"Неопределенная Вселенная" - читать интересную книгу автора (Кригер Борис)

Глава 2 Черные дыры Гарварда

Гарвард всегда представлялся мне просто бумажным символом, неким сертификатом на дорогой бумаге, печатью, скипетром, памятником нерукотворным человеческой престижности, какими, в общем, наверное, и многим видятся обшарпанные столетиями эталоны людских амбиций вроде Бастилии, Александрийского маяка или садов Семирамиды.

Поэтому представьте мое удивление, когда этот символ на моих глазах разросся до размеров реальных построек, кирпичных стен, отстроенных в стиле слегка отдающих эстетикой казарм, и людей, да-да, разумных людей... Эдаких Homo Harvardiens... Огромное количество молодых, смышленых, задумчивых лиц. Какая редкость в современном мире! Какое отдохновение измученной дурными предчувствиями об упадке человеческой цивилизации душе.

Поселились мы в гостинице «Irwin House», в самом конце Кембридж-стрит, которая практически упирается в досточтимый комплекс зданий под названием Harvard Yard, кои представляют собой сердцевину знаменитого символа всезнания и западного престижа.

Наутро я отправился на конференцию[5], которая проходила в Gutman Library, и посему мне было необходимо пройти через Гарвард, мимо знаменитого памятника Джону Гарварду, основателю этого высокочтимого заведения, оставившего половину своего наследства новому колледжу на девять учеников, кандидатов в священники, выйти через главные ворота, проследовать по Church Street, и потом, повернув направо, достигнуть цели своего пешего похода длиной чуть меньше мили.

Ну что ж, не так уж и далеко, если учесть, что темой конференции были объекты весьма от нас удаленные, а именно черные дыры в центрах галактик.

Галактики – это огромные скопления звезд, в которых более двухсот миллиардов светил вращаются вокруг галактического центра. В этом центре находится наизагадочнейший объект мироздания – чрезвычайно огромная черная дыра массой в несколько миллионов наших солнц. Наша солнечная система находится примерно в 30 тысячах световых лет от центра нашей галактики, и поэтому пройтись пешком около мили, чтобы узнать побольше об этом удивительном объекте, было гораздо проще, чем тридцать тысяч лет нестись со скоростью света в направлении созвездия Стрельца, по-латыни просто, без чинов, именуемого «Сагитариус». Именно там, в клубах галактической пыли, газа и множества звезд прячется этот таинственный объект. Я вас заинтриговал? Надеюсь, что хотя бы немного заинтриговал. Я, конечно, понимаю, что такие галактические проблемы мало отражаются на наших повседневных делах, и посему их легко игнорировать. Однако как можно не замечать существования таких чудес? Ведь они где-то существуют, просто не могут не существовать, и, между прочим, искривляют пространство и в вашей кухне настолько, что вы и ваша тарелка с недоеденным супом несетесь вместе с нашей солнечной системой со скоростью несколько сотен километров в секунду вокруг этого таинственного галактического центра.

Итак, осознавая все величие подобных объектов и в прямом смысле ощущая на себе силу их гравитации, я шел по выложенной кирпичиками гарвардской мостовой и, мне кажется, был вполне счастлив. Мне чудилось, что наконец-то я на своем месте.

Оказавшись в зале среди пяти десятков ведущих астрофизиков планеты, я был также вполне доволен своей судьбой, позволившей мне удовлетворить простое человеческое любопытство. Я простодушно вдыхал в себя мириады цифр, наслаждался умом и серьезностью докладчиков и тем, что передо мной раскрывается все, что только можно раскрыть с помощью современных средств о таинствах невероятных объектов, коими являются супермассивные черные дыры в ядрах галактик.

Короче, я получал редкостное удовольствие, концентрируя внимание на докладах и как бы переставая существовать в своем обычном материальном обличье. Я был там, в облаках газа, вращался с звездами вокруг галактического центра, мне было хорошо.

Практически в первый же день конференции мне стало ясно, что большая часть астрофизиков не имеет доступа к непосредственным наблюдениям и занимается либо обработкой данных, полученных другими учеными с помощью ведущих телескопов, либо развлекает себя моделированием, чаще всего – играя с компьютерными программами.

Давно прошли те времена, когда каждый астроном мог позволить себе высунуть утлый телескопик в окошко и совершить великое открытие. Теперь необходима техника, доступная очень немногим, а остальным приходится довольствоваться моделированием.

Вечером первого дня я зашел в книжный магазин, занимающий три этажа.

