"Дарья Булатникова. Распылитель Пухольского" - читать интересную книгу автора

глазам, ногтем ковырял. А факт вот он -- разлетелся контрреволюционный
элемент на эти самые молекулы, стал воздухом, а значит -- ничем. Кто был
ничем, тот станет всем.
-- Харитоненко, давай следующего!

Спустя час всё было кончено. Игнат пригладил волосы, посидел, уперев
локти в колени, ещё некоторое время. Хоть и легкое это дело -- на пипочку
нажимать, однако устал отчего-то. Всё же восемь душ на тот свет отправил.
Потом обошел вокруг распылителя, провел рукой по блестящему щитку. Гладкий.
Гладкий и холодный. Захотелось сдвинуть аппарат и посмотреть, что под ним.
Хотя видел, как устанавливали, ничего там нет, только каменный пол. Но
куда-то же все деваются. Молекулы... А Пухольский больше не появлялся,
может, другие машины мастерит, может, и самого давно в распыл пустили. Раз
студентом был, значит, не из наших, рабочее-крестьянских, а тоже -- из
буржуев.
Вообще-то, Игнату в последнее время редко приходилось ликвидацией
заниматься, разве что когда Богоробова с утра в районную ЧК на доклад
вызывали. Да и что тут вдвоем делать? На пипочку нажимать и одного человека
хватит, тем более, что Богоробову нравилось это делать, а Игнату... Не то,
что бы не нравилось, дело-то чистое и нетрудное, только потом нет-нет, да и
вспомнятся чьи-нибудь глаза. Не их ли взгляд он почувствовал сегодня во сне
и в ужас пришел?
Тут Игнат спохватился, что Богоробов так и не объявился. Интересно,
куда он подевался? Заболел? Ногу сломал? Наталья бы прибежала, сообщила. Не
такой человек комендант пункта номер пять (так в отчетах именовался их
барак), чтобы не сообщить, почему на службу не вышел. Пора с этим
разобраться.
В кабинете было все так же неуютно, даже свет включенной и забытой
лампы казался каким-то чахоточным, нездоровым. Игнат постоял, морща лоб,
обошел стол и понял, что его насторожило утром -- из-за ободранной ножки
выглядывал угол металлического предмета. Портсигар. Серебряная изящная
вещица, с которой Богоробов никогда не расставался. Говорил, что получил в
награду от товарища Буденного, но Игнат не верил. Богоробов никогда ничего
толком не рассказывал о своей военной жизни, скорее всего, таскался со своей
хромой ногой где-нибудь в обозе. А портсигар... В конце концов, и сам Игнат
не без греха, то книжку утащит из конфискованного у контрреволюционеров
имущества, то жестянку с лакричными леденцами. Уж больно он их любил. А на
что революции леденцы, какой с них прок?
Портсигар красивый, с рельефным изображением скачущего на коне
охотника, трубящего в рог. Рядом -- борзые, по краям -- дубовые листочки с
желудями. Игнат щелкнул замочком и внимательно осмотрел три папироски
"Лакме", вложенные в специальные гнездышки. Сам он не курил, но знал, что
такие папиросы на Сухаревке продаются из-под полы, поштучно. Странно, что
Богоробов забыл портсигар. Он всегда, отправляясь домой, останавливался на
крыльце и картинно закуривал на зависть Свиридову, вынужденному смолить
вонючую махру. А вчера?
Игнат вышел во двор.
-- Где товарищ Свиридов? -- спросил у коренастого усача в выгоревшей
гимнастерке.
-- Та дэсь був, -- неторопливо ответил тот и почесал шею.