Глава 16. Русский ответ

На следующий день Лиза сидела с родителями перед телевизором и сухими глазами смотрела в экран. Стиснув зубы, она слушала диктора, рассказывающего о погроме, устроенном накануне в Воронеже, как он выразился, "фашиствующими молодчиками".

Около пятисот русских парней в черных рубашках, разбившись на группы, ураганом прошлись по студенческим общежитиям Университета, по ближайшим к нему ночным клубам и дискотекам с сомнительной репутацией, куда, как мухи, слетались «голубые» посетители и начинающие наркоманы из обеспеченных семей. Они не преминули заглянуть с "дружеским визитом" на главный городской рынок и в несколько хорошо известных оперативникам уголовного розыска кабаков, которые в качестве «штабов» облюбовали для себя этнические криминальные группировки.

Вооруженные обрезками арматуры, бейсбольными битами и натренированными кулаками молодые русские националисты были хорошо организованы и обучены тактике ведения уличных боев. Множество иностранных студентов и торговцев были жестоко избиты, дискотеки и ночные клубы разгромлены.

В бандитских притонах криминальные «гости» из Ближнего зарубежья, давно уже чувствующие себя хозяевами на русской земле, попытались организовать не имеющим огнестрельного оружия «чернорубашечникам» вооруженный отпор и ранили некоторых из них. Однако после первых же выстрелов со стороны залетных "горных орлов" из припаркованных рядом с местами их «гнездований» неприметных машин выскакивали люди в камуфляже и в масках и поливали притоны автоматным огнем, бросая напоследок сквозь осыпавшиеся витрины боевые гранаты.

Погибло несколько десятков заезжих бандитов, среди студентов — только двое.

"Нигериец Махаммад, — чуть ли не рыдал диктор, — этот выдающийся спортсмен и всеобщий любимец, был насмерть забит бейсбольными битами".

Та же участь постигла и его лучшего друга — студента… Тут диктор осекся, но со второй попытки все-таки выговорил трудную для произношения фамилию.

"Этот безвинно погибший юноша даже не был иностранцем, — с надрывом сообщил телеведущий, — его папа — наш родной, до боли любимый, российский нефтяной магнат".

"Око за око, зуб за зуб!" — вспомнила Лиза древний православный Завет, около трех тысяч лет назад один к одному переписанный в Тору ее создателями. "За что боролись, на то и…" — усмехнулась она про себя, не испытывая ни малейшей жалости к «безвинному» отпрыску папы-"нефтяника".

О "выдающемся спортсмене" и "всеобщем любимце", в котором наркоманы и в самом деле не чаяли души, Лиза старалась вообще не думать. Одно только воспоминание об его черной осклабившейся физиономии вызывало у девушки омерзение, будто на лесной тропинке солнечным летним утром ей довелось столкнуться с огромной безобразной жабой! Теперь эта жаба раздавлена русским сапогом…

Мать Лизы неожиданно всхлипнула.

— Мама, ты что?! — изумилась дочь.

— Там ранили нескольких наших ребят, а ни у Леньки, ни у Глеба телефоны не отвечают, — взяв из рук мужа стакан холодной воды и сделав глоток, пожаловалась мать.

В вечерних новостях сообщили новые подробности вчерашнего массового погрома.

Дикторы сетовали на то, что милиция и ОМОН прибывали к местам беспорядков слишком поздно: боевые группы русских националистов, выполнив каждая свою акцию, успевали мгновенно раствориться в толпе горожан. Сделать это удавалось им исключительно просто: по завершении акции устрашения парни снимали с себя черные рубашки, под которыми были надеты обычные летние футболки самых различных расцветок, и, не особенно спеша, расходились в разные стороны.

Разгадав эту нехитрую тактику, милиционеры и омоновцы стали хватать на улицах всех подряд молодых людей, вызывавших у них подозрения этой бросающейся в глаза приметой — цветной футболкой!

С задержанными сначала проводили профилактические беседы на месте, для убедительности используя кованые ботинки и резиновые палки, потом швыряли их в автобусы и такие же задушевные беседы на тему "кто в городе хозяин?" продолжали уже в отделениях милиции. После короткого, жесткого вразумления всех тут же отпускали. К удивлению самих стражей порядка, ни один молодой человек славянской внешности подозрения у них не вызвал, поэтому среди задержанных таковых не оказалось!

Во вчерашних событиях выяснились еще две странности.

Во-первых, в университетские общежития отрядам русских националистов удалось просочиться скрытно, каким-то непостижимым образом незаметно миновав бдительную охрану, а потом так же незаметно исчезнуть!

Охранники подвергшихся атаке общежитий недоуменно пожимали плечами, зачарованно смотрели в потолок и, ни к селу, ни к городу, цитировали отрывки из романа Герберта Уэллса «Человек-невидимка».

Во-вторых, глазки всех телекамер наружного наблюдения, расположенных в местах беспорядков, неизвестные злоумышленники заранее залепили жвачкой, поэтому никаких видеоматериалов по возбужденному уголовному делу следствию добыть не удалось.

