"Ошибки Г. К. Жукова (год 1942)" - читать интересную книгу автора (Свердлов Фёдор Давыдович)

ВЫХОД ИЗ РЕЙДА

Итак, после пятимесячных действий в тылу врага и тяжелых боев со значительно превосходящими силами танковых и моторизованных соединениями противника Г.К. Жуков, наконец, убедился в бесполезности дальнейшего сопротивления группы войск Белова и дал свое согласие на выход ее из рейда.

Но, какова была обстановка!? Крупные силы врага, упорно тесня части группы на запад, создавали на востоке между «Большой Землей» и нею плотную стену из войск, артиллерии, танков и прочей военной техники. Было всем ясно, что созданная немцами стена способна легко отразить любые попытки группы прорваться на восток. Но именно так предлагалось в директиве Г.К. Жукова. И это в условиях, когда расстояние между группой Белова и основными силами войск Западного фронта на востоке катастрофически увеличилось. Приближалось время, когда противник, прижав группу к реке Днепр, приступит к выполнению основной своей задачи – полной ее ликвидации. Да, еще два-три дня и это неизбежно должно было случиться. В сложной и весьма тяжелой для группы обстановке, когда танковые кулаки врага били кавалеристов с севера, северо-востока, востока и юго-востока, разрешение Командующего Западным фронтом на прорыв к «Большой Земле» было, по меньшей мере, злой иронией над здравым смыслом. Но к таким директивам, приказам и оперативным «шедеврам» Белов давно уже привык. Получив такое распоряжение, он принял совсем иное решение и сумел ввести противника в заблуждение. Белов заставил хитрого и коварного врага поверить в то, что он собирается с хода форсировать Днепр, а затем стремительно, двинувшись на запад к Смоленску, выйти в глубокий его тыл, а попутно намечался разгром штаба Центральной группы армий. Впоследствии группа войск Белова должна была якобы громить тылы и коммуникации врага западнее и южнее Смоленска. Именно такой приказ Белова был издан и разослан во все части и соединения группы. В приказе перечислялись все действительные наименования частей и соединений, входивших в ее состав. Офицеры связи вручили такой приказ командирам дивизий, но они знали – приказ не выполнять, а к указанному времени собраться в штабе группы для получения устного приказа. Вручить такой приказ командирам не являлось делом сложным. Сложность заключалась в том, как вручить такой приказ немцам и, больше того – как заставить их поверить в содержание такого приказа?

И вот как получилось. Днем при бомбежке немцами боевых порядков кавалеристов был убит офицер связи одной из дивизий, входившей в состав группы. Убитый вместе с наполовину мертвой привалившей его лошадью лежал в лесу на дороге у небольшой поляны. Именно здесь противник сосредотачивал основные усилия и имел успех. Его танки продвигались довольно быстро. Убитого обнаружили за несколько часов до подхода сюда немцев. Этот случай был использован. У офицера ничего не тронули, а лишь добавили в его сумку запечатанный, прошитый и просургучеванный пакет с приказом. Дата и время издания приказа не противоречили ни месту, ни времени гибели офицера. На случай, если бы немцы вздумали провести экспертизу, проверить все тонкости происшествия и причину гибели лейтенанта, – они ничего подозрительного не обнаружили бы. Кроме того, немцы были уверены, что кавалеристам «не до шуток», положение у них было аховое. Зная характер Белова и сложившуюся обстановку, немцы, обнаружив приказ, не стали сомневаться в его правдивости и подлинности. Поверив, противник в тот же день снял часть войск с южного участка в районе Ельня и юго-западнее и начал срочно их переброску на правый – западный берег Днепра. Перед немецкими частями была поставлена задача – не допустить переправы кавалеристов через реку Днепр. Туда же была переброшена одна танковая дивизия, действовавшая с северо-востока. Одновременно, значительно ослабли атаки танков противника и с восточного направления. Теперь ему было невыгодно, чтобы группа Белова отходила быстрее, чем его части укрепятся за Днепром.

Белову стало ясно, что противник ему поверил. По его решению все дивизии группы прорвались на юг западнее Ельни. В первом эшелоне действовали 4-й воздушно-десантный корпус, 1-я и 2-я гвардейские кавдивизии, во втором – 329-я стр. дивизия. Все легкораненые тоже шли в прорыв.

В районе этого прорыва оборонялись части давно знакомой всем 221-й пехотной дивизии немцев, в последнее время сюда же была переброшена 137-я пехотная дивизия. Непосредственно в полосе прорыва находилось немногим более одного мотобатальона, 30 танков и дивизион артиллерии. Прорыв должен был совершаться на рассвете 9 июня. Все эти дни по утрам стояли сильные туманы, и Белов рассчитывал на их помощь. Утром на рассвете корпус и дивизии первого эшелона всей массой рванулись на вражеские позиции. Противник был смят и уничтожен. Мелкие гарнизоны в тылу и артиллеристы бежали кто куда, бросив артиллерию и другое оружие. Штаб группы, следовавший за первым эшелоном, двигался в конном строю и на повозках. Кавалеристы подверглись обстрелу танков и минометов со стороны населенного пункта Быки, который должна была взять, но не взяла 1-я кавдивизия. К счастью, им действительно помог утренний туман, и огонь врага не был прицельным, хотя кое-кто в колонне и шарахнулся в сторону. Вскоре положение было восстановлено, но колонна штаба уперлась в болото с кочками. Как оказалось потом это были не кочки, а мины, установленные партизанами и замаскированные сверху дерном.

Кононенко ехал несколько впереди колонны и когда его конь провалился и застрял в болоте, ему пришлось спрыгнуть с него, чтобы облегчить и дать ему возможность выбраться из трясины. Встретили колонну партизаны отряда «Лазо». Так группа войск Белова прорвалась на юг в партизанский район. Враг был ошеломлен этим прорывом. Начальник Генерального штаба сухопутных войск гитлеровской армии Гельдер записал в своем дневнике: «11.06.42 г. «Наступательные операции по очищению тыла армии проводятся успешно. К сожалению, основные силы кав. корпуса Белова и 4 авиадесантной бригады (?) уходят на юг». (Гельдер ошибается – 4-й воздушно-десантный корпус, а не бригада).

Партизаны отряда «Лазо» встретили кавалеристов гостеприимно, но немцы рассвирепели. Они бросили на партизанский район почти всю имевшуюся в группе армий «Центр» авиацию, а вскоре сюда же перебросили из Кенигсберга авиационное училище, и курсанты получили возможность для практики. Это показал один из летчиков сбитого ружейно-пулеметным огнем самолета. Кавалеристов бомбили с рассвета весь день и даже ночью. На ближайших аэродромах немцев не хватало бомб и они часто ночью сбрасывали на них бочки из под бензина, куски рельс и даже вагонные буфера. Полная темнота наступала в 23.00, а рассвет начинался уже в 3.00. Светлого времени для вражеских самолетов было больше, чем достаточно.