В магазине шла презентация книги бывшего ректора Гарварда Гарри Левиса. Он руководил Гарвардом с 1995 по 2003 год. Я остановился послушать. Гарри Левис горячо критиковал современное университетское образование, собрав полный магазин своей скандальной по меркам Гарварда речью. Меня все это чрезвычайно заинтересовало, эдакий скандал в святом семействе. Я выложил 26 долларов и получил подписанный автором экземпляр книги[6].

О чем же эта книга? Судите сами. Левис в свое время учил самого Билла Гейтса, который впоследствии вылетел из колледжа, так его и не закончив.

«Билл Гейтс не случается в каждом классе, – пишет Левис, – но в каждом классе есть студенты, которые умнее и более воодушевлены науками, чем большинство преподающих им профессоров. Я стал относиться скептически к тому, что университеты якобы добавляют что-либо таким ученикам». И далее Левис заявляет: «Тот факт, что Билл Гейтс, мой самый успешный ученик, был отчислен из колледжа, подтверждает, что, возможно, чем больше образования вы получили, тем менее вы успешны в жизни».

Левис признает, что Гарвард превратился в коммерческое предприятие, год обучения в котором стоит более сорока трех тысяч долларов. Пытаясь удовлетворить ожидания родителей и студентов, Гарвард позволяет студентам учить все, что они пожелают, в то же время разрешая своим именитым профессорам, которых с удовольствием примут на работу в любом другом месте, преподавать все, что им заблагорассудится. В итоге, когда через несколько лет выпускников Гарварда спросили, чему же они научились в знаменитом университете, они затруднялись дать какой-либо вразумительный ответ!

Левис рассуждает и о том, насколько его студенты находятся под родительским контролем, которые, оплачивая мобильные телефоны, могут следить за тем, с кем разговаривают их чада и даже как рано они встают и ложатся.

Левис называет таких родителей «вертолетными родителями», поскольку они как бы зависают над своими детьми, контролируя каждый их шаг. Что из таких детей может выйти? А ведь Гарвард воспитывает будущих руководителей нации.

Самые поразительные признания бывшего предводителя Гарварда звучат в заключительной части книги: «Либеральное образование в том смысле, в котором его сейчас понимает Гарвард, это просто образование, которое совершенно не ставит своей целью сделать выпускника “employable” (“устраиваемым” на работу по окончании учебы). Такое образование намеренно не является слишком специфичным или продвинутым, и не включает курсов, которые могли бы помочь в реальном деловом мире. Представление Гарварда об обучении отражает аристократический идеал студенческого атлета, который ни в коем случае не должен стать профессионалом. Стать специалистом в какой-либо одной области, чтобы иметь возможность зарабатывать себе на жизнь, считается в Гарварде безвкусицей»[7].

Предаваясь размышлениям о книге Левиса и о иллюзорности гарвардского шарма, я отправился на банкет, проходивший в предпоследний день конференции в отеле «Шератон-Командер».

В непринужденной обстановке банкета я заметил, что астрофизики явно тяготеют к бару, где отпускались алкогольные напитки разной крепости, из чего можно было сделать весьма обоснованный вывод, что бар в банкетном зале обладал самым значительным гравитационным полем и искривлял пространство таким замысловатым образом, что большинство ученых образовали массивный кластер вокруг именно этого места.

Мы же с супругой, взяв по коктейльному бокалу, наполненному чем-то зеленым, издающим знакомый незамысловатый запах водки, благоразумно пристроились за самый дальний стол, надеясь провести этот вечер в кругу самих себя, ибо я вовсе не был готов к общению с корифеями, в речи которых лимиты Эдингтона и Керровская метрика звучат гораздо чаще, чем слова «спасибо» и «пожалуйста».

Однако откуда ни возьмись, на нашу голову к нашему столу подсела пара... Дама была одета в красное. Джентльмен в годах тоже казался особенно странен в своем красном галстуке на фоне довольно серо одетых астрофизиков и их не менее серых астрофизических дам.

Пара практически немедленно хором сообщила, что они авторы новой книги «Взгляд из центра Вселенной: Открытие нашего исключительного места в космосе»[8].

Сначала дама в красном осведомилась у моей супруги, кто мы да откуда, зачем да почем. Затем дошло дело и до меня. Я ответил, что являюсь писателем, у меня особый интерес к этой теме, собираюсь писать книгу. И добавил, что планирую посетить конференцию по космологии на Кубе и конференцию по философии космологии в Монреале.

