"Негласная карьера" - читать интересную книгу автора (де Лорент Ханс-Петер)

7

Сидеть без дела Поммеренке не мог.

Вилфреду на запрос много времени не понадобится, да и архив со старыми «делами» находится здесь же, в подвале, но все-таки на предварительный сбор материалов уйдет часа два, не меньше.

Рюдигер взглянул на часы. Два. До четырех ничего не принесут.

Он взял двойной лист бумаги в клетку, черный фломастер и крупными буквами вывел – Феликс Бастиан. Потом красным фломастером он очертил по линейке имя и фамилию аккуратной рамкой. Рюдигер любил пользоваться линейкой, когда чертил таблицы, диаграммы или схемы. Это осталось у него с курсов по делопроизводству и управленческой работе.

На чистом листе бумаги лишь имя и фамилия. Итак, начнем с Феликса. Им можно заняться и без «дела». Поммеренке постарался заглушить в себе вновь проснувшуюся тревогу. («Неужто Штофферс затеял-таки проверку?»)

Ему вспоминаются фразы, многократно повторявшиеся на инструктажах. В нашем деле мелочей нет, существенно буквально все. Единичные акции и для левых радикалов не типичны. Их поступки не обусловлены случаем. У этих людей есть черты характера, которые проявляются снова и снова. В самых разных ситуациях.

Кажется, это было в девятом классе. Летом на уроках физкультуры они тренировались в беге на длинную дистанцию. Два километра. Старик Шрадер гонял их по соседнему парку. Подходящее место, по утрам народу нет, никто не мешает. Велосипедным счетчиком отмерили четырехсотметровый круг.

Дистанция была неровной. Стартовали они на холме, потом шел пологий спуск, зато за сто метров перед финишем начинался довольно крутой подъем.

Феликс и Рюдигер были лучшими спортсменами класса по летним видам спорта. Феликс, пожалуй, лучше играл в футбол. В легкой атлетике они соперничали на равных. Бастиан был потехничнее, зато Поммеренке превосходил его ловкостью, юркостью.

Прежде им не доводилось бегать двухкилометровку. Рюдигер чувствовал себя немного уверенней Феликса, который уже тогда был крепким парнем; но тяжелые мышцы на длинных дистанциях – скорее недостаток.

Они сразу же задали высокий темп и оставили всех ребят далеко позади, а толстяка Тецнера даже обошли на целый круг.

– Ну что, финишируем вместе или рванем каждый за себя? – задыхаясь, спросил Феликс на последнем круге.

– Рванем! – решил Рюдигер, сообразив, что такой азартный боец, как Феликс, мог задать такой вопрос только из-за слабины.

Внизу на повороте Рюдигер выбрал удобную позицию и рванул. Он сразу же ушел вперед метра на два. Феликс пыхтел сзади. Рюдигер весь выложился, но не смог оторваться дальше. А на последних двадцати метрах он словно остановился. Феликс, все так же тяжело дыша, достал его и затем с искаженным от напряжения лицом обошел.

Конечно, все это было лишь игрой. Тренировкой. Позднее они даже поговорили об этом.

– Я очень хотел тебя достать, вот и достал, – сказал Феликс.

Победила воля, а не беговые качества. Таков был Бастиан. Он ставил перед собой цель и непременно достигал ее, чего бы ему это ни стоило.

В студенческие годы Феликс начал регулярно бегать на длинные дистанции, просто так, для себя, чтобы поддерживать форму. Бегал по десять-пятнадцать километров, настоящие стайерские дистанции.

Однажды Рюдигер сказал ему:

– Тому, кто вроде тебя целыми днями просиживает на собраниях, полезно проветрить легкие. Только зачем сразу десять километров?

– У меня был какой-то внутренний барьер, – объяснил Феликс. – Через пять километров начинал думать: все, хватит. Дыхалка больше не работала, я останавливался. Но ведь это не только вопрос тренированности. Даже при хорошей форме хочется дать себе поблажку. Вот я и решил бороться со своей слабостью, подавлять ее, отодвигать момент, когда она заявляет о себе. Сейчас я вполне владею собой. Пятнадцать километров для меня не проблема. Будь побольше свободного времени, я бы выяснил, на каком километре мне бы захотелось остановиться теперь.

Самопреодоление, доведенное до крайности. Может, так и начинается фанатизм?

Поммеренке делает пометку: «фанатизм, непреклонность».

