"Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина" - читать интересную книгу автора (Белоусов Сергей)

Глава вторая Схватка в тюрьме

— Ну, конечно, это он! — молодо воскликнула Фантолетта, поднеся к глазам старомодный лорнет в черепаховой оправе. — Всмотритесь, дон Диего! Это он, Дракошкиус-младший. Грызодуб Баюнович! Грызодуб Баюнович, мы здесь!

Волшебники кричали, махали руками, запрокинув вверх красные, разгоряченные подступающим жаром лица.

Дракон пошел на снижение.

— Чему радуемся? — горько спросил Морковкин. — Чародеи… Лизу упустили, Алену проморгали. Сами угодили в ловушку, как маленькие. Сейчас нас отсюда, как слепых котят, будут за шиворот вытаскивать. Старость, уважаемая Фантолетта, вот что это такое. Пора уступить дорогу молодым, наш удел — писать воспоминания.

Он с натугой подсадил фею на спину опустившегося дракона, сам, кряхтя, влез следом, и незадачливые герои мягко взмыли ввысь.

Глянув вниз с высоты драконьего полета, волшебники увидели, как поток бурлящей красно-фиолетовой лавы медленно заполняет тот пятачок, где они только что стояли.

— Так что же, любезный Дракошкиус? — сварливо проскрипел престарелый кудесник. — Куда мы теперь? На свалку истории? Имейте в виду, последние силы я все равно отдам борьбе со злодеями!

Левая голова неспешно повернулась назад.

— Отдыхать, отдыхать, дорогие мои, — добродушно прогудел дракон. — Ночку поспите, утро вечера мудренее, а там и за дело. Дел невпроворот, на всех хватит. Завтра Печенюшкин найдет вас.

— Да что же это такое! — закричал Морковкин в голос. — Опять Печенюшкин! Везде Печенюшкин! Это нескромно, наконец! Да я вообще могу хоть сто лет не спать… — он клюнул носом.

Фантолетта погладила старика по руке, утешая, успокаивая. Он резко дернул головой, посмотрел на фею мутными, как бы затянутыми полупрозрачной пленкой, птичьими глазами и, опять уронив голову на грудь, задремал уже по-настоящему.

«А если кто-нибудь случайно наткнется на невидимый троллейбус? — соображала Лиза, огибая холм и приближаясь к городским воротам. — Ведь он может нащупать открытую дверь, забраться внутрь и устроить там ужас что! Может, вернуться? Да нет, невероятно, чтобы Печенюшкин этого не предусмотрел. Если его тележка не всем видна, значит… Все равно, непонятно, как это получается. Как только его увижу, сразу же спрошу».

Возле полуоткрытых ворот сидел на корточках толстый, потеющий в доспехах стражник. Издали он походил на железную бочку с красной бородой. Перед ним на траве стояла обычная электроплитка. От нее отходил шнур со штепселем, воткнутым прямо в землю. На плитке возвышалась здоровенная белая кастрюля с крышкой и что-то в этой кастрюле булькало. Видно было, что стражник голоден. Он то и дело приподнимал крышку, совал бороду в облако пара и со свистом всасывал ноздрями воздух.

Опустив голову, придав лицу рассеянно-мечтательное выражение, Лиза миновала створки ворот.

— Эй, эй! — заорал вдруг стражник, вскочив на короткие ноги. — Ты куда?! Пароль знаешь?!

— Пароль-то я знаю, — сквозь зубы процедила Лиза тоном высокомерным и презрительным. — А вот что ты, интересно, в своей кастрюле варишь? Не отраву ли для нашего Великого злодея?

Девочка хотела напугать стражника, надеясь, что тот позабудет про пароль. Еще больше, наверное, она трусила сама, плотно сжимая пальцы, чтобы все время чувствовать перстень со скорпионом.

Глаза у толстяка выкатились. Он упал на колени и гулко забил себя кулаками в грудь.

— Да я… Да никогда… — долетало порой сквозь дробь ударов. — Всегда на посту… Недосыпал… Недоедал… Не губи!..

— Так что же в кастрюле? — перебила Лиза, не дослушав.

— Да лахмапутра же! — закричал стражник со слезами. — Попробуй! Язык проглотишь!

