"Крестный сын" - читать интересную книгу автора (Алесько С.)

С. Алесько КРЕСТНЫЙ СЫН

I

У Правителя родилась дочь, и это очень его разочаровало. В стране, которой он правил, не было монархии, пожизненный глава государства избирался дворянским сословием. Дети Правителя могли, наравне с остальными дворянами, выставлять свою кандидатуру на очередных выборах. Закон не запрещал женщине встать у власти, хотя за всю многовековую историю в Алтоне была лишь одна Правительница. Теперешний Правитель отличался амбициозностью и рассчитывал, что его будущий сын тоже когда-нибудь станет управлять страной. А тут такой неприятный сюрприз!

Правитель носил титул герцога и происходил из старинного рода, пользовавшегося уважением и влиянием. Он посвятил жизнь карьере политика, женщины его всегда интересовали мало. Не то, чтобы он их не любил или, хуже того, предпочитал бы мужчин. Но его организм был так счастливо устроен, что нужда в женском обществе просыпалась в нем довольно редко. Вся его страсть и энергия били ключом на государственном поприще, свершения на котором и доставляли ему наивысшее наслаждение. Когда пришло время, он женился, ибо так поступало большинство. Невозможно достичь государственных высот, сильно отличаясь чем-то от других.

Его избранница, не менее родовитая, чем он, будучи единственной дочерью, унаследовала обширный феод. Красивая и страстная женщина на свою беду сильно привязалась к холодному, отстраненному мужу. В начале их брака красота и пылкость жены волновали его, к тому же он ждал появления сына. Герцогиня же не спешила подарить супругу наследника, и ставший Правителем герцог стал все больше отдаляться от жены, считая, что проведенное с ней время — невосполнимая потеря для государства. Он очень обрадовался, когда супруга забеременела, но рождение дочери разочаровало его необычайно. После этого он настолько редко проводил время с женой, что детей у них больше не было. Покинутая мужем, герцогиня полностью сосредоточилась на дочери. Малютку нарекли Евангелиной, но мать всегда звала ее Ив. Отец, напротив, никогда не называл ее иначе, как полным именем.

Правитель считал дочь самой крупной неудачей в своей жизни и не желал замечать в ней ничего хорошего. На самом деле девочка почти полностью унаследовала его характер и некоторые другие качества: ум, смелость, упрямство, прямолинейность. При этом она обладала потрясающей способностью притворяться, скрывая при необходимости истинные чувства и намерения. От матери ей достались красота, в несколько раз усиленная отцовскими генами, и страстность натуры. Евангелина начала производить впечатление на мужчин, едва выйдя из детского возраста, лет в двенадцать-тринадцать.

Детство и начало юности Ив провела с матерью. Это были счастливые годы, особенно летние месяцы, когда жена и дочь Правителя уезжали из душной каменной столицы в феод герцогини. Небольшой уютный замок матери выгодно отличался от огромного столичного дворца. Герцогиня с дочерью много времени проводили на природе, в окрестных лесах и полях. Ив росла отчаянным сорванцом, прекрасно плавала и ездила верхом. Она подружилась с добродушным капитаном замковой стражи, который научил ее стрелять из лука и владеть мечом. Последнее занятие давалось девочке лучше всего и очень нравилось, и это тоже было унаследовано от отца: мало кто мог сравниться с ним в этом искусстве.

Но all things move towards their end (Nick Cave, Do You Love Me?), настал конец и для счастливых дней Ив. Ее мать, полностью посвятившая себя дочери, в глубине души очень страдала от безразличия мужа. Эта неудовлетворенность из года в год подтачивала ее здоровье, и в конце концов, когда Ив исполнилось тринадцать, герцогиня тихо угасла одним летом в своем замке. Для девочки сметрь матери стала полным крушением ее мира. Ив надеялась, что никогда не интересовавшийся ею отец позволит наследнице остаться в материнском замке, но тот, приехав на похороны жены, объявил дочери: она едет в столицу. Девочка умоляла оставить ее в провинции, плакала, но мольбы наткнулись на непроницаемую стену. Тогда поняла, что мать погубила черствость отца, и возненавидела его.

Привезя дочь во дворец, Правитель решил заняться ее образованием и нанял лучших учителей. Девочка к тому времени знала от матери и наставников, приглашавшихся той, все, что полагалось благородной девице ее возраста. Отец не намеревался делать кругозор дочери шире, чем было принято. Она заикнулась об уроках владения мечом, но он так грубо ее высмеял, что девушка на много лет оставила эту тему. Не желая ни в чем подчиняться отцу, Ив очень быстро выжила всех учителей. Правитель нанял еще нескольких, но и их постигла та же участь. Опасаясь, как бы о несносном характере дочери не пошли разговоры, он решил оставить все как есть. Он не запрещал ей пользоваться обширной дворцовой библиотекой и не контролировал, что она читает, поэтому его дочь имела возможность приобрести весьма обширные познания во всех интересовавших ее областях.

Главной среди них была медицина. Ее мать неплохо разбиралась в этом предмете и сама готовила различные снадобья, как лечебные, так и косметические. Дочь с ранних лет помогала ей и переняла многие навыки. Каждое лето они собирали травы, готовили лекарства и пользовали ими нуждающихся в этом крестьян. Снадобья приобрели такую славу, что к герцогине Адингтон стала приходить за помощью беднота из соседних феодов. Правитель знал об этом и был недоволен, особенно тем, что иногда герцогиня оставляла у себя тяжелобольных и сама ухаживала за ними. Впоследствии он пытался запретить дочери заниматься «лЕкарством», но она отказалась наотрез, и поделать он ничего не смог. Ив выращивала кое-какие травы в дворцовом саду, но большую часть сырья покупала на городском рынке у травниц. Снадобья она испытывала на себе и дворцовых слугах, которые, как раньше крестьяне, были очень довольны. Правитель прекрасно знал, насколько хороши лекарства дочери, но пользовался ими лишь в случае крайней необходимости, когда никакие средства придворного лекаря не помогали. Он думал, что таким образом задевает Ив, ее же это очень веселило.

Помимо чтения и приготовления снадобий Ив открыла для себя еще одно занятие. Как-то раз, копаясь в библиотеке, она нашла в одном из запыленных скрипучих шкафов старинный план потайных ходов дворца. Тщательно изучив его, девушка обнаружила, что по ним можно пройти в любое помещение так называемой «старой» части замка, кроме темницы и сокровищницы, а три коридора вели за пределы дворца и заканчивались в городе. Проведя пару дней за обследованием стен в своих покоях, Ив нашла и смогла открыть потайную дверь.

Дворец Правителей, построенный много столетий назад, первоначально задумывался как крепость. За свою многовековую историю он достраивался и расширялся, но его основная, «старая» часть, представлявшая из себя гигантский прямоугольник с круглыми башнями по углам, оставалась неизменной. Изначально замок окружал широкий и глубокий ров с водой, но с течением времени вокруг разросся город, столица Алтона. Крепость стала жилищем Правителей, дворцом, откуда управляли страной, ров засыпали, а вокруг воздвигли высокую каменную стену, охватившую довольно большой прилежащий кусок земли. Там находились хозяйственные постройки, ристалище и большой дворцовый сад, разбитый во времена единственной в истории страны Правительницы.

Как смогла убедиться Ив, потайные ходы имелись лишь в стенах «старой» части дворца. Об их существовании давно забыли, и более поздние строители не пытались воспроизвести нечто подобное в своих творениях. Девушка не расстраивалась: придворная жизнь кипела именно там, куда можно было пройти по скрытым в стенах проходам. В пристроенных позднее частях располагались помещения для слуг и хозяйственных нужд. Правитель и члены его семьи, придворные и солдаты замковой стражи проживали в «старой» части. Там же находилось и большинство присутственных мест: кабинет главы государства, кабинет для заседаний министров, Приемный и Большой бальный залы и обширное помещение для занятий боевыми искусствами — Тренировочный зал.

Правитель полагал, что знает о потайных ходах все. В его кабинете тоже имелся план, менее подробная копия оригинала, который его дочь раскопала в библиотеке. Он об этом не подозревал и к тому же очень редко захаживал в лабиринт, ибо страдал клаустрофобией. Ив со временем проверила план, хранившийся у отца, и убедилась, что на нем не обозначены тайные выходы из замка, а значит, родитель о них не ведал. Среди придворных и слуг ходили страшные истории про потайные ходы в стенах, откуда по ночам якобы вылезали упыри и прочие вурдалаки, ими забавно было пугать впечатлительных дам и девиц, а также молоденьких служанок, только что из деревни, но по-настоящему никто в них не верил.

