"Нежная буря" - читать интересную книгу автора (Блант Джайлс)

4

Северный берег озера Ниписсинг — одно из самых красивых мест в провинции Онтарио, но Лейкшор-драйв, дорога, идущая вдоль узкого залива, в честь которого и был назван Алгонкин-Бей, — дорога эта, очевидно, была проложена с целью утаить эту красоту от общественности. Она всегда была соринкой в глазу для всех, кто пожелал бы полюбоваться здешними видами. На берегу озера теснились заведения быстрого питания, бензоколонки, уродливые гостиницы с причудливыми названиями, а по другую сторону шоссе — автосалоны и торговые центры.

Охотничья база «Гагара» располагалась на западной стороне этих неприглядных мест. База представляла собой десяток крошечных беленых хижин с зелеными ставнями и деревенского вида занавесками. Построили их в пятидесятые, еще до того, как в моду вошли бревенчатые домики. Многие в Алгонкин-Бей думали, что на зиму всякая деятельность здесь прекращается, однако зимой у хозяев базы существовали два важных источника дохода. Первый — от любителей подводного лова, то есть дантистов или страховых агентов, берущих отпуск на несколько дней, чтобы отправиться с приятелями на север и напиться до бесчувствия. Другой доход — от тех, кто ищет себе жилье подешевле: нет ничего более дешевого, чем хижина на Лейкшор-драйв в мертвый сезон.

Кардиналу доводилось бывать на базе «Гагара» несколько раз: как правило, из-за того, что кто-нибудь из ее зимних обитателей избивал до смерти свою жену. Или, наоборот, жена, устав от беспробудного пьянства мужа, аккуратно всаживала ему под ребра острый столовый нож. Иногда здесь попадались торговцы наркотиками. А потом, летом, здесь все наводняли загорелые американцы — экономные семейства, пользующиеся зыбкостью курса канадской валюты.

Кардинал с Делорм находились сейчас в первой из обшитых вагонкой белых хижин, на ней имелась надпись «Контора». Она была вчетверо больше, чем домики, сдаваемые внаем; хозяин жил в ней с женой и детьми. Это был яйцеобразный человек по фамилии Уоллис. На его пухлом лице застыло такое выражение, словно он постоянно мучился зубной болью. В соседней комнате смотрел мультфильмы четырехлетний мальчик, столь же овальных очертаний и с таким же несчастным выражением лица. В воздухе висели запахи вечерней стряпни, и Кардинал вдруг осознал, что голоден.

Уоллис вытащил регистрационную книгу, отыскал в ней фамилию и развернул к пришедшим.

— Говард Мэтлок, — вслух прочла Делорм. — Нью-Йорк, Девяносто первая Восточная улица, триста одиннадцать.

— Лучше бы глаза мои его не видели, — заявил Уоллис. — У нас прошлая неделя была вялая, так что я страшно обрадовался, когда он у нас снял домик, хоть и всего на несколько дней.

— «Форд-эскорт», — прочла Делорм и переписала себе номер машины.

— Точно, — подтвердил Уоллис. — Ярко-красный. Уже пару дней его не видал.

— Когда он приехал? — спросил Кардинал.

— Вроде в четверг. Да, в четверг. Я как раз дал от ворот поворот паре индейцев, они хотели снять домик. Уж извините, я этим не сдаю, и не важно, сколько у меня номеров простаивает. Надоело мне отмывать после них кровь и блевотину. Мне надо поддерживать репутацию.

— Будем надеяться, никто из них не подаст на вас жалобу с обвинением в дискриминации, — заметила Делорм.

— Вы не знаете этих людей. Только посели их вдвоем или втроем вместе с бутылью «Четырех тузов» — и после них уже никому нельзя будет сдать это помещение.

— А что вы скажете насчет нынешней ситуации?

— Вы говорите, что нашли этот брелок на трупе? — Он указал на оплавленный кусочек металла в пластиковой обертке, который Кардинал положил перед ним на стойку.

— Примерно так.

— Тогда ситуация простая: неоплаченный счет и мертвый постоялец. — Уоллис покачал головой и негромко выругался. — Вы хоть представляете, сколько времени у меня ушло на то, чтобы «Гагара» приобрела солидную репутацию? Ее ведь за один день не наживешь.

