Линда Мэдл Шепот фиалок

1

Лондон,

апрель 1807 года

Павлинье перо на дамской шляпке дрогнуло. Незнакомка слегка повернула голову, из-под полей шляпы выискивая взглядом своего соперника среди переполненных рядов.

Николас, не делая ни малейшей попытки спрятаться за чьей-нибудь спиной, в свою очередь с интересом рассматривал даму. Такого оппонента он меньше всего ожидал встретить на аукционе Сотби.

Утонченная, изысканная, от украшенной пером шляпки до шелковых туфелек цвета индиго, она была так хороша, что казалась чуждой в этом зале, в окружении коллекционеров – большей частью солидных джентльменов с бакенбардами и неизменными трубками в зубах да сжигаемых алчностью перекупщиков. Тонкая фигурка в синей бархатной накидке дышала очарованием юности, и трудно было поверить, что это прелестное создание может коллекционировать хоть что-нибудь, кроме восхищенных взглядов и комплиментов.

Так его и не обнаружив, леди резко отвернулась, вскинула лицо к аукционисту и увеличила цену.

Она перебила его собственное предложение сразу на пять гиней, что, впрочем, не произвело на Николаса особого впечатления.

Дядя Николаса, сидевший рядом с ним, негромко хмыкнул.

– Вот узнает Сент-Джон, что его сестра появилась здесь без надлежащего сопровождения, – как бы его связывать не пришлось, – словно смакуя предстоящий скандал, прошептал дядя Джордж Николасу. – Мы ведь с ним посещаем один клуб.

Николас жестом показал аукционисту, что готов перебить предложение мисс Сент-Джон. «Интересно, далеко ли она зайдет», – подумал он. Похоже, ни один лот, кроме этого, ее не интересовал. В данный момент молодая леди напряженно следила за аукционистом, явно горя желанием одержать победу. Аукционист объявил новую цену, и она снова оглянулась через плечо – не слишком быстро, но на этот раз достаточно, чтобы увидеть его. Из-под полей шляпки на него сверкнули выразительные глаза, бездонные, огромные. Тонкая бровь изогнулась. Сочные губы гневно сжались, и их невольный, но от этого не менее соблазнительный намек не ускользнул от Николаса. Как, должно быть, восхитительно податливы эти губы в поцелуе!

Легким кивком Николас дал понять, что ее взгляд им замечен. Она вновь повернулась лицом к аукционисту; перышко на шляпе яростно заходило вниз-вверх. Изящными, затянутыми в перчатку пальцами она поправила выбившуюся из-под шляпки прядь.

Невозмутимое лицо аукциониста не выражало ни малейших эмоций, но голос его заметно дрогнул, когда он объявлял последнюю цену этого лота. Нашлись же на свете чудаки, готовые выложить десять гиней за лежавшие перед ним на столе листки нотной бумаги с записью какой-то мелодии.

По переполненному залу аукциона прокатилась волна приглушенного шепота.

Дядя Джордж тихо ахнул:

– Да-а, задешево она его тебе не уступит.

Мисс Сент-Джон, насколько было известно Николасу, пользовалась в свете репутацией бунтарки, с легкостью отвергающей общепринятые правила приличия. Для высшего света репутация была, пожалуй, не менее сомнительна, нежели его собственная, хотя, ясное дело, иного толка. И похоже, на сей раз высшее общество в оценке не ошиблось.

Насмешливая гримаса на миг исказила лицо Николаса. Странное дело – вызов этой дамы его радовал, даже несмотря на подскочившую цену лота. Ее несомненная решимость доставляла ему удовольствие. Пожалуй, такого удовольствия он не испытывал уже очень давно.

Слегка приподняв ладонь, Николас дал понять, что продолжает торги. От волнения аукционист буквально прокаркал очередную сумму. Давно вышедшие из борьбы другие соискатели этого лота, закаленные в боях коллекционеры, перекупщики, – все до единого обратили на соперников удивленные взгляды, не слишком понимая смысл упорных торгов.

