"Красные рельсы" - читать интересную книгу автора (Адамс Клифтон)Глава восьмаяКогда Конкэннон вошел в холл «Вояджер-отеля», дежурный встретил его словами: — Мистер Конкэннон, вас спрашивал сержант Боун. — Сержант Боун подождет. Что-нибудь еще? Несмотря на хорошее воспитание и профессиональную выучку, дежурный невольно задержал удивленный взгляд на изорванной одежде Конкэннона и его многодневной щетине. — Да, — сказал он, потянувшись к шкафу для писем. — Вам послание. Это была телеграмма из Чикаго от Джона Эверса. Тем самым Эверс давал понять, что Конкэннону грозит увольнение. — Прикажите принести побольше горячей воды, — сказал Конкэннон. — Мне нужно помыться. Он докрасна растирался мочалкой, но ощущение чистоты все не приходило. В памяти его возникали горящие ненавистью глаза Тюрка и изуродованное лицо Кроя. И после всего этого он по-прежнему ничего не знал о Миллере кроме того, что тот любил поволочиться за девчонками, был женат и имел ребенка. Он спросил себя, знала ли об этом Мэгги Слаттер. Пат Дункан, хозяин «Файн и Денди», встретил Конкэннона с явной враждебностью, но не удивился, увидев его целым и невредимым. — Миссис Аллард нет, — сказал он, не дожидаясь вопроса. — А где она? Повар опустил глаза. — Она… на кладбище. …Рядом со свежевырытой могилой стоял катафалк с двумя черными лошадьми; вдоль белой ограды кладбища выстроились в ряд многочисленные экипажи. У могилы собралось человек тридцать; двое работников похоронной службы снимали с катафалка гроб. — Важную персону хоронят? — спросил Конкэннон у одного из собравшихся. — Еще бы! Лучшую девочку из «Ночной магии». Убили ножом во время драки; кое-кто из бывших клиентов пришел проводить ее в последний путь. Худой священник в черном рединготе начал читать надгробную молитву. Присутствующие, главным образом мужчины, не проявляли к церемонии особого интереса. Они в ожидании стояли у готовой могилы, курили и задумчиво смотрели вдаль. Многие из них, вероятно, были пьяны, когда получили известие о похоронах, и теперь, казалось, сожалели, что пришли. По другую сторону катафалка стоял человек, которого Конкэннон уже где-то видел, и беседовал с двумя могильщиками. Конкэннон вспомнил: это был Лоусон, хозяин похоронного бюро. Вот один из могильщиков отпустил какую-то шуточку, и Лоусон украдкой захихикал. Конкэннон прошел сквозь толпу и оказался рядом с ним. — Мистер Лоусон, я ищу одну могилу и никак не найду. Не могли бы вы мне помочь? Тот быстро обрел прежнюю серьезность. — А, мистер Конкэннон, если не ошибаюсь? Ведь это вы приходили тогда с сержантом Боуном! Так чью же могилу вы разыскиваете? — Могилу Рэя Алларда, железнодорожного детектива, который погиб во время нападения на поезд. Лоусон на секунду задумался, затем лицо его прояснилось. — Ага, помню. Последний сектор, вон за тем большим дубом. — Он вздохнул и изобразил на лице подобающую случаю печаль. — Аллард… Грустные были похороны. Теперь припоминаю. Грустные во всех отношениях… — Что вы имеете в виду? Что они были печальнее всех остальных? — По крайней мере, с моей точки зрения. Лучше меня никто в этих местах не устраивает похорон. Это вам все скажут. Все было очень прилично. За такую низкую плату, да еще с закрытым гробом… Получилось вполне, вполне прилично. Но я остался недоволен, хоть и сделал все, что мог… Он грустно покачал головой, вспоминая эти похороны, которые не принесли ему никакого дохода. — Большое спасибо за помощь, — сухо сказал Конкэннон. Атену он увидел на песчаной дорожке за большим дубом. Перед ней на надгробной плите лежал скромный букет желтых осенних хризантем. Конкэннон остановился, закурил сигарету и стал ждать. Теперь, придя сюда, он не очень отчетливо представлял свою цель. Атена ничего не могла сказать ему о Тюрке, Крое или Эйбе Миллере. И ничего нового — о Рэе. Он пришел только потому, что хотел ее увидеть. Но он предпочел бы встретиться с ней в другом месте. Пусть даже