"Заступник и палач" - читать интересную книгу автора (Юрин Денис)Глава 2 ПАДЕНИЕ ЗВЕЗДЫМини-лайнер представительского класса «В-17» быстро набрал высоту и уже через пару секунд оказался в слоях стратосферы этой затхлой, наводившей уныние и вызывающей лишь отвращение планеты. Подавлявшему большинству граждан Галактического Союза ни разу за всю жизнь так и не довелось побывать на поверхности знаменитого индустриального гиганта Ванфера; их легкие не загрязняла искусственная атмосфера с многочисленными примесями вредных газов; кожа не зудела под лучами смертоносного солнца, уже давно расправившегося с последними остатками защитных радиационных барьеров, а взгляд не радовал вид многокилометровых, поднимавшихся ввысь на триста, четыреста и более этажей промышленных корпусов, где производилось все необходимое для человека и человечества, за исключением красивых пейзажей, чистого воздуха и хорошего настроения. Когда-то на заводах Ванфера работали каторжники, потом, наконец-то признав и прочувствовав прописную истину: «Рабский труд не эффективен», Координационный Совет Союза заменил преступников машинами и несколькими сотнями инженеров-штрафников, призванных поддерживать бесперебойность полностью автоматизированных производственных процессов. Среди несчастных, вынужденных отравлять свои внутренности промышленными отходами, была другая, весьма немногочисленная категория лиц, к которой и принадлежал единственный пассажир лайнера, не имеющего коммуникационных позывных и не приписанного ни к одному из многочисленных космопортов систем Союза. Эти таинственные личности ненадолго прилетали на Ванфер, чтобы посетить маленький офис, затерянный где-то в недрах полностью автоматизированных, многоуровневых цехов, и вновь улетали, получив новое ответственное задание за пределами входящих в Союз миров. Потом, через несколько недель, достоянием галактической общественности становились сухие сводки информационных бюллетеней и эпатажные заголовки электронных статей, повествующие о стихийных бедствиях, стерших с поверхности чужих планет целые города. Черноволосый, коротко стриженный пассажир не крупного, но атлетического телосложения печально вздохнул и, бросив последний, прощальный взгляд на быстро удаляющийся шарик индустриальной планеты, извлек из бара бутылочку старого, доброго коньяка, изготовленного лет так за двадцать, если не больше, до его рождения. В трудной, полной смертельных опасностей работе планетарного диверсанта были все-таки некоторые положительные моменты. Он мог бесплатно пить изысканные напитки, путешествовать за казенный счет по всей галактике, любуясь экзотическими красотами, тратить деньги, не омрачая свой мозг расчетами, а также вербовать и убивать людей по собственному усмотрению, без соблюдения отягощающих жизнь формальностей. Однако, несмотря на весь набор головокружительных благ, называемых глупыми обывателями «абсолютной свободой», командир диверсионного отряда планетарной разведки майор Палион Лачек был глубоко несчастен. К обычной усталости и привычному осознанию своего одиночества, чрезвычайно быстро пришедшему на смену авантюрной романтике, в этот день у майора прибавилось еще три повода, чтобы не слегка продегустировать божественный напиток, а просто в стельку напиться за время полета. Провал ответственной операции, гибель всего отряда и весьма неприятный разговор с редко покидающим кабинет начальником, считавшим аргумент «так сложились обстоятельства» всего лишь жалкой детской отговоркой. Красавицы-бортпроводницы, как, впрочем, и человека-пилота в составе экипажа лайнера не было, так что Палиону никто не составил компанию, хотя, с другой стороны, никто и не мешал. Бездушный робот в кресле пилота уставился в приборную доску и не читал, как более ранние модели кибернетических навигаторов, душеспасительных лекций о негативных последствиях ввода в биологический организм избытка алкоголесодержащих жидкостей, иными словами, о вреде обыкновенного пьянства. Тепло руки согрело старинный напиток, разбудило в нем силы, которые затем поступили в организм, даруя потерянное было желание жить и бороться, превозмогать боль, обиду и горечь потерь. За иллюминатором чернело холодное бескрайнее пространство, усыпанное маленькими точечками ярких, ноне греющих душу звезд. Глаза бывшего майора закрылись, и пару часов назад отправленному со скандалом в отставку офицеру впервые за последние три дня удалось крепко заснуть. Его больше не посещали кошмары, разум вновь был чист, как лист белоснежной бумаги, а душу не терзали сомнения, младшие, но не менее настырные, братья мук совести. Патруль полиции медленно продвигался по переполненному пешеходному коридору ЕС 937, ведущему от узла АК 426 внутренней транспортной магистрали к городскому сектору МБ 688, или, говоря проще, к главной рыночной площади. Финеряне всегда отличались неумением планировать с перспективой. Вместо того чтобы создать искусственную атмосферу и приспособить к жизни эту планету еще лет триста назад, то есть когда только началось ее освоение, четырехпалые, большеголовые гуманоиды увлеченно принялись рыть землю и терзать взрывами горный монолит, создавая многоуровневый, наполовину подземный, наполовину вмонтированный в скалы город, защищенный от воздействия непригодной для жизни внешней среды сложными герметичными конструкциями и витражами толстых, разноцветных, пуленепробиваемых стекол. При проектировании перспектива роста и увеличение стратегической значимости колонии были явно недооценены, теперь же обитателям и многочисленным приезжим приходилось расплачиваться за легкомыслие давно ушедшего в мир иной архитектора. Несмотря на непрерывность строительных работ и ежегодное открытие все новых и новых секторов, город продолжал задыхаться в искусственной скорлупе, в то время как приблизительно восемьдесят шесть процентов поверхности планеты до сих пор оставались неосвоенными. Даже коренные жители финерянской Лареки не выходили из дома без маленьких планшетов-карт, обычно крепившихся на левой руке ближе к локтю. В сложившейся ситуации городские власти делали что могли, то есть регулярно закрывали на ремонт самые оживленные участки магистралей да через каждые четверть