"Кладбище" - читать интересную книгу автора (Маккинти Эдриан)

8. Убийство в Ньюбери

Небо усыпано серыми звездами. В легкие врывается ночной воздух. Тучи комаров и москитов вьются перед лицом. Влажный теплый пассат пахнет гарью. Я вспотел, я грязен и в крови. В руке я сжимаю рубчатую рукоятку дымящегося кольта и, глядя на мертвеца у своих ног и на второго человека, который взглядом умоляет меня о пощаде, думаю: ничего нет нового под луной. Я вздыхаю.

Именно это я имел в виду, когда говорил, что неприятности следуют за мной по пятам, точно акулы за невольничьим кораблем.

Я сплевываю, стараясь избавиться от привкуса горечи во рту.

— Прошу вас, сэр, не убивайте меня! — прохныкал солдат, когда эхо выстрела затихло в зарослях за рекой.

Я опустился перед ним на колено, поставив кольт на предохранитель.

— Послушай... — начал я и замолчал: высоко над нами пролетел легкий самолет, и какой-то слишком нервный коп разрядил свой «глок» во вспугнутую шумом винтов птицу.

Солдат задрал руки еще выше.

— Я... Мне очень жаль, что я так неудачно упал. Только не убивайте меня, пожалуйста! Я собираюсь жениться перед Рождеством... И у меня есть... ребенок от первого брака. Пожалуйста, прошу вас! — умолял он.

— Не трясись, приятель, все будет хорошо. Я — агент ФБР, — сказал я.

Солдат от удивления открыл рот и недоверчиво посмотрел сначала на меня, потом на труп Шеймаса, кровь которого медленно стекала в воду Паркер-ривер.

— Я вам не верю! Покажите мне значок, покажите мне ваше...

— Заткнись и слушай меня внимательно. Нам нужно выиграть время. Помоги-ка мне сбросить труп в реку.

Солдат остолбенело покачал головой:

— Я... не могу.

— Ты должен помочь мне, парень, давай! Я не собираюсь тебя убивать. Вот смотри, я даже убрал пистолет, — сказал я, засовывая кольт в карман. Потом я взял Шеймаса за левую ногу и кивком головы велел солдату взяться за правую. Ошеломленный, растерянный, он остро нуждался в том, чтобы ему говорили, что надо делать, поэтому подчинился беспрекословно. Вместе мы подтащили труп Шеймаса к берегу. Я вошел в воду и, вытолкнув тело на глубину, некоторое время смотрел, как течение несет его к южной оконечности Плам-Айленда и дальше — мимо Ипсуича — в океан.

Потом я вернулся на берег.

— Пожалуйста, не убивайте меня теперь! — проговорил солдат дрожащим голосом.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать один, — ответил он неуверенно.

— Тридцать один... — повторил я. — В таком возрасте пора уже научиться кое-что понимать... Ну-ка, возьми себя в руки, приятель.

— О'кей, я...

— И тише!.. Следуй за мной. Сейчас мы пойдем прямо по воде. Пригнись пониже и постарайся не наделать шума. Ну, давай...

Я заставил солдата пригнуться и примерно четверть мили вел его за собой вверх по течению реки. У местных легавых была, по-видимому, кинологическая служба, так как минут десять спустя сзади раздался протяжный собачий вой. Несомненно, ищейки отыскали то, что осталось от головы Шеймаса. Я надеялся, что теперь они пойдут по запаху мертвеца и уведут погоню вниз по течению. Ветер дул с моря — это тоже могло помочь делу.

— Что это было? — спросил солдат дрожащим шепотом.

— Собака. Должно быть, копы нашли Шеймаса. Не отставай.

Мы продолжали идти по воде вдоль берега и остановились только раз, когда мне понадобилось поправить протез. Выше по течению Паркер-ривер сужалась, но я продолжал идти вперед до тех пор, пока река не стала настолько мелкой, что можно было без труда перейти ее вброд.

— Идем на другой берег. Смотри не оступись! — предупредил я.

Парень мрачно кивнул. Став свидетелем страшной смерти Шеймаса, он проникся ко мне должным уважением и больше не пытался звать на помощь, падать или притворяться уставшим.

Я помог ему вскарабкаться на сырой глинистый берег и усадил под деревом. Пройти по воде, чтобы сбить собак со следа, было довольно удачной мыслью, но я понимал, что скоро преследователи сообразят, в чем дело, и станут искать нас вверх по течению. Кроме того, Джеки был совершенно прав, предсказывая, что рано или поздно копы вызовут вертолет. Нужно было срочно придумать, как выпутаться из этой идиотской ситуации.

Мой солдат сидел на большом древесном корне и тяжело дышал. Он все еще был сильно напуган, а мне хотелось, чтобы он успокоился и поверил мне.

— Ну-ка, сделай глубокий вдох и медленно выдохни! — приказал я.

Он послушался.

— Так, теперь назови мне свое имя и звание.

— Мое имя и звание? — удивился он.

— Да, да, твое имя и звание. Ты обязан назвать себя, даже если бы я был из армии вероятного противника.

— Специалист Дэвид Райан. — Очевидно, парень немного пришел в себя, хотя еще не вполне понимал, что происходит.

— О'кей, Дэвид, слушай меня внимательно. Обещаю тебе: если ты будешь меня слушаться, все кончится хорошо. Я тебя отпущу, но ты должен запомнить и исполнить все, что я сейчас тебе скажу. Договорились?

Он кивнул.

— Вот и отлично.

— Тот парень... Он хотел меня убить! И тебя тоже! — пробормотал Дэвид Райан, неожиданно вспомнив страшные минуты, которые ему довелось пережить так недавно. Его снова начало трясти, и я мысленно выругался. Я не мог допустить, чтобы он снова потерял над собой контроль.

— Ерунда! — сказал я как можно небрежнее. — На самом деле тебе ничто не угрожало. Да и мне тоже. Правда, у Шеймаса был револьвер, но, чтобы справиться со мной, ему понадобился бы криптонит. [42] А теперь успокойся и помолчи минутку: мне необходимо подумать.

Порывшись в карманах брюк, я достал мобильный телефон, который Саманта велела мне всегда носить с собой на случай, если я вдруг окажусь в сложной ситуации. Вопрос был только в том, будет ли телефон работать, когда мне это понадобится. Карман, в котором он лежал, промок, пока мы бежали по болоту, и аппарат был весь облеплен травой, листьями и цветочной пыльцой.

— Попробуй только не заработать! — пригрозил я ему и нажал на кнопку. Должно быть, угроза подействовала, так как крошечный экран осветился, послышался гудок. Слава богу!

Я набрал номер Саманты. Она взяла трубку почти сразу:

— Алло?

— Это я.

— Май... Где ты? Ты с мобильного?

— Да.

— Положи трубку и перезвони по обычной линии.

— У меня срочное дело.

— О'кей, в таком случае... будь очень осторожен и думай, что говоришь.

— У меня нет времени на эти игры! Шеймас мертв. Ты должна срочно отправить группу агентов ФБР к базе Национальной гвардии Массачусетса, которая находится на шоссе номер один неподалеку от Роули. Это очень важно! Мы проникли внутрь, но все пошло наперекосяк. Теперь Шеймас мертв, но самое скверное заключается в том, что в дело замешан посторонний человек, свидетель. Твои люди должны забрать его, это солдат базы, специалист Дэвид Райан. Если не хочешь, чтобы операция провалилась, ты не должна допустить, чтобы его допрашивали легавые. Пусть ФБР скажет копам, что это дело федеральной юрисдикции. Полиции нельзя доверять: у некоторых легавых слишком длинные языки. Райан будет ждать твоих людей. Я его проинструктирую, но пусть они поторопятся.

— Что все-таки случилось? Ты ранен? — спросила Саманта.

— Я расскажу тебе потом. По-моему, это полный провал. Не знаю, ты должна сама решить, что делать, но если хочешь знать мое мнение, лучше отменить всю операцию. Впрочем, как добросовестный сотрудник и хороший солдат, я сделаю все, что смогу, чтобы выровнять ситуацию и спасти от гибели свободный мир. О'кей?

— Ты должен подробно рассказать мне, что случилось! — повторила Саманта. Последние нотки беспокойства в ее голосе исчезли, уступив место командным интонациям.

— Нет времени, детка. Запомни, что я тебе скажу, а лучше запиши: ты должна срочно отправить группу агентов ФБР на шоссе номер один к базе инженерно-саперного батальона Национальной гвардии Массачусетса. Это недалеко от Роули и Паркер-ривер. Здесь они должны отыскать и забрать Райана. Это срочно, Саманта! Я собираюсь вернуться на Плам-Айленд, но мне нужно сделать так, чтобы все выглядело... естественно. И запомни: если мне это удастся, ты будешь у меня в большом долгу. В неоплатном долгу!

Я выключил телефон и посмотрел на Райана:

— О'кей, парень, теперь слушай внимательно. Копы будут здесь через несколько минут, но они не должны меня видеть. От этого зависят сотни человеческих жизней. Я — агент ФБР, выполняю ответственное задание. С огромным трудом мне удалось внедриться в банду террористов, которые собираются взорвать к чертовой матери половину Соединенных Штатов. Помнишь взрыв в Оклахома-Сити? Так вот, эти ребята из той же компании. Если ты расскажешь копам, что я застрелил Шеймаса, вся операция пойдет псу под хвост, меня раскроют и убьют, а террористы скроются. Америка — бандитская страна, полиции здесь могут доверять только дураки, а ведь мы с тобой не такие, правда? Так вот, когда тебя найдут, ты должен общаться только с федералами и...

— Но я не могу лгать полиции. Я...

— Спокойно, приятель, тебя никто не заставляет врать полиции. Ты расскажешь легавым, что произошло: три преступника ворвались на базу и забрали тебя с собой, но ты сумел от них убежать. Потом ты слышал выстрел. И все. Тебя отвезут в участок, может быть, даже положат в госпиталь, чтобы оказать медицинскую помощь. Это неважно. Легавым ты должен говорить только одно: ты сумел убежать от нас и не знаешь, что с нами стало. Понятно?

Райан кивнул, но я видел, что он все еще сомневается.