в кафе или в той кондитерской. Где угодно, только не на кладбище. Но он не ушел. Он продолжал молча курить, наблюдая за ней. А она не знала или не хотела замечать, что за ней следят, и стояла у могилы бледная, красивая, неприступная, одна в целом мире… Церемония погребения проститутки подходила к концу. Могильщики засыпали яму красной глиной; присутствовавшие уже рассаживались по своим экипажам. Спустя минуту все разошлись, и на месте остались только добросовестные мистер Лоусон и двое его подручных. Атена наконец отошла от могилы и направилась к воротам. Ее бледность напугала Конкэннона, и он шагнул вперед. — Вы хорошо себя чувствуете, миссис Аллард? — спросил он. Она посмотрела сквозь него, словно не узнавая, затем с видимым усилием вспомнила, кто стоит перед ней. — Мистер Конкэннон, — сказала она наконец. — Да, я в порядке. Спасибо. «Как это нелепо, — подумал Конкэннон. — Я даже не решаюсь назвать ее по имени, а ей плевать, жив я или мертв». — За оградой меня ждет фиакр, — сказал он. — Разрешите отвезти вас в город? Она равнодушно кивнула: — Хорошо. Они молча пошли мимо могил. «Довольно большое кладбище для такого молодого городка», — подумал Конкэннон. Ему хотелось поговорить с ней о Рэе, о Дип-Форк, о двух бандитах, которых он убил. Но он не нашел нужных слов и лишь сказал: — Осторожнее, здесь камни… Он помог ей сесть в экипаж и уселся рядом: — Вы в кафе? Она покачала головой. — Нет. К миссис Робертсон, пожалуйста. Она даже не спросила, зачем он пришел на кладбище и что делал после их последней встречи. — Могу я вас кое о чем попросить, мистер Конкэннон? — сказала она после длительного молчания. — Да, мэм. О чем же? — Мне уже не стоит оставаться здесь и спасать честное имя Рэя. Неважно, что о нем думают другие. Мне достаточно собственного мнения. Я прошу вас прекратить расследование. Конкэннон посмотрел на нее. — Позвольте спросить, почему? — Я просто хочу обо всем забыть. Уехать и забыть… — Уехать? Она кивнула. — В Канзас, к родителям. Конкэннон испытал неприятное чувство, словно они говорят на разных языках. Никто из них не воспринимал ни единого слова собеседника. — Но объясните, почему вы передумали? Три дня назад, перед моим отъездом в Дип-Форк, вы считали, что в мире нет ничего важнее, чем сохранить репутацию мужа. — Я помню. Но я ошибалась. Мистер Конкэннон, неужели вы не можете понять: я хочу только одного — забыть! Кучер повернул с Седьмой улицы на Бродвей. — Боюсь, что железнодорожное расследование — более сложная вещь, чем вам может показаться, — медленно сказал Конкэннон. — Если я брошу это дело, им займется кто-нибудь другой. И я не смогу этому воспрепятствовать. Лицо ее сохранило прежнее бесстрастное выражение. — Конечно, вы правы, — сказала она, помолчав. — С моей стороны было глупо просить вас об этом. — Вовсе нет. Я понимаю ваши чувства. И постараюсь, чтобы расследование шло как можно более корректно. Она кивнула, думая уже о чем-то другом. — Когда вы собираетесь ехать в Канзас? — спросил Конкэннон. — Еще не знаю… Но скоро. Кучер остановил лошадей у пансиона миссис Робертсон. Атена повернулась к Конкэннону и впервые за всю встречу посмотрела ему в глаза. — Боюсь, что я доставила вам слишком много неприятностей, мистер Конкэннон… — Нет, что вы! — Извините меня, — сказала она, улыбнулась ему одними губами и ушла. Кучер посмотрел на Конкэннона. — Куда прикажете? — В бар «День и ночь», на Банко-Эллей. Ему вовсе не хотелось находиться в обществе Лили Ольсен, но пора было отчитываться перед сержантом Боуном. Устроившись у бара, Лили кормила Сатану сардинами из фарфорового блюдца. Она посмотрела на Конкэннона с полным безразличием, словно он был самым обыкновенным клиентом. — Тебя ищет Боун, — сказала она. — Просил, чтобы ты его подождал. — Откуда он узнал, что я вернулся? Лили пожала плечами. — Я не расспрашиваю Боуна о его делах, а он меня — о моих, — сказала она. — Но знаешь, он