"Комедия книги" - читать интересную книгу автора (Рат-Вег Иштван)

10. САДЫ ОТДОХНОВЕНИЯ И ЦВЕТЕНИЕ ПОСЛОВИЦ

Под таким соблазнительным названием вышла в 1591 году в Лондоне книга итальянца Джованни Флорио, профессора Оксфордского университета.[196] Шесть тысяч сто пятьдесят цветов и фруктов произрастают в этих райских кущах — столько соберет в них читатель итальянских пословиц и поговорок. В пословицах и поговорках немало наслажденья находили античные писатели. Знаменитое собрание Эразма за два столетия выдержало около 50 изданий.

Древние были правы: пословица — это искра, летящая от пламени души народной. Из бездонных глубин времени и пространства несет она нам народную мудрость, жизненный опыт и юмор. И искорки эти достойны собраний и комментариев. Тем, кто не занимается литературой этого жанра, трудно себе представить, какое обилие сборников пословиц и поговорок было опубликовано, да еще с какими пышными заглавиями. «Сады отдохновения…» — всего лишь один скромный пример заглавий, которыми авторы стремились возбудить интерес читающей публики. Лучший каталог этих изданий составил П. А. Ж. Дюплесси.[197] Необыкновенно прилежному охотнику за пословицами удалось отыскать и систематизировать 893 книжных названия. Интересное чтение этот список. Наряду с серьезными и научно ценными работами он изобилует курьезами, один нелепее другого.

Удивительно, сколько людей воображали себя учеными лишь потому, что, с муравьиным терпением вгрызаясь в огромный материал, выискивали, выбирали по крошечкам и сносили в кучу пословицы и поговорки, касающиеся отдельных предметов. Так возникли, например, сборники пословиц и поговорок о животных, врачах, коммерсантах, охотниках. Нашлись и такие, которые, не считаясь ни с трудом, ни со временем, поставили цель собрать все пословицы, связанные с едой. Один безымянный автор посвятил себя собиранию всех пословиц и поговорок, касающихся пальцев (?):

«Abhandlung von den Fingern etc.».[198] Leipzig, 1756. Дж. Ч. Кроче написал небольшую книжечку под названием «Il tre»,[199] которая вышла в Болонье в 1627 году и содержит пословицы и поговорки, построенные на числе три в связи с различными суевериями относительно этого числа.

Число три вдохновило и Себастьяна Гуткнехта. В 1635 году он выступил перед ученым миром с работой: Omne Trinum perfectum. Geistliche Erklarung des gemeinen Sprichwortes: Aller guten Dingen Drey.[200]

Мне встретился интересный пример того, как взявшийся за дело кабинетный ученый способен высушить донельзя самый сочный жизненный материал.

В 1745 году гельмштадтский профессор права Конради издал собрание пословиц и поговорок, уходящих своими корнями в германское право. То был поучительный и достойный труд. Ученик Конради, И. Ф. Айзенхарт, тоже профессор Гельмштадтского университета, продолжил начатое дело, проникнув по проложенной учителем тропе в неизведанную до той поры область: к каждому экземпляру коллекции Конради он написал обширные комментарии, ставшие популярной книгой — «Grundsatze der deutschen Rechte in Sprichwortern».[201] Первое издание этого труда вышло в 1759 году. Часть комментариев уместна и полезна, но множество есть и таких, которые за два столетия из серьезных правовых рассуждении и выкладок превратились в развлекательное чтение. Вот несколько образчиков:

Устами младенцев глаголет истина. Комментарий: приводятся правовые источники, определяющие возраст детей, могущих выступать на судебном следствии в качестве свидетелей. У вестготов, например, равнялся он 14 годам, что знать полезно.

Брать с коровой теленка.[202] Что делать, если своему мужу новобрачная приносит в подоле плод предыдущей любви? Точка зрения автора: если муж об этом не знал и обманут, то может разводиться, а если знал — то говорить тут не о чем.