Он выхватил из-под панциря объемистую деревянную ложку, проворно стащил с кастрюли крышку и, зачерпнув дымящееся варево, подал ложку девочке.

Лиза, стараясь не обжечься, осторожно принялась слизывать с краев что-то острое, мясное, обжигающе-вкусное. Занятие это увлекло ее совершенно. И тут цепкие пальцы схватили Лизины локти и мгновенно свели их за спиной. Ложка полетела на землю.

Ловко связывая Лизу по рукам и ногам лохматой колючей веревкой, толстяк бормотал:

— Ох, непростое дело наше полицейское. Ох, сложное… Из поваров меня за обжорство выгнали, из актеров — за драки со зрителями. А вот ведь пригодились способности. Нет, наш Великий злодей высоко сидит, далеко глядит. Знает, родной наш, кого куда поставить.

«Больше никогда никому не буду хамить, — думала Лиза. — Даже ради дела. Понадеялась перегрубить грубияна, и вон что вышло. Правильно папа говорил: грубость — это от страха».

Она попыталась пальцами правой руки обхватить запястье левой, чтоб три раза повернуть браслет, но смогла лишь чуть коснуться его кончиками пальцев и тут же застонала от боли — веревка и впилась еще сильнее.

А стражник тем временем запер ворота на огромный причудливый замок и, легко вскинув девочку на плечи, словно коромысло, и придерживая ее обеими руками, зашагал в сторону дворца.

— Не буду я подмогу вызывать, — бубнил он себе под нос. — Не стану загодя докладывать. Явлюсь и сдам самолично. Никто тогда не успеет удачу мою перехватить, и мне повышение выйдет.

Вблизи дворец оказался огромен. Минуя главный вход, толстяк подошел сбоку и постучал в маленькую дверку, окованную железом.

— Пароль?! — раздалось из-за двери незамедлительно.

— Четыре черненьких чертенка! — с готовностью выкрикнул стражник.

Дверь мягко распахнулась. В проеме стоял, упираясь головой в притолоку, некто бледный, с презрительным прищуром глаз, одетый в фиолетовый плащ и с толстой серебряной цепью на шее.

— Докладывает Бумби-Симпатяга, — заторопился толстяк. — Мною задержана и доставлена подозрительная девочка. Приметы сходятся с преступницей, о которой сообщалось на утренней поверке. Рост средний, волосы темные, глаза серые, нос длинноватый, любопытный. При задержании оказала сопротивление. Но мои личные храбрость, хитрость, солдатская смекалка творят чудеса. Горячо надеюсь на благодарность Великого злодея!

— Это тебе, громиле, сопротивлялась такая пигалица? — пожал плечами седой. — Да она от страха слова вымолвить не может. Его капюшонство отбыл по государственным делам. Появится — доложу. А пока — давай ее в камеру. Ступай за мной.

Когда дверь камеры со скрежетом закрылась, Лиза немножко пришла в себя и принялась осматриваться вокруг. Крохотная каморка, каменные стены, пол и потолок. Не было даже оконца, да и не мог, конечно, проникать солнечный свет в глубокий подвал, куда ее снесли, как сломанную мебель. Тусклая лампочка под потолком да узкая железная кровать, на которую ее сбросил толстый стражник, — вот и все.

Девочка заворочалась, извиваясь, как червяк, но веревка только глубже врезалась в тело.

Короткий тихий свист послышался из угла камеры. Пленница глянула туда, и глаза ее расширились от ужаса. Раздувая редкие седые усы, стоя на задних лапках, на нее смотрела жирная омерзительная крыса.

— А-а-а-а-а!! — закричала Лиза. — Помогите! Мама! Мамочка!.. Помогите!!

Крыса нехотя повернулась и пропала в темном углу, видно, шмыгнула в потайной лаз. Тотчас же там беззвучно приподнялся и лег в сторону на пол один камень, второй, а из отверстия показалась всклокоченная рыжая голова с маленькими, как у улитки, рожками.

— Федя! — воскликнула Лиза. — Ой, Федя! Феденька!..

Да, это был он, забавный домовой, прилетавший когда-то к девочке в гости в розовом клоунском башмаке. Вот он просунул в лаз руки, оперся ими об пол, подтянулся и оказался рядом с Лизой.