часа обновляли на индивидуальных картах жителей информацию об интенсивности транспортно-пешеходных потоков, внося тем самым в напряженную жизнь перенаселенного города еще больше сумятицы и беспорядка. Вот и сейчас четверо в формах представителей власти стали жертвами плохой организации коллективного быта огромного мегаполиса. Пять минут назад, когда патруль еще не погрузился в толпу, а находился на магистральной развязке, коридор ЕС 937 отмечался на карте зеленым цветом, а рядом с ним виднелась цифра «23». Всего двадцать три процента от расчетной пропускной способности, наиболее благоприятный путь передвижения. Теперь же, когда служителям порядка приходилось работать локтями, прокладывая себе дорогу в толпе людей, финерян, ганопьеров и представителей прочих разумных рас, сомнений не возникало: при следующем обновлении карты коридор будет отмечаться не просто красным, а багровым цветом; показатель же заполняемости наверняка приблизится к критической отметке в двести процентов. Двукратное переполнение коридора грозило не только пробкой, которая вряд ли рассосется за час, но и катастрофической нехваткой воздуха; и тогда маленький отряд мог лишиться своего командира, единственного человека, существа уязвимого и неспособного поддерживать хотя бы на минимальном уровне жизнедеятельность своего прихотливого организма в условиях низкой концентрации кислорода в воздухе. Страдая в галдящей, давящей, пихающейся локтями и другими частями тел толпе, источающей резкие ароматы пота и прочих зловоний представителей как минимум семи разумных видов, Палион почувствовал, что теряет сознание и, пытаясь хоть как-то облегчить свою участь, откинул назад стеклянное забрало шлема. Лицо майора раскраснелось, как панцирь рака, со лба потоками стекала влага; духота и жар разгоряченных тел сводили с ума человека и вот-вот могли толкнуть кадрового офицера на грубое нарушение инструкций. Раз уж они избрали для отступления сложный отходной маневр да еще с переодеванием в форму «отстраненных с дежурства» полицейских, то нужно было строго придерживаться избранной легенды и во что бы то ни стало удержаться от нарушений общественного порядка до самого космопорта, где их должен был поджидать эвакуационный корабль. Только так у остатка отряда был хоть какой-то шанс выбраться целыми из адской переделки. Получив задание уничтожить ремонтный завод военно-транспортных средств, расположенный на этой планете, Лачек даже не мог предположить, что дело окажется настолько серьезным, и миссия будет обречена на провал еще задолго До высадки на Лареке. Хоть формально объект диверсии и принадлежал Финеряно-Галканской Коалиции, одному из потенциальных противников Галактического Союза, но стратегической значимости не представлял. Несколько небольших цехов по ремонту оснащенных плазмоганами флайеров и транспортников относились к вспомогательным производственным площадям и не могли сыграть решающей роли в надвигающейся войне. Их значимость была настолько ничтожна, что расточительно было бы даже тратить топливо для переброски на планету диверсионного отряда, если бы не тот факт, что данный ремонтный завод был одним из немногих мест, где проходила последние испытания новая, полностью автоматизированная система безопасности. Отряд Лачека должен был обмануть чувствительные сигнальные сенсоры, захватить главный системный блок чуда вражеской техники и доставить его, целым и невредимым, на ближайшую научную базу Союза. Цель миссии была предельно ясна, категория сложности составляла всего лишь три балла, в то время как солдатам отряда были под силу и куда более трудные задания. Однако командование допустило ошибку, поверив дезинформации, подброшенной разведкой противника. Их ждали, отряд был окружен еще на подступах к объекту, и из-под шквального огня удалось выбраться всего четверым бойцам: самому командиру и трем роботам класса «Д», внешне настолько похожим на людей, что их в шутку называли «человекообразными». Первым потерю сознания командиром заметил Карл, высокий, молчаливый робот устаревшей модели «Д8». Его рука успела вовремя схватить Палиона за ворот форменной куртки и удержать от падения на потную, волосатую спину устало бредущего впереди малорикианца. Неизвестно, как среагировал бы раздраженный толчеею гибрид гориллы и попугая на такой неординарный знак внимания со стороны полиции. Наверное, взбесился бы, расценив его как посягательство наличную неприкосновенность, и разорвал бы тело несчастного майора огромными лапищами напополам, естественно, не забыв при этом нанести традиционный контрольный удар клювом по голове обидчика. Крепкий шлем не спас бы голову Палиона. Говорят, когда-то древние малорикианцы выдалбливали костными наростами на носах усыпальницы и целые храмы в скальных монолитах. Конечно, у современных пернато-приматных носы были не такими острыми и натренированными, как у их диких предков, но стальная каска на голове человека разлетелась бы под первым же ударом, как проржавевшая жестянка. Едва успев избежать конфликта, Карл крепко уцепился левой рукой за плечо командира, а его правая, к удивлению идущих немного позади Кастора и Кэтрин, вдруг подняла высоко над головой импульсную винтовку. Разорвавшая какофонию ругани, кряхтения, чертыханий, топота, шарканья ног и прочих непроизвольных звуков очередь повергла толпу в состояние паники и упорядочила хаотичные, разнотональные звуки, приведя их к единому и вполне уместному эквиваленту – многоголосому, испуганному крику, сопровождаемому быстрым топотом ног. Те, кто был впереди, давя друг друга, понеслись к площади; задние – развернулись и поспешно ретировались к магистральному узлу, сбивая с ног зазевавшихся и глуховатых. Настенные камеры наблюдения быстро закрутились на шарнирах и все, как одна, остановили свои темно-фиолетовые объективы на возмутителях спокойствия в формах патрульных. Через миг завыла сирена; кто-то, сидевший далеко-далеко, в комнате наблюдения полицейского управления, предложил преступникам сдаться и не усугублять свое и без того незавидное положение. Карл подхватил падающее тело командира, легко закинул его на плечо и поспешил вслед за толпой в направлении рынка. Более совершенные