"Свободные навсегда" - читать интересную книгу автора (Адамсон Джой)

Глава пятнадцатая УРОЧИЩЕ

Мы тотчас дали знать в Серонеру, что львята нашлись. В тот же день мы встретились с директором, а на следующий день он приехал в лагерь обсудить дальнейшие дела. Он посоветовал предоставить львят самим себе. Мы возразили, что они еще не могут жить самостоятельно, к тому же нас беспокоит рана Джеспэ. И директор разрешил нам остаться до конца мая.

Вечером, как только стемнело, из урочища вышли Гупа и Джеспэ, но Эльса-маленькая не показывалась. Гупа жадно набросился на мясо, а Джеспэ вернулся к сестре и вместе с нею стал ждать, пока Джордж не выключит фары.

Днем мы опять поехали смотреть, как мигрируют обитатели Серенгети. Это было поразительное зрелище. Стада собираются несколько недель. За это время они так вытаптывают равнину, что от метровой травы почти ничего не остается. Сама миграция длится всего лишь несколько дней, и нужно видеть ее, чтобы представить себе этот неудержимый исход. Что за таинственные силы побуждают переселяться, словно по команде, не таких уж подвижных животных? Неужели только потребность в лучших пастбищах? Конечно, это важно. Наука показала, как сильно некоторые животные зависят от определенных видов трав, как они ради них готовы оставить привычные районы, но разве лишь в этом причина огромных одновременных переселений? Наверное, тут какой-то атавизм, унаследованный с древних времен.

Иначе как объяснить, скажем, переселения леммингов, роковые для этих грызунов? Они идут только ночами, когда им трудно найти травы и мхи, которыми они питаются, а достигнув моря, бросаются в него и тонут.[1]

С изумлением смотрели мы на проходящие мимо десятитысячные стада. Порой казалось, что сама земля пришла в движение. Гну перемещались группами по десяти, по сто голов или выступали гуськом по вытоптанным тропам. Зебры старались держаться поближе к воде. Эти два вида преобладали, но мы видели также множество газелей Томсона, стада газелей Гранта, конгони и топи, а в одном месте насчитали около двухсот антилоп канн. Кругом рыскали голодные гиены и шакалы, которые только и ждали случая броситься на отставшего. Куда ни погляди, вся равнина занята животными, и их просто не счесть.

В часы прохлады животные были полны энергии. Забавное зрелище представляли собой косматые гну. Быки подгоняли отставших коров и сражались с соперниками, а коровы трясли головами и брыкались, отгоняя самых назойливых преследователей. Целые армии маршировали мимо, поднимая облака пыли, так что приходилось тщательно прикрывать фотоаппараты, поэтому мы ничего не снимали. Вот галопом промчалось несколько сот зебр, и вдруг сквозь завесу пыли я увидела, как лев атаковал последнюю зебру в табуне. Он не рассчитал прыжка, и секундой позже так же неудачно прыгнул другой лев.

Когда облако развеялось, мы увидели обоих львов, они сидели под деревом. Один был старый, тощий. Должно быть, он всецело зависел от своего сильного и здорового товарища.

Заросли кроталярии золотой лентой отмечали берега реки. Над этим желтым морем виднелись спины пяти слонов.

Вечером мы вернулись к урочищу. Львята казались очень усталыми. Джеспэ был особенно вялым, он улегся возле моей машины. Несколько раз к нему подходила Эльса-маленькая, он облизывал ее. А когда она остановилась поодаль, он подошел к ней и обнял. Гупа в это время ел мясо, но Джеспэ дождался, пока осмелеет Эльса-маленькая, и только после этого потребовал у нас рыбьего жира. Всю ночь Джеспэ спал рядом с машиной.

Утром мы решили обследовать протянувшуюся на пятьдесят с лишним километров долину, с которой смыкалось урочище львят. Сперва ехали вдоль автомобильной колеи, но она вскоре пропала, и дальше надо было пробиваться сквозь высокую, в рост человека, траву и заросли колючей акации. Ее ветки были покрыты двойными шипами длиной до пяти сантиметров, и на них висели темно-коричневые «орешки» величиной с мячик. Эти мячики сделали муравьи, они яростно защищали свою обитель, когда мы нечаянно их задели. Если жизнеспособность растений Африки зависит от числа колючек на них, эта акация всех переживет. И ее очень любят мухи цеце, так что нам тут пришлось совсем не сладко. Чем дальше мы уезжали, тем сильнее докучали нам мухи.