— Разумеется, — согласился Кардинал. — А мистер Мэтлок не говорил, зачем он приехал в Алгонкин-Бей?

— Как только что-то такое происходит, все твои усилия идут прахом, все эти маленькие штрихи, придающие мотелю неповторимый облик, чтобы людям хотелось сюда приезжать… Могу хоть сейчас закрывать дело и объявлять себя банкротом.

Кардинал невольно задумался, почему такому мрачному человеку, как мистер Уоллис, вообще пришла в голову мысль открыть мотель, но он повторил вопрос:

— Мистер Мэтлок не говорил, зачем приехал в Алгонкин-Бей?

— На подледный лов, так он мне сказал.

— Для подледного лова сейчас не сезон. Даже если бы не было оттепели.

— Я ему так и сказал. Сказал ему — еще две недели никто не вышел бы на озеро, при любых раскладах, а тут тем более оттепель. Он ответил, что отлично это осознаёт. Сказал, что просто присматривает место для компании приятелей, которые должны к нему подъехать в конце февраля.

— Из Нью-Йорка? — удивилась Делорм. — Нью-Йорк все-таки далековато, чтобы приезжать оттуда к нам на зимнюю рыбалку.

Уоллис пожал плечами:

— Американцы, что вы хотите.

Он снял ключ с доски позади стойки; они вышли наружу и миновали несколько хижин.

— Никогда не считал это занятие настоящим спортом, — признался Кардинал, обращаясь к Делорм. — Рыба шалеет от холода. К тому же страшно хочет есть. От тебя не требуется никакого умения. Сиди себе над лункой.

— Ты забываешь про пиво.

— Не забывайте про пиво, — подхватил Уоллис. — Вы не представляете, сколько они тут могут выдуть. У меня в каждом домике стоит тобоган, якобы для детей, хотя тут нет никаких горок. Так они на этих тобоганах затаскивают на озеро ящики с выпивкой.

— Вы сказали, что мистер Мэтлок прибыл в четверг. Когда вы заметили, что его машины нет на месте?

— Похоже, это была суббота. Дня два назад. Да, точно. Потому что утром в пятницу я его попросил ее подвинуть. А то он ее оставил на площадке для четвертого номера. Не то чтобы там кто-то жил, в четвертом номере… Короче говоря, в субботу утром его машины на месте не было. Тогда-то я и подумал: что-то стряслось. Машины нет, дым из печной трубы не идет. Сегодня утром стучу к нему в дверь — никто не отвечает. Тогда я решил: дам ему еще несколько часов, вдруг объявится, а потом уже станет ясно, надули меня или нет.

— Он звонил кому-нибудь? — поинтересовался Кардинал. — Вы бы знали, если бы он кому-то звонил?

— О междугородних — да, знал бы. Но он не звонил по межгороду. А местные вызовы я не отслеживаю.

— Спасибо, мистер Уоллис. Дальше мы сами.

— Отлично. — Уоллис открыл им дверь хижины. — Если там найдутся наличные, имейте в виду, мне с него причитается сто сорок долларов.

Внутреннее убранство сдаваемых внаем хижин базы «Гагара» не претерпело изменений с тех пор, как Кардинал был тут в предыдущий раз. Двуспальная кровать, втиснутая в отгороженную нишу, цветастый диван, кухонька в углу: мини-холодильник, плита, алюминиевая раковина. Кардиналу вдруг отчетливо вспомнилось, как одна женщина с визгом обрушила на него сковородку, когда он пришел арестовать ее мужа.

Под окном притулился стол, покрытый желтой клеенкой, на которой лежал выпуск «Нью-Йорк таймс». Пятидневной давности, заметил Кардинал. Видимо, взят он был в самолете.

Кровать (слегка взлохмаченное ворсистое покрывало украшала та же эмблема «Гагары», что имелась на брелоке от ключей) была аккуратно застелена. Рядом стоял небольшой чемоданчик на колесах, внутри которого обнаружилась одежда (в количестве, достаточном для уик-энда) и дешевое издание Тома Клэнси.

