"Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма" - читать интересную книгу автора (Томберг Валентин)

Письмо XX. Суд

Дорогой неизвестный друг,

Перед нами карта, традиционно именуемая "Суд", на которой изображено воскресение мертвых при звуке трубы Ангела воскресения. Речь здесь, стало быть, идет о духовном упражнении, в котором применение интуиции, составлявшей предмет Девятнадцатого Аркана - "Солнце", - должно быть доведено до максимума, поскольку тема воскресения, относясь к порядку "конечных вещей", все же доступна интуитивному постижению.

Итак, "конечные вещи" -или духовный горизонт человечества - не одинаковы для всех людей. Для одних все заканчивается со смертью индивидуума и с полным рассеиванием -максимальной энтропией -тепла вселенной. Для других существует нечто "по ту сторону" - существование индивида после смерти и существование нематериальной вселенной после конца света. Для иных существует не только духовная жизнь индивида после смерти, но и его возвращение к земной жизни - реинкарнация, - как существует и космическая реинкарнация, т. е. чередование манвантары и пралайи. Иные, опять-таки, усматривают в индивиде нечто большее, нежели просто повторяющиеся воплощения, а именно высший покой единения с вечной и бесконечной Сущностью (состояние нирваны). И, наконец, существует часть человечества, экзистенциальный горизонт которого уходит за пределы не только посмертного существования и реинкарнации, но даже покоя единения с Богом - их духовный горизонт образует воскресение.

Истоки этой идеи и идеала воскресения следует искать в иранских и иудео-христианских духовных течениях, т. е. в зороастризме, иудаизме и христианстве. Возникновение идеи и идеала воскресения было подобно молнии, которая "исходит от востока и видна бывает даже до запада" (Мф. 24: 27). Вдохновенный пророк Востока, великий иранский Зороастр и вдохновенные пророки Запада - Исайя, Иезекииль и Даниил в Израиле - провозгласили ее почти одновременно:

"Тогда он [Саошьянт] восстановит этот мир, который [с той поры] никогда не состарится и не умрет, никогда не распадется и не погибнет, будет вечно жить и разрастаться, и будет господином своих желаний, когда восстанут мертвые, когда придет жизнь и бессмертие, и мир возродится по воле [Бога]" (89: р. 113).

Здесь нашла выражение зороастрисгская идея ристахеза, т. е. воскресения из мертвых. Пророк Исайя сказал об этом так:

"Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспрянете и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя - роса растений, ибо земля извергнет мертвецов" (Ис. 26: 19).

Так в чем же смысл и цель воскресения, его идея и идеал? Их поможет нам понять следующая притча:

У постели больного собрались несколько человек и стали высказывать свои мнения о его состоянии и перспективах на будущее. Первый из них сказал: "Он совсем не болен. Просто так проявляется его природа. Его состояние вполне естественно". Второй сказал: "Он болен на время. На смену его болезни естественным образом придет процесс выздоровления. Циклы болезни и здоровья сменяют друг друга. Таков закон судьбы". Третий сказал: "Эта болезнь неизлечима. Он напрасно страдает. Было бы лучше положить конец его мучениям и из сострадания даровать ему смерть". И, наконец, заговорил последний: "Его болезнь фатальна. Без помощи извне он не поправится. Следует сделать ему переливание крови, поскольку его кровь заражена. Я пущу ему кровь и отдам свою кровь для переливания". История заканчивается тем, что после соответствующего лечения больной был исцелен и выздоровел.

Существуют четыре основных мировоззренческих позиции. Позиция язычника состоит в том, чтобы принимать мир таким, каков он есть. "Язычник", т. е. гот, кто верит, что мир совершенен, и для кого мир есть бог "Космос", отрицает тот факт, что мир болен. Никакого Грехопадения Природы не было. Природа есть олицетворение здоровья и совершенства.

Позиция "духовного натурализма", т. е. точка зрения разума, горизонт которого расширен за пределы нынешнего состояния мира до признания полуциклической эволюции - "времен", составляющих великий космической год, "годичный круг" мира, - заключается в вере, что вырождение и возрождение мира циклически сменяют друг друга, что периоды "упадка" и "возрождение" мира чередуются подобно временам года. Для "духовного натурализма" нынешний мир определенно "болен", т. е. вырождается, но впереди у него период восстановления, непременного и естественного возрождения, в соответствии с законом цикличности. Нужно только подождать.

Позиция "духовного гуманизма" объединяет тех, кто возвышается над элементарной цикличностью "духовного натурализма" и от лица индивидуальной сущности выступает против нескончаемой смены циклов (будь то смена "времен" мира или реинкарнация отдельных индивидов), видя для человека во всем этом бесконечное порабощение и страдание. Это позиция отрицания (как в целом, так и частностях) прошлой, настоящей и будущей Природы - духовной или материальной, циклической или неповторимой. Жизнь есть страдание; и потому любая ее апология жестока и антигуманна. Продиктованное состраданием человеческое спасение заключается в том, чтобы навеки пресечь всякую связь человеческого духа с миром и его цикличностью.

Наивное космопоклонство язычества - это позиция первого собеседника в нашей притче, сказавшего: "Он не болен". "Духовный натурализм" просвещенного язычества -это позиция второго собеседника, утверждавшего что болезнь -это всего лишь эпизод в общем круговороте. Отрицание мира, присущее "духовному гуманизму", выразил третий, сказавший: "Болезнь неизлечима, а посему страдальцу лучше помочь умереть".

Три эти мировоззренческие позиции, нашедшие историческое выражение в языческом эллинизме, индуистском брахманизме и буддизме, отличаются от четвертого подхода, т. е. активного вмешательства с целью очищения и возрождения этого мира, тем, что им недостает терапевтического импульса и веры в лечение. В то же время позиция, нашедшая историческое выражение в пророческих религиях (иранской, иудейской и мусульманской) и в религии спасения (христианстве), где обновление мира есть одновременно и движущая сила, и конечная цель, целительны по самой своей сути. Так вот, четвертый собеседник в нашей притче - тот, кто действует, исцеляя недуг путем переливания крови, - олицетворяет христианскую позицию, включающую и приводящую к реализации позиции пророческих религий. Христианский идеал есть обновление мира - "новое небо и новая земля" (Откр. 21: 1), т. е. вселенское воскресение.

Идея воскресения простирается гораздо дальше отрицания Природы, присущего "духовному гуманизму" буддизма; она означает ее полное преображение, вселенский алхимический труд над преобразованием Природы, как духовной, так и материальной, - как "небес", так и "земли". Нет идеала более возвышенного и идеи более смелой, более противоречащей всякому эмпирическому опыту, нет более мощного потрясения для здравого смысла, чем идея воскресения. Действительно, идея воскресения предполагает силу души, наделяющую ее способностью не только вырваться из-под гипнотизирующего влияния совокупности эмпирических фактов, т. е. вырваться из пут мира; не только решиться на участие в эволюции мира - уже в качестве не объекта, но субъекта - т. е. вместо духа "движимого" стать духом "побуждающим"; не только активно участвовать в процессе мировой эволюции; но и возвыситься до осознанного участия в деяниях священной магии, магического действа в космическом масштабе, целью которого является воскресение.

Идея, идеал и труды воскресения - все это включает в себя понятие "пятого аскетизма". Ибо существует "естественный аскетизм" - сдерживание и обуздание желаний - ради сохранения здоровья; есть "аскетизм отрешенности" - аскетизм духа, осознавшего себя и свое бессмертие перед лицом вещей преходящих и незначительных - ради обретения свободы; есть "аскетизм привязанности", т. е. любви к Богу, где возлюбивший Его избавляется от всего, что может встать между ним и Возлюбленным - ради единения; есть еще "аскетизм деятельности", аскетизм активного участия в эволюции, т. е. человеческих трудов и подвигов, направленных на совершенствование; и есть, наконец, "аскетизм священной магии", аскетизм великих трудов воскресения. Этот "пятый аскетизм" включает и венчает собой все остальные виды, поскольку труды священной магии предполагают единство с волей Божией, осуществление и выход за пределы эволюции, полную свободу духа, и исцеляющее воздействие на человека и Природу.

Таким образом, идея, идеал и труды воскресения обращены ко всему, что есть в человеческой душе творческого, благородного и отважного. Ибо душе предлагается стать активным и сознательным орудием свершения - ни много ни мало - чуда в космическом масштабе. Сколько же веры, надежды и любви заложено в идее, идеале и трудах воскресения! Как не вспомнить в свете идеи и идеала воскресения слов святого Павла:

"Где мудрец, где книжник? где совопросник века сего?... Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих" (1 Кор. 1: 20-21).

"Юродство проповеди"... неужели и ныне, девятнадцать веков спустя, идея, идеал и труды воскресения все так же подпадают под категорию "юродства проповеди"... после девятнадцати веков усилий и развития религиозной, философской, научной и, не в последнюю очередь, герметической мысли человечества?... после Свв. Августина, Альберта Великого, Фомы Аквинского, Бонавентуры, великих мистиков, алхимиков, плеяды философов-идеалистов?... после научного "эволюционизма", глубинной физики и глубинной психологии?... после Анри Бергсона, Тейяра де Шардена и Карла Густава Юнга? Иными словами, неужели после колоссальных трудов в течение девятнадцати столетий человеческая мысль не обогатилась и не развилась настолько, чтобы - при наличии доброй воли - увидеть в идее, идеале и трудах воскресения нечто большее, нежели "юродство проповеди"?

Искренняя и глубокая медитация на идее, идеале и трудах воскресения, т. е. на Двадцатом Аркане Таро, есть единственный способ прийти к положительному либо отрицательному ответу на этот вопрос. А посему углубимся в его анализ.

Прежде всего разберемся в контексте карты этого Аркана. Как Марсельское Таро (1761), Таро Фотриза^{128} (1753-1793), так и Таро де Жебелена изображают мужчину и женщину, созерцающих восстание из могилы третьего персонажа, ребенка или подростка. На карте представлен своеобразный "параллелограмм сил воскрешения" - вверху Ангел с трубой, родительская любовь отца (справа) и матери (слева), а внизу восстающий из открытой могилы ребенок. Мужчина и женщина находятся около могилы; воскрешается только их дитя. Таким образом, перед нами параллелограмм (см. рисунок).

