"Фактор города. Мир фантастики 2010" - читать интересную книгу автора (Гаркушев Евгений, Тудаков Антон,...)

Юлия Гавриленко Свеча для единорога

Почему-то тревога и разочарование очень редко глушат чувство голода. По крайней мере, у меня этот положительный побочный эффект никогда не возникает.

Я посмотрела на часы: заехать перекусить к родителям уже не успеваю. Лоток с мороженым и чипсами, криво прилепившийся рядом с извилистой тропинкой, вряд ли мог предложить мне что-нибудь сытное.

Хотя если взять брикет с вафлями… Я остановилась напротив лотка и невольно задумалась: не покатится ли он со склона, если слишком резко дернуть крышку.

Продавщица смотрела на меня так же задумчиво.

Приглядевшись повнимательнее, я увидела, что задние колеса лотка упираются в петлю узловатого соснового корня, и попросила нужный сорт мороженого.

Рыжая дама с пышной фигурой, ловко балансируя на самом краю обрыва, начала колдовать с заедающей крышкой и выскальзывающим сухим льдом.

– Девушка, а почему вы на телефонный звонок не отвечаете?

Я быстро накрыла ладонью карман. Как будто теперь продавщица не будет слышать звонок!

– Не хочу, – смущенно призналась я.

– Понимаю, понимаю, – подмигнула мне мороженщица, – сегодня все ругаются, а мириться не хотят. Жара.

Легкий холодок, преследующий меня с утра, превратился в ледяной водопад. Надежды не оставалось.

– На пляже люди часто ругаются, – пробормотала я.

– Не скажите. Я тут не первый год, место хорошее, и парк, и старые сосны, и чисто, и поиграть в волейбол есть где, а уж вода и песочек какие! У меня и дети сюда всегда ходили. Школьниками – просто искупаться, поиграть, а потом уже компаниями посидеть да пообжиматься. Одно из самых мирных мест у нас в городе. Никто никому не мешает, молодежь около мостиков, старички в заливе, нудисты за поворотом.

Крем-брюле оказалось слишком замороженным, его пришлось откусывать и оттаивать во рту. Наводящих вопросов я задавать не могла, но собеседнице явно хотелось выговориться, и она воодушевленно, с размахиванием руками и выпучиванием глаз, подтверждала мои самые худшие опасения:

– А эта неделя как началась, так я уж и не знаю что думать. Пацаны в понедельник затеяли драку, один другого столкнул не так в воду… Разделились и пошли стенка на стенку, и девчонки – не разнимать, а туда же, кто ветку схватил, кто камень. Кто-то убежал, за ним трое в погоню, там в камышах догнали, уже и милиция подбежала, растаскивают их, а они как бешеные, слюна летит, ругаются.

Обычно-то так не расходятся, школьные учителя тоже тут иногда гуляют, вдруг увидят…

Я кивала. Бедная наивная дама, неужели она всерьез думает, что современные дети контролируют себя лишь из страха получить замечание от учителей?

– Вчера парочки ругались. Причем те, которые туда, в еловую часть, приходят, ну, с намерениями…

Мороженое заканчивалось, и я уже могла иронически хмыкнуть, демонстрируя понимание. Парочки обычно и не скрывали, зачем забираются в самый темный даже солнечным летним днем уголок парка.

– Эх, какие же слова они друг другу наговаривали! А сегодня с утра, – продавщица доверительно перегнулась ко мне через свой ящик, – несколько нудистов догоняли своего приятеля с криками «проигрался – плати»! Надо же так перегреться.

Я удрученно положила пустую обертку в урну и попрощалась с доброй женщиной.

Нудисты, агрессивно напоминающие о карточном долге, довершали картину.

На звонок придется отвечать. Отойдя подальше от мороженщицы, я достала исхрипевшуюся трубку:

– Да, Наташа… Наверное, тут всё. Я поеду проверять свою территорию, что-то мне кажется, что и там…

Я запнулась, но подруга прекрасно меня поняла и так. Тревожить нас могло лишь одно: исчезли предметы нашей охраны.