— А вот и его бумажник, — объявила Делорм. Она выудила его из-под кухонного стола, чуть не повалив при этом лампу (на абажуре тоже красовалась гагара).

— Вот в чем вопрос, — произнес Кардинал. — Машина исчезла. Вы уезжаете на своей машине и при этом не берете бумажник: как такое может быть? Во всяком случае, водительские права-то вы ведь должны с собой захватить, верно?

— Может, убийца явился к нему внезапно.

— Возможно. И наш клиент обронил бумажник в драке с ним — хотя тут нет особых следов борьбы.

Делорм открыла бумажник.

— Так или иначе, думаю, мотив ограбления надо исключить. Тут восемьдесят семь долларов, все доллары — американские. Может, он просто выходил купить сигарет, бумажник ему не понадобился.

— Сигареты у него были. — Кардинал указал на полупустую пачку «Мальборо» на тумбочке.

— Говард Мэтлок, — официальным тоном прочла Делорм, глядя в одну из визитных карточек, извлеченных из бумажника. — Дипломированный бухгалтер, штат Нью-Йорк.

— Так я и думал, что все любители подледного лова — бухгалтеры.

— А еще он записан в Нью-йоркскую публичную библиотеку и в клуб «Блокбастер-видео». И водительские права у него нью-йоркские.

Она показала документ Кардиналу. С фотографии на правах на них смотрел человек, которого уже не было в живых. На нем были те же очки-консервы, которые они нашли в лесу.

Они обвели взглядом комнату.

— Бумажник валялся на полу, а так все, кажется, в порядке, не сдвинуто с места, — заметил Кардинал. — Ключ от комнаты оставался у него в кармане, а вот ключей от машины нигде нет. Это заставляет предположить, что преступник или преступники скрылись на его машине.

— Если тебе приспичило угонять машину, зачем выбирать для этого «форд-эскорт»? А если ты хочешь отвлечь внимание от угона, то оставлять в кустах труп — пожалуй, несколько чересчур.

— Не исключено, что в самой машине были какие-то вещественные доказательства, по которым можно вычислить убийцу.

Они осмотрели содержимое чемодана: три совершенно новые рубашки с магазинными ярлыками, три пары трусов «Хейнс», три пары носков, две из которых — с дырками.

— Я-то думала, дипломированные бухгалтеры прилично зарабатывают, — удивилась Делорм. — Похоже, этот парень не очень-то процветал.

На полочке в ванной они нашли пачку таблеток карбоната кальция фирмы «Тумс», а также походные упаковки имодиума и экслакса.

— Настоящий бойскаут, — прокомментировала Делорм. — Готов ко всему.

— Ко всему, кроме охоты и рыбалки, если ты заметила. Ни удочек, ни спиннинга, ни каких-то других снастей. Ничего. Да, он говорил, что просто присматривает место для друзей, но все равно странно.

— Может, он все это держал в машине. Когда мы найдем машину…

Они стояли лицом друг к другу посреди хижины. У нас такой вид, словно мы ожидаем, когда на нас с небес снизойдет озарение, подумалось Кардиналу. Какая-нибудь идея или теория.

— Да, странно, — согласилась Делорм. — Получается так: Говард Мэтлок, заезжий бухгалтер с дипломом, прибыл сюда, чтобы узнать, хорош ли здесь подледный лов. Находясь на базе, он вдруг решает прокатиться на машине, не захватив при этом с собой бумажник, — и нашего бухгалтера убивают. Возможно, кто-то хотел его ограбить, а убил просто с досады, что при нем не нашлось бумажника.

— Благодарю вас, детектив Делорм. Эта версия все объясняет. Полагаю, дело можно закрывать.

— Понятно. Значит, в ней есть нестыковки.

— Мы вроде бы оба согласились, что он вряд ли приехал сюда по рыболовным делам. А тогда…

— Тогда — что? У тебя какой-то озабоченный вид.

— Не нравится мне все это. Мой наставник из Торонтского управления учил меня, что для раскрытия любого преступления, виновник которого не очевиден, нужны три вещи: талант, настойчивость и удача. Если хотя бы одной из них не будет — дела ты не раскроешь. Боюсь показаться нескромным, но о первых двух компонентах я как-то не беспокоюсь.

