"Инна Булгакова. Соня, бессонница, сон, или Призраки Мыльного переулка" - читать интересную книгу автора

Трясущимися руками он развязал узел, выбросил цветы, разгладил атласную
ткань. Рассудок отказывался воспринимать происходящее, но память... - "Это
ее лента: вот концы подшиты небрежно, более темными нитками... я помню, я
целовал душистые волосы - горьковатый, девичий аромат лаванды, лента упала,
я подобрал и спрятал в стол, на другой день Соня ее забрала. И еще: лента,
которую я держу в руках, свежая и чистая, она не лежала здесь, на могиле,
долгую зиму и бурную весну, нет, она принесена только что... да, на рассвете
шел дождь... Господи, да что же это такое? Кто-то пришел сюда с Сониной
лентой, перевязал мои засохшие цветы и сейчас, может быть, стоит и смотрит,
как я..."
- И вы здесь, сударь? - послышался за спиной глуховатый, чуть-чуть
картавящий барственный голос.
Егор вздрогнул, оглянулся: Герман Петрович с тюльпанами и нарциссами
подкрался бесшумно, стоит, смотрит на крест из лабрадора. Егор инстинктивно
сунул ленточку за ремень джинсов.
- Да, сегодня год. Вы давно тут были, Герман Петрович?
- Давно. - Старик разделил цветы на две охапки, положил на плиты и
присел рядом с Егором на лавочку - не старик, а статный пожилой джентльмен с
благородной проседью и военными усами-щеточкой. - Осенью сжег венки, ограду
красил, под Новый год приходил, потом в апреле.
- Герман Петрович, когда вы опознавали трупы, на Соне была алая лента?
- Я предпочел бы этот момент не вспоминать.
- Я вас прошу! Когда мы стояли возле голубятни и она закричала в окно,
на ней было американское платье... сафари - так называется? Волосы распущены
и повязаны лентой, низко у лба. Вы помните?
- Как я могу помнить, если меня там не было?
- Нет, потом, потом!
- Я вам признаюсь: я ничего не видел, я был в шоке.
- Я тоже.
- Да, сафари помню, все в крови.
- А лента?
- Да какая там лента!
- Но куда она делась?
- Кто?
- Лента.
- О господи! - Неручев пожал плечами. - Мне б ваши заботы.
- А потом вы ее не видели? В прихожей, когда убирались?
- Прихожую вымыла Серафима Ивановна. - Старик внимательно вглядывался в
лицо Егора. - А что касается ленты...
- Говорите тише, - перебил Егор, - нас могут услышать.
- Та-а-ак, - протянул Герман Петрович, поднял руку, приказал: -
Посмотрите на мои пальцы, вот сюда... теперь взгляните вправо, влево...
- А, я в норме, не беспокойтесь. Можно к вам сегодня зайти?
- Сделайте милость. Уже уходите?
- Да.
На повороте аллеи Егор оглянулся: пожилой джентльмен сидел, закрыв лицо
руками, очевидно, почувствовал взгляд, меж пальцами блеснули льдистым
блеском совсем не стариковские, полные жизни и муки глаза.
Предвечерние, еще жгучие лучи, воскресные тишь и безлюдье старинных
улиц и переулочков, Егор шел пешком, останавливался, озирался, ожидал -