"Око флота" - читать интересную книгу автора (Вудмен Ричард)

Глава восьмая. Захват «Алгонкина»

Под малыми парусами «Циклоп» шел на юг. В полдень корабль лег в дрейф и начал промеры глубин у банки Лэбедай. Когда реи повернулись, раздался неожиданный крик с грот-мачты:

– Парус!

Дево отправил Дринкуотера с подзорной трубой наверх. К его возвращению на палубу поднялся Хоуп.

– Шхуна, сэр, – доложил мичман.

– Мачты скошены?

– Да, сэр.

– Янки, – отрезал Хоуп. – Мистер Блэкмор, кончайте с этой чепухой. Мистер Дево! Все паруса, курс на юг!

Блэкмор с растерянным видом стоял, держа в руках лот, а вокруг него уже кипела жизнь. Сезни брамселей были отданы, реи поползли вверх. В считанные минуты их развернули по ветру и паруса наполнились. «Циклоп» двинулся вперед.

– Бом-брамсели, сэр? – спросил Дево, как и капитан, прикидывавший силу ветра.

– Бом-брамсели, сэр, – кивнул капитан. – Поднять бом-брамсели!

Легкие реи поползли вверх, заполняя пустое пространство мачты над надутыми брамселями. Пока фрегат расправлял крылышки, Хоуп отправился вперед и осторожно взобрался на фок-мачту. А оставшийся позади Дево уже сомневался, мудро ли они поступили, поставив бом-брамсели при таком бризе, и клял капитанов, которые не полагаются на донесения собственных офицеров. Через десять минут капитан спустился вниз.

– Точно янки. Маленькая, легкая, и набита под завязку людьми, – заявил он, подойдя к стоящей на квартердеке группе офицеров. – К счастью, мы у нее на ветре, и он начинает свежеть.

– Так дайвайте поймаем ее, – сказал Дево, озабоченно глядя наверх.

– Ага, – протянул Блэкмор, все еще обиженный на капитана из-за пренебрежения, высказанного им по отношению к его навигационным упражнениям. – Но если им удасться вырваться на ветер, шхуна сможет идти круче…

– Отставить, – рявкнул Хоуп. – Мистер Дево, приготовить корабль к бою.

Со времени, когда они покинули Спитхед, отправляясь в крейсертво против рейдеров и приватиров, жизнь на кокпите «Циклопа» переменилась. История Морриса и Дринкуотера сделалась одной из легенд корабля, особенно на нижней палубе, где был известен поддекст этой ссоры. Ее немедленным последствием стала отправка одного и другого на салинг, после завершения наказания Моррис совершенно утратил уважение сообщества, и, учитывая, по какому тонкому льду приходилось ему теперь ходить, Моррис смирился с таким уничижением. Такая перемена в его положении казалась почти невероятной, но пока он копил в душе черную злобу на Дринкуотера, над ним самим нависала тень петли.

А вот Дринкуотер, наоборот, в одночасье сделался всеобщим героем. Благодаря репутации у матросов и собственному чувству уверенности, его статус становился все выше с каждым днем. Вилер проникся к нему чем-то вроде симпатии и предложил свои услуги как наставника в занятиях с кортиком. Дринкуотер быстро продвигался в фехтовании, и пару раз удостоился приглашения на обед в офицерскую кают-компанию. Тригембо и Шарплз постоянно следовали за мичманом, образовав нечто вроде личной гвардии.

Когда все успокоилось, Блэкмор отозвал Дринкуотера в сторонку и выяснил все подробности насчет Морриса. Дринкуотер не хотел выдвигать обвинение против Морриса, и старый штурман догадывался, что Моррис знает об этом. Опыт подсказывал старику, что в предстоящем путешествии новых проблем от Морриса ждать не стоит.

Появление американской шхуны стало для «Циклопа» первой возможностью перехватить что-нибудь более значимое, чем простого «купца», так что его команда пребывала в прекрасном расположении духа. Жертва заметила «Циклоп», но слишком поздно распознала угрозу. Повернутый к ним носовой оконечностью фрегат янки приняли за торговое судно, а значит, возможный приз. Вид орудийных жерл «Циклопа» заставил мятежников переменить мнение. Руль шхуны был переложен, и она помчалась по ветру.

