"Ковпак" - читать интересную книгу автора (Гладков Теодор Кириллович, Кизя Лука...)

НА САМОМ КРЕЩАТИКЕ СЛЫШНО БЫЛО…

Во время долгой стоянки на Червонном озере партизаны не только отдыхали, приводили себя в порядок, пополняли боезапас. Все эти недели шла малоприметная стороннему глазу, но большой важности разведывательная работа. Десятки бойцов небольшими группами и в одиночку уходили отсюда в дальнюю разведку в Ровенскую, Житомирскую, Киевскую области. Часть полученной ими информации самим партизанам была не нужна — ее радисты Вершигоры переправляли командованию Красной Армии. Но другие сведения имели прямое отношение к будущим действиям соединения. На их основе Ковпак и составил план продолжения рейда. «Хозяйство» своего помощника Петра Вершигоры Ковпак выделял из всех остальных служб штаба и особо о нем заботился. Сам старый разведчик, он любил повторять, что «разведка — это наши глаза и уши», иначе говоря то, без чего воевать никак нельзя. Не раз удивлял Дед даже самых близких к нему командиров неожиданностью своих решений, но даже самые внезапные из них всегда были на самом деле надежно обоснованы сведениями о силах, их расположении и планах противника. Интуиция у Ковпака никогда не расходилась с информацией.

Дед вел соединение к Цумани — маленькому городку и крупной станции западнее Ровно, объявленного гитлеровцами «столицей» оккупированной Украины. В Ровно были расположены рейхскомиссариат Украины (РКУ) и резиденция самого рейхскомиссара, одного из ближайших подручных Гитлера, Эриха Коха. Ковпак рассчитывал, что его появление здесь, под боком у Коха, наделает столько паники и шума, нагонит столько страху на немцев, сколько ему потребуется для того, чтобы снова мгновенно исчезнуть, уйти дальше и так же неожиданно вынырнуть под самым Киевом.

Ковпак хорошо понимал, что долго скрывать от врага движение колонны, в которой насчитывалось более тысячи саней, невозможно. И все же он достигал этого тем, что то и дело менял направление, петлял, сбивал немцев с толку, заставлял их кидаться из стороны в сторону. «У волка сто дорог, а у охотника только одна…» — любил говорить он, в сто первый раз меняя маршрут следования.

С некоторым запозданием из-за непрерывного марша, исключавшего нормальный прием последних известий по радио, в отряде узнали об окончательном разгроме фашистской группировки, окруженной в Сталинграде, о пленении остатков 6-й армии во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом. Причем узнали вначале даже не из сводки Совинформбюро, а из сообщения главной квартиры фюрера, по которому на всей территории империи объявлялся трехдневный траур.

Ковпак радовался шумно, ему не сиделось на месте, он расхаживал по избе, где расположился штаб, прихлопывая плетью по валенку, и повторял восторженно-изумленно:

— Оце вжарилы так вжарилы…

Потом стал посреди комнаты, задиристо топнул о пол и деловито предложил устроить партизанский салют в честь Сталинградской победы. Ковпаковский салют прогремел на всю Ровенщину. Группа второй роты взорвала эшелон из 40 вагонов с живой силой на участке Клевань — Рудечна. Кролевцы уничтожили состав с танками на перегоне Зверув — Олыка. Группа глуховцев взорвала эшелон на участке Киверцы — Зверув. Начисто разгромлено немецкое хозяйство в Софиевке. Заключительный «залп» — налет роты Карпенко на Цумань. При этом около 60 «казаков» из состава цуманского гарнизона перебили своих офицеров и присоединились к партизанам. Третья рота Карпенко не зря считалась лучшей в соединении, итог ее «работы» в Цумани говорит сам за себя: уничтожено 9 паровозов, депо с мастерскими, электростанция, 2 легковые и 1 грузовая автомашины, 12 пилорам, склад с обмундированием, сожжено 500 тысяч кубометров деловой древесины, подготовленной к отправке в Германию.

Автоматчики Карпо захватили отличную тройку карих рысаков со звездами во лбу, запряженных в тачанку. Упряжку подарили Деду — по случаю приближающегося праздника Красной Армии. Эта тачанка надолго стала походным штабом Ковпака.

