"Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3" - читать интересную книгу автора (Дюма Александр)XII. Две ревностиВлюбленные нежны со всеми, кто имеет отношение к их любимым. Как только Рауль остался наедине с Монтале, он с пылом поцеловал ее руку. – Так, так, – грустно начала девушка. – Вы плохо помещаете капитал своих поцелуев, дорогой господин Рауль, гарантирую, что они не принесут вам процентов. – Как?.. Что?.. Объясните мне, милая Ора… – Вам все объяснит принцесса. К ней-то я вас и веду. – Что это значит? – Тише… и не бросайте на меня таких испуганных взглядов. Тут окна имеют глаза, а стены – длинные уши. Будьте любезны больше не смотреть на меня; будьте любезны очень громко говорить со мной о дожде, о прекрасной погоде и о том, какие развлечения в Англии. – Наконец… – Ведь я предупреждала вас, что где-нибудь, я не знаю где, но где-нибудь у принцессы обязательно спрятано наблюдающее за нами око и подслушивающее нас ухо. Поймите, что мне вовсе не хочется быть выгнанной вон или попасть в тюрьму. Давайте говорить о погоде, повторяю еще раз, или лучше уж помолчим. Рауль сжал кулаки и пошел быстрее. Он придал себе вид безгранично храброго человека – это верно, но то был храбрец, идущий на казнь. Монтале, легкая и настороженная, шла впереди него. Рауля сразу же ввели в кабинет принцессы. «Пройдет целый день, и я ничего не узнаю, – подумал Рауль. – Де Гиш пожалел меня, он сговорился с принцессой, и оба они, составив дружеский заговор, отдаляют решение этого больного вопроса. Ах, почему я не сталкиваюсь тут с откровенным врагом, например, с этой змеею Вардом? Он, конечно, не преминул бы ужалить… но зато я бы не знал колебаний. Сомневаться… раздумывать… нет, уж лучше смерть!» Рауль предстал перед принцессой. Генриетта, которая была еще очаровательнее, чем всегда, полулежала в кресле; она положила свои прелестные ножки на бархатную вышитую подушку и играла с длинношерстным пушистым котенком, который покусывал ее пальцы и цеплялся за кружево, ниспадавшее с ее шеи. Принцесса была погружена в размышления. Только голоса Монтале и Рауля вывели ее из задумчивости. – Ваше высочество посылали за мной? – повторил Рауль. Принцесса тряхнула головой, как если б она только проснулась. – Здравствуйте, господин де Бражелон, – сказала она, – да, я посылала за вами. Итак, вы вернулись из Англии? – К услугам вашего высочества. – Благодарю вас. Оставьте нас, Монтале. Монтале вышла. – Вы можете уделить мне несколько минут, не так ли, господин де Бражелон? – Вся моя жизнь принадлежит вашему высочеству, – почтительно ответил Рауль, который под всеми любезностями принцессы предугадывал нечто мрачное. Но мрачность эта скорее была ему по душе, так как он был убежден, что чувства принцессы имеют нечто общее с его чувствами. И в самом деле, все умные люди при королевском дворе знали про капризный характер и взбалмошный деспотизм, свойственные принцессе. Принцесса была свыше меры польщена вниманием короля; принцесса заставила говорить о себе и внушила королеве ту смертельную ревность, которая, как червь, разъедает всякое женское счастье, – словом, принцесса, желая исцелить оскорбленную гордость, воображала, что ее сердце сжимается от любви. Мы с вами хорошо знаем, как поступила принцесса, чтобы вернуть Рауля, удаленного королем. Рауль, однако, не знал о ее письме к Карлу II; лишь один д’Артаньян догадался о нем. Это необъяснимое сочетание любви и тщеславия, эту ни с чем не сравнимую нежность, это невиданное коварство – кто сможет их объяснить? Никто, даже демон, разжигающий в сердцах женщин кокетство. Помолчав еще некоторое время, принцесса наконец сказала: – Господин де Бражелон, вы вернулись довольный? Бражелон посмотрел на принцессу и увидел, что ее лицо покрывается бледностью; ее мучила тайна, которую она хранила в себе и которую страстно хотела открыть. – Довольный? – переспросил Рауль. – Чем же я могу быть доволен или недоволен, ваше высочество? – Но чем может быть доволен или недоволен человек вашего возраста и вашей наружности? «Как ей не терпится! – подумал, ужаснувшись, Рауль. – Что-то вложит она в мое сердце?» Затем, в страхе перед тем, что ему предстояло узнать, и желая отдалить столь вожделенный и вместе с тем столь ужасный момент, он ответил: – Ваше высочество, я оставил дорогого мне друга в добром здоровье, а вернувшись, увидел его больным. – Вы говорите о господине де Гише? – спросила принцесса с невозмутимым спокойствием. – Передают, что вы с ним очень дружны. – Да, ваше высочество. – Ну что ж, это верно, он был ранен, но теперь поправляется. О! Господина де