Ив обладала хорошей памятью и чувством ориентации, а также неограниченным временем, и освоить систему ходов для нее не составило большого труда. Потайные проходы шли в толстых каменных стенах замка. В них находились многочисленные замаскированные двери и глазки для подглядывания. Ширина большинства ходов позволяла спокойно и даже с удобством передвигаться по ним, не растопыривая локти, но в некоторых местах даже стройной девушке приходилось двигаться боком. Сеть ходов связывала все помещения «старой» части. С этажа на этаж вели узкие крутые лестницы в стенах. Ив, впервые попав в лабиринт, постоянно чихала от пыли и паутины, скопившихся там, но постепенно ей удалось расчистить любимые маршруты. К счастью, крысы в потайных ходах почти не встречались, а пауков она не боялась. Чтобы не спотыкаться в темноте, девушка обзавелась специальным фонариком: замкнутым латунным цилиндром с небольшими отверстиями сверху и снизу и маленькой дверцей сбоку, в который помещалась свеча или масляный светильник. Таким фонарем удобно было освещать дорогу, и, притененный перед открытием очередного глазка, он не выдавал подглядывающего.

Освоив потайные ходы, Ив почти ежедневно отправлялась шпионить за родителем и придворными. Скоро она стала прекрасно разбираться в политических вопросах и, подглядывая за отцом на его любимом поприще, в совершенстве освоила науку притворства. У нее и раньше было неплохое чутье на людей, а наблюдения за придворными довели его до совершенства. К сожалению, нравы двора сделали дочь Правителя не по возрасту циничной.

Не один год Ив пользовалась потайными ходами без ведома отца, но в конце концов ей пришлось выдать себя. У одной из придворных дам украли драгоценности, и подозрение, как обычно происходит в таких случаях, пало на ее горничную. Девушку должны были серьезно наказать. Ив, бродя по потайным ходам, случайно стала свидетельницей того, как драгоценности взял любовник дамы. Она не поленилась проследить за тем, куда он их спрятал. Дочери Правителя не хотелось вмешиваться в эту историю, но уж слишком противно было смотреть, как нагло и уверенно вел себя любовник, да и молоденькую горничную, недавно попавшую в столичный дворец из провинции, было жаль. Собравшись с духом, Ив пошла к отцу и все ему рассказала. Тот разозлился, узнав, что дочь шпионит за всеми, но еще больше оказалось его удивление. Он никак не мог понять, зачем девчонка выдала себя по столь пустяковому, с его точки зрения, поводу. Размышляя об этом, он пришел к выводу, что Евангелина все же обладает единственным положительным качеством: обостренным чувством справедливости. В результате правда в деле о краже драгоценностей восторжествовала. Правитель поначалу хотел запретить дочери пользоваться потайными ходами, но, поразмыслив, решил, что все равно не сможет ее контролировать. Он ограничился взятым с нее словом никак не использовать информацию, которую она почерпнет, блуждая по тайным закоулкам.

Подглядывая за придворными, Ив быстро узнала о сексе почти все: нравы при дворе были свободные, если не сказать распущенные. Пробелы знаний она заполнила, порывшись в библиотеке. Эта сторона жизни ее очень привлекала, она прекрасно изучила свое тело и без труда могла доставить себе удовольствие. Но ей хотелось перейти к более ощутимым вещам, а подходящий кандидат никак не находился. Ив, как уже говорилось выше, была очень красива и лицом, и фигурой, причем красота ее наполнялась различным содержанием в зависимости от настроения. Она могла быть чистой, ангельской, а могла — искушающей, демонической. Мужчины реагировали на дочь Правителя вполне однозначно: начинали пускать слюни, как она выражалась. Это крайне раздражало и расхолаживало девушку. Насмотревшись всякого за время блужданий по потайным ходам, она, конечно, не питала никаких иллюзий по поводу отношений между полами, но откровенная похоть вызывала у нее отвращение. Встречая незнакомого мужчину, первое, что она читала в его взгляде, было тупое выражение самца, которому не терпится покрыть очередную самку. После этого она уже ничего не могла с собой поделать, всякое желание пропадало. Возможно, ей просто не везло с мужчинами: придворные в большинстве своем отличались чванливостью, эгоистичностью и, мягко говоря, отсутствием благородства, у Ив же был совершенно иной склад характера.

Приятные эмоции у нее вызывали лишь гвардейцы — солдаты личной гвардии Правителя, несшие службу во дворце. Их набирали среди детей мелкопоместных дворян, и они в меньшей степени были развращены общественным положением и богатством, чем большинство придворных. Гвардейцам поначалу очень нравилась дочь Правителя. Ив, в свою очередь, неоднократно подумывала, не залезть ли в постель к тому или другому из приглянувшихся молодых солдат, но ее останавливало опасение, что об этом тут же станет известно. Гвардейцы жили в казармах на территории дворца и были очень дружны. Ив, частенько подглядывая за ними, оказывалась в курсе их любовных похождений и видела, что победы одного тут же становятся известны всем остальным. Да, за пределы их круга это не выходило, но дочь Правителя не желала, чтобы происходящее в ее спальне становилось предметом досужих разговорчиков в казармах. К тому же, огласка могла сильно повредить счастливому избраннику, навлекая на него гнев Правителя. Гвардейцы, не подозревавшие об этих моральных дилеммах, со временем изменили свое отношение к Ив, считая ее не в меру неприступной и бесчувственной. Каждый раз, когда в казарме появлялся новичок, начинавший восторгаться красотой дочери Правителя, они быстро вправляли ему мозги и именовали неприступную красавицу не иначе, как Ледяной девой. У подслушивающей Ив подобные разговоры поначалу вызывали неприятный осадок, но по мере того, как она взрослела и становилась жестче и циничнее, перестали волновать ее.

Правителя не радовала красота дочери, и очень раздражало производимое ею на мужчин впечатление. В дворянской среде Алтона существовала политика двойных стандартов в отношении женского целомудрия. Во дворце Правителя и замках всех крупных феодов нравы царили весьма свободные, мало кто придерживался верности в браке, это даже считалось дурным тоном. Тем не менее, жениться полагалось на девственницах. Конечно, в реальности мало кому так везло (или не везло?), но требовалось соблюсти видимость. Правитель считал дочь взбалмошной глупой девчонкой, от которой можно ждать любых неприятностей. Он решил выдать Евангелину замуж, как только той исполнилось шестнадцать. Нашел жениха, что при красоте, происхождении и богатстве девушки не составило труда, и, вызвав дочь к себе, поставил в известность: свадьба состоится через три месяца. Ив презрительно рассмеялась и заявила, что замуж она по выбору отца не выйдет ни через три месяца, ни через тридцать три года. Правитель был вне себя, но, не имея законного права принудить дочь к замужеству, чудом сдержался и сказал:

— Тебе не нравится жить со мной во дворце. Выйдешь замуж — получишь свободу.

— Свободу?! — Ив снова засмеялась. — Вы, конечно, невысокого мнения о моих умственных способностях, но я никак не предполагала, что считаете меня полной дурой.

Правитель еще больше нахмурился, но по-прежнему сдерживался.

— Какая же это свобода, — продолжала дочь, — если какой-то мудозвон запрет меня в другом замке, да еще будет сношать когда и куда ему заблагорассудится?

Отец никогда не старался сдерживаться в выражениях с бесившей его дочерью, а та оказалась способной ученицей. Правитель уже не первый год пожинал плоды собственного воспитания, выслушивая дерзости Евангелины.

— Ну ладно же, дрянь, — рявкнул он, окончательно выведенный из себя очередной казарменной тирадой девчонки. — Не хочешь выходить замуж по моему выбору, клянусь, я не дам тебе выйти по твоему!

— Очень огорчили! — Ив упивалась его гневом. — Я видела, до чего замужество довело мою мать, так что совсем не стремлюсь сменить фамилию!

Правитель хотел влепить ей пощечину, но Ив так ловко увернулась, что у него вырвалось:

— Почему ты не родилась мужчиной с таким характером и реакцией?

— Потому что мне хотелось идти вам наперекор с момента зачатия! — тут же нашлась девушка.

На этом закончилась первая и единственная попытка Правителя избавиться от дочери, выдав ее замуж.

Несвобода и постоянные стычки с отцом тяготили Ив. Лишившись матери и не видя от родителя ни капли душевного тепла, не говоря уж о любви, она была невероятно одинока. Все настоящие друзья остались в материнском феоде, а попытки сблизиться с кем-то при дворе быстро заканчивались горьким разочарованием. Примерно пару раз в год девушка месяц-другой старалась вести себя послушнее и сдержаннее, потом приходила к Правителю и кротко просила отпустить ее жить в унаследованный от матери замок. Он неизменно отказывал, даже когда просьбы свелись к позволению покидать столицу лишь на какое-то время. Правитель объяснял отказы неверием в хорошее поведение дочери. «Останешься без присмотра — натворишь глупостей», — говорил он. — «Я не предоставлю тебе возможности опозорить мое имя». Второй причиной являлась угроза безопасности единственной наследницы. На самом деле существовала третья причина, о которой отцу сказала сама Ив. Девушка полагала, что ему наплевать и на ее глупости, и на безопасность, он просто мстил дрянной девчонке за непокорность. Правитель, как обычно, не упустил шанса поиздеваться, но наедине с собой должен был признать, что доля правды в словах Евангелины есть, и дочь вовсе не так глупа, как ему хотелось бы.