Естественно, животные тут попадались редко. Только носорогам по душе такие колючие дебри. Мы невольно завидовали их толстой шкуре.

Долина переходила в открытую равнину, где мы увидели одинокую пальму Borassus. Обычно эти пальмы растут у воды. Тут бродило стадо топи, не меньше трех тысяч голов. Такого количества мы еще никогда не видели. Потом нам рассказали, что на этой равнине, которую топи почему-то особенно любят, их собирается до пяти тысяч.

За пять часов мы проехали всего шестьдесят километров и предпочли вернуться кружным путем, около ста километров, только бы не встречаться опять с мухами цеце, муравьями и колючками. На обширной равнине мы снова увидели огромные стада. Кое-где, словно часовые, стояли жирафы, высматривая львов.

К урочищу мы добрались вечером и с радостью увидели, что львята уже ждут нас. Хорошо, если они начинают отвыкать от ночной жизни и берут пример со львов Серенгети, которые ничего не боятся и днем ходят в открытую. Когда мы убедимся, что наши львята сумели освоиться с новыми условиями, можно будет увереннее перевозить и других львов, которым грозит истребление.

Ночь выдалась холодная, в десять часов вечера львята ушли.

Днем мы поехали за свежей добычей. По пути нам встретилась львица, которая раздирала только что убитую антилопу гну, всего в сотне метров от стада. Хищница совершенно не обратила на нас внимания. Возвращаясь через несколько часов, мы увидели, что она оттащила остатки туши к реке и спит в тени, задрав кверху лапы, а гну преспокойно пасутся поодаль.

В лагере нас ждало письмо директора. В нем подтверждалось, что мы должны уехать из Серенгети 31 мая и что больше нам не разрешается привозить мясо для львят.

Мы отправились к урочищу. У Джеспэ пропал аппетит, он был апатичен и к мясу не прикоснулся. Возможно, тут была виновата рана, хотя она и казалась чистой на вид. А может быть, его заразили мухи цеце или клещи, так же как и Эльсу, когда мы выпустили ее в первый раз в области, схожей с Серенгети. Это нас встревожило.

На следующий день мы пошли вдоль урочища, пытаясь в бинокль увидеть Джеспэ. Когда мы наконец разыскали львят, они нас заметили и бросились к скалам. Я попробовала звать их, но это было бесполезно.

Между лагерем и урочищем простерлась самая красивая часть долины. Река петляла здесь среди низких лесистых холмов, где постоянно обитали антилопы импала, водяные и болотные козлы. В этот день покой долины нарушало ржание зебр. Их нескончаемые табуны мчались мимо нас, точно гонимые неведомой силой. Иногда вожаки на миг останавливались, как бы для того, чтобы осмотреться, и тут же с удвоенной скоростью скакали дальше. В одном месте к реке вплотную подступал крутой косогор. Здесь зебры протискивались сплошной массой. Я вспоминала рассказ инспектора о том, как пять тысяч гну скопились у водопоя. Пробиваясь к воде, они буквально топтали друг друга. Когда стадо ушло, он насчитал девятнадцать раздавленных животных.

Зебры, за которыми мы наблюдали, составляли лишь отдельный отряд большой армии в двадцать пять тысяч голов. По пути домой мы поднялись на пригорок между долиной и урочищем львят и увидели стремительно движущееся полосатое море зебр, по краям которого черными островками выделялось около двухсот буйволов.

Пробираясь между темными скалами, я подумала, что плита из такого камня, да к тому же отсюда, из новой обители львят, очень подойдет для могильника Эльсы. Я проверила твердость плиты кусочком кварца, он с трудом царапал ее. Впоследствии каменотес, которому мы поручили выбить на плите имя Эльсы, сказал нам, что испортил пять зубил и никогда больше не возьмется высекать что-нибудь на таком камне.