— Пусть совесть тебя не мучит, приятель. Через час, а может, и раньше, тебя заберут к себе федералы. Им ты можешь рассказать правду. Возможно, среди них будет парень по фамилии Харрингтон. Ему ты можешь рассказать вообще все, но если ты проболтаешься копам, своим приятелям или даже своей невесте, что это я застрелил Шеймаса, — мне конец. Рано или поздно террористы узнают, что произошло, и тогда меня убьют. Ты понял?

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что это, как ни странно, правда.

Солдат быстро заморгал. В его широко раскрытых глазах мелькнули недоумение и непонимание, но страх понемногу рассеивался.

— Но я думаю, мне лучше...

— Думать от тебя не требуется. Либо ты сделаешь, как я тебе сказал, либо нет. Сейчас я хочу знать, как ты поступишь. Решай скорее, — поторопил я его.

Несколько мгновений Райан напряженно, мучительно соображал, но я ясно видел, что ему очень хочется мне поверить. Вряд ли он притворялся: на такую убедительную игру мог быть способен только гениальный актер.

— О'кей, я сделаю, как ты говорил, — сказал он наконец.

— Только не обманывай меня, приятель. От этого зависит моя жизнь. И не только моя — десятки, сотни людей могут умереть, если ты солжешь.

— Я не лгу.

И он уставился на рукоятку пистолета, торчавшую из моего кармана. Он смотрел на нее так пристально, что мне пришлось пощелкать пальцами у него перед носом, чтобы привлечь его внимание.

— Расскажи-ка мне, что именно ты должен будешь сделать. Что я тебе велел?

— Я ничего не должен говорить копам, но должен рассказать все ФБР.

— Молодец!

Кажется, мне удалось добиться своего, но я хотел быть уверен на сто процентов, что Райан меня не подведет.

— Еще одно, Дэвид... Моя жизнь в твоих руках, так что постарайся не облажаться, договорились?

— Я не подведу. Ведь я твой должник.

— Ни слова легавым! — повторил я на всякий случай. — Разговаривать можно только с агентами ФБР. Ты понял?

— Я все понял, — ответил Райан на удивление серьезно. — Ты как... как разведчик-нелегал, который работает под прикрытием в чужой стране.

— В самую точку, приятель! Слава богу... Ты уловил самую суть. А теперь мне пора идти. Дай мне минут десять, потом можешь звать полицию. Усек?

— Да.

Я поднялся.

Райан посмотрел на меня. Ему явно хотелось что-то сказать. Я немного подождал.

— Спасибо, что спас меня, — проговорил он с трудом. — И... желаю удачи.

— Удача мне понадобится! — сказал я.

Вынув из кармана кольт, я зашвырнул его в реку и побежал так быстро, как только позволяли заболоченные заросли. Примерно с четверть часа я двигался на север, пока не достиг настоящего, густого леса. Там я снова поправил ремни протеза, немного отдышался и попытался собраться с мыслями.

Что мне делать дальше?

Возвращаться к Джерри?

Как?

Пешедралом — вот как!

Плам-Айленд представляет собой вытянутую песчаную отмель, расположенную почти параллельно океанскому побережью северного Массачусетса. На всех картах он обозначен как остров, но во время отлива Плам-Айленд оказывается соединен с материком узкой полоской заболоченной земли. Оттуда, где я находился, добраться до острова не составляло труда: для этого нужно было только повернуть на восток и пробраться через обнажившийся с отливом перешеек. Чтобы не привлекать внимания, на берег следовало выйти в районе заповедника. Я помнил, что в этом месте ширина острова составляет всего около четверти мили. Мне оставалось только пройти эти четверть мили и по пляжу добраться до дома Джерри Маккагана. Возвращение должно было занять от силы час.

Я еще немного подумал об этом и, найдя свой план достаточно разумным, уже собрался было двинуться дальше, когда в моем извращенном мозгу промелькнула новая идея.

И она была гораздо лучше.

Гораздо, гораздо лучше!

Увы, человек слаб.

Как это я сказал — «сделаю, что могу»? Но ведь я действительно спас операцию, и теперь она передо мной в долгу.

Я поднялся и вместо того, чтобы двигаться на восток, в сторону Плам-Айленда, повернул на запад, к шоссе. Некоторое время я продирался сквозь густые ежевичные заросли, потом миновал старое кладбище. Наконец деревья расступились, и я увидел впереди шоссе. Так, прекрасно... Теперь уже недалеко. Я снова повернул на север, прячась в зарослях вдоль дороги. Почти перед самым Ньюберипортом я залег в лесу напротив заправочной станции, которую заметил еще днем.

Времени было что-то около десяти, но заправка уже закрылась на ночь. Все же я оставался в укрытии до тех пор, пока не убедился, что на станции нет ни одного человека. Выбрав момент, когда шоссе ненадолго опустело, я перебежал на другую сторону.

Заправочная станция действительно была пуста, и платный телефон-автомат оказался в полной исправности. Отсюда я мог позвонить Саманте, не боясь, что наш разговор будет перехвачен.

Я подобрал с земли увесистый камень и после нескольких неудачных попыток сумел разбить фонарь, освещавший зону обслуживания станции.

Потом я бросил в автомат четвертак и набрал номер Саманты.

— Алло?

— Саманта, это я. Ты должна заехать за мной. Я нахожусь на заправочной станции на шоссе номер один у южного выезда из Ньюберипорта. Жду пятнадцать минут, потом ухожу.

Прежде чем она успела что-то сказать, я повесил трубку и поспешил скрыться в темноте.

Ее «ягуар» цвета бордо появился буквально минут через десять. Саманта и впрямь торопилась: я заметил, что ее плащ надет прямо на ночную рубашку. Глаза смотрели недоверчиво, губы были сжаты решительно и яростно. Не говоря ни слова, она распахнула передо мной дверцу.

Я уселся на переднее сиденье, Саманта развернула машину, и мы помчались назад, в Ньюберипорт.

— Майкл, что ты себе... — начала она, но я заставил ее замолчать, положив ей на бедро руку.

— Сначала выслушай меня... Ты должна знать, что произошло. «Сыновья» планируют серию терактов. Мы пробрались на военную базу Национальной гвардии, чтобы украсть взрывчатку. На наше несчастье, там оставался дежурный солдат. Прежде чем Шеймас успел его схватить, солдат вызвал легавых, и нам пришлось сматываться. Джеки убежал вперед, а мы отстали, потому что с нами был этот чертов Райан. Потом он упал, и Шеймас решил убить его, потому что парень видел наши лица. Чтобы спасти солдата, мне пришлось застрелить Шеймаса. Перед тем как оставить его, я объяснил парню, что я агент ФБР и что он не должен ничего рассказывать полицейским — только федералам. Я говорил очень убедительно, и мне кажется, что он сделает все так, как я сказал.

Некоторое время Саманта переваривала услышанное.

— Кто еще в этом участвовал? — спросила она наконец.

— Нас было только трое: Шеймас, Джеки и я.

Она подумала еще немного.

— Ты уверен, что солдат не выложит всю историю полицейским? — спросила Саманта после небольшой паузы.

— Ручаться, конечно, не могу, но мне кажется, он будет дожидаться ФБР. Впрочем, на твоем месте я бы не стал тянуть резину, а позвонил кому следует.

— Хорошо. А теперь помолчи немного. Мой телефон защищен от прослушивания, я позабочусь обо всем прямо сейчас.

Она сняла трубку автомобильного спутникового телефона и связалась с кем-то, кто сообщил ей, что агенты ФБР уже едут в Роули. Потом Саманта попросила соединить ее со Стивеном Харрингтоном. Рассказав ему в двух словах, что произошло, она попросила его как можно скорее забрать специалиста Райана у копов под тем предлогом, что дело расследуется ФБР. Закончив разговор, Саманта положила трубку на рычаг и послала мне воздушный поцелуй.

— Ты отлично справился, Майкл. Если б не ты, наша операция накрылась бы, — сказала она и улыбнулась, но меня нельзя было купить так легко. И я мысленно поклялся, что не дам себе размякнуть.

— Ты чертовски права, — сказал я. — Я спас всю операцию, и не только потому, что научил солдата, что и кому он должен говорить. Я мог бы сам сдаться легавым. Тогда моя легенда была бы раскрыта, и тебе пришлось бы вывести меня из игры. В этом последнем случае ты не получила бы ничего: вы могли бы арестовать Джеки за попытку ограбления, и только. Джерри, Трахнутый и прочие остались бы в стороне и сделались бы еще более осторожными. И в миллион раз более подозрительными. Кстати, напоминаю еще раз: не показывайся вблизи дома Джерри в этой своей лиловой тачке. Она слишком бросается в глаза.

Саманта кивнула.

— Извини. Я приехала туда сегодня только для того, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, а заодно изучить местность вокруг особняка. А что, кто-нибудь что-нибудь говорил?

— Никто ничего не говорил, но ты все равно больше этого не делай. Трахнутый — парень наблюдательный, он замечает вещи, на которые другие не обращают внимания. И пешком по берегу разгуливать тоже не стоит, даже если ты собираешься меня о чем-то предупредить. Пока у тебя есть я, ты можешь расслабиться. И постарайся поменьше меня опекать, дай мне развернуться как следует, и ты не пожалеешь.

Она кивнула. Саманта прекрасно понимала, что совершила ошибку и что я прав, поставив ее на место.

Вскоре мы добрались до Ньюберипорта. Саманта проехала по Стейт-стрит, свернула на Плезант и остановила «ягуар» на площадке позади своего магазинчика. Выключив фары, она посмотрела на меня. Очевидно, она почувствовала, что я чего-то от нее хочу.

— Что? — спросила она.

— Будем разговаривать здесь или поднимемся к тебе?

— Мы вроде уже обо всем договорились.

— Не обо всем, — не сдавался я.

— Что еще тебе нужно, Майкл? Лучше не серди меня. Я уже сказала тебе, что ты отлично справился со сложной ситуацией, так чего же еще?

— Ты и в самом деле думаешь, что я удовлетворюсь просто похлопыванием по спине? Ведь я действительно спас операцию!