Эта геометрическая фигура, образуемая персонажами карты Двадцатого Аркана, отражает расстановку сил, осуществляющих воскрешение: звук Ангельской трубы, родительская любовь отца и матери и усилие восстающего из могилы воскресшего ребенка. Такую же расстановку действующих сил мы находим при воскрешении Лазаря из Вифании, где Иисус исполнил сразу все три роли: Ангела, отца и матери.

"Иисус прослезился. Тогда иудеи говорили: смотри, как Он любил его!... Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень... Итак, отняли камень от пещеры... Он воззвал громким голосом: "Лазарь! иди вон". И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его было обвязано платком. Иисус говорит им: "развяжите его, пусть идет" (Ин. 11: 35-44).

Прослезившись, Иисус тем самым проявляет нежную любовь матери; восскорбев внутренне и подойдя ко гробу со словами: "отнимите камень", Иисус проявляет активную любовь отца; а громкое воззвание Иисуса: "Лазарь, иди вон!" звучит словно труба в руках Ангела воскресения. Громкий голос, воззвавший: "Лазарь, иди вон!" - это звук трубы воскресения, преобразующий любовь матери и отца в магический призыв.

Магия воскресения, которая заключена в Двадцатом Аркане Таро, есть, следовательно, магия слившихся воедино голосов любви матери и отца. Подобно тому, как земные отец и мать дают жизнь ребенку в его воплощении, когда Ангел жизни трубным гласом призывает его душу к инкарнации - а "труба" эта суть его распахнутые и обращенные вверх крылья -так и небесные Отец и Мать возвращают при воскресении дитя к жизни, но "труба" распахнутых крыльев Ангела направлена при этом вниз.

Таков общий смысл этого Аркана. Остается прояснить "детали", т. е. прийти к его конкретному пониманию. Нам еще предстоит вникнуть во всю безбрежность "как ?" воскресения.

Мы уже говорили в тринадцатом письме, что в земной жизни человека забвение, сон и смерть противоположны вспоминанию, бодрствованию и рождению. Забвение, сон и смерть суть члены одного семейства. Говорят, что сон - это младший брат смерти; столь же правомерно утверждение, что забвение есть младший брат сна. Забвение, сон и смерть представляют собой три этапа одного процесса уничтожения живого и мыслящего существа. Немаловажно и то, что приведенный нами рассказ о воскрешении Лазаря также наводит на размышления о цепочке "забвение-сон-смерть". В Писании говорится:

"Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. Когда же он услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился. ... говорит им потом: "Лазарь друг наш уснул, но Я иду разбудить его"... Тогда Иисус сказал им прямо: "Лазарь умер"; .Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним" (Ин. 11:5-16).

Фома понял так, что Учитель позволил забвению (оставаясь в том месте, где услышал весть о болезни Лазаря), сну (сказав: "Лазарь уснул") и смерти довершить свое дело. Если такова была воля Учителя, любившего Лазаря, то не лучше ли будет, заключил Фома, ученикам пойти и умереть вместе с Лазарем? Право, Фома не ошибался относительно того, что Учитель дал в этом случае полную силу забвению, сну и смерти. Отсюда и вывод: "Пойдем и мы умрем с Лазарем".

Рассмотрим теперь подробнее две аналогичные и в то же время противоположные смысловые связи: с одной стороны забвение, сон и смерть, а с другой - вспоминание, бодрствование и рождение. Тем самым мы получим в свое распоряжение концептуальное средство, которое поможет нам в постижении таинства воскресения.

Мы знаем, что сознание нашего "это", сознание, пребывающее снами в течение шестнадцати часов дневного бодрствования, есть лишь малая частица всей совокупности нашего сознания. Это всего лишь срез единого целого, всего лишь центральная точка действия, т. е. суждения, слова и поступка.

По сути, в каждый конкретный момент содержимое нашего бодрствующего сознания ограничено рамками того, что как-то связано с тем, о чем мы судим, говорим или что делаем, либо собираемся судить, говорить или делать. Все прочее, т. е. все, что не относится к внешнему или внутреннему действию, в нашем сознании не присутствует и находится "где-то". Ибо действие подразумевает концентрацию сознания, т. е. отбор из множества принадлежащих нашему сознанию образов и понятий того, что интересует нас в плане этого действия. Так, всё, что мы знаем об астрономии, химии, истории и юриспруденции, будет бесполезными на время уйдет во тьму забвения, когда мы затеем разговор с садовником о нашем саде. - Чтобы действовать, нужно забывать.

С другой стороны, чтобы действовать, требуется также, напротив, извлечь из той же тьмы временного забвения все сберегаемые памятью образы и понятия, которые могут оказаться полезными. - Чтобы действовать, необходимо вспоминать.

Поэтому забывать означает отдалять во мрак скрытой памяти то, что нас не интересует; вспоминать же означает вновь вызывать интересующее нас в активном сознании "эго" из того же мрака скрытой памяти. Само собой разумеется, что эти образы и понятия не рождаются в тот момент, когда мы их вспоминаем, и не пропадают, когда мы их забываем; они, скорее, либо присутствуют в нашем разуме, либо удалены из него. Умение "сосредоточиваться" сводится, таким образом, к способности быстро и полностью изгонять из сознания все образы и понятия, которые бесполезны для данного действия. Это и есть совершенное владение искусством забвения.

Напротив, обладание "хорошей памятью" означает овладение механизмом вспоминания, который делает присутствующими необходимые человеку образы и понятия. В этом состоит владение искусством вспоминания.

Стало быть, между обычным бодрствующим (или церебральным) сознанием и сферой памяти происходит непрерывный процесс появления и исчезновения. Всякое "исчезновение" соответствует засыпанию или умиранию. Всякое же "появление" соответствует пробуждению или воскресению. Всякое представление, покидающее сферу церебрального сознания, ожидает та же судьба, о которой сказано: "Лазарь друг наш уснул... Лазарь умер". А судьба всякого вспоминаемого представления подобна той, что провозглашена устами Иисуса, громко воззвавшего: "Лазарь, иди вон!"

Таким образом, память дает нам ключ к аналогии, позволяющей разуму не впадать в растерянность, столкнувшись с проблемой воскресения. Она делает воскресение доступным пониманию. Собственно, аналогия между "громким голосом", воззвавшим Лазаря к жизни, и внутренним усилием, вызывающим к жизни воспоминания, раскрывает - mutatis mutandis - сущность магии Иисусова "громкого голоса" и "трубного гласа" Ангела воскресения, в чем мы убедимся далее.

Опыт учит, что мы легко забываем и с трудом вспоминаем то, что для нас не имеет значения, то, чего мы не любим. Человек забывает все, что не любит, но никогда не забудет того, что любит. Только любовь дает нам силу в любой момент вспомнить то, к чему сохранило "тепло" наше сердце. Безразличие, напротив, позволяет все забыть.

Так же обстоит дело и с "пробуждением и воскресением из мертвых". И здесь главной действующей силой является не вселенское безразличие (называемое нами "материей"), но вселенская любовь (называемая нами "духом"). Именно она вершит магический акт воскрешения, восстановления неразделимого единства - единства духа, души и тела - не посредством рождения (реинкарнации), а с помощью магического акта Божией памяти... Что же можно сказать об этой памяти?

Клиническим опытом современной невропатологии и исследованиями Анри Бергсона установлен факт, что в действительности ничто из всей совокупности психической жизни человека не забывается, а так называемое "забытое" пребывает в бессознательной (или экстрацеребральной) части психической жизни. В глубинах бессознательного живет совершенная память, где не забывается ничто.

И подобно тому, как ничего не забывает микрокосм, т. е. человек, так же ничего не забывает и макрокосм, т. е. мир. То, что в оккультной литературе именуется "хроникой Акаши", так же соотносится с ходом истории, как совокупная память психического бессознательного -с действующей памятью сознательного "я". Хроника Акаши представляет собой макрокосмический аналог совокупной памяти микрокосмического бессознательного (вернее, микрокосмического "внесознательного"). И подобно тому, как далека от пассивности совокупная психическая память, нередко воздействуя на психическое здоровье, так и хроники Акаши часто играют решающую роль в ходе мировой истории.

Оба эти аналогичных понятия - "совокупная психическая память" индивида и "хроника Акаши" (память космоса) - слишком обобщенны и по видимости сливаются. Между ними, однако, следует провести четкие границы, чего практически не сделали ни глубинная психология, ни оккультная литература. Напротив, обе трактовали совокупную психическую память и хронику Акаши en bloc (целиком), словно речь шла об однородных понятиях, лишенных каких-либо внутренних различий и противоречий. В действительности же как совокупная психическая память, так и хроника Акаши проявляют различия - и даже контрасты - каждая в своей сфере. В совокупной психической памяти следует различать три "картины памяти": простую, т. е. образную "картину прошлого"; "логическую картину", т. е. структуру прошлого; и, наконец, "моральную картину", т. е. пройденный путь прошлого. Три эти "картины" психической памяти соответствуют трем типам памяти, известным нам в сознательной жизни - автоматической, логической и моральной. Автоматическая память есть психофизическая способность воспроизведения (полуавтоматически, благодаря действию механизма ассоциаций) в воображении всех фактов прошлого независимо от того, соответствуют ли они конкретной ситуации. Она предоставляет в распоряжение сознательного "я" картину прошлого в виде сырья, из которого последнее извлекает необходимые ему элементы. Картина прошлого, представленная ассоциативной или автоматической памятью, индифферентна в том, что касается логики или морали: это просто совокупность фактов прошлого, разворачивающихся перед внутренним взором словно цветная озвученная кинолента. А зрителю, т. е. сознательному "я", остается лишь извлечь из нее примечателъные и соответствующие ситуации факты.

