"Искатель. 1999. Выпуск №8" - читать интересную книгу автора

РОБИН СКОТТ. ПОДКЛЮЧЕНИЕ К ОСНОВНОМУ ИСТОЧНИКУ

— Ну, старик, ты роешь капитально, — сказал Маха, расчищая себе место среди картонок из-под пиццы, мотков провода и отдельных частей старых электронных приборов, толстым слоем покрывавших весь пол подвала, который они арендовали вдвоем с Косматым. Восхищение Махи новым проектом Косматого было не только эстетическим. Будучи менеджером по бизнесу в команде, он ухитрялся обеспечивать хрупкую финансовую поддержку им обоим, продавая время от времени экспериментальные работы Косматого в стиле «фаунд-арт».

— Врубаешься? — откликнулся Косматый, не поднимая головы от дымящегося паяльника.

— Я торчу!

Косматый выбрал полуметровый кусок великолепного желтого провода № 12 на шестьсот вольт с изоляцией из полихлорвинила и припаял его к коричневому терминалу автоприцепа от оставшегося после войны АН-3/АСВ Марк IY. Он подождал немного, пока серебристая капелька расплавленного олова не стала серой и твердой, и затем подергал провод. Он изогнул его и надел свободный конец на штифт № 7 в розетке электронной лампы 117Л7, свободно ходивший вверх-вниз в древней Мотороле. Провод смотрелся на своем месте, и он припаял второй конец.

— Это им стебанет по мозгам, — сказал Маха. — Я говорю, это типа того, что здесь хлеб для нас болтается, Косматый.

Безразличие Косматого не было напускным. Он жил исключительно ради своего искусства, и разделял энтузиазм Махи по поводу продаж только тогда, когда ощущал нехватку сырья. «Это моя вещь», — сказал он, выравнивая конденсаторы на 200 микрофарад, светло-бежевые керамические накладки, и закручивая идущие от них провода за длинный терминал от фирмы Дженерал Телефон.

— Я что говорю-то, это мое дело. Парень должен делать свое дело, чтобы там ни было. Если они не врубаются, нормально. Если врубаются, тоже нормально.

Для Косматого это была необычно длинная речь. Маха, который с гордостью считал себя очень практичным человеком, потряс головой.

— Что «нормально», балда? Ты делаешь свою вещь, но, ради Бога, не меняй ее. Это я смогу загнать. Поставим на выставку, через неделю будет у богатенького Буратино в вестибюле. Кто-нибудь из шикарных декораторов по интерьеру западет на нее, попомни мое слово.

Косматый пожал плечами, весь в мыслях о своем искусстве. Он припаял в нескольких местах два вогнутых трехдюймовых рефлектора на круглую серую раму какого-то экспериментального уродца из Военно-морской научной лаборатории, который был списан после того, как обошелся в 500 000 долларов налогоплательщикам. Он отступил, чтобы оценить впечатление, затем вернулся и ударом молотка сбил один из рефлекторов. Пара вместе смотрелась слишком представительно, как груди, и это все портило.

Вещь получилась около семи футов в высоту. Механической основой служили стойки бомбодержателя, покрытые серой сморщенной краской, но их практически не было видно за густой паутиной кабелей и проводов, нагромождением ярко раскрашенных деталей, собранных из тысячи различных приборов. Эти приборы закупались на вес в магазине Джейка, расположенном на Сорок пятой стрит, где продавалось старое военное имущество и электротехника.

Косматый не имел ни малейшего понятия о первоначальном предназначении электронного барахла, которое он использовал. Но это было дешево, как раз в пределах той суммы, которую Маха позволял ему тратить после расчетов с домовладельцем, хозяином продуктового магазина и барменом. Его завораживали яркие краски, сияние меди и бронзы, скользкое виниловое покрытие проводов и пластиковых трубок, изогнутые очертания высокочастотных измерителей, вычурная геометрия длинных гладких рубиновых стержней в стеклянных цилиндрах, квадратные, шестигранные и круглые алюминиевые контейнеры, маленькие цилиндры с полосками и точками, штепсели с десятками дырочек и вилки (если он искал достаточно долго, чтобы найти подходящие), которые входили в эти штепсели, чтобы образовать единое и восхитительное целое. И еще там были большие стеклянные цилиндры, содержащие сказочный мир маленьких металлических деталей, и полевые приборы из орехового дерева, на старинных бронзовых шкалах которых было выгравировано «Рио», и «Париж», и «Берлин», и «СВ», и «МВ», и «ЛВ».

