"Игорь Бунич. Хроника чеченской бойни и шесть дней в Буденновске" - читать интересную книгу автора

и для себя) бывший авиационный генерал заговорил голосом иранских айятолл. А
телевидение республики показывало его, совершающего намаз. Это выглядело так
же естественно и искренне, как и крестные знамения генерала Стерлигова.
Первым встревожился Хасбулатов. Находясь фактически всю сознательную
жизнь на идеологической работе в Москве, "спикер" Верховного Совета
свободной России был еще более далек от религии, чем генерал Дудаев. Более
того, происхождение не давало ему возможности примкнуть к возрождаемому
православию. Впрочем, это вовсе и не входило в его планы. Дьявольское
тщеславие и кессоная болезнь заставляли его алчно взирать на первое кресло
страны, а вся логика событий увлекала его все более и более в оппозицию к
президенту Ельцину и к его курсу, хотя никакого курса у президента Ельцина
по большому счету и не было. А у Хасбулатова уже точно был намечен назад к
светлому прошлому. Фактически на его пути оставался только Президент. Далее
он уже видел себя (и, надо сказать, не без оснований) председателем
президиума Верховного Совета России и лидера какойнибудь партии, т. е.
старым добрым генсеком, национальность которого, как показала история СССР,
никогда не имела принципиального значения. Подобный политический курс
неизбежно должен был собрать вокруг Хасбулатова все остатки покойной КПСС,
ныне вставшей на платформу самого махрового великорусского национализма,
консервативную военщину, оставшихся не у дел бывших руководителей КГБ, МВД и
прочих карательных органов, как всесоюзного, так и республиканского значения
и часть распропагандированного ими населения.
На пике всей этой вакханалии к Хасбулатову перебежал вице-президент
Руцкой, а от Хасбулатова к Ельцину перебежали все его заместители: Шумейко,
Филатов и Рябов.
Таким образом, Руслан Хасбулатов, помимо своей воли, попал в водоворот
русского национализма, выглядя на его фоне еще более нелепо, чем генерал
Дудаев в мечети.
Но ни у того, ни у другого уже не было выхода. Это ломало
скоординированный план, который, хотя и был авантюрным, но все же планом.
Хасбулатова уже охраняла в Москве чеченская гвардия, командированная
Дудаевым, все гостиницы российской столицы были переполнены чеченцами,
затаившимися в ожидании сигнала к государственному перевороту. Само слово
"чеченец" наводило ужас на московского обывателя; и можно представить себе
ситуацию, если бы за чеченцами в Москве, вдруг, появилась бы сила закона!
Но из Грозного уже зазвучали на президентском уровне слова о величии
Аллаха и пророка его Магомета, о сатанизме Москвы и о "русизме, как
наихудшей форме фашизма", которым больна Россия и может излечиться только с
помощью нейтронной бомбы.
В ответ, кружась в водовороте воинственного русского национализма,
Хасбулатов неожиданно заговорил о России "великой и неделимой", о
"соборности" (хотя так и не научился правильно произносить это мудреное
слово) русского народа и о Чечне, как о неотъемлемой части России. А что ему
оставалось делать, пребывая в мечтах о кресле диктатора России?
Между союзниками возникли трения, которые привели к тайной встрече, где
обе стороны обвиняли друг друга в идиотизме и разъехались, не договорившись
ни о чем.
Первым нанес удар Дудаев, объявив об отзыве всех депутатов, избранных
от Чечни в Верховный Совет России. Это был персональный удар по Хасбулатову,
который избирался в свое время именно от Чечено-Ингушской АССР. Таким