"Религия и политика террора" - читать интересную книгу автора (Курбанов Гарун Магомедович)

ГЛАВА II. О РЕЛИГИОЗНОМ ЭКСТРЕМИЗМЕ

2.1. РЕЛИГИОЗНЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ В ДАГЕСТАНЕ — СТРАТЕГИЯ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ

Тревога и волнение, пожалуй, только этими словами можно передать те ощущения и переживания, возникающие сегодня в душах многих дагестанцев. И связаны они со все еще сохраняющейся опасностью проявления в республике религиозного экстремизма. Еще недавно мы полагали, что эти явления немыслимы в нашей полиэтноконфес-сиональной республике, но жизнь опровергла самые смелые надежды. События лета 1999 года, едва не приведшие республику к гражданской войне, показали, что мы оказались перед лицом сложного и тревожного явления, получившего название — исламский экстремизм.

Так, что же представляет исламский экстремизм, где истоки и каковы его особенности? Являются ли реальной силой исламские экстремистские организации или это своего рода фикция и мистификация? Насколько высока возможность дальнейшего участия их в политической жизни республики, и самое главное, какова стратегия преодоления исламского экстремизма?

Надо сказать, что это достаточно трудные и неоднозначные вопросы. Поскольку проблема спроецирована, как в плоскость весьма сложного общественного феномена, каковым является ислам, так и в плоскость социально-политического состояния современного дагестанского общества. Ведь речь идет о формах крайнего и непримиримого отрицания существующих общественных норм и правил, выражаемых в рамках мусульманской идеологии. Следует сказать и о том, что правомерность использования выражения «исламский экстремизм» признается не всеми. Поэтому, прежде всего, хочется предложить несколько критериев, которые дают возможность говорить, об «исламском» в экстремизме. Первый критерий — употребление в самоназвании субъекта экстремистских действий или воззрений тех понятий, которые имеют однозначные исламские коннотации. Речь идет о словах «ислам», «мусульмане», «исламский» и т. д. Второй критерий — соотнесенность характера деятельности данного субъекта с наследием исламской политической культуры, где самым заметным признаком является джихад. И третий критерий — признание того или иного субъекта экстремизма в качестве выразителя интересов мусульман — либо как всей глобальной общности, либо — как отдельных сообществ или групп.

В самом общем своем значении «исламский экстремизм» (от латинского ех1гети8 — крайний) несет смысл недопустимого и неприемлемого для большинства населения поведения мусульман. Именно неприемлемость и противоречие суждений, взглядов и действий, представителей некоторых исламских объединений принятым в Дагестане нормам и ценностям дает основание объявлять эти взгляды или действия экстремистскими. Следует оговориться, что данное определение несет в себе больше оценочный смысл. С точки зрения права, речь об исламском экстремизме может идти только в том случае, если суждения и действия верующих мусульман идут вразрез с действующими в стране конституцией и законодательством.

Для исламского экстремизма характерен ряд особенностей. В первую очередь, пренебрежение и презрение ко всем иным, кроме своих, точек зрения. Изначальная позиция «кто не с нами, тот против нас» и, наконец, призыв к активной и агрессивной деятельности, включая насилие, ради утверждения своих конфессиональных или политических интересов.

Основоположником, или «классиком», исламского экстремизма считается известный египетский идеолог Сайид Кутб (казнен в Египте в 1966 г.). Концепция политического устройства мусульманского общества, изложенная Сайидом Кутбом в книгах «Социальная справедливость в исламе», «Вехи на пути» и «Под сенью Корана», вобрала в себя основные идеи современного исламского экстремизма. Это — провозглашение современных обществ (в том числе — тех, где ислам объявлен государственной религией), впавшими вджахилию, в доисламский период, а своих соотечественников — вероотступниками, заслуживающими смертной казни. Здесь и способы установления идеального исламского общества через политическую борьбу и насилие. Сайид Кутб считал, что в «мнимых» мусульманских государствах, только насилием возможно установить истинно исламскую власть, которая станет инструментом преобразования общества в соответствии с исламской моделью. Логика его такова: сначала мы возьмем власть, а затем займемся социальной справедливостью в соответствии с шариатом.

