"Юрий Буйда. Беспричинный человек (рассказы)" - читать интересную книгу автора

Леша Леонтьев и несколько мужчин покрепче, которые, впрочем, не отважились
переступить порог дома Цецилии. Ждать им пришлось долго, Леша все не
появлялся, и мужчины уже начали было нервничать, как вдруг Иван Арзамасцев
проговорил сдавленным голосом, указывая рукой на открытое окно: "Плывет". И
все увидели невесомый мыльный пузырь, легко поднимавшийся к закату, а за ним
уже плыли другие: серебряные шары, золотые шары, алые цветы, лиловые
цветы, - и в самом деле трудно было поверить, что эта красота порождена
дыханием злющей умирающей старухи. "Жива, - выдохнул Арзамасцев. - Пошли
отсюда". Мужчины ушли, не дожидаясь Леши Леонтьева.
Уехав из городка в семнадцать лет и не увидев своими глазами похороны
Цецилии, я и до сих вспоминаю, как радовались люди известию о том, что
старуха жива. "Может, она и до сих пор пузыри пускает, - посмеивался отец. -
С такой станется. И слава Богу". - "Возьми да напиши соседям, - сердилась
мать. - Кто-нибудь ведь видел похороны..." Отец лишь пожимал плечами: зачем?
И впрямь - зачем? Как говаривала Буяниха: "Ты, может, и видел своими
глазами, а я - знаю". Да и жалко нам, что ли, хотя бы мысленно длить и длить
жизнь упрямой старухи, у которой не оставалось ничего, кроме мыльных
пузырей - серебряных шаров, золотых шаров, алых цветов, лиловых цветов, -
вспыхивающих у ее губ, переливающихся и гаснущих? Не жалко - пусть себе
живет.

ЯБЛОКО МАКСА

Городской сумасшедший Тихий Коля умер в десяти шагах от меня.
Жалко улыбнувшись, он медленно, не спуская с меня взгляда, упал -
сначала на колени, потом на живот - в алую пыль Семерки, подсвеченную
закатным солнцем, из его разжавшейся ржавой руки выпало золотое яблоко,
которое покатилось к ногам мальчика, объятого ужасом и замершего в
нерешительности; я лихорадочно соображал, бежать ли мне либо поднять яблоко,
сверкавшее так, словно оно было облито жидким стеклом...
Нас связывала только память о прекрасной Магилене. Кому пришла в голову
мысль назвать так эту девочку в голубом платье, с голубыми бантами в
ярко-пшеничных волосах, с тщательно вымытой, ослепительно белой собачкой,
клички которой я уже не помню?
Магилена. Прекрасная Магилена. Была средневековая повесть о прекрасной
принцессе Магилене, но эта девчушка не имела никакого отношения к героине
повести. Она была моложе меня года на три, то есть на сто лет, мы жили по
соседству, она была внучкой или правнучкой Макса - единственного немца,
которого не депортировали после 1948 года, потому что он владел секретом
выращивания удивительно красивых роз. Таково было всеобщее убеждение жителей
городка. Иначе как, в самом деле, объяснить, почему из бывшей Восточной
Пруссии выслали всех немцев, кроме одного Макса? Из-за роз. Да еще, быть
может, из-за яблок, за которыми он ухаживал в саду психбольницы. Яблоня к
яблоне, яблоко к яблоку. Таких больше ни у кого в городке не было.
Быстро выродились. Надо было знать, как за ними ходить. Знал только
Макс. Яблоки, которые он выращивал в больничном саду, так и назывались:
яблоки Макса.
Мы забирались в сад психбольницы вовсе не за яблоками. Здесь было
немало укромных уголков, где можно было спокойно покурить, не рискуя
нарваться на взрослых. А если нас застукивал Макс, мы знали: этот не выдаст.