"Ковпак" - читать интересную книгу автора (Гладков Теодор Кириллович, Кизя Лука...)

УХОДИЛИ В ЛЕСА ПАРТИЗАНЫ

Двадцать второе июня… Когда эту дату называют, не упоминая года, мы знаем: речь идет о двадцать втором июня сорок первого. Начало войны, Великой Отечественной, самого сурового испытания для Советского социалистического государства.

В четыре часа утра фашистская Германия и ее сателлиты напали на СССР, напали вероломно, без объявления войны. Варварской бомбардировке в первые же часы подверглись Рига, Виндава, Либава, Шяуляй, Каунас, Кронштадт, Вильнюс, Гродно, Лида, Волковыск, Брест, Кобрин, Слоним, Барановичи, Минск, Бобруйск, Житомир, Киев, Севастополь, Измаил, многие другие города.

В двенадцать часов Советское правительство известило по радио народ о вероломном нападении и призвало его разгромить врага. В тот же день Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о мобилизации военнослужащих 1905–1918 годов рождения ряда военных округов, в том числе Киевского особого, Одесского, Харьковского. В отдельных местностях СССР, в том числе на Украине, было введено военное положение.

Начались ожесточенные приграничные сражения советских войск с численно превосходящим противником в Прибалтике, Белоруссии и на Украине.

Война… Пятая на памяти Сидора Ковпака, третья, в которой ему доведется участвовать.

Через несколько часов после ее начала собралось бюро Путивльского районного комитета партии. Решение было деловым, лаконичным и суровым: партийному активу перейти на казарменное положение, начать строительство и оборудование бомбоубежищ, срочно ремонтировать помещения, пригодные для использования под госпитали, создавать истребительные отряды, помогать военкомату в проведении мобилизации.

Старый солдат и командир Сидор Артемьевич Ковпак, когда сидел на том памятном заседании бюро, не мог, конечно, знать, что 1418 дней и ночей неслыханных по ожесточению сражений будет длиться эта война, еще не имевшая и названия, но что продлится она не один месяц, что потребует от народа предельного напряжения всех духовных и физических сил, мобилизации всех материальных ресурсов, принесет людям неисчислимые страдания, будет стоить многих тысяч жизней, — это он понимал хорошо. Понимал и то, что вал немецких дивизий остановить на линии государственной границы удастся вряд ли, что какую-то часть советской территории, хотя и ценой огромных потерь, врагу удастся на время захватить. Вот только какую?

Каждая очередная передача последних известий убеждала его, что нужно, не допуская ни паники, ни растерянности, готовиться и к самому худшему.

27 июня ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР приняли постановление об эвакуации населения, промышленных объектов и материальных ценностей из прифронтовой полосы. Не сегодня-завтра эта полоса могла докатиться и до Путивля…

И всплыло невольно в памяти, казалось бы, принадлежащее уже лишь истории слово «партизаны».

Коммунистическая партия, Советская власть возглавили это патриотическое движение. Уже 29 июня 1941 года ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР направили партийным и советским организациям прифронтовых областей директиву, в которой, в частности, говорилось:

«В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Через неделю, 6 июля к украинскому народу обратились ЦК КП(б)У и правительство республики.

В обращении были и такие слова прямого призыва:

«Возродим славные традиции украинских партизан, которые беспощадно уничтожали в годы гражданской войны немецких оккупантов. На занятой врагом территории создавайте конные и пешие партизанские отряды, диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, высаживайте в воздух в тылу у врага мосты, дороги, уничтожайте телеграфную и телефонную связь, поджигайте леса и склады, громите обозы противника. Создавайте врагу и его пособникам нетерпимые условия, беспощадно преследуйте и уничтожайте их, всеми способами срывайте все мероприятия врага».

