"В Школе Магии Зарежья" - читать интересную книгу автора (Сияда Сенкия)

Часть 1. Мы с Тамарой бегаем парой.

Осужденный, каким будет ваше предсмертное желание?Не казните меня, а? Инквизиторская байка, услышав которую, инквизиторы благодушно посмеиваются.

Ефросинья Семеновна, подоткнув свои многочисленные юбки, в спешном порядке надраивала лестницу. Она с залихватской расточительностью, буквально горстями сыпала дорогущий заряженный порошок, позволяющий натирать пол до блеска одним сеющим взмахом руки, и выданный таки прижимистым завхозом ввиду случившейся оказии. Я пронеслась мимо нее, перескакивая через две ступеньки, будто мне угольями в зад стреляли.

— Варвара, ты осторожнее, я на этаже только что пол натерла, там скользко, — сказала она мне вслед, приподняв голову.

— Хорошо-о, — пропыхтела я, и понеслась к нашей двери, но не оценила, насколько сильно блестел пол. Затормозила слишком поздно, проехала в сторону, и хлопнулась набок. — Все нормально, — чересчур бодро заверила я теть Фросю, с тревогой наблюдавшую за мной издали. И на четвереньках доползла до двери.

— Афанасий, сколько раз говорить! — возмутилась я, глядя на разбегающихся с писком домовых, и растерянно, думая о своем, пригрозила — Я тебя накажу, но не сейчас. Где же они, где? — и зашарила по комнате, вороша стопки тетрадей и учебников. Полезла в шкаф, думая, что могла засунуть их в карман экзаменационной одежды, из вороха одежды на меня смотрели два глаза.

— Еще здесь? А ну кыш! — я сердито свела брови, ворох одежды зашевелился и просел. В карманах ничего не обнаружилось, то есть обнаружилась-то куча всего, только не то, что нужно.

— Варька! Давай быстрее!! — с круглыми глазами заскочила внутрь Тамара, судя по звуку падения до этого, она тоже успела свести тесное знакомство со скользким полом.

— Уже пришли?!! — я ужаснулась и безо всякой надежды напоследок сдернула покрывало с кровати. — Ага! Вот они! — и, схватив подругу за руку, потащила из комнаты, — Бежим скорее! Вот хвос, переодеться-то не успела!

— Некогда! — теперь уже подруга тащила меня вперед. — Тем более что никто не успел!

— А куда теперь их прятать? — я потрясла трофейной стопочкой шпаргалок.

— Дай мне! — подруга перехватила мелко исписанные бумажки и стала шептать наговор, периодически тыкая в них волшебной палкой, то есть палочкой, а еще точнее, крупной зубочисткой, потому что «ученикам не положены рабочие инструменты, обладающие полной силой, до достижения ими степени высшего ученика во избежание несознательного причинения вреда здоровью своему и окружающих, а также любого иного морального или материального ущерба»[1].

Не успела она дочитать заклинание на имитацию, мы, напрочь забыв, что лестница теперь тоже скользкая, побежали вниз. Моя нога предательски оскользнулась, я упала, сшибла Тамарку, и мы как по гигантской стиральной доске съехали на первый этаж, пересчитав задами все ступени. Я, в последний момент некстати зацепившись ногой за перекладину перил, кувыркнулась, как заправский скомороший медведь, и шмякнулась на живот, Тамарка рядом на спину. Не до конца превращенные шпаргалки рассыпались фейерверком вокруг и поверх нас.

— Вот и заколдовали, — пробормотала я. Секунду мы лежали, а потом увидели, как из-за угла выворачивает толпа людей.

— Комиссия! — дрожащим от ужаса голосом прошептала подруга.

— Тикаем! — мы споро подскочили и по-ящеричьи переползли в учебный коридор, благо пока от опасности были скрыты огромными гипсовыми подставками под цветы. Я походя схватила пару шпаргалок, собирать все просто не было времени. Оказавшись вне поля зрения комиссии и учителей, с натянутыми улыбками изображающих искреннюю радость от встречи с инспекторами, мы, сверкая подметками, понеслись в аудиторию, которая, как назло, располагалась в дальнем конце коридора.

— Уф, кажется, успели, — мы заскочили в аудиторию и в изнеможении привалились к двери, но тут же подскочили.

— Что вы так долго, Варвара? У вас живот разболелся? — с искренней заботой спросила Линель Ивановна. — После экзамена обязательно сходите в знахцентр. А сейчас, скорее, садитесь за парты.

В классе захихикали, я, повернувшись спиной к куратору, погрозила всем кулаком и состроила зверскую рожу.

— В следующий раз надо не в туалет отпрашиваться, а куда-нибудь еще, — шепнула я Тамарке.

— Надеюсь, больше вообще отпрашиваться не надо будет, — округлив глаза, прошептала подруга.

Последние парты все, как это бывает на экзаменах, были давно заняты. Я со вздохом села за третью парту, чувствуя себя крайне неуютно, как невинная жертва, отданная на откуп чудовищу — передо мной не было никого, только куратор экзамена. Подруга села на соседний ряд. Я быстренько пролистала подобранные листочки.

— Тамар, есть общий вопрос по силе, потом сила потоков, треугольные проекции и символика, но только вторая часть. Надо будет — проси, — шепнула я.

— Хоть бы мне попалась общая сила, я из всего этого ее практическую часть хорошо делаю, — ответила подруга.

— Я тоже, — я согласно кивнула.

В классе стоял небольшой гул — заняться в ожидании комиссии было нечем, ученики переговаривались, впрочем, как и всегда на уроках у Линели Ивановны. Сбоку от меня Вихор судорожно читал под партой учебник. Я удивилась:

— Вихор, откуда учебник? Ты что ли знал заранее? — и предусмотрительно добавила: — Поможешь, если что?

— Я сам ничего не знаю, — и, не отрываясь от чтения, отмахнулся от меня: — Все, не мешай.

— Ну и ладно, вот только попроси потом у меня ответы по плетениям, — мстительно пробурчала я.

— Тома... — начала было я, намереваясь спросить, какую имитацию она накладывала на шпаргалки, но тут двери распахнулись и внутрь стремительным клином вошли инспектора и учителя. Впереди всех, грозно оглядывая учеников, стоял незнакомый мне мужчина в синем костюме, видимо, главный инспектор. Увидев, что зажато у него в руке, я сглотнула комок, встрявший в горле, и немного сползла под стол. Рядом те же действия произвела Тамарка.

— Чье это? — нехорошим вкрадчивым голосом поинтересовался он, помахивая рукой с ворохом шпаргалок и обводя взглядом голодного василиска всех сидящих в аудитории, даже нервную Линель Ивановну, которая уж точно была ни при чем, но все равно побледнела.

Народ безмолвствовал. Я испуганно посмотрела на нашего директора, который в свою очередь почему-то посмотрел на меня. Я еще более испуганно посмотрела на директора, он сузил глаза, и я даже порадовалась, что сейчас в аудитории присутствует комиссия. Не будь ее, директор не только беззвучно шевелил бы губами, призывая всяческие кары на мою головушку, а, может, и превратил бы в кого-нибудь сгоряча. Впрочем, то ли еще будет.

Дотошный инспектор, не добившись ответа, отправился по рядам наводить шмон у учеников. Приказывал вывернуть карманы, обнаружилась куча всего интересного, даже ручка от двери в школьную столовую, которая таинственно пропала еще на той неделе, заглядывал под бумаги, выданные для экзамена, пронзительно глядел каждому в глаза, надеясь спровоцировать кого-нибудь слабонервного на чистосердечное признание... пока не обнаружил у Вихора гениально спрятанный на полу под стулом учебник.

— А это что? — спросил он, поднимая толстенный талмуд. Учителя напряглись. — Это так у вас проходят экзамены?

Я невольно выдохнула, потому что очередь до меня пока не дошла, а куда надежно спрятать оставшиеся шпаргалки, кроме как съесть их, я еще не придумала.

— Но экзамен же еще не начался, — попробовала протестовать Линель Ивановна, однако надолго ее боевого задора не хватило, и под обратившимися к ней взглядами целой толпы пискнула: — Мы же вас ждали.

Инспектор помрачнел лицом, Линель Ивановна то краснела, то бледнела под его взглядом, а потом рявкнул:

— И это вы называете дисциплиной?! — весь класс вздрогнул и отшатнулся, а Линель Ивановна, закатив глаза, сползла под стол. И я ее в принципе понимаю: если грозный голос еще и магически усиливать, тут любому поплохеть может.

— Тихон Петрович, — развернулся инспектор к директору. Тот встрепенулся и изобразил живой интерес. — О таких грубейших нарушениях я просто обязан доложить господину Гордею.

Он сунул кучу бумажек в руки стоящего рядом господина, развернулся и вышел из кабинета. Этот господин, в свою очередь обратился к директору:

— Тихон Петрович, я думаю, комитет не будет отстранять всю школу, но надеюсь, вы понимаете, что этот класс лучше не задействовать. И еще я искренне верю, что вы сможете разобраться со своими подопечными и виновник этого, — куча шпаргалок перекочевала в руки директора, — понесет заслуженное наказание.

— Все сделаем! — тут же спохватился директор.

Фипс Бригсович с грустью посмотрел на наш класс, мол, эх вы, не оправдали оказанного вам высокого доверия, молча взвалил бесчувственную учительницу на плечо и, топая сапогами, вынес вслед за обсуждающей что-то толпой взрослых. В кабинете остались только мы и экзаменатор.

— Ну-с, почнем, — недобро сверкнув стеклами очков, предложил Лепий Цикирович. И разве что руки зловредно не потер. А я поняла, что гораздо лучше не сдать экзамен, чем воспользоваться остатками шпаргалок, из-за которых теперь учителя носом землю будут рыть, чтобы найти виновника позора школы. 


— Тихон Петрович, вызывали? — тоненькими голосочками спросили мы, как можно незаметнее просачиваясь в кабинет.

— Варвара и Тамара, — констатировал директор, оглядывая нас так, будто примеривал к нам разные способы казни и выбирал самый болезненный. — Входите-входите, есть у меня к вам пара вопросов.

Мы двумя изваяниями скорби застыли перед массивным столом, на котором кучкой лежали злокозненные и, в общем-то, уже сильно мятые и потрепанные шпаргалки.

— Вам знакомы эти предметы? — очень уж невзначай поинтересовался директор.

Я судорожно замотала головой. Тамарка, решив, что отпираться бесполезно, всхлипнула и закивала, глядя в пол.

— Так да или нет? — чуть повысив голос, медленно спросил директор. Я под давлением его авторитета тут же угодливо закивала, а Тамарка, наоборот, пошла на попятную и замотала головой.

— Вы что мне тут цирк устраиваете? — не выдержав, вскричал директор и хлопнул ладонью по столу. Все-таки у него сегодня был сильно напряженный день. — В глаза смотреть! Говорить!

— Я, — услышала я со стороны сип своего голоса.

— Что — ты?! — ноздри директора раздувались, как у дракона — того и гляди полыхнет.

— Я писала, — всхлипнула я, а Тамарка тоненько завыла:

— Мы же как лучше хоте-эли, чтобы не ударить в грязь лицом перед комиссие-эй!

— Не ударить в грязь? — удивленный директор несколько сбавил тон. — Да вы не только ударили, вы сидите в целом озере грязи. Вы и весь ваш класс. А я-то! — он встал и начал ходить вдоль стола, — Я-то хорош! Рекомендовал! Мол, лучшие в этом семестре! Всего три троечника! О горе мне! Нет, признайтесь, — он остановился и посмотрел на нас, — вы это специально сделали?

— Что? — мы перестали всхлипывать, поняв, что основная опасность, кажись, миновала.

— Неужели в других школах ни разу шпаргалок не находили? — Тамарка обнаглела и даже задала вопрос директору. — Обычное ведь дело!

Директор помолчал, посмотрел на кучу бумажек на своем столе, и у него вдруг сделалось глупым лицо:

— Обычное дело? А вы сами-то видели свою имитацию?

— Ну, — смутилась Тамарка, почуяв по тону директора какой-то подвох. — Я делала под кожу, чтобы в руке незаметно было.

Директор задвигал плотно сжатыми губами, хрюкнул, и неубедительно попытался замаскировать поперший хохот под внезапный приступ кашля.

— Снимай запрет на имитацию, — откашлявшись, приказал директор, а потом в сторону фыркнул, — «под кожу»!

Тамарка пробормотала для нас заклинание рассеивания. Хоть и хотелось повидать интригующую имитацию поскорее, но присутствие директора явно давило на психику не только мне — расколдовывала подруга по науке — аж с особливыми визуальными эффектами. Бумажки медленно зашевелились, постепенно выросли в размерах, и...

— Ты где такое видела? — у меня глаза поползли на лоб.

Тамаркино лицо и уши пылали ярче парадной мантии Императора. Директор молчал и довольно улыбался, явно отыгрываясь нашим позором в его глазах за свой позор в глазах комиссии.

Мы увидели то же, что должны были видеть все остальные. На столе лежала куча цветных картинок с крайне неприличным содержанием. Я конечно уже не ребенок и знаю, откуда дети берутся, но чтобы люди могли выделывать такое...

— Я...это..., — сипела подруга, пытаясь взглядом высмотреть в полу дырку и провалиться в нее.

— Ну-ну, — подбодрил ее директор, довольный, что поставил нас в неудобное положение, — мы вас слушаем.

Опа! Это что значит «мы», я уже ни причем? Так нечестно, я тоже виновата. Хочу справедливости!

— А-а-а-это я их рисую, — я решила спасти подругу. Директор не поверил своим ушам и медленно повернул на меня голову. — На досуге, — добавила я, округлив глаза, и замерла от страха, что с директором что-то не то произошло.

Он замер и немного удивленно смотрел куда-то вдаль. Наверное, не знал что делать: одно дело ругать нас за подсмотренные где-то картинки, и совсем другое, если мы сами думаем о всяких непотребствах, все-таки обсуждать с учениками подобные вещи он не привык, да и не в его это юрисдикции.

— Ну мы, это, пожалуй, пойдем, — я пихнула подругу локтем в бок и мы медленно попятились назад.

— Всего хорошего, — попрощалась Тамарка, без остановки делая меленькие поклоны, будто курица над просыпанным зерном.

И только мы схватились за ручку двери, Тихон Петрович ожил.

— Стоять, — негромко приказал он. Мы как две мыши замерли у двери. — А вы ничего не забыли?

— Нет, — пискнула Тамарка. А я молча развернулась, готовясь к самому худшему.

— Наказание, дорогуши, наказание, — как-то философски протянул директор. — Вы хоть задумывались о том, почему к нам вдруг нагрянула комиссия? — и, не дожидаясь нашего ответа, пояснил. — Нашей школе выпала честь предоставить учеников для усиления охраны во время коронации Императора. — Посмотрел на вытянувшиеся лица и подтвердил все наши худшие опасения. — И теперь вы и весь ваш класс не будете до этого допущены. А вы в наказание за, — он мельком взглянул на похабные картинки, — проступок, после уроков на месяц попадаете в ведение завхоза. Всё, свободны. Приступать сразу после сессии.

Тамарка снова повернулась к двери, а я в нерешительности топталась, глядя на кучу, которая все-таки была моими шпаргалками и которую я хотела забрать. Директор в недоумении посмотрел на меня, затем на свой стол:

— Ах да! — он достал свою палочку, сделал пару пассов, и куча вспыхнула и за секунду сгорела.

Я тоскливо посмотрела на стол, попрощалась с директором и последовала за Тамаркой в коридор.


— Ужасно! — стонала я, пока мы еле передвигали ноги, следуя в свою комнату. — А ведь нам еще пересдавать Лепию энергетику, к тому же я обещала потом отдать эти шпаргалки Павру с боевого. У меня рука отпадет опять все это карябать! — кошкою, у которой хвост защемили, взвыла я, осознав весь спектр последствий от кремации шпаргалок.

— Это-то ладно, — подхватила Тамарка. Мы играли в «Угадай самое плохое, что нас ждет». — А представь, как все наши «обрадуются», когда узнают, что не попадут на коронацию? И что они сделают с теми, из-за кого они туда не попадут?

Я ужаснулась и даже приостановилась.

— Вот-вот, — подтолкнула меня вперед подруга, — я уж молчу про отработку у Труля Шлисовича. У него даже после одного дня бывало ученики пропадали, и, как говорится, больше их никто не видел, а тут целый месяц.

Какое-то время мы молчали, думая каждый о своем. Лично я на всякий случай прокручивала перед глазами картины всей своей недолгой жизни. А-то вдруг потом не успею?

— Знаешь, мне интересно, — нарушила молчание Тамарка, заходя в комнату, — а как они нас все-таки вычислили-то?

Я поправила покрывало на кровати и плюхнулась сверху.

— Тут и думать нечего! Допросили свидетелей и все. Фрося-то Семенна когда лестницу додраивала, никаких ведь бумажек еще не видела, а Линель Ивановна, добрая душа, хорошо помнит, что последними мы с тобой в аудиторию прибежали. Дедукция, однако! — я постучала себя по голове, звук получился гулкий.

— Сами же нас не предупредили о переносе экзамена! Прямо из столовой выдернули! И мы после этого виноваты! Они что, полагали, что мы должны все были выучить по ходу занятий и выполнения заданий в течение семестра?! — воскликнула Тамарка, не уточняя, кто эти таинственные «они» (У стен тоже есть уши! Но что самое ужасное, у них, то есть, все-таки, не совсем у них, есть весьма болтливые рты, а также некое неявное подчинение, помимо того, которое официально прописано в последних главах Устава), но подразумевая, разумеется, профессорско-преподавательский состав, и грустно вздохнула: — Несправедливость как всегда восторжествовала.

— А кстати о бумажках... — я с прищуром посмотрела на подругу, — давай, развратница, колись!

— А что колись-то? Когда по лестнице поехали, я же не успела толком дочесть, вот и вышло черти что, — подруга опять покраснела, но только слегка.

— Не это, — я, чувствуя себя экзекутором, с улыбочкой сложила руки на груди. — Где ты такое видела? Или, может, ты не только видела?

— Ты за кого меня принимаешь?! — вспыхнула подруга. В меня полетела подушка, я схватилась за палочку и отправила пухлую летунью обратно. — Мы с Натлой у Вадика с боевого в комнате их видели, — приглушенно из-под подушки ответила Тамарка.

Я расхохоталась:

— Вот он развратник!

— Ну. Мы ему также и сказали, — улыбнулась подруга, поняв, что я уже не ее обвиняю в распутстве.

— А он что?

— А что он? Парень и есть парень — и ухом не повел. Это, говорит, искусство! — она, подражая Вадику, задрала подбородок и взмахнула рукой.

— Что искусство: рисовать или в такие узлы завязываться? — заинтересовалась я.

— Не знаю, мы не переспрашивали.

Я села заново писать осточертевшие шпаргалки. А что делать? Хочешь — не хочешь, пересдача уже послезавтра, а по энергетике написать шпаргалки для нас с Томкой должна была я.

— Знаешь, чего-то у меня от этих переживаний такой аппетит разыгрался, — вспомнила я о пропущенном из-за похода к директору обеде.

Тамарка кинула взгляд во двор на башню с часами:

— Так мы уже не успели, там другая смена. Придется терпеть до ужина, — она немного помолчала. — Надо обновить заклинание от наледи на окне, а то по углам уже куржа появилась, — проговорила Томка, не выказывая меж тем желания встать и сделать последнее.

— А у нас продуктовые запасы закончились, да? — на всякий случай спросила я, прекрасно зная, что ни картошки, ни морковки уже давно не осталось. А одними столовыми приборами сыт не будешь. — А-то б пожарили чего-нибудь на общественной печке, — как назло мне сразу же пригрезилась жареная картошечка.

— Угу, — уныло ответила подруга.

Ветер как на заказ пахнул в окно вкусным запахом жареных клубней.

— Ну вот, у меня уже обонятельные галлюцинации на почве голода, — вслух пожаловалась я.

— У меня тоже, — мечтательно протянула подруга.

Мы медленно переглянулись и проворно подскочили к окну.

— Интересно, откуда это? Не похоже, чтобы с комнат, — принюхалась я в открытую форточку.

— По-моему, из города, — неуверенно предположила подруга, поведя носом.

— По-моему тоже, тем более кто из учеников будет готовить в пору экзаменов?

— Прогуляемся? — сверкнула глазами подруга.

— Давай! Давай только подсчитаем бюджет, — педантично предложила я.

— Дык, у меня еще с начала месяца полная стипендия, — похвасталась Томка.

— Дык, у меня тоже, — передразнила я ее, доставая из-под матраса худенький кошель, — нам просто повезло, что с начала месяца всего четыре дня прошло. Пошли!

Мы оделись в модные ватные фуфайки, отороченные мехом и кусочками парчи, залезли в валенки, накинули платки и пошли на первый этаж к выходу. На нашем этаже было пусто — все уже пообедали и старательно корпели за учебниками. Во дворе играли в снежки младшекурсники. Счастливые! На первом году вообще нет экзаменов — одни зачеты. Мы, стараясь сохранить достоинство, но и не попасть под обстрел, прошли к воротам. Однако нас все равно вываляли таки в сугробе.

— Что за невоспитанная молодежь пошла! — возмущалась я, выковыривая снег из валенка.

— И не говори, — поддакнула Тамарка, бурча под нос и орудуя палочкой. Я взвизгнула — снег шипящим паром взвился в воздух, и через секунду резвящиеся во дворе парни обнаружили себя растерянно стоящими в огромной луже.

— Наша месть, — удовлетворенно кивнула подруга.

— Эх, надо было на обратном пути, а то когда будем возвращаться, они нам тоже могут отомстить, — спохватилась я.

— А вдруг их уже не будет, когда мы пойдем обратно? Кому тогда мстить? — удивилась Тамара.

Я подумала и согласилась:

— Это правильно, что будет, то будет, — и приложила вслед за Тамарой свою палочку к двери в воротах, та распахнулась, и мы вышли в город.


— Ну и куда направим наши стопы? — спросила я, радостно вдыхая свежий зимний воздух. — К «Маме Зое»?

— А давай! — согласилась Томка.

И мы бодро зашагали по улочке, оглядывая дома и прохожих, пока не дошли до знакомого деревянного трактира. Возле него суетились вокруг стремянки два мужика.

— Ой, глянь, вывеску меняют! — дернула я Тамару за рукав.

— Старую сняли что ли? — удивилась она.

— Пошли внутрь, спросим.

— Нормальная была вывеска, — удивленно бормотала подруга, — и «мама Зоя» там на себя почти походит.

Мы бесстрашно поднырнули под с трудом удерживаемую мужичками деревянную конструкцию и шмыгнули в дверь.

Внутри было тихо и пусто.

— Эй, «Мама Зоя», есть кто? — сложив ладошки рупором, зычно крикнула я.

— Странно как-то, где все? — негромко удивилась подруга.

Я хотела было заглянуть на кухню, но вовремя вспомнила, как однажды за это досталось от поварихи половником по лбу одному нашему знакомому, и раздумала. Мы недоуменно присели на лавку, спиной к столу, как вдруг скрипнули ступеньки лестницы и сверху, с жилых комнат хозяйки трактира, к нам спустился... эльф. Он обладал классической эльфийской внешностью: стройный, высокий, остроухий, длинные белые волосы забраны в хвост. Вот только одет был почему-то не в напыщенный костюм, а в обычные, как у горожан брюки и рубашку, дополнял комплект фартук до колен. Но и в этом нехитром наряде он умудрялся выглядеть изысканно.

— Э, здрасьте, — мы сразу встали.

— Чего нужно? — недружелюбно поинтересовался он, отставив ножку и вытирая руки о кожаный фартук так, словно разглаживал на нем складки.

— Дак это..., — заробела подруга.

— Поесть мы пришли, — сказала я и, заметив удивленный взгляд эльфа, пояснила, — к «маме Зое».

— А, — расслабился эльф. — Да это, закрыто, ремонт здесь.

— Как ремонт? — расстроились мы одновременно с Тамарой.

— А разве не отсюда недавно так вкусно пахло жареной картошкой? — взгрустнула подруга и, по-моему, даже пустила слезу голодного отчаяния.

— Э-э, вообще-то отсюда, — удивился эльф.

— А когда снова откроют? — спросила я, а потом удивленно спохватилась: — Как отсюда? Вы же сказали — здесь закрыто.

