"Клим Ворошилов -2/2 или три танкиста и собака" - читать интересную книгу автора (Логинов Анатолий Анатольевич)

Ч.2. Делай, что должен

1 августа 1941 года. Киев. Сергей Иванов.

Ну, наконец-то все закончилось! Ё… этих бюрократов даже войной не прошибить. Пару раз чуть не сунул ствол под нос, так достали. Зато теперь у нас в бригаде два автокрана есть. Наконец-то мы почти полностью по штату оснащены, теперь только отогнать все полученное в Беличи.

— Сержант Нечипоренко, ко мне!

— Слушаю, товарищ инженер-майор!

— Ты старший, вот командировочное и документы на технику, гоните ее к стоянке. Не заблудитесь?

— Никак нет, товарищ майор! Разрешите вопрос? — Кузьма говорит серьезно, но глаза улыбаются.

— Спрашивай, Дмитрич.

— А вы здесь ждать будете? Может вам 'козлик' оставить?

— Не надо. Сейчас майор Мельниченко подъедет. А я пока тут прогуляюсь, на Киев погляжу.

— Есть не оставлять машину. Разрешите убыть?

— Разрешаю.

Интересно посмотреть на город за тридцать лет до того, как сам первый раз в нем появился. Не перестроенный после разрушений в войне, совсем не похожий на современный, со своим, позже все-же утерянным колоритом. А тут и в наше время уже редко встречающиеся, а теперь довольно типичные персонажи, типа вот этих прохожих и их интересного диалога.

— … таки да, он все жеж вг'емя хочет эвакуиг'оваться.

— А Соня?

— А шо Соня, шо Соня? Я вам так cкажу, шо таки Соня может понимать в мужских делах.

И подумайте, куда ви нам ехать пг'икажете? Шо таке за паника….

Жаль, заметив мой интерес к их разговору, они поспешно умолкают и ускорив шаги исчезают за поворотом. Да, напугал похоже…. А вот это…!!! Ух, какая женщина. Где-то помнится читал, что тогдашние красавицы нашему современнику — попаданцу красивыми совсем не казались. Странно, мне наоборот кажется, что в этом времени красавиц больше. Может разница во времени рождения сказывается? Или то, что я фильмы этой эпохи постоянно смотрел в свое время? Познакомится бы, но боюсь ей сейчас совсем не до знакомств с незнакомцами. Хотя фронт пока застыл, но не слишком далеко от города. Вообще, насколько я могу судить, все повисло на волоске.

Интересно бы прочитать что-нибудь о реальной обстановке, особенно на Западном и Северо-Западном фронтах. Похоже, нашим все же удалось удержаться на линии Луга — Витебск — Гомель — Житомир — Николаев. Одесса тоже еще держится. Надолго ли такая ситуация пока просчитать не могу, но немцы пока явно притормозили.

Интересно, а какое влияние на такое развитие обстановки оказывают Радиостанции Спецназначения? И скоро ли вернется из своей командировки Семен? Все же по штату он в экипаже 'Рыжего' так и стоит…

Стоило вспомнить о войне, как тотчас появилась наша машина. Видно, меня ищет… Сразу детство босоногое вспоминается, как 'козлик' увижу. Кстати, нам в бригаду их даже больше, чем по штату дали, взамен других легковушек. Ну, конечно, кто же может в такое время так лихачить… Только Андрей!

— Гуляешь, лодырь? Как дела?

— Все отлично. Колонна уже в пути. Даже автокраны выбил. Правда тягачей на базе Т-26 всего восемь, без запасных будем. А ты как?

— Ну, у меня еще лучше. Продукты старшина все получил, машины уже в Беличи отправил. Врача обещают сегодня. Оставил там особиста, пусть проследит. Нынешние бюрократы… не хуже тех… Пообещают и забудут. А у Стониса не забалуют.

— Тогда в путь? А водителя-то где оставил?

— А, ерунда случилась. Молодой один неловко мешок грузил… в общем, руку сломал. Пришлось своего водителя на его машину посадить.

— Тогда я поведу. А то ты так этот двойной выжим и не освоил, спалишь передачу.

— Ладно, поехали.

Но далеко уехать мы не успеваем, начинается налет. Взвывают сирены и, остановив машину подальше от домов, под деревом мы бежим к бомбоубежищу, точнее подвалу, на который указывают намалеванные на стенах и тротуаре стрелки с надписью 'бомбоубежище'. Я, в принципе, не очень доверяю этим подвалам и предпочел бы залечь где-нибудь в стороне от домов, но лишний раз спорить с патрулями МПВО не хочется. В подвале совсем мало народу. Две девушки, одна из которых, не обращая внимания на обстановку тут же начинает стрелять в нашу сторону глазками, бабушка с немолодым, но крепким дедом с казачьими, или как сейчас говорят, 'буденовскими' усами, и две мамаши с тремя шаловливыми, не сидящими и секунды на месте малышами. Те сразу начинают какую-то игру, причем и та, и другая мама непрерывно их одергивают.

Вспоминаю свои последние мысли и спрашиваю у Андрея:

— Про Семена что-нибудь слышно?

— Пришла весточка. Прямо не пишет, но похоже в Москве где-то.

— А с Номоконовым что?

— Едет назад, наверное нас уже на фронте догонит.

— Здорово, что ему Героя дали. Хотя получается, что авансом.

— Не думаю. Вспомни-ка вроде первого… хм… генерала аж в сорок втором 'прикрыли', кажется. А сейчас, да еще реально подтвержденное, да и сколько он уже точек на трубку поставил?

— Вроде около полусотни. Да, если бы каждый полсотни… война бы точно кончилась.

— Вот, вот.

— Эй, а налет похоже и закончился. Пошли, по дороге доскажешь.

Выходим из подвала, на свежий воздух… Ух, вот это да… Никогда не думал, что увижу валяющиеся на земле шрапнельные стаканы. Побитые, разорванные… да, попасть под такой и все, бомбы не надо. То-то громко артиллерия ухала, похоже батареи где-то неподалеку стоят.

Машина цела, хотя один крупный кусок снаряда грохнулся прямо на капот. Да, хорошо, что на улице не оставили, вообще бы все побило. И так Нечипорук ворчать будет. Теперь он не просто Григорий Федорович, а техник-старшина, так что не забалуешь! И по приобретенной на гражданке привычке вечно ворчит на всех, кто, по его мнению, не бережет технику. Даже и мне порой высказывает, когда подчиненные не слышат. Но молодец, подчиненных крепко муштрует, у нас теперь самая, по-моему, сильная ремонтная рота во всей РККА. Ладно, заводим и поехали.

— Слушай а продукты-то старшина какие получил? Опять консервы?

— Немного сухим пайком и даже сало, а так конечно консервы.

— Что, опять 'Спагетти с мясом'? Или эти, как их 'Огурцы, фаршированные в томатном соусе' за 6 рублей банка? 'Консерв'- то он конечно диетический, только мне уже надоел…

— Не волнуйся. И другие есть. Даже крабов консервированных дали…

— Ну, крабов это конечно мощно… Так, готовим документы — пост.

Вот и любимый всеми будущими либерастами загрядотряд стоит. Что характерно пулеметы для расстрела бегущих попрятали и притворяются что своим основным делом заняты — тылы армии охраняют. В чем я их вполне поддерживаю. Чтобы шпаки всякие не думали, а диверсанты в тылу бродить не должны. Вот и стоят такие отряды по охране тыла, заградотрядами в документах называемые, делом занимаются — шпионов, диверсантов и дезертиров ловят.

Ну вот, пост миновали, скорость прибавляем и вперед. Если ничего не помешает через час в части будем.

1 августа 1941 года. Подмосковье.

Куда они приехали, Семен так и не понял. Какой-то город небольшой западнее Москвы, не слишком далеко. Честно говоря, ему было все равно. Впервые в жизни Семен, считавший себя гражданином мира, человеком широких взглядов и крепких нервов, абсолютно не привязанным к какой-нибудь местности или времени, столкнулся с ностальгией такой силы. Его достало все, от жесткого акающего московского говора, до таких мелочей, как зубные щетки из жесткой натуральной щетины и зубной порошок вместо пасты. Хотя иногда мелькала мысль, что будь здесь Елена, никакой ностальгии по будущему и по Украине у него бы не было. Да и эта, плетущаяся на 'огромной' скорости эмка, как и ухабистая дорога, раздражала бы его намного меньше. Наконец дорога закончилась и Семен с сопровождающим его сержантом ГБ Томилиным, временно прикомандированным к нему в качестве сопровождающего, вышли из машины на тесный, заставленный непонятными грузами в ящиках и распакованными станками, столами и приборами, двор. Рабочие в спецовках, какие-то люди в костюмах, с бумагами под мышкой, матерящиеся при подъеме тяжестей носильщики, создавали впечатление муравейника. Центром этой суматохи был высокий худощавый человек, внешностью сразу напомнивший Семену отца. Именно к нему и подошли Семен и сержант. Узнав, что они прибыли к профессору Зилитинкевичу, человек не раздумывая указал на правое здание:

— Ищите кабинет двенадцать на втог'ом этаже, товаг'ищи…

Поблагодарив, Семен с сопровождающим, лавируя между штабелями и людьми, прошли к трехэтажному каменному дому, явно еще дореволюционной постройки. У подъезда было сравнительно спокойно, лишь несколько человек курили в стороне у специально установленной бочки с водой. Войдя в подъезд и поднявшись на второй этаж, Сема увидел стоящего у двери в двенадцатый кабинет невысокого худощавого человека лет тридцати, внимательно глядевшего на поднимающихся по лестнице посетителей. Заметив Семена, он с облегчением вздохнул и спросил:

— Здравствуйте, товарищи. Вы Семен Вольфович? Бридман?

— Да, это я. Чем обязан?…

— Лосев, Олег Владимирович. Сергей Иванович просил вас встретить.

— Очень приятно, но зачем так волноваться. Мы и сами дошли.

— Простите, но он ждет вас не здесь. Сейчас там плотник работает, поэтому мы переместились в актовый зал. Пойдемте за мной.

Актовый зал напомнил Семену что-то из увиденного в кино. Лепнина на потолке, большой длинный стол, за которым сидело всего несколько человек, побеленные стены, все это почему-то ассоциировалось для Семена с чем-то историческим, с балами в дворянских усадьбах, с пирами и гусарами. Впрочем, обдумать эти неожиданно возникшие ассоциации было некогда. Началось взаимное представление, взволновавшее его еще больше. Еще бы, фамилии первых из представившихся встречались на страницах многих прочитанных им книг. Профессоры Минц, Зилитинкевич и Сифоров, прикомандированный от батальона Ставки ВГК техник Башир Рамеев — ожившая история советской радиоэлектроники сидела за столом, внимательно рассматривая Семена и его сопровождающего. Кроме ученых, в 'застолье' принимали участие директор завода, перепрофилируемого на выпуск нового вида радиотехники и главный конструктор КБ этого же завода.

Семен еще раз глубоко вздохнул про себя, представил, что он находится на презентации очередной 'игрушки для богачей' и все волнение пропало. Привычно обернувшись к развернутой и прикнопленной прямо к стене схеме, он начал свой рассказ.

Сначала за Сему взялись ученые. Обсуждение теоретических возможностей улучшения работы 'глушилок' и защиты своей радиосвязи затянулось до обеда. К удивлению Семы, в обсуждении приняли участие и производственники, которые нисколько не робели перед профессорами, внося свои предложения и замечания.

Обедали там же, свернув чертеж и убрав записи. Молчаливые официантки принесли и расставили на столе судки. Обед прошел быстро, а после него за Сему взялись производственники. Их очень поразило предложение Семена — монтаж аппаратуры из объемных унифицированных блоков.

— … в войсках некогда заниматься поиском сгоревшего резистора. А такие блоки, особенно если придумать быстро соединяющийся разъем, — и Семен набросал на листе бумаги плоский разъем на 32 контакта, — и иметь запас, позволит быстро менять неисправные в бою и затем ремонтировать блоки специалистами в тылу.

— Не получиться. Ваш разъем распадется при тряске, — начал было главный конструктор Владимир Харченко, но потом вдруг задумался и начал что-то набрасывать себе в блокнот.

— Но все ваши предложения потребуют коренного изменения технологического процесса. Мы не можем пойти на такой риск, учитывая срочность задания и поставленный перед нами план, — поспешно заявил директор. Услышавший такое заявление Минц заинтересованно спросил, в чем дело. Вникнув в предложение Семена, он задумался, затем заявил:

— Идеи весьма и весьма интересны и имеют большой потенциал развития. Пожалуй, Институт Радиосвязи будет ходатайствовать об открытии еще одной лаборатории, по отработке этих технологий, — и внимательно посмотрев на Сему, по-стариковски пожевывая губами, добавил — А вы не хотите остаться в Институте, молодой человек? Я вижу, вы умеете думать нестандартно. Такие люди нам нужны.

— Извините, Александр Львович. Я в армии, — неожиданно для самого себя ответил Сема, только что подумывавший о возможности остаться в тылу, — и перестану себя уважать, бросив свое место в строю.

— Понимаю вас, но жаль, жаль… В вас есть потенциал. А воевать или в тылу работать одинаково трудно и важно, — ответил Минц.

Совещание или скорее, обсуждение научных и производственных проблем, прерываемое небольшими перерывами 'для перекура', затянулось почти на весь день. Во время одного из перекуров Бридман сумел остаться наедине с Лосевым и поговорить с ним о перспективах создания твердотельных аналогов ламповых приборов. Разговор настолько захватил обеих, что за ними пришлось спускаться Томилину.

К вечеру Семена уставшего за день, отвели в расположенную рядом небольшую гостиницу при заводе. С утра планировалось еще одно небольшое совещание, а потом и Бридман, и его сопровождающий должны были уехать в Москву.

Через сутки, получив документы и сухой паек на дорогу, Сема отправился в обратный путь в ставшую родным домом часть, к своим друзьям, 'Рыжему' и Елене. К его удивлению вместе с ним ехал и его сопровождающий, давно оказывается просившийся на фронт и сейчас зачисленный в ту же войсковую часть 79902.

И не подозревал Семен, что капитан Мурашов уже читает очень интересную характеристику на него, написанную Владимиром Ивановичем Сифоровым.

'[…] необходимо отметить, что применение русскими средств глушения радиосвязи, существенно воздействовало на принятую до этого систему управления. Первые факты применения таких средств относятся к июлю 1941 года. Глушение радиосвязи в бою за 'Линию Сталина' привело к поражению кампфгруппы 'Ангерн' 11-й танковой дивизии. Как позднее сообщал в своем донесении командир дивизии генерал Крювель: …русские внезапно применили средства подавления радиосвязи, сделав невозможным надежное управление вверенными мне войсками. Попытки организовать передачу распоряжений посыльными, предпринятые исходя из опыта Великой войны, оказались малоэффективными из-за противодействия снайперов русских, устроивших настоящую охоту за вестовыми и связистами. […] Вызванные по проводной связи бомбардировщики, не получая данных от авиационных наводчиков, и попав под сильный зенитный огонь, не смогли выполнить своей задачи по противодействию противнику. […] . Таким образом, нет сомнений в том, что нежелание русских использовать радио для управления войсками, применяя вместо нее проводную связь и вестовых — получило логичное объяснение. […]"

'Русские 'глушилки' и их роль в поражении вермахта на Востоке'

Глава из книги Ф. Меллентина 'Тактика и вооружение в сражениях на Восточном фронте'

2 августа 1941 года. Беличи.

Война войной, а ритуалы в армии никто не отменял. Вот и вручение Боевого Знамени бригаде должно было пройти, как положено, с митингом и торжественным прохождением. Технику со стоянки решили не выгонять, за исключением 'Рыжего'. Его поставили под деревья и соорудили деревянный помост над моторным отделением.

Сразу после завтрака бригада по-батальонно построилась на плацу, охраняемом с неба тройкой барражирующих истребителей. В ожидании гостей Сергей Иванов пару раз потренировал бойцов в прохождении торжественным маршем под звуки импровизированного оркестра, собранного комиссаром Кравцовым.

Недовольно поморщившийся, глядя на неровные ряды 'коробок' второго танкового батальона и автотранспортной роты, Сергей повернулся и сказал Кравцову и начальнику штаба майору Калошину:

— Придется их строевым погонять.

— Зачем? — удивленно возразил Кравцов, — мы же воевать собрались, а не парады устраивать.

— Не правы вы, товарищ комиссар, — пояснил свою мысль Сергей, — помнится у Энгельса в статьях встречал описание учений батальона ополченцев. Так там отмечается, что никак нельзя требовать от батальона удачных действий на поле боя, если при учении они не могут по команде пройти в ногу и прицелится. Понимаете, весь смысл строевой подготовки только в этом — приучить людей одновременно и одинаково реагировать на команду. Солдат в бою думать не должен. Если он начинает раздумывать — он труп. Он должен все продумать и выучить до боя, чтобы потом автоматически реагировать на любые изменения обстановки.

— Интересная мысль. Никогда не думал про такое объяснение, — заинтересованно ответил Федот Евграфович, провожая взглядом последнюю 'коробку' — а в какой статье Энгельс про это пишет, не подскажете?

— Увы, читал давно, сейчас и не вспомню — автоматически ответил Сергей, внутренне холодея и лихорадочно думая, а публиковались ли сочинения Энгельса по военному делу до войны.

— Обычно об этом мало кто задумывается, а среди гражданских вообще большинство считает строевую подготовку ненужной дурью — продолжил Сергей, справившись с волнением, и, повернувшись к Калошину, добавил — Внесите в график учебы по 2 часа строевой дополнительно для второго батальона и автомобилистов. В свободное время.

Тут появился выставленный заранее посыльный, сообщивший о появлении гостей. К импровизированному плацу подъехала кавалькада машин, из первой молодой шустрый адъютант помог выбраться невысокому пухлому человеку в полувоенной форме. Из второй машины вышли еще трое офицеров, один из которых с усилием вытащил длинный запакованный сверток. Оркестр, слегка фальшивя, заиграл встречный марш и к гостям четким строевым шагом прошел вдоль строя бригады майор Мельниченко. Краткий доклад, после которого важный гость в сопровождении Андрея медленно взобрался на импровизированную трибуну на моторном отсеке 'Рыжего', а двое офицеров подошли к стоящему отдельно знаменному взводу и передали сверток назначенному знаменщиком лейтенанту Колодяжному. С трибуны майор Мельниченко объявил, что на церемонию вручения знамени в бригаду прибыл член военного совета фронта Никита Сергеевич Хрущев. Хрущев, подойдя вплотную к ограждению начал громким голосом:

— Товарищи красноармейцы, бойцы и командиры Особой бригады! От имени Военного Совета фронта поздравляю вас…

Пока Хрущев произносил речь, творчески озвучивая одну из недавних передовиц газеты 'Правда', а знаменщики распаковывали сверток, Сергей Иванов, стоявший вместе с остальным управлением бригады у танка тихо спросил у Кравцова:

— А про спасенное знамя что-нибудь вам узнать удалось?