модели «Д16» быстро переглянулись и, обменявшись мысленными проклятиями в адрес неадекватно ведущей себя «рухляди», побежали следом. Импульсные винтовки были переведены в боевое положение, незатейливый маскарад был испорчен, когда до спасительного трапа космического корабля оставалось чуть больше тридцати семи минут неспешной ходьбы. «Жалко мне Карла, на остальных наплевать, а вот старичка жаль!» – пришла в голову отставному майору мысль сразу по пробуждении. Несмотря на пятнадцатилетнюю службу в организации, негласным девизом которой было тройное «В»: «Вынюхивать, выпытывать, взрывать!», Палион только внешне казался жестоким, хладнокровным и беспринципным мерзавцем. Это была маска, которую он всегда нехотя надевал, направляясь на рандеву к начальству или воспитывая не в меру ретивых новобранцев, тот недисциплинированный, кровожадный сброд, который ему, как отбросы по мусоропроводу, регулярно поступал из обычных воинских подразделений. Раньше все было по-другому, все было иначе. Попасть в разведывательно-диверсионные отряды было сложно, почти невозможно. Перед кабинетом шефа разведки выстраивались длинные очереди «лучших из лучших», закаленных в боях солдат, у каждого из которых вся грудь была в боевых орденах, а лица – в уродливых шрамах. Но потом статус престижной организации изменился, упал в одночасье до нулевой отметки, и виноваты в этом были респектабельные «мальчики и девочки» в дорогих костюмах, как захватившие власть в армии, так и оккупировавшие начальственные кресла на научных базах. «Интеллектуализация» – вот название той проклятой реформы, перевернувшей, перетряхнувшей и вывернувшей наизнанку все общество, которое Лачек раньше любил и защищал, а теперь которому ему было даже противно платить налоги. Привычный мир перевернулся, встал на уши и отчаянно задрыгал ногами в воздухе, пытаясь ступнями вкрутить в плафон лампочку. Стратегически мыслящие мальчики и девочки, сидя по уютным кабинетам, реализовывали свои бредовые идеи, а он, признанный герой-лазутчик, опытный практик диверсионных работ, должен был с выражением счастья на лице расхлебывать то тошнотворное варево, которое они сотворили по смехотворному, оторванному от реалий жизни рецепту, называемому «Глобальная Концепция Технического Переоснащения». Карл был единственной моделью «Д8», еще не отправленной на слом согласно грандиозным планам реструктуризации и переоснащения разведки. Вот уже который год Палион стоял за него горой и выдерживал мощный прессинг как высших воинских чинов, так и тыловиков-снабженцев, отказывающихся по негласному распоряжению штаба выдавать для «Д8» запчасти. Дело было не в личной привязанности майора к роботу. Карл был всего лишь машиной, неспособной ни мыслить вне узких рамок программы, ни испытывать эмоций, но зато его конструкция обладала целым рядом значимых в бою преимуществ и открыто шла вразрез с новомодными «концепциями», «теориями» и «стратегическими направлениями». Несмотря на многочисленные модификации, различия между боевыми характеристиками моделей «Д8» и «Д16» были минимальными. В последние десятилетия ученые в основном работали над совершенствованием программ, определяющих поведение роботов во время боевых операций и нестандартных ситуаций. Цель морально устаревшего Карла состояла прежде всего в защите личного состава отряда, а также в выполнении особо тяжелых и опасных видов работ: переноска тяжестей, огневое прикрытие отступающего отряда, закладка и обезвреживание мин. Новая же команда проектировщиков киборгсознания ставила во главу угла иные приоритеты. Ученые хотели полностью заменить солдат боевыми машинами, поэтому учили роботов самостоятельно мыслить и принимать решения с учетом иррациональной составляющей. Пока что проекты кабинетных снобов и их очкастых подлых в белых халатах проваливались один за другим. В разработке находилась уже девятая модель роботов нового поколения, то есть «Д17», но ни один из экспериментальных, состоящих только из роботов, диверсионных отрядов так и не вернулся с заданий сложнее второй категории. Кулуарная возня вокруг роботов-диверсантов продолжалась уже который год. Одни, сидя в креслах, пытались воплотить в жизнь свои бредовые идеи и упорно оттягивали момент закрытия неудачного проекта, другие не менее целеустремленно изобретали все новые и новые извилины искусственного интеллекта, а мучиться за всех приходилось простым командирам. До этого задания в отряде майора Лачека было девять выгнанных из десантных частей головорезов, двенадцать моделей от «Д9» до «Д16» и лишь один, чудом избежавший переплавки Карл. Каждый раз, борясь за ремонт «ветерана», Палион чувствовал, что защищает прежде всего себя. Интуиция подсказывала майору, что однажды наступит день, когда морально устаревшая «железяка» с отработанной смазкой и изношенными деталями спасет ему жизнь. – Твои неадекватные действия привели к ухудшению нашего положения. Маскировка нарушена, нас ищут и скоро найдут. – Голос Кэтрин был холоден и беспристрастен, как у выносящего смертный приговор судьи или как у бортового компьютера, вежливо напоминающего, что до взрыва реактора корабля остается всего несколько секунд. В пропахшем остатками еды сарае было темно, но Карл, застывший на коленях перед бессознательным телом командира, все же увидел, как рука робота, точно копирующего очертания красивой девушки, направила импульсную винтовку в его сторону. – Я спасал жизнь человека, нашего командира, – произнес робот, не прерывая дыхательных движений, которыми он пытался привести в чувство Палиона. – Нехватка кислорода в коридоре чуть не привела к остановке жизненных циклов. Ускорить же темп передвижения толпы другим способом не представлялось возможным, я просчитал все варианты. Если бы я промедлил, то в мозг перестал бы поступать кислород, а это верная смерть для человека. Карл не оправдывался, не пытался вымолить пощаду, он просто объяснял свои действия. Вид наведенного на его голову дула не вызывал никаких эмоций. Директива самосохранения у «Д8» была настолько слаба, что все еще существующему образцу этой модели было почти безразлично: нажмет ли Кэтрин на курок или чуть позже кто-то из биологических поковыряется в его схемах