— Ну... я себе пожарил на обед, — смутился эльф.

— А разве эльфы едят картошку? — изумилась подруга.

— А что, не должны? — еще больше изумился эльф.

— Вам лучше знать, — пробормотала Томка и зарумянилась, стушевавшись.

Меня от этого странного и бессмысленного обсуждения вконец охватило голодное безумие, и мой язык сам собой ляпнул:

— А у вас еще картошка осталась? — до меня дошло, какую наглость я сказанула, и я как-то попыталась выкрутиться: — Мы заплатим.

Тамара согласно кивнула. Я уже приготовилась, что нас сейчас погонят взашей за нахальство, но эльф пожал плечами и сказал:

— Пойдемте, — и ушел на кухню. Я насторожилась — больно легко согласился. А ну как заломит за картошку по-эльфийски цену, что нам и двух стипендий не хватит? Ладно, если что будем агрессивно напирать на обычно некусачую ценовую политику сего заведения. Тамарка пошла следом и осторожно засунула голову в проем, видимо, тоже не брезгала байками нашего общего знакомого. Она вошла внутрь, я за ней. На кухне ничего особенного, за что можно заработать черпаком по голове, не было.

Огромная печка, шкафы с посудой, ящики, столы. Эльф подошел к печи и вытащил сковороду.

— Тарелки берите, — кивнул он на шкаф. Я послушно притащила две тарелки, которые эльф щедро засыпал все еще горячей и ароматной картошкой.

Мы с Тамаркой вернулись в зал, сели за стол, азартно глядя на парок, поднимающийся над тарелками. Из кухни, гремя кувшином и бокалами, вышел эльф. Я, чтобы он видел, положила на стол четыре медяка. Эльф сделал вид, что не заметил.

Бокалов оказалось три и он, фривольно подпихнув Тамарку бедром, уселся с нами за стол. Я, не понимая, чего это он, на всякий пожарный решила выведать подробности ремонта:

— Уважаемый... э... извините, а как вас зовут, а то как-то неудобно, вломились тут к вам и все такое, — я поводила вилкой по кромке тарелки.

— Адамант, — сверкнул зубами эльф, провожая взглядом картошку, направляющуюся в мой рот. — А вас?

— Варвара. Тамара, — представились мы с набитыми ртами.

— Позвольте заметить, вы очень вкусно готовите, — рассуждала я, размахивая вилкой с насаженным на нее золотистым кружочком, — вам надо в «Маму Зою» поваром попроситься, когда ее отремонтируют.

— Спасибо за комплимент, — опять улыбнулся эльф, — только «Мама Зоя» больше не откроется.

— Ка-ак? — я даже перестала жевать от удивления и не заметила, что картошка с вилки шмякнулась на столешницу.

Тамарка же подавилась, закашлялась, и эльф заботливо постучал ее по спине. Она, продолжая кашлять, закивала, мол, спасибо, и схватилась за стакан, в который предусмотрительный сосед по столу тут же налил молоко.

— Так, мама Зоя продала свое заведение, — спокойно пояснил эльф.

— И что же здесь будет? — упавшим голосом спросила я, вспоминая, сколько шумных ученических гулянок здесь было, и как вкусно и недорого здесь кормили.

— И кто же его купил? — одновременно со мной спросила Тамара.

— Я, — сказал эльф, — купил его я.

Мы потрясенно замолчали.

— Чтобы эльф держал трактир, да никогда в жизни я не поверю, скорее я в полнолуние на чердак залезу, — шепнула мне Тамарка, впрочем, Адамант все равно все слышал, а я оценила степень ее недоверия: в полнолуние на школьный чердак полезет только самоубийца.

Эльф лишь загадочно улыбался.

— Так как? — взглянула я на эльфа. — Вы и вправду откроете трактир?

— Можно тогда нам постоянную скидку как первым посетителям? — повернулась к нему с горящими глазами ушлая подруга, которая сама только что усиленно не верила, что эльф может открыть трактир.

— Нет, здесь будет не трактир, — ответил эльф, а Тамарка, по-моему, даже приуныла от таких его слов, поняв, что надежда на желанное послабление растаяла. — Здесь будет... э... в некотором роде постоялый двор.

— В каком таком роде? — заинтересовалась я. Из-за увиденных намедни картинок в голове почему-то вертелось одно лишь неприличное. Я округлила рот: представить эльфа владельцем публичного дома было еще более немыслимо, чем владельцем трактира. — Я надеюсь это не то, о чем я подумала?

— А о чем вы подумали? — заинтересовался эльф.

Тамарка, пьющая молоко, вдруг поперхнулась, обдав меня кучей молочных брызг, и закашлялась, эльф привычным движением похлопал ее по спине. А я догадалась, что от увиденного сегодня похабщина во всем мерещится не мне одной. Как-то там наш бедный директор? Хотя с таким опытом работы его уже ничем не проймешь...

— Да так, — покраснела я, — вам еще рано знать, — и шлепнула себя по лбу, поняв какую чушь я несу.

У эльфа после таких моих слов глаза азартно запылали:

— Да-а? Так какие ваши предположения? — и он даже подался вперед. — А то вдруг они покажутся мне более заманчивыми, и я перепрофилирую это заведение согласно вашему совету?

Я сделала вид, будто крайне заинтересована отделением двух слипшихся ломтиков картошки друг от друга.

— Ну-у, — опустив голову я думала, как же выйти из ситуации, избежав позора, и бросила на эльфа быстрый взгляд из-под ресниц, — мы приличные девушки и о таком не разговариваем.

И гордо подняла подбородок, довольная, что так ловко выкрутилась. Адамант захохотал:

— По-настоящему приличные девушки о таком даже не думают!

«Вот хвос, все ведь он понял, просто издевается», — подумала я и бросила укоризненный взгляд на подружку, намекая, что вот если бы не эти ее картинки!..

— Так все-таки, объясните поподробнее, что за двор будет? — пискнула Тамарка, запоздало передавая мне платочек. Я взяла и стерла несколько капелек молока, которые еще не высохли или не стекли с моего лица.

— А вы сами-то кто будете? — ни с того, ни с сего поинтересовался он.

— Вот, — Тамарка будто этого и ждала и с гордостью выложила на стол ученическую палочку с таким видом, будто это и не палочка вовсе, а сам Великий скипетр.

— Хоть бы не позорилась, — пробурчала я под нос.

— С Магической школы, что ли? — эльф недоуменно смотрел на палочку, которая была чуть ли не в два раза меньше вилки.

— Ага, ученицы мы, — подтвердила я, гоняя последние ломтики картошки по тарелке.

— И будущие бытовые маги, — не преминула уточнить подружка.

— Тогда ладно, — сам себе кивнул эльф и задал нам риторический вопрос. — Вы ведь знаете, что скоро состоится коронация Императора?

Мы с Тамаркой переглянулись и чуть не взвыли: «И здесь она! А ведь мы специально вышли прогуляться и расслабиться, нервишки успокоить». А эльф тем временем продолжил:

— Ну так вот, вскоре понаедет много важных гостей и всем им надо будет где-то останавливаться. Я готовлю места для размещения, ну и ремонт делаю, не в простой же халупе им жить, — Адамант оглядел довольно уютную деревянную атмосферу бывшего трактира.

— Да ладно, — не поверила я, — неужели делегации эльфов не выделят места в Императорском дворце?

— Выделят-то выделят, да только не всем, — пожал плечами эльф.

— А почему вы просто не наняли рабочих? Почему ты сам здесь возишься? — Тамарка не заметила, как перешла на «ты».

— Я же говорю, гости очень важные, никому нельзя доверить ответственность, — недовольно отмахнулся эльф, — Ладно, лучше расскажите, что интересного происходит в городе. Слухи там, или еще что, а то я недавно приехал, хочу быть в курсе событий.

— О! Тогда ты попал по адресу!- мы азартно потерли ручки. — Нам Фрося Семенна столько сплетен выбалтывает, с непривычки закачаешься!

Эльф как послушный ученик приготовился внимать. Но мы успели только рассказать, что во рве с водой вот уже второй год не могут поймать неуловимого и таинственного каркадила, которого видел пару раз нищий Вася после двух- и соответственно трехнедельного запоев; что на речке завелся дух-баловень, который любит задирать бабам подолы юбок во время стирки; и что в городской бане вот уже целую неделю живет самый настоящий черт, который стенает в подполье, отчего в бане резко упала посещаемость, несмотря на то, что зима, и в речке в виду холода запросто не искупнешься.

Потом на улице послышался треск, грохот, затем забористый мат, и в трактир, топоча сапогами, ввалились давешние мужики с вывеской. Они попросили инструменты, чтобы приколотить ступеньки к стремянке, на которую рухнула-таки одна из снимаемых навесных конструкций. Мы тут же подхватились и засобирались домой. Адамант залез под лестницу в поисках инструментов. В суматохе он так и не забрал мои монеты, и я оставила их на столе, будет убирать со стола — заметит.

— Спасибо за обед, — раскланивались мы.

— Приятно было поболтать, заходите, если что, — улыбался Адамант, как надеюсь, искренне.

У самого порога я обернулась:

— Адамант?

— Да? — он немного попятился из-под лестницы и развернулся.

— А что ты будешь делать с трактиром, когда закончится коронация? Не проще было его взять в аренду? — невзначай спросила я.

— Да в городе уже месяц назад ничего приличного подыскать было нельзя, цены задраны до небес, и все что можно было арендовать — уже давно арендовано, я и сам удивился, что смог это помещение выкупить. А вы думали, я один такой умный? — улыбнулся Адамант, глядя на наши удивленные лица. — А что потом буду делать — не знаю, может продам... а, посмотрю потом, — довольно беспечно махнул рукой эльф.


Мы вышли на улицу и опасливо обогнули свисающую над крыльцом резную деревяшку, и потоптались возле кучи палок и досочек перед входом.

— То, что тут только ступеньки надо приколотить, это они явно погорячились, — глубокомысленно заявила подруга, — я думаю, тут впору новую стремянку мастерить.

— Ага, — не стала спорить я, и, ощущая из-за свежего воздуха и вкусной трапезы прилив любви ко всему миру, в порыве великодушия предложила. — Слушай, а давай попробуем склеить!

— Давай! Благое дело — это мы запросто! — азартно поддержала меня Тамарка.

— Давай вместе!

Мы достали палочки и синхронно заговорили заклинание на склеивание, а точнее срастание частей. Как это требовалось, закрыли глаза, в подробностях представляя, как должна выглядеть целая стремянка. И, довольные, открыли глаза, чтобы полюбоваться получившимся результатом.

— Э-э, Варька, — настороженно дернула меня за рукав Тамара, — а разве настоящая стремянка так должна выглядеть?

— Не знаю, — я не была ни в чем уверена, — по-моему, нет.

В этот самый момент на крыльцо вышли мужики, видимо, намереваясь чинить стремянку, и, еще больше усугубив мои подозрения, замерли, чеша затылки и с открытыми ртами разглядывая торчащую из земли двухсаженную жердину с растущими во все стороны и направления плоскими дощечками.

Деревянная конструкция больше напоминала скелет невиданного зверя каркадила в вертикальном положении.

— Что будем делать? Разбирать? — краешком сжатых губ спросила Тамарка, кося на меня глазами.

— Давай. А ты помнишь заклинание? — я скосила на подругу один глаз, другим пытаясь держать в поле зрения мужиков: а ну как осерчают? Но мужикам явно было не до нас, они в легком шоке осматривали и щупали возрожденную стремянку, и разговору не мешали.

— Нет, а ты? — с надеждой спросила подруга.

— И я нет! — я запаниковала. Вечно те заклинания, которыми редко пользуешься, вылетают из головы!

— Но тогда я просто не вижу другого выхода... — начала я. Мы переглянулись:

— Бежим!! — и, что было мочи, припустили вверх по улице.

Сзади послышались выкрики мужиков, догадавшихся, наконец, кто виновницы безобразия, но куда им угнаться за двумя резвыми девками — мы с каждым окриком лишь увеличивали скорость, ухватив под подбородками не поспевающие за хозяйками платки.

От страха мы пробежали насквозь без остановки два квартала, а потом, заметив, что погони нет, отдышались и неспешным шагом, делая небольшой крюк, пошли к школе.

— Чувствую я, Адамант в следующий раз не сильно будет рад нас видеть. Мужики не станут скрывать, кого они застали на месте преступления, — предположила я, стараясь раздавить еще не утрамбованные в улицу белые кочки, остатки выпавшего днем снежка.

— Да ладно, сегодня поищем заклинание, а когда выдастся свободная минутка, пойдем к Адаманту и, если стремянка будет еще цела, все исправим, — оптимистично придумала подруга.

— А тебе не показались странными его объяснения? — задумчиво спросила я, глядя перед собой, и выдала терзавшие меня думы. — Никогда бы не подумала, что эльфы из делегации могут остановиться жить на постоялом дворе. Они же все жутко гордые и обидчивые, наверняка должны рассчитывать на размещение в Императорском дворце, и из-за неуважения могут даже бойкотировать коронацию.

— Да ладно тебе, Адамант же все разъяснил, к тому же он, например, никакой не жутко гордый и обидчивый, — весело махнула варежкой подруга. — Он такой...

— И это тоже странно, — задумчиво пробормотала я.

— ... веселый, интересный, красивый, — вдохновенно перебирала Тамарка.

— Эй, подруга, а ты часом не того? — весело спросила я, выныривая из раздумий.

— Не чего — того? — насторожилась Томка, а сама зацвела как маков цвет, еще больше краснея розовенькими от морозца щечками.

— Да ты же втрескалась в этого красавчика! — медленно проговорила я, с радостным оскалом и раскрытыми глазами развернувшись к подруге.

И, взвизгнув, стала удирать от Тамарки, визжа на всю улицу:

— А-а! Всем расскажу!! Ай! — уворачивалась от летящих в спину снежков.

— Ничего я ни в кого не втюрилась! — возмущалась Тамара, метала снежные снаряды и мстительно шипела, как всполошенное чревоземное. — На! Получи!

— Люди добрые! Тамарка в эльфа влюбилась! — голосила я и с визгом и хохотом, что было мочи, неслась к школе.

— Убивают! Ай! — снежок впечатался в ногу, я сменила тактику подскоков и завиляла скоромчой. — Из ревности к эльфу! Помогите! Ха-ха-ха!

У самых ворот мы немного подустали и, разрумяненные от бега, привалились друг к другу, чтобы перевести дух.

— Слушай, нам же еще надо на рынок сходить, продовольственную заначку закупить, — вспомнив, пропыхтела я.

— Не, — отмахнулась Тамарка, — не сегодня. К тому же сейчас опасно возвращаться. Как бы нам разобиженные мужики по хребтине стремянкой не надавали, а делать крюк в обход не хочется.

— Знаешь, ты невероятно убедительна, — вдумчиво проговорила я, а потом подскочила, — для влюбленной в эльфа! — и, мерзко хихикая, быстро приложила палочку к двери и забежала внутрь.

Похоже сегодня мне была не судьба дописать шпаргалки. Мы с Тамаркой, потопотав по крыльцу валенками, стряхнули с них снежок и вошли в школу, стягивая с голов уборы. В холле на первом этаже царило оживление. Мы, заинтересовавшись странным весело гомонящим скоплением народа, бочком протиснулись к эпицентру. Им оказался высокий темноволосый парень, который улыбался в тридцать два зуба и явно только вошел с улицы, на его куртке блестели капельки растаявших снежинок. Все его с чем-то поздравляли, пожимали руки, похлопывали по плечам и всячески выделяли.

— Сапень! Ты приехал!! — завизжала я, бросаясь к нему на шею.

— Варька! — парень засмеялся и радостно закружил меня, попутно сбив моими ногами пару людей. — Мы выиграли! Первое место в командном и в личном зачетах!!

— Молодчина! — искренне поздравила я. — Всегда в тебя верила!

— О, Тамарка! Привет! — сдавил ее в костоломских объятиях Сапень.

— Привет! Поздравляю! — радостно улыбалась она.

— Спасибо, — привычно отозвался Сапень, а сам поднял с пола сумку с вещами, и стал подпихивать нас сквозь толпу к лестнице, попутно заговорщицки бубня: — Вечером приходите в «Магоед», все наши придут, отмечать будем.

— Кла-ас! — обрадовались было мы.

— Ой, у нас же завтра экзамен по биомагии, — Тамарка растерянно посмотрела на меня.

— Точно, — расстроилась я, понимая, что совесть не позволит мне пойти на экзамен совсем не готовой и без страховки, которую я и не писала, надеясь просто почитать теорию. — Он конечно неопасный, но надо повторить, учебник и лекции полистать.

— Хвос вопрос, достану я вам нужные шпаргалки, — отмахнулся Сапень, глаза его радостно горели в предвкушении вечера, впрочем, наши тоже. К тому же, отговорка для совести вполне подходила.

— Ладно, — мы хлопнули по рукам. Еще раз приняв наши поздравления, Сапень продолжил восхождение на свой этаж, а мы направились в свою комнату.

— Класс! Класс! Класс! — я и Тамара в радостном настроении дикими подскоками проплясали вокруг Дарки, идущей с чайником по коридору.

— Э, осторожнее, дурищи, он горячий, — приподнялась на цыпочки Дарка, маневрируя чайником.

— У-у-у! — мы исполнили вокруг нее еще импровизацию на тему северно-шаманского танца, применяя вместо костра все ту же Дарку и, хохоча, ввалились в свою комнату.

Тамарка, скинув верхнюю одежду, сразу же метнулась к зеркалу и косметике, а я подошла к окну, положив руки на подоконник, глубоко вдохнула носом свежий воздух и закрыла форточку, постановив, что комната уже проветрилась.

— Накрасишь меня потом, ладно? — спросила я и села дописывать шпаргалки по энергетике. Писать было еще больше половины и я решила не оставлять все назавтра.

— Угу, — кивнула подруга, глядя на меня в отражении в зеркале, и мечтательно вздохнула.

— О ком вздыхаешь? — деловито поинтересовалась я, не отрываясь от переписывания. — Хотя, можешь не отвечать.

Подруга только еще раз мечтательно вздохнула, глядя на потолок и оторвавшись от малевания зелеными тенями по векам.

— Вот бы его тоже туда позвать, — через минуту витания в облаках мечтательно выдала она.

Я даже приостановила написание.

— Сдурела? — удивилась я. — Он нас только в алкогольном угаре не видел для полного счастья, — и, глядя на вновь впавшую в глубокие грезы подругу, поинтересовалась у зажатого в руке пера. — Интересно, а насколько сильно любовь травмирует мозг?

Перо таинственно промолчало, зато подруга отмерла, продолжила малевать по своей физиономии и нормальным голосом сказала:

— Я же просто так сказала. Тем более что гулянка в честь победы наших. Да он и сам не пойдет.

— Особенно после того, что мы сотворили с его собственностью, — хмыкнула я себе под нос.

— Все, — Тамарка критически посмотрела на свое отражение и, воинственно сжав кисть, обратилась ко мне, — иди сюда.

— Угу, — пробормотала я, судорожно дописывая вопрос.

— Варька, я тебе потом помогу дописать, в конце концов я тоже виновата, — попробовала отвлечь меня Тамара, которой надоело ждать, — а то я сейчас плюну и пойду делать себе прическу.

— Сейчас-сейчас, — отмахнулась я, увеличивая скорость, писать оставалось всего два предложения. Тамарка, видя, что я не реагирую, попыталась слевитировать расческу и ткнуть ею меня в бок. Что-то стукнуло об пол.

Я выдохнула, отложила перо, и посмотрела на пол, на так и не долетевшую до меня расческу.

— Ага! А левитация-то у кое-кого хромает! — обрадовалась я и схватилась за свою палочку: — Вот как надо! — подняла подушку и плюхнула ее подруге на голову на манер треуголки.

Тамарка с воинственно торчавшим на голове углом подушки ахнула и, махнув палочкой, накрыла меня покрывалом с кровати. Потом подскочила и попыталась завязать его на узел, чтобы я не смогла выпутаться. Но не успела, и принялась барахтаться по соседству под другим покрывалом. Через пять минут борьбы мы молча сидели на полу на горе из покрывал, одеял и подушек и смотрели на неаккуратно сползшие с кроватей матрасы и простыни. Тамарка, выставив вперед нижнюю губу, сдула с лица рыжую прядь, а я глубокомысленно заметила:

— Ну, по крайней мере хорошо, что мы до этого не успели причесаться.

Водрузив спальные принадлежности на их законные места, мы с ногами залезли к Томке на кровать. Я закрыла глаза и выставила вперед подбородок, готовясь к преображению. Тамара бренчала коробочками, махала по мне кистями, изредка щелкая меня по носу и приказывая:

— Сиди спокойно! Не моргай, а то сейчас обездвижу заклинанием! Губы растяни! Голову не поворачивай, а то я ее тебе сейчас оторву и положу как мне надо!

И вот, наконец, муки окончились. Я взглянула на себя в зеркало:

— Это кто? Я себя не узнаю! — Из зеркала смотрела незнакомая волоокая красавица. Я бросилась подруге на шею. — Тамарка, ты гений!

— А то! — заухмылялась подружка и гордо подняла руку с кисточкой. — Знай наших!

Мы радостно соскочили и схватились за расчески и гребни. Подруга распустила растрепанную косичку и стала расчесывать волнистые после косы рыжие волосы, оставляя в спутанной шевелюре особенно непрочные зубья. Я забрала свои волосы вверх и начала заплетать колоском высокую косицу.

Тамарка раньше меня покончила с головой, подвязав пушистые волосы бантом под функцию ободка. Подскочила к шкафу, раскрыла створки и с напевным урчаньем забралась внутрь. Я, доплетя косу, закрепила ее атласной лентой и завязала аккуратный бантик. С удовольствием покрутилась и так и эдак у зеркала. Поворошив какое-то время одежду, Тамарка неожиданно ахнула.

— Что такое? — благодушно спросила я.

— Ты тоже забыла, да? — чуть не плача спросила подруга, поворачиваясь ко мне с какой-то дырявой и лохматой тряпкой в руках.

— О чем? — поинтересовалась я. Вгляделась в истерзанные лохмотья и с ужасом узнала в них бывшее когда-то нарядным платье. Память тут же услужливо подкинула картины бурного празднования дня рождения Вадика и преодоление полосы препятствий хмельными, но ужасно храбрыми учениками магической школы. Во всяком случае последнее, что я помнила, это как мы вместе с толпой народа сначала азартно лезли через забор, а потом ползли куда-то на животе.

— Хвос! И что теперь делать? — расстроилась я. — Не в школьной же мантии идти?

Мой вопрос был риторическим. По негласному закону школы матерые, прожженные жизнью старшеклассники ходили в обычной одежде. А мантии носили в основном младшекурсники, которые впрочем, вникнув в местную моду и обнаглев достаточно, чтобы не обращать внимание на учителей и Школьный устав, где говорится об обязательном ношении мантии, тоже стремились их поскорее снять и закинуть в дальний угол.

— А что делать? Так пойдем, — с безысходностью констатировала подруга, влезая в длинную юбку-солнце и пеструю кофту с вышитыми красными маками.

— А и ладно! — я махнула рукой, надевая длинную синюю юбку и свитер с вывязанным петушком. — Сколько самогона вместе выпито! Все же свои, они нас и такими любят!

А сама подумала, что нужно срочно решать вопрос с нарядной одеждой. Хотя, как это сделать на одну лишь ученическую стипендию я слабо представляла.

Мы еще раз кинули взгляд на свои отражения, подхватили верхнюю одежду, и совсем было собрались идти на ужин. Я задержала взгляд на своей волшебной палочке и в голове у меня со скоростью молнии пронеслась одна интересная мысль.

— Тамарка, подожди, — я попридержала подругу и, просто лучась от своей гениальности, выдала, — а что, если нам на свою одежду имитацию наложить?

Томка замерла, обдумывая идею, а потом скривилась:

— С этим? — она кивнула на мою ученическую палочку. — Сложная имитация и часа не продержится, а придумывать какой-нибудь однотонный халат я не хочу, уж лучше тогда в своем, — она опустила взгляд на свою юбку.

— Да ведь нам и не надо надолго! — подпрыгнула я. — Главное — произвести первое впечатление, а потом все всё равно так напьются, что будет не до того, кто во что одет.