— Ладно тебе, Кардинал. Мы же только приступили.

— Знаю. Но подвергая сомнению факт, что Мэтлок приехал сюда присматривать место для зимней рыбалки, мы остаемся без версии того, что же он здесь делал. Или к кому приезжал. Не говоря уж о том, кто мог его убить.

Был объявлен в розыск красный «форд-эскорт» Мэтлока, взятый напрокат в торонтском аэропорту Пирсон. Прочесывание леса продолжалось до темноты. Все фрагменты тела, которые удалось найти, собрали вместе и отправили в Центр судмедэкспертизы в Торонто. Снимки, сделанные с воздуха, напечатали и вывесили на доске объявлений в комнате экспертов. Воздушные шары, соответствующие первоначальному расположению фрагментов, поблескивали среди деревьев, окутанных туманом, но никакой закономерности в расположении этих фрагментов найти не удалось.

Снова сев за свой стол, Кардинал битых два часа составлял отчеты о проделанной за этот день работе. У него не было никаких идей относительно того, как двигаться дальше. Он устал и проголодался, ему не терпелось пойти домой, к Кэтрин, но не хотелось уходить с ощущением, что расследование зашло в тупик. Ему надо было какое-то время побыть одному, вдали от рапортов и от коллег, кричащих друг на друга. Побыть одному, чтобы хорошенько подумать, почему этот американец закончил свой жизненный путь именно здесь, в Алгонкин-Бей.

Внизу, у озера, туман все еще плотным слоем висел среди хижин и деревьев, словно серая вата. Тускло светился красный знак «Гагары», показывавший, что на базе есть свободные хижины. На парковке не было ни одной машины.

Кардинал открыл дверь домика, который снимал недавно Говард Мэтлок, и поднырнул под заградительную ленту. Оказавшись внутри, он щелкнул выключателем, но свет не зажегся: видимо, владелец отключил электричество до тех пор, пока здесь не поселится очередной платежеспособный постоялец. Видимо, по той же причине хижина сейчас не отапливалась. Кардинал включил фонарь и осветил кровать, потом кресло, потом тумбочку. Оперативная группа так занята поисками в лесу, что здесь, в помещении, они закончат работу не раньше завтрашнего дня. Все личные вещи Говарда Мэтлока были на прежнем месте, вплоть до наполовину опустошенной пачки «Мальборо» у лампы с эмблемой «Гагары».

В темноте и тишине Кардинал вновь попытался представить себе, что же здесь произошло. Вот американец сидит в белом плетеном кресле, смотрит телевизор, и тут раздается стук в дверь. Но кто к нему пришел, кто убил его и увез в его же собственной машине? Может быть, кто-нибудь следовал за ним от самого Нью-Йорка?

Кардинал уселся на край кровати. Пытаться разобраться в этом деле было все равно что стараться поймать дым. В половине подобных случаев — по крайней мере в таком маленьком городке, как Алгонкин-Бей, — полицию вызывает на место преступления сам убийца. Теперь же Кардиналу предстояло распутать совершенно таинственное происшествие, и никаких нитей у него не было. В его город приехал американский гражданин. Если за ним не следовали от Нью-Йорка, то логично предположить, что за весьма краткое время он успел кого-то смертельно обидеть, в буквальном смысле смертельно. И этот кто-то не просто убил его, а еще и скормил медведям. Почему?

Кардинал чувствовал, что кончик нити где-то поблизости, но никак не мог его ухватить. Он посмотрел на дверцу шкафа. Ее открывали, но теперь она была закрыта и засыпана порошком, с помощью которого эксперты ищут отпечатки пальцев.

Кардинал встал и потянул на себя дверцу. Не успела она открыться и наполовину, как чья-то рука намертво обхватила его за шею. От удара кулаком в живот он согнулся.

Потом он откинулся назад, хватая ртом воздух. Ловким движением его сбили с ног и уложили на пол, лицом вниз, заломив руку за спину. Он ощутил затылком холодное дуло пистолета. Кобура с его собственной «береттой» болезненно впивалась в ребра.

— У вас вроде как не должно быть оружия, а? — Мужской голос. Молодой человек, говорит без акцента.