Дядя Джордж ткнул племянника локтем в бок:

– Ник, ты что творишь? Ради бога, это же безумная цена за какой-то клочок бумаги. Пусть бы хоть автор музыки был знаменитостью. А этот венгр… как его там… Франц Шамьер? О нем ведь никто и не слышал. Да кому вообще нужны все эти сонаты и тому подобное? Разве что сентиментальным старым девам и дамам, тоскующим по ушедшей любви?!

– Я вас предупреждал, что мы только за этим сюда и пришли.

Верно, так оно и было, вот только Николас никак не ожидал, что ему предстоит такая напряженная борьба за этот отрывок. Это ведь даже не целое произведение. Разумеется, он предполагал некое соперничество – скажем, со стороны какого-нибудь заядлого коллекционера, но уж никак не со стороны изысканной юной леди.

– Так я тебе и поверил! – прервал его размышления дядя Джордж. – Теперь вижу – ты и впрямь решил биться до последнего. Но у мисс Сент-Джон, похоже, интерес к этим нотам не меньше твоего. Ох и сомневаюсь я, чтобы ее брат одобрил такое поведение. Ему не понравится, что фамильное состояние растрачивают на какие-то никчемные песенки.

– Меня это не касается, – бросил Николас, проследив, как мисс Сент-Джон перебила его предложение. Он поднял цену не колеблясь. В зале раздались изумленные возгласы.

Дядя Джордж придвинулся и зашептал на ухо Николасу:

– Дэвис Сент-Джон рвет и мечет. Я-то знаю, видел его в клубе! Судя по всему, его сестричка отвергает всех возможных претендентов на ее руку, так что у него уже возникли опасения – удастся ли вообще найти ей достойного мужа. А она ведь уже не дебютантка, еще чуть-чуть – и будет поздно.

Николас не ответил. Как и все собравшиеся в зале, он с нетерпением ждал ответа мисс Сент-Джон. Она недвижно застыла, выпрямив спину и не глядя по сторонам. Павлинье перо на шляпке уныло повисло. Голову соперница Николаса не опустила, но вся словно сникла.

Наконец мисс Сент-Джон едва заметно качнула головой – так, что этот жест уловил бы лишь умудренный опытом аукционист да кто-нибудь из завсегдатаев торгов. Нахлынувшее на Николаса разочарование захватило его врасплох. Он сам не понимал, откуда взялось желание продолжать противоборство. Один-единственный взгляд через плечо – и тот устроил бы его больше, чем ее внезапный отказ от борьбы.

Обретший голос аукционист в последний раз воззвал к присутствующим. Ответом ему были лишь общий шум да удивленное перешептывание. Наконец аукционист провозгласил окончательную цену обретенного Николасом лота – цену столь астрономическую, что даже Николасу стало на миг не по себе. Но он не жалел о расходах. Сообщение, которое он надеялся обнаружить на этом нотном листочке, – или хотя бы часть сообщения, – стоило любых денег.

В зале вновь зашумели, задвигались; напряженную тишину последних минут сменил привычный шум аукционных торгов. Николас, дядя Джордж и мисс Сент-Джон поднялись со своих мест. Леди направилась к выходу и скрылась за дверью первой. За ней поспешили горничная и лакей.

Николас прошел к секретарю аукциона, чтобы договориться об оплате и получении с таким трудом приобретенного лота. Покончив со всеми необходимыми формальностями, он собрался было уходить, но не успел еще надеть шляпу, как перед ним возник лакей в зеленой с золотом ливрее дома Сент-Джонов.

– Граф Сикум, милорд? – произнес он с вежливым поклоном.

– Это еще что? – Дядя Джордж демонстративно обвел лакея взглядом с головы до ног. – Так, та-ак, грум Сент-Джона. Весьма впечатляюще, должен признать. Вышколен отменно.

Почтительный и вместе с тем высокомерный слуга даже бровью не повел в сторону дяди Джорджа, словно и не слышал его замечания.