Тамарка заразилась идеей, и я практически видела, как у нее в мыслях теснятся и пихаются локтями самые разные наряды, которые она хотела бы наворожить.

Мы, бросив фуфайки, схватились за палочки и принялись наряжаться то так, то эдак, рискуя окончательно опоздать к началу ужина. Тома одевалась то в шелка, то в меха, то в брюки, то в юбки, один раз возник абсолютно неприличный прозрачный кружевной наряд. Я даже сбилась со своей мысли и от шока замерла в лягушачьего цвета расклешенных лосинах и пестрой мохнатой розово-фиолетовой кофте. Зачаровываемая юбка не так сильно прилегала к телу, и контур у лосин был темным и немного размытым, как и всегда, когда создаваемая имитация по габаритам на полвершка меньше реальной границы предмета приложения магии[2].

— Ну и мысли у тебя, почти как на тех картинках, — покачала я головой.

— На себя-то посмотри, — подруга прослезилась от смеха, глядя на меня, и, так как заклинание было еще не закреплено, то ее наряд сам собой поменялся на такой же, как у меня.

Я оглядела ее, себя, и заключила:

— Так и пойдем.

Подруга захохотала еще громче, видимо представив лица друзей в таком случае, и рисковала свалиться на пол, дрыгая ногами, но тут бухнул гонг, отмечающий начало ужина у новой смены. Мы подхватились и, перебрав еще парочку нарядов, довольно быстро выбрали образы, закрепили их, захватили верхнюю одежду и удовлетворенные пошли в столовую.

Мы как раз спускались по лестнице, когда по этажам школы зазвучал усиленный магически голос директора.

— Уважаемые ученики, прослушайте, пожалуйста, важное объявление. Все вы знаете, что через полтора месяца состоится торжественная коронация Императора, — мы с Тамаркой напряглись и остановились. — Студентам нашей школы оказана огромная честь помогать в охране спокойствия и порядка во время самой церемонии и некоторых сопутствующих ей мероприятий. В связи с этим событием на всех курсах, начиная со второго, с началом нового семестра вводятся дополнительные занятия по оборонной магии. Обо всех подробностях вам сообщат позже учителя и кураторы.

— А про наш класс-то он ничего не сказал, — нервно хихикнула Тамарка. И словно в насмешку ей, директор добавил:

— Из старших курсов не допущен только второй бытовой. Еще раз всех поздравляю. Конец объявления.

Тамарка захлопнула рот и стояла, выпучив глаза, будто изумрудноморская креветка, на которую ненароком села рыба-кит.

— Пошли, — я схватила ее за руку и поволокла к выходу.

— А мы что, не пойдем на ужин? — пришла в себя подруга.

— А ты думаешь, наши одноклассники дураки? — я надела фуфайку и поправила платок. — Может не сразу, но они догадаются из-за кого сыр-бор, и нам в этот момент точно лучше быть от них подальше, — и, уже выходя на крыльцо, взвыла, обращаясь к темнеющему небу: — Ну что за день-то сегодня такой! Ни завтракали нормально, ни обедали, ни ужинали!

Во дворе никого не было, мы прошмыгнули к воротам, вышли на улицу и направились в «Магоед». Наши дружки-конспираторы выбрали далекий от школы трактир, что снижало риск нарваться на преподавателей, которые во время напряженной экзаменационной поры были слишком обременены заботами, чтобы выбираться далеко в город. «Магоед» — казалось бы, странное название для трактира, возле которого нет ни магической школы, ни лавки. Но хозяин заведения, добродушный толстяк с черными усищами Луис, объяснил, что это дань уважения его троюродному кузену, отважно павшему и съеденному орками при стычке с орками. Заведение было уютным, недорогим и его с удовольствием посещали далекие от чародейства жители Квасного района столицы.

Зимой темнело рано и, когда мы в приподнятом прогулкой настроении подходили к дверям, на улицах уже горели масляные фонари.

— Мы, наверное, раньше всех придем, — предположила Тамарка, спуская с головы платок, имея в виду, что у старших курсов смена ужина позже нашей.

Я пожала плечами и толкнула дверь. Внутри мягко светили огромные свечи, масляная лампа, за парой накрытых столов хохотали, разговаривали и пили пиво какие-то мужики. А в углу, соединив два стола в один, сидели знакомые фигуры. Парни уже были здесь, и с нашим приходом вся компания была в сборе. Над их столом плавали три магических светляка, трепыхающихся от теплого воздуха, идущего с кухни.

Когда мы вошли, они заулыбались и замахали руками.

— Ну, пора, — вдохнув, переглянулись мы с Тамаркой, и, отставив ножку и задрав подбородок, царским жестом скинули ватники.

Воцарилось молчание. Мужики жадно вытаращились и сидели, раскрыв рот. Их соседи, сидевшие к нам спиной, развернулись и присоединились к товарищам. Наши парни недалеко от них ушли, тоже смотрели во все глаза.

А посмотреть было на что. Не зря мы с Томой так долго и тщательно выбирали образы. Я предстала в роскошном до пят сарафане из серебристой парчи, которой почти не было видно под золотым узорочьем и каменьями, красных сапожках и красной же рубахе из нежнейшего эльфийского шелка, виденного однажды на рынке и с тех пор запавшего в душу. Тамарка же и вовсе была королевишна. На ней был из изумрудного цвета тафты корсет с длинными шелковыми рукавами и юбка в пол, а поверх парчовый золотой пыльник. Правда, валенки она, по-моему, забыла изменить и теперь прятала их носы под складками юбки, чтобы не портить совокупную великолепную картину.

Я, довольная произведенным эффектом, капризно повела плечиком и поинтересовалась, долго ли дамам ждать, пока у них примут одежду и усадят за стол. Никас, сидевший к двери ближе всех, захлопнул рот и, опрокинув скамейку, бросился исполнять нашу вычуру.

— Сильно же они на соревнованиях успели по женскому полу соскучиться, — хихикнув, шепнула мне Тамарка.

Местные мужики, судя по всему, тоже были не прочь усадить нас с Томкой за стол, но, увидев, что дамы не одни, по одному пришли в себя и вернулись к своим столам. Нас со всеми почестями усадили на скамью, парни улыбались, демонстрируя полные рты зубов. Было такое ощущение, что они уже без нас все отметили и пребывали в опьянении.

— Парнища! С победой!!! — радостно крикнула Тамарка, начиная веселье. Те радостно загомонили и заголосили:

— Ур-ра!

— Знай наших!

— Так их!

Сапень встал и ушел к трактирщику, который составлял чистые кружки с подноса под барную стойку.

Маркус завел кричалку боевого факультета:

— С огнем и мечом рвемся в бой, Императора прикрывая собой! — Все подхватили: — Боевой факультет к битве готов, мы передавим всех врагов! — И в конце дробно застучали кулаками по столешнице.

Сапень вернулся с объемистым бочонком на плече и, поставив его на стол, объявил:

— Пиво!

— О-о! — понравилось всем начало.

Затем рядом возникла огромная запотевшая бутыль, размером с еще один бочонок:

— Водка!

— О-о-о!! — продолжение всем еще более понравилось.

Луис, ухмыляясь в усы, принес семь кружек, стаканов и вилок. Служанка с кухни притащила огромное блюдо с ломтями мяса, толстыми кружками кровяной колбасы и маринованными огурцами.

— Я угощаю, — провозгласил Сапень. — Желаю потратить всю свою премиальную стипендию!

Лорг хмыкнул и шлепнул на стол ладонь. Под ней оказалась тройка серебряков. Остальные призеры возмущенно забурлили и тоже стали грохотать кулачищами по доскам, выпуская монеты в общий фонд. Сапень грозно привстал:

— Так! Я сказал! Кто меня тут не уважает? Я угощаю! — а потом чуть тише добавил: — Но если мне не хватит, надеюсь, вы меня немного понеуважаете! — чем вызвал шквал хохота. — А ну, кто первым снимет пробу?

Все бурно обрадовались, загремели стаканами, бутылкой, кружками. Сапень, сидевший с моей стороны, галантно ухаживал за мной, Кафык наливал пиво Тамарке.

— Что желает дама? — наклонился ко мне Сапень, жуя мясо, — Пива? — и потянулся с моей кружкой к бочонку.

— Фу, — я сморщила нос. — Не хочу.

— Тогда что? — Сапень замер. — Приказывай, любой каприз за поцелуй!

Я задумалась и выдала:

— Дама желает коньяк!

Сапень встал, пивнул из своей кружки и ушел к Луису. Вскоре на нашем столе стоял еще один мерный бочонок. Мою пивную, с добрых пять чарок кружку залили коньяком, я отпила, удовлетворенно чувствуя, как горячеет в горле и в животе. Никас дотянулся через весь стол до моей вилки и любезно наколол на нее кусок колбасы. Я благосклонно приняла подношение и зажевала его. Какое-то время все произносили тосты за победу, за то, чтобы и дальше так было, потом последовали тосты за прекрасных дам, за успехи в учебе, за любовь (это Тамаркин). Бочонки и бутыль казались бездонными, постепенно все перешли на простые «будем» и «вздрогнули».

— Ну! — сказал Сапень и подставил мне губы трубочкой.

— Что? — не поняла я, делая еще один глоток и чувствуя, как у воображаемой пристани в голове сносит опорные столбы, и она начинает плыть.

— Поцелуй! — Сапень махнул вилкой, наколотый на нее огурец слетел и плюхнулся в кружку к Тамаре. Я проследила за его полетом и вспомнила:

— А! Сейчас! — серьезно сказала я Сапню, постучала по плечу Кафыка и за Тамаркиной спиной зашептала ему что-то на ухо.

— Для вас, всшугодн! — проговорил Кафык, кряхтя, вылез из-за стола и пошел к Сапню, раскинув руки: — Дорогой друг, дай я тя щас поцелую!

Сапень попытался протестовать, но речь у него почему-то была очень медленная и Кафык, пошатываясь, схватил его голову и звонко чмокнул в щеку.

— Спасибо! — поблагодарила я Кафыка за очумело трясущего головой Сапня.

Кафык попытался сделать учтивый реверанс, но не рассчитал траекторию взмахов руками, его мотнуло и унесло на пирующих за соседним столом мужиков. Послышался возмущенный вопль и произносящиеся заплетающимся языком извинения Кафыка, который в конце попытался опять сделать реверанс. Его отшатнуло и прибило обратно к нашему столу. К этому времени наши с Томой костюмы уже давно подернулись рябью и развеялись, но, как я и предполагала, никто этого даже не заметил. Даже я и то не сразу поняла, что Тамарка сидит и заливисто хохочет над какой-то шуткой Лорга снова в своей кофте с маками.

— Вот это девки! — раскатистым голосом хохотнул какой-то здоровяк, выходя из трактира, — У них желудки даже покрепче будут, чем у Жруги! — и засмеялся вместе с дружками, над им одним понятной хохмой. Надо сказать, что мы с Тамаркой и вправду держались молодцом, а вот Лорг, например, уже выходил (выбегал) один раз на задний двор, зажимая рот руками.

В это время взамен вышедших мужиков очень кстати в трактир заглянули менестрели, обходящие по вечерам подобные заведения в поисках клиентов. Сапень не упустил такую возможность расширить диапазон веселья и оплатил пару песен.

— Сбацайте нам что-нибудь веселое да заводное! — порекомендовал он, обращаясь куда-то в пространство между гусляром и мужичком с обтянутым кожей небольшим барабаном. Те уселись на лавку, рядом пристроился парень со свирелью и бубном, подвязанным к колену, и мальчишка-постреленок с губной гармошкой. Гусляр дернул струны и завел веселую песенку. Постепенно подключился весь оркестр, который хором подпевал в концах куплетов, когда были не заняты губы; парень со свирелью топал ногой и подпихивал коленом звонкий бубен. Задорная музыка заполнила трапезную.


Шел добрый молодец тропкою далекой, В очи светило светило. Шел он рубиться с чудищем неким, Меч он повесил за спину. Правой рукой он махал в такт ноге левой, Левой махал он в такт правой, И так увлекся он этим занятием, Что не заметил засады. Вылезло вдруг перед ним чудо-юдище С гордых размеров зубами. И, не успел добрый молодец вынуть меч, Был разорван осьмью головами.
Шел следующий молодец тропкою далекой, Солнце светило над главою. Шел он рубиться с чудищем диким, И саблю тащил он с собою. Левой рукой он махал в такт ноге правой, Саблей махал он в такт левой, Но тоже увлекся этим занятием. И лишь махнул он свободной рукою Чудовище его сразу и съело.
Шел третий молодец тропкою далекой, Солнце светило в затылок. Шел он в деревню к тетке на рынок И нес лишь мешок с лесопилок. Вылезло вдруг перед ним чудище ярое, Да приготовилось напасть, Но наш герой не растерялся, Да сыпанул опилок в чудовищные глаза и пасти.
Заревело обиженно чудище, А герой поднырнул ему под пузо, Все головы, еле видя, рванулись за ним, Да завязались меж собою в узел. Взревели яростно и, чтобы освободиться, Пооткусывали друг у друга шеи. А добрый молодец пнул поверженный труп И пошел дальше на рынок к тетке своей Пелагее.
Мораль сей притчи такова: На зад свой неприятностей не ищи, А коль сами нашли, на что тебе дана голова? Знай — не только чтобы в нее кушать щи!

Посетители «Магоеда» постепенно подхватили заводной мотивчик. Я ничего с собой поделать не могла, ноги и плечи сами пускались в пляс. Я наклонилась к Сапню и сказала, что желаю танцевать. Тот обрадовался, встал, помог мне вылезти из-за стола, обхватил за талию и..., я взвизгнула, когда он с легкостью поставил меня на наш стол. Хорошо, что он был широким, массивным и составленным из двух, а то меня так шатало, что я готова была рухнуть обратно на Сапня. Бочонки, бутыль и блюдо парни сгребли к себе на лавки, а взамен рядом со мной поставили Тамарку. Я обрадовалась ей так, будто сто лет не видела, и мы, задорно ухнув, закружились, схватившись под локотки.

— И-эх! — мы поменяли направление вращения.

Бегали так какое-то время, потом нам надоело и мы встали спиной друг к другу, радуя сольными танцами доступных обзору благодарных зрителей. Не знаю, что исполняла Тамарка, но я варьировала кибитские пляски с другими доселе неизвестными науке танцами. Больше всего мне улюлюкали, хлопали, когда я изображала телом волну и, разведя руки и закинув голову, потрясала грудью по обыкновению кибиточниц. Потрясенный Маркус даже притащил мне цветок из украшавшего стену гербария. Я умилилась, прижав ручки к груди, но пришел Луис, погрозил Маркусу пальцем и унес куда-то мой подарок. Я подумала опечалиться, но забыла, о чем собиралась грустить и решила спуститься на землю. Как по ступенькам ступила на лавку, но тут вдруг Никас ринулся на меня вместе со стеной, я попробовала отшатнуться, но они оказались быстрее, и я почему-то повисла у него на шее. Я отлипла от Никаса и погрозила ему пальцем. Он то приближался, то удалялся, видно раздумывая, бросаться ли ему на меня снова. Я опасливо передвинулась к Сапню, который тоже приближался и удалялся, как и Никас. Я задумалась и тут поняла, что это они так танцуют.

— Чем займемся? — спросила я Сапня, отпивая из его кружки.

Тот проделал взглядом долгий путь от моего лица до валенок, торчащих из-под юбки, и икнул. Я было задумалась над таким его предложением, но тут выступил Лорг со своей идеей:

— А давайте устроим тараканьи бега!

— А какой приз? — спросил Сапень, почему-то проводя взглядом обратно от носков валенок до моего лица.

— Поцелуй! — ответил Кафык, придерживая радостную, пошатывающуюся Тамарку.

Сапень задумался, пытаясь что-то вспомнить, и азартно сказал:

— Давайте!

Потом мы долго шли до широкого пустого прохода между рядом столов и барной стойкой. Но дошли не все, Маркус дополз. Остальные посетители трактира, поняв, что намечается что-то увлекательное, бросали в нашу сторону заинтересованные взгляды.

— Участники, двое, на старт! — объявил, подняв вверх кружку, Лорг.

Мы сразу отошли в проход, освободив место для таинственных участников. Никас, отдвигаясь вместе со всеми, сильно качнулся, и, чтобы удержаться на ногах, шагнул вперед. Лорг посчитал это желанием участвовать, подтащил его ближе к стартовой черте. Сбоку от Никаса, покачиваясь на четвереньках, откуда-то выполз Маркус.

— Палочки на изготовку! — опустив кружку на вытянутой руке чуть ниже, скомандовал Лорг. Участники послушно достали палочки.

— Марш! — Лорг со всей силой опустил руку, выплеснув на участников почти все содержимое кружки, по инерции сам чуть не упал на пол и удивительно проворно отскочил к зрителям, то есть к нам. Маркус и Никас тут же принялись колдовать, и трясти палочками в такт заклинанию, а также изредка трясли шевелюрами, стараясь собрать вместе расползающиеся мысли. Никаса штормило, как на палубе корабля во время урагана, но он первым справился с заклинанием и перед ним с громким хлопком возник жирный таракан размером с два больших кулака. Никас издал какой-то обрадованный вопль, и завертел рукой с палочкой, изо всех сил маневрируя своим питомцем. Маркус, который уже просто-напросто сидел на полу, чуть запоздал, но тут и перед ним возник результат заклинания, которым он с радостью принялся управлять.

— Какой-то у него странный таракан, не находите? — шепнула (на самом деле громко сказала) я окружающим меня зрителям.

— Кого-то он мне напоминает, — попыталась прищуриться Тамарка, но закрыла глаза и так и встала, привалившись к Кафыку.

— Точно, это же ботинок! — догадалась я.

И в самом деле, перед Маркусом шевелил лапками рыжий мужской ботинок с грубой подошвой. Ботинок изо всех сил ринулся вслед за тараканом Никаса, но оба они далеко не ушли, вследствие сильного опьянения и плохой координации их владельцев. Таракан по очереди с ботинком стукались о стойку, о ножки столов. Один раз был очень напряженный момент, когда ботинок уперся в перекладину на скамье, и Маркусу потребовались неимоверные усилия, чтобы сдать назад и обойти препятствие. Но таракан не смог воспользоваться предоставленным преимуществом, так как в этот момент уполз под столы и скрылся с глаз Никаса, чем затруднил управление. В итоге напряженная гонка продолжалась почти на равных. Зрители с трепетом замирали, забывали вдыхать и выдыхать, и, иногда прикладываясь к кружкам, изо всех сил поддерживали участников пьяными выкриками. Таракан и ботинок зигзагами шли плечо к плечу, пока в один решающий момент таракан не завернул слишком крутой вираж и не уполз в кухню. Там сразу послышался дикий визг, грохот посуды и глухой стук потерявших сознание тел. Ботинок, воинственно растопорщив шнурки, медленно, но верно приближался к противоположной стене, пока, наконец, ударившись об нее, не финишировал. Зрители, которых вдруг стало невероятно много, разразились овациями, рядом со мной, например, ликовали аж два Сапня. Победитель потребовал вручить ему приз, я растолкала Тамарку и мы, кое-как присев, пару раз промахнувшись мимо Маркуса, поцеловали его в обе щеки. Тот блаженно улыбнулся, прикрыл глаза и, по-моему, уснул. Мы, недолго думая, вставать было лень, пристроились рядом. Но вдоволь отоспаться мне не дали. Через какое-то время меня грубо схватили подмышки и потянули вверх. Я пробовала отбиваться от нахалов руками, и даже шлепнула один раз по чьему-то лицу, но меня не оставили в покое, одели как куклу в фуфайку и платок, послышался скрип двери и я, ощутив на лице свежий холодный воздух, с радостной улыбкой вдохнула полной грудью.

— Ну же, Варенька, открой глазки, — кто-то с большими перерывами легонько трогал-хлопал меня то по одной, то по другой щеке.

— Дай я ее щас поцелую, она и проснется, — пьяненько захихикал где-то над ухом другой знакомый голос. Я погрозила невидимым людям кулаком и с огромным трудом разлепила глаза. Но в достаточной степени осознать, что возлежу у кого-то на руках, не успела, мой носильщик вдруг ощутимо покачнулся, не удержался на ногах и упал вместе со мной в ближайший сугроб.

— Что за..., — я сидела в сугробе как в ванне, подо мной кто-то шевелился. Я заинтересовалась и отползла в сторону, набрав полные валенки снега. Сапень сел, осмотрелся, увидел меня и обрадовался:

— Щас я тебя все-таки разбужу, — схватил горсть снега и, прежде чем я успела отреагировать, размазал мне ее по лицу. Я возмутилась и сидела, открывая и закрывая рот, как морское чудище — кит, которое собралось заглотить корабль.

— Ну как, лучше? — заботливо осведомился Сапень. Я удивительно ловко сваляла из нелипкого снега снежок и в ответ запустила ему в лицо, но попала почему-то в Лорга, который подошел помочь нам выбраться из сугроба. Лорг принял это как сигнал к боевым действиям и последующее время мы пылко закидывали все и вся снегом. Я, как ни странно, после снежного умывания действительно почувствовала себя трезвее и бодрее, и пошла валять в сугробе Тамарку, которая в отличие от меня сама вышла из «Магоеда», и Кафыка, те в свою очередь вываляли в сугробе меня, но мне было все равно: я итак уже была вся белая, как снежная баба. А потом мы вместе завалили Никаса, Лорга и абсолютно несопротивлявшегося Маркуса, который вообще начинал падать в сугроб еще до того, как до него доносили палец.

Когда все, немного протрезвев, вылезли из сугробов, отряхнулись и привели себя в порядок, Лорг оглядел собравшихся и спросил:

— Ну что? Идем в школу?

Мне было так хорошо, спать уже не хотелось, после валяния в сугробах открылось второе дыхание. Тамарка, видимо, тоже ощущала какую-то жажду деятельности, потому что вскинулась и звонко сказала:

— А пошлите к Старому оврагу на ледяных горках кататься!

Парни задумались: с одной стороны уже было поздно и нужно было возвращаться в школу, но, с другой стороны, было так весело, что расходиться абсолютно не хотелось.

Точку в раздумьях поставил Маркус, который, приплясывая, сказал, что пойдет куда угодно, если перед этим посетит одно уединенное место. Остальные поддержали его в этом желании, а уж заодно и в идее пойти куда угодно, а именно — на горки. Мы по очереди сходили к нужнику на заднем дворе трактира, неимоверное количество выпитого давало о себе знать, и довольно бодрым шагом направились к Старому оврагу. Новый овраг, со стен которого молодежь каталась на санках и скользодосах, в отличие от Старого находился за стенами города, поэтому в ночное время мы к нему без проблем бы не выбрались. А вот Старый овраг, который зимой окатывали водой на потеху ребятне, для наших целей подходил идеально и располагался недалеко, правда в другой стороне от школы, но нас это сейчас мало смущало.

Маркус, Сапень и Кафык, сцепившись друг с другом в ряд, петляли впереди нас, прокладывая путь. Я повисла на Лорге и выспрашивала у него подробности о соревнованиях.

— И что, прямо перелом? — ахала я.

— Да, я-то думал, что там стандартная одинарная оплетка, а он умудрился сделать двойную. Я даже ему потом руку пожал своей целой, говорю, силен, я бы не успел так быстро.

— А он? — уточняла я.

— Ничего, дружелюбный, даже проводил меня до знахцентра, — вещал Лорг и размахивал правой рукой, не задействованной в поддержании моего заплетающегося тела. — Я потом два дня не участвовал, пока рука заживала, а временным капитаном Сапня ставили.

Я восхищенно покачала головой. Неожиданно идущая впереди троица слаженно ухнула, и завела развеселую песенку «Про кувалду и любовь»:


— Ух! Я гулял по разным трактам И подковы на потеху гнул.

Тамарка привзвизгнула и мы все радостно присоединились во всю мощь наших легких:


— И однажды оказался ря-адом, Рядом с деревенькой Баттарну. И-эх! В этом самом милом поселе-энье Жил кузнец-силач, каких уж нет, А у кузнеца дочурка — загляде-энье И на свете краше всех невест. Хо-хо! Я ходил вокруг их до-ома И под окнами в кустах сидел. Сердце трепетало незнако-омо, Когда видел я ее — балдел. Ах! И однажды улучил момент я, Моя краса гулять пошла одна. В любви признался, стоя на коле-энях, Она взаимностью ответила. Ух ты! Вечером свиданье в сеновале. Ночь любви имел с красой моей, Пока не возник в дверном прова-але Кузнец с кувалдою своей. А-а-А! Больше не хожу по трактам, Гнуть подковы нет умения-а. С опаской сторонюсь девиц, Нету для любви приспособления!