Допрашивающую даму ответ не удовлетворил, она потребовала поделиться концепцией моей будущей книги. Поскольку я собирался написать книгу под названием «Конец космологии», доказав, что современная космология в своем корне является лженаукой, я, разумеется, не мог открытым текстом поделиться своими планами, тем более, когда пара представлялась, их имена показались мне знакомыми и каким-то образом весьма связанными с космологией.

Вынужденный давать объяснения, я туманно заговорил о взаимодействии разных направлений в космологии и астрофизике, и попутно упомянул некоторые проблемы, например с Dark Matter (темным веществом). «Какие проблемы? – взвился мой собеседник. – Это я открыл Dark Matter (темное вещество). С ним нет никаких проблем!»

Джентльмен в красном галстуке оказался профессором Стенфордского университета Dr. Joel R. Primack, корифей современной космологии, соавтор теории Cold Dark Matter (холодного темного вещества), на которой сегодня держится вся космология и половина астрофизики.

Я заговорил о том, что Dark Matter (темное вещество) так до сих пор никто и не обнаружил, что единственное его проявление – это предположительное обладание массой, из-за которой периферии галактик вращаются вопреки кеплеровским и ньютоновским законам с той же скоростью, что и прилежащие к галактическим центрам области, что галактики в кластерах не могли бы оставаться вместе, если бы не Dark Matter (темное вещество), удерживающее их своей массой вместе.

Однако, сказал я, отчего же необходимо называть этот феномен «веществом»? Почему не назвать его каким-нибудь «парадоксом пространственно-временного континуума на больших шкалах» или как-нибудь еще? Дело в том, что, называя это явление Dark Matter (темное вещество), мы вводим в заблуждение не только огромное число честных налогоплательщиков, далеких от науки, но и самих ученых, которые вот уже много лет ведут безуспешный поиск темного вещества.

Профессор Примак слушал меня с полуулыбкой, однако ничего конкретного не возразил. Он сообщил, что проблем с его теорией больше нет, она предсказывает многие вещи, которые впоследствии подтверждаются экспериментами[9].

Его супруга, Nancy Ellen Abrams, соавтор книги, оказавшаяся адвокатом и бывшим советником конгресса Соединенных Штатов, атаковала меня. Я был неправ, потому что был неправ по определению. Однако я был готов к такому поведению и невозмутимо возразил, что тот посыл, с которым дискутировала миссис Абрамc, вовсе не является моим мнением, и я его никогда не высказывал.

На переднем плане справа налево: Joel Primack, Nancy Ellen Abrams, Anna Kriger, Boris Kriger

Нэнси несколько оторопела, но довольно быстро нашлась и заявила, что я плохо излагаю свои мысли и поэтому со мной трудно разговаривать. Тогда я попытался предельно ясно изложить свою позицию о состоянии современной науки, однако собеседники часто прерывали меня, прося дать определения тем или иным понятиям, которые настолько общепонятны, что определить их в двух словах довольно сложно. Однако мне удалось выйти из положения, внезапно задав вопрос всем присутствующим, что они думают по поводу новой идеи Буша запустить американских астронавтов на Луну и Марс и тем самым полностью сломать шею финансированию всех ведущих астрономических проектов, включая и несчастный Хаббловский телескоп.

Вторая часть стола вышла из тьмы молчания и оказалась не более дружественной, чем первая, ибо состояла из администраторов – организаторов конференции. Они подхватили мою тему и стали поносить Буша на чем свет стоит, но почему-то к концу своих излияний обвинили меня в симпатиях к его администрации. На это я снова довольно громогласно заявил, что в академической среде есть прекрасный метод уничтожать противника, приписывая ему высказывания, которых он не делал. Такое разоблачение снова привело компанию в некоторое замешательство, и я, воспользовавшись секундным молчанием, задал свой коронный вопрос, активно размахивая руками в сторону кучки молчаливых астрофизиков, случайно севших за наш «элитарный» стол.

Я обратился к профессору Примаку с вопросом: – Если все космологические теории, представленные человечеством до сих пор, оказались ложными, что заставляет вас думать, что ваша теория верна?

Астрофизики радостно засмеялись, чем поставили всех в некоторое неудобное положение и привлекли внимание соседних столов.

На вопрос ответила Нэнси, рванувшись в бой, как истинный адвокат.