Он закуривает сигарету, просит фрау Шредер принести еще кофе, потом задумчиво откидывается на стуле.

Если Штофферс спросит его, что выделяет Бастиана среди других функционеров-коммунистов? – Умение убеждать! – ответит он.

Может, рассказать Штофферсу в подтверждение историю с поездкой в ГДР?

Дверь распахнулась. В кабинет вошла фрау Шредер с двумя чашками кофе. За нею Вилфред Доггенхуден, под мышкой у него несколько папок.

– Кажется, я как раз вовремя, – усмехнулся Вилфред и прямиком отправился в уголок для гостей, где секретарша уже поставила на стол кофе.

– Неужели все готово? – изумился Поммеренке.

– Электроника плюс отличная спортивная форма. Других секретов нет. Чтобы сбегать в подвал и забрать «дела» из архива, понадобилось больше времени, чем на ответ из Кёльна. Все твои клиенты у нас зарегистрированы. Информацию НАДИС я положил в начало каждого «дела». Судя по их объему, тебе подобрали не мелкую рыбешку.

Если бы Поммеренке был один, он бы тут же набросился на неказистые папки. Но сейчас он сдерживается, размешивает ложечкой сахар и молоко, подносит чашку ко рту.

Чтобы сменить тему разговора, они поболтали о результатах последних игр высшей лиги.

– Как ты относишься к использованию видеозаписи Для судейства? – спросил Вилфред.

Рюдигер не знал, что ответить; голова у него была занята совсем другим.

– Будет здорово, если разрешат прокручивать запись спорных моментов, – продолжал с жаром Вилфред. – Представляешь! Судейство станет объективным. Кончатся ошибки, прекратится грязная игра за судейской спиной. Достаточно двух-трех телекамер. Судья сможет просмотреть любой эпизод. Например, при назначении одиннадцатиметровых. Посмотришь нарушение раз-другой в замедленной съемке, и сразу все ясно.

– А зритель не заскучает, если то и дело прерывать игру?

Поммеренке спросил это только для того, чтобы поддержать разговор. Ему не терпится открыть папки, но не хочется быть невежливым и выставлять Вилфреда из кабинета.

– Ах, все зависит от привычки. В Штатах любую передачу перебивают рекламой. Что бы ни показывали – футбол, бейсбол, детектив. И никто не возмущается. Привыкли. Главное, что болельщик будет спокоен за свою команду. Камера не ошибется, команда не пострадает.

К счастью для Рюдигера, Вилфред торопился на совещание. Поммеренке дружески проводил его до дверей и тут же кинулся к папкам.

На верхней значилось – Феликс Бастиан. Раза в два толще остальных, отметил про себя Рюдигер.

На формуляре НАДИС приведены основные сведения. Поммеренке быстро пробегает их глазами: председатель общестуденческого комитета, поездки в ГДР, руководитель районной парторганизации, кандидат на коммунальных выборах, кандидат в депутаты бундестага, редактор местной газеты «Шип», которая находится под влиянием коммунистов.

Внизу на формуляре помечено, что полное «дело» Бастиана хранится в архиве земельного ведомства. Вот оно, это «дело», лежит на столе. Сначала идет справка об отце.

«Отец – доктор Герхард Бастиан, род. 14.08.1920 г. в Дюссельдорфе. Профессия! адвокат. После запрета КПГ выступал с 1956 г. по 1964 г. защитником в процессах против коммунистов. См. «дело» Бастиана Гер-харда».

Перед глазами Поммеренке возник отец Феликса. Высокий, статный мужчина с густыми, волнистыми, зачесанными назад волосами, в которых рано пробилась седина. Одевался он всегда строго. Даже дома ходил в костюме с жилеткой и при галстуке. После работы не переодевался – в отличие от деда Рюдигера, который дома снимал форму железнодорожника, аккуратно расправлял ее на плечиках, обмахивал щеткой и вешал в шкаф. Отец Феликса часто отлучался по делам. Феликс объяснил, что отец защищает коммунистов, которые ушли в подполье после запрета партии.

Тогда Рюдигер плохо понимал, о чем речь. В поселке поговаривали, что Бастианы и сами коммунисты. А если партию запретили, то за дело. Но Рюдигера это не очень интересовало, поэтому он не докучал приятелю расспросами. Однако его удивляло, почему этих людей защищает именно отец Феликса, такой респектабельный с виду и сам похожий на солидного политика.