Из какого-то дома в нас швырнули глиняным горшком с криком «ночь на дворе, дайте поспать», но не попали, уж больно ловко мы лавировали по улице вдоль домов.

Никас, слева от меня помогающий передвигаться Тамарке, задрал голову на небо. Я тоже стала смотреть вверх, надеясь что-нибудь высмотреть.

— Что там? — поинтересовалась я.

— Небо! — мечтательно ответил Никас.

— А-а-а! — поняла я.

Путь до оврага несколько затянулся вследствие небольшой скорости нашего передвижения и увеличения фактического пути за счет зигзагообразности траектории. Я пожаловалась Никасу: — Мне надоело идти, я хочу уже кататься! — остановилась и топнула ножкой.

— Так мы сейчас прокатим, — откуда-то подскочили ко мне Кафык и Маркус. Соединили за моей спиной руки и, сделав подсечку под коленки, подняли и побежали вперед. Бежали они вразнобой, меня трясло хуже, чем в телеге на ухабах, и я, опасаясь за содержимое желудка, закричала, рискуя прикусить себе язык:

— А-а! Остановите повозку! Я хочу на горках кататься-а, — тут Маркус зацепился ногой за другую ногу и рухнул, и ситуация разрешилась сама собой.

— Я хочу на горках кататься, — повторила я, когда милейший Лорг подал мне руку, помогая подняться.

— Так мы еще не дошли, — вполне логично ответил он, — а здесь кататься неоткуда.

— А я бы тоже так прокатилась, — только и успела вякнуть Тамарка, как ее уже подхватили Сапень и Кафык и, радостно гогоча, побежали вперед по улице, которая на их беду дальше спускалась под довольно крутым углом. По инерции ребята набрали приличную скорость и вряд ли смогли бы достойно остановиться, если бы не сугроб, геройски вставший на их пути. Парни исполнили роль метателей, Тамарка — снаряда, улетев в конец сугроба и побив все рекорды в таком виде спорта, как метание девиц. Заодно стряхнула снег с забора, перед которым и накопился тот сугроб.

— Вот они и прокатились с горки, — резюмировал Никас.

Как ни странно, все трое вылезших из сугроба были абсолютно счастливы, радостно смеялись и отряхивались.

— Как это неоткуда? — вернулась я к прерванному разговору и, чувствуя себя капризной барыней, опять топнула ножкой. — Давайте кататься с крыши.

Лорг, Никас и Маркус синхронно посмотрели на крышу ближайшего дома. Судя по тому, как задумчиво они смотрели, мое предложение вполне могло вскоре воплотиться в жизнь. К нам, весело переговариваясь, подошли Тамарка, Сапень и Кафык, и тоже стали смотреть на крышу.

— Чего там? — спросил наконец Сапень.

— Крыша, — задумчиво ответил Никас.

— А-а-а! — понимающе протянул Сапень.

— Нет, я думаю, ничего не получится, — произнес через какое-то время Лорг, — хозяева не пустят.

— Но мы же им все объясним! — возмутилась я на непонятливых хозяев.

— А давайте пойдем в Холий укрень? Там дома ничейные, никто нам слова не скажет, — неожиданно выдал Маркус. Все удивленно и с уважением посмотрели на Маркуса, сегодня гениальных мыслей от него уже почему-то и не ждали. А вот поди ж ты.

Тамарка неуверенно сказала, что там, наверное, страшно ночью. Но большинством голосов мы постановили пойти.

Мы, выкинув из головы ледяные горки, немного воротились назад и свернули в нужный переулок. Холий укрень — сгоревший год назад троллий район, не очень большой по площади. С тех пор его так и не восстановили, и он чернел балками, перекрытиями и обугленными стенами домов и лавок.

Сейчас была зима, но снег не смог скрыть всей черноты пепелища. Мы шли в полной тишине и вертели головами, оглядывая черные тени и глядевшие из-под снега горы досок и хлама, скелеты домов. Фонарей здесь не было, они тоже сгорели, и мы спасались луной, желтым блином висящей на небе, и огненными шариками, которых с перепугу наделали десять штук и теперь толкали этот табун в воздухе перед собой. Ой, и права была Тамарка! В таком жутковатом месте хмель выветривался с утроенной скоростью, правда, мы все равно были в чрезвычайно сильном опьянении, чтобы оно нам не казалось и в десятой доле таким страшным, каким оно на самом деле было. Сам район был по пояс завален снегом, но сквозь него проходила короткая дорога из Квасного в Серый район, сейчас она была покрыта небольшим слоем нетронутого белого покрова. По ней-то мы и шли, снежинки под сапогами зловеще поскрипывали.

— Ну и место! — вертя головой во все стороны, опасливо проговорил Кафык и добавил. — Ик!

— Давайте быстренько прокатимся и уйдем отсюда, — негромко предложил Сапень.

— А может, просто уйдем? — звонко сказала Тамарка, я от неожиданности замедленно вздрогнула.

— Ну нет, решили прокатиться, значит прокатимся! — зашептал Лорг. — На Старый овраг уже не пойдем, значит, будем кататься здесь.

— Мы же не трусы, в конце концов! — негромко добавил Никас. А я подумала, что именно поэтому мы сейчас здесь и ходим: каждый из парней не хочет, чтобы остальные его считали трусом, будь на их месте девчонки, мы бы, постыдным образом повизжав от страха, уже спокойно направлялись в школу.

— А у нас больше нет ничего выпить? — громким шепотом спросила я, надеясь, впрочем, разве что на то, что кто-нибудь из друзей сжалится и дыхнет на меня, а я постараюсь с того максимально захмелеть.

Сапень же с готовностью сунул в мои руки объемистую флягу и, посмотрев на мое удивленное лицо, прокомментировал:

— Луис остатки сюда слил.

— Остатки чего? — спросила я, принюхиваясь к содержимому.

— А всего! — весело махнул рукой Сапень. — И водки, и пива, и коньяка.

Я поспешила попробовать такую интригующую смесь.

— Похоже на водку с привкусом коньяка, — почмокав, с видом эксперта заключила я.

Сделала несколько глотков, почувствовала себя значительно бесстрашнее и веселее, а потом фляжку у меня отобрали и она пошла по рукам.

— Троллий трулень тлор..., — сказала я заплетающимся языком и пьяненько захихикала.

— Ты чего? — изумился Маркус, откинулся назад, чтобы меня получше разглядеть, и чуть не завалился на спину.

— Тлурий тролень, тьфу..., — я опять захихикала, — скороговорку пытаюсь выгоро... ворить.

— А-а! — понял Маркус, и мы стали сражаться с непослушными языками вместе, смотря друг на друга и помогая себе кивками головы: — Трроллень труллий...

— Не-е, — помотал передо мной пальцем Маркус, — не так надо, — и начал по слогам. — Тло-ррий трой-лер труллеви..., тьфу, хвосова скороговорка, ай ну ее! — и махнул рукой.

Я была с ним не согласна и хотела домучить-таки вредное предложение. Сапень, тоже попивший из фляги, обнаружил в себе просто кучу нерастраченной энергии и что было мочи заорал:

— Ну, где кататься будем??

Если бы в этих руинах ночевала стая ворон, то сейчас она бы сорвалась в небо с хриплым карканьем. Но мы даже не вздрогнули и лишь порадовались за громкоголосого друга:

— Ну ты силен! — хлопнул его по плечу Кафык.

Никас кашлянул, прочищая горло и собираясь тоже крикнуть что-нибудь эдакое, но его опередил своим вопросом Лорг:

— А как вам вон тот домик? — и ткнул пальцем, конкретизируя свое предложение.

Домиком это можно было назвать с натяжкой. С черными подпалинами дырявые стены, черные проемы окон и двери, обуглившаяся дырявая крыша. Но по сравнению с другими домами, от которых оставались в лучшем случае остовы или пара стен, он был очень даже ничего, и, что самое главное, у него имелась какая-никакая двускатная крыша.

— Симпати-ичный! — умилилась Тамарка, соединив ручки на груди.

— Значит, решено! — сказал Лорг, и мы всем скопом двинулись вперед к дому. Мы встали недалеко от стены как комиссия на нашем сегодняшнем (вчерашнем?) экзамене. За главного инспектора впереди стоял Лорг. Он смерил дом оценивающим взглядом. Дом стоически перенес такое психологическое воздействие.

— Ну, кто за что возьмется? — спросил наконец Лорг.

— Я за крышу, — вызвался Сапень.

— Там надо двоих, итак будет сложно, — сказал Лорг, — Никас, тоже будешь с крышей.

— Есть! — вытянулся тот в покачивающуюся струнку.

— Кафык, мы с тобой делаем воздушку, а Маркус, — он взглянул на Маркуса, — какую-нибудь лестницу.

— А мы? — спросила я, желая тоже быть полезной.

— А вы... — Лорг задумался, — нас подбадривайте.

Глядя, как ребята слаженно приступили к работе, даже пребывая в столь пьяном состоянии, я понимала, что они действительно классная команда, и что они заслуженно заняли первое место на соревнованиях по магическо-боевым поединкам. Подбадривать морально мы с Тамаркой посчитали неуместным и решили что-нибудь сотворить. Томка принялась выводить цветы под воздушкой (воздушной подушкой), чтобы казалось, что с горки съезжаешь прямо в цветковый стог, я с радостью схватилась за палочку и стала ей помогать. Но на нас зашикал Лорг, который, не отрываясь от махания палочкой, сказал, что мы своей мелочевкой наползаем на их заклинание и меняем фон. Пришлось нам отступить и бездельничать. Маркус, занялся тем, что находил внутри дома черные снаружи, но еще крепкие внутри брусья и методично их сращивал в кривую и страшненькую, но лестницу. Я не придумала ничего лучше, чем наблюдать за кучами снега, которые он иногда в ходе отыскивания левитировал из приглянувшегося места в неприглянувшееся. Таким местом оказался дальний угол, и в нем сейчас вырос целый сугроб высотой почти до потолка, тут нужно заметить, что потолки в тролльих домах немаленькие. Сапень и Никас, сдавшие чуть назад, чтобы лучше видеть крышу, первым делом для удобства смели с нее снег, тоже были заняты и до меня из-за спины долетали их пьяные бормотания.

Наконец все было готово, и Лорг довольно сказал:

— Ну, кто там больше всех хотел кататься?

Все слаженно посмотрели на меня. Я конечно была пьяна, как наемник после удачной битвы, но у меня удивительным образом сохранилось на донышке чувство самосохранения и я не очень доверяла прочности пьяного колдовства.

— Я первая не пойду, а вдруг все рухнет?

— Ничего не рухнет! — махнул перед собой рукой Сапень, будто отгонял муху, — Двадцать минут точно простоит, я гарантирую! — и бухнул себя кулаком в грудь. Но я уперлась рогом:

— Не пойду первая, пусть кто-нибудь идет вперед!

Лорг крякнул и, прихватив с собой Кафыка, полез по черной лестнице на крышу. Укрепленная часть крыши была неотличима от остальной и было странно наблюдать, как парни, продолжая взбираться уже по кровле, перебирают ногами и руками по невидимым ребристым выступам и, сев на непосредственно скользкую часть укрепления, с ором и хохотом катятся прямо по разверстым дырам и хлипеньким досочкам.

— Как здорово! — хохотал Лорг, сползая с колыхающейся воздушки, под которой сиротливо лежали два цветочка, созданных мной и Тамаркой. Я нахмурила лоб и для гармонии добавила им третьего товарища, благо заклинание Лорга и Кафыка уже было закреплено. В это время Маркус схватил за руку Тамарку, Тамарка — Никаса, они втроем залезли на горку и, визжа, крича и размахивая руками, веселой кучей съехали вниз.

— Ну что, убедилась, мнительная ты наша? — хмыкнул Сапень и потащил меня к лестнице.

Я действительно расслабилась, понаблюдав за друзьями и, обогнав Сапня, первая полезла по лестнице. Проклятая лестница, конечно, была довольно прочной, но грязной конструкцией. Я испачкала все варежки и исшаркала об нее всю одежду, однако, пребывая в пьяном угаре, восприняла это наплевательски. Добралась до крыши и, предвкушающее рыча, полезла вверх, нащупывая ногами и руками невидимую цепочку выступов. Держась за выступ крыши, уселась на скользкую полосу ската, Сапень, обхватив меня руками, сел сзади и мы, визжа и крича, обозиком поехали вниз к друзьям падать на абсолютно невидимую воздушку. От веселого страха и скорости захватило дух. Правда, то ли двадцать минут так быстро прошли, то ли Сапень переоценил свои силы, но когда мы ехали уже по середине крыши, я неожиданно почувствовала, что поверхность подо мной стала неровной и нескользкой. Мы по инерции продолжали двигаться вперед, и я с ужасом осознала, что едем мы по прямой в огромную дыру. Если учесть, что укрепляющее заклинание, судя по всему, накрылось, то она не могла не нервировать. Друзья, наверное, не заметили, что мой визг сменился на ор ужаса, и также радовались за нас внизу. Но я напрасно боялась. Мы с Сапнем не упали в дыру. Еще на излете к ней хлипкая крыша проломилась, и, не прекращая орать как коты в первогреве-месяце, мы рухнули вниз на дырявый, обгорелый и заметенный снегом чердак. Снизу послышались крики друзей:

— Вы живы?

— Сапень, Варька! Как вы?

— Вы целы?

— Мы живы! — до смерти напугав меня, крикнул лежавший вплотную ко мне Сапень.

Парни на улице стали негромко переговариваться, строя планы нашего вызволения с чердака. Я, охнув, медленно попыталась перевернуться со спины на бок, и замерла, почувствовав, как скрипят и подрагивают подо мной ненадежные доски.

— Лучше замри, — просипел Сапень, тоже что-то такое почувствовавший.

Я осмотрелась. Наверху зиял новый огромный пролом, поглотивший ту дыру, до которой мы так и не доехали. Мелькнула мысль: как романтично, лежу с Сапнем на спине и смотрю на звезды. Рядом со мной двигал рукой Сапень, видимо проверял, не сломана ли. Чердак был запорошен белым покровом неравномерно, непосредственно под проломами в крыше взметались целые сугробы, а в углу малюсенький кусочек был не засыпан. Сейчас целостность слоя зимних осадков была нарушена разлетевшимися в разные стороны ивернями, обломками крыши. Я отвела взгляд от одного из них, когда краем глаза заметила странный проблеск. Под обугленной деревяшкой что-то сверкнуло. Я, забыв дышать, пригляделась внимательнее к чему-то круглому и небольшому. Похоже на какой-то кулон или амулет. Надо взять, решила я, не пропадать же добру.

Снизу как раз послышался крик Лорга:

— Лежите там, мы вас сейчас вытащим.

Я, наплевав на безопасность, резко перевернулась, вскочила на четвереньки и, дотянувшись, вместе со снегом сгребла варежкой таинственный предмет, чувствуя, как проседают, трещат и лопаются подо мной доски, не вытерпев прогиба под сконцентрированным, а не распластанным весом. Я привычно завела:

— А-А-А! — и мы с Сапнем, так и не узнав, что же придумали друзья, рухнули прямиком в подпол, потому что первого этажа в доме и не было, так как его половицы и лаги выгорели начисто еще год назад.

От удара о поверхность взметнулась снежная пыль, и выбило весь дух. Какое-то время я полежала, приходя в себя и, кряхтя, как двухсотлетняя старуха, попыталась пошевелиться. В дверном проеме показались пять встревоженных лиц.

— Вы живы? — спросил Никас.

На этот раз Сапень почему-то промолчал, я ответила за него сиплым шепотом:

— Кажется, да.

— О-о-о, — прохрипели рядом, а я неожиданно поняла, что лежу на чем-то мягком.

Я собралась с силами и, встав на четвереньки, медленно отползла с Сапня. Он охал, когда я ставила на него то руку, то коленку, но так и лежал. В котлован по одному спрыгнули ребята и, аккуратно ставя ноги среди горелых обломков, торчащих из снега, пошли к нам. Кафык, схватив за талию, составил вниз Тамару. Я осознала, что все еще судорожно сжимаю рукой добычу, но сейчас было не до нее и я, быстро запихнув ее в карман, обратила внимание на друга.

— Сапень, ты живой? — потрясла я его и припала к его груди, пытаясь сквозь куртку послушать сердце.

— О-ох, лучше бы я умер, — проскрипел Сапень.

Меня сзади бережно придержали за локотки и, помогая подняться, оттянули в сторону. Лорг, Никас и Маркус присели над распростертым Сапнем.

— Друг, ты как, живой? — снимая варежки и осматривая лицо Сапня, спросил Никас.

— Где сломано? — хмурясь, спросил Лорг.

И они принялись втроем руками тыкать Сапня в разные части тела, надеясь по особо сильным крикам боли определить места с подозрением на переломы.

— Стойте, изверги, — вяло зашевелился Сапень, — ничего нигде не сломано, у меня просто синяк, — он сделал изящную паузу, и громко, как для дураков, проговорил, — во все тело!

Друзья с некоторым облегчением вздохнули, а Лорг сказал:

— Язвит, значит, жить будет! — и подал руку страдальцу. Сапень кряхтя, поднялся, отряхнулся и, немного придя в себя, задрал вверх голову и присвистнул:

— Это мы оттуда грохнулись? Ничего себе!

Я вместе со всеми тоже посмотрела наверх. Как мне показалось с перепугу, дырявый пол чердака пребывал примерно на высоте потолков актового зала. Конечно, на самом деле, он был намного ниже, но достаточно высок, чтобы я поняла, сколь легко мы с Сапнем отделались и каким чудом не свернули себе шеи. Мне стало дурно, все окружающее поехало куда-то вбок, и я потеряла сознание.

— Варя! Варя, ну-ка очнись, — кто-то шлепал меня по щекам.

Я послушно очнулась и недоуменно захлопала глазами. Спиной я лежала на согнутых коленях Кафыка, мы находились на улице все в том же Хольем укрене, рядом толпились друзья.

— Ну, слава богам! — выдохнул Лорг и, подав мне руку, поставил на ноги. — Все живы и здоровы! Ну что, идем в школу? Или есть еще какие-нибудь предложения?

— Не-эт! В школу! — одновременно взвыли мы с Сапнем.

Тамарка без слов подошла и, всхлипнув, обняла сначала меня, а потом Сапня, мы мужественно терпели. Впрочем, на грани сознания мелькала мысль, что сейчас боль еще и алкоголем притуплена, и я вяло ужаснулась, подумав, что же я почувствую завтра, да еще и вместе с похмельем? Нас Сапнем как особо опасных инвалидов взяли под конвой. Впереди шли Лорг и Маркус, а в арьергарде Тамарка, деловито подхватившая под локотки Никаса и Кафыка. Я, чувствуя за собой вину, схватила за руку Сапня и, прижимаясь к нему боком (он меньше болел), заливалась запоздалыми слезами, которые впрочем, тут же высохли, когда я отвлеклась и забыла, о чем говорила до этого. Сапень меня утешал, даже поцеловал в лоб и говорил, что чувствует себя, будто только что провел еще один бомапо (боевой магический поединок). Я выведала все, что хотела, а именно: Сапень не понял, с чего мы вдруг рухнули с чердака, и думал, что я ни при чем, просто не выдержали доски; успокоилась, расслабилась и захотела спать. Полезла к Сапню на руки или, по крайней мере, на спину, Сапень почти поддался моему пьяному напору, но Лорг умудрился все услышать, за побитого друга вступился, и до школы я, сладко спя, ехала на нем.


Пробудилась я поверх своей кровати от назойливого школьного звонка. Я долго ждала, когда он прекратится, но он не прекращался, и я поняла, что уже давно слушаю его эхо, плавающее внутри головы и отталкивающееся от ее стенок. Я попробовала помотать головой, чтобы выкинуть из нее назойливое содержимое, но голова запротестовала и взорвалась такой адской болью, что мне хочешь — не хочешь пришлось замереть и продирать глаза, чтобы осмотреться. Я приоткрыла один глаз, потом разлепила другой, но открыть их полностью почему-то не смогла. В окошко лилось тусклое занимающееся утро. В комнате чем-то воняло, я попробовала пошевелить распухшим и сухим как наждак языком:

— Что у нас сдохло? — принюхалась и поняла, что это старый добрый перегар, причем, кажется, мой собственный. Попробовала встать, тело протестовало против такого насилия и болело так, словно сотня троллей три часа играла им в лапту.

— О-о-о, — проскрипела я, садясь на кровати и хватаясь руками за голову, которую сейчас больше всего хотелось оторвать и положить в шкаф, чтобы болела там себе без меня. Я спала в одежде, видимо, Лорг расщедрился и снял с меня фуфайку и валенки, когда сгружал на кровать. Поднялась, опершись на спинку кровати, и увидела на столе огромную банку с мутным содержимым, больше всего похожим на рассол. Я рванулась к ней, как к родной, и долго и жадно пила. Стало немного лучше, я посмотрела на спящую на соседней кровати в валенках поверх подушки Тамарку, у которой под глазами зеленели размазанные тени, и просипела:

— Ох и страшна ты, подруга, — осторожно пошла по комнате, взглянула в зеркало, резко откачнулась назад, запнулась за коврик и упала, опрокинув стул со стопкой учебников. Тамарка, проснувшись от грохота и со стоном схватившись за голову, завозилась на кровати, похожая на замшелое бревно, которое кто-то решил перекатить с места на место, и перед этим медленно и с натугой раскачивает.

Я тихонечко встала и застыла перед отражением. Под узкими, опухшими глазами залегли огромные круги от размазанной косметики и серой грязи. Моя прическа во время ночных гуляний успела расплестись и вымокнуть. За ночь она высохла, вид у волос был такой, будто их всю ночь с усердием пережевывал табун лошадей, и теперь моя голова казалась странной многогранной формы. Юбка была изорвана и извозюкана похлеще, чем то праздничное платье. Лицо тоже не блистало чистотой, одна губа была разбита. Кофта была целой, и я боялась представить, во что же превратилась верхняя одежда, которая приняла весь удар на себя.

— О-ох, тошненько-то ка-ак! — прохрипела Тамарка.

Я хмуро подала ей банку с рассолом, под которой обнаружились обещанные Сапнем шпаргалки по биомагии:

— Презент от Сапня, — объяснила я, — он, видимо, уже встал и успел принести вместе со шпаргалками.

— О-о! — пробулькала Тома, — Я не хочу на экзамен, и без него жить не хочется!

Я тоже попила из банки, смочила водой из кувшина платок и стала вытирать лицо.

— О, нет! — ужаснулась я.

— Что? — просипела Томка, поднимаясь и тоже подходя к зеркалу. Я молча развернулась, под глазом у меня был здоровый синячище.

— Ничего, сходишь в знахцентр и..., — и тут она увидела себя в зеркале, — О нет!

— Сколько времени до завтрака? — спросила я, прикладывая вату с крепкой чайной заваркой к глазам.

— Пятнадцать минут, — Томка покосилась в окно, — может, не пойдем? Меня сейчас от еды воротит.

— Меня тоже, — вздохнула я, — но меня так шатает от слабости, что нужно что-нибудь в себя запихнуть, а то я, наверное, не удержусь на ногах.

— В знахцентр после завтрака пойдем? — спросила Тамарка, тоже ложась на кровать с компрессами.

— Если успеем, хотя нет, — размышляла я, — не знаю, сколько они меня продержат, у меня же, наверное, не один синяк. Лучше после экзамена.

Через десять минут я тоскливо оглядела себя в зеркале.

— Ну, по крайней мере, лицо уже не опухшее, — расчесала и собрала мятые волосы в высокий конский хвост и пошла к шкафу. Я сняла с себя кофту и то, что было раньше юбкой. Тамарка хмыкнула:

— С этими гулянками мы скоро совсем голыми будем ходить.

Ее одежда тоже была грязной как из преисподней, но, по крайней мере, целой.