— Нет.

— Ага. А это тогда что? — Куртку Кардинала расстегнули и вытащили «беретту».

— Ты делаешь ошибку, — успел сказать Кардинал, прежде чем его голову снова пригнули к полу.

Рука залезла к нему во внутренний карман и вынула бумажник.

— Ты коп?

— В свободное время. Когда меня не избивают в туристических домиках.

Человек уселся ему на спину.

— Просто не верится, что ты сам сюда явился, — проворчал он. — Один, среди ночи. Мало ли кто тут мог быть, а?

— Как раз намеревался спросить, кто вы.

— Ладно. Значит, так. Я тебя отпущу. Пушку твою заберу себе, но тебя я собираюсь отпустить, если будешь себя прилично вести, ясно? Не пытайся ничего сделать, а то опять тебя уложу мордой вниз.

— Договорились.

— Поднимешься и упрешься руками в стену. А я встану у двери.

Незнакомец отпустил его, и Кардинал сделал глубокий вдох, прежде чем встать и отряхнуться. Бог ты мой, ну и унизительное положение.

Наведя на него короткоствольный «тридцать восьмой», перед ним стоял самый юный гангстер, каких Кардиналу доводилось видеть. Прилизанные светлые волосы, бледноватый пушок на щеках и подбородке. На нем, словно для солидности, был надет стильный спортивный пиджак в клетку «пье-де-пуль». Он приотворил дверь и выглянул наружу, осматривая стоянку машин.

— Ты и правда явился один. — Во рту юнца сверкнули зубы. Казалось, их было там слишком много. — Ладно, а теперь повернись и руки на стену. Сам знаешь эту позу — ноги развести пошире, встать на цыпочки.

«Тридцать восьмой» поблескивал при свете, сочившемся из окна. Кардинал сделал как ему было сказано. Теперь он смотрел в стену.

— Сколько тебе? — поинтересовался он. — Лет восемнадцать?

— Больше. И вообще у нас есть темы поважнее. — Парень охлопал его, ища подколенную кобуру, но Кардинал таких не носил. — Для начала: как мы будем расхлебывать эту кашу?

— Кто «мы»? Не «мы», а ты. Ты только что напал на сотрудника полиции. К тому же у меня такое чувство, что лицензии на ношение этого «тридцать восьмого» у тебя нет, мой мальчик. Разве что ты служишь в федеральной полиции.

— А ты коп, который допустил, чтобы у него отняли пушку. Мы же не хотим, чтобы об этом поползли слухи по городу, а?

— Да, это будет ужасно. Отдай ее мне, и я сейчас же застрелюсь.

— Что ты знаешь о Говарде Мэтлоке?

— А тебя не Малькольм Масгрейв прислал? Он всегда придумывает хитрые пути, чтобы обставить конкурентов, выделяется этим даже среди своих не очень-то щепетильных коллег по Конной полиции.

— Я тебе задал вопрос, — напомнил юнец. — Что ты знаешь про Говарда Мэтлока?

— Он американец. Он дипломированный бухгалтер высшей квалификации. Он мертв. А почему он тебя так интересует?

— Пушки у меня, так что, думаю, вопросы лучше буду задавать я. Зачем ты сюда вернулся? Всю работу на месте ваши уже должны были закончить.

— Да, ты явно из федералов. Наверное, пора тебе представиться и рассказать о своих дальнейших планах.

— Я спросил, зачем ты вернулся в хижину.

— Полагаю, по той же причине, что и ты: чтобы побольше разузнать о Говарде Мэтлоке. Когда турист приезжает в мой город и его скармливают медведям, это не очень-то хорошо выглядит. Разве что он вовсе не турист, но и в этом случае я испытываю понятное беспокойство. Я вернулся сюда, чтобы получше понять, что это был за тип. Я вернулся, потому что мне многое неясно. Я вернулся, потому что не могу сообразить, как двигаться дальше. А теперь, если ты не против, я продолжу свою работу.

Кардинал какое-то время подождал, прислушиваясь. От двери не доносилось ни звука. Он обернулся и посмотрел.