— Нет, в штабе фронта ничего не узнал, — также тихо ответил Кравцов.

— Думаю, скорее всего, в часть передали, иначе бы уже приказ отдали о расформировании, — продолжил Сергей.

— Могли и не озвучивать приказ в другие части, из-за обстановки. Положение тяжелое, а тут еще такой приказ, — подумав, ответил Кравцов и тут же осекся, заметив недовольный вид стоящего неподалеку гостя с полковничьими знаками. Тот недовольно осмотрел Иванова и Кравцова, а потом отвернулся, разглядывая строй бригады. Сергей внимательнее вслушался в речь Хрущева и поразился. Он же рассказывает о героическом бое комбрига, который в тридцать седьмом как троцкист репрессирован был. Впрочем, кроме Сергея на этот момент вряд ли кто внимание обратил, вон как все скучающе отбывают повинность. Да и он вспомнил об этом только потому, что незадолго до 'охоты' читал статью об этом.

Наконец речь Хрущева закончилась, с кратким ответом выступил Мельниченко. Оркестр сыграл гимн Советского Союза 'Интернационал', а затем Мельниченко отдал несколько команд:

— … Под Знамя смирно! Равнение на Знамя…

Сопровождаемые звуками встречного марша, прерываемого время от времени шумом моторов барражирующих истребителей, знаменщики прошли вдоль строя бригады и встали на правом фланге. Торжественное прохождение бригады и вынос знамени, Сергей запомнил плохо, озабоченный непонятным поведением полковника, что-то непрерывно записывающего в блокнот. После мероприятия Мельниченко пригласил гостей в столовую, 'отметить торжественный момент'. Хрущев с удовольствием согласился. В столовой собралось все командование бригады, на столах стоял десяток бутылок водки и немудреная закуска. Гуляли недолго, но к удивлению Сергея и Андрея Хрущев довольно быстро напился. Его увели адъютант и полковник, оказавшийся личным порученцем.

3 августа 1941 года. Беличи. Сергей Иванов

Что-то вроде и немного выпил, а чувствую себя не очень. Заболел, что ли? Некогда, надо воевать учить и учиться. Да, сколько еще учиться надо. Дадут ли? Кстати, пока хозяева не встали…

— Клаша, Клаша. Вставай…

— Что, уже пора?

— Да, утро уже…

— Ох… Не подсматривай… оденусь и побегу.

— Да не смотрю, не смотрю, одевайся.

Вот такое вот военное приключение. И пусть, кто может, бросит камень… вдова, два дня после свадьбы и сразу вдова. Погиб муж в бою под Териоки… А я с ней случайно познакомился. Не думал, что так все получится, но жизнь есть жизнь.

— Ну, я пошла. До встречи!

— До встречи.

Поцелуй и сразу подъем. Умывание, бритье, слава богу не порезался, так, одеваемся, в сортир сбегать… Черт, как же иногда хочется вернуться назад из-за одного унитаза со сливом! Сидишь орлом и вспоминаешь… ладно, шутки в сторону, пошел.

Так, народ уже к построению подтянулся. Вот и Калошин здоровается:

— Здравия желаю, товарищ инженер-майор!

— Здравия желаю! Как дела?

— Происшествий нет, в карауле четвертая рота мотострелков. Первый и второй батальоны уже вышли на занятия 'пеший по танковому', мотострелки сегодня продолжают отрабатывать танковый десант вместе с учебной ротой, у которого вождение. Третий батальон — парковый день.

— Где комбриг?

— А он еще с замполитом совещается. Им же сегодня в Бровары ехать…

— Помню, помню. Хорошо, построите личный состав и доведете распорядок на сегодня… Чуть не забыл — вечером сбор и тренировка по разворачиванию КП бригады. Это мы вчера вечером с комбригом согласовали, я не успел довести. А я поеду на танкодром, проверю как там дела

— Понял, внесу изменения. Разрешите идти?

— Идите… и, Алексей Николаевич, подтяните-ка оперативный. То, что они позавчера принесли… вобщем в топку… Сжечь и не вспоминать. Пусть заново пересчитают… завтра в девять тридцать доложите.

— Есть, завтра в девять тридцать.

— Ну все, пошел. Командуйте.

Так, вот и мой 'козлик'. Водитель молодец, уже запустил и прогрел движок.

— Иван, на танкодром, поехали.

Н-даа, а вот глушитель на КВ поставить все же не мешало бы… Ревет так, что за несколько километров слышно. Так, учебный уже стоит… Что там, сломали? Убью гадов, еле лишний КВ выбили, а тут такое… Точно сломали, вон ремонтники возятся…

Пока не заметили, выйду-ка из машины и посмотрю, что творится…

— Товарищ старший лейтенант, я же…

— Хоть тыже, хоть выже!!! Е. ть через коромысло! Бл..! На тренировке ведь нормально все выполнял! Сколько раз говорено, переключение только в щадящем режиме… Ну-ка, последовательность действий повторите!

— Для переключения передачи с низшей на высшую необходимо: разогнав танк, выключить главный фрикцион, одновременно уменьшив подачу топлива, выключить передачу в нейтраль, включить и снова выключить главный фрикцион, включить высшую передачу, включить главный фрикцион и одновременно увеличить подачу топлива!

— Е. ть, ты бы действовал так, как рассказываешь, тебе бы цены как механику-водителю не было! Ну, и чего забыл? Второй раз выключить фрикцион, да?

— Так точно!

— Ну, и в результате учебный танк на полдня из строя вышел. На учебно-боевой я тебя вообще не посажу, пока не отработаешь все заново! Давай, на тренажер….

Так, все понятно. Это новое пополнение, прямо с курсов механиков-водителей. Помучаемся мы с ними. Надеюсь все же, ремонтники не полдня возиться будут… Ага, вон и Нечипорук лично прибыл, значит дело серьезное. Не буду мешать, пусть дальше воспитывает… А пока с лейтенантом Махровым поговорить можно.

— Товарищ инженер-майор!…

— Вольно, вольно. Вы тоже сегодня тренируетесь в вождении, Борис Алексеевич? У вас же вроде парковый день?

— С разрешения командира батальона, выполнили парковый день вчера, сразу после смены с караула. Сейчас на учебно-боевом танке проводим занятия по вождению с отстающими мехводами.

— Ясно. И много таких?

— Двое, товарищ инженер-майор.

— На 'седьмом' приехали, вижу. Как он с вашей точки зрения?

— Ничего, облазили его вчера весь. Видимых дефектов нет. Надо бы конечно подбой сделать как на вашем 'Рыжем', пока еще не успели.

— Да, подбой это проблема. А… погодите-ка, а что это там такое?

— Так это Семенов нарисовал. Медведь. Прикажете убрать?

— Да нет, почему же. Вот только лапы у него чуть-чуть не так нарисованы. Х-ха, смешно….

— Очень смешное вспомнили?

— Да, лейтенант. У моего знакомого маленькая дочка любила медведей рисовать. И подписывала всегда 'Превед, медвед! . А лапы он у нее всегда вот так держал…

Показываю. Смеемся. Тут меня замечает и старший лейтенант Люшкин, командир танкового взвода учебной роты, закончивший воспитание нерадивого мехвода. После обмена приветствиями отходим чуть подальше от ревущих на трассе КВ-2 и двух трофейных 'двоек' и трех танкеток, на которых вовсю тренируются водители. А заодно — и танкодесантники. Благо поручни наша ремрота первым делом наварила. Делаю несколько замечаний по организации занятий, благо старые знания вспоминаются сами собой. Интересно устроен человеческий мозг. Думал, что все уже давно забыл, а тут вдруг необходимые данные и навыки всплывают, чуть ли не лейтенантских времен. Ничего оказывается не забылось, все где-то хранилось до времени.

Еще немного наблюдаю за тренировками, особенно за посадкой и высадкой танкодесанта.

Да, прыгать с ревущей и замирающей на короткое мгновение машины не так просто. Хорошо, что пока за все время тренировок только двое пораненных, один руку сломал и один ногу вывихнул. А ведь и хуже могло бы быть, все же пограничники и стрелки НКВД кое-какую подготовку имеют…

Мои наблюдения прерывает посыльный — Андрей в штаб вызывает. Значит скоро выезжают в Бровары, в штаб фронта.

По дороге встречаем идущего пешком нашего особиста, капитана Стониса.

— А, товарищ капитан! В штаб? Садись, подвезу.

Разговариваем о том, о сем. И тут мне в голову приходит одна идея.

— Ян Артурович, а вы вчерашнюю речь товарища Хрущева внимательно слушали?

— Нуу, думаю та. Старался. Хорошая речь, нужная.

— Это да, политически правильная и вдохновляющая речь. Только вот боевой эпизод мне что-то такое напомнил. Пытался вспомнить и не могу…

— Не помню. А вам кажется, что-то важное в этом эпизоде есть?

— Да и не знаю. Просто вот застряло в голове, что где-то я подобное читал, очень давно. А где не вспомню никак…

— Бывает, таа. Нет, я тоже не помню… но после ваших слов тоже кажется… — особист задумался.

Тут пришлось прервать разговор, подъехали мы к штабу. Попрощавшись, расходимся. Я к Андрею в кабинет, а Стонис к себе, в помещение Особого отдела. Интересно, что думает внешне невозмутимый и неторопливый прибалт о моих словах? Ладно, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

3..4 августа 1941 года. Московско-Киевская железная дорога.

Семен пребывал в полной прострации от столь глубокого и реального погружения в прошлое. Теперь перелет на самолете в Москву, казавшийся ему пыткой, вспоминался как полет на сверхкомфортабельном 'Боинге'. К тому же длился тот перелет всего-то сутки.

А тут третьи сутки со скоростью, ненамного, на взгляд Семы, превышавшей скорость пешехода, трясся старенький, скрипучий вагон, полный людей, бьющих в нос запахов и шумных разговоров. Признаться честно, запахи перестали доставать Сему уже к вечеру второго дня дороги, а вот шумы, да еще неудобная деревянная полка, похожая на сиденья в старых электричках. Теперь-то до Семена дошло, почему Сергей заставил сержанта Рогальчука тренировать его в скатывании шинели и зачем вообще ему навязали летом эту, кажется совсем ненужную вещь. Да, хороша шинель, и укрыться и под себя подстелить. Правда и то, и другое не слишком комфортно, зато все равно лучше, чем без нее. А уж спать на голой деревянной полке без шинели — это вообще из разряда йоги. Хотя многие аборигены спят и ничего. Привычка, видимо. Интересно, конечно, ехать по такой допотопной дороге. На каждой станции толпа бежит и выстраивается в очередь за 'кипяточком', в открытое окно при перемене ветра вполне может ворваться тяжелый паровозный дым, оставляя везде хлопья сажи, а на каждой станции состав застывает, дожидаясь, пока паровоз воду наберет.

Нет, ну это надо же, опять встали. Понятно, опять водой заправиться надо, а тут уже целая очередь. Впереди два армейских эшелона с техникой на платформах и их, естественно, опять вперед пропустят. Интересно, что за кипятком никто не бежит, все надеются, что стоять недолго придется? Впрочем, вполне может быть. Ближе к фронту, теперь, судя по прочитанному, поезда будут меньше стоять на станциях и быстрее ехать на перегонах. И немецкую авиацию ждать придется, не зря на станции батарея зениток стоит.

Самой же страшной пыткой для Семы, как человека информационного века, было сенсорное голодание. Никаких книг, одна купленная по дороге газета 'Правда', которую он в первый же день прочел от корки до корки. Теперь она, прочитанная уже по три раза, пошла на импровизированные скатерти для еды. Паек, взятый в дорогу, был неплох и часто привлекал внимание попутчиков. Гостеприимный Сема угощал всех, пока распоряжаться продуктами не стал сержант Томилин. При очередной посадке-высадке попутчиков он тихо, но внятно объяснил Семе, что того, что у них есть, может не хватить даже им, а ближе к фронту возможно и по продаттестатам ничего получить нельзя будет. Поэтому сейчас они старались закусывать экономно, не отличаясь от соседей.

Сема, подумав о еде, печально вздохнул, а в животе предательски заурчало. Он осмотрелся, но понял, что никто этого даже и не заметил. Томилин спал, как он говорил, 'набирая норму перед фронтом'. Сидящие ближе к проходу пассажиры опять оживленно обсуждали политику. Вообще, Семена очень удивляло полное отсутствие страха перед всемогущими 'органами'. Читая в свое время повести и рассказы об этой эпохе он представлял себе зашуганных, боящихся слово вымолвить лишний раз людей, постоянно про себя вычисляющих, а кто из окружающих может быть сексотом ГБ. Ничего подобного. Нет, таких сплошных энтузиастов и весельчаков, шпарящих лозунгами, как в фильмах тоже не было, но никто не задумывался, начиная обсуждать политику или решения правительства. Почти не говорили о партии, об органах вообще не вспоминали. Ну, а сейчас что обсуждают? Семен прислушался.

— Это все придумал Черчилль… он с восемнадцатого года противник нашей власти.

— Да бросьте вы. Он видите какую речь произнес? Противник или не противник, а деваться ему некуда. Прижали ихний остров фашисты, крепко прижали. Теперь у него вся надежда на нас…

— Англичанке доверять нельзя. Я вот постарше вас и хорошо помню, как до революции они нас с немцами стравили. Противоречия то у них были, а воевать они нас заставляли, до последнего нашего солдата.

— Да это когда было! В Империалистическую!! Вы бы еще Крымскую войну вспомнили… Кто же виноват, что у Николашки в голове кисель был. Дал себя в войну втянуть за иностранные прибыли. А сейчас…

— А сейчас видимо как-то немцев спровоцировали… не зря они на нас полезли, несмотря на договор.

— Заладили вы… Договор, договор… это ж фашисты, они на все договора плюют. Помните как в Мюнхене Чехословакию делили? Что наши газеты писали? Обещали немцы кроме Судет ничего не оккупировать, а потом всю страну захватили…

— Ладно, что-то мы разошлись… Схожу-ка я лучше узнаю, как долго стоять будем и нельзя ли кипяточку прихватить… может и на перроне чего куплю.

— Давай Порфирьич, сходим вместе. Глядишь, чего и купим повкуснее… эх, какие здесь перед войной бабка Матрена пироги с грибами продавала! Помню, как еду, обязательно куплю про запас…

— Пошли, Матвеич, сходим.

Двое мужиков встали и пошли к купе проводника, а третий повернувшись, начал снова разглядывать немудреный заоконный пейзаж.

Сема опять вздохнул и, посмотрев на безмятежно дрыхнущего сержанта и решил тоже подремать. Делать все равно было нечего, а смотреть на один и тот же деревянный домик и забор уже надоело. Поправив шинель, он лег головой на жесткую 'подушку' из обернутых чистой, еще не использованной материей для портянок, трофейных полусапог и припомнил, как он в первый день оставил их внизу под полкой, несмотря на возражения сержанта. Выручили его только пограничные навыки Томилина, во сне учуявшего неладное, мигом вскочившего и бросившегося за убегавшим вором. Невысокого роста мужичонка неопределенной наружности, при взгляде на которого у Семы сразу всплыло в голове слово 'шнырь', не успел пробежать и двух купе. Схваченный сержантом, он пытался выбросить сапоги и, пока Томилин ловко и заученно связывал его невесть откуда появившейся веревкой, пытался что-то кричать. Получив пару убедительных затрещин от разозленного Семы и увидев, как сержант спокойно достает из висящих на ремне ножен страшноватого вида клинок, он затих и всю ночь смирно лежал связанный в проходе купе. Утром его сдали на первой же остановке, причем милиционеры были очень вежливы и обещали составить протокол сами. Семен позднее спросил у Томилина, не отпустят ли они вора, на что тот, удивленно взглянув на него сказал:

— Он же признался, ну и наши слова есть. Так что загремит как миленький.

— Так слова то не записаны, наших подписей у них нет?

— Ну и что? Наши данные есть. А мы бойцы, у нас нет времени лишнего, чтобы на всякую гопоту его растрачивать.

Сема еще несколько раз поерзал, поудобнее устраиваясь на полке, а в этот момент поезд дернулся. 'Поехали'- успел подумать, проваливаясь в дремоту Семен….

4 августа 1941 года. Украина. Сергей Иванов.

Эх, так и не успели полностью весь курс подготовки пройти, но ведь многие части и такой роскоши не имели. Во время жестоких боев нам столько времени на обучение и сколачивание дали… Все же прав оказался Андрей, не зря рискнул и вычислил точно, кому инфу слить. Будем надеяться, помогут его советы потери уменьшить и войну быстрее выиграть. А ведь могли за эти советы нас на кукан взять, да и сейчас могут, до сих пор опасаюсь. Нет, конечно, какой-нибудь менеджер не стал бы и того делать, тихо где-нибудь просидел или даже прововоевал героически, но мы-то с Андреем присягу еще Советскому Союзу давали. И хотим, чтобы все закончилось не так, как в том мире, из которого мы пришли. Меньше жертв, меньше горя, глядишь и власть будет немного другая… А может все же история и изменится для нашей страны в лучшую сторону, а? Все таки никто еще не доказал, что брэдбериевского 'эффекта бабочки' не существует. Может мы и окажемся той 'бабочкой?

Ну, наконец-то, поезд дернулся туда-сюда и мы поехали. Теперь можно немного отдохнуть от предотъездной суеты. Андрей хитрый, вернулся в бригаду в самый последний момент. Это конечно шутка, а в действительности его не зря там задержали. Немцы, приостановив наступление, подтянули резервы, подготовились и сейчас опять нанесли серию ударов. Вот нас и бросили на самый опасный участок. Сейчас по железной дороге, а там марш небольшой и в бой.

Кто из великих сказал, не помню: 'Есть упоение в бою'. В бою да, но все всегда забывают про то, что бой всего лишь конечный результат длительного и очень сложного процесса маршей, контрамаршей, доставки грузов, действий разведки и контрразведки… Об этом мало вспоминают, потому что никакого упоения в этом нет. Помнится, когда я начинал служить попал мой взвод в охрану аэродрома. Ну, и устроили нам экскурсию. Посмотрел я как 'Бэкфайры' к бою готовят и поразился. На четырех летчиков человек двадцать обслуживающего персонала, не считая водителей всяких спецмашин. А потом выяснилось что вместо ремонтной роты у них целая часть и в ней офицеров больше чем у нас в полку. Вот и решай, кто важнее в современной войне — четыре летчика или две сотни техников и тыловиков.

Вот так-то, а вы говорите 'гремя огнем, сверкая блеском стали'…. А не хотите перед этим полсотни накладных заполнить? Андрей в передовой команде уехал, Ленга прихватив, начальник штаба майор Калошин с колонной автомобилей, так что все бумажные дела на меня свалились. Заместитель командира бригады и зампотех в одном лице, как ни крути, от бумаг не скроешься. Интересная вещь, оказывается просто замкомандира в тогдашних штатах вообще не был предусмотрен, пришлось ходатайствовать об изменении. Ладно, командующий фронтом генерал Потапов разрешил своей властью ввести такую должность.