— А ты думаешь, чего парни добиваются? — угрюмо спросила я. — Им только этого и надо. Это всеобщий мужской заговор — постепенно лишить всех женщин мира одежды.

Я поворошила одежную кучу, потом выбрала висящее на плечиках коричневое плиссированное платье длиной до середины голени. Оно было экзаменационным, с хитрыми карманами и приспособлениями, чтобы в них вдевать замаскированные под ткань платья шпаргалки. Я влезла в закрытые ученические туфельки на широком толстом каблуке. Покрутилась перед зеркалом, поправила белый воротничок и удовлетворенно произнесла:

— Ну вот, если не замечать фингала, разбитой губы и запаха перегара, которым разит за версту, то я просто пай-девочка.

Тамарка захохотала, малюя что-то на своем лице. Я подсела к ней на кровать и вгрызлась в груду косметики в поисках чего-нибудь от синяков.

— Это что? — отвлекала я подругу.

— Тени, — красила глаз Тамарка.

— Это что? — я вертела очередной пузырек.

— Это тебе не надо, — не отрываясь от своего занятия, комментировала Тамарка.

— А это что? — крутила я очередной предмет.

— Это вообще карандаш, дай, — отвлеклась на меня Томка и быстро извлекла из кучи какую-то коробочку, — вот пудра. На.

— Спасибо, — я чмокнула подругу в лоб.

— Фу, — сморщилась она, — надо что-то сделать с перегаром, а то представь, как мы будем на экзамене с Иваном Карпычем разговаривать?

— Ничего, быстрее сдадим, — отмахнулась я, штукатуря лицо перед большим зеркалом. Пудра вокруг стояла коромыслом. — Апчхи!

Но мои усилия пропали зря, фонарь все так же жизнерадостно светил под глазом, как ясное солнышко.

— Ничего не помогло, — расстроилась я. — Томка, что делать?

Бухнул гонг на завтрак.

— На завтрак идти, — приподнялась подруга, закончив наводить марафет. Волосы она заплела в косу, а платье надела похожее на мое, только с темно-синей оторочкой по подолу.

— Ну Тома, что мне делать? — ныла я, имея в виду нежелание ходить с битым лицом.

— Ладно, горе ты мое луковое, иди сюда! — вздохнула Тамарка.

Я почти радостно подошла. Тамарка в одну минуту заретушировала мои губы и чуть подкрасила их помадой, правда в битве с синяком она так ничего поделать не смогла. Я посмотрела на кроваво-красные губы и состроила своему отражению хищнический оскал.

— Пойдем? — спросила она.

— Пойдем! — согласилась я, на всякий случай схватила с собой шпаргалки (кто знает этих учителей, может, опять раньше времени начнут) развернулась к двери и замерла. — Ой, Тамар, а кто у нас замок выломал?

— Не знаю, — удивленно отозвалась и подошла подруга, — меня вчера спящую сюда заносили. Наверное, парни не смогли найти ключи, — пожала она плечами.

— Такие неаккуратные, — покачала я головой.

— Ага, скорее пьяные и сильные, — хихикнула подруга и постановила. — Надо будет сказать плотнику.

— Ладно, — вздохнула я, — потом, все потом.

Мы вышли и притворили за собой дверь.


Мы вошли в столовую, где уже завтракала почти вся наша смена, и я сразу почувствовала себя очень неуютно. Мне казалось, что все смотрят на мой глаз. Да по сути так оно и было. Мы с Тамаркой молча пошли к раздаче. За парой столов разговоры стихли, и нас провожали странными взглядами. Мы взяли по порции пюре и стакану чая, чтобы хоть как-то забить желудок. Развернулись с подносами и пошли к свободному столу. По пути с нами здоровались знакомые с других факультетов. Я как раз отвлеклась, чтобы улыбнуться и кивнуть Павру, когда в мое плечо на полном ходу кто-то врезался. Чай расплескался, а я чудом остановила тарелку, почти улетевшую знакомому в лоб вместо приветствия и, справившись с подносом, разъяренная развернулась к неаккуратному нахалу.

— Смотри, куда прешь! — зашипела я и осеклась, увидев, что это моя одноклассница Мариска.

— Чу! Кто это? Варя! А я и не заметила! — слишком наигранно удивилась она.

У меня в голове зародились смутные нехорошие подозрения, но я списала все на плохое настроение и координацию людей по утрам, затолкала подальше свое раздражение и великодушно простила Марису, чай, одноклассница, не кто-нибудь:

— Ничего, — улыбнулась я, — бывает, в следующий раз будь аккуратнее.

— Конечно, в следующий раз я буду аккуратнее, — слишком ласково сказала она, явно имея в виду какой-то ей понятный скрытый подтекст.

— Так, — вздохнула я, отставляя поднос на ближайший стол, — в чем дело?

— Какие-то проблемы? — удивилась Мариска. Сзади нее подошел еще один одногруппник, Ерема. Увидев меня, он расстроился:

— О, гляди! — пихнул он Мариску в бок, — Кто-то нас опередил! Ее уже побили!

Весь его вид как бы говорил: нет, ну я так не играю. А я, наконец-то взяла в толк что и за что им от меня надо. Уж лучше б и не брала.

«Воздадим телу вражескому гематом и синяков! Волосы дегтем измажем да отсыплем пинков! И суп с тараканами — лучше не есть! Знай, неприятель — такова наша месть!» Кажется, в недолгую бытность мою в приюте это было так?

Начинается «хорошая» жизнь, потому что пронырливые одноклассники уже выяснили, в ком причина их отставки от коронации. «И ничего необычного», — мелькнула здравая мысль. — «Если бы ты была на их месте, то тоже первым делом кинулась узнавать, кто виноват» — и, испугавшись, что меня сейчас будут бить, убежала, вильнув хвостом.

— Ничего, подлечится, а потом уж и мы ее побьем! — утешила его Мариса, погладив по здоровенному мускулистому плечу. Я сглотнула.

— И кто тебя так? — почти сочувственно поинтересовался Ерема.

Я себя виноватой не чувствовала, нам итак назначили отработку. Да чего стоил один стресс в кабинете директора? «Ладно, хотите войны? Будет вам война!» — мстительно подумала я.

— Да вот, — невзначай сказала я, — иду себе гуляю, подходят два бугая, грозно спрашивают имя, ну я испугалась и им твое имя назвала, а они сказали, что такому козлу не жить и меня избили. Интересно, за что бы это? — сделала я невинное лицо и похлопала глазками.

Ерема сжал кулаки и заскрипел зубами. И все. То ли он стеснялся бить при всех, то ли у него рука на девушек не поднималась.

— Все, Варька, тебе не жить! — зашипела Мариска, вплотную придвигаясь ко мне.

— А это мы еще посмотрим, кому из нас не жить! — прошипела я.

И мы как два повстречавшихся волчьих вожака уткнули друг в друга агрессивные взоры. Я, опомнившись, мило улыбнулась, состроила ей хищнический оскал и дыхнула. Мариску перекоробило.

— Пойдем отсюда, — она отшатнулась, схватила Ерему за руку и, напоследок бросив на меня презрительный взгляд, удалилась из столовой.

Тамарка, стоявшая рядом, нахмурилась:

— Дождались.

Я мрачно кивнула, сгребла свой поднос, и сказала, продолжая глядеть на дверь:

— Пошли.

Мы нашли свободный столик и уселись друг напротив друга. Я принялась хмуро валять вилкой по пюре, Тамарка следила за моими действиями.

— Самое обидное, что раньше со всем классом были хорошие отношения. И вообще я к ним нормально отношусь, — наконец сказала я.

— Да уж. Теперь надо быть начеку, — сказала Тамарка, продолжая наблюдать за вилкой, размазывающей пюре. — Большинство побесится и простит, но отдельные личности предпочтут месть. — А через какое-то время хмыкнула и улыбнулась: — Нас можно поздравить с почином, мы обзавелись первыми врагами.

Я ухмыльнулась:

— Кто попробует нас хоть пальцем тронуть, пусть потом сам не жалуется! Это будет даже весело. Наверное.

Мы чокнулись стаканами с чаем, допили его остатки, пюре впихнуть в себя так и не смогли. В комнату возвращаться не хотелось, и мы пошли к кабинету сидеть на подоконнике и ждать начала экзамена.


— Малая огненная саламандра питается магической энергией света и тепла. По воздуху перемещается в виде сгустка энергии, пока не найдет достаточно сильное пламя для подпитки и размножения. Для магов ценна как источник наполовину чистой энергии огня, принадлежит к подтипу младших огнезмеивых, — монотонно бубнил Митрофан, сидя перед Иваном Карповичем. — Большую роль сыграли в Войне порубежья. Отлавливались и использовались как энергия усиления при сжигании приграничных участков вплоть до пять тысяч триста четвертого года, когда были изобретены амулеты Когана. Остаточная сущность применения не имеет.

Вот ведь повезло Митрофану. Такой легкий вопрос я бы и без всяких шпаргалок рассказала. Я метала вороватые взгляды на преподавателя, с интересом слушающего ученика, подперев голову рукой, и списывала почти напропалую. А как иначе, если следующая — я?

— Следующий! — преподаватель зашуршал бумагами, и записал оценку в ведомость.

Я покорно встала, вздохнула и, печатая шаг, подошла и села перед Иваном Карповичем.

— Ну, Варвара, какой у вас... — преподаватель оторвал голову от бумаг и посмотрел на меня. — А...? — его взгляд остановился где-то на уровне злополучного синяка.

— Лучше не спрашивайте, — я устало махнула ладонью. — Мой билет номер четырнадцать. Хаосход и стихийная жвыга.

— Отлично. Пожалуйста, приступайте, — кивком подбодрил меня преподаватель.

— Хаосход, — я подтолкнула к преподавателю схематичный рисунок в виде двух разновеликих овалов (один с дугой и двумя точками над ней) и четырех ног в виде перевернутых клюк, и, вперившись взглядом в свои записи, стала в первый раз их читать. — Зверь, похожий на серого медведя размером с волка. Коренаст, медлителен. Обладает ярко выраженным гипнотическим воздействием с максимальным радиусом поражения пять-семь простых саженей. Использует способности для обездвиживания добычи, для умерщвления использует зубы, но известны случаи поедания хаосходами замершей добычи живьем или вследствие издания особой мозговой команды. Опасен для человека, способ защиты — ментальный блок, — я сделала небольшую паузу и, набрав воздуха, продолжила. — Вопрос второй. Стихийная...

— Погодите-погодите, — остановил меня преподаватель, — расскажите, пожалуйста, про среду обитания хаосхода.

Я забегала глазами. В листочке больше ничего не было, тема была пройдена одной из первых и сейчас совершенно позабыта. Что делать?!

— Э-э, лес, — неуверенно предположила я.

— Так, — мягко кивнув, подбодрил меня преподаватель, явно ожидая продолжения, — дальше.

— Э-э, смешанный лес? — я втянула голову в плечи.

— Может быть и смешанный, — удивился Иван Карпович и уточнил, — В каких природных зонах обитает?

— В нашей, — придумывала я, преподаватель подбадривал кивком, — и в таких же, как наша. То есть, например в... э-э... Крисном княжестве и Уллихе?

Преподаватель помолчал, а потом кивнул:

— Да, там тоже.

Я мысленно смахнула пот со лба.

— Хорошо, — Иван Карпович поерзал и откинулся в кресле, устраиваясь поудобнее, и приготовился внимать. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, что такое циклы хаосхода?

Я чуть не взвыла.


— Сколько? — спросила я вышедшую Тамарку, сидя на подоконнике и вяло болтая ногами.

— Четыре, — выдохнула подруга. Опасливо покосилась на дверь, выколупала из рукава шпаргалку и, расколдовав, отдала мне в общую стопку.

— Поздравляю, — поздравила я ее.

— Я тебя тоже. Докатились! — воскликнула подруга, — Уже у Ивана Карповича четверки получаем! Самый добрый преподаватель, ну, не считая, конечно Линели Иванны.

— Да уж, у Лепия мы бы за такое и двойки не получили, — я напряглась, вспомнив, что пересдача уже завтра. — Я думаю, он и четверку-то мне влепил из сострадания к моей побитой внешности.

Я махнула ногами и как с качелей спрыгнула с подоконника, правда потом пожалела об этом, потому что голова и тело протестовали против грубого с ними обращения.

— Надо потом к Сапню зайти, вернуть, — я потрясла стопочкой и сунула ее в карман. — Пойдем?

— Надеюсь, у них есть какой-нибудь взвар против остатков похмелья? — спросила Томка, выдвигаясь вглубь коридора к лестнице.


— Эллириана, привет! — мы постучали в дверной косяк и зашли внутрь.

— Здравствуйте, девочки, — улыбнулась Эллириана, отвлекаясь от записывания чего-то, сидя за столом. Никто не знал точно, сколько ей лет, ходили слухи, что она наполовину друидка, которые, тоже по слухам, жили где-то за Изумрудным морем. Сама Эллириана слухов не подтверждала, но и не опровергала. Выглядела зеленоглазая девушка с каштановыми волосами на двадцать лет и просила учеников обращаться к ней на «ты». — Вы с жалобами, или просто в гости?

— Мы в гости, а по совместительству с жалобами, — я показала на синяк и плюхнулась на уютный мягкий диван. Тамарка села рядом, развалившись с блаженным видом. Все-таки знахцентр был очень приятным и уютным местом. Если бы еще не то, что сюда приходили с полученными травмами, то его вполне можно было перепутать с каким-нибудь клубом любителей природы и питья травяных настоев. Стены радовали глаз приятным зеленым цветом, бурно, но ненавязчиво росли цветы, мебель была уютная и необычная, чего стоил один стол из темного дерева, по чьим сторонам выпирали и бугрились вырезанные барельефами стволы и ветви деревьев.

— Садись на стул, — Эллириана указала на стул возле своего стола. Я села, Эллириана подошла и стала осматривать лицо, мягко поворачивая мою голову прохладными пальцами. — Что произошло?

— Да так, — я поводила ножкой под стулом, — упала кое-откуда.

Эллириана посмотрела на меня долгим проницательным взглядом, а потом спросила:

— Что еще болит?

— Ну, у меня еще несколько синяков на спине, на руках, на ногах... — стала перечислять я.

— Иди за ширму, раздевайся, — приказала Эллириана. Я послушно пошлепала за ширму.

— Эллириан, а у тебя нет какого-нибудь взвара от головной боли и общего не очень хорошего самочувствия? — услышала я голос Тамарки.

Послышался голос Эллирианы со смешинками в голосе:

— Что, абстинентный синдром замучил? — Тамара, видимо, не совсем поняла, Эллириана через секунду уточнила: — Похмелье.

— Оно, проклятое, — вздохнула Тамарка.

— А я сегодня целых три банки лекарства кое-кому отдала, — почти смеялась Эллириана.

— Знаю, — совсем уж вздохнула Тамара, — нам одну подарили, не до конца помогло.

— Ладно, сейчас, — Эллириана загремела какими-то склянками.

— И мне, и мне, — заголосила я из-за ширмы.

— Ты там разделась? — строго спросила Эллириана.

— Угу, — я кивнула, а потом громче сказала, — да!

— Ложись на кушетку и жди, я сейчас приду, — ответила Эллириана.

— Эллириана? — крикнула я, принимая горизонтальное положение.

— Что?

— А откуда у тебя три банки рассола? Ты их для себя хранишь, что ли? — крикнула я и тихонько захихикала.

Вместо ответа из-за ширмы мне на живот прилетело что-то холодное и мокрое зеленого цвета. Я от неожиданности взвизгнула.

— Приложи пока на глаз и на губу, — послышался голос Эллирианы, помешивающей что-то ложкой в кастрюльке. Я взяла комок, который оказался пучком мягкой, разваренной травки и послушно шмякнула на лицо, пробормотав:

— Леший отдыхает, приветствуйте болотного тиноеда.

— Вот так помешивай, закипит, тогда через две минуты снимай, — давала Эллириана указания Тамарке, и потом пришла ко мне. Я посмотрела незалепленным травой глазом на целую миску с таким же темно-зеленым содержимым:

— Это что, зачем? — забеспокоилась я. — Только кляп не делай, пожалуйста, я не буду кричать, чесслово.

— Лежи смирно, — Эллириана беззлобно шлепнула меня полотенцем по бедру. Пододвинув меня, присела рядом на кушетку и стала мягко накладывать траву на разные части тела, где, как я предполагала (мне было не видно из лежачего положения), были синяки. Потом вытерла руки о полотенце.

— Закрой глаза, — сказала Эллириана необычным, певучим голосом. Я метнула на Эллириану взгляд и захлопнула веко. Девушка уже почти вошла в свое измененное лекарское состояние, во всяком случае, глаза из зеленых превратились в белые, а голос поменял тональность. Эллириана начала произносить незнакомые фразы и слова, я чувствовала, как она водит надо мной руками, потом по телу пробежали сотни щекотных ручейков, и дальше я просто качалась на волнах тепла и света. Было так хорошо и комфортно, как кочевой птице в вырии, пока Эллириана нормальным голосом не приказала:

— Переворачивайся на живот, — я, выныривая из полудремы, послушно перевернулась.

Наконец, и с обратной стороны процедура была завершена, я зашебуршилась на лежанке, накрытая простынёй. Эллириана пребывала уже в нормальном человеческом обличье.

— Синяки я убрала, это пустяки. Внутренние ушибы подлечила, правда насчет них я опасаюсь, что могла какой-то пропустить, — сказала она, протягивая мне огромную кружищу чего-то дымящегося, прозрачно-желтого цвета и горьковато пахнущего травами. — Пей.

— А этот напиток для их окончательного залечения, да? — спросила я и прильнула к кружке. Ощущала я себя превосходно, ничего не болело, хотелось летать.

— Это от запаха изо рта, — сказала Эллириана, повесила на руку полотенце, взяла миску и пошла, оглянувшись: — Минуту полежи, потом одевайся.

— Есть, о владыка, — пробулькала я.

Через минуту я оделась и вышла из-за ширмы. Тамарка, абсолютно бодрая и счастливая, забравшись в заросли, упоенно нюхала какой-то цветок. Эллириана сидела на диване, по-восточному скрестив ноги и читая какую-то книгу.

— Спасибо, Эллириана, — искренне поблагодарила я. Она оторвалась от книги и посмотрела серьезно:

— Если что-то вдруг заболит внутри — мухой ко мне!

— Ну, я не знаю, — я задумчиво закатила глаза к потолку, — нас еще не учили, да и настолько сложных трансформаций не бывает, даже не представляю, смогу ли я мухой-то... Только если..., — я задумалась, — ты не боишься очень крупных мух?.. Размером с меня?

Эллириана смотрела серьезно.

— Ладно, ладно, — поспешно согласилась я, — постараюсь превратиться в муху поменьше! — и, глядя на каменное лицо Эллирианы, которая не любила шуток про здоровье, со всей серьезностью ее заверила: — Обязательно приду, если что-то почувствую. А что это ты такое читаешь? — заинтересовалась я и, пока Эллириана не успела отреагировать, быстро потянула корешок вверх. — Ого!

— Отстань! Тебе еще рано!- выдрала у меня из рук книгу Эллириана, — Вот приставучая!

— Я не приставучая, а дотошная и пронырливая, — поправила ее я. — Не боись, секрет любимого знахаря — мой секрет! — и, прикрывшись от Тамарки ладонью, гротескно подмигнула Эллириане. Она улыбнулась.

— Это просто литература по анатомии. Кто же виноват, что она немного... — Эллириана погрозила мне кулаком, — художественная? — и, посмотрев на заросли, поспешно сказала Тамарке: — Тот синенький цветочек не нюхай, после него все чешетс... А, хвос! Иди сюда!

В итоге мы просидели в знахцентре еще около часа, правда, полностью чесаться Тамара не перестала, а Эллириана сказала, что эффект сойдет на нет в течение дня.

После знахцентра (обед мы опять пропустили, да и Эллириана сказала нам до вечера не есть) я сразу поволокла Тамарку к Сапню, чтобы вернуть шпаргалки и узнать про самочувствие.

— А ты думаешь, они сейчас в комнатах? — спросила Томка, оскалив зубы и почесывая бок.

— Эти-то лодыри? — хмыкнула я, — Конечно. Их, поди, за победу вообще от экзаменов освободили или просто требуют лишь формального присутствия.

Но, как ни странно, комната Сапня и Лорга оказалась закрыта. Мы подолбились в нее какое-то время, думая, что парни могли запереться изнутри, но нам никто не ответил, и мы пошли дальше по коридору, где через три двери была комната Маркуса и Кафыка. Из-за двери приглушено слышались голоса и периодические похохатывания.

— Тук-тук, — постучалась я и заглянула внутрь: — Можно к вам?

— О, какие люди! Заходите! — махнул рукой Кафык. Мы с Тамаркой вошли, прикрыв за собой дверь.

В комнате расположилась вся компашка. Никас сидел с перекрещенными ногами на столе, поигрывая висящим в воздухе водяным шаром. Я уважительно покосилась: чтобы удержать воду, нужно создать очень ровную, тонкую и немного гибкую оболочку, такая сложная и не грубая магия была нам с Томкой еще не доступна. Остальные вольготно растеклись по кроватям, сложив ноги на тот же стол и стулья.

— Ну как вы? — звонко спросила я и уточнила у Сапня, — Как самочувствие?

— Нормально, — вальяжно отозвался он, приглашающе хлопая ладонью по кровати между собой и Кафыком. Тамарка уже усаживалась между Лоргом и Маркусом. — Что-то вы слишком бодрые, я погляжу. Ходили к кому-то в гости?

Я проигнорировала приглашение присесть и вместо ответа завела:

— В гости гости хаживали,

Пирожки нашивали.

— скакнула я козочкой, махнув воображаемым платочком. —

Ох, румян пирожок

— и, состроив страшное лицо, подскочила к Сапню, резко вытянув в руке шпаргалки: —

Из костей от гостей!

Но парням было настолько лениво, что никто и бровью не повел. Я пожала плечами, положила Сапню на живот стопку листочков и сказала:

— Спасибо. И за банку тоже спасибо. Без нее мы бы не выжили.

Сапень медленно взглянул на шпаргалки, но не пошевелился и сказал:

— За спасибо сыт не будешь, — и уставился на меня, как кот, переевший сметаны: наглый от того, что налакался ворованного продукта и лень двигаться, и плевал он уже на хозяйку с занесенным веником.

Я встала, сузив глаза и уперев руки в боки.

— А я тебя вчера возил, — с каким-то намеком сказал сзади Лорг. Я, не меняя позы, развернулась к нему.

— А я вчера в тараканьих бегах выиграл, — с придыханием дополнил Маркус, который, кстати, свой приз уже получил сразу после выигрыша. А я взревела, поняв, что сейчас и Никас с Кафыком припомнят по подвигу, выхватила палочку и со всей силы толкнула водяной шар Никаса прямо в лицо Сапню. Шар расплескался водными брызгами, мокрый Сапень сел, моргая глазами и открывая рот, как рыба, выкинутая на берег. А я поняла, что переборщила. Сапень медленно встал, прожигая меня взглядом. Я вздрогнула, крутнулась на пятках и дала деру в коридор. Сапень, глухо рыкнув, выхватил свою палочку и кинулся следом. Как я ни лавировала, ни петляла, мерзкий Сапень не отставал и припер меня к стене жилым этажом выше, и в итоге я оказалась банально облита водой из питьевого фонтанчика. А я в ответ незаметно наложила на две неровно лежавшие на голове Сапня пряди имитацию развесистых лосиных рогов. Пришлось поднапрячься, чтобы вытянуть еле торчавшие мокрые волосы до таких размеров, но результат меня вполне устроил. Во всяком случае, на него с улыбочками оборачивались на этаже старшекурсников, а когда мы вернулись в комнату к остальным, они замерли на середине разговора, а потом заржали как жеребцы, даже Тамарка. Картину подпортило только то, что рога, как объект нематериальный, свободно проходили сквозь стену и косяк, так как не укладывались в габариты дверного проема еще и ввиду высокого роста их обладателя и не отцентрированного вступления его внутрь. Разоблачив рога и развеяв имитацию, Сапень вслух пожалел, что не отомстил мне большей гадостью, чем простое обливание водой. Я напряглась, готовясь отражать атаку, но потенциальный мститель рухнул обратно на кровать. Я пристроилась рядом и, хоть Сапень и перевернул подушку другой стороной, не пожелала лежать на мокром и сидела, опершись вместе с Кафыком спиной на скомканное одеяло.