После салюта в честь героев-сталинградцев Ковпак повел колонну сначала на юг, а потом на восток, в направлении Житомирской области. Юг Житомирщины — край относительно безлесный. Обычные переходы с дневками под прикрытием лесов здесь оказались мало подходящими к условиям местности. Открытый бой в лесостепи не сулил партизанам ничего хорошего, и Ковпак изменил тактику: вместо ночных, сравнительно спокойных переходов — стремительные броски, и не только ночные, но и дневные. Риск был велик, но Ковпак рассчитывал, что, пока немцы разберутся, что к чему, он успеет проскочить самые опасные, открытые места. То, что гитлеровцы рассчитывают уничтожить его именно в лесостепи, Ковпак знал точно: разведка докладывала, что в Житомире задержан эшелон с гренадерами, следовавший на фронт, в Коростене сосредоточивается полк мотопехоты. Было совершенно очевидно, что немцы постараются отрезать соединению все пути на север, будут теснить к югу. Они все делали правильно, грамотно, настойчиво, но слишком медленно, не учитывая новых темпов движения партизан. Ковпаку требовалось совсем немного — часов двенадцать, чтобы последним шестидесятикилометровым броском уйти в район реки Тетерев, в леса под Киев.

Задержать немцев можно было только точно рассчитанной по месту и времени диверсией. Объект, наилучшим образом подходящий для такой диверсии, существовал — мост под Коростенем. Уничтожить его было приказано командиру 9-й роты М.

Это была скверная ночь в жизни Ковпака. Проходил час за часом, приближался рассвет, а взрыва на севере никто так и не услышал. Утром стало ясно, что М. задания не выполнил. Последствия могли быть для партизан самыми тяжелыми, и Ковпак сделал единственное, что только и мог сделать в резко изменившейся к худшему обстановке: он изменил маршрут движения, вместо того, чтобы идти на юго-восток к Фастову, повернул колонну на восток.

О том, что произошло дальше, рассказал участвовавший в рейде военный корреспондент «Правды» Л. Коробов:

«М…, как оказалось, пьянствовал всю ночь в деревне, невдалеке от моста. Было уже светло. Из Коростеня пошли поезда. Время было упущено. И вот рота М… вернулась. Встреча Ковпака с М… произошла на берегу речки, через которую вброд переправлялась колонна. Как только люди выходили на берег, их одежда на морозе покрывалась льдом.

Протрезвевший М… предстал перед Дедом.

— Я не выполнил задания, — понуро сказал он. Ковпак сдвинул шапку на затылок и пристально по смотрел на М…

— Немного времени не хватило, — соврал М…

— Так, — сказал Ковпак. — Подойди ко мне. Так. Дыхни на меня.

М… дыхнул. Ковпак поморщился и повернулся к комиссару.

— Судить мерзавца! — крикнул он.

Пока шла переправа, Руднев, собрав роту, расследовал причины невыполнения задания. Когда он закончил следствие, то прежде всего приказал забрать из роты М… всех лошадей.

Потом он подошел к Деду, сидевшему на тачанке, и коротко сказал:

— Расстрелять шарлатана!

Дед достал из-за голенища валеного сапога карту и развернул ее.

— Из Коростеня, — говорил он, — гитлеровцы тронулись. Из Житомира тоже выступили. Расстрелять!

Руднев пришел в роту М… Бойцы сидели на поваленной бурей сосне. Завидев комиссара, они поднялись. М… сидел.

— Встать! — закричал комиссар.

М… встал.

— Предателей и изменников, — сказал Руднев, — мы караем смертью. Командование вынесло тебе приговор.

Руднев повернулся к ординарцам и, указав на М…, сказал:

— Расстрелять!

Те подошли к приговоренному, расстегнули на нем шинель, потом повернулись к Рудневу.

— Не можем, товарищ комиссар. У него орден и медаль.

Руднев подошел к М…, заставил его снять орден и медаль и, вынув пистолет, выстрелил в М… Тот, как глядел в землю, так и упал в снег лицом.

— Закопать как собаку! — сказал Руднев.

Стоявшие кругом бойцы роты М… задвигались. Откуда-то появились лопаты.

Вскоре вся колонна была на том берегу.

Разыскивая Базыму, я нагнал тачанку Ковпака. Дед сидел, уставив взгляд на широкую спину своего ездового. Плеть, как всегда, спускалась из откинутого рукава его шубы. Рысаки прядали ушами, и Политуха, сидя на передке тачанки, изредка посматривал по сторонам.

— Сидор Артемьевич! — обратился я к Ковпаку.