Автоматическая память - это "козырная карта" детства и юности. Благодаря ей дети и молодые люди способны - с присущими их возрасту поразительной легкостью и быстротой - научиться бесчисленному множеству вещей, научиться всему тому, что нужно знатъ или может понадобиться в этом мире. Однако для человека зрелых лет это далеко не так. Автоматическая память с возрастом слабеет. Находящийся между двумя крайними возрастными категориями человек уже не может так же полагаться на свою автоматическую память, как десять или пятнадцать лет назад, и для того, чтобы возместить и восполнить все более частые пробелы, ему требуются определенные усилия. И тогда на помощь изношенному полуавтоматическому механизму ассоциаций приходит логическое усилие, и логическая стройность причинно-следственных связей постепенно сменяет автоматическую работу механизма ассоциаций. Полуфотографическая картина памяти прошлого последовательно и неотступно сменяется картиной логически взаимосвязанных фактов.

Логическая память, в которой силой, воспроизводящей прошлое, становится разум, а не иррациональная автоматическая игра ассоциаций, сплетает из прошлого все более законченную картину, используя, как основу, нити последовательных рассуждений, которые разум находит правильными. Человек вспоминает нечто уже не потому, что оно происходило, а потому, что оно сыграло некую роль, результаты которой воздействуют на настоящее.

И подобно тому, как автоматическая память уступает со временем свое в процессе вспоминания прошлого главенство памяти логической, так и последняя уступает свою доминирующую роль памяти моральной.

Моральная память представляет картину прошлого, контекст которой указывает на факты и последовательности фактов, не столько потому, что они имели место или играли важную логическую роль, но прежде всего потому, что в них заключена некая моральная ценность и моральное значение. В преклонном возрасте моральная память все более вытесняет память логическую, а сила этой памяти зависит от моральной силы, от интенсивности моральной и духовной жизни конкретной личности. Поскольку же нет на свете ничего столь ничтожного, что не имело бы никакой моральной или духовной ценности, - как нет и ничего столь возвышенного, что превосходило бы эти ценности, - моральная память старика с живым сердцем может полностью заменить собой все функции автоматической и логической памяти.

Итак, тройственная макрокосмическая память - тройственная хроника Акаши - соответствует тройственной микрокосмической памяти: автоматической, логической и моральной. Собственно говоря, существуют три хроники Акаши. Однако в оккультной литературе рассматривается, как правило, только первая ее разновидность, о которой обычно говорят как о своего рода кинофильме прошлого мира, который раскрывает взору зрителя дела давно минувших дней такими, как есть, со всеми их подробностями и с полуфотографической точностью.

Замечательное качество этой хроники - в существовании которой не приходится сомневаться - состоит в том, что по мере углубления в прошлое все сильнее проявляются две противоположные тенденции: тенденция восхождения в высшие сферы и одновременно тенденция нисхождения в сферы низшие. Можно сказать, что она разделяется на две части, одна из которых ведет вверх, а другая опускается вниз (см. рисунок).

Таким образом, в хронике Акаши происходит двойственный процесс: он одухотворен и одновременно конкретизирован пропорционально отдаленности события во времени. Этот процесс можно сравнить с тем, что происходит с осенней листвой: листья опадают на землю, а само дерево - сведенное к своей сущностной форме -приобретает на фоне неба более аскетичные и четкие очертания.

По сути, речь идет о процессе, сравнимом с процессом абстрагирования. Подобно тому, как в процессе абстрагирования отбрасывается все незначительное и остается лишь то, что существенно, аналогичный процесс происходит и в хронике Акаши. Отбирается и сохраняется псе наиболее существенное, составляя итоговую, одухотворенную хронику Акаши, тогда как "отброшенное", словно опавшая листва, образует ее другую, низшую хронику, которая, нисходя из сферы в сферу, заканчивается в подземной сфере.

Хроника Акаши, представляющаяся вначале единой и неделимой, раделяется, стало быть, на две различные хроники, расположенные в различных сферах. Две эти хроники несхожи, прежде всего, своим общим характером. Одна из них, главным образом, качественна, тогда как другая - количественна. Это означает, что высшая хроника состоит только из символических фактов - топологических фактов, представляющих целые их группы - независимо от их количества. Низшая же хроника состоит из таких же групп фактов, но отвергнутых высшей хроникой в силу их ненужности, ибо качественно они уже представлены символическим или типологическим фактом.

Таким образом, подобно тому как логическая память выделяется из автоматической, полностью заменяя ее в зрелые годы человеческой жизни, так и хроника Акаши выделяет высшую хронику, аналогичную логической памяти человека, приходящую на смену тому, что в дальнейшем становится низшей хроникой и нисходит в подземную сферу.

Высшая хроника есть разумная память мировой истории. Это "книга истины", которую можно не только прочитать, т. е. увидеть, но и "проглотить", т. е. усвоить настолько, что она всегда будет в нас присутствовать и "будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед" (Откр. 10: 9). Другая книга, "книга архивов" или "книга фактов", не является частью посвящения, т. е. "проглотить" ее нельзя; почерпнуть из нее сведения можно лишь посредством таких методов, как, например, психометрия и медиумическое ясновидение, либо прибегая к помощи сущностей, имеющих доступ в подземную сферу, где хранится эта хроника.

Есть еще одна "книга" - "книга жизни", о которой сказано в Апокалипсисе:

"И книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими" (Откр. 20: 12).

"Книга жизни" есть третья хроника Акаши, которая соответствует моральной памяти в жизни индивидуума. Она содержит лишь непреходящие ценности, т. е. то, что достойно жить вечно - что достойно воскресения. Третья хроника Акаши - "книга жизни" - содержит прошлое лишь в силу его значимости для будущего (а будущее лишь в силу его значимости для вечности).

Но не подумайте, дорогой неизвестный друг, что третья хроника Акаши, или "книга жизни", содержит одно лишь великое, что нет в ней вещей обычных, принадлежащих к жизни "будничной". Есть в ней и это, поскольку, повторяю, нет на свете ничего столь ничтожного, что не обладало бы моральной (т. е. вечной) ценностью, как нет ничего столь возвышенного, что ее бы превосходило. Напротив, эта хроника содержит многое, что можно было бы отнести к вещам "ничтожным", но обладающим подлинным величием в моральном контексте жизни. Там можно, к примеру, найти полные тексты рукописей, авторы которых, отпуская свои детища в мир, вверяли их всем четырем ветрам, адресуя тому, в чьих руках они случайно окажутся. Там можно услышать молитву, порожденную последним вздохом умирающего атеиста или агностика, молитву, которой никто не слышал и не ожидал. Там можно увидеть блеск мелких монеток, брошенных "бедной вдовой" в "копилку храма" - и многое другое из того, что считается в мире ничтожным.

Следовательно, "книга жизни" есть моральная память мира. И потому в ней не найти прощенных и искупленных грехов. Всякое прощение и искупление приводит к изменениям в "книге жизни", или третьей хронике Акаши. Вот почему она постоянно изменяется, пишется и переписывается изо дня в день. Подобно тому, как в моральной памяти человека отпускаются - сознательно забываются - неоплаченные долги тем, кому даруется прощение, так и прощенные и искупленные грехи вычеркиваются из "книги жизни". Божественная память забывает прощенные и искупленные грехи.

Эта третья хроника Акаши, или "книга жизни", представляет собой сущность кармы. С момента Воплощения Христова карма стала делом Повелителя Кармы, каковым является Иисус Христос. Ибо Иисус Христос не только проповедовал новый закон, который должен прийти на смену старому, гласившему "око за око, зуб за зуб" (Исх. 21: 24), но и осуществил его на космическом уровне, возвысив "книгу жизни" над "книгой долгов", - книгой строгого, неумолимого правосудия. Таким образом, карма уже не является исключительно законом причин и следствий, действующим от воплощения к воплощению. Теперь она прежде всего представляет собой средство спасения, т. е. средство внесения в "книгу жизни" одних записей и удаления из нее других. Космический смысл таинства крещения -это акт перехода души от древней кармы к новой карме, т. е. от закона "сведения счетов" к закону прощения -закону "книги жизни". Именно эта истина заложена в словах Символа веры: "Confiteorunum baptisma in remissionem peccatorum" - "Исповедую едино крещение во оставление грехов"). Ибо "оставление грехов" означает их удаление из третьей хроники Акаши, из "книги жизни".

Описанные нами три хроники Акаши находятся в различных сферах:

----------------------------------------

МОРАЛЬНАЯ ХРОНИКА

----------------------------------------

ЛОГИЧЕСКАЯ ХРОНИКА

----------------------------------------

ХРОНИКА ФАКТОВ

----------------------------------------

На основе, прежде всего, первой хроники - хроники фактов - черпают доказательства своих обвинений сущности иерархий левой руки, т. е. иерархий строжайшего правосудия. Она представляет собой архивы космической прокуратуры.

Что до второй, логической хроники, то она по сути является совокупностью всех счетов, предъявленных в ходе тысячелетних дебатов между космической защитой и космическим обвинением, т. е. между иерархиями левой и правой руки, или между добром и злом. Вторая хроника Акаши в каждый момент времени указывает на существующее в мире равновесие между добром и злом.

В третьей хронике Акаши черпают силы иерархии правой руки; в ней содержатся основы, поддерживающие их веру в справедливость во имя мировой эволюции и человечества и веру в конечное всеобщее спасение. Третья хроника устремлена к воскресению - к реинтеграции сущего, - тогда как вторая представляет собой историю равновесия, т. е. мировой кармы, равновесия между добром и злом. Первая же хроника - хроника фактов - попросту предоставляет точки опоры доводам иерархий левой руки, не верящих в человечество и обвиняющих его во всех мыслимых грехах.

