"Круг царя Соломона" - читать интересную книгу автора (Кузьмин Николай Васильевич)XIIМного лет спустя, весной 1918 года, после демобилизации нашего саперного батальона, я приехал на родину. На улице я столкнулся как-то с Агриппиной Прохоровной, барыней купеческого звания, бойкой и тараторливой. – Отвоевался, ваше благородие? Ну погляди, полюбуйся, что у нас тут творится. Докатились, доехали, тпру – дальше некуда! Андрюшка-то медник, который самовары лудил, начальством заделался: власть на местах! Ну да ненадолго – скоро всем этим рабочим и собачьим депутатам конец будет. – Откуда вам это известно? – Да уж, верно, есть слух, что союзники на Черном море десант высадили, они «товарищам» покажут. А этот твой приятель, страховой-то агент, нечего сказать, отличился, с хорошей стороны себя показал! – Чем же он отличился? – А как началась заворошка эта, точно с цепи сорвался, все по казармам бегал, все митинговал, с речами выступал. А при новой-то власти сразу к ним и перекинулся. С солдатишками по богатым домам ходил, реквизиции делал – прямо срам! Заявился он к нам в дом с командой. Я ему говорю, а все, знаешь, во мне кипит: «Спасибо, говорю, что вы нас так хорошо страховали от пожара, только вот от денного-то грабежа и не застраховали!» Молчит, вылупил бесстыжие глаза, только губы скривил в усмешку, у-у, гад ядовитый, так бы его и придушила! Да не по его возрасту было заниматься такими делами: бог его прибрал скоро! – Как? Умер Федор Антонович? – А как же: хоронили, как знаменитую персону какую. Красные флаги, речи, салюты, полковая музыка: «Вы жертвою пали в борьбе роковой!» Он, оказывается, всю жизнь большевиком был, а мы про то и не ведали! Рассказ старой сплетницы меня взволновал. Как это я сам не догадался, что Федор Антонович всегда был большевиком? Правда, мне трудно было представить того Федора Антоновича, какого сохранила мне память моего детства, в роли митингового оратора и вожака солдатских масс. А почему бы и нет? Ведь в 1905 году возле него всегда роилось много народу, его слушали и слушались, ему верили. По своему темпераменту он был бойцом, человеком кипучим и беспокойным. В спорах он был горяч и искусен. Любо-дорого было видеть, как победоносно сажал он в калошу своего вечного оппонента – философа-учителя, который, исчерпав все свои ученые доводы, умолкал с надутым и обиженным видом. По-видимому, Федор Антонович руководил тогда марксистским кружком. Я помню, как он давал «штудировать» собственный том «Капитала» К. Маркса кое-кому из «верных»: тому веселому землемеру в вышитой косоворотке, который во всех спорах держал его сторону, и еще одному сельскому учителю – лобастому молчаливому малому, про которого он говорил одобрительно: «Ну, этот осилит – светлая голова и упорство дьявольское!» Какая жалость, что я не застал его в живых! Я не раз вспоминал о нем на фронте, особенно в те тоскливые минуты, когда жестокая бессмыслица войны вдруг покажется особенно невыносимой, жалость к себе перехватит горло и для утешения станешь перебирать в памяти простые и милые картины детства: родной дом на набережной, молодой ясень, посаженный отцом на улице перед окнами, гремучие родники по берегу реки, запах теплого летнего дождя, который мы пережидали в лесу под деревом, а Федор Антонович рассказывал нам интересные истории… Я за эти годы и сам повидал многое: был в запасном батальоне, в военном училище, три года пробыл на фронте, побывал в наступлениях и отступлениях, был очевидцем и участником революционных дней в армии, был делегатом на бурном армейском съезде, ликовал вместе со всеми при вести о заключении мира, а после этого едва не попал в окружение при последнем отступлении до самого Новгорода. Словом, мне было бы о чем рассказать Федору Антоновичу. Да и не в этом дело. Главное в том, что я любил этого человека, и мне радостно было бы видеть его в те трудные и пламенные, потрясшие мир дни, когда сбывались все его чаяния, когда победившая революция подняла его на гребень народной волны, счастливого и гордого сознанием, что жизнь его прожита не напрасно, и что дело, которому он служил, победило. |
||
|