Всю ночь и следующий день группа войск Белова двигалась к южной части партизанского района и сосредоточилась в лесу в районе деревни Шуи. Здесь предстояло прорваться через Варшавское шоссе на юг. Враг в самом спешном порядке перебрасывал сюда войска. Шли танки, тягачи тащили артиллерию, спешила пехота и зенитные части на машинах. Противник понял, что группа будет прорываться через Варшавку на юг. Он не мог и не хотел этого допустить. Лишь 16 июня группе Белова удалось сосредоточиться в лесу севернее Варшавского шоссе. Враг ожесточенно обстреливал ее артиллерией и минометами. От бомбардировки и штурмовых действий противника у кавалеристов были большие потери в людях и, особенно, в конском составе. Лошадь – слишком нежное животное, оно гибнет даже от воздушной волны близко разорвавшейся бомбы.

Белов принимает решение: для того, чтобы уменьшить количество генералов и старшего командного состава, а также для того, чтобы организовать встречу выходящих на участке 10-й армии наших частей – отправить на «Большую землю» генералов Галанина, Калмыкова и начальника штаба полковника Заикина. Они улетают на самолетах У-2. Прорыв на юг через Варшавское шоссе был произведен в ночь на 17 июня. Противник встретил беловцев огнем артиллерии и зенитных крупнокалиберных пулеметов. Но гвардейцы всей массой навалились на врага и прорвались сквозь стену огня. Многие здесь гибнут. Убит командир 6-го гвардейского полка полковник Аркадий Князев. В первую ночь через шоссе прорвались 1-я гвардейская кавдивизия, 4-й десантный корпус не полным составом и часть 2-й гвардейской кавдивизии. Всего более половины сил группы.

16 и 17 июня начальник Генерального штаба сухопутных войск гитлеровской армии Гальдер записывал:

«16.06.42 на участке группы армий «Центр» Белов вышел в направлении на Киров. Для нас это не является честью.

17.06.42 идут сильные дожди. Кавалерийский корпус Белова действует теперь западнее Кирова. Этот человек все же заставил нас ввести в действие в целом семь дивизий».

Значит против группы Белова действуют семь дивизий. Все они, в основном, сняты с переднего края и взяты из резерва. Вот когда Западному фронту надлежало начать наступление, но именно теперь-то он вел себя весьма пассивно. В чем дело?

Возможно, у Г.К. Жукова были на то свои соображения, но Белову они не совсем были понятны. Днем 17 июня после прорыва уточнялись силы, которые остались севернее Варшавского шоссе. В штаб группы прибывают командир 2-й гвардейской кавдивизии полковник Зубов, командир 329-й стрелковой дивизии подполковник Солдатов, здесь же и полковник Москалик со своим комиссаром Якузаковым и начальником штаба, хотя им было приказано остаться со своей 2-й партизанской дивизией в тылу врага. Вскоре прибывает командир 8-й воздушно-десантной бригады. Белов принимает решение: двигаться западнее и там прорываться через Варшавку на юг. Конечно, такое решение правильное, так как противник никак не может поверить, что для того, чтобы идти на восток, группа, вдруг сначала пойдет на запад. На востоке он ее ждет.

Белов намечает, где ориентировочно должны будут пройти оставшиеся севернее шоссе части, а его штаб выбирает себе пункт для перехода шоссе еще западнее их.

На пути группы была река Десна. Белов решает сначала переправиться через нее, а затем идти на юг через Варшавское шоссе. Лес кругом залит водой. Везде болото и чем ближе к пойме реки, тем оно глубже. До подхода к реке Десна пришлось дважды вести бой с преследующими немцами. Первый раз немцев привели к кавалеристам предатели-власовцы. Немцы почти полностью окружили группу. Они были в деревнях, в лесу на деревьях – «кукушки» и в густых кустах. Основную тяжесть боя выдержал прикрывавший главные силы дивизион связи. В этом бою погиб его командир капитан Генералов. Уйдя от противника, Белов решил продолжать движение. Он послал Кононенко в 8-ю воздушно-десантную бригаду, которая, ведя бой, несколько отклонилась вправо, и он вывел ее на нужное направление.

К утру следующего дня, выбравшись из болота на сухое место, дивизии остановились в лесу. После того как они, отбив атаки немцев, всю ночь двигались в жидкой трясине, доходившей бойцам порой до пояса, люди сразу попадали и уснули. Во вчерашнем бою и при ночном движении по болоту были потеряны почти все лошади. Осталось всего тридцать штук, в том числе и 7 лошадей командования. Пал и верный конь Кононенко, служивший ему еще с Бессарабии. Никто не ехал верхом. Все, в том числе и Белов, шли пешком. Тут началась атака противника.

Отстреливаясь, части отходили через лес. Немцы вели огонь из танков, стреляли автоматчики, но преследовать не решались. Отход прикрывался разведывательными подразделениями, которые затем, тоже отходя, ставили за собой мины. Колонны вновь сосредоточились в лесу. Но среди командования не оказалось врид. начальника штаба подполковника П.С. Батурина, заместителя Кононенко майора П.Н. Пох, начальника шифровального отдела В.В. Ефимова, коменданта штаба Москалева, а также еще около 30 человек. Здесь узнали, что немцы напали на коноводов. Все разбежались кроме командира взвода комендантского эскадрона Клавы Казаковой. Она до последнего патрона отбивала от немцев лошадей, и была убита. Эта девушка, горьковчанка, была героем, и не один воин мог бы позаимствовать у нее отваги. Углубившись в лес, передовая колонна наткнулась на дом лесника, где были немцы. Пришлось опять отклоняться в сторону и останавливаться на дневку. Голодные, уставшие, мокрые и злые, все наслаждались возможностью поспать.

Теперь перед дивизиями Белова была река Десна. Нужно было искать переправы. Отдохнув, разведчики пошли их разыскивать. Бродов не было, река глубокая, быстрая и полноводная. В нескольких километрах правее расположения войск, была разрушенная мельница, и сваи от деревянной гати. По ним, прикрепляя жерди, можно было перебраться на другую сторону реки, но такая переправа забирала много времени. Поэтому часть людей, умеющих плавать, преодолевала реку вплавь. Оставшиеся 7 лошадей Белов поручил переправить коноводам, которых возглавил старший лейтенант Брехин. После переправы через реку Белов послал вперед разведку под командованием командира разведдивизиона Кравченко. Вернувшись, тот доложил, что на карте, на той стороне реки, значился смешанный лес, но вместо него были кусты. Среди них стояло много танков, брошенных нашими войсками при отступлении в 1941 году. Моторы на танках были взорваны, баки пустые. Очевидно, осенью 1941 года наши танкисты, оказавшись в окружении и без горючего, подорвали свои боевые машины и ушли кто куда.

К Варшавке колонны Белова подошли по совершенно открытой местности. Правее, почти рядом, находилась деревня Водневка (примерно в 30 километрах восточнее Рославля), а в ней – немцы. Часовой на окраине, что ближе к колонне кажется заметил ее, Но закурил и пошел прочь, по центральной улице деревни. Его не трогали, а ему было не совсем выгодно «шуметь». Видно подумал, что лучше быть несколько минут трусом, чем всю жизнь покойником!