Немецкому философу Лейбницу принадлежит высказывание, которое считается классической формулой радикального философского оптимизма: "Этот мир - наилучший из всех мыслимых миров". Трудно было бы понять этот радикальный оптимизм в устах человека, бывшего в личной жизни несчастнее многих, если не принять во внимание его ночных общений с третьей хроникой Акаши. Примечательно, что некоторым индивидам (число которых не имеет значения) иногда разрешается читать "книгу жизни", т. е. по милости хранителя этой "книги" третья хроника Акаши является им во сие. В дневном сознании они неизменно забывают свои ночные ощущения, поскольку оно не в силах воспринять столь огромный рост знаний, но в душе у них остается некий общий вывод в виде энергии оптимистической веры, такой как, например, была у Лейбница. Его оптимистическая вера была сохранившимся в дневном сознании осадком забытого ночного знания.

Может спаться, что кому-нибудь доведется в ночи перелистать страницы второй хроники Акаши, результатом чего будет непоколебимая уверенность, подобная Шиллеровой ("Die Weltgeschichte ist das Weltgericht") в том, что мировая история есть мировой суд, т. е. что мировая история мира есть вечный суд, или карма.

Следует знать, что существуют не только различные хроники Акаши, но и различные способы их восприятия или "чтения". Можно "увидеть" хронику Акаши, можно ее "услышать" и можно "войти" или "погрузиться" в нее. Это означает, что одни фрагменты хроники Акаши можно увидеть воочию, другие можно услышать в драматическом или даже музыкальном исполнении. Иные же ее фрагменты могут стать составной либо неотъемлемой частью духа и души того, кто их переживает. Он отождествляет себя с нею, а она живет и действует в нем. Именно это подразумевается в Апокалипсисе Св. Иоанна, повествующем о проглоченной книге: "И она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем" (Откр. 10:10). Причем характерно, что в интуитивный опыт второй хроники Акаши входит состояние психической депрессии, вызванной тяжким бременем ее содержания. Но как только этот интуитивный опыт постигнут и усвоен разумом, т. е. становится "словом изреченным", депрессия преображается в радость, становясь "сладкой как мед в устах моих".

Следует добавить, что каким бы ни был способ "чтения" хроники Акаши, речь всегда идет лишь о ее фрагментах или выдержках, ибо ни один человеческий дух, даже бесплотный, не в силах вынести ее целиком. Необходимо обладать духовным могуществом Архангела Михаила, чтобы устоять под бременем второй хроники Акаши, и силой охраняющего врата рая Херувима, чтобы вынести всю громаду третьей хроники.

Поэтому сведения, почерпнутые из хроники Акаши оккультистами, эзотерис-тами, мистиками и герметистами, всегда фрагментарны. Как правило, критический предел ее переносимости находится в сфере интуитивного опыта; в сфере вдохновенного опыта этот предел ниже, и еще более он ограничен в сфере визуального опыта. Так, например, Фабр д'Оливе положил в основу своей книги "Философская история человечества" ("Histoire philosophique de genre humain") целый ряд видений и сцен из второй хроники Акаши. Речь здесь шла о фрагментах отдельных страниц великой книги, а его интеллектуальные размышления выявили связи между отдельными сценами его видений и заполнили пробелы между тем, что он видел, и чего не видел. Вот почему он совершенно справедливо назвал свое сочинение "Философской историей человечества" - ибо большая часть его труда основана на его философии, т. е. на интеллектуальной интерпретации и размышлениях. Было бы грубой ошибкой рассматривать книгу Фабра д'Оливе как откровение либо только как отчет о прочтенном им в хронике Акаши. В ней проявляются местами не только пристрастия автора, но и совершенно явные предубеждения (например, против христианства). Это, впрочем, нисколько не вредит его заслуженной репутации "ангела традиции" начала девятнадцатого века, как и тому, что он возродил - а возможно, и спас - некоторые важнейшие аспекты герметической традиции. Ибо он был первым, кто возвысил историю до уровня герметизма, которому ранее явно недоставало видения мировой истории.

До Фабра д'Оливе главную роль в герметизме достаточно долго играл мистический аспект - этот великий алхимический процесс, духовный труд нового человека и священной магии. Благодаря же д'Оливе был приведен в движение поток эзотерической истории, представителями которой были Сент-Ив д'Альвейдр, Е. П. Блаватская и Рудольф Штайнер, - назову лишь наиболее известные имена. Но со времен Фабра д'Оливе эзотерический историзм прошел впечатляющий путъ развития: увидели свет такие солидные труды в этой области, как, например, книга "Из хроники Акаши" ("Aus Der Akasha-Chronik") и главы космической истории в "Науке тайноведения" ("Geheimwissenschaftin Umriss") Рудольфа Штайнера.

Сказанное нами о трудах Фабра д'Оливе в равной мере можно отнести к его последователям в области эзотерического историзма, основанного на хронике Акаши. Но каким бы ни был их опыт познания хроники Акаши, сколь бы внушительными ни выглядели их усилия отдать должное этому опыту, он тем не менее остается фрагментарным, а логической либо художественной связностью их попыток изложить хронику Акаши мы обязаны только более или менее успешным интеллектуальным усилиям авторов. У каждого из авторов сочинении по эзотерической истории встречаются пробелы в знании источника - хроники Акаши, - и они заполняют их по собственному усмотрению, полагаясь на свои познания и интуицию.

Таким образом, нынешняя ситуация в эзотерическом историзме такова, что ни один труд в этой области нельзя считать достоверным; здесь также необходима коллективная работа многих поколений - т. е. живая традиция, где каждый продолжает дело своих предшественников, удостоверяя свидетельство других, заполняя пробелы и исправляя ошибки интерпретации или видения. Сегодня уже никто не может по собственной инициативе начать "все сначала" в сфере эзотерической истории, даже будучи редкостным ясновидцем и величайшим мыслителем. В дальнейшем все будет зависеть не столько от отдельных проблесков гения, сколько от непрестанных коллективных усилий традиции, что означает медленный, но неуклонный рост того света, провозвестником которого был труд Фабра д'Оливе.

Дорогой неизвестный друг - вы, читающий эти строки, написанные в 1965 году после почти полувековых трудов и опыта на ниве герметизма, - сочтите написанное здесь не обетом во имя грядущего потока герметического историзма, но завещанием, которым вы, читающий эти строки, назначаетесь исполнителем великой задачи - без каких-либо оговорок, хотя и при условии вашего согласия. Если же вы согласны - делайте все, что сочтете правильным, но молю вас не делать лишь одного: не пытайтесь создавать организацию, ассоциацию, общество или орден, которые занимались бы данной проблемой. Ибо традиция живет не благодаря организациям, но вопреки им. Чтобы сохранить жизнь традиции, надобно довольствоваться одной лишь дружбой, и нет никакой нужды доверять ее заботам сборищ бальзамировщиков мумий, каковыми преимущественно являются все эти организации, за исключением той, что была основана Иисусом Христом.

Но вернемся к хронике Акаши. Как мы видим, она может проявить себя в душе человека - либо уместившись на кончике стрелы, подобно приведенным выше высказываниям Лейбница и Шиллера ("Этот мир - наилучший из возможных миров" и "мировая история есть мировой суд"), либо посредством ряда картин или драматических фрагментов, ложащихся в основу многотомных сочинений по эзотерической истории мира и человечества. Каков бы ни был способ откровения - предельно сжатый или почти безгранично развернутый - результат его всегда одинаков: космический оптимизм (вера Тейяра де Шардена!) и возросшее чувство исторической ответственности (на чем особенно настаивал Карл Густав Юнг). Иными словами, в этом отношении ваша душа всегда приобретает одно и то же, независимо от того, присутствуют ли в вашем дневном сознании пространные выдержки из хроники Акаши или в вас сохранился лишь ее психический итог, отложение опыта хроники Акаши, испытанного в ночном сознании, во сне. Опыт познания третьей хроники ("книги жизни") всегда приводит к тому, что вера в Бога и в конечное спасение - в том числе в спасение даже дьявола (вера Оригена) - становится непоколебимой. Всякий же опыт познания второй хроники (т. е. мировой кармы) всегда приводит к пробуждению и росту чувства ответственности индивидуума за судьбы мира (что и составляет глубинное значение веры в "десять праведников, которые спасут мир").

Что касается первой хроники ("киноленты, воспроизводящей прошлое во всех подробностях"), то опыт ее познания можно сравнить с организованным шпионажем; оно предоставляет в распоряжение человека несметное число самых разнообразных сведений -полезных и бесполезных, а порою беспорядочных, - значение и логическую взаимосвязь которых можно установить лишь проделав немалую работу, по сути своей подобную работе опытного журналиста или историка, бывшего очевидцем описываемых событий. Эта хроника едва ли может чему-либо научить, она только информирует, а именно предоставляет одновременно огромный объем фактов - без какого-либо отбора и, возможно, без всякой связи с интересующей вас проблемой. Опыт индивидуального познания первой хроники на душу человека приводит к тому, что человек теряется, столкнувшись с колоссальным объемом неизвестных и даже непостижимых фактов. Она утомляет и пресыщает даже самые любознательные умы.

Выше мы изложили сущность хроники Акаши. Главным же в этой сущности является ее концентрированная магия, т. е. оказываемый ею исключительно животворный и пробуждающий эффект. Ибо хронику Акаши - во всем ее грандиозном объеме - может вобрать в себя одно-единственное слово, один-единственный магический звук. И эта магическая концентрация хроники Акаши - памяти мира - заключена в трубе Ангела, который входит в "параллелограмм сил воскресения", изображенный на карте Двадцатого Аркана Таро.

Труба Ангела есть вся хроника Акаши, сконцентрированная в единственном слове или звуке, пробуждающем, животворящем и воскрешающем. Вообще символ трубы связан с магической концентрацией мистического и гностического содержания. Она всегда символизирует преобразование мира мистического опыта и гностического знания в магическое действие. "Труба" в герметической символике означает мистицизм и гнозис, ставшие магией.

Таким образом, представленный Двадцатым Старшим Арканом Таро "параллелограмм сил", осуществляющих воскресение, состоит из следующих сил: родительской любви отца и матери, трубного гласа свыше, т. е. магического свода хроники Акаши, и усилия восстать из гроба со стороны воскрешаемого. До сих пор мы рассматривали только три силы параллелограмма этого Аркана - любви материнской, любви отцовской и "трубного гласа". Нам, стало быть, осталось проанализировать и вникнуть в сущность четвертой силы - силы активной реакции на воздействие трех сил, бывших до сей поры предметом нашей медитации.