отверткой. «Смерть – окончание рабочего процесса. У кого-то смена длиннее, у кого-то – короче. Неважно, как долго ты трудишься и сколько ты успел сделать. Главное, чтобы во время самой работы к тебе не было претензий и нареканий». Тому, кто сумел заложить это правило в киборгсознание, нужно было при жизни поставить памятник, а не отстранять его от работы, обвинив в грубом нарушении этических норм и в злоумышленном целенаправленном издевательстве над искусственным интеллектом. В программе «Д8» сохранился этот параметр, его никак было не искоренить, а вот зато последующие модели были спроектированы уже без него, поэтому не только не жертвовали собой ради биологических боевых единиц, но и часто осмеливались ставить под сомнения указы человека-командира, Перед отправкой на задание каждому офицеру и сержанту выдавалась толстая инструкция – список блокирующих команд на случай сбоя программ и отказа роботов подчиняться их приказам. – Не стоит, привлечешь внимание врагов. – Кастор, второй робот модели «Д16», властно положил на винтовку ладонь. – Ты же знаешь, примитивный интеллект «Д8» плохо просчитывает нестандартные ситуации. Он предан человеку, как глупый цепной пес, и не способен правильно расставить стратегические приоритеты. Он спасал жизнь Палиона, но не смог просчитать, что тем самым губил нас всех, в том числе и спасенного от удушья майора. Нас вот-вот найдут и уничтожат, так зачем возиться с недостойным внимания существом, зачем облегчать врагу нашу поимку? Они же не глухие, они услышат выстрел, а глушителя под рукой нет. Видимо, согласившись с аргументом, Кэтрин кивнула, опустила винтовку и припала к щели сарая, в котором беглецы прятались от рыскающих по опустевшему рынку патрулей. Кастор окинул презрительным взглядом продолжавшего заботливо хлопотать над телом командира Карла и присоединился к осмотру заполненной полицией и войсками местности. Когда Палион очнулся от обморока и, в знак благодарности, хлопнув по плечу молчаливого спасителя, поднялся на ноги, ни один из «Д16» не повернул даже головы в его сторону. Роботы перешептывались между собой, обменивались мнениями по просчитываемым на ходу вариантам спасения и обращали на пришедшего в себя командира не больше внимания, чем на мусор, давимый грязными сапогами. – Диспозиция поганая, мы окружены, нужно прорываться с боем, другого выхода нет! – огласил свое решение майор, всего на миг припав к щели между досками сарая. – Кэтрин, Кастор, вы пойдете вон по той улочке, огонь на поражение, но заряды экономьте, старайтесь держаться ближе к стенам домов! Мы с Карлом… Договорить Палион не успел, сзади послышались щелчки пары взводимых затворов. – Вы отстранены от командования, майор. – прозвучал монотонный, без тени злорадства или иных страстей, голос Кастора. – Ваше руководство было бездарно, вы завели отряд в ловушку, а теперь еще и пытаетесь выжить за счет других. Вы только что очнулись от серьезного повреждения дыхательных путей, которое с вероятностью в девяносто три с половиной процента могло сказаться на ваших мыслительных способностях. В сложившихся обстоятельствах принимаю командование на себя. Сдайте оружие Кэтрин, майор, и не делайте глупостей, все равно не успеете! Сбои в программах случались у роботов часто. На практике Лачека уже бывали случаи, когда забарахлившие машины пытались взять верх над людьми, выстраивая стройную, по их мнению, логическую цепочку, обосновывающую их действия. В общем, работа бок о бок с роботами уже давно напоминала Палиону общение с душевнобольными. Вот пациент психиатрической клиники приветливо улыбается и, дружелюбно щурясь, рассказывает доктору забавные небылицы. Однако стоит эскулапу лишь на миг отвернуться, как тихоня вскакивает, выхватывает припрятанную в кармане вилку и наносит меткий удар по горлу. Затем больной снова умильно улыбается, складывает окровавленные ручки на коленях и застенчиво щебечет, убеждая ворвавшихся в палату санитаров, что это не он прирезал доктора, что медперсонал разыграли абстрактно-астральные «ОНИ», имеющие обыкновение вселяться в тела невинных поборников Добра и творить всякие мерзкие пакости, дискредитируя тем самым светлую сторону мироздания. Как раз на такие случаи и были предусмотрены блокирующие команды. Теоретически майору было бы достаточно сказать всего несколько коротких слов, и роботы вернулись бы в подчинение, бунт был бы прекращен без крайне нежелательных при данных обстоятельствах возни и выстрелов. Однако человек медлил, как можно дольше снимая винтовку с плеча и неся какую-то несвязную ахинею о долге перед командованием и обществом в целом. Интуиция подсказывала майору, что конфликт все-таки придется разрешать силой, а не при помощи волшебных слов. Кастор обвинил его в измене, низком уровне профессионализма и трусости, к тому же, взяв на себя полномочия военврача, посчитал физическое состояние человека непригодным для принятия ответственных решений. Логически зон конфликта было четыре, значит, усмирить роботов можно было четырьмя отдельными кодами, полный список которых Лачек уже давно заучил наизусть, как монах одну из самых главных молитв. Слова были короткими, произнести их можно было на одном дыхании, но чем больше императивных команд, тем сложнее их восприятие, тем более непредсказуемы последствия и реальнее шансы куда более серьезного сбоя. Мозг робота немногим проще, чем мозг человека; одни и те же участки отвечают за разные функции, они быстро складываются то в одни, то в другие цепочки, проводя нужный сигнал. Перегрузки в процессе обработки информации могли привести к тому, что какие-то из схем могли перегореть, какие-то, наоборот, инициировать нежелательные действия. Кастор с Кэтрин могли подчиниться, могли окончательно выйти из строя, могли бы начать крушить все подряд, но нельзя было исключать и самого ужасного варианта развития событий… Источником питания каждого механического организма был крошечный расщепитель материи. Даже если робота разрывал на куски артиллерийский снаряд, то опасное вещество в крепкой капсуле оставалось нейтральным. Когда же робот сходит с ума, неизвестно, какую последовательность команд сложит его бьющийся в агонии мозг. В планы