По Варшавке очень редко проходили немецкие машины с потушенными фарами. Колонны перешли Варшавку у моста. Они точно вышли к нему по намеченному еще у переправы азимуту. Белов страшно зол: коневоды бросили коней. Погибли последние семь лошадей, среди которых и его конь, любимый им «дончак». Старший лейтенант Брехин врет, что лошади утонули в трясине. Белов порывался застрелить труса и лжеца, но Кононенко уговорил его не делать этого, ведь все равно лошадей не вернешь. Да и зачем они теперь?

Начинает светать. Останавливаться в мелких кустах нельзя. Рядом дорога, враг может обнаружить, и тогда – опять бой. На горизонте темная полоса. Белов посылает в разведку Кононенко с одним самым выносливым разведчиком. Они быстро шагают, но, еще быстрее светает. Они видят лес, он далеко и чуть правее. Теперь колонны идут в этот лес. Пришел гость – мальчишка из соседнего хутора. Он привел немецкую лошадь. Мальчик в курсе дела, знает, где немцы, где их танки, артиллерия, машины. Он даже знает, что пришел к беловцам и говорит, что ему очень хочется увидеть Белова. Просит взять его с собой, и ему не отказывают. Он просит пистолет, и кто-то ему его дает. Парень на «седьмом небе».

Ко всем бедам отходящих добавилась еще одна – они не были привычны к длительным переходам в пешем строю. У многих ноги покрылись потертостями и сплошными гноящимися ранами. Этому способствовало также и то, что большую часть пути они двигались по глубоким болотам, где вода и жидкая грязь часто доходили до пояса. И все же – самыми страшными их врагами были голод и невероятная усталость. Несмотря на все это, численность людей в колоннах с каждым днем катастрофически увеличивается. К кавалеристам непрерывно присоединяются отставшие от своих частей бойцы и командиры, многие из них раненые; проживавшие здесь окруженцы 1941 года и просто местные жители, убегавшие от угона в Германию на немецкую каторгу. Почти все они были без оружия, и хоть колонна росла, боеспособность в такой же пропорции падала. Вот почему пришлось создать три колонны. Первая – все, кто относился к штабу и управлению группы войск Белова (дивизион связи, разведывательный дивизион, комендантский взвод, отделы штаба, коноводы и прочие); вторая колонна – десантные части и подразделения; третья – все прочие: легкораненые, окруженцы, отставшие от своих частей, местные жители. Командование первой колонной было поручено Кононенко. Одновременно командующий Белов сделал его своим заместителем, так сказать, по боевой части. Сам он возглавлял руководство всеми тремя колоннами. Второй колонной командовал командир 8-й воздушно-десантной бригады полковник Ануфриев, а после его ранения и эвакуации, командование принял подполковник Карнаухов. Третьей сборной колонной командовал один из командиров полков 2-й гвардейской кавдивизии полковник Белых. Он сам отстал от дивизии, а его полк был отрезан, разбит и рассеян врагом еще в первые дни немецкого наступления. Каждая колонна, в свою очередь, была разделена на взводы численностью до 40 человек. Взводами в первой колонне командовали, как правило, начальники отделов штаба группы войск Белова.

В то время командующим группой Беловым еще не было принято окончательное решение – когда и в каком точно районе она будет прорываться на «Большую Землю». Снова переправляться на левый берег реки Десны и идти на восток было нельзя, поскольку там все было «забито» войсками противника. Общий и пока ориентировочный план заключался в следующем: продолжать движение на юг и даже на юго-запад, перейти железную дорогу Киров – Рославль, а затем, повернув на восток, опять переправиться через реку Десна на левый берег и выйти в район партизанского соединения Галюги. Если же так сделать будет нельзя, то продолжать движение на юг в зону действий Брянских партизан. План был очень прост, но его выполнение всецело зависело от действий противника. Пока же группа быстро двигалась на юг, не позволяя врагу настичь ее и окружить. В один из таких дней рано утром колонны, проскочив ночью открытую местность, вошли в большой лесной массив. Здесь было принято решение не останавливаться на дневку, а продолжать движение по лесной дороге на юг. Хотя люди еле стояли на ногах, но необходимость продолжать движение вызывалась, во-первых, желанием скорее достичь железной дороги и, разведав ее днем, с наступлением темноты перейти через нее. Этим выигрывалось время, что позволяло значительно оторваться от преследовавшего противника. Во-вторых, между железной дорогой и следующим лесным массивом на юге было довольно большое расстояние открытой местности, и колоннам следовало проскочить ее за одну ночь. Люди, еле державшиеся на ногах, медленно плелись по лесной, успевшей зарасти травой, дороге. И, вдруг, за одним из крутых поворотов лесной дороги Кононенко, шедший в голове первой колонны, «нос к носу» столкнулись с немцами. Это был небольшой отряд человек 20-25 в немецком обмундировании с немецким оружием. Но не все у них было немецкое: отсутствовали заправка, уставной обязательный у немцев строй, не было охранения, чего немцы в лесу не могли допустить. И главное, – лица у них были не немецкие.

Увидев Кононенко и двух следовавших с ним автоматчиков, лица у «немцев» расплылись в веселой улыбке, и ни один из них не схватился за автомат. Перед Кононенко, как оказалось, были партизаны из соединения Галюги, и радости при встрече не было конца. Они знали, что беловцы выходят на «Большую Землю» и уже видели многие их части, прорывавшиеся на восток. Но, когда узнали, что в колонне сам Белов и увидели его, то, окружив плотным кольцом, молча и жадно смотрели на человека, имя которого внушало трепет и страх врагу, а в устах советских людей на многие сотни верст вокруг вызывало гордость, радость и надежду на освобождение от немецкого ига. Партизаны рассказали, что они «заготовители» соединения Галюги, что в ближайших деревнях пекут для них хлеб и что по договоренности с населением они сдают муку и каждую неделю приходят за испеченным хлебом. Предупредили, что до партизанского соединения Галюги остается около 20 километров, но все деревни на пути к нему сейчас заняты немцами. Очень много немцев и на железной дороге, но все же пройти можно. Они вызвались проводить колонны до района расположения их штаба соединения. Затем сказали, что испеченный хлеб они передадут в колонны. По просьбе Белова командир отряда «заготовителей» назначил из состава своего отряда проводника, который всем сразу понравился. Кононенко пишет, что благополучному переходу колонны через железную дорогу, затем переправе через реку Десну и, наконец, прибытию в район партизанского соединения Галюги, они всецело были обязаны этому молодому, но уже опытному бойцу-партизану. Темной ночью в лесу он очень искусно обходил районы и пункты, занятые врагом. Почти без единого выстрела колонны с ним перешли через железную дорогу и, наконец, 22 июня прибыли к переправе на реке Десне. Над рекой висел густой туман, холодный, предрассветный. Рядом в деревне находились немцы и их танки. Но, на той стороне реки, в 2-3 километрах, деревня уже принадлежала партизанам. Там можно было не только отдохнуть, но вероятно даже поесть. Проводник и два разведчика быстро разделись и переплыли через реку, а вскоре перегнали к колонне три лодки. К этому времени бойцы группы Белова уже еле двигались. Израненные ноги, голод и страшная усталость заполняли все тело и валили с ног. Многие уже не могли передвигаться без посторонней помощи. Пригнанные лодки не могли, конечно, в короткий срок обеспечить переправу такого количества людей. Кроме трех колонн по 200-250 человек в каждой накануне к ним присоединились две роты автоматчиков-подрывников из войск государственной безопасности. Они выполняли в тылу врага спецзадание и теперь решили вместе выходить на «Большую Землю». С переправой необходимо было спешить, так как с рассветом немцы могли ее обнаружить и нанести удар танками. Вот почему все, кто умел мало-мальски плавать, снимал обмундирование и, сложив его вместе с оружием в лодки, – переправлялся вплавь. Немецкие танки потом подошли к реке, но опоздали.