Саманта полезла в сумочку и достала пачку сигарет. Она предложила мне закурить, но я отказался, и она закурила сама.

— Что ты хочешь? — спросила она напрямик.

— Я хочу миллион долларов. По полмиллиона за головы Джерри и Трахнутого, если вам удастся их осудить.

— Ты хочешь денег? — недоверчиво переспросила Саманта.

— Да, хочу. ФБР выплачивало мне пособие — около пятисот баксов в неделю, но ведь это сущая ерунда! Я хочу обеспечить себя на всю жизнь. Сейчас мне предоставилась такая возможность, и я не собираюсь ее упускать.

— И ты требуешь миллион?! Не будь таким наивным, Майкл; МИ-шесть никогда не пойдет на...

— Еще как пойдет! — перебил я. — Ты была права, Саманта: «Сыновья Кухулина» не какие-нибудь прожектеры или болтуны. Это ребята серьезные. Ты что-нибудь слышала о группировке, которая называет себя «Настоящая ИРА»?

— Да, слышала. Это группа «несогласных» республиканцев, отколовшаяся от ИРА после объявления перемирия. О них можно не беспокоиться, их слишком мало...

— Ты действительно так считаешь? А у меня другие данные. Насколько я знаю, Джерри и Трахнутый надеются заключить союз с НИРА, и произойти это должно в течение ближайших месяцев. Джерри, не тратя время попусту, рассчитывает организовать несколько боевых ячеек и осуществить широкомасштабную серию террористических актов. К Рождеству он и Трахнутый планируют взорвать значительное количество частных коммерческих предприятий и фирм, чтобы получить признание и одобрение НИРА. После этого они перейдут к политическим убийствам. «Сыновья Кухулина» будут убивать британских дипломатов, бизнесменов, высокопоставленных армейских офицеров в отставке. Как видишь, все очень, очень серьезно, и я — единственный человек, который может уничтожить группу Джерри, прежде чем она начнет действовать. Я спасу множество жизней, предотвращу значительный материальный ущерб, а кроме того, твоя служба наконец-то возьмет подонков на горячем. Другой возможности просто не существует. «Сыновья Кухулина» — крутые парни, и никакими угрозами и давлением их не проймешь. Они заточили по здоровенному зубу и на ИРА, и на британцев, и на американское правительство — на всех, кто стоит у них на пути. И они по-настоящему опасны.

Саманта смерила меня презрительным взглядом.

— Если все это правда, тогда ты просто обязан сделать так, чтобы они...

— Давай не будем говорить об обязанностях. Сегодня у меня была идеальная возможность выйти из этого грязного дельца. Ты знаешь об этом не хуже меня, как знаешь и то, что, если бы я воспользовался этой возможностью, ты не сумела бы мне помешать. К примеру, я мог сдаться полиции, и тогда — конец моей маскировке, но... я этого не сделал. И мне пришлось убить человека. Я убил своего приятеля, чтобы спасти жизнь этому увальню Райану.

— Но Шеймас вовсе не был твоим...

— Неважно, был или не был. Главное, это было нелегко, понятно? Одним словом, я уже пошел на определенные жертвы, и, если ты хочешь, чтобы ваша операция имела продолжение, позаботься о том, чтобы я получил деньги. В конце концов, что такое миллион для важной государственной службы вроде МИ-шесть? Эта сумма наверняка не превышает и одной десятой процента ее годового бюджета. Миллион долларов для МИ-шесть — ерунда, мелочь. А если дело выгорит, это будет грандиозный успех. Благодарность янки, престиж, разнообразные повышения и награждения и тому подобное...

Саманта немного подумала:

— Что ж, мне кажется, я могла бы попытаться. От этого, я думаю, вреда не будет.

— Черт побери, ты не только попытаешься — ты сделаешь это!

— Я ничего не могу обещать, дорогой, но я постараюсь узнать, что можно сделать, — сказала она.

Я покачал головой:

— Нет, мне это не подходит. Не нужно ничего узнавать, детка. Мы договоримся сейчас и договоримся со всей определенностью, а уже завтра ты должна будешь выполнить свою часть договора. Мне нужна полная амнистия со стороны мексиканских и испанских властей, еще вы должны будете уничтожить мое досье и выплатить мне миллион долларов за сведения, которые помогут вам привлечь к судебной ответственности Трахнутого и Джерри.

Саманта в последний раз затянулась, раздавила окурок в пепельнице и достала из пачки новую сигарету.

— Ну? — спросил я.

Она посмотрела на меня и кивнула.

— О'кей, Майкл, — сказала Саманта негромко.

— Ты сделаешь все, о чем я тебе сказал?

— Да, сделаю.

— Вот и хорошо. У тебя нет чего-нибудь попить? Я просто умираю от жажды.

Саманта сунула руку за сиденье и достала бутылку минеральной воды. Я поднес ее к губам и осушил практически одним глотком.

— Можешь зайти ко мне, принять душ, — предложила она.

— Нет. — Я слегка пожал плечами.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила Саманта, и в ее голосе снова послышалась озабоченность.

— Мне нужно вернуться на Плам-Айленд и все объяснить Трахнутому. Скажу, что потерял Шеймаса и солдата в темноте и не знаю, что с ними случилось.

Саманта ненадолго задумалась и произнесла:

— О'кей, я договорюсь, чтобы ФБР взяло расследование на себя. Завтра они опубликуют соответствующее коммюнике для прессы. В нем можно будет сказать, что имела место неудачная попытка ограбления военной базы, что грабители взяли одного из военнослужащих в заложники, но он сумел сбежать.

— Шеймас работал у Джерри, поэтому, после того как вы найдете тело, вам придется послать агентов в его строительную фирму, чтобы взять показания у всех, с кем он работал. Если этого не сделать, Джерри и Трахнутый могут насторожиться, — сказал я.

— Разумеется, мы пошлем туда своих людей и даже вызовем на допрос самого Джерри. Чего-то подобного он наверняка ожидает. Надеюсь, теперь нам удастся получить судебное разрешение на прослушивание его телефонов, хотя в этой стране власти относятся к подобным вопросам, пожалуй, чересчур щепетильно.

— Делайте что хотите, только не припутывайте к этому меня. Я не стану носить с собой никаких микрофонов!

— Я и не собиралась просить тебя о чем-то подобном. Ты и так делаешь для нас достаточно много, — ответила Саманта, и по ее губам вновь скользнула улыбка.

— Вот и хорошо.

Она моргнула, словно собираясь что-то сказать. Я опустил оконное стекло, чтобы не пропахнуть табачным дымом.

— Скажи, Майкл... мне нужно знать: нельзя было не убивать Шеймаса?

— Спроси у солдата, он тебе расскажет. Вопрос стоял так: или он, или мы.

— О'кей, — проговорила она негромко.

— Ну все, мне пора, — сказал я. — Отвези меня к дороге, которая ведет на Плам-Айленд, оттуда я сам доберусь.

Саманта кивнула, затушила сигарету и включила мотор. В молчании мы доехали до въезда в заповедник. В этот поздний час там не было ни единой живой души и никто не мог видеть, как я выхожу из ее машины.

— Итак, завтра ты договоришься насчет амнистии и денег, о'кей? — напомнил я.

— Хорошо, Майкл, — согласилась она и прикусила губу.

— Отлично.

Я отстегнул ремень безопасности и уже собрался вылезти из «ягуара», но Саманта меня остановила:

— Подожди...

— Что?

— Я не знаю, пригодится тебе это или нет, но... Я узнала насчет настоящих родителей Кит. Они оба из Нью-Йорка. Их звали Гектор и Лили Орландес, так что на самом деле Кит латиноамериканка. Поразительно, глядя на нее, даже не скажешь...

Я покачал головой:

— Ты не это собиралась сказать.

— Нет.

— А что же?

И снова Саманта немного помедлила, прежде чем ответить.

— Только вот это, — сказала она и, наклонившись ко мне, поцеловала. Она недавно пила, и ее губы и язык еще сохраняли вкус терпкого красного вина. Я ответил на поцелуй и, проведя грязной ладонью вверх по бедру Саманты, стиснул ее промежность. Она застонала и крепче прижала меня к себе.

— Будь осторожен, Майкл, пожалуйста! — попросила она негромко.

— Не бойся. Я стараюсь предусмотреть все возможности, — сказал я.

С этими словами я нажал кнопку, раскладывающую ее сиденье, и стащил с нее трусики. Потом расстегнул свои испачканные в болотной грязи штаны, и мы занялись торопливым, лихорадочным сексом.

Двадцать минут спустя я уже шагал вдоль берега океана, направляясь к большому, нелепому особняку в дюнах. Во всех окнах горел свет, а внутри, вне всякого сомнения, царили паника и хаос.

На ходу я зачерпнул немного морской воды и смыл с рук и лица последние следы крови Шеймаса.

Пройдя через патио, я постучал в стекло задней двери.

Мне открыл Трахнутый. Спереди у него за пояс брюк был заткнут пистолет. Увидев меня, он широко улыбнулся. Похоже, Трахнутый действительно рад был меня видеть. Втащив в дом, он крепко обнял меня за плечи.

— Слава богу, Шон! — воскликнул Трахнутый.

Как я и предполагал, в доме никто не спал. Соня вышла мне навстречу в мужской рубашке и белых тренировочных брюках. Трахнутый и Джерри были одеты так, будто собирались куда-то идти. Джеки успел принять душ и теперь кутался в купальный халат, но я видел, что его трясет. В руке он держал стакан с подогретым виски. Кит в обтягивающей майке рассеянно гладила его по еще влажным волосам. На месте Джерри я бы немедленно отправил Джеки в Бостон или на Тимбукту, чтобы обеспечить ему алиби или хотя бы для того, чтобы он не попался на глаза фараонам, когда они появятся, но эти люди думали иначе, чем я. Джеки был одним из них, и они готовы были заботиться о нем, как наседки.

— Расскажи, что там у вас случилось, Шон? — попросил Трахнутый.

— Это было ужасно, Трахнутый. С самого начала все пошло наперекосяк... — начал я, но Соня не дала мне договорить.