– Давай встретимся у тебя на перекрестке. Два часа хватит?

Вопрос лишний. За полтора часа я доберусь до своего парка даже пешком, а для того, чтобы убедиться в своих подозрениях, мне и пяти минут хватит. Либо есть, либо нет.

Раскаленный троллейбус грустно пыхтел по пыльной улице. Забавный маршрут, обоими концами упирается в зоны отдыха, возле реки и канала. Но – по загазованным улицам, без тени ветерка, из пробки в пробку.

Обычно я могу поделиться с водителем хорошим настроением. Когда я выхожу, он думает о том, что ему еще неплохо живется. Работа интересная, заработная плата не скачет, сам он жив-здоров, у детей приличная школа, на лето в лагерь к морю отправились… А завтра матч четвертьфинала Лиги чемпионов. Или поход в консерваторию с супругой. Или еще что-то приятное.

Но дарить ему душевное спокойствие и разгонять печаль я буду, конечно, не сама. Это делают те, кто дарит городским жителям доброту. Те, кто в состоянии совершить невозможное, но о себе позаботиться не могут.

Это единороги.

Наши невидимые соседи, добровольные помощники и прекраснейшие создания.

Когда я лениво заканчивала сельскохозяйственную академию и вместе со всеми однокурсниками убеждалась в бесполезности моей будущей профессии для столицы, один из моих любимых преподавателей неожиданно поинтересовался, всегда ли я такая болтушка и можно ли мне доверять в серьезных вещах. Я заверила его, что, конечно, можно и даже нужно, и если эти серьезные вещи не касаются свадеб моих ближайших подруг, то, скорее всего, я смогу промолчать.

После этого он спросил, не заинтересована ли я в получении низкооплачиваемой непрестижной работы с ненормированным рабочим днем и большой ответственностью и связанной с тяжелым физическим трудом.

– А карьерный рост? – спросила я тогда.

– Никакого, – радостно заверил меня преподаватель и уточнил: – Ни в должности, ни в звании.

Конечно же, я согласилась. Тем более что молчания особого, как оказалось, и не требовалось.

– Можете говорить все что угодно, – успокоила меня худая леди в деловом костюме, записывая в трудовую книжку что-то невразумительное со словом «эколог» в середине и выдавая пухлый томик «Краткой инструкции», – вам все равно не поверят.

Наташка тоже попалась на этот блестящий крючок. Определяющим фактором у нас обеих оказалось любопытство. Потом уже мы с ней пытались придумать теорию о неслыханной отзывчивости и громаднейшей чувствительности, которые и позволили выделить нас из всего потока. Но так как я не видела этих качеств в ней, а она во мне, теория оказалась опровергнутой.

Коллектив был маленький, всего десять человек, но незлобный. Больше и не требовалось, единорогов у нас и так почти не осталось, а вероятность появления новых особей очень низкая. Нас с Наташей пригласили вместо отправившейся на пенсию семейной пары и отдали их участки: два берега городской части канала.

Помню, как, возвращаясь домой с тайного совещания в канцелярии общеобразовательной школы, мы пытались придумать название своей работы:

– Ветеринар для единорога?

– Нет, так одна фэнтезийная книжка называется, зачем повторяться…

– Хранитель единорогов?

– Какой из тебя хранитель, да еще с большой буквы – Хранитель, посмотри в зеркало, мелочь…

Мы разглядывали выданные нам пакетики с витаминами и йодированной солью, глупо хихикали и размахивали руками:

– Зато какая ответственность!

– И бесценная польза! Это тебе не в офисе штаны просиживать, бумажки перекладывая.

– И не отчеты сочинять многобуквенные.

За три года романтики поубавилось. Бумажных и электронных отчетов мы отправили не меньше, а возможно и больше, чем те из наших друзей, кто хоть каким-то боком остался связан со специальностью зооинженера. Таких было мало: несколько девчонок в теплицах, ребята, прилепившиеся к ветеринарным клиникам, да десяток человек, рассосавшихся по конюшням.