Была доля правды и в опасениях о безопасности девушки. В Алтоне в те времена орудовала разбойничья шайка под предводительством некоего Жеребца. Никто не знал, кто он и откуда взялся, но результаты набегов не позволяли сомневаться в его талантах предводителя. Грабили люди Жеребца только богатых, в раздаче денег беднякам их никто не уличил, но малоимущие им и так симпатизировали. Все набеги означенной шайки проходили на удивление бескровно, злоупотребляли разбойники лишь похищением девиц и молодых женщин. За них обычно просили выкуп, хотя некоторые возвращались домой бесплатно. Большинство дам не распространялось о подробностях пребывания в плену, но постепенно стали просачиваться слухи, что предводитель разбойников, Жеребец, весьма неравнодушен к женскому полу. Якобы он не пропускает ни одной мало-мальски хорошенькой мордашки и обладает членом невероятных размеров, за что и получил свое прозвище.

Ив поначалу мало интересовали подобные разговоры, но постепенно Жеребец приобретал все большую известность, и она стала ловить себя на том, что с нетерпением ждет очередной истории о нем. Рассказывали их в основном мужчины, поэтому девушка долго ничего не слышала о разбойнике, кроме баек о его члене и непомерной любви к женщинам. Вскоре до нее стали доходить сведения и из женских источников, и тогда воображение дочери Правителя стали будоражить известия о молодости преступника, его привлекательной внешности и обходительности с дамами. Еще больше ее интерес разгорелся, когда глава государства решил положить конец проделкам молодчика и начал настоящую охоту за ним. На первых порах Ив радовалась, когда разбойнику удавалось избежать расставленных ловушек, а потом в голове у нее созрел план, заставивший мечтать, чтобы Жеребца поймали.

После смерти матери она задыхалась в столичном дворце, но в юности, едва выйдя из детства, не могла решиться покинуть его и уйти в незнакомый мир, от которого всегда была ограждена. Более того, в течение нескольких лет она всерьез рассчитывала надоесть отцу настолько, чтобы тот разрешил ей уехать в ее феод. Повзрослев, она поняла всю тщету своих надежд. Освободиться от власти отца можно, лишь сбежав от него. Девушка стала обдумывать планы побега. Как раз к этому времени эпопея по поимке Жеребца достигла своего апогея, и Ив решила, что стОит подождать и посмотреть на знаменитого разбойника. Вдруг он настолько хорош, что ей захочется сбежать с ним? Тогда она убьет двух зайцев одновременно: найдет себе мужчину и нанесет отцу такой удар, от которого тот не скоро оправится.

Девушкой овладела настоящая лихорадка ожидания. Она старалась не пропустить ни одного разговора Правителя о планах поимки Жеребца и в результате почти все время проводила у потайного глазка в стене отцовского кабинета. Она знала, что недавно разбойник чуть не попался, был ранен, но ушел благодаря невероятно искусному владению мечом. Теперь Тайная служба разрабатывала новый план поимки, основанный на информации осведомителя. Оказалось, Жеребец регулярно посещал один из столичных борделей, навещая какую-то особенную девку.

— Говорят, только она может принять его целиком, да и то с трудом, — стукач не преминул похвастаться своей осведомленностью перед Правителем.

— Очень уж просто все получается, если он действительно полезет туда, после того, как недавно чуть не попался, — задумчиво сказал Правитель. — Установите в борделе постоянный пост. Берите молодчика, когда он будет в постели, чтоб не успел до меча дотянуться, а то опять упустите, — отдал он распоряжения человеку из Тайной службы.

— Да, мой лорд, — ответил тот, поклонился и вышел.

С этого момента Ив почти перестала есть и спать. Желание увидеть Жеребца превратилось в наваждение. Она безвылазно дежурила в потайном ходе у кабинета Правителя, будучи уверенной, что пленника в первую очередь приведут именно туда. Однажды поздним вечером, на второй неделе ожидания, ее терпение было вознаграждено.

Ив сидела на корточках спиной к стене в потайном ходе и глядела на слабое мерцание, которое отбрасывал на каменный пол через открытую дверцу фонарика маленький огонек свечи. Устав от неудобной позы, она встала и в очередной раз взглянула в глазок.

Девушка увидела спину отца, он сидел за письменным столом и что-то читал. Ив в очередной раз стала от скуки разглядывать и без того прекрасно знакомую ей комнату. Кабинет Правителя был довольно просторным, с окном, забранным снаружи кованой решеткой. У оконной ниши находился большой круглый стол, за которым, как она не раз наблюдала, проходили наиболее важные совещания главы государства с министрами, послами или людьми из Тайной службы. Письменный стол располагался напротив двери, у стены с глазком. Перед ним стояли два кресла, но туда приглашали сесть далеко не каждого посетителя. Непокорную дочь Правитель обычно заставлял стоя выслушивать нудные нотации или гневные крики, в зависимости от того, что она себе позволила. Провинившиеся гвардейцы, которых он распекал, тоже должны были стоять. Стены комнаты, зашитые темными резными дубовыми панелями, и сводчатый потолок серого камня производили гнетущее впечатление. За окном уже стемнело, поэтому в двух массивных канделябрах горело множество свечей: Правитель не любил темноту.

Ив, чувства которой затянувшееся ожидание обострило до предела, вдруг подумала, что кабинет чем-то неуловимо напоминает своего хозяина. Ее отец, которому исполнилось шестьдесят три, отличался высоким ростом и худощавым сложением. Лицо Правителя вряд ли кому-то показалось бы красивым, но оно было благородно и мужественно, хотя его несколько портили надменность и отсутствие доброты. Синие непроницаемые глаза, узкие губы, ироничные морщины около рта, высокий лоб с залысинами по бокам, светлые, но уже изрядно тронутые сединой волосы: как резьба по дубу — благородно и изысканно, но так мрачно, так безрадостно. Ив вздохнула и уже хотела снова сесть, как вдруг в дверь постучали.

— Войдите! — ответил Правитель.

В кабинет зашел один из гвардейцев, несших караул у дверей, и сообщил, что Тайная служба привела человека. Правитель, еле сдерживая откровенную радость, приказал ввести пленника. Ив в своем укрытии едва дышала, колени ее ослабели, а сердце колотилось быстро-быстро, и стук громом отдавался в ушах.

Пленника втолкнули в кабинет и сняли с головы мешок.

— Развяжите ему руки, — приказал Правитель. — Не люблю беседовать со связанными людьми.

— Это может быть опасно, мой лорд, — предупредил один из конвойных.

— При наличии караула у дверей вряд ли. Он безоружен, да и я еще не дряхлый старец.

Конвойные выполнили приказ и вышли из кабинета.

Приникшая к глазку Ив не обманулась в своих ожиданиях. Пленник, одетый только в штаны из линялой, когда-то выкрашенной индиго парусины, был великолепен: высокий, хорошо сложенный, с крепкими мускулами, прорисовывавшимися под загорелой кожей, с густыми, рыжевато-русыми волосами почти до плеч. В его осанке и движениях была какая-то животная грация, свобода, непокорность. Даже в своем теперешнем положении, пленный, без надежды на милость, он вызывал не столько жалость, сколько восхищение. На минуту Ив покинули плотские желания, и она залюбовалась им как статуей или картиной, наслаждаясь лишь красотой линий и цвета. Впрочем, эти возвышенные восторги очень быстро прервала вполне земная мысль: «Если то, что у него в штанах действительно таких размеров, как говорят, я пойду на все, чтобы заполучить его».

Тем временем разбойник размял затекшие руки и взглянул на Правителя из-под падавших на лицо спутанных волос. Тот удобно устроился в кресле за столом и не спеша разглядывал пленника.

— Я думал, ты старше, — наконец, сказал он.

— А я думал, вы моложе, — к удивлению Ив, не полез за словом в карман разбойник.

— Не советую дерзить.

— Я пытался пошутить, — на лице пленника появилась ехидная кошачья улыбка, сильно не понравившаяся Правителю, и заставившая его дочь затрепетать от восторга.

— В твоем положении не стоит слишком веселиться. И еще: если ты не понял, я — Правитель этой страны, и все обращаются ко мне «мой лорд» или «ваше величество».