— Может быть, ты сначала примешь душ и переоденешься? Разумеется, если дело терпит... — сказала она, но Джерри отрицательно качнул головой, тем самым напомнив жене, что сейчас он главный.

— А где Шеймас? — спросил я. — Его схватили?

— Мы надеялись, ты скажешь нам, где он, — проговорил Джерри, и его взгляд затуманился беспокойством.

Я отодвинул от обеденного стола стул и сел. Кит держала Джеки за руку и гладила по спине. У парня был такой вид, словно его хорошенько накачали успокоительным.

Трахнутый взял второй стул и сел рядом со мной.

— Расскажи все с самого начала, — предложил он. — Разумеется, кое-что мы уже знаем от Джеки, но я хотел бы выслушать твою версию.

И я рассказал ему, как все было, опустив, разумеется, конец истории. Джеки убежал вперед, сказал я, а я потерял из виду Шеймаса и солдата, когда переплыл реку. В конце концов мне удалось добраться до леса. Еще я добавил, что вроде бы слышал выстрелы, но, возможно, мне послышалось. Пройдя вдоль берега, продолжил я рассказ, я перешел вброд пролив, отделяющий Плам-Айленд от материка, пересек заповедник и двинулся прямо к усадьбе. Для меня, таким образом, все закончилось благополучно, но операция провалилась.

Когда я закончил, Джерри кивнул и потрепал меня по плечу. Трахнутый наклонился чуть ближе и потер заросший щетиной подбородок. Его взгляд оставался настороженным и холодным, и я почувствовал, как меня пробирает нервная дрожь.

— Подумай как следует, Шон, это очень важно, — сказал он, обдав меня запахом табака. — Как тебе кажется, почему это произошло? Может быть, полиция подстроила все это специально?

Я покачал головой:

— Я так не думаю. Просто неудачное стечение обстоятельств, вот и все. Нам просто не повезло. Убежден, что этот солдат был удивлен не меньше нашего. Легавые приехали только потому, что он успел нажать кнопку тревоги.

Трахнутый бросил быстрый взгляд на Джерри, но его лицо оставалось совершенно непроницаемым, и я так и не понял, подтвердили мои слова их догадки или наоборот — опровергли.

— Когда ты в последний раз видел Шеймаса? — спросил Джерри.

— Не могу сказать точно. Мы как раз подходили к реке... Он все время отставал и выглядел каким-то загнанным. Шеймас велел мне не останавливаться и не ждать его, вот я и побежал вперед. Когда я оглянулся, он и солдат были уже довольно далеко позади. Потом я переплыл реку и все ждал, что они меня нагонят, но они так и не появились.

— А легавые видели, куда ты направился?

— Нет, я сумел от них оторваться. Надеюсь, Шеймасу это тоже удалось, но... Даже не знаю. Он был каким-то... — Я замялся.

— Он пил? — спросил Трахнутый и прищурился.

Я разыграл легкую нерешительность. Пусть они думают, что мне не хочется выглядеть доносчиком. Бросив взгляд на Джеки, я повернулся к Трахнутому.

— Я не знаю, — промолвил я наконец.

Трахнутый мрачно кивнул.

— Сколько он выпил? Говори правду! — приказал он.

— Я действительно не знаю, Трахнутый. Когда мы подъехали к базе, он выглядел совершенно нормально, — ответил я, продолжая изображать внутреннюю борьбу.

Трахнутый покачал головой, но я видел, что он удовлетворен моими ответами. Кажется, он убедился, что ни я, ни Джеки ни в чем не виноваты, и был рад, что нам удалось спастись.

В столовую снова вошла Соня.

— Я приготовила тебе ванну во флигеле, — сказала она. — И ты должен отправиться туда как можно скорее.

На этот раз Джерри кивнул.

— У меня нет вопросов, — сказал он. — А у тебя, Трахнутый?

— У меня тоже.

Трахнутый и Джерри вместе отправились наверх, в кабинет Джерри, чтобы посовещаться и, возможно, поспорить о том, как быть дальше. Когда они скрылись, Джеки придвинулся поближе ко мне.

— Так ты в порядке, дружище? — спросил он, стараясь придать голосу примирительные интонации.

— Спасибо за заботу, Джеки. Откровенно говоря, я устал до чертиков. Но, слава богу, жив и даже не ранен. А ты?

— Я, кажется, потянул лодыжку и сильно оцарапал о «колючку» бедро, но, думаю, через пару дней все пройдет.

— Теперь ты убедился, малыш, как выгодно иметь искусственные ноги? — сказал я, показывая на свой протез.

Джеки неуверенно улыбнулся и похлопал меня по плечу:

— Ты отлично держался, Шон. Особенно в таких обстоятельствах. Не растерялся и все такое...

— А тебе как удалось оторваться? — спросил я.

— Я просто бежал. Переплыл реку и снова помчался, словно за мной черти гонятся. Надеюсь, ты не думаешь, будто я бросил вас в беде?

— Нет, Джек, ты сделал все как надо, — уверил его я.

Кит улыбнулась и погладила меня по руке. И Джеки — благослови его Господь! — ни капли не возражал.

Тем временем в столовую вернулись Джерри и Трахнутый.

— Спасся Шеймас или нет, узнаем утром, а вы, парни, можете идти отдыхать, — предложил Джерри.

Меня не нужно было просить дважды. Пожелав всем спокойной ночи, я отправился во флигель, принял ванну, затем вернулся к себе в комнату и забрался в постель.

— Узнаем утром... — прошептал я и закрыл глаза. Через секунду я уже спал.

С утра зарядил дождь. Мелкий, затяжной, холодный, похожий на очень густой, промозглый туман. Дождь натянуло с востока ветром, который грозил превратиться в штормовой. Соленая океанская сырость проникала повсюду, и, выйдя на балкон босиком и в халате, я трясся от холода, но вернуться назад не спешил. Отсюда открывался вид на ненастное, серое, осеннее море. Сентябрь в Америке, как правило, еще похож на лето, но сентябрь в Ирландии — это уже осень, а сегодняшний день был очень похож на ирландский.

Окно в доме напротив запотело, и я так и не разглядел свою соседку, зато ясно видел ее мужа, который, кутаясь в пальто, спускался по лестнице из обсерватории на крыше. Ночью не было никаких звезд, поэтому я решил, что он скорее всего держит там коллекцию порнографических открыток. Заметив меня, мужчина кивнул в знак приветствия. Я кивнул в ответ. Со стороны мы, наверное, напоминали двух заговорщиков, объединенных общими секретами.

Я сделал глоток кофе и откусил кусок круассана. Кофе и булочку я нашел за дверью на серебряном подносе.

Копы еще не появлялись.

В местной программе новостей сообщили, что на месте преступления была обнаружена часть человеческого тела. Эти всезнайки не сказали, какая часть, но я знал.

Половинка черепа.

Ночью, когда все случилось, был отлив, к тому же Гольфстрим подходит в этих местах довольно-таки близко к берегу, так что не исключено, что старину Шеймаса вообще никогда не найдут.

По радио также сообщили, что один из солдат был захвачен грабителями в качестве заложника, но вскоре ему удалось сбежать. Преступников было трое. Все — белые мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет. Обозреватель утверждал, что происшедшему на военной базе до сих пор не найдено сколько-нибудь правдоподобного объяснения. Одни говорили, что кражу пытался совершить кто-то из персонала. Другие склонялись к мысли, что имел место розыгрыш, который зашел чересчур далеко.

Что ж, подобная неразбериха была весьма кстати. Я был уверен, что ФБР сумеет еще больше замутить эту мутную водицу.

Я допил кофе, принял душ, натянул джинсы и свитер и отправился в дом. Мексиканская прислуга получила на сегодня выходной, и завтрак готовила Соня. В столовой был один Трахнутый. Увидев меня, он крепко пожал мне руку.

— Какие новости? — спросил я.

— Пока ничего определенного. Я связался со своими приятелями в полиции; они утверждают, что ночью никого не задерживали, но в лесу обнаружены следы крови и фрагменты черепа.

— Это... Шеймас?

— Я не знаю, Шон. Тело так и не нашли, так что наверняка никто не может сказать.

— По радио передавали: один из полицейских открыл огонь. Может быть, он случайно попал в него?

— Не знаю, — повторил Трахнутый. — Шеймаса не арестовали, но и здесь он не появился, так что он либо убежал, либо погиб.

— Господи, ну и каша заварилась! — сказал я.

Трахнутый кивнул:

— Это моя вина. Я должен был взять руководство операцией на себя. Шеймаса слишком потрясло то, что случилось в Ревери... Мне казалось, если дать ему понять, что мы по-прежнему ему доверяем, это поможет парню взять себя в руки, но, по-видимому, я ошибся. Я уже сказал Джерри: только я виноват в том, что случилось. Я извинился перед ним и приношу свои извинения тебе, Шон. Ты еще новичок, и мне не следовало отпускать тебя на дело под руководством Шеймаса. Да, я был не прав, и теперь жалею. Извини.

— Все в порядке, Трахнутый. Мы сумели убежать, а словесные портреты, которые они смогут получить, будут довольно приблизительными.

— Еще неизвестно, чем дело кончится. Возможно, Шеймас сумел проползти пару сотен ярдов, после того как в него попали, но рано или поздно тело все равно найдут и опознают. И тогда легавые непременно явятся к Джерри и начнут задавать вопросы. Ведь Шеймас работал у него и даже иногда жил здесь, во флигеле... Они могут притащить с собой того солдата, чтобы дать ему взглянуть на вас, и тогда... Нет, опасность еще не миновала!

— А если Шеймаса только ранили? Вдруг он до сих пор скрывается где-то в лесу?

— В таком случае пусть лучше продолжает скрываться. Если он появится здесь, нам всем не поздоровится, — мрачно заключил Трахнутый.

Некоторое время мы сидели молча, потом Соня принесла с кухни тарелку оладий и свежий кофе.

— Как ты себя чувствуешь, Шон? — спросила она. — Ты действительно не ранен?

— Нет, со мной все в порядке. Разумеется, у меня болят все мышцы, но я не пострадал.

