чащу, то и дело теряясь из виду, и приходилось долго разыскивать его следы по примятой траве. В один из таких моментов, когда трое решили, что след окончательно потерян, туземец неожиданно возник прямо перед ними. Он стоял в ярком свете луны посреди поляны и держал в руках стебель лианы. Постояв, он пошел обратно.

— Отыщите место, откуда он срезал, — успел шепнуть Эрихсен. — Я пойду за ним. — И исчез во мраке.

Зеелинген рассчитывал, что они легко найдут нужную лиану. Но он ошибся. На поиски ушло больше часу. Уже было далеко за полночь, когда они нашли срезанный конец. Карлсон насек несколько черенков и разложил их по карманам.

— Я пойду и спрячу, — сказал он Зеелингену, — а ты постарайся догнать Эрихсена. Мы свое выполнили.

Они расстались Карлсон пошел искать лагерь, а Зеелинген двинулся в том направлении, где исчез Эрихсен. Ориентиром ему служил барабанный бой. Он то стихал, то начинал звучать снова. Внезапно, уже возле самого селения, стук барабана смолк. Воцарилась тревожная тишина. Видно, что-то случилось. Задыхаясь от быстрой ходьбы, Зеелинген проскользнул за одну из хижин. То, что он увидел, заставило его содрогнуться. На небольшой площадке перед хижинами собрались все жители селения. Среди них, окруженный тесным кольцом, невозмутимо скрестив руки на груди, стоял Эрихсен. Вот из толпы выступил старик. Шум голосов стих.

— Пришелец, — медленно произнес старейшина, — ты хотел похитить тайну, которую нам завещали отцы наших отцов, тайну Белой долины? Так на же, пей!

И он протянул ему маленький глиняный сосуд.

Зеелинген не успел вскрикнуть, как Эрихсен протянул руку, взял сосуд и выпил. Индейцы, стоявшие вокруг, молчали Эрихсен обвел их блуждающим взглядом и сделал несколько шагов прочь, люди расступились. Он шел покачиваясь, шаги его становились все менее уверенными. Вдруг он взмахнул руками, произнес что-то невнятное и грохнулся на землю. Зеелинген в два прыжка оказался рядом и, выхватив пистолет, направил его на толпу.

— Назад! — крикнул он, понимая, как жалка его угроза. Их было много, а он — один.

Из толпы вышел все тот же старейшина, с лицом цвета коры красного дерева, и тихо сказал:

— Спрячь оружие, пришелец. Оно тебе не понадобится, никто из нас не хочет крови. Забирай своего друга и уходи. Он не мертв, но очень близок к смерти, потому что сейчас он общается с целым миром, а это больше того, что может вынести человек. Забирай его и уходи! Пока он жив, никто из нас не станет вас преследовать. Но запомни, как только он умрет… берегись — ты будешь обречен!

Зеелинген наклонился, поднял безжизненное тело Эрихсена и, шатаясь под его тяжестью, углубился во мрак.

Теперь они остались вдвоем — он и больной Карлсон. Где-то далеко в джунглях могила Эрихсена. Они несут с собой драгоценную лиану, но это уже бессмысленно, потому что каждую ночь стучат барабаны, и их стук все ближе и ближе.

Зеелинген взмахивает кистью руки, словно хочет прогнать тяжелые мысли, и снова тянется к трубке. Но рука его замирает в воздухе — издалека, вместе с глухими ударами барабана до него доносится какой-то новый звук. Он напоминает жужжание.

Зеелинген вскакивает, запрокидывает голову к неб. у Жужжание нарастает. Это вертолет! Их разыскивают! Зеелинген хватает тлеющую головню, и, раздувая ее, швыряет ветки в погасший костер. Минуту спустя вверх вырывается пламя. Рокот замирает над головой Зеелингена, вертолет начинает снижаться. Пилот-итальянец, вывалившись из люка, бежит к костру. Его первые слова:

— Где Эрихсен? Уже целую неделю вас разыскиваем Где он? У нас на базе все видели его во сне в одну и ту же ночь! Да-да, во сне! Мы уже потеряли всякую надежду вас отыскать, но он упрямо указывал одно и то же место на карте… Где же он?

Зеелинген молчит. В темноте страшно блестят большие, горящие лихорадкой глаза больного Карлсона.

Приблизительно месяц спустя в бюллетене Международного института физиологии и нервной системы появилось короткое сообщение:

Перевод с болгарского

Т. Нолевой