— А, кстати, зачем вы у нас двери выломали? — спросила Тамарка, почесав коленку.

Лорг удивился:

— Мы? Мы не ломали, она сразу была сломана.

Мы с Тамаркой недоуменно посмотрели друг на друга:

— Тогда кто? — спросила Томка.

— Знаешь, — медленно произнесла я, — я думаю, наши одноклассники узнали все еще вчера вечером... — и многозначительно замолчала. Тамарка почесала руку и выпучила глаза:

— Хорошо, что нас не было дома, — и, подумав, добавила: — Сильно же они разозлились!

— Это вы про что? — заинтересовался Маркус.

— Так это из-за вас весь ваш класс отстранили от коронации? — догадался Никас.

Пришлось рассказывать. Парни хохотали и в конце истории долго выспрашивали у Тамарки, где она видела картинки, я была уверена, что для того, чтобы самим сходить и посмотреть.

— Тамар, а ты чего чешешься-то? — возвратившись к лености, невзначай спросил Лорг.

Я из искренней душевной доброты решила взбодрить друзей, понадеявшись, что Тамарка меня потом простит.

— А это она очень заразную болезнь подцепила, — невинно произнесла я, с удовольствием наблюдая, как у Лорга и Маркуса вытягиваются лица, а у Тамарки отвисает челюсть от столь наглого вранья. И, пока никто не пришел в себя, добавила. — От нее волосы выпадают, и чирьи огромные лезут... — сказала я, вставая и отгораживаясь столом от Тамарки, которая, поднимаясь, свела брови и закручивала рукава. Лорг и Маркус с ужасом смотрели на сидевшую между ними деваху, а когда она встала, друг на друга, пытаясь определить на глаз степень прогресса описанных мной симптомов. — ...Зеленые большущие такие, по всему телу, — и, пока меня не начали бить, крикнула: — Шутка! Купились! А-а!

Тамарка не оценила моего чувства юмора и долго гоняла меня вокруг стола, пока злопамятный Лорг не подставил мне подножку, и я не шмякнулась на кровать поверх него и Маркуса. Подскочила встрепанная Томка. Они схватили меня и начали щипать, щекотать и пихать. Я изворачивалась, как дождевой червяк, визжала, попробовала кусаться, пока, наконец, с всклокоченной головой кое-как не вырвалась от извергов и полезла под бок к Кафыку, поджав коленки и плаксиво вынося вердикт:

— Фетюки обидчивые!


Тамарка толкнула нашу дверь, и мы вошли.

— Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь, — проворчала Томка. Я огляделась.

— Да-а, в таком бардаке ни один уважающий себя вор грабить не будет. Кто сегодня дежурный? — на всякий случай спросила я.

— Ты, — с готовностью отозвалась Тамарка. «Хвос, не прокатило», — расстроилась я.

— Пошли к плотнику, — спохватилась подруга.

— Тамар, сходи одна, — с тяжким вздохом осматривая беспорядок, отозвалась я, — а я пока прибираться начну.

— Я одна не пойду, — Тамара попятилась вглубь комнаты. — А если я его не найду? Придется идти оставлять заявку к Трулю Шлисовичу...

— Какая разница? — философски спросила я, подбирая валяющиеся на полу книги, — Нам предстоит целый месяц к нему ходить, причем уже через... — я задумалась, потом округлила глаза: — Два дня?!

— А я не хочу умирать раньше назначенного времени, — зарыдала Тамарка, уткнувшись лицом в ладони, вздрагивая плечами и иногда кося на меня хитрым ярко-зеленым глазом.

— Ладно, — смилостивилась я, — вечером перед ужином вместе сходим.

Тамарка обрадовано подскочила:

— А я тогда пока допишу шпаргалки по энергетике.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — пробурчала я себе под нос, недовольная тем, что надо прибираться.

— Вот Афанасий, скажи мне, зачем мы тебя только держим? — рассуждала я, стоя кверху задом и елозя мокрой тряпкой по полу.

Тамара строчила шпаргалки в тишине, прерываемой плеском воды в ведре и моим ворчаньем.

— Ведь толку от тебя — ноль! Ты бы хоть приносил пользу, — мой голос стал глуше, потому что я забралась под кровать, — Прибирался иногда, что ли, а то только и знаешь, что собирать своих дружков и рассаживать их на наших кроватях. Апчхи!

Я выбралась из-под кровати, почесывая запястьем нос. Из-под шторы выкатился комок серо-желтого меха:

— Мы, между прочим, важным делом занимаемся!

— Ой-ой-ой! — передразнила я, довольная, что теперь хоть не с самой собой разговаривать. — Знаю я ваши дела! Хлебать молоко и жевать пряники, с кухни украденные!

— Да если бы не наш комитет по защите прав домовых!.. — захлебнулся возмущением Афанасий и стал быстро ходить вдоль окна, загибая коготки на руках. — Нас могли бы изгонять наговорами без предоставления вида на жительство; подселять по сожителю в уже зарезервированное помещение; создавать тяжкие условия жизни и работы; не кормить; и, наконец, проводить над нами всяческие непристойные опыты, — домовой аж подпрыгнул, — чем занимались ранее особенно противные и гадкие ученики вашей школы!

— Да-а? — заинтересовалась я, — И что это были за опыты? Поподробнее, пожалуйста!

— Тебе зачем? — насторожился домовой. — А впрочем, неважно. Важно, что сейчас мы уже подготовили законопроект о выделении нам дня на официальный праздник в честь домового, а также идут разговоры о внедрении своего представителя в школьный Совет, — и он назидательно поднял палец.

Я прыснула и захихикала. Афанасий возмутился моим несерьезным подходом к важнейшей проблеме и засопел. И быть мне первым человеком, поколоченным домовым, если бы Тамарка, не отрываясь от писанины, не приказала:

— А ну цыц оба! Писать мешаете!

Школьным домовым строго-настрого запрещалось мешать учебе учеников, поэтому Афанасий сразу же куда-то исчез. Я хмыкнула, подхватила ведро и пошла в туалет выливать грязную воду.

Наконец комната блистала относительной чистотой и свежестью. Я схватила свою фуфайку и уселась на кровать, со вздохом осматривая повреждения:

— Ну, по крайней мере, все не так плохо как с юбкой. Всего две дырки. Аккуратно заштопать, почистить от грязи и можно будет доходить в ней зиму.

Я встала, чтобы взять из шкафа одежную щетку, и тут что-то блестящим ручейком выпало из кармана фуфайки и со стуком упало на пол. Я подняла и стала рассматривать добытый кулон, о котором уже успела напрочь позабыть.

— Что это? — Тамара отложила перо и заинтересованно подошла.

— Нашла в том доме в Хольем укрене, — пояснила я.

Изящный, но немного массивный кулон на цепочке с крупными звеньями. Внутрь кулона из желтого металла большой красный камень был как бы вмурован наползающими на него змейками.

— Симпатичная вещица. Думаешь, дорогой? — спросила Тамарка.

— Не знаю, — я пожала плечами, повесила красивую безделушку на шею, покрутилась перед зеркалом и засунула кулончик под платье, — Чтобы не вызывать лишних вопросов, — пояснила я.

Тамара дописала последнюю шпаргалку, и мы пошли разыскивать плотника. Работы у него хватало, и он всегда находился где-то в коридорах, кабинетах или комнатах, что-то чинил, прилаживал или ставил на место. По-хорошему ученики должны были оставлять заявки на починку у завхоза, но все предпочитали этому самим выискивать рабочего по закоулкам. Школа была просто огромной, состояла из кучи зданий, соединенных между собой воздушными переходами, подземными переходами, некоторые корпуса были просто пристроены друг к другу, а зеленый корпус факультета знахарей даже соединялся с серым трехэтажным зданием Лаборатории трав открытым каменным мостом. В половине домов непонятно что находилось, они не были ни общежитиями, ни учебными корпусами, ученикам в них вход был воспрещен. Некоторые говорили, что в них наши преподаватели проводят опыты с запрещенной магией. Другие утверждали, что эти дома отданы на откуп крайне кровожадным приведениям князя Ширмея и его семьи, чей огромный дворец являлся сейчас главным корпусом школы (а к нему потом постепенно пристраивали все остальные), и в котором на втором этаже повезло проживать нам с Тамаркой. Старшекурсники рассказывали жуткие истории про то, как когда-то кто-то пытался пробраться внутрь запрещенных домов. Правда концовки у этих историй были самые разные: начиная с того, что все превратились в гигантских многоножек, и их засосало внутрь домов и с тех пор они там так и ползают, и заканчивая тем, что дерзких учеников банально и просто убило охранное заклинание.

Мы с Тамаркой вот уже полчаса шатались по коридорам, выспрашивая у каждого встречного: «Не знаете, где плотник?», так что у меня вскоре возникло ощущение стойкого намазоливания языка. Некоторые опрашиваемые не знали, некоторые с усмешкой предлагали сходить к Трулю Шлисовичу, на что мы жизнерадостно предлагали им сопроводить нас. Советчики тут же позорно сбегали. Пару раз нам «повезло» нарваться на одноклассников, которые прямым текстом порекомендовали не терять зря время и искать не плотника, а гробовщика. А я задумалась: что же такое мерзкое они могут нам готовить, что до сих пор даже не побили, хотя явно были злее голодных крыс? Но долго мучиться в раздумьях мне не пришлось, вскоре мы наткнулись на парня с факультета природной магии, и он сказал, что видел плотника где-то у них в учебном корпусе. Мы, издав торжествующий клич, северными волками-следопытами понеслись в указанном направлении. Но в учебном корпусе плотника мы уже не застали, оттуда нас направили в корпус общежития природников. Мы, гонимые азартом, рванули по переходу в общежитие, где у двери одной из комнат и застали искомого субъекта. Место действия окружала небольшая толпа, мы протиснулись внутрь. Плотник со страшным лицом размашисто пилил одну из толстенных веток, которыми проросла дверь. Иногда он, чертыхаясь, останавливался, чтобы попинать и потоптать толстые корни, которыми махратилась дверь понизу, и которые шевелились и норовили обвить ноги пильщика. Мы несмело позвали дяденьку. Он резко повернулся к нам. Ноздри его раздувались, по лицу ручьями тек пот, и весь его вид говорил о том, что он сейчас кого-нибудь убьет, чтобы снять стресс. Толпа заинтересованно притихла, надеясь если не на показательную смерть, так на то, что и у нас произошло нечто интересненькое, на что можно будет сходить поглазеть. Но когда мы объяснили нашу проблему и дрожащей потной ладошкой протянули заранее накатанную заявку с координатами и причиной вызова, то зеваки про нас забыли и вновь стали смотреть на дверь.

Мы, попятившись задами, выбрались из толпы и побрели обратно в комнату.

— Фух, — выдохнула Томка, — Теперь осталось дождаться, когда до нас очередь дойдет.

— Я искренне надеюсь на завтра, а то без замка как-то неуютно, — сказала я и глянула по сторонам, — Особенно из-за одноклассников.

— Ну, они-то уже как раз доказали, что за дверью от них не спрячешься, — захохотала Тамарка.

— Понимаешь, — продолжала я, — А ну как они ночью заявятся? Мы бы хотя бы от треска косяков проснулись, а то мне не нравится, что в нашем нынешнем положении они могут творить всякие гадости абсолютно беззвучно.

— А давай попробуем хоть какую-нибудь щеколду к двери приделать? — предложила Томка, — Или ведро для мытья полов возьмем из туалета и подставим под дверь, чтобы загремело, когда они споткнутся?

— О! А это мысль! — обрадовалась я и зашевелила мозгами. — Только ведро в проем мы ставить не будем, слишком велик риск, что его просто смогут обойти. Попробуем какую-нибудь деревяшку изнутри к косяку прирастить, а утром обратно ее отклеим!

Мы сходили на ужин, впервые за два дня почти нормально поели. «Почти» — потому что одноклассники провожали нас не очень любвеобильными взглядами, ладно хоть не задирались, ученики с других факультетов посматривали заинтересованно, видимо тоже проведали, из-за кого и почему весь второй бытовой отстранили от коронации. Тамарка мне шепнула, что нам лучше вообще прекратить есть и столь легкомысленно мозолить классу глаза, а то наш здоровый вид многих раздражает, и как бы кто-нибудь не сорвался и не захотел нам его подправить. А я подумала: «не сорвался» в ожидании чего? Уж больно сильно меня нервировало странное поведение одногруппников. Я бы на их месте уже давно наваляла себе по-тихому. Увиденное в столовой вдохновило нас и еще сильнее утвердило в желании хоть как-то припереть дверь.

В комнате мы методично занялись поиском подходящей деревяшки.

— Ну как, нашла что-нибудь? — спрашивала я, шаря по своей тумбочке.

— Пока нет, а ты? — раздался откуда-то из-за спины голос подруги.

— Только несколько карандашей, — хихикнула я.

— О! — раздался вопль, я обернулась. Тамарка держала в руках огромный немного гнутый ржавый гвоздь. — Может, пришпилим его поверх корпуса замка?

— А давай! — согласилась я. — Тем более что все равно ничего подходящего не находится, — и оглядела бардак, который мы устроили в ходе поисков чего-нибудь для щеколды. Но по сравнению с прежним он легко устранялся раскладыванием вещей обратно в тумбочки.

Мы сходили к умывальникам, готовясь запереться в комнате до утра, и вот, наконец, приступили к делу.

— Прирастим? — Томка с сомнением посмотрела на гвоздь.

— Ты что? — удивилась я и посмотрела на свою палочку. — С этим? Сращивать железо? Да я пупок надорву. Тут надо что-то другое... О! Мы его прикуем! Вот только чем?

— А давай я буду удерживать гвоздь, а ты приложишь поверх огненный шар. И будем держать, пока они не сплавятся?

На том и порешили, пожали друг другу руки и схватились за палочки. Сначала все шло хорошо. Тамарка держала гвоздь специальной левитационной удочкой, я жарила поверх огненным шариком. Мы по малолетству и нехватке знаний не учли только одного, что при наложении друг на друга незакрепленные заклинания теряют управляемость, и может произойти хвос знает что. Так и вышло. Когда ничего не предвещало беды, мой шар вдруг заколыхался, будто закипел изнутри, плюнул ворохом искр. Мы с Тамаркой взвизгнули и отпрыгнули, но процесс уже было не остановить. Шар играл оттенками красного и оранжевого, раздувался, искрил. Он перерос корпус замка, вылез на саму дверь, и дерево вокруг замка стало стремительно обугливаться. Мы сначала остолбенели, потом завизжали, Тамарка схватила кувшин с питьевой водой и плеснула на пожар, вверх взметнулся пар, но заклинание все равно остановилось только через четверть минуты, когда иссякла заложенная энергия. Мы молча смотрели на вконец обезображенную дверь, Тамарка с кувшином в руке. Замок театрально покачнулся, завалился в нашу сторону, выпал из обгорелого полукруга и с тяжелым стуком упал на пол. С тихим звяком откатился в сторону гвоздь. Мы проследили за его полетом, потом посмотрели друг на друга.

— Тащи ведро, — сказала я Тамарке.

Ночью я долго не могла заснуть, ворочалась, тщательно прислушиваясь к коридору, стараясь уловить крадущиеся шаги и бряцанье холодного оружия. Но никто не спешил по наши души, и, вконец измучившись всякими страшными мыслями, я провалилась в сон. Среди ночи мне приснилось, будто я проснулась от тихого шороха. Я с трудом приоткрыла один глаз и в сгущениях теней заметила возле шкафа черную фигуру, которая увлеченно, но осторожно шарилась внутри. Я сонно вдохнула воздух, намереваясь залепить глаз и повернуться спать набок. Странная гибкая фигура развернулась, замерла, а потом подпрыгнула, прилипнув конечностями и припав всем телом стене. Пошипела, вывернув голову на меня, а затем, повиливая задом, юрко переползла на потолок, подобралась к окну и выползла в форточку.

«Какой странный сон», — отстраненно подумала я, закрыла глаз, повернулась к стене и заснула.

Школьный звонок заставил проснуться. Вылезать из теплой кровати не хотелось, я позавидовала тем, кому можно поспать еще, села на кровати и:

— Что за черт?!

Ведро от двери перекочевало к моей кровати и наполнилось водой. В него-то я и наступила.

— Какой ... это сделал? — вопросила я, прыгая на одной ноге и дрыгая мокрой. На столе возник серо-желтый комок.

— А я тут уборочку задумал. Случайно не знаешь, где я оставил свое ведро? — невзначай поинтересовался домовой.

— Оно у тебя вместо головы! — взревела я, кидая в домового тапочкой. — Хотя нет, у тебя там даже не ведро, а ночная ваза! Полная!

Домовой с писком увернулся от тапка и исчез со злодейским хохотом.

— Дождешься ты у меня молока, вредное домоводное! — прокричала я уже в пустоту. Потрясла кулаками и пошла к шкафу одеваться в гимнастическую форму. Тамара, разбуженная моими криками, сидела под одеялом и сонно терла глаза. Я повела плечами, поежилась и захлопнула форточку, которую Тамарка вчера забыла закрыть после проветривания. Влезла в черное трико и балахонистую красную гимнастическую рубаху, которую затянула поясом на талии, надела черные чешки. Тамарка, сидя на неубранной кровати, тщетно пыталась попасть ногой в штанину, ее форма отличалась от моей зелененькой расцветкой рубахи. Сегодня Томка даже не красилась, так как знала, что на зачете по гимнастике все равно сойдет семь потов и усилия окажутся напрасными и размазанными. Тамара затянула на голове хвост, я скатала култышку, и мы, зевая, направились в туалет, чтобы потом сразу спуститься в гимнастический зал. Завтрак нам сегодня не перепадал, потому что Фипс Бригсович категорически запрещал студентам набивать желудки до, а также еще час после тренировок. Поэтому занятие начиналось раньше, вместо приема пищи.

Дверь зияла черным полумесяцем, внутри которого виднелась противоположная стена коридора.

— Нехилое у нас смотровое оконце, — раздирая рот зевком, сказала Тамарка. Толкнула дверь и пошла в коридор. Я за ней и остановилась, глядя на резкую перемену, произошедшую с подругой. Черно-зеленое облачение сменило цвет на яркий насыщенный синий, так же, впрочем, как и волосы, и лицо, и руки. Я потерла глаз кулаком, недоумевая, что это вдруг стало с моим зрением. Кулак тоже мелькнул синим.

— Варька! — прошептала Тамарка, тыча в меня пальцем. Потом краем глаза заметила свою руку, обсмотрела ее, себя, потом меня, потом все вокруг. Но вокруг все радовало глаз привычными расцветками. А до меня вдруг дошло, и я стояла, разевая рот:

— А... А... А я, что, тоже такая же синяя? — тупо спросила я. Томка как-то уныло кивнула, видимо, слово «тоже» лишило ее крошечной надежды, что она посинела не полностью. Я отдернула горловину и посмотрела внутрь своей рубахи. Под рубахой тоже было все синее, как стены холла на первом этаже.

— Но это же мелко! — воскликнула я, почему-то ничуть не сомневаясь, что это одноклассников, наконец, прорвало, и они устроили нам пакость.

— Откуда они такое заклинание-то взяли? — удивилась Тамарка, тоже поняв, кто так пошалил.

— Да велика проблема — пошарились в книгах за старшие курсы! Делов то! Или спросили у кого-нибудь. Вот гадство! — шлепнула я себя по ляжке, чувствуя, что начинаю звереть. — И ведь как ловко подстроили, ни к кому уже сходить не успеваем, чтобы развеять эту окраску! Ладно, они еще потом свое получат! — мстительно сказала я, Тамарка рядом злобно сжала синие кулаки. И мы, вполголоса обсуждая ситуацию, пошли в гимнастический зал.

Когда мы вошли в зал, вся группа была уже в сборе и скалилась ртами, полными зубов. Фипс Бригсович всегда приходил в зал с запасом времени и теперь поправлял маты в ожидании гонга на пропускаемый нами завтрак, когда можно будет начать урок.

Когда мы вошли в зал, все заулюлюкали, захохотали, кто-то запустил в нас мяч. Томка его поймала и, глядя на обидчика, запустила мяч в другую сторону. Послышался стук и стон человека, которому неожиданно в лоб прилетел мяч, по-моему, это был Куня. Мы улыбнулись в тридцать два зуба, они почему-то не окрасились, поэтому на синих лицах это смотрелось впечатляюще, и я громогласно всех поблагодарила:

— Родные вы наши, — мы с Тамаркой поклонились в пол. Группа довольно захохотала. — Спасибо! Синий цвет — наш любимый!

Кто-то довольно выкрикнул «Пожалуйста!», «Обращайтесь, если что!» и неизвестно, сколько бы продолжался этот фарс, но тут бухнул гонг, Фипс Бригсович встал, развернулся к нам, свистнул и приказал всем строиться. Все закопошились как муравьи и выстроились в полосу. И тут Фипс Бригсович увидел меня и Тамарку, сложно было не выделить из толпы два монотонно синих пятна. Он выпучил глаза и сказал:

— Тамара, Варвара, шаг вперед из строя, — по шеренге прошелся смешок. Мы шагнули и встали плечо к плечу.

— Что это с вами? — вопросил учитель.

— Синяя неделя была, — хмуро начала я. Вводить Фипса Бригсыча в курс внутренних разборок не хотелось. Сзади сдавленно загоготали. Томка, понимая, что за дерзость учителю нам и незачет могут влепить, спасла ситуацию:

— Побочный эффект от наложения заклинаний.

— Да? — удивился учитель. — Но на здоровье это не отразилось? Может, вам позже прийти сдавать зачет?

— Нет-нет, здоровье в порядке, — поспешно произнесла Тома, — А эффект мы сегодня снимем, просто до вашего занятия не успели сходить.

— Ну попробуйте, — тихо и неприятно захихикали одногруппники. А у меня по всему телу, и даже по рубахе и по штанам заходили мурашки от недоброго предчувствия, что пакость-то может и не такая мелкая, как я думаю. Воображение сразу подсунуло картинки: заголовок в учебнике «Новая человеческая раса, выведенная искусственным путем»; Мариска и Ерема, получающие ученые награды и цветы; и я, синяя и в окружении синих внуков.

— Тогда ладно, встать в строй. Начинаем.

Он погонял студентов по залу, затем провел разминку и разогрев и, наконец, предложил тянуть билеты. Я вытянула пятый номер и возликовала: пятый комплекс упражнений был несложным. Пока кто-то сдавал, остальные с интересом следили за выступлением из-за защитной воздушной стены, окружившей маты, связки у всех были разные и каждый переживал, как он отработает свою. Подошла моя очередь.

Я встала на краешек поля из матов, подняла вверх руки с палочкой, Фипс Бригсович сказал:

— И-и..., — и я начала исполнять. Сначала палочкой в левый угол метнула заклинание обездвиживания, далее сделала два кувырка по диагонали, остановилась на лопатки, ноги взметнулись вверх. — Пять и шесть..., — считал Фипс Бригсович. Я сделала прогиб на мостик и вертикальный подъем. Присесть, в правый угол создать два огненных шара. Дальше делаю сальто, колесо и сплетаю заклинание охлаждения воздуха за спину. Уф, кажется, все.

— Хорошо, только исполнять нужно немного почетче, фиксировать в конце каждую позу. Зачет, — кивнул Фипс Бригсович, и крикнул в очередь. — Следующий!

Я встала за стену к остальным. Уже получившие зачет маялись ничегонеделанием, некоторые делали ставки на сдающих учеников. Не прошли по матам еще человек шесть, урок скоро должен был закончиться. К нам с Тамаркой гуляющей походкой подошла Мариска и вскользь заметила:

— Какие-то вы сегодня бледные. Я бы даже сказала, синюшные, — и, ухмыляясь, приподняла бровь: — Плохое самочувствие?

— Да, — взволнованным голоском отозвалась Томка, а я подхватила:

— Мы так переживаем, что у кого-то из наших одноклассников проблемы с мозгами. Все измаялись. Видишь, до чего это довело?

— Это только начало, — промурлыкала Мариска. Мы отошли в сторонку, к нашему разговору с интересом стали прислушиваться остальные, постепенно все отвернулись от стены и окружили нас троих.