Сколько же было радости, когда все прибыли в деревушку, где уже был «партизанский район». Теперь можно было отдохнуть и хотя бы немного подкрепить свои силы. Радость на время прогнала усталость, и после переправы многие из тех, кто не мог до сих пор двигаться самостоятельно, теперь бодро шагал к деревушке, стараясь скорее уйти прочь от реки. Правда, такая прыть еще объяснялась и тем, что на переправе уже разгорелась довольно оживленная перестрелка.

Вот, что было записано в дневнике генерала Белова: «22 июня 1942 года переправившись у д. Снопоть, прошли километра три и прибыли в деревню Марьинка». И далее: «Я расстелил бурку на полу, лег спать в избе. Через несколько часов верхом прибыл Галюга…». Он обещал принять все меры для того, чтобы в самый короткий срок всех накормить и привезти целую корову.

Но у всех наступила какая-то страшная апатия ко всему на свете. Опасность миновала, сильное нервное напряжение сменила страшная, всепобеждающая усталость. Она оказалась сильнее голода и беспощадно валила всех с ног. Через 20-30 минут после прибытия в Марьинку все люди, упав, засыпали тяжелым беспробудным сном. Под деревьями, под стенами изб и заборами, в амбарах, у скирд сена и соломы – везде лежали бойцы

И вот, превозмогая усталость, Кононенко приходится долго искать, а найдя – мучительно долго будить командиров, а с ними и необходимых людей. Все ругаются и злятся, но когда он спрашивал у разбушевавшегося – видел ли он его за последние четверо суток спящим, тот успокаивался, опускал злые глаза и голову и, извинившись, умолкал, а затем молча принимался выполнять полученное задание или работу.

Через несколько часов нашелся огромный котел. Под ним установили примитивный очаг, поднесли воду, накололи дров. Вот котел уже полон воды, под ним, весело потрескивая, горят напиленные и поколотые поленья.

Выставляется охранение, назначаются дежурные подразделения, устанавливаются посты. Все уже готово для приготовления пищи, нет лишь того, из чего ее готовят. Но вот, наконец, медленно двигаясь, на дороге показывается одноконная повозка, на ней мешки с хлебом и еще с чем-то, а сзади повозки -корова весьма внушительных размеров. Мяса и хлеба хватило на всех.

Кононенко пришел с докладом к Белову. Вместе с ним в избе были комиссар Щелаковский, временно исполняющий должность начальника политотдела Лобашевский, начальник связи Давыденко. Белов пригласил всех к столу. Здесь тоже дары партизан – яичница с мясом и фляга спирта. Кононенко пишет, что за всю свою жизнь ему не приходилось кушать что-либо вкуснее и с большим аппетитом, да и присутствовать на более торжественном обеде. Во время обеда Павел Алексеевич Белов сказал, что он отправил во фронт донесение с докладом о нашем местонахождении и просьбу дать возможность людям немного отдохнуть и привести себя в порядок, кроме того он просил Командующего фронтом помочь эвакуировать раненых и больных.

Вскоре, разбудив Кононенко, Белов сказал ему: «Получен ответ Командующего фронтом. Мне приказано сегодня же ночью вылетать на «Большую Землю». Сюда на партизанский аэродром, прибудут самолеты У-2. Вместе со мной полетят Щелаковский, прокурор Радкевич, председатель трибунала Мельниченко, начальник «Смерш» Кобернюк, начальник тыла Грибов, раненый командир десантной бригады Ануфриев и комиссар 4-го воздушно-десантного корпуса Алейников. Кроме того, отправим всех тяжелораненых и больных, список на которых приготовит наш начальник медицинской службы Морозов. Тяжелораненых у нас около 20 человек».

Далее Белов сказал: «Вы останетесь за меня. Выводить всех на «Большую Землю» я поручаю Вам. Думаю, что Вы справитесь. Долго здесь оставаться Командующий фронтом не разрешает. Но два дня Вам, очевидно, все же буду необходимы. Уж слишком устали наши люди. Вопросы ко мне есть?»

Какие могли быть вопросы? Надо было выполнять приказ.

Павел Алексеевич продолжал: «Так вот, Вас я назначил сам, а в отношении комиссара, мы с Щелаковским предоставляем Вам полное право на выбор, допускаем, в данном случае -полную демократию». Кононенко не долго думал над ответом и тут же ответил: «Прошу моим комиссаром назначить Василия Тимофеевича Лобашевского». Это была замечательная кандидатура. Любой командир мог позавидовать такому комиссару. Хороший и душевный человек, очень энергичный и подвижный, Лобашевский умел легко найти общий язык с людьми в самой трудной обстановке. Прибыл он в штаб группы из 2-й гвардейской кавдивизии на должность заместителя начальника штаба по политической части. Это было в феврале 1942 года, после гибели старшего политрука Резника. Все быстро привыкли к нему и полюбили. Казалось, что он очень давно работает в штабе. И все же, выбрав Лобашевского в комиссары Кононенко сделал ошибку, потому что Лобавшевский был тяжело болен и нуждался в эвакуации. Но никто об этом не знал, а сам Лобашевский и вида не подал о своем недуге. Он собрал все силы и волю, но сумел скрыть от других свою болезнь. Таков был этот комиссар.

Вскоре Белов, Щелаковский, Кононенко и ряд других командиров выехали в штаб партизанского соединения Галюги, где и провели вторую часть дня. Майор Галюга, бывший войсковой разведчик одной из армий Западного фронта и его начальник штаба уже знали, что ночью на их аэродром прибудут самолеты за генералом Беловым, командованием группы и тяжелоранеными. Военный Совет фронта, которому подчинялся Галюга, сообщил ему, что в течение ночи, около 20 самолетов У-2 должны будут сделать по два рейса. Партизанам приказывали подготовить аэродром, обеспечить посадку и взлет самолетов. Галюга отдал распоряжение ротам партизан занять оборону вокруг аэродрома и не допустить его захвата немцами. Кроме всего самолеты должны были доставить группе Белова продовольствие.