— Вот так встреча, — громко шептал домовой, разрезая веревки на Лизиных запястьях и щиколотках тусклой железкой. — Фу-ты ну-ты, елки гнуты… Как же тебя, Лизавета, забраться сюда угораздило?

— А дура потому что! — откровенно призналась Лиза. — Знаешь, Феденька, я как-то все держалась, но когда увидела крысу, — ее передернуло, — поняла: вот сейчас умру.

— Уж это ты зря, — не одобрил Федя. — Мануэлка животная задушевная. Опять же, семья на ней, дети, крутится одна — тоже понимать надо.

— Ну да, задушевная! Она бы меня загрызла, я ведь ее даже отпихнуть не смогла бы.

— Этого не позволяет себе! — строго сообщил Федя. — Другая бы, может, и распустилась в ее положении, но Мануэла не такая. Да и объедков во дворце хватает. Ты расскажи-ка лучше, девонька, как сюда попала?

Лизин рассказ домовой выслушал с чрезвычайным вниманием. В напряженных местах он тихо вскрикивал, стукал себя кулаком по коленке, иногда вскакивал, бегал туда-сюда по камере. Несколько раз из дыры в углу высовывалась усатая морда Мануэлы, но, видя, что люди заняты, крыса всякий раз деликатно исчезала.

— Значит, так, Лизонька, — подытожил Федя, когда девочка, наконец, умолкла. — Надобно нам немедля отсюда сбегать, пока Ляпус не вернулся. Три таблетки — красную, желтую и зеленую — оставь для Аленушки, Мануэла передаст. Сестренке твоей они могут понадобиться. Только как лучше уходить? — домовой ненадолго задумался. — Таблетки нам с тобой ни к чему. Хитростью действовать — долго, а силой — ежели стены и не выдержат, то рухнут прямо на нас. Давай, подруга дорогая, крутани браслетку.

Крыса уже стояла на задних лапах рядом с Федей и дергала в нетерпении усами. Видимо, подслушивала разговор — из самых лучших, конечно же, побуждений. Лиза достала из-за пазухи цилиндрик с таблетками, выщелкнула три штуки разного цвета и, ругая себя мысленно за отвращение, положила на пол рядом с толстой Мануэлей. Та ловко подхватила таблетки, прижав передней лапой к груди, и исчезла в отверстии пола. Федя вставил камни на место, вопросительно посмотрел на девочку, и Лиза три раза повернула браслет.

Мгновенно и буднично, без всяких шумовых и световых эффектов, перед узниками возникла старая знакомая девочки — кобра. Только что не было в камере никого из посторонних и вот — пожалуйста! Причем туловище змеи раскачивалось взад-вперед, а голова — влево-вправо с укоризной.

— Здравс-с-ствуй, маленькая королева, — прошипела она. — Я вижу, ты с-с-снова попала в ис-с-с-торию. Ну что ж, давайте за мной, будем выбиратьс-с-ся отс-с-сюда.

Кобра стремительно подползла к двери, приподнялась на хвосте так, что голова ее оказалась на уровне человеческого роста, из пасти змеи вырвался узкий луч голубого пламени. Луч уперся в дверь, от этой точки побежал, как по фитилю, яркий огонек, очертив круг, размером с тарелку, и в круге расцвел серебряный, пышный, похожий на пион, цветок. Несколько секунд он светился, как бы даже выступая из двери, затем погасли и круг, и цветок, а дверь, тихо вздохнув, растворилась настежь.

Вся компания, торопясь, поднималась вверх по бесконечной винтовой лестнице. Кобра передвигалась неслышно, похожая на ленту темной воды, текущую вопреки законам природы, снизу вверх. За ней еле поспевала Лиза, оскальзываясь на кривых, покрытых серо-зелеными пятнами плесени, ступеньках. Федя замыкал шествие, сапоги его скрипели так, что у девочки сжималось сердце.

Лестница вывела их на круглую площадку, от которой уходил вперед длинный, низкий, слабо освещенный коридор. Из глубины его доносилось равномерное уханье, перемежаемое тонкими всхлипами.

— С-с — стражник. С-с-спит, — чуть слышно прошелестела кобра. — С-с-стойте здес-с-сь и не шевелитес-с-сь.

