"Снайпер" - читать интересную книгу автора (Яковенко Павел Владимирович)

Введение

Красная крошка, отлетающая от кирпичных стен коттеджа под ударами пуль, окутала дом легкой дымкой. Иногда в автоматную трескотню вплетался звук бьющегося стекла, когда кто-то попадал в окна, ощерившиеся разбитыми стеклами как гигантскими акульими зубами. Перед крыльцом вытянулись две большие мертвые собаки. Когда пули попадали в них, они дергались, как будто отгоняли назойливых мух.

Но взгляд капитана Сидельникова приковали к себе не они, а изрешеченный джип. Пара колес была прострелена, и он наклонялся вперед, словно кланялся кому-то. Капитан жевал травинку и периодически грыз ногти.

Со стороны здания раздалась очередь. Офицер сморщился — опять кто-то неосторожно высунулся или даже подставился. Оставалось только надеяться, что защитник коттеджа промахнулся. А то, что стрелять он умеет, свидетельствовал кровавый след на траве, хороший видимый капитаном. Оттуда совсем недавно удалось оттащить раненого сержанта. А ведь он всего-то — навсего неосторожно приподнялся…

Капитан Сидельников, строго говоря, был в полном замешательстве. Несколько часов назад в их химический батальон, располагавшийся в самом глубоком тылу СКВО, пришла депеша, от которой у дежурного по батальону отвисла челюсть.

От них требовалось собрать боеспособное подразделение, максимально вооружиться и выдвинуться в соседний район с задачей блокировать указанный объект и захватить, по возможности, всех тех, кто там будет находиться.

Особенно непонятно было то, почему эту милицейскую операцию должны были выполнять вооруженные силы? Настораживало требование вооружиться по максимуму. Из этого максимума в химбатальоне были только автоматы. Даже огнеметов не было — все они давным-давно отправились в Чечню, а пополнять запасы никто не собирался. Еще, правда, были гранаты. Но гранаты надо докинуть. И не просто докинуть, но и попасть куда целишься. А с этим вопросом у всего личного состава батальона были, признаться, большие проблемы.

Тем не менее, приказ есть приказ. И собрав сорок человек личного состава, взяв два ящика гранат, и по восемь магазинов патронов на брата, на двух «шишигах» сборная «солянка» выкатилась из ворот контрольно-технического пункта…

За спиной капитана Сидельникова послышался шорох. Офицер оглянулся. С его взглядом встретился растерянный взгляд молодого прапорщика Моисеенко.

— Что будем делать? — спросил он. — Все лежат. Вперед подняться невозможно… Это не наше дело. Здесь спецназ нужен. Или ОМОН какой-нибудь.

— ОМОН на границе с Чечней, — меланхолично ответил ему капитан, — а мы ближе всех были к этому месту.

— А менты — абиригены?

— Это тебе не срочники. Они бы просто не пошли. Им что — жить надоело?

Им обоим пришел в голову недавний эпизод, когда они пытались узнать расположение интересующего их объекта от местного участкового. Его поймали буквально за хвост. Он уже прыгал на свой мотоцикл, и явно собирался удалиться. Увидев, что к нему приближается военный грузовик, участковый не только не перестал терзать педаль стартера, но явным образом заторопился. Чтобы остудить нетерпеливого милиционера, пришлось сделать пару выстрелов. Тогда он затормозил, но дружелюбия у него явно не прибавилось.

Свое поведение он объяснил очень просто: «Вы приехали, постреляли — взорвали, и уехали. А мне здесь еще жить. И еще неизвестно, как на все это местные чечены посмотрят. А у меня дети маленькие и жена не работает».

Его успокоили только обещанием, что он покажет нужный дом и тут же может сваливать. Участковый запрыгнул в машину и сидел всю дорогу со злым невидящим взглядом. Он показал коттедж издалека, потом на ходу спрыгнул и быстро скрылся из вида.

Кто-то из солдат плюнул ему в след. Сидельников усмехнулся…

— Пора пускать в дело гранаты, — сказал прапорщик. — Но кто-то должен подобраться поближе — отсюда не докинуть.

Капитан молчал. Но выбора на самом деле почти не было. Такая интенсивная и явно бесполезная стрельба поглотила большую часть боеприпасов, которые были у солдат. Еще некоторое время, и стрелять будет нечем. Очень мерзко было то, что ни одна рация не работала. Им было сто лет в обед, и ни одна не пережила бешеной гонки по кочковатой грунтовке. Все как одна заглохли. Ни помощи попросить, ни ситуацию уточнить. А ведь даже неизвестно, кто там — в этом доме?