Сижу в купе, вместе с зампотылу и командиром ремонтников и считаем, считаем, считаем. Бл…, сюда бы Семин калькулятор хотя бы. А мы еще удивлялись в будущем, почему цифры в документах не сходятся… Одна ошибка и все, считай столбиком снова. Ё…, легче на 'Рыжем' километров пятьсот отмахать. Правда я слегка схитрил, в Киеве купил себе логарифмическую линейку и теперь умножаю и делю на ней. Благо в мое время в школе и училище еще калькуляторов не было. Вот кстати, еще одна интересная вещь для попаданца, привыкшего считать на калькуляторе, а писать шариковой ручкой. Он же и писать чернильной ручкой с перышком не сможет, не текст, а сплошные кляксы будут. Мне пришлось трудно, а ведь когда я учился, мы до третьего класса писали только перьями и таскали с собой чернильницы-непроливашки. Помню, мне батя купил авторучку, так учительница увидела и заставила убрать, в классе категорически ей писать запретила.

Ладно, что у нас вышло в конце концов. Исправность бронетехники девяносто процентов, если считать и учебные машины. Кто-то скажет, а чего эту ерунду — танкетки учитывать, но мы теперь без них точно не справимся. Потому что при включении Семиных 'игрушек' нужно много хорошо защищенных посыльных машин. После гибели Скрипченко мы с Андреем подумали над этим вопросом и решили, что танкетки, при всех их недостатках лучше, чем просто машина или мотоцикл. Да и мотоциклов у нас по штату тридцать три, а в наличии всего двенадцать. Ну не выпускал тогда СССР мотоциклов в нужном количестве, поэтому их так и мало.

Итак, имеем сорок четыре 'КаВешки', и два неисправных, десять Т-40 и Т-50, черт, подсунули таки разнотипные машины, угу, танкетки в количестве…, нормально. За штатом трофейные: два Pz-II, один Pz-III, один Pz-IV без башни, один штабной броневик SdKfz247B. Так, тягачи на базе Т-26…, нормально, автомобили, еще тягачи… задолбали в ведомостях эти тракторы, нет бы прямо написать — тягачи. Смешнее только слово прицепки вместо прицепов…

В принципе неплохо, еще бы эти две 'КаВешки' в строй ввести, но времени не хватило, пришлось оставить в Буче. Жаль, но тыловики местные обещали в строй ввести… пусть хотя бы кому-нибудь достанутся.

Боекомплекты, в норме, заправок…, отлично, масло…, неплохо… Тэк-с, снабжение в норме.

— Михаил Григорьевич, а как у нас с доработками? — спрашиваю у командира ремроты, старшего лейтенанта Шкенёва.

— По маслобакам доработаны сорок один КВ, по воздухофильтрам тридцать пять, остальные возможно удастся в дороге дооборудовать.

— Так, а по дополнительным бакам?

— Дополнительные баки установлены на все КВ-1 и Т-50, кроме двух неисправных. Система аварийного сброса опробована, работает нормально, правда усилия как минимум двух человек требуются. С КВ-2 хуже, удалось всего пять машин доработать, включая ваш 'Рыжий' и 'Превед, медвед'.

— Какой еще 'Медвед'? — спрашиваю удивленно.

— А 'семерку' учебно-боевую, ее наш художник медведем украсил, а Махров назвал 'Превед, медвед', - улыбаясь, отвечает Шкенёв.

Не пойму, откуда это выражение Махров знает? Думаю несколько минут, продолжая разговор с Шкенёвым и подписывая принесенные бумаги. Наконец, вспоминаю. Черт побери, я ж сам это выражение ему и подбросил, на полигоне! Облегченно вздыхаю, причем вздох попадает как раз на момент, когда подписана последняя бумага и собеседники понимающе переглядываются.

— На этом заканчиваем, свободны, — говорю я, думая, что после обеда надо обязательно проверить, как идут тренировки наводчиков и провести командирскую подготовку с комбатами на картах. Жаль, что макет пришлось на месте оставить. Эх, здорово было, когда мы этот макет соорудили и начали тренировать командиров на нем. Местность песком имитировали, а танчики нам в ремроте из дерева вырезали. Командиров, а потом и простых танкистов не оторвать было, все свободное время задачи решали, на разной местности и с разными противниками. Но ничего не поделаешь, обойдемся картами.

Дела закончил, а теперь пора и пообедать.

'[…] к началу августа относится первая стратегическая пауза в действиях немецко-фашистских армии. В результате упорного сопротивления советских войск фронты застыли по следующей линии: Карельский (ген. Фролов) и Ленинградский (ген. М. М. Попов) фронты — на севере у Мурманска противник продвинулся на 10..15 километров от границы, далее до Ладожского озера и на ленинградском направлении — по линии старой границы. Против них были сосредоточены войска немецкой армии 'Север' и финских армий 'Карелия' и 'Юго-Восток'. Северный фронт (марш. К.Е. Ворошилов) по лужскому оборонительному рубежу на линии Нарва — Луга до реки Шелонь, Северо-Западный фронт (ген. А.И.Еременко) от реки Шелонь до Себежа- против Группы Армий 'Север', Западный фронт (марш. Тимошенко) по линии Себежа — Витебск-Орша, Центральный фронт (ген. Г. К. Жуков) от Орши до Гомеля, Юго-Западный фронт (ген. Потапов) — Гомель — Мозырь — Овруч — Житомир — Казатин, Южный фронт (ген. Кирпонос) от Казатина до Вознесенска и от Вознесенска до Одессы против групп армий 'Центр' и 'Юг'. За Западным и Центральным фронтами располагались части Резервного фронта под командованием маршала С.М. Буденного[…]

'Краткий очерк истории Второй Мировой войны' под ред. полк. Гареева М. С., М., 1975 г.

5 августа 1941 года. Окрестности Ижевска. Полигон завода Номер ххх.

Слабое помканье выстрелов, сопровождающееся доносящимися через секунды звуками разрывов гранат у мишеней, неожиданно прервалось. Двое наблюдавших за стрельбой в бинокли людей повернулись к третьему, тот отчаянно всплеснул руками и, выскочив из ячейки, пошел к стрелковой позиции. В уставной пулеметной ячейке, вырытой на окраине полигона, задрав вверх ствол, стояло странное оружие, что-то вроде короткого минометного ствола в кожухе, на упрощенном колесном станке, напоминающем станок пулемета 'Максим'. Испытания найденного на складе военно-морского флота автоматического гранатомета Таубина-Бабурина с магазинной подачей постоянно прерывались отказами. Второй гранатомет, с ленточной подачей, успешное применение которого и заставило возобновить работы в этом направлении, до сих пор ехал где-то по железной дороге, еще один переделывался с магазинного на ленточное питание.

— Ну, что там, Егорыч? — спросил у возящихся около гранатомета подбежавший.

— Опять пружина возвратная не выдержала. Менять будем, — солидным баском неторопливо оторвавшись от разборки, ответил пожилой на вид, степенный мастеровой, судя по возрасту помнивший еще начало строительства завода.

— Надо принимать меры, Яков Григорьевич, — сказал один из наблюдателей, выслушав доклад вернувшегося инженера и повернувшись к другому, который с ожесточением протирал стекла бинокля, словно они были виноваты в очередной неприятности.

— Обязательно, Сергей Александрович, — отозвался Таубин, убрав платок и глядя на стоящего напротив Главного Конструктора. Непонятно, почему назначили именно его, в очередной раз думает Таубин, разглядывая худощавого человека в очках, но с решительным выражением лица. Коровин, тульский оружейник… ну создал он пистолет, противотанковое ружье, но почему именно его назначили Главным? В принципе, Яков не раз слышал отзывы о нем, как хорошем организаторе. Возможно это и стало главным при принятии решения. Но это означало, что ему полностью не доверяют, несмотря на все уверения Берии и что любая неудача кончится не просто арестом и отсидкой.

— Я тут подумал, — продолжал Коровин, — и вспомнил, что на ШКАСе с такой же проблемой справились, сделав пружину многожильной. Не попробовать ли нам такое решение?

— Укрепить пружину неплохо, но мы планировали еще ввести гидропневматический тормоз, — заметил Таубин, глядя на возню вокруг гранатомета и мишеней. У мишеней группа работников полигона проверяет результаты стрельбы и ставит новые мишени взамен пораженных.

— Пожалуй, гидротормоз слишком усложнит и еще больше удорожит конструкцию, — подумав, сказал Коровин и добавил, посмотрев на работавших, — Давайте дождемся результатов стрельбы и поедем на завод.

Подошедший к конструкторам бригадир 'мишенной группы' принес записи, взяв их, конструкторы отправились к машине, оставив инженера продолжать стрельбы. Сев в поджидавшую машину, Коровин продолжил разговор:

— Во многих пистолетах-пулеметах торможение затвора осуществляется пневмодемпфером, можно продумать аналогичную конструкцию для гранатомета. Как вы думаете, Яков Григорьевич?

— Надо подумать и посчитать, — согласился Таубин.

Приехав на завод, Таубин и Коровин сразу прошли в помещение КБ, в котором вовсю кипела работа. Инженеры и чертежники готовили чертежи на детали гранатомета с учетом внесенных поправок для упрощения технологии изготовления. Появление Главного и его зама не остановило деятельность конструкторов, лишь некоторые из них, получив указания и наброски, начали разработку нового варианта оружия.

Коровин же и Таубин, расположившись в кабинете, дождались, пока секретарь Коровина принесет им чай с бутербродами вместо обеда, продолжили обсуждение возможных изменений и перспектив применения автоматического гранатомета.

— Знаете, я имел время обдумать возможности применения АГ в войсках. И я считаю основным своим просчетом именно попытку рассматривать его как массовое оружие роты вместо миномета. Для этого он слишком тяжел и дорог. Но если взглянуть на его возможности под другим углом. Вот посмотрите — один гранатомёт может создать такую же плотность огня, как три ротных миномёта. При этом его несут три человека в строю роты и по времени развёртывания и открытия огня он соответствует пулемёту, а не миномётной батарее. Что это значит? — Таубин, слегка горячась и размахивая бутербродом в руке, как указкой. Коровин, отхлебнув из стакана, внимательно посмотрел на Таубина.

— Кажется, понимаю, Яков Григорьевич, — неторопливо ответил он: — То есть вы считаете, что он подходит для маневренных групп. Кавалеристы, мотострелки, диверсионные отряды осназа. Те, для кого бой — стычки, засады, налёты, кому некогда развертывать батарею и тянуть связь….

— Вот именно! — перебил его возбужденный Таубин, отложив бутерброд в сторону:- Смотрите, положительный отзыв получен именно из механизированного отряда, рейдировавшего по немецким тылам!

— То есть миномет в этом случае нам совсем не конкурент… неплохо, неплохо — закончил за Таубина Коровин: — значит получаем экономию в транспорте и личном составе. Да, это вы здорово придумали. Но у НКВД свои запросы…

— Да, и я уже прикинул, какие дополнительные требования они могут выдвинуть. Вот смотрите, — Таубин положил надкушенный бутерброд и достал из кармана смятый лист бумаги. Коровин быстро просмотрел записку и нахмурился: — Что-то вы, Яков Григорьевич, расфантазировались. Установка на бронетехнику — очевидно. Углы возвышения — понятно, стрелять по чердакам или с чердаков, но сошки и станок одновременно, по типу немецкого пулемета?! Сначала надо добиться безотказной работы! Таубин сник и потух. Заметив его огорчение, Коровин поспешил изменить тему и заговорил о повышении осколочного действия боеприпаса:

— Меня серьезно беспокоит только одно. В заданном калибре сорок миллиметров мы никак не можем получить достаточной эффективности боеприпаса. Надо что-то придумывать, причем срочно. Идея, предложенная Игнатовым, о применении, по примеру РГ-42, вставки из скрученной и нарезанной проволоки неплоха, но опять таки усложняет конструкцию боеприпаса.

— А если… — Таубин задумался, — если вместо сорока миллиметров сделать пятьдесят. Вес возрастет незначительно, метательный заряд у нас невелик и толщину ствола увеличивать не придется. А вот в качестве боеприпаса можно использовать уже готовую мину от ротного миномета. И создать на ее базе специализированный боеприпас для гранатомета.

— Идея неплохая, только надо посмотреть, как будет со стрельбой миной из нарезного ствола, — задумался Корвин:- А мысль очень интересная, давайте просчитаем. Но это уже не то оружие, которое требуется, поэтому этот вариант будем разрабатывать в инициативном порядке…

Опять допоздна горели окна в здании КБ, опять стрекотали арифмометры и шуршали разворачиваемые листы ватмана, закрепляемые на чертежных досках, опять замотанные до предела чертежницы старательно разводили дефицитную китайскую тушь…

5..7 августа 1941 года. Украина. Белоруссия.

Передовой отряд бригады с трудом передвигался по забитым беженцами дорогам. Да, первые два дня теперь вспоминаются как райские. Ни тебе немецких самолетов, ни толп на дорогах. Зато ближе к прорванному фронту становилось все хуже и хуже. Андрей с тоской оглядел очередной затор, затем решительно выхватил стоящий в специальном зажиме автомат ППД-40, про себя в очередной раз обругав эту тяжелую и неуклюжую дуру, передернул затвор, привычно проверил предохранитель, и вылез из трофейного броневика на дорогу. За ним, так же привычно приготовившись к стрельбе, вышли Антон и лейтенант из оперативного отдела, Кузьмин Сергей. Последним выскочил, чихнув на ходу от попавшей в нос пыли, Ленг. Одновременно с этим на борт броневика легла винтовка с оптическим прицелом и Номоконов, что-то негромко шепча себе под нос, на всякий случай снял ее с предохранителя.

Остановившийся перед затором Т-40 тихонько отползал задним ходом, повернув башню направо, в сторону ближайшей опушки. Оглянувшись, Андрей увидел уже привычную картину — ЗИС пристроился сразу за броневиком, расчет установленного в кузове счетверенного 'максима' выглядывал воздушные цели. Несколько красноармейцев, покинув машину, залегли на обочинах вдоль дороги, изготовившись к стрельбе. Радийная машина притаилась за ЗИСом. Замыкающий танк тоже свернул на обочину и сейчас разворачивал ствол своего крупнокалиберного пулемета в поле.

Андрей, сопровождаемый бегущим справа Ленгом и идущими чуть сзади Антоном и Сергеем, подошел к толпе.

Затор образовался из-за столкновения полуторки с грузом и тягача 'Комсомолец'. Столкнулись они вкось, но этого хватило, чтобы автомобиль превратился в неработающую повозку на трех колесах, а неподалеку от тягача кого-то перевязывал санинструктор. Теперь на месте столкновения о чем-то азартно ругались молодой командир со звездой на рукаве и пожилой, толстый лысоватый мужчина в полувоенном френче ответственного работника, активно поддерживаемый худым, белобрысым, с растрепанными патлами и поцарапанной до крови щекой, мужичонкой в костюме. Активно размахивая руками и тесня немалым животом 'ответработник' явно давил на политрука. Тот пытался отругиваться, но даже издалека было видно, что еще немного и он сдастся. Вокруг собралась небольшая толпа, все поглядывали на спорящих, кто с любопытством, кто с нетерпением. Некоторые из стоявших время от времени тревожно оглядывали небо и снова переключались на спорящих. С одной стороны на дороге стояли, чуть свернув к обочине не менее восьми тягачей с противотанковыми сорокапятками, с другой постепенно увеличивалось количество остановившихся телег и небольших стад коров.

Заметив подошедшего Андрея, любопытные, теснясь, расступились, образовав коридор прямо к спорящим.

— И что же здесь происходит, товарищи? — негромко, но внушительно, в своем лучшем стиле 'а-ля Инспектор ГИБДД', спросил Андрей. Ленг, умница, услышав вопрос, дополнил его коротким, но внушительным гавканьем. Удивленные спорщики замолчали и повернулись к Андрею.

— Так что же в конце концов происходит, может кто-нибудь мне сказать? — повторил Андрей, добавив металла в голос. Первым опомнился и ответил политрук:

— Политрук противотанкового дивизиона стрелковой дивизии Комарницкий Сергей Юрьевич, — представился он, отдав честь и вопросительно посмотрев на Андрея, добавил:- вот, столкнулись.

— Комбриг майор Мельниченко, — ответно представился Андрей и, глядя на пыхтящего от злости ответработника, продолжил: — А чего это дорогу не поделили? Видно же, что люди на фронт спешат.

— Я секретарь… райкома партии Жмуриков Евгений Аврамович, со мной заворготделом и секретные документы. Мы обязаны их спасти от немецко-фашистских захватчиков, а товарищи красноармейцы не только разбили мою машину, но отказываются предоставить взамен ее другую и людей для грузовых работ, — угрюмо, но напористо проговорил секретарь.

— Разрешите, товарищ майор? — встрял политрук: — Нашей колонне не уступили дорогу, повредили трактор, чуть не разбили орудие, а теперь товарищ Жмуриков требует новую машину из моего технического замыкания, да еще несколько бойцов для охраны и сопровождения.

В это время в разговор вступил мужичонка. Брызгая слюной и размахивая руками, он начал доказывать, что документы орготдела их райкома не менее, если не более важны, чем война. Послушав его немного, Андрей примиряющее махнул рукой и обернулся. Как он и ожидал сзади уже стоял готовый выполнить любое приказание, начальник особого отдела. Когда Стонис стал упорно проситься в передовую команду, Мельниченко долго не сопротивлялся, понимая, что все равно его заставят согласиться. Назвался груздем — полезай в кузов, вышел на госбезопасность — будь готов к проверкам и контролю.

— Ян Артурович, вы как представитель НКВД имеете, я думаю, достаточно полномочий для проверки груза. А до этого… Товарищ политрук! Машину оттолкнуть за обочину дороги, трактор сдвинуть. Оставьте неисправный трактор и расчет орудия здесь, исправят — догонят. А сами продолжайте движение, — и, повернувшись к продолжавшим толпиться любопытным, добавил:

— Освобождайте дорогу! Скот и телеги — полем. Пешие — обочиной. И быстрее, не хватало только… — дальше он продолжить не успел. Сбоку черной молнией мелькнул Ленг, раздался истошный крик, все взволнованно рванули вперед. Одновременно поворачивающийся Андрей услышал звонкий щелчок винтовочного выстрела и хлопок выстрела из пистолета. Что-то сильно толкнуло его в плечо, прорезав гимнастерку.