Она стремительно протекла вперед, втягиваясь в коридор. Спустя мгновение, там послышался тяжелый удар, словно рухнул шкаф. Уханье и всхлипы оборвались. Тут же кобра появилась из коридора, застыла на краю и головой сделала жест: «За мной».

— Ты убила его? — прошептала Лиза.

— Собаке — собачья смерть, — тихо прокряхтел Федя с мстительной радостью.

— Очнетс-с-ся через пару час-с-сов, — прошипела змея. — За что его убивать? Такой же оболваненный, как и вс-с-се тут. Раньше с-с-са-довником в замке был.

Федя разулся, оставшись в грязноватых желтеньких носочках, зажал сапоги под мышкой, и герои неслышно двинулись по коридору. Лиза прижималась к стене, огибая незадачливого стражника. Лежащий, он казался девочке особенно громадным. По бокам коридора то там, то тут попадались низкие двери; в конце его — уже во всю высоту — тоже виднелась дверь. До нее оставалось несколько шагов, когда перед коброй вдруг выросла — откуда? — крыса Мануэла. Не боясь грозной змеи, она возбужденно жестикулировала передними лапками, коротко посвистывала, показывала на одну из боковых дверей.

Мудрая Лизина спасительница застыла на короткое время в раздумье, затем одним прыжком оказалась у входа, на который указывала крыса. Снова голубой луч вырвался из ее пасти, вновь расцвел и погас серебряный цветок, и дверь распахнулась. Змея опять поманила за собой Федю и Лизу и исчезла в открывшемся проеме. Но раньше нее туда успела прошмыгнуть шустрая Мануэла.

Лиза ахнула, увидев, что делается в камере, такой же, как ее собственная, только с маленьким оконцем. На полу, избитое и окровавленное, лежало существо, похожее на медведя с человеческим лицом. У рта его и на лбу темнели бурые следы запекшейся крови, перемешанные со смазанными пятнами грима. Из необъятных клоунских трусов, желтых, в ярких зеленых бабочках, был на боку выдран клок.

«Чемпион. Медведь и клоун. Звонить по телефону: раз, два, три и еще половинка», — вспомнила девочка надпись на глянцевом кусочке картона, лежащем где-то в невозможной дали, дома, на стеллаже, в ненужной родителям книге.

— Михайло! — шепотом воскликнул Федя. — Живой?! Кто ж его так? Лизок, пособи!

Девочка и домовой попытались приподнять несчастного, но тело его было тяжелым и непослушным, словно каменное. Федя припал ухом к груди клоуна.

— Вроде бьется, сердце-то, — объявил он неуверенно. — Но еле-еле, насилу услышал. Лечить срочно надо. Как же мы его поволочем, сердешного?

Кобра подползла к неподвижному телу. Голова ее застыла на миг у разбитого лица, стремительно вылетел из пасти раздвоенный язык и коснулся лба лежащего Мишки- Чемпиона. Федя и Лиза вскрикнули разом.

«Добила, чтоб не мучился! — мелькнуло в голове Лизы. — Ох, а я-то ей верила. Убийца!»

— Я бы на твоем мес-с-сте извинилас-с-сь, — раздался укоризненный шелест. — Разве не с-с-слышала, что змеиный яд — лучшее лекарс-с-ство от многих болезней? Взгляни.

Девочка даже не удивилась, что кобра прочла ее мысли. Маме и папе тоже часто удавалось подобное. Изумило ее другое. Клоун пошевелился, поднял переднюю лапу, сильно потер ею лицо, как бы разгоняя сон, и медленно поднялся.

— Как я здесь очутился? — промолвил он, недоумевая. — Надо же! Лизонька! Федя! Что тут происходит?

Домовой бегал вокруг медведя, хлопал его в восторге по коленям — выше не доставал, бормотал что-то радостно-неразборчивое. Узнав, кто его спасительница, Мишка благодарно поцеловал кончик хвоста кобры, поскольку рук у змеи не имелось.

Клоун, как выяснилось, тоже не пил ни газирона, ни негрустина — вообще никаких сладких напитков. Он работал под куполом цирка и безумно боялся растолстеть. Ведь вся техника рассчитана на определенный вес артиста.