Большой популярностью среди экстремистов пользуются и работы Ибн Таймия и Муххамеда ибн Абд аль Ваххаба, выступавших против введения в ислам каких-либо новшеств. По их мнению, справедливое мусульманское правление должно заключаться в точном следовании «божественному установлению», зафиксированному в Коране и Сунне, то есть в источниках, которые сформировались в период средневековья.

Идеи, выдвинутые классиками исламского экстремизма, не отличались новизной и оригинальностью. Заметно, что они используют соответствующим образом интерпретированную большевистскую идеологию. Бросаются в глаза неожиданные для ислама рассуждения об обществе как конфликтном и противоречивом явлении и необходимости его насильственного переустройства.

Можно говорить о некой примитивности этих теорий, упрощенности целостного мировоззрения. К ним хорошо подходит употребляемое советским психологом В.Леви выражение «сужение сознания» — полное доминирование в системе ценностей узкого круга религиозных идей.

Первые исламские экстремистские группы стали разворачивать свою деятельность в начале 70-х годов. Это были группы «Братьев-мусульман». В апреле 1974 года группа «Муназзамат ат-тахрир аль-исламий» попыталась совершить в Египте государственный переворот. Многие из нас помнят факты, связанные с действиями экстремистов из групп «Боевого авангарда», «Исламского джихада», «Лиги защиты ислама», «Священная война», «Воинов Аллаха», «Хезболлаха» и т. д., которые пытались с помощью насилия прийти к справедливости в различных странах. Их принято называть НРПО — неправительственные религиозно-политические организации. Как правило, они действуют или подпольно, или из-за границы. Все они открыто противопоставляют себя государству и официальному исламу.

Еще одна особенность исламских экстремистских организаций — разветвленная международная сеть. Используя идеологию исламизма — массового (в некоторых странах) политического движения, стремящегося поставить процесс общественного развития в соответствие с нормами и догмами ислама, международные исламские экстремистские организации пытаются выйти на международную арену.

Объектом устремлений этих сил с недавних пор стали и мусульманские регионы бывшего Советского Союза. Используя все растущий здесь интерес к религии, пропагандисты исламского экстремизма начали успешное освоение новых территорий. В России, как и в Дагестане, с проявлениями исламского экстремизма мы столкнулись в конце 80-х. Тогда же мы услышали и о «политизации ислама». Вспоминаются слова основателя Национального Исламского Движения Афганистана (НИДА) шейха Мухаммеда Насима Махди, сказанные корреспонденту «Независимой газеты»: — «Ислам — политическая религия… Многие говорят, что политика должна быть отделена от религии. Для ислама это означает то же, что рассечение его мечом на несколько частей. Неполитический ислам — мертв и неподвижен».

В начале 90-х ислам в Дагестане все в большей степени стал превращаться в преимущественно политическую доктрину. На общественную жизнь Дагестана давление стали оказывать созданные, исламистами партии и движения «Джамиатул Муслимин» — лидер X. Хасбулатов, «Исламская партия возрождения» лидер Сайтов А., движение «Аль Исламия» председатель Ахтаев Ахмед-кади и другие.

Религиозные партии выступали с собственными программами переустройства общества на принципах ислама. Все чаще стали слышны утверждения о том, что «Ислам решает все проблемы, стоящие не только перед мусульманами, но и перед всем миром, оптимальным образом учитывая интерес не только отдельных групп людей, не только мусульман, но и всего человечества, окружающей среды и будущих поколений». Своеобразным стимулятором активности мусульманских религиозных и политических деятелей стали парламентские выборы в декабре 1995 г., на участие в которых стали претендовать сразу два исламских объединения — Союз мусульман России (СМР) и движение «НУР».

