"Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина" - читать интересную книгу автора (Белоусов Сергей)

Глава девятая Последний бой

История закончилась. Впереди светлым пятнышком виднелся выход из пещеры. Лиза тараторила без умолку.

— …А мне понравился Лютик. Он такой смешной, и все равно было его жаль. Как ты думаешь, на кого похожа принцесса Филифлюк? Пожалуй, на Таню Курихину из нашего класса. Та тоже толстенькая, и в веснушках, и носик вздернутый. Только стихов не сочиняет. Ты любишь, Алена, когда тебе читают стихи?

— Я люблю, когда мама мне читает рецепты тортиков, — мечтательно отозвалась Алена.

— Ну, ты опять об еде! Ты как считаешь, что стало с той толстой Брунгильдой, женой министра? Она умерла или только в обморок хлопнулась? А как думаешь, в Бразилии зима есть? Если там холодно, в чем, интересно, индейцы ходят?

— Лиза! — ахнула сестренка. — А шубка моя, корзинка, валенки? Все у Ляпуса осталось. Стекло волочительное! Им и читать удобно, и драться. Их отдадут?

— Фу! Да попросим у Печенюшкина или Фантолетты, они тебе сто тысяч миллионов стекол наколдуют. И валенок тоже.

— Я тебе что, сороконожка! — возмутилась Алена. — Мне мои валенки нужны. Там метка есть. Я ножку стерла. У меня мизинчик болит! Вот!

С этими словами, возбужденная, сердитая, она вылетела из пещеры и попала прямо в объятия феи. Лизу подхватил Морковкин. Тут же была и остальная компания.

Шумно нахваливая девочек и перебивая друг друга, волшебники рассказывали новости. Выяснилось вот что.

У источника газирона, близ вершины Тики-Даг стоит просто тройной кордон стражи во главе с Глупусом. Зато у замка Уснувшего Рыцаря возле реки Помидорки, где негрустин и домик Ляпуса — народу не счесть. И войско, и фантазильцы, и сам Ляпус в парадных доспехах и с мечом. Видно, решил отстоять хоть один источник — ему бы и этого было достаточно.

— Для нас ничья — поражение, для него — победа, — веско заметил благородный Морковкин.

— Ой! — вспомнила вдруг Лиза. — Я все хотела спросить. Можно? Почему у вас фамилия Морковкин? Это кролик может быть — Морковкин. А вы — как старый король на картинке.

— Ага! — обрадовался чародей. — Ребенок и тот видит. Моя настоящая фамилия Каротель. Дон Диего де Каротель. Да вот, было время в Фантазилье, когда всех заставляли менять фамилии на понятные. Так я и стал Морковкиным. К тому же, — закончил он смущенно, — Каротель в переводе и значит — морковка.

Посоветовавшись, девочки с волшебниками решили, что к источнику газирона, где командует Глупус, пойдет Алена. Так безопасней.

— Тем более, — улыбнулся Печенюшкин, — ты с ним уже знакома. Понравился, а?

— Он смешной и противный! — заявила Алена. — И шепелявит, как маленький. Не понравился! Весь зеленый и сильно глазки большие. Хотел меня лягушками накормить… Что-то опять есть хочется.

— Некогда, Аленушка! — чуть не заплакала Фантолетта. — Может, бутербродик сделать? С икрой? Ты какую больше любишь, черную или красную?

— С маслом, — ответила девочка. — Только густо намажь, пожалуйста. И сверху — зеленый горошек.

Пока Алена перекусывала, Федя хвалился перед окружающими новой рубахой. Непонятно было, когда он успел ее справить. Но рубашка, белая, с красным пояском, с красными, вышитыми по вороту петушками, действительно была хороша.

— Крепкая, — горячился домовой, — сносу не будет! Да ты порви, ты порви, попробуй!

— В чистом — не на смерть ли собрался? — съехидничал Морковкин.

Федя презрительно показал ему свежее пятно на рукаве. Аленка, доедая бутерброд, продолжала хныкать об исчезнувших валенках и шубке. Домовой ее очень понимал, кипел гневом:

— Жуть не люблю, когда личные вещи пропадают. Из горла вырву у Ляпуса! Ребенка обокрал!

Настроение у всех было напряженно-приподнятым. В троллейбус Печенюшкина поднялись Аленка, Федя, Фантолетта и Морковкин.

— А мы на чем поедем? — заволновалась Лиза.

— На мне, — спокойно ответил Пиччи и исчез. Вместо него стоял у пещеры еще один троллейбус, точная копия первого. Лиза с открытым в изумлении ртом обошла машины. Вся разница: у первой на номерной табличке было написано «Вот и я, ребята», а у второй — просто и скромно — «Печенюшкин».

— Прошу, прошу садиться! — поторопил троллейбус знакомым голосом.