Учет и охрана единорогов – дело не для хрупких девушек из легенд. Огромное заблуждение. Мой приятель Сашка, оперативно организовавший на отцовские деньги магазинчик с кормами для домашних животных, время от времени приглашал меня поужинать и выпытывал страшную тайну.

– Так где ты на самом деле работаешь? Катаешь детей на поняшке? – невинно спрашивал он, подкладывая мне в тарелку аппетитные кусочки жареного мяса.

– А из чего на самом деле это приготовлено? Из товаров твоего магазинчика? – неизменно отвечала я.

Перед расставанием он повторял вопрос, а на ответ «помогаю единорогам» деликатно щипал меня и фыркал:

– С таким-то задом… Бедные единороги, да если ты будешь их выезжать – раздавишь.

Получал, конечно, по шее, но не унимался. Иногда даже пытался проследить за мной или поймать на слове. Но мои честные рассказы про то, что единорога не надо «выезжать», что он для этого не предназначен, что он хрупкий и тонкокостный, на Сашку производили ровно столько же впечатления, сколько на всех остальных.

– Горазда же ты сочинять, – обижался он, потому что я ему нравилась, и он хотел большего доверия.

И родители обижались, потому что жалели меня и волновались. И друзья обижались, потому что думали, будто я не хочу делиться хлебным местечком. И даже собака обижалась, потому что я не всегда брала ее с собой, а с прогулки приносила тревожащие парковые запахи.

Но я ничего страшного не скрывала.

Просто у меня довольно своеобразная работа.

Единороги бескорыстно несут нам теплоту, добро и любовь. Там, где они поселяются, устанавливается замечательная атмосфера, люди меняются к лучшему, а их поступки не причиняют никому вреда.

Древняя магия белоснежных созданий помогает нам оставаться людьми. Но не тем из нас, кто отродясь человеком не был, и не тем, кто погряз в собственной злобе и жадности. А лишь тем, кто подвержен соблазнам и искушениям большого города, немалых денег и неразумных трат, но в глубине души остается внимательным к чужим проблемам.

Единороги существуют там, где есть хоть немного любви, дружбы и сострадания. Самые малые крохи, зачатки и остатки этих почти условных понятий в присутствии единорогов расцветают и разрастаются. И люди довольно долго помогают друг другу и пребывают в хорошем настроении.

Но как только они начинают завидовать, пакостить и вредить, единороги заболевают и в лучшем случае перебираются в другое место, а в худшем – исчезают.

Кроме того, они нуждаются в проявлении хоть каких-то знаков внимания. Как и любым существам, им нужны уход и ласка.

Поэтому они открываются тем, кого выбирают сами.

Когда и кем была организована служба по их спасению и охране, нам с Наташкой не рассказали. У фирмы было официальное название, нам выдавали зарплату, необходимые справки с печатями, но все попытки узнать, где же мы на самом деле работаем, ни к чему не привели.

Нас лишь научили находить единорогов и познакомили с некоторыми из них. После этого мы должны были ежедневно писать отчеты и периодически являться в замусоленно-задрызганные местечки, чтобы честно смотреть в глаза начальнику. А потом выслушивать пожелания и возвращаться на свой участок. Не все проходили проверку «глазами», пару раз после этих сборищ наши коллеги сменялись другими. Без объяснений. Мы подозревали, что девчонки начинали злоупотреблять получаемой от единорогов силой. Подрабатывали у мануальных терапевтов или на корпоративных вечеринках.

А продавать доброе настроение очень нехорошо.

Набрав его при общении с единорогом «полные карманы», им можно делиться с кем угодно, оно для этого и предназначено, но только не для личной выгоды.

Наш преподаватель не обманул нас: ни денег, ни престижа, ни льгот мы не получили.

Зато увидели единорогов. Мы могли разговаривать с ними, гладить их по теплому бархату шкуры и нежному шелку гривы. И учились любить людей и не допускать в сердце гнев. Забыли про капризы и глубоко запрятали свои несносные характеры.

И вообще стали такими благородными, терпеливыми и бескорыстными, что сами перестали себя узнавать.