В дверном проеме никого не было. Его «беретта» лежала на кухонном столе, обойму из нее вытащили. Он слишком поздно добрался до двери, чтобы хоть что-то увидеть. Кардинал негромко выругался. Пропажу обоймы трудно будет потом объяснить начальству.

Он закрыл дверцу шкафа и еще раз обвел взглядом хижину, прежде чем запереть ее снаружи. Приходилось признать, что парень действовал ловко: застал его врасплох, отобрал оружие, а потом растаял, как туман. По дороге к парковке Кардинал подумал, что ему, видимо, придется проверить всех живущих в городе блондинов англосаксонского типа. Добравшись до своей машины, он обнаружил обойму от «беретты» на крыше, над водительской дверцей.

Когда он вернулся домой, Кэтрин, абсолютно неподвижная, сидела в позе лотоса. Он открыл дверь, и пламя свечи заколебалось от ветерка. На телевизоре стояла пирамидка благовоний, и от нее спиралью поднимался дымок.

— Ты сегодня поздно, — заметила она.

— Тут пахнет как в буддийской пагоде. — Он всегда отпускал комментарии насчет ее благовоний, а она всегда их игнорировала. — Ну, как мой свами?[3]

— Скорее Будда. Так растолстела в больнице, теперь никак не похудею.

— Ты не толстая.

— Они мне там давали столько хлеба и картошки… На меня теперь ни одна моя вещь не налезает.

Кэтрин действительно набрала один-два килограмма, пока лежала в психиатрической лечебнице Онтарио, с ней всегда это происходило, — но в целом, по мнению Кардинала, его жена выглядела великолепно. Может быть, бедра стали чуть тяжелее, живот чуть округлился, но для женщины, у которой двадцатишестилетняя дочь, она выглядела просто потрясающе.

Расплетая ноги, Кэтрин протяжно вздохнула. Кардинал всегда рад был видеть, как она занимается йогой, даже по ночам: когда жена следила за собой, она редко заболевала.

— Твой папа звонил. Ему завтра утром назначили прием у кардиолога. Я его отвезу.

— Отлично. Похоже, его новый врач знает, как взяться за дело.

— Ты какой-то расстроенный, — сказала Кэтрин. — Что-то случилось?

— Неприятности на работе, вот и все. Ничего серьезного.

— Хочешь мне рассказать?

— Да нет.

Он редко ей что-нибудь рассказывал. Да и никто из сотрудников управления не открывал своим женам подробностей своей служебной деятельности. «Ложно понимаемое рыцарское чувство», — как выразился один приятель Кардинала. Возможно, приятель был прав, но он никогда не жил вместе с женщиной, страдающей маниакально-депрессивным психозом. Кардиналу не хотелось усугублять своими проблемами тревоги своей жены. И потом, он все еще ругал себя за то, что так легко отдал оружие. Он улегся на диван и стал вдыхать аромат сандалового дерева, «создающий вибрации очень высокого уровня», по уверениям Кэтрин.

В доме стояла замечательная тишина. Дом, его убежище. В печи догорало пламя, источая теплое янтарное сияние.

— Это тебе пришло. — Кэтрин протянула ему квадратный конверт. — Ужасный почерк.

И без обратного адреса, отметил про себя Кардинал. Разорвав конверт, он вынул открытку с изображением большого алого сердца. Рельефные буквы: «Прошло двенадцать лет, милый…» И внутри: «…но я люблю тебя как в первый день!» Под этим кто-то нацарапал: «Скоро увидимся».

Как и все такие послания, открытка была не подписана, но Кардинал знал, от кого она. Двенадцать лет назад он помог посадить одного человека в тюрьму; скоро этот человек должен выйти на свободу. Но главное сообщение оказалось не на открытке, а на конверте. Между строк домашнего адреса Кардинала можно было прочесть: «Мы знаем, где ты живешь».

Кэтрин что-то ему говорила, но он не слушал. Он вспоминал сейчас то, что случилось больше десяти лет назад: единственная крупная ошибка за всю его карьеру — и, видимо, пока главная ошибка в его жизни. С тех пор этот поступок постоянно омрачал существование Кардинала, а теперь, несмотря на то, что он пытался искупить вину, это прошлое угрожало его дому, его крепости — увы, не такой уж неприступной, особенно если учесть хрупкую психику жены и специфические требования его собственной профессии.