Видимо, следует отметить, что политизация ислама в достаточно аморфном по своей структуре движении исламистов в Дагестане обнаружила две тенденции: традиционализма и радикализма. Данные нами названия, может быть, не совсем точно отражают эти течения, но, все же, позволяют ориентироваться в мозаике местного исламизма. Носителями традиционализма стали приверженцы возрождающих былое влияние многочисленных тарикатских братств и их шейхов. Они выступили за сохранение ислама таким, каким он сложился в Дагестане за многие века своего существования. Носители радикализма провозгласили в качестве цели восстановление в современной жизни мусульман Дагестана норм зарубежного ислама. Своей целью они считают не только очищение религии от более поздних местных наслоений, но и возрождение исламской морали и, в первую очередь, построение идеального исламского государства. Социальным идеалом выступает «образ жизни», который может быть реализован только в исламском государстве. Отсюда, жесткие политические требования.

Многие исследователи выделяют в исламском радикализме умеренное крыло последователей кудалинского теоретика А. Ахтаева и экстремистское течение последователей Багаутдина Магомедова и Мух-тара Акаева, получившее название ваххабизма. Поначалу граница между ними была весьма неопределенной, но постепенно начали выкристаллизовываться две различные системы ориентации. А.Ахтаев настаивает на том, что мусульмане не могут быть сектантами. «Живя в этом обществе, — пишет он, — мы преобразовываем его исламским путем воспитания и образования…». Однако, радикалы не приняли этого тезиса. Они делают ставку на джихад против тех, кто не признает их учение.

Первые экстремистские группы стали разворачивать свою деятельность в городах Буйнакске, Махачкале и затем в Кизилюрте. 13 мая 1989 года в Буйнакске группа исламистов из Киргизии, Туркмении, Казахстана, республик Северного Кавказа провела так называемый съезд мусульман, где договорилась захватить Духовное Управление мусульман Северного Кавказа. Позднее они проявляют себя в селениях Агва-ли Цумадинского, Эрпели Буйнакского, Каякент Каякенсткого районов, селах Буйнакского, Гунибского районов и в городе Хасавюрте. Иммено они стали инициаторами ряда несанкционированных митингов верующих на центральной площади г. Махачкалы.

Ваххабиты выпускают и бесплатно распространяют исламскую литературу, создают широкую сеть теле-радиоцентров, учебных заведений. Все это делается под благовидным предлогом возрождения ислама в республике. Представители ваххабизма категорически осуждают культ святых в исламе, совершение паломничества к мавзолеям святых, отрицают все четыре суннитских мазхаба, запрещают курить, пользоваться четками, выступают против мюридизма, суфизма в исламе, подвергают критике утвердившиеся в Дагестане похоронные обряды, раздачу садака, чтение Корана на кладбище.

Четко просматривались задачи по созданию на территории Дагестана исламской оппозиции, в задачу которой входили: подрыв авторитета и оттеснение тарикатских братств, просвещение молодежи через призму нетрадиционных для Дагестана мусульманских канонов, осуществление стремлений (через пропаганду единства исламского мира) строительства здесь исламского государства. Резкое неприятие этих помыслов получило со стороны традиционалистов, взявших к тому времени бразды правления в ДУМД в свои руки.

На почве непримиримых противоречий между ними возникают крупные столкновения: в 1994 году в Махачкале (около Исламского университета); в 1995 году — в с. Карамахи Буйнакского района, в г. Кизилюрте. Были уничтожены ваххабитское медресе в г. Кизилюрте и с. Карамахи Буйнакского района, разогнаны коллективы учителей из Саудовской Аравии. В 1995 году в ходе выяснения разногласий среди верующих в с. Верхнее Миатли Кизилюртовского района возникла массовая драка, где был убит один человек. Внутрирелигиозный раскол наблюдался в селениях Агвали Цумадинского, Эрпели Буйнакского, Каякент Каякенсткого районов, селах Буйнакского, Гунибского районов, в городах. Ха-савюрте, Кизилюрте, Махачкале.