майора не входило умирать, как, впрочем, и взрывать половину планеты. – Держи! – громкий выкрик сопровождался резким броском. Винтовка командира уже почти достигла пола, как вдруг резко взмыла вверх и ударилась о грудь Кэтрин. Грянул взрыв, с девушки-робота мгновенно сорвало полицейскую форму и куски обгоревшей, искусственной плоти. В темноте сарая заблестели хромированные части скелета и зеркально-гладкий овал стального черепа. Не вмешивающийся до этого момента в конфликт между собратьями-роботами и человеком Карл на самом деле не был нейтральной стороной. Он ждал лишь сигнала, а получив его, тут же пришел на помощь майору. Оружие Кастора успело сделать лишь три жалких выстрела, не сумевших достичь цели. Оттолкнувшись четырьмя конечностями от пола, Карл, как торпеда, врезался левым плечом в грудь стрелявшего и повалил его на пол. Пару секунд на грязном полу сарая барахталось невиданное создание: толи восьмилапый краб, проглотивший большую креветку, то ли двухголовый паук, запутавшийся в собственных лапах. Потом чудовище затихло, Карл придавил лежащего лицом вниз противника весом своего тела и крепко прижал его конечности. Система внутренних запретов не позволяла «Д8» уничтожать дружественных роботов, в то время как в сознании Кастора подобная директива явно отсутствовала или существовала в весьма упрощенном варианте, например, когда все модели ниже определенного класса считаются чем-то вроде балласта или полезного мусора, от которого при определенных обстоятельствах просто необходимо избавиться. Не в силах вырваться из крепкого захвата, Кастор неустанно крутил головой, а вылезшее из его черепной коробки стальное сверло угрожающе жужжало и старалось вонзиться в правый визор Карла, искусно скрытый под камуфляжем глазного яблока. К несчастью, Палион не смог сразу прийти на помощь своему соратнику. Стальной скелет на женских ногах вырвал из задней, железобетонной стены сарая обломок проржавевшей арматуры и набросился на майора, орудуя ржавой трубой также умело, как древний воин размахивал костяной булавой. Палион отступал, увертываясь и прячась от быстрых и мощных ударов за грудами свалявшегося мусора. Парировать атаки было нечем, к тому же он явно уступал псевдодевушке и в силе, и в скорости. Киборг-революция непременно увенчалась бы успехом, даже несмотря на поддержку «правящего двора» ренегатом Карлом, но в тот миг, когда «обнаженная» Кэтрин уже собиралась вогнать острый край арматуры в беззащитную, мягкую грудь поскользнувшеюся Палиона, дверь сарая с треском слетела с петель и на залитом светом пороге появился грозный силуэт финерянского воителя. Четырехпалая рука великана нажала несколько раз на курок, и рядом с головой майора упал кусок арматуры с обломком кисти, затем на грудь человека посыпались горячие обломки. Нижняя часть Кэтрин так и продолжала стоять на широко расставленных ногах, а вот выше пояса у девушки уже ничего не было, кроме оплавленного обрубка позвоночника. Финерянский солдат развернул оружие на тридцать градусов и выстрелил трижды в угол сарая, где Карл все еще удерживал Кастора. Шумы затихни, внезапно запахло раскаленным металлом, паленой киборг-тканью и еле тлеющей, сырой древесиной. – Ну, что там? Помощь нужна? – послышался откуда-то снаружи грубый бас второго солдата, видимо, малорикианца. – Ага, осколки подобрать, – хмыкнул солдат и, закинув оружие на плечо, пошел навстречу своему товарищу. – Людишки опять куколок прислали. Мы свое дело сделали, а ошметки пускай мусорщики подбирают или ищейки из «Дурбон-Дая». если им заняться больше нечем. Солдаты ушли, вскоре затихли сирены, и рыночная площадь стала постепенно заполняться мирными звуками: неспешные шаги, шум собираемых товаров и осколков стекла, гомон голосов и, конечно же, недовольное ворчание торговцев, пытавшихся сообща определить крайнего, кто им должен был оплатить все убытки. Виновными, как всегда, оказались городские власти, но почему-то именно к ним с рекламациями никто обращаться и не хотел. Майору Лачеку пришлось в тот вечер выслушать много жалоб и стонов. Он пролежал в зловонном сарае около трех часов, а когда выбрался и закоулками добрался до космопорта, то еще долго не мог избавиться от страшной головной боли, вызванной едкими запахами окислившихся и оплавившихся химических суррогатов. Майор провел в полете более пяти часов. Скоро лайнер уже должен был прибыть на орбитальную станцию, а бутылка коньяка была выпита всего на одну треть. Напиться не удалось, в одурманенной быстрой сменой событий голове гнездились стайки воспоминаний и мешали отдаться упоительному процессу безудержного поглощения упоительного алкоголя. Любимый сорт сигарет также не лез в рот, несмотря на то, что майор прекрасно отдавал себе отчет: вновь закурить хоть какой-то табак ему придется еще очень не скоро. Там, куда он летел, не было этой вредной привычки, там вообще ничего не было, кроме грязи, вечных дождей, убогих халуп и серого, затянутого грозовыми тучами неба над головой; неба, в котором нельзя было узреть даже тени надежды на скорое возвращение. Скорее из принципа, нежели ради удовлетворения желаний, Палион залпом опрокинул в рот налитую до краев рюмку коньяка и всунул в мягкую, податливую щель между губами фильтр сигареты. Глаза его закрылись при первой же затяжке, он снова мысленно погрузился в тот нереальный, произошедший как будто не с ним кошмар, который начался сразу по его возвращении с проваленного задания. Ванфер встретил его, как обычно, угрюмым пейзажем заводских корпусов и протяжным гудением выбрасывающих в серое небо облака газообразных отходов труб. Посадка и стыковка корабля прошли нормально, а вот потом начались очень смешные странности. Пилоты, а эвакуационными кораблями управляли исключительно люди, неожиданно изменились в лице и суетливо забегали, стараясь не шуметь и не раздражать своими перемещениями единственного и хорошо знакомого им пассажира. Потом «крылатая братия» внезапно пропала, видимо, по рассеянности заперев Лачека в корабле и по чистой случайности заблокировав двигатели. Сколько ни кричал Палион в переговорное устройство, сколько ни стучал кулаком в толстый борт корабля, а ответом ему были лишь гробовое молчание