— Да у нас и бросать гранаты-то никто не умеет, — подумал Сидельников вслух.

— Шурик учил всю дорогу.

— Двухгадюшник? Да он сам откуда научился?

— Ну, так на Пасху же брали десяток гранат… Он половину и покидал. Наловчился, значит.

Капитан криво, очень криво усмехнулся. И через чур сильно укусил ноготь. Оторвал кусок вместе с мясом. Сидельников матюгнулся, подождал, пока боль утихнет, и крикнул в сторону залегших бойцов:

— Титов, ко мне!

Солдат расслышал, оглянулся, и осторожно спустившись в ложбинку, на полусогнутых пробрался к командиру.

— Так, слушай внимательно! Сейчас проберешься к Шурику… Тьфу!.. Лейтенанту Носко, и скажешь вот что. Мы сейчас откроем сильный огонь с этой стороны. Пусть он отправит пару бойцов потолковее к окнам. Пусть возьмут гранат побольше. И закидают на хрен через окна этот дом… И пусть поаккуратнее там… Запомнил? Повтори!

Румяный, пухлогубый, с по-детски распахнутыми ясными глазами, еще не испорченными ни алкоголем, ни табаком, Титов повторил все слово в слово, включая и наречие «на хрен».

— Давай! Дуй быстро. И сам тоже аккуратно — не подставься!

Якубу было нелегко управлять обороной. Он не знал, что делать дальше. Сколько-то он продержится, но что потом? Неужели пришло и его время стать шахидом?

— Аллах акбар! — прошептал он. — Аллах акбар!

Боевик сидел спиной к стене, а перед окном стояло зеркало, в которое он внимательно смотрел. Того, что там отражалось, вполне хватало для контроля за половиной окружающего пространства. Другую половину таким же нехитрым образом обозревал второй сын Арсана. Он был бледен, но держался мужественно. Якуб задумчиво усмехнулся.

Стрельба по дому его не очень тревожила. До сих пор по нему не выстрелили ни из гранатомета, ни из огнемета. А это значит, что или их просто нет, или его хотят взять живым. Ну что ж, пусть попробуют…

Русские явно не знали, что им делать. Попытки продвинуться пресекались Якубом длинными и точными очередями из пулемета. Кого-то он точно зацепил, потому что уже минут двадцать никаких поползновений вперед солдаты не предпринимали.

Но вот внимательный взгляд боевика привлекло смутное отдаленное движение. Он присмотрелся. Так, явно кто-то пробирается на другой фланг. Достать его было нельзя, солдата закрывала ложбина, но зоркий Якуб отметил, что по ходу движения есть небольшой открытый участок. И его придется преодолеть по любому…

Солдат рванулся вперед, и Якуб наконец-то смог развернуться к окну, и дать длинную очередь…

И зайдется в крике мать, рухнув на колени после этих слов. И остолбенеет отец, не веря в такую жуткую новость. И замелькают перед глазами картинки. Вот роддом, и счастливая жена протягивает ему сверток с их мирно сопящим первенцем. Вот сын катается по двору на трехколесном велосипедике, и улыбка во весь рот. Вот он идет в первый класс — такой маленький и серьезный. Вот он с незнакомой девочкой — отец случайно увидел его из-за забора. Вот проводы в армию — и он пьяный, но невеселый, и та девчонка у него на коленях…

И нет ничего! И остались только фотографии, да одежда, из которой он уже вырос. И его тщательно застеленная кровать… А дальше пустота… Ничего… Никогда…

Боец, который увидел, как очередь сразила Титова, передал об этом по цепи капитану. Сидельников от такой новости почернел буквально на глазах. Еще одного солдата отправлять по тому же маршруту он уже не мог. Прапорщик почувствовал его состояние, и неизвестно, что заговорило в нем — глупость, гордость, отвага, чувство долга или всего понемножку, но он сам предложил выход, который капитан предложить бы ему не решился.

— Давай отсюда прорываться, — сказал Моисеенко. — Сосредоточим огонь на окнах, я добегу до забора. Потом вы опять по окнам, а я перелезу — и к стене. А там — как Бог даст!

Забор был таким же солидным, как и сам коттедж: из красного кирпича, высокий, с башенками. Но перелезть его было на самом деле не так уж и трудно. С внешней стороны для красоты были сделаны разные кирпичные прибамбасы, на которые можно было ставить ноги, и двигаться как по лесенке. Видно, хозяевам и в голову не приходило, что им придется обороняться от кого-либо, и о неприступности забора они не побеспокоились. Моисеенко, в отличие от капитана, был парень ловкий, и такое препятствие казалось ему вполне по зубам.