Даже у убийц бывают адвокаты, сказал он тогда себе. На этом вопрос был исчерпан.

На следующей странице «дела» – сюрприз. К ней была подклеена копия статьи, которую Феликс написал еще в 1967 для школьной газеты под заголовком «Папаша Государство лупит своих деток».

Сотрудник, читавший эту статью, поставил рядом с заголовком два красных восклицательных знака. Он же подчеркнул первые фразы: «Вечером пасхального понедельника я случайно оказался в центре города. Тут я услышал, что перед издательством «Шрингер» состоится демонстрация».

Дотошный коллега Рюдигера обвел слово «случайно» и приписал на полях – «так мы и поверили!».

Несколькими жирными восклицательными зпаками было помечено еще одно место: «Демонстранты вели себя спокойно. Но полицейские набросились на них и принялись зверски избивать».

Статья изобличала Бастиана в симпатии к демонстрантам. Интересно, как удалось «конторе» заполучить газету? Видимо, уже тогда поддерживались тесные контакты с директорами школ, подумал Поммеренке.

Со следующей страницы пошли донесения о заседаниях леворадикальных организаций учащихся.

«Председатель собрания Феликс Бастиан говорил о необходимости активизировать среди учащихся изучение марксизма-ленинизма…» «Бастиан выступал в качестве представителя…» Фамилия Бастиана была каждый раз аккуратно подчеркнута.

Поммеренке встал, чтобы взять пепельницу. При этом он зацепил папку, и из нее выскользнул прозрачный пакет с фотографиями.

На первой фотографии Феликс снят с плакатом «Учащиеся говорят «нет» чрезвычайным законам!». Да, судя по всему, Феликс везде успевал. Он протестовал против повышения цен за проезд на муниципальном транспорте, против войны во Вьетнаме, против иранского шаха; Бастиан участвовал в первомайских демонстрациях, на митингах солидарности с Анджелой Дэвис; он выступал против гонки вооружений, ратовал за улучшение системы образования и так далее и тому подобное.

Все фотографии смотреть необязательно. Поммеренке сам принимал участие во многих демонстрациях. Некоторые снимки знакомы по прежней работе. Феликс у микрофона. На трибуне. Все задокументировано самым тщательным образом, на обороте каждой фотографии указана дата, тема выступления. Потом идут снимки университетских выборов. На одном фото улыбающийся Феликс стоит у стенда компартии. Подпись на обороте поясняет, что Бастиан является кандидатом в депутаты бундестага.

Поммеренке листает «дело». Несколько страниц занимает университетская работа Бастиана: председатель общестуденческого комитета, автор многих статей для университетской газеты, член студсовета отделения психологических наук, член академического сената… Этого с лихвой достаточно для того, чтобы не допускать Феликса Бастиана к учительской деятельности. Как же он пролез в школу? Поммеренке недоуменно сморщил лоб.

Дата зачисления на должность учителя – 1976 год. Да, в ту пору произошло несколько досадных проколов. К сожалению, часть прессы уже вышла из-под контроля. Рюдигер хорошо помнил тогдашние приступы ярости у Беренда.

– Эти мозгляки согласились брать на государственную службу даже активных коммунистов. Те организуют кампании протеста, разглагольствуют о запрете на профессию, а либеральные газетенки с удовольствием их печатают.

В сенате шли ожесточенные дебаты. Пятерым экстремистам отказали в приеме на работу. Свободные демократы, партнеры по коалиции, публично выразили свое недовольство.

– Вот сволочи! Гляди-ка, Померанец, двадцать один коммунист претендовал на должность в госучреждениях.

И только пятерых завернули. Но ведь шестнадцать субчиков разойдутся учителями по школам и займутся там подрывной работой. Тогда надо просто закрывать нашу контору.

Поммеренке разделял возмущение шефа. Двадцать одно заявление за один только раз! Двадцать один коммунист!

Беренд рассказал о совещании начальников отделов, на котором он, по его выражению, дал шороху.

– Штофферс распространялся о трудностях в борьбе за власть, о реалистическом подходе и трезвом взгляде. Детский лепет. Вот до чего мы докатились с нашими уступками, – бушевал Беренд.

– В пятьдесят шестом мы разогнали этот красный сброд, – вторил ему на совещании Кестер. – Разгромили их партбюро, конфисковали материалы, многих пересажали. Чувствовался размах. Пяток коммунистов был для нас – тьфу!