Наконец-то повернувшись, Андрей увидел фантастически непонятную картину. Ленг, рыча сквозь стиснутые челюсти, держал за прокушенную и кровоточащую руку Жмурикова. Тот болтался в его зубах, словно тряпичная кукла, явно потеряв сознание. Рядом с рукой, в пыли, валялся небольшой пистолет из темной, вороненой стали. Рядом с ним, безжизненным мешком валялся мужичонка и стоял, чуть склоняясь, политрук, тщетно пытаясь зажать левой рукой поток крови из правой, вокруг которой развевался разрезанный рукав гимнастерки. Повернув голову и посмотрев на плечо, Андрей обнаружил, что гимнастерка на нем аккуратно разрезана, как бритвой и из-под нее начинает потихоньку просачиваться красные капли. Краем глаза он заметил, как обычно невозмутимый и медлительный Стонис ловким стремительным движением прячет в кобуру пистолет, наклоняется и поднимает короткий, узкий кинжал с земли.

— Повезло, — спокойно и неторпливо говорит Ян, рассматривая кинжал: — Но врачу все равно придется показать. Вдруг отравлен.

- 'Бранденбург 800 ! - ошеломленно вскрикивает Андрей и тут же кричит Ленгу:- Фу! Оставь!

— Таа, похоже, — так же невозмутимо продолжает Стонис, глядя, как от машины красноармейцы тянут труп третьего диверсанта, изображавшего шофера, а напуганные беженцы поспешно растягивают сцепившиеся телеги, перегоняют скот и понемногу затор начинает рассасываться.

— Непонятно одно, — добавляет он: — чего они тянули? И зачем им автомобиль, да еще с бойцами?

— Увы, Ленг очень хорошо поработал. Сразу не допросишь, — морщась от боли, пока его перевязывают, Андрей все же достает планшет и рассматривает карту. Потом, забывшись, резко дергается, сопровождаемый ворчанием санитара и почти кричит Стонису: — Бл. дь, а мост перед станцией…! Взорви его и фланг немецкого наступления смогут атаковать только уже отходящие войска.

7 августа 1941 года. Сергей Иванов. В пути.

Под мягкий убаюкивающий стук колес едем в неизвестность. Окна закрыты светомаскировкой, бойцы еще не спят, а я собрал командиров батальонов и рот на совещание. Завтра к утру должны быть на станции выгрузки, надо детально разобрать порядок разгрузки и подготовки к маршу. Проработали еще раз вопросы, коротко, а чего собственно долго разговаривать, все примерно известно, только повторение мать учения, никогда не мешает. После этого наш бригадный заводила и весельчак лейтенант Махров предложил спеть чего-нибудь и не успел я опомниться, как откуда-то появилась гитара. Хм, шестиструнка и даже с дарственной надписью. Вот хитрецы хитрющие, купили где-то. Теперь точно не отговоришься. Выхожу с Кравцовым в тамбур, перекурить. Столько лет не курил, бросил еще в армии, а вот опять вернулась поганая привычка. Спрашиваю:

— Как, Федот Евграфович, спеть?

— Обязательно, Сергей Петрович. Хорошая песня, она не хуже лозунга….

Быстренько докуриваем и возвращаемся в вагон.

— Ну, и что спеть?

— Про войну, лирическое что-нибудь, — просит с ехидцей зам по тылу майор Семецкий. Не нравится ему моя въедливость, вот он потихоньку и подкалывает. Послужи с мое, салага, поотвечай на всякие каверзные вопросы разнообразных комиссий, особенно после Афгана….

— Лирическое, так лирическое…

Молодежь слушает просто, как хорошую песню про войну и разлуку, а те, кто постарше, у кого дома остались семьи, напряженно пытаются не выдать нахлынувшие чувства и сидят внешне недовольные. Но я вижу, что песня и их 'зацепила':

Перебираю струны, проигрывая последние аккорды, а самого трясет не меньше чем майора Сидкова, сидящего неподалеку. Черт побери, у них-то есть хотя бы какая-то надежда! Их ждут и они могут вернуться. А куда вернусь я, куда вернется Андрей? В туман? Бл… сам себя довел… Срочно поем что-нибудь другое:

Бл…, да что это у меня сегодня, все грустные песни лезут. 'Чую ждет нас не легкий бой, а тяжелая битва'.

Так, демонстративно гляжу на часы. Швейцарские, трофейные. Отлично, между прочим, идут. Были у меня в детстве похожие, батин подарок, нашего производства, 'Слава'. Шли с точностью секунда в сутки все время. Потерял я их как-то на пляже, а ведь шли без единой поломки. До сих пор жалко….

— Еще одну и отбой.

Поем практически хором уже знакомую многим песню про танковый ударный батальон и расходимся. Рядом со мной остается только Кравцов. Внимательно посмотрев, как я укладываю гитару, он неожиданно спрашивает:

— Сергей Петрович, вы ведь в партии не состоите?

— Так точно, Федот Евграфович, — пытаюсь понять, в чем дело. Неужели что-то накопали? Но тогда Стонис сам бы работал, а причем здесь комиссар?

— Судя по всему, нам предстоят тяжелые бои. И мне кажется, что если вы и товарищ Мельниченко подадите заявления… будет неплохо и для политико-морального состояния части, да и для вас тоже…

Странно, чего это сегодня наш батальонный так косноязычен? И тут я вспоминаю. Е… ему как и нам не к кому возвращаться. Бойцы ж говорили, а я запамятовал. У него ж вся семья под развалинами дома в первый же день погибла. Ну и устроил же я со своей песней стресс всем. Черрт, думать надо головой а не х…м, как говаривал ротный. Поздно пить боржом однако.

— Согласен, товарищ батальонный комиссар, оформим завтра, — отвечаю, а сам мучительно прикидываю, чем бы помочь. Хе, помочь… комиссар и сам справился, пока я раздумывал и себя корил. Сидит как будто ничего не было, спокоен и улыбчив как всегда. Не-ее, все-таки повезло нам. На хороших людей наткнулись сразу.

— Вот и отлично. А рекомендации, я уже спрашивал, вам могут дать лейтенант Махров и майор Стонис. Анкету у меня возьмете, завтра. Спокойной ночи, — Кравцов, услышав мой ответ, встает и уходит к себе, слегка раскачиваясь в такт движущемуся вагону.

'Что день грядущий нам готовит? - думаю я цитатой из классика, засыпая.

7 августа 1941 года. Киев.

Неприятности для Семена и его попутчика начались сразу по прибытии в Киев. Выяснилось, что до Бучи пригородный поезд пойдет только вечером, поэтому, получив по аттестату сухой паек, Бридман и Томилин решили устроиться где-нибудь в соседнем к вокзалу парке. До парка на Вокзальной площади они дошли, но на аллее рядом с памятником наткнулись на бдительный патруль во главе с молодым, но очень серьезно настроенным лейтенантом. Настороженно поглядывая почему-то только на Семена, он тщательно изучил документы и предложил пройти в комендатуру. Сдав вещи, документы и оружие, Семен с Григорием прошли в небольшую камеру. Долго в ней им засиживаться не дали, на приехавшем автомобиле их увезли в центральную комендатуру. Больше всего Семену не понравилось, как вели себя сопровождающие, слишком похоже на конвой.

Теперь Семен сидел один в достаточно роскошной, по меркам даже будущего, камере гауптвахты и от нечего делать очередной раз вспоминал фантастические события последних месяцев.

Если бы ему сказали месяца четыре назад, что он будет воевать за москалей, да еще и коммуняк! Ох, и досталось бы тому от Семена! Сначала он действительно хотел уговорить друзей, пользуясь неразберихой первых дней войны, перебраться куда-нибудь на Запад, лучше всего в Швейцарию. Отсутствие денег, вот над чем он ломал голову, когда неожиданно им встретились неприглядные реалии 'современной' жизни… Семен мотнул головой, встал с табурета и нервно прошел из одного угла камеры до другого, стараясь отогнать мрачную картинку, всплывшую в памяти. Увиденное на поле выбило его тогда из колеи, а дальше события покатились столь стремительно, что он еле успевал реагировать… Бой, красноармейцы, танк, опять бой, старинная радиостанция, с которой он всласть повозился, генератор помех, собранный на коленке… И друзья, рвущиеся в бой… Не мог же он их бросить и уйти один! К тому же он видел, что красноармейцы, такие же парни, как он и его сверстники, говорящие и по-русски и по-украински, отнюдь не считали друг друга или государство врагом, не спешили сдаться в плен освободителям 'от коммунистической неволи и кровавой гебни'. Да и саму эту неволю он как-то не мог обнаружить. Получалось, что правы те книги и те авторы, которым он не доверял? Еще больше его поразил рассказ Нечипорука о гражданской войне, бандах белых, красных, зеленых и прочих цветов, о том, что большевики победили в том числе и потому что свою низовую вольницу давили не меньше, чем противников.

Вот и думай, голова. А тут еще и Елена… Но тут Семен прервали, как говориться, на самом интересном месте. Заскрежетал замок и в дверях появился улыбающийся сержант Томилин в сопровождении разводящего.

— Пошли, арестант… 'вскормленный в неволе орел молодой'. Разъяснилось все, мы с тобой свободны. Самое же главное — тут оказывается машина нашей части стоит. Поэтому ноги в руки и пошли!

Быстро получив вещи они почти бегом направились к ЗИСу, стоящему на дворе. У машины их ждал пожилой с хитроватым лицом старшина и довольно упитанный водитель средних лет.

— Вы с нашей бригады будете? — спросил старшина.

— Мы, мы товарищ старшина, — ответил Томилин подавая документы.

Даже не посмотрев в них, старшина сказал:

— Залазьте, зараз поидемо.

Переглянувшись, спутники быстро забрались кузов, где довольно таки неплохо устроились на каких-то мягких мешках. Снизу раздавалась ругань старшины, крывшего водителя так, что уши заворачивались и обещавшего в первую же спокойную неделю 'посадить водилу на губу за небрежное отношение к вверенной технике'.

Посмеявшись, Томилин вдруг хлопнул себя по лбу и сказал:- Совсем из головы вылетело. Держи, — доставая из кармана какую-то бумагу. Семен взял и развернул ее, почитал… и из кузова раздался его громкий хохот, на время заглушивший даже шум запускаемого двигателя.

В снабженной всеми положенными угловыми штампами и печатями было отпечатано, дописано ручкой и подписано:

Справка.

Дана настоящая красноармейцу младшему сержанту Бридману С. В. в том, что он действительно должен носить трофейные сапоги ввиду болезни ног.

Справка дана для предъявления по месту требования.

Военный комиссар г. Киев

Генерал-лейтенант………………….

Тут мотор взревел и машина наконец-то, плавно и замедленно на взгляд Семы, набирая скорость выехала за ворота комендатуры на улицу.

— Чего ржешь?! — перекрикивая шумы, Томилин смотрел на Сему без улыбки: — Нас же с тобой из-за твоих дурацких полусапог и взяли. Если бы не оказалось в комендатуре знакомых из особого отдела, сейчас так и сидели бы! Бдительный лейтенант решил, что диверсантов немецких поймал.

— Погоди! А документы! — спросил Сема.

— Думаешь сложно документы подделать?!

— Ну, какие-то опознавательные признаки должны быть, думаю! А еще слышал, что у немцев сталь только нержавеющая, а у нас скрепки в документах со временем ржавеют.

— Умный ты… Слишком порой! Не надо об этом трепаться, понял?! Даже если слышал.

— Да понимаю, я ж только тебе!

— И мне не надо… ты мне, я тебе, а кто-то подслушал и передал!

Тут машина выехала за пределы города и дорога резко ухудшилась. Разговор стал небезопасен, тряска была такой, что запросто можно было прикусить язык. Поэтому спутники замолчали, поплотнее закутались в шинели и, немного посмотрев на окружающий пейзаж, постарались перейти к самому важному на войне делу — отдыху. Сема, попав на войну, вполне убедился в правоте прочитанного в книге знаменитого американского фантаста, что солдат счастлив, когда может спокойно поспать. Раньше, читая 'Звездных рейджеров', он думал, что это красивое преувеличение, но опыт уже убедил его в обратном. Вот, а ведь Хайнлайн тоже в армии служил… даже служит сейчас, вспомнил, задремывая и уже не обращая внимания на ухабы и шумы Семен.

8 августа 1941 года. Станция Дубровка.

— Здравия желаю, товарищ майор! — улыбаясь, несмотря на окружающее, приветствовал майора Мельниченко инженер-майор Иванов, передав управление выгрузкой танков командиру третьего батальона майору Сидкову.

— Здравствуйте, товарищ инженер-майор! — озабоченным тоном ответил Андрей, слегка улыбнувшись и тут же снова озабоченно хмурясь:- Как выгрузка?!

Оба они практически кричали, рев дизелей и крики людей, шум подъезжающих и отъезжающих машин сливались в один мощный грохот, заглушавший обычный голос.

— Нормально! Разведчики уже сгрузились, выходят на окраину. Сейчас заканчиваем сгружать второй и третий батальоны одновременно. Пехота выгрузилась, мотострелковые роты усилили оборону станции, а танкодесантники и тылы выдвигаются согласно первоначальных указаний….

— Хорошо! Слушай, давай в сторонку отойдем, поговорить надо! — по голосу Андрея Сергей понимает что что-то случилось.

— Понял! Сидков! Я с комбригом, продолжайте выгрузку! — кричит Иванов. Они отходят подальше, на соседнюю улочку, за угловой домик и садятся на скамеечку у калитки. Сопровождающий Мельниченко Антон Змиев, вместе с еще одним красноармейцем встают на повороте, осматривая на всякий случай улицу и окружающие заборы.

— Что случилось, шеф? — спрашивает Сергей.

— Брось свои шуточки. Я и так крупно влетел, — говорит Андрей и рассказывает о происшествии на дороге: — … оказались уголовники. В автомобиле ценности Госбанка были и ювелирка, похоже награбленная… А самое главное, что диверсанты-то действительно были. Мы сюда радировали, охрану сориентировать. Ну, они бдительность и повысили. Два грузовика, один с диверсантами, другой со взрывчаткой захватили, немцев пятнадцать человек уложили и двоих в плен взяли. Точно 'Бранденбург', мне уже комендант станции по приезде доложил. Теперь вот и жду, когда Стонис спрашивать начнет.

— А он что? — другим, серьезным тоном спрашивает Сергей.

— Что, что… Молчит, — Андрей выглядит по-прежнему и только проскользнувшая в речи злая интонация выдает его состояние: — Молчит и только изредка уважительно так поглядывает. Не нравиться мне это, Сергей.

— Ну, Андрей, ты совсем последнее время расклеился. Стонис, по-моему, куратор нашей группы от НКВД. И он ничего не будет делать самостоятельно, без указания сверху. Это значит, что, по крайней мере, дня три, четыре у нас есть. А на войне и один день уже много, — Сергей спокойно осматривается и добавляет:- Интереснее другое, нас с тобой в партию приглашают. И один из озвученных поручителей — как раз Стонис.

— Таак, — настроение Андрея резко меняется, теперь он собран, деловит и, кажется, даже весел: — А ведь это проверка, последняя проверка и заодно предложение влиться в команду. Похоже, мы измерены, взвешены и сочтены достойными. В таком разрезе мой прокол просто мелкий эпизод, который приберегут для удержания нас на поводке. Спорим, Стонис и спрашивать не будет?

— Не буду спорить, некогда. Думаю, ты прав. А сейчас давай к более насущному вернемся. Война ждать не будет, — ответил Сергей.

— Да, заболтались мы с тобой, а война идет. В общем, прорыв немцы учинили серьезный. Довожу только для тебя — в ударе, похоже, все три танковые группы участвуют, а судя по некоторым данным и четвертая вчера начала наступление. Последний шанс так сказать, 'Тайфун', - Андрей уже совершенно спокоен и даже слегка весел. Он уже, кажется, забыл обо всем, упиваясь самим процессом принятия решения: — Северо-западный фронт удара не выдержал, обнажил фланг Западного, который и так еле сдерживал удар немцев. Центральный фронт тоже прорван Гудерианом. Немцы полуокружили Смоленск, прорвали оборону расположенного в тылах Западного и Центрального фронтов Резервного фронта и сейчас движутся к Москве. Наша бригада выдвинута на правый фланг танковой группы Гудериана. Планировалось, что мы будем перед его фронтом, но он оказался быстрее. Наша задача — задержать его наступление до подхода 1-го мехкорпуса. Учти, перед Гудерианом наших частей практически нет. Поэтому думать будем….

Больше Андрей ничего не успевает сказать, появляется посыльный и докладывает, что штаб развернулся и начинает работу. Поднявшись, Мельниченко и Иванов идут вслед за посыльным к домику, в котором временно расположился штаб. Это деревянное длинное здание, судя по всему школы, в открытые двери помещений видны парты, в помещении, где работает оперативный отдел стоит большой глобус.

— О, молодец Калошин. И карты не надо, — шутит Сергей. Все присутствующие смеются. Начинается нормальная штабная работа. Мельниченко доводит приказ командующего, оперативный отдел набрасывает полученные данные на карты. Готовится общий приказ, Калошин и Мельниченко работают, склонившись над картами голова к голове: — Наносим удар здесь, по правому флангу, а стрелковый полк и первый батальон выходят им в тыл. Это предлагает Калошин. — А вы уверены в точности данных авиаразведки? Может там не тыловые части, а основные силы? — спрашивает Мельниченко. И обсуждение продолжается. Время от времени Иванов дает какую-нибудь поправку, иногда что-то предлагают другие офицеры. Все эти мысли обкатываются со всех сторон, шлифуются, дополняются и окончательно отработанное решение ложится в приказ очередным пунктом. Вот вызывается очередной посыльный и следующее подразделение получает свою часть приказа. В наступающем летнем полусумраке части готовят транспорт и танки, выстраивают колонны и, нетерпеливо дожидаясь назначенного часа, озабоченно поглядывают на небо, охраняемое всего лишь парой истребителей да тонкими дулами зенитных орудий, как своих, бригадных, так и охраняющих станцию местных батарей.

А тем временем разведывательные дозоры уже на полной скорости мчатся по дорогам в сторону фронта, распугивая мелкую живность гулом танковых и треском мотоциклетных моторов. Уже первый дозор сталкивается с немецким и горит чей-то мотоцикл, и звонко грохочет сорокопятка разведывательного Т-50, снаряд которой пронзает борт неудачно подставившегося броневика 'Бюссинг'. Шестиколесная неуклюжая машина резко останавливается, из нее рвутся вверх языки пламени и коптящий, черный дым. После быстрого боестолкновения русские внезапно, в лучшем стиле английских 'крыс пустыни' исчезают, оставив за собой догорающую технику противника и несколько немецких и, увы, два не найденных тела своих убитых. 'А ля гер ком а ля гер' — на войне как на войне. Зато в коляске одного из мотоциклов неживой куклой болтается оглушенный и еще не пришедший в себя язык.

— Первое столкновение. Ну что же господа немецкие фашисты… Вы хотели истребительной войны, вы ее получите, — комментирует пришедшие новости Сергей Иванов.

— Мы своих не бросаем! Пропавших без вести не должно быть, пошлите группу из того отделения, где они служили. Тела или раненых найти, в бои без необходимости не вступать, — приказывает Мельниченко командиру разведроты Сергееву Сергею Олеговичу.