— Кит повезла Джеки в больницу. Я сам его осмотрел: у него довольно глубокая рана на бедре, которую придется зашивать. Заодно, я думаю, ему там сделают и рентген лодыжки, она болела у него всю ночь, так что бедняга почти не мог спать, — грустно сказал Трахнутый.

— В какую больницу? В местную?! — удивился я.

— Нет, конечно. Мы еще не сошли с ума. Кит повезла его в Бостон, в «Масс дженерал». — Трахнутый обхватил голову руками. — Не могу поверить! А ведь казалось, все так хорошо складывается! — пробормотал он.

Я ничего не ответил. Развернув «Таймс», я стал просматривать спортивный раздел. Потом в столовую спустился Джерри. Подойдя ко мне сзади, он опустил мне на плечи свои лапищи.

— Как дела, Шон? Насчет Джеки слышал?

— Слышал. Трахнутый мне только что сказал, — ответил я.

Джерри посмотрел на своего товарища по оружию. Лицо его напряглось в мучительной гримасе: он припоминал недавно заученную цитату из Вергилия или еще откуда-нибудь.

— Не унывай, Трахнутый. Forsan et haec olim meminisse iuvabit. Это не конец света, — сказал он наконец и улыбнулся. Он был до чертиков доволен собой.

— Может, и не конец, но близко. Даже если копы до нас не доберутся, ФБР непременно заинтересуется, что нам могло понадобиться на военной базе. Федералы и раньше за нами присматривали, а теперь и подавно... Что касается наших планов привлечь к себе внимание Настоящей ИРА, то о них можно забыть. Теперь мы станем в их глазах просто посмешищем! В самом деле, какой от нас прок, если мы не в состоянии провернуть обыкновенное ограбление? Господи Иисусе, Джерри, ну почему нам так не везет, а?! Даже не знаю... Возможно, мы просто стали слишком старыми и нам пора завязывать с этими делами, — проговорил Трахнутый.

Джерри покачал головой и сел.

— Да бросьте вы, ребята! Нельзя же опускать руки после первой глупой неудачи, — сказал я, думая о своей амнистии и о своем миллионе.

Джерри одобрительно кивнул.

— Послушай, что говорит молодое поколение, Трахнутый. А ведь Шон тоже был там, на базе... Иногда бывает, что молодежь воодушевляет стариков на борьбу. Как там говорил Джефферсон насчет дерева свободы, вспоенного кровью молодых? — спросил он.

Трахнутый побарабанил пальцами по столу и, через силу улыбнувшись, провел пятерней по своим длинным, начавшим седеть волосам.

— Наверное, ты прав, Шон, — сказал он после небольшой паузы.

— Конечно, прав, — ответил я со всей убежденностью. — Сдаваться нельзя. Судьба наносит нам удары, но мы не должны опускать руки. Наоборот, нужно извлечь урок из нашей неудачи, усилить организационную сторону и постараться сделать так, чтобы во всем и всегда опережать легавых на один-два шага.

«Давайте-давайте, — думал я, — организуйте-ка что-нибудь такое, чтобы окончательно запутаться и угодить за решетку и чтобы я поскорее получил свои денежки».

Трахнутый улыбнулся Джерри той широкой, обаятельной улыбкой, от которой у меня неизменно бежал по спине холодок.

— В самом деле, у нас же есть Портсмут. Наш резервный план «Б», — сказал Трахнутый.

— Ну, не знаю... — пробормотал Джерри.

— Ведь это была твоя идея, — не отступал Трахнутый. — Альтернативный вариант, который ты предложил, выглядит довольно перспективным, и мы просто обязаны воспользоваться возможностью, пока она у нас есть. Добившись цели, мы одним махом обеспечим себе авторитет и уважение за океаном, — со знанием дела заключил он.

Джерри неохотно кивнул.

— Я подумаю, — пообещал он.

— Мне придется, конечно, еще над этим поработать, — добавил Трахнутый. — Обдумать, спланировать...

— Так чего же ты ждешь? — с иронией осведомился Джерри.

— Я жду, пока сюда явятся легавые и начнут задавать вопросы о Шеймасе, — сердито огрызнулся Трахнутый.

— Зачем же ждать? Если ты чем-нибудь займешься, тебе сразу станет легче. Хватит, Трахнутый, возьми себя в руки и перестань киснуть. Видишь, я не кисну, а все потому, что мне нужно строить дома, нанимать и увольнять людей, заниматься другими делами. Довольно хандрить, приятель. Если легавые появятся, мы с ними как-нибудь разберемся, а если нет... то и с этим мы тоже разберемся. О'кей?

— А как насчет ФБР? — спросил Трахнутый, снова мрачнея, и я понял, что о таинственной портсмутской операции он снова забыл.

— Неужели ты боишься ФБР, Трахнутый? Что-то я тебя не узнаю! Где тот неистовый, дерзкий республиканец, которого я повстречал двадцать лет назад? Серьезно тебе говорю, Мак-Гиган, не вешай нос на квинту, а лучше займись делом. Не хочешь торчать здесь — съезди куда тебе нужно, только, ради всего святого, делай что-нибудь! А если ничего путного в голову не приходит, могу предложить помахать лопатой у меня на стройке. Рабочие руки мне всегда нужны.

Трахнутый резко встал и... рассмеялся:

— Ты прав, Джерри. Прав, как всегда.

Джерри порывисто обнял приятеля:

— Вот так-то лучше, старина. А теперь — проваливай.

Трахнутый кивнул мне и вышел. Джерри дружески толкнул меня кулаком в плечо:

— Тебя тоже касается, Шон. Брысь!

— На улице дождь.

— Ну и что? Или за те двадцать дней, что ты прожил в Америке, ты успел отвыкнуть от дождей? Вот что, пригласи-ка мою дочь прогуляться. Эта юная леди места себе не находит с тех самых пор, как отвезла Джеки в больницу. Можно подумать, ему предстоит операция на сердце или еще что-то в этом роде! В общем, делай что хочешь, только не торчи в доме, ясно?

Я поднялся.

— Кит, спустись-ка к нам! — позвал Джерри, повернувшись к лестнице.

— Зачем? — крикнула Кит из спальни.

— Сходите погуляйте с Шоном.

— На улице льет как из ведра! — возразила она.

— Иди сюда, кому говорят! — снова окликнул дочь Джерри и заговорщически мне подмигнул. Возможно, я ошибался, но у меня сложилось впечатление, что Джерри с каждым днем испытывает ко мне все большую симпатию, в то время как Джеки нравится ему все меньше и меньше. Не исключено даже, что он бы не особенно возражал, если бы я стал бойфрендом его дочери вместо малыша-серфингиста. Что касалось меня, то я был совсем не против.

Появилась Кит. Она была очаровательна, даже когда хмурилась. На ней были черный топик, черные джинсы и высокие армейские ботинки.

— Ну что еще? — раздраженно осведомилась она.

— Забирай Шона и сходите погуляйте. Вам обоим необходимо развеяться, — сказал Джерри.

— Я жду звонка Джеки, — возразила Кит.

— Да успокойся ты, ничего с ним не случится. Если будет нужно, я сам за ним съезжу. А теперь прочь с глаз моих — оба!

Кит с обидой покосилась на меня, но ослушаться отца не посмела.

— Давай возьмем плащи, — сказала она мне с энтузиазмом человека, идущего удалять больной зуб.

Дождь. На тропинке размыло все следы. Под ногами хрустят ракушки. Ветер раздувает большой черный плащ Кит, словно парус. Я иду с подветренной стороны, и его полы хлещут меня по ногам.

— Куда мы идем? — спрашиваю я.

— Мы же на острове, — отвечает она, — а значит, и идти нам особенно некуда.

— Ну, не хочешь — не говори. Я не настаиваю.

И она не говорит.

Берег совершенно пуст, если не считать нескольких сумасшедших собачников, прогуливающих своих питомцев, да бродяг, которые прочесывают пляж в поисках потерянных вещей. Мы шагаем молча, пока не достигаем дальней оконечности острова.

Здесь расположен маяк, опорный пункт Береговой охраны и длинный бетонный пирс, защищающий вход в естественную гавань Плам-Айленда.

— Давай сделаем одну вещь? — говорит Кит, заговорщически улыбаясь.

— Какую?

— Ну, соглашайся же! — смеется она. На лице Кит выражение лукавой угрозы. Она идет к песчаной косе, венчающей остров, выбирает небольшую плоскодонку и, сняв башмаки, сталкивает ее в воду.

— Что ты делаешь?

— Залезай скорее! — торопит она. — Я сама буду грести. Ты просто сиди и ничего не делай.

— Это твоя лодка?

— Нет, конечно.

Я забираюсь в лодку. Кит вставляет весла в уключины и выгребает в пролив, где встречаются воды реки Мерримак и Атлантического океана. Волна сегодня не слишком сильная, но из-за дождя на воде почти никого нет. Кроме того, у неба такой вид, будто вот-вот может налететь ураган.

— Куда мы плывем? — спрашиваю я.

— Туда, — говорит Кит, показывая на какую-то точку на дальнем берегу реки.

— В Нью-Гемпшир? — пробую угадать я.

— Глупый! — смеется она. — Это еще Массачусетс.

— Знаешь, я ведь не очень хорошо плаваю, — говорю я и улыбаюсь, чтобы скрыть тревогу.

— Не волнуйся, все будет в порядке.

Она гребет против течения реки и отлива, и лодка продвигается медленно. Кит приходится прилагать все силы, чтобы нас не вынесло обратно в океан.

— Давай я немного погребу, — предлагаю я.

— О'кей, — соглашается она.

Со многими предосторожностями мы меняемся местами, и я берусь за весла. Кит сидит теперь на корме, мокрая, улыбающаяся, влажные волосы прилипли к разгоряченному лбу. Настоящая наяда или рыбачка — изящная, естественная, озорная. Волны то и дело перехлестывают через планширь, потом нас раскачивает проходящий мимо катер Береговой охраны, но мы все же оказываемся на середине пролива. Теперь уже нет разницы, плыть вперед или поворачивать назад, и я гребу дальше. Отлив пытается утащить нас с собой, и, приноравливаясь к нему, я сильнее налегаю на левое весло.