Там были предметы в форме тарелок на подвесках, которые плавно покачивались взад-вперед, когда он толкал их. Были квадратные трубки, которые, казалось, пустили бы квадратные струи воды, если бы он смог их включить. Были короткие черные тяжелые штуки, которые удобно ложились в руку и почему-то при этом он начинал думать о сказочных троллях, живущих под мостами. Были линзы, через которые хорошо вглядываться в загадочную темноту. Были мили и мили проводов: обычных, блестящих, зеленых, черных, белых, красных, розовых, бордовых, желтых коричневых, голубых, — проводов с точками на них, с полосками, проводов, соединенных попарно, и десятками, и сотнями, проводов перекрученных так, словно мир стоял на месте, держа их за один конец, а вселенная прокрутилась раз десять, держась за другой.

И поверх всего этого великолепия, стоявшего буквой «Г» высотой семь футов и длиной десять и семь футов, сияли с тропической яркостью мириады маленьких точек спайки.

Когда Косматый задумал эту работу, будучи в глубокой прострации, он подготовил себя к ней с аскетичной суровостью паладина: принял ванну, стащил новую рубашку и проработал две недели на фабрике в Лонг-Айленде. Там его научили использовать паяльник, отвертку и гаечный ключ.

И он понял, и завинчивал, и закручивал. Каждая вещь, которую можно было вкрутить в другую вещь, была вкручена. Каждая деталь, которую можно было привинтить к другой детали, была привинчена. Провод подходил к каждой клемме, а поскольку проводов было больше, чем клемм, они припаивались к стойкам бомбодержателя, приборам, измеряющим напряжение, к оптическим приборам, тарелкам и волноводам.

Свободных концов не было — все куда-нибудь подсоединялось. Кроме двух проводов, двух больших черных кабелей.

Маха отошел и встал рядом с Косматым, восхищаясь работой.

— Ну, старик, это классно. Просто отпад.

Косматый кивнул. Он был согласен. Если бы только не два кабеля.

— Вот эти два никуда не идут, — сказал он. — И я еще не сообразил…

Маха потрогал свою остроконечную бородку.

— А что бы тебе не отсоединить их да не выдернуть оттуда на хрен?

Косматый потряс головой.

— Черт, я не знаю, где они там проходят. Если я сейчас туда влезу, я могу эту штуку сломать.

— Да забудь, старик. Не связывайся с этим. Что-нибудь придумаешь, было бы из-за чего волноваться.

Но Косматый не мог успокоиться. Он был художник, добивающийся совершенства, и два неприкрепленных и нефункциональных провода беспокоили его.

— Они меня достают, — сказал он, — а грузовик с выставки приедет после обеда и увезет родимую.

— Остынь, Косматый, — сказал Маха, опасаясь, как бы Косматый не сделал что-нибудь со своим шедевром. — Пусть заберут. Мы типа того, что линяем, и пойдем забьем косячок. Ты покуришь и сделаешь Индийскую штуку. До всего допрешь, а на выставку можем ночью залезть.

Косматый неохотно согласился, и после того, как автопогрузчик и грузовик, присланные с выставки, увезли его шедевр, он отправился с Махой делать Индийскую штуку.

Марихуана и медитация сделали свое дело, и решение пришло к нему во всем своем великолепии в их скупо обставленной квартире, расположенной над мастерской.

— Я допер! — сказал он.

Маха, который уже полчаса рассматривал обложку журнала «Ридерс Дайджест» за октябрь 1942 года, повернул голову.

— Я знал, старик, что ты дойдешь до сути. Ну что там? Расколись.

Косматый выудил потрепанный шнур единственной лампы в комнате из-за заднего сиденья от самолета Гудзон Терраплейн 1938 года, которое, вместе с кроватью, составляло всю обстановку квартиры.

— Это путь к решению, — сказал он.

Маха, чей словарь временно истощился, вопросительно посмотрел на него.