'[…]Наступательная операция под кодовым названием 'Оркан (Ураган) должна была стать завершающей в достижении целей, поставленных перед немецко-фашистскими войсками планом 'Барбаросса'. Планировалось ударом трех танковых групп прорвать фронт советских войск на центральном участке фронта, с последующим наступлением вплоть до Москвы. Вторая танковая группа выйдя на оперативный простор и содействуя некоторое время наступлению на Москву, затем поворачивала в тыл ЮЗФ и совместно с наступающей с фронта Первой танковой группой осуществляла глубокое окружение советских войск в районе Припять — Киев. Однако несмотря на первоначальные успехи, добиться поставленных целей немецко-фашистским войскам не удалось. Советское командование сумело вовремя перебросить стратегические резервы, накапливающиеся за линией ЮЗФ и в районе Москвы, которые контрударами сначала замедлили, а затем и полностью остановили немецкое наступление, создав предпосылки для зимнего контрнаступления Советской Армии. […]

'Краткий очерк истории Второй Мировой войны' под ред. полк. Гареева М. С., М., 1975 г.

'[…] Вот и наступил день первого боя нашей бригады.

Группировка, в которую вошла моя рота, в составе второго тяжелого танкового батальона (без одной роты), третьего (штурмового) танкового батальона (без роты), танка командира группы, легендарного 'Рыжего', танкодесантной роты, при огневой поддержке гаубичной и тяжелой минометной батарей, нанес удар по обнаруженному нашей разведкой правому флангу эсэсовской дивизии 'Великая Германия'. Неожиданный артиллерийский обстрел и атака тяжелых танков вызвали кратковременную панику у не ожидавших подобного немецко-фашистских вояк и нам удалось без особых потерь отбросить их на несколько километров к северу. Но эсэсовцы противник серьезный и быстро восстановили порядок в своих рядах.

Первая контратака. Да, им вполне бы удался их замысел, будь здесь обычные части. Но, будущие гвардейцы, добровольцы, отобранные из лучших бойцов РККА и пограничных войск, были готовы к любым неожиданностям. Идущие впереди КВ-1 притормаживают и ссаживают десантников. Наша рота по команде сосредотачивается к левому флангу. Атакующие при поддержке танков эсэсовцы увлечены наступлением на деморализованных, как им кажется, русских и не успевают ничего понять, как на них обрушивается огонь наших могучих 152 мм орудий. Особенно отличаются командиры орудий моего танка и 'Рыжего'. Поле боя остается за нами и впоследствии на нем насчитывают 18 подбитых танков, из которых на долю моего экипажа приходится восемь.

Позднее инженер-майор Иванов благодарит мой экипаж, а наш танк называет 'Зверобоем'. Оказывается, одна из подбитых нами машин была разрисована под тигра. Но не помогли нацистам ни грозные тигриные полосы, ни пасть с грозными клыками, нарисованная на броне, полубронебойный 152 мм снаряд пробил нацистскую броню насквозь и на излете, взорвавшись, уничтожил еще и расчет противотанковой пушки, разворачивающийся неподалеку…[…]

Серия 50 лет Победы'. Генерал-лейтенант Махров. 'В вихре войны. Воспоминания о боевом пути 1 гвардейской тяжелой танковой бригады имени Ф.Э. Дзержинского'. М.-Л. 1964 г., переиздано в 1994 г.

9 августа 1941 года. Сергей Иванов.

Светает. Казалось, только успел прикорнуть на еще теплом моторном отсеке 'Рыжего', а Кузьма уже будит. Да, пора. Над головой с шумом проноситься несколько девяток штурмовиков вместе с истребителями сопровождения. Ага, Андрею все же удалось выбить авиационную поддержку. Отлично!

Кстати, неплохая получается зарядка — скрытно пробежаться утром пару километров вдоль позиций подготовившейся к атаке части. Пока бегаю туда и обратно, над головой пролетают возвращающиеся штурмовики, успеваю заметить один горящий. Ого, у немцев что-то гулко взрывается, даже у нас хорошо слышно. К 'Рыжему' подхожу уже под грохот нашей артиллерии. Минометы и гаубицы обстреливают обнаруженные ночью цели. К ним изредка присоединяют свой голос и шестидюймовки КВ-2. Взбираюсь в люк и… Ура! Радость! Наконец-то вернулся Сема. Он тоже рад, хотя и расстроен тем, что не встретил Андрея и Ленга. Знаем мы, из-за какого Ленга он расстроился, поэтому прошу Колодяжного передать Семе лежащий около меня треугольник.

Так, переживания в сторону, время Ч. Грохочет выводимый на полную мощь дизель, танк осторожно трогается, постепенно набирая скорость. Эх, удобная штука эта немецкая командирская башенка. Говорили, что ее можно только на заводе установить, но русская выдумка все одолела. Бригада заводчан с ЛКЗ и наши ремонтники вместе сотворили целых четыре чуда, четыре танка с командирской башенкой. Жаль, что заводские быстро уехали, глядишь, они и те два сломанных танка помогли бы нам отремонтировать… а еще жальче, что башенок трофейных всего четыре было. Атака! Пошли родимые, пошли…

— Евгений, право пять, ориентир десять… ПТО! Видишь? Короткая! Огонь!

— Есть! Попали!!!

— Седьмой, я Рыжий, правее восемь… как слышите? Прием.

Развернутые в первой линии 'первые' с десантом рвутся вперед, за ними неровной цепью идут наши 'двойки'. И те и другие иногда замирают, обстреливая обнаруженные цели. Черт, маловато десанта, чем территорию зачищать будем? Вроде обещали кавполк прислать, да видимо чего-то не сложилось… кавалеристы где-то застряли и теперь оставшиеся мотострелки идут в резерве с правого фланга уступом за нами. Эх, нам бы сейчас сил побольше, мы бы этих эсэсманов неожиданным ударом раскатали в блин. А так… ну оттесним, заставим отвлечься от основного наступления. Ага, подходим к условному рубежу.

— Первые, я Рыжий, готовность один. Прием

— Принял Первый первый! Прием.

— Вторые, я Рыжий, вариант семь. Прием.

— Двадцать первый принял.

— Седьмой принял.

Только начинаем подготовленный заранее маневр закрепления территории, как немцы атакуют. До батальона пехоты с несколькими самоходками и даже танками. Да, придется туговато…

— Первые, оборона!! Вторые, маневр три. Три, как поняли! Прием.

— Рыжий, первый первый горит. Принял команду десятый.

— Понял десятый, понял. Не увлекайся, твоя задача заманить….

Черт, включили глушилку, рации не работают, приходится флажками махать. Поэтому, да еще для лучшей вентиляции, люк я не закрываю. Да и обзор с открытым люком все же получше. Е. ть, чуть не убили, хорошо инстинкт сработал. Болванка, то есть пуля, еще на полтора километра не долетела, а я, старый танкист уже в канаве, то есть нырнул в люк. Какая-то падла недобитая пыталась подстрелить, только и успел в люк ускользнуть. Ничего, десантники его засекли и сейчас поливают это место огнем.

В самый ответственный момент лишенная связи немецкая артиллерия замолкает. Надеюсь, связисты следят за полем… Ага, вот и рация заработала. Ура, можно командовать!

— Вторые, вторые огонь с места, распределение целей с правого фланга, огонь самостоятельно, полубронейбойными. Евгений, право два, командирский, под башню полкорпуса вперед, полубронебойным, огонь!

— Есть!

— Промах! Повторно, наводи полкорпуса, огонь! Быстрее, быстрее, черти!!!

— Есть! Попали!

— Первые, контратака! Береза, Береза, сосредоточенный по квадрату шесть, как поняли, прием.

— Рыжий, я Береза понял, понял, СО квадрат шесть! Прием.

Вот такой вот сумасшедший день. Отбиваем одну контратаку немцев, за ней вторую. Вызываю свою штабную группу и через нее прошу поддержки.

Как ни странно, но как раз тогда, когда немцы пытаются начать третью атаку, нам на помощь опять приходят штурмовики. Вывалив свой груз на пехоту, они охлаждают немецкий порыв, и мы спокойно перегруппируемся. Часть танков, израсходовавшая снаряды, отходит в тыл. У меня пока еще осталось шесть снарядов, поэтому я вместе с КВ-1 и несколькими двойками остаюсь на позиции. Так.

На будущее — КВ-2 в артподготовке использовать с дозагрузкой боекомплекта. Иначе на длительный бой не хватит.

Уже в полутьме наконец-то нас сменяют мотострелки, а мне удается вылезти из танка и нормально пообедать. Подвожу итоги дня. Потеряны пять танков, из них сгорели два. Н-да, с немецкими пятидесятимилиметровками надо поосторожнее. Все же в лесистой местности они неплохо прячутся и на небольшой дистанции вполне опасны даже для КВ. Потери танкодесантников… тоже не мало. Вышло из строя по техническим причинам два танка, но их за ночь введут в строй. Итог наших усилий — отбросили части дивизии 'Рейх' на три километра, заставили ввести в бой резервы. Завтра, боюсь, будет еще тяжелее. Как передали из штаба бригады, немецкая разведка пытается определить наш фронт, так что Сергею Олеговичу сегодня опять не спать. Не завидую тезке.

Собираю командиров и проводим небольшой военный совет, решая, что будем делать завтра в различных ситуациях. Саперы работают вовсю, вместе с экипажами зарывая танки в землю. Вот тут поневоле вспомнишь о траншеекопателе БАТ… нам бы сейчас такую машину, хотя бы одну. Ложусь спать уже под самое утро. Эх, только бы часика четыре поспать дали!

10 августа 1941 года… Штаб третьего танкового батальона.

Конечно, штаб батальона — это не штаб бригады или дивизии, но работы у него тоже много. Если же он еще дополнительно и за всю группу отвечает, то приходится его усиливать. Вот и сейчас в штабе третьего танкового работает 'варяг' из бригады, лейтенант Кузьмин Сергей. Штабная группа расположилась на окраине деревеньки, в ничем не выделяющемся и чудом уцелевшем домике. Большинство остальных домов полуразрушено, от расположенных в центре деревни зданий местной школы и сельсовета остались только фундаменты и остатки обгорелых стен. Иногда в открытые по случаю летней жары окна врывается отдаленный гул канонады, на который никто привычно не обращает внимание. Сидящий у калитки, в кустах, чтобы не привлекать лишнего внимания часовой пытается вскочить, увидев подходящего к штабу инженер-майора, но остановленный жестом, снова присаживается. Войдя в небольшую, тесную от большого стола с разложенной картой, комнату Иванов осматривается. Занятые делом штабники не обращают на него внимания, лишь начальник штаба, капитан Еремеев встает и, лавируя между офицерами, подходит, пытаясь доложить. Иванов отрицательно кивает, они отходят к окну и начинают разговаривать. В этот момент в окно врывается шум подъехавшей машины и через пару минут в штабе появляется майор Мельниченко.

— Товарищи командиры! — командует Иванов, — Товарищ майор, штаб группы Иванова проводит анализ обстановки!

— Вольно, продолжайте работу! А чтобы не мешать, мы с вами, товарищ инженер-майор, побеседуем на улице, — говорит Мельниченко, здороваясь за руку с Ивановым и Еремеевым.

Выйдя в небольшой садик за домом, майоры закуривают.

— Ну, рассказывай о вчерашнем, — требовательно говорит Мельниченко после первой затяжки.

— Нечего особо рассказывать. Немцы непуганые были, оборона хлипкая. Нашего наступления либо не ожидали, либо недооценили. Неплохо поработала авиация, подавила артиллерию в начале и во время третьей немецкой контратаки. Прорвали мы их первую линию с ходу, а второй-то и не было. Готовились дальше наступать, ирои. Ну, мы готовность им понизили. Они молодцы, быстро сориентировались, пытались организовать оборону, подтянули резервы и даже танки и самоходки, примерно роту. Мы по плану притворно отошли, заманили их в огневой мешок, затем опять атаковали. Но они упорные оказались, еще два раза пытались контратаковать, вторую мы встречной контратакой отбили, а третью, как я уже говорил, авиация помогла отбить.

Наши недостатки: нужны бронированные подвозчики боеприпасов, чтобы прямо в ближних тылах снаряды пополнять, артиллерия плохо ведет контрбатарейную борьбу, десантники теряют взаимодействие с танками в ходе боя. Да, забыл, и РСН пора включать подиапазонно, флажки в атаке никто не видит. Надо давить только немецкие диапазоны, иначе нам плохо будет.

— Понятно, — Андрей обдумывает услышанное, потом бросает недокуренную папиросу: — Ладно, это учтем. Плохо другое. Конников командование куда-то перенацелило, нам даже не сообщили. Связи с армией по радио нет, похоже, немцы глушат. Вот такие пироги. Фрицев на том участке теперь мотострелки будут сдерживать, я им последний резерв отдал, учебную роту и батарею пехотных орудий. За твоей группой — правый фланг. Попробую командира сто тридцать второй уговорить, чтобы батальон нам один отдал.

— Подожди-ка, а ей не Берзарин командует? — спрашивает оживившийся Сергей.

— Он, поэтому и надеюсь, что даст, и за левый фланг спокоен. Там неплохо Сидков воевнул вчера, охранение сбил и до тылов добрался. Немецкие чмошники по лесам теперь бегают… Но учти, командир толковый, а пехота все равно обычная, сам понимаешь.

— Ясно-понятно, что я про сорок первый не читал, что ли. Учтем.

— Ладно, поеду. Ты давай, держись. Мой порученец сводку с обстановкой штабистам уже отдал, так что думайте. Да и не рискуйте особо, помните….

— Ну, Андрей, ты что? Устал?

— Есть немного. Дом вспомнил….

— А….

Немного помолчав, друзья крепко пожимают друг другу руки и расходятся. Иванов не торопясь идет в дом, посторонний наблюдатель заметил бы, как изменилось его лицо. Теперь оно выглядит как у тяжелораненого, стремящегося скрыть боль. Но в помещение входит уже прежний Иванов. Он деловит и спокоен, готов, как говорится, к труду и обороне.

Начинается обычная штабная работа. Сроки, рубежи, состояние техники, боекомплекты. Писарь усиленно строчит необходимые приказы, рядом двое — лейтенант и сержант, склонившись над столиком, рисуют сетевой график взаимодействия, иногда уточняя детали у Еремеева или Кузьмина. Поговорив с начштаба о поставленной задаче, Сергей уходит из штаба. В пятистах метрах от штаба, укрытый несколькими деревьями и самодельной маскировочной сетью, стоит 'Рыжий'. К нему и идет инженер-майор.

Подойдя поближе, Сергей замечает бегущего вокруг танка Сему, за которым с криком: — Ну погоди! — гонится Кузьма, отставая от быстроногого Бридмана метров на пять.

— Отставить! В чем дело? — строго спрашивает Сергей. Бегущие резко притормаживают, причем Семен чуть не налетает на Сергея, успевая увернуться в последний момент.

— Ну, и что произошло? — вроде бы строго, но с веселой ноткой в голосе спрашивает Сергей. Ему все понятно, Сема после прочтения полученного письма находится в приподнятом настроении и уже успел подшутить чуть ли не над всем экипажем.

— Замочил я гимнастерку, постирать хотел, — докладывает, тяжело дыша после бега Кузьма, пряча за спину сапог. Тут Сергей замечает, что он босой: — А этот шутник к тазику проводок подсоединил незаметно. Я за тазик — меня током бьет. И провод спрятан, невидно. Пока понял, вода остыла, теперь заново греть надо.

— Тэк-с, понятно, — Сергей строго посмотрел на Семена и лицо последнего постепенно начало краснеть: — Сержант Бридман! Найдете для сержанта Нечипоренко горячей воды. Где хотите, хоть украдите. А чтобы думали впредь головой, объявляю вам наряд вне очереди. Ясно?

— Так точно! Разрешите выполнять? — теперь Сема серьезен и деловит.

— Разрешаю. Идите. Ладно, Кузьма, пока Семен воду ищет, обуйся и покажи, что у нас с матчастью…

11 августа 1941 года. Сергей Иванов.

Утро красит нежным цветом самолеты в воздухе и разрывы на земле. Н-да, похоже, за нас взялись всерьез. Самое главное, что немцы летают, а наших нет. Хотя бы один самолетик промелькнул, я уж молчу об эскадрильях и полках, как в первый день. Опять что-то прохлопали или наш штаб, или 'сталинские соколы'. Так что теперь единственная наша надежда, на замаскированный глубокий окоп да на зенитчиков. А тех так мало…

Как же они нас вычислили, интересно. Вроде не только приказывал, но и сам следил за маскировкой. Но вот они, эскадрилья 'Юнкерсов-восемьдесят семь', один за другим сваливающихся на крыло и с ревом устремляющихся к земле. Черт, как же они нас вычислили, и что творится в первом эшелоне, если они резерв так бомбят. Ага, кто-то подползает, похоже. Точно, связист.

— Что случилось?

— Провод порвало, вам звонили и дозвонится не могли.

Точно, в этот же момент сквозь грохот взрывов прорывается звонок трофейного 'телефункена'.

Беру трубку. Эх, хороша техника, в нашем при таком обстреле наверняка ничего бы не услышал.

— Слушаю, Второй.

— Второй, это Первый. Надо помочь Тару перегрузить. Иначе сломают варвары. Понял?

Отправишь грибков штуки четыре и самовары. Как понял?

— Понятно. Тяжелая тара? Самому можно погрузить?

— Очень, так что поспеши. Можешь и сам помочь. Да, я там тебе вертушку послал, поможет посмотреть, как и что. Конец связи.

Черт, не спросил, что за вертушка. Вертолет? Откуда сейчас вертолеты, они, кажется, испытываться начали не раньше сорок третьего. Хотя, если это параллельный мир… ладно разберемся.

Спасибо саперам, да нашим намозоленным рукам, потерь практически нет. Трое раненных, две автомашины уничтожили, что открыто стояли и все. Но вот такая точность бомбежки мне не нравиться.

— Семен, вызови-ка мне Томилина. И предупреди ВНОС, что наш самолет прилететь должен. Я в штабе.

Сейчас Томилин придет, заставлю его охранников прочесать все вокруг. Не могли нас с неба засечь, зуб даю. Ни локаторов, ни тепловизоров у немцев нет, от визуального наблюдения мы замаскировались. Остается что? Правильно, сидит где-то дятел и долбит про нас по радио люфтваффлям чертовым. До штабного домика, при налете разваленного прямым попаданием бомбы я дойти не успеваю. Из расположенного рядом бывшего погреба, переделанного в бомбоубежище, выходит комбат-два.

— А, товарищ капитан. Отлично, вы мне и нужны. Получен приказ комбрига отправить четверку КВ-2 и батарею стодвадцатых минометов на помощь мотострелкам. Пойду я и танки Махрова. Вы остаетесь командовать группой. Да, я тут еще Томилина вызвал. Думаю, где-то неподалеку немецкие разведчики шастают, иначе как немцы наше местоположение засекли.