— У тебя очень хорошо получается, — говорит Кит. На ее щеках розовеет румянец, а глаза кажутся зелеными, как волны. Еще через десять минут наша лодка начинает скрести дном по песку. Последнее усилие, и мы оказываемся на северном берегу реки Мерримак. Здесь мы вытаскиваем лодку на каменистую полоску пляжа, за которой начинаются высокие дюны, поросшие песчаным тростником и низкорослым кустарником.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— Государственный природный парк. Это очень уединенное место — сюда ведет только одна дорога, и по ней мало кто ездит. Раньше я часто приплывала сюда на лодке, чтобы выкурить косячок. Отличный вид, правда?

С берега, где мы стоим, действительно видны почти весь Плам-Айленд, Ньюберипорт, а также изрядный кусок Атлантики. Бурный серо-седой океан кажется мне более близким и знакомым, чем в теплую, ясную погоду, когда и вода, и небо приобретают одинаковый лазурно-голубой цвет.

— Отсюда, наверное, можно рассмотреть твой дом, — говорю я.

— Можно. — Кит согласно кивает. — Вон тот большой — это он. Ну, где флаги...

— Знаешь, мне кажется, что американский флаг все-таки должен висеть выше остальных, — говорю я.

— Ты что, американский патриот, что ли?

Ветер крепчает, и мы прячемся в дюнах. Кит зябко обнимает себя за плечи и ближе придвигается ко мне. По реке Мерримак бегут в океан злые волны с белыми барашками пены, а там, на просторе, уже ходят могучие свинцовые валы. Пронзительный океанский бриз, спотыкаясь, несется над пляжем, оставляя за собой вытянутые песчаные барханчики.

— Как ты думаешь, мы сможем вернуться? — спрашивает она.

— Кому какое дело, вернемся мы или нет?

Ветер начинает завывать по-штормовому, и пространство вокруг вдруг сужается, заполняясь песчаными вихрями. Волосы Кит полощутся на ветру, путаются, лезут в глаза. Она глядит на меня и утыкается лицом куда-то мне под мышку, а я обнимаю ее за плечи.

Она не знает, что делать, как держать себя со мной, что говорить — или не говорить. Ее ладонь лежит на обшлаге рукава моей кожаной куртки и нервно по нему похлопывает. Я снимаю куртку и накрываю ею нас обоих.

Внезапно я замечаю, что Кит вот-вот расплачется. Она пытается загнать слезы обратно, но у нее это плохо получается.

— Как ты думаешь, все будет хорошо? — спрашивает она.

— Что именно? — уточняю я.

— Ну... с папой, с Джеки... Вообще?.. — спрашивает Кит, и я вижу, как слезы катятся у нее по щекам.

Подумаешь, наложат твоему Джеки пару швов, едва не отвечаю я, но в последний момент сдерживаюсь.

— Все будет хорошо, — заявляю я уверенно. — А если ты беспокоишься насчет того, что случилось вчера вечером, — брось! Это действительно ерунда. Все образуется.

— Надеюсь, — говорит она и морщится. Кит всегда хочется казаться сильной, но сейчас она не может с собой справиться. Я слышу, как она негромко всхлипывает.

— Ну, что случилось, дружок? Что тебя беспокоит? — спрашиваю я как можно мягче.

— Нет, я не беспокоюсь, честно! Мне просто хочется, чтобы это поскорее закончилось. Нам было очень хорошо втроем, и я была по-настоящему счастлива, но... Нет, я понимаю, что у папы есть долг перед родиной, есть что-то такое, чего он не может не делать, и все-таки я... мне бы очень не хотелось его потерять, — сбивчиво объясняет она.

— Ничего с ним не случится, — говорю я.

— Откуда ты знаешь?

— Я многое знаю, — уверенно отвечаю я.

Она улыбается сквозь слезы и крепче прижимается ко мне. Некоторое время мы слушаем, как ветер швыряет валы и со свистом проносится над дюнами. В этом разгуле стихий есть что-то величественное, и понемногу Кит успокаивается.

— Это Трахнутый виноват, — произносит она сердито. — Из-за него все началось!

— Да, он нехороший человек, — поддакиваю я с готовностью.

Кит смотрит на меня. Ей хочется говорить со мной откровенно, но она не решается.

— Моей маме здесь бы понравилось. Она любила море, просто с ума по нему сходила, и мечтала жить где-нибудь на побережье, — говорит Кит.

— Откуда она была родом?

— Откуда-то с Лонг-Айленда. Думаю, она жила где-то рядом с заливом, пока не переехала в Бостон.

— Там ты и выросла?

— Да. В городе. Папа часто говорил, что хочет перебраться куда-нибудь поближе к морю. Но только не на Кейп-Энн. Его он терпеть не может. Здешние места ему всегда нравились больше: он считает, что здесь, на Северном побережье, все намного проще и понятнее. Мы уже собирались переехать, но тут мама заболела этой своей злокачественной лимфомой, и... и нам пришлось остаться, чтобы быть поближе к больнице. Мы переехали, только когда она... когда ее...

Я знаю, Кит, мысленно твержу я. Знаю!

Мне хочется произнести это вслух, но я только плотнее прижимаю ее к себе. Огромная черная туча опускается на остров и скрывает сначала ее дом, а затем и противоположный берег реки.

Кит дрожит.

Тело умеет разговаривать не хуже языка, и, не произнося ни слова, мы с Кит говорим друг другу многое. Она глядит мне в глаза. В ее взгляде — доверие и, возможно, что-то еще. Зародыш чего-то большего.

— Я думаю, именно поэтому мама не захотела иметь своих детей. Ведь генетическая болезнь может передаваться по наследству... Вот они и удочерили меня. Думаю, я должна быть благодарна судьбе, хотя это странно — благодарить за то, что кто-то так страшно болен.

Я молчу.

— А твои родители умерли? — спрашивает Кит.

— Да. Мама умерла, когда я был совсем маленьким, а отец скончался несколько лет назад, — машинально цитирую я хорошо заученную биографию Шона Маккены. — Быть может, это покажется ужасным, но... мы с ним не были особенно близки, — добавляю я уже от себя.

— Ничего ужасного в этом нет, такие вещи случаются, — говорит она.

— Да, — мрачно соглашаюсь я. Я мрачен, потому что Кит открывает мне душу, а я в ответ только лгу.

— Он бездельник. И тунеядец. — Судя по ее тону, речь снова идет о Трахнутом. — Он ничего не делает, никакой работы. Джеки вкалывал в папиной фирме как вол; он до сих пор ему помогает, когда папе не хватает рабочих рук, хотя Джеки занимается серфингом и всякими другими клёвыми вещами. А Трахнутый ничего не делает. Вообще!

— Ну, мне бы не хотелось сплетничать, но я о нем кое-что слышал. Кое-что нехорошее, — сообщаю я.

— Что ты слышал?

Прежде чем я успеваю ответить, ветер заворачивает рукав моей футболки, а Кит его поправляет.

— Это тоже осталось от той аварии? — спрашивает она.

— Что именно?

— У тебя шрам на плече. Я заметила, еще когда ты был одет гладиатором.

Я смотрю на Кит, пытаясь наскоро сообразить, насколько откровенным могу быть с ней. Возможность разговора по душам представляется мне не только реальной, но и довольно многообещающей. Конечно, хладнокровный, дальновидный, испытанный профессионал Майкл Форсайт ответил бы: «Да, это осталось у меня от той аварии» — и закрыл тему, но я знаю, что не сделаю этого. Я собираюсь одним прыжком преодолеть разделяющую нас ложь и сказать правду — маленькую часть правды. Я вручу Кит этот крошечный фрагмент настоящего меня и посмотрю, что она с ним будет делать. Отзовется ли она на мое доверие доверием и... молчанием?

— Нет, — говорю я, — это шрам от татуировки.

— От татуировки? А какая она была?

— Ты умеешь хранить тайны?

— Конечно! — отзывается Кит, пожалуй, слишком небрежно, чтобы мне это могло понравиться.

— Ты не должна рассказывать Трахнутому, — говорю я. — И вообще никому. Потому что меня могут неправильно понять.

— Обещаю, что не скажу, — отвечает она.

Слава богу, на этот раз ее голос звучит достаточно серьезно.

— В свое время я вытатуировал себе крылатую арфу. Это была эмблема нашего полка. Видишь ли, я почти одиннадцать месяцев служил в Британской армии, и наш полк назывался «Ирландские королевские рейнджеры». Сейчас его больше не существует, несколько лет назад полк расформировали и объединили с другой частью.

— Ты служил в Британской армии? — переспрашивает Кит.

— Да. Понимаешь, я долго был безработным, и никаких других вариантов у меня не осталось. В то время мне казалось, это неплохая идея, но вскоре выяснилось, что я и армия плохо сочетаемся друг с другом. В конце концов меня уволили по дисциплинарной статье с лишением всех прав и привилегий.

— Теперь я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы Трахнутый об этом узнал, — произносит Кит без всякой интонации.

— Ты ему не скажешь?

— Конечно нет! — говорит она с негодованием. — Но если хочешь знать мое мнение, то лично меня это ничуть не беспокоит.

— Спасибо. И все равно пусть это остается тайной, хорошо? Честное слово, это мой единственный секрет!

— И все равно ничего в этом страшного нет. Ведь тогда ты был молодым и глупым и мог совершить что-то похуже. А армия — ерунда, — говорит она, и я чувствую, что такой ответ мне по душе.

Кит улыбается, и я спешу воспользоваться этой возможностью, чтобы легонько поцеловать ее в лоб.

— Сделай это еще раз! — просит она, мечтательно закрывая большие васильковые глаза.

Я целую ее в губы.

— Мне понравилось, — говорит она. — Я знаю, что это неправильно, но мне все равно нравится.

— Мне тоже, — говорю я. В глубине души я очень рад, что открыл ей что-то из своего настоящего прошлого. Сейчас моя работа заключается в том, чтобы лгать, но то, что происходит между мной и ею, не должно стать частью лжи. Я не стану использовать Кит, чтобы получить свой миллион. Эта девушка не имеет никакого отношения к игре, которую я веду.

Что, интересно, я в ней нашел?