Когда стемнело, появились львята. Они еще не совсем отвыкли от ночных повадок. Джеспэ отведал рыбьего жира и ушел за машину. После еды брат и сестра пытались затеять с ним игру, но он не поднимался с места, только лизнул их.

На рассвете Гупа и Эльса-маленькая позавтракали, потом стали тормошить Джеспэ, пытаясь увести его в урочище. Наконец он медленно встал и побрел за ними. Я окликнула его, он повернулся и подошел ко мне. Я стала уговаривать его поесть теми же словами, какими раньше уговаривала Эльсу. Он послушался и впервые за три дня притронулся к мясу.

Гупа и Эльса-маленькая все время звали брата. Он поднимал голову, но снова принимался есть, а я понукала его:

— Ну, Джеспэ, ньяма (мясо), ньяма, поешь еще немного!

В конце концов Гупа вернулся, подтолкнул Джеспэ сзади и увел его.

В тот день мы видели птицу-секретаря, она яростно клевала что-то, но вместе с тем явно остерегалась своего врага. Было очень потешно смотреть, как пляшут эти длинные, тонкие ноги, как трясутся перья на голове. Секретарь расправил мощные крылья и продолжал клевать и прыгать, пока в воздухе не мелькнула убитая змея.

На болоте ходили два нарядных венценосных журавля. Видно, они обитали здесь постоянно, потому что мы и потом их тут встречали. К журавлям присоединился аист, очень крупный и красивый, с роскошным черно-белым оперением, ярко-красным клювом с поперечной черной полосой.

У меня еще оставалось немного террамицина, и я решила вечером начать лечить Джеспэ. Хорошо, что он один привык лакать рыбий жир у меня из рук, иначе почти все досталось бы Гупе.

Мясо было уже несвежим, и львята недовольно морщились, нюхая его. Неверно говорят, будто львы нарочно дают мясу полежать, пока оно не протухнет. Другое дело, что голодный зверь сожрет все что угодно.

Хоть бы львята поскорее научились сами добывать себе пищу! Словно прочитав мои мысли, Эльса-маленькая решительно зашагала куда-то с таким видом, будто и впрямь собралась на охоту. Гупа пошел за нею, один Джеспэ остался на месте. Время от времени он поднимал голову, а когда наконец брат и сестра вернулись, он даже не поиграл с ними, было видно, что ему сильно нездоровится.

Покинуть его в таком состоянии мы не могли. И Ибрахим повез в Серонеру письмо инспектору. Мы просили продлить на несколько дней наше пребывание в заповеднике. Но чем же кормить Джеспэ? Времени оставалось мало, и Джордж на свой риск отъехал от парка километров на шестьдесят и застрелил антилопу. Мы знали, что нарушаем запрет, но неужели нам не простят этого грех? Поблизости от границы мы заметили летевший очень низко самолет. Должно быть, продолжают подсчет мигрирующих животных, решили мы. А когда вернулись в лагерь, там уже был инспектор. Оказалось, что он сидел в самолете и разглядел добычу Джорджа. Почему не послушались? Мы попросили извинить нас, рассказали в чем дело, объяснили, что нам надо еще побыть около львят. Инспектор ответил, что это от него не зависит, лучше обратиться в Арушу, к директору Национального парка. Надо было или трястись четыреста километров на машине, или нанять самолет. Времени было в обрез, и мы решили, что я полечу в Арушу, а Джордж останется присматривать за львятами. Инспектор любезно предложил связаться по радио с Найроби и заказать для меня самолет. Вылет назначили на утро. Ночь мы, как обычно, провели около львят.

Когда я уезжала рано утром, Джеспэ был все такой же апатичный. Ибрахим отвез меня в Серонеру, куда должен был прилететь самолет. И тут я обнаружила, что забыла в лагере платье, которое хотела надеть. Возвращаться было некогда, и я с тоской думала, что придется лететь в грязном походном костюме. Инспектор выручил меня, он дал мне рубашку и шорты.

Мы летели над равниной Серенгети, исчерченной реками и зарослями, в которых прятались отставшие «переселенцы». Пышная зелень сменилась голым красноземом, потом мы увидели горные гряды, глубокие ущелья, острые скалы. Посреди этой каменной пустыни поблескивало на солнце почти высохшее озеро Натрон. Сверкали пласты соли, между которыми бродили фламинго, образуя причудливые узоры.