— О, а кстати, нам это очень помогло! — начала я, а Тамарка продолжила:

— У нас как раз не было костюмов для нового танца! А теперь все будет смотреться как нельзя лучше, — я подмигнула Тамарке и мы, отскочив от толпы, встали рядышком и начали виртуозное исполнение, не забывая себе подпевать. Танец мы придумали еще на первом курсе во время особенно хорошего настроения, и исполняли его только в своей комнате от переизбытка энергии, и только когда никто не видел, потому что он был крайне неприличным. Теперь нам уже нечего было стесняться. Мы синхронно исполняли ритмичные движения, трясли и вертели разными частями тела под шебутную песню из Серого квартала, которая тишком гуляла среди народа и называлась «Похабно, а и ладно!»

Музыка стала громче, потому что парни стали нам подпевать, хлопать в ладоши и прищелкивать пальцами в такт. Им движения очень понравились. Фипс Бригсович косил на скопление народа глазом, но ему не было ничего видно, а отойти к нам он не мог, так как принимал зачеты.

И вот, когда мы с Тамаркой дошли до особенно неприличной части и недвусмысленно махали руками и тазом встречно друг другу, в зал с горящим взором ворвалась Линель Ивановна.

— А! Вот вы где!

Мы с Тамаркой замерли кто как.

— Фипс Бригсович, я сделаю студентам небольшое объявление, пожалуйста, не отвлекайтесь на меня! — по-деловому бросила она учителю физкультуры и, впечатывая туфли в пол, пришла к нам.

— Ребята, через полторы недели в актовом зале состоится концерт в честь Праздника середины зимы. Я назначена куратором этого проекта. Требуются участники. Желающим просьба подходить в понедельник в актовый зал для записи в номера, — она развернулась к нам с Томкой, — Девочки, ВЫ участвуете в обязательном порядке, личная просьба директора.

— Но у нас же отработка, — вякнула Томка.

— Отработка у вас до ужина, а репетиции будут после. Всем спасибо. — Развернулась и порывисто ушла из зала. А мы так и стояли, открыв рот и переваривая информацию. Я никогда не видела Линель Ивановну такой: деловой и обремененной чувством собственной значимости. Витая мыслями в своей временной новой должности, она даже не заметила нашей синей окраски.

А я задумалась: что бы провернуть такое, чтобы все мстители испугались и впредь побоялись лезть? Но пока ничего, кроме мелкого пакостничества в голову не приходило, поэтому в толкотне на выходе из зала я прирастила вредной Марисе часть левой брючины спортивных штанов к правой. Пока не начнет широко шагать — не заметит.

Из гимнастического зала мы с Томой рванули прямиком в знахцентр.

— Эллириана, спасай нас! — выдохнули мы, заскочив внутрь. Знахарка вышла из зарослей с лейкой в руках и выпучила глаза:

— Что это с вами такое?

Мы наперебой с Тамарой, перемежая рассказ обзываниями одноклассников нехорошими словами, поведали о том, что нас подло заколдовали утром.

— Я не смогу это развеять, — выслушав нас, сказала Эллириана, — вам нужно к знахомагу. Идите к Виллику, он сейчас где-то в лазарете.

Мы побежали в лазарет, где молодой знахомаг Виллик выдал нам неутешительный диагноз:

— Это специальное заклинание без противодействия, оно не несет как такового вреда, поэтому Магическая цензорная комиссия разрешила его применение и внесла в реестр.

— Не несет вреда?! — взревели мы, махая руками над головой.

— Успокойтесь, оно же не для окрашивания людей обычно используется, а например, чтобы окрасить какой-то участок карты, стены, любого другого предмета. Внутренности ведь у вас не посинели и белки глаз тоже. Это связано с тем, что заклинание рассчитано на небольшое проникновение. Одежда, как тонкая и неживая материя, прокрасилась вся, кожу краска покрывает только сверху, а вы во время активации заклинания, видимо, очень кстати моргнули. Иначе ходили бы с полностью синими зенками, — хихикнул Виллик.

— И что, мы всю жизнь будем ходить синими? — упавшим голосом спросила Тамарка. Я же не упала духом и спросила:

— А ты не можешь нас перекрасить в бежевый?

— Заклинание само сойдет дня через три-четыре. А рисковать с магической краской даже я не рискну. Вдруг цвета смешаются и получится..., — он помахал рукой, подбирая описание, но так и не нашел и продолжил. — А сейчас, по крайней мере, ничего, живенько так! — и захохотал, отгораживаясь от нас кроватью. Мы запустили в насмешника подушкой и побрели в комнату.

— Афанасий, вылазь, разговор есть! — сказала я, забравшись с ногами на кровать.

— Ну-ну, я вас слушаю! — появился, сидя верхом на моей подушке, домовой.

— Извини, в общем, — буркнула я. — Я хочу тебя попросить о кое-каком одолжении.

Афанасий исчез, показав мне язык.

— Ставлю три ковша молока! — негромко сказала я.

— Пять! — появился на подоконнике домовой, растопырив четырехпалую руку. Понабрался у людей всяких привычек, я уж молчу о том, что он этими руками и неприличные жесты мастерски выделывает.

— Идет, — буркнула я.

— И возможность собирать Домовой комитет пять раз в неделю в удобное мне время! — быстро добавил домовой.

— А не жирно будет? — взрыкнула я, представив, как день за днем нас с Томой нагло выталкивают за дверь волосатые руки, да еще и волосатые ноги в зад подпинывают. — Один раз в неделю и не разом больше! И только когда нас с Тамаркой нет! И молока тогда три ковша!

— Ладно, — покладисто согласился домовой, и я поняла, что продешевила. Стало ясно, что он даже на такое не надеялся. Шельмак исчез и снова возник на подушке. — Я весь внимание, — и приложил руку к остренькому волосатому уху.

Домовой вернулся только через час:

— Я все разузнал! Всех коллег из второго бытового на уши поднял!

Мы с Томкой замерли, задержав дыхание. Афоня, встав в позу, держал театральную паузу.

— Ну! — выдохнула я.

— Это книга за четвертый курс. Называется «Бытовые мелочи». Синяя обложка с красными буковками.

На последних его словах мы сорвались с места и синими молниями рванули в библиотеку.

Подходя к столовой, мы уже перестали сильно грустить из-за своей некоторой синюшности, синюю одежду не поменяли и, являясь достаточно ушлыми особами, изыскивали выгоду из сложившейся ситуации.

— Разойдись! Сейчас всех запачкаем! — заорали мы с Тамаркой и бесстрашно врезались в толпу возле раздачи. И первый раз безо всякой очереди и толкотни добыли себе обед.

Даже Лепий Цикирович, выделяя нас из толпы, сильно не валил на пересдаче по энергетике. Правда, нам и списывать из-за этого пришлось во сто крат аккуратнее, но все обошлось, мы сплели заданные заклинания, оттарабанили теорию и, довольно улыбаясь, ушли, получив по пятерочке.

Разумно полагая, что сегодня одноклассники будут настороженно ожидать ответной гадости, на дело мы решили пойти только следующей ночью, после которой начинался новый учебный семестр. За остаток субботы и воскресенье о нас умудрилась проведать вся школа, и в нашей незапирающейся комнате успела перебывать с гостинцами куча посетителей, с которыми мы отмечали окончание сессии. Приходили и зеваки, что наблюдали позавчера за плотником. Многие из интересующихся просто бесцеремонно подходили и следили за нами через дырку в двери. Мы с Томкой от нечего делать иногда проводили соревнования по меткости и закидывали вуайеристов косточками от вишни в сахаре. Если в этот момент у нас сидел кто-то из гостей, то он радостно присоединялся. Правда, под конец дня пришла Фрось Семенна, нашлепала нас нашим же полотенцем и приказала убрать кучу мусора под дверью. Потом, сидя у нас вместе со всеми и распивая чай, поцокала, глядя на синие лица, выдала очередной ворох городских и школьных сплетен, и со страшными глазами рассказала байку о том, что в Хольем укрене спустя год все-таки завелась какая-то неведомая нечисть. Тамарка взглянула на меня, подмигнула, и мы расхохотались, поняв, кого приняли за нечисть опасливые городские жители. Даже Лорг со своей бригадой изволили спуститься со своего этажа и глянуть на сегодняшних звезд школы. Мы обрадовано потеснились, порадовали гостей еще раз неприличным танцем. Всем очень понравилось. Танец медленно, но верно становился подпольным хитом. Из тех, о знании которых никто не признается, но какие почему-то всегда исполняются в тесной компании или в состоянии сильного опьянения, или и в том и в другом одновременно. Плотник так и не появился.

И вот настал час Ятъ.

Я предварительно днем наведалась в знахцентр и незаметно для Эллирианы пощипала одно растение. Дождавшись глубокой ночи, мы с Томкой выскользнули из комнаты и хладнокровно и методично наложили подретушированные заклинания на двери всех, до единого, одногруппников.

Утром стены второго этажа главного корпуса школы потряс многоголосый вопль, крики, визги и возмущенные голоса. Мы, предварительно сделав на кровати муляжи человеческих тел, ушли ночевать в комнату к Сапню и Лоргу, которые были в курсе нашей пакости. Я сдвинула со своих глаз и носа Тамаркины волосы (Лорг был изгнан на кровать к возмущенному Сапню, а оттуда — на пол, а на их предложение распределить вес по двум кроватям равномерно я попеняла им отсутствием гостеприимства, а подружка оскорбилась со словами «вы еще в общую баню нас позовите!») и удовлетворенно прислушалась к доносившемуся снизу топоту многочисленных ног, грохоту и разъяренному рычанию, достойного стада драконов. Завтрак мы с Тамаркой пропустили, и, когда все утихло, сходили в свою комнату. Она была раскурочена, от муляжей тел осталась жалкая рвань и клочки, словно они пали, защищая крепость Свияжную.

— Чего и следовало ожидать, — удовлетворенно кивнула я.

Мы дождались звонка на урок и только тогда отправились в класс. Первым был предмет «Теория управления водой». Вел его молодой маг Лакин Иосифович. Наша надежда была на то, что на глазах преподавателя нас не убьют.

— Здравствуйте, — радостно поздоровались мы, чуть не надорвав рты улыбками.

Преподаватель был в ступоре и просто махнул нам рукой, чтобы заходили. Мы с Тамаркой, напевая легко узнаваемый мотив: «Вот и радуга взошла, счастье небосвода...» прошли и сели за первую парту. Класс прожигал нас взглядами, горящими на красных, зеленых, голубых, фиолетовых, оранжевых, ярко-желтых и других приятных цветов лицах и явно бы убил, если бы при этом непрерывно не чесался. От почесывания более двадцати разных мест одновременно помещение заполнял странный зловещий шелест. На головах колыхались миражи[3] огромных тролльих ушей и разномастных рогов (а некоторые могли похвастать свиными пятаками), которые почему-то никаким образом не хотели развеиваться. Я всю непродолжительную лекцию ощущала себя красной тряпкой, висящей перед быком, и буквально физически чувствовала бурящие спину взгляды.

Лакин Иосифович ощущал себя здесь лишним, как один из нескольких тематических рисунков, не подходящий по смыслу. Он, стараясь делать вид, что цветные ученики — вполне обычное явление в его практике, попытался вести урок, но надолго его не хватило, так как его не слушали, за ним не записывали (кроме меня и Тамарки), а лишь сидели с все более озверевавшими выражениями на лицах. И в середине лекции преподавательские нервы не выдержали. Сославшись на срочный приезд любимой бабушки, он по стеночке выскочил в коридор. Мы с Тамаркой без слов соскочили и, как крысы с тонущего корабля, не оглядываясь, ринулись следом за преподавателем. Сзади раздался грохот опрокидываемых парт, звериный рык, крики ярости. Мы, улепетывая по коридору, обернулись. Цветной народ, непрерывно почесываясь, застрял в дверях, оттирая друг друга, так как каждый норовил первым до нас добраться. Но мы с Тамаркой сумели уйти от погони и затеряться где-то за оконными занавесками на третьем этаже в общежитии факультета предсказателей.

Наши преследователи, упустив добычу, выдыхая ноздрями пар, понеслись в знахцентр, чтобы снять жуткую окраску, миражи и ужасный зуд. Эллириана, попробовав снять зуд, развела руками и, расписавшись в собственной беспомощности, отправила цветную стаю в лазарет.

Знахомаг Виллик, увидев бегущую на него злую пеструю толпу, выпучил глаза, попытался удрать и спрятаться. Но его все равно вынули из-под кровати и сбивчиво объяснили ситуацию. Он поглупел лицом, вдруг согнулся пополам от хохота, и попутно, хрюкая от смеха и отчаянно жестикулируя, попытался объяснить, что это специальное спаренное из троих заклинание без противодействия и что пройдет оно само только дня через три-четыре. Его схватили за грудки и категорично потребовали изменить хотя бы цвет окраски, Виллик пожал плечами, мол, раз так сильно хотите, то ладно. Но уже после двух добровольцев, покрывшихся контрастными по цвету пятнами и полосами от Виллика отстали.

На два последующих занятия мы с Томкой опаздывали и сбегали раньше времени, подозревая, что на переменах лучше сидеть, забившись в укрытие. И я полагаю, что остались живы только благодаря этим мерам предосторожности.

Зато во время обеда торжествовали, чувствуя себя королями ситуации. За три прошедших пары класс спустил первый пар, приуныл, непрекращающаяся чесотка отнимала много душевных сил, да еще и пронырливые зеваки почетным эскортом сопровождали главную новость школы.

Мы с Тамаркой, проходя мимо, удивлялись:

— По-моему, они сегодня несколько хуже выглядят, чем обычно, — предполагала Томка.

— Да? Мне кажется, как всегда, — пожимала плечами я.

Одноклассникам уже было не до нас. Они рявкали на зевак, с восторгом стоявших за их спинами и провожающих взглядами каждый съеденный кусок; наступательно огрызались на ребят с других факультетов, которые оттачивали свое остроумие и веселились вовсю, выспрашивая, ревнуют ли они из-за наставленных рогов, расспрашивая про болезнь, восхищаясь сменой имиджа или якобы не узнавая из-за изменившегося облика. Гвалт и визгливые вопли кругом стояли словно от собачьей свары. Так что под конец мне даже стало жаль наших мучителей.

Обед мы старались растянуть на подольше и старательно давили и размазывали содержимое по тарелкам, потому что идти на отработку к Трулю Шлисовичу не было никакущего желания. Его кабинет находился где-то в глубинах школьного подвала, страшные истории про который старшекурсники рассказывают одними из первых. Да и персона самого Труля Шлисовича внушала все возможные опасения. Он был стар, плешив, обладал длинными седыми патлами и имел лишь половину зубов, вторая, видимо, предпочла выпасть, лишь бы не жевать то, что он ест (об этом была отдельная страшная история). Ходил в каких-то лохмотьях и обносках невнятной серо-бурой гаммы. Один глаз его был вечно прищурен и леденил кровь встречных учеников, которые искренне верили, что так смотрят только когда подозревают в чем-то нехорошем. Но самое главное и ужасающее было то, что у страшного завхоза было три руки. Все три руки нормально функционировали и были даже немного мускулисты. Он работал здесь так давно, что никто уже и не помнил, откуда у него появилась вторая правая рука. Количество версий на эту тему давно перевалило за сотню, но наиболее любимой у всех была та, что он оторвал ее у кого-то из учеников и пришил себе, чтобы удобнее было пороть розгами (да-да, раньше, говорят, и такое практиковалось).


Мы с Тамаркой в нерешительности замерли на улице перед массивной железной дверью, за которой скрывался подвал.

— А говорят, что где-то далеко в подвале неучтенное кладбище есть, — глухо произнесла Томка, пялясь на дверь. — Там в двух комнатах пол — земляной. В первой закапывают тех учеников, кого можно опознать, а во-второй — монстротень всякую и руки-ноги людские по-отдельности.

— А откуда трупы-то? — браво хмыкнула я.

— Ты не знаешь? — прохныкала позеленевшая от своих же рассказов Томка. — Там в старом корпусе заколоченном, который позади зимнего спортзала, лаборатория, где всяких чудищ стряпают, как куличики. Ну, они, бывает, и вырываются и жрут кого на месте изловят. А так как дела это запретные МагГистратом, то они и прячут улики.

— Кто — они-то? — полепетала я, стремительно зеленея вслед за Тамаркой. Заколоченный корпус давно пользовался дурной славой у учеников и входил в лидеры по количеству страшных историй с его участием. Выглядел он так: серая грубая кладка, между блоков вместо цемента застыло выдавленным что-то темно-зеленое, заложенные камнями оконные проемы смотрят на мир, будто бельма. Корпус был необитаем и казался вообще выпавшим из другой, какой-то чересчур суровой реальности. Летом здание окружали заросли высокой, нехоженой травы, зимой — огромные сугробы. И даже тропинка, проложенная многими поколениями студентов прямо по газонам в обход специально оборудованных прогулочных дорожек, широким крюком отшатывалась от него, будто от прокаженного. То, что некоторые преподаватели частенько присматривают для себя персональных ассистентов среди обще-серой школьной массы — тоже ни для кого не секрет. Учатся такие ученики по определенной схеме, хотя и остаются приписанными к прежним группам и факультетам и посещают почти все занятия, а все свободное время проводят, перенимая ученый опыт и ассистируя у мастеров. Магия — наука пока не отшлифованная, и нет-нет, да и сверкнет новой гранью, вот маги и стараются — изобретают на благо народа. Иногда такие преемники могут не появляться в родных пенатах по нескольким месяцам, а на старших курсах, если верить сплетням, не являются на выпуск. Говорят, что они отправляются по заданиям наставников — редкую травку достать, или книжку какую, или опытный образец свозить коллеге мастера в другой город продемонстрировать. Но... не знаю, не знаю...

— Они, — глубокомысленно лязгнула зубами подруга, явно имея в виду какую-то могучую силу, и скорбно посмотрела на дверь. Ладно, трупы трупами, а отработка — не волк, в лес не убежит. А жаль.

В Школе вообще много тайн — вот и пойди, обыватель-младшекурсник, разберись, — где там правда, а где то, что нагородили неокрепшие юношеские умы твоих предшественников и собратьев по обучению. Пора школе выпустить в мир книгу «Правда о ГМ Школе. Предания, легенды и просто страшные домыслы». И автограф директора на развороте, на затравку.

Я, выдохнув, потянула за толстое кольцо, дверь медленно открылась. За ней скрывались выщербленные ступени, ведущие в узкий каменный коридор с еле чадящим вдалеке факелом. Внутри завывал воздух, гоняемый по туннелям, а на нас пахнуло затхлым запахом подвала, к которому, как мне показалось, доподлинно примешивался трупный душок. Мы с Тамаркой практически вросли друг в друга боками и, меленько переступая, двинулись вперед, сопя от страха. Дверь за нашими спинами выбрала подходящий момент и со зловещим скрипом закрылась. Мы сглотнули. Пошли несмело по темному коридору, в котором изредка появлялись темные провалы, ведущие то ли в комнаты, то ли в ответвления коридора. Я со страшным усилием вгляделась в один такой проем, и мне с готовностью примерещился скелет, прикованный кандалами к стене. Я с круглыми глазами повернула голову строго вперед и больше никуда не заглядывала.

Вдалеке раздался какой-то короткий ор, до нас с подружкой допрыгало лишь усиленное до баса эхо:

— И!...И!...И!...

Я бы предположила, что там, вдали, кто-то чихнул, но в таком месте как-то не выходило думать по-простому. Все казалось, что на каждом шагу здесь уловки неведомого врага, который только и ждет, чтобы жертва расслабилась и умерила внимание. Лучше готовиться к худшему. Тем более с Тамаркиной историей на аперитив. Мы дружно присели от страха и на дрожащих ногах еще медленнее пошли вперед, потому что я пыталась вперед себя толкать Тамарку, а она — меня. В каком-то из провалов я краем глаза заметила два зеленоватых круглых отблеска, больше похожих на чьи-то органы зрения и, не в силах уже сдержаться, тихонечко, уходя в ультразвук, завыла:

— Аы-ы-ы...

Сзади зашуршало, мы с Тамаркой застыли, чувствуя, как шевелятся синие волосы на затылке, и окостенело развернулись. Из прохода вышло нечто косматое, больше напоминающее заросшего старичка высотой локтя в два.

— Труль Шлисович? — неуверенно предположила Тамарка сиплым с боязни голосом.

— Что, ослепла, сердешная? — хмуро поинтересовался у нее дед и прошлепал волосатыми ступнями в противоположный проход, таща за собой холщовый мешок, который и издавал зловещий шорох: — Ходють тут всякие, ходють, а у меня потом вещи пропадають. И чего ходють? — разговаривал сам с собой незнакомец и пожимал плечами, — Нешто жить надоело?

Мы с Тамаркой постояли, и я сдавленным шепотом предположила:

— Может, это его сын?

После таких его слов я просто не знаю, каким чудовищным усилием мы заставили себя идти дальше. Лично я утешалась тем, что если что, наша смерть будет на совести директора. И воображение рисовало его, безутешно рыдающего у гроба и сморкающегося в платочек, и меня, лежащую с назидательно поднятым вверх пальцем и с лентой на груди, на которой написано «То-то же!».

Наконец мы дошли до чадящего факела. Напротив него был проем, ведущий в заставленное стеллажами помещение. На стеллажах были какие-то бумаги, коробки и куча всякого разного хлама. Мы с Томой неуверенно зашли внутрь.

— Труль Шлисович! — негромко позвала я.

Никто не откликнулся, мы пошли меж стоящими плотными рядами стеллажами, надеясь найти хоть кого-нибудь. Внезапно сзади раздался голос:

— Чего надо?

Мы с Томкой от неожиданности подпрыгнули на добрый аршин. За спиной стоял ископаемый, простите, искомый Труль Шлисович.

— У...у...ученицы мы, — заикаясь, выдавила Тамарка, пытаясь укрыться за мной.

— На отработку пришли, — добавила я, стоя столбом.

— Ага-а, — проскрипел завхоз, смерил нас долгим жутким взглядом прищуренного глаза, будто примеривался, с какой части тела нас лучше съесть, потом развернулся и пошел, скрипнув у самого выхода: — Ну пошли, ученицы.

Мы, не чуя под собой ног, пошли, боязливо переглядываясь. Тамарка делала мне непонятные знаки руками, при этом косясь на спину Труля Шлисовича, и, стоило тому закряхтеть или почесаться, замирала как ни в чем не бывало и только по ее округленным глазам можно было сказать, что что-то тут нечисто. Завхоз, взявший с собой факел, продолжительно вел нас вглубь подвала, петляя коридорами и усугубляя Тамаркины нехорошие подозрения и, соответственно, жестикуляцию (да и у меня самой не выходила из головы истерия про тайные захоронения), пока не дошел до ничем не примечательного проема. Внутри оказался хозяйственный склад. Труль Шлисович сунул нам в руки по щетке и дал мешочек с чистящим средством.

— Вычистите пол при входе на первый этаж, — и сам с собой забурчал: — А то все опять изгваздали, ироды, так бы и передушил всех, — и мечтательно задумался.

Мы молчаливо соглашались с ним. Потом довольно быстро вернулись в главный коридор и, когда уже стала видна дверь на улицу, мы с Тамаркой рванулись к ней, как к любимой маме. Труль Шлисович не отставал и явно желал сопроводить нас прямиком до выхода. Я поняла, зачем он это делал, только когда Тамарка уже выскочила на улицу, а я как раз собиралась последовать за ней. Меня грубо рванули за ворот и за шею прижали рукой к стене. Ноги мои болтались где-то над полом. Я хрипела, вращала глазами и понимала, что все-таки завхоз оказался кровожадным, все это время решал, кого из нас выбрать жертвой, и в итоге как всегда не повезло мне. А завхоз опять пронзил меня взглядом и, вплотную приблизив лицо (тут я зажмурилась), негромко рыкнул:

— Что ты делала ночью в Хольем укрене?

Пришла мысль, что или это весь мир сошел с ума, либо это сделала за всех я.