— Два провода, Маха! Куда они идут?

— В лампу, старик. Чтобы туда попал ток.

— Я имею в виду другие концы.

— О, я врубился. В стенку. — Понимание осветило помятое лицо Махи, как восход солнца освещает дома в Нью-Джерси. — Конечно, — сказал он. — Для твоей вещи. Тебе нужен штепсель для тех двух проводов!

— Разве это не прекрасно! — сказал Косматый, и вид у него был как у Архимеда, или Александра Грэхама Белла, или как у человека, который только что поймал такси в час пик под проливным дождем.

Они понеслись по вечернему городу к Сорок пятой Вест Стрит и магазинам электроники, расположенным там. Магазин Джейка был еще открыт, и их приветствовал сам Джейк.

— Что скажешь, Косматый? Пару бочек деталей? Есть клевый товар от Дженерал Дайнемикс, а еще есть маленькие прикольные ящички из ЦРУ.

— Не-а, — сказал Косматый. — Мне нужен только штепсель.

— Штепсель? Какой штепсель? У нас есть какие хочешь.

— Дай мне большую дуру. Большую и квадратную и, может быть, черную или зеленую.

— На какой ток рассчитываешь? Сколько ампер эта дура должна потянуть?

— Я почем знаю? — Косматый пожал плечами. Он не понял вопроса. — Это неважно. Только чтобы она была большой и квадратной и, может быть, черной.

Джейк поковырялся в бочке.

— Как насчет этого? — спросил он, держа в руках большую штепсельную вилку с двумя штырьками. — Используется для выставок. Штучка берет сотню ампер.

— Заметано, старик, — сказал Косматый. — Я ее беру.

— А у тебя есть куда ее втыкать? — спросил Джейк, заворачивая покупку.

— Нет, старик. Дай мне другую половинку тоже.

— А как насчет того, чтобы куда-то присоединить штепсельную розетку. Кабель какой-нибудь нужен?

Косматый повернулся к Махе в некоторой растерянности.

— Он так красиво говорит, что я торчу от звуков.

Джейк вздохнул и заговорил медленно, тщательно выговаривая слова:

— Штепсельная розетка — это вторая часть штепсельного разъема. Тебе нужен мощный кабель, чтобы подсоединить ее к источнику тока, и когда ты воткнешь эту половинку сюда, соответствующий ток пойдет в любую хреновину, которую ты подключаешь.

— Да, старик. Я ее беру.

Джейк продал Косматому обе половинки штепсельного разъема и сотню футов простого двухжильного кабеля № 4. Маха поторговался и оплатил покупку, а затем они, все еще в блаженном состоянии от принятой дозы, залезли в рейсовый автобус и покатили к пустынному зданию выставки.

Вволю полазив по кустам и наступая то и дело друг другу на руки, они ухитрились, наконец, открыть окно на первом этаже отверткой Косматого. Не включая свет, чтобы не привлекать внимание, они пробрались в темноте в выставочный зал, где стоял шедевр Косматого, и Косматый приступил к работе в тусклом свете, пробивающемся от уличных фонарей. Маха помогал, зажигая спички, одну за другой. Как у большинства курильщиков марихуаны, спичек у него было много.

Косматый присоединил оба болтающихся провода к проушинам штепсельной вилки. Со штепсельной розеткой было сложнее, но после долгой возни и чертыханья ему удалось закрепить в ней один конец кабеля, купленного у Джейка.

— А что ты сделаешь с другим концом? — спросил Маха, зажигая сороковую по счету спичку.

— Не знаю. Я так думаю, надо к какому-то току подключить.

Они осмотрели темный зал, но не нашли ничего подходящего, кроме стандартных розеток.

— Может, в подвале, — предложил Маха.

— Ага. Пойдем поглядим. — Они протопали по коридору и вниз по лестнице, в подвал. В темном углу они обнаружили шкаф с проводами, набитый прекрасными гудящими устройствами серого и черного цвета, с резиновыми прокладками. На дверце шкафа была надпись: ОПАСНО — ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ — НЕ ТРОГАТЬ.

— Слышь, Косматый, напряжение — это что, электричество? — спросил Маха.

— Ага, — ответил Косматый. — Но здесь написано, что нам туда нельзя.