Это было быстроходное, низкобортное суденышко, построенное из лучшего леса на верфях Род-Айленда. Но «Циклоп», поставив еще и лиселя, быстро нагонял его. Американцы тоже прибавили парусов, но их небольшое судно под воздействием огромных гафельных парусов стало зарываться носом, грозя катастрофой. Британский фрегат приближался, вздымая форштевнем большой белый бурун. На полубаке Дево ждал, когда нос поднимется на волне. Рявкнуло погонное орудие.

– Накрытие, черт побери!

Расчет снова зарядил пушку. С всходом фрегата на волну облако дыма вырвалось из ее жерла во второй раз.

На вырисовывающуюся с левой скулы шхуну было направлено около дюжины подзорных труб. Офицеры на квартердеке обменивались друг с другом мнениями. Дринкуотер, исполняя роль посыльного при капитане, старался держаться поближе.

– Мы ее быстро догоняем.

– Она еще не показала цвета.

– Да вот же.

Вверх по мачте пополз американский флаг, затрепетав на ветру. Шхуна мчалась вперед, поставив все паруса, какие возможно. Под носом и у бортов поднималась белая пена. Появилось небольшое облачко дыма, тут же снесенное ветром. В фоке фрегата появилась дыра.

– Неплохой выстрел, клянусь небом!

– Ага, достопочтенный Джон так просто не сдастся…

Длинноствольная девятифунтовка Дево выпалила еще раз. Ядро продырявило грот шхуны.

– Quid pro quo 9 – заметил Кин.

– И что мы будем делать? – спросил Вилер, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Будем пытаться остаться с наветра у нее, иначе она тут же улизнет, – сказал лейтенант Прайс. Все знали, что шхуна с ее косым парусным вооружением может идти в бейдевинд круче, чем фрегат с его прямыми парусами, но услышав реплику Прайса, Дринкуотер не смог сдержаться.

– Прошу прощения, мистер Прайс, но при ветре с кормы гики шхуны повернуты на левый борт. Чтобы выйти на ветер, ей придется повернуть через фордевинд и лечь на левый галс. Потому что если ложиться на правый галс, им нужно будет пересечь наш курс…

– Уж что-то им придется предпринять, – буркнул Прайс.

– Глядите, – одновременно воскликнули несколько человек.

Американский капитан знал свое дело. Убедившись, что попытка увеличить парусность провалилась, он решил лечь на левый галс и повернуть. Но в случае, если американец рассчитывал уйти, опасность лишиться рангоута при резком повороте вынуждала его как-то уменьшить этот риск. Хоуп внимательно наблюдал за янки, соглашаясь с доводами Дринкуотера, и ждал, что предпримет корабль мятежников. Офицеры смотрели на два больших гафельных паруса. Гафели начали опускаться на дирик-фалах, паруса стали терять тягу. Но Хоуп заметил, как еще до того, как пришли в движение дирик-фалы, гика-топенанты уже натянулись под воздействием веса рангоута. Капитан начал отдавать приказы.

– Людей на брасы! Шевелитесь, черт побери! Фока-галсы! Грота-галсы!

Матросы и офицеры пробудились к действию. Хоуп не спускал глаз со шхуны. Ее ход уменьшился. Следующий выстрел из погонного орудия дал перелет. Шхуна начала поворот. Теперь ее корма оказалась повернутой к «Циклопу». Через подзорную трубу Дринкуотер разглядел надпись: «Алгонкин». Ньюпорт». Он сообщил об этом Хоупу. Шхуна покатилась направо, ее гики резко повернулись. Но американцы были опытны. Грота– и фокашкоты были переставлены, ветер заскользил вдоль захлопавших парусов.

– Руль под ветер! На брасы!

Пока гафели «Алгонкина» снова поднимались, а паруса забирали ветер, «Циклоп» повернул. Задачей Хоупа было оказаться на катете треугольника, гипотенузу которого образовывал курс «Алгонкина». Шхуна могла идти круто к ветру лучше, чем фрегат, и если она достигнет основания треугольника раньше, чем «Циклоп», шансы на ее перехват станут призрачными.

Когда «Циклоп», накренившийся под воздействием парусов, лег на новый курс, Дево переключил внимание на правое погонное орудие.