Привлеченные по делу в качестве потерпевших иностранные студенты сначала утверждали, что все нападавшие были русскими, но после продолжительных бесед с дотошными оперативниками почему-то начинали клясться, что это были пьяные австралийские аборигены. Один пострадавший, студент «африканской» национальности, кося на следователя уцелевшим глазом, даже заявил, что узнал в одном из «чернорубашечников» переодетого пигмея из людоедского племени, промышляющего по соседству с его собственной деревней!

Свидетелей погрома среди горожан обнаружено не было. Тогда органы охраны правопорядка решили прибегнуть к самому радикальному средству информационного воздействия на массовое сознание — телевидению.

Молодой полковник милиции, дружественно улыбаясь с экранов, призвал свидетелей вчерашних событий безбоязненно явиться в ближайшие РОВД для дачи показаний.

Он напомнил горожанам об их гражданском долге и заодно, пользуясь моментом, подробно объяснил как нужно правильно сушить сухари. Граждане этот полезный кулинарный рецепт на всякий случай старательно записали, но в милицию не пошли.

Следствие, едва начавшись, тут же зашло в тупик!

Леонид и Глеб вернулись на следующий день.

Прогуливаясь под руку с Глебом по пустынной кленовой аллее, Лиза плакала. Ее любимый молчал, терпеливо дожидаясь, когда она выплачется, и в бессильной ярости сжимал сбитые о чужие ребра и зубы кулаки.

Все, что он мог сделать, чтобы смыть нанесенное девушке чудовищное оскорбление, он сделал. Но этого было мало! Необходимо было смыть, стереть, уничтожить образы чужого духа и крови, силой навязанные юной русской красавице, повинной лишь в том, что она свято хранила свою чистоту, тем самым навлекая на себя злобу и ненависть тех, для кого эта чистота была вызовом и угрозой.

В Воронеже после успешно проведенной акции устрашения распоясавшихся «гостей», вновь позволившей русским людям на какое-то время ощутить себя хозяевами на собственной земле, немногословный человек в штатском подсказал Глебу, к кому он должен обратиться за помощью…

Они остановились в конце кленовой аллеи. Лиза перестала плакать, вытерла слезы и подняла глаза на Глеба. Его мужественное лицо излучало спокойствие и уверенность, он был исполнен силы, которой девушке так недоставало.

— Я люблю тебя, Лиза! — тихо произнес Глеб. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Давно хочу, все ждал, когда ты повзрослеешь…

— Дождался?! — воскликнула Лиза с укоризной. — Теперь берешь замуж порченую девку…

Она снова заплакала.

Глеб прижал девушку к себе и, гладя ее по волосам израненными руками, клял себя, на чем свет стоит, за то, что не смог ее уберечь.

— Ты чиста, любимая, не сомневайся, — вздохнул он, — к таким, как ты, никакая грязь не липнет!

— Кого я теперь рожу? — всхлипывала Лиза. — Ты ведь знаешь, что значит для женщины первый мужчина…

— Не называй это взбесившееся животное мужчиной, — поморщился Глеб. — Сегодня мы уедем в Омск, там нам помогут. Конечно, если ты меня любишь.

— Люблю, родной! — отстранившись от Глеба и доверчиво глядя ему в глаза, воскликнула Лиза. — Давно люблю, все ждала, когда ты поумнеешь…

Природа пустоты не терпит!

На месте разрушенного ордами джунгар в 1530 году Асгарда Ирийского, древнего Храмового города русских Богов, возник город Омск.

— "Скит на Оми", — расшифровала будущий филолог название города.

Глеб вел машину по красивым современным улицам, направляясь к скромному Храму, построенному неподалеку от уничтоженного почти пять веков назад Великого Капища — оплота русской православной веры.

— Твои познания — бальзам на душу Патеру Дию, отцу Александру, — сообщил он своей начитанной возлюбленной.

— Что это за должность — Патер Дий? — склонив голову на плечо жениху и с любопытством осматривая через лобовое стекло незнакомый город, поинтересовалась Лиза.

— Все равно, что Папа Римский для христиан, — поделился информацией Глеб, — самый страшный православный начальник!

«Начальник», однако, оказался совсем не страшным.

— Мне звонили, — улыбнулся жениху и невесте отец Александр, весело сверкнув молодыми глазами, и запустил пальцы в окладистую бороду, — можете не тратить время на подробности.

— Во сколько мне забрать невесту? — спросил Глеб.

— Не "во сколько", а "когда", — поправил жениха отец Александр. — Две недели ты Лизу не увидишь: обряд очищения образов духа и крови длительный и энергоемкий. К тому же, твоей красавице нужно будет еще и промыть мозги: стереть образ ситуации, в которую ее вовлекли, чтобы она даже подсознательно не вспоминала эту взбесившуюся обезьяну!