Над этим мрачным озером, словно сахарная голова, торчит вулкан Д'нгаи (масаи называют его Гора Бога). На наше счастье, облака не заслоняли двойного кратера, и мы хорошо видели плывущие кверху серные пары. Дальше нам еще попались огромные кратеры, в одном из которых было озеро. Летчик нарочно свернул туда, и я была ему очень благодарна. Редко доводится видеть такую красоту. Отвесные стены образовали правильный круг с изумрудной водой, обрамленный сотнями фламинго. Затем показался лесистый гребень последнего на нашем пути потухшего вулкана Мондул, и вот уже мы кружим над фермами в окрестностях Аруши. Аккуратные кофейные плантации окружали игрушечные постройки, розово-лиловыми шеренгами выстроились вдоль дороги цветущие жакаранды.

Директор пригласил меня на ленч. Он был недоволен, что Джордж охотился, несмотря на запрет. Я попросила извинить нас, объяснила, что и как. Так, может быть, лучше поймать львят и перевезти их в какой-нибудь из двух обычных заповедников Танганьики, где правила не такие строгие, как в Национальном парке? Там мы сможем остаться со львятами, если они больны. Но мне не хотелось снова перевозить их, а когда мы посмотрели на карту, я убедилась, что там были и другие минусы: оба заповедника сравнительно небольшие, львята могут выйти за их пределы и попасть в густонаселенный район. Наконец директор согласился дать нам еще неделю до 8 июня и разрешил в этот срок убить для львят три антилопы за пределами Серенгети. Во избежание недоразумений, он подтвердит свое разрешение письменно. После 8 июня мы сами решим, перевозить львят или положиться на природу. Директор предложил также устроить нам встречу с председателем правления, если понадобится помощь, которой сам директор не может предоставить.

Когда я возвратилась в лагерь, лил сильный дождь. Чувствовала я себя скверно, но все-таки поехала к урочищу. Львята в эту ночь не пришли, мы слышали только ржание зебр. Утром у меня была высокая температура. Несмотря на это, мы все же отправились искать львят, но не нашли их.

Вечером вернулись к урочищу. Только Джордж стал подвешивать мясо на сук, как из дупла по соседству донесся пронзительный крик. Джордж заглянул в щель и увидел птенца птицы-носорога. Гнездо было всего в полуметре от земли, птенец легко мог стать добычей змеи или какого-нибудь мелкого хищника.

Когда стемнело, явились львята и потребовали рыбий жир. За последнее время они так к нему пристрастились, что нам пришлось ввести норму, чтобы не перекормить их.

Я протянула Джеспэ миску, в ней лежало мясо с террамицином. Он поднял было лапу, хотел пригнуть мою руку пониже, но передумал и, не опуская лапы, съел угощение. Видимо, почуял, как я испугалась его острых когтей.

Издали донеслось рыканье льва, и львята ушли в ту сторону.

А у нас начался спор с гиенами, которые добирались до мяса. Они отступили только тогда, когда снова появились львята. Быстро поев, все трое удалились в урочище. И опять гиены были тут как тут. Пришлось подвесить мясо повыше.

На следующий вечер снова голос льва прервал обед. Львята ушли, не успев как следует поесть. На третий день Гупа и Эльса-маленькая жадно набросились на мясо, Джеспэ к еде не прикоснулся. Правда, он выглядел лучше, наверное, благодаря террамицину, но до полного выздоровления было еще далеко. Тогда мы решили воспользоваться советом директора и поговорить с председателем правления, чтобы просить еще отсрочку. Джордж остался присматривать за львятами, а я отправилась за двести километров на ферму председателя.

Он считал, что львятам пора познать радости и трудности самостоятельной жизни. Что ж, и мы готовы уважать принципы национальных парков, не вмешиваться в естественный ход вещей, но я знала много случаев, когда сотрудники национальных парков Восточной Африки в трудную пору помогали больным или голодающим львам.

Разве это не вмешательство? Джеспэ потому и был ранен, что с самого начала львята жили в искусственных условиях. Мы просто обязаны сделать все для его исцеления. Возможно, понадобится операция. И вообще Джеспэ нуждался в помощи, он был очень слаб.