чем-то взбешен. По крайней мере, он злее, чем обычно. У тебя что, неприятности с полицией? — Вроде бы нет. Она взяла со стойки бутылку «Теннесси» и налила ему стакан. Конкэннон залпом выпил. Алкоголь согрел его желудок, и он с нежностью посмотрел на бутылку, прекрасно зная, что не найдет на ее дне решения своих проблем. Потом налил себе еще. Лили озабоченно посмотрела на него. Она была незлопамятна и не могла подолгу сердиться. — У тебя все в порядке, Конкэннон? — Я устал и неважно себя чувствую, но вообще-то все в порядке. — Мне незачем повторять, что я тебя предупреждала. И тем не менее… Конкэннон улыбнулся. — Помню, помню. Отличное виски. Выпьешь со мной? — Нет, спасибо. Мне нужно следить за кабаком. — Она беспомощно пожала плечами. — Можешь забрать бутылку наверх. А мне некогда. — Ты просто прелесть, Лили, — искренне сказал Конкэннон. — Если придет Боун, сказать ему, где ты? — Скажи, скажи. Он уже чувствовал небольшое головокружение. День выдался не из легких, и он опять забыл поесть. Конкэннон поднялся наверх, налил себе виски из бутылки и удобно устроился в кресле. Он сделал несколько глотков и почувствовал, как алкоголь горячими волнами начал разливаться по его телу. Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге возник Боун. В этом женском интерьере, среди украшений и кружевных занавесок, сержант казался вдвое крупнее обычного. — Я оставил вам в отеле записку, где просил встретиться со мной тотчас же после приезда, — проворчал он. — Я ее читал, но был занят другими делами. Присаживайтесь, Боун, отдохните. Одутловатое лицо сержанта покраснело и блестело от пота. Он вошел в комнату, хлопнув дверью, и посмотрел вокруг. — Типичная комната потаскухи, — сказал он, ухмыляясь. — Я смотрю, вы здесь как дома, Конкэннон. Детектив промолчал, справляясь с подступившей злостью. — Боун, последние несколько дней были для меня весьма утомительными, — сказал он наконец. — Я сильно раздражен. И не собираюсь выслушивать оскорбительные заявления в адрес моих друзей. Если вы по делу — говорите. Если нет — до свидания. Боун словно получил пинок под зад. Глаза его вылезли из орбит. — Вы пьяны, Конкэннон? — Пока нет. — Прекрасно, — сказал полицейский, садясь на один из резных стульев, — Расскажите о Дип-Форк. Вы виделись с Майером? — Да. — И что же? — Сержант нетерпеливо скрипнул зубами. — Он сказал вам, где Эйб Миллер? — О Миллере он знал не больше, чем я. Ну, сказал, правда, что он женат и что у него ребенок. Вы это знали? Боун помедлил, затем ответил: — Нет. Что еще? — Я убил двух человек. Наступила такая напряженная тишина, что Сатана приподнялся на диване и посмотрел на Конкэннона, затем на Боуна. — Мне кажется, — сказал Боун неожиданно тихо, — что вам следует начать с самого начала. — Их звали Тюрк и Крой. Это вам о чем-нибудь говорит? Боун покачал головой. — Скоро вы получите рапорт помощника старшины, который занимается этим делом, и узнаете обо всем официальным путем. Конкэннон рассказал о своих приключениях, начиная с засады на холмах и заканчивая перестрелкой у ручья. Сержант смотрел поверх головы Конкэннона, погруженный в свои мысли. — Как по-вашему, эти двое знали об ограблении? — спросил он, дослушав до конца. — Мне кажется, они были членами банды. Конкэннон рассказал, как Тюрк и Крой подстерегли Атену у пансиона, и от этого воспоминания у него опять похолодела спина. Услыхав о двух тысячах долларов, которые бандиты дали Атене Аллард, Боун напрягся. — Почему вы не сказали мне об этом раньше? — Я хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности. Чтобы думали, что миссис Аллард приняла деньги и отступилась. — Но это — сокрытие улики, Конкэннон! — Голос Боуна стал свистящим от гнева. — Я могу за это посадить вас за решетку! Конкэннон поднял бутылку и припал к горлышку. Боун едва смог удержать себя в руках и лишь посмотрел на него испепеляющим взглядом. Затем Конкэннон дорассказал всю историю