– Да, я граф Сикум, – отозвался Николас. Уже почти два года его величали этим титулом, но он все еще к нему не привык.

– Вам, милорд. – Грум протянул ему письмо. Аккуратными буквами на листке были выписаны его титул и полное имя.

Николас взял письмо.

– Благодарю.

Лакей отступил на шаг, но уходить, по-видимому, не собирался.

– Мисс Сент-Джон просила меня дождаться вашего ответа, милорд.

– Мисс Сент-Джон? – переспросил Николас. Он был удивлен, озадачен, но в глубине души, как ни странно, доволен.

– Она, значит, не сдается, – со смешком заявил дядя Джордж. – Ну, открывай же, мой мальчик. Меня и то разбирает любопытство.

Дядя Джордж вытянул шею, чтобы взглянуть на листок в руке племянника. Николас, заинтригованный не меньше дяди, пробежал глазами несколько строчек.

– Это приглашение на музыкальный вечер в городском особняке Сент-Джонов.

– Когда он состоится?

– В конце недели.

– Приглашение-то слегка запоздало, а, как по-твоему?

Дядя Джордж презрительным фырканьем выразил свое отношение к такому вопиющему нарушению этикета и, повернувшись к лакею, обжег его взглядом, словно тот нес личную ответственность за этот промах своих хозяев.

– Я ведь в последнее время получаю не слишком много приглашений, – напомнил ему Николас, – хотя бы и запоздалых.

– Хм! Жалеть тебе не о чем. Ведь все равно на те, что получаешь, ты отвечаешь отказом. – Дядя Джордж расправил плечи. – Наше общество больше чем на половину состоит из огромной массы глупцов, доложу я тебе.

Николас с задумчивым видом сложил письмо. Вера в него дяди Джорджа была непоколебима, и Николас очень ценил такую преданность, но факт оставался фактом – ничем не подтвержденные слухи о его предательстве превратили его в некоего изгоя общества. И пусть его затворничество носило по большей части добровольный характер, но внезапная холодность высшего света если и не совсем ожесточила его, то отозвалась в нем ранее несвойственным цинизмом. Вне всяких сомнений, единственной причиной приглашения мисс Сент-Джон была надежда, что он уступит ей свою сегодняшнюю покупку.

Расставаться с музыкальным отрывком он не собирался. Зная это, ему следовало бы сразу отклонить ее приглашение, но уж больно заинтриговал его вспыхнувший в удивительных глазах леди огонь. Николас отлично знал, зачем ему самому необходим этот листочек с неровно оборванными краями, но вот откуда в мисс Сент-Джон такое страстное желание приобрести часть наследия венгерского композитора? А почему бы, собственно, и не попробовать получить ответ на этот вопрос? В конце концов, его светскую жизнь сейчас слишком насыщенной не назовешь, а компания обещает быть интересной.

Он повернулся к лакею:

– Передай своей госпоже, что я счастлив принять ее приглашение на музыкальный вечер и буду с нетерпением ждать момента, когда смогу отдать должное ее гостеприимству.

Дядя Джордж, да хранит его Господь, не проронил ни слова.

– Слушаюсь, милорд. – Грум снова поклонился. – Я передам ваш ответ мисс Сент-Джон.

Дверь за лакеем закрылась. Надев шляпы, Николас и дядя Джордж вышли вслед за ним на Йорк-стрит и в сероватой мартовской мгле успели заметить, как экипаж мисс Сент-Джон скрылся за углом.

– Необычное семейство эти Сент-Джоны, – заметил дядя Джордж в недвусмысленной попытке выяснить у племянника причины, заставившие того принять приглашение.

– Мне многие так говорили. – Николас вовсе не собирался сообщать дяде Джорджу о своем интересе к мисс Сент-Джон. Он сделал знак, чтобы подали их экипаж.

