"Чарльз Буковски. Капитан ушел обедать, верховодит матросня" - читать интересную книгу автора

пор кто-то наподобие студента. Практикант в аду.
Кто знает. Возможно, скоро я буду прикован к постели. Стану, лежа,
рисовать на бумажных листах, прибитых к стене. Рисовать я буду длинной
кистью, и мне это, наверное, понравится.
Но сейчас меня окружают лица игроков, картонные лица, перекошенные,
злодейские, ничего не выражающие, жадные, умирающие. Они высматривают в
дневных газетах результаты скачек, а я стою с ними так, будто я - один из
них. Мы больны, в нас живут глисты надежды. Наша нищенская одежонка, наши
колымаги. Мы шагаем к миражу. Наша жизнь такая же чахлая, как и у других.

11/3/91 00:48
Вместо ипподрома остался дома, с ангиной и болью немного правее
макушки. Когда тебе 71, ты уже не скажешь, в какой момент твоя голова
протаранит ветровое стекло. Я по-прежнему не дурак кирнуть и обильно
покурить. Организм от этого негодует, но не хлебом же единым сыт человек.
Душе тоже нужна пища. Пьянство насыщает как мой дух, так и рассудок. Как бы
там ни было, на ипподром я не поехал, проспав до 12.20.
Легкий денек. Погрузился в горячую ванну, как термометр. Вышло солнце,
вода пузырилась и бурлила, горячая. Я облегчился. А почему бы и нет? Иди по
лезвию. Улучши свое самочувствие. МИР - это мешок с говном, раскрытый
нараспашку. Мне его не спасти. Хотя я и получил кучу писем, где
утверждается, что моя писанина уберегла немало жоп. Но писал я не для этого.
Писал я, чтобы мой собственный зад пребывал в целости и сохранности. Я
всегда был аутсайдером, никогда ни во что не вписывался. Это прояснилось еще
на школьном дворе. А еще я очень медленно учился. Мои сверстники знали все.
Я ни знал ни хуя. Все заливал белый головокружительный свет. Я был дураком.
Даже будучи дураком, я сознавал, что не полный дурак. Было во мне что-то,
что я готов был защищать, неважно что. Неважно. Вот лежу я в ванной, а моя
жизнь подходит к концу. Хрен с ней, понавидался я цирковых представлений.
Кроме того, всегда достаточно того, о чем можно написать, прежде чем это
что-то забросит тебя в клоаку или куда-нибудь подальше. Хорошо сказано про
слово, что оно просто продолжает вышагивать, что-то выискивая, составляя
предложения, кайфуя. Слов во мне было навалом, и они по-прежнему сыпались из
меня в подходящей форме. Мне везло. В ванне. Больное горло, трещащая голова.
Мне везло. Старый писатель в ванне, в раздумьях. Мило, мило. Но ад всегда
поблизости, поджидающий, чтобы распахнуть ворота.
Мой старый рыжий кот пришел и взглянул на меня в воде. Мы изучили друг
друга. Оба знали об оппоненте все и ничего. Он ушел.
День продолжался. Мы с Линдой где-то пообедали, не помню, где. Так себе
еда, поданная с гарниром из субботнего народа. Живого и вместе с тем давно
усопшего. Занявшего столы, жующего и говорящего одновременно. Стойте, Боже,
мне это кое-что напоминает. Обедал как-то перед тем, как двинуться на
ипподром. Сел за стойку, она была совершенно пуста. Принесли мой заказ, я
ел. Вошел мужик и занял место РЯДОМ СО МНОЙ. Там было 20-25 свободных мест.
А он сел рядом со мной. Я просто не настолько тащусь от людей. Чем дальше я
от них, тем лучше себя чувствую. А он сделал заказ и начал разговаривать с
официанткой. О профессиональном футболе. Я и сам его смотрю, но заводить об
этом в кафе? Они все терли, переминали о том о сем. Лили из пустого в
порожнее. Любимый игрок, кто выиграет и т.д. Потом к ним кто-то
присоединился. Полагаю, мне бы так это не запало, если б об меня не терся