до настоящего момента. — Итак, миссис Аллард хочет, чтобы вы прекратили расследование, — сказал, подумав, Боун. — Возможно, она права. Вы над этим размышляли? Конкэннон посмотрел на него. — Что вы имеете в виду? Боун по-волчьи оскалил зубы. — Сколько времени вы уже занимаетесь этим делом? Неделю? А результат? Погибли два человека, вам намяли бока, а потом устроили на вас засаду. О Миллере вы ничего не узнали. Может быть, пора передать дело кому-нибудь другому? — С удовольствием, если об этом распорядится Джон Эверс. Боун задумался. — Я вот размышляю о тех двоих, которых вы убили. Денег у них при себе не оказалось. Отчего же вы так уверены, что они участвовали в ограблении? — Но ведь были же у них две тысячи долларов на подкуп миссис Аллард! Снизу послышались крики и треск мебели. Видимо, возникла потасовка. Шум постепенно становился все громче: похоже, дрались уже у игорных столов. Издали донеслись свистки полицейских. Боун и Конкэннон почти не обратили на все это внимания. Они смотрели друг на друга. — Интересно, — спокойно говорил Конкэннон, пока внизу ломали столы, — сколько может зарабатывать сержант полиции в Оклахома-Сити? Полицейский мгновенно понял намек. — Едва хватает на жизнь, — сказал он сухо. — Если сержант честный… На улице раздался револьверный выстрел, вслед за ним — крик, снова выстрел, еще один… Конкэннон вдруг вспомнил, как Боун ходил с ним в конюшню перед его поездкой в Дип-Форк. Он даже выбрал ему лошадь. Кто-то указал Тюрку и Крою маршрут, который ему предстояло проделать в тот день. Может быть, сержанту Марвину Боуну надоело жить на мизерное жалованье полисмена и он решил подзаработать на стороне? Конкэннон посмотрел на сержанта, думая: «Не состоишь ли ты в банде, Боун? Ты, Миллер, Тюрк, Крой… Но где тогда деньги? И где Миллер?» Со стороны мэрии к бару бежала группа полицейских. Послышалась возня и крики: это нарушителей порядка уводили в «Тополиную рощу», как местные шутники называли недавно построенную за мэрией тюрьму. Сержант Боун не обратил на шум никакого внимания. Он откинулся на спинку стула и скрестил огромные ручищи на груди. — Я вижу, Конкэннон, что у вас появились какие-то соображения. Ну-ка, ну-ка? Конкэннон улыбнулся. — Я тут размышляю о совпадениях, Боун. Меня чуть не убили из-за вашего совета. Который, кстати, оказался не очень-то дельным. Вы посоветовали мне взять в конюшне серого мерина. Зачем? Чтобы убедиться, что бандиты не обознаются? Вот так мне все представляется. — Он наклонил бутылку, посмотрел на нее, но пить не стал. — Это между нами, Боун. Никто ведь нас не слышит. Ну, что, так все было или нет? Это вы поручили Тюрку и Крою убить меня? Боун и глазом не моргнул. — А зачем мне это было нужно? — Вы решили, что я опасен. Не знаю, почему. Мне не удалось сделать ничего из того, что я задумал. — Такие слухи распускать опасно, Конкэннон. — Я и не распускаю. Мы ведь здесь одни. Вам никогда не приходило в голову, что не только полицейским сержантам иногда надоедает их работа? Думаете, жизнь железнодорожного детектива намного приятнее? Боун засмеялся. — Вы меня удивляете, Конкэннон. Вы что, хотите меня загнать в угол и забрать часть добычи? — Почему бы и нет? Тюрк и Крой выбыли из игры, делиться с ними не нужно. К тому же это самый простой способ избавиться от меня. А вы этого очень хотите, судя по покушению. Боун весело посмотрел на него. — Понятно. Вы получаете свой кусок пирога, собираете вещички и уезжаете. Сколько вы хотели бы получить? Конкэннон пожал плечами. — По справедливости. Десять тысяч. — А где гарантии, что вы сдержите обещание? — Я могу написать вам расписку на десять тысяч долларов. Это позволит держать меня в руках. Боун некоторое время сидел с отсутствующим видом. Затем наклонился вперед и протянул руку. Конкэннон удивленно отдал ему бутылку. — Классное виски, — сказал сержант со вздохом, оторвавшись от горлышка. — Внизу такого ни за что не