И нас все происходящее устраивало. Это родные переживали за нашу растрачиваемую впустую молодость, корили за ветреность и легкомыслие.

Это друзья осыпали ехидными усмешками и снисходительно-участливыми вопросами.

Горсть овса в ледяную метель или сочное яблоко в конце душного августа вызывали у единорогов такую бурю ответной нежности, что хватало на всех: и на докучливых соседей, и на язвительных одноклассников. Пусть они посмеивались надо мной, зато у них самих возникало ощущение безмятежного счастья.

А мы в любую погоду приходили к единорогам, гладили их, говорили ласковые слова, расчесывали гриву и подтачивали в апреле алмазной пилочкой неровные края новых рогов, а с октября по март приносили им ароматные зерновые каши и теплые травяные чаи.

Накануне вечером на моем участке единорог был. Тяжеловато раздувая бока, он тыкался носом в мое плечо, пока я читала ему Бёрнса. Почему-то мне показалось, что он страдает от жары.

А утром Наташа, чуть не плача в трубку, сказала, что не нашла своего единорога. Я хотела сразу поехать к ней, но с курорта позвонила Маня и попросила проверить ее подопечного в Серебряном Бору. Ей приснился дурной сон.

И я полдня искала его следы, но безуспешно. А продавщица мороженого окончательно подтвердила страшное предположение: он исчез. И пляж поспешно заполнили другие существа: либо мелкие городские тролли, либо грязнолужевые русалки. Ни тех ни других я никогда не видела, да и видеть не могла, но нам рассказывали о признаках их появления.

Царапая обивку сиденья и сжимая кулаки, я мысленно просила троллейбус везти меня быстрее. И, чувствуя мою нервозность, он несколько раз упускал токосъемник, неудачно входил в повороты, застревая сам и перегораживая проезд остальным, быстро скатывался под уклон в ремонтируемом переулке. От этой тряски сухонькая старушка выпустила ручку тележки с картошкой.

Картошка каталась по салону, я собирала ее вместе с другими пассажирами: и школьники, и серьезный дядька с шуршащей газетой, и нахмуренная мамаша с хулиганистым пацаненком – все с азартом возвращали пожилой женщине грязные старые картофелины. И я надеялась, что еще не все потеряно, что мой единорог еще помогает нам…

Но, покинув троллейбус, я поняла, что надеялась зря. Не успела передо мной выкатиться в открытую дверь последняя заблудившаяся картошина, как я ощутила непривычную пустоту.

В моей половине лесопарка единорога уже не было. Привычная березовая роща у входа не светилась изнутри и не приглашала прогуляться под резными листочками.

Пустые белые столбы, испещренные черными язвами. Частокол вокруг избушки Бабы-яги. Убогое пристанище подозрительных компаний и психически нездоровых людей, место для попоек и криминальных разборок.

И ни одной мамаши с коляской, ни одного собачника. Даже кучкующихся подростков не видно.

И мерзкий затхлый запах.

Я помотала головой, отгоняя наваждение. Конечно, настоящая Баба-яга завестись у нас никак не успела бы, этой даме нужно местечко побезлюднее, да и времени на обживание побольше, чем неполные сутки. Но запах-то мне не примерещился!

Я бросилась вперед, перепрыгивая успевшие нападать ветки и стараясь не наступать на многочисленные бумажки и фруктовые объедки. Как же быстро мы можем захламить самый уютный уголок!

Запах становился все сильнее, я поняла, что он доносится из закоулка между школой и спортивной базой.

Тьфу ты! Прямо за школьным забором, перекрывая дорожку для пробежек трусцой, высилась огромная куча мусора. И навалить ее можно было только со стороны школы.

Бедный мой единорог, впечатлительное создание… И-за чего бы ни ухудшилось его самочувствие сначала, добило его осквернение нашего парка светлейшими душой людьми: директором и завхозом школы – теми, кто должен любить всех, купаясь в лучах детской доброты.

Я вернулась к остановке и дождалась Наташку.

Ее серая машинка тоскливо вынырнула из непрерывного потока и прилепилась на край тротуара.