Когда все вопросы были решены Кононенко с Галюгой договорились, что завтра рано утром они встретятся в его штабе и решат, когда лучше будет колоннам группы выступать на «Большую Землю». Одновременно решат вопросы о маршруте движения и о высылке для его разведки специальных партизанских разведывательных групп. До наступления темноты все. оставались у Галюги. Здесь чувствовалась военная дисциплина и хороший порядок, что так редко встречалось у партизан.

Вечерело, когда генерал Белов и командиры, которым предстояло с ним улететь уехали на аэродром. Прощание было трогательным.

Аэродром партизан находился недалеко от штаба Галюги. Немного проводив Белова, Кононенко вернулся в свой штаб. Вокруг района, занятого войсками группы, все время взлетали и падали ракеты. Это значило, что враг окружил их плотным кольцом, что было не очень приятно.

И вдруг ожил аэродром – ракеты с земли, ракеты с самолетов. Вспыхивает свет сильных фар, самолеты один за другим идут на посадку. В воздухе непрерывный шум моторов. И, вдруг, далеко на востоке в небе светлым пунктиром движутся быстрые трассы пулеметные очередей. Их все больше и больше. Это маленькие самолеты взбудоражили немцев. Все заволновались. Ведь лишь одного попадания зажигательной пули достаточно, чтобы У-2 запылал как факел. Но этого не случилось, и первая партия самолетов вылетает. Развернувшись над аэродромом, они по одиночке направляются курсом на восток.

Становится ясно, что Белов с частью командиров и раненых благополучно улетели.

В 4 часа утра Кононенко выехал на повозке в штаб Галюги. Вскоре в районе аэродрома начинается стрельба. Слышен шум моторов танков. Именно, в основном, танки и ведут огонь. Бой разгорается. Через некоторое время слышен артиллерийский огонь и стрельба, уже в деревне, где располагается штаб партизан, там тоже шумят танки. Обстановка была совершенно ясна – немцы напали на партизанский район с двух сторон, они атаковали аэродром и партизанский штаб. Навстречу Кононенко несутся несколько повозок, они мчатся, что есть духу. На повозках партизаны. Он останавливается, на передней повозке узнает Галюгу, его начальника штаба и радистку. Галюга машет рукой и кричит: «Быстрее разворачивайся и гони за мной!». Когда остановились, Галюга достает из полевой сумки карту и, показывая, говорит: «Вот отсюда и отсюда немецкие танки неожиданно напали. Аэродром они захватили сразу, а в деревне, где располагался штаб, у нас была пушечка, и мы один или два танка подбили. Но все равно пришлось срочно сматываться, хотя немцы сейчас еще в деревню не ворвались. Мы уходим в запасный район», и показал на карте большой лесной массив. Он был не так уж далеко от той деревни, где расположились бойцы группы Белова. Галюга показывает Кононенко дом лесника и говорит, что здесь будет ждать его сегодня ровно в 16 часов. Он сообщил также печальную новость – все продукты (сухари, консервы и прочее), доставленные ночью самолетами, попали в немецкие руки. Немцы захватили и партизанскую продовольственную базу. Новости были одна другой хуже.

Когда Кононенко вернулся в свою деревню, там все уже были подняты по тревоге. Со стороны переправы слышалась сильная пальба. Там тоже шумели танки. Давыденко, назначенный накануне заместителем Кононенко, дал указание о подготовке к выступлению в лес. Именно в тот лес, в который указал Галюга. На ходу были поставлены задачи командирам каждой колонны, указаны маршрут и район сосредоточения. Вскоре колонны догнали отошедшие от реки бойцы охранения. Они доложили, что противник, прикрываясь огнем танков, начал переправу пехоты.

Через три часа все три колонны были уже в лесу далеко от того места, где располагались еще утром. При отходе разведчики заминировали дороги в лес неизвлекаемыми минами. Конечно, немцы пока в лес не полезут, но меры предосторожности не лишние. Было решено сегодня же с наступлением темноты уходить к линии фронта. Все командиры жалуются – численность колонн продолжает расти, а вместе с этим растут и трудности. Прибывающее «пополнение», в основном, было без оружия. Много местных жителей, бывших окруженцев, раненых и просто отставших и затерявшихся бойцов из ушедших ранее вперед частей. У этих людей одно чувство – уйти от фашистских деспотов к своим, на «Большую Землю». Договаривались, что командиры предупредят всех, кто присоединился, о тех трудностях, опасности и обязанностях, которые каждому из них придется пережить и выполнить за время перехода. Они должны знать, что следует соблюдать дисциплину, правила маскировки, подчиняться всем приказам и распоряжениям командиров. Никто из них не имеет права отставать или уходить из колонны при движении в тылу врага. Конечно все, кому указанные условия сообщили, с готовностью приняли их.

После короткого отдыха Кононенко отправился в домик лесника в штаб к Галюге. С ним пошли Давыденко и Лобашевский, три командира колонн, связные и три автоматчика из разведывательного дивизиона. Среди автоматчиков находился боец по гражданской специальности геодезист. Он отлично знал каждый клочок земли в этом районе. Кроме того, автоматчики переходили месяц тому назад фронт обороны врага в районе города Кирова, как раз там, где собирались выходить колонны. Их осведомленность о состоянии обороны противника, расположении его огневых средств и резервов, а также знание местности облегчат работу по определению маршрутов движения и места перехода переднего края обороны врага. Преодолев несколько линий партизанского охранения, к указанному сроку Кононенко и его группа прибыли к домику лесника. Галюга вызвал своих разведчиков, и они доложили, что проходящий за восточной опушкой леса большак занят немцами. В населенных пунктах на нем расположено до двух батальонов мотопехоты с танками. Но именно через указанный большак колоннам Кононенко предстояло пройти сегодня, как только начнет темнеть, иначе они не успеют добраться до переднего края противника. Надо было за короткую ночь преодолеть 30 километров, а любой, даже самый маленький бой с врагом, отнимал бы драгоценное время, предназначенное для движения. Вдобавок ко всему выяснилось, что за большаком проходит хорошо оборудованная оборонительная полоса. Она была создана нашими войсками еще в начале войны в 1941 году. Теперь, если немцы догадаются и займут эту полосу им не так уж трудно будет отбить любую попытку прорваться через большак. Галюга сказал, что при прорыве колонн через большак, он блокирует выходы немцев из обоих населенных пунктов своими ротами.

Кононенко еще раз уточнил маршрут, время выступления, место встречи с партизанскими ротами и время перехода через большак, после чего попрощался с Галюгой.