Когда Мишка узнал о захвате Ляпусом власти в Фантазилье, он решил убежать в лес и там сколотить партизанский отряд из уцелевших от страшного зелья. Но в дороге был настигнут ударной группой голубых загрызунчиков, в жестокой неравной схватке перебил уйму нечисти, и последнее, что помнил — тяжелую сеть с грузилами, которой его спеленали, как младенца.

Компания — теперь их стало уже четверо — осторожно выбралась в коридор, и тут первой неладное заметила Лиза.

— Смотрите! — тихо воскликнула она. — А где же стражник?!

Тела бывшего стражника, обезвреженного коброй, в коридоре не было.

— Так… — сквозь зубы пробормотал Мишка. — Незаметно ускользнуть не удастся. Эй, вратарь, готовься к бою.

Беглецы перестроились. Клоун и кобра выдвинулись вперед, девочка очутилась в середине, Федя прикрывал ее сзади. Лиза, торопясь, не разбирая вкуса, проглотила зеленую таблетку. Так они оказались перед высокой дверью в конце коридора, и медведь резко толкнул ее от себя.

Войдя, девочка и ее друзья очутились в круглом, совершенно безлюдном зале. Из продолговатых окон, прижатых к самому потолку, синими глазами глядела на них ночь. Несколько светильников струили сверху желтоватый неяркий свет. Никаких других дверей, кроме той, в которую вошли герои, в зале не было.

— Ах ты, еж — переерш! — расстроился Федя. — Куда ж нам дальше теперь?

Металлический скрип раздался ему в ответ. Обернувшись, четверка беглецов увидела, что входная дверь захлопнулась сама собой, и линия, обозначавшая границы двери, медленно тает, сливаясь со стеной.

— Ну что, ребята? — донесся откуда-то из стены мягкий домашний голос. — Погуляли и хватит. Надо бы, наверное, сдаваться. А то вот-вот хозяин прибудет, увидит непорядок — рассердится.

Стены зала от половины высоты до пола провалились вниз, и оказалось, что они двойные. В образовавшемся пространстве по всей окружности между внутренней — исчезнувшей — и внешней стеной плотно стояла засада. Страшилища с оскаленными пастями, плоскими безносыми мордами, поросшие грязно-голубой шерстью, держали в лапах обнаженные сверкающие мечи. Лиза содрогнулась, впервые увидев голубых загрызунчиков, но воспоминание о проглоченной таблетке придало ей бодрости.

Чуть впереди страшилищ, лицами к беглецам, находились тюремщики: седой в фиолетовом плаще, краснобородый Бумби-Симпатяга и пошатывающийся, видимо, наскоро приведенный в чувство, садовник.

— Змею вообще можем отпустить, — спокойно продолжал седой. — У нас с ней много общего. Капюшон на голове кобры раздулся от ярости.

— Что ж ты дерзишь, Барбазин? — мягко укорил тюремщика клоун. — Ты ведь лучше всех в Фантазилье на саксофоне играл.

Слезы брызнули из глаз Чемпиона неудержимым потоком. Воздев передние лапы кверху и горестно мотая головой, он медленно приближался к бывшему саксофонисту. И вдруг неуловимым движением медведь схватил его за плечи, мгновенно раскрутил над головой и метнул в высокое окно.

В тот же миг кобра прыгнула вперед, тело ее чудовищной стальной пружиной обвило шеи двух рядом стоящих страшилищ и с силой столкнуло их головами.

Стук рухнувших тел и звон разбитого стекла послышались одновременно.

Бывший садовник, не дожидаясь посторонней помощи, упал на пол сам.

Осколки еще не успели коснуться пола, как Федя с диким воплем: «Навались!» кинулся в ноги одному из чудищ, стоявших сзади, и опрокинул его наземь.

Схватка завязалась не на жизнь, а на смерть. Лиза внезапно увидела, что на нее, перекосив рот и тускло отсвечивая металлическим панцирем, набегает Бумби-Симпатяга. В одной руке его блестела шипастая палица, другую в железной перчатке он уже занес над головой девочки.

Лиза, неожиданно для себя самой, нырнула вниз, проскользнула между ногами стражника, одной рукой схватила его сзади за пояс и, как пушинку, взметнула над головой.