Дареному коню в зубы не смотрят. По закону, лицо, делающее подарок, не ответственно за возможные недостатки движимости, преподнесенной в подарок. Чтобы дать разъяснение по этому вопросу, необходимо основательно знать вестготское право.

Последний пусть закроет дверь. По мнению автора, это означает, что если в семье нет ребенка, то имущество покойного супруга наследует супруг, переживший умершего. Разъяснение напоминает доставание левого уха правой рукой.

Глядеть — не иметь, денег не надо. Если покупатель смотрит на товар, это не означает, что он обязан его купить. Удивительно, но факт.

Кто говорит А, должен сказать и Б.[203] По закону, покупатель обязан выполнять все правила, предписанные статьями о торговых сделках.

Мыта с мысли не берут.[204] Человек, лишь замысливший преступление, но не совершивший его, законом не преследуется. У этого, несомненно, мудрого положения, есть пара: Не поймаешь, не повесишь.[205] Положение это автор считает в принципе верным, но вместе с тем полагает, что пословица несколько устарела, потому что современному праву известна возможность повешения in effigie, когда на виселицу вздергивают портрет или чучело непойманного преступника.

Черную кошку в потемках не ищи, ее там может не оказаться. После некоторого раздумья автор признает эту истину несомненной, но с оговоркой: закоренелых должников выявлять и наказывать все-таки надо. Дается перечень возможных санкций, и среди них — мудрое решение муниципалитета Франкфурта, по которому должники, вышедшие из доверия, три года подряд обязаны постоянно ходить в желтых шляпах.

Поцелуй как знак почтенья не терпит возражения.[206] Поцелуй, — говорит автор, — относится к разряду действий, которые в зависимости от наличия привходящих обстоятельств могут быть возбраняемыми и невозбраняемыми. И чтобы молодое поколение юристов не оказалось бы, паче чаяния, безоружным и не попало бы вследствие неправильно примененного поцелуя в затруднительное положение из-за недостаточного знания привходящих обстоятельств, доктор Айзенхарт классифицирует и сводит в таблицу различные виды поцелуев.

Как видно по таблице, в джунглях поцелуев профессор навел идеальный порядок, и, пользуясь четкой классификацией, в этом сложном предмете сможет теперь легко ориентироваться всякий. Жаль только, что пояснения к отдельным классам чересчур сжаты. И меньше всего говорится о той разновидности поцелуев, которая вызывает обычно больше всего проблем, а именно — обозначенная пунктом Б в группе II. Автор не дает к ней никаких объяснений.

Из душных кабинетов давайте выйдем на свежий воздух поэзии. И первый, кто нам встретится, будет великий Франсуа Вийон. В те времена поэтам нравилось низать пословицы как бусы, вставляя их в стихи, где только можно. Некоторые использовали пословицы лишь для завершения стихотворения, другие замыкали ими строфы как переходами к очередной строфе. Вийон же сочинил под настроение целую балладу из одних только пословиц: «Ballade des proverbes»:[207] в ней 36 стихов — 36 пословиц:

У Вийона нашлись последователи и в Венгрии. Популярный венгерский поэт прошлого века Гедеон Миндсенти написал стихотворение в десять строф из одних только пословиц и поговорок.

Испанцы в старину настолько любили пословицы, что вплетали их не только в стихи — даже небольшие прозаические сочинения писали одними пословицами. Очень популярны были письма сплошь из пословиц и поговорок, и конечно же любовные письма. Старейшее собрание таких писем датировано 1553 годом: «Processo de Cartas de amores que entre dos amantes passaron».[209] Часть их переведена на немецкий. Вот пример одного из таких посланий:

В этом странном письме кабальеро пишет о недостатках сеньориты и советует, как их исправить. Сеньорита отвечает также пословицами:

Довольно долго в западноевропейских литературах была распространена мода на пьесы-пословицы.[210] Эта мода облегчала автору поиск замысла. Он брал пословицу и из смысла ее, как из зерна, развивал сюжет. Публика была довольна тем, что не надо ломать голову над моралью: в конце спектакля все актеры хором проскандируют пословицу, которая служит пьесе названием и моралью.