Сверху донесся треск. Грот-бом-брамсель превратился в лохмотья.

– Наверх, навести порядок!

«Алгонкин» шел хорошо, но по-прежнему нес слишком много парусов. Он сближался с английским фрегатом. Несколько минут оба корабля продолжали гонку, и только плеск воды и шум ветра в снастях служили аккомпаниментом к этому мрачному состязанию. Потом Дево выпалил из погонного орудия. Ядро пролетело сквозь грот «Алгонкина» рядом с первой пробоиной. По парусу пробежала трещина и он разделился сначала на две, потом на три части. «Циклоп» приблизился к своей жертве и лег в дрейф. На гафеле шхуны по-прежнему развевался американский флаг.

Хоуп повернулся к Дринкуотеру.

– Передайте мое почтение мистеру Дево, и скажите, что он может открыть огонь из пушек первого дивизиона по этому малому.

Дринкуотер поспешил вперед и передал приказание. Первый лейтенант спустился на батарейную палубу, и шесть носовых двенадцатифунтовок правого борта рявкнули, исполняя его команду. Американец спустил флаг.

– Мистер Прайс! Возьмите мичмана, двух квартирмейстеров, двух боцманских помощников и двадцать матросов. Идите в Плимут или Фалмут. Мистер Вилер, стройте ваших пехотинцев!

– Есть, сэр.

Баркас подняли со шкафута и вывалили за борт. Блоки скрипели под усилиями матросов. Едва шлюпка коснулась воды, в нее стали спускаться люди. Дринкуотер услышал голос Прайса:

– Мистер Дринкуотер, найдите штурмана, узнайте наше местоположение и возьмите карту.

– Есть, сэр!

Мичман отправился разыскивать Блэкмора. Старый штурман все еще ворчал по поводу прерванных измерений на банке Лэбедай, но без проволочки записал требуемые от него широту и долготу. Дринкуотер уже собрался уходить, но старик схватил его за руку.

– Будь осторожен, парень, – серьезно сказал он. – Это тебе не доны.

Дринкуотер сглотнул. В горячке ему некогда было задуматься над тем, что значит подняться на борт захваченного корабля. Он спустился в баркас. Через минуту они уже пересекали полоску воды между двумя судами.

Когда баркас вышел из под защиты корабля, на него обрушились мощные волны, обдавая пеной сидящих внутри. Сержант Хэген напомнил своим людям, что надо прикрыть полки мушкетов, и пехотинцы как один положили руки на замки. На полпути между «Циклопом» и «Алгонкином» волны стали такими, что можно было разглядеть только мачты кораблей. Вскоре мачты первого стали казаться все меньше, а последнего – расти.

Дринкуотер ощущал неприятное посасывание в желудке. Он видел, как напряжены члены призовой команды: все сидели с каменными лицами, погруженные в собственные мысли. Сидя рядом с Прайсом во время путешествия в утлой лодочке по бурному морю, Дринкуотер чувствовал, как он мал и беззащитен. Оставшийся позади «Циклоп», надежное убежище для экипажа в тринадцать раз большего, чем команда баркаса, уже не сулил прежней защиты.

Хоуп намеренно отрядил для захвата приватира столько много людей. Он знал, что на судне должна находиться большая и агрессивная команда, способная сама захватывать призы. Когда баркас приблизился к приватиру, Дринкуотер понял, что предупреждение Блэкмора не было напрасным. Это не шло ни в какое сравнение со взятием «Санта-Тересы». Тогда, чувствуя защиту победоносного флота, он не чувствовал сомнений. Драматические обстоятельства битвы при Лунном Свете и быстрое развитие событий, увенчавшееся принятием шпаги испанского капитана, вызвали в нем подъем, не оставивший места страху. Теперь рыцарством даже на пахло. Холодно блестели штыки морских пехотинцев. Дринкуотер подумал, как ужасно, наверное, быть пронзенным таким орудием, и ему стало дурно. Он попытался отогнать эту мысль.

Через мгновение они подошли к борту шхуны. Двадцать матросов поднялись на борт следом за Прайсом. Хэген с пехотинцами держался сзади.