— Ладно, — проскрипел Сидельников каким-то чужим голосом, — я не хочу тебе приказывать, но ты сам понимаешь, что это надо сделать.

Прапорщик, конечно, не мог знать, что в этот момент фортуна повернулась к нему полубоком: зеркало, в которое дудаевец смотрел как Персей в свой щит, разлетелось на куски от случайного попадания, обдав боевика градом мелких стеклянных осколков. Теперь положение Якуба сильно осложнилось — чтобы осмотреть местность, ему надо было смотреть в окно, а значит, подставлять свою голову под вполне возможную пулю. Как бы не был он храбр, но такое положение его обескуражило. Он сам с неудовольствием отметил у себя легкие признаки паники.

— Успокойся, — прошептал он, — Аллах дает жизнь, и Аллах ее забирает. Ни дня больше, чем мне отведено, я не проживу. Но и меньше тоже…

Капитан махнул рукой, и бойцы короткими очередями — патронов-то осталось не ахти — повели стрельбу по окнам. Моисеенко коротко всхлипнул, и рванул как на стометровке. Он бежал прямо, не петляя, и Сидельников зажмурился. Когда он открыл глаза, то увидел, как прапорщик прижимается к забору и тяжело дышит. Он поднял голову, и показал капитану большой палец. Сидельников поднял большой палец в ответ.

Моисеенко повернулся к стене, подпрыгнул, резво заработал ногами, взлетел наверх, и перебросил тело на ту сторону. Капитан перекрестился. Он почувствовал, что холодный пот заливает ему глаза.

Теперь он увидел, как прапорщик добежал до фундамента. Сидельников закричал во весь голос, чтобы стрельбу прекратили — он испугался, что случайная пуля может попасть в Моисеенко, и это будет чудовищно глупо и ужасно. Огонь утих. С другой стороны дома стрельба продолжалась, но была она какая-то вялая, непонятная.

Ловкий прапорщик метнул гранату, и она очень удачно влетела в нижнее окно. Вторая влетела в верхнее. Послышались хлопки, и капитан заорал: «Вперед»! Он поднял свое затекшее тело и бросил его вниз по склону. Солдаты рванули за ним: все или не все, но многие. Они бежали быстрее своего командира, а тут еще Сидельников споткнулся, и со всего маха перевернулся через голову. Поэтому бойцы оказались у забора раньше него. Они перемахнули через препятствие, и кинулись к крыльцу. Противник молчал. Это добавило солдатам храбрости: они выбили дверь в дом, и всей толпой ломанулись внутрь.

Капитан спрыгнул с забора, и вот тут в доме началась стрельба. За очередями не было слышно криков, и понять, что там творится, не попав внутрь, было нельзя. Неужели засада? Неужели их впустили в дом специально? Неужели там смертники?

Стрельба оборвалась также внезапно, как и началась. У крыльца капитан столкнулся с прапорщиком. Они понимающе переглянулись, и один за другим прошли внутрь здания. При этом прапорщик судорожно сжимал в руке лимонку с выдернутой чекой.

Недалеко от прихожей, на пороге кухни, с нелепо задравшейся юбкой лежала мертвая женщина. У нижней ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, раскинув руки, распластался мертвый боец. Вне сомнения мертвый: он был весь изрешечен. С такими ранами не живут.

Моисеенко и Сидельников перешагнули тело и очень осторожно пошли на верх. Было тихо, и это пугало. Ну не могли же погибнуть все те, кто ворвался в дом? И, тем не менее, было тихо.

Поднявшись на второй этаж, капитан сначала уперся взглядом в подростка с развороченной грудью, лежавшего на середине ковра, и отброшенный в сторону автомат. А потом он увидел своих подчиненных. Солдаты стояли неподвижно, и странно молчали. Они все, как зачарованные, смотрели в один и тот же угол комнаты. Сидельников подошел ближе, и через их спины увидел то, на что они так изумленно уставились.

Такого презрительного, ненавидящего, гордого и сильного взгляда он не видел до этого никогда в жизни. Боевик был смертельно ранен, он сидел в луже крови. Его руки дергались, он силился их поднять, но сил на это не было.

И все же солдаты боялись даже его взгляда. Они были похожи на бандерлогов, увидевших удава Каа. Толпа мальчишек против настоящего прирожденного убийцы. Против злобного волка.

Чечен смотрел так, словно это он выиграл бой, а не они. Это у него был взгляд победителя. Так оставлять было нельзя…

Капитан решительно раздвинул толпу, сделал два больших шага вперед и выстрелил боевику в голову…