Мода эта родилась в Испании в XVI–XVII веках и развита до совершенства во Франции в XVIII веке. Множество пьес с названиями-пословицами у таких величайших всемирно известных драматургов, как Лопе де Вега и Педро Кальдерон де ла Барка. Пьесы-пословицы писал и наш соотечественник Сиглигети: «Велика честь, да нечего есть», «Не дуй на то, что не горит». Но пальма первенства все же за французами. Скромную попытку в этом жанре сделала даже госпожа Ментнон, написав для сенсирских девиц несколько невинных пьесок: «Плохому мастеру всяк инструмент плох», «Кто прикидывается ягненком, быть тому съедену волком» и т. п.

Но истинным королем жанра и его основателем во Франции по праву считается Кармонтель. Пьес-пословиц накропал он на целых восемь томов. Вот свидетельство популярности его продукции и славы, которую она ему принесла в назидание и на зависть потомкам. Несмотря на хорошие заработки, у Кармонтеля нередко случались финансовые неурядицы; тогда он закладывал в ломбард свои рукописи и всегда получал за них деньги.

После Кармонтеля наибольшего успеха в этом жанре добился Теодор Леклерк, написав восемьдесят пьес-пословиц. Ну и, конечно же, нельзя не назвать в этой славной когорте имени Альфреда де Мюссе, короновавшего жанр драматизованных пословиц такими шедеврами, как «Не бери никогда ничего внаем», «С любовью не шутят», «Пусть будет дверь закрытой иль открытой».

Но это все цветочки, ягодки жанра еще впереди: пьесы из пословиц. Драматические произведения, в которых герои говорят исключительно только пословицами. Эта глупость из глупостей произведена на свет некоим графом Крамелем. Лучшее издание вышло в Гааге в 1654 году на 168 страницах под заглавием «La Comedie des Proverbes».[211] Произведение, видимо, имело успех, потому что выдержало несколько изданий. Попало оно и в Германию, не в дословном, конечно, переводе, а переработанное, ибо французской пословице не всегда находится пара среди пословиц немецких.

В пьесе говорится о любви некоего Лидиаса к Флоринде, дочери доктора Тезауруса. Но отец, богатый человек — о чем свидетельствует его имя,[212] — хочет отдать свое чадо за капитана Фьерабра. Лидиас помогает девушке бежать. В дороге они устают, расстилают под деревом свою одежду и крепко засыпают. Осложнение: появляются бежавшие из тюрьмы цыгане, забирают одежду спящих и оставляют им свою. Влюбленные вынуждены надеть цыганские лохмотья и из-за этого попадают в лапы к жандармам. Deus ex inachina:[213] сержант, командующий жандармами, — не кто иной, как брат Лидиаса. С его помощью Тезаурусу преподносят дело так, будто бы Лидиас и спас Флоринду от жестоких разбойников. Между тем капитан Фьерабра влюбляется во Флоринду, принимая ее за цыганку, поет ей по ночам серенады, что разоблачает его как человека ветреного. Происходит еще много всяких других событий. Для иллюстрации приведу первую и последнюю сцены.

Лидиас: Верно говорят — повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. Но это только в руках дурака, которому скажешь богу молиться, так он себе и лоб разобьет, а лбом стены ведь не прошибешь. Потому-то и дай бог с умным потерять, а с глупым не найти. Так что, была не была, пан или пропал. И не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Слуга Лидиаса: Куй железо, пока горячо. И так как сейчас ночь, а ночью все кошки серы, ночь темна не на век, и кто рано встает, тому бог подает. Мадемуазель Флоринда ждет уже нас, ждет-пождет, а не то домой пойдет.

Лидиас: Кто смеет, тот умеет. Лови счастье за хвост. Таково уж дело, что надо идти смело. И коли ты мужчина, то будь не дурачиной. (Стучит в дверь.)

Слуга врача (выглядывая в окно): День ворчит, ночь верещит. Темна ночь татю родная мать. Позднему гостю — кости.

Лидиас: Другу не дружить, недругу не мстить.

