"Этичный убийца" - читать интересную книгу автора (Лисс Дэвид)

ГЛАВА 15

Будильник прозвенел в семь утра. Обычно после тусовки у бассейна народ начинал расползаться по постелям между часом и двумя, и редко кто досиживал до трех. Таким образом, на сон оставалось как минимум четыре часа, и Бобби говорил, что этого более чем достаточно — а уж он-то знал. Он всегда одним из последних покидал общую компанию у бассейна и никогда не выглядел усталым. Мне кажется, я ни разу не видел, как он зевает.

Я уже привык к усталости, как привыкаешь к флюсу: о нем невозможно забыть ни на секунду, но, помня о нем постоянно, ты все-таки не то чтобы все время о нем думаешь. Каждое утро я просыпался в полном изнеможении, словно в чаду, голова у меня слегка кружилась, и ощущения эти в течение дня до конца так и не проходили.

Бобби обычно влетал к нам в комнату минут в двадцать восьмого. Широко распахнув дверь, он выскакивал на середину комнаты, словно персонаж мюзикла, который собирается спеть песню. Он проверял, все ли проснулись, и принимался болтать с тем, кто успевал раньше других принять душ и к этому моменту был уже одет. Еще бы! Нас было пятеро, и всем нам нужно было принять душ и позавтракать до утренней летучки, которая начиналась в девять, так что рассусоливать особенно не приходилось.

В то утро я первым успел в душ, хотя в постель лег последним — если лежбище на полу можно назвать постелью.

Когда я на корточках вполз в комнату, было уже около пяти утра. Я тихо разделся и уснул, пристроившись между телевизором и сортиром, в котором не было даже двери, и запихнув под голову грязную футболку. Никто не позаботился о том, чтобы оставить мне хотя бы подушку.

Я был почти уверен, что уснул, но это была болезненная полудрема, во время которой мне снилось в основном, что я лежу на полу, стараюсь заснуть и не могу. По крайней мере, впервые за много недель я мог с уверенностью сказать, что мне не снилось, как я продаю книги, и отчасти мне даже повезло, потому что трупы Карен и Ублюдка мне тоже не снились.

Едва заслышав будильник, я вскочил с такой резвостью, с какой вскакивает с постели только человек, привыкший к хроническому недосыпанию, и направился в ванную. Приняв душ, натянув свежие брюки цвета хаки, светло-голубую рубашку и повязав узкий галстук цвета полуденного солнца, я вновь почувствовал себя человеком. Я был готов уже забыть обо всем, что произошло в трейлере, о вечере, проведенном в обществе Мелфорда, и о возвращении на место преступления. Я даже был почти готов забыть о том, что стал свидетелем двойного убийства, и о другом убийстве, в котором замешаны полицейский, этот волк в овечьей шкуре, и глава компании, в которой я работаю.

Я сидел на кровати, уставившись на свои мелко трясущиеся руки и концентрируясь на мысли о завтраке, чтобы вызвать в себе аппетит, когда Бобби, как бомба, вдруг приземлился посреди комнаты.

— Кто рано встает, тому Бог подает! — пропел он. — Я так и знал, Лемми, я так и знал! Я уже распределил участки на сегодня и припас для тебя отличное бирюлечное местечко. Но с одним условием: пообещай мне двойной куш. Приступаешь сегодня утром, в одиннадцать. За все про все у тебя останется двенадцать часов. Ну что, обещаешь сорвать двойной куш? Двойной как минимум.

— Постараюсь, — неуверенно ответил я.

— Черт, да он же устал как собака! — подал голос Скотт. Он еще лежал голый в постели, и мы имели удовольствие созерцать его бледный живот и сиськи. — Я даже не знаю, спал ли он сегодня вообще. Почему бы тебе не отдать этот бирюлечный участок кому-нибудь другому, а, Бобби? Тому, кто не сядет в лужу?

Бобби одарил Скотта сияющей улыбкой, будто тот только что похвалил его прическу.

— Нет уж, Лемми заслужил свои бирюльки. Будешь работать, как Лемми, — будешь и получать столько же.

— Как ты себе это представляешь, если ему каждый раз достаются самые лучшие участки?

Бобби только покачал головой:

— Хороший книготорговец нигде своего не упустит. И Лемми ведь тоже не сразу стал сливки снимать. Ты же знаешь: все новички начинают с нуля. Когда только начинаешь работать, тебе никто поблажек не дает.

— А мне и сейчас их не дают, — проворчал Скотт.

— А Лемми всего добился сам. Мечтаешь о бирюльках — докажи, что ты их заслужил.

— Да ему просто повезло, — возразил Скотт. — Он просто богатый жиденок, который мечтает захапать себе побольше деньжат.

— Да брось, Скотти, — примирительно сказал Бобби. — Лемми — отличный парень.

— Да? И что же в нем отличного? Только и умеет, что жопу начальству лизать, — заявил Ронни Нил, который по-прежнему лежал в своей постели, раскинув руки и ноги. — Ты ведь отлично лижешь жопу, да? — спросил он, обращаясь ко мне.

— Давай определимся в понятиях. Что значит — отлично? — парировал я.

— Господи помилуй! — воскликнул Бобби. — Да вы, ребята, сегодня смурные какие-то. Хорошо, что ты уже оделся, Лемми. Игрок хочет с тобой поговорить.