Еще не совсем стемнело, когда колонны уже подошли к восточной опушке леса. Впереди в 1,5-2 километрах – большак, справа, в 3 километрах – Ветмица, там до батальона мотопехоты и около 10 танков. Слева в 3 километрах – Зловодское, там тоже пехота и танки. На большаке патрулируют автоматчики и бронетранспортеры. Все, что находилось на большаке и за ним, было хорошо видно и не нравилось, но что можно было сделать? По полученным данным Кононенко уточняет командирам колонн азимуты предстоящего движения, намечает ориентиры на местности и… на небе. Да, да! С наступлением темноты на небе точно в створе движения колонн светит яркая звезда. Все знали, что, выйдя из леса нужно строго идти, а вернее – бежать по азимуту на звезду до пункта сбора, который находился в 4,5 километрах от опушки леса. Его пока не видно, он в долине, в 3 километрах от большака. По расчетам в район сбора колонны должны выйти к 24 часам до того, как взойдет луна.

Боевой порядок движения был следующий: в центре -главная колонна, состоящая из управления и штаба группы войск. В голове этой колонны двигались около ста человек автоматчиков. Слева на удалении 400 метров двигалась колонна десантников под командой подполковника Карнаухова. Справа на таком же удалении двигалась колонна под командой командира полка подполковника Белых. (В дальнейшем – Герой Советского Союза). В ее составе было большое число невооруженных, легкораненых, бежавших из плена и бойцов отставших от своих частей. Каждая колонна насчитывала до 300 человек. На флангах колонн на удалении до 200 метров двигались роты партизан Галюги.

Затяжку во времени почти на 40 минут принесли с самого начала движения разведчики. Они должны были без шума «снять» на большаке немецких автоматчиков. Задачу разведчики выполнили, автоматчиков «сняли», но шум все же подняли и время просрочили. Начавшийся ночной бой на большаке принес с собой путаницу и неразбериху. Сильный пулеметный огонь противника слева прижал левую колонну – десантников к центральной и сразу же перемешал боевые порядки. К «счастью» противник вел огонь трассирующими пулями, они помогали ориентироваться не только вражеским пулеметчикам, но и колоннам. Но яркая звезда на небе не помогла. Многие сбились с правильного направления движения, шарахнулись в сторону противоположную той, откуда противник вел огонь. Центральная колонна, сметая врага огнем из автоматов, двигалась правильно и довольно быстро. Но, с появлением в ней раненых и здесь произошло некоторое замешательство. Кононенко бежал впереди вместе с автоматчиками, с ним были три разведчика из разведдивизиона, за ними бежала уже не колонна, а толпа. Когда колонна достигла сборного пункта в долине, оказалось, что она по численности раза в четыре меньше, чем должна была быть. Так обстояло дело и с двумя остальными колоннами. Пришлось долго ждать отставших. К сборному пункту подошли только в час ночи, опаздывая на целый час. Командиры колонн и взводов подсчитывали потери, принимали меры к оказанию помощи раненым.

Довольно тяжело был ранен и переводчик разведывательного отдела Дорфман A.M. (В настоящее время Дорфман Абрам Моисеевич проживает в Саратове). Но ему тоже «повезло» – разрывная пуля, попав то ли в козырек, то ли в звездочку на его фуражке, разорвалась и развернула ему кожу на лбу, повредив кость. Рана глубокая. Не будь разрывной, пуля прошла бы через череп без всякой задержки. Начальник медицинской службы полковник Морозов (после войны генерал-майор медицинской службы) сам с несколькими санитарами перевязывал раненых, делая «на ходу» необходимые весьма примитивные операции. Люди непрерывно подходили, но многих, очень многих еще не было. Между тем бой на большаке все возрастал. Там уже действовали танки немцев, рвались мины и снаряды. Прибывавшие бойцы левой и правой колонн жаловались, что партизанские роты не вышли на большак, а отошли назад в лес и, что именно поэтому мотопехота и танки противника действуют на большаке. Основной состав всех трех колонн находился в долине, где все было заполнено холодным, густым туманом. Противник не мог их видеть, хотя обильно освещал всю местность ракетами. Его танки вышли на возвышенность и вели беспорядочный огонь из пулеметов и пушек.

Опоздай колонны еще немного с переходом через большак, уже не прошли бы через него. Большак заняли бы мотопехота и танки противника.

Кононенко обошел вновь прибывших, заслушал доклады командиров. В составе одной из групп заметил женщину со слепым мужем и грудным ребенком, все они живы и невредимы. Он очень обрадовался увидев их и сказал, что все, кто струсил сегодня в бою, должны брать пример с бесстрашной русской женщины – матери и жены.

Больше ждать отставших Кононенко уже не мог. Просто не имел права. Впереди был путь в 8-10 километров по совершенно открытой местности. Ночного же времени почти не осталось, было уже около двух часов ночи. Для того, чтобы пройти такой путь до рассвета и попасть в лесной массив, колонны должны были не идти, а бежать. О переходе же в эту ночь через линию фронта, как было запланировано, вообще не могло быть и речи. Ждать же тех, кто отстал, значило погубить всех.

Переправившись в брод через ручей, колонны быстро, местами бегом, двинулись вперед. Останавливаться ни в коем случае было нельзя. Вперед, вперед и как можно быстрее!

К счастью бегущих рассвет наступал медленно. Ему мешал густой туман. Колонны идут еще быстрее. Вдали темная полоса, кажется лес – их спасение. Расстояние к нему все меньше и меньше. Наконец, колонны втянулись в него.

Так закончился день и ночь 23-го и наступило утро 24 июня 1942 года. Прошло уже более суток без генерала Белова. Кононенко не знал, жив ли он? Как долетели все до «Большой Земли»? Не знал и того, что уже вчера днем генерал-лейтенанта Белова и бригадного комиссара Щелаковского принимал Военный Совет фронта. Не знал, между прочим, и того, что, принимая Белова, командующий Западным фронтом генерал армии Г.К. Жуков назвал Белова «окружением». Если это была «шутка», то она была грубой и неуместной. Белов был глубоко обижен. Он вытащил из левого кармана гимнастерки партийный билет, затем показал на ордена, которые были у него на гимнастерке и сказал: «Я и вверенные мне войска были не в окружении, а рейдировали в тылу противника по Вашему приказу в течение пяти месяцев и по приказу же организовано вышли из рейда». Этот ответ Кононенко взял из личных воспоминаний Белова.

– Да, – пишет Кононенко, – мы ничего не знали и не могли тогда знать. Мы не могли знать, что тысячи людей, отдавших свою жизнь в нашем историческом рейде, могут быть легко забыты и превращены в «окруженцев» и злую шутку человека, которому Родина доверила сотни тысяч жизней.

Из района сосредоточения Кононенко организует разведку. Он намечает по карте азимут ее движения. В разведку отправляется весь разведдивизион. Он высылается к железной дороге. Сосредоточившись там, должен установить наличие и расположение немецкой охраны, наметить места для перехода железнодорожного полотна колоннами и оставаться там до их прибытия. По достижении железной дороги и получения данных о противнике, командир разведдивизиона Скиба должен выслать отделение разведчиков назад к колоннам с тем, чтобы они были проводниками. Расстояние до железной дороги составляло 4,5 километра, но необходимо было учитывать усталость и состояние людей. Ведь разведчики тоже люди, более выносливые, более натренированные, но – люди. Кроме того, ведь вокруг противник.