— Мы не можем сейчас смотаться! — сказал Маха, который был человеком невероятной отваги. — Слышишь, если ты меня снизу подержишь, я достану одну из этих белых хреновин, откуда провода идут, а другую — с другой стороны.

Косматый, напоминавший орангутанга не только своей волосатостью, но и комплекцией, медленно кивнул, с достоинством оттопырив нижнюю губу.

— О чем базар, старик.

Маха взгромоздился на плечи Косматого, пролез руками сквозь сеть проводов в шкафу и прикрепил сначала один конец, затем другой. Он не привык работать руками, и действие марихуаны все еще сказывалось. Потребовалось много ворчливых советов от Косматого, пока кабельные терминалы не соединились плотно с наконечниками в трансформаторе.

Кабель, который Джейк продал им, был слишком короткий, чтобы тянуть его вверх по лестнице, затем по длинному коридору и в выставочный зал. Поэтому они вывели его через подвальное окно, по стене здания и в окно, через которое они влезли в помещение. Его длины еле-еле хватило, чтобы розетка оказалась в поле досягаемости штепсельной вилки.

Время уже было за полночь. Тусклый свет от фонарей Сорок второй стрит проникал через окна выставочного зала, освещая запутанный проводами шедевр Косматого зеленовато-желтым светом. Он стоял_: держа в одной руке штепсельную вилку, а в другой розетку.

— Давай, старик, действуй, — сказал Маха. — Я хочу посмотреть, как загорятся все эти маленькие зеленые, и желтые, и красные лампочки.

Косматый колебался.

— Мы подходим к сути, Маха. Когда я воткну эту вилку, мы типа того, что подключимся к проводам, которые бегут по всему миру. А ток, прикинь, он идет оттуда, где жгут уголь, чтобы сделать пар и крутить турбину. А этот уголь получается из того, что когда-то росло благодаря солнцу, а солнце — это звезды и все то дерьмо, что наверху… — он ткнул рукой, в которой держал вилку, в темный потолок, — …и это часть всей нашей гребаной Вселенной, а мы сейчас подключимся к Основному Источнику.

На Маху эта речь произвела глубокое впечатление, но его сжигало нетерпение, «Втыкай ее старик! Я знаю, у тебя высокая душа, но я хочу посмотреть, как все эти маленькие лампочки загорятся!»

Косматый глубоко вздохнул и воткнул два бронзовых наконечника вилки в розетку.

Толстая голубоватая искра пробила разъем. Колонны электронов поплыли от трансформатора на пятьдесят киловатт, стоящего в подвале. Они проходили через штепсельный разъем и втекали в шедевр Косматого. Каналы проводимости из-за перегрузки переформировывались в альтернативные каналы. Возникали магнитные поля, происходил гистерезис, отставание фаз. Напряжение менялось, выпрямлялось, билось в какой-то непонятной слабой гармонии. Электрооптические устройства вспыхивали ярким светом и фокусировались. Электромеханические устройства пульсировали и преобразовывались. Тарелки поворачивались и мерцали в зафиксированном положении. Поля взаимодействовали между собой. Родилось нечто, не бывшее ни электрическим, ни механическим, ни магнитным, ни оптическим, но объединившим в себе все эти характеристики и установившим связь, которой на земле еще не было. Свет на Сорок второй улице отключился. Свет в Манхэттене отключился. Электричество отключилось по всему восточному побережью, а в ширину полоса отключения доходила до Пенсильвании. «Merde»! — выругался франко-канадский начальник смены электростанции в Эль Ассомпсьоне. — Опять это произошло!»

В выставочном зале шедевр не получал энергию от черного кабеля, но он уже подключился к Основному Источнику, и питание шло к нему из другого мира, другого времени. Его красные, зеленые и янтарно-желтые фонари, снятые с самолетов, мигали, как далекие летние зарницы. Его тарелки и оптические устройства раскачивались взад-вперед, словно в танце, отыскивая фокус и постепенно сужая круг поисков. Вспыхнул луч чего-то, что напоминало свет, и темный зал наполнился пульсирующими бликами. Раздался слабый вой, пение бездны, и пахнуло машинным маслом и сырым воздухом. Интенсивность того, что напоминало свет, росла и становилась невыносимой. Маха и Косматый, спотыкаясь, отступили к стене, закрываясь руками, а вой становился все выше, уходя в область ультразвуков. И затем все резко стихло, и свет исчез. Что-то металлическое звякнуло.