Ковпак поднял голову, и я увидел грустные его глава. Он опустил голову. Я шел рядом с тачанкой, не зная, то ли идти вперед, то ли оставаться с ним. Дед снова поднял голову, вытер слезы рукавом шубы и, посмотрев так, словно просил извинения, сказал:

— М… испортился, подлец, успех голову вскружил. Ты что же пешком? Садись ко мне.

Я сел в тачанку. Ковпак молчал часа два.

— Орден-то сняли перед расстрелом? — спросил он вдруг и, услышав мой ответ, опять замолчал».

Вместо М… командиром 9-й роты был назначен прекрасно зарекомендовавший себя к тому времени Давид Бакрадзе.

Ковпак успел все же 8 марта уже на виду противника переправить свои батальоны через разлившуюся в весеннем паводке реку Тетерев. Бойцы перешли на другой берег по узкой полоске льда, потом ледовую перемычку взорвали. Теперь, когда река осталась позади, неизбежный бой с преследующими буквально по пятам немцами был не страшен.

Бой с двумя передовыми батальонами гитлеровцев состоялся на следующий день у села Кодра. Дед все рассчитал, учел и то, что немцы впервые в борьбе с партизанами действовали двумя эшелонами — их второй батальон шел в качестве резерва по следам первого.

Главный удар первого эшелона немцев принял на себя батальон Кульбаки, отличавшийся от других тем, что был хорошо оснащен станковыми пулеметами. Гитлеровцы понесли большие потери, были отброшены, но нащупали силы, боевые порядки и огневые точки партизан. Их второй батальон мог, в принципе, теперь просто обойти Кульбаку и ударить по штабу и обозу Ковпака с той стороны, где у того почти никакой обороны не было. Так оно и могло бы произойти, если бы Дед не выслал своевременно в обход свою лучшую и самую сильную роту Карпенко. Автоматчики Карпо успели зайти в тыл первой, уже залегшей цепи немцев и встретили их резервный батальон на марше. Немцы шли, не остерегаясь, потому что этой дорогой только что прошли свои, шли густой колонной, почти бегом. По ним-то и ударили враз 86 автоматов и 14 пулеметов 3-й роты… Первая рота немцев была скошена в несколько секунд, от второй осталась едва ли половина, третья обратилась в бегство. Вся лесная дорога была буквально забита немецкими трупами.

Гитлеровцы потеряли под Кодрой около 250 солдат и офицеров, но сравнительно велики были и потери партизан: восемнадцать убитыми и сорок один ранеными…

Появление Деда под Киевом действительно казалось нежданным-негаданным. Он даже не появился, а словно вынырнул здесь — до того внезапно это стряслось. Конечно, ничего таинственного и сверхъестественного в том не было. Была умная и осторожная тактика осмотрительного, опытного военачальника, раз и навсегда усвоившего золотое правило войны: чем меньше знает враг о тебе, тем лучше. Ковпак ему следовал неукоснительно, неотступно, при любых обстоятельствах. Он был неумолим во всем, что касалось военной тайны. Он умел молчать, как никто, и умел заставить своего подчиненного знать только то, что тому положено, знать и помалкивать. Отсюда и его скрытность.

Вот и этот неожиданный для врага, со всеми вытекающими отсюда последствиями выход Ковпака под Киев. Еще не зная наверняка, как все получится на деле, Дед постарался предусмотреть и обезопасить себя от нежелательных случайностей, столь частых на войне, к тому же еще и партизанской. Правило это впиталось ему в кровь, и Дед просто повседневно жил им, даже не размышляя о нем.

Ковпак заявился в Блитчу на Киевщине, как всегда, точно снег упал на голову: не было — и вот я! Когда ему доложили, что Блитча на виду, он озабоченно кивнул, но по глазам его было видно, что хоть слушал он рапорт разведчика внимательно, все же мысли его где-то далеко. Таков уж был Ковпак, он рассуждал так: раз подходим к намеченному пункту, значит с этой минуты этот пункт перестает быть самым главным, к достижению которого без потерь сводились все усилия. Теперь главное становилось второстепенным, уступая место другому главному. А именно: подготовке к удару и самому удару. Отсюда и странное выражение ковпаковских глаз: вроде бы и слушает он тебя с полным вниманием, а в то же время сам находится где-то очень далеко, куда увела старика мысль о следующих неотложных заботах, прямо обусловленных именно тем, что кончилась эта забота — приход на место.