Итак, речь теперь пойдет о рассмотрении таких проблем, как роль самосовершенствования как духовных усилий, а именно бодрствования и трезвения (теологическая проблема "трудов и благодати"), значение воскресения (является ли это воскресение полным, т. е. включает ли в себя дух, душу и тело, или его следует понимать только в духовном смысле) и, наконец, проблема природы воскресшего тела.

Здравый смысл подсказывает, что сам себя человек воскресить не может. Все религиозные учения о воскресении (в религиях зороастрийской, христианской и мусульманской), так же как и Двадцатый Аркан Таро, сходятся во мнениях на этот счет. Человек не воскрешает сам себя... он будет воскрешен - пусть хоть против своей воли и всяких ожиданий... Да так ли это?

Иначе говоря, что есть воскресение: нечто, попросту происходящее с человеком без какого-либо участия с его стороны, или же некий вселенский акт, который охватывает всю сферу "того, что вверху, и того, что внизу", в том числе и человеческую волю?

Вернемся к воскрешению Лазаря в Вифании. Здесь Иисус, "восскорбев духом", прослезившись и "скорбя внутренне" и возблагодарив Отца, "что Ты услышал Меня", воззвал громким голосом: "Лазарь, иди вон!"; и "вышел умерший, обвзгтый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком" (Ин. 11: 33-44). Вышел ли Лазарь из гроба словно сомнамбула, повинуясь приказу гипнотизера, т. е. следуя магическому принуждению? Или же он вышел потому, что прозвучавшие в голосе Христа любовь, надежда и вера живо затрепетали в его душе, и он ощутил страстное желание оказаться рядом с тем, кто позвал его?

Элифас Леви в третьем томе своего сочинения "Ключ к мистериям" дает на последний вопрос положительный ответ. Он пишет:

"Святое Писание точно указывает порядок действий, необходимых в таком случае (чтобы вернуть душу умершего в тело). Его успешно применяли пророк Илия и апостол Павел. Умершего следует магнетизировать, приложив свои ноги к его ногам, руки - к его рукам, а уста - к его устам. Затем надолго сосредоточить всю свою волю и воззвать к покинувшей тело душе, направив к ней мысли, преисполненные такой любви и нежности, какая только возможна. Если оператор пробудит в этой душе сильную привязанность или великое благоговение, если в магнетически направленных к ней помыслах чудотворец сумеет убедить душу, что жизнь ей все еще необходима и что впереди ее ожидают счастливые времена, то она непременно вернется. Для представителя же обычной науки очевидная смерть покажется всего лишь летаргическим сном" (82: р. 199).

Итак, согласно Элифасу Леви, именно любовь и благоговение, внушенные Учителем душе Лазаря - равно как и убеждение в том, что жизнь ему все еще необходима, и в мире сем его еще ожидает немало прекрасного, - заставили Лазаря выйти из гроба. Право, ни у кого из тех, кто обладает пусть хоть малейшим, но подлинным опытом духовности мира, не возникнет сомнения в том, что в чуде воскресения Лазаря не было даже тени принуждения - а значит, не может быть и тени принуждения во вселенском чуде воскресения из мертвых.

Таким образом, важнейшим фактором воскресения является реакция воскрешаемого на "трубный глас" и родительскую любовь отца и матери. Сам акт восстания подростка из мертвых, изображенный на карте Двадцатого Аркана Таро, является, стало быть, не полумеханическим результатом действий, предпринятых свыше, а свободным и сознательным "да", исходящим от сердца, разума и воли воскрешаемого. Подобно тому, как вышел из гроба Лазарь, движимый любовью, надеждой и верой, восстает из могилы и изображенный на карте ребенок -т. е. один из символов духовного упражнения, имеющего темой воскресение из мертвых, - движимый не столько трубным гласом Ангела или силой призыва отца и матери, сколько своей собственной реакцией на этот зов и этот глас - своей любовью, надеждой и верой, отозвавшимися на этот призыв.

Следовательно, Аркан воскресения есть Аркан сугубо нравственный, совершенно противоположный идее автоматического действия определенного рода силы. Речь в нем идет не о воскрешении посредством силы - Господней ли, Ангельской или человеческой, - но о примате нравственного измерения и его превосходстве над измерением "естественным" ("естественный порядок вещей"), в том числе и над смертью. Воскресение - это не результат акта всемогущей Господней воли, но результат встречи и единения Господней любви, надежды и веры с любовью, надеждой и верой человеческой. Трубный глас возвещает свыше всю Господню любовь, надежду и веру; и в ответ стройным хором звучит "да" не только духа и души человеческой, но и всех атомов тела. Таково свободное выражение - крик сердца всего сущего и каждого атома в отдельности - любви, надежды и веры человека и Природы, олицетворенной человеком. Ибо человек представляет Природу перед Богом и Бога перед Природой. Вот почему, обращаясь к Отцу нашему небесному, мы говорим: "Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, и на земле, как на небе!"

Что толку было бы молиться всемогущему Отцу о том, чтобы пришло Его Царствие и чтобы воля Его пребыла на земле как и на небесах, если бы мы не были связующей нитью между Ним и Природой?... если бы Отец по-прежнему царствовал в Природе, и все на земле происходило только по Его воле?... если бы Он не уступил власть над Природой другим, и если бы на земле не правила воля этих других, а не Его?

Земля, т. е. Природа, была предоставлена Отцом свободному человеческому существу как поле для реализации его свободы. И только эта свобода способна - и вправе - обратить эту молитву к Отцу от имени свободы и от имени всей Природы: "Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, и на земле, как на небе!"

А молитва эта означает следующее: "Я желаю Твоего Царствия более, чем моего, ибо в нем мой идеал; и Твоя воля есть самая суть моей воли, которая томится по Твоей воле, каковая есть путь, к которому стремится моя воля, истина, которой жаждет моя воля и жизнью которой живет". Таким образом, эта молитва есть не только акт подчинения воли человека воле Божьей, но и прежде всего выражение жажды единения с волей Господа; это не покорство судьбе, это приверженность к любви.

Св. Августину мы обязаны замечательным высказыванием: "Господь есть в большей степени я, чем я сам". Он знал как произносить молитву Господню ("Отче наш"). Ибо есть молитва - и Молитва. Молиться Господней молитвой учатся постепенно, все более осознавая ее главный смысл. Вот почему в католической мессе молитва Господня - после чтения Посланий и Евангелий, после освящения перед началом причастия - предваряется такими словами: "Praeceptis salutaribus moniti, et divina institutione formati audemus dicere: Pater noster..." (Дословно: "Просветленные заповедями спасения и наставленные учением Божиим, мы дерзаем произнести: "Отче наш...", -или: "Отцу нашему с верою помолимся словами, данными нам Спасителем: "Отче наш..."). Это означает, что молитва Господня требует предварительного разъяснения и наставления. Ибо чтобы искренне произносить слова Господней молитвы, необходимо уяснить, что наша воля подлинно свободна только в единении с волей Господа и что Бог действует на земле только через нашу свободную волю, соединенную с Его волей. Чудеса свидетельствуют не о всемогуществе Бога, а о всемогуществе союза воли Господней и воли человеческой. Поэтому всякий, кто просто-напросто проповедует всемогущество Господа, сеет тем самым зерна грядущего атеизма. Ибо он возлагает на Бога ответственность за все войны, концлагеря, физические и психические эпидемии, от которых страдает и будет страдать человечество. И тогда сам собою напрашивается вывод о том, что Бога нет, поскольку Его всемогущество не проявляется именно там, где следовало бы. У современного движения марксистов-коммунистов нет, собственно говоря, иных аргументов в пользу не-существования Бога, кроме отсутствия Его прямого вмешательства во всем Своем могуществе. Тот же аргумент против Божественной сущности Христа бросили в лицо Распятому правители и воины:

"Других спасал, пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий. Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого... Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас" (Лк. 23: 35-37, 9).

Другой же разбойник, которого распинали вместе с Ним, понял, что дело здесь не во всемогуществе, но в любви, и сказал:

"И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: "помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!"" (Лк. 23: 40-42).

Он произнес: "Царствие Твое", что означает просто-напросто царство любви, а не всемогущества.

Весьма опасно проповедовать всемогущество Господа, предоставляя затем Его агнцам самостоятельно выпутываться из тех духовных конфликтов, к которым это неминуемо приводит. Слова Господней молитвы: "Да будет воля Твоя и на земле, как на небе", будучи правильно понятыми, оберегают нас от превращения Божия всемогущества в столп веры. Они учат нас, что воля Божия не пребывает на земле так, как на небесах, и воле человека надлежит молиться об этом, т. е. о соединении с нею ради того, чтобы она могла пребыть и на земле.

Так же обстоит дело и с воскресением. Это не односторонний акт всемогущества Божьего, но акт, проистекающий из единения двух волеизъявлений - воли Божьей и человеческой. Следовательно, воскресение - это не полумеханическое событие по схеме "активная воля - орудие", а нравственное явление, т. е. результат свободного единения двух свободных волеизъявлений.

Что же он собой представляет?

Воскресение есть синтез жизни и смерти, или - пользуясь общепринятой в современном герметизме терминологией - "нейтрализация бинера: жизнь - смерть". Это означает, что после воскресения восставший из мертвых может действовать так, словно он жив, но в то же время он свободен от земных уд, как если бы он был мертв. С одной стороны, воскресший Христос появлялся среди своих учеников и вновь исчезал; с другой стороны, Он вкушал пищу вместе с ними (см. Ин. 20: 19-23, 26-29, 21: 9-13; Лк. 24: 28-31, 36-43). Он свободно материализовался и дематериализовался. Он проходил через закрытые двери и ел "печеную рыбу" (Лк. 24: 42). Стало быть, Он был свободен, как бесплотный дух, и мог действовать, появляться среди людей, говорить и есть, как существо из плоти и крови.

