"Сергей Буртяк. Кот (Женщинам читать не рекомендуется)" - читать интересную книгу автора

потом крупным инженером на мелком заводе.
Что интересно - когда дела у отца на "Мельнице" завертелись, оба брата
незаметно подтянулись поближе и зачастили на огонек: то папу проведать, то о
себе рассказать. Ну и, понятно, им, как всяческим блудным, оказывал батяня
почеты и уважения.
Егор не то что переживал или не одобрял таких изменений в семейственной
жизни, не то чтобы ревновал, но было ему как-то обидно. С отцом отношения
натянулись. После Егорова новаторства Мельник стал вроде больше
прислушиваться к младшему, больше поручать ему дел. Егору это понравилось.
Он стал фантазировать, как бы сам управлял "Мельницей", когда отцу все это
вдруг надоест. А тут - братья. Егор, понятно, насупился. И отец к нему
охладел. Так казалось. Да так и бывает. Вспомните дурного теленка. А может,
что-то другое сыграло. Например, мнение братьев.
Братья на Егора реагировали кисло, считали раздолбаем и тюфяком. Внешне
относились нормально, но прежде всего блюли свои интересы. Когда речь
заходила о том, чтобы поделиться или помочь, становились братья как тролли
под солнечными лучами из сказки про хоббитов - твердокаменными. Но в целом
относились неплохо. Выпить там, языки почесать, уму-разуму поучить,
по-родственному.
Егор своих братьев любил. Несмотря на их полную и не раз доказанную
ублюдочность. Чувствовал, что не чужие, и закрывал глаза на
фальшь-лицемерие, которые проявлялись у каждого по-своему.
Средний, скажем, был пафосен и дидактичен, напирая на желание Егору
добра и предлагая брать пример. Он в совершенстве владел феней и любил это
подчеркнуть. Помогать не любил принципиально, считал, что настоящий мужик
должен быть "селф мэйд мэн".
Старший-старший был с Егором помягче, в основном сетовал на судьбу и
умолял не повторять его ошибок, по крайней мере - не жениться так рано.
Любил цитировать "писателя Андрея Балконского": "Никогда не женитесь, мой
друг..." И добавлял: "Сильно рано. Так он Безухому говорил". И поднимал
указательный палец. Как отец. Шутил, таким образом, интеллигентно.
Оба врали, и Егор это знал. И оба чего-то хотели. Этого Егор не понимал
и просек значительно позже, когда уже ничего нельзя было поправить. В целом
же (если не считать злых подколок насчет тяжкой творческой доли Егора)
отношения между братьями были довольно теплыми, и отец никак не мог
нарадоваться, глядя, как его могучая поросль задушевно балагурит в
прокуренной "Мельнице".
Долго ли, коротко ли, а настали для Федора Мельникова тяжкие дни.
Какая-то падла засадила ему финку в бок, когда поздним вечером прогуливался
он с работы домой.
Говорили, что вернулись посчитаться те урки, которых шуганули за порчу
стекла. Похоже, крепко им тогда досталось и обидку они затаили конкретную. А
может, еще кто решил поквитаться - неясно. Факт, что наутро трое братьев
встретились в Склифе, где несчастный отец лежал в реанимации.
Врач, увидев не слабонервных родичей, а троих здоровых парней, напрямую
выложил, что дела у мужика хреновенькие, серьезно задеты жизненно важные
органы, большая потеря крови и, несмотря на несомненные достижения
отечественной медицины, заказывать музыку будет самым правильным делом; в
крайнем случае, отказаться можно всегда, пока не проплачено, но такая
вероятность весьма и весьма маловата, то есть, скорее всего, платить