"Михаил Булгаков. Полотенце с петухом (цикл Записки юного врача)" - читать интересную книгу автора

Акушерка посмотрела на меня дико, но у фельдшера мелькнула искра
сочувствия в глазах, и он заметался у инструментов. Под руками у него
взревел примус...
Прошло четверть часа. С суеверным ужасом я вглядывался в угасший глаз,
приподымая холодное веко. Ничего не постигаю... Как может жить полутруп?
Капли пота неудержимо бежали у меня по лбу из-под белого колпака, и марлей
Пелагея Ивановна вытирала соленый пот. В остатках крови в жилах у девушки
теперь плавал и кофеин. Нужно было его впрыскивать или нет? На бедрах Анна
Николаевна, чуть-чуть касаясь, гладила бугры, набухшие от физиологического
раствора. А девушка жила.
Я взял нож, стараясь подражать (раз в жизни в университете я видел
ампутацию) кому-то... Я умолял теперь судьбу, чтобы уж в ближайшие полчаса
она не померла... Пусть умрет в палате, когда я кончу операцию...
За меня работал только мой здравый смысл, подхлестнутый необычайностью
обстановки. Я кругообразно и ловко, как опытный мясник, острейшим ножом
полоснул бедро, и кожа разошлась, не дав ни одной росинки крови. Сосуды
начнут кровить, что я буду делать? - думал я и, как волк, косился на груду
торзионных пинцетов. Я срезал громадный кус женского мяса и один из сосудов
- он был в виде беловатой трубочки, - но ни капли крови не выступило из
него. Я зажал его торзионным пинцетом и двинулся дальше. Я натыкал эти
торзионные пинцеты всюду, где предполагал сосуды... Arteria... arteria...
как, черт, ее?... В операционной стало похоже на клинику. Торзионные
пинцеты висели гроздьями. Их марлей оттянули кверху вместе с мясом, и я
стал мелкозубой ослепительной пилой пилить круглую кость. Почему не
умирает?... Это удивительно... ох, как живуч человек!
И кость отпала. В руках у Демьяна Лукича осталось то, что было девичьей
ногой. Лохмы, мясо, кости! Все это отбросили в сторону, и на столе
оказалась девушка, как будто укороченная на треть, с оттянутой в сторону
культей. Еще, еще немножко... не умирай, - вдохновенно думал я, - потерпи
до палаты, дай мне выскочить благополучно из этого ужасного случая моей
жизни.
Потом вязали лигатурами, потом, щелкая колленом, я стал редкими швами
зашивать кожу... но остановился, осененный, сообразил... оставил сток...
вложил марлевый тампон... Пот застилал мне глаза, и мне казалось, будто я в
бане...
Отдулся. Тяжело посмотрел на культю, на восковое лицо. Спросил:
- Жива?
- Жива... - как беззвучное эхо, отозвались сразу и фельдшер и Анна
Николаевна.
- Еще минуточку проживет, - одними губами, без звука в ухо сказал мне
фельдшер. Потом запнулся и деликатно посоветовал: - Вторую ногу, может, и
не трогать, доктор. Марлей, знаете ли, замотаем... а то не дотянет до
палаты... А? Все лучше, если не в операционной скончается.
- Гипс давайте, - сипло отозвался я, толкаемый неизвестной силой.
Весь пол был заляпан белыми пятнами, все мы были в поту. Полутруп лежал
неподвижно. Правая нога была забинтована гипсом, и зияло на голени
вдохновенно оставленное мною окно на месте перелома.
- Живет... - удивленно хрипнул фельдшер.
Затем ее стали подымать, и под простыней был виден гигантский провал -
треть ее тела мы оставили в операционной.