— Такие обряды в древние времена проводили жрецы, — засомневалась Лиза, — вы тоже их знаете?

— Так я и есть — жрец! — усмехнулся отец Александр. — Обряды знаю. Они, хоть и энергоемкие, но не особенно сложные: управлять тонкими энергиями в этом благодатном месте помогают нам, славянам, русские Боги. Это ведь только с точки зрения христианства — чудеса, а на самом деле — жизнь, природа! Знаешь, что такое природа?

— "При Роде", — важно произнесла девушка.

— Надо же! — весело воскликнул Патер Дий. — Оставайся в Омске, Глеб, но к Храму не приближайся: видеться, даже мельком, вы не должны…

Когда через две недели истомившийся в ожидании жених подъехал к Храму, на ступенях он увидел Лизу и стоящего чуть позади нее отца Александра. Девушка сияла! Такой юной и по-детски счастливой Глеб последний раз видел Лизу года три назад.

Отец Александр выглядел усталым и осунувшимся, однако его молодые веселые глаза сверкали неукротимым блеском.

— Учти, Глеб, — негромко напутствовал православный священник жениха, когда Лиза села в машину, — этот обряд забрал у меня энергию трех лет жизни, не хотелось бы растратить их впустую. Лиза должна родить от тебя, после этого уже ничто и никогда не вернется. Ребенка можете зачать только в декабре, раньше нельзя.

— А до рождения ребенка все может вернуться? — с тревогой спросил Глеб.

— Может! — прямо ответил отец Александр. — Не подпускай к ней никакую нечисть, близко не подпускай, следи строго! У нежити, которая обретается среди нас, и злобы, и хитрости хватает.

— Были бы мы хозяевами на собственной земле, извели бы всю нечисть под корень, — заметил Глеб. — Хоть снова воевать иди!

— А ты разве не воюешь? — удивился Патер Дий. — Бой, который вы сотоварищи дали в Воронеже силам Зла, притесняющим русских людей, где только возможно, — это что, игрушки?! Теперь кое-кто из «гостей» поостережется хозяевам досаждать.

— Поостерегутся какое-то время, потом снова примутся, — возразил Глеб. — Государство под контролем чужеземцев.

— Не все государство, Глеб, иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Хлебали бы вы с Леней баланду, а Лиза бы вам передачи носила. Здоровые силы среди властей предержащих сохранились и приумножаться начали, они же вас в Воронеже и прикрыли. Тебе ведь известно: недалека эпоха Волка. Сатана слабеет, наши Боги снова набирают мощь. Только без нас, без нашей веры, без наших усилий они мало что могут для нас сделать. Мы своей верой поддержим наших Богов, они поддержат нас. Если уж Россия в лютую эпоху Лисы выстояла, неужто в благоприятный момент врага не разобьет?!

— Нужна мощная организация…

— Умный ты мужик, Глеб! Многого не могу тебе сказать, но и то малое, что сейчас услышишь, в себе до поры держи. Для создания настоящего русского Движения средства огромные нужны, а все мировые финансы — в руках врагов. Так знай, что будут у нас средства для нашей борьбы. Здесь неподалеку, в подземельях разрушенного когда-то Храма, нашли мы подсказку, где их взять. Добудут их русские воины, а Боги наши им помогут!

— Когда добудут?

— Уже в пути! Несладко им, похоже, придется: предательство страшное в верхах. Но… выстоят!

— Уверены?

— Не сомневайся. У чужеземцев — один Бог, и тот — Сатана. А наши воины — сами Боги!

— Мне-то что теперь делать, ждать?

— Ребенка с Лизой родите, род свой продолжи.

— Как мне в Движение вступить? С вами связаться?

— Мои дела — духовные, — уклончиво ответил отец Александр. — Но ты в стороне никак не останешься: придет время, Россия всех своих мужиков, здоровых да совестливых, под знамена свои призовет! И вот еще что. Встретишь вдруг на пути настоящего человека, воина, за которым сам бы без подсказки в огонь и воду пошел, скажи при нем фразу: "Гамаюн — птица вещая!". Если услышишь в ответ: "Вестимо, вестимо…", знай — не ошибся ты, иди за ним и делай, что прикажет. Он русскому народу служит, и ты с ним послужи!

— Вестимо, вестимо…, - пробормотал Глеб и улыбнулся. — Послужим, отец Александр, как не послужить?!

— Прощай, Лизу береги. И помни: не убережешь жену до рождения ребенка — быть беде!

— Уберегу, — твердо пообещал Глеб.

Они поженились через неделю после того, как вернулись в город. В конце августа Леонид полностью взвалил на себя управление крупной строительной компанией, которой они с Глебом владели вдвоем. Молодые прилетели в Воронеж и, несмотря на бурные протесты Лизиной тетки, сняли отдельную квартиру рядом с университетом.

Лиза продолжила учебу на третьем курсе. Ее муж, уже имеющий высшее техническое образование, вопреки собственным убеждениям целый учебный год получал еще одно — гуманитарное.