И запылала земля под сапогами оккупантов. Партийные организации Украины создали и оставили для действий в тылу врага на сугубо добровольных началах 883 партизанских отряда, более 1700 диверсионных истребительных отрядов и групп. На территории оккупированной республики было образовано 23 областных, 63 городских, 564 районных подпольных комитета партии, подпольные комитеты комсомола. На подпольной работе в тылу врага было оставлено 26 тысяч коммунистов и 30 тысяч комсомольцев. Вместе с партизанами и подпольщиками продолжали борьбу бойцы и командиры Красной Армии, попавшие в окружение, но не покорившиеся фашистским захватчикам.

Готовились встретить врага во всеоружии и на Сумщине. Здесь также были образованы подпольный обком и райкомы партии, 146 подпольных групп, в 35 отрядов послано почти полторы тысячи человек. В Путивле в этой подготовительной работе самое прямое участие принимал председатель горсовета. Вот когда пригодился весь его богатый опыт: и бывшего партизана гражданской войны, и многолетнего военкоматского работника, и умелого хозяйственника, и энергичного организатора, наконец, его редкостная способность разбираться в людях, отличное знание города и района. И все тверже сам утверждался в мысли, что его, Ковпака, место — в партизанском строю. Позднее он напишет в одной из своих книг:

«Долго раздумывал: где в свои пятьдесят пять лет я сумею больше принести пользы? Там, на востоке, или в тылу врага? За плечами опыт боев в империалистическую войну, партизанская и армейская школы Пархоменко и Чапаева, курсы в высшей стрелковой школе, двадцатитрехлетний стаж работы с людьми, двадцать два года труда и учебы в партии. Коммунисты, рабочие, жители Путивля избрали меня председателем исполкома горсовета. Как же оставить своих избирателей, если сюда придет враг? Ведь председатель исполкома — это представитель Советской власти в городе, а власть наша народная, с народом она делит радость и горе…

Твердо решил — останусь».

Партийный актив Путивля наметил создать четыре партизанских отряда: в Спадщанском, Новослободском, Казенном лесах и в селе Литвиновичи. Командиром будущего Спадщанского отряда был утвержден Ковпак, Новослободского — Руднев. Для обеспечения отрядов хотя бы на первое время Ковпаку было поручено создать три базы с продовольствием и снаряжением в Спадщанском и Новослободском (иначе — Монастырском) лесах и неподалеку от села Ильино-Суворовка. Непосредственно этим важным делом в обстановке строжайшей секретности занимался старый друг Ковпака Алексей Ильич Коренев, директор инкубаторной станции, в прошлом — опытный, заслуженный партизан гражданской войны.

Ежедневно они уходили за А. И. Кореневым в лес: заведующий отделом коммунального хозяйства горсовета В. Ф. Попов, председатель Кардашевского сельсовета В. Л. Рыжков, коммунисты Т. М. Козаченок, Ф. С. Мерзляков, П. В. Толстой, И. О. Войкин, П. И. Демьяненко. Первые путивльские партизаны. Правда, о том, что эти люди — партизаны, знали в городе немногие.

Под видом помощи Красной Армии было заготовлено 250 солдатских котелков, ведра и баки, 75 пар сапог, 250 шапок, 100 ватников, 500 пар белья, 100 пар рукавиц, полторы тонны сливочного масла, полтонны варенья, тонна колбасы, крупа, соль, сахар, лапша, сухие овощи. Все это, надежно упакованное, гарантированное от порчи, легло на дно 132 глубоких ям. Отдельно, как особая драгоценность — 750 килограммов аммонала.

Не много ли добра для крохотного отряда в девять человек? В том-то и дело, что и Ковпак, и Коренев, и другие бойцы рассматривали свою группу лишь как ядро, основу будущего, гораздо более крупного отряда.

26 августа началась эвакуация Путивля. Все, кто мог, покидали город, уехала на подводе и жена Ковпака Екатерина Ефимовна. Фронт приближался с каждым днем. Уже шли бои на Конотопском направлении, на восточном берегу Днепра, немцы вышли на линию Глухов — Чернигов. После ожесточенных боев советские войска оставили Днепропетровск, а затем и всю Правобережную Украину, за исключением районов Киева и Одессы.