Но есть одна весьма характерная черта, о которой неоднократно упоминается в Евангелии: воскресшего Христа было трудно узнать, Он едва напоминал Того Учителя, Которого так хорошо знали ученики и женщины. Так, Мария Магдалина приняла Его за садовника; двое учеников, идущих в Эммаус, узнали Его лишь тогда, когда Он преломил хлеб; ученики не узнали Его, когда Он явился им у моря Тивериадского, и только после того, как Он заговорил с ними, поначалу один Иоанн узнал Его и сказал Петру: "Это Господь!" (Иоанн, 21:7). "Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою - ибо он был наг - и бросился в море" (Ин. 21: 7-8).

Почему же было трудно узнать воскресшего Иисуса Христа? Потому, что у Него не было возраста. Он не был похож ни на Иисуса накануне Голгофы, ни на Того, Кто крестился в реке Иордан. Подобно тому, как Он преобразился на горе Фавор, где беседовал с Моисеем и Илией, Он преобразился и при воскресении. Иисус Воскресший есть не только синтез жизни и смерти, но и синтез юности и старости. Вот почему тем, кто знал Его между тридцатью и тридцатью тремя годами, было так трудно Его узнать: Он выглядел то старше, то моложе Того, Каким Его знали.

Именно здесь мы во всей полноте сталкиваемся с проблемой воскресшего тела. Как ее понимать?

Современная наука уже пришла к пониманию того, что герметистам и алхимикам было известно тысячи лет назад: материя есть лишь сгусток энергии. Рано или поздно наука придет к открытию и того, что то, что она именует "энергией", представляет собой лишь сгусток психической силы. Это открытие приведет в конечном счете к установлению того факта, что всякая психическая энергия есть не что иное, как "конденсат" сознания, т. е. духа. Таким образом, станет совершенно ясно, что мы, например, ходим не потому, что у нас есть ноги, а, напротив, наши ноги существуют благодаря нашей воле к движению, т. е. воля к движению сформировала ноги так, чтобы те служили как ее орудие. Подобным же образом в будущем станет общим местом, что не мозг порождает сознание, а сам он является орудием действия сознания, - т. е. порождением духа.

Все это значит, что наше физическое тело представляет собой орудие, созданное волей к действию и восприятию. Его создание происходит по вертикали:

Эту вертикаль, однако, пересекает горизонтальная линия, препятствующая свободе духа в формировании - посредством конденсации психических сил и энергии - материального орудия сообразно его задаче и функциям. Если бы наше физическое тело было только продуктом нашего собственного духа, то оно тем самым было бы совершенным инструментом нашей духовной свободы. Но, к сожалению, это не так, поскольку вертикальную линию конденсации пересекает горизонтальная линия наследственности. Так образуется крест человеческого существования на земле (см. рисунок).

Наследственность есть некий опосредующий, "чужеродный элемент" между свободным духом индивида и орудием его действия (телом). Этот фактор может существенно повлиять на вертикальный процесс: дух-психическая сила-энергия-материальные органы. Это еще одна воля, которая вмешивается в формирование инструмента действия того или иного духа. Таким образом, тело становится инструментом не только отдельно взятого духа, но и коллективной воли его предков.

Каким бы ни был физический механизм наследственности, сущностью передачи потомкам физических и психических качеств предков является намеренная либо непроизвольная имитация готовой модели вместо чистого акта творения (так сказать, "ex nihilo"), т. е. заменяет собою чистое творение, не нуждающееся ни в какой внешней модели.

Имитировать или творить - таков выбор и испытание каждой воплотившейся души. И вот, есть сильные, т. е. творческие души, и есть души слабые, склонные к подражанию. Чем сильнее душа, тем более она независима от полугипнотического влияния модели, созданной предыдущими поколениями семьи, избранной для воплощения этой души. По этой же причине сильная воплощенная душа проявляет в своей психофизической индивидуальности меньше черт, унаследованных от родителей, да и вообще в гораздо меньшей степени является представителем своей семьи, нации и расы, нежели самоё себя. В этой душе больше индивидуального, чем типичного. Напротив, слабая душа становится индивидуумом, который выглядит простой копией своих родителей. В первом случае - при отсутствии достаточных сведений о родословной данного индивида - непременно скажут, что в нем "возобладали гены далекого и неведомого предка". Но что бы ни говорили, факт остается фактом, что в одних случаях влияние наследственности сведено к минимуму, тогда как в других она проявляется едва ли не во всем своем могуществе.

Наследственность есть такая же имитация в органической сфере, что и метод подражания при работе с детьми в области психического развития, когда ребенка учат говорить, прививают полезные привычки и формируют первые навыки общения. Если ребенок начинает говорить, подражая своим родителям, то это лишь следствие предшествующей практики и еще более глубинного копирования нервной системы, системы кровообращения, костной и мышечной структуры в ходе формирования самостоятельного организма в организме матери в предродовой период.

Таким образом, каждое воплощенное человеческое существо представляет собой продукт двух формообразующих сил: силы подражания, или наследственности, и силы творческой, или самореализации бессмертной индивидуальности. Воплощенная личность является одновременно и представителем своих предков, и собственной индивидуальности, причем последняя представляет только самоё себя.

Можно также сказать, что воплощенное человеческое существо есть продукт двух наследственностей: "горизонтальной" и "вертикальной". "Вертикальная" представляет собой отпечаток индивидуальности в горнем мире, тогда как "горизонтальная" есть слепок с предков в мире дольнем. Тем самым подразумевается, что человек есть продукт двух подражаний - горизонтального и вертикального. Таким, каков он есть, он становится в результате подражания своим предкам в этом мире и подражания самому себе в мире горнем. В конечном счете, с одной стороны речь идет о горизонтальной наследственности, уходящей истоками к архетипу ("предку предков") земной наследственности, т. е. к Адаму, а с другой стороны - о наследственности вертикальной, восходящей истоками к Отцу небесному, т. е. к Богу. Вот почему в учении Римско-Католической Церкви столь важное значение придается догмату непорочного зачатия, ибо он по сути говорит о самой судьбе вертикальной наследственности - наследственности "Бог-человек".

"И Слово стало плотию и обитало с нами" (Ин. 1: 14) - чем подразумевается нисхождение свыше, вместо того чтобы стать продуктом предшествующих поколений. Таков же смысл обетования:

"...тем, кто приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились" (Ин. 1: 12-13).

Можно ли с большей ясностью и открытостью заявить о восстановлении вертикальной наследственности - "Бог-человек"?

Таким образом, тело воскресения есть тело совершенной свободы, т. е. совершенного проявления самой индивидуальности без каких-либо помех со стороны наследственности. И потому оно не является инструментом в распоряжении души, как и сама душа не является инструментом в распоряжении духа. Ибо само понятие "инструмент" предполагает полумеханическую взаимосвязь между мастером и его орудием: мастер использует орудие по собственной воле, не нуждаясь ни в его согласии, ни в его деятельном и осознанном участии. Но во взаимосвязи между душой и телом воскресения все совершенно иначе. Взаимосвязь между духом, душой и телом воскресения следует понимать как отражение Святой Троицы, т. е. как восстановление образа и подобия Божия. Это означает, что взаимосвязь между духом, душой и телом будет при воскресении соответствовать взаимосвязи между Отцом, Сыном и Святым Духом. Человек станет триединым, как триедин Господь. Нетленная индивидуальность человека станет единством, лежащим в основе его духа, души и тела. Таким образом, тело воскресения, подобно Святой Троице, станет единым в трех "лицах". Оно сганет "действующим лицом" для этой индивидуальности, тогда как душа станет "лицом сердца", а дух - магическим фактором осуществления индивидуальности, созерцающей вечность очами духа и питающей ее светом и теплом своей души.

Итак, в теле воскресения нет ничего механического, ничего автоматического. Оно никоим образом не может стать совокупностью раз и навсегда изготовленных и отданных в распоряжение воли орудий. Иными словами, у него не будет готовых и неизменных "органов". Нет, тело воскресения будет идеально подвижным и для каждого действия создаст необходимый для него "орган". В одном случае оно будет лучистым сиянием - каким видел его Павел на пути в Дамаск, - в другом станет потоком тепла, или дыханием живительной свежести, или светоносным человеческим образом, или человеком из плоти и крови. Ибо тело воскресения станет магической волей, сжимающейся и расширяющейся. Оно станет - повторим - синтезом жизни и смерти, т. е. способным в дольнем мире действовать как живой человек, и в то же время совершенно свободным от всех земных уз, как человек умерший.

Будет ли это новое творение?.. Нежданный и безвозмездный дар Господа?

Чтобы ответить на этот вопрос, расширим и углубим вначале наше представление о "плоти" (т. е. физическом теле). В нашем общем представлении это некоторое количество материи, позаимствованной у Природы и организованной таким образом, чтобы служить нам инструментом действия и ареной развития психической жизни вплоть до момента его распада, т. е. смерти. "Все произошло из праха и все возвратится в прах" (Екклес. 3: 20). Если библейский термин "прах" заменить современным термином "множество атомов", то формула Екклесиаста и по сей день служит исчерпывающим выражением нашего общего представления о теле независимо от нашей веры в бессмертие души. В этом материалисты и идеалисты едины, поскольку и те, и другие признают эмпирическую очевидность полного разложения тела с наступлением смерти.

Герметизм, однако, придерживается совершенно иной концепции тела. Ибо, не отрицая самого факта материального разрушения тела, герметизм отвергает сделанный из этого вывод о том, что со смертью тело индивидуума подвергается полному уничтожению. Герметисты отстаивают тезис о том, что тело, в сущности, так же бессмертно, как душа и дух - что бессмертие тройственно и что в целом человеческое существо по сути бессмертно. Бессмертие тела, как его понимают герметисты, отличается, конечно, от того условного бессмертия, которое признается за ним биологией (воспроизводство и наследственность), химией и физикой (сохранение материи и энергии), поскольку речь идет об отдельных телах, а не о сохранении конкретного вида или аморфной материи.