Его убеждения, касающиеся образования, сводились к тому, что человек, имеющий два, а тем более, три диплома — просто идиот! Если тебе не привили навыки в одном вузе учиться в дальнейшем чему бы то ни было самостоятельно, никакие дополнительные дипломы тебе уже не помогут!

Тем не менее, Глеб, внеся соответствующую плату в университетскую кассу, на правах вольного слушателя исправно просиживал на всех лекциях и семинарах, которые в рамках учебного процесса посещала его жена.

В начале учебного года в аудитории рядом с молодоженами постоянно образовывался вакуум. Ни для кого из студентов не было секретом, что явилось причиной июньского погрома. Страшным образом умерщвленные мерзавцы в последние сутки своей жизни успели еще раз поглумиться над гордой сибирячкой: растрезвонили всем, кому успели, об одержанной над ней «победе»! Места вокруг счастливой, но опасной супружеской пары пустовали.

Однако месяца через два ситуация изменилась. Севастьяновы, добродушные и доброжелательные ко всем, для кого понятия честь и совесть не были пустым звуком, притягивали к себе молодые души, сумевшие сохранить свою чистоту в первозданном виде. С интересом оглядывая неизменно заполненные теперь вокруг них места, в том числе и студентами отнюдь не славянской внешности, Глеб сделал для себя кое-какие неожиданные выводы и как-то вечером поделился своими наблюдениями с женой.

— Глупый, — улыбнулась Лиза, — «русский» — понятие нравственное! Обратил внимание на Ваню Иванова из моей группы? Вот он никогда к нам не подсядет: для него милее, чем США — только американские доллары! Туда он с отцовскими наворованными долларами и уедет! Он бы и уехал давно, да у нас высшее образование дешевле, а он жаден не по-русски. Вот так живет Ваня в России и мучается! А отец его — Иван Иванов и дед — Иван Иванов, и России от них — сплошной убыток: только воруют. Завтра пойдешь со мной на кафедру: я тебя с самым "русским из русских" познакомлю. А то топчешься часами в коридоре, пока я там занимаюсь, студентов кошмаришь!..

— Здравствуйте, — слегка грассируя, ответил на приветствие Глеба профессор Семен Моисеевич Бык, известный русский филолог, и протянул ему руку, — вас моя буква «эр» не беспокоит?

— Не беспокоит. Надеюсь, это не ваш батюшка сорок лет водил евреев за нос по пустыне?

— Мой батюшка водил танк, — значительно подняв вверх указательный палец, гордо произнес профессор, — так и въехал на своем танке в Берлин! А после войны водил танковый полк. Где Родина приказывала, там и водил, в том числе и по пустыням!

Лиза, с улыбкой слушая мужчин, вертела в руках небольшую пластиковую фигурку, испещренную надписями, похожими на китайские иероглифы.

— Среди танкистов были, конечно, и евреи, — признал профессор, усадив Глеба за стол и присев напротив, — не без этого! По большей части — достойные офицеры и настоящие люди! Когда уезжали из СССР, храбро воевали на стороне своей новой родины — Израиля, заслуживали награды… Кое-что, касающееся подлинной истории человечества, и они, и их дети присылают мне, "пгкожженному кгусскому".

Прожженный русский профессор повернулся к Лизе.

— Ваша бесконечно талантливая жена, Глеб, вертит сейчас в руках точную копию глиняной фигурки, найденной в 1981 году в израильском местечке Берехат-Рам в вулканической лаве. Дата ее изготовления пока точно не установлена, да она и не требуется, важен порядок цифр. Эта фигурка могла быть изготовлена не раньше двухсот тридцати трех тысяч лет назад! Я получил ее копию сегодня утром с посыльным «DHL». Эта копия была сделана нашими друзьями тайно и, прямо скажем, не без риска! Лизонька, можешь с ходу прочесть на ней надпись, просто бросающуюся в глаза?

— "Родовы руны", — прочитала Лиза и взглянула на Глеба, — прочти сам, милый!

Она подошла к мужу и вручила ему фигурку, похожую на миниатюрную Саянскую "каменную бабу". Глеб присмотрелся к "китайским иероглифам" и обомлел: надпись "родовы руны" была сделана буквами, очень похожими на буквы современного русского алфавита!

— А как же Кирилл и Мефодий?! — вскричал Глеб. — Значит, не они изобрели современную русскую письменность?

— В том-то и дело, что они! — довольный произведенным эффектом, воскликнул профессор Бык. — Взяли образное руническое письмо и упростили! Вы, Глеб, думаете, что, оберегая жену, теряете свое драгоценное время на гуманитарном факультете впустую, а зря! Наступает эпоха Волка, благоприятная для Светлых сил, теперь вся надежда планеты нашей — на Россию. Только у нас сохранились еще Елизаветы, Глебы, Леньки Ведерниковы и, я не побоюсь этого слова, Быки! Но, прежде чем мы, «кгусские», ударим по врагу, должны же мы разобраться, против кого ринемся в бой!