8 сентября Ковпак отправил своих бойцов в лес уже для окончательного обоснования, сам остался в городе. В один из этих дней Сидор Артемьевич познакомился с группой белорусских минеров. В Харькове они обучались на специальных курсах, но превратностями военной судьбы оказались в Путивле. Минеры понравились Сидору Артемьевичу, он с ними откровенно переговорил. Большая часть группы решила все же уйти с Красной Армией, но четыре человека приняли предложение Ковпака присоединиться к его отряду. Все они впоследствии (и заслуженно) стали видными людьми среди партизан. Это были Николай Курс, Георгий Юхновец, Виктор Островский и Василий Терехов.

Город опустел. Только пятеро вооруженных людей ходили по безлюдным улицам… Ковпак словно прощался со ставшим ему родным Путивлем. Когда-то он сюда вернется? В типографии обнаружил непорядок: часть оборудования стояла целенькой, нетронутой. Крепко помянув ее бывших руководителей, Ковпак и его минеры кое-что уничтожили, кое-что спрятали. На складе райпищеторга обнаружили мешки с солью — 120 тонн соли тут же раздали населению. Зашел председатель и в краеведческий музей, которым очень гордился. Тут узнал, что сотрудник музея Шелемин самые ценные экспонаты спрятал в… действующей церкви.

Настало 10 сентября. Горький день Путивля. Так описал его сам Ковпак:

«Немцы на подступах к городу. Рано утром оставили помещение горисполкома, служившее нам штаб-квартирой. Обосновались в городском парке, откуда продолжали вести наблюдение за приближающимся противником.

Под вечер в городе появились первые немецкие солдаты. От фашистов отделял нас один квартал. Чертовски хотелось отправить на тот свет одного-другого гитлеровского молодчика, но вступать в бой с разведкой и этим обнаруживать себя мы не имели права. Нужно уходить в лес, пока оставался свободным от врага единственный семикилометровый путь по заболоченному берегу Сейма. Пробирались скрытно по берегу и камышам. Тропки изучали еще во время занятий в Осоавиахиме. Все же противник заметил нас и открыл минометный огонь. Пришлось зайти в болото поглубже. К лесу добрались только к полуночи, усталые и насквозь промокшие.

Лес встретил нас неприветливо. Мелкий назойливый осенний дождь не переставал моросить, под ногами хлюпала вода, темень кромешная. Окончательно выбившись из сил, решили отдохнуть стоя, прислонившись к дереву. Так стоя и заснули».

Когда проснулись, оказалось, что на всех пятерых у них лишь триста граммов хлеба, раскрошившегося, намокшего, смешавшегося с табаком. Этот хлеб, поделенный по-братски, стал их первой партизанской едой…

Утром выяснилось, что маленькая группа оказалась в довольно серьезном положении. Спадщанский лес занимает все междуречье между Сеймом и Клевенью. С юго-запада на север по его границе тянутся болота, весной и осенью совершенно непроходимые. У леса особенность: в нем столько разнообразия, а вместе с тем столько похожих мест, столько почти одинаковых полянок и низинок, столько раз высокий дубняк сменяется молодым сосняком, сосняк — березняком, а тот снова дубняком, столько в нем зарослей орешника и ольшаника, что заблудиться в нем ничего не стоит. Ковпак со своими спутниками и заблудился. Почти десять дней они не могли найти базу, где ждал их Коренев с остальными бойцами. Ковпак объяснял потом:

«Приметой у меня были молодые сосенки, у которых мы сворачивали с дороги, когда закладывали продбазу. Несколько раз мне казалось, что я нашел эти примеченные мною сосенки, но возле них я не замечал никаких следов. Это меня путало. Я шел дальше, опять встречал как будто те же сосенки и опять никаких следов поблизости не находил. Накануне шел дождь, и он смыл в лесу все следы».

Между тем фронт был еще где-то рядом, доносился гул артиллерии, разрывы бомб. В селе Старая Шарповка партизаны чуть не напоролись на немцев. День проходил за днем, а Ковпак все не мог отыскать группу Коренева. Зато он нашел… неожиданное пополнение для отряда. Причем какое! Лес словно вытолкнул из своих зарослей двадцать восемь вооруженных бойцов и младших командиров во главе с сержантом Федором Андреевичем Карпенко, впоследствии — легендарным командиром роты автоматчиков, человеком своеобразного характера, трудной личной судьбы и поразительной храбрости.