— Извини, — спохватился он. — Что ты говоришь?

— Говорю, тут Келли звонила. У тебя точно все в порядке? Что там в открытке?

Кардинал сунул открытку в карман.

— Так, ерунда. Забавно, Келли всегда умудряется позвонить, когда меня нет. Видимо, наняла кого-то, кто наблюдает за нашим домом.

— Не надо так, Джон. Она спрашивала о тебе. Я не думаю, что Келли способна долго злиться на кого-то. Во всяком случае, на тебя — нет.

— Ну да.

— Теперь живет в новой квартире. Делит ее с кем-то. В Ист-Вилледж. Говорит — вычурно, но жить можно.

— Вообще не понимаю, почему она так рвется жить именно в Нью-Йорке. Я бы не стал там жить, даже если бы мне приплачивали. С меня хватило Торонто.

Кардинал отправился в ванную и включил душ как можно горячее — насколько мог выдержать; потом постепенно сделал похолоднее. Обжигающие струи немного подняли ему настроение, но в сознании все еще прокручивались события двенадцатилетней давности. Тогда он пересек невидимую черту, а когда потом попытался вернуться обратно, к прежней жизни, к своему прежнему, подлинному, цельному Я, — он обнаружил, что это была не черта, а глубокая пропасть.

Он заставил себя думать не о прошлом, а о настоящем, о дикой трагикомической сцене на базе «Гагара». Кардинал вспомнил, что, как раз перед тем как на него напали, в мозгу у него начала зарождаться какая-то идея. Теперь, под душем, эта мысль возникла вновь. Это была мысль о Тупренасе.

Он вытерся, завернулся в толстый халат и вошел в гостиную, чтобы позвонить.

— Делорм? Это Кардинал.

— Кардинал, ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Представь себе, у меня есть личная жизнь.

— У тебя ее нет. Я тут думал про Тупренаса. Помнишь, он нам сказал, что Поля Брессара убили и зарыли в лесу?

— Тупренас — псих. Все знают, что он псих. Я вообще удивляюсь, что ты взялся проверять его байку.

— Посмотри на факты. В лесу нашли американца, которого кто-то искромсал на куски, так? Около заброшенной охотничьей хижины, так? А Поль Брессар — охотник.

— Верно. Тупренас сказал, что Поль Брессар убит, но потом выяснилось, что он ошибся.

— А почему он ошибся? Потому что Тупренас означает Тупейший преступник на свете. А еще какие причины? Потому что Тупренас очень много выпил в тот вечер, когда он услышал эту историю. А если предположить, что он просто не так ее понял? Если предположить, что Поль Брессар убил туриста и зарыл труп в лесу? В этом уже есть какая-то логика, правда? Возможно, он убил его по неосторожности и пытался замести следы.

— И что, этот Брессар, он по неосторожности скормил труп медведям? По-моему, это слишком. Даже чтобы замести следы.

— Он охотник, не забывай. Он знает, где водятся медведи.

— Не сомневаюсь, что знает. Да, похоже, ты на что-то набрел.

— Ты так говоришь, чтобы от меня отделаться?

— Нет. Но мне казалось, что ты уже поговорил с Брессаром.

— Да. И мне показалось, что он абсолютно ни при чем. Впрочем, я же просто проверял, жив он или нет.

— Может быть, нам стоит с ним еще раз побеседовать. Да, извини… может быть, тебе подключить к этому разговору Малькольма Масгрейва? Ведь Мэтлок был американец. А значит, придется работать с лошадниками.

— Не напоминай.

Кардинал вернулся в ванную и высушил волосы. У него появилась идея. Направление, в котором можно двигаться. Когда он вошел в спальню, Кэтрин лежала под одеялом и крепко спала. Рядом с ней валялась энциклопедия «Нью-Йорк и его обитатели», раскрытая на фотографии Ист-вилледж.

Он улегся около Кэтрин и погасил свет. Он слушал ее дыхание — ритмичный звук, означавший для него мир, любовь, чувство безопасности. А потом он опять вспомнил об открытке.