— Мы обязаны знать наших настоящих врагов! — многозначительно заметила "бесконечно талантливая" жена, строго взглянув на мужа. — У тебя, у Лени, у ваших товарищей срочная служба, горячие точки за плечами, ранения, награды, а вы размахиваете направо и налево арматурой, как неандертальцы!

— У неандертальцев не было арматуры, — попытался слабо протестовать Глеб, но правоту своей жены и ее научного руководителя признал безоговорочно. — И кто же они, наши настоящие враги, Семен Моисеевич?

— Они и на виду, и на слуху, — пожал плечами профессор Бык. — Они каждый день вещают о себе и себе подобных с экранов, засорив практически весь русский телеэфир. Они взахлеб рассказывают друг о друге со страниц газет, девяносто пять процентов которых им же и принадлежит. Причем, покупая даже серьезные газеты, они тут же превращают их в «таблоиды». Они внедряют в сознание людей культ "золотого тельца", обожествляя сиятельных проходимцев с их виллами, яхтами и футбольными клубами. Они заражают молодых людей вирусом популярности, штампуя из бездарностей «звезд» теперь уже на «фабриках»! Они продвигают законы, по которым даже самая распоследняя нежить, изнасиловавшая и убившая ребенка, имеет право на жизнь! Они же, кстати, эту нежить и плодят в неимоверных количествах, защищая ее формальными уловками в судах и избавляя от тюрьмы. Безнаказанностью размножают! Всей этой мерзости они добиваются с помощью денег, которые прибрали к рукам, создав современную мировую финансовую систему. В этом их главная сила, но и слабость тоже.

— Слабость?..

— С помощью этой системы они могут отследить любые серьезные попытки сопротивления, потому что создание сильного национального Движения, способного им противостоять, неминуемо оставит финансовый след. По этому следу на «партизан», иначе как еще назвать русских борцов за свободу, действующих на оккупированной территории, будут немедленно науськаны оплаченные «каратели». Если русские патриоты, ведущие тайную борьбу с чужеземцами, найдут средства, о которых те не подозревают, они нанесут врагу сокрушительное поражение, причем очень скоро, в считанные годы. Похоже, к этому все и идет…

Глеб был обескуражен! Откуда это может быть известно пожилому профессору-лингвисту? К тому же…

— Пытаетесь понять, откуда у еврея такая информация? — усмехнулся Семен Моисеевич и заговорщицки взглянул на Лизу.

Лиза посмотрела на мужа снисходительно-материнским взглядом.

— Глеб, отец Александр и профессор, как оказалось, — старые друзья. Те записи, что Патер Дий в подземельях Храма раскопал, они вместе и перевели на современный русский язык.

— Я - русский человек, Глеб, — серьезно заговорил профессор, — русский человек с еврейской кровью. Далеко не всех евреев чужеземцы сорок лет таскали по Синайской пустыне, обезображивая их души и превращая в своих покорных биороботов. Далеко не всем евреям они вбили в голову Талмуд. С ним только "Коммунистический манифест" Карла Маркса может по дикости сравниться, но Маркс — прямой потомок раввинов, что с него взять?! Настоящих потомков чужеземцев, в том числе — и от смешанных браков с арийцами, на самом деле, не так уж много: на всю планету — несколько миллионов. Они, хоть и плодовиты, быстро вырождаются. А вот грассируем мы с ними одинаково, потому евреям за чужие грехи и достается, тем более что чужеземцы при каждом удобном случае с удовольствием подставляют их под удар. Мне впору выходить на площадь с транспарантом "Бей жидов, спасай евреев!". Не подскажете, когда у нас по плану зачистка Останкино?

Глеб поскреб пятерней затылок, с улыбкой взглянул на пожилого профессора и спросил:

— Семен Моисеевич, можно я у вас на кафедре… «покгаботаю»?

— Милости просим, коллега! — обрадовался профессор. — В вас чувствуется настоящий характер. Вы с любой научной проблемой, если не умом, так кулаками справитесь!..

В июне Лиза с отличием закончила третий курс, находясь на седьмом месяце беременности, и супруги вернулись в Сибирь. Родить ей предстояло в середине сентября, и Глеб ни на шаг не отходил от жены.

И надо же — накануне родов, у самого порога родильного дома!..

"Если случится трагедия, — в отчаяньи думал Глеб, обхватив голову руками и стеная от горя и обиды, — выбью всю цыганскую нечисть из города без остатка!".

Он прислушался: по ту сторону двери по-прежнему царила тишина.

"Теперь уже никто не поможет! — Глеб совсем упал духом и терял последние надежды. — Каким бы крутым ни был этот таинственный Мастер, он всего-навсего мужчина…".

Илья извлек из потайного кармана пиджака какую-то вещицу и зажал ее в кулаке правой руки. Левую руку он простер ладонью вниз над головой роженицы, почти касаясь ее лба, и повернулся к медсестре.