Гиша жалеть не приходится, – добавила она быстро. Потом, как бы спохватившись, продолжала: – Разве его нужно жалеть? Разве он жалуется? Разве у него есть печали, которые не были б нам известны? – Я говорю о его ране, ваше высочество, и ни о чем больше. – Тогда ничего страшного, потому что во всем остальном господин де Гиш, как кажется, очень счастлив: он неизменно в радужном настроении. Знаете ли, господин де Бражелон, я уверена, что вы предпочли бы, чтобы вам нанесли телесную рану, как ему… Что такое телесная рана? Рауль вздрогнул; он подумал: «Она приступает к главному. Горе мне!» Он ничего не ответил. – Что вы сказали? – спросила она. – Ничего, ваше высочество. – Ничего не сказали? Значит, вы не одобряете моих слов или, быть может, вы удовлетворены создавшимся положением? Рауль подошел поближе к принцессе: – Вашему высочеству угодно мне кое о чем рассказать, но естественное великодушие заставляет ваше высочество взвешивать свои слова. Я прошу ваше высочество ничего не утаивать. Я ощущаю в себе достаточно сил, я слушаю. – На что вы, собственно, намекаете? – На то, о чем ваше высочество хочет поставить меня в известность. И, произнося эти слова, Рауль не смог удержаться от содрогания. – Да, – прошептала принцесса, – это жестоко, но если я начала… – Да, раз вы снизошли к тому, чтобы начать, ваше высочество, снизойдите и к тому, чтобы кончить. Генриетта поспешно встала и нервно прошлась по комнате. – Что вам сказал де Гиш? – внезапно спросила она. – Ничего. – Ничего? Он ничего не сказал? О, как я узнаю его в этом! – Он, несомненно, хотел пощадить меня. – И вот это называется дружбой! Но господин д’Артаньян, от которого вы только что вышли, что рассказал господин д’Артаньян? – Не более, чем де Гиш. Генриетта сделала нетерпеливое движение: – Вам-то по крайней мере известно, о чем говорит весь двор? – Мне ровно ничего не известно, ваше высочество. – Ни сцена во время грозы? – Ни сцена во время грозы… – Ни встреча наедине в лесу? – Ни встреча в лесу… – Ни бегство в Шайо? Рауль, клонившийся, как цветок, задетый серпом, сделал сверхчеловеческое усилие, чтоб улыбнуться, и ответил с трогательной простотой: – Я имел честь сообщить вам, ваше высочество, что я решительно ничего не знаю. Я бедный, забытый всеми изгнанник, только что прибывший из Англии; между теми, кто здесь, и мною простиралось бурное море, и молва обо всем, о чем вы упомянули, не могла достигнуть моего слуха. Генриетта была тронута бледностью, кротостью и мужеством юноши. Но преобладающим желанием ее сердца в это мгновение была жажда услышать от обманутого влюбленного, что он по-прежнему помнит о той, которая причинила ему столько страданий. – Господин де Бражелон, – произнесла она, – то, что ваши друзья не пожелали сделать для вас, из уважения и любви к вам, сделаю я. Это я буду вашим истинным другом. Вы высоко держите голову, как истинно порядочный человек, и я не хочу, чтобы вы опустили ее под градом насмешек, – через неделю я должна буду сказать это, – перед всеобщим презрением. – Ах! – прошептал смертельно побледневший Рауль. – Неужели дошло до этого? – Если вы не осведомлены об этом, – продолжала принцесса, – я вижу, что вы все же догадываетесь. Вы были женихом мадемуазель де Лавальер? – Да, ваше высочество. – Поскольку вы жених Лавальер, я обязана предуведомить вас: на днях я выгоню ее вон… – Выгоните ее! – вскричал Бражелон. – Без сомнения; неужели вы думаете, что я буду вечно считаться со слезами и просьбами короля? Нет, нет, мой дом недолго будет служить для вещей подобного рода. Но вы едва держитесь на ногах… – Нет, простите, ваше высочество, – начал Рауль, сделав над собою усилие, – мне показалось, что я умираю. Ваше высочество почтили меня сообщением, что король плакал, просил… – Да, но напрасно. И она рассказала Раулю о сцене в Шайо, об отчаянии короля по возвращении во дворец; она рассказала о своей снисходительности и об ужасной фразе, при помощи которой разгневанная принцесса, униженная кокетка, поборола гнев короля. Рауль опустил голову. – Что вы думаете об этом? – спросила она. – Король любит ее, – ответил Рауль. – Но вы как будто хотите сказать, что она не любит его. – Увы, я все еще думаю о том времени, когда она любила меня, ваше высочество! Генриетта на мгновение восхитилась этим возвышенным недоверием; затем, пожав плечами, она заговорила: – Вы мне не верите? О, как же вы ее любите! И вы сомневаетесь, что она отдала свою любовь королю? – Пока я не получу доказательств. Простите меня, она дала мне слово, а она – благородная девушка. – Доказательств?.. Ну что ж, пойдемте. |
||
|