купишь. Все начнут показывать на меня пальцами и говорить: «Смотри-ка, Марвин Боун заодно с проститутками и игроками». Но я поклялся никогда не продаваться проституткам и игрокам… Он посмотрел на Конкэннона, откинулся на спинку стула и улыбнулся. — Хотя у каждого своя цена. Как вы сказали, мы здесь одни, никто нас не слышит. У меня тоже была своя цена. Будет и у вас. Только, по-моему, речь пойдет не о деньгах… Конкэннон почувствовал, как по спине побежали мурашки. Либо Боун пытался запугать его, либо был настолько уверен в себе, что мог говорить правду… — Да, — продолжал сержант задумчиво. — Мы купим вас не за деньги… а при помощи женщины. А именно — вдовы вашего старого дружка Рэя Алларда. Жаль, — вздохнул он, — лучше бы вы продавались за деньги. — В таком случае вам, возможно, придется скорее убить меня. — Может быть, вас, а, может быть, Атену Аллард. Сержант улыбнулся, как всегда хищно оскалив зубы. — Если вы, конечно, не предпочтете прекратить поиски. Конкэннон похолодел. В этом разговоре было что-то нереальное. Ему казалось, что он вот-вот проснется от кошмарного сна. Но Марвин Боун был вполне реальным. Это был все тот же здоровенный, тщеславный, хитрый и решительный полицейский, образцовый с виду, а на самом деле наемный бандит, вполне способный воспользоваться убийством как орудием нажима. Боун резко встал, отдал Конкэннону бутылку виски и покачал головой. — Похоже, я был прав, — сказал он, обращаясь словно к самому себе. — Я всегда говорил ему, что пугать вас бесполезно. И что рано или поздно вас придется убрать. — Кому? — спросил Конкэннон. Боун не услышал или не захотел услышать. — Я ухожу, Конкэннон. Берегитесь. Конкэннон услышал, как его будущий убийца спускается по лестнице, но ничего не мог поделать. О том, чтобы просить защиты у полиции, не могло быть и речи. В мэрии над ним стали бы смеяться. Кто поверит, что Марвин Боун — воплощение честности и мужества — берет взятки, грабит поезда, устраивает убийства? Конкэннон так и сидел с бутылкой в руке, когда вошла Лили. — Что ты сказал Боуну? Он вышел какой-то чудной… — У сержанта Боуна сейчас много забот. Она внимательно посмотрела на него. — Слушай, ты тоже вроде бы не в себе. — Мне нужно подышать воздухом. Хотя бы даже тем воздухом, который имеется на Банко-Эллей, — сказал он, протягивая ей бутылку. — Возьми-ка, я скоро приду. На углу Бродвея и Гранд-Авеню все тот же оркестр Армии Спасения играл «Бросьте спасательный круг». Конкэннон бросил в кружку двадцатипятицентовик, затем, подумав, прибавил еще полдоллара. — Благослови вас Господь, — сказала барабанщица. — Вы хороший, богобоязненный христианин… Конкэннон улыбнулся. Не то чтобы уж он был таким хорошим христианином, но спасательный круг мог ему вскоре понадобиться… Он поискал Боуна в толпе, окружавшей оркестр. Сержанта не оказалось ни здесь, ни на Банко-Эллей, ни на Бэттл-Роуд, ни на Хоп-бульваре. Но он не исчез бесследно, он где-то был, и в заднем кармане его брюк лежал «Кольт» сорок пятого калибра, а в стволе «Кольта» была пуля с надписью «Маркус Конкэннон». Конкэннон спустился по Бэттл-роуд и наткнулся на какого-то человека с залитым кровью лицом, лежавшего у входа в один из притонов. В этом квартале подобное зрелище давно перестало привлекать любопытных. Однако в этом окровавленном лице было что-то особое… Впрочем, лица как будто не было вовсе. В голове у Конкэннона словно приоткрылась какая-то дверца и сверкнул луч света. До этого смутная мысль предстала во всей своей ясности. Когда он говорил с хозяином похоронного бюро, тот вспомнил, что Рэя Алларда хоронили в закрытом гробу. Почему друзьям Рэя не позволили пройти у открытого гроба, как требовала традиция? Вдруг ему вспомнилось изуродованное лицо мертвого Кроя. Внутри у него что-то оборвалось. Он нашел решение задачи. Или, по крайней мере, знал, где его искать. Он вышел на дорогу и остановил фиакр, поворачивающий на Бродвей. — На