Очередное проявление экстремизма произошло в махачкалинской мечети неподалеку от остановки «Дачная». Здесь едва не сорвалась пятничная молитва из-за скандала, учиненного приезжими ваххабитами из Кизилюрта, Хасавюрта, Кизляра и т. д. Средства массовой информации того периода пестрят сообщениями о различных внутриконфес-сиональных конфликтах. Многие газеты того периода писали: «Вооруженные столкновения религиозных противников», «Власти добились заключения перемирия», «Религиозные причины конфликта пока не устранены», «Ваххабиты готовы к бою» и т. д.

Напряженная общественно-политическая и религиозная ситуация сложилась в селениях Карамахи, Кадар, Чабанмахи, Ванашимахи и Чан-курбе Буйнакского района. 8 сентября 1996 г. в сел. Карамахи Буйнакского района между представителями противоборствующих религиозных течений произошло крупное столкновение. По сообщению пресс-службы МВД РД, в район противостояния были подтянуты дополнительные милицейские силы, ОМОН МВД Дагестана. Обстановка разрядилась после разъяснительной работы администрации района, представителей МВД и ФСБ.

Экстремисты были непримиримы не только по отношению к суфийским школам (Сайда Чиркейского, Магомед-Амина Параульского и Арс-лан-Апи Гамзатова), но и стали выступать против многих традиционных похоронных, свадебных, молитвенных обрядов, требовали запретить мавлиды, зикры, установление высоких надгробных памятников.

Хроника событий тех лет показывает рост экстремистских выступлений исламистов. 12 мая 1997 г. в Буйнакском районе была спровоцирована массовая драка с применением оружия, которая продолжалась несколько часов. В ходе противостояния погибло 2 человека и 2 были ранены; организаторы, руководители групп обвиняли друг друга в религиозном сектантстве: ваххабизме и шейхизме. 14 мая 1997 г., прозвучали новые выстрелы и возобновилось групповое противостояние. Жители сел. Карамахи 15 мая 1997 г. провели общий сход-митинг джамаатов на котором приняли обращение к Госсовету и Правительству РД, где просили разоружить все местное население и запретить агрессивную секту «ваххабитов», назначать имамов мечети по представлениям населения этих сел. Аналогичное осуждение прозвучало 17–20 мая 1997 г. и на собраниях верующих гг. Махачкалы, Буйнакска, Хасавюрта, сел. Губден, Леваши, Ботлих, Акуша, Гумбет. Выступавшие критиковали МВД за то, что не разоружили вооруженные группы; органы власти — за то, что не приняли мер по ограничению распространения «ваххабизма» в Дагестане, а представителей Духовного Управления — за слабую разъяснительную работу среди мусульман.

Был очевиден серьезный внутриконфессиональный кризис. Мусульманское духовенство оказалось расколотым окончательно. Его конформистская, традиционалистская часть, упрочив свои позиции в ДУМД, все решительнее стала наступать на своих оппонентов. Оппозиционная ваххабитская часть все больше делала крен в сторону радикализации и экстремизма. Специфика внутримусульманского противостояния в Дагестане состояла в том, что она носит и прямой и опосредованный характер. Это направление усилий противостоящих течений на формирование о своем оппоненте негативного общественного мнения и апеляция к общественности, подчеркивание якобы имеющегося размывания коренных устоев дагестанского народа и его культурно-национальной самобытности. Очень частыми были попытки подавления своего оппонента с помощью государства, с привлечением известным образом ориентированного правительства. Многочисленные попытки найти компромисс между ними, примирить враждующие стороны, призвать к законности и порядку не увенчались успехом.

Манифестом исламского экстремизма в Дагестане стала книга М.Тагаева «Наша борьба, или повстанческая армия имама». Сценарий, написанный Тагаевым, не является плодом его абсурдных мечтаний. Достаточно отчетливо влияние идей создателя идеологии современного исламского экстремизма С.Кутба.