Я сказала, что мы очень благодарны правлению, но ведь важно, чтобы переезд львят увенчался полным успехом. А на успех трудно надеяться, если мы бросим львят прежде, чем они станут хорошими охотниками. Мои доводы не убедили председателя, срока он нам не продлил.

На обратном пути мне пришлось устроить привал на ночь. И тут, когда я легла спать, меня вдруг осенило: никто не может запретить мне остаться в Серенгети туристкой, лишь бы я соблюдала все правила. Джордж поневоле должен вернуться в Исиоло и ждать, пока ему подберут преемника, но я могу быть здесь и каждый день приезжать в урочище. Жить мне придется в каком-нибудь из кемпингов вблизи Серонеры — это означало ежедневное путешествие в восемьдесят километров. Ездить ночью мне не позволят, и я не смогу кормить львят, но зато буду знать, как они живут. А лучшего решения пока не видно.

5 июня. Остается три дня. Я отправилась в Серонеру, чтобы, не откладывая, заказать себе место в кемпинге. Обычно это оформляется рядовым служащим конторы в Аруше. И я немало удивилась, услышав, что мое заявление должно утверждаться директором и председателем правления. С тем я и уехала в наш лагерь.

Последние дни надо было использовать предельно, и мы тотчас поспешили к урочищу. Львята пришли только вечером. Поджидая их, мы наблюдали за антилопой импала, которую встречали здесь всякий раз. Почему-то она не хотела примкнуть к своим сородичам. Наши львята ее не пугали, да они и не пытались охотиться на нее. Нас очень удивили эти мирные отношения, которые длились все время, пока мы жили в Серенгети.

Джеспэ получил свое лекарство, Гупа набросился на мясо, а Эльса-маленькая сразу ушла, привлеченная голосами зебр.

Меня всегда поражало, что такие беззащитные животные, как зебры, после наступления темноты выдают себя хищникам ржанием, точно им неведома осторожность… Потом и братья отправились следом за сестрой. Гулкий топот возвестил, что зебры обратились в бегство. Эльса-маленькая вернулась очень голодной, она стукнула Джеспэ, когда тот подошел к мясу. Он кротко отступил, подождал, пока не наелась сестра, и стал обгладывать остатки. Джеспэ был такой же добрый и уступчивый, как его мать.

Утром, когда я возвратилась в лагерь, из леса к реке вдруг выскочило около полусотни буйволов. Они пересекли дорогу перед самой моей машиной. Последний буйвол даже раз-другой обошел вокруг машины. Я старалась твердо держать в руках фотоаппарат… Тут подъехал на своем лендровере Джордж, и буйвол затрусил вдогонку за стадом.

После завтрака Джордж в последний раз отправился за добычей для львят.

Вечером мы повезли ее к урочищу и едва не наскочили на буйвола, который с упоением чесался о колючки. Не обращая на нас никакого внимания, он и так и эдак терся головой о ветки, очевидно сгоняя паразитов. Пришлось помешать ему, ведь нам надо было добраться дотемна. Мы стали кричать на него, пока, наконец, он поднял свою тяжелую голову, принюхался и с великой неохотой пошел прочь, поминутно оглядываясь на нас.

Не успели мы вынуть антилопу из машины, как львята набросились на нее. Грустно было думать о голодной поре, которая предстояла им, прежде чем они станут умелыми охотниками. Гупа и Эльса-маленькая по крайней мере выглядели здоровыми, но за Джеспэ я волновалась.

Пошел дождь, и львята укрылись в урочище. Джордж подтянул мясо повыше, но тут они прибежали обратно и повисли на туше. Как бы не лопнула веревка! Джордж спустил антилопу на землю. Все трое бросились на нее и принялись душить, словно она была живая. Хороший признак: первый прием уже знают.

7 июня я поехала в Серонеру узнать, разрешат ли мне остаться туристкой. По дороге я едва не врезалась в львицу, которая вдруг вышла из-за кустов. Она уверенно пересекла мне путь, ее догоняли два маленьких львенка. Мать ласково лизнула их и что-то тихо промяукала, совсем как Эльса. Потом все трое скрылись в высокой траве.