снаружи да громкий треск совершенно пустого эфира. Потом люк открылся, возле трапа майора ожидал вооруженный и, пожалуй, чересчур многочисленный конвой. Свежевыбритый капитан в отутюженной форме зачитал неприятный приказ, обвинявший командира отряда РДЦЛ16 почти во всех смертных грехах, включая измену присяге, убийство и умышленный саботаж стратегически важных научных программ Галактического Союза. Палион не пытался понять и вникнуть в смысл запутанных, обтекаемых формулировок, не старался запомнить весь перечень оглашаемых статей, пунктов и подпунктов, он просто стоял, молча смотрел, как попеременно двигались лоснящиеся щеки холеного капитана, и мысленно представлял, как медленно, с оттягом режет ножом жирное горло штабиста. Мысленная маньяко-терапия, как всегда, помогла офицеру удержаться от необдуманных, импульсивных действий. Лачек стоически дослушал приговор до конца, сдал оружие и добровольно вытянул вперед руки, на кистях которых солдаты поспешно захлопнули тугие наручники. Произошедшее не было для майора полнейшей неожиданностью. Еще во время полета он просчитал вероятность своего ареста. Она оказалась довольно высокой, около сорока пяти процентов. Но сейчас офицер был поражен наигранной помпезностью происходящего. Тот, кто устроил эту «торжественную» встречу, явно переборщил с театральными эффектами. Усиленный конвой, наручники, бронированный транспорт для поездки на сверхдальнее расстояние в сто пятьдесят метров и прочие атрибуты процедуры задержания опасного преступника были совершенно излишними и поэтому казались гротескно-смешными. Арестанту хотелось во все горло крикнуть: «Дурачье, да чего вы стараетесь?! Я не собираюсь бежать!», но боязнь, что в его пересохший рот засунут еще и грязный кляп, заставила Лачека удержаться от публичной декларации своих миролюбивых намерений. Всего полчаса ходьбы по кабинетам, и вместо погон с орденами остался дырявый мундир. Теперь уже арестант был полноценным никем: не офицером, не орденоносцем, не героем – образцом для подражания. Оставалось лишь узнать, на сколько пожизненных сроков его сошлют по совокупности многочисленных статей да параграфов, и не окажет ли ему командование в свете прежних заслуг одолжение, милостиво позволив засунуть в рот дуло табельного оружия и самому, без посторонней помощи нажать на курок. В действительности его умерщвление было выгодно всем: он бы не гнил на каторге в каком-нибудь засекреченном подземном комплексе, а высокие чины спали бы спокойно, на сто процентов уверенные, что тайны некоторых сомнительных операций окончательно похоронены в могильнике казенного архива. Первый проблеск надежды сверкнул, когда солдаты повели его к кабинету генерала, а не в штрафной изолятор, где он должен был протомиться несколько дней перед пересылкой. Видимо, шефу разведки лично захотелось прочесть проповедь «падшему ангелу» и усугубить заочно вынесенный приговор длинной обличительной речью. «Ну, что ж, каждый развлекается по-своему. Должно же быть у генерала какое-то подобие отдыха. Сам на провальное задание послал, сам козлом отпущения сделал, а теперь и сам же корить меня примется. Ладно, послушаю его болтовню напоследок, всяко лучше, чем в камере сидеть да потолки оплевывать», – успокаивал себя подобными размышлениями бывший майор, нестерпимо долго, в течение нескольких часов, ожидая того момента, когда двери кабинета откроются, и седеющий адъютант наконец-то прикажет ввести арестованного. Судьбе показалось мало обречь майора на публичное унижение, она продолжала подбрасывать бывшему офицеру разведки все новые и новые сюрпризы. Генерал Анжорвер, шеф планетарной разведки, быстро вышел из своего кабинета и, даже не удостоив бывшего любимца мимолетным взглядом, поспешно удалился в неизвестном направлении. Конвоиров же этот факт почему-то ничуть не смутил, они почти силой впихнули обомлевшего Лачека в генеральский кабинет и захлопнули за ним дверь. Апартаменты шефа разведки были погружены в темноту. Длинный стол, за которым генерал обычно устраивал долгие совещания, был пуст и идеально чист. Величественное, похожее на трон средневекового короля кресло босса тоже пустовало. Единственно светлым пятачком в царстве грозного полумрака был маленький закуток перед искусно сделанной имитацией открытого камина. На лежаке возле мнимого огня что-то завозилось и закашляло. Палион напряг зрение и, наконец-то разглядев очертания ворочающегося и ерзающего человечка, удивленно присвистнул. Перед ним лежал на боку низенький, толстенький старичок в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. Голова странного мужичка была кругла, как бильярдный шар, густые седые брови плавно переходили в морщинистый лоб, который, в свою очередь, постепенно разглаживался в огромную лысину. Глазки, носик и подбородок вместе с отвисшими щечками тонули в тени, до них не добирался свет от искусственного камина. – Чо встал, подь ближе! – изрекло экстравагантное создание, замахав толстыми ручками с пухленькими, холеными пальчиками на концах. – Мне с тобой болтать-то особо некогда, так что время, служивый, свое не тяни. Подь сюды, говорю, разговорчик имеется! Лачек на миг опешил. Арестанту показалось, что вдобавок к своим злоключениям он еще и когда-то успел сойти с ума. «Являются же кому-то черти, но почему меня так сильно обделили, почему мне достался бесенок без рогов и хвоста?!» – Не хлопай, не хлопай глазищами, служивый, а за халат с тапчонками извиняй! Хвороба старая прихватила, умучила меня совсем, бедолагу, – щебетал старик, дотянувшись короткой ручонкой до штанины майора и упорно подтягивая его к себе. – А ты, то есть вы, кто? – наконец-то произнес обескураженный Лачек, садясь в глубокое кресло без ручек напротив лежака. – Я кто, я кто?! – негодуя, заверещал старик, тыкая в волосатою грудь сморщенной сосиской указательного пальца. – Я твой спаситель, я твой второй шанс, а вообще-то я запальник смежного ведомства, – крикливый старичок внезапно утих и уставился на Палиона маленькими бусинками умных глаз. – Ты о контрразведке, сынок, что-нибудь слышал, или так в диверсионных пакостях погряз, что до другого и дела не было? – Слышал, – кивнул Палион. – Ну, так вот я из тех, кто