– Наша теория правильная, потому что она верная! – заявила миссис Абрамс. Поняв, что такое марксистское объяснение нас не очень удовлетворило, она добавила, что, поскольку теория ее супруга построена на научных наблюдениях, то она не может быть ложной. Тут я углубился в историю науки, вспомнив и Птолемея, и Кеплера... Но эта тематика снова каким-то образом вывела на Буша. Администратор конференции заявила, что, по ее мнению, во всем виноват Буш. Я несколько ехидно спросил: «А в падении Римской империи тоже виноват Буш?», на что администратор ответила решительно и даже радостно: «Да!». Потом подумала и добавила: «Америка из-за Буша входит в ту же фазу, что и Римская империя перед своим закатом».

– Ну что ж, смена цивилизаций есть естественный процесс. Единственное, нужно постараться сделать его как можно менее кровавым, – неожиданно для собравшихся возвестил я.

Услышав мое заявление о гибели американской цивилизации, за столом загрустили. Заговорили об Ираке и кровопролитии. Повисла тяжелая атмосфера, и у нас было видение, будто бы этот классический зал с роскошными желтыми стенами, обитыми материей, как в камере для буйных умопомешанных, снующие официанты с букетами шашлыков и закуской – все это происходит в тридцатые годы и вот-вот начнется мировая война.

Я прервал молчание предложением вернуться к космологии. Энтузиазма не последовало, поскольку астрофизики не любят космологов, считая их авантюристами, а организатор конференции сразу созналась, что ничего в этом не понимает, потому что занимается теоретической наукой. Ее спросили, какой это теоретической наукой она занимается, на что она отшутилась, что той самой, чтобы никто не понимал, какой, и побольше давали денег.

Я стал проповедовать свои взгляды, осторожно обходя свое мнение о лженаучности космологии. Я говорил о том, что при взаимодействии ученых происходит накопление заблуждений, которые выстраиваются в ложные концепции, и их экспериментальная проверка стоит огромных финансовых средств и усилий ученых, а также задерживает развитие науки на десятилетия, если не века.

Меня слушали почти не перебивая, потому что я заверил, что, в общем, не имею в виду именно их науку и именно Соединенные Штаты, потому что, сказал я, США еще не весь мир, и мир чуть-чуть больше этой страны, с чем компания за столом охотно, хотя и растерянно согласилась. Но стоило мне опять заикнуться о проблемах космологии, на меня набросился Примак: «Какие проблемы? Ну, назовите хотя бы одну!»

Я сказал, ну вот например то, что обсуждалось и на этой конференции. Как успели сформироваться галактики и даже кластеры галактик, когда на это современная космологическая модель практически не оставляет времени, тогда как в Deep field (глубоком поле), полученном с Хаббловского телескопа, видны вполне сформированные галактики с доплеровским красным смещением, говорящим о их возрасте, чуть ли не совпадающем с возрастом Вселенной, по оценкам современной космологической теории.

В ответ я снова получил кислую улыбку. Если бы я мог их коллекционировать, я наверняка попал бы в книгу рекордов Гиннеса как обладатель наибольшей коллекции кислых улыбок.

Далее Нэнси Абрамс решительно доложила, о чем их книга, подавила поползновение атеистически настроенной астрофизички что-то возразить о Боге, и наконец мы все были освобождены друг от друга тем фактом, что из-за своего стола поднялся корифей и старейший ученый Donald Lynden-Bell – британский астрофизик, известный своими теориями галактик, содержащих центральные массивные черные дыры, которые являются источниками энергии квазаров. Он принципиально отказался пользоваться микрофоном, поскольку обладает поразительно громким голосом. Дональд Линден-Белл поведал собравшимся всю историю открытия черных дыр, начав с Ньютона, причем говорил так, как будто был с ним лично знаком и дружен. Основная идея его речи заключалась в том, что при взаимодействии ученых происходит накопление заблуждений, которые выстраиваются в ложные концепции, а экспериментальная проверка последних стоит огромных финансовых средств и усилий, а также задерживает развитие науки на десятилетия, если не века.

Джоэль Примак срочно сделал вид, что спит. Нэнси сидела с отсутствующим взглядом, однако агрессивно помахивая ногой.

После речи мы пожали друг другу руки и чинно расстались.

На обратном пути мы с супругой посетили место, где Джордж Вашингтон принимал командование над революционными войсками в день, ставший Днем независимости Америки. Рядом стоял памятник Линкольну.

«Один не желал платить налоги Британии, создавшей Северо-американские колонии, другой решил разорить независимый, кормивший всю страну Юг... – подумалось мне. – Славные вехи американской истории...»

Мы покидали черные дыры Гарварда, взмывая на канадском самолете в туманную высь Массачусетских небес... Я с удовлетворением вспоминал, как в последний день своего пребывания сообщил таксисту, что космология – лженаука...