Разведчики ушли, а Кононенко с Лобавшевским и Давыденко решили отправить по радиостанции донесение во фронт. Сообщили свои координаты и попросили подготовить встречу колонн на переднем крае сегодня ночью. Точно указали место, где будут прорываться через немецкую оборону к своим. Этот участок находился в 1-1,5 километрах севернее железной дороги Рославль – Киров.

Солнце поднялось. Лес не давал ни прохлады, ни надежной тени. Люди начали просыпаться, их мучила жажда и, конечно, голод. Безусловно, жажда сильнее голода, и страдающий от жажды человек теряет силы и волю скорее, чем от голода. Ни ручья, ни колодца или какого-либо другого источника влаги поблизости не было.

Вода есть лишь в деревушке, что в 2,5-3 километрах от колонн, но там немцы. Вскоре из охранения прибегает связной и передает, что по большаку на опушке леса началось оживленное движение подвод, машин и даже прошли два тяжелых танка. Шум их моторов хорошо слышен в лесу. Примерно в середине дня над расположением колонн появляется пара истребителей, они делают несколько кругов.

По звуку моторов, а затем и по опознавательным знакам -наши ястребки! Высказывается предположение, что появление истребителей – результат донесения во фронт.

Кононенко с командирами взводов, рот и колонн сидит над составлением азимутов и расчетов движения ночью. Надо было сделать все, что возможно, но завтра к утру выйти на «Большую Землю». Подсчитываются боеприпасы. Их мало. Почти закончились все гранаты и, главное – ни одной противотанковой. Их тяжело носить уставшему бойцу, и он стремится их «потерять» или швырнуть при первой встрече с немцами. Неутомимый доктор Морозов перевязывает раненых. После сегодняшнего ночного боя их человек 35.

Но вот, возвращаются разведчики с железной дороги. Они приносят две фляги воды, которые немедленно передаются начмеду Морозову, и он делит драгоценную жидкость между ранеными, выдавая каждому маленькую мензурочку, в которой воды меньше детского глотка. Разведчики докладывают, что по железной дороге во время прибытия туда разведотряда прошел паровоз, толкая впереди себя платформу, груженую рельсами. На платформе и на тендере паровоза, располагались тяжелые пулеметы на турелях. Это старая история. Немцы утром в порядке профилактики всегда проверяют, не заминировано ли за прошедшую ночь полотно железной дороги. Разведчики рассказали, что в 3-х километрах севернее в лесу они обнаружили, что-то вроде ключа, из которого небольшой струйкой бьет вкусная и холодная вода. Желающих идти к ручью очень много, и их, отправляют по частям.

С наступлением темноты началось движение к железной дороге за разведчиками-проводниками. Идут все три колонны, которые растянулись почти на километр. К железной дороге вышли своевременно.

Разведчики, шедшие впереди, докладывают, что за последние два часа здесь дважды прошел бронепоезд. Медленно, как бы двигаясь ощупью, он периодически обстреливал лес из пулеметов. Похоже, немцы пронюхали о том, что в лесу колонна и ждут ее именно здесь. Слева в одном километре -железнодорожная будка, в ней до десятка немецких автоматчиков. Справа на расстоянии 1,5 километра тоже немцы.

Разведчики высказывают предположение, что бронепоезд может появиться минут через 45, а патрули-автоматчики через 20-25 минут. Пока докладывают разведчики, командиры быстро подтягивают и выдвигают людей прямо к опушке просеки, по которой проходит железная дорога. Медлить нельзя, необходимо сейчас же начинать переходить железную дорогу. Наконец ее быстро преодолевают все три колонны. Люди смыкаются и двигаются по три человека в ряд. Кононенко решает двигаться так до самого переднего края врага, а затем правая и левая колонны должны разомкнуться в стороны, удаляясь от центральной на 300-400 метров. Такой боевой порядок должен рассредоточить внимание противника и уменьшить его огневое воздействие. Кроме того, при таком построении значительно ускоряется движение, а значит и сокращается время воздействия на колонны огня противника при переходе через его оборону.

Через железную дорогу прошли хорошо и довольно быстро. Противник колонны не обнаружил, все обошлось тихо. Но сразу же после перехода железнодорожного полотна колонны попали в болото. Вода, а вернее – жидкая грязь доходила до колен, а иногда и до пояса. Двигались все медленнее и медленнее. С людьми творится что-то страшное. Они совершенно выбились из сил, еле передвигаются. А время летит. Кононенко и Давыденко пропускают всех мимо себя, подгоняют, грозят, уговаривают, затем бегом, обгоняя колонну, выходят в ее голову.

Наступающий рассвет застигает колонну в 6-7 километрах от переднего края врага. Они оказались в самой плотной зоне обороны. Идти дальше под солнечными лучами, подставлять людей под прицельный огонь врага – верная и неизбежная гибель. Остановиться здесь на дневку – абсурд. Вернуться назад и завтра ночью повторить с еще более ослабевшими людьми то, что не смогли сделать сегодня – глупо и вообще невозможно. Что же делать?

Делать было нечего, и Кононенко принял решение располагаться на дневку здесь в лесу, в самом центре обороны врага. Пусть сверхнахальство и даже – авантюра, но другого выхода нет. Разговоры и любой шум, а также разведение костров в лагере запрещено под страхом смерти. Иначе нельзя. Люди мокрые и жаждут тепла. Утро сырое, холодное. Выставляется охранение, все остальные немедленно засыпают. Так закончились вторые сутки без генерала Белова.

Наступил день 25 июня 1942 года. Что он принесет?

Только Кононенко, завернувшись в бурку, прилег, к нему подбежал делопроизводитель разведотдела Чикин и взволнованно сказал: «Противник нас видел, что делать?» Оказывается, три немца шли по просеке, идущей в сторону переднего края. Они увидели наших людей в охранении и, ускорив шаг, быстро удалились, что-то между собой говоря и оглядываясь. Бойцы охранения хотели открыть огонь и уничтожить немцев, но Чикин им не разрешил.

Кононенко хлопнув Чикина по спине, сказал: «Вот и отлично, что не разрешил открывать огонь, а теперь иди и проверяй несение службы охранением, мне же дай возможность поспать».

Как рассказывал потом Чикин, уходя от Кононенко, он думал: «Подполковник не полностью проснулся, он меня не понял, не разобрался в том, что же действительно произошло. Необходимо вернуться и разбудив его, повторить свой доклад сначала». А между тем Кононенко лежал и думал, что же делать? Какие предпринять меры? Поднять в лагере тревогу? Усилить охранение? А если усилить, то с какой стороны? А может поднять людей и уходить, бежать? Куда бежать? Поднимать панику? Нет, нет и нет. Главное спокойствие, выдержка и еще раз – спокойствие. Его спокойствие внушит подчиненным уверенность в том, что раз начальник спокоен, то ничего страшного не произойдет.

