"Сергей Буртяк. Кот (Женщинам читать не рекомендуется)" - читать интересную книгу автора

придется за все, потому что еще день-два, и ожидает Федора Ильича летальный
исход. Для тех, кто не в курсе: к полетам этот термин - letalis exitus -
имеет прямое и тесное отношение. Ибо со смертью душа человеческая, говорят,
моментально отлетает из тела.

Глава четвертая. ЗАВЕЩАНИЕ МЕЛЬНИКА


Отца хоронили в ноябре. В начале. День был то солнечный, то прохладный.
Главное, хорошо, дождя не было, иначе хоронить пришлось бы, как на лыжах. Да
и в воду опускать - жалко. Отец все-таки, хоть и покойник. В общем, сухенько
было, чистенько, солнышко вопли распускать не давало.
В вопросе похорон по-христиански братья проявили единомыслие. Никто из
них рьяно верующим не был, но когда местные старухи заголосили про
отпевание, братья без лишних слов собрались и поехали договариваться.
Священник попался старенький, толстенький, с широкой седой бородой,
белыми волнистыми волосами, добрым лицом и веером морщинок около глаз. Очень
был похож тот старичок на Санта Клауса, только одежда другая. Звали его -
протоиерей Николай, так старухи сказали.
Отпевали в церкви, там же и гроб закрывали. А забивал один из
приходских дуриков, с паперти. В результате нормально заколотил,
добросовестно.
Как попрощались родственники да крышку положили поверх, взял он
молоток, потом ручищей, похожей на кусок сухой потрескавшейся земли,
перекрестился на алтарь, тщательно, со значением, пробормотал что-то и
приступил. Сначала ничего, а потом один гвоздь мимо пошел, он его обратно
выбил (пришлось чуть-чуть крышку приоткрывать).
Поп кадилом бренчит, хор прихожанок вяло так блеет, все спеться не
могут никак, а этот крышку оторвать пытается и гроб приподнимает вместе с
крышкой да постукивает днищем о табуретку. Ну, бред!
Именно тогда Егор увидел отцовское лицо. Через щель. Дурик гробом
трясет, батюшка кадилом звенит, ладаном пахнет, прихожанки жалобно блеют,
какая-то женщина посторонняя плачет, горькими слезами обливается, голову
ладонями сжала. Ну и мудрено ли, что Егору почудилось, будто отец его
покойный нахмурился и губы поджал, так, словно гаркнет сейчас, как при жизни
бывало: "Вот ведь безрукие!.. Встать помочь, что ли, вам?!" Егор быстро
вышел из церкви и закурил; руки тряслись и плакать хотелось, навзрыд,
уткнувшись в отцовскую грудь.
Минут через пять отца вынесли. Заколоченного. Женщина и дурик с
виноватым лицом проводили гроб до автобуса, но на кладбище не поехали,
остались стоять в воротах и уменьшаться.
Незадолго до отъезда отец Николай подошел почему-то к Егору и спросил,
носит ли он крест. Егор не носил. Тогда батюшка вынул из недр своего
широкого облачения большой медный крест на черной тесемке. "Носи, старайся
не снимать никогда. Хоть и неказистый, а настоящий". Егор поблагодарил и
хотел было сунуть странный подарок в карман. Но, немного подумав, надел на
шею и спрятал под майку.
На поминки приехали в "Мельницу". Батюшка, правда, когда напутствовал,
еще в храме, советовал, чтобы не пили: пьют-то как правило для веселья, а
какое тут веселье - неизвестно, что с душой покойного будет, душа, она,