– Кошмар, – сказала я, забираясь на переднее сиденье.

Наташка, не мигая, смотрела перед собой.

– Сообщим прямо сейчас?

– Может быть, объедем остальные точки?

Она кивнула и вновь влилась в ворчащую реку автомобилей.

В первый раз город остался почти без наших коллег. Почти все сразу захотели в отпуск в июле, девчонки были близки к истерике: у кого-то свадебное путешествие, у кого-то долгожданный отпуск у мужа. Шеф наш в отъезде двухнедельном, а Кира Ивановна, которая всегда была на связи и подсказывала нужное решение, под свою ответственность подписала заявления. А сама тихонько укатила на дачу, сказав нам, что ей и нужно-то всего недельку жары пересидеть, а не то она испортится и сломается.

Мы с Наташей остались вдвоем и не очень волновались: середина лета, затишье перед традиционными августовскими катаклизмами. Это в августе нам надо быть настороже, в городе творится неизвестно что, приезжая ненависть и залетная злоба могут привести к полному исчезновению единорогов. А в июле обычно ничего не происходит, всеобщее перемирие облегчает им жизнь.

Но, видно, остаться совсем без заботы даже на одну неделю они не могут. Недаром нас никогда не отпускали отдыхать одновременно.

– Что же происходит? – Было непривычно видеть Наташкино сосредоточенное лицо. Ни тени улыбки или иронии.

– Очередной гуманный закон готовится? Еще больше заботы о пенсионерах, инвалидах и маленьких детях? Может, выселят их за черту города с компенсацией, которую можно будет получить через три года?

Наташка молодец, не сказала, что я несу чушь, лишь выразила недоверие:

– А у них разве не каникулы сейчас?

– Вот на каникулах они как раз расслабляются, всякая ерунда в голову и лезет. А единорогам же не только поступки, даже мысли бесчеловечные вредят.

Наташка резко дернула невинную машинку, и я замолчала.

Мы все равно не можем помешать, наши возможности столь ограниченны!

Города сами уничтожают своих единорогов. И происходит это не в войну, когда люди озарены жаждой жизни, ненавистью к врагам и объединены общей целью. В сплоченных душах хватает места для взаимопомощи. И в голод, в неурожай или разруху, когда сердца полны страха за близких, единорогам есть для кого существовать.

А уходят они, когда людям всего хватает: и еды, и удовольствий. И люди эти становятся безразличными к чужим страданиям, но чувствительными и завистливыми даже к незначительным успехам других.

В тот вечер мы не нашли ни одного единорога.

По дороге в наш район машина, чихнув, отказалась трогаться из затора перед мостом.

Автомобилистка из Наташи та еще. Хлопнув по клаксону, выйдя и постучав по колесам, она села обратно, задумчиво выставив ноги на проезжую часть. Соседние машины гневно побибикали и принялись объезжать еще одно препятствие. Ни наши расстроенные лица, ни шикарные Наташины ножки желания предложить помощь ни у кого не вызвали.

Пока она по телефону объясняла проблему своему рукасто-головастому приятелю, у меня в мозгу крутился еще один способ помощи единорогам. Надо использовать все варианты, но я никак не могла вспомнить одну существенную деталь.

Наташка хлопнула крышкой мобильника:

– Сейчас приедет. Шутник, спросил у меня, как у нас со свечами. Он бы еще сказал, как крышку поднимать, и я бы сразу посмотрела…

Кокетничала Наташка. Все она при желании может. Но ей сейчас не легче, чем мне, и, чтобы хоть голова была в состоянии работать, нужны забота и поддержка. Как только ее друг выразил желание приехать – у нее прибавилось немного сил.

А я услышала ключевое слово:

– Точно, свечка для единорога нужна!

Наташа посмотрела на меня с недоверием. Круги под глазами, мгновенно запавшие щеки – но шутить в состоянии.

– Ты имеешь в виду для введения в… Э-э-э… Да? Но для этого нужен как минимум сам единорог. И поверь мне, это не самое эффективное средство, хотя, возможно, и небесполезное.

– Да нет же, я не об этих свечах. Помнишь легенду?