В целом логическая цепочка, выстраиваемая исламскими экстремистами в Дагестане, выглядела следующим образом. Цель, поставленная Аллахом перед человечеством, — создать и поддерживать на земле общество, построенное согласно ниспосланным законам. И любое общество, не основанное на шариате, противоестественно и совершает преступление против бога. При этом употребляется понятие «ха-кимийя». Его суть заключена в том, что «никто из сотворенных богом не может устанавливать иные законы, чем те, которые были установлены Аллахом». Это признание имеет далеко идущие цели, отрицающие любые формы правления, кроме мусульманской теократии. Какие-либо законы, кроме шариата, не имеют силы — подчиняться им не только не нужно, но и преступно. Теория общественно-политического устройства Дагестана у исламских экстремистов основывается на тотальном характере ислама, сфера деятельности шариата не может быть ничем ограничена. На уровне индивидуальных религиозных представлений, исламские экстремисты, декларируют полную свободу, ссылаясь на Коран: «Нет принуждения в вере» (2:256), при условии, что он будет подчиняться шариату. Однако, демагогичность подобного заявления очевидна: какая может быть свобода выбора при полной несвободе, ограниченной шариатом. Идеалом политической системы видится имамат. «В Дагестане, — заявляют экстремисты, — высшим должностным лицом является Имам, избираемый всеми коренными народами на общедагестанском Курултае. Он является олицетворением государства, обладает высшей исполнительной властью…»

В стратегии и методах борьбы исламских экстремистов можно выделить три стадии. На начальной стадии основной акцент ставился на просветительской и благотворительной деятельности. На следующем этапе — создание организации и воспитание будущих моджахедов, обладающих военными навыками. «Среди видов и форм физической подготовки, — считает М.Тагаев, — необходимо выделить выносливость, ловкость… овладение огнестрельным и холодным оружием…» И третья — насильственная стадия, которая заключается в решительной борьбе за захват власти и установление исламского порядка. Все эти стадии поэтапно попытались воплотить в жизнь в Дагестане. Первые исламские призывы прозвучали в мусульманских газетах «Путь ислама», «Халиф», «Знамя ислама», «Шариат», «Исламская истина», с легкостью зарегистрированных. Создав незаконные вооруженные формирования, захватив власть в селениях Чабанмахи, экстремисты объявили здесь шариатское правление и отменили действие российских законов.

Нужно сказать, что произошедшие в Дагестане события явились результатом обострения социально-экономических проблем республики на фоне подрывной деятельности некоторых стран Персидского залива и прямым следствием неурегулированности чеченской проблемы. Если попытаться шире рассмотреть эту проблему, то можно обнаружить ряд разнопорядковых факторов: глубокие общественно-политические преобразования, отсутствие стабильности в обществе, углубляющееся имущественное и материально-финансовое неравенство, отток сельского населения в города и увеличение количества безработных, инфляция, отсутствие правовой защиты и т. д.

В ряду множества факторов, влиявших на дальнейшую политизацию ислама и развитие исламского экстремизма в Дагестане, нам хотелось обратить внимание и на следующий, на наш взгляд, немаловаж^ ный факт. «Перестройка» религиозной жизни в Дагестане по времени совпала с открытием в Москве посольств ряда арабских стран. Появление их миссий в России внесло существенные коррективы в тактику деятельности республиканских исламских организаций, центров и партий. С помощью отделов по делам ислама, открытых в ряде посольств, исламисты начали активно восстанавливать связи с зарубежными исламскими центрами. В республику стали завозить и бесплатно распространять десятки тысяч экземпляров Корана и религиозной литературы. Международные исламские организации начали подписание различных контрактов по строительству мечетей и исламских центров, организацию бесплатного паломничества, обучения за рубежом и многое другое. Создав базу единомышленников среди исламистов и пользуясь открытостью республики, посольства арабских стран стали привлекать для работы в Дагестане различные мусульманские фонды и организации. В Махачкале и в других городах открылись филиалы «Организации исламской солидарности», «Ахмед аль Дагестани», «Общество Шамиля», партии «Нахдат», «Джамиатул муслимин» и т. п. Именно эти организации должны были утвердить арабское влияние в республике. Миссионеры из Саудовской Аравии, Турции, Кувейта, Ливии, Албании, Великобритании, Малайзии, ОАЭ, Туниса, специальными рейсами стали прибывать в республику.