— Есть остаться за командира. Про Томилина понятно, только мне кажется, что надо и маскировку еще раз проверить, — Денис Иосифович Политов, крепыш невысокого роста, прямо таки идеальный танкист, легко помещающийся даже в очень тесной коробке танкетки, явно задумался над поставленными задачами. Его и мои размышления прерывает странный звук, сочетание обычного самолетного шума с непонятным периодическим шелестом. Сразу вспоминается будущее и пролетающая над головой 'летающая кофемолка', как мы называли в шутку вертолеты. Неужели вертолет? Хотя звук странный какой-то, не совсем вертолетный. Оборачиваюсь… Мама моя родная, чудо из чудес! На небольшую полянку рядом с окраиной деревни садиться полусамолет-полувертолет! С винтом впереди, с большим винтом на стойке над обычным самолетным фюзеляжем и, самое интересное, вторая кабина оснащена турелью с пулеметом. Ох, ё… вот это чудо! Бл…, вспомнил, это же автожир! Ну ни хрена себе, неужели они в боях использовались?

Оставляю Политова инструктировать сержанта, а сам с Семеном иду к севшему автожиру. Что же нам летуны привезли, интересно?

— Здравия желаю, товарищ инженер-майор! Лейтенант Скоробогатов. Вам пакет из штаба бригады. По приказу товарища комбрига мы еще провели рекогносцировку в передовом районе обороны. Кроки и записи — у стрелка наблюдателя младшего сержанта Хижняка!

— Здравствуйте, товарищ лейтенант. Сема, начштаба с оператором, быстро! Дальше полетите, или у нас останетесь?

— Приказано вернуться к эскадрилье, товарищ инженер-майор. — Раз приказано, вернетесь. Отдохнете, пока ваши наблюдения на карту перенесут и полетите. Помощь в подготовке техники нужна?

— Неплохо бы бензином дозаправить, только ведь нам авиационный нужен.

— Нужен, значит будет. Вот начштаба группы как раз распорядится. Вилен Семенович, распорядитесь, чтобы автожир Б-70 дозаправили и экипаж покормили. Сведения, которые они привезли, обработаете и мне к 'Рыжему' доставите. В случае чего, я там буду.

— Есть, товарищ инженер-майор. Сейчас распоряжусь.

— Вот и отлично. До свидания, товарищи летчики. Сержант Бридман, за мной.

По пути к 'Рыжему' отправляю Семена за комбатом минометчиков и командирами танков. Сема недовольно надувает щеки, но бежит. Приучили мы его к дисциплине, админа разгильдяйского. Конечно это шутка, не такой уж он и разгильдяй. Мы с шефом когда фирму создавали сразу всем принимаемым условие ставили, что на фирме у нас порядок такой: — Сказано сделано. Диктум фактум, как мудрые древние римляне говаривали. Не зря они полмира в своих цепких руках столько веков держали, ох не зря. Учиться у них надо, обязательно учиться. Первыми в мире создали корпус профессиональных сержантов и были их легионы непобедимы, пока они сами же эту систему не порушили, призвав отряды варваров под знамена. Читал помнится, что и в России решили неграждан наемниками в войска принимать. Да, называют их контрактниками, но кто такой иностранец служащий другому государству? Наемник, точно… Эх, наступят ведь на те же грабли. Сначала одиночные варвары, которых легион 'равняет' и переделывает в римлян, затем их все больше… а потом бах… и варвары берут Рим. Мои размышления прерывает догнавший штабной посыльный, приволокший кипу бумаг. Тэк-с, посмотрим….

Не, все же мы с Андрюхой молодцы. Эх, какие таланты пропадают, думаю я, перефразируя знаменитое предсмертное высказывание Нерона. Все таки за месяц с небольшим получить вполне приличный штаб задача неординарная. Так, а почему в ПВО взвод ДШК? Хотя… Нет прав все же Еремеев. Боеприпасов к ним немного, из-за этого толку от них здесь маловато. А на прикрытие нашего марша хватит. Жаль, конечно, что нельзя их будет для отражения атак использовать, зато самооборона у технического замыкания отличная будет. Техническое замыкание тоже грамотно подобрано, и ремонтники, и наливник есть. Что же, хорошая работа. Не забыть бы после боев к поощрению Еремеева и этого, черт, забыл… ага, Кузьмина представить. Четко работают.

Вот и 'Рыжий'. И найденыш требовательно мяучит, меня завидев. Как я вчера вечером удивился, когда из полуразрушенного дома выскочила моя Мурка! Лишь когда приманил кусочком рыбки поближе, присмотрелся, тогда и понял что это не она. Похожа, но не она. Теперь вот сидит на моторном отсеке, на собравшихся командиров посматривает, вылизывает обожженный бок, а завидев меня, мяукает радостно. Небось опять рыбы просит. Обойдется пока.

— Товарищи командиры, получен приказ поддержать мотострелков Таругина. Выходим через полчаса, порядок марша следующий…

11 августа 1941 года. Полоса обороны мсб.

Положение мотострелков было не просто трудное, а хреновое, признавался сам себе в редкие минуты передышки майор Таругин. Подтянув артиллерию и мотопехоту, немцы настойчиво стремились сбить обороняющийся батальон и выйти в тыл перехватившим шоссе на Рославль танкистам Сидкова и пехотинцам Берзарина. Пока спасала хорошая маскировка, заранее выкопанные траншеи, в том числе и ложные, умелые действия разведчиков Сергеева, не дающих немцам нащупать фланги обороны, да меткий огонь собственной артиллерии. Но немцы, похоже, подтянули дополнительные батареи, причем тяжелые и положение стало совсем критическим. Откуда-то издалека по позициям приданных гаубиц били тяжелые пушки, не давая расчетам поднять головы. Одновременно на окопы и капониры обороняющихся обрушился вал снарядов полевых гаубиц. На фоне грохота разрывов ста пяти и ста пятидесяти миллиметровых снарядов выделялись своим более мощным звуком редкие разрывы снарядов тяжелых мортир. Даже опытные солдаты, не раз побывавшие под огнем за прошедшие дни войны, с трудом сдерживали стремление выскочить из окопов и рвануть, куда глаза глядят, подальше от этого ада. Внезапно огненный шторм на большей части обороны затих. Изредка продолжали стрельбу только пехотные орудия, разрывы снарядов которых после предыдущего грохота практически не воспринимались ушами. Осторожно выглядывая из окопов, уцелевшие наблюдатели ожидали увидеть начало атаки противника. Но к их немалому удивлению ни атакующих танков, ни бегущей в атаку пехоты видно не было. Через некоторое время обстрел начался снова, но по сравнению с предыдущим огонь был редкий и неуверенный. Затем плотность огня опять возросла и Кирилл, абсолютно точно оценивая обстановку, потребовал от связиста вызвать танкистов.

Еще несколько минут и обескровленный батальону атакует как минимум полнокровный полк отборной эсэсовской пехоты. Остается только бросить в бой 'последний довод королей', сохранявшуюся в резерве до последней возможности роту КВ-1. Конечно, пять ее танков не смогут полностью переломить ситуацию, но без них удержаться батальону вообще не удастся. Только дозвониться майор Таругин так не успел, в блиндаж вошел веселый, словно не из-под огня, инженер-майор Иванов. Из его комбинезона высунулась разноцветная кошачья мордочка, приветствуя всех присутствующих еле слышным на фоне артиллерийской пальбы мяуканьем. В ответ на удивленный взгляд Таругина Иванов пояснил: — Прибыл на помощь. А кошка как за пазуху залезла так и не хочет вылезать. Пришлось с ней к вам добираться. Так. У меня четыре 'двойки' и твои пять 'единичек'. Пехоты надо…

— Бери учебный взвод, он рядом с танковой ротой, в резерве

— Отлично. Значит через пару минут…

Быстро обсудив план действий и сигналы, Иванов поправил кошку за пазухой и выскочил из блиндажа в ход сообщения. Кирилл, в свою очередь, проинструктировал и отправил посыльных, а также начал обзванивать подразделения. Но тут началась немецкая атака, поэтому до всех дозвониться он просто не успел.

'И грянул бой, кровавый бой'. Наступающих немцев встретил свинцовый вихрь пулеметного и винтовочного огня, в их цепи один за другим вырастали кусты разрывов минометных мин и артиллерийских снарядов. Идущие вместе с пехотой самоходки пытались подавить оживающие огневые точки русских, но в свою очередь получали ответ из бронебойных снарядов пятидесяти семи миллиметровых противотанковых пушек. Несколько самоходок уже горело, испуская клубы жирного черного дыма, несколько застыло, не подавая никаких признаков жизни. Но волны атакующих неотвратимо надвигались, грозя затопить окопы обороняющихся, в которых все реже и реже мелькали огоньки выстрелов. Казалось, еще немного и…

— Ну, что друзья, теперь наш черед, — спокойно, с едва заметным азартом в голосе сказал Сергей, выпуская в небо ракету красного дыма. Слушавший рацию Сема удовлетворенно хмыкнул. Вой помех исчез, показывая что 'глушилки' перешли на подавление только немецкого диапазона.

Грохот выстрелов тяжелых орудий, сменившийся ревом запущенных дизелей, и на немецкие цепи обрушилась волна тяжелых русских танков. И снова одни и те же картины войны, при всех своих внешних различиях стандартные как обточенные на токарном станке детали. Взрывы, кровь, грязь, рев моторов и громкая ругань, выстрелы и удары прикладов — привычная какофония войны. Взгляд и разум не успевают охватить все-то страшное, что творится вокруг и в памяти остаются лишь обрывки воспоминаний, какие-нибудь наиболее яркие эпизоды и неожиданные картины. Потом подсознание дорисовывает картину и появляется стройное описание этого хаоса.

Внезапная контратака танков и пехоты во фланг атакующим немцам привела не только к срыву их атаки. Танковая группа Иванова прорвала фронт не ожидавших такого немцев и вместо того, чтобы вернуться обратно, подобно казакам в Бородинском сражении рванула в тыл наступающей группировки, вызывая хаос и замешательство. Кружащийся на небольшой высоте за линией фронта автожир несколько минут корректировал курс атакующих, но из-за появления 'мессеров' вынужден был поспешно снизиться и сесть на ближайшей поляне, укрывшись за ветвями обступающих ее деревьев. Но это уже ни на что влияло. Танки Иванова уже выбрались на не обозначенную на карте просеку к полянам на которых стояли немецкие тяжелые орудия. Что такое для атакующего танка восемь… десять километров, пусть даже по пересеченной местности? Около часа хода, не больше. Конечно посыльный на мотоцикле, едущий по нормальной дороге запросто его обогнал бы, но дорога от передовой до артиллерии не прямая, к тому же изрядно перепахана бомбами и снарядами, поэтому трещащий мотором мотоцикл появляется на позиции батарей одновременно с выросшими у орудий кустами первых разрывов русских снарядов. Еще быстрее могла быть связь по радио, но сидящий у рации в блиндаже штаба связист сначала разочарованно разводил руками, а потом вдруг вскочил и взволнованно доложил:

— Герр штандартенфюрер! Русские вместо помех включили песню… на немецком…

Все штабные офицеры удивленно уставились на связиста. Лишь один штурбаннфюрер Штадлер, ветеран Великой войны выглядел не удивленным, а настороженным.

— Какую песню? — невежливо встрял он в разговор. Радист немедленно ответил, ничуть не удивившись нарушению субординации:- О каком-то варяге, последнем параде и стреляющих пушках.

— Эту?! — и к удивлению присутствующих Штадлер напел: — Наверх вы товарищи, все по местам! Последний парад наступает…

— Так точно, — ответил радист.

— Это песня о русском крейсере 'Варяг', геройски погибшем в бою с японцами. Я слышал русские пели ее, когда собирались драться до конца.

— Фанатики… но погодите, что значит эта песня в данном случае?

Обсуждение возможных вариантов ответа прервал доклад вбежавшего посыльного6

— Русские танки в тылу! Русские атакуют с фронта!

12 августа 1941 года. Сергей Иванов.

Эх, повеселились мы вчера. Жаль только, как всегда на войне 'это радость со слезами на глазах'. Но война без потерь только в Голливуде бывает. Прорвали мы немецкую оборону и устроили классический танковый рейд. Свернули в лес, а там колонной по лесной просеке на всей возможной скорости. Просека у самых артиллерийских позиций в сторону сворачивает, ну а мы как раз и развернулись на ней по-морскому, все вдруг в линию атаки. Представляю, какой у артиллеристов был шок. Во время боя эти 'боги войны' ничего вокруг не видят, только пушку свою. Она страшно грохочет, практически сразу оглушая, ее надо непрерывно кормить снарядами, туда-сюда доворачивать, короче они как дятлы, которые во время долбежки дерева только себя и слышат. А тут вдруг мы! Взрывы, рев моторов, лязг гусениц, танкодесант и танковые пулеметы вовсю палят. Эх, и паника была, мы еще орудия расстрелять и раздавить не успели, а прислуга почти вся разбежалась. И чтобы они со своими двухсотдвадцатимиллиметровыми мортирами, да стапятимиллиметровыми пушками с нами сделать смогли? Конечно, попади снаряд такой пушки в танк — сразу всем кирдык. Только пушку то развернуть надо, а она хотя и на специальном лафете, но больше чем на тридцать градусов в одну сторону не разворачивается, а для полного разворота надо станины свести, переставить и опять развести, сошники вбить или вкопать… В общем, ни одна из трех пушек так и не успела ничего нам сделать. Считай тяжелый дивизион мы раздолбали в хлам… две мортиры, что характерно польские, помню по фото в книге по артиллерии, и три пушки, тоже трофейные, чешские…. Жалко было, что ничего с собой забрать нельзя. Зато уж саперы из учебного взвода потренировались, все что успели из оставшегося, заминировали немецкими же гранатами да снарядами. Вот фрицам сюрприз будет. Хорошо бы пушки с собой прихватить, вот только ни времени, ни специалистов у нас не было. И так рискнуть пришлось, недолго задержавшись, пока Колодяжный с Кузьмой с двух пушек уцелевшие прицелы скручивали.

Ну, вот бл…, опять порезался. Эх, нормальную безопаску бы достать, да где… Сема вон даже и в Москве, говорит, не нашел. А может, и не искал. Ему-то что, молодой, раз в три дня бреется и нормально. А тут полдня походишь, и уже щетина лезть начинает.

Ну и что ты Мурка забеспокоилась? Чего на танк взбираешься и спину гнешь? Ааа, понятно. Шеф с Ленгом пожаловали.

— Привет, Андрей!

— Здорово, Серега. Ну, повоевал ты нормально, теперь бери свой экипаж и вместе со мной в штаб бригады. Там дел по зампотеховскому твоему профилю накопилось, Шкенёв один не справляется. Да и Семецкого погонять надо, снабжения-то нет… если так пойдет, скоро придется хрен без соли доедать, водой заправляться и по немцам шишками стрелять… из рогаток.

— Погоди, погоди, неужто ТАК плохо? У нас же запасы и так несколько больше нормативов были.

— Запасы были, и есть немного. Только вот исчезают со страшной силой. Особенно боеприпасы и почему-то продукты. Бл… некогда конкретно проверить, а штабные все заняты по горло. Ленг, фу! Нечего к танку лезть, подумаешь, кошка. Что, завел себе очередную Мурку, кошатник?

— Сама пришла. И танка не боится, вчера весь бой в нише просидела, свернувшись, только при каждом выстреле вздрагивала. А, ладно, шутки в сторону, лучше расскажи, ты как здесь оказался. Вовремя вы вчера атаковали с фронта иначе бы штуги и зенитки нас бы разделали.

— Язык! Не штуги, а артштурмы… Да, повезло вам. Берзарин все же две роты выделил с барского плеча. Хорошо хоть столько, у них с Сидковым не намного лучше. Пленный после вчерашнего боя из полка 'Великая Германия' нарисовался. Если я точно помню, в этом корпусе осталась только еще десятая танковая дивизия. Хотя… ты ж танки из ее состава подбивал, видимо на усиление эсэсовцам переданные. По полученным данным, мы их крепко прищучили. С фронта их первая танковая бригада Катукова притормозила, а мы с берзаринцами дорогу снабжению перекрыли…. Ты, одевайся, одевайся, чего застыл.

Вчера, короче, сообщили, что эти две роты идут к мотострелкам на подкрепление и что вы контратаку устроили. Думаю, надо вам помочь. Взял оставшиеся танки охраны, свою 'трешку' и к вам рванул. Как видишь, вовремя успел. А артштурмы да, противник серьезный. Сколько они у тебя танков пожгли?

— Два. Оба с близкой дистанции из засады. Одну 'единичку' и одну 'двойку'.

— Серьезные потери….

— Зато три штуки мы все же взяли более менее целыми, сейчас ремонтники разбираются что можно восстановят.

— Неплохо. Думаю, придется нештатный взвод на них делать. Ну что готов? Бери свою кошку и поедем. Ленг, ко мне! Оставь ты эту кошку в покое, понял, зверюга?

— Поехали. А…?

— Уже всех предупредил, пока ты брился. Не стал мешать….

— Что, тоже… Ха, ха, ха вижу, вижу… пора парикмахера в бригаде заводить.

— Смейся, смейся. Я об этом уже думаю. Может где и попадется в городке каком-нибудь… как вольнонаемного оформить…

— Ага, а потом к тебе из наркомата госконтроля придут, и поедешь лес валить за незаконную растрату денежных средств.

Пикируясь таким образом, выходим из-за 'Рыжего'. Там меня уже ждет полностью собранный экипаж и котелок с завтраком. Черт, так точно язву себе заработаешь. Опять на ходу закусывать… Но если Андрей торопит, то положение точно не очень. Интересно чего там перерасход? Хотя в принципе и так могу прикинуть… по ГСМ скорее всего масло, по ЗИП — запчасти к трансмиссиям, по боеприпасам снаряды к нашим гигантам, их и так в обрез было… потом мины стодвадцать, а вот с продуктами не знаю. Питаемся мы не плохо, но строго в пределах нормы. Странно даже, что там может не хватать. Ладно, приеду в штаб проверю, в чем проблема.

Эх, скорее бы что-нибудь по андреевому докладу что-нибудь изменилось. Например на КВ нормальную коробку передач поставили бы… Но видимо пока гром не грянет, мужик не перекреститься.

— Вперед, Кузьма. Поехали.

Бл…., вся жизнь — стрельба и плохие дороги…

'[…]20 июля Через несколько дней после назначения меня на должность вновь организуемого наркомата танкостроения, меня вызвали в Кремль. В кабинете т. Сталина меня уже ждали, кроме Иосифа Виссарионовича, начальник ГАБТУ т. Федоренко, нарком вооружений т. Устинов и нарком внутренних дел т. Берия. Состоялся обстоятельный разговор о танках. Оказывается в аналитической записке, составленной силами НКВД на основании обобщения опыта первых боев, указывается, что необходимо усиленно развивать танкостроение, причем не только количественно, но и качественно. Часть моих предложений по переводу заводов на производство танков приняты и будут оформлены решениями ГКО. […]

[…]28 июля. Очередное совещание в Кремле по вопросам танкостроения. Кроме меня и членов ГКо присутствовали некоторые директора и конструкторы. Принято решение о усовершенствовании танков Т-34, КВ-1 и КВ-2 в вариант С, путем замены трансмиссии. […]

[…]3 августа. По полученным мною сведениям в счет договоренности о временной аренде-помощи ленд-лизе нам поставят не менее пяти тысяч коробок передач для Т-34 и станки для совершенствования производства. Снял с должности директора Кировского завода т. Зальцмана за развал работы по совершенствованию КВ. Объявил выговор по тому же вопросу Котину. […]

Дневник наркома танкостроения т. Малышева, 1941 год.