Мужественный Маха первым опустил руку и огляделся.

— Ух ты! — тихо и восхищенно произнес он. — Ты посмотри на эту дуру!

Косматый осторожно выглянул из-под руки. Перед его шедевром, который снова стал безжизненным предметом, стояла Вещь. Она была двенадцати футов в высоту и своими рублеными формами отдаленно напоминала человеческую фигуру — как статуя кубиста Стива Ривеса. Она сияла, нержавеющая сталь и пластик и… другие материалы. На ее большой квадратной груди освещенная панель мигала странными иероглифами, быстро сменявшими друг друга, а из-за небольшой решетки в ее огромной, со сложными изгибами голове доносилось странное квохтанье. Какое-то время Маха стоял в изумлении, открыв рот, а потом повернулся к Косматому.

— Круто! — сказал он. — На самом деле, круто, Косматый! Это как раз то, что надо!

Косматый — сама скромность — пожал плечами.

— Это моя вещь, — сказал он. Прозрачный протуберанец метнулся в их направлении и впитал слова.

Мелькающие символы на груди Вещи мигнули, ярко высветились и приобрели узнаваемый вид. Пробежала строка ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ЧЕРЕДОВАНИЕ, затем ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ОТСЕВ, затем ПРОВЕРКА УСТНОЙ РЕЧИ. Из-за решетки вместо квохтанья донесся мелодичный женский голос: «Отбор образцов завершен. Лингвистический отсев завершен. Форма связи: модулированное изменение воздушного давления. Уровень интеллектуального развития — древний Английский. Все верно, сэр?» Голос был похож на голос стюардессы или телефонистки — безличный, вежливый, лишенный каких-либо эмоций.

— Она базлает с нами? — шепотом спросил Косматый.

— Может быть, — ответил Маха.

— А о чем?

— Не врубился. Типа того, что говорим ли мы по-английски или нет.

Косматый пожал плечами, сглотнул слюну и сделал шаг по направлению к Вещи. Он добавил мощности своему голосу:

— Да, детка. Только мы больше по-американски говорим.

Панель быстро замигала и высветила: ЯЗЫК ПОДТВЕРЖДЕН, а затем — ПОЖАЛУЙСТА, ИДЕНТИФИЦИРУЙТЕ СЕБЯ. Голос сказал с напевной мелодичностью телефонистки: «Пожалуйста, сообщите ваше имя и номер глакс перед тем, как разместить ваш запрос».

Теперь пришла очередь Махи пожимать плечами.

— Давай, Косматый, действуй. Что тебе терять? Скажи ей.

— Мое… э… имя, — запинаясь, проговорил Косматый, — …э… Бертрам Лоуренс Фремптон…

— Бертрам! — воскликнул Маха. — Я и не знал… — Он начал хихикать.

— Заглохни, Маха. — Косматый был смущен и растерян. — Ты мне лучше скажи, что за черт этот номер глакс?

— А кто знает? Дай ей свой номер социального страхования.

— …э… и 339-24-3775.

Вещь щелкнула и мягко зажужжала. Надпись на ее груди оповестила: ПРОВЕРКА КАТАЛОЖНОГО СЧЕТА, а спустя секунду снова заговорил безличный голос: «У вас нет каталожного счета, сэр, поэтому вам разрешен только стандартный первоначальный набор гражданина из трех запросов на товары и услуги, не выше уровня III Класса. Дополнительные запросы могут быть размещены только после открытия минимального счета на сумму одна тысяча Галактических Рабочих единиц, плюс налоги». Надпись мигнула и появилась новая: ПЕРЕДАЙТЕ ЗАПРОС № 1.

Косматый потряс головой, пытаясь прочистить мозги.

— Старик, — сказал он, оборачиваясь к Махе, — я не врубаюсь. Я не врубаюсь.

— Ух ты! — воскликнул Маха. — Он возбужденно переступил с ноги на ногу. — Отпад! Ну, как в кино. Типа того, как Рекс Инграм и Турхан Бей, или — блин — Корнел Уайлд!