Среди приглашенных в Дагестан были известные люди исламского мира: муфтий Албании Хафис Сабрис Коджи, Шейх Мухаммед бен Насер Аль-Абуди из Саудовской Аравии, Махмуд Назым Адиль-шейх Киб-риса из Турции и др. Надо сказать, что их влекли в Дагестан не только памятники древнего Дербента и кладбище «Кырхлар» — сорока первых асхабов Пророка Мухаммеда, погибших за исламскую веру в Дагестане еще в VIII веке. Они ехали сюда со своими концепциями социально-экономического и политического устройства общества и находили поклонников среди дагестанских исламистов. Конечно же, было бы наивно полагать, что экстремизм в Дагестане обусловлен лишь зарубежным влиянием. Здесь можно выделить целый комплекс проблем, обусловивших перерастание фундаментализма в экстремизм. Немаловажное значение имели процессы, происходившие в целом на Кавказе и в Чеченской республике, в частности. Превращение ислама в интегральную часть политической надстройки Чеченской республики, активное его участие в становлении и управлении республикой через созданные там муфтият, Совет Улемов и шариатские суды, серьезно подстегивали устремления дагестанских исламистов. Близость позиций определяли, возникающие в то время различные региональные религиозно-политические организации. В 1992 году в Грозном был создан Высший религиозный совет народов Кавказа во главе с шейх-уль-Гаджи Аллахшукюр Паша-заде. Были созданы и Управление мусульман Кавказа и Консультативный совет международного форума «Кавказский дом». Немаловажное значение имели происходившая ломка привычных социальных отношений, издержки становления капитализма и рынка.

Вместе с тем, основным каналом распространения ваххабизма на Кавказе являлась бесконтрольная долларовая экспансия, совершаемая ваххабитскими центрами и эмиссарами из Саудовской Аравии, Кувейта и других стран мусульманского мира. Свидетельство тому — секретное донесение службы контрразведки РФ, датированное ноябрем 1992 года: «Большую часть эмиссаров, финансируемых Исламской партией возрождения, составляют приверженцы ваххабитского толка ислама. В этом плане выделяются гражданин ОАЭ Сервах Абед Саах, организовавший в Кизилюртовском и Хасавюртовском районах издание, пропагандирующее ваххабизм, а также руководитель филиала Международной исламской организации «Спасение» на Северном Кавказе и в Азербайджане гражданин Алжира Зарат Абдель Кадир».

По оперативным данным спецслужб, только ее филиалу в Дагестане Саудовской Аравией в текущем году выделено 17 млн. долларов. В республике эмиссары активно использовали структуры Махачкалинского исламского культурного центра. Серьезную активность в Дагестане проявляла и другая саудовская организация МИОС («Аль Игаса») и ее лидер некто Дагистани. По сведениям ФСБ РФ, Абдель-Хамид Джа-фар Дагистани возглавлял русский отдел «Аль Игаса» в Саудовской Аравии. Одновременно служил имамом мечети в Медине и с 1992 года выполнял на Северном Кавказе деликатные поручения одной из саудовских спецслужб. В 1994 году посольству Саудовской Аравии было заявлено о нежелательности его пребывания на территории России.

Достаточную поддержку исламистам в Дагестане оказывает и Турция. Об этом наглядно свидетельствует разоблачение здесь турецкого агента Исхака Касапа. Исламские организации Турции, среди которых «Тюркен диянат Вакфи», большое значение придают обучению дагестанской молодежи. Министерство национального образования Турции ежегодно тратит на эти цели миллионы долларов.