– Да уж, богаты, как сам царь Мидас. Миссис Сент-Джон скончалась родами, произведя на свет близнецов, а Джеймс Сент-Джон вторично так и не женился. Несколько лет тому назад он отправился в очередную деловую поездку, но его судно пропало в море. С тех пор, насколько я знаю, Дэвис взял на себя управление фамильным импортно-экспортным бизнесом – и отлично справляется, – продолжал словоохотливый родственник Николаса. – Их считают едва ли не законодателями мод. Особенно превозносят вкус его сестры-близнеца, мисс Дориан. Деньги и тонкий вкус – вот сочетание, которому высший свет не в силах противостоять; вот все, чем свет восхищается, что он обожает и к чему стремится.

Николас слушал молча. Любитель поговорить, дядя Джордж никогда не нуждался в поощрении.

– Не обошлось, правда, и без скандала. Помнится, он был связан с их тетушкой, Шарлоттой Сент-Джон, и ее несчастной любовью к какому-то иностранному герою, погибшему за свою страну. Но высший свет закрыл на это глаза. Деньги в этом смысле – достоинство весьма и весьма ценное. Почти столь же ценное, сколь и титул. А Дэвис Сент-Джон, кстати, не лишен амбиций. Вроде бы даже надеется получить титул – стать рыцарем или баронетом. Так, во всяком случае, поговаривают в клубе.

К тротуару подъехал открытый экипаж Деррингтонов.

– В таком случае он вряд ли обрадуется моему появлению среди гостей его дома.

Николас следом за дядей забрался в карету и приказал кучеру отвезти их через центр к лондонским докам. На сегодняшний день с высшим светом и его интригами было покончено. Николас хотел узнать, какие корабли бросили якорь на Темзе. Со дня на день в Дептфорде ожидали прихода «Неустрашимого», где капитаном был Гэвин Треффорд, единственный теперь, если не считать дядю Джорджа, друг Николаса.

– И зачем ты принял приглашение мисс Сент-Джон, никак понять не могу? – не унимался дядя Джордж. Он явно не желал закрывать эту тему. – Впрочем, я уверен, что Дэвис, как истинный джентльмен, не станет устраивать сцен. Что же до Дориан Сент-Джон… ей-то, судя по всему, на репутацию наплевать. И вообще, скорее всего она попытается выкупить у тебя этот клочок нотной бумаги.

– Догадываюсь. – Уголки его губ дрогнули в довольной усмешке, а на сердце стало легко – до странности легко! – при воспоминании о вызывающем блеске глаз Дориан Сент-Джон.

Вопреки сложившейся привычке не обращать внимания на погоду, Николас, выискивая признаки близких перемен, поднял глаза к нависшему над городом небу. Свинцовые облака, казалось, не предвещали ничего более худшего, чем извечный британский туман. Легкий бриз с реки обласкал его щеку, принеся с собой знакомый запах порта – смесь промозглой сырости и смрада гниющей рыбьей требухи.

И все же в атмосфере ощущалось напряжение – едва уловимое, неопределенное, волнующее. Крохотный сгусток энергии зашипел и рассыпался. Мгновенный порыв ветра хлестнул по лицу и затих…

Сегодня Николас получил первую часть того доказательства, которое поможет ему восстановить доброе имя своей семьи. Впереди его еще ждут упорные поиски, но теперь он обрел уверенность, что нашел возможность отстоять свою собственную честь и честь рода Деррингтонов.

Выработанная годами морской службы интуиция подсказывала ему, что ветер вот-вот переменится. И переменится круто. Близился шторм, настоящий шторм, когда волны грозят накрыть корабль и жестокий ветер рвет паруса.

Улыбка предвкушения – и удовольствия – осветила лицо Николаса Деррингтона.

Дориан неслышно прикрыла дверь кабинета, стараясь ни единым звуком не потревожить дремавшую в кресле у камина пожилую леди, и на цыпочках пересекла комнату.