Ронни Нил, который все это время валялся в мечтательной позе, вдруг буквально выпрыгнул из постели. Как и Скотт, он спал голым по пояс, но, в отличие от него, имел стройное мускулистое тело. У Ронни Нила были небольшие, но крепкие грудные мышцы, а на спине мускулы выпирали, как крылья. На левом плече у него красовалась татуировка в виде креста, сделанная вручную, чернилами. Такими татуировками обычно украшают друг друга заключенные в тюрьмах.

— Зачем это он понадобился Игроку? — требовательно спросил Ронни Нил.

Бобби пожал плечами:

— Я думаю, Рончик, тебе стоит самому спросить у босса.

Ронни Нил, сощурившись, испытующе взглянул на Бобби.

— Нечего Игроку с ним обсуждать. Я не потерплю, если Игрок возьмет его в дело.

— В какое такое дело? — Настала очередь Бобби насторожиться.

— Я не хочу, чтобы Игрок с ним разговаривал, — уклончиво ответил Ронни Нил.

В его голосе звучала даже не обида, а злость.

Вообще-то я и сам не хотел встречаться с Игроком, но вряд ли мое мнение могло что-то изменить. От страха у меня закружилась голова. Неужели Игрок каким-то чудом узнал, что мы с Мелфордом прятались в кладовке? У него осталась чековая книжка — значит, он догадался, что кто-то из нашей команды был в фургоне, и теперь он уже, наверное, вычислил, что этот кто-то был именно я.

— Ну пойдем, Лемми, — позвал Бобби. — Нельзя заставлять самого главного босса ждать.

— Если он будет втираться в доверие к боссу, — предостерегающе сказал Ронни Нил, — я ему нож в задницу всажу.

— Как ты думаешь, а подобные действия не говорят об умении лизать задницу начальству? — поинтересовался я.

— Рончик, ну зачем ты так? — Бобби положил мне руку на плечо, и мы вместе покинули комнату.

Мне не верилось, что он может оставить это вот так. Возможно, он просто боится, что если прикрикнет на этих двоих, то мне потом будет хуже. Наверное, он думает, что, если на них не давить, они смогут продать больше книг. А может быть, он просто парит в облаках, на далекой планете под названием Бобби, и даже не понимает, что Ронни Нил — редкостный ублюдок, что он опасен, а Скотт — не только опасный, но к тому же и жалкий ублюдок.

Возможно ли это? Неужели Бобби так легкомысленно скользит по жизни, со своей профессиональной улыбкой на лице и в неизменно отличном расположении духа? Неужели он даже не представляет себе, каково это — когда тебя постоянно дразнят, унижают ребята, которые старше и злее тебя и никогда не упускают случая напомнить, что ты только благодаря их неслыханной милости пока еще цел и невредим? Неужели Бобби так же, как и Читра, защищен от жестокости этого мира — только не красотой, конечно, а непробиваемой броней оптимизма и великодушия?

Если это так — значит, мы с Бобби живем в совершенно различных мирах. Стороннему наблюдателю они могут показаться идентичными, но для каждого из нас они абсолютно разные. Там, где я вижу опасность и зло, для Бобби существуют лишь невинные шалости — немного грубоватые, конечно, но все-таки невинные.

А что, если Бобби живет в этом невиданном мире именно потому, что искренне верит в него? Я видел, как прошлой ночью, в баре, Мелфорд отвел от нас неминуемую угрозу, но он сделал это сознательно. А что, если Бобби поступает так постоянно, только не отдает себе в этом отчета? Он замечает в людях только лучшие качества и в ответ получает доброе отношение и доверие.

Если это действительно так — значит, я отчасти сам виноват в том, что Ронни Нил и Скотт так сильно меня ненавидят. Я увидел в этой парочке невежественных голодранцев их самые худшие качества — они это почувствовали и стали вести себя соответственно. Неужели именно так все устроено?

Но что меня обеспокоило по-настоящему, так это даже не мысль о моей личной ответственности за то, что Ронни Нил обещал воткнуть мне нож в задницу, — хотя нельзя не признать, что эта мысль была не слишком приятна, — а внезапная догадка, что именно это Мелфорд пытался мне объяснить прошлой ночью. Он сказал, что мы все видим мир через фильтр, сквозь дымку идеологии, и дымка эта образуется где-то во внешнем мире, ее порождает система или что-то вроде того. Но, похоже, все гораздо сложнее. Похоже, что каждый из нас застилает свой взор собственной дымкой. Похоже, что окружающий мир действительно определяет наше сознание, но и наоборот — наше сознание определяет окружающий мир.

Наверняка Мелфорд не единственный, кто задумывался об этом. Он говорил о Марксе и его последователях, но должны были быть и другие — философы, психологи и бог знает кто еще. И если бы сейчас я ехал в Колумбийский университет, а не тащился на ковер к «главному боссу», к Игроку, который прячет трупы и уничтожает улики, возможно, у меня была бы надежда когда-нибудь во всем этом разобраться. Но похоже, что в ближайшее время никакие философские откровения мне не грозят. Разве что в тяжелом Томс «Энциклопедии чемпионов», который я таскаю с собой, найдется на этот счет какая-нибудь статейка.