твоих коллег-шкодников ловит и гадости ими учиненные того, ну, то есть устранить пытается. – Допустим, но какое я… – договорить бывший майор не успел, ладонь старика легла на его запястье и неожиданно сжала его так сильно, что у Лачека потемнело в глазах. – Допускать или не допускать здесь могу только я. Ты не в том положении, дружок, так что навостри ушки и не перебивай. Буду спрашивать, отвечай, а так, слушай и запоминай! Старичок замолчал и вдруг резко, как резиновый мячик, отпружинив от пола, поднялся на ноги. Дырявые шлепанцы разлетелись в разные стороны, и один из главных контрразведчиков Галактического Союза заходил кругами, громко шлепая по полу босыми ступнями. – В том, что случилось на Лареке, твоей вины нет, – наконец-то изрек старик. – Ни один из штабных мерзавцев тебе и слова сказать не посмел бы, если бы ты не отклонился от инструкции и воспользовался блокирующим кодом. Но, с другой стороны, тебя в этом случае сейчас бы здесь наверняка не было, ты был бы мертв, твое изуродованное тело пошло бы на корм диким и ужасно слюнявым финерианским кошкам… впрочем, по мне их хозяева столь же омерзительны… – Спасибо за понимание, сэр… и сочувствие, – смог лишь произнести Палион, шокированный манерой общения старика. – Терпеть не могу, терпеть не могу тупых солдафонов и их ужасных твердолобых манер! «Да, сэр! Так точно, сэр! Будет исполнено, сэр!» – изощрялся кривляниями и визгами низенький старичок, измудрившийся развернуться так удачно, что одним взмахом халата сбил с камина вазу и опрокинул горшок с любимым цветком генерала. – Ты же не тупой солдафон, Палион, ты же разведчик, существо мыслящее, сопоставляющее, проводящее аналогии и анализирующее. Неужели ты думаешь, что я похож на твоего бывшего шефа, генерала, у которого извилины в голове уже давно мхом поросли. Не смей, слышишь, никогда, ни при каких обстоятельствах, не смей называть меня «сэром»! – Старик склонился над неподвижно застывшим в кресле майором и грозно затряс у него перед лицом указательным пальцем. – Слушаюсь, с… – Палион вспомнил о запрете и вовремя осекся, – …но я не знаю, как мне вас называть. – Я тоже не знаю, – хмыкнул озадаченный старичок. – Можешь «дедулей», «дедушкой». А что, мне кажется, очень мило: тепло, душевно, по-домашнему и в то же время уважительно. Все, решено, позывной «дедуля» утвержден окончательно и бесповоротно. «Это конец, это видение, это не может быть правдой! Это безумный, наркотический сон, вызванный растекающимися по крови токсинами. Меня приговорили к смерти и ввели в вену яд, я умираю, а этот бред всего лишь предсмертная игра моего воображения. Мой мозг разлагается и выстраивает напоследок причудливые комбинации из когда-то видимых мной хотя бы мельком объектов. Всевышний, если ты есть, за что ты сыграл со мной дурную шутку?! Почему мне явился этот омерзительный старикашка, эта страшенная, сморщенная образина, а не пышногрудая, крутобедрая красавица с пухленькими губками и длинными-предлинными волосами?!» – Эй, эй, Лачек, о красотках потом поболтаем! – встрял в сбивчивый ряд мыслей голос «дедули», потная ладошка которого усиленно выбивала пыль из щек закатившего глаза арестанта. Майор не заметил, как его мозг начал медленно погружаться в дремоту. Однако старший товарищ в распахнутом халате вовремя заметил изменения в состоянии собеседника и не дал ему сбежать в царство сонных грез. – Соберись, парень, слышишь, возьми себя в руки! То, что с тобой происходит, это не бред, это не сон, хотя и выглядит невероятно… Ты должен прийти в себя! – Руки старика вцепились мертвой хваткой в плечи майора и трясли его до тех пор, пока он не открыл глаза. – Я в порядке, я готов слушать, – прошептали бледные, но уже не трясущиеся губы Лачека. – Начну еще раз с того места, на котором ты меня самым бессовестным образом отвлек и заставил слегка размяться, – кряхтя и громко пуская ветра, старичок водрузил свои дребезжащие, волосатые телеса на удобный лежак возле камина. – Ты не виновен в гибели твоего отряда, ты просто неудачно попал под раздачу «пряников». Подстроенная врагами ловушка должна была лечь тяжким бременем ответственности не на тебя, рядового исполнителя, а на твое руководство, допустившее грубую ошибку. Совершенно не уважаемый мною твой генерал уже собирался писать прошение об отставке, как ему подвернулась подходящая зацепка, чтобы вывернуть историю наизнанку и убрать свою шею из-под удара, естественно, подставив на ее место твою. – Бунт роботов? – догадался Палион. – Бунт роботов, – кивнул головой старик, – и не просто заурядных «Д16», а Кастора и Кэтрин, двух наиболее усовершенствованных моделей, которые по возвращении на базу должны были тут же лететь на очень ответственное задание. На эту парочку возлагались очень большие надежды, а по твоей милости они превратились в труху. Вот и выходит, что у генерала шкурные интересы, а у ученых мужей на тебя большой зуб. Один закапывает тебя живьем в могилу, а остальные стоят рядом и деликатно хранят молчание. Жизнь – это компромисс гробовщика и свидетелей, мы все взрослые люди, мы все это прекрасно понимаем, но все же не хочется быть на месте закапываемого, не правда ли? – Верно, но какова твоя роль в этой истории? Неужели ты тот самый прекрасный принц на белом коне? – хитро щурясь, поинтересовался Палион. – В чем твоя выгода от моего спасения, «дедуля»? – Ну, на прекрасного принца я как-то не похож. – Старик заботливо огладил свой огромный живот. – Скорее уж на старого пер… ворчуна в запачканном халате, но выгода у меня, не скрою, имеется, притом настолько большая, что я решился задействовать очень-очень серьезные рычаги. – Указательный палец старца взмыл вверх, давая понять, что решение о помиловании Лачека принималось как минимум на уровне вице-президента Галактического Союза. – В чем заключается работа, каковы условия и почему именно я? – выпалил Палион скороговоркой сразу все интересующие его вопросы. – Подробную информацию о задании получишь за полчаса до прибытия на место его выполнения. Условия хорошие: деньги, власть, полная свобода действий и отсутствие ограничений в методах достижения цели. Делай что хочешь, но мне нужен результат, и как можно быстрее. – Высокий чин