— Ага! — кричала она в запале боя. — Ну, держитесь, злыдни!

Закованным в сталь телом толстяка Лиза молотила по головам и плечам страшилищ, отражала удары их мечей. Луч пламени, бьющий из пасти кобры, косил загрызунчиков одного за другим, не давая даже приблизиться к змее. Мишка-Чемпион, выхватив два меча у сраженных противников, бился с десятком врагов, наседавших на него со всех сторон. Толпа их на глазах редела. Кровь сочилась из плеча клоуна, задетого в схватке.

Девочка хотела броситься к нему на помощь, но тут обнаружила, что нигде не видно Феди. Только у стены под разбитым окном возилась куча грязно-голубых тел. Мелькнул из кучи на миг дергающийся локоть под розовым в мелкий черный горох ситцем рукава и тут же снова утонул в мохнатом клубке.

— Федя-я!! — заорала Лиза, что было сил. — Держись, Феденька! — и разъяренным тайфуном кинулась в свалку.

Ненужного уже стражника она швырнула в стену так, что панцирь его сплющился. Падая, тело толстяка придавило еще двух-трех загры-зунчиков.

Лиза разбушевалась окончательно. Враги разлетались по сторонам с такой скоростью, словно ими выстреливали из пушек.

Наконец обнаружился Федя. Рубаха его была разорвана в клочки, глаз подбит, на голове между рожками красовалась гигантская шишка, но домовой держался молодцом.

— Ты смотри, Лизок, — запыхтел он сквозь разбитые губы. — Штаны-то мои все целы, не порваны. Вот материю делали, доложу тебе!

Девочка и домовой огляделись вокруг и поняли, что бой кончен. Тут и там в беспорядке валялись загрызунчики. Неестественные их позы и рожи, словно из страшного сна, наводили на мысль об урагане, разметавшем кукольный театр в стране великанов.

Кобра неслышно подползла к Лизе, свернулась клубком и потерлась головой, как кошка, о ногу своей королевы. Мишка, ворча, зализывал рану на плече. Федя все щупал штаны и пытался заглянуть себе за спину.

Никто не хвалил девочку, не восхищался ее подвигами. Да иначе, видно, и быть не могло. Ведь своей силой она была обязана волшебной таблетке.

— Что же дальше-то? — забормотал Федя, окончательно успокоившись за штаны. — Надо выбираться. Должен выход найтись, нельзя ему тут не быть. Мануэла! — закричал он внезапно. — Мануэла! Мануэлина!

Как всегда, непонятно откуда, возникла усатая Мануэлина. Взглянув на поле боя и уважительно покрутив головой, она подбежала к стене и ткнула носом в неприметный выступ на ней. Часть стены уехала вниз, образовав полукруглый проем. Лиза заглянула туда и невольно отступила на несколько шагов. Голова ее закружилась.

Круглый зал, где они находились, оказался верхней частью одной из башен замка. Проем выходил прямо наружу, в пустоту. Земля, освещенная редкими огнями, лежала внизу, в нескольких десятках метров.

«Пропали!» — подумала Лиза.

Тем временем кобра развернулась на полу в прямую линию. Затем тело ее, не поднимаясь, начало закручиваться вокруг головы, образуя плоскую спираль. Трое узников замерли, следя за действиями змеи. А спираль все росла и росла в ширину — казалось, что тело кобры бесконечно. Вот живой круг достиг такого размера, что медведь, домовой и девочка смогли свободно разместиться на нем.

— Рас-с-сполагайтес-с-сь, — зашелестело в ушах гостеприимное приглашение.

— А тебе не будет больно? — опасливо спросила девочка.

В ответ донесся звук, похожий на шуршание сухих листьев под осенним ветром. Чуть приподняв голову из центра круга, змея смеялась… Ночной воздух освежал разгоряченные лица беглецов, отлетавших все дальше от стен своей тюрьмы на удивительном «ковре-самолете». Освещенные факелами стражи, снова мелькнули внизу и пропали городские ворота. Показался знакомый уже пологий холм, слабо узнаваемый в темноте. Еще несколько секунд — и все четверо мягко опустились на траву рядом с чудесным троллейбусом Печенюшкина.