Косматый умоляюще посмотрел на Маху. Он привык, что этот щуплый человечек ему все объяснял.

— О чем ты, Маха? Ты врубился?

— Старик, блин. Это же типа того, что очень просто. Как в кино. Ты надыбал себе джинчика. Прикинь, один из тех котиков, что дает тебе три желания.

— О-о!

— Так действуй, старик, желай!

Косматый снова потряс головой, все еще в растерянности, но он уважал способность Махи ухватывать суть высоких понятий, таких вещей, которые лежали за пределами его собственного миропонимания, и он решительно повернулся, чтобы выложить первое желание. Он уставился на решетку и уже открыл рот, чтобы говорить, но заколебался. Он закрыл рот, открыл его снова и опять закрыл, и повернулся к Махе.

— А что мне пожелать, Маха?

— На хлеб, старик. На хлеб! — Маха задыхался от волнения, нетерпение так и бурлило в нем из-за неспособности Косматого оценить ситуацию.

— Бертрам Лоуренс Фремптон, — проворчал он тихо, с явным неодобрением. — Блин!

Косматый повернулся обратно, кивнув головой в знак признания мудрости Махи.

— Э-э… во-первых… э-э, я хочу много хлеба, типа того, что может…

— Косматый! — завопил Маха. — Ты тупая башка! Скажи ей, ты не это имел в виду! Это деньги! Ты шизик!

— Я не это имел в виду! — закричал Косматый. — Типа того, что забери это обратно, детка!

Но было очевидно, что уже слишком поздно. Буханки хлеба стали возникать повсюду вокруг них: круглые датские булочки, длинные золотисто-коричневые французские батоны, пышные черные германские хлебцы, американские слойки, округлые английские чайные булочки, плоские греческие лепешки, странные караваи из других мест, из других времен. Хлеб был везде. Воздух был насыщен густым запахом дрожжей, ничего не было видно от сыпавшейся дождем выпечки. Сквозь все это еле-еле просвечивала надпись на груди Вещи, где после слова ЗАПРОС стояла цифра «2»,

Стоя по колено в булках, Маха тихо плакал от отчаяния.

— Старик, ты, наверно, недавно слез с дерева. Что проще — попросить у джинчика что-нибудь, и ты все завалил.

— Прости, Маха. Я типа того, что — прости, Маха. Как думаешь, может, я еще раз попытаюсь?

— Нет! — Маха взметнул обе руки, словно пытаясь заткнуть еле видимое место между усами и бородой Косматого. — Остынь, Косматый. Давай минутку подумаем.

— Хорошо, Маха, — виновато сказал Косматый, — теперь-то я буду осторожен и попрошу деньги, Д-Е-Н-Ь-Г-И, деньги.

— Нет. Нет. Глянь на этот хлеб. Какие деньги ты подучишь, может быть, времен Конфедерации. Блин. Кто знает, какие деньги? — Маха затих, глубоко задумавшись. Косматый ждал, любуясь Вещью, в восхищении от ее прекрасной конструкции,

Через некоторое время Маха вдруг просиял, и снова повернулся к Косматому.

— О'кей. я допер. Проси бриллианты. Они прилично стоят.

Косматый повернулся, чтобы выполнить указание, но Маха неожиданно поднял руку, печально остановив его.

— Нет, это не пойдет. Слишком трудно толкнуть. Шмон начнется капитальный, нас вывернут наизнанку.

Он подумал еще, поглаживая свою лысину. Затем, с хитрым выражением на лице, выудил из кармана смятую пятидолларовую бумажку.

— Вот, — сказал он, — попроси у нее пару миллионов таких штучек. И ради Христа, не назови их зеленью.

Косматый взял бумажку, послушно кивнул и обратился к Веши с непривычной тщательностью:

— Во-первых, я… э… желаю два миллиона вот этих пятидолларовых бумажек.

Маха слушал, удовлетворенно улыбаясь.

Вещь мигнула своей освещенной панелью и выдвинула узкий ящик откуда-то из середины корпуса. Голос произнес: «Если вы желаете получить услуги по дублированию, пожалуйста, положите оригинальный образец для дублирования в зигипэт».