— Мне сказали, к кому ведут. И я прекрасно понимаю: в моем положении только и остается, что веселиться и обращаться ко всем так, как хочется.

— Тебе все равно, что с тобой будет?

— Разве у меня есть выбор? — спросил пленник и после небольшой паузы добавил: — А по большому счету, пожалуй, все равно.

Правитель иронично улыбнулся.

— Похоже на то, иначе ты бы держался подальше от столицы вообще и от своего любимого борделя в частности.

Разбойник ничего не ответил.

— Как тебя зовут?

— Думаю, вы знаете. Уже давно за мной охотитесь.

— Я знаю только твою кличку.

— А я так давно с ней живу, что не помню своего прежнего имени, — продолжал ухмыляться пленник.

— Да-а, тебе есть чем гордиться, под этой кличкой ты достиг многого.

Правитель смотрел на молодца с издевкой. Улыбка неожиданно исчезла с лица разбойника, и он горько усмехнулся.

— Гордиться мне нечем, — но тут же упрямо вскинул голову. — Но раскаяния вы не дождетесь.

— Мне не нужно твое раскаяние, будешь пытаться разжалобить суд или священника. Я хочу знать, кто ты на самом деле.

— Я могу назваться кем угодно, как узнаете, что не вру?

— Если б ты хотел, то уже давно сделал бы.

— Я просто не хочу говорить.

— Под пыткой все говорят.

Ив от этих слов стало не по себе, но разбойник не выказал ни страха, ни волнения.

— Будете пытать, только чтобы узнать имя? — с искренним удивлением спросил он. — Какая разница, вам ведь надо повесить Жеребца.

Правитель начинал недоумевать. Разбойник вел себя не так, как он представлял. Более того, судя по выговору и манере разговора, он не был простолюдином. Необходимо выяснить настоящее имя мальчишки по возможности не прибегая к пыткам, и проще всего это сделать, уколов его гордость. Она у него определенно имеется, пожалуй, даже в избытке: вон как головой вскидывает. Ни дать ни взять, породистый жеребчик, вот только из чьей конюшни?

— В делах должен быть порядок. Правитель обязан знать, откуда берется такая шваль как ты, — как можно более презрительным тоном произнес глава государства, дополнив слова соответствующим взглядом, и не ошибся в расчетах: пленник дернулся, будто его ударили.

— ФИлип Олкрофт.

— Что-о?

— Филип Олкрофт, это мое имя.

Правитель побледнел и поднялся на ноги. Он сверлил взглядом лицо разбойника. Тот не отводил глаз.

— Уж не хочешь ли сказать, щенок, что герцог Томас Олкрофт — твой отец?

Ив несказанно удивилась: пожалуй, никогда еще она не видела отца таким взволнованным. Происхождение пленника в данный момент ее не волновало.

— Да, он мой отец. Только очной ставки не надо устраивать. Прошло столько лет — он может меня и не узнать, а я не испытываю желания видеть его снова.

— Герцог Олкрофт уже пять лет как умер, — мрачно сказал Правитель. — Остается один способ узнать правду: снимай штаны.

Ив насторожилась.

— Зачем?

Известие о смерти отца (если герцог Олкрофт действительно приходился парню отцом), казалось, не произвело на пленника никакого впечатления.

— Уж конечно не затем, чтобы дать мне насладиться зрелищем твоего главного и единственного достоинства, — ответил Правитель не без сарказма. — Быстро, иначе я позову стражу, и их с тебя снимут!

Пленник пожал плечами и повиновался. Это казалось странным в такой ситуации, но он не спешил, не терял достоинства, движения его были даже красивы. Любуясь, Ив затаила дыхание и, наконец, увидела предмет своего вожделения обнаженным. Действительность превзошла все ее ожидания: сложен разбойник был потрясающе, а размеры его члена молва ничуть не преувеличила. Даже в спокойном состоянии он впечатлял, а стоило подумать об эрекции, так даже дух захватывало.

— Повернись ко мне правым боком, — приказал Правитель, брезгливо морщась.

— Хорошо, что не задом, у меня прям от сердца отлегло, — проворчал разбойник, поворачиваясь.

Правитель предпочел сделать вид, что не расслышал, а Ив в своем тайнике тихонько фыркнула в ладонь. Присмотревшись, она поняла, что хотел (вернее, боялся) увидеть отец. Сбоку на правом бедре пленника темнело хорошо заметное родимое пятно, по форме напоминавшее почку. При виде него Правитель заковыристо выругался и снова сел в кресло.

— Я могу одеться?

— Да.

— Вы хотели увидеть пятно? — спросил пленник, которого действительно звали Филипом, натягивая штаны.

— Я не хотел его увидеть, — последовал ответ.

Повисла долгая пауза. Правитель, рассеянно рассматривавший разбойника, с неудовольствием поймал себя на мысли, что мальчишка очень хорош собой, прямо как его собственная бестолковая дочь. Удивительно, как им с Томасом не повезло с детьми.

— Вы хорошо знаете… знали… моего отца? У него было такое же, — наконец прервал молчание пленник.

— Я не только знал твоего отца, но и был его лучшим другом, а также крестным единственного сына. И это пятно я видел много лет назад на ножке младенца, когда его окунали в крестильную купель.

— Мать твою… — вырвалось у Филипа.

— Заткнись и слушай! — тут же прервал его Правитель, быстро собравшийся с мыслями и принявший решение. — Ты мой крестник, щенок. Твой отец был великим человеком, прекрасным другом и верным соратником.

При этих словах Филип нахмурился и хотел что-то сказать, но промолчал.

— Не думал, что придется говорить такое, — продолжал Правитель, — но теперь я рад, что Томас не дожил до этого дня. Он считал: его сын мертв, лучше б так и было.

— Спасибо на добром слове, крестный. Вы можете сделать желаемое действительным хоть сейчас.

— Если ты еще раз позволишь себе раскрыть рот, пока я не закончу…

У Филипа внезапно возникло странное желание раскрыть рот и тупо воззриться на Правителя, но он счел за лучшее сдержаться. Ив почему-то представила себе то же самое и чуть не рассмеялась. Девушку радовало, что кто-то, наконец, позволил себе разговаривать с отцом в таком тоне, какого он, по ее мнению, заслуживал. Пленник начинал нравиться ей не только своей внешностью.

— Я не могу допустить казни единственного сына моего друга, к тому же приходящегося мне крестником. Не знаю, как поступил бы на моем месте твой отец, но я принимаю решение оставить тебе жизнь и дать еще один шанс, при условии, что ты пообещаешь навсегда покончить со славным разбойничьим прошлым.

— И вы мне поверите? — с мрачной иронией спросил Филип.

— Ты меня еще ни разу не обманул.

— Может, просто случая не было. Я ж преступник, шваль.

— Ты мог бы соврать насчет своего имени. И я рад, что ты вполне трезво себя оцениваешь, — хмыкнул Правитель, забавляясь норовом парня. — Это может стать началом исправления.

Снова возникло непродолжительное молчание. Ив не знала, радоваться или печалиться. Все планы летели к черту, отец налагал лапы на очень заинтересовавшего ее мужчину, хотя, с другой стороны, это давало возможность лучше его узнать, прежде чем совершать опрометчивые поступки. «Н-да, впечатление он производит, но все эти бордельные истории… Так даже удобнее: можно переспать с ним, а потом сбежать одной», — с долей цинизма подумала она.

— Так что ты решаешь? — прервал тем временем молчание Правитель. — Говоришь, тебе все равно. Попробуй начать сначала. Не сможешь — всегда успеешь попасть на виселицу.

— Мне нравится ваша прямота, крестный, — усмехнулся пленник. — Попробую. Даю вам слово: с этой минуты с преступным прошлым покончено.

— Хорошо. Но этого не достаточно. Какое-то наказание понести ты должен.

— И какое же? Прикажете высечь кнутом на площади и поставить клеймо на лоб?

— Почти угадал, — злорадно заявил Правитель. — Простоишь сутки у позорного столба и получишь десять ударов бичом.

— Небольшая плата за мои прегрешения, — сказал Филип, слегка побледнев. — А что вы скажете своим людям, которые меня схватили? И под каким именем я буду стоять у столба?

— Уж конечно не под именем твоего отца! Поймала тебя Тайная служба, они привыкли не задавать вопросов. С такими патлами лицо твое вряд ли кто-то хорошо рассмотрел, тем более, сейчас ночь, а в борделях не любят яркий свет.

— Не удивительно, что вы стали Правителем.

— Это ты о чем?

— На любой вопрос быстро находится вполне удовлетворяющий ответ.

— У тебя язык тоже неплохо подвешен. Посмотрим, есть ли при этом еще хоть что-то в голове.

— Ваш лучший друг считал, что нет.

— Своего отца вообще не поминай, а то я могу и передумать!