– Вынужден попрости вас предъявить судовые документы, сэр, – обратился Прайс к человеку в синем сюртуке, похожему на командира. Тот отвернулся.

Люди Хэгена обследовали корабль. Экипаж составлял сорок семь человек. Убедившись, что с бака можно выбраться только через один люк, американцев загнали вниз. Под жерлами орудий «Циклопа», стоящего в трех кабельтовых, они неохотно, но беспрекословно подчинились.

Приняв командование кораблем, Прайс отправил одного из моряков поднять британский флаг, а другим поручил привести в порядок грот. Офицеров приватира заперли в каюте на корме, приставив для охраны часового. Потом лейтенант развернул в сторону палубы два орудия, зарядив их картечью. Ключи от крюйт-камеры были изъяты, а судовые документы отправлены с баркасом на «Циклоп».

Учитывая поврежденный грот, Прайс вынужден был полагаться только на фок и стаксели, но он без колебаний лег на нужный курс. Двадцать три минуты потребовалось на то, чтобы приватир «Алгонкин» из Ньюпорта, Род-Айленд, стал собственностью Королевского военно-морского флота.

Человек в синем сюртуке остался на палубе. Он смотрел на фрегат, отобравший у него его корабль. Расстояние между двумя кораблями увеличивалось. Человек с силой ударил кулаком по поручню, повернулся, и почти столкнулся с английским лейтенантом.

– Мне жаль, сэр, что я сделался инструментом ваших несчастий, но вы действовали незаконно, опираясь на власть мятежного правительства, не имеющего права так называться. Вы дадите мне слово не предпринимать попыток отбить корабль или я вынужден буду обращаться с вами как с пленником?

Вежливая реплика Прайса, произнесенная с мелодичным валлийским акцентом, не смягчила угрюмого американца. Наконец, он заговорил, растягивая слова на манер, свойственный колонистам.

– Это вы, сэр, промышляете пиратством. Будь прокляты коварство и тирания вашей страны и ваша тоже! Я не дам вам слова и заберу свой корабль обратно. Моих людей больше, и они не смирятся с заточением на баке. Вам не удасться поспать всласть. Поразмыслите над этим, лейтенант, будь вы прокляты!

Американец отвернулся. Прайс кивнул Хэгену, и тот при помощи двух пехотинцев вынудил капитана спуститься вниз.

Прайс проводил его взглядом. Дело с починкой паруса продвигалось. Дринкуотер с квартирмейстерами навел порядок на палубе, поставил человека на румпель и взял курс на Канал. Лейтанант Прайс посмотрел за корму. «Циклоп», продолживший свое крейсерство, превратился уже в точку на горизонте. Прайс почувствовал себя брошенным. За восемь лет на море ему доводилось пару раз возглавлять призовые команды, но те призы были покорными «купцами» с немногочисленным экипажем. Конечно, их шкиперы и команды были недовольны пленом, но не решались ничего предпринять против вооруженных людей. За трудные годы войны с американцами англичане усвоили, что их враги обладают почти сверхестественным умением использовать любой предоставившийся шанс. Их главнокомандующему, Вашингтону, почти постоянно приходилось преодолевать мятежи в собственной армии, но стоило британцам хоть на миг зазеваться, как эти чертовы янки возникали как волшебству.

В этом пришлось убедиться Бургойну. И Сент-Леджеру. Даже когда лучший тактик среди американцев, Бенедикт Арнольд, перешел на сторону врага, недальновидное британское высшее командование слишком поздно поняло значение этого таланта.

Судьба лейтенанта Прайса стала заложницей этой неистощимой энергии. Он был изумлен, видя, что даже угроза смерти не в силах остановить этих представителей его же собственной расы.

В течение двух дней «Алгонкин» шел на юго-восток, чтобы обогнуть с юга Сциллу перед тем, как войти в Канал. Большой грот был починен и поднят. Дринкуотера очень интересовал процесс управления шхуной. Незнакомый с качествами судов с косым вооружением, он был удивлен поведением «Алгонкина». Он даже представить себе не мог, что судно может идти с такой скоростью при боковом ветре, и с интересом прислушивался к разговору двух квартирмейстеров, споривших, способно ли оно двигаться даже быстрее, чем ветер. Под воздействием чувства независимости страхи, пробужденные Блэкмором, стали постепенно стихать.