В Серонере мне сообщили, что я могу остаться, если буду соблюдать порядок, установленный для обычных посетителей. У меня вдруг стало легче на душе… На обратном пути я остановилась, увидев стаю из шести гиеновых собак. В Северной пограничной провинции Кении эти животные очень осторожны, только по отсутствию мелкой дичи можно определить, где они водятся. До сих пор я никогда не видела гиеновых собак на воле и не представляла себе, что они так красивы. Их название сбивает с толку потому, что даже длинноногие собаки не бывают так стройны и ни у одной собаки нет таких больших круглых ушей. К тому же у гиеновой собаки по четыре пальца на лапах, она представляет отдельный род. Окраска разная, у каждой у собаки свой особый узор из черных, белых и светло-коричневых пятен. Зато у всех одинаково роскошный пушистый хвост, чаще всего с белым кончиком. Из всех хищников гиеновые собаки, наверное, самые безжалостные и жестокие. Они по очереди преследуют жертву, пока она не упадет от изнеможения. Тогда они рвут ее на куски. Но эти шестеро мирно лежали под деревом, разглядывая меня, и показались мне едва ли не самыми красивыми из всех диких животных. Видимо, они были сыты, потому что совсем рядом паслись антилопы, и обе стороны не обращали друг на друга внимания. У нас в Северной провинции это было бы немыслимо. Там, в полупустыне, дичи намного меньше и борьба за существование куда более жестокая, чем в Серенгети, где вдоволь пищи и дичь охраняется от людей. У здешних гиеновых собак, как и у львов, иные повадки.

Ближе к лагерю я опять встретила темногривого. С ним была его супруга и еще одна львица с двумя львятами чуть постарше месяца. Та самая, которую я видела утром. Они-то, скорее всего, и прогнали наших львят с первого места несколько недель назад.

Малыши играли и карабкались на льва, но его взгляд был прикован к их матери, которая, прижимаясь к земле, подкрадывалась к зебрам. До стада оставалось всего двадцать метров, а зебры ничуть не тревожились. Вдруг между ними и львицей появилась газель Томсона и начала важно ходить взад и вперед, явно подзадоривая хищницу. Сейчас газель поплатится за свою дерзость!.. Но я ошиблась. Зебры не спеша ушли, а газель за ними. Темногривый наблюдал все это, негромко ворча, потом вернулся за термитник к львятам и началась веселая игра. Это было так мило, что я съездила в лагерь за Джорджем, и вместе мы несколько часов любовались львиным семейством. Но вот в небе появились грозовые тучи, и мы поспешили домой.

Только поставили машины возле урочища, как хлынул проливной дождь. Мы сидели в машинах, дрожа от холода. Джордж вскипятил на примусе сгущенного молока. Ливень затянулся надолго, он заглушал наши голоса, так что звать львят было бесполезно.

Последняя ночь. Последний раз мы ночуем в заповеднике. Неужели нам больше не придется увидеть львят? Ведь они приходят только ночью. Рассвело, защебетали птицы, и мне стало совсем грустно…

Стая скворцов облепила тушу, привезенную для львят. Когда Джордж стал спускать ее на землю, скворцы налетели на него. Мы раздробили самые крупные кости и извлекли мозг — любимое лакомство львят. Мясо оттащили в урочище и накрыли ветками, чтобы не сожрали гиены. Потом отправились на поиски. Прошли вдоль всего урочища, зовя львят, но они не показывались.

Пока укладывали вещи, я рассматривала в бинокль окрестности. Высоко в небе парили два орла. Я уже несколько дней видела, как они плывут в воздухе, совсем не шевеля крыльями. Очевидно, они обитали где-то над урочищем.

Джордж уже завел свою машину, когда я приметила на склоне желтое пятно. Это была голова Джеспэ. Я окликнула его, и тотчас выглянули Гупа и Эльса-маленькая. Нельзя было уезжать не простившись. Джордж выключил мотор, и мы полезли вверх по склону.

Гупа и Эльса-маленькая мигом убежали в урочище, но Джеспэ остался сидеть на месте. Мы сфотографировали его. А затем и он медленно, озираясь на нас, пошел за братом и сестрой. Увидим ли мы когда-нибудь своих львят?