— Пожалуйста, раздвиньте шторы, — произнес он негромко.

Медсестра вскочила из-за стола и быстро раздвинула тяжелые портьеры.

В окно ослепительным потоком хлынули утренние лучи. Илья протянул правую руку в сторону окна. На его сжатую в кулак ладонь легла тень.

— Светлана, не заслоняй мне солнце!

Повинуясь ровному голосу зятя, становившемуся все более тихим и отрешенным, Светлана встала с краешка стола и отошла в сторону.

Илья, глядя прямо перед собой, чуть приподнял голову, прикрыл глаза, с минуту посидел совершенно неподвижно и разжал кулак. Ударивший в открытую ладонь солнечный луч, отразившись от лежащего на ней небольшого золотого оберега, ослепил врача и медсестер неожиданно мощным, невероятной яркости световым фонтаном!

Казалось, кто-то плеснул в окно ушат расплавленного золота неслыханной, Небесной пробы, и оно мгновенно растеклось по полу, по стенам, по потолку, преобразив до неузнаваемости и комнату, и души находящихся в ней людей! Глаза Светланы и ее помощниц на короткие мгновения закрылись, но сердца ликовали.

Лиза зажмурилась вместе со всеми и… рассмеялась счастливым смехом!

То, что она увидела, длилось, как ей показалось, минут пять; столько же времени прошло в земном мире, в мире Яви. Из этого вещественного, осязаемого мира туда, где находилась душа Лизы, не доносились ликующие голоса трех повитух: "Схватки! Рожает! Девочки, принимаем! Надо же, она еще и смеется!!!".

Там, в осиянном золотыми брызгами мире Нави, в мире тонких энергий, в обители Богов и душ, в переливающемся праздничными красками, ничем не ограниченном пространстве царила Она — прекрасная, светловолосая русская Богиня! Только Ее голос слышала Лиза; видела только Ее бесконечно счастливые глаза; Ее, украшенную венком из неземных цветов, голову; Ее, неописуемой красоты, наряд…

До Лизы не долетел крик новорожденного младенца. Она не видела Глеба, услышавшего из коридора громкий плач своего обиженного сына, которого его мама слишком долго не хотела "выпускать в свет". Не видела, как, услышав этот долгожданный плач, ее муж вышиб дверь плечом и вместе с ней с грохотом ввалился в комнату!

Зато она видела мальчика лет двенадцати, высокого, стройного, красивого…, белокожего и русоволосого!

Русская Богиня, прижав мальчишку к себе, обнимала его за плечи.

— Лада, — сразу догадавшись, кто перед ней, восторженно спросила Лиза, — это… мой сын?!

— Твой! — с горделивой улыбкой сказала Лада, поскольку этот замечательный ребенок был, отчасти, и ее творением. — Нравится? — улыбнулась она лукаво.

— Да!!! — счастливый крик русской матери, казалось, заполнил все окружающее их беспредельное пространство.

— Так забирай!

Богиня продолжала прижимать мальчика к себе; он стал вдруг быстро уменьшаться в размерах, пока не превратился в крошечного младенца, которого Лада уже держала на руках.

— Воин, князь! — немного полюбовавшись сморщенным личиком новорожденного, улыбнулась Лада. — Я ему, пожалуй, меточку оставлю!

Она поцеловала ребенка в правую пяточку и протянула его матери.

— Счастливым будет! Мужа люби и береги, он сыну имя даст и воспитает как надо!

— Благодарствуй, Богиня! — прошептала Лиза, роняя слезы на махонькое тельце.

— Будь с мужем поласковей, — улыбнулась Лада на прощанье. — Почаще заходи!

Илья сжал ладонь правой руки, скрыв в кулаке золотой оберег, и волшебное сияние в комнате исчезло. Он встал со стула и, ни слова не говоря, вышел в коридор сквозь образовавшийся после вторжения в комнату счастливого отца пустой дверной проем.

Лиза открыла глаза.

Глеб стоял на коленях рядом с кроватью и плакал. Их сын, уже завернутый в пеленки, похныкивал, лежа у материнской груди.

— Кого я там видела-а-а! — сладко потянувшись, весело произнесла Лиза и поцеловала младенца в щечку.

— Не знаю, кого ты там видела, — с улыбкой проворчала Светлана Николаевна, — но родила ты — как выплюнула!

— Точно, — в тон ей добавила акушерка, — стоило столько времени и нас, и себя мучить!

Глеб утер слезы, привстал и поцеловал жену.

— С первенцем, родная! — благодарно прошептал он ей в ухо.

— Знал бы ты, кого я тебе родила! — улыбнулась Лиза. — Светлана Николаевна, посмотрите, пожалуйста, у него должно быть родимое пятно на правой пяточке.

Главная повитуха быстро распеленала ребенка.

— Есть пятнышко, белое… — растерянно воскликнула она. — С ума сойти!