Погода оставалась сухой и солнечной, ветер был легким, но попутным. Американцев небольшими группами выводили на полубак для ежедневной прогулки, а сержант Хэген и его пехотинцы охраняли их. Помощники капитана американского корабля доставляли мало хлопот, оставаясь взаперти в одной каюте, тогда как их капитана поместили в другой. Их выводили на палубу по-одному, так что в светлое время суток почти всегда можно было увидеть кого-нибудь из них, расположившегося под грота-вантами. Главную каюту на юте заняли Прайс и мичман, а матросы и морская пехота разместились в трюме между палубами. Это пространство предназначалось для экипажей кораблей, плененных «Алгонкином».

К вечеру второго дня Прайс несколько успокоился. Часом ранее один из американских моряков выразил желание поговорить с ним. Прайс отправился вперед. Янки вышел и спросил, не нуждаются ли они в услугах кока, потому что от еды, которой их кормят, недолго и ноги протянуть. Если «лутенант» согласится, они готовы дать обещание вести себя как надо. Прайс пораскинул мозгами, и заявил, что готов принять услуги кока, но дальнейших поблажек в обращении с ними делать не намерен. По его расчетам они находились милях в десяти к югу от Лизарда и на следующий день должны были повернуть на север и достичь Фалмута.

Но ночью ветер стал слабеть и вскоре стих совершенно. К рассвету опустился туман. Шхуна лениво перекатывалась на волнах, скрипя блоками и набором корпуса. Поднявшись на палубу, Прайс нетерпеливо ждал перемены погоды. Но к полудню никаких признаков ветра так и не было. Он приказал спустить гафельные паруса, чтобы уменьшить качку. Когда матросы занялись этой работой, на палубе появился кок-американец с котелком тушеного мяса.

Дринкуотер находился на корме. Когда огромный грот был спущен, мичман выбрал обвисший шкот и скатал его в бухту.

И тут спереди донесся крик. Морской пехотинец, наклонившийся, чтобы открыть люк для кока, получил в лицо все кипящее содержимое котелка. В мгновение ока американец выхватил у часового мушкет и направил его на четырех матросов, спускавших фок. На краткий миг на палубе «Алгонкина» все замерло, и тут наверх с воем хлынули американцы. Они обрушились на матросов, побросавших фалы, и, вооружившись по пути кофель-нагелями, этот поток ринулся на корму. Фок рухнул вниз, добавляя смятения. Моряки на баке были мгновенно смяты, но ближе к корме Хэген успел сорганизовать нескольких пехотинцев. Раздался залп, и трое янки упали. Лейтенант Прайс выхватил тесак и бросился к запальному шнуру орудия правого борта. Он дернул. Яркая вспышка рассекла туман, и из ствола вылетел град картечи, круша без разбора своих и чужих. На мгновение людской поток остановился. Потом хлынул опять.

Дринкуотер словно прирос к палубе. Все было как во сне. Сейчас туман рассеется, и наваждение исчезнет. В поручень рядом с ним ударила пистолетная пуля. Натаниэль видел, как лейтенант Прайс, жутко оскалясь, размахивает кортиков. Он вонзил его в туловище одного, потом второго мятежника, но тут со страшным треском на его череп обрушился ганшпуг, которым размахивал гигантского роста метис. Дринкуотера обуяла слепая ярость. Американцев было не сдержать. Мичман догадывался, что на каждого британца приходится по три-четыре мятежника. Он понимал, что вот-вот умрет, и это приводило его в ярость. Она душила его, заставив слезы брызнуть из глаз. Дринкуотер выхватил кортик и бросился вперед. Гигант-полукровка слишком позно заметил его приближение: он поднял тесак лейтенанта и с интересом рассматривал его. Обнаружив, что его атакуют, метис пригнулся, выставив тесак вперед на манер охотничьего ножа.

Дринкуотер припомнил уроки фехтования. Когда индеец попытался поддеть его на нож, Натаниэль парировал удар, сделав полукруглое движение кортиком. Вложив всю силу в свой приз-де-фер, он направил острие вверх, и в тот же миг вонзил свое игрушечное оружие в живот метиса. Тот дико закричал и они столкнулись. Туша гиганта придавила мичмана к палубе. Ярость Дринкуотера моментально исчезла, уступив место леденящему ужасу, смешанному с чувством невероятного облегчения. В этот момент ему на голову обрушился удар, и он погрузился в забытье.