Карпенко и группа его бойцов были разведчиками бригады А. И. Родимцева, которая в конце лета дала жестокий бой гитлеровцам в Голосеевском лесу на подступах к Киеву. Карпенко и другой сержант, Андрей Калинович Цымбал, со своими бойцами оказались отрезанными. Пробираясь к фронту, они попали в Спадщанский лес.

Вскоре группа Коренева нашлась, и все стало на свои места. Отряд начал свое существование. Но вначале Ковпак счел нужным собрать всех и обратиться к ним с речью, поводом послужило то, что один человек, оказавшийся в лесу по недоразумению, сам ушел домой, убоявшись борьбы. Сидор Артемьевич, глядя в лицо всем сразу, сказал:

— Я никого не держу! Никого, понятно? Мы сами пришли сюда — сами и уйдем, когда понадобится. Сей час мы уже солдаты, а что это такое, знает любой из нас. Повторять не буду. Любому понятно: пришел в лес — значит, принял присягу стоять до конца. Ушел из леса самовольно — значит, растоптал присягу. Стало быть, сам себя на смерть осудил. Так что спрашиваю: кто раздумал и хочет домой? — выждал с минуту и закончил: — Значит, никого? Что ж, все правильно.

Тон, каким Ковпак произнес эти слова, и сами они, и вид командира — суровый, решительный, властный — произвели на бойцов неизгладимое впечатление.

А Сидор Артемьевич продолжал:

— …Помните, не забывайте, други: мы воюем насмерть! Или мы — их, или они — нас. Середины нет и быть не может. Будьте же ко всему готовы, хлопцы!

22 сентября Сидор Ковпак отдал по отряду приказ № 1. Насчитывалось на это число в отряде сорок два человека. Вооружение: 36 винтовок, 6 автоматов, по 20 патронов на винтовку, по неполному диску на автомат, 8 гранат. Взрывчатки много, но — без детонаторов. Начальником штаба стал Курс, помощником командира — Коренев (за пышную белоснежную бороду и несходящий румянец немедленно получивший прозвище Деда Мороза). Бойцы разбиты на две оперативные группы, кроме того, образованы группы минеров и разведчиков. Командирами назначены соответственно Карпенко, Васильев, Юхновец и Попов.

Смысл этого первого ковпаковского приказа, его значение очень велики. Отряд тем самым буквально с первых дней своего существования становился четко организованной воинской единицей, имеющей продуманную структуру, авторитетных командиров, определенный уклад жизни, наилучшим образом отвечающий условиям вооруженной борьбы в тылу врага. Каждый знал свое дело, свое место, свои обязанности. Опыт, армейская дисциплина, солдатская квалификация пришлых оказались очень кстати для вчера еще вполне штатских соратников путивльского председателя. Как известно, и тогда, и позднее такой сплав: партизаны и армейцы-кадровики — был решающей силой партизанского движения. Руководство им становилось квалифицированным, профессионально грамотным. Теперь можно было и начинать воевать.

А с чего начинать? Решили: с диверсий на дорогах района. Большее пока не по силам. Но тут столкнулись с трудностью — аммоналом отряд обладал во вполне достаточном количестве, но, как уже говорилось, не было взрывателей. Нужно было срочно найти какой-то выход, и он нашелся. Разведчики обнаружили поблизости минное поле, оставленное при отступлении Красной Армией, но еще не разминированное гитлеровцами. Нужно было их опередить…

За дело взялся один из самых опытных минеров отряда, он же начальник штаба, Николай Михайлович Курс, в прошлом командир, работавший перед войной директором средней школы.

Курс ушел на поле, начиненное смертью, снял одну мину, принес ее в лагерь, разобрался в ее хитром устройстве и объяснил его другим. Теперь во взрывчатке недостатка не было, и партизаны принялись за диверсии. Под командованием Георгия Михайловича Юхновца каждую ночь они выходили на дороги. Результаты их работы «докладывали» о себе сами: тяжелыми взрывами, доносившимися до лагеря то с одной, то с другой стороны. Взлетали на воздух грузовые и легковые машины врага, мотоциклы, обозные подводы.