Кит, бесспорно, очень красива, но дело не в этом.

Еще она сбившийся с пути, запутавшийся ребенок, но дело и не в этом тоже. Есть еще что-то.

Вероятно, все дело в чувстве сожаления, которое охватывает меня каждый раз, когда я смотрю на нее. В моей больной памяти.

Она слишком напоминает мне Бриджит — ту девушку, которую я потерял в пространстве и во времени несколько столетий назад.

Я не смог спасти Бриджит. Не смог помешать ей последовать за мной по дороге страданий, войны и мести. Я не смог помешать Бриджит забыть самое себя и превратиться в бесчувственную, внушающую ужас машину смерти. Я не сумел ее остановить, потому что сам толкнул Бриджит на этот гибельный путь. Это я убил человека, за которого она собиралась замуж, и, если Дэн Конелли прав, эта история еще не закончилась.

Сейчас я ничего не могу с этим поделать. Историю нельзя переписать наново, как кому нравится.

Но Кит...

Ее я могу спасти.

Я могу помешать ей сойти в ад.

И в моих силах нейтрализовать влияние двух зловещих звезд, взошедших на ее небосклоне.

Когда пробьет их час, я сумею найти способ вытащить Кит невредимой из этой архисложной ситуации и сделать так, чтобы она не пошла ко дну вместе с ними.

— Кит, мне... — начинаю я и замолкаю, не зная, что сказать дальше.

Она с легкостью находит нужные слова вместо меня.

— Я знаю, Шон, это неправильно, но сейчас мне хочется, чтобы ты... прикоснулся ко мне, — шепчет Кит.

Я просовываю руку ей под свитер, прикасаюсь к холодной коже ее живота и к маленьким, крепким грудям. Обнимаю ее, прижимаю к себе и целую.

— Медленнее! — говорит она.

Я держу Кит в объятиях и медленно целую, а мои руки скользят вниз по ее спине, поднимаются по бедрам и останавливаются между ногами. Она сразу напрягается, и я осторожно отодвигаю девушку от себя, но за мгновение до того, как выпустить ее совсем, я ощущаю где-то под сердцем такую острую боль, что оказываюсь не в силах и дальше сопротивляться тому, что росло во мне все это время.

— Ты нужна мне, — говорю я.

Кит трясет головой:

— Нет!

Я снова целую ее, и — боже мой! — я действительно хочу ее. Хочу прямо здесь, на песчаном берегу, под темным пасмурным небом. Для меня это означало бы очень многое, почти все. Это исцелило бы меня. Сделало бы целым. Разлучило бы с убийством, растворенным в моей крови и свербящим в кончиках пальцев. Мне необходимо отдать себя ей целиком, без остатка. Я хочу обнимать ее, быть внутри нее, соединиться с ней в одно. И я знаю, что ей я тоже необходим.

Я приподнимаю рубашку Кит и целую ее гладкий живот.

— Да... — шепчет она.

Теперь уже сама Кит прижимает меня к себе, и ее холодные мокрые руки скользят по моей спине. Я снова целую ее в губы, потом поднимаю подол рубашки и целую под грудью, соски и — очень осторожно — начинаю расстегивать пуговицы ее джинсов.

— Перестань! — шепчет она.

Но я не могу перестать. Я целую ее живот, татуировку на плече и, протолкнув в петлю последнюю пуговицу, начинаю стаскивать с нее джинсы.

— Не надо! — говорит она. — Стой!..

Но я качаю головой, касаюсь языком ее губ, целую ее ледяные пальцы и...

— Я сказала: прекрати! — сердито кричит Кит и отталкивает меня.

— О'кей, прекращаю, — говорю я с обидой.

— Господи, какие же вы, мужчины, одинаковые! — выкрикивает она и плачет. — Вам всем нужно только одно! Я думала, ты не такой, а ты...

Она вскакивает и начинает застегивать джинсы. Кит в ярости: она злится на меня, но главным образом на себя. Она растеряна, смущена, ее гнетет смутное ощущение вины, и ее руки сами собой сжимаются в кулаки.

— Я не буду трахаться с тобой! — заявляет она.

— Ч-что?

Но она уже шагает по дюнам прочь.

— Нам вовсе не обязательно... заниматься сексом, Кит! Я просто хочу быть с тобой. Вернись, пожалуйста, прошу тебя! Мы можем просто говорить, или молчать, или... в общем, что захочешь. Только не уходи, пожалуйста!

— А пошел ты!.. Я, кажется, уже сказала тебе, что у меня есть парень... — злобно бросает она в ответ и бежит к лодке.

— Стой, Кит! Куда ты?!

— Я возвращаюсь на Плам-Айленд! — кричит она, сталкивая лодку в прибой.

— Подожди! — Я неловко поднимаюсь с песка и бегу к ней, но Кит прыгает в лодку и яростно гребет прочь. Ветер утих, но снова начался сильный дождь.

— Вернись, Кит! Это опасно!

— Отвяжись! Я и без тебя прекрасно доберусь! — кричит она, удаляясь от берега размашистыми, уверенными гребками.

Я пробую вызвать у нее хотя бы сочувствие:

— А мне как быть?

— Ничего, пешком прогуляешься.

— Но куда мне идти?

— Иди вдоль реки, она выведет тебя к Ньюберипорту. Там... — Дальше я уже не слышу.

Машу Кит рукой и жду, не повернет ли она назад. Но она продолжает грести прежним курсом и вскоре превращается в крошечную темную черточку, едва различимую среди серых горбатых волн. Черт!

Я провожаю Кит взглядом до тех пор, пока она не вытаскивает лодку на побережье Плам-Айленда. Убедившись, что ей больше ничто не грозит, я поднимаю капюшон и пускаюсь в одинокий обратный путь.

По моим подсчетам, до города не меньше пяти миль.

— Чертовы бабы! — бормочу я себе под нос.

Нет, не бабы и даже не женщины — девчонки. В этом вся проблема. Кит еще девчонка, пустоголовый, самоуверенный подросток, который ничего не знает и знать не хочет.

Продолжая чертыхаться, я пересекаю дюны и покидаю парк. Вскоре я вновь оказываюсь на шоссе №1. Опять эта чертова дорога! Чертов Массачусетс, чертовы Соединенные Штаты, чертовы «Сыновья Кухулина»! Надо было еще раз спросить у Кит про ее настоящую мать. Я уже заметил, что эта тема всегда выводит ее из себя. Тогда, по крайней мере, у нее была бы настоящая причина злиться.

Еще этот чертов дождь! Все к одному. Я «голосую», но ни одна сволочь не останавливается.

В конце концов я все-таки добираюсь до моста через Мерримак, перехожу его и оказываюсь в Ньюберипорте. Вот и центр города, но во мне по-прежнему все кипит. Эта Кит настоящая динамистка; я не сомневаюсь, что она прекрасно знает, что делает. Шлюха. Стерва. Настоящая Стерва с заглавной «С»! Впрочем, я сам виноват. Чего я, в самом деле, ждал от девицы, которая встречается с таким типом, как Джеки?

Я прохожу мимо полицейского участка, мимо палаток с мороженым, мимо театрика, в котором идут знаменитые «Кошки».

Пожарная каланча. Уотер-стрит. Стейт-стрит. Останавливаюсь напротив «Настоящих английских товаров».

В витрине болтается табличка «Закрыто», хотя еще нет семи. Странно. Обычно магазин работает до восьми или даже до девяти. Дергаю ручку двери. Дверь не поддается. Может быть, она поехала в Бостон, чтобы договориться с начальством насчет денег и амнистии? Ну же, Саманта, открывай! Угости меня хотя бы чашечкой чая!

Я открываю почтовый ящик и кричу в щель:

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Нет ответа.

Значит, она все-таки уехала. Укатила в Мэн наблюдать за повадками птиц в естественных условиях или еще куда-нибудь. Хорошо же она помогает несчастному, одинокому агенту, работающему под прикрытием и ежеминутно рискующему жизнью!

Еще одна дура-баба.

— Эй, есть кто-нибудь дома? — кричу я в последний раз.

Я уже собираюсь уйти, когда у подножия ведущей наверх лестницы появляется какая-то тень.

— Добрый вечер. Кто это?! — кричу я.

Тень направляется ко мне.

Это Трахнутый.

— Привет. Что ты здесь делаешь?! — спрашиваю я.

Он открывает дверь.

— Нет, это я должен спросить, что ты здесь делаешь? — говорит он, направляя на меня пистолет полицейского образца с глушителем.

— Я... я хотел купить для Кит английского шоколада, — говорю я.

— Вот как? — с подозрением говорит он, закрывая за мной дверь.

— Ну да... — поясняю я. — Мы немного поссорились, вот я и...

— Разве ты не видел, что магазин закрыт? Зачем тебе понадобилось кричать в щель почтового ящика? Или ты всегда так делаешь?

— Нет, не всегда, просто хозяйка говорила, что она каждый день торгует до девяти, — объясняю я.

Лицо Трахнутого неподвижно-холодно. Его глаза кажутся серыми, как гранит, из которого высекают надгробные плиты.

— Насколько близко ты знаком с хозяйкой? — спрашивает он лишенным эмоций голосом.

— Шеймас, Джеки и я были здесь вчера, да еще третьего дня Кит возила меня сюда за сливочным варенцом, — говорю я так спокойно, как только могу, потому что к этому моменту я уже понял: Трахнутый убил Саманту. Каким-то образом он раскрыл ее и прикончил. Наверняка он ее допрашивал, но она ничего ему не сказала, потому что в противном случае сейчас я был бы уже мертв. Трахнутый убил бы меня без малейших колебаний или прострелил бы мне оба колена и оттащил в комнату наверху, чтобы долго и со знанием дела пытать.

— Ах да, я помню. В таком случае тебе надо взглянуть на одну вещь... — говорит Трахнутый.

— А пистолет тебе зачем?

— Извини, Шон, но в ближайшие дни я намерен еще раз тщательно тебя проверить. Слишком много всего случилось за последнее время, и это очень, очень подозрительно. Сначала эта ваша вчерашняя неудача, а теперь еще это...

— О чем ты говоришь?

— Кое-что произошло, Шон, — говорит он мрачно.