Она была рада выпавшей ей возможности побыть наедине с собой и подумать, как сообщить тете Шарлотте о неудаче на аукционе. На письменном столе были разложены нотные страницы. Дориан склонилась над столом, изучая результаты неустанных трудов тети Шарлотты. Собирать произведения Франца Шамьера оказалось делом кропотливым и мучительно долгим. Впрочем, сама Дориан считала, что спешка никогда ни к чему хорошему не приводит. А сегодняшние неудачные торги на аукционе «Сотби» лишь укрепили ее в этом мнении.

Направляясь на аукцион, она не предвидела особых сложностей. А потом неизвестно откуда возник этот Сикум. Дориан никак не могла выбросить из памяти его облик: завитки темных волос над белоснежным шейным платком, пронзительный взгляд синих глаз и безжалостно-чувственный рот. Кажется, заметив, как она оглянулась на него, он даже имел наглость ответить ей насмешливой улыбкой. И сразу же перебил ее цену.

Дориан никогда не слышала, чтобы Сикум что-нибудь коллекционировал, но торговался он жестоко. Кто бы мог вообразить интерес к музыке в бывшем морском капитане, отпрыске Деррингтонов?

Мелодичный бой каминных часов огласил комнату. Тетя Шарлотта вздрогнула и открыла глаза.

– Ох, боже, уже так поздно! Дориан, дорогая, ты давно здесь?

Пожилая леди с трудом выпрямилась в кресле, расправила складки кружевных манжет своего густо-лилового платья. Тетя Шарлотта всегда одевалась в лиловое, и не без оснований. Этот цвет очень шел к ее свежему цвету лица и подчеркивал благородный серебристый блеск волос.

– Я тут присела на минутку просто отдохнуть. И вдруг заснула.

– Ничего-ничего, тетя Шарлотта, – отозвалась Дориан. – Вы, я вижу, сегодня немало потрудились. Разобрали весь цикл этюдов, о котором мы вчера говорили.

– Да. Думаю, именно в таком порядке их хотел видеть Франц. – С загоревшимися от восторга глазами тетя Шарлотта всем телом подалась вперед: – Представляешь, дорогая, я нашла одну его давно забытую вещь! Хочешь послушать?

Не дожидаясь ответа Дориан, она прошла к роялю. Комната наполнилась звуками легкой, нежной, лиричной мелодии. Дориан прикрыла глаза. Перед ее мысленным взором возник сам Франц… темные кудри упали на лоб, руки летают, колдуют над клавишами слоновой кости…

Дориан отбросила неприятные воспоминания о часах, проведенных в прокуренном зале аукциона. Что значат эти мелкие неудобства в мире, где существует музыка Франца Шамьера? Последняя нота растаяла в воздухе, и Дориан вздохнула, неохотно расставаясь с тем блаженством и умиротворением, что приносила ей мелодия.

Тетя тоже вздохнула.

– Ну что, Дориан? – прервала молчание Шарлотта. – Удалось тебе купить тот отрывок партитуры Франца, который выставили на аукционе?

Вынужденная спуститься с небес на землю, Дориан собрала все свое мужество и поверх крышки рояля обратила на тетю виноватый взгляд:

– Боюсь, не удалось, тетя Шарлотта. Я никак не ожидала такой высокой цены.

– О! – Смятение задуло восторженные огоньки в глазах Шарлотты. Она вся как-то съежилась. – Мои средства очень ограничены.

– Проблема не в деньгах, – возразила Дориан, стараясь ничем не выдать своей тревоги, ледяной рукой сжавшей ее сердце.

Она безмолвно проклинала свою опрометчивость. Как можно было отправиться на аукцион, не подготовившись должным образом! Тетя так слаба, у нее такое хрупкое здоровье. Лишь очередное произведение Франца Шамьера, добытое для нее Дориан, всякий раз улучшает ее состояние. А для своей тети, которая заменила им с Дэвисом мать, Дориан готова была сделать все, что угодно.

– Я не собираюсь сдаваться, тетя Шарлотта. Уверена, что смогу достать для вас этот отрывок. Потребуется чуть больше времени, чем я думала, – и только.