Косматый подошел, держа банкноту в руке. Он был готов уже опустить ее в ящик, когда Маха вдруг снова завопил:

— Стой, Косматый! Стой! На них на всех будет один серийный номер! Как на игрушечных деньгах!

Косматый застыл, испуганный, что он опять сделает что-нибудь не то. Маха одним прыжком покрыл пятнадцать футов расстояния до Косматого и сунул в его руку брелок для ключей с полустертым серебряным долларом, вмонтированным в него.

— Вот! На пару миллионов баксов все равно потянет! Косматый взял брелок, сглотнул, бросил испуганный взгляд на Маху, прикрыл глаза и уронил в зигипэт весь комплект — серебряный доллар, бронзовый ключ от квартиры, номер лицензии, закатанный в пластик (Небраска, 1948), и кольцо, на котором все это держалось.

Ящичек захлопнулся, и воздух вокруг них стал желтовато-серым от падающего металла. Косматый обхватил голову руками и скорчился среди булок. Маха подскакивал, тоненько вскрикивая и пытаясь уворачиваться, по мере того, как металл все выше и выше громоздился вокруг его ног. Во все стороны разлетались липкие куски хлеба, и слышен был только дробный стук, как от тысяч игральных автоматов, в которых одновременно выпал джек-пот.

Шторм утих, и Косматый опустил руки, открыл глаза и уставился на светящуюся надпись на Вещи. Она гласила: ПЕРЕДАЙТЕ ЗАПРОС № 3.

Маха прекратил набивать карманы металлом. В любом случае они уже были полными. Внезапно он замер от шокировавшей его догадки.

— Боже мой! — сказал он, плюхнувшись задом на холм из хлеба, равномерно перемешанного с металлом. — Боже мой!

— В чем дело? — смиренно спросил Косматый испуганным голосом. — Я опять все испортил?

— Ты посмотри вокруг! Как мы все это увезем домой? Здесь тонн двадцать, не меньше!

— Может, мы пригоним грузовик и найдем пару лопат…

— Балда! Подгонишь грузовик в два часа ночи к выставке, я тебя тут же полиция возьмет за задницу!

Маха снова погрузился в мысли. Косматый вернулся к восторженному созерцанию Вещи.

— Да, — сказал Маха, подумав какое-то время. — Есть только один путь. У тебя есть еще одно желание, поэтому попроси ее перебросить все в нашу комнату.

Косматый оторвался от своего восхищенного созерцания. Он не смотрел на Маху. Ему было очень трудно отказать маленькому человечку.

— Нет, — сказал он после долгого молчания.

— Как это «нет»? Нам все это здесь без мазы. Хозяева выставки придут — будут проблемы. Как мы объясним…

Косматый набрался мужества и повторил: «Нет!»

— Ты что, балда! У тебя есть еще одно желание, не испорти его. Мы должны весь этот хлеб куда-то спрятать! Прикинь, что на это можно купить, Косматый! Тебе новую мастерскую! Любую телку, какую захочешь! Марихуаны хоть завались — до конца жизни!

— Нет, — сказал Косматый. — У меня осталось последнее желание, и я хочу пожелать то, что хочу на самом деле.

— Что? — Маха был искренне удивлен. — Мы перебросим хлеб домой, и ты сможешь купить все, что захочешь.

Сосредоточенно думая о своем, Косматый проигнорировал Маху и с решительным видом встал перед прекрасной машиной.

— Эй, — сказал он ей. — Я хочу задать вопрос. Табло высветило слова: ПЕРЕДАЙТЕ ВОПРОС. Голос сказал: «Вы хотите каталог или справочник по услугам?»

— Да, детка. Я типа того, что на самом деле хочу первоклассный утиль, я имею в виду… типа… что-то типа ненужных частей механизмов и электронного барахла. Вот такого, из чего ты сделана, ну и остальное. — Косматый почувствовал странное смущение, сославшись на машину, стоявшую перед ним.

Надпись изменилась, на табло появилось: ПРОВЕРКА СПРАВОЧНИКА, и после небольшой паузы голос проговорил:

— В Справочнике сообщается, что склад бракованных, использованных и не полностью укомплектованных электромеханических, гравитационных и псевдоневрологических приборов и компонентов к ним, представляющих большой коммерческой ценной расположен в космическом секторе № 4, сорок седьмая временная зона.