Лиза с коброй покорно уселись, помахали друзьям из окон. Машины съехались, легонько стукнулись лобовыми стеклами, как двое дурашливых мальчишек, и взмыли в воздух, разлетаясь под тупым углом.

Лиза недоверчиво трогала поручни, щупала сиденье.

— Удобно ли тебе, Лизонька? — ласково спросило сиденье голосом Печенюшкина.

Девочка растерянно кивнула, встала, прошла вперед, присела в водительское кресло, погладила руль.

— Крути вправо! — захохотала баранка. Лиза вскочила снова. Ей было не по себе. Проходя к кобре, она покачнулась на вираже, и тут же поручень, изогнувшись, заботливо поддержал ее под локоток.

— Ну как, нравится? — не унимался Пиччи. Точный и выдержанный на земле, под облаками он становился воздушным хулиганом.

— Здорово, — поежилась Лиза, — но все равно неуютно. Словно у кита в брюхе. Нет, как будто живого человека, друга изнутри рассматриваешь.

Цель приближалась. Сбоку мелькнул и пропал замок Уснувшего Рыцаря. Полноводная река Помидорка поплыла под ними. Уже видна была — не больше крышки от чайника — мраморная чаша источника и пестрое скопление народа вокруг нее. Троллейбус, снизившись немного, завис прямо над чашей. Рядом с источником тускло отсвечивали металлом два огромных орудия, и крохотные фигурки солдат копошились возле них.

— Откуда в Фантазилье пушки? — изумился Печенюшкин. — Из музея стащил, негодяй!

— Они что, будут в нас стрелять? — испугалась Лиза. — Мы же невидимы!

— Это настоящий мой троллейбус невидим, — обиделся Пиччи. — А я в решающий момент от врагов не прячусь.

Облачка дыма возникли над пушками, с запозданием раздался грохот, и два снаряда с воем устремились к троллейбусу.

Войско осадило назад, образуя у источника свободное пространство — ждали, что посыплются осколки.

Снаряды приближались, вопя: «Поберегись, взорву!!» Лиза втянула голову в плечи. Кобра не шелохнулась, казалось, она спит.

И вдруг, в самый распоследний миг, у троллейбуса выросли две великаньи руки, ухватили снаряды на лету и стукнули друг о друга, словно драчливых псов. Раздался резкий хлопок, будто лопнуло колесо, и вниз посыпались тысячи разноцветных листочков. Гигантская рука ловко подхватила один листок и прижала к стеклу перед Лизой. Там был нарисован человечек в плаще с серебряным капюшоном, жирно перечеркнутый крест-накрест, и написано: «Дурак ты, Ляпус!»

— Что толку в состязаниях чародеев, — ворчал Печенюшкин-троллейбус, стремительно падая вниз. — И я разозлился — не смог удержаться от глупой выходки…

Обогнав кружащиеся листки, машина буквально рухнула на землю. Толпа еще не успела прихлынуть. Однако, вплотную у чаши источника, тремя тесными кольцами стояли гвардейцы, обнажив мечи. Этим бежать от осколков не имело смысла. За шаг в сторону Ляпус обещал превратить их в дохлых пауков.

Троллейбус исчез. Пиччи-Нюш в белой, распахнутой на груди рубашке стоял перед фантазильцами. Обнаженный клинок его горел, как сто тысяч молний. Ровные белые зубы сверкали в недоброй улыбке. За ним кольцом свернулась кобра. Над телом змеи воздух волнисто дрожал, и Лиза, стоящая в кругу в королевском платье, виделась окружающим точно сквозь марево. Голову девочки венчала корона — для авторитета.

От источника, сзади, полетело в спину Лизе копье с посеребренным древком. Оно пробило бы девочку насквозь, но, ударившись в марево, дрожащее над коброй, отскочило, словно от каменной стены.

Расступившееся воинство медленно двинулось вперед. Но снова застыло, натолкнувшись на взгляд Печенюшкина, горящий ярче лезвия шпаги. Что-то было в нем такое, отчего подкашивались ноги у самых отъявленных головорезов.

И тогда Ляпус в знаменитом плаще с откинутым капюшоном появился из рядов охраны. Оставляя войско за спиной, он двинулся к Печенюшкину.

Аленка, Фантолетта, Федя и Морковкин подлетали к вершине Тики-Даг.

— Платьице красивое намокнет, — горевала девочка. — Можно, я платье сниму, в трусиках останусь? В платьях же не купаются! А я, честно, не утону?

— Нырну вслед за тобой! — успокаивал Федя. — Про то в волшебной книге ничего не сказано. И навстре-е-ечу ветру я плыву-у… — пропел он. — Мыться не люблю, но плаваю как рыба!