Партизаны ворвались в село на берегу Тетерева с такой стремительностью, что полиция не успела даже предупредить свое начальство в районном центре об их приближении, хотя телефонная связь действовала. Узнав об этом, старик распорядился поставить у аппарата дежурного с указанием — только слушать вызовы, но не отвечать. При этом Дед многозначительно поднял указательный палец правой руки. Все знали, что жест этот означает «Крайне важно!». Ковпак имел все основания полагать, что непременно услышит что-нибудь любопытное: разведчики уже доложили ему, что телефон Блитчи подключен к общей сети всего Иванковского района. Удобно! Во всяком случае, для Ковпака. Звонок. Дежурный снимает трубку и слушает:

— Блитча?

Молчание.

— Алло. Блитча?

Ни звука.

— Блитча! Чтоб тебя разорвало!

Блитча молчит, но включается голос из другого села:

— Иванков? Кто говорит?

— Начальник иванковской полиции. А ты кто?

— Полицейский из Коленцов, господин начальник. Я вот сам пробую в Блитчу пробиться. Молчит! Видно, их староста загулял, дьявол.

— Загулял, говоришь? Ну а если там не того?

— Чего?

— Вот и я хочу знать чего. Ты вот что — быстренько пошли своего в Блитчу, понял? Мигом! Да чтоб он для виду топор и веревку прихватил, мол, за дровами поехал в лес. Давай одним духом!

Тотчас же в лес в сторону Коленцов отправилось несколько Дедовых хлопцев. Немного спустя они поставили перед Ковпаком «дровосека». А разговоры по телефону продолжаются:

— Алло, Коленцы?

— Слушаю, господин начальник!

— Послал в Блитчу?

— Так точно, еще не вернулся.

— Дурачье! Сколько ждать можно! Посылайте другого, пропади вы все пропадом! Усадите в телегу бабу и пару мешков картошки дайте, мол, родичам везет. Понял? И мигом.

— Слушаюсь, господин начальник. Прошу прощения, что спрашиваю, а как у вас там?

— Запросили подмогу. Войска из Киева прибывают…

Второй полицейский, разумеется, разделил судьбу первого. Дед хитро улыбается: что-то теперь затеет шеф иванковской полиции? А тот затеял еще двух соглядатаев выслать: мужчину и женщину с младенцем — якобы крестить. На этом телефонная игра закончилась. На очередной звонок Ковпак сам поднял трубку и обложил иванковского шефа убийственной матерщиной.

Гитлеровцы подошли к Блитче 11 марта — около двух батальонов немцев и предателей из украинских буржуазных националистов. Их подпустили на близкое расстояние и встретили сильнейшим огнем из всех видов оружия, в том числе пушек. Отступать карателям было некуда — две роты, посланные Ковпаком в обход, отрезали им пути для отхода. Прижатые к реке, фашисты были обречены на полное уничтожение. Бой превратился в побоище. Подсчитать число убитых карателей оказалось невозможно — множество трупов унесло рекой.

В бою участвовали далеко не все силы партизан: в эти самые дни часть боевых рот была разослана на диверсионные задания. Главным из них было уничтожение станции Тетерев и взрыв железнодорожного моста через реку того же названия. Это совершили бойцы Кульбаки под общим командованием Павловского. Группы во главе с Рудневым уничтожили еще два моста и провели ряд других диверсий вблизи Киева.

Уничтожение моста через Тетерев было главной задачей выхода Ковпака под Киев. На взгляд Сидора Артемьевича, сарненская операция была вряд ли более важной. Позже Дед лично осмотрел «работу» своих диверсантов и остался ею весьма доволен: они не пожалели тола, и мост разнесло до основания. Гром взрыва слышно было на самом Крещатике… Это точно установленный факт. Киевские подпольщики после освобождения столицы рассказывали:

— Мы слышали взрыв. И знали, что это наши! Знали и то, что движение на перегоне Киев — Коростень замерло надолго. А как паниковали гитлеровцы в те дни!

Получив сообщение Павловского о полном успехе диверсии, Дед впервые за все время рейда с Червонного озера ощутил почти физически, что дела вроде бы идут хорошо. Он вышел из штаба и, распахнув шубу (солнце уже припекало по-весеннему), медленно пошел по селу. Сидевшие на бревнах местные девчата смотрели на него с нескрываемым любопытством. Проходя мимо, Ковпак весело подмигнул им:

— Греемся?