По словам Беренда, Штофферс являл собою жалкое зрелище. Именно тогда и Феликс Бастиан был взят на государственную службу с испытательным сроком. Потом испытательный срок продлили, зато теперь речь идет о пожизненной службе. Пожизненной!

Новые директивы рекомендовали забыть «грехи молодости». Какая чепуха! Достаточно заглянуть хотя бы вот в это «дело». Тут зафиксированы годы и годы. Кто пошел по этой дорожке, уже не свернет. Такие люди не меняются со дня на день.

Вскоре после поступления новых директив из сената прибыл референт:

– Мы надеемся, что многие из тех, кто в студенческие годы строил из себя революционера, образумились. Если угодно, новые решения взывают к их здравому смыслу и набранному жизненному опыту. Это амнистия глупостям затянувшегося переломного возраста.

Поммеренке до сих пор только качает головой. Знали бы они, с кем имеют дело. Сидя в кабинете, не поймешь людей.

Рюдигер старается представить себе, о чем думал Бастиан, читая директивы к новому положению о приеме на государственную службу. Наверняка ни секунды не собирался бросить политику. Он ведь не сомневается в своей правоте. Наоборот: считая, что государство служит интересам капиталистической системы, такие, как Бастиан, даже ждут по отношению к себе репрессивных мер. Это лишь закаляет их. Особенно сейчас несмотря ни на что.

Рюдигеру все это хорошо известно. Недовольно морщась, он изучал материалы. Пригодиться из них может только то, на что не вышел срок давности. В любом случае факты нужны экстраординарные.

Он перелистиул еще несколько страниц. Кандидат в депутаты бундестага? Уже неплохо. Поммеренке делает выписки, закладывает листком бумаги страницы.

Ему попадается на глаза «письмо соседям».

После донесений о встречах Бастиана с избирателями идет подборка газетных полос. Феликс вместе с товарищами начал выпускать в своем районе газету «Шип». Аналитический отдел собрал статьи Бастиана и проработал их. Поммеренке делает для себя кое-какие пометки.

Записав название газеты, он приписывает целый ряд вопросов. Кто стоит за газетой? Кто ее финансирует? Какова роль Феликса Бастиана в выпуске газеты? Зарегистрированы ли ее конфликты с органами безопасности?

Итак, одна папка просмотрена. Нужно поручить аналитическому отделу отобрать из материалов «Шипа» наиболее подходящие.

Следует подготовить цитаты, которые можно будет использовать для прессы. Слава богу, четыре года назад удалось установить кое-какие связи с местными газетами. Юрген Петцольд, отвечающий в аналитическом отделе за прессу, дал ему тогда две-три фамилии из каждой редакции. С журналистами обычно можно договориться. Поммеренке находил с ними общий язык без особого труда. Как правило, первый же человек из списка Юргена охотно шел на контакт.

Конечно, придется ограничиться самыми надежными газетами. Нельзя рисковать, ибо левые газетенки только и ждут возможности увеличить свой тираж за счет сенсационного разоблачения связей между приличным издательством и «конторой».

– Коммунисты и террористы – самая выигрышная тема, – говорил Удо Бальзен, с которым Поммеренке не утратил контакта за четыре года; тот регулярно звонил, просил подсказать сюжетик, советовался, когда стоит добавить в статью перчику. Удо благодарил тем, что поставлял аналитическому отделу свежий фотоматериал.

Это также считалось в «конторе» заслугой Поммеренке. Благодаря ему из четырех газет регулярно поступали снимки митингов, собраний, демонстраций.

Бальзен использовал свои знакомства, чтобы выполнить кое-какие просьбы Поммеренке, а тот, в свою очередь, подкидывал журналисту сенсационный материал, если «контора» решала подключить прессу.

Они встречались почти каждый месяц в кафе неподалеку от Дома прессы, и Поммеренке сообщал Бальзену новости, передавал кое-какие документы. Поначалу Рюдигер предупреждал, чтобы информация оставалась доверительной. Но Бальзен был в таких делах не новичок и никогда не называл источник.

Обязательно позвоню Бальзену, когда вернусь из Кёльна, решил Поммеренке и записал в календаре на понедельник: «Бальзен. Пригласить пообедать?»

Рюдигер закрыл «дело» и отложил его к стопке остальных папок. Он обещал Барбаре вернуться сегодня пораньше. Он закурил еще одну сигарету и опять почувствовал легкую головную боль. Рюдигер надел пиджак, закрыл кабинет и отправился домой.