Сфера действий отряда расширялась непрерывно: в этом был у Ковпака определенный расчет. Сидор Артемьевич, охватывая дерзкими диверсиями пути сообщений гитлеровцев по всему району, преследовал две важные цели: стремился нанести фашистам как можно больший урон и дать знать населению, тысячам советских людей, что оккупантов можно и должно бить! Бить смертным боем, причем не завтра, не послезавтра, не «потом», а именно сегодня, немедля.

На деле так оно и выходило. Об отряде из Спадщанского леса узнала вся округа, к отряду приходили и поодиночке, и целыми группами. Шесть человек с пулеметом привели районный прокурор Василий Порфирьевич Кочемазов и председатель райисполкома Федор Ермолаевич Канивец. На другой день пришел воргольский партизанский отряд во главе с председателем колхоза «Вольный край» Степаном Федоровичем Кириленко. В его составе оказалась комсомолка Дина Маевская, ставшая первым врачом отряда.

Однако, как и следовало ожидать (Сидор Артемьевич и ожидал), Спадщанский лес притягивал к себе не только новых партизан. 28 сентября разведчики задержали неизвестного человека, на допросе в штабе он сознался, что подослан немецким командованием, чтобы установить точное местоположение отряда. Шпиона, оказавшегося бывшим помещиком, расстреляли.

А на следующий день партизаны Путивльского отряда совершили первое открытое нападение на врага: в селе Сафоновка на приехавший туда для «заготовок», а попросту — грабежа грузовик с солдатами. «Заготовители» бежали, но на смену им прибыл через два часа отряд карателей, около ста солдат. Однако войти в лес гитлеровцы побоялись.

Дальше — больше. В октябре, вспоминал Ковпак, «наши минеры работали уже и на правом, и на левом берегу Сейма, выходили на дорогу Конотоп — Кролевец. В первых числах… здесь взорвались на партизанских минах две легковые машины какого-то крупного немецкого штаба. Было уничтожено шесть немцев, в числе их два генерала. На левом южном берегу Сейма у хутора Хижки в тот же день взлетела в воздух грузовая машина. На Правобережье на большаках, ведущих из Путивля в Глухов и Рыльск, редко проходил день, когда бы не раздавался грохот взрыва. К середине октября на этих дорогах было подорвано уже с десяток грузовиков с боеприпасами и живой силой. Мы взяли здесь за это время десять тысяч патронов».

Ковпак не имел в то время еще своей рации, потому не знал, что 20 октября Государственный Комитет Обороны объявил Москву на осадном положении, что гитлеровское командование бросило на штурм столицы почти половину немецко-фашистских войск на советско-германском фронте и три четверти танковых и моторизованных соединений. Ковпак не верил доходившим в отряд хвастливым заявлениям фашистской пропаганды, что Москва падет со дня на день, но меру смертельной опасности, нависшей над столицей СССР, понимал вполне.

Каждый уничтоженный в лесах Сумщины гитлеровец, каждый сожженный грузовик, каждый взорванный мост означали реальную помощь защитникам Москвы. Только так — в неразрывной связи со всенародной борьбой советских людей и в первую очередь его Вооруженных Сил — рассматривал Ковпак место и роль партизан.

День ото дня активизировал он боевую деятельность отряда, раз за разом его удары по врагу делались все ощутимее и весомее.