Светлана высмотрела зятя из окна своего кабинета.

Илья сидел на скамье в небольшом скверике, примыкающем к родильному дому с обратной стороны. Откинувшись на деревянную спинку, он закрыл глаза и, казалось, дремал.

Светлана спустилась вниз, прошла по тенистой липовой аллее и присела на краешек скамьи рядом с Ильей. Разведчик открыл глаза и покосился на главную повитуху.

— Скажешь мне по секрету, что это было? — спросила Светлана, совершенно не надеясь на утвердительный ответ.

Она стала свидетельницей чуда, сотворенного этим сильным духом и телом мужчиной, волею судьбы вошедшим в их семью меньше трех суток назад. Вряд ли он станет распространяться о таких сокровенных вещах!

— Роды были, — пожал плечами Илья. — Знаешь, теща, я больше сюда не приду!

— Даже, когда Ленка будет рожать?

— А ты на что? Вынесешь мне ребенка в конверте на крыльцо и — слава Всевышнему!

— Неужели, так страшно?

— Не то слово! — поежился Илья. — Когда вторгаешься в тайный мир врагов, по крайней мере, знаешь, что силой ума или оружия сможешь одержать победу. Не сможешь — значит, погибнешь сам, только и всего. Но тайный женский мир, ваш духовный мир — нечто совершенно особое, настолько прекрасное… Убийственно прекрасное для мужчины! Тонкий мир, неприкосновенный. Мужчина в нем — как слон в посудной лавке: чуть плечами шевельнул неаккуратно — все рассыпалось! Главное — врагов там нет, драться не с кем, да и не за что…

— А тебе — лишь бы подраться?

— Нет, конечно! Мне говорил как-то с год назад один великий человек…

— Рабинович Сигизмунд Яковлевич?

— Он… — усмехнулся Илья. — Одарит, мол, тебя женщина любовью, никогда не спрашивай, чем ты это заслужил: она и сама этого точно не знает, но все равно окажется права. В каком-то высшем, непостижимом для мужчины, женском смысле права! Так что, просто будь ей благодарен, а в душу к ней не лезь, обожжешься…

Светлана смотрела на него с улыбкой.

— Знаешь, почему мы, женщины, позволяем себе беззастенчиво вторгаться в ваш, мужской духовный мир?

— Почему? — заинтересовался Илья.

— Потому что этот мир примитивен, прост, и мы в нем — как у себя дома! А у себя дома всегда тянет навести порядок, что-то передвинуть, приукрасить…. Все мужчины по сути своей — неандертальцы! Вы и сопротивляетесь этим вторжениям, как дикари: пьете, от жен гуляете налево, воевать бежите.

Илья поцеловал Светлане руку.

— Ты права! За что мне такое счастье: жена — ведьма, теща — повитуха?!

— "Никогда не спрашивай, чем ты это заслужил…", — процитировала Светлана услышанные от зятя слова Римлянина.

— Не буду!

По аллее в их сторону двигались Глеб и Леонид.

Счастливый отец с расплывшимся в белозубой улыбке лицом нес бутылку шампанского и пластиковые стаканы.

Леонид Ведерников походил на сорвавшуюся с места и отправившуюся прогуляться цветочную клумбу: он нес перед собой огромную охапку роз самых разных расцветок! Черноволосый и загорелый дядя новорожденного, с образовавшейся над верхней губой после бритья яркой белой полосой, походил на лихого кавалерийского офицера, усы которого рано поседели в опасных амурных авантюрах!

Первым к скамейке подошел Леонид. Он с облегчением свалил свой нежный груз на колени главному врачу и, умильно глядя ей в глаза, полез целоваться.

— Мамаша…, - бормотал он растрогано, пытаясь чмокнуть ее в губы.

Главная повитуха уворачивалась, однако не особенно активно, и к обоюдному удовольствию Ведерников три раза достиг цели! После чего так же умильно взглянул на Мастера. Илья вскочил со скамейки.

— Дай, помогу! — принял он из рук Глеба пластиковые стаканы, которые тот не знал куда пристроить.

— Ма-а-астер…, - промычал Севастьянов, перегрызая зубами металлическую проволоку на бутылке шампанского.

"Не подавился бы", — с опаской подумал Илья.

Однако Глеб вовремя направил горлышко бутылки вверх, раздался хлопок, и освобожденная пробка скрылась в небесах. Молодой отец разлил шампанское, за шиворот оттащил своего шурина от Светланы, поднял свой стакан и провозгласил:

— За Илью Глебовича Севастьянова!

Услышав свое имя в непривычном сочетании, разведчик, вручавший в этот момент стаканы с шампанским теще и Леониду, с удивлением обернулся.

— Мастер, — серьезно заговорил Глеб, — я целый год проучился с женой на филологическом, но таких слов, чтобы тебя отблагодарить, в современном русском языке просто нет! Мы их когда-то, в незапамятные времена, растеряли, это я тебе как специалист по руническому письму говорю. Мне положено самому сына наречь, так вот, не обессудь: я его твоим именем назвал!

