"Кир Булычев. Гусляр навеки (Сборник) ("Гусляр")" - читать интересную книгу автора

татарином договорилась. Завтра придет, заберет, обещал хорошо за старье
заплатить. Вот, гляди, тут и склянки стоят. Я их тоже выкину.
Склянки стояли на полочке, прикрытые сверху газетой.
- Это от гостя остались, - сказала Мария. - Старик с ними колдовал.
Может, пригодятся.
- И все тебе пригодится! - кипятилась Аида. - Я их сейчас в мешок...
Мария собрала склянки в подол и отнесла их в комнату. Там осторожно
высыпала на стол, покрытый протертой скатертью с осклабившимися мордами
тигров по углам. Склянки и коробки были разные - из-под майонеза,
простокваши, валерьянки и комплексного витамина. Мария расставила склянки по
росту, вспомнила, как совсем еще недавно этим же делом занимался старик, как
он надевал новые, в темной оправе очки, вздыхал и повторял:
- Какие знания! Какие знания утеряны. Он же все это из подручных
средств составлял и очень надеялся, если за ним не прилетят, принести
большую пользу людям. А теперь как?
Склянки и коробочки стояли в ряд на столе, армия эта была невзрачная, и
трудно было поверить, что в таких оболочках могут скрываться чудесные
неземные знания. Старик, правда, кое-что знал. Перед смертью пришелец успел
открыться. Вот, к примеру, на этой баночке наклеена бумажка и написано
знакомым почерком, как в кроссвордах, разгаданных стариком в "Огоньке":
"Средство от давления".
- Чего в склянках нашла? Ничего не нашла? Давай я их во двор снесу.
- Смотри. Старик мой писал. "Средство от давления".
- Мало чего он писал? Может, это для кошек или для хромых
предназначено. Я бы на твоем месте выбросила, и дело с концом.
- Нет, - сказала Мария. - Может, я сама воспользуюсь. Все равно мне от
врачей пользы почти никакой.
- Пользуйся, если желаешь, - сказала Аида. - Только книжку
сберегательную мне оставь.
- Какую книжку? Нет у меня книжки.
- Может, и нет, но оставь, а то на какие шиши-барыши буду тебе гроб
покупать?
Мария подняла медленно свое большое мягкое тело, возвысилась, как гора,
над квартиранткой и сказала, хоть тихо, но с угрозой:
- Тебя, Аида, я, во всяком случае, переживу и на гроб тебе не
поскуплюсь. И не тебе, божья овца, меня учить.
В последних словах скрывалось неодобрение Марии Аидиной набожностью,
смирением, ибо смирение было ложным и зачастую злобным.
- Ой, чего ты говоришь, старуха! - ответила Аида, отступая к двери. -
Пей свои порошки, живи, сколько тебе желается, я зла не держу на тебя.
Только уволь меня от нареканий. При моем одиночестве и тихой жизни такие
слова слушать неприятно.
- И выпью, - сказала Мария. - А ты мне воды принеси. На запивку. Стакан
вымой сперва.
- Сделаю, сделаю, - ответила Аида.
Мария снова села на стул, дожидаясь, пока вернется квартирантка, и на
душе было горько и скорбно от предчувствий и скрытого раздражения на саму
себя. Мария уже знала, что сомнительное лекарство она выпьет, потому что
отступать от своих слов при Аиде никак нельзя. Сегодня отступишь, а потом
Аида, сильная своим смирением, сядет на шею, загребет власть в доме, а то и