– Я и не предполагала, что эту рукопись так трудно будет получить, – сказала Шарлотта. – Может, лучше вообще от нее отказаться? Тебе бы следовало проводить время с друзьями, встречаться с молодыми людьми. Сейчас ты должна радоваться жизни, Дориан. Ты должна искать себе мужа. Пора подумать о семье, детях, моя дорогая.

– Но ведь изо всех произведений Франца только эта песня, «Шепот фиалок», написана специально для вас, тетя Шарлотта, – сказала Дориан, пытаясь отвлечь пожилую леди от неприятной темы.

– Да, конечно, не стану отрицать, что была бы рада получить эту рукопись, дорогая, но только не ценой каких-то жертв с твоей стороны. – Узловатые, но по-прежнему гибкие пальцы Шарлотты стиснули ладонь Дориан. – Обещай, что не станешь прятаться, что постараешься найти свою половинку – истинную, любящую. Весь смысл жизни в истинной любви, Дориан. И лучше наслаждаться ею хотя бы мгновение, как я… чем не знать ее вовсе. Обещай мне, дорогая, что ты будешь искать своего любимого.

– Конечно, тетя Шарлотта. Я постараюсь, – уклончиво отозвалась Дориан. Любовь для нее была таким же чудом, как и для тети Шарлотты. Неповторимым, ускользающим и таким редким в тщательно спланированных браках прошлых поколений. Но сейчас поддержать тетю, сохранить ее здоровье было для Дориан важнее, чем встретить истинную любовь. – Поиски любви ведь не исключают приобретения той песни, которую Франц написал специально для вас и собирался вам передать, верно?

– А кто ее купил? – спросила Шарлотта.

– Граф Сикум.

– Сикум? Сикум? – Тетя Шарлотта сосредоточенно сдвинула брови. – Должно быть, Деррингтон… ах да, титул ведь перешел к новому графу Сикуму. Дай бог памяти… прославленный капитан адмирала Нельсона, один из его фаворитов…

Голубые глаза тети Шарлотты изумленно расширились:

– О нет! Неужто тот, кто предал нас при Трафальгаре?..

– Так говорят, – признала Дориан. Обвинения в предательстве волновали ее куда меньше того факта, что Сикум завладел необходимым ей музыкальным отрывком. – Однако еще не все потеряно. Он принял мое приглашение на наш музыкальный вечер. Я сама прослежу, чтобы он не скучал, сама постараюсь развлечь его и выберу нужный момент, чтобы с ним договориться насчет песни.

Лицо Шарлотты снова просветлело.

– Ну конечно! Сикум должен быть истинным джентльменом, он ведь из прекрасного старинного рода Деррингтонов. Как только он поймет, что мы хотим в память о Франце собрать все его произведения, он тут же уступит нам этот отрывок.

– Не сомневаюсь, – отозвалась Дориан, хотя была в этом далеко не так уверена.

Насмешливая улыбка Сикума не располагала к радужным надеждам. Преобладающий в его одежде темно-синий цвет – цвет морской формы, непреклонный подбородок и безукоризненная линия аристократического носа – все говорило о волевом, несгибаемом характере. В аукционном зале он возвышался над остальными на добрую голову, но не его рост страшил Дориан, ее отпугивала исходящая от него надменная самоуверенность.

Но самым странным в его облике было эмалевое кольцо на пальце. В свете о кольце перешептывались, и ей эти слухи были известны. Однако когда он взмахом руки в последний раз поднял цену и Дориан воочию увидела это кольцо с траурным узором черным по золоту, по спине у нее побежали мурашки. Никто не знал наверняка, по кому носит траур граф Сикум.

Дориан о нем почти ничего не было известно – кроме того, что последнее время лорд Николас Деррингтон, граф Сикум, редко появляется в свете. Приглашение на ее музыкальный вечер вызовет множество удивленных взглядов и пересудов, что, впрочем, никогда не тревожило Дориан. Не волновалась она об этом и сейчас. Это приглашение было единственным шансом получить упущенный сегодня отрывок.