Илья, ощущая в душе некоторое смятение, вопросительно взглянул на тещу. Светлана, растрогано улыбнувшись, кивнула.

— За Илью Глебовича! — поддержала она мужа своей беспокойной пациентки. — За его красавцев-родителей!

— За наших русских Богинь! — воскликнул дядя новорожденного, влюбленно глядя на главную повитуху.

— За Россию! — подытожил Илья.

— Мастер, — когда шампанское было выпито, снова заговорил Глеб, — не откажи в нашей с женой просьбе: будьте с Еленой для нашего сына посажеными родителями! В русском православии — это что-то вроде крестных родителей у христиан, — пояснил он на всякий случай.

Илья знал о православии столько, что Глебу и не снилось, но виду не подал.

— Откуда вы, вообще, знаете о нас с Еленой? — поинтересовался он на всякий случай.

— У Лизы одноместная палата с телевизором, — объяснил Леонид. — Вчера мы с утра все программы смотрели втроем, звонки от друзей и знакомых принимали. Вы с Еленой весь город взбудоражили!

— А в перерывах мы родить пытались, — добавил отец новорожденного.

— Плохо пытались! — заметила главврач.

— Плохо, — согласился Глеб. — Ну, так как?

— Вообще-то, муж с женой ни крестными, ни посаженными родителями быть не могут…, - начал было Илья, которому идея в целом понравилась.

— Формализм! — безапелляционно заявил Глеб.

Ему и Лизе не терпелось покумиться с человеком, запросто общающимся с русскими Богами!

Илья, которому очень хотелось, чтобы первой у него родилась дочь, мысленно уже подыскивал ей жениха. Симпатичный мальчишка с божественной меткой на пятке показался ему подходящей партией!

"Воин, князь!", — вспомнил он слова Лады, — да и родители его, похоже, — достойные люди… Стала бы Она помогать недостойным!

— Я согласен! — заявил разведчик. — А с моей женой ты сейчас сам поговоришь. Не стану же я принимать решение за нее, лишать свободы воли.

Илья взглянул на часы. У Елены был перерыв между лекциями. Он соединился с ней по мобильному телефону.

Как раз в этот момент его жена уже в пятый раз показывала шагами окружившим ее плотной толпой восхищенным однокурсникам, какого размера судака она выловила сегодня утром. Олег когда-то научил свою сестру не только технике рыбной ловли, но и рыбацкой идеологии, поэтому ее добыча с каждым разом становилась на один шаг длиннее и уже почти достигла размерами привидевшихся Елене во сне белых акул!

Илья представил жене Глеба и передал ему телефон.

— Ух, ты! Настоящей крестной?! Конечно, согласна! — радостно отреагировала она на его почтительную просьбу.

Прикрыв трубку рукой, Елена сокрушенно пожала плечами и молвила заворожено внимающим ей сверстникам:

— Ну никуда без нас с мужем! Глеб, мы сегодня обязательно заедем в роддом, проведаем нашего крестника, — продолжила она, убрав с телефона ладонь. — Мне тоже не мешало бы лишний раз провериться в консультации, — добавила она, значительно глядя на готовых уже рыдать от зависти подруг, и озабоченно провела ладонью по животу. — Передайте, пожалуйста, трубку моему мужу.

— Милый, — услышал разведчик важный голос жены и по восхищенному гулу юных голосов понял, что Елена включила громкую связь, — будь добр, напомни мне сколько весил судак, которого я сегодня утром поймала?

— Родная, — улыбаясь, заговорил Илья. При звуках голоса легендарного Мастера первокурсницы застонали, а парни приосанились. — Точно помню: тридцать четыре килограмма семьсот граммов!

— Разве? — с сомнением произнесла Елена. — Мне показалось, немного больше. — Она уже успела довести вес своей добычи до девяноста восьми килограммов! — Наверное, я слегка ошиблась.

— Не огорчайся, милая, — утешил ее Илья, — Олег уже увез диск с записью твоего спортивного подвига на телевидение, сегодня ты опять будешь сверкать на экранах. На этот раз — своими загорелыми ногами, да и другими, не менее интересными, частями тела!..

Выслушав потрясенное "О-о-ох!!!" окружающих Елену студентов, разведчик отключил связь.

— Мастер, — удивленно произнес Глеб, — твоя жена сказала, что ей нужно провериться в консультации. Она тоже скоро будет рожать?

Илья и его несравненная теща, переглянувшись, расхохотались.

— Мы женаты три дня, — сообщил разведчик своему новоявленному куму.

— Так откуда же она знает?! — удивился Леонид.

— Сорока на хвосте принесла! — высказала догадку Светлана.

— А может быть — Гамаюн, птица вещая?.. — пристально глядя в глаза своему духовному родственнику, спросил Глеб.

— Вестимо, вестимо… — улыбнулся Илья. — Мне, пожалуй, пора.