Фантолетта сидела тихо, прижимая к себе Аленку. В глазах феи таилась грусть — сказка приближалась к концу, а, значит, предстояло расставанье. Морковкин явно волновался за ребенка. Он все пытался рассказать историю, случившуюся, якобы, с его знакомой, девочкой лет пяти.

— Храбрая была, как лев, — говорил старик. — В ванне всегда ныряла. Озеро увидит — ныряет. Море увидит — ныряет. Шторм в океане, волны высотой в восемнадцать дворцов — все равно ныряет!

— А в бассейн без воды не ныряла? — тихо спросил Федя.

Старик понял, что заврался, безнадежно махнул рукой, покраснел, умолк.

Троллейбус остановился в воздухе у чаши с рубиновым напитком, почти над головой стражников.

— Тише, — прошептала Фантолетта. — И не забывайте, мы невидимы.

Глупус стоял перед своим отрядом. Жестикулируя мягкими зелеными лапами, он держал речь, обмирая от страха. Видя испуг предводителя, стражники тоже отчаянно трусили. Плел водяной несусветную ерунду.

— Сейсяс плилетят, знасит! Бояться нельзя никому, потому сто я сам боюсь! А сто? Излубим на кусоцки, если, конесно, зывы останемся. Как навалимся — и конес! Нам конес! То есть им конес! Не лобей, лебята, и слазу в кусты, то есть на влага! Ула-а-а-а!!

Слыша такое, внешнее кольцо охраны заранее потихоньку расползалось.

Чудесная машина, переместившись немного в сторону, чтоб не задеть оставшихся горе-защитников, опустилась на землю. Троллейбус внезапно вырос из пустоты перед глазами стражи. Полная паника овладела фантазильцами. С дикой скоростью неслись они врассыпную.

Глупус собрал жалкие остатки храбрости. Замахиваясь в пространство непосильно тяжелым мечом, шатаясь, он делал шаг вперед, два назад.

Первым из троллейбуса показался Морковкин. Увидев внушительную фигуру старого чародея, Глупус выронил меч, плюхнулся на колени и отчаянно заорал:

— Ныляй! Ныляй! Я не буду месать, я милный! — и рухнул на бок.

— Глубокий обморок! — удовлетворенно промолвил Морковкин.

Компания друзей стояла у источника наготове, ожидая условленного знака — зеленой ракеты. Алена пальцем попробовала рубиновую жидкость.

— Холодная, но ничего, надо потерпеть, — говорила она, ища одобрения в лицах волшебников, закрытых прозрачными масками от ядовитых испарений.

На лице Фантолетты застыла мука. «Заставлять ребенка рисковать! Лучше б самой сто раз подряд головой в прорубь!» — думала добрая фея.

Аленка деловито разулась, вручила Морковкину туфельки. Видно было, что несчастный старик переживает не меньше Фантолетты. Федя, уже готовый к погружению, подпрыгивал рядом на травке, разминаясь. На нем были пронзительно-желтые до колен трусы с волком, зайцем и надписью «Ну, погоди!»

Ляпус поравнялся с Печенюшкиным и остановился прямо перед ним. Пиччи поднял голову, устремив на противника нестерпимый ледяной огонь своего взгляда. Тот вздрогнул, пошире расставил ноги для устойчивости, но не отступил и глаз не отвел.

— Негодяй! — загремел голос Печенюшкина. — У тебя есть последний шанс сохранить жизнь! Объяви сейчас народу, что ты не господин его и повелитель, что обманул всех, что раскаиваешься и умоляешь простить тебя!

— Никогда! — воскликнул Ляпус. Он скинул плащ с серебряным капюшоном и остался в узких штанах и черной рубашке с пышными кружевами у ворота. Черный клинок вороненой стали скрестился со шпагой Печенюшкина, и искры брызнули в воздухе. Схватка началась настолько яростно, что зрители отпрянули. Их словно опаляло невидимым пламенем.

Лиза напряженно следила за поединком. Вдруг от сияния солнечного клинка у нее закружилась голова. Девочка пошатнулась и стала падать, теряя сознание. Кобра мгновенно повернула к ней голову, разорвав магический круг, дрожание воздуха исчезло, и тут же тяжелая стрела, пропев в воздухе, пробила змее горло.

Девочка осталась беззащитна. Но не успела еще ни одна новая стрела сорваться с тетивы, как Пиччи молниеносно обернулся и одним движением шпаги начертил странную фигуру над Лизой. Раненая змея и ее королева оказались внутри золотого конуса — шатра из солнечных лучей. Враги снова не могли добраться до них.

Но, в момент, когда Печенюшкин обернулся, Ляпус, воспользовавшись этим, нанес ему стремительный коварный удар. Алая кровь залила батист рубашки, правая рука Печенюшкина безжизненно повисла. Глаза злодея сверкнули радостью. И совершенно зря. Солнечный клинок сам собою оказался в левой руке его противника.