Жаль, что она не знает, зачем Деррингтону понадобился не представляющий никакой ценности для коллекционера отрывок партитуры Шамьера. Но какими бы ни были его мотивы, Дориан подозревала, что граф Сикум если и согласится расстаться со своим приобретением, то только за очень высокую цену.

День постепенно угасал. Уже замерцали в плотном тумане фонари двухколесных экипажей, проезжающих по лондонским улицам. Подошло время чая, и слуги внесли в гостиную поднос с обилием самых разнообразных сандвичей и пирожных, а дворецкий зажег в комнате лампы. Дориан завела этот ежедневный ритуал чаепития с обязательными сандвичами, чтобы поддерживать силы в хрупком теле тети Шарлотты.

Дориан только-только принялась разливать чай, как шум со стороны парадного входа возвестил ей о возвращении Дэвиса. Хорошо зная привычки брата, она спокойно протянула тете чашку и предложила сандвич с огурцом. До ужина Дэвис не имел обыкновения наносить дамам визит.

Однако сегодня, вместо того чтобы уединиться в библиотеке, он направился в гостиную – Дориан услышала звук его шагов на лестнице. Уверенная, что до брата уже дошли слухи о ее посещении аукциона, она поднесла к губам чашку. Сделала большой глоток, не столько наслаждаясь ароматным напитком, сколько черпая в нем силы для встречи с братом.

– Добрый день, леди.

Дэвис остановился на пороге. Он был почти так же высок, как и граф Сикум, но сложения более тонкого, по-юношески изящного. Прядь светлых волос упала на его лоб, а суженный взгляд проницательных глаз, остановившись на Дориан, вспыхнул. Обращенное к тете Шарлотте приветствие прозвучало, как обычно, почтительно и любезно, но губы у него побелели от гнева.

– Дэвис! – Кроткое лицо тети Шарлотты осветилось довольной улыбкой. – Как это мило, что ты решил к нам присоединиться.

– В самом деле. – Дориан улыбнулась брату, зная наверняка, что в присутствии тети Шарлотты он не посмеет излить свою ярость. Тетю нельзя расстраивать. Благополучие тети Шарлотты – вот единственный вопрос, в котором мнения Дориан и Дэвиса никогда не расходились. – Прикажу подать еще один прибор.

– Нет, благодарю вас, тетя Шарлотта, – сказал Дэвис. – Это излишне. Мне придется покинуть вас на весь вечер, у меня назначена встреча. Деловая встреча. Но с тобой, Дориан, мне необходимо поговорить безотлагательно.

– Да, конечно.

Дориан медленно поднялась из-за стола. Она надеялась отложить столкновение с братом до того момента, когда его гнев немного поостынет, но что ж – нет так нет. Справится и сейчас.

Лицо тети Шарлотты омрачилось.

– Что-нибудь случилось?

– Вовсе нет, дорогая, – отозвалась Дориан, с нежностью погладив пальцы тети Шарлотты. – Я сейчас вернусь. Вот, возьмите пока еще один сандвич.

Дэвис осторожно прикрыл за собой дверь. В коридоре брат и сестра застыли лицом к лицу.

– Как ты могла?! Об этом говорит уже весь Лондон. В клубе знакомые просто смеялись мне в лицо.

– Как я могла – что? – Дориан давным-давно поняла, что, прежде чем занимать определенную линию обороны, нужно до мельчайших деталей выяснить, с каким обвинением она имеет дело.

– Ты появилась на аукционе без надлежащего сопровождения.

– Со мной были горничная и лакей.

– Поездка на аукцион – это тебе не прогулка по парку! – Дэвис в гневе вскинул руки. – Ты сама прекрасно знаешь, что леди положено появляться в таких местах в сопровождении джентльмена.

– Я не гуляю по парку. Предпочитаю верховую езду.