Ковпак правильно предположил, что немцы не пожелают терпеть такого положения и рано или поздно, скорее всего в ближайшее время, двинутся в Спадщанский лес с немалыми силами. Уверен он был и в том, что не только Сумщина — вся Украина охвачена уже пожаром партизанской борьбы. И немцы действительно забили тревогу, причем в масштабе всей временно оккупированной ими территории. В октябре 1941 года главнокомандующий германских сухопутных сил генерал-фельдмаршал фон Браухич вынужден был подписать «Основные положения» по борьбе с партизанами…

Сильно же досаждали партизаны гитлеровцам, если один из самых важных документов с грифом «секретный» вышел непосредственно из главной ставки фюрера и подписан был начальником штаба верховного командования вооруженных сил фельдмаршалом Кейтелем. Этот документ «относительно коммунистического повстанческого движения на оккупированных территориях» определял и политику, и стратегию, и тактику гитлеровцев по отношению к народным мстителям. Приводим его с незначительными сокращениями.

«1. С самого начала кампании против Советской России на оккупированных Германией территориях повсюду началось коммунистическое повстанческое движение. Это движение носит различный характер, начиная с пропагандистских мероприятий и нападений на отдельных военнослужащих немецкой армии и кончая открытыми мятежами и широкой войной…

Таким образом, во все возрастающей степени создается опасность для немецкого военного руководства, которая проявляется прежде всего в обстановке всеобщего беспокойства для оккупационных войск, а также привела уже к отвлечению сил, необходимых для подавления главных очагов мятежа.

2. Использовавшиеся до сих пор средства для подавления коммунистического повстанческого движения оказались недостаточными. Фюрер приказал применять повсеместно самые решительные меры для того, чтобы в кратчайшие сроки подавить это движение.

3. …б) Для того чтобы в зародыше задушить недовольство, необходимо при первых же случаях незамедлительно принимать самые решительные меры для того, чтобы укрепить авторитет оккупационных властей и предотвратить дальнейшее распространения движения.

При этом следует иметь в виду, что человеческая жизнь в соответствующих странах в большинстве случаев ничего не стоит и что устрашающего действия можно добиться лишь с помощью исключительно жестких мер. Искуплением за жизнь каждого немецкого солдата в таких случаях должна служить, как правило, смертная казнь 50—100 коммунистов. Способы этих казней должны еще увеличивать степень устрашающего воздействия.

…е) Подлинным средством устрашения при этом может служить только смертная казнь. В частности, следует карать смертью все действия шпионов, диверсантов, акты саботажа, а также лиц, стремящихся установить связь с какой-либо иностранной армией. В случае недозволенного хранения оружия также следует, как правило, выносить смертный приговор…»

Ковпак не мог тогда знать содержания этого достаточно красноречивого документа, но и без того полагал, что раз оккупантам уже известно о его отряде, следует готовиться к встрече карателей. И он готовился. К сожалению, никак не удавалось установить связь с другими партизанскими отрядами. К нему должен был прийти председатель Путивльского райисполкома Иван Иванович Высоцкий, оставленный на нелегальной работе в качестве связного Сумского обкома партии. Но Высоцкий попал на мину, был тяжело ранен, захвачен гитлеровцами и зверски убит. Мешало и отсутствие связи с командованием Красной Армии. Ковпак не располагал даже сведениями о положении на фронтах.

Помог случай: в лесу партизаны встретили двух пограничников, работавших ранее в НКВД Украины у Т. А. Строкача. Они пробирались к Харькову. Решили послать вместе с ними Коренева для установления связи с командованием. Пограничники было посмотрели на Деда Мороза с сомнением, но им рассказали, что Алексей Ильич старый партизан-разведчик, исходивший в гражданскую войну пешком чуть не всю Украину.

17 октября Ковпаку доставили хорошую весть: нашелся отряд Семена Васильевича Руднева, который должен был базироваться в Новослободском лесу и о котором больше месяца ничего не было известно. На другой день встретились. Группе Руднева с самого начала не повезло: один боец оказался дезертиром, другой — предателем. Заложенные ранее базы были кем-то обнаружены и разграблены. Не лучше обстояло дело и с оружием: старые английские винтовки времен первой мировой войны, к ним по 200 патронов, 5 пистолетов, 2 ящика тола.