— А-а-а!! — дико закричал Ляпус. — Оборотень! И тебя, оказалось, можно достать! — и шпаги вновь зазвенели в ожесточенной схватке.

Лиза, пришедшая в себя, сквозь паутину золотых лучей могла свободно наблюдать за боем, но слезы застилали ей глаза. Змея умирала. Тело ее то вытягивалось, то скручивалось причудливым клубком, глаза уже мутнели.

Собрав все силы, кобра в последний раз приподняла голову и, глядя на свою королеву стекленеющим взором, едва слышно прошелестела:

— Клара-Генриетта… Меня зовут… Клара-Генриетта…

Голова ее бессильно ударилась о землю. Все было кончено.

— Прощай… Прощай, Клара-Генриетта… — шептала Лиза.

Спина ее содрогалась от рыданий. Слезы текли и текли, заливая королевское изумрудно-зеленое платье. «Желтое и зеленое. Цвета пустыни…» — вспомнила девочка и заплакала еще горше.

Разъяренный Печенюшкин теснил Ляпуса, наступая шаг за шагом. Вот шпага его свистнула, как хлыст, и кровавый рубец перерезал лицо злодея. Вот, словно золотой шмель, клинок ужалил в плечо Ляпуса, и кровь проступила на черном шелке рубашки. Сталь звенела, скрежетала, визжала, снопами рассыпались искры, и вдруг все смолкло. Ляпус тянулся вверх, привставая на носки, запрокидывая лицо к солнцу, и одновременно заваливался назад. Вороненый клинок выпал из разжавшихся пальцев. Шпага Печенюшкина торчала из груди его, уйдя внутрь почти по рукоятку. Твердой рукой Пиччи взялся за эфес и выдернул лезвие из страшного футляра.

Злодей рухнул на землю, в мертвых зрачках его навсегда застыло родное небо. Черный клок невесть откуда взявшегося тумана окутал тело и тут же мгновенно растаял. На земле осталась лишь кукла, величиной с детскую ладонь. Воинство медленно отступало.

Печенюшкин поднял плащ с серебряным капюшоном, вытер лезвие шпаги, вложил ее в ножны и бросил плащ туда, где валялась кукла. Тот полетел, уменьшаясь в воздухе, и оказался на кукле. Теперь она была точной копией Ляпуса.

Гвардейцы давно уже покинули источник и сейчас, вместе с народом и войском, ждали поодаль — то ли нападать, то ли разбегаться, то ли приветствовать.

Лиза и Печенюшкин в горе склонились над коброй.

— И ты, такой могучий волшебник, не можешь ее оживить?! Ну, неужели ничего, совсем ничего нельзя сделать?.. Послушай! А нельзя отлить живой воды? Хоть капельку!

— Тогда все пропало. Или ей, или — в источник.

Лиза встала. Лицо ее было хмурым, нос распух, но слезы высохли, и в глазах светилась решимость. В руке, как и все это время, она крепко держала склянку с живой водой.

— Ладно. Я готова!

Пиччи поднял левую руку вверх, ракетница оказалась в его ладони, и в уши ударил резкий хлопок. Через несколько мгновений неправдоподобно большая зеленая ракета расцвела на небосклоне Волшебной страны. Высоко над горами маленькой точкой вспыхнула в ответ красная ракета. Лиза сосчитала до трех, вдохнула и, сжимая склянку, бросилась в источник…

Протяжный звон, как от удара в колокол, поплыл в воздухе. Фонтаном выплеснулась из чаши толстая золотистая струя, образуя на излете как бы чашечку цветка, в которой сидела Лиза. Постепенно снижаясь и перемещаясь к краю, струя негрустина мягко опустила девочку на мраморное обрамление чаши источника. Мокрые волосы облепили ее голову, на которой чудом держалась корона. Платье прилипло у Лизы к телу, с нее текло ручьями, но, дрожа от холода, она сияла счастьем.

Торжествуя, девочка показала Печенюшкину склянку. Там, на дне, плескалось еще немного голубоватой прозрачной жидкости.

— Вот! Видишь, осталось! Я в последний момент заткнула пальцем. Хватит Кларе-Генриетте?!

Лиза еще никогда не видела Пиччи хохочущим так радостно и заразительно.

— Вот это да! — воскликнул он наконец. — Да ты просто гений! Переливать нельзя, а оставить немножко — про это в Волшебной книге ничего не сказано. Разрешено все, что не запрещено!

А в небе уже показался и стремительно рос, снижаясь, синий троллейбус. Развеселая музыка неслась оттуда. Из раскрытых окон махали руками Алена, Фантолетта, Федя и Морковкин. Аленка кричала, пытаясь заглушить музыку:

— Лизочкина!! Спорим, моя газировка была слаще!