12 августа 1941 года. Штаб ОТТБР.

Как ни странно, до штаба бригады оба танка добрались без происшествий. С утра ни одного налета немецкой авиации не было, что весьма настораживало. До этого, несмотря на передвижение в основном по лесным дорогам и ночью, на дорогах были потеряны больше двадцати машин и даже два танка. Один Т-40 подбило разорвавшейся рядом полутонной бомбой, а со вторым, КВ-2, вообще произошел не частый на войне случай. Четвертьтонная бомба, удачно сброшенная немецким 'лаптежником' попала точно в моторный отсек. Вот и не верь после этого мемуарам! Нет, в армии, тем более во время войны, может случиться все что угодно.

Доехав до штаба и загнав танки в замаскированные капониры, экипажи и командиры занялись неотложными делами. Кузьма и новый заряжающий 'Рыжего', молодой силач-сибиряк Самохин Илья, занялись обслуживанием танка. Иванов же, прихватив с собой Колодяжного и Бридмана, сразу устремился к блиндажам тыловиков. Им троим, предстояла нелегкая задача, разобраться, что к чему в куче разнообразных документов. Ухудшало их положение и то, что ни майора Семецкого, ни командира ремонтной роты Шкенёва в штабе не было. Они еще ночью уехали в штаб армии, чтобы выбить хоть что-нибудь для снабжения бригады.

Пока Сергей, матерясь про себя, с помощью Семы, его калькулятора и какой-то матери разбирался с выдачей продуктов, а Колодяжный, матерясь в голос, разбирал бумаги в отделе артснабжения, в котором после вчерашней бомбежки остался всего один писарь, наши командированные как раз возвращались обратно.

12 августа 1941 года. Дорога на Рославль.

По разбитым дорогам, еще недавно забитым беженцами, а теперь пустынным из-за угрозы с воздуха, перекатами от одной рощи к другой шла небольшая колонна грузовиков в сопровождении легкого танка Т-40, и маленькой, неожиданно выглядевшей в данном месте и в данное время танкеткой Т-27. Впрочем, танкетка смотрелась не совсем обычно. Крыша корпуса на ней была срезана, сам корпус слегка изменен, а вооружением ей служил не обычный пулемет ДТ в шаровой установке, а крупнокалиберный чех, неведомо как попавший в руки Шкенёва и теперь ставший штатным оружием его личной танкетки. Одна из машин тащила в кузове счетверенный пулемет, пусть и неважную, но защиту от атак с воздуха. Как ни странно, но наблюдатели не замечали ни одного немецкого самолета, даже вечно достававшие всех 'мессеры', парами и звеньями висевшие над дорогой и охотившиеся за отдельными автомобилями, куда-то исчезли. Осознав это, на одной из остановок Семецкий предложил рискнуть и ехать не останавливаясь. Его поддержали оба его помощника, хитрованы, каких свет не видел, с повадками опытных жуликов — снабженцев, Олег Леонов и Дмитрий Горшков. Оба недавно призванные из запаса, они быстро прибрали к рукам и самого грозного майора и его основные службы — продовольственную и ГСМ.

— … Точно, время только зря теряем. А в бригаде небось нас ждут не дождутся, — сипел Олег.

— Да, да надо торопиться. Немцам похоже не до нас, надо этим пользоваться, — тоненькой фистулой поддакивал ему Дмитрий. Шкенёв попытался возразить: — Лучше приехать на пару часов позже, но целыми и невредимыми… — , но тут же был осмеян в два голоса и Семецкий, как старший, приказал двигаться по дороге без остановок со всей возможной быстротой.

— Не нравится мне этот Семецкий, не нравится. А уж его помощнички тем более, — ворчал, возвращаясь к своей танкетке, из-за пулемета, установленного для стрельбы назад, получившей прозвище 'танкечанка', Михаил. Сидевший в ней водитель, старый опытный механик, служивший срочную еще на самых первых танкетках, завидев мрачное лицо 'шефа', быстро запустил двигатель и подогнал танкетку к нему поближе. Забравшись внутрь Михаил, поерзав, устроился на мягком кожаном сиденье. Да, обожавший свой 'личный транспорт' Шкенёв при первой же возможности установил в нем снятые с разбитой немецкой легковушки отличные сиденья и теперь ехал с большим комфортом, чем сам зампотылу. Михаил подозревал, что неприязненное отношение к нему майора напрямую объясняется этим фактом.

Колонна, впереди которой бодро пылил танк, в середине настороженно оглядывал небо наблюдатель рядом с закрепленной по-походному счетверенной установкой, а замыкающей тарахтела танкечанка, спокойно преодолевала километр за километром. Повеселели все, и водители, и старшие машин. И только один Михаил все больше и больше мрачнел, одолеваемый плохими предчувствиями.

Поэтому когда в колонне выросло несколько разрывов, а танк неожиданно дернулся и вспыхнул обманчиво-веселым бензиновым пламенем, первым кто среагировал, был именно Шкенёв. Заорав водителю: — Влево и полный! — , он развернулся к пулемету и повел стволом отыскивая цели, которые не заставили себя ждать.

Большой восьмиколесный броневик, стреляя из автоматической пушки и спаренного пулемета по пытавшимся отстреливаться или разбегающимся шоферам, выехал из рощи. Несколько его снарядов попали в машину со счетверенным пулеметом, разнеся вдребезги установку и убив практически весь расчет. Тщательно прицелившись, Михаил всадил короткую очередь в корпус 'Бюссинга' и, приподняв ствол, вторую в район башни. Лента была заряжена через один обычными и бронебойно-трассирующими пулями, трассеры которых прочертили эффектно выглядевшую дорожку смерти прямо к корпусу машины. Обострившимся зрением Михаил успел заметить появляющиеся на броне легкие искорки от попадания пуль. Возможно, это была всего лишь галлюцинация, но ему казалось, что он точно видел это, как и дымный след трассера срикошетировавшей пули. Броневик резко развернулся и, уткнувшись носом в ближайшее дерево, застыл в таком положении.

Танкетка короткими скоростными зигзагами мчалась вдоль дороги, сзади ее один за другими вставали разрывы снарядов, а Михаил, с неожиданной для самого себя сноровкой выбирая удобные моменты, бил и бил короткими очередями по не ожидавшим такого отпора немцам. Огромные, по сравнению даже с винтовочными, пятнадцатимиллиметровые пули крошили тела, отрывали конечности, заставляли разбегаться и прекращать огонь пулеметчиков, и даже расчет легкой противотанковой пушки. Ее Михаил заметил во время очередного выстрела по поднятой пыли и щедро 'полил' из пулемета до щелчка затвора. Лента кончилась, Шкенёв, как заправский акробат на ходу выдернул старую ленту и достал новую, вторую и последнюю. Если честно он не думал, что удастся расстрелять и первую. Заряжая пулемет, он наконец-то понял, что за посторонний шум лез ему в уши. Оказывается это громко матерился мехвод, что-то увидевший впереди. Оглянувшись, Михаил взревел раненым тезкой: — Разворачивайся, нах…!!! — Мехвод резко развернул танкетку, отчего Шкенёв чуть не свалился, успев в последний момент уцепится руками за борт. Но только танкетка притормозила, Михаил быстро схватился за ручки пулемета, чуть довернул ствол и, нажав гашетку, прошептал: — Прости, майор.-

Стоявшие за остановившимся БТРом и ставшие видимыми только после очередного разворота танкетки немцы не успели среагировать. Они были слишком увлечены, со смехом разглядывая двух сдающихся русских, приволокших как доказательство своей лояльности раненого, еле стоящего на ногах майора. Пули прошили насквозь и немецких солдат и сдающихся Леонова с Горшковым и повисшего между ними Семецкого. Часть из них прошила борт бронетранспортера и пронизала топливный бак. Бронетранспортер вспыхнул как спичка.

Но ни Шкенёву, ни его водителю было уже не до этого. Пока они расстреливали группу у бронетранспортера, из-за машин выскочил еще один броневик и выстрелил по танкетке. Резкий удар, двигатель взревев, замолчал и откуда-то потянуло дымом.

— Прыгай, Степаныч и в кусты, — из последних сил закричал Михаил. Мехвод хотел возразить, но увидев бегущую по боку кровь, бессильно опустившуюся левую руку и бледное, без единой кровинки лицо говорившего, молча кивнул головой и рыбкой выскочил из загорающейся танкетки.

Шкенёв, доразвернув пулемет, дал еще последнюю длинную очередь и из последних сил перевалился через борт. Силы быстро покидали его и последнее, что он успел сделать, это рвануть кольцо ручной гранаты, которую после рассказа Сергея Иванова о боях с басмачами, носили многие командиры бригады.

Глаза его уже закрывала предсмертная тьма, когда он засек рядом какое-то движение и еле слышные чужие голоса. Развернувшись из последних сил, он явственно услышал щелчок взрывателя и успел неразборчиво прошептать замирающими губами запомнившееся с детства:

— Несть больше счастия нежели живот свой положити за други своя….

Указ Президиума Верховного Совета СССР.

За совершенные подвиги присвоить старшему лейтенанту Шкенёву М. Г. звания 'Герой Советского Союза' с награждением медалью 'Золотая звезда' и орденом Ленина (посмертно).

Председатель Президиума ВС СССР (подпись) Калинин.

[…]12 августа. Совещание в Кремле по вооружению тяжелых танков. Присутствовали так же Котин и Грабин. Предложено разработать 85 мм пушку для танка КВ-1 ввиду несоответствия мощности 76 мм пушки. Грабин предлагал так же 107 мм орудие. Временно из-за необходимости восстановления производства бронебойных снарядов 107 мм вопрос отложен. Рассматривали вопрос по недостаткам вооружения танка КВ-2.[…]

Дневник наркома танкостроения т. Малышева, 1941 год.

13 августа 1941 года. Штаб ОТТБР. Сергей Иванов

'Очень длинный день', так кажется называлась книга о десантной операции 'Оверлорд'. Не знаю как там англо-американцам, а мне вчерашний точно очень длинным показался. Сначала разбирались с чмошниками, потом по парку машин данные смотрел. Недооценивали все же в будущем КВ, ох недооценивали. При нормальном обслуживании и обученных водителях — вполне себе танк. Еще бы пушку ему помощнее, с хорошим осколочно-фугасным и бронебойным снарядом, совсем отлично было бы. Например, восьмидесятипятимиллиметровку. Мечты… а вот с запчастями точно хреновато. Все же мехводы у нас не супер, ломают коробки передач. Запчастей же нам удалось выбить в самый обрез. Да и где их взять, если заводы в первую очередь гонят танки. Как говорил капитан Копылов: — Почему у нас лучшие в мире ракеты? Потому что к ним запчастей не надо!

Так что с танками у нас не слишком хорошо. Из первоначальных сорока четырех КВ и двенадцати легких танков осталось шесть легких, причем пять Т-50 и один немецкий, 'двойка'. Все Т-40 мы потеряли. Нет, следующий раз надо больше 'пятидесяток' просить, если будут. Из тяжелых осталось в строю двадцать одна машина, безвозвратно потеряно пятнадцать, из них два по техническим причинам. Еще три машины восстанавливаются, а вот остальные пришлось уволочь на станцию и отправить на завод. Я, если честно, ожидал худшего.

Вот так разбирался я со всякой текучкой, завидуя Андрею, который сейчас мотается по батальонам вместо возни с бумажками, когда начался сильный авианалет. Едва он закончился, меня в оперативный вызвали, а там уже куча новостей. Немцы еще сил подтянули, теперь уже против Берзарина и Сидкова, после сильного авианалета и артподготовки перешли в наступление и сбили наших с позиций. Пока мы решали, что делать, пришло сообщение от тезки — разведка немецкая прорвалась в тыл, он ничего сделать не смог, скован боем. Вобщем прикинул я и понял, что толстый северный полярный лис потихоньку к нам подкрадывается и уже мордочку показал. Хорошо, тут Андрей появился. Я на него эти хлопоты скинул, а сам на 'трешку' командирскую, еще два легких танка и грузовик с пехотой прихватил, да по дороге встречать колонну отправился. А тут с автожира радируют, что бой засекли на восьмидесятом километре. Мы, естественно, туда рванули. Пока добирались, немцы колонну нашу разгромили и уйти пытались. Но два оставшихся автожира попеременно за ними следили и нас извещали. Так что мы их перехватили и на ноль помножили. Вот только убитых и то, что они везли уже не вернуть. Осталось в живых всего трое. И все в один голос о подвиге старшего лейтенанта Шкенёва рассказывают. Эх, а я помниться так над его танкечанкой подшучивал… нет, надо добиться чтобы его наградили по максимуму. Черт, да он, судя по всему, один целый взвод положил, да еще бронеавтомобиль и бронетранспортер. Если бы каждый так…

Ладно, сегодня немцы успокоились, видимо опять нам завтра сюрприз готовят. У нас же всего один автожир и остался, а армия никак не шевелится, чтобы авиаразведчиков сюда послать. Хорошо хоть кто-то догадался нам эту экспериментальную эскадрилью отдать. Ну, я вообще-то думаю, потому что больше никто с ней связываться просто не хотел, аппараты незнакомые, что с ними делать неясно. А нам они как раз ко двору пришлись. Жалко, что не настоящие вертолеты, но и эти машинки неплохо нам послужили. Для связи не хуже нынешних У-2, садятся на пятачок, в воздухе зависают, пару стокилограммовок запросто несут. Как вчера один ловко над немецкой колонной в воздухе призавис и бомбы точно в передний грузовик вложил! Правда и ему от пулеметного огня здорово досталось, но прилетел ведь. Вот и ремонтируют его сейчас, а второй пытается разведать с воздуха. Увы, немцы истребителей понагнали и пусть в основном вдоль линии фронта патрулируют, но автожиру летать не дают. Ясно, что какую-то пакость готовят. Но вот какую? Обсуждали с Андреем возможные действия, подготовили приказы на несколько вариантов. Посмотрим, насколько мы умные….

Тэк-с, сейчас посмотрим, что там такое? Ага, Сема с радистами над чем-то работают.

— Здравия желаем, товарищ инженер- майор!

— Здравствуйте. Чем занимаемся?

— Пытаемся немецкие передачи перехватить. Пока не получается. Тишина в эфире, — разводит руками Семен. Остальные радисты кивками подтверждают его слова. Молчит даже их командир.

— Совсем ничего не поймали?

— Кроме переговоров авиации — ничего.

— Поняятно. Ну что же продолжайте.

Быстро в штаб. Молчание в эфире — самый скверный признак. Точно ударят не сегодня так завтра. И все придет нам северный зверек. Боезапасов у нас на полдня интенсивного боя осталось…

Надо срочно отправлять автожир в штаб армии…

13 августа 1941 года. Ижевск. Завод Номер ххх.

Упорство и труд все перетрут. Конечно, особенно если дать достаточное время. А вот с последним у коллектива ОКБ были проблемы. Время утекало, как вода сквозь пальцы. А многие проблемы так и не решались, несмотря на все упорство и весь труд многочисленного коллектива. Пока удалось лишь полностью переработать систему ленточного питания, сделав ее более надежной в эксплуатации. По предложению Коровина разработали специальную коробку, пристегиваемую к гранатомету для ленты на 12 гранат. Ничего особо революционного в этой идее не было, немцы, разрабатывая ручной пулемет на базе Максима, в свое время тоже поместили ленту в пристегиваемом коробе, но Таубин признал, что решение было удачным. День за днем наблюдая за своим начальником Яков Григорьевич понял, что сильно его недооценивал. Может быть новые идеи выдавались Коровиным нечасто, зато по умению детализировать идею, оживить ее, разработать с технологической точки зрения с ним мало кто мог сравниться. Яков самокритично признавал, что ему никогда в этом с Сергеем Александровичем не сравнится.

Вот и сейчас, Генеральный практически на равных разговаривает с главным технологом завода.

— А вот здесь допуски можно и расширить, только вот эта поверхность должна быть обработана с наивысшей точностью. Поэтому я считаю, что надо обработку этой детали разбить на три операции — говорит Коровин, одновременно расчерчивая на лежащим перед ним листочке бумаги предлагаемую последовательность обработки деталей.

— Нет, так не получится. При такой схеме мы сразу сломаем весь техпроцесс, — озабоченно говорит технолог, рассматривая рисунки Коровина.

— А почему не получится? Сделаем вот так. Эту операцию переносим сюда, ковку для этой детали делаем не тут, а вот здесь. Заметьте, что при этом ни одного станка переставлять не придется, меняются только маршруты.

— Это да, но вот количество фрезерных операций на этом этапе возрастает…

Тут Таубина отвлекает группа проектировщиков, принесшая на утверждение чертежи нового варианта станка. Возглавляет ее молодой, подающий надежды студент Барышев.

— Ну, и что вы мне покажете? — спрашивает Таубин, пока чертежники закрепляют ватман:- Придумали что-нибудь?

— Придумали, придумали, — сразу в несколько голосов отвечают пришедшие, улыбаясь.

— Посмотрим, посмотрим, — Таубин подходит у кульману. На нем кроме изометрического изображения, закреплены и несколько более мелких чертежей станка.

— Вот Яков Григорич, предлагаем такой треножный станок. В сборе с телом гранатомета его могут переносить двое, вес вдвое меньше предыдущей модели. Примерно вдове меньше и трудоемкость изготовления.

— Подождите, а на сколько ухудшиться точность стрельбы? Легкий станок… а вот это что?

— Тут такая хитрость, Яков Григорич. Мы подрессорили переднюю ногу, поэтому точность упасть не должна. А для крепления на танке вот этот откидной замок. По тем чертежам, что у нас есть должен цепляться за рукоятку люка осмотра трансмиссии. При этом легко и быстро расцепляется… и наш гранатомет можно использовать отдельно.

— Пока все выглядит неплохо с моей точки зрения. Да, а ведь на поле боя не всегда можно будет переносить оружие в сборе. Об этом вы подумали?

— Конечно, Яков Григорич, долго этот момент рассматривали и решили….

— Чего застеснялся, выкладывай.

— Надо делать сошки на гранатомете. Если вдруг второй номер будет убит, то некоторое время можно будет и с сошек стрелять. Конечно только прямой наводкой, но все же…

— Хорошо. Мне вариант нравится. Сейчас сходите пообедайте, а потом будете его защищать перед Генеральным.