Согласно концепции герметизма, сущностью тела является не материя, из которой оно состоит, и не порождаемая в нем энергия, а фундаментальная воля, лежащая в основе материи и энергии. Эта воля неуничтожима, ибо она существовала еще до рождения тела - и рождение (в значении инкарнации) было бы без нее невозможным. Точности ради следует сказать, что есть существенное различие между рождением-воплощением и рождением-размножением (в смысле размножения вида). Первое адаптируется к воплощающейся индивидуальности, тогда как последнее стремится к простому продолжению рода независимо от того, какая при этом воплотится индивидуальность, - это почти карт бланш, приглашение воплотиться любой индивидуальности в соответствии с теми условиями и возможностями, которые предоставляет ей наследственность. Рождение-воплощение подчиняется, таким образом, закону вертикали, а рождение-размножение - закону горизонтали. Первое ориентировано на индивидуальность в горнем мире, второе же - на биологический вид, расу и семейство, т. е. на прошлое в мире дольнем. В первом случае индивидуальность воплощает себя; во втором она впадает в воплощение.

Это означает, что индивидуальность - если ее воплощение управляется законом вертикали -осознанно и добровольно нисходит к рождению в том окружении, где ее желают и ждут. Если же ее воплощение управляется законом горизонтали, то к рождению ее попросту уносит общий поток земного притяжения. Рождение-воплощение предполагает сознательное соглашение между волей индивидуальности свыше и принимающей волей внизу. Вот почему каждое рождение-воплощение возвещается заранее, т. е. предваряется известием о близящейся к воплощению индивидуальности. Такое известие передается либо через непосредственную интуицию, либо путем интуитивного откровения во сне, либо, наконец, в видении, явленном будущим родителям, пребывающим в полном сознании. Именно так было возвещено воплощение не только Христа деве Марии, но и воплощение Иоанна Крестителя отцу его Захарии; воплощение Исаака Аврааму и Саре (см. Быт. 17: 16-19); воплощение Сиддхартхи (Гаутамы Будды) его матери Майе и отцу Суддхо-дане, царю Капилавашту; воплощение Кришны его матери Деваки и т. д. Несмотря на все различия в способах такого возвещения и в значимости этих рождений-воплощений - в соответствии с масштабом личностей, чей приход в мир предварялся таким чудесным образом, - во всех этих случаях было нечто общее, т. е. закон, правящий инкарнацией индивидуальности или ее рождением под знаком вертикали. Этот закон требует, чтобы оба конца этой вертикальной линии - внизу и вверху - пребывали в свободном согласии воли. Вот почему каждое рождение-воплощение означает два события: откровение воли свыше, или благовещение, и акт согласия воли внизу. Оба эти события - сколь бы ни была различна их форма, значение, а также психологические и внешние обстоятельства в каждом отдельном случае - со всей очевидностью просматриваются в формулах Ангельского приветствия: "Angelus Domini nuntiavit Mariae..." ("Ангел Господень возвестил Марии") и "Ессе ancilla Domini; mihi fiat secundum verbum tuum" ("Се, раба Господня; да будет мне по слову Твоему"). Обе эти формулы служат как бы заголовками, включая в себя все конкретные случаи рождений-воплощений, т. е. рождений, управляемых законом вертикали.

Поэтому и таким образом тело, в согласии, преждевсего, с индивидуальностью, а не с линией наследственности, есть результат трудов воли этой индивидуальности, которая нисходит к воплощению, действуя рука об руку с принимающей ее в дольнем мире волей. Именно эта объединенная воля и составляет неразрушимое и бессмертное ядро тела. Это тот "философский камень", который организует данные Природой материю и энергию, так что они приспосабливаются к индивидуальности, становясь ее отпечатком. Такое "индивидуализированное" тело непременно вернет Природе (в момент смерти) позаимствованные у нее субстанцию и энергию, но его активный принцип, его формообразующая воля-энергия переживет смерть. Это живая память, формообразующая воля-память рожденного тела, если оно было рождено согласно закону вертикали. Об этом в минуту вызванного любовью озарения писал Бодлер (3:N 29, 10-12):

Бодлер не был одинок в том, что "сберег и форму, и бессмертный строй" тела возлюбленной. Есть еще Некто, неизмеримо превосходящий его величием - и любовь Которого неизмеримо превосходит его любовь, - Некто, Кто сбережет их на все времена. Ибо если человеческая любовь способна сохранить "и форму, и бессмертный строй" разложившегося тела своего возлюбленного, то тем больше оснований у Бога - Который есть любовь - сохранить "форму и бессмертный строй" этого тела. Вот эта форма и этот бессмертный строй восстанут из мертвых в момент воскресения.

Таким образом, тело воскресения готовится в течение многих веков. Каждое конкретное воплощение человека осуществляется согласно закону креста, т. е. одновременно по вертикали и по горизонтали. В действительности только соотношение между вертикалью воплощения и горизонталью наследственности - т. е. преобладание вертикали над горизонталью либо наоборот - выделяет в том или ином воплощении либо закон вертикали, либо закон горизонтали. Вследствие этого процесс роста тела воскресения происходит исподволь. Тело воскресения созревает от воплощения к воплощению, хотя в принципе может оказаться достаточно и одного. Однако, как правило, необходимо немалое число воплощений для того, чтобы довести тело воскресения до зрелости.

Каков же удел этого ядра нетленного тела - "формы и бессмертного строя" тела - после смерти? Возносится ли оно вместе с душой и духом в духовный мир, покинув бренные останки в дольнем мире?

Смерть - развоплощение - означает отделение души и духа от тела, в том числе и от нетленного ядра тела воскресения. И если душа и дух возносятся в духовный мир - сопровождаемые силами витальности ("эфирным" или "витальным" телом) и психическими силами ("астральным" телом, т. е. привычками и желаниями души, ее характером и душевными склонностями), то тело воскресения нисходит в обратном направлении, т. е. вниз, к центру земли. Поскольку в жизни оно представляет собой активную волю, это нисхождение происходит вследствие нарастающего расслабления этой воли, которая все больше уходит в себя, отказавшись от прежних усилий, направленных на то, чтобы жизнь тела пребывала в соответствии душе и духу воплощенной индивидуальности. Этот уход тела воскресения в себя после смерти сводится к тому, что подразумевают под "миром", говоря о покое успоших. "Memento etiam, Domine, famulorum famularumque tuarum, qui nos praecesserunt cum signo fidei, et dormiunt in somno pads" ("Помяни, Господи, всех, кто умер и почил в мире, кто ушел до нас, отмеченный знаком веры, наипаче же тех, о ком мы ныне молимся...") - таковы слова поминовения умерших в евхаристической молитве католической мессы. Слово "покой", часто встречающееся в надгробных надписях, и слова о "почивших в мире" в заупокойной молитве неприменимы по отношению к святым (которые и после смерти продолжают действовать, творить чудеса исцеления и помогать людям) или к душам, пребывающим в чистилище (страждущим и потому не знающим ни покоя, ни отдохновения). Они скорее относятся к нетленному ядру тела усопшего. Так, грех Саула, велевшего Аэндорской волшебнице вызвать дух умершего пророка Самуила, состоял не в том, что он вынудил бессмертную душу Самуила снизойти на землю, но в том, что он заставил нетленное тело пророка восстать из места его упокоения. Вот как говорится об этом в Библии:

"Тогда женщина спросила: кого же вывесть тебе? И отвечал он [Саул]: Самуила выведи мне. И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула... И сказал ей царь [Саул]: не бойся; что ты видишь. И отвечала женщина: вижу как бы бога, выходящего из земли.... И сказал Самуил Саулу: для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?" (1 Цар. 28:11-15).

Точно так же и повествование Св. Матфея о смерти Иисуса не имеет отношения к теме сошествия духов или явления призраков, наэлектризованных неизжитыми страстями и привычками прежней земной жизни; речь в нем идет, собственно, о воскресших телах святых, о "вышедших из гроба". Вот как об этом сказано:

"Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме разодралась надвое, сверху до низу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли. И, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли в святый град и явились многим" (Мф. 27: 50-53).

Так, евангелист особо подчеркивает тот факт, что это тела святых вышли из отверстых гробов и явились множеству людей в Иерусалиме, а не спустившиеся с небес души святых. С другой стороны, тела святых отнюдь не были телами материальными; иначе, вместо того, чтобы явиться в Иерусалиме, они бы вереницей отправились туда. Евангелист отметил также, что это были тела святых, а не каких-либо иных мертвецов. Стало быть, это были тела воскресения, достигшие определенной степени зрелости.

Что касается воскресения Лазаря (седьмого чуда Евангелия от Иоанна), то оно представляет собой уникальный случай тройного чуда - возврата души умершего к земной жизни, исцеления тела, три дня лежавшего во гробе и уже "смердящего"

(Ин. 11: 39), и, наконец, призвание Лазарева тела воскресения и его воссоединение с исцеленным материальным телом.

Три приведенных в Писании высказывания о Лазаре: "Лазарь болен", "Лазарь уснул" и "Лазарь умер" (Ин. 11) соотносятся с тройным чудом исцеления, пробуждения и воскрешения Лазаря.

Успение Пресвятой Девы есть уникальное событие, при котором вообще не было никакого отделения от тела и не было смерти в привычном для нас понимании. Вместо отделения от материального тела и души с тем, чтобы спуститься к месту "вечного упокоения", тело воскресения сохранило единство с душой и материальным телом и вознеслось вместе с душой в духовный мир. Что касается материального тела, то оно не подверглось тлению, но было полностью поглощено телом воскресения. Оно дематериализовалось, достигнув такой степени одухотворения, которая позволила ему слиться воедино с телом воскресения - в свою очередь, нераздельно слитым с душой Пресвятой Девы. Могила Пресвятой Девы осталась фактически пустой. Традиция говорит об этом совершенно определенно. Тщетны были бы попытки отыскать земную могилу Пресвятой Девы; найти ее невозможно, ибо она не существует. Есть лишь место, предназначенное для погребения тела Девы, которое так и не послужило своей цели.