— Что же?

— Поднимись со мной наверх, и увидишь. Только ты иди первым, — говорит он и отступает в сторону, пропуская меня к лестнице.

Я начинаю подниматься наверх. Уже на второй ступеньке я чувствую запах крови.

На площадке наверху лестницы я поворачиваю направо и вхожу в ее спальню.

Он раздел ее догола, заткнул рот кляпом и привязал к постели. Потом он выколол ей глаза и вспорол живот от паха до шеи.

Но не глубоко, а так, чтобы она умирала как можно дольше.

Кровь повсюду. Кровь на покрывалах, на стенах, даже на стеклянном люке в потолке. В ране на ее бедре все еще торчит хирургический скальпель, а между широко раздвинутыми ногами лежит на простыне маленькая зеленая коробочка для инструментов. Только на самом деле это набор для препарирования, потому что его инструменты — это ножи, скальпели, ранорасширители, щипцы. Сейчас они покрыты запекшейся кровью, кусками кожи, мяса... Видно, что инструменты побывали в работе.

Мои ноги подгибаются, рот мгновенно наполняется горькой желчью.

— О господи! — бормочу я.

— Она была умна, — говорит Трахнутый. — Я не нашел никаких документов, никаких записей. А она до самого конца все отрицала.

— Зачем ты это сделал?! И кто она, черт побери? — с трудом выдавливаю я.

— Она шпионила за нами. Я заметил ее дважды. Видишь ли, я всегда приглядываюсь к незнакомым людям, которые появляются в непосредственной близости от особняка Джерри. Я, впрочем, не был уверен. Даже сегодня вечером не был. В какой-то момент мне даже показалось, что я ошибся...

Трахнутый смеется:

— Да-да, я действительно думал, что ошибся и что эта баба — просто не в меру любопытная туристка, которую заинтересовал самый большой на острове дом. Нет, я и вправду так думал!

— Что-то я ничего не понимаю, Трахнутый.

— Я уже ехал в Портсмут, когда вдруг заметил у магазина большой темно-красный «ягуар», который показался мне знакомым. Тогда я решил зайти посмотреть, кому же принадлежит эта шикарная тачка. Тут-то и начались странности. Во-первых, я вошел в магазин с сигаретой, а она не попросила меня ее затушить. Понимаешь?.. Тут на каждой стене висит знак «Не курить!», а она мне ни слова не сказала. Почему?

Он посмотрел на меня, и я понял, что его вопрос не был риторическим. Трахнутый и в самом деле хотел, чтобы я подумал над ответом.

— Откуда же мне знать!

— Я тебе скажу почему. Потому что мое появление застало ее врасплох, потрясло, испугало. Она меня боялась. Но с чего бы ей бояться, если она меня не знает и видит в первый раз? А в том, что она испугалась, я не сомневаюсь. Я чувствую страх в других, Шон. Нутром. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну вот. Это, как я сказал, была первая странность. Потом я спросил ее, кто она, откуда, и она ответила, что работает в этой лавке всего неделю или две и что на самом деле она англичанка. Странно, не правда ли? Я задавал ей все эти дурацкие вопросы, а она на них спокойненько отвечала, хотя обычная продавщица на ее месте давно бы сказала, чтобы я не занимал ее время, или спросила, собираюсь ли я что-нибудь покупать. Ты видел когда-нибудь продавщицу, которая хотела бы только поболтать с покупателем, а? Нет, Шон, она выдала себя. Она была слишком дружелюбна и приветлива. Слишком. И я решил, что должен проверить ее как следует.

— О господи, Трахнутый, неужели ты убил ее только потому, что она вежливо с тобой разговаривала?

Трахнутый грустно улыбается и вполне дружески похлопывает меня по спине, но его пистолет с глушителем продолжает смотреть мне прямо в живот. Потом он проводит по волосам рукой в перчатке и слизывает брызги крови с губы.

— Да, Шон, был момент, когда я думал, что совершил ошибку. Я связал ее, заткнул ей рот и позабавился с ней, а потом обыскал квартиру. Но ничего, абсолютно ничего не нашел! И это было еще одной ее ошибкой. Я хочу сказать, у каждого человека должны быть какие-то личные, принадлежащие только ему вещи: водительские права, паспорт, библиотечный абонемент, письма — что-нибудь... А тут — ничего!

Я судорожно дергаю головой.

— К счастью, интуиция меня не подвела. В конце — в самом конце — я вынул кляп у нее изо рта. Ей было больно, очень больно, и она умоляла меня прикончить ее поскорее. Она прямо так и сказала: «Пожалуйста, Трахнутый, убей меня! Убей скорее!» Сечешь, в чем фишка? Она сказала: «Убей меня, Трахнутый», — повторяет он, приподнимая брови, и на его лице появляется выражение жестокого торжества.

— Что-то я не врубаюсь, — говорю я.

— Меня никто не называет Трахнутым. Никто, кроме Джерри, «Сыновей Кухулина» и ребят, которые остались в Стране Отцов. Она была из ФБР, эта девка, точно тебе говорю. Или же она была британским агентом, работавшим на ФБР.

— Ты уверен?

— Уверен. И именно поэтому мне абсолютно не понравилось, что ты звал ее через щель почтового ящика, словно вы с ней хорошо знакомы. Теперь нам всем придется в самое ближайшее время ненадолго покинуть город. Надо только избавиться от тела, а потом можно перейти к плану «Б», как предлагал Джерри. Нанесем удар, когда наши враги будут меньше всего к нему готовы. А ты как думаешь?

— Я не знаю, Трахнутый, — говорю я, сражаясь с головокружением.

— В любом случае мне придется за тобой присматривать. И как следует присматривать, — мрачно добавляет он.

— Я встречался с этой женщиной всего два раза в жизни! — возражаю я.

Трахнутый сочувственно кивает:

— Поставь себя на мое место, Шон. Осторожность никогда не бывает лишней, согласен?

— Но я знаю эту бабу не лучше, чем Кит или Джеки, — не отступаю я.

— Да, но Кит и Джеки с нами давно, они уже заслужили мое доверие. А ты новичок. Мы знаем тебя чуть больше недели, и я бы не сказал, что эта неделя была для нас очень удачной.

Я встречаюсь с ним взглядом и киваю:

— Ты прав. На твоем месте я бы, наверное, поступил так же.

Он ухмыляется:

— Ты хороший парень, Шон. Во всяком случае, я на это надеюсь. Ради тебя самого надеюсь.

Несколько секунд мы молча стоим, глядя на кровать. Внезапно я замечаю, что грудь Саманты слегка поднимается и опускается.

— Она еще жива! — ахаю я, не в силах справиться с охватившим меня ужасом.

— Все равно ей недолго осталось, — цинично отвечает Трахнутый.

И он прав.

Ее кровью залит весь пол.

Ее щеки мертвенно-бледны, зубы выбиты, на губах при каждом вздохе выступает кровавая пена.

А я ничего не могу поделать. У Трахнутого пистолет!

Но если ты слышишь меня, Саманта, если ты можешь услышать меня — услышь!

— Но не хотел бы я оказаться на твоем месте, если ты все-таки ошибся, — говорю я.

Он смотрит на меня, пытаясь понять, уж не угроза ли это, но мое лицо не выражает ровным счетом ничего. Трахнутый решает промолчать. Я тоже молчу, глядя, как дыхание Саманты становится все слабее и слабее. И вот ее грудь замирает навсегда.

У смерти — тысячи дорог.

Пока длятся последние минуты агонии, я невольно думаю о том, что в эти самые мгновения тысячи людей по всей Земле совершают тот же таинственный переход от жизни к небытию. Но с одной существенной разницей: Саманту снарядил в последний путь Трахнутый — любимый ученик и ближайший помощник Смерти. Говорят, правда, что где-то в Буэнос-Айресе еще живы старики, которые в далеких сороковых убивали людей десятками тысяч. Говорят, что в Камбодже или Руанде военные преступники собственноручно уничтожили сотни и сотни своих соотечественников. По количеству жертв Трахнутому, конечно, никогда с ними не сравниться, но ему это и не нужно. Он — специалист. Маэстро. Он умеет убивать быстро или, наоборот, медленно, причиняя жертве нечеловеческие страдания. С Самантой он не торопился. Трахнутый убивал ее на протяжении двух часов, может быть, дольше. Он страшно пытал и мучил ее, и мне кажется, среди палачей и убийц найдется совсем немного таких, кто гордился бы своим умением так, как Трахнутый.

Британский агент, к тому же агент-женщина — для него это была большая удача.

Просто подарок.

Я прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. И набираю полную грудь воздуха. Медленно выдыхаю. Еще раз: вдох, выдох, вдох, выдох-Постепенно мой страх рассеивается. Я смотрю вокруг, пытаясь как можно лучше запомнить всю картину. Я вижу аккуратные, точные разрезы на ее теле. Содранную кожу. Рассеченные мышцы. Пустые глазницы. Запах крови лезет мне в горло. Так...

Все-таки ты совершил ошибку, Трахнутый. Тебе невдомек, что я тоже любимец Смерти и отправил в ее объятия многих и многих.

Вот так-то, Трахнутый.

Дай-ка мне взглянуть на тебя как следует...

Ты уверен, спокоен, почти расслаблен.

Мы с тобой ровня. Товарищи по оружию, коллеги по ремеслу.

Настанет день, когда ты ответишь за все.

Только опусти пистолет, и ты получишь свое сейчас.

Ну?..

Ты не двигаешься, ты по-прежнему настороже, но это ничего не изменит.

Ты уже мертв, Трахнутый. Здесь, в этой комнате, пока мы оба еще живем и дышим и ты глядишь на меня холодными, серыми, как гранит, глазами, я смотрю на тебя без страха и клянусь, что встречу тебя в неравном и несправедливом бою. Клянусь, что не пощажу тебя и рука моя не дрогнет, когда нужно будет нанести смертельный удар.

Вот так, дружище.

Я разрежу твой труп на куски, брошу на черную мусорную баржу, и Смерть поведет ее в море, откуда не будет возврата.

Этот день обязательно придет!

И я буду ждать его с нетерпением.