Слуга: Будет и завтра день.

Лидиас: Нечего про то и говорить, чего в горшке не варить. Впускай, а не то покажу тебе, где раки зимуют. Вспомнишь матушкино молоко, да матушка далеко.

Слуга: Собака, которая лает, не кусает.

Лидиас: Сторонись, деревня, молодец идет! Не тогда учить, когда быть, и бей в решето, когда в сито не пошло! (Вышибает дверь.)

Слуга Лидиаса: Меть в голову, а то охромеет! Кто первый, тот и верный. (Помогает хозяину.)

Слуга врача: Полегче на поворотах. (Выходит.)

Лидиас (исчезает в доме и вскоре появляется с Флориндой): Пропадай, телега, не на торг я еду! Не красен бег, да здоров.

Доктор Тезаурус: Ведро после ненастья! Скучал я по тебе, дочка моя Флоринда, будто вола потерял. Горевал я, убивался, горе мое горькое по горям ходило, горем вороты подпирало, догоревался до красных дней.

Флоринда: Жизнь моя висела на ниточке, батюшка. Не знала, не гадала, девка я аль парень, живая али мертвая, со страху. Лучинка догорала, ночка обступала, и была я, что лист осиновый, без ветра тряслась, и кто знает, что бы со мною сталось, если б юноша этот не показал, кто первый на деревне. Вот я и здесь, цела, здорова-бела.

Тезаурус: Да, доченька, может, где и хорошо, а дома лучше. Ну а с разбойничками что сталось-свековалось? Шнурочек шелковый, постель на воздусях? Ни дна им чтоб ни покрышки!

Лидиас: Летошный снег, то ли был, то ли нет. Пропали, как сивый мерин в тумане. Не искал я иголку в стоге сена, бегущему врагу скатертью дорожка!

Сержант: Ослепнуть мне на оба уха, коль было не так. Но все хорошо, что хорошо кончается, молодые-то молоды летами, да стары умами, знают, что к чему. Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет, надо брать быка за рога: когда свадьбу играем?

Жена Тезауруса (выходя из дому): Не торопись, когда смелешь, тогда и поедешь! Пострел везде поспел, жена без мужа деньги считает! Где капитан Фьерабра, кому мы Флоринду обещали? Уговор дороже денег!

Флоринда: Обещанного три года ждут, обещай — не стыдись, стыд глаза не выест.

Лидиас: Умный обещает, дурак выполняет.

Тезаурус: Вот тебе бог, сказал я капитану, а вот тебе порог, и поминай как звали женишка. Змею я грел на груди. Не то полено в огонь совал, свинью он мне подложил, плуту да вору честь по разбору. Что и говорить, человек предполагает, а бог располагает. Знаю, что у молодых на каждый час одна минута, вижу, что нашел мешок свой уголок. По рукам, сын мой Лидиас, живи своим умом, пойми на собственной шкуре, что браки на небесах справляются.

Жена Тезауруса: Остался, капитан, ты с носом. Свадебный пир, чтоб ведал весь мир. И, как положено — чтоб гости вином умывались, а колбасой утирались.

Лидиас: От пятницы до субботы носи сапог без заботы, госпожа моя матушка: отсидели мы свою свадьбу и хоть вино не пили, а пьяными были.

Тезаурус: Кому суждено быть повешену, тот не утонет. Любишь кататься, люби и саночки возить. Бедняк ест, когда есть, богач — когда захочет. А у нас, слава богу, всего понемногу. Где много колоколен, весь день трезвонят. Горе прогонит, радость догонит. Так радуйтесь люди, как нищий грошу. Конец — всему делу венец.

И так — все три действия и несчетное количество сцен. Два фрагмента дают лишь бледное представление об этом драматическом чудовище, но они достаточно наглядный пример гимнастики для мозгов, которую автор, беспощадный к себе и к публике увековечил в том драгоценном продукте культуры, который называется книгой. Редко встретишь более глупый образчик усилий, затраченных на создание столь совершенной бессмыслицы.