Очнувшись, Дринуотер потратил несколько минут, вспоминая, что же произошло. Его смущала полная темнота и размеренное потрескивание, прерывавшееся вдруг серией одновременных глухих ударов, и потом продолжавшееся опять.

– Г-где я, черт возьми нахожусь? – воскликнул он.

Рядом с ним раздался стон. Потом кто-то схватил его за колено.

– Мистер Дринкуотер? – спросил голос, звучащий неестественно из-за боли и отчаяния.

– Да.

– Грэттен, сэр, морской пехотинец.

– Э… Ах, да.

– Мы на полубаке… здесь только раненые, сэр…

– Раненые?

– Да, сэр. Вы были без сознания. У меня сломана рука.

– Сочувствую…

– Спасибо, сэр.

Мозг Дринкуотера начал вникать в ситуацию, а жуткая боль в затылке подтверждала правдивость рассказа пехотинца. На него лавиной обрушились воспоминания. Он сел и огляделся.

– Что это за шум?

– Гребля, сэр… Это то, чем заняты остальные наши.

Не успел но задать еще вопрос, как открылся люк. На поднятое кверху лицо Дринкуотера упало несколько холодных капель, потом из тумана вырисовалась фигура человека.

Американец по очереди склонялся над пленниками. Подойдя к Дринкуотеру, он буркнул:

– Ты сгодишься. Давай на палубу!

Он схватил Дринкуотера за руку и рывком поднял на ноги. Несколько секунд спустя мичман уже стоял на палубе «Алгонкина» и смотрел на корму. Происхождение странного шума стало ясным. Все еще объятый туманом, «Алгонкин» медленно но верно прокладывал свой путь сквозь спокойные серые воды. Между пушечными портами на планшире находились дубовые уключины. Каждая из них сейчас была оснащена веслом. У каждого весла располагались по два человека. Приводя их в действие, они позволяли шхуне двигаться на юг. Почти все гребцы были англичанами. Один из американских офицеров расхаживал по палубе с линьком в руке. То тут, то там он обрушивал его на голую спину моряка или пропитавшийся потом красный мундир морского пехотинца.

Дринкуотера тычками прогнали по палубе, дали хлебнуть тухлой воды из баклаги, и подвели к пехотинцу, орудовавшему задним веслом по левому борту. Это был Хэген. Он был мокрым от пота, как такелаж от оседающего тумана.

Хэген прохрипел что-то в качестве приветствия, и Дринкуотер ухватился за рукоятку весла. Она была скользкой от крови из мозолей человека, которого он сменил. Через четверть часа Дринкуотер понял, почему приватир шел на веслах. Американский капитан получал выгоду от продвижения судна во время штиля, но это был также лучший способ измотать англичан. Уставшие, они не станут предпринимать попыток к сопротивлению. Через час Дринкуотер достиг такой стадии физического измождения, что не чувствовал даже ударов линька. В висках у него стучало, мозг отказывался работать. Из этого ступора его вывел Хэген.

– Ветер поднимается, – просипел сержант.

Дринкуотер поднял голову и утер пот, заливающий глаза.

По поверхности моря пробежала легкая рябь. Солнце светило ярче, пригревая. Натаниэль не имел понятия, сколько времени он пребывал в полубессознательном состоянии. Туман начал рассеиваться. Мало-помалу, под воздействием ветра и солнечных лучей, пелена исчезла.

Час спустя ветерок перешел в настоящий бриз. Поначалу легкий и порывистый, он превратился в настоящий поток воздуха, льющийся с северо-запада. Когда зефир окреп, американский капитан приказал втянуть весла и поставить паруса. Прежде чем их загнали вниз, Дринкуотер узнал, что «Алгонкин» идет на юго-восток, поскольку слышал приказ, отданный рулевому. Когда крышка люка захлопнулась над британцами, шхуна задрав нос помчалась вперед, а поднимая форштевнем пена Ла-Манша лизала ее борта почти до самого планширя.