Филип помрачнел еще больше и опустил голову. Правитель встал, приблизился к пленнику и обошел вокруг, внимательно разглядывая. Потом остановился перед ним, и, схватив за волосы, заставил посмотреть себе в лицо. Они довольно долго глядели друг на друга, молодой человек не отводил глаз. Правитель, рассмотрев все, что хотел, оттолкнул голову крестника.

— На отца не похож, разве что осанка та же.

— В детстве мне говорили: я пошел в мать.

— Наверное, так и есть, герцогиню я знал плохо, — Правитель слегка задумался, вспоминая. — Дочь тоже не имеет со мной ничего общего, — вполголоса пробормотал он.

При упоминании о дочери на лице Филипа опять появилась так раздражавшая его крестного улыбка.

— А вы познакомите меня с ней? Говорят, она очень красива…

— Ну и наглец! — Правитель не удержался от недоброго смешка. — Даже если забыть, кто ты есть, какой отец станет знакомить тебя с дочерью, увидев, что у тебя в штанах? И вообще, с этого дня женщины для тебя не существуют, в особенности моя дочь.

Улыбка Филипа, совершенно очаровавшая Ив, тут же испарилась.

— Да пошутил я насчет знакомства. Мне принцессы и даром не надо, — буркнул бывший разбойник. — И что еще за условие насчет женщин? Это не по мне.

— А это я пошутил, — заявил довольный Правитель. — Поживешь в воздержании пару-тройку месяцев, там посмотрим. Сам подумай: если хоть одна женщина во дворце увидит твой инструмент, сразу пойдут разговоры. Тут и не самые сообразительные смогут связать исчезновение Жеребца с твоим появлением при дворе. Это мне не нужно, да и тебе, полагаю, тоже.

— Я не собираюсь портить ваших придворных дам и служанок, но в бордель-то почему нельзя сходить? — упорствовал Филип.

— Потому что я хочу подержать тебя несколько месяцев под домашним арестом. Думаю, меня можно понять. Да и воздержанию полезно начать учиться. Неужели тебе не приходилось обходиться без женщины? — с издевкой поинтересовался Правитель.

— Приходилось как-то около месяца, больше пробовать не хочу, — вполне серьезно ответил крестник.

— А надо. Самоудовлетворением заниматься я не запрещаю.

— С моим размером это сложно.

— Ничего, как-нибудь выйдешь из положения. Ну, а не нравится — дорога на виселицу открыта. Подумай: теперь ты попадешь туда не столько за преступные делишки, сколько из-за нежелания держать штаны застегнутыми. Удовольствие того стоит?

Филип помрачнел еще больше и промолчал.

— Я расцениваю молчание как согласие на все мои условия, — проговорил после небольшой паузы Правитель.

— Да.

— Отлично, — усмехнулся тот.

Правитель уже отошел от первоначального шока и был очень доволен, снова взяв ситуацию под контроль. Он оставил Филипа в живых в первую очередь из-за сентиментального чувства к старому другу. Но почти сразу прагматичный мозг главы государства стал фиксировать моменты, которые могли оказаться полезными в будущем. «В мальчишке что-то есть, он удивительно к себе располагает, хотя и не пытается, скорее наоборот. В смелости и самообладании ему не откажешь, к тому же явно не глуп и, судя по речи, образован. Впрочем, наверное, не слишком — он сбежал в шестнадцать или семнадцать. Похоже, не потерял остатки совести… Не в меру дерзок и любит придуриваться, но если я за него как следует возьмусь, может, и получится что-то путное», — думал Правитель, наблюдая, как угрюмый крестник переминается у стола с одной босой ноги на другую.

— Ну что ж, вроде бы все обсудили, — наконец прервал молчание глава государства. — Надевай мешок, караульные отведут тебя в подземелье. Спрашивать ни о чем не будут, так что постарайся сам рта не раскрывать.

Филип поднял с пола мешок и натянул на голову, Правитель позвал двух гвардейцев, несших караул у дверей кабинета, велел препроводить пленника в темницу и ни о чем с ним по пути не разговаривать.

Утром глава государства отдал распоряжение установить на площади перед дворцом позорный столб, а наказание назначил на следующий день. Его дочь, по-прежнему проводившая почти все время в потайных ходах, была в курсе событий. В назначенный день она, позавтракав, поднялась на крепостную стену и наблюдала за приготовлениями. Позавчера слова о позорном столбе скользнули по поверхности сознания: сказалось возбуждение от наблюдения за столь интересовавшим ее мужчиной. Теперь, стоя на стене и глядя вниз на площадь, заполнявшуюся народом, девушка все больше приходила в отчаяние от предстоящего.

Ив не слишком любила людей, но и не находила удовольствия в созерцании их страданий. Она никогда не устраивала мелких подлостей слугам, как это делали многие ее сверстницы из благородных семей, дабы потом насладиться зрелищем наказания «провинившегося». Правитель хорошо знал, что дочь терпеть не может кровавые действа на площади, поэтому удивился, застав Евангелину на стене.

— Что ты здесь делаешь? — с подозрением спросил он.

— Пришла понаблюдать за наказанием.

— Раньше ты никогда не проявляла интереса к подобным зрелищам.

Подозрения Правителя росли. «Девчонка постоянно шныряет по потайным ходам», — думал он. — «Наверняка не упустила шанса взглянуть на знаменитого Жеребца, а щенок недурен собой. Дальше все понятно».

— Я подсматривала, когда вы беседовали со своим крестником. Поздравляю, наконец, у вас появился сын! — в голосе Ив звучала издевка.

— Спасибо! Пришла поупражняться в остроумии? Боюсь, проку от такого сына будет не больше, чем от тебя, — Правитель облегченно вздохнул в душе.

— В связи с его бесполезностью вы устраиваете эту торжественную церемонию усыновления?

— Послушай, Евангелина, я знаю: тебе не нравятся бичевания и прочее. Ты уже поздравила меня, думаю, теперь пора уйти, — Правитель взглянул на площадь. — Да, так и есть, мальчишку ведут.

— Неужели вам приятно наблюдать за этим? — вдруг отрывисто спросила Ив.

— За справедливым и очень мягким наказанием? Не то чтобы приятно, но это убеждает меня в правильности моих действий. Ты ведь знаешь: я строг, но справедлив.

— Но вы же простили крестника, значит, можно обойтись без этого. Поступить справедливо в данном случае означает повесить его или отправить на каторгу. По закону он вполне это заслужил. А вы сохраняете ему жизнь, но не отказываете себе в удовольствии помучить и унизить лишь за то, что он портил кровь вашему другу и позволил себе неуместный тон в разговоре с вами.

Ив понимала: пора придержать лошадей, но не могла с собой совладать.

— Опять пытаешься убедить меня, что я жесток, несправедлив, мелочен и мстителен? Так, кажется, ты выразилась в нашей последней беседе? Не трудись!

Ив молчала, пытаясь успокоиться. Взгляд ее упал на площадь. Бывший разбойник уже взошел на помост, и глашатай читал приговор с вымышленными именем и преступлением. «Весьма гадким, не сомневаюсь», — подумала девушка и постаралась не вслушиваться.

— Им можно любоваться как произведением искусства, — задумчиво произнесла она. — Взгляните, какая гордая осанка. А ему сейчас изуродуют на всю жизнь спину и потом еще сутки толпа будет глумиться над ним и закидывать всякой дрянью.

Она на минуту замолчала, Правитель с тревогой следил за обращенным к площади лицом дочери.

— Отдайте его мне, отец, пожалуйста! — она взглянула на Правителя, не скрывая волнения, глаза умоляли. — Вы же говорите: толка от него не будет. А я смогу привязать его к себе, он не вернется на большую дорогу. Заберу в мой феод, и вы о нас никогда больше не услышите. Отдайте, прошу!

Глава государства побагровел от гнева.

— Да как ты смеешь! Я лучше повешу его, чем дам вам сойтись! Он опозорил имя моего покойного друга и свое собственное, а ты надумала заодно и мое втоптать в грязь!

Он хотел дать дочери пощечину, но сдержался, опасаясь, что их могут увидеть, схватил девушку за плечи и сильно встряхнул. Тут же молящее выражение на ее лице сменилось торжествующе-издевательским.

— Получилось! Получилось!

Она расхохоталась, хотя на самом деле ей хотелось расплакаться. Мольба Ив была вполне искренней, на секунду девушка подумала, что перспектива отделаться от них обоих придется отцу по вкусу. Правитель довольно грубо оттолкнул дочь.

— Как мне надоели твои штучки!

— Вы могли бы уже сегодня распрощаться со мной навсегда, если б выполнили мою просьбу! — продолжала издеваться она.