— Я не понимаю, о чем вы, — отдувался за меня мой язык. Тут на мое счастье Тамарка заинтересовалась моим долгим отсутствием и сунула внутрь нос. Рука на шее разжалась, я быстрее ветра выскочила на улицу и уже там часто задышала, чувствуя, как испуганной пичужкой колотится сердце. Безумный Труль Шлисович стоял за закрывающейся дверью, провожая меня странным взглядом. Нет, правду нам рассказывали старшекурсники: сумасшедший, он уже давно сумасшедший. Тамарке я ничего не рассказала, она и без того была под впечатлением (теперь она особенно остро почувствовала, как любит жизнь, и долго делилась со мной этой мыслью), да я и сама ничего не поняла, и мы отправились драить пол в холл на первый этаж.

Зато пока мы оттирали от пятен и всякой прилипшей гадости пол, одноклассники успели над нами вволю поглумиться, мстя за свое унижение.

— Интересное у вас хобби, — невзначай бросали они.

— Спинку почесать? — улыбчиво переспрашивали мы, потрясая грязными щетками.

На том и расставались. Правда, у меня складывалось такое ощущение, что они нарочно нарезали еще пару кругов прогулочным шагом, заставляя преследующих их зевак затаптывать только что вычищенный пол. Мы скрипели зубами, но поделать ничего не могли: холл — место общественное.

От непривычной работы мышцы на руках побаливали, и я мечтательно представляла, как у меня сами собой накачаются двухаршинные в обхвате бицепсы, и я смогу валить в нокаут по десять врагов за раз. Дочистив пол и сдав инвентарь Фросе Семеновне в ее ведомство, мы направились в комнату. Учебный коридор был удивительно люден, и я вспомнила, что именно с сегодняшнего дня начинаются дополнительные занятия по оборонной магии. До ужина еще оставалось какое-то время, и мы отправились в актовый зал.

На сцену был вытащен стол, и Линель Ивановна восседала за ним как дракон на горе золота одна в пустом зале.

— О! Девочки, подходите-подходите!

Мы послушно взошли на сцену и уселись на стулья перед столом.

— Ну, кем вы хотите быть? — дружелюбно смотрела на нас Линель Ивановна.

— Ну, мы не знаем, — неуверенно переглянулись мы с Томкой.

— А не хотите петь частушки? — улыбнулась учительница и, глядя на сомневающиеся лица, поспешно объяснила, — Ничего сложного. Будет несколько человек, одетых в костюмы, каждый исполняет по одной-двум частушкам.

— Почему бы и нет, — пожали мы плечами, — Не все ли равно?

— Отличненько, — обрадовалась Линель Ивановна и подсунула нам тетрадку для подписей. И когда мы расписались, удовлетворенно проговорила, — Хорошо, когда люди активисты: не только плакаты рисуют, но и с частушками выступают.

Мы насторожились и заскрипели мозгами.

— Погодите, что значит «не только плакаты рисуют»?- медленно спросила я.

— Мы ни на что такое не подписывались, — подтвердила Тамарка.

— А я разве вам не сказала? — удивилась Линель Ивановна и томно потерла переносицу, — Однако, какая я стала забывчивая! Личное распоряжение директора. Он наставительно рекомендовал вас в качестве художников.

— А что же вы нам говорили-то тут тогда про частушки? — спросила Тамарка с круглыми глазами.

— Мы тогда не будем петь, — пожала плечами я.

— Это было исключительно ваше желание, — отрезала Линель Ивановна, тыкая нам в носы тетрадкой с обманом выманенными подписями, и добавила уже мирно: — А у меня частушечников был недобор.

— Так нечестно! Вы нас подставили! — обиженно взревела я, вскакивая со стула. Тамарка только хлопала глазами и открывала рот от такого коварства прежде милой и тихой учительницы.

На это Линель Ивановна стала говорить, что мы переработали на отработке и сами не понимаем, как нам нечеловечески повезло попасть в список участников концерта. Выпихала нас из актового зала, не забыв крикнуть, чтобы завтра после ужина мы пришли на репетицию с придуманными частушками в репертуаре.

— Это называется — дорвалась, — подвела Томка итог, когда мы оказались в коридоре.

— Все-таки власть развращает, — поддакнула я ей. А сама стала думать: каково бы мне было, так сказать, у руля. По мне выходило очень даже неплохо, правда, насчет участи остальных такой уверенности не было.

Ужин прошел вполне мирно. К директору нас пока не вызывали, из чего я сделала вывод, что одноклассники решили не выносить личные споры на общественное обсуждение, правда, тогда повышалась вероятность новой мести, но пока об этом думать было некогда. Меня и Томку выше ушей загрузили безвозмездным трудом на благо общественных нужд.

В комнате мы с удовлетворением отметили, что наш синий окрас уже превратился в голубой, значит не сегодня-завтра сойдет.

— Ну мы чисто две упырки! — хохотнула Тамарка.

— Скорее естественно-бледные как ходячие умертвия, — поправила я ее, скалясь в зеркало и желая убедиться, что зубы во рту не раздвоились на острые иглы. А то вдруг какой побочный эффект от заклинания вылез — еще и правда заупыримся.

Уроков в первый день задать еще не успели, мы подхватили остатки вчерашнего обжорства, и пошли в гости к боевикам этажом выше. Парни опять были впятером. Мы нашли их в комнате Сапня и Лорга сгрудившимися вокруг стола. Они облокотились на столешницу и стояли, выставив зады, то и дело выдавая взрывы смеха.

— О чем тусуемся? — зашли мы, прикрывая дверь ногой. Молодые люди развернулись к нам.

— Ого! — восхитились мы, составляя провизию на ближайшую тумбочку.

У парней до запястья вместо одной из рук были разнообразные лапы.

— Здорово!

Я погладила мягкую шерстку тигриной лапы Лорга, он выпустил и втянул обратно острые когти и сказал баском:

— Мур! — все захохотали.

— Я тоже так хочу, — завистливо протянула Тамарка.

— С этого семестра начались уроки трансформации! — похвастался Маркус, тряся чем-то когтистым и зеленым.

— Сегодня был первый урок, — добавил Сапень, у которого лапа была волчья.

— А хвост тоже можешь отрастить? — спросила я у Лорга.

— Только если в него кое-что спереди трансформировать, — мерзко захихикала Томка. И запищала, смятая разъяренной общественностью.

— Эй, хватит лапать мою подругу! — возмущенно крикнула я, глядя на парней, стервятниками окруживших кровать, на которую они повалили Тамару.

— Не переживай, — ласково проговорил Сапень, сверкая глазами, — Нас на обеих хватит!

Я посмотрела на защекоченную до смерти Тамарку, которая икала на кровати, глядя в потолок, и медленно попятилась в коридор. Чтобы остановить в буквальном смысле озверевших дружков мне пришлось долго и быстро бегать по коридору, а потом подморозить пол, расплескав водичку из кувшина для полива растений с подоконника. Преследование застопорилось, парни попадали на зады, как спелые яблочки. Я, пользуясь их замешательством, прошмыгнула мимо. Но почти у самой двери мне в спину подло метнули заклинание обездвиживания и как таранное бревно внесли мое застывшее тело в комнату (что радует — дверь была уже распахнута), где Томка заставила кушаньями стол. Вследствие этого конфликт разрешился сам собой.

Парни, вернув себе человеческий облик, развалились на кроватях, удовлетворенно чавкая. Я подождала, когда все более или менее наедятся, и обратилась к Лоргу:

— Можно с тобой поговорить? — и добавила: — Наедине!

Все замерли, а потом заулюлюкали и маслеными голосками стали намекать, что коридор — место не уединенное и нам стоит лишь попросить, как все выйдут. Лорг дожевал, поднялся и пошел за мной в коридор, вытирая руки о штаны.

В коридоре мы встали к подоконнику, Лорг смотрел насмешливыми серыми глазами:

— Ну, в чем дело?

— Понимаешь..., — начала я и рассказала о странном вопросе нашего завхоза. — Что это может значить? Вы кому-нибудь говорили, что мы ходили в Холий укрень?

Лорг задумчиво покачал головой.

— Никто не знает. Да и зачем нам рассказывать? А Тамара?

— Нет, — я уверенно помотала головой. Постаралась представить, как Томка заговорщицки шепчет что-то завхозу на ухо, но не смогла, подруга скорее представлялась в обмороке от его вида, — Да как бы она рассказала, мы сейчас мало общаемся с людьми, а больше от них убегаем и прячемся.

Лорг ухмыльнулся, видимо, вспомнив свою вынужденную ночевку вместе с Сапнем на узкой кровати (удрученный жесткостью пола, Лорг всю ночь старался урвать себе место на кровати ворчащего и озлобленного недосыпом Сапня и, по-моему, под утро кто-то из них все-таки брякнулся на пол).

— Вроде ничего такого мы там и не делали, — пожал плечами.

— Просто странно все это, — вздохнула я. Про найденный амулет я парням говорить почему-то не стала (еще отберут), да и при чем здесь он?

— Если что еще будет, рассказывай, — сказал Лорг, и мы пошли обратно.

— Быстро вы, быстро, — с видом экспертов ехидно закивали друзья, когда мы вернулись в комнату.

— Ой да, тоже мне, можно подумать, вы сами часто это делаете! — махнула я рукой и по замершим в молчании друзьям поняла, что опять что-то не то сморозила. Пока, наконец, Маркус не отмер и, обиженно надув губы, не протянул:

— А что, мы такие некрасивые, что, по-твоему, и не нравимся никому?

— Да у нас толпы поклонниц! — поддакнул ему Кафык, — Даже сейчас вон в комнате парочка штук завалялась!

А ведь до этого я даже хотела принести искренние извинения и заверить мерзких парней в их красоте и великолепии! Я злобно взрычала и полезла умерщвлять всех голыми руками, благо после полотерства они у меня были натренированные.

— Что-о?! — задохнулась возмущением Тамарка и присоединилась ко мне с кличем: — Бей мужиков!


Вторая бытовая группа за прошедшие сутки, мало того, что уже устала все время все чесать, была доведена до бешенства и отчаяния постоянными шуточками, подколками, расспросами и навязчивым вниманием окружающих. Может быть, поэтому следующее утро многие их насмешники, а также некоторые из зевак встретили в несколько ином виде. Правда, спарить к заклинанию противодействия еще одно, да еще и вплести в него составляющую чесоточного цветка мстители так и не смогли. Это было лично наше с Тамаркой изобретение (со злости и не такое придумаешь). Поэтому они ограничились ставшим банальным окрашиванием. Утренние визги, крики, разъяренный рев и топот ног постепенно становились в школе чем-то обыденным.

Нашим последователям — одноклассникам, приходилось несравнимо тяжелее, чем нам. Их враги были не сосредоточены в одном месте, а разбросаны по разным курсам и факультетам, поэтому гадостей и пакостей на их рогатые и ушастые головы посыпалось как из рога изобилия. Про нас с Томкой все уже забыли. Битва перешла на другой уровень и медленно принимала масштабы школы. На последнее занятие и вовсе пришла лишь половина группы. Остальные приклеились к полу в одном из коридоров, а еще часть видели насильно затаскиваемыми в чьи-то комнаты так, что на косяках оставались отчетливые следы и борозды от цепляющихся до последнего рук.

После обеда мы с Тамаркой опять двинулись в подвал. Если честно, то у меня поджилки тряслись при мысли о ненормальном диком завхозе, но, как ни странно, он не ринулся на меня с тремя тесаками в руках, а опять повел нас куда-то по коридорам подвала. Мы пришли в какое-то невероятно захламленное помещение, в котором коллекционировали всякие разности начиная еще, наверное, с Первого пришествия демонов, настолько все было старым, трухлявым, ветхим и разваливающимся в прах. На виденный вчера довольно аккуратный склад это не походило, и Труль Шлисович обрадовал нас заявлением, что мы должны будем навести порядок в этой комнате, а как закончим с этой, то в следующей по коридору. Зажег нам пару факелов на стене комнаты и еще один в коридоре, сказал, что по истечении срока отработки за нами зайдет, и предупредил, чтобы не гуляли сами по тоннелям, если не хотим заблудиться и умереть. А мне заполз в голову червяк сомнения, который опасливо спрашивал: а «по истечении срока отработки» — это он имел в виду сегодня или через месяц? И «умереть» от чего — от жажды, от страха или все-таки от его ножа в спину?

Мы побрели по комнате, осматриваясь.

— И как здесь навести порядок? Рассортировать, что ли? — спросила Тамарка, проходя мимо потемневших от времени рассохшихся сундуков. — А раскладывать потом куда?

— Может, просто сжечь все и не мучиться? — я пожала плечами. Тамарка заинтересованно задумалась. — А что, тогда мы раньше освободимся, — дожимала я.

— Нет, как бы мы не задохнулись, это все-таки подвал, — вынесла вердикт Томка.

Наконец мы нашли у одной из стен наиболее аккуратную кучу барахла, и решили начать уборку с нее. То, что находилось в хорошем состоянии, мы стали складывать в кучу на свободном пятачке пола посреди комнаты, а мусор сгребали в отдельную кучу рядышком. Нам попадались и книги, рассыпающиеся в прах, плесневелые, некоторые были просто пожелтевшими; и всякие тряпки; и посуда; и лампы; и другие предметы быта и не только. Мы с Томой мечтали найти какой-нибудь клад, но пока что все клады трусливо прятались при нашем приближении. Мы не разобрали еще и десятую часть комнаты, и так увлеклись (среди вещиц попадались и очень необычные), что даже не заметили, как пролетело время, и появился Труль Шлисович. В этот раз до самой двери он нас не провожал, и мы спокойно попали на улицу.

Ужин в школе прошел в обстановке, приближенной к боевой. Ученики разных цветов окрашенности и одинаковой степени злобности в полном молчании поспешно поглощали еду, пригнувшись к своим тарелкам и настороженно зыркая по сторонам. Даже ложками о посуду все старались греметь понезаметнее, потому что боялись громким звуком спровоцировать конфликт или нападение. Наши же с Томкой лица почти вернули нормальный оттенок, и радовали глаз только несколькими нежно-голубыми пятнами.

И все-таки это произошло. Когда какой-то зеленый парень с боевого поставил подножку шедшему по проходу Тимофею, нашему одногруппнику. Секунду была оглушающая тишина, а потом раздался звук отодвигаемых скамеек. На поле действия, заступаясь за своего, вышел весь наш класс. Кто-то с задних столов метнул в них булкой, но перекинул, и булка пушечным ядром раздора улетела в кого-то за столами, что ближе к противоположной стене. Назад вернулись уже две булки. Началось всеобщее едовое побоище вперемешку с мордобоем. Стоял жуткий ор, мат и грохот. Мы с Тамаркой, по нелепому стечению обстоятельств оказавшись в самой гуще боя, как две мыши забились под стол и, подвывая избиваемым, переживали творящийся вокруг ужас под ним. Стол постоянно трясся, двигался, на него то и дело роняли что-то тяжелое и, по-моему, даже бегали прямо поверх скатерти по столешнице.

Кое-как отмывшись и приведя себя в порядок (в нас тоже успели метнуть парочкой тарелок с кашей), мы отправились в актовый зал. Кстати, повара, сбегавшие за директором, были неприятно удивлены, потому что он успел с утра уехать в командировку на семинар, делиться опытом с иногородними коллегами, и никто не знал, когда обещал вернуться. А учителя, призванные вместо него усмирять бесчинство на кухне, были сами обстреляны вкусной гречневой кашей и нежными биточками, и не смогли ничего поделать, пока не была выкинута и разбита последняя тарелка и последний нос.

В актовом зале уже собралось человек десять народа во главе с Линель Ивановной. Из нашего класса здесь никого не было (в понедельник им было немного не до записи для участия), но пара цветных учеников все-таки присутствовала, точно некий негласный признак морального упадка школьного социума.

— Здравствуйте, — поздоровались мы.

— О! Наконец-то! — суетливо проговорила учительница и потерла руки, — Теперь все в сборе.

Мы подошли к остальным, Линель Ивановна инструктировала:

— Значит так. Сейчас вы будете по одному подниматься на сцену и петь свои частушки. Я буду комментировать неудачные моменты, их нужно будет подправить. Остальные стоят внизу на авансцене вместе со мной, запоминают, какие ошибки нужно исправлять и исправляют у себя. Поехали.

Первой вышла незнакомая мне невысокая девушка с двумя косичками. Она, покачивая боками, звонко запела:


— Не ходите девки к склепу На свиданья страстны! Умрунам ведь тож охота И любви и ласки! Ух!

— Неплохо, — с видом сомелье откомментировала Линель Ивановна, — Жизненно. Зрителям понравится. Спасибо. Следующий!

Следующим, неуверенно покачиваясь, на помост выбрался высокий и тощий, как багалярина, красный парень и басом прохрипел:


— Палочку я потерял, И по жальнику гулял. Вот и стал я упырям Как приправа к сухарям,

— потом подумал и добавил, — Ух!

— Слишком мрачно, — поморщилась Линель Ивановна и возвышенно взмахнула рукой: — Нужно больше о магии! Спасибо. Следующий!

Следующей на помост, кряхтя, забралась Тамарка. Глаза на бледно-голубом из-за пятен лице горели изумрудными огнями, почти рыжая шевелюра пушисто топорщилась и улыбка сияла в тридцать два зуба — красотка! И, пританцовывая и размахивая руками, она звонко отбренчала:


— На ногах его копыта, На башке его рога. Не ходите девки замуж За такого ирода!

— и притопнула ножкой, — У-ух!

Я быстро-быстро (что аж зубы заклацали) зааплодировала, ко мне машинально присоединились остальные. Тамарка, продолжая скалиться, раскланялась.

— Очень неплохо. Задорно, весело. Мне нравится, — сказала, когда стихли овации, Линель Ивановна и опять отметила что-то в своем блокноте. — Спасибо. Следующий!

Потом на помост выбралась еще одна девчонка с курносым носиком и черными волосами. Это была Раста с природного, мы были шапочно знакомы. Она весело отплясала свою частушку:


— Пошла на реку купаться, Тронул ногу водяной. За такое непотребство Он заплатит бородой! Ух!

Все привычно уже начали хлопать, но Линели Ивановне почему-то не понравилось, она вскинулась:

— Какая речка зимой? Переделать. Спасибо. Следующий!

Следующей выбралась я. Показав полный рот зубов, я запрыгала как белочка с накинутым на плечи воображаемым платком:


— Ах куда деваться мне Бедной и безгрешной! Коль не стану я магичкой, Буду королевишной! Ух!

— и отбила по сцене дробь, задрав подбородок до потолка.

Зрители замерли в ожидании комментария настроенной скептически учительницы:

— Чересчур самонадеянно, но пойдет, — чтобы похлопать потом.

Следующим выбрался фиолетовый Егор с боевого:


— Гори-гори ясно Огненная сказка! Нашего-то колобка,

— тут он быстро создал огненный шар,


Не укусишь за бока!

Линель Ивановна торжественно провозгласила:

— Отлично! Да еще и наглядно! Всем равняться на Егора!

Мы поаплодировали, Егор раскланялся.

Следующим на сцену вышел плотный и упитанный Веня с бытового факультета, только годом старше нас. Веня, встав во вдумчивую позу, с выражением зачитал нам свою частушку:


— Тебя красивый дуб-дубок Распилю-ка на лубок. Рассердился дуб-дубок И упал мне на лобок.

Мы, переваривая, помолчали какое-то время, пока Линель Ивановна не переспросила недоуменно:

— Куда-куда?

И все потонуло во взрыве хохота. Я чуть не надорвала себе живот из-за чересчур богатого воображения.

— Ты без деток-то после этого не останешься? — хихикали девахи.

— Бедненький! — рыдал, лежа на полу от смеха, Егор. Я, кое-как сделав серьезным лицо, с авторитетным кивком высказывала переставшей контролировать ситуацию и оттого растерянной Линели Ивановне:

— Я думаю на выступлении в конце ему лучше не ухать, а охать.

Ученики, расслышавшие это, от смеха уже просто забились в конвульсиях.

— Ну, на лобик, — бормотнул, пылая красными ушами, Веня.

— Не, тогда не в рифму! — оппонировал ему кто-то из парней, и все загоготали с новой силой.


На следующее утро число окрашенных выросло в геометрической прогрессии. Незаконно окрашенными оказались даже некоторые учителя. В библиотеке возник ажиотажный спрос на книгу «Бытовые мелочи» в синей обложке с красными буквами за четвертый курс бытового факультета. В течение дня все происходящее переросло в банальное хулиганство и тихий терроризм. Народ на цыпочках перебегал от стены к стене. Заклинания накладывались на проходы в классы, в столовую, в туалеты, на коридоры. Человек с нормальным цветом кожи уже воспринимался как агрессор, враг народа и нарушитель общественного спокойствия. В школе даже самоорганизовалась бригада, которая вылавливала таких вот недостойных членов общества и подвергала их принудительному окрашиванию. На эти процедуры с удовольствием собирались посмотреть цветные зеваки. Кто-то уже вывесил на информационной доске объявление объединиться в клубы по интересам согласно цветам.

В Школе безнадежно разгоралась эпидемия форменного безумия.

Кульминация истории грянула через день, когда окрашенным оказался сам директор, неосмотрительно вошедший с главного входа. Он с развеселой улыбкой, дыша полной грудью, вошел внутрь с огромной дорожной сумкой в руке, и даже не сразу заметил, что пожелтел. Увидев в большом зеркале в холле нечто лимонного цвета, Тихон Петрович недоуменно потер глаза и даже начал что-то такое подозревать... и тут к нему, словно детвора за подарками, высыпал с радостными лицами (спасение прибыло!) разноцветный преподавательский состав, которому доложили о приезде директора. Говорят, директор так и сел, где стоял.

Результатом волнений в школе стало издание Магическим магистратом дополнительного указа, ограничивающего предметы приложения заклинания «Наложение цвета» за номером таким-то в разделе заклинаний без противодействия. В коридорах школы специально развесили объявления, гласящие, что несоблюдение закона будет считаться преступлением и классифицироваться как легкое хулиганство.

Виноватых в случившемся так и не нашли, все допрошенные, колотя себя в возмущенно выпяченную грудь, перекладывали ответственность на чужие плечи. Правда некоторые обрывки слухов до директора таки дошли, или же он сам строил какие-то догадки, но на нас с Тамарой он при случайных встречах в коридоре смотрел крайне долго и задумчиво. А мы с Тамаркой что? Ходили такие же розовые и зеленые, как и все, и ничего нам было не вменить. На отработке перебирали хлам в комнате, посещали лекции (кроме тех, которые пропали по независящим от нас обстоятельствам).

Кстати, плотник к нам все-таки заглянул... с новым замком и инструментами для его установки. Посмотрел, потоптался возле прожженной дыры, потом в сердцах сплюнул и, бормоча под нос неразборчивые ругательства и порывисто размахивая рукой, куда-то ушел и с тех пор еще не возвращался. А мы уже даже как-то привыкли жить с дырой и переодеваться за открытыми створками шкафа, подальше от любопытных глаз из коридора.

Одноклассники постепенно отошли от произошедшего и время от времени выискивали нас с Томкой по коридорам, преграждали дорогу и нехорошими голосами обещали нечто совсем уж ужасное на наши головы, и даже закатывали глаза, пытаясь доказать, насколько великолепны их злодейские замыслы. Один раз, будучи остановленной в шестой раз за день, я, взбешенно раздувая ноздри, поинтересовалась у Мариски:

— Ну и что вам все это дает? На коронацию-то вы все равно не попадаете!!

Парни заскрежетали зубами и наморщили лбы, а я поняла, что насыпала им соль на рану. На такое мне крайне злобно ответили, что они-то хотя бы свое удовольствие от мести получат, а мы на коронацию не попадем так же, как и они! В ответ на это я надменно расхохоталась им в лица и заявила, что это они так думают! Меня взяли на слабо, я взъярилась и согласилась на пари. И уже потом, спустив пар и оставшись в одиночестве, стала клясть свой болтливый язык, драть на голове волосы и думать, как же можно проникнуть на коронацию, чтобы сдержать свое слово. Воображение тут же нарисовало меня, жестикулирующую и доказывающую охране на входе, что я троюродная внучатая племянница двоюродной бабушки Императора и что я потеряла приглашение; а потом меня же, пытающуюся проникнуть через черный вход, прикинувшись грузчиком, но разоблаченную вследствие не выдерживания мной веса взваленного на плечи мешка и придавливания меня им же; а затем заискивающе улыбающейся суровому дяде-охраннику.