"Фаддей Булгарин. Мазепа " - читать интересную книгу автора

Наталия, по собственной воле, а Ломтиковская, по приказанию гетмана, ни
день, ни ночь не отходили от постели больного, во время опасности. Но
теперь, когда он оправился, Мазепа приставил к нему своих комнатных
служителей, а Наталии позволено было навещать больного только в известные
часы, всегда, однако ж, в присутствии Ломтиковской, для соблюдения приличия,
как сказал гетман своей питомице.
Такое положение мучило любовников. Неизвестность их будущей участи и
принуждение омрачали радостные минуты свидания. Истинная любовь не
многоречива, но она ищет уединения, и не только речи, а даже нежные взгляды,
самое безмолвие приятнее без докучливых свидетелей. Огневик и Наталия не
могли не догадываться, что поверенная гетмана приставлена к ним в качестве
стражи и лазутчицы, и потому присутствие ее было им несносно. Усердные
попечения Ломтиковской о больном, оказываемое ею сострадание к участи
любовников, нежность обхождения ее с Наталией, вид добродушия во всех речах
и поступках и даже жалобы на суровость гетмана несколько раз увлекали
Наталию к откровенности; но Огневик, воспитанный в чувствах недоверчивости к
Мазепе, видел во всем его окружающем измену и предательство и удерживал
Наталию взглядами и намеками от ропота и душевного излияния. Ломтиковская не
смела ни о чем расспрашивать их, а они не имели охоты рассказывать, и потому
время свидания проходило почти в безмолвии, прерываемом изредка краткими
речами, которых сила и выражение понятны были только любовникам.
Наконец комнатный служитель объявил Огневику, что гетман желает
переговорить с ним наедине. Наталия и Ломтиковская удалились немедленно, и
чрез несколько времени вошел гетман в комнату больного.
- Не беспокойся, любезный Богдан! - сказал Мазепа Огневику, который
сидел на постели и, при входе гетмана, встал и поклонился ему.
- Сядь или приляг, если чувствуешь слабость, - примолвил Мазепа,
приближаясь к кровати. - Спокойствие тебе нужно: оно главное для тебя
лекарство.
Огневик сел по-прежнему на кровати, и Мазепа поместился на стуле, у
изголовья.
- Я почти столько же страдал, как и ты, - сказал Мазепа, - от мысли,
что я причиною твоего недуга, любезный Богдан! Но ты человек умный, и
порассудив, вероятно, простишь меня. Мы были в неприязненных отношениях друг
к другу, и я, окруженный изменою и враждою тайною и явною, не столько для
собственной безопасности, сколько для блага общего должен был прибегнуть к
крайности с человеком, которого не знал и который навлек на себя
справедливое мое подозрение... Отдаю это дело на твой собственный суд!..
- Я истребил из памяти все прошлое, - сказал Огневик, - и от будущего
зависит мой образ мыслей и моя повинность к вам, ясневельможный гетман! Как
подчиненный Палея, я должен был служить ему верно; но если вы,
ясневельможный гетман, исполните свое обещание и отдадите мне руку своей
питомицы, я оставлю службу Палея, и хотя никогда не стану действовать
противу пользе и выгоде моего благодетеля, но во всех других случаях буду
вам служить верою и правдою, не жалея ни жизни, ни трудов.
- Откровенность твоя оправдывает любовь мою к тебе, любезный Богдан! -
возразил Мазепа. - Нет, я не хочу, чтоб ты изменил своему благодетелю, и
твоя к нему верность служит мне порукою в будущей твоей ко мне преданности и
в счастии моей питомицы. Напротив того, я желаю, чтоб ты, питомец Палея, был
примирителем между нами и служил верно нам обоим. Он любит тебя как сына, я