Помощником Руднева по отряду был давний знакомый Ковпака Григорий Яковлевич Базыма, до войны директор городской школы № 3 и учитель географии, участник империалистической и гражданской войн. У Базымы было пятеро детей, старшие — две дочери и два сына — ушли в армию, один впоследствии погиб — восемнадцатилетний доброволец Володя…

Знал Сидор Артемьевич и секретаря партбюро Павла Степановича Пятышкина, лейтенанта запаса, до войны также директора школы № 1 и секретаря партийной организации школ города.

От вновь прибывших товарищей Ковпаку стало впервые известно, что он уже… покойник: немцы распространяли по окрестным селам слух, что отряд в Спадщанском лесу разбит, а его командир повешен.

Командование провело совместное совещание, чтобы обсудить сложившуюся обстановку. Пришли к решению, что в данных условиях наиболее целесообразно объединить силы обоих отрядов. 18 октября был подписан приказ, в котором, в частности, говорилось:

«В 12.00 произошло совещание командования двух отрядов и было решено путивльские отряды объединить в один отряд с командованием: командир объединенного отряда тов. Ковпак С. А., комиссар партизанского отряда тов. Руднев С. В., начальник штаба тов. Базыма Г. Я., помощник начальника штаба тов. Курс Н. М.».

Руднев… Сейчас трудно даже представить, как сложилась бы история Путивльского отряда, а потом и всего Сумского соединения, если бы не было этой встречи — Ковпака с Рудневым — в Спадщанском лесу тогда, трудной осенью сорок первого года.

Иногда их сравнивали с Чапаевым и Фурмановым. Сравнение подкупающее, но, однако, неверное. Ковпак в отличие от Чапаева имел более чем двадцатилетний партийный стаж, прекрасно знал «разницу» между коммунистами и большевиками, в каком Интернационале и почему состоял Ленин. И воевал он не только за светлое будущее трудового народа, но и защищал его социалистическое настоящее, которое строил долгие годы собственными руками. Руднев же в отличие от Фурманова был профессиональным военным, носившим в петлицах полный набор шпал, так что объяснять ему с помощью вареных картофелин, где место командира в бою, не требовалось.

Роднило Ковпака и Руднева с Чапаевым и Фурмановым другое: беззаветная преданность Родине, партии, народу. Во всем же остальном эти четверо были неповторимы, как только и бывает с людьми по-настоящему талантливыми, ибо, помимо всего прочего, талант всегда своеобразен и индивидуален.

Отношения между Ковпаком и Рудневым были особенными. Им нечему, да и незачем было учить и наставлять друг друга. Они не дополняли друг друга в том смысле, что недостатки одного покрывались достоинствами второго и наоборот. Но каждый в присутствии другого чувствовал себя сильнее. Потому-то таким прочным и эффективным оказался боевой союз Ковпака и Руднева, людей, как выяснилось, во всем чрезвычайно близких. Кроме внешности и манер. Тут действительно схожего было мало.

Ковпака не случайно и в глаза и за глаза называли Дедом. Он и впрямь был похож на старого колхозного пасечника. И держался даже в окружении только близких ему людей как-то неприметно, словно стараясь уйти на какой-то незримый второй план. Руднева, напротив, не заметить сразу же было никак невозможно. Петр Петрович Вершигора впоследствии так описал свою первую встречу с обоими прославленными партизанскими командирами:

«…Лавируя между деревьями, показалось несколько всадников. Впереди на высоком коне ехал худощавый старик в каком-то непонятном штатском костюме. Рядом с ним на прекрасной арабской лошади — красивый мужественный военный человек с черными, как смоль, усами и быстрым взглядом. Старик походил на эконома, который объезжает свое хозяйство…»

Далее Вершигора справедливо отмечает, что только те партизанские командиры, «которые нашли в себе решимость, вопреки своему самолюбию, объединиться, оказались способными наносить врагу удары большой силы». Именно такими людьми были Руднев и Ковпак.

«…совершенно противоположные друг другу — старик шестидесяти лет, без образования, но с большим жизненным опытом, старый солдат-рубака в полном смысле слова, разведчик первой мировой войны, пересидевший в окопах и переползавший по-пластунски земли Галиции и Карпат, имевший два георгиевских креста, служившими у Чапаева в гражданскую войну, — Сидор Ковпак и культурный, военнообразованный, храбрейший воин и обаятельный оратор — Руднев.