— Евангелина, как я понял, ты слышала мой с ним разговор и то, что я сказал парню насчет женщин. Уверен, он не посмеет нарушить это условие. Теперь говорю тебе: если ты взглянешь на Филипа, подойдешь к нему или тем более заговоришь, клянусь, как только это станет мне известно, я отправлю его на виселицу. Никакие твои просьбы, мольбы, слезы, уверения в том, что это была очередная безобидная шутка, не помогут. И его смерть будет на твоей совести. Тебе все ясно?

— Да! Отец, вы шуток совершенно не понимаете! Зачем мне, по-вашему, этот самец? Если б мне нужен был член, я давно подыскала бы себе подходящий, при вашем дворе в них нет недостатка!

— Не знаю-не знаю, может, ты ждала чего-то выдающегося? — не преминул уколоть дочь Правитель. — В любом случае, я предупредил.

В это время Филипа ставили лицом к столбу и зацепляли скованные кандалами руки за вбитый вверху крюк. Ив с Правителем имели возможность наблюдать бичевание от начала до конца, но после первых же двух ударов девушка почувствовала, как у нее выступают слезы. Она резко отвернулась и почти бегом кинулась прочь со стены.

Время до наказания Филип провел как в полусне. В последний год жизнь предводителя разбойничьей шайки настолько ему опротивела, что он начал совершать совсем уж безрассудные поступки. Последним из них стал поход в бордель, где его схватили тайные агенты. Разговор с Правителем в какой-то степени отвлек от мыслей о смерти. Молодого человека задело за живое, что он кому-то небезразличен, пусть даже из-за ненавистного, теперь уже покойного отца. Сам он давно поставил на себе крест и, не видя способа свернуть с выбранного много лет назад пути, опускался все ниже, но теперь появилась надежда. К тому же, перспектива суда и позорной смерти на виселице при ближайшем рассмотрении оказалась слишком уж отталкивающей и, не будем кривить душой, пугающей. Сутки у позорного столба и десять шрамов на спине выглядели на этом фоне конфеткой. Как и приказал Правитель, с Филипом никто не разговаривал. У него тем более не возникало желания поболтать. Голова была пустой, думать ни о чем не хотелось.

На площадь к столбу сын герцога Олкрофта вышел в том же замутненном состоянии сознания, практически ничего не видя и не слыша. Из приговора он разобрал лишь что-то о конокрадстве и соблазнении девиц. «Хотя бы по этим статьям расплачУсь с обществом», — мелькнуло у него в голове. Палач всыпал десять положенных ударов бичом, бывшему разбойнику удалось молча выдержать семь из них, потом он отключился.

Очнулся от ведра холодной воды. Его сняли с крюка, поставили спиной к столбу, а руки сковали сзади. Толпа на площади кричала и улюлюкала, вскоре полетели и первые гнилые фрукты-овощи, тухлые яйца и прочая дрянь. К счастью для Филипа, после меткого попадания довольно тяжелого и твердого, хотя и несвежего, плода по голове он опять провалился в небытие, на этот раз надолго. Его еще несколько раз отливали водой и по приказу Правителя поили, поскольку день был жарким. От этих коротких пробуждений в памяти остались боль, вонь и мухи. К вечеру он перестал приходить в себя.

В течение дня Ив несколько раз поднималась на стену и смотрела на площадь. Народа становилось все меньше, а слой отбросов на помосте увеличивался. В одно из таких посещений она снова столкнулась с отцом. Правитель неодобрительно взглянул на дочь.

— Придумала очередную шутку?

— Нет, всего лишь размышляю, кто вашего крестника будет ставить на ноги.

— Придворный лекарь, конечно. Коновалу не поручу, не беспокойся.

— Вы настолько доверяете вашему лекарю?

— Несколько ссадин даже он сумеет вылечить.

— В этом я не сомневаюсь, хотя вряд ли, хм… герцог… отделается так легко. Наверняка начнется заражение: слишком много отбросов накидали на плечи и верх спины, — Ив бросила взгляд на безвольно обвисшую фигуру у столба.

— Ничего, при таких неглубоких ранах для жизни это не опасно.

— Согласна. Только когда он будет бредить, может наговорить много лишнего.

Правитель выглядел озадаченным. Такой оборот ему в голову не приходил. Он задумался.

— Я могу выходить его, — как можно небрежнее произнесла после небольшой паузы Ив.

Правитель тут же напрягся.

— Зачем это тебе?

— Причин несколько, — девушка твердо взглянула на отца. — Во-первых, мне редко предоставляется возможность испытать снадобья на серьезно больных. Во-вторых, интересно послушать его бред. Думаю, это меня сильно развлечет, — она хохотнула и тут же капризно добавила: — Вы же знаете, как мне здесь ску-у-учно.

Ее отец махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.

— Ну и в-третьих, — продолжала дочь, — я потребую у вас за эту услугу исполнить одно мое желание по выбору.

Правитель задумался. Слова дочери звучали убедительно, подвоха он не чувствовал. Выглядела она тоже вполне беззаботно, от утреннего волнения не осталось и следа. «Мальчишка все равно проваляется без сознания, да и подыскивать сейчас какую-нибудь глухонемую сиделку времени нет», — подумал он. — «Пускай налюбуется вдоволь на его причиндалы, подумает дурной головой, каково с таким в постели, глядишь, потом будет меньше проблем.»

— Хорошо, — наконец без энтузиазма согласился он. — Но имей в виду: я буду лично и очень тщательно следить за состоянием парня. Как только дело пойдет к завершению горячки, твои услуги больше не понадобятся.

— Не волнуйтесь, я помню ваше предупреждение. Мне не нужна на совести хоть чья-нибудь смерть, — серьезно ответила Ив.

— И не питай особых надежд насчет желания. Я не отпущу тебя из дворца и не разрешу общаться с мальчишкой.

— Как вас задела моя шутка! Я прекрасно понимаю: на многое мне рассчитывать не приходится.

— Он будет жить в Западной башне. Сможешь пройти туда по потайному проходу?

— Думаю, да.

Ив почти не сомневалась, что отец поселит крестника в «старой» части дворца, а, узнав наверняка, очень обрадовалась. Она в любом случае добилась бы своего, но, имея в распоряжении потайные ходы, достичь заветной цели гораздо проще.

— Заранее приготовь в башне все необходимое. Сама приходи на рассвете, к этому времени парня принесут и приведут в порядок.

— Нет, пусть только принесут и положат в ванну, остальное я сделаю сама.

Правитель брезгливо фыркнул.

— Будешь наслаждаться, смывая помои? Значит, мужские причиндалы тебе не так безразличны, как ты пыталась показать?

Ив закатила глаза.

— Отвечаю по порядку: наслаждаться не буду, даже боюсь, стошнит, но если сделаю все сама, смогу быть уверена, что раны промыты так, как следует. А значит, в горячке ваш крестник проваляется гораздо меньше, и вы быстрее сможете получать удовольствие от его общества. Что до мужских причиндалов, то они, по моему глубокому убеждению, небезразличны прежде всего самим мужчинам. Все ваши разговоры в конце концов сводятся к ним.

— Ладно, как хочешь. Моим людям меньше хлопот. Не забудь: жду тебя в башне незадолго до рассвета.

Девушка молча кивнула и ушла со стены.

До раннего утра следующего дня Ив предстояло сделать немало. Она отправилась в свои покои в Южной башне замка, проверила запас необходимых снадобий и отнесла склянки к потайной двери в Западную башню. Проход оказался достаточно удобным, что не могло не радовать. Теперь предстояло самое главное: выяснить сколько входов существует в комнаты Западной башни и тщательно замаскировать все, кроме одного. Девушка прекрасно понимала: Правитель все проверит и прикажет наглухо забить или даже замуровать потайные ходы, после того, как Филип оправится. В ее планы это не входило.

Западная башня, как и Южная, предназначалась для жилья. Обе имели сходную планировку. Жилые помещения начинались с уровня второго этажа, там располагалась гостиная, из нее винтовая лестница вела в спальню, к которой примыкала просторная купальня. Из спальни узенькая лесенка шла на самый верх башни, не имевший крыши, а только высокий зубчатый парапет. В покоях Ив входы в лабиринт потайных ходов имелись в обеих комнатах, но Правитель знал только об одном из них, том, что в гостиной. Дверь в спальне девушка много лет назад тщательно замаскировала с обеих сторон. Ив довольно быстро убедилась — в Западной башне все устроено таким же образом. Дверь в гостиной была более очевидной и располагалась за большой картиной. Вход в спальне, как и в ее комнате, оказался спрятан внутри гардероба. Она проверила, нет ли крупных щелей по контуру потайной двери, не тянет ли оттуда сквозняком. Поддувало только в одном месте у пола, там легко приладить с обратной стороны полоску войлока для изоляции. Дверь открывалась на узкую каменную лесенку, спускавшуюся к основному проходу в стене второго этажа. Достаточно установить в основании лестницы легкий маскирующий экран из разрисованной холстины, и проход в спальню станет невидимым из лабиринта.