— Греемся, — ответили девушки. — Ты, дедушка, тоже воюешь? Сидел бы лучше около старухи…

— А я и сидел, — охотно согласился он, — а теперь вот не сидится.

Знали бы девчата, что этот добродушный старик и есть тот самый легендарный Ковпак, о котором они столько слышали и еще будут слышать.

Уничтожение мостов было не единственной заботой Ковпака в дни пребывания в Блитче. Еще в Москве Верховным Командованием ему было приказано разведать правобережье Днепра, установить, какие и где возведены там гитлеровцами укрепления. Слухов о «неприступном Днепровском вале» фашистская пропаганда распустила столько, что Ковпак хотел проверить, насколько они соответствуют действительности. Разведчики Петра Вершигоры с первых же дней по приходе в Блитчу были заняты именно этим. По мере их возвращения в соединение выявлялась истина: «Днепровский вал» существовал больше в воображении немцев, чем на самом деле. Ковпак с полным основанием мог доложить Москве, что на Днепре есть лишь видимость значительных укреплений, а не сами укрепления. Сил на сооружение настоящего «вала» у немцев, судя по всему, уже не было.

Разобравшись с «валом», Ковпак задумался над вопросом: что делать дальше? Ему не по себе становилось от самой мысли, что, быть может, сделано меньше, чем возможно. Он-то лучше других знал, что ему под силу, а что нет. Дед иронично усмехнулся, узнав от разведчиков, что гитлеровцы исчисляют силы соединения в 15 тысяч бойцов — это когда на самом деле их набиралось едва две тысячи! Здорово же наломали бока немцам, если они в такую арифметику ударились, думал старик. И хмурился тут же: эта самая арифметика может дорого стоить партизанам; сюда, к Блитче, уже подтягивались удесятеренные силы карателей. И вот весь штаб соединения склоняется над картой. Ковпак выслушивает Базыму, Вершигору, Руднева. Наконец подытоживает:

— Ну, хлопцы, Блитча — не Сталинград, верно? А раз так, оборонять ее незачем. Свое мы сделали. Теперь подальше отсюда. А потому первым делом — наплавной мост через Тетерев. Так и уйдем из-под носа у фрицев. Решено?

Он, конечно, понимал, что такой мост сами хлопцы не соорудят к утру того дня, когда каратели снова атакуют Блитчу. Понимал это и Руднев. Оба видели выход в одном: просить подмоги у местных жителей. Так и сделали. Ковпак сам собрал блитченских сплавщиков и лоцманов, спросил, за сколько часов можно построить наплавной мост через Тетерев. Старший из блитчан, Яковенко, в свою очередь, деловито спросил:

— А что возить?

— Подводы, орудия…

— А танки?

— Танки пойдут в другом месте, — совершенно серьезно ответил Дед.

— Ну, тогда, если танков не будет, часов за пять.

Едва не все взрослое мужское население села вышло на берег реки, где еще с довоенных времен были заготовлены для сплава сосновые стволы. Крестьяне принялись за дело дружно, не работали, а горели. К вечеру плот длиной в 75 метров был готов. Не дожидаясь наступления темноты, партизаны начали переправу. Когда последняя телега обоза очутилась на противоположном берегу, Дед приказал только что созданный, словно по волшебству, мост спустить по течению уже разбушевавшейся в весеннем половодье реки. И вот уже следа не осталось от моста, словно его не было. Ковпак усмехнулся: интересно, что подумают немцы? Наверное, сочтут, что Ковпак все же якшается с нечистой силой, иначе как он мог уйти за реку по воде?

Покинув Блитчу, соединение Ковпака взяло направление на север. В четвертый раз на построенных ими самими паромах партизаны переправились через Припять и разбили свою основную базу в большом селе Аревичи километрах в двух от реки. В штабе на столе появилась необычная новая карта: вся Украина, Белоруссия и Польша, бассейны рек Вислы, Западного Буга, Припяти и Днепра. Водные коммуникации, по которым гитлеровское командование может перебрасывать тысячи тонн грузов из Германии и Польши на центральный и южный участки фронта. Теперь, когда многие железнодорожные магистрали были парализованы украинскими и белорусскими партизанами, этот водный путь приобретал исключительно важное значение. И Ковпак загорелся предерзновеннейшей, невероятной идеей — завершить рейд срывом весенней навигации!