из контрразведки ненадолго замолчал перед ответом на последний вопрос. – У меня в подчинении более трех десятков хороших спецов, способных отменно справиться с этим заданием, я никогда, никогда бы не дал поручения чужаку да еще с укрепившейся репутацией психопата, если бы… – Если бы? – …Если бы мне не было жалко посылать своих людей в оторванную от цивилизованного мира дыру, без поддержки, да еще с сомнительным шансом на возвращение. Палион хотел было возмутиться, но старик властно поднял вверх левую руку, приказывая не перечить, пока он не договорит. – У тебя нет выбора. Ты попал в круговорот такой игры с этим супер-пупер-трах-тибидахтер-киберг-сознанием, что тебя не довезут живым даже до тюрьмы. Подумай о хорошем, формируй позитивный подход к мерзопакостям жизни! Там, куда ты направляешься, не экология, а курорт, нет ни отходов, ни ядовитых выбросов в атмосферу, ни роботов! – А я-то уж, дурак, усомнился, что рай существует, – печально рассмеялся Палион, нутром чувствуя, что эти огромные плюсы с лихвой компенсируются не менее громадными минусами. – Я организовал его специально для тебя, по спецзаказу, – захохотал «дедуля» и звонко хлопнул ладонями по своему животу-тамтаму. – Так как: да или нет? – Да, черти тебя раздери на портянки! Где подписать контракт? – Обойдемся без формальностей, – махнул рукой старичок, – тем более что официально ты на меня не работаешь. А вот без позывного не обойтись. Я – «дедуля», а ты… – Неужто «внучок»? – ухмыльнулся Палион. – Ну, вот еще, многовато чести будет, еще чего доброго на наследство позаришься, – отшутился новый шеф. – У тебя странное второе имя, кажется, западно-славянское, посмотрим, что с этим можно сделать… Палион Лачек, Лачек, Пачек, – забормотал старик, забавно поддергивая густыми бровями. – Великолепно, как раз то, что нужно, что за причудливый фокус судьбы, прямо в самую точку! А ну-ка, дружок, сложи-ка вместе первые буквы твоих обоих имен! «Нет, только не это», – прошептал Палион, когда наконец-то выполнил простейшее действо по сложению двух корней. В итоге получилось: «Палач» – самое подходящее прозвище для миссионера его профиля. За иллюминатором появились очертания неизвестной планеты, скорее всего необитаемой, поскольку не было видно ни спутников, ни шлейфов стартующих с нее кораблей. Космовизор издал жалобный хрип и отключился, это лайнер вышел из зоны действия вспомогательной трансляционной антенны. Лачек ужаснулся, он вдруг отчетливо понял, в какую глухомань его занесло. Наверное, такое же чувство испытывали раньше путники, заплутавшие в пустыне, или моряки, потерявшиеся в спасательной лодчонке среди волн бушующего океана. Мертвецкую тишину внутри салона нарушил скрип отъезжающего на шарнирах кресла. Робот-пилот впервые за время полета обратил внимание на пассажира и, промычав на одной ноте, что до посадки осталось тридцать семь минут сорок девять секунд, положил на откидной столик толстый, бумажный конверт. – Что это? – удивился Лачек, вскрыв послание от «дедули» и обнаружив вместо привычного электронного диска ворох напечатанных на допотопном принтере и исписанных от руки бумаг. – Информация с грифом повышенной секретности. На электронные носители не переносить, не копировать, за пределы корабля не выносить, по прочтении уничтожить! – провела инструктаж навигационная машина и уставилась в приборную доску, где на десятке дисплеев быстро мелькали данные об изменении параметров различных систем корабля и поэтапно формировалась оптимальная траектория посадки. «И старичок туда же, совсем уже от этой секретности с ума посходили! Чем больше звезд у начальства на погонах тем крепче параноидальный синдром, – недовольно проворчал Палион, доставая из конверта и сразу отправляя в утилизатор пустые титульные и приписные листы. – Хорошо еще, что не заставили меня эту кипу съесть, бумажонка уж больно неказистая: жесткая да залежалая». Пилот не слышал сетований пассажира. Согласно полученной перед вылетом инструкции, он выключил слуховые сенсоры и должен был возобновить работу своей системы аудиовосприятия лишь после выключения двигателей корабля. Организовавший увлекательную экскурсию в дальний уголок галактики старичок, видимо, боялся, что при прочтении документов Палион будет проговаривать некоторые слова вслух. В интересах же безопасности Галактического Союза было воспрепятствовать утечке любой, даже обрывочной информации о порученной штрафнику миссии. Среди как будто нарочно перепутанных листов дополнений, справок, бессмысленных сводных таблиц и разноцветных галографиков наконец-то нашлось искомое сопроводительное письмо, адресованное персонально: «Ура, Великому и Могучему Галактическому Союзу, сплотившему и объединившему!.. Нелестного же мнения о нас, разведчиках, мужичонка в грязном халате. Взялся ни с тою ни с сего школьный курс истории пересказывать. Видел бы Галактический Совет, какие „важные“ писульки под гриф „особо секретно“ загоняются, разогнал бы дармоедов-бездельников к чертовой матери!» Палион быстро пробежал глазами приблизительно полстраницы не представляющих интереса, общеизвестных сведений, пока не нашел кое-что стоящее. «Красиво „дедуля“ излагает. Интересно, куда же он клонит? Неужели мне придется ученых уничтожать, или он надеется, что я у них публичный диспут выиграю и наставлю на путь истинный заплутавших на тупиковом пути познания ученых мужей?» Палиону наскучили витиеватые разглагольствования «деда» на околомедицинские темы, и со злости он пролистнул целую страницу. «… «Уж лучше бы меня сразу повесили!» – Настроение у Палиона в конце чтения упало ниже нулевой отметки. Разведчик с трудом мог представить, через что ему придется пройти: вживаться в образ древнего лапотника, общаться с людьми, которых и людьми-то назвать ему было сложно, скорее малограмотными, необразованными особями человеческого вида; да еще и бродить по бескрайним просторам, разыскивая неизвестно что. Лачек в полной мере прочувствовал, как он прогадал: пытаясь убежать от смерти, выбрал смерть долгую и мучительную, отягченную ностальгией по привычным удобствам и бесконечными скитаниями. Однако отступать было поздно, мини-лайнер наверняка не взлетит, пока он на борту. |
||
|