"Митя Буковский. Братец Ли" - читать интересную книгу автора

Я не знаю, почему - может быть, за три года это уже просто стало
привычкой, - но всегда, заходя сюда, ещё только снимая плащ у дверей, я
уже выкидываю в раскалённый жаром каминов и еричащий робертиным голосом
воздух два пальца фигурой "V", киваю затем в её сторону - и старина Ли,
привычно моргнув, ныряет в свой ободранный медицинской наружности шкаф
за парой чистых пробирок-стаканов.
- And you know, Dima? - как всегда, без приветствий, из-за длинной
дубовой стойки отполированной до блеска тысячами локтей за три года,
заговаривает первым Ли, будто продолжая только что прерванный разговор.
- Ты ещё не знаешь, что наша бедняжка Ри околела?
Я не знаю, обычная ли это манера там у них в Ливерпуле (кроме Битлов
и самого Ли, я никого оттуда не слышал), - но это просто фантастика,
когда концы у всех фраз так развратно задираются вверх, и весь разговор
оказывается прострочен, будто иглою швейной машинки, одной и той же
нервно-колкой коротенькой интонацией... Hа письме речь братца Ли могла
бы выглядеть так:
- Знаешь Дима?! Hаша Ри? Вчера околела?? Я так долго думал в чём
дело?!? И я сейчас думаю - это наверно от гиперчастот ты же знаешь?
Такие маленькие зверьки? И такие низкие частоты динамиках?!? Я не знаю,
как она вообще смогла здесь так долго? Если б я был такого размера?!
Готов спорить, я бы помер гораздо раньше??? Как темно на душе?! Гибель
белки от рок-н-ролла - ужас, правда?!? Ты можешь поиметь по случаю одно
пиво за счёт заведения???
Чёрт знает - может, у него это профессиональное. Hо когда тебя всё
время так активно бомбят вопросительными знаками - хочешь не хочешь, а
ввязываешься в разговор и располагаешься "на подольше". Ему же,
паршивцу, только того и надо.

Братец Ли никогда не меняется и не стареет. Сколько лет позади - а он
всё такой же, каким появился когда-то перед моими глазами - в
безразмерном, детского покроя комбинезоне с широченными лямками и
ярлыком из трёх выцветших буквочек "Lee" на подгузнике, с нахальным, но
совершенно искренним желанием очаровывать собой всё и вся; с просто
чудовищным ливерпульским акцентом: "Зуюлл анутц зырын Лундун" (They all
are nuts there in London, you know?) - и конечно же, с этим его
ностальгически-безалаберным, цементно-обшарпанным Бункером, напрочь
отличающимся от всех прочих ночных забегаловок, какие только
имелись-курились в нашем мультяшном, вылизанном до стриптизной потери
лица городке в самом Богом забытом уголочке Японии.
Худющий как жердь, с продолговатым яйцом головы, обритой почти под
ноль, он стреляет прямо по зрачкам собеседника отрывочными,
одиночно-короткими взглядами, то поднимая, то пряча наивные, чуть
навыкате голубые глаза с кротким безумием, искрящимся меж белёсых
ресниц; и по нервному, всегда чуть напряженному его лицу беспрестанно
гуляет, совершенно отдельно от выражения глаз, наивно-обезоруживающая,
детская до идиотизма улыбка - с отменными ямочками, непонятно как вообще
появляющимися на впалых щеках, осунувшихся, как у узника концлагеря, от
хронического недосыпания. Такое сверхъестественное сочетание безоблачной
детскости со смертельной усталостью от жизни на одном и том же лице я
встретил впервые, и потребовалось какое-то время, прежде чем я перестал