— Отпад, — счастливым голосом произнес Косматый. — Я кое-что возьму.

— Сообщите, пожалуйста, количество.

Косматый попытался вспомнить размеры их мастерской в подвале.

— Дай мне столько, чтобы набить полностью примерно тридцать на сорок футов и в высоту пять-шесть футов. И еще, — Косматый соображал с необычайной скоростью, потому что это была его вещь, — подбрось туда вещи, через которые можно подключаться, и какие-нибудь ручные инструменты.

Надпись начала мигать, и тут Косматый закричал: «Стой!» Ему в голову пришла еще одна идея. Надпись ПЕРЕДАЙТЕ ЗАПРОС № 3 вновь появилась на табло.

— Как насчет службы доставки? У вас есть бесплатная служба доставки?

— Доставка по всем запросам осуществляется бесплатно в пределах космических секторов с первого по третий, и временных зон с сорок второй по шестьдесят пятую, — ответил голос.

— Здорово, — сказал Косматый. — Адрес: 1001 Нью-Йорк, Тридцать пятая Вест Стрит, 217. Это в подвале.

Затем, посмотрев на несчастного Маху, он быстро добавил:

— И включите в доставку все вот это. — Его рука описала дугу, указывая на громоздящиеся горы хлеба, вперемешку с металлом.

Надпись замигала непонятными иероглифами, из-за решетки донеслись бессмысленные звуки. Взвился ослепляющий смерч из булок, ключей и серебряных долларов. Сильнейший порыв ветра, ворвавшийся в помещение через открытое окно, чтобы заполнить временно образовавшийся вакуум, с бешеной силой швырнул Маху и Косматого через весь зал. Снова вспыхнул, ослепляя их, луч того, что было не совсем светом. Снова стал слышен вой, который, постепенно, становился все менее пронзительным и все более громким. Оглушенные и получившие невероятный удар по всем своим органам чувств, два человека отчаянно цеплялись за тонкие ниточки, удерживающие их сознание от надвигающейся мглы. И, наконец, ниточки порвались.

Прошло время, и в темном выставочном зале снова была тишина. Зеленовато-желтый свет не пробивался через окно. На лицевой стороне шедевра не мигали красные и зеленые и янтарно-желтые лампочки. Единственным звуком, который доносился сюда, был приглушенный шум дорожного движения по Сорок второй стрит.

Маха первый пришел в сознание. Он встал, потянулся, зажег спичку и осмотрел зал. Зал был пуст, за исключением шедевра Косматого и сгоревших спичек. Он наклонился нал Косматым и потряс его:

— Давай, Косматый. Просыпайся!

Косматый сел и, схватившись за голову, застонал.

— Что случилось, Маха?

— Без понятия, — потряс головой Маха. — Я так полагаю, мы вырубились. Ну, уж я поговорю с Арни, что за травку он нам подсунул. О-о-о, это было что-то!

— Это было прекрасно, Маха, — покачал головой Косматый. — У меня на самом деле прочистило мозги. На какое-то время там я даже подумал, что у меня есть все, что мне нужно…

— Да, я знаю. У меня это тоже было. — Маха пнул ногой штепсельный разъем. — Но это не все, Косматый, что-то у нас исчезло. Исчез свет на Сорок второй стрит. Нам нужно отсюда линять, пока копы не вычислили, кто все это сделал.

Косматый одобрительно кивнул и потянулся за отверткой.

— Лучше отсоединить розетку, пока они свет не дали.

Он двинулся в подвал, Маха следом. Вдвоем они отсоединили черный кабель от трансформатора, туго скрутили и покинули здание выставки тем же путем, что и забрались в него.

Вдоль Сорок второй стрит работали бригады электриков, а первые автомобили, появившиеся на улице, скапливались на перекрестках из-за неработающих светофоров. Двое мужчин устало плелись шестнадцать кварталов к своей мастерской. Подойдя к двери, они не обратили внимания на то, что она слегка выгнулась наружу. Маха потоптался, роясь в карманах, и раздраженно выругался.

— Ну, блин! Косматый, у тебя есть ключ? Я свой где-то потерял. Ну, блин…