Таинство Успения Богоматери не идентично таинству воскресения. Последнее есть заключительный акт драмы Грехопадения и Искупления грехов человечества, тогда как Успение завершает историю духа и души непадшей Природы. Речь здесь идет не о реинтеграции падшего существа, но об уделе сущности, явившейся в сей падший мир нетронутой присущими ему первородным грехом и всеми последствиями Грехопадения, т. е. сущности непорочной в самом глубоком значении этого слова.

Таким образом, от начала мира Пресвятая Дева олицетворяет девственную Природу, девственную душу и девственный дух, слитые воедино и проявляющиеся в человеческом существе - Марии, дочери Иоакима и Анны. Потому-то Пресвятая Дева есть одновременно и человек, и космическая сущность: Премудрость (СНОКМАН, , , Sapientia), согласно Соломону, "Дева Света", в толковании гностической книги , "Дева Мира" () в учении античных герметистов и Шехина по учению каббалистов. Значение диалога между Архангелом Гавриилом и Марией в момент Благовещения не человеческое и даже не Ангельское, но космическое. От имени Святой Троицы Архангел возвещает о грядущем Воплощении, и от имени тройственной святой и непорочной Природы -Матери, Дочери и Святой души -Мария дает ответ, ставший поворотным пунктом в истории мира: "Ессе ancilla Domini, mihi fiat secundum verbum tuum" - "Се, раба Господня; да будет мне по слову Твоему"; Лк. 1: 38). В словах, изреченных Марией, одновременно прозвучал ответ и natura naturans, и непадшей natura naturata. В диалоге между Архангелом и Марией спро-ецировался во времени и сконцентрировался вечный диалог между созидающей волей и волей исполняющей - диалог, в котором священный огонь становится светом, свет -движением, а движение - формой.

Следовательно, Успение Богоматери не было ни развоплощением в смысле разделения души и тела, ни воскресением в смысле слияния души с телом воскресения, но обращением вверх -к духовному миру -потока жизни, включающего в себя и дух, и душу, и тело: вознесением на небеса единой сущности Пресвятой Девы.

Из сказанного следует, что воскресение представляет собой единение духа и души умершего с его бессмертным телом - телом воскресения, которое будет пробуждено "трубным гласом" свыше и восстанет навстречу нисходящей душе и соединится с нею, чтобы никогда более не разлучаться. Так начнется "вечное воплощение", т. е. эпоха космической истории, именуемая в Библии "небесным градом нового Иерусалима" (Откр. 21: 1-27).

У вселенского воскресения из мертвых есть, однако, еще один важный аспект, благодаря которому Двадцатый Старший Аркан Таро и получил свое традиционное наименование - "Суд". Хотя на карте изображено только воскресение, имя ей все же "Суд", поскольку Страшный Суд всегда входил в традиционное представление о всеобщем воскресении. Традиция не только увязывает воскресение со Страшным Судом, но и считает их одним и тем же событием, рассмотренным в двух разных аспектах. На каком же основании традиция отождествляет воскресение со Страшным Судом?

Воскресение есть окончательная победа не только над смертью (как отделением души от тела), но и над сном (как отделением души от мира действия) и над забвением (как отделением сознания от мира воспоминаний прошлого). Таким образом, воскресение означает не только восстановление нераздельного единства духа, души и тела человеческого существа, но и восстановление непрерывности его бытия и сознания, всей его памяти. Итак, возникновение памяти прошлого во всей его полноте эквивалентно для сознания Страшному Суду, на котором в свете сознания пересматривается все прошлое. Само сознание, сама душа подвергнет себя суду и может признать себя виновной по всем статьям Божьего закона, живущего в пробужденном сознании. И не найдется души, которая перед собственным пробужденным сознанием смогла бы оправдаться. В праве на самооправдание ей отказано. Только Богу, и Ему одному, принадлежит право судить и оправдывать.

Так придет для начала понимание полного равенства всех членов человеческого сообщества в осознании собственных ошибок и недостатков. Это осознание станет общим и для великих посвященных, и для первосвященников, и для глав народов, и для простых тружеников в различных сферах человеческой деятельности прошлого.

Это великое грядущее осознание общечеловеческого равенства - в свете полностью пробужденного сознания -предвосхищено в обряде покаяния католической мессы, во время молитвы у подножия алтаря, когда священник и паства вместе произносят такие слова: "Confiteor Deo omnipotenti etvobis fratres, quia peccavi nimis cogitatione, verbo, opere et omissione: mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa" ("Исповедуюсь перед всемогущим Гоаюдом и перед вами, братья и сестры, что согрешил я по собственной вине, помышлением, словом и делом, ведением и неведением..."); причем со словами "mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa" все трижды ударяют себя в грудь. Этот обряд, имеющий целью пробуждение совести во всех и в каждом, олицетворяет вместе с тем абсолютное равенство людей перед живущим в совести Божьим законом. Он предвосхищает всеобщее равенство в час Страшного Суда.

Таким образом, страшный суд по сути станет для человечества пробуждением совести и полным восстановлением памяти. Само человечество станет собственным судией. Только само человечество сыграет роль собственного обвинителя. Бог никого не станет обвинять. Он будет лишь миловать, оправдывать и прощать. В ответ на "обвинительный акт" (выдвинутый восстановленной памятью всего прошлого человечества) Он раскроет "книгу жизни", т. е. явит свету то, что мы называем третьей хроникой Акаши, - картину Господней памяти, содержащую все то из прошлого человечества, что достойно вечности. Она станет Господней "защитной речью" на Страшном Суде - актом отпущения грехов, помилования и прощения.

Страшный Суд станет таинством вселенского покаяния, включающим в себя всеобщую исповедь и всеобщее отпущение грехов. И только нераскаявшиеся грешники лишат себя благодати всеобщего отпущения грехов, хотя в такой ситуации трудно себе представить упорствующих в грехе. Не мог этого представить и один из отцов Церкви Ориген, веривший, что спасены будут все, в том числе иерархии зла во главе с сатаной. Прав он был или ошибался? В качестве ответа я ставлю два вопроса:

1. Есть ли на свете кто-либо, которому (или которым) достоверно известно, кто в отдаленном будущем останется нераскаявшимся грешником?

2. Есть ли на свете кто-либо, кто был (или были) бы вправе определять границы любви и милосердия Божия?... утверждать и своею властью установить, что Господня любовь распространяется лишь до некоего предела и не дальше?

Оба эти вопроса адресованы тем, кто считает себя вправе утверждать, будто вера Оригена во всеобщее спасение была ошибочной. Приводя в доказательство своей правоты цитаты из Книг Пророков, Евангелий и Апокалипсиса, где говорится об уделе преданных проклятию, они должны учитывать, что ни пророки, ни Евангелия, ни Апокалипсис не считали удел преданных проклятию неотвратимым, кем бы они ни были. Они гласят, что если грешники человеческие и иерархические не раскаются, если к концу времен их совесть не пробудится, если грешные души отвергнут все бесчисленные возможности, предложенные им для того, чтобы обратиться к добру, тогда только их ожидает изображенный в Святом Писании удел преданных вечному проклятию. Иными словами, их судьба несомненно реальна, но нет никого, кому было бы отказано в спасении. И выбор души должен определяться не страхом преисподней, но любовью к Богу и к добру.

Страшный Суд станет последним кризисом. В греческом языке слово  означает "суд". Замечание Шиллера вполне справедливо: мировая история в самом деле есть мировой суд, т. е. непрерывный кризис, этапами которого являются "исторические эпохи". Таким образом, Страшный Суд станет кульминационной точкой истории и этим самым целью, смыслом и итогом истории - истории конденсированной, т. е. кризисом, присутствующим в каждом частном историческом кризисе. Вот почему на нем неизбежно присутствие Иисуса Христа, ибо Он есть моральный и духовный центр тяготения истории. Второе пришествие станет объективным проявлением всего ее смысла. Такова будет роль Иисуса Христа как "Судии" на Страшном Суде. Одно лишь Его присутствие со всей очевидностью выявит все, что несхоже с Ним, все, что несовместимо с Ним в пробужденном сознании.

Однако Он не ограничится одним лишь присутствием: Он примет активное участие в Страшном Суде-именно в качестве Судии. И судить Он станет по-своему: не будет ни обвинять, ни осуждать, ни налагать кары. Напротив, в Нем будут черпать силы души, представшие перед Судом пробужденного сознания и полностью восстановленной памяти. Суд Христа состоит в утешении и поддержке тех, кто судит самого себя, и в Его нетленной заповеди тем, кто судит других: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень" (Ин. 8: 7). Так судил Иисус Христос при жизни, так Он судит теперь, так будет судить и на Страшном Суде.

Наша медитация на Двадцатом Аркане Таро - Аркане воскресения и Страшного Суда - близится к завершению. Это не означает, что сказано все самое важное. Это означает, что в пределах Аркана Таро рассматривалось наиважнейшее - в пределах, которые нам пришлось установить, чтобы суметь довести эти медитации в письме двадцатом до конца. Теперь пришло время подвести итоги.

Воскресение есть магическое действо - по природе своей одновременно Божественное и человеческое, - в котором любовь Божия и любовь человеческая совместно превозмогают забвение, сон и смерть. Ибо любовь никогда не забывает, неизменно бодрствует, и сила ее выше смерти.

В момент воскресения дух и душа человека нисходят свыше и соединяются со своим бессмертным телом, которое восстает им навстречу.

Любовь Отца позволяет духу и душе снизойти с небес к вечному воплощению; любовь же Матери позволяет телам воскресения - покоящимся в лоне Матери - восстать из мертвых.

Воскресший человек станет образом и подобием Божьим; будет триедин, как триедин Господь. Три начала человека - дух, душа и тело - составят подобную Святой Троице троицу человека, три ипостаси которой образуют основополагающее и нерасторжимое единство человеческой индивидуальности.

Но воскресение - это еще и Страшный Суд. Как сказал апостол Павел:

"Каждого дело обнаружится; ибо день покажет; потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня" (1 Кор. 3: 13-15).