Внимательно, ох как внимательно смотрела на меня Наташка. Легенду нам рассказывали в первый же день, но на то она и легенда, чтобы в нее никто не верил.

– Пошли. В ближайший хозяйственный.

Наташка немного замешкалась, но все же махнула рукой:

– Да ладно, ничего с ней не случится. Ключи у него есть, разберется, что делать.

Мы бросили ее несчастную машинку и побежали к магазину.

– Свечи? – Удивленная девушка за прилавком растерянно оглядывала стеллажи со стиральными порошками и кондиционерами. – Летом? Светло же.

– Свечи? – хихикнула продавщица из другого магазина. – Опомнились. В декабре у нас свечи, перед Новым годом. И фигурные, и ароматизированные, и с сюрпризом, и эротические…

– Свечи? Ай-ай, опоздали, красавицы, – усатый шустряк услужливо махал руками, предлагая фонарь и «вечную» синюю лампочку, его лоток «всё в дорогу» стоял перед железнодорожной платформой, – с утра были, но в деревню кто ехал, все разобрали, мало ли что… Возьми вот это, рыжая, энергосберегающий, не пожалеешь!

Мы сбились с ног, мы обошли много, нет, очень много магазинов. И, уже отчаявшись и почти плача, тронули все-таки сердце одной сердобольной дамы. Она вынесла нам из дома две кривоватые старые парафиновые свечки, залежавшиеся еще со времен «всезапасливого» периода. И даже отказалась взять деньги, которые мы пихали ей в руки. Видимо, она решила, что мы собираемся провести обряд возвращения непутевого жениха или неверного мужа. Да какая разница, что она подумала, главное – мы получили желанные свечи, да еще отданные от чистого сердца.

Я влетела к себе в квартиру пулей, на ходу начиная ритуал, о котором слышала лишь анекдоты и байки.

И я зажгла свою единственную свечу, почти незаметную светлым июльским вечером.

И поставила ее на подоконник. А сама стояла рядом и напевала строки из рок-оперы:

И я гнала прочь предательские мысли о том, что без моей наивной и, возможно, ненужной работы кое-кому будет только лучше. Я найду себе постоянное приличное место, родные успокоятся, Сашка наконец-то перестанет во мне сомневаться и сделает предложение, закончатся бессонные ночи и круглогодичное издевательство над здоровьем, и мне уже не надо будет блуждать по улицам и в дождь, и в зной, и в холод.

И все будет хорошо, никто ничего не заметит.

Только в городе уже не останется единорогов. И он превратится в сонный, холодный и чопорный.

А может быть, в злобный, завистливый и нервный. Как те, которые я видела во время специально организованной для нас с Наташей поездки. Но в любом случае чужим. И без единорогов.

Слабое скрежетание отвлекло мой взгляд от дергающегося пламени.

Болезненного вида, тощий и слабый единорог летел на свет моего огонька. Прыгающее парение – вот как называется их полет. Величественное и редкое зрелище.

Сейчас величия было маловато, почти незаметный ветерок сносил его и прибивал к стене дома. И единорог застревал за водосточной трубой. Выкарабкивался и снова застревал.

Но это уже мелочи.

Я пыталась подцепить его петлей бельевой веревки и улыбалась. Главное – накинуть на рог и аккуратно дернуть. А потом поднять к себе в окно, напоить и накрыть легкой попоной. А что делать дальше – я уже давно знаю.

Хорошо, что нам поведали старую легенду, пусть и просто в ознакомительных целях.

Но я весь вечер сообщала родителям, сестре, всем своим дальним родственникам, Сашке, подругам, одноклассникам и однокурсникам, соседкам по квартире и даче, парикмахеру и электрику, почтальону и обувному мастеру, что я их всех очень-очень люблю, уважаю, жалею, сочувствую, поддерживаю и так далее.

Каждому я сказала свое, разное по форме, но одинаковое по смыслу. Я была готова подарить им хорошее настроение хоть на миг, и моему единорогу этого хватило.

Надеюсь, у Наташки тоже получилось.