Руднев был ранен в горло в первые месяцы своей партизанской деятельности. В партизанском же отряде он и вылечился. После ранения немного картавил, и это придавало особую привлекательность его речи. А речь была основным, чем двигал вперед он свое большое дело.

Слушая Руднева на лесной поляне, когда он говорил с бойцами, или слушая его речь на сходках мирных жителей, я впервые узнал и увидел, что может сделать человеческое слово.

Руднев не умел говорить казенно; каждое простое, обыкновенное слово было проникнуто у него страстностью, оно было целеустремленным, действовало как пуля по врагу. Руднев неустанно работал над воспитанием своих партизан. Он выбивал из них ненужную жестокость, он вселял в них уверенность, воспитывал терпеливость, выносливость, высмеивал трусов, пьяниц и особенно жестоко боролся с мародерами…

Когда я слушал беседы Руднева с партизанами, когда совершал с ним рейды, он напоминал мне другого, никогда не существовавшего человека, возникшего лишь в воображении гениального писателя. Руднев напоминал мне тогда Данко из горьковских рассказов старухи Изергиль, Данко, который вырвал из своей груди сердце, и оно запылало ярким пламенем, освещая путь заблудившимся в чаще жизни людям.

Руднев был человеком, способным повести за собой массу, порой колеблющуюся, — массу, которой нужно питаться, спать, одеваться, которой иногда хочется отдохнуть. Роль Семена Васильевича Руднева в партизанском движении на Украине — да и не только на Украине — гораздо большая, чем та, которую он играл по своему служебному положению. Хотя он был только комиссаром Путивльского партизанского отряда, но влияние Руднева, стиль его работы распространялись на сотни партизанских отрядов от Брянска до Карпат, от Житомира до Гродно.

Партизаны других соединений всегда старались подражать соединению Ковпака. Оно было лучшим не только по своим боевым качествам, отборному составу, но и потому, что своими рейдами всегда открывало новую страницу летописи партизанского движения. Партизаны Ковпака и Руднева ходили дальше всех, они были открывателями нового пространства, они были разведкой партизанского движения Украины, Белоруссии, Польши. А впереди них шел красивый сорокалетний мужчина, с черными жгучими волосами, с черными усами, энергичный и простой, непримиримый и страстный, шел, высоко неся свое мужественное, горящее ненавистью к врагу и любовью к Родине сердце, освещая путь своим бойцам, не давая им стать обывателями партизанского дела».

С. В. Руднев родился в 1899 году в селе Моисеевка неподалеку от Путивля. Пятнадцати лет он уезжает в Петербург и поступает на Русско-Балтийский завод, где близко сходится с революционно настроенными рабочими. В сентябре 1916 года он попадает на три месяца в знаменитую тюрьму «Кресты». В марте 1917 года Руднев вступает в ряды большевистской партии, приветствует вместе с тысячами питерских рабочих 3 апреля на Финляндском вокзале вернувшегося из эмиграции Ленина. Вступив в отряд Красной гвардии, молодой рабочий навсегда связал свою жизнь с делом защиты Советской страны. Сначала боец, а затем краском, он участвует в боях против Корнилова, штурмует Зимний, сражается на Южном фронте с петлюровцами, защищает Петроград. Потом было тяжелое ранение, тиф, госпиталь, учеба в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, служба политработником в Крыму и на Дальнем Востоке. Руднев еще в 1936 году был удостоен ордена Красной Звезды. Наступивший позднее тяжелый период в жизни страны и партии коснулся и его. К счастью, только задел… Освободившись после ареста, на Дальний Восток Руднев уже не вернулся, а приехал на родину — в Путивль, где вскоре и был избран председателем районного совета Осоавиахима.

В партизаны Руднев привел и старшего сына — шестнадцатилетнего Радика, который оказался первым комсомольцем Путивльского отряда.

Вот каков был человек, с которым Ковпаку пришлось воевать бок о бок два года, с которым прошел он легендарный путь от Путивля до Карпат…