День пролетел почти незаметно. Совещание, разговоры, бумаги, цех… Вечером, подводя итоги, Коровин сказал, что работы движутся быстрее графика и единственный неустранимый пока недостаток, это малая мощность боеприпаса.

— …надо продумать все возможные пути увеличения эффективности гранаты. Предложенные варианты усложняют конструкцию, практически не увеличивая эффективности боеприпаса. Принятая в настоящее время к производству граната с вставкой по примеру Рг-42 не на много повысила эффективность. Поэтому — думаем, думаем и еще раз думаем. Все предложения, какими бы они не казались фантастическими собирать и тщательно просчитывать. Я надеюсь, что мы совместными усилиями найдем пути решения задания партии и правительства.

14 августа 1941 года. Штаб группы Иванова. Сергей Иванов.

Опять вернулся к своей группе. За время моего отсутствия она переместилась чуть восточнее и теперь занимает оборону на крайнем правом фланге бригады, уступом за обороной мотострелков. Черт, как же не хватает обещанного кавалерийского корпуса. Эх, как бы мы сейчас могли немцев за мягкие тыловые части покусать! Им бы не только про наступление на Вязьму, им и о наступлении на нас думать некогда было бы.

А теперь остается только крепить оборону и ждать чего немцы придумают. А выдумщики они еще те, такое придумают, что и не ждешь. Как единственную гарантию против неожиданностей послал вперед взвод разведчиков и приказал еще несколько отсечных позиций выкопать. А еще для танков дополнительных капониров накопали. Вобщем, сделали, что могли и сейчас отдыхаем, пока есть возможность.

Интересно, а что тут делает Номоконов? Неужели Андрей его группу к нам перебросил?

— Здравствуйте, Семен Данилович.

— Здравия желаю, товарищ майор.

— Как жизнь, как дела? Много точек на трубке прибавилось?

— Однако, шутишь, товарищ майор? Разве это жизнь? Вот до войны жизнь была. Белку били, соболя били. Деньги хорошие получали, дома нам построили, жить как в городе стали. Радио однако провели, свет в домах электрический. А сейчас опять как звери живем, в землянках, лесу, с места на место кочуем.

Да, зато точек прибавил, немного однако, всего два десятка.

— Семен Данилович, вы же в батальоне Таругина были?

— Дык, нас оттуда к вам перебросили. Дней пять уже. Сказали здесь нужнее. Там неплохо пострелял. Однако офицеров трех взял, которые в такие трубки смотрели, как у Колодяжного.

— Так это ты наблюдателей немецких снял? А я все гадал, с чего они перерыв в стрельбе сделали. Молодец, Семен Данилович, хорошо нам помогли. А как вы к ним подобрались, расскажите?

— А я под ночью под танк немецкий сгоревший залез и спрятался хорошо. Немцы меня и не видели. Стрелял, когда грохот сильный был, когда наши пушки стреляли.

Разговор прерывал подбежавший посыльный. В штаб, так в штаб. Прощаюсь с Номоконовым и иду к штабному блиндажу. Опять новости какие-то?

Н-да. Все чудесатее и чудесатее, то есть хуже. Пришла телефонограмма, что боеприпасов для наших 'двушек' больше не будет, а соединение, которое нас сменить должно, запаздывает. Вот это здорово. Короче настал наш последний и решительный, кажется. С начальником штаба и снабженцами прикидываем, что осталось и как рациональнее распределить. Латание тришкиного кафтана продолжается часа два.

Ага, пора и на обед. Обедаем прямо в штабном блиндаже, куда приносит котелки с едой ефрейтор Сванидзе, наш штабной посыльный.

После обеда сидим в блаженном ничегонеделании и покуриваем. Штабисты мирно травят анекдоты, на мой взгляд абсолютно несмешные, но вызывающие неизменные взрывы хохота у окружающих. На небе ни облачка, пригревает солнышко и только издалека доносящийся шум моторов истребителей, барражирующих в небе, напоминает о войне. Но мысли у меня все сосредоточены именно на ней. Напряженно прокачиваю обстановку. Как бы я поступил в данном случае? Не уверен, что правильно, но я бы отошел. Если я правильно оцениваю обстановку из 'достоверных' источников вроде услышанных сообщений Совинформбюро и газет трехдневной давности, чудом попавших к нам в штаб, немцы наступление продолжают. Не думаю, что перехваченное нами шоссе, при всей его важности критично для немецкого снабжения. Наверняка они, как и на Украине в июне уже нашли альтернативные дороги. И мы им сейчас не кость в горле, а скорее удобная мишень для битья, которая сама ждет когда по ней ударят. Боюсь, что так все и есть. А затишье это продлится недолго, еще максимум день. Пока подтянут пехоту, согласуют с люфтваффе, разведают цели для артиллерии….

Неожиданно вспоминаю недавнюю бомбежку. Ошибся я тогда здорово, никаких немецких 'штырлицев' вокруг нашей группировки не было. Просто к расположению штаба вела такая накатанная дорога, которую даже с самолета различить можно было. Все машины, все танкетки посыльных, все грузы все шло по одной дороге. Немцы это дело засекли, да, похоже, еще и сфотографировали что-то, вот и бомбили нас как проклятые. Надеюсь 'доблестные гитлеровские соколы' записали нас в уничтоженные цели. Тогда и появление наше для немцев полной неожиданностью будет. Кстати, про неожиданность…

— Товарищ Москалев, подойдите ко мне.

— Слушаю, товарищ майор.

— Есть у меня одна идея…,

Несколько минут объясняю командиру приданного взвода сапер пришедшую в голову идею. Он у нас маскировкой и ложными позициями занимается, пусть и воплощает. В наше время, при хайтековском оснащении разведки, такое вряд ли сработало бы, а здесь, я думаю, вполне сойдет.

— … но только добровольцы. И укрытия для них понадежнее отройте, чтобы не всякая бомба взяла. К 6.00 завтра жду доклада.

— Есть товарищ инженер-майор. Сделаем.

Точно сделает. Энтузиаст еще тот, да и взвод у него подобрался ему под стать. Кулибин на стаханове. Все делают с выдумкой, в срок, а то и ранее и часто на голом энтузиазме. Почти никакой техники, не зря же довоенная шутка про сапер: 'Один сапер, один топор, один день, один пень', на основной их инструмент намекает.

После ужина иду к себе в землянку. Ну, вот наконец-то и Сема вернулся, вижу идет… хотя скорее летит, мне навстречу. Кажется, не зря его отпустил вчера вечером. Вон какой одухотворенный мчится, как на крыльях.

А может и вправду на крыльях. Любовь, говорят, окрыляет… Я то этого уже почти не помню, в последние годы у нас с Ленкой чистая физиология была.

— Привет, Серега! — физиономия Семена лучится счастьем и неземной радостью.

Я нервно оглядываюсь. Так никто не видел.

— Здравствуй, здравствуй, конь ушастый… Смирно! Ты в армии или где? Ты на войне или на гулянке? Я кончено понимаю, что влюбленным море по… по пояс, но думать-то немного надо? Какой я тебе, млять, при всех Серега? Ты опять забыл, где мы находимся?

— Извини…те товарищ инженер- майор. Забылся, — с лица Семы сползает веселое настроение.

— Думай, прежде чем что-то делаешь. И учти на фронте расслабляться нельзя. А ты ничего вокруг не видишь, — снимаю я с него стружку на пути в землянку. Мало ли таких вот восторженных видел я в свое время. Письмо от невесты получат и идут, ничего не видя на радостях, прямо под прицел душманского бура.

— Ладно, забыли. Колись раз уж такое дело. Ну что? — спрашиваю его, когда оказываемся далеко от любопытных глаз и ушей.

— Она согласилась выйти за меня, — выпаливает радостно Сема и я одобрительно жму ему руку, добавляя: — Молодец! Совет да любовь.

— Это точно любовь. Никогда у меня такого не было, — уже забывший все обиды Сема улыбается, а я…

Я завидую ему и рад за него. Но не оставляет меня мысль, что все это непрочно, как вся наша жизнь здесь.

14 августа 1941 года. Москва.

Ничего, кажется, не изменилось в кабинете на площади Дзержинского, кроме усталости хозяина, видной при первом же взгляде. Но это нисколько не отражается на его работе, он так же целеустремленно работает с бумагами, иногда делая необходимые звонки и помечая что-то для себя.

Секретарь появился в двери бесшумно, как привидение, но хозяин кабинета сразу оторвался от бумаг и смотрел в его сторону.

— Мурашов прибыл, — доложил секретарь и получив в ответ хозяйское: 'Зовите', скрылся за дверью.

Поздоровавшись с вошедшим, хозяин отложил в сторону бумаги и приказал:

— Докладывайте, Юрий Владимирович, что у нас нового по 'Припяти'?

— За прошедшее время серьезных материалов не поступало. Объекты наблюдения ведут себя по-прежнему, наносимый подчиненными ими частями противнику урон превосходит все возможные выгоды от стратегического внедрения. Это мнение четырех независимых экспертов, которым я, с вашего разрешения, давал материалы на анализ. Отработаны и проверены результаты работы секретного сотрудника Верный в отношении объекта Припять — два. Практически ничего существенного установить не удалось. Необычное в среднем поведение объекта в половой жизни вполне, по оценке специалистов, укладывается в варианты нормы и никаких отличительных признаков для опознания национальной или социальной принадлежности объекта не несет.

— Получается, что пока у нас по-прежнему никаких фактов, одни подозрения. Понятно. Как с оперативным освещением?

— В настоящее время работает четыре секретных сотрудника, привлечен к освещению деятельности еще один добровольный помощник. Ничего нового не получено. Но я еще не получал донесений за последнюю неделю. Впрочем, в полученном до этого есть кое-что. Я считаю этот факт сомнительным, но…

— Докладывайте, докладывайте.

— Помните о необычайных вычислительных способностях Припяти-три? Так вот, добровольный осведомитель доложил, что для вычислений объект использует неизвестный прибор. Судя по описанию, ему удалось подсмотреть, что это что-то вроде небольшого плоского портсигара с кнопками, как на пишущей машинке.

— Изобретатель какой-то? Ничего криминального. Правда непонятно зачем он тогда скрывает этот агрегат?

— Вот именно, Лаврентий Павлович. Причем скрывает очень тщательно. Да и размеры прибора. После консультаций с учеными по этому вопросу, могу вас заверить, что современная техника не позволяет создать прибор, производящий столь сложные вычисления в таких габаритах.

— Так что вы хотите сказать? Чудо-ученые какие-то? Или иностранные сверхагенты? Или как у этого, как его Уэллса — машина времени?

— Прошу извинить, товарищ нарком, но пока ничего конкретного доложить не могу.

— Ладно. Оставьте докладную у меня, посмотрю. Нет ну, 'Беляевы'. Даже меня заставили в эту ерунду поверить. Перейдем к более конкретному делу. Что у нас по Ижевску?

— Работа идет, товарищ нарком. Судя по донесению первого отдела, должны уложиться в сроки. Уже добились повышения надежности, сейчас работают над эффективностью боеприпаса. Разработан новый станок, испытания дали положительный результат, вес системы снизился на 4 килограмма, кроме того стало возможно крепление на бронетехнике.

— Вот это хорошо. А то товарищ Сталин уже интересовался. И еще… товарищу Сталину очень понравилась аналитическая записка нашего наркомата. И он приказал, чтобы мы еще раз провели такую же работу. Так что как только обстановка на фронте улучшиться, отравлю вас к вашим старым знакомым. Поедете под прикрытием, легенду продумайте. Записку с вашими предложениями передадите секретарю завтра до семнадцати ноль-ноль. Вопросы?

— Все понятно, товарищ нарком. Разрешите идти?

— Идите.

Мурашов вышел из кабинета, а оставшийся один нарком несколько раз прошелся по кабинету, затем остановился и несколько минут рассматривал карту, о чем-то размышляя. Вернувшись к столу, он открыл папку с докладом Мурашова и несколько минут тщательно читал ее. Затем отложил бумаги в сторону и долго сидел, сняв пенсне и протирая его кусочком фланели. Лицо его приобрело беспомощно-задумчивое выражение, свойственное очкарикам. От размышлений наркома отвлек очередной звонок по телефону. Ответив, Берия решительно отложил в сторону бумаги, принесенные Мурашовым и продолжил работу.

Через некоторое время он вызвал секретаря и отдал несколько распоряжений. Вечером автомобиль отвез наркома не домой, а на одну из конспиративных квартир в старом, дореволюционной постройки доходном доме, спрятавшемся среди множества таких же на одной из улиц Москвы. С кем встречался Лаврентий Палыч и о чем шел разговор, осталось неизвестным ни его современникам, ни потомкам.

15 августа 1941 года. Штаб ОТТБР.

Как и ожидалось, немцы начали серьезное наступление с утра. Похоже, действия небольшой, но активной группы были наконец-то ими оценены и они подтянули все силы, какие смогли. Началось все с авиационного налета. Наверное, целая эскадра 'Хейнкелей' бомбила тылы, дороги и даже прифронтовые леса. Не меньшее число пикирующих 'Юнкерсов-87 , завывая сиренами, сбрасывали четверть — и полутонные бомбы на передовые позиции и ближайший тыл. Удивительно, но наша авиация тоже не осталась в стороне. Почти четыре десятка истребителей И-16 и МиГ-3, из 810 истребительного полка, вступили в бой и сумели сбить по несколько немецких самолетов каждого типа. Руководил их атакой с земли авиационный наводчик, за которого неплохо отработал бывший командир эскадрильи автожиров старший лейтенант Трофимов. Вовремя фронт выделил авиационный полк для прикрытия, а еще лучше, что у этих истребителей, пусть только на командирских машинах, оказались рации установлены.

Но после двух вылетов, командование перенацелило истребители туда, где они показались нужнее. Немцы, словно узнав об этом, нанесли еще один, мощный авиационный удар, по передовой. Снова с диким воем сирен переворачивались через крыло 'Юнкерсы- восемьдесят седьмые', снова ходили кругами над рощами и перелесками 'Хейнкели', сбрасывая вперемешку фугасные сотки и мелкие осколочные бомбы в надежде накрыть расположение наших артиллерийских батарей.

Над штабом также появилась девятка пикировщиков. Но не обычных 'восемьдесят седьмых', а более тяжелых и новых 'Юнкерс-восемьдесят восемь'.

— Кажется немцы обнаружили нас. Наверное по работе раций засекли, — отметил спокойно Мельниченко, выслушав доклад от поста ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи).

— Если так, то штаб они бомбить не будут, мы рации несколько дней в пятистах метрах южнее держали, — отвечает Калошин, наблюдая, как операторы принимают и наносят на карту изменения.

— Закончится бомбежка, поеду к Сидкову, — говорит Иванов и уже поворачивается к связисту, когда к нему обращается Калошин.

— Прошу вас остаться в штабе. Немцы бомбят, управление и так ни к черту. Сейчас еще глушилки включат и вы вообще от нас отрезаны будете. Считаю, что здесь вы нужнее.

Подумав, Иванов кивает головой в знак согласия.

Эпилог. Ноябрь 1941 года. Куровское.

Генерал Власов пребывал в глубоком раздумье. Мало того, что он болел и командовать ему было трудно, еще и задачу его 20 армии поставили сложную. Возьми этот укрепрайон немецкий, да, чтобы успех развить. Тут еще предыдущий командарм с его атаками в лоб потери понес такие, что полученное подкрепление их никак не восполняет. Да и подвижных войск в армии с гулькин нос, всего три бригады: танковая, мотострелковая и кавалерийская. Доложить то наверх о недостатке сил он доложил, только вот поставленную задачу никто не отменял и не отменит. Что же делать? Придется создавать подвижный отряд, включив в него все три бригады, усилив самоходным полком и автотранспортной ротой. Но кому поручить командование? Честно говоря, ни одного из командиров бригад ставить не хотелось, заместитель был нужен здесь, болезнь могла скрутить в любой момент. А неудача в наступлении таких масштабов, как Вяземско-Козельская операция, сразу будет известна товарищу Сталину и тогда прощай навсегда карьера.

Размышления генерала прервал адъютант, заглянувший в кабинет. Да, штаб армии располагался в бывшем имении, позднее санатории, с удобствами. Почему командующий не может работать в комфорте, ему приходится решать сложнейшие и ответственейшие вопросы, напрягая все свои способности. А комфорт, облегчая жизнь, помогает поддерживать нормальную работоспособность.

— Что случилось, Юрий Исхакович? — спросил Власов адъютанта и скривился, почувствовав очередной приступ боли. Не растерявшийся адъютант быстро подал таблетку и стакан воды, заранее подготовленные и лежащие на тумбочке недалеко от стола. Через несколько секунд боль как будто утихла. Хотя умом генерал и понимал, что таблетка не могла так быстро подействовать, но ощущения были именно такими.

— Товарищ генерал, к вам полковник Мельниченко, командир первой гвардейской тяжелой танковой бригады и его зам, полковник Иванов, — произнес адъютант, внимательно следя за состоянием командующего.

— Подкрепление? Это хорошо. Попроси подождать десять минут, приду немного в себя, потом зови, — ответил, неровно дыша, Власов.

— Есть, товарищ командующий. Может врача вызвать?

— Не надо. Вызовешь, когда скажу. Иди.

Адъютант вышел, а сидящий за столом генерал задумался. Точно, это та бригада, что вместе с дивизией Берзарина и бригадой Катукова задержала наступление Гудериана в августе. Помнится, про ее командира еще товарищ Сталин сказал: — У Катукова прорезался командирский талант, а Мельниченко его подтвердил.

Точно, точно. О, вот и готовый командир подвижной группы. Так, до начала наступления осталось двое суток. Вот и посмотрим, на что способен 'командирский талант'. Размышления генерала прерывает открывшаяся дверь. В неё входят двое. Оба примерно одинакового роста, чуть выше среднего, крепкие, на вид уверенные в себе. Один, южнорусского типа, кажется генералу смутно знакомым, похоже, они уже где-то встречались. Не в штабе ли Южного фронта, мелькает у генерала мысль.

— Товарищ командующий! Гвардии полковник Мельниченко, командир Первой гвардейской тяжелой танковой бригады, — представляется он.

— Товарищ командующий! Гвардии инженер-полковник Иванов, заместитель командира Первой гвардейской тяжелой танковой бригады, — представляется его спутник, типичный русак со сразу заметной выправкой кадрового командира…

'Из вечернего сообщения Совинформбюро от… 11.41 г.

Сегодня, механизированные части армии генерала Власова захватили аэродром Шайковка, уничтожив базирующиеся на нее немецко-фашистские бомбардировщики, совершавшие разбойничьи налеты на столицу нашей Родины, г. Москву. Развивая наступление, части армии освободили город Киров. Во время боев за город уничтожен штаб второй танковой армии. Опросом пленных установлено, что при этом погиб командующий армией генерал Гудериан.

Текст взят: http://zhurnal.lib.ru/l/loginow_a_a/minimwozdejstvie.shtml