"Андрей Михайлович Буровский. Не будите спящую тайгу (Сибирская жуть - 4)" - читать интересную книгу автора

смотрящий в глаза собеседнику, - это было крайне подозрительно.
Но и тут японцы отказывались судить Чижикова, как человека не своей
культуры. И насторожиться-то насторожились... Но тут же и устыдились своей
собственной настороженности, приняв ее за пережитки японской островной
ксенофобии. Современные японцы так же стыдятся своих предрассудков, как люди
всех других стран и народов. Тоекуда даже прочел сам себе нотацию за то, что
на старости лет начал впадать в расизм.
Господин Сосэки был исключительно вежлив:
- Мамонт у вас с собой?
- Мамонт бегает в тайге, - по-русски ответил плешивый. Пожевал губами и
добавил: - Но я точно знаю, где он.
После чего с невероятной скоростью налил себе коньяку, еще быстрее
выпил и опять плюхнулся в заливное.
Тоекуда успел поймать совершенно трезвый, оценивающий взгляд Чижикова.
Будь Тоекуда европейцем, этого взгляда ему тоже вполне хватило бы, чтобы
прекратить переговоры. Но он, увы, снова устыдился своего расизма и стал
оценивать так же, как оценивал бы японцев. У японцев, во-первых,
пьянствовать вовсе не стыдно. Наоборот, нализаться - это вроде бы очень даже
мужской, вполне солидный поступок. А во-вторых, японцы часто усилием воли
умеют трезветь и отпускают себя снова. И европейцы в смешанных компаниях не
всегда понимают - трезвы или пьяны собутыльники. Так что поймать абсолютно
трезвый, изучающий взгляд совершенно пьяного японца - дело в общем-то вполне
обычное.
Тоекуда постукал, постукал... никакого эффекта. Тоекуда поднял ложку,
постучал: никто не отвечает.
Сумиэ Сосеки ловко вылил за шиворот сибиряку-русскому полбутылки
газированной воды. Над блюдом с уханьем уэллсовского марсианина взмыла
прежняя плешивая башка.
В следующую секунду Сумиэ Сосэки произвел сразу два действия: протянул
великану сибирской археологии новый стакан коньяку и тихо произнес
по-английски и сразу повторил по-русски:
- Между прочим, деньги при нас...
Несколько секунд Чижиков подслеповато мигал на них.
- Вы имеете в виду мертвого мамонта? - продолжал Сосэки по-английски, -
такого, который лежал во льду и оказался на поверхности?
Русский не отвечал, явно не понимая; только его подслеповатые глазки
бегали по углам, словно жили своей, самостоятельной жизнью. Тоекуда сказал
то же самое по-русски. От коньяка и русской речи сибиряк несколько
активизировался.
- Да нет, не дохлый... Мертвых у нас навалом... Я вам говорю про
другого, про живого. Знаю место, где бегает мамонт... Там, где работает
экспедиция... В реликтовой степи.
- Где именно вы работали?
- Не скажу, - замотал головой Чижиков.
- А мамонт, он какой?
- Он большой... здоровенный такой...
- Ростом с дом? С автобус? С самолет "Боинг"? Больше? - Господин Сосэки
жаждал конкретности. Однажды ему уже пытались продать чучело дельфина -
размером с синего кита. Чучело было из папье-маше.
Черты поднявшего голову постепенно отражали начавшиеся мыслительные