Кононенко спокойно лежал, и украдкой взглянув на свой хронометр, прикидывал: сейчас десять утра, если видевшие нас немцы доложили начальству, то враг не сразу бросится, очертя голову к нам, под наши пули. Он сначала уточнит, сколько нас и где точно мы располагаемся. Будут отданы распоряжения о выделении сил для нападения на наш лагерь. Будет также принято решение, как провести окружение нашего района и как вести бой по уничтожению нас. Совершенно очевидно, что в таком бою примут участие артиллеристы, а для артиллерии и минометов тоже необходимо время на подготовку огня, разведку целей, увязку вопросов взаимодействия с пехотой. Далее может быть привлечена и авиация. Немцы любят использовать ее в таких случаях. Значит раньше, чем в 15 часов нападения ждать не следует, разве что отдельных разведывательных групп. Но поскольку у немцев в 15 часов обед, то начало боевых действий, очевидно, будет перенесено на 16 часов. Полная же темнота наступит в 23 часа. Сможем ли выдержать бой в течение 7-8 часов? Конечно, нет! Но если действовать активно и прорываться из одной части леса в другую, нападать на врага первыми, то можно и бой затянуть и боеприпасы достать. Словом, обстановка подскажет, что делать, но можно придти к выводу, что немцы на нас вообще не нападут. Почему? Да потому, что увидевшие нас три немца ничего, никому не скажут. Доложишь, и тебя пошлют вместе с разведкой показать, где ты видел русских. А пойдешь показывать – получишь первую пулю. А кому хочется получать пулю? Пусть даже и не первую? Так Кононенко пришел к окончательному выводу – три немца будут молчать. Полностью успокоившись и закутавшись поплотнее в бурку, он начал засыпать.

Но вот и вечер. Загадка из области немецкой психологии решена правильно. Фрицы сговорились и никому ничего не сказали.

Сегодня ночь – решающая для всех. Завтра – или живыми на «Большой Земле» или мертвыми здесь у немцев.

Кононенко решил выступать из района расположения сразу, как только начнет темнеть. По его расчетам это позволяло начать переход переднего края противника с часа до двух часов ночи. Как и раньше движение и переход переднего края совершить тремя колоннами. Командиры получили приказ и последние указания. Приняты все меры, чтобы во время движения ничто не издавало ни единого звука. Все лишнее брошено. Люди начинают строиться тихо и спокойно. Затем быстро начинают двигаться, но шума шагов почти не слышно.

Лес заметно редеет. Скоро опушка. Люди идут быстро и дружно. Вот и опушка. Колонны останавливаются, чтобы командиры измерили азимут на компасах и наметили ориентиры на новом пути движения.

Но вот из ближайших кустов раздается один, совершенно безобидный выстрел и, вдруг, все вокруг загрохотало, заклокотало. «Дверь» распахнулось! Сотни, тысячи выстрелов, винтовочных, автоматных, из легких и тяжелых пулеметов, а затем минометных и артиллерийских – оттеснили тишину прочь. Стало ясно, что медлить нельзя, необходимо быстро двигаться вперед, сметая врага автоматным огнем. Но роты колонн, вышедшие на опушку леса, остановились и начали пятиться назад. Задние же продолжая двигаться, напирают на передних. Куда делся строй? Все перемешалось и перепуталось. Нет автоматчиков, предназначенных выполнять роль «свиного рыла» и расчищать путь массированным огнем.

Тогда во всю силу легких Кононенко кричит: «За Родину, за мной, гвардейцы! Неужели вы испугались паршивого фрица?! Вперед на «Большую Землю»! Ур-а-а-а!» Раздается общее «Ур-а-а-а-а!» Что есть мочи Кононенко бежит вперед. «Ура» заглушает стрельбу врага и, как гром, гремит в ночи.

Колонн уже нет. Бежит толпа. Она лавиной бросается вперед. «Ур-р-а-а-а!!» раздается далеко справа, там пошла в атаку третья колонна под командованием Белых. Люди рвались вперед, сметая все преграды на своем пути. Огонь наших автоматов заставляет умолкнуть ряд ближайших огневых точек врага. Немцы выскакивают из своих окопов и прячутся в кустах. Из одного – длинная автоматная очередь. Ею Кононенко был ранен, сразу двумя пулями в правую ногу. Бежать все труднее, каждый шаг – туманящая сознание резкая боль. И все же он пробегает почти километр, пока совершенно не потерял силы. Падает в полном изнеможении. Сапог полон крови, она брызжет через проделанные пулями отверстия и просачивается даже поверх голенища. Кононенко достал перочинный ножик, и с трудом разрезав сапог, вынул ногу. На ней намотаны две портянки, обе они напитались кровью и липнут к рукам. У него был индивидуальный пакет. Его положила в карман жена утром 22 июня 1941 года. Быстро перевязывает рану. Туго забинтовывает, сверху наматывает обе окровавленные портянки и закрепляет булавкой, находившейся в индивидуальном пакете. Хватает какую-то палку, и снова в путь. Пробегает еще километр. Разрывов снарядов и мин становится все меньше и, наконец, их вообще уже нет.

И вот он у окопа. Здесь санинструктор, носилки, санитарная сумка и… вода! На просьбу попить санинструктор набирает воды в котелок и подает, но котелка из рук не выпускает. Он говорит: «Товарищ подполковник, не больше двух-трех глотков». Затем осматривает рану. Решает, что трогать ее не будет. Сняв окровавленные портянки он поверх старой повязки дополнительно накладывает еще один бинт – так будет вернее. Санинструктор говорит, что у него имеется две лошади, и можно носилки прикрепить к лошадям. Кононенко закричал: «Господи! Где лошади?» Они рядом. Он встает, идет к лошадям. Подтягивая подпруги на одной, берется руками за луки седла, толчок левой ногой и он уже сидит в седле. Готов ехать куда угодно. В седле чувствует себя гораздо увереннее, поскольку до этого просидел в нем почти 12 лет. К рассвету он – у железной дороги. Здесь к Кононенко бегут Давыденко и комиссар Лобашевский. Они собирались организовать поиск затерявшегося командира, а он приехал сам! Обнимаются, смеются, плачут. Но им необходимо уходить. Всех прорвавшихся уже увели в тыл на пункт сбора. Прибыло с десяток повозок, на них грузят раненых. Они стонут, даже кричат. Доходит очередь и до Кононенко. Вместе с ним на повозке лежит лейтенант Скиба. У него перебита ключица и ранена рука. По предварительным подсчетам всего в колоннах более 130 человек раненых. Убитых пока подсчитать не удалось.

Вот и полковой медпункт. Раненых в живот будут оперировать здесь. Кое-кому меняют повязки и всем делают уколы против столбняка и гангрены. Отсюда всех везут уже на грузовых машинах в медсанбат.