Остаток дня Ив провела за изготовлением и установкой экрана. Маловероятно, что Правитель, страдавший клаустрофобией, полезет в лабиринт, но она решила подстраховаться. Девушка прекрасно знала: отец сдержит обещание и прикажет повесить Филипа, если узнает о ее планах. Когда она закончила, до рассвета оставалось несколько часов. Разумнее всего было поспать, ведь в ближайшие пару дней для этого вряд ли представится возможность.

Ив слишком волновалась, и сон не шел, пришлось принять несколько капель снотворного собственного приготовления. Девушка установила специальные часы на три утра. Заводя их маленьким ключиком, она неожиданно погрузилась в воспоминания. Похоже, побочный эффект сонного снадобья… ЧуднЫе часы привез в подарок Правителю один из заморских послов в те далекие времена, когда Ив исполнилось три года, и герцогиня еще была жива. Засыпая, девушка увидела картину: отец показывает матери, как работают часы — ставишь специальную стрелку на час, когда нужно проснуться, и заводишь, а когда заданное время настает, раздается громкий звон. Маленькая Ив крутится поблизости, звонок приводит ее в необычайный восторг. Мать умиляется, отец удивлен, поскольку полагал — девчонка испугается и разревется. Его удивление так велико, что он уступает просьбам жены и оставляет часы ей, дабы она могла развлекать их дочь…

Ив проснулась от резкого дребезжания, голова после крепкого сна соображала плохо. Перед глазами плавало лицо отца, удивленное и непривычно молодое. Девушка тряхнула головой, отгоняя воспоминания и навеянный ими сон. Через пару секунд она окончательно осознала свое настоящее, подумала о Филипе, связанных с ним надеждах, и низ живота сразу налился сладкой теплотой. Сейчас она, наконец, увидит красавчика вблизи, сможет прикоснуться, даже поцеловать… Потом, сообразив в каком он будет состоянии, она брезгливо сморщила нос.

«Н-да, до поцелуев придется потрудиться, да еще вокруг будет крутиться отец со своим бдительным взглядом и вечными придирками. Надеюсь, овчинка стоит выделки», — подумала Ив, одеваясь. — «Папочкин крестник, конечно, очень хорош, и с чувством юмора, кажется, все в порядке, но все эти рассказы о бесчисленных женщинах… Если он такой же похотливый кобель, как и остальные… Впрочем, я хотя бы смогу попробовать мужчину. Красивого и опытного. Уж кто-кто, а он точно никому не разболтает. А если разболтает, ха-ха, получится как с любовниками королевы Фиамар: заплатит за ночь со мной своей жизнью.» Впрочем, кровожадные мысли не задержались в голове дочери Правителя. Она почему-то была уверена: этот мужчина подойдет ей не только внешне. Скорее всего, такая уверенность происходила из очень сильного желания, чтоб так и оказалось.

Еще не светало, но Ив решила отправиться в Западную башню. Вряд ли отец будет дожидаться рассвета: темные делишки лучше проделывать в темноте. Дойдя до места, она заглянула в один из потайных глазков. В купальне было пусто, но снизу донесся приглушенный шум, похоже, Филипа поднимали по лестнице. Да, так и есть. Судя по всему, его как следует облили водой где-то на улице, чтобы смыть основную грязь. Мокрые волосы облепили лицо, голова бессильно болталась, и Ив почувствовала необычно острый приступ жалости. «Только бы не выдать себя перед стариком», — подумала она. Тем временем два человека из Тайной службы аккуратно положили бесчувственное тело в ванну и оглянулись на вошедшего вслед за ними Правителя.

— Вы свободны, спасибо, — бросил он им.

Те молча поклонились и ушли. Правитель медлил, прислушиваясь. Когда шаги уходивших затихли, он спустился вниз и запер дверь в покои изнутри. Повернувшись, чтобы идти наверх, почти налетел на дочь, выходившую из потайного хода. Девушка специально появилась в комнате на глазах у отца: пускай сразу узнает, где находится скрытая дверь. В этом случае вряд ли станет так уж тщательно обшаривать другие стены.

— Осторожней! — прошипела она, держа на вытянутой руке средних размеров корзинку. — Так от лекарств ничего не останется!

Правитель промолчал и сделал жест рукой, приглашавший пройти вперед, на лестницу. В купальне Ив пристроила корзинку в угол и стала доставать какие-то пузырьки, Правитель наблюдал за ней.

— Отец, вы не могли бы пока срезать с вашего крестника штаны? — Ив протянула ножницы, злорадно усмехаясь про себя.

У Правителя, как она и предполагала, плохо получалось, поэтому, закончив отбирать снадобья, она взялась за ножницы сама. Ее жутко раздражал родитель, нависавший сзади. Наконец Ив не выдержала.

— Послушайте, если вы не можете ничем помочь, уйдите, пожалуйста, в комнату и проверьте, открыты ли там окна.

— Я не хочу оставлять тебя…

— Что за ерунда! — перебила она. — Вы же не будете сидеть здесь вместе со мной постоянно! А если собираетесь, то и выхаживайте парня сами, раз у вас много свободного времени.

— Ладно, успокойся. Позовешь, когда понадоблюсь.

Правитель вышел, борясь с желанием изо всех сил хлопнуть дверью. Ив с отвращением швырнула мокрые тряпки, оставшиеся от штанов, в ведро для мусора, и стала набирать в ванну воду. Ее родная страна находилась на юге, но недостатка в воде не испытывала, купаться и мыться местные жители любили. В богатых домах обычно устраивали роскошные купальни со всеми удобствами. Во дворце Правителей они были верхом совершенства, а вода поступала в трубы из природного горячего источника, находившегося на территории замка. Такие родники частенько встречались в Алтоне, некоторые, как и дворцовый, били из земли мощным фонтаном. Население давно научилось использовать их для домашнего водоснабжения. Сейчас дочь Правителя в очередной раз порадовалась, что в замке нет проблем с водой вообще и с горячей в особенности, привести отцовского крестника в порядок не составит труда. Сложнее избавиться от стойкого запаха помойки. На этот случай Ив захватила с собой кое-что из косметических средств собственного приготовления. Вылив в воду пару бутылочек эликсира, основной составляющей которого была лаванда, она сразу ощутила, как становится легче дышать.

Девушка убрала волосы с лица Филипа и окинула взглядом все тело. Спереди ран и ссадин почти не было. Кровоточили натертые кандалами запястья, да на груди и плечах виднелись несколько синяков. Лицо пострадало сильнее: один глаз заплыл совсем, другой подбит, рассечена бровь и губы. В стоящих у позорного столба запрещалось кидать камни, но это порой случалось, хотя присутствовавшие при наказаниях солдаты и пытались следить за порядком. Зубы бывшего разбойника, к счастью, уцелели, но щеки изнутри и губы были искусаны до крови. «Лучше б кричал, к чему это геройство?», — с жалостью подумала Ив. Ощупав голову, она обнаружила пару шишек среднего размера. «Сограждане у нас меткие», — промелькнуло в голове. — «Эх, только б не разреветься при старике. Тогда точно отправит из дворца. Я столько лет этого добивалась, а теперь меньше всего хочу!»

Ее мысли прервал Правитель, заглянувший в купальню. Бросил взгляд на разбитое лицо крестника и поморщился. «Может, Евангелина и права, не стоило устраивать это представление», — подумал он, но, вспомнив нахальную улыбку Филипа, решил, что тот получил по заслугам. С помощью отца Ив посадила больного и осмотрела его спину. Там алели довольно широкие полосы: похоже, бич не только рассек кожу, но и местами вырвал ее. Верхние раны были сильно загрязнены и уже воспалились. Руки девушки ощущали необычную теплоту кожи Филипа, значит, заражение началось. Она попросила Правителя подержать крестника, а сама промыла страшные борозды сильной струей воды. Парень застонал, но не очнулся. Правитель хотел положить бесчувственное тело назад, но Ив попросила подержать его еще немного.

— Я должна помыть ему голову.

— Чушь! Состриги волосы, а потом побрей, — разозлился Правитель.

— Не буду. Он и так уже достаточно изуродован, — вырвалось у Ив.

— Что?

Она перепугалась, но тут из глубины памяти пришло спасительное воспоминание.

— Я помню, как вы заставили мать обрить меня за какую-то провинность, когда я была ребенком, — выпалила она, придавая голосу истеричный оттенок. — Делайте что хотите, но я его брить не стану и вам не позволю сделать это сейчас.