– При чем тут это, – отмахнулся Дэвис. – Ты отправилась на аукцион одна, и, хуже того, – ты еще и общалась с этим предателем, как там его?..

– Граф Сикум, – подсказала Дориан. – Я считала, ты лучше знаешь аристократические семейства.

– Разговор сейчас не об этом, – взорвался Дэвис. – Что за записку ты ему послала? Все видели, как наш грум передал ему письмо.

– Я всего лишь пригласила графа Сикума к нам на музыкальный вечер, который состоится в пятницу, – ровным тоном ответила Дориан, словно Дэвис только этого от нее и ждал. Ее брат всегда имел слабость к титулам. – На аукционе граф проявил необычайный интерес к музыке Франца, и я подумала, что игра тети Шарлотты доставит ему удовольствие.

– Ты пригласила Сикума в наш дом?

– Да. И он принял приглашение, – с удивлением подтвердила Дориан. Что ни говори, а она выиграла. В карете, спешно набрасывая приглашение, она, откровенно признаться, ожидала отказа. – Нет, правда, Дэвис, у него вполне респектабельный вид. Он совсем не похож на предателя.

– А как ты себе представляла предателя? По-твоему, он должен облачиться во французскую форму?

Дориан пропустила выпад брата мимо ушей.

– Как я понимаю, обвинения ничем не подтверждены, верно? Все основывается только на слухах?

– Официальное обвинение в предательстве так и не было выдвинуто. – Эта мысль, казалось, слегка обескуражила Дэвиса. – И тем не менее все вокруг считают его виновником гибели сотен людей. Некоторые даже отказываются находиться с ним в одном помещении. Воображаю себе, что скажет Элизабет! Если мы нанесем оскорбление высшему свету, общество от нас отвернется.

– Ах, так во-от что тебя волнует! Ну конечно! Леди Элизабет и ее отец, герцог Истли! – понимающе кивнула Дориан.

Когда дело касалось этой темноволосой дамы, Дэвис всегда проявлял непомерную щепетильность. Но Дориан также было известно, что для общества собственные интересы – превыше всего. Немногие представители лондонской аристократии могли себе позволить игнорировать Сент-Джонов.

– Я искренне сомневаюсь, Дэвис, что появление на вечере графа Сикума скомпрометирует нас. И если ты думаешь, что я откажусь от своего приглашения, то ты сильно ошибаешься.

Дэвис в бессильной ярости сверлил ее взглядом.

– Это же не какой-нибудь роскошный светский прием, а всего лишь домашний музыкальный вечер, – убеждала брата Дориан. – Немного фортепианной музыки, капелька шерри для наших гостей. Ну, может быть, несколько танцев. Легкая закуска. Все закончится так быстро, что ты и не заметишь. Что в этом плохого?

Она заглянула брату в глаза.

– Не пройдет и недели, как высший свет и думать забудет о появлении в нашем доме Сикума и займется каким-нибудь скандалом посерьезнее.

– Боюсь, ты недооцениваешь злопамятность высшего света, – сдвинув брови, хмуро отозвался Дэвис. – Сикум с этим наверняка согласился бы.

– Возможно. – Дориан одарила брата очаровательной улыбкой. – Однако в данном случае я очень сомневаюсь, чтобы его короткий визит вызвал уж слишком много шума.

– Может, и нет. Только смотри, больше его не приглашай! – Дэвис вновь обрел привычный облик сурового хозяина дома. Одернув короткий камзол, расправил на нем складки.

– Посмотрим, – неопределенно ответила Дориан, не желая отступать перед братом. Еще неизвестно, сколько усилий потребуется для того, чтобы получить от Сикума этот музыкальный отрывок.

– Ничего не поcмотрим, – отрезал Дэвис. – Приглашение первое и последнее. И на этом конец.

Круто развернувшись, он зашагал по коридору, больше не пытаясь добиться от Дориан каких-либо обещаний. И хорошо сделал, поскольку он их от нее все равно не получил бы.