"Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (переписанные главы)" - читать интересную книгу автора

халатика игрушечный пистолет, навела его на Ивана и вскричала:
- Сознавайся, белобандит!
Иван нахмурился, засопел, а женщина выстрелила губами "Паф!", после
чего к ней подбежали и увели ее куда-то за двери.
Иван обиделся.
- На каком основании она назвала меня белобандитом?
Но женщина успокоила Ивана.
- Стоит ли обращать внимание. Она больная. Со всеми так разговаривает.
Пожалуйте в кабинет.
В кабинете Иван долго размышлял, как ему поступить. Было три пути.
Первый: кинуться на все блестящие инструменты и какие-то откидные стулья и
все это поломать. Второй: сейчас же все про Понтия Пилата и ужасного убийцу
рассказать и добиться освобождения. Но Иван был человеком с хитрецой и вдруг
сообразил, что, пожалуй, скандалом толку не добьешься. Относительно рассказа
тоже как-то не было уверенности, что поймут такие тонкие вещи как Понтий
Пилат в комбинации с постным маслом таинственным убийством и прочим.
Поэтому Иван избрал третий путь - замкнуться в гордом молчании.
Это ему выполнить не удалось, так как пришлось отвечать на ряд
неприятнейших вопросов, вроде такого, например, что не болел ли Иван
сифилисом. Иван ответил мрачно "нет" и далее отвечал "да" и "нет", подвергся
осмотру и какому-то впрыскиванию и решил дожидаться кого-нибудь главного.
Главного он дождался после завтрака в своей комнате. Иван выпил чаю,
без аппетита съел два яйца всмятку.
После этого дверь в его комнату открылась и вошло очень много народу в
белых балахонах. Впереди шел, как предводитель, бритый, как актер, человек
лет сорока с лишним, с приятными темными глазами и вежливыми манерами.
- Доктор Стравинский, - приветливо сказал бритый, усаживаясь в креслице
с колесиками у постели Ивана.
- Вот, профессор, - негромко сказал один из мужчин в белом и подал
Иванушкин лист. "Кругом успели исписать", - подумал Иван хмуро.
Тут Стравинский перекинулся несколькими загадочными словами со своими
помощниками, причем слух Ивана, не знавшего никакого языка, кроме родного,
поразило одно слово, и это слово было "фурибунда". Иван изменился в лице,
что-то стукнуло ему в голову и вспомнились вдруг закат на Патриарших и
беспокойные вороны.
Стравинский, сколько можно было понять, поставил себе за правило
соглашаться со всем, что ему говорили, и все одобрять. По крайней мере, что
бы ему ни говорили, он на все со светлым выражением лица отвечал: "Славно!
Славно!"
Когда ординаторы перестали бормотать, Стравинский обратился к Ивану:
- Вы - поэт?
- Поэт, - мрачно ответил Иван и вдруг почувствовал необыкновенное
отвращение к поэзии и самые стихи свои, которые еще недавно ему очень
нравились, вспомнил с неудовольствием. В свою очередь, он спросил
Стравинского:
- Вы - профессор?
Стравинский вежливо наклонил голову.
- Вы здесь главный?
Стравинский и на это поклонился, а ординаторы улыбнулись.
- Мне с вами нужно поговорить.