Харви-стрит есть похоронное бюро, — сказал он кучеру. — Хозяина зовут… За спиной его внезапно вырос Боун. На губах его была все та же недобрая улыбка, но лицо казалось необычно бледным. — Кого собрались хоронить, Конкэннон? Конкэннон не ответил. Небрежным движением руки Боун отпустил фиакр. Мимо них по Бэттл-роуд дефилировали шумные вереницы людей, но Конкэннону казалось, что его окружает звенящая тишина. Некоторое время Боун пристально смотрел на него. — Вы догадались, верно? — сказал он наконец. Хитрить было бесполезно. Хозяин похоронного бюро теперь был тоже ни к чему. Конкэннон кивнул: — Кажется, да. Полицейский расправил широченные плечи и, казалось, вздохнул. — Я заметил это еще в «Дни и ночи». Вы тогда были уже близки к правде. Что ж, можем пойти прямо сейчас… — Куда? — А разве вы не хотите его видеть? Конкэннон удивился: — Он что, в Оклахома-Сити? — В шести кварталах отсюда. Полицейский подтолкнул Конкэннона плечом, направляя его в толпу. На Гранд-Авеню они свернули на запад и пошли по темной безлюдной улочке. — С таким везением вам бы в карты играть, — спокойно сказал Боун. Как раз в эту минуту Конкэннон не считал себя таким уж везучим. — Почему это? — глуповато спросил он. — С самого приезда вы шли по краю пропасти. — Боун восхищенно покачал головой, глядя на него. — Если б была на то моя воля, я бы давно уже вас застрелил. А когда вы смогли уйти от Тюрка и Кроя — это была уже настоящая улыбка фортуны! — Теперь она, кажись, перестала улыбаться, — мрачно заметил Конкэннон. Когда они добрались до угла Харви-стрит, в руке Боуна заблестел «Кольт». — Ей-богу, не пойму, зачем вам эта штука, — сказал сержант, сунул руку в карман Конкэннона и вытащил его «тридцать восьмой». Они молча шли по темной улице. Конкэннон мог только гадать, что его ожидает. Вопросы, занимавшие его до сих пор, утратили всякую важность. — Вы меня разочаровываете, Боун, — сказал он наконец, чтобы нарушить гнетущее молчание. Боун посмотрел на него и улыбнулся. — Я оставался честным целых четыре года. Другие подрабатывали на сутенерах, проститутках и игроках. Но Марвин Боун — никогда. Ни одного цента. — Он засмеялся. — В участке меня терпеть не могли… — И когда же вы перестали быть честным? — Когда ставка сделалась достаточно большой. — Он самодовольно вздохнул. — Я умел ждать. И знал, что час мой придет. Вот он и пришел. Сто тысяч долларов! От этого у любого может закружиться голова! — Сколько человек разделит их между собой? — Только двое. Он и я. Собственно говоря, вы оказали нам услугу, убив Тюрка и Кроя. Конкэннону вдруг стало жаль этих двоих. Они затратили столько труда, уже будучи вычеркнутыми из списка… Они достигли бедных кварталов Харви-стрит. Боун локтем подтолкнул Конкэннона к тропинке, ведущей на пустырь; там, недалеко от дороги, стоял какой-то невзрачный домишко. — Жилище не из шикарных, верно? — произнес сержант. — Как раз по карману честному полицейскому. — Он подошел к двери и постучал. — Это я, Боун! Я привел Конкэннона. Наступило напряженное молчание. Конкэннон словно слышал, как по ту сторону двери работает человеческий мозг. Затем раздался тихий невыразительный голос: — Входите. Боун повернул ключ в замке и открыл дверь. Когда они вошли, он тут же запер дверь на засов. Внутри было темно, как в подземелье, и слышалось чье-то тяжелое свистящее дыхание. Конкэннон почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Наконец Боун чиркнул спинкой и зажег фонарь, висевший над дверью. У противоположной стены на старой походной кровати лежал человек. В руках он держал «Кольт» сорок пятого калибра. Ствол был направлен на Конкэннона и едва заметно дрожал. — Ты его обезоружил? — спросил он у Боуна. Тот, улыбаясь, показал в ответ «тридцать восьмой». Человек удовлетворенно кивнул и опустил оружие. — Ты почти не изменился, Маркус, — сказал он с легкой задумчивой улыбкой. — А ты изменился, Рэй, — ответил Конкэннон. |
||
|