Вместе с тем, мы вовсе не склонны преувеличивать, как это делают некоторые политологи, значение внешних факторов. Основные угрозы связаны с нашими внутренними факторами. Эти проблемы, скорее, российской «внутренней энтропии», усугубляемые недостатками, точнее, неотработанностью конструкции политической системы, выразившейся в коррумпированности высшего чиновничества и крупных политиков, бюрократизме, игре в демократию при выборах в различные представительные органы, зависимости судебной системы, сосредоточенности политической жизни на вопросах должностных назначений, казнокрадстве и взяточничестве. Это и проблемы демографии, безработицы, преступности и т. д. Это и сохранение значительной социальной напряженности, вызванной ослаблением социальных гарантий, существовавших раньше. При этом, следует учесть два существенных момента. Во-первых, все эти противоречия большинством воспринимались в форме «нравственного» кризиса, отожествляемого с упадком религиозной веры. Во-вторых, это ограничение и так ограниченной демократии, когда единственно возможным местом политической деятельности становится мечеть. Специфика политической ситуации в республике заключалась в том, что она оставляла возможность выражения недовольства только через религию, через ислам. Существенным было и то, что в этой сложной ситуации Управлением по делам религии не было осуществлено оформление в каком-либо публичном и определенном виде целостной модели государственно-религиозной политики в республике. Не были прояснены ни тактические, ни стратегические цели в преодолении нарастающего экстремизма. Налицо было самоустранение этого органа от решения возникающих проблем.

Немаловажным здесь было своекорыстное и бесчестное заигрывание с исламом не верящих ни в бога ни в черта политиканов, которые не осознавали, что религия всегда связана с эгоистическим расчетом — пусть я пострадаю за веру, зато после смерти получу сполна. Вот эта сторона ислама делала его столь привлекательным рабскому сознанию тысяч людей, готовых взорвать весь мир, если им не удается утвердить ислам. Ислам, как и столетия назад, все еще оказывается прибежищем для тех, кто штыком хочет утвердить свой порядок. И было бы стратегическим просчетом закрывать глаза на то, что всякая религия, в том числе и ислам, способна развиваться в самом страшном направлении, совершенно независимо от бесконечных заклинаний некоторых религиозных апологетов, неустанно повторяющих, что экстремизм и терроризм вне религии и вне ислама. В этом, на наш взгляд, предпосылки исламского экстремизма в Дагестане еще сохраняются.

Безусловным является и то, что идеология исламизма в Дагестане оказала серьезное влияние не только на формирование мировоззрения, ценностных ориентиров и убеждений большинства населения, но и на функционирование и структуризацию политических институтов. Этому способствует то, что в Дагестане религиозное выступает как символ национального. Постепенно этот процесс начинают рассматривать как «путь душевного спасения» и благополучия Дагестана. Многие видели в исламизме и в обращении к культурному наследию «золотого века» мусульманской общности (Уммы) и комплексу нравственных ценностей, предписанных шариатом, единственную возможность сохранения внутренней целостности и органического единства Дагестана. На самом деле, оказалось, что в ее основе лежат идеи установления идеального общества. Социальная справедливость, предлагаемая исламом, стала фундаментальной доктриной исламизма. Уже на первом этапе исламского возрождения появляется прослойка лидеров, выступающая за признание ислама государственной религией, а в перспективе — за создание исламского государства. Для этого, утверждают они, имеются основные условия. При этом доказывают, что преимущественно — население — избиратели исповедующие ислам, основная территория Дагестана заселена мусульманами, которые являются социальной базой всех политических организаций. Исламские организации носят ярко выраженный мобилизационный характер и в состоянии при необходимости контролировать ситуацию в республике.

Сложность реализации этих утопий заключалась в разных подходах. В основном ставки делались на просвещение и убеждение, на легальный, парламентский способ. Но возможным оказалось и создание условий для силового построения исламского общества. Экстремисты оказались сторонниками именно последнего варианта. Они предполагали сначала путем вооруженной войны захватить власть, а затем уже «сверху» осуществлять исламизацию общества. Очевидно, что этот путь не ведет к успеху. Основная причина — неадекватное восприятие экстремистами происходящего в стране и своего места в нем и неприемлемость идеологии исламского экстремизма для подавляющего большинства населения республики