Правитель злобно засопел, но ничего не ответил, а его дочь подумала: «Какая-то ночь воспоминаний. Сначала часы, потом это… Впрочем, с волосами удачно получилось. А из снотворного снадобья нужно попробовать мандрагору убрать, скорее всего, это она так память освежает.»

Наконец, все было закончено. Ив вытерла Филипа, и вдвоем с отцом они перетащили его в спальню на кровать. Он весь горел, и при этом трясся будто от холода. Ив заставила его выпить растворенное в воде лекарство, затем обработала раны и ссадины.

— Сколько времени понадобится на выздоровление? — сухо осведомился Правитель.

— Горячка, надеюсь, пройдет за пару дней. Раны на спине более или менее заживут где-то через неделю. Следов на лице не останется совсем дней через десять, может, раньше, — ответила Ив.

— Хорошо. Сиди при нем, пока горячка не пойдет на убыль. Я буду регулярно наведываться. Может, когда-то отпущу тебя поспать, если дело затянется. И не забывай о моем предупреждении!

— Оно непрерывно звучит у меня в ушах, — съязвила Ив.

Правитель ушел, заперев за собой дверь снаружи на ключ. Девушка спустилась вниз и задвинула изнутри засов, обезопасив себя от неожиданного появления отца. Потом вернулась в спальню, удобно устроилась в кресле рядом с изголовьем кровати и взглянула на Филипа. От того великолепного самца, каким она увидела его впервые, ничего не осталось, кроме члена под одеялом да отвоеванных ею волос. Она улыбнулась.

— Ну, вот мы и остались наедине, а я даже не могу поцеловать тебя в губы — больно сделаю. Впрочем, тебе сейчас все безразлично: и поцелуи, и боль.

Какое-то время девушка сидела, с удовольствием вспоминая, как ее подопечный дерзил Правителю. Потом подумала о цене, которую ему пришлось заплатить за привилегию говорить, что хочешь. Снова вспыхнула злость на отца. Немного успокоившись, Ив решила побороть остатки своей скромности и посмотреть на мужчину поближе. Она встала и откинула одеяло.

— Если б они знали, кто ты на самом деле, они бы метили не в голову, а сюда, — прошептала она, разглядывая его мужское достоинство.

Ей вспомнилось, как брезгливо морщился Правитель всякий раз, когда его взгляд упирался Филипу ниже пояса, и она тихо рассмеялась. Потом девушка присела на край кровати, нежно провела ладонью по плечу и руке мужчины, по его груди, животу, бедру. Кожа, несмотря на сжигавший тело жар, была приятной на ощупь, и Ив безумно захотелось прижаться к нему своим обнаженным телом. «С этим, к сожалению, придется подождать», — подумала она. Девушка разглядела несколько тонких белых шрамов от небольших ран, нанесенных мечом. Эти аккуратные полоски выглядели даже привлекательно, но она вдруг представила, как будет теперь выглядеть спина бывшего разбойника, и погрустнела. Спустя пару секунд Ив набралась храбрости и дотронулась до члена. Даже в спокойном состоянии он был увесистым и знчительным, а тонкая кожица на нем — необычайно мягкой и шелковистой, этот контраст удивил девушку. «Какой же он огромный! Получится у меня полностью принять его?» — подумала она, не в силах оторвать ни взгляда, ни рукИ. Ив продолжала играть с внушительным достоинством и вдруг, неожиданно для себя самой, нагнулась и скользнула по нему губами, потом поцеловала. Член в ответ на нежные прикосновения дернулся и начал приподниматься, хотя его хозяин оставался неподвижным. Она поспешно отстранилась и нехотя набросила на мужчину одеяло. Ей очень хотелось продолжить, но ситуация казалась нелепой: воспользоваться избитым человеком, лежащим без сознания. Это напомнило Ив методы Правителя, и желание пропало.

Весь день Филип в беспамятстве метался в кровати: жар становился сильнее. Девушка сидела рядом, поила больного водой и снадобьями. Насчет медицинских экспериментов она, конечно, солгала. Благодаря урокам матери Ив прекрасно знала, что делать и чем лечить, и ей очень хотелось поскорей поставить бывшего разбойника на ноги. К вечеру у Филипа начался бред. Девушка вслушивалась, стараясь ничего не пропустить. Она рассчитывала таким образом многое узнать и не обманулась в своих ожиданиях. Прежде всего, она значительно пополнила свои знания ненормативной лексики. Постоянно доводя отца, она наслушалась всякого, но Филип загибал такие обороты, что хотелось схватить бумагу, перо и записывать. Его речь нередко сбивалась на грубый простонародный говор, в особенности когда он вспоминал что-то из своей разбойничьей карьеры. Немногочисленные детские воспоминания и относящееся к общению с женщинам, излагалось вполне цивилизованным языком. Слова лились из его рта нескончаемым потоком. Ив слушала и гадала, понимает ли она правильно или домысливает события и ситуации так, как ей это больше нравится. Уж слишком много у них получалось общего: мать Филипа умерла, когда он был еще ребенком, отношения с отцом никогда не складывались, похоже, он сбежал из дома и стал разбойником, пытаясь посильнее досадить старому герцогу. Сомнения относительно его отношений с родителем отпали после очередного набора малосвязных фраз, явно относящихся к разговору с Правителем:

— Отец — великий человек… для вас… если б просто нормальный… я бы не стоял сейчас… без штанов…

Среди детских воспоминаний периодически всплывал некий дядя Данкан, явно не питавший привязанности к наследнику герцога Олкрофта. О женщинах больной говорил не так много, как она ожидала, и не твердил в беспамятстве какое-то одно женское имя. Ив порадовало, что, судя по бреду, бывший разбойник — гораздо более галантный кавалер, чем все вместе взятые придворные.

Стараясь ничего не упустить из слов Филипа, Ив не сразу расслышала становящийся все более настойчивым стук в дверь внизу. Она тут же вскочила и побежала проверить, кто там. Это оказался Правитель. Он не скрывал своего неудовольствия по поводу запертой изнутри двери. Дочь, не моргнув глазом, заявила, что не желает отвечать на вопросы дворецкого и старших слуг, которые имели ключи почти от всех помещений дворца и обожали совать вовсюда любопытные носы. Правителью пришлось принять объяснение девчонки, ибо привычки прислуги она описала очень точно. Он отдал Ив корзинку с едой, и поднялся в спальню. Крестник лежал спокойно и что-то неразборчиво бормотал.

— Давно бредит?

— Несколько часов.

— И как, интересно слушать?

Правитель брезгливо взглянул на дочь. Та совершенно не смутилась.

— Большей частью да.

В этот момент Филип заговорил громче, перешел на простонародный говор, а потом разразился потоком ругательств.

— Да-а, ты узнАешь много нового!

— Во всяком случае, теперь в разговорах с вами мне не придется использовать ваши же выражения, отец, — надменно проговорила Ив.

Правитель хмыкнул. Девчонка и без разбойничьих нецензурных перлов заставила б покраснеть и его гвардию, и замковый гарнизон впридачу.

Как и предполагала Ив, горячка продолжалась около двух суток. Филип метался в жару и бредил, несколько раз открывал глаза, но явно не сознавал, где находится. Девушка не отлучалась от его постели. Правитель периодически наведывался в Западную башню, но, видя плохое состояние крестника, надолго не задерживался. К началу третьих суток жар начал спадать, и, в конце концов, больной спокойно заснул. Ив решила покинуть пост, но перед уходом не смогла отказать себе в удовольствии и, убрав с лица спящего разметавшиеся волосы, легко поцеловала в губы. Она чуть помедлила, склонившись над ним, а он вдруг открыл глаза и совершенно осмысленно взглянул на нее. Ив растерялась, не зная, как поступить, он попытался что-то сказать, но не смог, а через секунду вновь провалился в сон. Дальше задерживаться было рискованно, девушка отправилась по потайным проходам в покои отца, разбудила его и сообщила об окончании дежурства у постели больного.

— Думаю, завтра утром ваш крестник проснется и сможет поддерживать беседу, — сказала она. — Пару дней он будет очень слаб, пусть ему приносят только легкую пищу. Я оставила на столике лекарства и записку как их принимать. Раны нужно смазывать, пока они не зарубцуются, иначе он разбередит их во время сна.

— Хорошо, — ответил Правитель. — Я тебя не благодарю, думаю, ты свою награду уже получила, налюбовавшись на это «произведение искусства». Да еще желание…

— Было бы на что любоваться! — фыркнула Ив. — Избитая, изуродованная плоть. А с желанием у вас тоже не разбежишься.

На этом теплая беседа отца и дочери закончилась, Ив отправилась к себе отсыпаться, а Правитель вызвал дворецкого, приказал ему срочно найти каменщика и замуровать потайную дверь в стене нижней комнаты Западной башни. К удивлению дворецкого, его величество сам проконтролировал выполнение этой работы.