Сейчас Дагестан проходит кризисную фазу. Уже можно провести определенные аналогии и параллели с теми республиками, которые лишь недавно прошли эту стадию. Сегодня в республике резко возросли антиклерикальные, антиваххабитские и антиэкстремистские настроения. Одновременно наблюдается и некоторое снижение роста уровня религиозности населения. Однако самоуспокаиваться рано. В республике еще много людей, мыслящих категориями ислама, стремящихся найти посредством его теорий средства разрешения проблем, встающих перед обществом. Об это свидетельствуют результаты социологического опроса. На вопрос: «Должны ли религиозные организации участвовать в политической жизни республики?» 41 % опрошенных посчитал, что должны. Любопытны в этом смысле и ответы на вопрос: «В каком государстве Вы хотели бы жить: в светском или в религиозном?. Лишь 50 % опрошенных заявили о желании жить в светском государстве, а 26 % — в теократическом (религиозном) государстве, и 24,1 % затруднились ответить.

Цифры говорят о том, что значительная часть дагестанцев симпатизирует исламизации государственной и общественной жизни. Ислам и исламские организации становятся частью политической системы.

Вместе с тем, по мнению исследователей, ни народы, ни правящие партии или круги, ни общество в целом сегодня не готовы жертвовать чем-либо ради субэтнической, панисламской общности, предлагаемой мусульманскими экстремистами. Это очень важное условие для того, чтобы сохранить светский характер государственности, объявив формулу — «религия — вера наших отцов».

При этом стратегия Правительства РД, на наш взгляд, должна исходить из необходимости деполитизации ислама. Республика не должна принимать ислам в качестве официальной идеологии и в своей практической и законотворческой политике не должна исходить из его предписаний. Исламские, как и другие религиозные организации, в соответствии с конституционным принципом отделения, не должны выполнять функции органов государственной власти и органов местного самоуправления. Они не должны участвовать в деятельности политических партий и выборах в органы государственной власти. Эти ограничения — важное условие бесконфликтного функционирования религии и обеспечения равноправия всех конфессий в Дагестане. Основная задача: как минимум, нейтрализовать религиозные партии и движения в их устремлениях к инициации бывших «союзнических» отношений с государством, когда религиозные организации служили прикрытием для деятельности различных спецслужб и КГБ, получая взамен всякого рода привилегии.

Весьма существенным является отход от иллюзий относительно безучастности государства к религиозной сфере. Оно должно вернуться к практике регулирования и контроля за деятельностью религиозных организаций и за религиозной ситуацией в целом. Совершенно недопустимо, чтобы государственную религиоведческую экспертизу поручали экспертному совету Духовного Управления. Исламская система, как и другая религиозная система, является нормативной. Она всегда притязает на универсальность и праведность лишь своего вероучения, что делает чрезвычайно затрудненной ее объективную оценку иных религиозных организаций.

Недопустимо и то, чтобы обучение в религиозных образовательных учреждениях проводилось с разрешения религиозной организации. Разрешительная система — это прерогатива государства. Необходимо отойти от ситуации, когда взамен на лояльность к власти, религиозные организации получают те или иные государственные функции. Это очень удобно, чтобы подручные религиозные организации выполняли бы функции некоторых бездеятельных государственных органов, но в перспективе это только усугубит внутриконфессиональный конфликт и увеличит сопротивление экстремистов, с одной стороны, и притязания религиозных организаций на власть, с другой. Уполномоченные органы должны предпринять срочные меры, чтобы сохранить в республике равноправие конфессий и соблюдение Конституции РФ и РД.

Достаточно очевидна и необходимость исследования социальных, политических и духовно-нравственных ориентиров исламского духовенства, определения характера связей религиозных организаций между собой и с внешним миром, со светскими властями и социальными и культурными структурами.

Информацию такого рода позволяют получить не апологетические изыскания представителей духовных управлений и религиозных партий, для которых религия «священное животное», табуированное для всякого постороннего глаза, а научные религиоведческие исследования. Необходимость таких исследований заключается в том, что религия, реализующая свои функции в обществе и определяющая причины и мотивацию определенного типа поведения людей, здесь рассматривается как социальное явление.